http://pages.uoregon.edu/kimball/DstF.Puw.lct.htm

Федор Достоевский ПУШКИН РЕЧЬ ПУШКИН — явление неординарное, и, пожалуй, уникальное явление русского духа, сказал Гоголя. Добавлю «и пророческое явление».Да, его прибытие на место происшествия содержало для всех нас, россиян, нечто бесспорно пророческое. Пушкин появился как раз в начале нашего истинного самосознания, которое было в самом начале [ID] через целое столетие после петровских реформ [ПЕТЛЯ Петровского преобразования]. Пушкинские пришли к нам новой путеводной звездой, ярким светом нашего темного пути. В этом смысле Пушкин есть предзнаменование и пророчество. Я делю деятельность нашего великого поэта на три периода. Я говорю сейчас не как литературный критик.Я останавливаюсь на творчестве Пушкина только для того, чтобы проиллюстрировать свое понимание его пророческого значения для нас и придать смысл своему слову пророчества. Замечу, однако, мимоходом, что периоды деятельности Пушкина мне не кажутся отделенными друг от друга твердыми границами. Например, начало «Евгения Онегина», на мой взгляд, все еще принадлежит первому периоду, хотя Онегин заканчивается вторым периодом, когда Пушкин уже нашел свои идеалы на родине, принял их в свое сердце и лелеял их в своем любящая и ясновидящая душа.Говорят, что в первый период своей жизни Пушкин подражал европейским поэтам Парни и Андре Шенье и, прежде всего, Байрону. Без сомнения, европейские поэты оказали большое влияние на развитие его гения, и они сохраняли свое влияние на протяжении всей его жизни. Тем не менее даже самые ранние стихи Пушкина не были подражанием, и в них выражалась необычайная самостоятельность его гения. В подражании никогда не появляется такого индивидуального страдания и такой глубины самосознания, какие проявил Пушкин, например, в «Цыганах», стихотворении, которое я целиком приписываю его первому периоду; не говоря уже о творческой силе и стремительности, которые никогда не были бы столь очевидны, если бы его работа была всего лишь подражанием.Уже персонаж Алеко, герой «Цыган», демонстрирует мощную, глубокую и чисто русскую идею. Позже эта идея будет гармонично выражена в «Онегине». Там почти тот же Алеко предстает не в фантастическом свете, а осязаемым, реальным и понятным. В Алеко Пушкин уже открыл и гениально изобразил несчастного бродяги на родине, русского страдальца истории. Несчастный бродяга, оторванный от людей, был исторической необходимостью в нашем обществе.Шрифт верный и отлично переданный, это вечный шрифт, издавна обосновавшийся на нашей Русской земле. Эти бездомные русские бродяги все еще блуждают, и пройдет еще немало времени, прежде чем они исчезнут. Если в наши дни они больше не отправляются в цыганские лагеря в поисках своих универсальных идеалов в дикой жизни цыган, если они больше не ищут выхода из сумбурной и бессмысленной жизни наших русских интеллектуалов и утешения на лоне природы, они пускаются в путь. в социализм, которого не было во времена Алеко.Они идут с новой верой в другую область, и они усердно трудятся там, веря, как Алеко, что своими фантастическими усилиями они достигнут своей цели и обретут счастье не только для себя, но и для всего человечества. Действительно, русский бродяга может обрести покой только в счастье всех людей. Его не удовлетворило бы ничто менее ценное, чем социализм, по крайней мере, пока это еще вопрос теории. Это тот же русский мужчина, появляющийся сейчас в другое время. Этот человек, повторяю, родился как раз в начале второго века после петровских великих реформ, в интеллектуальном обществе, оторванном от народа.О, подавляющее большинство интеллектуальных русских во времена Пушкина служили тогда, как служат сейчас, государственными служащими, на государственных должностях, на железных дорогах или в банках, или зарабатывали деньги любым способом, которым могли, или занимались наукой. , чтение лекций — все это регулярно, неторопливо, мирно, получение зарплаты, игра в вист, без какого-либо стремления сбежать в цыганские лагеря или другие места, более соответствующие нашему времени. Они дошли лишь до того, что сыграли либерала, «с оттенком европейского социализма», которому социализму придается определенный доброжелательный русский характер, — но это лишь вопрос времени.Что произойдет, если одного еще не начали беспокоить, а другой уже натолкнулся на запертую дверь и сильно ударил ее головой? Та же участь ожидает в свою очередь всех людей, если они не пойдут спасительным путем смиренного общения с людьми. Но предположим, что эта участь не всех ожидает. Пусть будет достаточно «избранных», пусть только десятая часть будет потревожена, иначе подавляющее большинство оставшихся не найдет покоя через них. Алеко, конечно, до сих пор не может правильно выразить свою тревогу.У него все еще как-то абстрактно. У него есть только тоска по природе, ненависть к высшему обществу, стремления ко всем людям, оплакивание истины, которую кто-то где-то потерял, и он никак не может ее найти. Конечно, он не может сказать, где эта истина, где и каким образом она может появиться снова и когда именно она была потеряна, но он искренне страдает. Между тем фантастический и нетерпеливый человек ищет спасения прежде всего во внешних явлениях, и так должно быть. Истина как бы где-то за пределами этого человека, возможно, в какой-то другой европейской стране с прочными историческими политическими институтами и устоявшейся общественной и гражданской жизнью.Такой человек никогда не поймет, что правда прежде всего в нем самом. Как он мог это понять? Целое столетие он не мог быть самим собой на своей земле. Он разучился работать. У него нет культуры. Он вырос, как монастырская школьница в замкнутых стенах. Он выполнял странные и необъяснимые обязанности в соответствии со своим рангом, своим положением на четырнадцати ступенях [Табели о рангах, стержня официальной российской социальной / служебной иерархии], согласно которым образованное российское общество разделено.Пока он всего лишь травинка, вырванная с корнем и разнесенная по воздуху. И он это чувствует, и страдает от этого, страдает часто остро! Ну, а что, если он, возможно, по рождению принадлежал к дворянству и [в более ранние времена (ID)], возможно, имел крепостных. Тогда он мог [как Алеко] позволить себе дворянскую свободу, приятную фантазию быть очарованным людьми, живущими «без законов», и стать дрессировщиком выступающего медведя в цыганском лагере? [NB! — Достоевский здесь использует болезненную метафору для описания состояния российских элитных социальных формаций, «вырванной с корнями травы».Здесь он ставит восклицательный знак по поводу широко ощущаемого «излишнего», лишенного разложения состояния русского «дворянства» (Достоевский сам был очень низким членом этого сословия и жил, с этой точки зрения, жизнью изгнанного с корнем «бродяги». »). Дворяне занимали второе место после «духовенства» в традиционной иерархии полуфеодальных русских сословий (ИД). Дворяне были якобы «родовитой» плотью на хребте официальной российской социальной / служебной иерархии. Ясно, что эти иерархии рушились.В воздухе кружились травинки. И Пушкин уловил глубокую истину всего этого и завещал эту истину русской культуре.] Конечно, женщина, «дикая женщина», как говорит один поэт, скорее всего, дала бы ему надежду на выход из его мучений. . С легкой, но страстной верой он бросается в объятия Земфиры. «Вот мой способ спастись. Здесь я могу найти счастье, здесь, на лоне природы вдали от мира, здесь с людьми, у которых нет ни цивилизации, ни закона.«А что происходит? Он не может выдержать своего первого столкновения с условиями в этой дикой природе, и его руки залиты кровью. Несчастный сновидец был непригоден не только для всеобщей гармонии, но и для цыган, и они прогоняли его — без мести, без злобы, с простым достоинством. Оставь нас, гордый человек, Мы дикие и беззаконные, Мы не мучаем и не наказываем. Это, конечно, все фантастика, но гордый мужчина настоящий, его образ остро уловлен. Пушкин первым ухватился за шрифт, и мы должны помнить об этом.Если случится что-то, что ему не по душе, он готов применить жестокие мучения и наказание за причиненный ему вред, или, что еще более комфортно, он вспомнит, что принадлежит к одной из четырнадцати ступеней, и будет Сам звонит — это случалось часто — пытки и наказание, санкционированные законом. Русское решение вопроса — «проклятый вопрос» — уже прошептано в соответствии с верой и справедливостью народа. «Смири себя, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость.Смири себя, праздный человек, и прежде всего трудись на родной земле ». Это решение, соответствующее мудрости и справедливости людей. «Истина не вне тебя, но в тебе самом. Найди себя в себе, покорись себе, будь хозяином себя, и ты увидишь истину. Не в вещах эта истина, не вне тебя или за границей, но прежде всего в твоем собственном труде над собой. Если ты победишь и покоришь себя, тогда ты станешь свободнее, чем когда-либо мечтал, и ты начнешь великую работу и освободишь других, и ты увидишь счастье, ибо твоя жизнь исполнится, и ты наконец поймешь свое люди и его святая правда.Ни с цыганами, ни где-либо еще не может быть достигнута всеобщая гармония, пока ты сам прежде всего недостоин истины, злобен и горд, и ты требуешь жизнь как дар, даже не думая, что человек должен заплатить за истину ». Такое решение вопроса решительно предвещает стихотворение Пушкина [«Цыгане»]. Еще ярче это выражено в «Евгении Онегине». Это не фантастика, а осязаемое и реалистичное стихотворение, в котором настоящая русская жизнь воплощена с творческой силой и совершенством, каких не достигалось до Пушкина и, возможно, никогда после него.Онегин родом из Петербурга, конечно, из Петербурга. Это, несомненно, необходимо для стихотворения, и Пушкин не мог пропустить эту важнейшую реалистическую черту в жизни своего героя. Повторяю, это тот же Алеко, особенно когда позже в стихотворении он в тоске восклицает: «Почему я, как тульский асессор, не параличен?» Но сейчас в начале стихотворения он все еще наполовину дурачок и светский человек. Он прожил слишком мало, чтобы полностью разочароваться в жизни. Но его уже посещает и тревожит Повелитель демонов скрытой усталости.В глухом месте, в самом сердце своей родины, Онегин, конечно, ссыльный на чужбине. Он не знает, что делать, и каким-то образом осознает свои собственные поиски. Впоследствии, странствуя по родной стране и по чужим землям, он, несомненно, умен и искренен, но чувствует себя среди чужих, еще более чужих для себя. Он, правда, любит свою родную землю, но не доверяет ей. Конечно, он слышал о национальных идеалах, но не верит в них. Он верит только в полную невозможность какой бы то ни было работы на родине.Он смотрит на тех, кто верит в такую ​​возможность — тогда, как и сейчас, лишь немногие — с печальной насмешкой. Он убивает Ленского из селезенки, возможно, из селезенки, рожденной стремлением к универсальному идеалу — это вполне похоже на нас, вполне вероятно. Татьяна другая. У нее сильный характер, она твердо стоит на своем. Она глубже Онегина и, конечно, мудрее его. Благородным чутьем она угадывает, где и что есть истина, и ее мысль находит выражение в финале стихотворения.Возможно, Пушкину лучше было бы назвать свое стихотворение Татьяной, а не Онегином, ибо она, несомненно, главный герой. Она положительная, а не отрицательная, тип положительной красоты, апофеоз русской женщины, и поэт предназначил ей выразить идею своего стихотворения в знаменитой сцене финальной встречи Татьяны с Онегиным. Можно даже сказать, что такого красивого или позитивного образа русской женщины с тех пор в нашей литературе не создавалось, за исключением, пожалуй, фигуры Лизы в «Дворянском гнезде» Тургенева.Но из-за того, что смотрел на людей свысока, Онегин даже не понял Татьяну, когда впервые встретил ее в глуши, под скромным обличьем чистой, невинной девушки, которая поначалу так его стеснялась. . Он не мог видеть полноты и совершенства бедной девушки и, возможно, действительно принял ее за «моральный зародыш». Она, эмбрион! Она, после письма Онегину! Если в стихотворении есть моральный зародыш, то это он, Онегин, вне всяких споров. И он не мог ее понять.Знает ли он человеческую душу? Он всю жизнь был абстрактным человеком, беспокойным мечтателем. Не постигает он ее и позже в Петербурге, как знатную даму, когда в словах собственного письма к ней «он в душе понимал все ее совершенства». Но это только слова. Она прошла через его жизнь неузнанная и непризнанная: в этом трагедия их любви. Но если при первой встрече с ней в деревне Чайльд Гарольд прибыл из Англии или даже чудом сам лорд Байрон, и если он заметил ее робкую скромную красоту и указал на нее Онегину, о, о, он был бы немедленно поражен восхищением, потому что в этих универсальных страдальцах иногда бывает столько духовного раболепия! Но этого не произошло, и искатель всеобщей гармонии, прочитав ей проповедь и очень честно поступив с ней, отправился со своей вселенской тоской и кровью своего друга, пролившейся в глупом гневе и на его руках, блуждать. над своей родиной, слепой к ней.Переполненный здоровьем и силой, он восклицает с клятвой: Я еще молод, и жизнь во мне сильна, Но что меня ждет? — тоска, тоска, тоска. Это Татьяна поняла. В бессмертных строках романа поэт изобразил, как она пришла посмотреть дом человека, который так прекрасен и до сих пор для нее непонятен. Я не говорю о недосягаемой художественной красоте и глубине линий. Она в своем кабинете. Она смотрит на его книги и вещи. Она пытается через них понять его душу, разгадать свою загадку.Этот «моральный зародыш» наконец задумчиво останавливается, предчувствуя, что ее загадка разгадана, и мягко шепчет: Может, он всего лишь пародия? Да, ей пришлось это прошептать. Она догадалась о нем. Позже, много позже в Петербурге, когда они снова встречаются, она прекрасно его знает. Кстати, кто сказал, что жизнь двора и общества в худшую сторону повлияла на ее душу, и что ее новое положение модницы и ее новые идеи отчасти стали причиной ее отказа от Онегина? Это неправда.Нет, она та же Таня, та же страна Таня, что и раньше! Она не испорчена. Напротив, ее мучает прекрасная петербургская жизнь. Она утомлена этим и страдает. Она ненавидит свое положение светской дамы, и тот, кто думает о ней иначе, не понимает, что хотел сказать Пушкин. Теперь она твердо говорит Онегину: теперь я другому отдана: ему буду верна до смерти. Она сказала это действительно как русская женщина, и в этом ее апофеоз. Она выражает истину стихотворения.Я не скажу ни слова о ее религиозных убеждениях, ее взглядах на таинство брака — нет, я не буду касаться этого. Но тогда разве она отказалась следовать за ним, хотя сама сказала ему: «Я люблю тебя»? Она отказалась, потому что она, «как русская женщина» (а не южанка или француженка), неспособна на смелый шаг или не в силах пожертвовать очарованием почестей, богатства, положения в обществе, условностей добродетель? Нет, русская женщина смелая. Русская женщина будет смело следовать тому, во что верит, и она это доказала.Но она «другому дана: ему будет верна до смерти». Кому, чему она будет верна? Каким обязательствам будьте верны? Не за того ли старого генерала, которого она никак не может любить, за которого она вышла замуж только потому, что «со слезами и заклятиями умоляла ее мать», и в ее обиженной и раненой душе было тогда только отчаяние, а ни надежда, ни луч света вообще ? Да, она верна этому генералу, своему мужу, честному человеку, который любит ее, уважает и гордится ею.Ее мать «умоляла ее», но согласилась только она и она сама, она сама поклялась быть его верной женой. Она вышла за него замуж от отчаяния. Но теперь он ее муж, и ее вероломство [если она уступит Онегину] покроет его позором и позором и убьет его. Может ли кто-нибудь построить свое счастье на несчастье другого? Счастье не только в наслаждениях любви, но и в высшей гармонии духа. Как можно было умилостивить дух, если за ним стояли бесчестные, беспощадные и бесчеловечные действия? Должна ли она сбежать только потому, что в этом ее счастье? Что это будет за счастье, основанное на несчастье другого? Представьте, что вы сами строите дворец человеческой судьбы, чтобы в конечном итоге сделать всех людей счастливыми и, наконец, дать им мир и покой.И представьте также, что для этой цели необходимо и неизбежно замучить до смерти одного-единственного человека, и это не великая душа, а даже в чьих-то глазах смешное существо, не Шекспир, а просто честный старик, муж молодая жена, в которую он слепо верит. Он гордится ею и уважает ее, хотя совсем не знает ее сердца. Он счастлив и отдыхает. Ваш дворец может быть построен, только если он будет опозорен, опозорен и замучен. На его бесчестных страданиях можно построить ваш дворец! Согласитесь ли вы быть архитектором на этом условии? Вот в чем вопрос.Можете ли вы на мгновение допустить мысль о том, что те, для кого было построено здание, согласились бы получить от вас это счастье, если бы его источником были страдания. Возможно, это можно рассматривать как страдание незначительного существа, но существа, которое было жестоко и несправедливо казнено. Согласились бы они, даже если бы, достигнув этого счастья, были бы счастливы навсегда? Могла ли великая душа Татьяны, так сильно пострадавшая, поступить иначе? Нет, чистая русская душа решает так: позволь мне, пусть мне одному, быть лишенным счастья, даже если мое счастье будет бесконечно больше, чем несчастье этого старика.Наконец, пусть никто, даже этот старик, не узнает и не оценит мою жертву: я не буду счастлив из-за того, что погубил другого. Вот и трагедия — ведь черту пройти нельзя, и Татьяна отсылает Онегина. Можно сказать следующее: но и Онегин несчастен. Она спасла одного [Генерала], а другого [Онегина] погубила. Но это другой вопрос, пожалуй, самый важный в стихотворении. Кстати, вопрос о том, почему Татьяна не уехала с Онегиным, имеет у нас, по крайней мере, в нашей литературе очень характерную историю, и поэтому я позволяю себе остановиться на нем.Самое характерное, что моральное решение вопроса так долго должно было подвергаться сомнению. Я думаю, что даже если бы Татьяна была на свободе, а ее старый муж умер, и она стала вдовой, то и тогда она бы не ушла с Онегиным. Но нужно понимать сущность персонажа. Она видит, кто он. Вечный бродяга внезапно увидел женщину, которую прежде презирал, в новой и недостижимой обстановке. В этом сеттинге, пожалуй, и есть суть дела.Девушка, которую он почти презирал, теперь обожает все общество — общество, ужасающая власть над Онегиным, несмотря на его вселенские устремления. Вот почему он бросается к ее ногам, ослепленный. «Вот мой идеал, — плачет он, — вот мое спасение, вот и избавление от моих страданий». Я не видел ее тогда, когда «счастье было так возможно, так близко». И как прежде Алеко обратился к Земфире, так и Онегин обращается к Татьяне, ища в своей новой, капризной фантазии решения всех своих вопросов. Но разве Татьяна не видит этого в нем, разве она не видела этого давно? Она несомненно знает, что в глубине души он любит свой новый каприз, а не ее, как прежнюю, скромную Татьяну.Она знает, что он принимает ее за что-то другое, а не за то, что она есть, что он любит не ее, что, может быть, он никого не любит, не способен любить никого, хотя так сильно страдает. Любит капризы, но сам каприз. Если бы она последовала за ним, то завтра он разочаровался бы и с насмешкой посмотрел на свое увлечение. Он вообще не укоренен ни в какой почве. Он — травинка, которую несет ветер. Она не такая. Даже в своем отчаянии, в болезненном сознании того, что ее жизнь разрушена, у нее все еще есть что-то твердое и непоколебимое, на чем она может зафиксировать свою душу.Это воспоминания ее детства, воспоминания о своей стране, своей глухой деревне, в которой началась ее чистая и скромная жизнь. Да, о том могильнике, таком тихом, Где моя бедная няня покоится сейчас Под своим крестом и темной ветвью. О, эти воспоминания и картины прошлого сейчас для нее наиболее дороги; только они остались ей, но они действительно спасают ее душу от окончательного отчаяния. И это не мало, а очень много, потому что здесь цельный фундамент, незыблемый и нерушимый.Здесь контакт с ее собственной землей, с ее собственным народом и с их святынями. А он — что у него есть и что он такое? Ничего такого, чтобы она следовала за ним из сострадания, чтобы развлечь его, подарить ему мираж счастья из бесконечной жалости своей любви, заранее зная, что завтра он будет смотреть на свое счастье с насмешкой. Нет, это глубокие, твердые души, которые не могут сознательно предать свою святость бесчестию даже из бесконечного сострадания. Нет, Татьяна не могла пойти за Онегиным.Так в «Онегине», бессмертном и несравненном стихотворении, Пушкин раскрывается как великий национальный писатель, в отличие от всех до него. Одним махом, с чрезвычайной точностью и проницательностью, он определил самую сокровенную сущность нашего высокопоставленного общества, стоящего над уровнем народа. Он определил прошлый и настоящий тип русского бродяги. Он был первым, кто отождествил его с талантом гения, определил его историческую судьбу и его огромное значение для нашего будущего. Рядом он поместил в лице русской женщины некую положительную и несомненную красоту.Кроме того, конечно, в других своих произведениях того периода Пушкин был первым русским писателем, который показал нам целую галерею положительно красивых русских типов, встречающихся среди русских людей. Первостепенная красота этого заключается в их правде, их осязаемой и несомненной правде. Их невозможно отрицать, они стоят как будто вылепленные. Напомню еще раз. Я выступаю не как литературный критик и поэтому не собираюсь разъяснять свою идею частным и подробным литературным обсуждением этих произведений гения поэта.Что касается типа русского монашеского летописца, например, можно было бы написать целую книгу, чтобы показать важность и значение для нас этой высокой русской фигуры, обнаруженной Пушкиным на Русской земле, изображенной и изваянной им, а ныне вечно установленной. перед нами в его скромной, возвышенной, несомненной духовной красоте. Это свидетельство того могущественного духа национальной жизни, который может посылать из себя образы такой несомненной красоты. Этот тип сейчас дан нам. Он существует. Его нельзя оспаривать.Нельзя сказать, что он всего лишь фантазия и идеал поэта. Вы сами видите и соглашаетесь: да, он существует, значит, существует и дух народа, который его создал. Следовательно, жизненная сила этого духа существует, и она могущественна и обширна. Во всем Пушкине звучит вера в русский характер, в его духовную мощь. И если есть вера, то есть и надежда, великая надежда для человека из России. «С надеждой на все добро и славу, я смотрю вперед, лишенный страха», — сказал сам поэт в другой раз.Эти слова можно применить непосредственно ко всей его национальной, творческой деятельности. И все же ни один русский писатель до или после него никогда не связывал себя так близко и по-братски со своим народом, как Пушкин. О, у нас есть множество знатоков людей среди наших писателей. Они писали о людях с талантом, знаниями и любовью. Но если сравнивать их с Пушкиным, то за одним или максимум двумя исключениями среди его последних последователей [?? кого имеет в виду Dst?], на самом деле окажется, что они всего лишь «джентльмены», пишущие о массах.Даже в самых одаренных из них, даже в двух только что упомянутых мною исключениях, иногда появляется внезапная вспышка чего-то высокомерного, чего-то из другой жизни и мира, чего-то, что желает поднять людей до писателя, и таким образом сделать их счастливыми. Но в Пушкине действительно есть что-то родственное народу, что иногда вызывает у него самые наивные эмоции. Взять, к примеру, его рассказ «Медведь» и то, как крестьянин убил товарища медведя. Или вспомните стихи «Родич Иоанн, когда мы начнем пить», и вы поймете, что я имею в виду.Все эти сокровища искусства и художественной проницательности оставлены нашим великим поэтом как ориентир для писателей, которые придут после него, для будущих тружеников в той же области. Можно с уверенностью сказать, что если бы не было Пушкина, не было бы талантливых писателей, которые пришли бы после него. По крайней мере, они не проявили бы себя с такой силой и ясностью, несмотря на большие дары, которыми они преуспели в выражении себя в наши дни. Но не только в поэзии, не только в художественном творчестве.Если бы Пушкина не существовало, не было бы выражено с той непреодолимой силой, с которой он появился после него (не у всех писателей, а у некоторых избранных), наша вера в нашу русскую индивидуальность, нашу теперь сознательную веру в силы народа. и, наконец, вера в нашу будущую индивидуальную судьбу в семье европейских народов. Это достижение Пушкина особенно проявляется, если рассмотреть то, что я называю третьим периодом его деятельности. Повторяю, нет четких разделений между периодами.Некоторые из произведений даже третьего периода могли быть написаны в самом начале творческой деятельности поэта, ибо Пушкин всегда был целостным целым, как совершенный организм, несущий в себе сразу все свои принципы, не воспринимающий их извне. Потустороннее только пробудило в нем то, что уже было в глубине его души. Но этот организм развивался, и фазы этого развития действительно могли быть отмечены и определены, каждая из них по своему особому характеру и регулярному возникновению одной фазы из другой.Таким образом, к третьему периоду можно отнести те из его произведений, в которых в высшей степени отражены универсальные идеи, в которых отражены поэтические концепции других народов и воплощен их гений. Некоторые из них появились после смерти Пушкина. И в этот период поэт открывает нечто почти чудесное, чего никогда раньше не видел и не слышал ни в одной стране. В европейской литературе были люди колоссального художественного гения — Шекспир, Сервантес, Шиллер. Но покажите мне одного из этих великих гениев, обладавших такой способностью к всеобщей симпатии, как наш Пушкин.Эту способность, выдающуюся способность нашей нации он разделяет с нашей нацией, и, прежде всего, он является нашим национальным поэтом. Величайший из европейских поэтов никогда не мог так мощно воплотить в себе гений чужого, даже соседнего народа, его дух во всей его скрытой глубине и всю его тоску по назначенному концу, как это мог Пушкин. Напротив, обращаясь к иностранным народам, европейские поэты чаще всего объединяли их со своими собственными народами и понимали их по-своему.Даже итальянцы Шекспира, например, почти всегда англичане. Только Пушкин из всех мировых поэтов обладал способностью полностью отождествлять себя с чужой национальностью. Возьмите его сцены из «Фауста», возьмите «Скупого рыцаря», возьмите балладу «Жил-был бедный молодой рыцарь». Прочтите его «Дон Хуан» еще раз. Если бы Пушкин не подписал их, вы бы никогда не узнали, что они написаны не испанцем. Как глубоко и фантастично воображение в стихотворении «Пир во время чумы». Но в этом фантастическом воображении — гений Англии; и в чудесной песне героя о чуме, и в песне Марии слышались веселые голоса наших детей В шумной школе… Это английские песни. Это тоска британского гения, его скорбь, болезненное предчувствие своего будущего. Вспомните странные строки: «Однажды бродя по дикой долине …» Это почти буквальный перенос первых трех страниц странной мистической книги, написанной прозой старым английским сектантом — но разве это всего лишь транспозиция? В грустной и восторженной музыке этих стихов — самая душа северного протестантизма, английского ересиарха, безграничного мистика с его унылым, мрачным, непобедимым стремлением и безудержной силой его мистических сновидений.Читая эти странные стихи, вы, кажется, слышите дух времени Реформации. Вы понимаете воинственный огонь раннего протестантизма и, наконец, саму историю. Вы делаете это не просто интеллектуально, но как тот, кто проходит через вооруженный сектантский лагерь, поет вместе с ними псалмы, плачет вместе с ними в их религиозном экстазе и верит вместе с ними в их веру. Затем поставьте религиозные стихи из Корана или Подражания из Корана рядом с протестантским религиозным мистицизмом Пушкина.Разве он здесь не мусульманин? Разве он не уловил сам дух Корана и его меча, наивное величие веры и ее ужасную кровавую силу? А вот и древний мир. Вот египетские ночи. Здесь сидят боги земли. Они сидят на спине своего народа и презирают гений народа и его чаяния. Они больше не верили в этого гения. В одиночестве они стали богами и сошли с ума в одиночестве, в мучениях от усталости до смерти. Они развлекались фанатической жестокостью, сладострастием пресмыкающихся тварей или паука, пожирающего своего самца.Нет, скажу сознательно, никогда не было поэта с такой всеобщей симпатией, как у Пушкина. И дело не только в его симпатии, а в его удивительной глубине, перевоплощении его духа в дух чужих народов. Это реинкарнация почти совершенная и, следовательно, чудесная, потому что это явление никогда не повторялось ни в одном поэте во всем мире. Это только у Пушкина. И этим, я повторяю, он является феноменом, о котором никогда не видели и о котором никогда не слышали, и, на мой взгляд, пророческим феноменом, потому что ….. потому что в этом выразился национальный дух его поэзии, национальный дух в ее будущем развитии, национальный дух нашего будущего, который уже имплицитно присутствует в настоящем, и он выражен пророчески. Ибо в чем сила духа русской национальности, как не ее стремление к конечной цели универсальности и всечеловечества? Как только он стал полностью национальным поэтом, как только он вошел в контакт с национальной властью, он уже предвкушал великое будущее этой державы.В этом он был Провидцем, в этом — Пророком. Ибо что для нас реформа Петра Великого не только на будущее, но и в прошлом и уже на виду? Что значила для нас эта реформа? Конечно, дело не только в заимствовании европейской одежды, обычаев, изобретений и науки. Разберемся, как это было, посмотрим повнимательнее. Конечно, это было не просто принятие нами европейской одежды, привычек, изобретений и науки. Нам нужно разобраться в этом вопросе, изучить его более внимательно. Да, весьма вероятно, что с самого начала Петр начал свою реформу в этом узко утилитарном смысле.Но с течением времени, по мере развития его идеи, Петр, несомненно, повиновался некоему скрытому инстинкту, который ориентировал его и его работу на будущие цели, несомненно более грандиозные, чем узкий утилитаризм. Точно так же русский народ принял реформу не только в утилитарном духе. Им была несомненно открыта далекая и несравненно более высокая цель, которая моментально предостерегла их от простого утилитаризма. Повторяю, люди неосознанно ощущали эту цель, но чувство было прямым и очень живым.В самом деле, мы тогда стремительно вступили в самое жизненно важное универсальное пангуманистическое сообщество! Не в духе вражды (как можно было бы ожидать), а в дружбе и совершенной любви, мы приняли в свою душу гений чужих народов, все в равной степени, без расового предпочтения, способные инстинктивно с самого первого шага различать , чтобы обесценить различия, извинить и примирить их. В нем мы уже показали то, что только что стало для нас проявлено — нашу готовность и склонность к общему и универсальному союзу со всеми расами великой арийской семьи.Да, несомненно, судьба россиянина общеевропейская и универсальная. Стать настоящим русским, стать полностью русским (и вы должны это помнить) — значит только стать братом всем людям, стать, если хотите, универсальным человеком. Ой, все наше славянофильство и западничество [ID] есть только большое недоразумение, хотя и исторически необходимое. Истинному русскому Европа и судьба всей могущественной арийской расы так же дорога, как сама Россия, так же дорога, как судьба его родной страны.Это так, потому что наша судьба — универсальность, завоеванная не мечом, а силой братства и нашим братским стремлением воссоединить человечество. Если вы углубитесь в нашу историю, начиная с петровской реформы, вы уже найдете следы и указания этой идеи, этой моей фантастической [?? мечты], если хотите, в характере нашего общения с европейскими народами, даже в политика государства. Ибо то, что делала российская политика на протяжении этих двух столетий, если не служила Европе, возможно, гораздо больше, чем она служила себе.Я не думаю, что это произошло из-за неспособности наших государственных деятелей. О, народы Европы знают, как они нам дороги. И со временем я верю, что мы — не мы, конечно, но наши будущие дети — все без исключения поймем, что быть истинным русским действительно означает стремиться наконец примирить противоречия Европы, найти разрешение европейского стремления в нашей общечеловеческой и все объединяющей русской душе включить в нашу душу братской любовью всех наших братьев.Возможно, наконец, Россия провозгласит последнее Слово великой всеобщей гармонии, последнего братского общения всех народов в соответствии с законом Евангелия Христова! Я знаю, я слишком хорошо знаю, что мои слова могут показаться восторженными, преувеличенными и фантастическими. Да будет так, я не раскаиваюсь, что произнес их. Их следует произнести, прежде всего, сейчас, в тот момент, когда мы чествуем нашего великого гения, который своей художественной силой воплотил эту идею. Идея неоднократно высказывалась и раньше.Ничего нового не говорю. Но в основном это будет казаться самонадеянным. «Это наша судьба, судьба нашей бедной, жестокой страны? Предопределены ли мы среди человечества произнести новое слово? » Я говорю об экономической славе, о славе меча или о науке? Я говорю только о братстве людей. Я говорю, что сердце России, возможно, больше, чем сердце всех других народов, в основном предназначено для этого универсального, общечеловеческого союза. Я вижу его следы в нашей истории, в наших гениальных людях, в художественном гении Пушкина.Пусть наша страна будет бедной, но эта бедная земля «по благословению прошел Христос в одежде крепостного». Почему же тогда нам не следует сдерживать Его последнее слово? Разве Он Сам не родился в яслях? Повторяю: по крайней мере, мы уже можем указать на Пушкина, на универсальность и общечеловечность его гения. Он наверняка мог вместить в своей душе гений чужих земель как свой собственный. По крайней мере, в искусстве, в художественном творчестве, он бесспорно раскрыл эту универсальность устремления русского духа, и в этом есть большая перспектива.Если наша мысль — мечта, то, по крайней мере, у Пушкина эта мечта имеет прочное основание. Если бы он прожил дольше, он, возможно, открыл бы великие и бессмертные воплощения русской души, которые тогда были бы понятны нашим европейским братьям. Он бы привлек их гораздо больше и ближе, чем они привлекают сейчас. Возможно, ему удалось бы объяснить им всю правду наших стремлений. И они поймут нас больше, чем сейчас. Они бы начали вникать в нас и перестали бы смотреть на нас так подозрительно и самонадеянно, как до сих пор.Если бы Пушкин жил дольше, то и между нами было бы, может быть, меньше недоразумений и ссор, чем мы видим сейчас. Но Бог увидел иначе. Пушкин умер в полной зрелости своих сил и, несомненно, унес с собой великую тайну в могилу. И теперь мы без него пытаемся разгадать его секрет.

Bonjour, Пушкин!

Тамара Скок

По словам современников Александра Пушкина, впечатление, которое производили на людей его голос и смех, было единственным в своем роде.Мы подобрали некоторые воспоминания о встрече с Пушкиным при его жизни.

Портрет А.С. Пушкина работы Петра Оссовского, 1987

***

«Вскоре мы сели вокруг него, и он прочитал нам свои Цыгане . Мы впервые услышали это чудесное стихотворение, и я никогда не забуду восхищение, которое наполнило мою душу! .. Я был в восторге от обоих — беглых стихов этого замечательного стихотворения, а также его декламации, которая была настолько мелодичной, что я плавился от удовольствия; у него был мягкий и певучий голос, и, как он говорит об Овидии в «Цыганах»: И голос, подобный шуму воды .”

Анна Керн

***

Войдя в приемную квартиры Плетнёва, я увидел человека среднего роста, который уже надел пальто и шляпу. Прощаясь с хозяином, он громко воскликнул: Да! Да! Наши министры прекрасны! Что ж, заявляю! «Потом он засмеялся и ушел. Я только успел разглядеть его белые зубы и живые, живые глаза. Представьте себе мое горе, когда я позже узнал, что это был Пушкин.

Иван Тургенев

***

Скрытый в стенах лицея, он давал возможность слышать свой чистый голос оттуда через прекрасные стихи.

Раевская Екатерина

***

Невозможно описать эффект, который чтение произвело на всех нас. Мы собрались вместе послушать Пушкина. Воспитанные на стихах Ломоносова, Державина, Хераскова, Озерова, мы все знали наизусть. [Мерзляков был нашим учителем].Вспомним также господствовавший тогда способ декламации. Это была песнь, завещанная тирадой во французском стиле. И наконец, надо представить себе саму фигуру Пушкина. Величественный оракул высокого искусства, которого мы ожидали, был человеком среднего, почти невысокого роста. У него были длинные волосы со светлыми завитками на концах, живые, подвижные глаза и тихий приятный голос. Это был элегантный человек без всяких претензий, одетый в черный сюртук, черный жилет с застегнутыми пуговицами и свободный галстук. Вместо помпезного языка, достойного богов, мы услышали простую, ясную, обычную, но в то же время поэтическую, увлекательную речь! Мы слушали первые отрывки тихо и спокойно, а точнее, в каком-то недоумении.Но по мере того, как он продолжал, ощущения становились сильнее. Эпизод про летописца и Григория поразил всех … А когда до Пушкина дошел рассказ о посещении Кириллова монастыря Иваном Грозным, о молящихся монахах: Дай бог мир его страдающей и беспокойной душе , мы все словно потеряли сознание . У кого-то стало жарко, у кого-то озноб. Наши волосы встали дыбом. Больше не было силы сдерживать гнев. Кто-то мог внезапно вскочить или закричать. Молчание превратилось в вспышку восклицаний, например, со стихами Лжи: « Тень Грозного усыновила меня .«На этом декламация закончилась. Мы долго смотрели друг на друга, а затем бросились к Пушкину. Пора было обниматься. Шум усиливался, хохотал громко. Стекали слезы и текли поздравления. Эван, Эво, давай. чашки! .. Потом принесли шампанское, и Пушкин воодушевился, увидев его влияние на этого благородного юноши. Он был доволен нашим волнением. Поджигая дрова, он продолжал читать Песни о Стеньке Разине, как он плыл дальше. его остроносая лодка на Волге ночью, знакомство с Русланом и Людмилой : На берегу голубой бухты есть зеленый дуб … После этого Пушкин рассказал о замысле Лжедмитрия, палача, который шутил с толпой у квартала на Красной площади в ожидании Шуйского, про Марину Мнишек с Лжедмитрием, эпизод, написанный во время верховой езды, а затем наполовину. забыл, о чем он глубоко сожалел. О, какое это было чудесное утро, с отпечатком на всю жизнь. Не могу вспомнить, как мы ушли, как закончили день, как легли спать. Да, я не думаю, что кто-либо из нас спал той ночью, потому что все наши существа были настолько ошеломлены.

Погодин Михаил

Пушкин в селе Михайловском работы Николая Ге, 1875

***

Мы с братом каждый день ходили купаться в большую купальню, построенную на Неве перед Летним садом; однажды, шлепаясь в воде и плывя тогда с трудом, я не заметил, как ко мне подплыл кудрявый мужчина и сказал четко и дружелюбно: Дай я тебе покажу, как плавать, ты неправильно размахиваешь руками , надо было делать это как лягушка , и тогда кудрявый мужчина стал показывать нам настоящий стиль…

На празднике Петергофа царь с царской семьей и придворными ехал в карете и, заметив идущего по дороге Пушкина, крикнул ему: Bonjour, Pouchkine ! Bonjour, сэр! Пушкин ответил уважительно, но непринужденно.

С.Сухотин

***

Когда я начал читать ему первые главы Мертвых душ , Пушкин становился все мрачнее и в конце концов стал черным как грех.Когда чтение закончилось, он сказал голосом, полным печали: О Боже, как печальна наша Россия!

Николай Гоголь

***

Когда Пушкин смеялся, звучание его голоса производило такое же пленительное действие, как и его стихи.

Алексей Хомяков

***

Лев Сергеевич Пушкин … вдруг разразился своим живым, хриплым смехом, весьма похожим, как он сам говорил, на смех его братьев.

Болеслав Маркевич

***

Пушкин не был красив: у него было несколько смуглое лицо с неправильными чертами, но невозможно было представить более выразительное, живое и говорящее лицо и услышать более приятный и гармоничный голос, как будто он был создан специально для него. стихи…

Елизавета Драшусова

Пушкин в деревне Валентина Серова, 1899

***

Как только я снова вошел в приемную, я услышал голос Пушкина. Он крикнул: Василий, это ты?

Верно, это я , — ответила повар.

А что с господином Облачкиным?

Вот и я .

Сюда, пожалуйста!

Пушкин позвал меня, и его голос был таким сердечным и таким приятным, что я задрожал от радости и никогда не забуду такого счастливого для меня момента.Я очень неуклюже поклонился Пушкину. Я помню, как был совершенно растерян и смущен, хотя он обращался ко мне очень добрым и простым языком; его голос был удивительно приятным, его улыбка была добродушной, его глаза смотрели с состраданием … Почему я был таким робким перед таким человеком, к которому я должен испытывать только любовь и уважение? Я был тогда мальчиком, но прекрасно понимал, что мои стихи в руках известного поэта. Теперь убедитесь, что , он очень серьезно сказал , чтобы написать просьбу прозой, а не стихами .Я не мог помочь, но улыбнулся. Пушкин заметил мою улыбку и засмеялся вслух, беззаботно, с восхитительной жизнерадостностью: Я сделал такое замечание по поводу просьбы, потому что однажды я написал стихами официальный документ на гербовой бумаге, и он не был принят в правительственном учреждении .

Облачкин (В.Макаров)

***

Его привезли домой; его жена и ее сестра Александрина уже волновались; но только Александрина знала о его письме отцу Геккерена.Он крикнул твердым и сильным голосом, чтобы его жена не заходила в его библиотеку, куда его поместили, и ей сказали, что он ранен в ногу. (Александр Тургенев).

Кто там ? — спросил он Спасского и Данзаса. Звали меня и Вяземских.

Позвоните им по , сказал он слабым голосом. Я подошел к нему, взял его протянутую руку, которая стала холодной, и поцеловала. Я не смог ему ничего сказать, он махнул рукой, и я ушел.

…

И все же посреди наших разговоров его голос как бы откликается, как будто слышен его живой, по-детски веселый смех.
Однажды он спросил: « Который час ?» и после ответа Дальса он прерывистым голосом продолжил: « Как долго … я должен … столько страдать? .. Пожалуйста, быстро! ..» Собственно (после мучений первой ночи, которые пришлось длилось два часа), он был крайне терпелив.

Она подошла, встала на колени у изголовья кровати, дала ему одну-две ложки морошки, а затем прижалась лицом к его; Пушкин похлопал ее по голове и сказал: Там, там, все хорошо; Слава Богу; все хорошо! Идите .»Его спокойное выражение лица и твердый голос обманули бедную жену.

Василий Жуковский