Рассказ В. Шукшина «Чудик» сквозь призму критики Ю. Селезнёва
Василия Макаровича Шукшина называли «последним гением русской литературы», глубоко уважали за талант и восхищались его творчеством. Выходец из семьи «середняков» — кто бы мог подумать, что он станет тем, кому не будет суждено перенять судьбу своих предков? Ибо, будучи человеком, наделенным даром писательства, с чуткой организацией души, которая могла уловить тонкости многочисленных людских характеров, он опишет их, поведает о них этому миру, а позднее снимет фильмы и сыграет героев, в которых читатель, зритель узнает себя, своего соседа, знакомого.
Василий Шукшин писал о хорошо известном ему: о советской деревне, о простых тружениках со своеобразными характерами о людях наблюдательных и острых на язык. Его герои зачастую чудаки, но чудаки с нравственным осмыслением действительности, с чувством причастности к происходящему. В рассказах Василия Макаровича на первый план выходят глубокие нравственные проблемы, духовные ценности.
О Викторе Астафьеве, Викторе Лихоносове, Василии Шукшине и других отечественных прозаиках 60-х годов, творчество которых вызывало бурные обсуждения в литературном сообществе, скажет в своих статьях Юрий Селезнёв. Особенное внимание он обратит на авторов, писавших «деревенскую прозу», которую время от времени называли то «вологодской», то «лирической»: «…по природе своей всякая истинная культура остается и останется „земляной“ и в этом смысле — „деревенской“. Иной она быть не может, пока сам человек останется человеком» [1, с. 237]. Селезнёв называет произведения «деревенщиков» «лучшей частью современной литературы». Рассуждая об их творчестве, Юрий Иванович обращается к нравственной стороне искусства, к русской классике: Толстому, Достоевскому.
Главный герой произведений представителей рассматриваемого направления — это носитель русского характера, а у Василия Шукшина он, герой-чудак, и вовсе сердцевина русской национальной ментальности. Именно они, чудаки или «чудики», стоят за фундаментальными основами русского бытия.
Вспомним одноименный рассказ «Чудик», герой которого — чудаковатый деревенский мужик: добродушный, открытый и простой, — то ли от «ума великого», то ли от неудачно сложившихся обстоятельств, то ли из-за своей деревенской простоты попадающий в анекдотические ситуации. Василий Макарович о своем герое сразу же говорит: «Жена называла его — Чудик. Иногда ласково. Чудик обладал одной особенностью: с ним постоянно что-нибудь случалось». Это настраивает читателя на диалог, на некую причастность к событиям, произошедшим в жизни тридцатидевятилетнего сельского киномеханика Василия Егоровича Князева. Однако при всей комичности бытийных ситуаций, в которые попадает главный герой, читатель не может поддаться усмешке, высмеиванию, осуждению «чудика». Ранимый, чувствительный, впечатлительный, при всей своей несуразности и нелепости он, «чудик», является героем положительным, чутким к доброте, способным тонко ощущать и воспринимать окружающий его мир.
Главный герой, деревенский мужик, который «побаивался хулиганов и продавцов», противопоставляется жителям городским.
Автор сравнивает искреннюю радость Князева, нашедшего выпавшую при посадке самолета челюсть своего соседа, и негодование, злость мужчины, которому была оказана помощь. Шукшин описывает и неприязнь к Василию Егоровичу снохи, пытающейся стереть из воспоминаний свое когда-то деревенское прошлое и стремящейся стать настоящей горожанкой. Эти герои в рассказе противопоставляются Князеву, человеку, как считается, странному. Но в чем же заключается его «чудаковатость»? В переживаниях о потерянной банкноте? В помощи ближнему? В стремлении к красоте? А может быть, главный герой рассказа вовсе и не чудик? Может, окружающие его люди не в состоянии почувствовать его душевную теплоту?
Думается, что сельский киномеханик — это человек, способный к единению с землей. Оттого-то и кажется он всем окружающим чудным, потому что они эту связь потеряли: «Чудик вышел из автобуса, снял новые ботинки, побежал по теплой мокрой земле — в одной руке чемодан, в другой ботинки. Подпрыгивал и пел громко: — Тополя-а а, тополя-а…».
Противопоставление деревни и города характерно для рассказов Василия Шукшина. Здесь писатель обличает всю ту злобность, желчность, что появилась в некогда деревенских мужиках и их женах, ныне ставших «интеллигентными» и чванными. В простоте, порой неловкой прямоте русского мужика проявляется сопричастность его души с окружающим миром.
Язык рассказов Шукшина всегда прост, изобилует просторечиями, междометиями. Автор создает у читателей ощущение «живого» диалога, показывает контраст, существенную разницу общения между жителями города и деревни.
Рассуждая о творческом наследии представителей «деревенской прозы» в целом, Юрий Селезнёв пишет: «Если современная литература продолжает видеть в народе идеал красоты, правды, добра, то, стало быть, тем самым утверждает обоснованность его исторического движения в будущее» [1, с. 236]. Этот «идеал красоты, правды, добра» Василий Шукшин видел в деревенском мужике, герое своих рассказов, который не совершает героических поступков, не блещет умом и не философствует о смысле бытия, но живет так же, как и все божьи создания, только не теряет связь с землей, с корнями, тесно связан с природой, ощущает себя неотъемлемой частью этого мира, сеет добро, заботится о ближнем.
Возвращаясь к анализируемому нами рассказу, хочется вспомнить путь взросления человека. День ото дня ребенок открывает для себя что-то новое, светлое. Он как чистое существо, пытаясь познать окружающую среду, делает первые шаги, учится разграничивать «плохое» и «хорошее». Дитя, соприкасаясь с негодованием, злостью и грубостью, не таит в себе обиды, ему интересно, и он пробует действовать, искренне восхищается и радуется или горько расстраивается. Полутонов нет. Таким же чистым и светлым изображён герой рассказа «Чудик», который как дитя посредством чувственного осознания мира хочет прикоснуться ко всему новому, ранее неизведанному: «Он только ощутил вдруг глупейшее желание — упасть в них, в облака, как в вату».
Библиографический список:
1. Селезнёв Ю.И. Мысль чувствующая и живая: Лит.-критич. ст. — М.: Современник, 1982. — 336 с.
сочинение по литературе на Сочиняшка.Ру
Рассказы Василия Шукшина могут показаться странными, но они очень глубокие по смыслу.
Чтобы понять его героев, нужно обладать не только логикой, но и умением сочувствовать, сопереживать. Шукшин подарил миру необычного героя – чудика, который своей наивностью и добротой напоминает Дон Кихота.
Василий Егорович Князев — главный герой рассказа «Чудик». Он работает в одном селе киномехаником. Мужчина отличается от большинства своих односельчан, он всегда готов помочь другим, делает порой добрые, но нелепые поступки. Через эту странность даже жена зовет его чудиком.
Однажды герой решил поехать в гости к брату на Урал. Они давно не виделись, и это поездка показалась ему хорошей идеей. Перед отъездом Чудик, как обычно, попадает в курьезные ситуации. Будучи в магазине он замечает утерянные кем-то деньги и оставляет их на кассе, думая, что владелец вернется за ними. Но выйдя из магазина, он понимает, что та пятидесятирублевая бумажка была его. Однако герою неудобно вернуться за деньгами, ведь люди могут подумать, что он хочет присвоить на чужие деньги.
Во время посадки самолета сосед Василия теряет вставную челюсть.
Чудик вызывается ему помочь и действительно находит пропажу. Вот только его сосед недоволен – Василий взял руками его челюсть. Вместо благодарности герой снова слышит лишь грубость.
В гостях у брата Василий постоянно видит косые взгляды снохи. Женщина не довольна приездом гостя. Тот хочет понравиться жене любимого брата и разрисовывает детскую коляску. Но она злится еще сильнее и заставляет мужа прогнать Чудика.
Образ Василия Егоровича Князева – это образ по-детски наивного человека, простого и незлобного. За его непосредственный характер, жизнерадостную натуру и постоянное рвение всем помогать жена ласково зовет его Чудиком. Князев старается делать добрые поступки, но почему же люди часто грубо реагируют на него?
Во-первых, многие люди не привыкли к бескорыстной помощи и считают это проявлением глупости. Во-вторых, герой слишком мягкий, инфантильный, что говорит о его слабости. В-третьих, люди настолько погрязли в своих бытовых проблемах, что не замечают добрых намерений героя.
Для автора образ чудика появляется во многих произведениях. Возможно, потому что такой тип людей ему был близок. Неспроста ведь главный герой рассказа – теска Шукшина. Со временем этот образ будет усложняться. Если Василий Егорович Князев – наивен и даже немного глуп. То следующий его чудик – умный и даже ироничный, но тоже по-своему странная личность.
В образе Чудика интересна так же и его фамилия Князев. Автор играет на контрасте: фамилия и поведение героя противоположны друг другу. Обладатель столь громкой благородной фамилии не пользуется уважением у людей. К нему относятся как к чудику из-за его характера – бескорыстного и наивного. Но в нашем мире очень не хватает вот таких вот чудачеств.
Понравилось сочинение? А вот еще:
Рассказ о великом плане – Семнадцать мгновений советской истории
Илья Маршак (псевдоним М.
Ильин) был инженером по образованию из известной семьи детских писателей (его братом был Самуил Маршак). «Повесть о великом плане» (1930) — лирико-динамические описания великой строительной эпопеи первой пятилетки. Язык Ильина понравился как детям, так и взрослым, и эта книга помогла создать романтику строительства, которая так захватила воображение советской молодежи около 19 века.30 и которые пронизывали большую часть массовой культуры десятилетия. Английский перевод когда-то был широко прочитан в Соединенных Штатах.
1. Какие машины наиболее необходимы?
Металл для машин у нас будет.
Энергия тоже.
Но какие машины мы будем строить?
Нам понадобятся все виды машин. Много машин. Для каждого вида работ придумана машина. Есть машины, которые шьют сапоги, машины, которые ткут, машины, которые взбивают масло, машины, которые делают бумагу, машины, которые считают.
И есть машины, которые делают машины.
Существуют десятки тысяч машин. Какие из них наиболее существенны?
Наиболее важными машинами являются машины, которые производят машины. Причина этого совершенно ясна: если у нас есть эти машины, мы можем иметь и все остальные. Если у нас есть железные кузнецы, слесари и токарные станки; если у нас будут сверлильщики, шлифовщики и полировщики, то мы сможем сделать любую машину для любого завода.
И в этом весь смысл.
До сих пор таких машин у нас было немного. У нас были автомобили, но у нас не было машин, которые делают автомобили. У нас были тракторы, но у нас не было машин, которые делают тракторы. И поэтому мы были вынуждены покупать автомобили, тракторы и многие другие машины за границей и платить большие суммы европейским и американским капиталистам.
Это плохо. Наша страна работает по плану, и успех этого плана не должен зависеть от того, желает или не желает некий мистер Фокс продавать нам машины.
Иностранным капиталистам не нравятся наши планы; они хотели бы помешать нам всеми возможными способами.
Они понимают, что мы строим социализм, а социализм покончит со спекуляцией. Но почему тогда нам вообще продают машины? Только потому, что им нужны покупатели, потому что им нужно распоряжаться своим товаром. «Трудно, — говорит Форд, американский миллионер, — отказаться от сегодняшнего доллара во имя завтрашнего дня»9.0003
Мы не должны зависеть от расчетов европейских и американских капиталистов. И поэтому мы должны прежде всего построить те машины, которые производят машины.
2. Вещи, из которых делают вещи
Когда-то человек все делал своими руками. Теперь вещи делаются сами собой. Человек вложил инструмент в железную руку машины и приказал машине работать.
Вы когда-нибудь видели токарный станок?
Что заставляет это работать? Инструмент, остроконечное долото. Но долото сжато не в человеческой руке, а в железной обойме.
И то, что токарные формы тоже не держит рука рабочего. Токарный станок сам держит и крутит.
О машине часто говорят: она работает как железный человек.
Но это неправильно; это нонсенс. Если бы машина могла работать не хуже человека, ее строительство было бы невыгодно. Машина должна работать лучше человека. Он должен быть и может быть в сто раз ловчее, точнее и сильнее человека.
У человека только две руки. Мы можем дать машине столько рук, сколько захотим.
Человек не может работать двумя инструментами одновременно: машина может работать не только двумя, но и десятками инструментов одновременно.
Человек не может делать два дела одновременно. Он не может одновременно пилить, рубить, молотить и рубить. Но машина может.
Есть токарные автоматы. Рабочий подает в машину железные стержни, и машина выполняет работу. Сначала тремя «грубыми» стамесками вытачивает болт из стержня, а затем тремя «чистовыми» стамесками дорабатывает болт.
После этого «формовочный инструмент» формирует небольшую головку на одном конце, а «винторезный» инструмент нарезает резьбу на другом. И вот, когда все готово, наступает очередь девятого инструмента.
Это «режущий» инструмент, который срезает готовый болт со стержня. Все это делается так быстро, что за движениями токарного станка практически не уследишь.
Машина для вас! Он использует девять инструментов. И не думайте ни на минуту, что один инструмент отдыхает, а другой работает. Они все работают одновременно. Пока резец снимает болт с первого стержня, фигурный и винторезный инструменты заняты вторым, чистовые стамески заняты третьим, а черновые стамески приступили к четвертому.
Какой человек может так работать?
Нет, машина не железный человек.
И скорость, с которой он работает! Иногда долото режет так быстро, что раскаляется докрасна. Стамески для таких работ должны быть изготовлены из специально закаленной стали.
И точность! Вы когда-нибудь видели, как работают кузнецы?
Работают парами. Слегка ударяют по кузнице небольшим молоточком, чтобы показать, куда следует нанести настоящий удар. Другой, вооруженный тяжелыми санями, бьет изо всех сил.
Но может ли человек изо всех сил раскачивать сани именно там, где надо? Чем сильнее удар, тем больше шанс промахнуться.
Но железный кузнец «паровой молот» никогда не промахивается. Сани, в которые он ударяется, скользят между двумя железными рельсами. Удар точно нацелен и рассчитан. Ошибки быть не может.
Быстро и точно работает кузнец.
А что делает рабочий поблизости? Он просто приносит материал и убирает готовый продукт. Он для машины то же, что помощник для искусного рабочего. Но здесь командует помощник, а не работник.
3. Два Ленинграда и Три Урала
Нужны в первую очередь токарные станки, паровые молоты, кузницы, прессы, ножницы, пилы.
Но чтобы эти машины работали, нужны двигатели: паровые и водяные турбины, дизельные двигатели, электродвигатели.
Они у нас есть?
Очень мало. Двигателей у нас не хватает, наверное, даже больше, чем станков. К концу пятилетки мы должны сделать в шесть раз больше станков, чем теперь.
А паровые турбины надо увеличить в одиннадцать раз. нам также потребуются в большом количестве водяные турбины: мы должны построить их в девять раз быстрее, чем в начале пятилетки.
Это колоссальная задача. Но мы должны добиться этого.
Иначе вся пятилетка рухнет.
Только подумайте, сколько водяных и паровых электростанций мы умудрились построить! И каждому из них потребуются турбины.
А паровые котлы? У нас их тоже не хватает.
Даже те, что есть, надо заменить. На наших заводах многие котлы старожилы прошлого века. Трое из каждых десяти старше двадцати пяти лет.
Машина живет меньше человека. Двадцатипятилетний котел — старик.
Пусть старики уходят на пенсию! Мы переплавим их в наших мартеновских печах. А их место займут новые котлы, добротные и крепкие.
Нам все еще нужно много машин.* Нам нужны локомотивы, корабли, подъемные краны, конвейеры, электромобили и лифты для перевозки и подъема грузов; насосы и вентиляторы для подачи воды, воздуха, бензина и масла по трубам; строительные машины, железнодорожные машины, экскаваторы, рубильные машины, химические аппараты, комбайны, молотилки и тракторы.
Но можете ли вы перечислить их все? Нам нужна огромная армия машин — угольщиков, горняков, грузчиков, грузчиков, строителей, фермеров, ткачей, химиков, сапожников, мельников, маслоделов. Некоторые из этих машин будут добывать для нас сырье — руду, уголь, песок и камень. Некоторые будут возить сырье на фабрики. Другие будут работать на фабриках и делать из сырья готовые изделия. Третьи будут работать в совхозах и колхозах и производить для нас хлеб.
Каждый из наших заводов по производству машин должен ежегодно производить тысячи машин. Многие машины мы никогда не производили в прошлом, но теперь мы это сделаем. До сих пор мы не строили комбайнов, автомобилей, зернодробилок, электромобилей, дисковых сеялок, тракторных плугов, пишущих машинок, железнодорожных машин, пневмомолотов. Нам придется построить сотни совершенно новых предприятий. А это не так просто. Мы должны освоить новую работу с самого начала.
Итак, перед нами стоят две трудные задачи: организовать новые производства и многократно увеличить выпуск машин.
Все ленинградские заводы вместе взятые стоят 700 миллионов рублей. На ремонт этих предприятий и строительство новых в городе мы израсходуем в ближайшие пять лет еще около 700 миллионов. Значит, через пять лет мы создадим второй Ленинград. У нас будет тогда два Ленинграда, три Урала и две Украины.
4. Фабрика – это автомат
Каждой новой машине, которую мы строим, мы даем определенную задачу, определенную программу: столько-то изделий в час, столько-то в день, столько-то в год.
Также весь завод должен работать по плану.
Если бы тракторный завод в Сталинграде дал нам не 50 тысяч тракторов в год, а только 20 тысяч, то дефицит тотчас же почувствовался бы и на другом участке фронта — в совхозах и колхозах. Если бы доменные печи давали не 12 миллионов тонн чугуна в год, а только 6 миллионов, половина наших машиностроительных заводов была бы вынуждена закрыться.
У каждой фабрики есть свой маленький план. И из этих маленьких планов складывается большой план — пятилетка.
Чтобы выполнить большой план, необходимо выполнить все мелкие планы.
Каждый завод должен работать как автомат.
Но что нужно сделать, чтобы каждый завод выпускал машины с точностью автомата? Машина — это не билет на поезд. Вы не можете бросить монету в щель и ожидать, что готовая машина выскочит.
Крупный завод — это целый город. Что-то всегда обязательно выйдет из строя. Здесь остановилась вода, там погас свет, в третьем месте бездельничает рабочий, в четвертом инструмент сломался.
Все это, безусловно, имеет место, и все же фабрику можно заставить работать как машину, как автомат, выбрасывающий билеты из слота.
Возьмем, к примеру, тракторный завод в Сталинграде. Каждые шесть минут из сборочного цеха выходит новый трактор. Ежедневно в ворота завода будут въезжать семьдесят вагонов сырья. И каждый день с завода будет выходить семьдесят пять платформ с тракторами.
Как это отличается от автомата!
Но как нам это сделать? Как мы можем этого добиться?
Трактор не безделушка; он состоит из пяти тысяч отдельных частей.
Каждая деталь должна быть тщательно подготовлена, отлита из металла, выкована из железа, обработана на токарном станке, отшлифована, отполирована, просверлена и выстругана.
А потом все эти части нужно собрать и прикрепить друг к другу. Предположим, что они не подходят. Предположим, кто-то ошибся: отверстие не там, где должно быть, или болт не встал на место. Что-нибудь подобное может случиться.
А если все-таки случится, если будет допущена ошибка в одном месте, в другом, в третьем, то план завода сорвется и вся пятилетка окажется под угрозой.
Нет, ошибок быть не должно. Мы должны устроить так, чтобы ошибок не было.
5. Как они работают без машин
Представьте себе огромный зал. Через центр стоят много рядов токарных станков, как дома города.
Станки токарные, сверлильные, строгальные, болторезные, зачистные, фрезерные, шлифовальные. 1360 станков.
Между станками бегут улицы, сотни улиц.
По улицам длинными цепями движутся не люди, а вещи – части, детали трактора.
В этом городе, конечно же, нет ни трамваев, ни автобусов.
Легкие предметы передвигаются по шарикоподшипниковым дорогам и скользят по наклонным канавкам. Тяжелые вещи едут в тележках по железной дороге или медленно ползут по движущимся платформам-конвейерам. Все идут, бегут и едут в одном направлении – к главной улице города. И по дороге они останавливаются у каждого станка, как у дома. Здесь их строгают, там шлифуют, в третьем месте полируют. Когда деталь достигает главной улицы, она в порядке, закончена и готова стать частью трактора.
На главной улице трактор собирается из этих деталей.
Представьте, что вы смотрите на главную улицу, на конвейер. Ближайший к вам трактор еще даже не похож на трактор. У него нет ни колес, ни руля, ни крыльев. Коробка, из которой оси выступают с обеих сторон, является рамой. Один рабочий прикрепляет керосиновый бак. Еще ставится мотор и радиатор.
Следующий трактор уже больше похож на трактор. Крылья включены. И скоро у него будет руль: вы видите, как его ставят на место.
У трактора все еще нет колес. Однако, когда он входит в туннель, он почти полностью завершен. Там стоят художники в защитных очках. Красят не кистями, а распылителем: устройством, распыляющим краску на кузов автомобиля. Работает гораздо быстрее, чем кисть.
Затем трактор, покрашенный и просушенный, сходит с конвейера и впервые становится на свои ноги, или, лучше сказать, на свои колеса.
Так работает сборочный цех тракторного завода.
Ошибок не будет.
Каждой машине ставится определенная задача и определенное время для работы: столько минут, столько секунд. Каждой детали определенное время на ленте, определенный график прибытия и отправления. В пути между токарными станками всегда будет уделено внимание нескольким дополнительным деталям — на случай задержки. Перед установкой на трактор каждый мотор проверяется на испытательной станции.
Ошибок не будет. По шесть минут на каждый трактор, не семь и не восемь, а именно шесть.
1.
Фрагмент из книги, которая будет написана через пятьдесят лет
Жили они в тесных жилищах с маленькими окнами, с темными, грязными коридорами, с низкими потолками. Из каждых пяти-шести человек один должен был подметать и мыть полы, готовить еду, торговать, стирать белье, нянчить детей. За редким исключением эту работу выполняли женщины, так называемые «домохозяйки». В то время уже были в продаже такие изобретения, как механические картофелечистки, мясорубки, посудомоечные машины, чистящие средства для одежды и другие устройства. Но, несмотря на это, миллионы домохозяек продолжали работать руками. Неудивительно, что, работая по пятнадцать или по шестнадцать часов в день, они все еще не могли закончить свою работу. Номера тщательно убирались только два раза в год, накануне важных праздников. Дети всегда были неопрятными и оборванными. Еда была приготовлена небрежно, была безвкусной и непитательной. Ни одна хозяйка не знала, сколько калорий в килограмме капусты или литре молока.
Пищу готовили на «кухне», то есть в маленьком тесном помещении. Паровых котлов вообще не было, и пищу готовили на открытом огне. При этом расходовалось неслыханное количество древесины — в те времена дрова все еще использовались в качестве топлива.
Еда часто пригорала, и удушливый дым распространялся по всему дому. Здесь же на кухне стояло и мусорное ведро для отходов производства: картофельных очисток, селедочных хвостов, костей и так далее. Днем этот мусор отравлял воздух: только к вечеру его сливали в какую-то полузакрытую мусорную яму во дворе. Никому и в голову не приходило превратить кухонные отходы в клей, удобрение или какую-то другую полезную цель.
Каждая комната в доме отапливалась отдельно. Очень немногие дома были оборудованы системами центрального отопления. Даже в Соединенных Штатах в 1930 было 30 000 000 открытых каминов и печей. Все эти обогреватели сжигали огромное количество топлива.
Мебель в комнатах тяжелая, неуклюжая, неудобная. Мебель из легкого металла была тогда почти неизвестна.
Самые популярные стулья и диваны были покрыты тканью и наполнены волосами или опилками. Чтобы поднять огромное облако пыли, достаточно было слегка постучать по сиденью стула. На пол постелили куски толстого ковра. На стенах повесили полочки и картины. Окна, кроме того, что они были маленькими, были закрыты занавесками, закрывавшими большую часть света. Все это делалось как бы нарочно, чтобы собрать пыль. Однако уже было установлено, что пыль является источником инфекции. Если вы рассмотрите пыль под микроскопом, то обнаружите, что в ней содержатся микробы различных болезней, частички человеческой кожи, мельчайшие кусочки одежды и т. д. Но никто, похоже, не осознавал, что пыль является таким же страшным общественным бедствием, как наводнение или пожар. .
Дома, в которых жили люди, были совершенно не приспособлены для отдыха после работы. В одной переполненной квартире читали, готовили еду, готовились к экзаменам, стирали одежду, принимали гостей, нянчили детей. Когда они возвращались домой, измученные своим трудом, они не могли найти отдых, который им был необходим, чтобы восстановить свою энергию и бодрость на следующий день.
В большинстве семей дети в течение всего дня оставались без присмотра, так как их матери были на работе вне дома или заняты домашними делами. В каждом большом доме был двор, похожий на колодец, обнесенный четырьмя каменными стенами. В этом дворе обычно была яма для мусора с кухни. И это темное место, без солнечного света, без деревьев и без травы, было детской площадкой.
В деревнях люди жили еще хуже. Один писатель и политический деятель писал в начале двадцатого века:
Большинство крестьянских изб имеют размеры восемнадцать на двадцать один фут. В такой хижине помещается в среднем около семи человек, но есть хижины-клетки-не больше двенадцати квадратных футов. Печка занимает примерно пятую часть всего воздушного пространства. Печка играет огромную роль в быту и даже в хозяйстве семьи. На ней крестьяне не только греются, но и спят на ней и используют для сушки одежды, обуви, зерна, пеньки. На плите не только пекут и варят, но и парятся от нее. А под печкой часто защищают от зимних морозов кур, телят и овец.
Нередко корову также заводят в хижину во время отела. Практически единственная мебель – это стол, который служит и для приготовления пищи, и для приема пищи.
На этом столе тоже делается всякая работа по дому, чинится сбруя, шьется и чинится одежда. Среди крестьян бытовала поговорка: «Мы так бедны, что не можем даже тараканов кормить».
Так жили миллионы людей. И примечательно не то, что они жили, а то, что не все они умерли.
2. Новая жизнь и новые люди
Все это будет написано о нас через несколько десятилетий.
Плохо и глупо живем. Мы меняем Природу, но не меняем самих себя. И это самое необходимое. Зачем мы задумали этот громадный труд, который продлится не пять, а пятнадцать, двадцать, а может быть, и больше лет? Почему мы добываем миллионы тонн угля и руды? Почему мы строим миллионы машин? Делаем ли мы все это только для того, чтобы изменить Природу?
Нет, мы меняем Природу, чтобы люди могли жить лучше.
Нам нужны машины, чтобы мы могли работать меньше и делать больше.
К концу пятилетки рабочий день на заводе будет сокращен на 50 минут. Если учесть, что рабочий год состоит из 273 дней (не считая выходных и праздничных дней), то рабочий будет работать на 227 часов в год меньше, чем в начале плана. А 227 часов равняются почти 32 семичасовым рабочим дням.
Рабочие будут работать меньше, но выполнять больше. За семь часов на заводе сделают то, что сейчас требует одиннадцать с половиной часов.
И если это так, его заработная плата будет увеличена более чем на пятьдесят процентов. По сравнению с дореволюционными условиями каждый рабочий будет работать на три часа меньше в день, а получать вдвое больше.
Но это еще не все. Работа станет легче. Больше не будет согнутых спин, напряженных мышц, вздутых вен на лбу. Грузы будут путешествовать не на спинах людей, а по конвейерам. Тяжелый лом и кирка уступят место пневматическому молоту и сжатому воздуху.
Вместо темных, мрачных магазинов с тусклыми желтыми фонарями будут светлые, чистые залы с большими окнами и красивыми кафельными полами.
Не легкие человека, а мощные вентиляторы будут втягивать и глотать грязь, пыль и стружку из цеха. Рабочие будут меньше уставать после рабочего дня. «Профессиональных» заболеваний станет меньше. Подумайте обо всех людях, которые гибнут сейчас от этих недугов! У каждого слесаря легкие изъедены металлической пылью. Слесаря сразу узнаешь по бледному лицу, кочегара по красным воспаленным глазам.
После того, как мы построим социализм, у всех будут одинаково здоровые лица. Мужчины перестанут считать работу наказанием, тяжелой обязанностью. Они будут трудиться легко и весело.
Но если работа будет в радость, то свободное время будет вдвойне.
Можно ли теперь отдыхать в тесном и шумном доме среди шипения масляных горелок, дыма кухни, сушки мокрых пеленок, грязи мутных окон, грязной мебели, заплеванных полов и немытой посуды на стол!
Ведь человек — это не только мышцы для работы. Он не машина. У него есть ум, который хочет знать, глаза, которые хотят видеть, уши, которые хотят слышать, горло, которое хочет петь, ноги, которые хотят бегать, прыгать и танцевать, руки, которые хотят грести, плавать, бросать и ловить.
И мы должны организовать жизнь так, чтобы не только отдельные счастливчики, но и все смогли почувствовать радость жизни.
После того, как социализм будет построен, не будет карликов – людей с истощенными, бледными лицами, людей, выросших в подвалах без солнца и воздуха. Здоровые, сильные великаны, краснощекие и счастливые: такими будут новые люди.
Но для этого нам нужны новые города и новые дома. Мы должны переделать всю нашу жизнь до последнего кухонного горшка.
Долой кухню! Мы разрушим эту маленькую домашнюю тюрьму! Мы освободим миллионы женщин от ведения домашнего хозяйства. Они хотят жить и работать, как и все мы. На фабрике-кухне один человек может приготовить от пятидесяти до ста обедов в день. Мы заставим машины чистить картошку, мыть посуду, резать хлеб, размешивать суп, запускать мороженицу.
Долой темные, тесные и тесные жилища!
Будем строить большие коммунальные дома со светлыми просторными комнатами. Давайте раз и навсегда поймем, что невозможно работать, отдыхать, учиться, готовить и принимать гостей в одном и том же месте.
Должны быть отдельные комнаты для отдыха, для игр, для чтения, для приема пищи, для приема гостей. А у детей должны быть свои комнаты. Взрослые часто жалуются, что дети мешают им спать, заниматься, разговаривать. Но пусть взрослые не раздражают детей и не мешают их шуму и играм.
У нас уже есть такие дома. Газета «Правда» пишет, что в Москве на улице Хавского недавно построили «Дом-коммуну».
Это огромное здание. На первом этаже — светлая и просторная столовая, на втором — актовый зал с балконом для лекций, развлечений и кино. Рядом со зрительным залом несколько комнат для клубных кружков, библиотеки для шумного и тихого отдыха, комнаты для приема гостей. Третий этаж — многокомнатный спортзал.
Крыша плоская. Там будут расставлены скамейки и устроены клумбы. Летом здесь отдыхают, принимают солнечные и душевые ванны. Зимой крыша превратится в каток, а веселые скейтеры будут вырезать фигурки на льду высоко над улицами Москвы.
Для маленьких детей отведено несколько комнат на первом этаже.
Тут и игровые (шумите сколько хотите!), и классы, и мастерские, и веранды.
Все комнаты светлые и веселые.
Цвета подобраны так, чтобы они радовали, а не утомляли и не резали глаза.
Но нам нужны не просто новые дома: нам нужны новые социалистические города.
Старый город — это огромное нагромождение мрачных и тесных домов, унылый мир каменных стен и мостовой. Лишь кое-где в центре виднеются островки зеленых квадратов. Но чем дальше от центра города к рабочим кварталам, тем грязнее и темнее становятся улицы. Для тех, кто хотя бы раз в год может выбраться из этого каменного ада, жизнь не так уж и плоха. Но есть люди, которые никогда не покидают город.
Я помню, как однажды в нашем классе мы смеялись над мальчиком, который никогда не видел овец. Этот маленький мальчик родился и вырос на улице Боровой. Там он умер. Ни разу за всю свою жизнь ему не посчастливилось пройти лесом или полем.
Долой эти отвратительные старые города! Как огромные лишайники, они разрослись и распространились по земле.
Мы должны их переделать и построить новые социалистические города.
Социалистический город будет полностью отличаться от города, который мы знаем.
Источник: Выдержки из перевода Джорджа С. Каунтса и Нусии П. Лодж (Бостон: Houghton Miflin, 1931), стр. 83–94, 143–162.
Василий Шукшин «maikorosikopu»: muenzaniso zvakasikwa duku murume
Story Shukshina «maikorosikopu» ndechimwe pfupi mabasa ake pakati munyori hwakatsaurirwa vanonzi «фрики» — magamba, inova nguva dzose chinhu mberi. Цанангудзо «Кранк» сезваари номумве муньори пачаке, анода ватамби ваке, куньянге дзимве нгува ванотарира пуса.
Шукшин «майкоросикопу»: пфуписо
Муж (Андрей Эрин) акауя кумба кузивиса мукадзи ваке кути ие арасика 120 руб. Мукадзи Зои, куцамва, зита-куданва уйе гамба аномханья пашуре кваари чакабиква муганго, звичиконзера неапо ненджодзи. Эндрю аноэдза tuzvikonzero, anovimbisa wake kushandira mumwe uye imwe hafu vachambokanganwa rimwe zuva kudzorera mari aiendeswa kutenga yechando zvipfeko vana.
Мазува машома гаре гаре, нечоквади кути мудзимай ваке хаана вадзикама, Эрин анунза муша майкоросикопу акаватэнга. мудзимай Гамба вачо аноцанангура кути акапива вокува нехана баса. Зоя хаиси куфара чаизво; звири нани купа вакуум. Звисиней, Эндрю Нечидо аноцанангура звинофамба звакаванда акапотередза утачиона. Asi pasi maikorosikopu vanogona kuona zvavari kuita uye uyewo mhuri yose.
Эрин ари кучинджа кунотангира куданидзира кваке мукадзи, муне мурайро. Papera chinguva, uye Zoe anova anofara kuti vavakidzani funga wake «akadzidza». Гамба немванакомана бодрствование, мумве мвана вечикоро вечишану кубатва ежедневно мвура мумате кути зия, ропа рири ринокудза гирази ари мудзиё. Баба анода купонеса ванху нокупарадза «милен утахиона», куфунга дзакасияна куита изви. Asi idyl ichaparadzwa nokuuya Сергея Куликова — Ерин наво. Iye netsaona anoudza Zoe kuti pakanga pasina mubayiro.
Андрей Аномханьира усику Сереге муша нокутья хаша дзакарурама мудзимай. Zuva rakatevera, anouya shure uye anowana kuti Mudzimai wake boka maikorosikopu ari ломбард.
Sad gamba anoudza mwanakomana wake kuti mai vake kuita zvakarurama, nekuti vana vanoda majasi.
Шукшин «майкоросикопу»: аношанда онгороро
Чикуру гамба ньяя — дуку вомувези векишопу мухофиси памусоро кукохва звийо Андрей Эрин. Ие ари курарамаво севамве: куэнда кубаса, дзимве нгува анонва нешамвари ари муданга, курера вана ружа, ита хубхоси, аси кажинджи, купфава, мукадзи вэйк Зои. ванху ава звакафанана аво пакати паво акакурира алтайский мумуша сростки шукшин пачаке. Maikorosikopu, muchivande vawana Yerin pamusoro pamwedzi muhoro, kwechinguvana kuchinja upenyu hwemhuri.
Ан уванду 120 рублей мунгува еСовет аканга хомбе, чаисвоисво айгона курарама мведзи, некути куцамва ваке аканцвисиса. Эрин anoziva kutarisira uye haaedzi rikanganise. Аси кукакавара чаке мукадзи, тиноона муньоро звиносетса йокусафа звосе муньори вэйк гамба. Эндрю Эрин хааси кусетса, уйе инотапира, квете патетик, уе рудо. Sezvo zviri wakanaka pakutsvaka yayo zivo, regai chapangwa ichi anotarira chinyakare uye mafaro.
Уе звиноратидзика кути куньянге мванакомана ваке ванофанира кукура вакадзидза звикуру, кукура пэдйо баба ваке уе мвана вачишамисика инокоша звесайензи уе хвеванху ньяя.
Mumwe kutsanangura unhu Andrew ane mutsa — kwete vanhuwo hwezuva nezuva pfungwa, asi nokudenga, kwouzivi: gamba havagoni kuraram murugare kana vanhu munyika vari mungozi. Hazvina musoro uye kusetsa, iye anoedza kuwana nzira kuponesa vanhu. Эрин аноканганва памусоро водка, извозво нокукурумидза звава ричифадза кунгуна вакадхаква кумадхинди кути мутсара мумве чете уноратидза Шукшин. Майкоросикопу анотора пфунгва дзаке дзосе, цвичиита нзира яво вафаре. Ачиньемверера, ари кубатва манхеру му нушамвари памубхедха уйе ачифара зевезеве ваке: «Нокукурумидза Учава Мусайендисити курара».
Uye kukanganwa panguva gamba iri nyaya iri kushevedza wake zvinonyadzisa «zvakanaka» uye «Krivonosik» (mhino Andrew aquiline, nokuputswa, zvichida mune akadhakwa vechikwata ichi vakaita mhirizhonga), izvo anowana kazhinji Skovorodnikov hongu ohazhival murume (kwete chaizvoizvo vakarova, uye , postraschat хонгу хвэмвура кусунунгурва) Пашуре пэзвосе, уйо Андрей куудза джекеса хвакэ номуфаро, памве немванакомана вангу Петя немукадзи Зоя.