Блок александр да скифы мы: . . . (« — . — , , …»).

А Блок «Скифы»✌ — текст и анализ стихотворения

Стихи — Блок, Анализ — Кубраков

Текст

Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
С раскосыми и жадными очами!

Для вас — века, для нас — единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома, лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!

Вот — срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет — не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!. ..

Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!

Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений…

Мы помним всё — парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады…

Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах…
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых…

Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные обьятья!
Пока не поздно — старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем — братья!

А если нет — нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века вас будет проклинать
Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!

Но сами мы — отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!…

В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!

1918 год


Стихотворение «Скифы» Александр Блок пишет в 1918 году на волне патриотических настроений, царивших в этот момент в России. Переворот Октябрьской революции на старте воспринимался, как позитив, ведь большинство граждан страны жили бедно и надеялись на лучшее. Вместе с тем многие, среди них и Блок, негативно отнеслись к срыву первого этапа Брест-Литовского мира, что отдвигало завершение войны.

Тема стихотворения

Россия в стихотворении «Скифы», анализом которого ваш покорный слуга и занимается, представлена в образе скифов. Это свободолюбивый, гордый и любящий свою землю народ, готовый ради неё пойти на плаху жизни. Основной темой Блок призывает завершить насилие, оставить в прошлом войну и строить новый мир. Тему того, куда приведёт этот мир опустим, ибо неведомо было поэту, что не всякий шоколад на картинке сладок.

Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,
С раскосыми и жадными очами!

Под жадностью автор понимает не алчность, а ненасытную любовь к свободе и своей Родине. Сотни лет западный мир искоса смотрел на Русь, стараясь завладеть её богатствами, не оставался в стороне и Восток. Вспомним псов-рыцарей и монголо-татар, лишь на историческое мгновение покоривших Русь, но проливших потом за это море слёз.

Сейчас, по мнению Блока, настал миг истины, Россия перерождается и более никто не посмеет позариться на её землю. Для полного становления ребёнка в виде Советской власти нужен лишь мир, он поможет набраться сил и выйти из пелёнок революции окрепшим скифом.

Вот — срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит.

 

Россия – Сфинкс

Сейчас Россия в лице поэта – Это Сфинкс, который может до безумия любить своих друзей и также дерзко ненавидеть врагов. Он загадочен, как русская земля – он нашёл выражение в лице скифов, привыкших к свободе и знающих её цену.

Осознавая свою силу даже скифы не хотят понапрасну лить кровь, ей и так густо полита русская земля, поэтому призывают к миру. Это не желание сдаться на милость победителя, а предложение сильного и мудрого, который знает цену своей и чужой крови и больше не хочет её лить.

Пока не поздно — старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем — братья!

Решайте – братья или враги

Эти строки скоро зазвучали на публике и произвели среди неё переворот, ведь Блок простыми словами выразил сложные идеи равенства и братства, которые тогда доминировали в новом обществе, хотя и оказались впоследствии иллюзией.

Блок видит скифов в роли мирового миротворца, который должен быть могуч для уважения со стороны агрессии, но не стремиться к насилию. Их сила должна лежать в ножнах, но порох всегда обязан оставаться сухим, иначе договариваться о мире с жаждущими крови будет невозможно.

Если Запад не согласится с предложением скифов-Руси, то они больше не будут щитом между враждующими странами и цивилизациями, а станут молча смотреть, как льётся их кровь. Пусть они шарят в карманах мёртвых, пусть грабят церкви и жрут сами себя – Русь не сдвинется с места, если её предложение о мире никому не будет нужно.

В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира.

В концовке стиха Блок показывает, что подобного предложения больше может и не быть, Россия станет на новые ноги сама, пусть ей для этого придётся предать земле много своих сыновей, но тогда она уже никогда не откликнется на призыв о помощи.

Коротко о главном

Композиция стихотворения имеет три составные части – сначала Русь показана, как защитный кордон между Азией и Западом, далее скифы предупреждают западные страны о последствиях продолжения войны и завершает стих Блок призывом к миру.

Строфы написаны в жанре патриотически-революционного эпоса и имеют разностопный ямб со сравнениями (премудрый, как Эдип) и олицетворениями (дикой сказкой, жадными очами). Также использованы средства художественной выразительности метафоры (крылами бьёт беда) и эпитеты (братский пир, старый мир, раскосые и жадные очи и т д.).

Стих отлично передаёт возбуждённое настроение того времени, сквозь век мы видим, как ломалось старое и строилось новое на иллюзии всеобщего равенства и братва.

Видео-пророчество


 


 

ТОП русской поэзии

  • 💔 Анна Ахматова
  • 🍷 Александр Блок
  • 👀 Борис Пастернак
  • ☝ Владимир Маяковский
  • ✨ Зинаида Гиппиус
  • ✔ Иосиф Бродский
  • 🩸 Николай Гумилёв
  • 💕 Николай Заболоцкий
  • 😢 Марина Цветаева
  • 🩸 Осип Мандельштам
  • 💕 Сергей Есенин
  • 🍂 Иван Бунин
  • 📝 Федор Тютчев
  • ✨ Игорь Северянин
  • 👼 Константин Бальмонт
  • 💕 Афанасий Фет

 

Блок «Скифы» – анализ — Русская историческая библиотека

Одновременно с «Двенадцатью» в том же приливе вдохновения были созданы Блоком и «Скифы» [см. их полный текст]. Первая поэма закончена 29 января, вторая написана в один день – 30 января. В автобиографии Блок рассказывает, что ранняя юность его прошла в среде людей, понимавших поэзию в духе старинной éloquence [красноречия]. Таким совершенным, блистательным образцом «поэтического красноречия» является поэма «Скифы».

 

Блок. Скифы. Анализ. Слушать аудиокнигу

 

Поэт возвращается к первым литературным впечатлениям юности, к высокой риторике начала XIX века, к традиции торжественных од Ломоносова и Державина. Ближайшие его вдохновители – Пушкин и Лермонтов. Пафос пушкинского обращения «К клеветникам России»: «О чем шумите вы, народные витии? Зачем анафемой грозите вы России?» и огненные слова лермонтовского обличения («На смерть Пушкина»): «А вы, надменные потомки – Известной подлостью прославленных отцов…» оживают в медном звоне блоковских строф:

 

Для вас – века, для нас – единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!..

 

Эпиграфом к своей поэме Блок берет два стиха Владимира Соловьева:

 

Панмонголизм. Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно…

 

и собирает рассеянные в стихах «Родина» – монгольские, татарские, азиатские черты России. Уже давно тревожил его этот призрак с «раскосыми и жадными глазами». Он писал: «Наш путь стрелой татарской древней воли пронзил нам грудь». Он видел: «Дико глядится лицо онемелое, очи татарские мечут огни».

И теперь в ответ новым «клеветникам России», Европе, возмущенной «русским вероломством» – Брест-Литовским миром, – он бросает в лицо «монгольскую угрозу»:

 

Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей.

 

Россия перестанет защищать своей грудью западный мир: пусть Европа сама померяется силами «с монгольской дикою ордою», пусть и она понесет бремя «татарского ига»:

 

Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!. .

 

Вы с презрением и ненавистью называете нас азиатами, вы обвиняете нас в предательстве. Вы правы:

 

Да, скифы мы. Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными глазами.

 

На ненависть мы ответим ненавистью. На презрение – местью. Но за «азиатской рожей» скрыто другое лицо России, которое надменная, «пригожая» Европа упрямо не желает видеть, лицо неутолимой, ненасытной любви.

 

Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью и с любовью.

 

В политическую обличительную риторику внезапно, лирическим вихрем, врывается пять вдохновенных строф о любви:

 

Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет и губит.

 

Любовь раскрывается, как вселенская всечеловечность России. Эту веру Достоевского Блок выражает перечислением всех сокровищ мира. Россия любит все: и «жар холодных числ», и «божественные видения», и «острый галльский смысл», и «сумрачный германский гений». Россия помнит все – и ад парижских улиц, и прохладу Венеции, и аромат лимонных рощ, и дымные громады Кельна… И эта Россия – обращенная к Европе скорбным и страстным лицом – не угрожает, не проклинает – она зовет к «братству народов»:

 

Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно – старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем – братья!

 

Патетический призыв с новой, потрясающей силой раздается в финале:

 

В последний раз – опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!

 

Но зова «варварской лиры» Запад не услышал. Через 23 года Германия, поработившая всю Европу, на приглашение «на братский пир труда и мира» – ответила огнем и железом. Каким пророчеством о Германии звучит строфа Блока:

 

Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя ваши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!

 

России было суждено, «обливаясь черной кровью», пройти через огонь Второй Мировой войны.

 

Читайте также краткий обзор творчества Александра Блока.

 

Скифы (30 января 1918 г.)

Из

Интернациональный социализм (1-я серия), № 6, осень 1961 г., стр. 24-25.
Перевод Курта Доусона. [1]
Спасибо Теду Кроуфорду и покойному Уиллу Фэнси.
Расшифровано и размечено Эйндой О’Каллаганом для ETOL .

1. Курт Доусон, переведший известное стихотворение Блока, пишет: «Октябрьская революция вдохновила трех великих поэтов: Александра Блока, Владимира Маяковского и Сергея Есенина. Возможно, Есенин меньше нуждался в стимуляции, чем двое других, — его корни были прочно укоренены в почве и в народной традиции. Маяковский, экспрессионист, жил и писал революцией и сгорел, когда революция потеряла свой импульс. Александр Блок, русский интеллектуал в традициях Достоевского, верил в мессианскую миссию русской революции. Его стихотворение

«Скифы » — это, пожалуй, самое яркое выражение этой присущей русской революции дихотомии: интернационализм и национализм. По сей день этот конфликт остается неразрешенным. О нем написано немало книг — ученых исследований социалистов и несоциалистов, но « Скифы» Александра Блока, пожалуй, больше способствуют пониманию русского мировоззрения, чем длинные очерки сливок советологов». Курт Доусон добавляет: «Непредвзятый социалист, несколько лет принадлежавший G.D.H. Кружок Коула и в контексте социалистических споров стоит по вопросам, а не крыльями, всегда чувствовал влечение к славянской поэзии. Поскольку он выходец из Центральной Европы, это неудивительно. В своей профессиональной деятельности он является финансовым и экономическим журналистом (Флит-стрит), который, время от времени переводя стихотворение, надеется искупить ту помощь, которую он оказывает своей профессиональной деятельностью магнатам, инвесторам и спекулянтам».

Миллионы вас – и воинства, да воинства, мы,
И мы будем сражаться, если вы хотите войны, берегитесь.
Да, мы скифы – листья азиатского дерева,
Наши раскосые глаза ярко светятся жадностью.

Века для вас, для нас кратчайшее пространство,
Мы подняли щит, как ваши смиренные господа
Чтобы укрыть вас, европейский род
От диких набегов и осад монголов.

Века, да века гром кузниц твоих
Заглушил даже грохот лавин.
Землетрясения разрывают Мессину и Лиссабон на части –
Для вас это была далекая сказка – не более того.

На восток устремишь взор свой на много сотен лет,

Жадный до наших драгоценных камней и руды,
И тоскующий по тому времени, когда с ухмылкой
Вы бы выкрикивали приказы и грохотали пушки.

Сейчас время. Горе бьет крыльями
И каждое добавляет больше унижений
Пока не наступит день, который принесет
Конец мирной жизни в полном грабеже.

Ты, старый мир, ныне стремящийся к погибели,
Но лениво бредущий к смертоносным краям,
Твоя древняя Эдипова миссия
Стремиться разгадать загадки сфинкса.

Сфинкс Россия, грустная и вместе с тем ликующая,
Темной кровью запачканная, горем поверженная,
Тебя с тоскою глядела и ждала,
Исполненная пламенной любви и пламенной ненависти.

Но как ты когда-нибудь поймешь
Что, как мы любим, как любовно тоскуем,
Наша любовь не утешение и не облегчение
Но, как огонь, погубит и сожжет.

Мы любим жаркое свечение холодных фигур,
Дар сверхъестественного видения,

Нам нравится едкое ощущение галльского остроумия
И темная тевтонская нерешительность.

Мы все это знаем: В Париже улица адская темная,
В Венеции светлые и залитые солнцем колоннады,
Аромат цветов лимона так тяжел, но так сладок,
А в Кёльне сумрачная аркада.

 

Мы любим вкус и запах мяса,
Резкий запах скотобоен.
Зачем тогда винить нас, если в жару
От наших объятий твои кости начинают скрипеть.

Седлаем диких и пугливых лошадей,
Как в полях так игриво виляют.
Хоть они и упрямятся, но мы жмем их бедром
Пока они добровольно и безропотно не послужат.

Присоединяйтесь к нам! От ужаса и от раздора
Обратись к покою наших объятий.
Время еще есть. Держите в ножнах свой нож.
Товарищи, мы будем братьями вашей расе.

Скажи нет – и мы ничуть не хуже.

Мы тоже можем давать напрасные обещания.
Но века, века ты будешь нести проклятие
Измученного болью дальнего потомства наших сыновей.

Темные глубины наших лесов откроем настежь
Вам, мужчины прекрасной расы Европы,
И равнодушно будем стоять в стороне,
Уродливая ухмылка на нашем азиатском лице.

Наступай, наступай на гребень Урала,
Мы предлагаем тебе такое чистое поле битвы
Где твои стальные машины сомкнутыми рядами в ряд
Встретятся с монгольской дикой ордой.

Но мы будем в стороне от раздора,
Больше не будем твоим щитом от враждебной стрелы,
Мы просто будем наблюдать за смертной схваткой
Наши раскосые глаза такие холодные и узкие.

Останемся мы недвижимы, когда гуннские силы
Карманы трупов разгребут для грабежа,

Город подожгут, к алтарям привяжут коней,
Сожгут растерзанные тела наших белых братьев.

К старому миру обращается наш последний призыв:
К труду и миру приглашаем наши согревающие огни.
Приходите к нашему очагу, присоединяйтесь к нашей праздничной трапезе.
Зовут струны наших варварских лир.

30 января 1918 года

«Скифская одиссея:» полемика с Александром Блоком

Несколько лет назад американский переводчик и критик Майкл Найдан опубликовал интригующую статью «Инши поэты в творчестве Лины Костенко». в журнале «Сучасник» (1994, № 10). В его статье, посвященной интертекстуальным явлениям в поэзии Лины Костенко, упоминается имя Александра Блока. «В одном частном разговоре Лина Костенко упомянула о своем неизменном отношении к Блоку: «Блок — мой поэт», «Я люблю Блока с детства», в то же время она отметила свою глубокую неприязнь к поэме Блока «Скифы» и жаловалась, что никто не обратил внимания на ее полемику с Блоком в ее собственном стихотворении «Скифская одиссея».

Признание Лины Костенко — предмет этих запоздалых размышлений о полемике, которую автор «Скифской одиссеи» вел против автора «Скифов».

Сам Блок испытывал смешанные чувства к своему стихотворению: «Я не очень люблю «Скифов» [по сравнению со стихотворением «Двенадцать» —

Автор ]: рядом с поэтическими манифестами скучно!» Блок написал «Скифов» 30 января 1918 года, через день после того, как закончил поэму «Двенадцать». Видный блоковед Владимир Орлов назвал «Скифов» «монументальной революционной и патриотической одой». К этому времени Блок уже сделал свой окончательный политический и гражданский выбор в пользу того, что он называл «революционной музыкой», в которой он усматривал звуки исторического катарсиса.

Измученный и измученный тяжкими разочарованиями, Блок через два с половиной года умрет, но в это время его охватит революционная буря, движимый видением нового мира, нового человека, новой культуры.

Ответ на вопрос о настроении и мыслях, побудивших его написать «Скифы», можно найти в дневниковой записи Блока от 11 января 1918 г.: ««Итог» брестских переговоров: нет. Очень хорошо. Но позор трех с половиной лет («война», «патриотизм») надо смыть. Продолжай показывать на карту, ты, немецкий негодяй, подлый буржуа. Отшатнитесь в страхе, Англия и Франция. Мы выполним нашу историческую миссию. Если вы не смоете позор военного патриотизма хотя бы «демократическим миром», если вы загубите нашу революцию, то вы уже не арийцы. И мы широко распахнем врата Востока. Мы смотрели на вас глазами арийцев, пока у вас не появилось лицо. И мы заглянем в твою рожу своим размашистым, злым глазом. Мы соберем варваров, и Восток выльется на вас. Ваши шкуры пойдут на китайские бубны. Тот, кто навлек на себя позор и запутался во лжи, уже не ариец. Мы варвары? Ну тогда. Мы покажем вам варваров. И наш жестокий и дикий ответ будет единственным, достойным мужчины».

Гневный и даже агрессивный настрой этой записи, отраженный в «Скифах», был адресован Европе. Конечно, дело было не только в специфике данного политического момента — в январе 1918 года в Бресте решался вопрос о мире и войне, — но и в «революционной музыке», воспламенявшей воображение Блока представлениями об идеальной, социалистической России. будущее. Со своими «скифами» Блок вступил в давний спор между Россией и Европой. Несомненно, в этот момент Блок имел в виду Пушкина: «Скифы» продолжили традицию пушкинских инвектив «К клеветникам России» и «Юбилей Бородино», одинаково пренебрежительных, гневных и агрессивных. . Империя произнесла слова ведущего поэта России в 1830 году. Пушкин приветствовал успех русской армии в подавлении польского восстания и бросил вызов Европе, которая сочувствовала полякам и осуждала военные действия России как акт империализма. Пушкин вспоминал о бородинских снегах, о взятии Суворовым Варшавы и о том, что на русских полях было достаточно свободного места рядом с могилами наполеоновской армии.

Александр Блок предлагает своим оппонентам «мирные объятия», но в безусловной и категоричной форме. «А если нет — нам нечего терять, // И мы не гнушаемся предательства!» «Разве мы виноваты, если твой скелет треснет // В наших тяжелых, нежных лапах?» Фраза «Ты, немецкий негодяй, подлый буржуа», которую Блок записал в своем дневнике, относилась к Англии и Франции. В более широком смысле это «старый мир», как представлял тогдашнюю буржуазную Европу Блок-революционер.

Пафос «Скифов» заключается в утверждении Блоком особой, мессианской миссии России, загадочной и непонятной для Европы: Россия-Сфинкс и Россия-Скифия. В эпиграфе к своему стихотворению Блок процитировал Владимира Соловьева: «Панмонголизм! Странное имя // Но приятное для слуха», но вряд ли он действительно считал своих соотечественников прямыми потомками скифов, хотя и писал: «Да, мы скифы! Да мы азиаты // С раскосыми и хищными глазами!» Скорее, в данном случае мы имеем дело с мифом и метафорой. Нам, украинцам, это напоминает метафору Николая Хвылевого, который через 7-8 лет после Блока мечтал об «азиатском ренессансе», считая, что миссия Украины — служить воротами, через которые этот ренессанс придет к Шпенглеру. декадентская Европа.

В стихотворении «Скифская одиссея» Лина Костенко избегает прямой полемики с Блоком. Она латентно оспаривает его утверждения. Ее аргументы в первую очередь нацелены на блоковское видение истории. Если принять предположение, что Блок создал миф и метафору, то «Скифская одиссея» демифологизирует блоковскую версию истории. Хотя это было сказано в пылу спора, его утверждение «Да, мы скифы!» прозвучало как попытка русского сознания кооптировать дохристианскую историю Киевской Руси (это утверждение подкрепляется в его дневнике неожиданной припиской: «Мы последние арийцы»). Между тем Лина Костенко исходит из рассказов Геродота, но не ограничивается ими исключительно. Сюжет ее поэмы следует гомеровской формуле: это настоящая одиссея, так как описываются приключения ольвийского грека в скифских степях. Он купец, но в нем есть немного от Геродота. Любознательный ольвийский путешественник дивится тому, что видит в пути, любуясь иноземными обычаями и навыками, иной, негреческой красотой. Эпическое течение поэмы соответствует медленному движению лодки: есть время подумать, осмотреться, вспомнить родину. Помимо вездесущих богинь, сопровождающих грека в его путешествии, автор всегда находится рядом с путником, дополняя наблюдения героя своими пояснениями.

Для Лины Костенко Скифия – это не только скифы. «Скифская одиссея» была написана вскоре после выхода в свет чрезвычайно популярной книги археолога и поэта Бориса Мозолевского «Скифская степь» (1983), которой предшествовало фундаментальное исследование Виктора Петрова «Скифы: язык и этнос» (1968). Южноукраинскую степь с ее скифскими золотыми изделиями изучал Александр Тереножкин, профессор Мозолевского. Эти и многие другие работы посвящены не только иранской или осетинской теориям этногенеза скифов, но и их соседям, ибо, повторяю, Скифия была не только скифами. Сам Геродот описывал его как многонациональное государство.

Лина Костенко использовала несколько энциклопедических статей для эпиграфа к своему стихотворению. В начале 1960-х годов археологи, проводившие раскопки в пойме реки Супий в селе Песчаное Черкасской области, «обнаружили остатки лодки, человеческий скелет и 15 бронзовых сосудов, украшенных рельефным орнаментом. Этот уникальный комплекс датируется концом 6 или началом 5 века до нашей эры». Согласно энциклопедии, находка в Песчаном является доказательством «торговых и культурных связей земледельческого праславянского населения, населявшего эту территорию, с его древними городами, сохранявшимися вдоль Днепровского водного пути». Таким образом, грек Лины Костенко оказывается в во многом праславянском мире. Описание этого мира поэтически богато и наполнено удивлением и легкой иронией. Грек случайно попадает на похороны скифского царя и пир Ивана Купала, узнает много нового о праславянской медицине, племенах, населявших территорию нынешней Украины, и многом другом.

Если Александр Блок написал свое стихотворение «в соответствии с поэтическими манифестами» как «монументальную революционную и патриотическую оду», то стихотворение украинской поэтессы представляет собой балладу, сочетающую в себе эпические, лирические и драматические элементы, верные законам этого жанра. Это художественная энциклопедия Скифии, в которой Лина Костенко смогла разглядеть много знакомого и родного. «Скифы» Блока наполнены угрожающими инвективами, а в «Скифской одиссее» Костенко преобладает поэзия праславянского язычества. Примечательно, что ее поэзия видна в ее словесной пластике (даже Цветочная Богиня, «юная Хлорид», изображена в «желтой гирлянде из одуванчиков»; автор использует мягкую иронию, чтобы спустить на землю богов и мифических героев, и это когда они демифологизируются; например, «Калипсо с мотыгой» или Нимфа в пещере, которая смеется, пока голые греки буксируют свою лодку через Днепровские пороги).

За фасадом блоковских инвектив чувствуется несколько нервный поиск пункта, обосновывающего русский мессианизм. Мотив поиска идентичности присутствует и в «Скифской одиссее», но он свободен от этого мессианского величия. В стихотворении Лины Костенко этот мотив носит драматический характер, поскольку речь идет о «черных дырах» в «исторической памяти веков», об отсутствии «письменных слов» там, где они должны быть, о прошлом, которое, к сожалению, , не осталось в памяти последующих поколений.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *