«Бедность не порок». Узнала, что у пословицы есть вторая часть, и она не понравится тем, кто всю жизнь оправдывал крылатой фразой свою лень

Популярное

К сожалению, не все крылатые фразы и так точно описывающие некоторые ситуации пословицы дошли до нашего времени, так сказать, в полном составе и, потеряв окончание, утратили свой первозданный смысл. Поэтому, часто употребляя некоторые пословицы, мы переворачиваем их с ног на голову.

Конечно, не все пословицы, потерявшие свое окончание, меняют свой посыл. Широко известная пословица «Голод не тетка» продолжается «пирожка не подсунет». Как в укороченной форме, так и в полной смысл не меняется: голод — это тяжелое испытание, не пожалеет и не поможет, как близкий человек.

«Бедность не порок…»

Пословица в современных источниках трактуется так: бедность не является пороком человечества, и, если за душой у человека ничего, это не значит, что он беден и духовно. Неправильно воспринимать бедность материальную как недостаток в его характере.

В книге «Пословицы русского народа» В. И. Даля 1853 г. приведено несколько вариантов этой пословицы: «Бедность не стыд»; «Бедность не порок»; «Бедность не порок, а несчастье».

В этом же источнике приведена в пример пословица, дополненная с противоположным значением: «Бедность не порок, а вдвое хуже».

Смысл пословицы хорошо продемонстрирован в пьесе «Бедность не порок» Островского А. Н., завязанной на истории любви бедного парня, девушки из семьи с достатком и ее родителей, желавших дочери богатого, но пожилого мужчину.

Цифровые технологии: типы рабочего пространства для альфа-поколения

Вам доступен дневной сон: почему фриланс может быть полезным для здоровья

Почему успешные лидеры избегают сочувствий только ради сочувствий

Трактовка пословицы

Обычно пословицу «Бедность не порок» используют, имея в виду, что в бедности нет ничего постыдного, пытаясь оправдать свое бездействие в трудной финансовой ситуации. Но оригинал переворачивает представление о выражении. «Бедность не порок, а вдвое хуже» означает, что лучше иметь пороки, чем не иметь ничего за душой.

Акцентируется внимание в пословице на том, что нищета — это тяжелое бремя, трудная материальная ситуация, из которой нужно выбираться, а не опускать руки.

Это переворачивает представление о славянской пословице и отбивает желание использовать ее, оправдывая свою лень и нежелание двигаться дальше.

Нашли нарушение? Пожаловаться на содержание

• 12 Апреля, 2021
• Валерия Маруткова
• 0
• Бизнес статьи

Поделиться:

Читайте также

• Фальшивые эмоции и непоследовательность: 5 вредных привычек, которые могут разрушить репутацию на работе
• Гибкий график работы и ориентированные на рост должности: пять преимуществ карьеры в медиа-секторе
• Дизайн — это основа: как разработать индивидуальный и сильный бренд (от логотипа до электронной почты)
• Каждая ситуация — это возможность узнать что-то новое: как прийти в норму, когда отказали в приеме на работу
• Окупаемо, востребовано, просто: как открыть пункт выдачи заказов и стоит ли

Александр Островский.

«Бедность не порок». 9 класс

Текст: Ольга Разумихина ^*

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Почти счастливый драматург

Так уж сложилось, что великих писателей и поэтов XIX—XX вв. в России в большинстве своём ждала тяжёлая судьба: на их долю выпадали нужда, политические преследования, тяжёлые болезни. Так, А. С. Пушкина в 1820 году выслали из Петербурга из-за того, что его произведения, в том числе стихотворение о тяготах жизни крепостных крестьян «Деревня», были «несовместимы со статусом государственного чиновника»; похожая участь постигла и М. Ю. Лермонтова после публикации стихотворения «Смерть поэта», в котором он обвинил всё светское общество в гибели Пушкина, и дуэли с сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Этот список можно продолжать и продолжать:

• Н. В. Гоголь из-за тяжелейшего душевного кризиса немногим не дожил до 44 лет;
• Н. А. Некрасов в юности прожил в Петербурге несколько лет почти в нищете — богатый отец перестал высылать ему деньги, потому что хотел определить сына на военную службу, а тот загорелся идеей поступить в университет;
• М. Е. Салтыков-Щедрин
  восемь лет провёл в ссылке в городе Вятка и занимал там должность, которую всей душой ненавидел;
• Ф. М. Достоевский был приговорён к казни за чтение письма Белинского (впоследствии высшую меру наказания заменили каторгой) и всю жизнь страдал от эпилепсии;
• А. А. Фет ещё ребёнком был лишён потомственного дворянства и потратил почти всю жизнь, чтобы вернуть себе титул, — поэт получил его лишь в 53 года.

Ситуация с писателями Серебряного века складывалась ещё более плачевно. В. В. Маяковский, С. А. Есенин, А. А. Блок, О. Э. Мандельштам, М. И. Цветаева, И. А. Бродский — все эти прекрасные авторы прошли череду потерь, глубоких кризисов и умерли в расцвете сил. Кто-то из них стал жертвой репрессий, кто-то принял решение уйти из жизни самостоятельно.

В этом смысле А. Н. Островского — наряду, пожалуй, с И. А. Гончаровым — можно назвать счастливым исключением из правил.

Пусть на его долю также выпало немало испытаний (так, в восемь лет он потерял мать, а впоследствии нескольких своих детей — трое из них умерли во младенчестве), дальнейшую судьбу Островского можно назвать одной из самых благополучных. Он рос в благополучной интеллигентной семье и рано нашёл своё призвание — театр, а служба, на которую поначалу его устроил отец, хотя и не вызывала у Островского восторга, но подарила ему столько впечатлений и наблюдений, что хватило на 40 с лишним пьес.

Будущий драматург работал канцеляристом в судах — таким образом он узнавал, из-за чего люди всех сословий ведут тяжбы друг с другом. Островский разбирался в спорах дворян и мещан, пытающихся отвоевать друг у друга наследство; купцов, недобросовестно ведущих дела; крестьян, шедших на преступления, чтобы прокормить семью. Неудивительно, что одной из ключевых тем в творчестве Островского стала тема денег. Даже его вариация пьесы «Снегурочка» — не безобидная детская сказка, а горькая притча о жестокости и корысти.

Вот и в комедии «Бедность и порок» герои попадают в безвыходное, казалось бы, положение — и всё из-за денег. Но у Любови Гордеевны Торцовой, в отличие от Снегурочки, всё заканчивается хорошо.

Что происходит

Список действующих лиц начинается именем Гордея Карпыча Торцова — в его доме и разворачивается действие пьесы. Это богатый купец лет шестидесяти, у которого есть супруга — Пелагея Егоровна — и дочка Люба, девица на выданье. Но это далеко не весь народ, населяющий дом Торцова или периодически там появляющийся. К Любе часто ходят подруги; также купец терпит набеги промотавшегося братца Любима Карпыча. Одна комната в доме выделена Мите, который в списке значится как «приказчик Торцова»: этот честный, ответственный и романтичный молодой человек, в отличие от своего начальника, очень беден и не может позволить себе даже купить второй сюртук взамен обветшавшего. Вместо этого немногочисленные деньги он посылает старушке матери.

Гордей Карпыч. Образование! Знаешь ли ты, что такое образование?.. А ещё туда же разговаривает! Ты бы вот сертучишко новенький сшил! Ведь к нам наверх ходишь, гости бывают… срам! Куда деньги-то деваешь?

Митя. Маменьке посылаю, потому она в старости, ей негде взять.

Гордей Карпыч. Матери посылаешь! Ты себя-то бы образил прежде; матери-то не бог знает что нужно, не в роскоши воспитана, чай, сама хлевы затворяла.

Митя. Уж пущай же лучше я буду терпеть, да маменька по крайности ни в чем не нуждается.

Гордей Карпыч. Да ведь безобразно! Уж коли не умеешь над собою приличия наблюдать, так и сиди в своей конуре; коли гол кругом, так нечего о себе мечтать! Стихи пишет, образовать себя хочет, а сам как фабричный ходит!

Немудрено, что Митя влюбляется — и ни в кого иного, как в Любу. Молодой человек посвящает девушке стихотворение и читает его вслух; без труда поняв намёк, дочка Торцова пишет приказчику записку, в которой объявляет, что его чувства небезответны. Вот только Гордей Карпыч хочет выдать дочь за фабриканта Африкана Савича с говорящей фамилией Коршунов — человека уже пожилого, вдовца и, что намного важнее, редкостного грубияна, но притом богатея.

Негласные законы

Современные школьники, читая о любовных переживаниях героев XIX века, не вполне понимают, почему молодые люди и девушки придают происходящему такое значение. Что такого в том, чтобы встречаться с тем, кто нравится, пусть даже родители против? Проведём исторический экскурс и поясним, в какой опасности на самом деле оказалась Любовь Гордеевна.

Даже в наши дни, если один из влюблённых богат, а другой еле сводит концы с концами, родственники могут выступать резко против такого союза. Особенно трудно паре придётся, если из обеспеченной семьи, как и в случае Торцовых, происходит девушка. Но если сейчас жених и невеста могут сколько угодно встречаться на «нейтральной» территории — например, в кино или кафе, — а при желании переехать к родственникам или друзьям (либо снять комнату/квартиру) и жить вместе без регистрации в ЗАГСе, то в XIX веке даже помыслить об этом было невозможно.

Во-первых, даже безобидные прогулки «свободного» молодого человека и незамужней девушки в то время считались предосудительными: если барышню часто видели в компании одного и того же мужчины, её репутация считалась испорченной. В ряде случаев к этому относились легко: так, Ольга Ларина и Владимир Ленский ездили друг к другу в гости едва ли не каждый день, но то было в глухой деревне, да и родители с обеих сторон прекрасно понимали, что детки рано или поздно поженятся. Но в «уездном городе», где происходит действие пьесы «Бедность не порок», позволить себе такие вольности было невозможно.

Во-вторых, если молодой человек в XIX веке хотел найти себе невесту, то он либо обращался к свахе (как Подколесин в пьесе Н. В. Гоголя «Женитьба»), либо наносил визиты знакомым, у которых жили молодые сёстры, племянницы или дочери. В условленный день юноша приезжал в такой дом и просил у родителей девушки позволения познакомиться с потенциальной невестой. При этом общаться молодые должны были в присутствии родственников или хотя бы слуг: оказаться в комнате вдвоём было верхом неприличия. (Так что Марья Антоновна, героиня другой пьесы Гоголя — «Ревизор» — ведёт себя с Хлестаковым, позволяя ему стоять перед ней на коленях, недопустимо вызывающе.) Если после трёх-четырёх встреч молодой человек не находил общего языка с девушкой, то он должен был прекратить визиты: продолжив посещать дом, он бы опять же испортил девушке репутацию (иначе говоря, скомпрометировал бы её). Вот почему так пугается Люба, ненадолго оставшаяся в комнате Мити и при выходе столкнувшаяся с дядюшкой: она боится, что он разнесёт сплетни, и тогда любым надеждам конец.

Любовь Гордеевна. Ах!

Любим Карпыч (указывая на Любовь Гордеевну). Стой! Что за человек? По какому виду? За каким делом? Взять ее под сумнение.

Любовь Гордеевна. Это вы, дяденька!

Любим Карпыч. Я, племянница! Что, испугалась! Ступай, не бось! Я не доказчик, кладу все в ящик, разберу после, на досуге.

В случае с Африканом Савичем никакой «компрометации» нет, ведь его вводит в дом сам хозяин. К тому же из текста пьесы следует, что, хотя Коршунов и бывал дома у Гордея Карпыча уже не раз, с Любой он почти не общался.

В-третьих, если молодой человек и девушка пришли к согласию, они должны были обязательно попросить благословения у родителей. В том же «Ревизоре» городничий, узнав о «сговоре» дочери и чиновника-самозванца, выносит икону и таким образом даёт добро на то, чтобы Марья Антоновна и Хлестаков обвенчались. Сбежать с возлюбленным и заключить брак без благословения родителей — преступление против нравственности. Люди, поступившие таким образом, обрекали себя на вечное осуждение со стороны общества — а также, что немаловажно, на муки совести. Поэтому Митя, предлагая тайком увезти Любу к себе домой, совершает отчаянный поступок: вслух произнести такое мог только человек, потерявший всякую надежду на благополучный исход. Естественно, ни мать, ни дочь согласиться с приказчиком не могут.

Митя. Вот моя речь какая: соберите-ка вы ее да оденьте потеплее ужотко. Пусть выйдет потихоньку: посажу я её в саночки-самокаточки, да и был таков! Не видать тогда её старому, как ушей своих, а моей голове заодно уж погибать! Увезу её к матушке, да и повенчаемся. Эх! Дайте душе простор — разгуляться хочет! По крайности, коли придется и в ответ итти, так уж то буду знать, что потешился.

Пелагея Егоровна. Что ты, что ты, беспутный!

Любовь Гордеевна. Что ты, Митя, выдумал!

Наконец, расторжение брака в XIX веке было делом почти немыслимым. Развод был допустим лишь в одном случае: если один из супругов совершил прелюбодеяние и был в этом уличён. Естественно, такие прецеденты были огромным ударом при репутации — причём как того супруга, кто изменил, так и того, кто вынес сор из избы. Поэтому, если бы Любу отдали замуж за Африкана Савича, ей пришлось бы жить в его доме долгие годы: практически все браки в России XIX в. оканчивались лишь со смертью мужа или жены. Но каково было бы героине жить с мыслью, что её единственный шанс стать свободной — пережить ненавистного Коршунова? Разве девушка со столь чистым сердцем могла бы пожелать смерти другому человеку, пусть даже такому невежественному?

Хеппи-энд

Итак, «Бедность не порок» — не такая уж лёгкая и незамысловатая пьеса, как может показаться на первый взгляд. Увы, в реальной жизни Митя и Люба вряд ли бы обрели семейное счастье. Однако Островский решил не расстраивать читателей, а преподнести им урок — и для наглядности даже вынес основную мораль в заглавие. «Бедность не порок» — эта фраза значит, что нет ничего плохого в том, что у тебя мало денег. Главное — ценить то, что имеешь, и честно трудиться на благо своей семьи и общества.

К счастью, Гордей Карпыч — не без помощи беспутного братца Любима — это понимает. И пьеса, начавшись как душераздирающая любовная драма, оборачивается светлой рождественской историей. Почти сказкой. Но, как говорится, в сказке ложь, да в ней намёк.

^*

Ольга Разумихина — выпускница Литературного института им. А. М. Горького, книжный обозреватель и корректор, а также репетитор по русскому языку и литературе. Каждую неделю она комментирует произведения, которые проходят учащиеся 9—11 классов.

Колонка «В помощь школьнику» будет полезна и тем, кто хочет просто освежить в памяти сюжет той или иной книги, и тем, кто смотрит глубже. В материалах О. Разумихиной найдутся исторические справки, отсылки к трудам литературоведов, а также указания на любопытные детали и «пасхалки» в текстах писателей XVIII—XX вв.

Сноу на Линденмейре, «Бедность не порок: Благотворительное общество и государство в имперской России» | Н-Россия

Адель Линденмейр. Бедность не порок: Благотворительное общество и государство в императорской России.

Принстон: Издательство Принстонского университета, 1996. xiv + 335 стр. 49,50 долларов США (ткань), ISBN 978-0-691-04489-7 .

Отзыв Джорджа Э. Сноу (Университет Шиппенсбурга, Пенсильвания) Опубликовано на H-Россия (октябрь 1997 г.)

Русская благотворительность

В свете того, что с 1991 г. в России снова появились явные материальные трудности, можно только приветствовать прекрасную монографию профессора Адели Линденмейр о благотворительности в имперский период из-за точки зрения, которую она дает на текущие социальные проблемы России, но, что более важно, из-за света, который она проливает на давно забытая область его истории. Она тщательно проводит различие между давней традицией частной благотворительности и отношением самодержавия к бедности и нищенству в своей первой главе, посвященной прежде всего российской «культуре даяния». Отмечая, что Русская Православная Церковь не осуждала и не прославляла богатство, а вместо этого придерживалась концепции управления Божьими дарами, она также подчеркивает традицию искать руководства у идеализированных мужчин и женщин, мирян и верующих, которые были известны их подвиги милосердия.

Фактически, ее обсуждение роли пола в разработке православного идеала милосердия (стр. 13-16) является важным. Она предполагает, например, не только то, что мужчин, посвятивших себя религиозной жизни, побуждали учиться «женским» качествам нежности и сострадания в актах милосердия, и что русские женщины считались по своей природе особенно подходящими для заботы о других и служения им, но также и то, что традиционная культура прямых личных пожертвований пользовалась благосклонностью даже женщин из прозападной интеллигенции позднего имперского периода. Поэтому можно было бы ожидать, что роль женщин в развитии российской благотворительной практики составит непреходящую нить этой истории. К сожалению, хотя он повторяется, он не является основным — тема, к которой я вернусь ниже. Кроме того, профессор Линденмейр намекает в своей начальной главе на появление предвестников заботы гражданского общества о благотворительности в лице врача-филантропа, но заботится о том, чтобы посвятить заключительную часть этой первой главы истории снизу: народным верованиям. и обычаи, используемые для помощи «несчастным» (стр. 24-25).

Повествовательный подход профессора Линденмейра эффективен, он посвятил главы со второй по четвертую, например, грубому хронологическому анализу подхода самодержавия к помощи бедным, начиная с семнадцатого века и заканчивая эмансипацией; отношение сословий и местных органов власти к оказанию помощи бедным от эмансипации до начала Великой войны; и колеблющаяся политика самодержавия в отношении пересмотра законов о бедных между 1891 и 1914 годами. Только в этих трех главах содержится такое богатство информации и анализа, что рецензент затрудняется выбрать, на чем сделать акцент. Тем не менее, несколько тем выделяются. Обсуждая, например, формирующуюся позицию самодержавия по отношению к помощи бедным, автор делает особый акцент на зарождающемся восприятии бедности государством как на проблеме национального, а не религиозного значения, а также на том факте, что эта секуляризация проблемы подрывает авторитет Русской православной церкви.

юридическая ответственность за борьбу с бедностью. Далее она добавляет, что государственная деятельность Петра и Екатерины, таким образом, включала создание новых административных органов для предотвращения нищенства и оказания помощи достойным беднякам. Эта последняя категоризация особенно интересна, поскольку отражает дихотомию между «достойными» и «недостойными» бедняками, которая зарождалась в большинстве государств Западной Европы и получила свое наиболее полное выражение в Англии девятнадцатого века. Это также предполагает, что вполне естественно, что, по крайней мере, в этой области Россия была полностью вровень с Западной Европой — с тем важным отличием (отмеченным профессором Линденмейером), что в последней были хорошо развиты сословная организация и местная власть, тогда как в В России местные органы по оказанию помощи бедным были творениями самодержавия, искусственными трансплантатами западных моделей, практически без признания русских традиций или способностей. В этом, как и во многих других вещах, посыл заключается в том, что Россия стремилась к модернизации посредством рабского подражания Западу, причем в соответствии с бюрократически продуманной моделью процесса.

В области местного самоуправления и помощи бедным в период после эмансипации профессор Линденмейр наблюдает тот же образец неудачных половинчатых усилий и непоследовательности: неспособность определить соответствующие обязанности и юрисдикцию коммун, земств и муниципалитетов; склонность каждого перекладывать бремя помощи бедным на следующий более низкий административный уровень; и, наконец, отсутствие регулярных источников финансирования, от которого страдали многие области социальной политики и здравоохранения в дореволюционной России. Недавние монографии по другим областям социальной политики и общественного здравоохранения на самом деле показывают многочисленные близкие параллели с этой борьбой, изобилующие теми же проблемами в той мере, в какой читатель поражается их удручающим сходством. В последней главе этого хронологического раздела профессор Линденмейр обращается к судорожным попыткам самодержавия реформировать российские законы о бедных, попыткам, которые были сжаты в период менее четверти века и включали в себя обычный набор бюрократических предложений (в данном случае для создание специальных органов или Попечительских органов для осуществления общественной помощи бедным, организованных на уровне поселков, районов, городов и провинций [стр. 79].]), официальные комиссии с большим бюрократическим представительством для изучения этих предложений и, неизбежно, создание подкомиссий еще более тонкой направленности. Это интересное повествование, и, опять же, не вина профессора Линденмейра в его исследованиях или работах, что большая часть этой деятельности представляет собой в целом удручающе знакомую рутину автократов по отношению к большинству насущных социальных проблем и проблем общественного здравоохранения. Знакомо и противодействие предложенным реформам со стороны Минфина, хотя С.Ю. Роль Витте как главного виновника здесь удивительна ввиду его репутации «просвещенного» бюрократического «модернизатора». Однако, предвосхищая оставшиеся 60 процентов монографии, Линденмейр отмечает суть споров, бушевавших в этих бюрократических анклавах и фактически обездвиживших их, и в то же время предвосхищал более широкое и более важное явление: заключение комиссии Грота. что признание ответственности государства за помощь бедным равносильно социализму, тогда как западная практика показала, что помощь нуждающимся является обязанностью «общества» — приходов, коммун и других местных самоуправляющихся органов (с. 85).

Именно этой концепцией автор вводит зарождение в России до революции 1917 года гражданского общества, занимавшегося благотворительностью и помощью бедным. В самом деле, оставшиеся шесть глав расположены не столько в хронологическом, сколько в тематическим порядке — все они сосредоточены вокруг того типа гражданского общества или общественной жизни, который в российском контексте постулируется в сборнике эссе Клоуза, Кассоу и Уэста в 1991 году. Глава «Благотворительность и гражданское общество» имеет решающее значение, поскольку в ней говорится о росте и развитии того рода волюнтаризма, который сыграл центральную роль в появлении гражданского общества на Западе. Подстрекаемый дискуссиями в прессе и образованном обществе о «женском вопросе» и церковной реформе в 1860-х и 1870-х годах, Линденмейер утверждает, что этот волюнтаризм неизбежно привел к росту «научной благотворительности» в России, т. ставить помощь на рациональной основе, типичным примером которой являются бюрократически связанные Императорское благотворительное общество и Санкт-Петербургское общество посещения бедных. Именно в этом контексте автор отмечает, что российское определение гражданского общества, введенное 1899 типовые правила, изданные Министерством внутренних дел для муниципальной опеки над беднотой, были узкими, т. е. допускающими голосование на муниципальных выборах в эти органы только лиц с соответствующим имущественным цензом (с. 153). Однако профессор Линденмейр также отмечает, что некоторые русские города возражали против этого узкого определения, и добавляет, несколько в скобках, по мнению этого рецензента, что именно приходские попечительства над бедными, таким образом, непосредственно способствовали развитию «более истинного» гражданского общества, чем государство было способно воспитать.

Какими бы центральными ни были эти главы, возможно, последние две главы наиболее эффективны. Это потому, что они оба обсуждают ограничения и состав добровольных благотворительных организаций, возникших в последние годы имперской России для решения проблем бедных. Хотя в этих главах профессор Линденмейр кратко излагает ограничения и слабости таких групп, возможно, самым увлекательным их коллективным аспектом является вывод, который можно сделать из них. То есть, вопреки аргументу, проявляющемуся в сборнике Клоуза, Кассова и Уэста и сборнике под редакцией Харли Бальцера о русских профессиях, что формирующееся гражданское общество в России было исключительно городским и светским профессиональным, профессор Линденмейр описывает Православное духовенство — или, по крайней мере, его часть — сыграло заметную роль в этой сфере социальной политики. Фактически, духовенство было (за исключением вклада Розенталя в первую упомянутую работу) в значительной степени исключено из этого обсуждения. Однако профессор Линденмейр утверждает, что усилия приходских попечительств о бедных были неотъемлемой частью развития гражданского самосознания бедноты и поэтому внесли значительный вклад в появление в России ценностей, обычно связанных с гражданским обществом (с. 160). Поэтому вполне естественно, что ее предпоследняя глава частично посвящена усилиям по облегчению работы самого известного священнослужителя дореволюционной России, отца Лоана Кронштадтского, а также его бывшего сотрудника барона Буксгевдена. И хотя она отмечает тот факт, что это движение помощи рабочим, воплощенное в опеке над промышленными домами и работными домами, возникло к 1905 чтобы набирать в свои ряды преимущественно петербургских бюрократов, юристов, профессоров и других профессионалов-мужчин, моральное лидерство лежало непосредственно на священнослужителях, таких как отец Иоанн. Таким образом, она, кажется, вносит благотворную корректировку в восприятие зарождающегося гражданского общества в России, подкрепляя самонадеянность (во многом порожденную этим элементом), что единственный импульс для решения социальных проблем России в дореволюционную эпоху исходил от «прогрессивный» элемент русского общества, но не из духовенства. Кроме того, профессор Линденмейр опровергает расхожее мнение о том, что это гражданское общество неизбежно концентрирует свои усилия на городских условиях. Фактически, ее обсуждение участия Опекунства в помощи голодающим, крестьянской бедности и помощи сельским работам с 189 г.С 9 по 1912 год настолько раскрывает еще одну область деятельности российского гражданского общества, что вполне может послужить источником вдохновения для будущих специализированных исследований.

Наконец, авторская глава о зените волюнтаризма является авторитетным образцом самой лучшей социальной истории, внимательно рассматривающей персонал частных благотворительных организаций, их методы работы и цели, которые они преследовали. Однако помимо этого она затрагивает гораздо более широкие вопросы: представляют ли они новые типы социальных общностей или просто воспроизводят существующие сословные, религиозные или этнические связи; стимулировали ли они гражданское сознание, самоуправление и «подлинную» общественную сферу; способствовали ли они социальному единству или фрагментации; и оказали ли они какое-либо влияние на бедность? Ее ответы утвердительны на первые части каждого из первых трех вопросов и, к сожалению, нет на последний.

Сопровождается серией исторических фоторепродукций, приложением из восьми четких и хорошо продуманных таблиц, дающих количественную оценку размаха и темпов роста благотворительной деятельности в позднеимперский период, а также первоклассным всеобъемлющим библиография архивных, первичных и вторичных материалов, эта монография является совершенно необходимым трудом для всех, кто интересуется подъемом (и крахом) гражданского общества в России и стоящей перед ним острой проблемой благотворительности. Единственная претензия опять-таки к относительно краткому описанию роли женщин в этих усилиях и организациях по борьбе с бедностью. Остается желать большего, чем менее тридцати страниц, посвященных этому конкретному вопросу в монографии. Возможно, это станет предметом будущей работы профессора Линденмайер, которая выходит за рамки даже ее новаторской статьи в Подписывает в 1993 году. Если это так, то этого следует с нетерпением ждать. Но если отбросить это в сторону, то эта работа, несомненно, станет эталоном российской и европейской социальной истории и зарождения гражданского общества, с которым обязательно должны соизмеряться будущие монографии.

Copyright (c) 1997, H-Net, все права защищены. Эта работа может быть скопирована для некоммерческого использования в образовательных целях, если должным образом указаны автор и список. Для других разрешений, пожалуйста, свяжитесь с [email protected].

Версия для печати: http://www.h-net.org/reviews/showpdf. php?id=1419

Ссылка: Джордж Э. Сноу. Обзор Линденмейр, Адель, Бедность не порок: Благотворительное общество и государство в имперской России . H-Россия, H-Net Обзоры. Октябрь 1997 г. URL: http://www.h-net.org/reviews/showrev.php?id=1419

Copyright © 1997, H-Net, все права защищены. H-Net разрешает повторное распространение и перепечатку этой работы в некоммерческих, образовательных целях с полным и точным указанием автора, веб-сайта, даты публикации, исходного списка и H-Net: Humanities & Social Sciences Online. Для любого другого предполагаемого использования обращайтесь в редакцию Reviews по адресу [email protected].

Бедность не порок: благотворительность, общество и государство в императорской России. Адель Линденмейр (Принстон, Нью-Джерси: Princeton University Press, 1996. xiv плюс 335 стр. $49,50) | Журнал социальной истории

Фильтр поиска панели навигации Journal of Social HistoryЭтот выпускСоциальная и культурная историяКнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Journal of Social HistoryЭтот выпускСоциальная и культурная историяКнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

Статья журнала

Получить доступ

Кристин Руан

Кристин Руан

Ищите другие работы этого автора на:

Оксфордский академический

Google ученый

Journal of Social History , том 31, выпуск 3, весна 1998 г. , страницы 723–725, https://doi.org/10.1353/jsh/31.3.723

Опубликовано:

01 марта 1998 г. 7

• Содержание статьи
• Рисунки и таблицы
• видео
• Аудио
• Дополнительные данные

Цитировать

Cite

Christine Ruane, Бедность не порок: благотворительность, общество и государство в имперской России . Адель Линденмейр (Принстон, Нью-Джерси: Princeton University Press, 1996. xiv плюс 335 стр. $ 49,50), Journal of Social History , том 31, выпуск 3, весна 1998 г., страницы 723–725, https://doi.org/10.1353/jsh/31.3.723

Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)

Закрыть

Разрешения

• Электронная почта
• Твиттер
• Фейсбук
• Подробнее

Фильтр поиска панели навигации Journal of Social HistoryЭтот выпускСоциальная и культурная историяКнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска мобильного микросайта

Закрыть

Фильтр поиска панели навигации Journal of Social HistoryЭтот выпускСоциальная и культурная историяКнигиЖурналыOxford Academic Термин поиска на микросайте

Расширенный поиск

Предварительный просмотр первой страницы статьи PDF

Закрыть

Этот контент доступен только в формате PDF.

© 1998, Питер Н. Стернс

Раздел выпуска:

Обзоры

В настоящее время у вас нет доступа к этой статье.

Скачать все слайды

Войти

Получить помощь с доступом

Получить помощь с доступом

Доступ для учреждений

Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:

Доступ на основе IP

Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.

Войдите через свое учреждение

Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.

1. Щелкните Войти через свое учреждение.
2. Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
3. Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
4. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.

Войти с помощью читательского билета

Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.

Члены общества

Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:

Войти через сайт сообщества

Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:

1. Щелкните Войти через сайт сообщества.
2. При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
3. После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.

Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.

Вход через личный кабинет

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.

Личный кабинет

Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.

Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.

Просмотр учетных записей, вошедших в систему

Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:

• Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
• Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.

Выполнен вход, но нет доступа к содержимому

Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции. Подписка учреждения может не распространяться на контент, к которому вы пытаетесь получить доступ. Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этому контенту, обратитесь к своему библиотекарю.

Ведение счетов организаций

Для библиотекарей и администраторов ваша личная учетная запись также предоставляет доступ к управлению институциональной учетной записью. Здесь вы найдете параметры для просмотра и активации подписок, управления институциональными настройками и параметрами доступа, доступа к статистике использования и т. д.

Покупка

Стоимость подписки и заказ этого журнала

Варианты покупки книг и журналов в Oxford Academic

Кратковременный доступ

Чтобы приобрести краткосрочный доступ, пожалуйста, войдите в свой личный аккаунт выше.

У вас еще нет личного кабинета? регистр

Бедность не порок: благотворительность, общество и государство в царской России . Адель Линденмейр (Принстон, Нью-Джерси: Princeton University Press, 1996. xiv плюс 335 стр. 49,50 долл. США) — доступ 24 часа.

ЕВРО €37,00

33 фунта стерлингов

40 долларов США.

Реклама

Цитаты

Альтметрика

Дополнительная информация о метриках

Оповещения по электронной почте

Оповещение об активности статьи

Предварительные уведомления о статьях

Оповещение о новой проблеме

Получайте эксклюзивные предложения и обновления от Oxford Academic

Ссылки на статьи по телефону

• Последний

• Самые читаемые

• Самые цитируемые

Новые преторианцы: американские ветераны, общество и служба от Вьетнама до вечной войны.