Другой Толстой | Мнения | Известия

Сегодня исполняется 200 лет со дня рождения Алексея Константиновича Толстого.

Великий русский писатель, можно сказать, был человек несчастный. С самого рождения. Родители его разошлись, и до сих пор непонятно отчего, причем сразу после рождения младенца. А тогда такое расставание было, не в пример нынешнему времени, чревато трудной судьбой для ребенка.

Его воспитывал дядя, человек образованный и склонный к литературе. Достаточно сказать, что для своего племянника он написал сказку, выбрав себе псевдоним Антон Погорельский. Сказка эта до сих пор читается вслух у детских постелей и называется «Черная курица, или Подземные жители». Другой дядя мальчика — знаменитый тогда художник Федор Толстой.

В детстве Алешу везут за границу, и вот в Веймаре он, еще мало что понимая, видит Гёте, а потом уносит из дома великого немца подарок — осколок бивня мамонта. Карл Брюллов пишет портрет юноши в 1836-м. Там Алексей стоит под деревом с охотничьим ружьем в руках, собака ждет выстрела, всё изысканно и красиво, как и полагается у Брюллова.

ПОДРОБНЕЕ ПО ТЕМЕ

А в 1826 году, неполных девяти лет от роду, он был избран «товарищем для игр» наследника престола — фактически это была его первая придворная должность. Молодой Толстой служил при Министерстве иностранных дел, путешествовал по Европе в свите будущего Александра II. Отправился на Крымскую войну — но Севастополь пал прежде, чем к нему приблизился полк Толстого. Вместо войны Алексей Константинович попал в эпидемию тифа и был несколько дней при смерти. Он выжил, и перед ним открылись блестящие перспективы. Но Толстой службой тяготился и был уволен в 1861 году. При этом он влюбился в одну женщину, а она была замужем. Муж развода не давал, да и мать блестящего придворного, Церемониймейстера Его Императорского Величества, была против брака.

Толстой лишь после смерти матери стал жить со своей возлюбленной, а поженились они только в 1863-м, через двенадцать лет после знакомства. Сбылись все мечты? Нет, в семье еще до формального брака был разлад, супруга оказалась раздражительной, семья Толстого не принимала новую родню, а эта новая родня понемногу разоряла его.

В довершение ко всему он страдал головными болями, его мучили приступы удушья, под конец ему кололи морфий, и умер он как раз от его передозировки.

Жизнь не безоблачная, что и говорить.

Но более того, в истории русской литературы фамилия поэта требует уточнений — всё время нужно говорить, какой это Толстой. И если не Лев, то не просто Алексей, а Алексей Константинович, чтобы отличить от «красного графа», автора «Золотого ключика» Алексея Николаевича. Вот и происходит заминка — нет, не тот. Другой Толстой, Константинович.

Но если посмотреть на книжную полку, то можно только подивиться разносторонности этого человека.

Для начала он автор классической лирической поэзии, большая часть которой, если не вся, переложена на музыку. Правда, зная все эти биографические обстоятельства, путь от «Средь шумного бала, случайно» к «Минула страсть, и пыл ее тревожный» будет казаться трагическим.

Популярность десятков романсов в тогдашней России мало с чем сравнима сейчас — разве что с популярностью какого-нибудь задушевного певца. Но Алексей Константинович, слава Богу, не был эстрадным певцом. Впрочем, возвращенная популярность уже в советское время пришла к Толстому и его соавторам через их детище — директора Пробирной палатки Козьму Петровича Пруткова.

В пятидесятые–шестидесятые годы XIX века от лица Козьмы Пруткова было издано множество стихотворений, коротких пьес, выдуманных мемуаров, анекдотов и афоризмов. Работают ли эти тексты сейчас? О, да — несмотря на перемену литературных стилей и самого языка, комическая многозначительность их по-прежнему веселит читателя в XXI веке, да и выражения оттуда оказались по-настоящему крылаты.

Но помимо этого прутковского цикла Толстой написал еще две вещи, которые за полторы сотни лет не потеряли сатирической остроты — поэму «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» (1868) и «Сон Попова» (1873). Слова «Страна у нас обильна, порядка ж нет как нет» помнили не хуже прутковских афоризмов.

К популярности лирического и сатирического поэта нужно прибавить абсолютный успех Толстого как исторического драматурга и писателя. «Князь Серебряный» — и сейчас образец романтического романа «из прежних времен», а пьесы из русской истории ставят с завидной регулярностью.

И наконец, Алексей Константинович написал две вещи, которые можно с полным правом назвать «русским хоррором»

, если бы этому сочетанию не сопротивлялся русский же язык: рассказ «Семья вурдалака» (1839) и повесть «Упырь» (1841). Там всё как нужно в таком повествовании — архаический стиль, медленное движение сюжета и, конечно, зловещие предзнаменования. О вампирах писали и раньше, и позже (стилеобразующий «Дракула» ирландца Брэма Стокера вышел в 1897-м), но в России тексты Толстого стоят особняком («Страшная месть» Гоголя всё же не о вампирах).

Итак, что перед нами — жизнь человека, что сходил с ума от боли и умер от обезболивающего, отравленный даже не им, а такой желанной семейной жизнью? Или судьба писателя, который, будто талантливый каменщик, заложил множество образов в строящееся здание русской литературы? Это решать читателю. И, кажется, Алексею Константиновичу Толстому с читателем повезло — именно с тем, кто может различить всех Толстых отечественной словесности.

Автор — писатель, литературовед, член жюри национальной литературной премии «Большая книга»

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Граф Советского Союза: 140 лет назад родился Алексей Толстой

Свежий номер

РГ-Неделя

Родина

Тематические приложения

Союз

Свежий номер

10.01.2023 00:00

Рубрика:

Культура

Павел Басинский

Десятого января 1883 года в Самарской губернии родился будущий писатель, граф Алексей Николаевич Толстой. Он прожил непростую, полную разных приключений жизнь, порой попадая в самые, казалось бы, безвыходные ситуации, как и герой его всеми детьми любимой сказочки «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Не будет преувеличением сказать, что его жизнь напоминала и название другого его великого произведения — эпопеи «Хождение по мукам».

Он хотел объединить расколотую русскую литературу, стать мостом между метрополией и эмиграцией. / РИА Новости

Он обладал огромным художественным талантом и в то же время умел приспосабливаться к любой политической конъюнктуре. О сложной личности «красного графа» мы поговорили с его биографом, писателем Алексеем Варламовым, в 2008 году выпустившим книгу об Алексее Толстом в серии «ЖЗЛ» и получившим за нее премию «Большая книга». В феврале в Издательстве АСТ («Редакция Елены Шубиной») выходит очередное ее переиздание.

Фото: Издательство «АСТ» / Под редакцией Елены Шубиной

Думаю, не ошибусь, если скажу, что фамилия и титул графа Алексея Николаевича Толстого сыграли немалую роль в его литературной карьере, да и просто в человеческой судьбе. Одно дело входить в литературу как Алексей Бостром и без графского титула и совсем другое — писатель граф Алексей Толстой. Так кто же он был на самом деле: Бостром или Толстой? Графский отпрыск или сын обычного самарского помещика?

Алексей Варламов: Фамилия и титул сделали ему судьбу — это факт. Но фамилию Бостром он никогда не носил, а документов у него долгое время вообще не было. Просто рос на далеком степном хуторе в Заволжье смешливый, обаятельный паренек, играл с мальчишками, помогал родителям в их фермерских заботах, ничего не ведая о драматическом прошлом семьи и собственном происхождении. И вдруг в разгар пубертата узнает, что он — граф, да не просто граф, а — граф Толстой! Узнает потому, что матушка наконец озаботилась тем, чтобы сыну документы справить и отправить его учиться в школу. (До этого у него были домашние учителя). Тут у любого крыша поедет.

В царской России ребенка при рождении было положено крестить с выдачей соответствующего документа. То, что сегодня называется свидетельством о рождении. Там указывались имена матери и отца. Матерью будущего графа Толстого была Александра Леонтьевна урожденная Тургенева, внучатая племянница декабриста Николая Тургенева. Она состояла в браке с графом Николаем Александровичем Толстым, но бежала от мужа, судя по всему не самого приятного мужчины, к самарскому помещику Алексею Аполлоновичу Бострому и в незаконном браке с ним родила Алексея, назвав его именем нового мужа. Так кем же официально считался рожденный мальчик? Бостромом? И каким образом он вдруг в совершеннолетнем возрасте становится Толстым?

Алексей Варламов: В метрическом свидетельстве он был записан как Толстой, но этого документа было недостаточно для поступления в гимназию, ибо по тогдашним законам дворянину требовалось свидетельство о дворянстве, а для этого было необходимо согласие дворянского собрания и лично графа Николая Александровича Толстого. Мать с бывшим мужем общаться не желала и была согласна: пусть будет просто Толстой, не граф. Однако и это оказалось невозможно: в России, если ты — Толстой, то обязательно — граф. И все опять-таки упиралось в отца. Тот же был зол на бросившую его жену и признавать сына не хотел. Матушка думала записать сына на фамилию Бостром, раз уж настоящий папаша отказывается. Но милейший Алексей Аполлонович не был дворянином, и Александра Леонтьевна при всех ее демократических убеждениях рассудила, что лучше ее Алиханушке быть графом. Полагаю, он и сам так считал. По воспоминаниям Марка Алданова, Алеша приходил к отцу, но тот не пожелал его видеть. Ситуация изменилась лишь после смерти Николая Александровича. Но этого Алексей Николаевич русскому дворянству не простил, и это одна из причин, почему он впоследствии примет cоветскую власть.

Ключевой вопрос

«Золотой ключик» — это сказка для детей или злая пародия на Серебряный век и, в частности, на символистов — Блока, Белого, Волошина и других?

Алексей Варламов: И то, и другое, конечно. В этом ее успех. И детям нравится, и взрослым есть над чем задуматься и поразвлечься. У Толстого были весьма непростые отношения с прекрасной эпохой начала века, и он остроумно и нахально обыграл ее в своем самом знаменитом, вот уж воистину бессмертном сочинении. Тут разного рода литературоведческих гипотез очень много, кто у нас Буратино, кто Пьеро, кто Мальвина, а кто — Карабас-Барабас. Под последним чаще всего имеют в виду Мейерхольда, а Папу Карло, например, иногда считают Карлом Марксом. Множество остроумных гипотез строится вокруг длинного носа Буратино, Страны дураков, ну и так далее.

Итак, он не без труда добился графского титула и фамилии. Но зачем? Это помогло ему в литературной карьере или создавало серьезные проблемы, особенно в СССР?

Алексей Варламов: Во-первых, он очень этим гордился. Титул и фамилия открывали ему все двери, ставили в центр жизни, и даже в советское время он всегда подчеркивал, что в отличие от Шолохова, Эренбурга, Фадеева «я — граф». А во-вторых, не было другого графа в России с таким народным детством, с таким жизненным опытом, позволявшим видеть разные стороны русской жизни. И не было ни одного мужика, шагнувшего в графья. Прямо как пешка, ставшая ферзем. Писателю Толстому этот головокружительный взлет помог очень. Он сообщил этой пестрой фигуре масштаб…

Но и породил множество злых слухов о «незаконнорожденности» писателя в самом широком, в том числе и литературном, смысле слова. Его графство отрицали некоторые его современники: Роман Гуль, Нина Берберова. .. И почему, например, Иван Бунин так язвительно и ревниво относился к «Алешке» Толстому? Я имею в виду его очерк «Третий Толстой», написанный в эмиграции. Был ли здесь элемент зависти к писателю, да еще и графу, да еще и с такой фамилией, который оказался успешен и в дореволюционной России, и при советской власти? В таких случаях говорят: «Из грязи в князи».

Алексей Варламов: Я бы не согласился с тем, что Бунин был так уж зол по отношению к Алексею Толстому. Сравни с тем, что он писал про Горького, Маяковского, Блока. Вот где была настоящая злоба! «Третий Толстой» — это, на мой вкус, весьма снисходительный мемуар, в котором бунинское раздражение, неприятие Толстого, его фирменная желчь как бы растворяются, исчезают перед обаянием этой фигуры. А была ли у Бунина зависть? Если и была, то скорее по отношению к толстовскому умению жить, устраивать свои дела, выходить из всех бед победителем, а не к литературному таланту, который Бунин признавал, но себя-то все равно ставил выше. Ну и может быть была толика ревности к графскому титулу. Что же касается Гуля, Берберовой и других, отрицавших «графство» Алексея Толстого, то в их головах не укладывалось, как мог настоящий граф совершить такой кульбит, переметнувшись на красную сторону. Проще всего было объяснить это незаконнорожденностью.

Максим Горький, К. Родэ, Алексей Толстой, Алексей Ремизов, Альберт Пинкевич, 1922 г. Фото: из книги Алексея Варламова «Алексей Толстой»

Он не раз менял свои политические взгляды. Это вообще-то свойственно «перевертышам», людям с неопределенным происхождением и неуверенностью в своем социальном и гражданском статусе. Извини, мне почему-то вспоминается Фаддей Булгарин — поляк, офицер наполеоновской армии, воевавший против России, попавший в плен, а потом вдруг ставший русским журналистом патриотического толка. Насколько искренними были убеждения Толстого, когда он во время Гражданской войны был против красных, активно работал как белогвардейский журналист, оказался в эмиграции, а потом вернулся и восхвалял Советскую власть и лично товарища Сталина?

Алексей Варламов: Абсолютно искренними и там, и там. И с Булгариным я бы его сравнивать не стал. Толстой не менял своих коренных взглядов. Он — убежденный государственник, это главное и неизменное в нем. Как государственник он терпеть не мог Николая II, считая его слабым царем, проигравшим и свою личную судьбу, и судьбу всей страны. Как государственник он возненавидел Ленина, когда большевики для собственного спасения заключили «похабный» Брестский мир и отдали немцам землю, политую русской кровью. Как государственник примкнул к Белому движению в надежде, что оно возродит Россию, как государственник не простил Белой армии поражения и разошелся с эмиграцией в 1921 году, когда оказалось, что та была готова ради свержения большевизма отдать французам Одессу и англичанам Мурманск. Как государственник он вернулся на Родину, чтобы новую Россию строить, и признал Сталина, оценив его государственную волю. По Толстому, лучше быть под большевиками, лучше жить в несвободе, но — на родной земле, а не в вольном изгнании.

Алексей Толстой беседует с Гербертом Уэллсом (за Уэллсом Константин Федин), 1934 г. Фото: Из книги Алексея Варламова «Алексей Толстой»

Что ты думаешь о выходившей в Берлине эмигрантской газете «Накануне», редактором литературного приложения к которой был Алексей Толстой? Считается, что это большевистский проект, который финансировался из советской России с целью разложения русской эмиграции. Даже Горький, в 20-е годы оказавшийся в фактической эмиграции, относился к этой газете пренебрежительно.

Алексей Варламов: Да, то был кремлевский проект, и все это понимали. Война закончилась, молодое государство нуждалось в специалистах. Газета «Накануне» создавалась с пропагандистскими целями, чтобы сотворить позитивный образ Советской России в эмиграции и призывать ее возвращаться на Родину. Но Толстого это не смущало. Он решал свою задачу — объединить расколотую русскую литературу. Хотел стать мостом между метрополией и эмиграцией. Но ему не дали. Причем не в Кремле, а в Париже. Именно русская эмиграция грозила устроить обструкцию тем, кто вздумает «клюнуть» на советские деньги. По этой причине, кстати, трагически закончилась жизнь Нины Петровской, возлюбленной Валерия Брюсова, которая пошла работать в «Накануне», и ей объявили бойкот, доведя до самоубийства. И тем не менее значение «Накануне» огромно хотя бы потому, что именно эта газета открыла Михаила Булгакова.

Алексей Толстой в экспедиции. Фото: из книги Алексея Варламова «Алексей Толстой»

До революции Толстой не слишком ярко заявил себя как прозаик, больше как посредственный поэт, драматург и фронтовой корреспондент во время Первой мировой. Но в эмиграции вдруг рождается гениальный писатель! Первая часть «Хождения по мукам» («Сестры» — на мой взгляд, лучшая часть). «Детство Никиты» — в одном ряду с «Детством» Льва Толстого, а также «Детством» Горького и «Летом Господнем» Ивана Шмелева. «Аэлита» — интересный фантастический роман… Какой диапазон и какой художественный талант!

Алексей Варламов: Я бы не стал недооценивать Толстого-прозаика в его ранних сочинениях. Да, поэта из него не вышло, но вот его дореволюционная проза — «Заволжье», «Хромой барин», «Неделя в Туреневе» — это первоклассные вещи. Другое дело, что он сам признавал: не будь революции, его ждала бы участь беллетриста средней руки типа Потапенки. Революция дала ему тему русского пути, русского времени — настоящего, прошлого и будущего. Но ты прав: он поражает диапазоном писательского таланта. Социально-психологическая проза, историческая, политическая, фантастическая, документальная, авантюрная, детская, подложные дневники фрейлины Вырубовой, публицистика, драматургия… Он мастер на все руки, и талант был у него на посылках, верно своему хозяину служил и никогда его не подводил.

Алексей Толстой признавал: не будь революции, его ждала бы участь беллетриста средней руки

Роман «Петр Первый» он начинает писать в 1929 году, а продолжает уже во время Великой Отечественной войны и пишет до смерти в 1945-м. Известно, что роман о Петре хотел написать Лев Толстой. Но не смог, фигура Петра оказалась противопоказана нашему главному гуманисту. А «красный граф» смог, да еще как!. Но не закончил, главные свершения Петра не описал. Есть точка зрения, что роман был задуман как апология Сталина. Цель оправдывает средства, насилие,тирания, жестокость к подданным» оправданы ради великих государственных целей. Так это был «заказ» или нет?

Алексей Варламов: Что касается параллели Сталин — Петр, то с этим можно согласиться лишь с большой натяжкой. Скорее уж Толстой имел в виду Сталина, когда писал во время войны пьесы о Иване Грозном, которые Сталину не очень-то и понравились. А почему не дописал «Петра»? Потому что не любил описывать старость, смерть. Ему важен Петр в расцвете сил. Цель и средства? Он принимал историю такую, как есть. Не давал ей моральных оценок. Ему было важно одно: победа это или поражение. Петр — победитель, и тем ему дорог. А цена побед для красного графа дело вторичное. Он не страдал ни от абстрактного, ни от конкретного гуманизма. Но с другой стороны, смотри, как наш герой любил и защищал Ахматову, и я уверен: не умри граф в 1945 году, не было бы ждановского постановления. Никто бы не посмел называть Анну Андреевну блудницей при живом Толстом. Или как он помогал сыну Цветаевой Муру, о чем можно прочитать в прекрасной книге Сергея Белякова.

Толстой, Булгаков, Платонов… Ты написал биографии всех троих, и все, безусловно, гении. Но представь, что ты — спортивный судья, и в руках у тебя медали: золотая, серебряная и бронзовая. Понимаю, наивный вопрос. Но все-таки?

Алексей Варламов: Ровно в обратном порядке. Платонов. Булгаков. Толстой.

Дословно

«Жизнь в эмиграции была самым тяжелым периодом моей жизни. Там я понял, что значит быть парием, человеком, оторванным от родины, невесомым, бесплодным, не нужным никому ни при каких обстоятельствах» (А.Н. Толстой. Письмо Н.В. Чайковскому, 1922 г.)

Российская газета — Федеральный выпуск: №2(8947)

ЛитератураЛитература с Павлом Басинским

Главное сегодня

Алексей Толстой | Блог Виши

Какое-то время я не занимался рецензированием книг. Прошел почти месяц с тех пор, как я написал свой последний отзыв. У меня был спад в чтении книг, поэтому я выбирал книги, читал несколько страниц, бросал их и брался за другую книгу, ничего не дочитав до конца. Каждый год у меня бывают сбои в чтении книг, но это случается где-то в середине года. Время этого спада было неудачным, потому что это самое продуктивное время года для меня с точки зрения чтения. Итак, чтобы попытаться выйти из кризиса, когда-то я подумал, что возьму книгу с книжной полки, в которой есть короткие отрывки, которые будет легче читать. Итак, я взял «Утерянная классика» .

Я обнаружил «Утерянная классика»

во время одного из моих случайных просмотров в книжном магазине. В нем были короткие заметки писателей об их любимых книгах, которые они любили и потеряли. Это выглядело как хорошая книга, которую будет хорошо читать, когда я в настроении для коротких отрывков (или не в настроении для длинного романа). Это было идеальное решение, когда я пережил спад в чтении книг, чтобы подлечить свое чтение и выйти из спада. Я закончил читать ее несколько дней назад. Вот обзор.

Краткое содержание книги

Ниже я привожу краткое изложение книги, как оно дано на задней обложке.

«Утерянная классика» — это сборник блестящих, остроумных, вдумчивых, диких и замечательных для чтения коротких эссе, написанных одними из лучших писателей мира о книгах, которые вдохновили их и повлияли на них, но больше не доступны, трудно читать. найти или, к сожалению, недооценить.

 

Что я думаю

Очерки этой книги первоначально были опубликованы в литературном журнале Brick.

Несколько фактов об этой книге – в ней есть эссе некоторых известных литературных звезд, таких как Маргарет Этвуд, Джеффри Евгенидес, Джон Ирвинг, Пико Айер, Дэвид Малуф, Анчи Мин, Майкл Ондатже и Колм Тойбин. В нем также есть эссе менее известных писателей — по крайней мере, менее известных мне. Есть также эссе одного из моих любимых поэтов У. С. Мервина. Он один из моих любимых поэтов благодаря одному из его стихотворений, которое мне познакомил мой мудрый друг. Стихотворение звучит так:

РАЗДЕЛЕНИЕ

Ваше отсутствие прошло через меня

Как нить через иголку.

Все, что я делаю, прошито его цветом.

Около двух третей авторов эссе, представленных в книге, являются канадцами (48 из 74). Большинство остальных — американцы. Вероятно, есть несколько австралийцев и, возможно, один или два англичанина. Авторов, о которых я слышал, из представленных в эссе было немного: Джавахарлал Неру, Редьярд Киплинг, Джейн Смайли, Филип Левин, Михаил Булгаков, Арнольд Беннет, Стендаль, А. Э. Хаусман, Форд Мэддокс Форд, Джеймс Хилтон, Альфред. Нойес и Уильям Голдинг. Удивительно, что есть так много любимых книг, об авторах которых я даже не слышал. Мне от этого грустно, потому что весьма вероятно, что мы проживем всю жизнь, не прочитав и даже не зная большого количества прекрасной литературы.

Одна из моих любимых книг была упомянута в одном из эссе – «Потерянный горизонт» Джеймса Хилтона. Работа Стендаля была показана два раза — «Личные дневники Стендаля» и «Жизнь Россини» . С поэтом Филипом Левином была интересная вещь — он написал одно из эссе о своей любимой любимой и потерянной книге, а Майкл Хелм написал очерк об одном из поэтических сборников Филипа Левина 🙂 Похоже, что автор стал персонаж в книге.

Одно из моих любимых эссе в начальной части книги посвящено книге под названием «Возвращение к классике» Кеннета Рексрота. Вот что говорит писатель Брайан Бретт о том, как он обнаружил эту книгу.

      Я впервые наткнулся на Classics Revisited , когда мне было двадцать два года, сломленный и с разбитым сердцем, по пути домой зимой 1972 года, спасаясь от обреченной любви в Оахаке. Я прибыл в Санта-Барбару. Автостоп был плох; группы хиппи застряли на дороге, все еще цветущей странностями шестидесятых и дикими слухами о трассе 101, историями о жлобах, ищущих длинноволосых, чтобы их избить, или о жертвах, которым подсыпали кислоту в еду и использовали для странного секса.

И все искали Нирвану или хотя бы развлечение. Полная сочность жизни лежала впереди на этой дороге.

      Затем я увидел телефонную будку и вспомнил, что в Санта-Барбаре жил легендарный поэт-анархист-альпинист Кеннет Рексрот. К моему удивлению, я нашел его имя в телефонной книге. Я набрал номер. Грубый голос ответил: «Здравствуйте».

      «Привет, это Кеннет Рексрот?»

      «Да».

      «Меня зовут Брайан Бретт. Я поэт из Канады, и я просто хотел позвонить и сказать вам, что прочитал ваше произведение и восхищаюсь им».

      Повисла мертвая пауза, неловкое молчание. Наконец, этот медвежий голос сказал:

      Я остался на неделю. Мы обсуждали поэтов династии Тан, торговлю картофелем, Гермеса Трисмегиста, водевильские приемы, безумие и гениальность Эзры Паунда, теории Кропоткина о взаимопомощи, любовную жизнь Оно Комачи и недостатки контркультуры. Почти все, к чему он обращался в Classics Revisited .

      Я ушел, витая в облаках. Итак, это была литература. Конечно, он мог быть жутким чудаком с грыжей пищеводного отверстия диафрагмы и склонностью к ворчанию, но за ним стояла мечта, мировая литература, полная достоинств и унижений, неожиданностей, ужасов и волшебства. И действительно, шикарный сон.

Существует прекрасное эссе Хелен Гарнер, в котором она описывает, как она обнаружила, что автор любимого ею в детстве «Путешествие гербовых животных» , Филлис Хей, является настоящей австралийкой, и она все еще жива, и как автор дает ей последний сохранившийся экземпляр книги и рассказывает о том, как все детское волшебство возвращается, когда Гарнер снова читает книгу.

Есть интересное эссе по книге Барбары Грин «Слишком поздно повернуть назад» Рассела Бэнкса. В нем описываются мысли Барбары Грин о ее путешествии в Либерию со своим двоюродным братом Грэмом Грином. Сам Грэм Грин описал это путешествие в своей знаменитой книге 9.0003 «Путешествие без карт» . Рассел Бэнкс называет книгу Барбары Грин лучшей версией, а также цитирует Пола Теру, когда тот говорит, что Грэм Грин упоминает своего кузена в своей книге только три одиннадцать раз на трехстах страницах (в то время как Барбара Грин дает интимное и сложное изображение своего кузена в ее книга). Это похоже на очередной случай, когда прекрасную женщину-писателя игнорировали в пользу более известного писателя-мужчины. Рассел Бэнкс завершает свое эссе словами : «Большое удовольствие — читать их вместе, сначала его, потом ее».  

Существует эссе о книге, написанной матерью сыну в девятом веке нашей эры, под названием «Руководство для Уильяма» Дхуоды, которое было очень острым и тронуло меня. Несколько прекрасных строк из этой книги, которые были процитированы автором эссе Энн Карсон, звучат так:

И когда я уйду, у вас будет эта маленькая книжка с учениями как напоминание: вы сможете смотреть на меня еще как в зеркало, читая меня умом и телом и молясь Богу. Тогда ты ясно увидишь свой долг передо мной.

Майкл Хелм говорит это о сборнике стихов «Они кормят льва» Филипа Левина:

У нас есть смысл стихов, происходящих не от воображения или даже памяти, которая является игрой ума, а из воспоминаний, состояние бытия. Стихи Левайна настолько похожи на современную литературу, что им не хватает широты опыта. Жизни в этих стихах не только интимны, но и разнообразны, и вместе они придают книге необыкновенную амплитуду.

Хелм продолжает:

Каково бы ни было ее место в наше время, лучшая поэзия часто кажется последней достойной формой публичного высказывания. Когда оно утрачено, обыденное вторгается, не привлекая ни малейшего внимания. Но обрел, в доле случайности смешанной с верой, хотя ничего не забыто, ничего не знакомо.

Красивый проход, не правда ли?

Лэрд Хант рассказывает о книге под названием «Некоторые китайские призраки» Лафкадио Хирна, которая была для него так близка, но так далека и которую он так и не смог прочитать в конце. Это он говорит о писателе –

Некоторых писателей читаешь до изнеможения, до изнеможения; другие принимаются короткими, поразительными дозами. Для меня Хирн попадает в число последних.

 Когда Венди Лессер пишет о «Истории старых жен» Арнольда Беннета , она сожалеет о том, что Беннета больше не читают из-за эссе Вирджинии Вулф о Беннете. Затем Лессер говорит: Беннет прямо с литературной карты. Это как если бы вы посадили в своем саду восхитительно необычное почвопокровное растение, а спустя несколько лет обнаружили, что его безудержное распространение погубило ваш любимый дуб. (Ну, точно не дуб. Чарльз Диккенс — это дуб. Беннет больше похож на непослушную яблоню: ему не помешало бы немного подрезать, но плоды вкусные.)

Я прочитал две книги Арнольда Беннета – «Отель «Гранд Вавилон»» (одна из моих самых любимых книг – подробнее о ней чуть позже) и «Литературный вкус» (попытка Беннета помочь читателям приобрести литературные Сейчас книга устарела, но интересно узнать имена стольких новых авторов, которых высоко ценили в ушедшую эпоху).

Алан Лайтман описывает, как он обнаружил свою любимую книгу «Далеко и давно» У. Х. Хадсона.

Несколько лет назад, еще до появления amazon.com, я проехал через всю страну в книжный магазин Пауэлла в Портленде, штат Орегон, в последней попытке найти некую давно вышедшую из печати книгу У. Х. Хадсона. Я уже был большим поклонником более известного романа Хадсона « Зеленые особняки », ужасно грустного романа о романе в зеленых лесах Южной Америки, который преследовал меня в течение многих лет. Побродив по акрам и акрам подержанных книг у Пауэлла, я вышел на небольшую поляну и заметил соответствующую полку. И там я нашел пять экземпляров объекта моего желания. Из хорошего спортивного поведения я купил только три.

Лайтман будет озадачен, узнав, что Powell’s также стал Powells.com теперь …поэзия доставляет наибольшее удовольствие, когда понимается только в общем и не вполне, это совершенное понимание иногда почти гасит удовольствие.

Это одна из моих самых любимых строк в книге. Один из моих друзей сказал, что музыка — это прекрасный язык, который иногда описывает вещи, недоступные словам. Я думаю, что это относится и к поэзии, хотя поэзия использует слова.

Сэм Солеки произносит эти прекрасные слова, когда пишет об Уильяме Гассе «О том, как быть синим» :

…использование языка как любовника…не язык любви, а любовь к языку, не материя, но имеется в виду не то, к чему прикасается язык, а то, что он образует…

Рональд Райт пишет о том, как книга Уильяма Голдинга «Пинчер Мартин» посвящена страшным темам:

… книга выходит за рамки веры, чтобы исследовать совесть и сознание; память и судьба; рост нашей личности и нашего вида; и силы внутри нас, которых у нас есть все основания опасаться, ибо за нами миллион лет безжалостных побед.

В послесловии к книге Хавьер Мариас пишет о том, как во время одного из своих путешествий он обнаружил старомодный книжный магазин. Его описание звучит так:

Во время недавней поездки в Буэнос-Айрес, город, который я посетил впервые, я заново открыл для себя тип продавца старых книг, который, как я думал, исчез с лица земли, за исключением, возможно, из Англии, где все, кажется, сохраняется в своем первоначальном или диккенсовском состоянии. Я имею в виду тип книготорговца, который абсолютно ничего не знает о том, что он хранит и что продает, и поэтому не указывает на своих книгах цены, а решает, сколько брать, на месте, выслушав вопрос потенциального покупателя и, в частности, тон в книге. который он сделан. Такой дилер руководствуется не столько переплетом, тиражом, датой издания или автором, сколько интересом, проявленным покупателем к тому, как покупатель смотрит на тот или иной том и обращается с ним. Это люди, которые были закалены или, скорее, обучены многолетним опытом наблюдения за своими клиентами. Я полагаю, что для этих людей мы, покупатели, должны быть открытой книгой; наша реакция говорит им о фолианте в наших руках гораздо больше, чем тот фолиант, лежавший на полке минуту назад, мог бы рассказать им. Они ничего не знают о своих товарах, но знают, как проникнуть в человеческую психику; они научились интерпретировать легкое дрожание пальцев, тянущихся к корешку книги, мгновенное моргание человека, который не может поверить своим глазам, видит название, которое они искали годами; они умеют воспринимать скорость, с которой вы схватываете эту долгожданную, но ненаходимую книгу…

Моя утерянная классика

Я любил читать «Утерянная классика» . Каждое сочинение в ней доставляло мне массу удовольствия. Чтение этого заставило меня почувствовать ностальгию и подумать о книгах, которые я любил и потерял, когда был моложе. Эта книга также значительно увеличила длину моего списка «TBR». Если вы один из тех людей, которые любят читать книги о книгах и испытывают ностальгию по книгам, которые вы любили и потеряли, вам понравится эта книга.

Эта книга также вдохновила меня на составление списка утраченной классики. После некоторых тщательных размышлений я составил список. Вот как это выглядит:

(1)   «Отель Гранд Вавилон» by Арнольд Беннетт

Эту книгу мой отец читал мне и моей сестре, когда я учился в школе. Тогда это была одна из наших любимых историй. Мы позаимствовали эту книгу у одного из друзей моего отца, но уровень языка, вероятно, был слишком сложным для меня, чтобы читать. И мне, и моей сестре эта история очень понравилась. Моя мама тоже читала. (История была такой: американский миллионер мистер Раксоль обедает со своей дочерью Хелен в лондонском отеле. Когда его дочь хочет чего-то, чего нет в меню, — филе, — а шеф-повар отеля отказывается приготовить это блюдо. , потому что это ресторан высокой кухни, миллионер раздражается и покупает отель.Это начинает череду загадочных и авантюрных событий, после которых происходят неожиданные вещи.) Затем эта книга исчезла с лица земли. Когда много лет спустя я с ностальгией вспоминал о нем и пытался его найти, найти было невозможно. Беннета «Сказки старых жен» было легче найти, но «Гранд-отель Вавилон» был утерян. Я был очень разочарован. Затем, во время одного из моих поисков в разных книжных магазинах, одна из менеджеров книжного магазина сказала мне, что может достать ее для меня. Она связалась с издательством, которое специализировалось на издании распроданных книг, и у них каким-то образом оказалась эта копия, и через некоторое время я получил ее. Я прочитал книгу снова, и она вернула мне много старых теплых воспоминаний, и на этот раз книга была так же хороша, как и в первый раз, когда я услышал эту историю. Это одна из моих самых любимых книг, и я до сих пор дорожу своей распроданной копией. Если вы хотите прочитать эту книгу онлайн, вы можете найти ее здесь

(2)   Физика для развлечения по Я. Перельман

Это была одна из книг, которые я получил, когда учился в школе. В то время русские книги, изданные на английском языке в твердом переплете, продавались по очень низким ценам. В моей школе была книжная выставка, где выставлялись русские книги, и именно там я получил книгу Перельмана. Это классика своего времени, объясняющая физику с помощью повседневных событий и понятий на языке непрофессионала. Он охватывает в основном классическую физику и не содержит таких вещей, как квантовая механика и теория струн. Приятно читать. Я одолжил его одному из моих друзей во время учебы в колледже и забыл о нем. Недавно, когда я был в книжном магазине, я увидел один том этой книги, выпущенный американским издательством (оригинал был издан издательством «Прогресс», Москва в советское время). Издательство упомянуло в издании, что второй том книги утерян. Затем я вспомнил копию, которая у меня была. К счастью, друг, которому я одолжил книгу, остался моим другом. Я написал ему и спросил, есть ли он у него еще. Прошло так много лет с тех пор, как я одолжил его ему, и поэтому я подумал, что, возможно, оно было потеряно. Но мой друг удивил меня, сказав, что у него все еще есть это в месте его родителей. В следующий раз, когда он поехал к своим родителям, он взял его и отправил мне. Я был в восторге, когда увидел! Это было действительно потерянное и найденное сокровище.

(3)   Петр Великий на Алексей Толстой

Это была еще одна книга русского писателя, которую я получил в старые времена, когда мир был другим местом. Алексей Толстой связан с более известным Львом Толстым, но менее известен . «Петр Великий» — роман, основанный на жизни русского царя, принесшего в Россию судьбоносные перемены. Репутация Алексея Толстого в последующие годы пошла на убыль, вероятно, потому, что он поддерживал советский режим и Сталина, и, вероятно, в наши дни его произведения никто не читает. Я уверен, что все его книги больше не издаются, и лишь несколько экземпляров спокойно лежат на заднем ряду книжных полок таких читателей, как я. В каком-то смысле это грустно, потому что политическая деятельность автора и его убеждения иногда влияют на то, как потомство воспринимает его литературное творчество, и хотя иногда мы пытаемся отделить жизнь человека от его творчества (например, Герман Мелвилл в реальной жизни был неприятным человеком). и мы признаем это, но мы также признаем его гениальность в «Моби Дик» . Мы иногда ненавидим Теда Хьюза за его жалкое обращение с Сильвией Плат, как в бытность его женой, так и после ее смерти, но это не помешало ему стать поэтом-лауреатом), но в отношении Алексея Толстого, его политической деятельности и убеждения, вероятно, привели к тому, что его литературная деятельность была отодвинута на второй план. Это грустно, потому что он был действительно хорошим писателем.

(4)   Раз, два, три… Бесконечность : Факты и домыслы науки by Георгий Гамов

Я увидел эту книгу в книжном магазине на тротуаре во время учебы в колледже. Это издание 60-х годов. Книготорговец продал ее мне по смехотворно низкой цене. Я раньше не слышал о Георгии Гамове. Прочитав первую страницу книги, я увлекся ею. Начал с простых описаний чисел, углубился в бесконечность и ее разные виды (я не знал, что раньше были разные виды бесконечностей), а потом продолжил разговор о физике, химии, астрономии, происхождении вселенной, происхождение жизни и другие интересные темы. Она написана для широкого круга читателей, и это прекрасно. Я одолжил свой экземпляр своему другу, и, как это часто случалось в те дни, мы переезжали из одного дома в другой, и книга терялась в щелях. Затем несколько лет назад, просматривая книжный магазин, к моему приятному удивлению, я узнал своего старого друга в отделе новых поступлений! Я сразу взял и прочитал от первой до последней страницы. Это было так же хорошо и свежо, как когда я читал это в первый раз. Теперь это одна из самых ценных книг в моей личной библиотеке 🙂

(5)   Маниможи Ни Эннаи Маранту Виду (Маниможи, забудь меня) по Тамилванан

Тамилванан был писателем, который писал детективы об убийствах, триллеры, эссе, вдохновляющие моих матерей язык, тамильский. Он был писателем ушедшей эпохи. Он был довольно известен в 1960-х и 1970-х годах, и все его книги были бестселлерами. В те дни его романы были «горячими» в библиотеке, и было трудно достать одну из его книг, так как они пользовались большим спросом. Тамилванан писал на чистом тамильском языке и избегал использования английских слов в своих книгах. Так что, хотя язык в его книгах звучал надуманно, читать их было приятно. Например, он никогда не использовал «сок» , но использовал тамильский эквивалент «пажарасам» , что буквально означало «вкусная вода, выжатая из фрукта» — здесь «ж» произносится как «л», но подчеркивается складыванием языка. Имена персонажей в его книгах тоже были достаточно оригинальными и красивыми. Например, имя главного героя этой книги — Маниможи, что означает «тот, чей голос мелодичен, как музыка колокола» . Имена некоторых персонажей в других его книгах были ‘Каялвижи’ («тот, у кого красивые глаза в форме рыбы» ), ‘ Маларкоди’ (« тот, у кого красивое тонкое изогнутое тело, похожее на лиану») , ‘Наавалан’ («красноречивый человек») . «Маниможи урожденная Эннаи Маранду Виду» — одна из самых известных его работ. Это история об отце, который сообщает дочери, что он член преступной группировки и скоро умрет, и просит ее бежать в другой город. То, что происходит с дочерью, и ее интересные приключения составляют остальную часть истории. В последующие годы, после того как я пришел на работу, я пошел в офис издателей, которые издавали его книги (издательская компания принадлежала Тамилванану, а позже его сыновьям) и получил все его романы, которые были выставлены на обозрение. Большинство из них были последними экземплярами, которые у них были, и они сказали, что не планируют печатать их снова, так как вкусы читателей изменились. Но «Маниможи урожденная Эннаи Маранту Виду» пропала, а последний экземпляр книги был распродан. (Одна из причин, по которой продавец книжного магазина не переиздает романы Тамилванана, заключалась в том, что в прежние времена Тамилванан описал одно убийство в книге и то, как следователь раскрыл его. Но сегодня на телевидении есть фильмы и сериалы, в которых много убийств, и поэтому рассказы Тамилванана устарели. Я не согласен с его аргументацией, но я согласен с тем фактом, что чтение снизилось, а телесмотрение увеличилось). Когда в прошлом году я пошел на ежегодную книжную выставку в моем городе, я с удивлением обнаружил, что «Маниможи урожденная Эннаи Маранду Виду» снова переиздан. Я был очень взволнован и получил копию. Теперь это одно из моих сокровищ на моей книжной полке.

Рад сообщить, что вернул себе всю свою «утерянную классику» 🙂

Можете вспомнить книги, которые любили и потеряли? Как выглядит ваш список «Утерянной классики»?

Читать полностью »

Лев Толстой Андрея Зорина — Дом Пушкина

Приехав в Москву в 1851 году, молодой Лев Толстой поставил перед собой три ближайшие цели: сыграть в азартные игры, жениться и получить должность. На тот момент ему удалось только первое. Знаменательная жизнь писателя будет полна вынужденных перерывов и внезапных уходов, от смерти его любимых родителей до ухода из того социального класса, в котором он родился. Книга объединяет жизнь Толстого, предлагая отчет о самых глубоких чувствах и мотивах романиста, а также интерпретацию его основных произведений, в том числе знаменитых романов Война и мир и Анна Каренина .

Лев Толстой издается издательством Reaktion Books.

Андрей Зорин — профессор и заведующий кафедрой русского языка в Оксфордском университете. Он является автором или соавтором нескольких книг по русской литературе и культуре, в том числе «На периферии Европы 1762–1825: Самоизобретение русской элиты ».

Почему вы захотели написать книгу о Толстом?

Когда кто-то изучает русскую литературу, вопрос очень излишен! Я был большим фанатом Толстого с 12 лет. Я никогда не осмеливался изучать его, потому что предмет казался очень сложным, а о нем написаны библиотеки замечательных книг. Долгое время я думал, что сделаю это позже, а потом понял, что если я когда-нибудь это сделаю, я должен начать. Именно в этот момент издатель выступил с замечательным предложением написать его биографию.

Каковы ваши академические интересы?

В Советском Союзе я занимался культурой конца 18-начала 19 века. Двадцатый век был полным табу, потому что он был полностью политизирован, как и большая часть XIX века. Ленин писал о Толстом, что очень затрудняло писать о нем что-либо. 18 век казался довольно тихой гаванью. Мне было интересно сделать что-то до канонического периода русской литературы от Пушкина до Чехова. Я сосредоточился на появлении романтической культуры. Толстой — ее идеальное воплощение в своем отношении к себе и миру.

Как бы вы охарактеризовали Толстого?

Он общепризнан как один из величайших романистов всех времен. Уильям Фолкнер, когда его спросили о трех величайших романах, когда-либо написанных, назвал « Анну Каренину» первым, вторым и третьим. У Толстого есть художественное наследие, но он также имел огромное значение в философском плане. Он был очень радикален в своем анархизме, отрицании верховенства закона или каких-либо прав государства на управление. У него были сотни тысяч последователей. Важнейшим его вкладом в мировую культуру является его личность, его стремление к личному совершенству. Его работы не только отражают, но и составляют его жизнь.

Какие источники дали вам наибольшее понимание во время вашего исследования?

Почти невозможно найти новый исходный материал, написанный самим Толстым. Почти все, что он написал, опубликовано и тщательно проработано. Но много интересного материала я нашел в письмах его жены Софьи и ее сестры Татьяны. О нем известно так много известных фактов и текстов, но просмотр семейной переписки открыл многое.

Каков ваш ключевой вывод об этом человеке?

От Ленина до Исайи Берлина утверждали, что у Толстого были непримиримые противоречия: между мыслителем и писателем, разные стороны его мысли, периоды его жизни. Но для меня он абсолютно последовательный человек. У него было несколько глубоких духовных кризисов, он забросил литературу, свой политический класс и семью. Но чем больше я читал, тем более логичным и неизбежным казался каждый шаг. Человеку свойственно быть противоречивым. Толстой боролся с самосовершенствованием, чтобы приблизиться к своему идеалу человека. Он чувствовал, что не соответствует стандартам, которые установил для себя, и с самого начала был уверен, что никогда их не достигнет. Чем больше вы развиваетесь, тем изощреннее ваши представления о совершенстве; чем больше вы стараетесь, тем дальше ваш идеал. Он знал это очень хорошо.

Какова его актуальность сегодня?

Мы видим огромное возрождение толстовских идей, которые долгое время казались маргинальными: вегетарианство, ненасилие, любовь к природе, переход к более простому образу жизни, абсолютный отказ от государства и вмешательство официальных институтов. в жизни человека идея полной автономии, его отвращение к сексуальности. То, что казалось смешным, стало мейнстримом.

Как к нему относится российское государство?

Советская система видела в нем только одну сторону: патриотическое напряжение в Войне и мире . Его нельзя было выбросить, и его полное собрание сочинений было опубликовано, но было табу: они не распространялись. Как и многое другое, мода на Толстого сейчас в России идет с Запада. Особенно к столетию со дня его смерти его очень сильно приуменьшили, учитывая его конфликт с православной церковью. Официальная идеология хочет использовать Толстого как великого писателя, но его воинствующая позиция против церкви, его анархизм и его пацифизм не подходят, поэтому его санируют. Если бы вы спросили Путина, он бы сказал, что Толстой — великий русский писатель, писатель и патриот, отражающий славу России. Кто-то скажет, что он был антироссийским, но официальная идеология попытается его перекрасить. С другой стороны, Алексей Навальный даже процитировал его в своем Дворец Путина фильм: «Злодеи, ограбившие народ, собрались, набрали солдат и судей для охраны своей оргии и пируют».

А мнение отдельных россиян?

Основная проблема молодого поколения состоит в том, как заставить его читать такие невероятно длинные книги. Мы изучали Война и мир в течение двух месяцев в старшей школе. Большинство прочитало книгу и пришлось написать по ней множество сочинений, причем даже те, кто не знал героев и о чем она. Теперь 20-страничная статья называется «лонгридом». Моя биография продавалась на русском языке лучше, чем я ожидал, и реакция была хорошей, возможно, отчасти потому, что она намного короче, чем предыдущие биографии. Многие люди говорили, что никогда не представляли, что это можно написать на 180 страницах.

Какое ваше любимое произведение Толстого?

Война и мир . Я прочитал ее от начала до конца семь раз, а отдельные части — чаще. Каждый раз я думаю, что когда-нибудь дойду до стадии, когда буду знать все и не найду ничего удивительного, но этого еще не произошло. Вы были бы очень глупы, если бы не восхищались Анной Карениной , но я вижу в ней более обычную книгу. Он абсолютно великолепен по форме, но не обладает такой же жизненной энергией.

Как вы научились писать на английском и русском языках?

На это ушло четыре года, отчасти потому, что я пытался уместить такую ​​огромную массу материала в небольшую книгу, отчасти потому, что по-английски я пишу намного медленнее, чем по-русски. После этого я подготовил русскую версию. Конечно, то, как вы думаете и излагаете свои мысли на обоих языках, сильно различается. Толстой был франкофоном, знавшим русский язык как изнутри, так и снаружи, и понимал эту проблему: каждый раз, когда он пишет в Война и мир о патриотических чувствах русских, он употребляет французское слово «latente», потому что не нашел русского слова, отражающего это скрытое чувство, которое мотивирует поведение, но не может и не хочет выражать себя. Почти невыносимый русский синтаксис Толстого плохо работает на других языках, но он был нужен ему для описания сложности человеческой души. Как говорил Горький, «вы думаете, легко ему было писать так коряво? Он знал, как писать очень хорошо, и ему пришлось исправлять это десять раз, чтобы это звучало по-настоящему неуклюже».

Какая твоя следующая книга?

Еще до этой биографии я начал — не работая, а размышляя — над академической монографией о Толстом. Теперь я снова пытаюсь написать большую работу. Я не хочу делать одно и то же дважды. Я попытаюсь укоренить Толстого в романтической мифологии, в его время, как воплощение эпохи, которую он пережил.

ИНТЕРВЬЮ ЭНДРЮ ДЖЕКА ДЛЯ ПУШКИНСКОГО ДОМА ( @AJACK )

REVIEWS

«Стремление [Толстого] избавиться от отвлекающих факторов и обязательств — одна из преемственностей, которую Андрей Зорин, историк культуры из Оксфорда, прослеживает в своем прекрасном описании долгой и удивительной жизни Толстого. . . Гениальным, цельным подходом, отличающим его биографию от других, г-н Зорин трактует события жизни Толстого и его творчество как единое неделимое целое» — The Economist «Книги года» Лев Толстой освещает личные предрассудки и страсти Толстого как основу его художественной литературы. Биография Зорина подтвердила мою дилетантскую догадку, что главной навязчивой идеей Толстого был его страх перед неконтролируемыми силами секса, музыки и насилия, управляющими его жизнью» — Зиновий Зиник, TLS «Книги года»

«Фигура, которая выходит из этих страниц является сложным. Для левых прогрессистов Толстой был реакционером; в то время как консерваторы видели в нем саморазрушительного нигилиста. . . Благочестивый религиозный фанатик с мессианским комплексом может быть несколько ближе к истине. Но и сам Христос счел бы невозможным жить по тому совершенному нравственному порядку, который Толстой всегда пытался построить: и в жизни, и в искусстве».0011 Sunday Independent, Dublin

«Зорин представляет собой скелет русской истории девятнадцатого века, но его сила не в этом. младенец: беспомощный человек, иррационально связанный, подавленный другими и отчаянно желающий выбраться. . . Зорин помогает нам выйти за рамки канонического образа Толстого как сказочно веселого, жизнеутверждающего родителя.