Восемнадцатое брюмера | |
1799 г. | ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ | Восемнадцатое брюмераВосемнадцатое брюмера VIII года республики (по
республиканскому. Использованы материалы Советской военной энциклопедии в 8-ми томах, том 2. ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА VIII года республики (по республиканскому календарю
французской буржуазной революции конца 18 века) — государственный переворот 9-10
ноября 1799 года, совершенный генералом Наполеоном Бонапартом и подготовивший
установление во Франции военной диктатуры в форме Консульства, а затем (с 18 мая
1804 года) — империи. B. A. Дунаевский. Москва. Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. — М.: Советская
энциклопедия. 1973—1982. Далее читайте:Весь мир в XVIII веке (хронологическая таблица). Литература:Вандаль А., Возвышение Бонапарта, пер. с франц., т. 1, СПБ, 1905; Bainville J., Le Dix-huit brumaire, P., 1925; Bonaparte L., Révolution de brumaire, Brux.-Lpz., 1845; Rocquain F., L’état de la France au 18 brumaire, P., 1874; Meynier A., Les coups d’état du Directoire III. Le Dix-huit brumaire an VIII, et la fin de la République, P., 1928.
|
| ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
| | ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
календарю Великой французской революции), государственный
переворот 9 —10 ноября 1799 года, совершённый генералом Наполеоном
Бонапартом и
приведший к установлению во Франции военной диктатуры в форме Консульства, а с
мая 1804—империи. Переворот В. б. был организован крупной буржуазией,
стремившейся к установлению сильной власти в целях упрочения своего
господства. Среди участников заговора выдвинулся Бонапарт, в к-ром буржуазия
видела решительного военачальника, способного установить в стране устойчивое
положение. Опираясь на находившиеся под его командованием воинские части и
используя субсидии, предоставленные буржуазией, Бонапарт 9 нояб. 1799 провёл
в Совете старейшин решение о введении воен. положения, назначении себя
командующим войсками Парижа и переносе заседаний Законодат. корпуса (Совета
старейшин и Совета пятисот) из Парижа в пригород Сен-Клу. На след, день
Бонапарт разогнал депутатов корпуса. Вечером того же дня часть депутатов с
помощью гренадеров была собрана на заседание и послушно приняла декреты об
упразднении Директории (пр-ва Франц.
В 1799 году Директория оказалась не в состоянии справиться
как с дальнейшей активизацией революционных сил во Франции, так и с
участившимися мятежами против республики, поднимаемыми роялистами. Это вызывало
недовольство крупной торговой и промышленной буржуазии, заинтересованной в
установлении устойчивого положения в стране и вставшей на путь подготовки
заговора для создания твердой власти в виде военной диктатуры. В заговоре
участвовали и 2 члена Директории — Э. Ж. Сьейес и П. Р. Дюко. Среди участников
заговора выдвинулся генерал Наполеон Бонапарт, в лице которого буржуазия видела
человека, способного установить устойчивое положение в стране. Опираясь на
находившиеся под его командованием воинские части и используя субсидии,
предоставленные буржуазией, Бонапарт 9 ноября 1799 года добился переноса
заседаний Законодательного корпуса (Совета старейшин и Совета пятисот) из Парижа
в пригород Сен-Клу, а 10 ноября с помощью своего брата Люсьена, председатель
Совета пятисот, разогнал депутатов корпуса.
Том 3. ВАШИНГТОН — ВЯЧКО. 1963.18 брюмера Владимира Путина.
Анатолий Вершик – о крахе общих надеждМало кто помнит, что 18 марта – это День Парижской коммуны, когда-то он был даже нерабочим днем, а позже считался днем красного календаря: большевики старались сохранить романтическое воспоминание о коммуне как о предшественнице своего государства. Но еще меньше людей помнят смысл выражения «18 брюмера…», относящегося к другой дате из французской истории, синониму политического переворота. В этот день в 1799 году к власти во Франции в результате переворота пришел Наполеон Бонапарт и французская революция, начавшаяся летом 1789-го, закончилась.
Те, кого не миновало изучение трудов Карла Маркса, должны помнить его брошюру «18 брюмера Луи Бонапарта», в которой подробно анализируется еще один переворот во Франции, другого Бонапарта, племянника Наполеона. Он был избран президентом Франции в 1848 году, но в конце 1851 года совершил государственный переворот и стал императором Наполеоном III, установив, выражаясь современным языком, авторитарное правление.
Хотя месяц «брюмер» (по-русски «туман») революционного календаря не совпадает с нашим мартом, я утверждаю, что туманное 18 марта 2014 года стало «18-м брюмера Владимира Путина», то есть днем государственного переворота, при котором, как и в предыдущих случаях, власть осталась в тех же руках. Вряд ли в этот день президент, депутаты Государственной думы и Совета Федерации вспоминали про Парижскую коммуну или про перевороты 1799 и 1851 годов. Не могли вспоминать, то ли по скудости образования, то ли потому, что им и не приходило в голову, насколько естественно это сравнение.
В России в этот день в действительности был совершен государственный переворот, который покончил с одной эпохой и начал новую, а правитель при этом остался тем же.
Именно в этот день закончился затянувшийся «смутный» период истории России и власть твердо стала на путь открытого и всеобъемлющего восстановления наихудших советских, экспансионистских и империалистических традиций и, соответственно, подчинила такому восстановлению свою внутреннюю, социальную и другую политику. «Смутные» или «лихие» годы, когда Россия, начиная с 1990-х, пыталась выкарабкаться из смеси советских и перестроечных политических и экономических уродств, скорее стихийно устанавливая постсоветские, псевдокапиталистические уродства, – закончились. Новейший период, по мнению власти, знаменовал «вставание с колен во весь имперский рост» после «унижений, cвязанных с развалом СССР».
Пришло ли в голову современным политтехнологам, что назначать специально в память об этом перевороте на ту же дату, 18 марта 2018 года, выборы президента означает навсегда войти в историю в качестве самодовольных мелких триумфаторов, а может статься, и накаркать на избранного президента бед? Гораздо естественнее, на мой взгляд, было бы для их будущего забыть об этой дате.
Принятие решения о присоединении Крыма стало концом той России, которая – хорошо или плохо, надежно или нет, но уже почти утвердилась в мировом сознании в своем ином, по сравнению с прежним, советским обличьем, качестве и, казалось, стала инкорпорироваться в мировую систему цивилизованных государств. В этот день было демонстративно заявлено о возвращении, к почившей, советской модели государства с ее военной «интернациональной помощью» другим государствам, с противостоянием Западу, с борьбой за чистоту идей, борьбу с внутренними врагами. Правда, с идеями «нового мира» дело оказалось очень плохо. В противоположность советской эпохе, когда общественно-политические идеи еще и были (хотя в них уже никто не верил), здесь все – наоборот: хотя никаких новых идей нет, в их существование многие верят.
Движение нашей страны в «советском направлении», которого стараются избежать многие страны мира, можно было, конечно, легко предвидеть и ранее. Такой тренд имелся с конца 1990-х – начала 2000-х годов, но переворот 2014 года сыграл принципиальную роль.
Этот вектор неизбежно определялся прежде всего сознанием и биографией людей, ставших в 1990-е или властью, или даже оппозицией власти, и конечно, более глубокими причинами экономического и общественного характера. В подавляющем своем большинстве действующие лица той эпохи – бывшие члены КПСС, советские хозяйственники, выходцы из известных органов. Других политических сил, даже потенциально, у страны и государства не было, все было вычищено. Часть этих людей была, возможно, недовольна некоторыми существовавшими в советское время порядками или запретами, или была чем-то обижена, но большинство и не думало о принципиальных и неисправимых пороках советской системы. К ним добавились представители наиболее подвижного и деятельного слоя любого общества, криминального, и вот вместе с бывшими комсомольскими работниками и сотрудниками «органов» они стали властью.
Память о недолгом времени (конец 1980-х – начало 1990-х годов) «либеральных реформ» и «западных свобод» быстро выветрилась из сознания и тех, кто получил власть, и тех, кто получил неограниченные возможности мгновенного обогащения, и тех, кто беспощадно критиковал и обогатившихся, и пришедших к власти.
Эти люди – как и многие деятели нынешней и перестроечной оппозиции, как и нынешняя молодежь – в большинстве своем не имели и не имеют надежной прививки против заражения «советским синдромом», который состоит либо в прямой поддержке советских и даже сталинских порядков и системы ценностей, либо в мягком и притворном осуждении некоторых «аномалий», но с общим одобрением. Весь советский период до сих пор не был по-настоящему отрефлексирован большей частью населения страны.
Люди, имевшие долгий опыт обдумывания жизни в советское время, понимавшие ложность принципов, на которых построено общество, пережившие преступления советской системы, почти не были представлены в новой перестроечной и постперестроечной власти. Да и вообще они составляли небольшой процент населения и по определению не могли стать политической силой. А верные работники партии и «органов», сознание и деятельность которых сложилось или начало складываться в брежневско-андроповское время, ставшие властью (или даже оппозицией), почти мгновенно стряхнули «труху перестроечных фантазий» и под лозунгом президента «ведь не все было плохо» кинулись строить капитализм «с советским лицом».
Что касается основной массы населения, то слова президента стихийно воспринимаются как одобрение советского опыта, от которого ни в коем случае отказываться не надо, напротив – нужно по возможности использовать его. Поэтому неудивительно, что «18 брюмера Владимир Путина» приветствуется большинством населения страны и отвергается лишь небольшой частью просвещенной части общества.
Но и тем, и другим нельзя не понимать, какие последствия вызвал, вызывает и еще вызовет этот переворот. Главные последствия за эти четыре года – уже на виду. Но естественная логика событий, заложенная в механизмах переворота, неумолимо запускает новые и новые последствия, из которых международные санкции – самое невинное. Можно, конечно, пускаться в фантазии по поводу возможности возвращения назад и постепенного отступления от чудовищных решений последних лет, но даже если допустить такую возможность, то все равно нельзя уже произошедшее исправить, доверие к стране в обозримом будущем не вернуть.
Есть множество вопросов, обращенных к Путину, на которые он, по-видимому, и не собирается отвечать
Главное, что было растоптано, – возможность включения страны в цивилизованное содружество, без которого разумная Россия существовать не сможет.
СССР ни в каком смысле не принадлежал к этому содружеству и позиционировал себя (сейчас смешно это говорить) как носителя нового типа общества. Эти претензии рухнули, чего множество людей так и не поняли. В 1991 году появилась возможность вернуться в этот клуб, в котором Россия, кстати, состояла до 1917 года. Такое возвращение не могло стать мгновенным и даже быстрым, слишком много натворили большевики и их последователи за ХХ век, чтобы мир без колебаний стал доверять им. Неминуем был длительный экзамен, испытательный срок и проверка серьезности изменений. И вот, наконец, экзамен ожидаемо провален, Россия с позором выгнана из клуба, и этот провал власть хочет сделать чуть ли не предметом гордости. Догадывается ли власть о катастрофе, надвигающейся на страну, ведущую такую политику? Судя по недавней жалобе-угрозе Владимира Путина «Нас не слушали, послушайте сейчас!», обращенной к Западу, никакого понимания катастрофичности такой позиции нет. Ответственность за крах надежды, появившейся в 1991 году, после мартовского переворота 2014 года президент фактически открыто взял на себя.
Возвращаясь к выборам 18 марта 2018 (просто как к текущей, но малозначащей теме), естественно спросить каждого, кто в них участвует или призывает к участию: можно ли доверять руководство страной тому, кто совершил переворот и инициировал все последующие и многие предыдущие действия? Не должен ли этот человек сначала ответить на многочисленные вопросы о своей политике, о провалах и их причинах? Стоит ли участвовать в выборах, в которых неоспоримым победителем на выборах в первом туре станет автор этого переворота? Наличие кукольных кандидатов никак не добавляет осмысленности этой процедуре еще и потому, что самых серьезных и глубоких претензий к главному кандидату ими не высказано. На мой взгляд, кандидаты, которые действительно не желают продолжения политической линии Путина, должны отказаться от своего выдвижения, хотя бы даже в самый последний момент. Только это, а не громкие речи означали бы истинное несогласие с политикой власти, ведущей страну к новому застою или к катастрофе.
Причина, по которой действующий президент не имеет морального права на переизбрание, вовсе не в чрезмерной продолжительности сроков президентства. Она связана со многими действиями (или с бездействием власти), особенно в последние годы. Есть множество вопросов, обращенных к Путину, на которые он, по-видимому, и не собирается отвечать. Здесь имеет смысл назвать лишь главные.
Президент и его ближайшее окружение в последние годы проводят внешнюю и внутреннюю политику, вызывающую все более активное отторжение у мирового сообщества и у значительной части российского общества. Более того, во многом она малопонятна и необъясняема большинству населения страны. Доступность информации делает смехотворными основные утверждения пропаганды и разоблачает явную ложь. Причин для сомнений в правильности политики нынешней власти очень много, упомяну лишь некоторые.
- Военный конфликт с Украиной, развязанный после аннексии Крыма с одобрения, при попустительстве и при участии российской власти, есть либо должностное преступление, либо грубейший просчет и трудно исправимая ошибка, уже стоившая тысячи жизней.
- Нежелание по-настоящему расследовать обстоятельства убийства Бориса Немцова отбрасывает тень на действия президента; никакие ссылки на сложность раскрытия дела не убеждают. Подчеркнутая глухота президента к задаваемым ему вопросам о важнейших проблемах страны, об участии России в международных конфликтах, о поведении страны на международной арене свидетельствует либо о его неуверенности в том, как можно обосновать свои решения и поступки, либо о циничном невнимании к тем, кто поднимает неудобные темы.
- Бутафорская (в худших советских традициях) и лживая витрина того, что происходит в стране и мире, представляемая государственными средствами информации, оболванивающая население, создающая почву для мифов и последующей лжи, также не может не быть частью проводимой политики.
- Того же разряда – претензии президента на оценку эпизодов истории России с произвольным выпячиванием определенных персон и событий с очевидными пропагандистскими целями. Особенно это неприемлемо в отношении советского периода и сталинщины, здесь существует заговор молчания о страшной правде, который способствует распространению в широких массах одобрительного мнения о преступниках.
Модель управления страной, все в большей мере приближающаяся к советской, негодна, ведь однажды эта модель уже показала свою несостоятельность. Надежд на кардинальное изменение сложившихся правил взаимодействия власти и ее критиков нет, как нет и доверия к власти и ее решениям у значительной думающей части населения. Все сказанное, вкупе с желанием мирного хода развития событий, требует несогласия с позицией власти по важнейшим общественным проблемам. В трудные времена, когда люди, несогласные с происходящими событиями, не могут влиять на них, следует заботиться лишь о том, чтобы сохранить свое имя. Не стоит огорчаться от того, что не так много людей разделяют твои идеи. История обычно правильно ставит оценки переворотам, хотя иногда делает это с запозданием.
Анатолий Вершик – математик
Высказанные в рубрике «Блоги» мнения могут не отражать точку зрения редакции
18 брюмера Луи Бонапарта. Карл Маркс 1852
18 брюмера Луи Бонапарта.
Карл Маркс 1852 г.Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. Карл Маркс 1852
Гегель замечает где-то [*] что все великие всемирно-исторические факты и персонажи появляются, так сказать, дважды. Он забыл добавить: первый раз как трагедию, второй раз как фарс. Коссидир для Дантона, Луи Блана для Робеспьера, Горы с 1848 по 1851 год [66] для горы 1793 г. до 1795 г., племянник за дядю. И такая же карикатура встречается в обстоятельства второго издания Восемнадцатого брюмера.
Люди делают свою собственную историю, но делают ее не так, как им хочется; они делают
сделать это не при самовыбранных обстоятельствах, а при существующих обстоятельствах
уже данное и переданное из прошлого. Традиция всех мертвых
поколений давит, как кошмар, на мозги живых. И так же, как
они как бы заняты тем, что революционизируют себя и вещи, создают
то, чего раньше не было, именно в такие эпохи революционного
кризиса они с тревогой вызывают духов прошлого себе на службу,
заимствование у них имен, боевых лозунгов и костюмов, чтобы представить
эта новая сцена в мировой истории в освященной веками маскировке и заимствованном языке.
Так Лютер надел маску апостола Павла, революция 1789 г.-1814
облачался попеременно в облик Римской республики и Римской империи.
Империя и революция 1848 г. не знали ничего лучшего, как пародировать
то 1789 г., то революционная традиция 1793-95 гг. Подобным образом,
Новичок, выучивший новый язык, всегда переводит его обратно на свой
родной язык, но он усваивает дух нового языка и выражает
себя свободно в нем только тогда, когда он движется в нем, не вспоминая о старом и
когда он забывает свой родной язык.
Когда мы думаем об этом колдовстве мертвых мировой истории,
существенная разница выявляется. Камиль Демулен, Дантон, Робеспьер, св.
Справедливо, Наполеон, герои, а также партии и массы старых
Французская революция выполнила задачу своего времени – развязать
и создание современного буржуазного общества – в римских костюмах и с
Римские фразы. Первый разрушил феодальную основу и отрезал
выросшие на нем феодальные головы. Другой создал во Франции единственную
условия, при которых могла бы развиваться свободная конкуренция, раздел земли
должным образом используемая и ничем не ограниченная производительная сила нации; и
за французскими границами она повсюду сметала феодальные учреждения,
предоставить, насколько это необходимо, буржуазному обществу во Франции соответствующую
современная среда на европейском континенте.
Когда новая социальная формация
установилась, допотопные колоссы исчезли, а с ними и
воскресший католицизм – Бруты, Гракхи, пабликолы,
трибуны, сенаторы и сам Цезарь. Буржуазное общество в его трезвом
реальность породила своих истинных толкователей и представителей в «Говори, кузены»,
Ройер-Коллардс, Бенджамин Констант и Гизо; его настоящие военачальники сидели
за конторским столом, а тупоголовый Людовик XVIII был его политическим руководителем.
Всецело поглощенный производством богатства и мирным соперничеством.
борьбы, оно уже не помнило, что призраки римского периода
присматривал за своей колыбелью.
Но каким бы негероическим ни было буржуазное общество, оно
тем не менее нуждались в героизме, самопожертвовании, терроре, гражданской войне и национальных войнах, чтобы
воплотить его в жизнь. И в строгих классических традициях римской
республики буржуазные гладиаторы нашли идеалы и формы искусства,
самообманы, что им нужно было скрыть от самих себя
буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы и держать свою страсть на
высокий план великой исторической трагедии.
Аналогично, на другом этапе
развития столетием ранее Кромвель и английский народ заимствовали
из Ветхого Завета речь, эмоции и иллюзии для своих буржуазных
революция. Когда настоящая цель была достигнута и буржуазия
трансформация английского общества была завершена, Локк вытеснил
Аввакум.
Таким образом, пробуждение мертвых в этих революциях служило цели прославление новой борьбы, а не пародирование старой; увеличения данного задача в воображении, не уклоняясь от ее решения наяву; нахождения еще раз дух революции, не заставлявший свой призрак снова ходить.
С 1848 по 1851 год циркулировал лишь призрак старой революции — с
Марраст, rpublicain en gants jaunes [республиканец в желтых перчатках], который замаскировался под
старый Байи, вплоть до авантюриста, скрывающего свои тривиальные и отталкивающие черты
за железной посмертной маской Наполеона. Целая нация, которая думала, что
приобрела ускоренную силу движения посредством оборота, внезапно
оказывается отброшенным в ушедшую эпоху, и чтобы развеять любые сомнения относительно
рецидив, вновь возникают старые даты — старая хронология, старые имена,
старые указы, давно уже ставшие предметом антикварного
ученых и старых приспешников закона, которые казались давно мертвыми.
нация чувствует себя сумасшедшим англичанином в Бедламе [1] кто думает, что живет во времена старых фараонов
и каждый день оплакивает тяжелую работу, которую он должен выполнять в золотых приисках Эфиопии,
замурованный в этой подземной тюрьме, с бледной лампой, прикрепленной к его голове,
надзиратель за рабами за ним с длинной плетью, а на выходах растерянный
куча варварских военных рабов, которые не понимают ни подневольных рабочих, ни
друг друга, так как они не говорят на одном языке. «И все это»,
— вздыхает безумный англичанин, — от меня, свободнорожденного британца, ждут, чтобы
делать золото для фараонов». «Для погашения долгов
Семья Бонапартов», — вздыхает французская нация. Англичанин, пока он
был не в своем уме, не мог избавиться от своего ide fix майнинга
золото. Французы, пока они занимались революцией, не могли избавиться
памяти Наполеона, как выборы 10 декабря [1848 г., когда Луи Бонапарт был избран президентом Французской
Республика путем плебисцита.
] было доказано. Они очень хотели вернуться из
опасностей революции для котлов с мясом Египта [2] и 2 декабря 1851 года [Дата
о государственном перевороте Луи Бонапарта], — был ответ. Теперь они
иметь не только карикатуру на старого Наполеона, но и самого старого Наполеона,
карикатурно, как он должен был бы быть в середине девятнадцатого века.
Социальная революция девятнадцатого века не может черпать свою поэзию из прошлого, а только из будущего. Он не может начать с себя, пока не отбросил все суеверия о прошлом. Бывшие революции требовали воспоминания о прошлой всемирной истории, чтобы заглушить их собственное содержание. революция девятнадцатого века должна позволить мертвым хоронить своих мертвецов, чтобы прийти к собственному содержанию. Там фраза вышла за рамки содержания – здесь содержание выходит за рамки фразы.
Февральская революция была внезапным нападением, захватом старого общества
не подозревая, и народ провозгласил этот неожиданный удар делом мирового
значение, открывая новую эпоху.
2 декабря — Февральская революция.
шулерской уловкой, и то, что кажется свергнутым, вовсе не
монархия, но либеральные уступки, которые были вырваны у нее
через столетия борьбы. Вместо того, чтобы общество завоевало новую
содержание для себя, кажется, что государство только вернулось к своему старому
форме, к бесстыдно простому правилу мечом и монашеским капюшоном. Этот
это ответ на coup de main [неожиданный
удар] февраля 1848 г., вызванный coup de tte [опрометчивым поступком] декабря 1851 г. Легко пришло, легко ушло.
Между тем, интервал не остался неиспользованным. В течение 1848-51 французское общество, по
сокращенный революционный метод, основанный на исследованиях и опыте
что в обычном, так сказать, учебникном ходе развития имело бы
предшествовала Февральской революции, если бы последняя была чем-то большим, чем просто
шелушение поверхности. Общество, похоже, теперь отступило за свою
отправная точка; по правде говоря, она должна сначала создать для себя революционную
отправная точка – ситуация, отношения, условия
что только современная революция становится серьезной.
Буржуазные революции, подобные революциям восемнадцатого века, бушуют чаще быстро от успеха к успеху, их драматические эффекты превосходят друг друга, мужчины и вещи кажутся сверкающими бриллиантами, экстаз в порядке дня – но они недолговечны, вскоре достигают своего апогея, и длинный Katzenjammer [кошачье крыло] держится общества, прежде чем оно научится ассимилировать результаты своих бурь и стрессов. период трезво. С другой стороны, пролетарские революции, подобные революциям девятнадцатого века, постоянно критикуют себя, постоянно прерывают сами своим ходом вернуться к кажущемуся свершению, чтобы начать заново; они высмеивают с жестокой обстоятельностью полумеры, слабости и ничтожность их первых попыток, кажется, сводят на нет их противников только для того, чтобы последние черпали новые силы из земли и поднимались перед ними снова более гигантские, чем когда-либо, постоянно отшатываются от неопределенная колоссальность собственных целей – пока не создастся ситуация что делает невозможным возврат назад, а сами условия вызывают аут:
Хик Родус, хик сальта!
[Вот роза, вот танцуй!] [ПРИМЕЧАНИЕ]
В остальном всякий добросовестный наблюдатель, даже если он не следил за ходом
Французские разработки шаг за шагом, должно быть, предчувствовали скорую
неслыханный позор для революции.
Достаточно было услышать
самодовольные возгласы победы, которыми демократы поздравляли друг друга
об ожидаемо благодатных последствиях второго воскресенья мая 1852 года.
[день выборов – срок Луи Бонапарта
истек] В их сознании второе воскресенье мая стало
определенную идею, догму, вроде дня нового явления Христа и
начало тысячелетия в сознании хилиастов [4] . Как всегда, слабость укрылась в вере в
чудеса, верили, что враг побежден, когда он был только заклинанием
воображении, и потерял всякое понимание настоящего в бездействующем
прославление уготованного ей будущего и деяний, которые она совершила в
виду, но не хотел проводить еще. Те герои, которые стремятся опровергнуть их
продемонстрировали недееспособность – выражая друг другу свое сочувствие и
собрались в толпу – связали узлы, собрали свои
лавровые венки и занялись скидками на
биржа республик в partibus [т.е.,
только по имени], для которого они уже предусмотрительно организовали
государственных служащих со всем спокойствием их непритязательного нрава.
2 декабря поразило их, как гром среди ясного неба, и тех, кто в
периоды мелкой депрессии с радостью позволяют своим внутренним страхам утонуть в
самые громкие арендаторы, возможно, убедили себя, что времена прошли
когда кудахтанье гусей могло спасти Капитолий. [5]
Конституция, Национальное собрание, династические партии, голубые и красные республиканцы, герои Африки, гром с трибуны, лист молния ежедневной прессы, вся литература, политические имена и интеллектуальная репутация, гражданское право и уголовный кодекс, либерт, egalit, fraternit и второе воскресенье мая 1852 г. исчез, как фантасмагория, перед чарами человека, которого даже враги не выдавайте себя за колдуна. Всеобщее избирательное право, похоже, сохранилось только на мгновение, чтобы собственноручно совершить свою последнюю волю и завещание перед глазами всего мира и объявить от имени самого народа: «Все сущее заслуживает гибели». [Из Фауст , Часть первая.]
Недостаточно сказать, как это делают французы, что их народ был взят
врасплох.
Народам и женщинам не прощается тот неохраняемый час, когда
первый попавшийся авантюрист мог их нарушить. Такие обороты речи не
разгадать загадку, но только сформулировать ее по-другому. Осталось объяснить
как можно удивить и освободить тридцатишестимиллионную нацию без
сопротивления в плен тремя рыцарями промышленности.
Резюмируем в общих чертах этапы Французской революции. проходил с 24 февраля 1848 г. по декабрь 1851 г.
Три основных периода безошибочны: февральский период; период конституция республики или Учредительное национальное собрание — май 1848 г. 28 мая 1849 г .; и период конституционной республики или Законодательного Национальное собрание — с 28 мая 1849 г. по 2 декабря 1851 г.
Первый период – с 24 февраля
свержение Луи-Филиппа, к 4 мая 1848 г., собрание Учредительного
Сборка – собственно февральский период, можно обозначить как пролог.
революции. Его характер официально выражался в том, что
импровизированное импровизированное правительство заявило, что оно временное, и, подобно
правительства, все, что было упомянуто, предпринято или провозглашено во время этого
период провозгласил себя лишь временным.
Никто и ничто не рискнул
претендовать на право существования и реального действия. Все элементы
подготовившая или предопределившая революцию — династическая оппозиция,
республиканская буржуазия, демократически-республиканская мелкая буржуазия и
социал-демократические рабочие, временно нашли свое место в февральском
правительство.
Иначе и быть не могло. Февральские дни изначально предназначались
избирательной реформы, посредством которой круг политически привилегированных
сам имущий класс должен был расшириться, и исключительное господство
Финансовая аристократия свергнута. Однако когда дело дошло до настоящего конфликта,
– когда люди поднимались на баррикады, Национальная гвардия поддерживала
пассивную позицию, армия не оказала серьезного сопротивления, и монархия бежала
прочь – республика казалась само собой разумеющейся. Каждая партия
истолковал его по-своему. Закрепив его с оружием в руках, пролетариат
наложил на нее свою печать и провозгласил ее социальной республикой.
Там
таким образом было обозначено общее содержание современной революции, содержание
что находилось в крайнем противоречии со всем, что с материальным
доступным, с уровнем образования, достигнутым массами, при данном
обстоятельств и отношений, могли быть немедленно реализованы на практике. На
с другой стороны, требования всех оставшихся элементов, которые сотрудничали в
Февральскую революцию признали по полученной ими львиной доле
в правительстве. Таким образом, ни в одном периоде мы не находим более запутанной смеси
высокопарных фраз и фактической неуверенности и неуклюжести,
восторженное стремление к инновациям и более глубоко укоренившееся господство над
старая рутина, более кажущаяся гармония всего общества; и более
глубокое отчуждение его элементов. Пока парижский пролетариат еще
упивался видением открывшихся перед ним широких перспектив и
предавались серьезным дискуссиям о социальных проблемах, старых силах
общество группировалось, собиралось, размышляло и находило неожиданные
поддержку в народных массах, крестьян и мелких буржуа, которые все
когда-то ворвавшийся на политическую сцену после барьеров Июльской монархии
упал.
Второй период , с 4 мая 1848 г. по конец мая 1849 г.,
период конституции, основания буржуазной республики.
Сразу же после февральских дней династическая оппозиция не только
удивлены республиканцами и республиканцы социалистами, но все
Франция под Парижем. Национальное собрание, собравшееся 4 мая 1848 г.
от национальных выборов и представлял нацию. Это был живой протест.
против притязаний февральских дней и должен был снизить результаты
революция буржуазного масштаба. Напрасно парижский пролетариат,
сразу понял характер этого Национального собрания, предпринятого в мае
15, через несколько дней после его встречи, насильственно отрицать его существование, растворять его,
вновь разложить на составные части ту органическую форму, в которой
пролетариату угрожал реактивный дух нации. Как известно,
15 мая не имело другого результата, кроме удаления Бланки и его товарищей.
– то есть действительные вожди пролетарской партии – из
публичная стадия на протяжении всей продолжительности рассматриваемого нами цикла.
За буржуазной монархией Луи-Филиппа может следовать только буржуазный
республика; то есть тогда как в
именем короля, вся буржуазия теперь будет править от имени
люди. Требования парижского пролетариата — утопический вздор, к которому
надо положить конец. К настоящей декларации Учредительного национального собрания
парижский пролетариат ответил июньским восстанием, самым
событие в истории европейских гражданских войн. Буржуазная республика победила.
На ее стороне стояла финансовая аристократия, промышленная буржуазия,
средний класс, мелкая буржуазия, армия, организованный люмпен-пролетариат
как мобильная гвардия, интеллигенция, духовенство и сельская
Население. На стороне парижского пролетариата стоял только он сам. Более
после победы было перебито более трех тысяч повстанцев, а пятнадцать
тысяч были депортированы без суда. С этим поражением пролетариат проходит
в фоновом режиме на революционной сцене. Он пытается продвигаться вперед
каждый раз, как только кажется, что движение начинает заново,
но со все меньшим расходом сил и всегда меньшими результатами.
Как
как только в одном из вышестоящих социальных слоев начинается революционное брожение,
пролетариат вступает с ней в союз и таким образом разделяет все поражения, которые
разные стороны страдают одна за другой. Но эти последующие удары
становятся тем слабее, чем больше поверхность общества, над которой они
распределенный. Наиболее важные вожди пролетариата в Собрании и
в прессе последовательно становятся жертвами судов, и все более двусмысленными
цифры приходят во главе его. Отчасти он бросается в доктринерские эксперименты,
обменные банки и рабочие ассоциации, следовательно, в движение, в котором
он отказывается от революционизации старого мира посредством
последние собственные большие, объединенные ресурсы, и стремится, скорее, достичь своего
спасение за спиной общества, частным образом, в его ограниченных
условиях существования и, следовательно, неизбежно терпит кораблекрушение. Кажется
быть не в состоянии ни открыть в себе революционное величие, ни завоевать новые
энергия от вновь вступивших связей до всех классов, с которыми она
утверждали, что в июне сами лежат ничком рядом с ним.
Но, по крайней мере, это поддается
с почестями великой всемирно-исторической борьбы; не только Франция, но и все
Европа трепещет перед июньским землетрясением, а последовавшие за этим поражения верхов
классы покупаются так дешево, что требуют неприкрытого преувеличения со стороны
победившей партии, чтобы иметь возможность сойти за события вообще, и стать более
тем позорнее, чем дальше побежденная партия удалена от пролетарской
вечеринка.
Разгром июньских повстанцев, правда, уже готовился, нивелировал
почву, на которой могла быть основана и построена буржуазная республика, но она
показал в то же время, что в Европе обсуждаются вопросы, отличные от
«республики или монархии». Выяснилось, что здесь
«буржуазная республика» означает неограниченный деспотизм одного класса
над другими классами. Доказано, что в странах с древней цивилизацией
с развитым формированием классов, с современными условиями производства,
и с интеллектуальным сознанием, в котором все традиционные идеи были
растворенной работой столетий, республика означает вообще только
политическая форма революции буржуазного общества, а не его консервативная форма
жизни – как, например, в Соединенных Штатах Северной Америки, где,
хотя классы уже существуют, но они еще не закрепились, а постоянно
изменяют и взаимозаменяют свои элементы в постоянном потоке, где современные средства
производства, вместо того, чтобы совпадать с застойным избыточным населением, скорее
компенсировать относительный дефицит голов и рук, и где, наконец,
лихорадочное, юношеское движение материального производства, которое должно произвести новый
своего собственного мира, не осталось ни времени, ни возможности для уничтожения старого
мир призраков.
В июньские дни все классы и партии объединились в партию
Приказ против пролетарского класса как партии анархии, социализма,
коммунизм. Они «спасли» общество от «врагов
общество.» Они выдали лозунги старого общества,
«имущество, семья, религия, порядок» в свою армию в качестве паролей и
провозгласил контрреволюционным крестоносцам: «В этом знаке вы
побеждай!» С этого момента, как только одна из многочисленных партий
который собрался под этим знаком против июньских повстанцев, стремится удержать
поле революционной битвы в своих классовых интересах, она падает перед
воскликните: «собственность, семья, религия, порядок». Общество спасается так же, как
часто по мере того, как сужается круг его правителей, поскольку более исключительный интерес
сохраняется против более широкой. Каждое требование простейшего буржуа
финансовой реформы, самого обыкновенного либерализма, самого формального
республиканизм, самая поверхностная демократия, одновременно подвергается критике как
«покушение на общество» и заклеймили как «социализм».
И, наконец, сами первосвященники «религии и порядка»
пинками сбрасывали с пифийских треножников, вытаскивали из кроватей в
мрак ночи, сажают в автозаки, бросают в застенки или отправляют в ссылку;
их храм стерт с лица земли, их уста запечатаны, их перья
нарушены, их закон разорван на части во имя религии, собственности,
семья, порядок. Буржуазных фанатиков порядка расстреливают на их балконах
толпами пьяных солдат, их домашние святилища осквернены, их дома
бомбардировке для развлечения — во имя собственности, семьи,
религии и порядка. Наконец, отбросы буржуазного общества образуют святое
фаланга порядка и герой Крапулинский [персонаж
из поэмы Гейне «Два богатыря», развратной
аристократ.] устраивается в Тюильри как «спаситель
общество.»
Сноски
1. Бедлам был печально известным сумасшедшим домом в Англии.
2.
Выражение «вздыхать о египетских котлах с мясом» взято из
библейская легенда, согласно которой во время исхода израильтян
из Египта малодушные из них желали умереть, когда сидели
египетскими котлами с мясом, вместо того, чтобы подвергаться нынешним испытаниям через
пустыня.
3. Hic Rhodus, hic salta. См. [Энциклопедия МВД] в целях разъяснения.
4. хилиаст (от греческого слова хилиас – тысяча): проповедники мистического религиозного учения о втором пришествии Христос и установление тысячелетия, когда справедливость, всеобщее равенство и процветание восторжествует.
5. Капитолий : Холм в Риме, укрепленная цитадель, где храмы Юпитер, Юнона и другие боги были построены. Согласно легенде, Рим был спасен в 390 г. до н. э. от нашествия галлов, из-за кудахтанья гусей из Храм Юноны, разбудивший спящих стражников Капитолия.
Брюмера: Оправдание Бонапарта · СВОБОДА, РАВЕНСТВО, БРАТСТВО: ИЗУЧЕНИЕ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
10 ноября 1799 г. (19 брюмера, год VIII) только один момент: Конституция была наполовину разрушена и не могла спасти свободу.
Все стороны приходили ко мне, доверяли мне свои планы, раскрывали свои секреты и просили моей поддержки.
Я отказался быть человеком одной партии.
Меня вызвал Совет Старейшин, и я пошел. План всеобщего восстановления был намечен людьми, которых нация привыкла считать защитниками свободы, равенства и собственности. На этот план нужно было смотреть спокойно, свободно и вдали от каких-либо влияний или страхов. Следовательно, Совет старейшин решил передать Законодательный орган Сен-Клу, а мне дал контроль над силами, необходимыми для обеспечения его независимости. Я считал своим долгом принять командование за своих сограждан, за солдат, павших в наших армиях, и за национальную славу, добытую ценой их крови.
Советы собрались в Сен-Клу. Республиканские войска гарантировали их безопасность извне, но убийцы сеяли ужас изнутри. Несколько депутатов Совета пятисот, вооруженные шпильками и огнестрельным оружием, угрожали расправой окружающим.
План, который должен был быть доработан, был отложен. Большинство распалось, самые смелые ораторы растерялись, и тщетность каждого мудрого предложения стала очевидной.
Я поделился своей болью и негодованием с Советом Старейшин. Я попросил их обеспечить выполнение их щедрого плана. Я показал им беды родины. . . они согласились со мной и вновь продемонстрировали свою непоколебимую волю.
Я предстал перед Советом Пятисот так же, как и перед Старейшинами; один, без оружия, с непокрытой головой, и мне аплодировали. Я пришел, чтобы напомнить большинству о его воле и заверить их в их силе.
Стилеты, угрожавшие депутатам, были мгновенно подняты против их освободителя. Двадцать убийц бросились на меня, целясь мне в грудь. Охранники Законодательного собрания, которых я оставил у дверей зала, бросились вперед и встали между убийцами и мной. Одежда одного из этих храбрых охранников была проколота стилетом. Они сопроводили меня в безопасное место.
В тот же момент против меня, защитника закона, поднялись крики «вне закона». Это был яростный крик убийц против власти, которой суждено было их подавить.
Они столпились вокруг президента, угрожая и вооружившись, и приказали ему объявить меня вне закона.