13 глава война и мир: Война и мир. Том 1, часть 2, глава 13

Содержание

Лев Толстой — Война и мир: Том 2, часть 5, глава 13: читать онлайн, текст полностью

Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M-lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.

Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m-lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.

M-lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M-lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по-французски какие-то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.

– Adorable, divin, delicieux! [ Восхитительно, божественно, чудесно! ] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего-то.

После первого монолога всё общество встало и окружило m-lle Georges, выражая ей свой восторг.

– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.

– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….

– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!

Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно-удивленными глазами смотрела на него.

После нескольких приемов декламации m-lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.

Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [ обворожительна ] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно-нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.

– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.

– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.

Наташа, оживленная и тревожная, широко-раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос-фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:

– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.

Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.

– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто-то больно сжимал ее руки.

– Натали?!

«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.

Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно-вопросительно и пошла к двери.

– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [ Одно слово, только одно, ради Бога, ] – говорил Анатоль.

Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.

– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.

Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.

Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.

Проигрыш Николая Ростова (том II, часть 1, главы 13−16) (Война и мир Толстой Л. Н.)

Данный эпизод романа описывает момент «мирной жизни» в семье Ростовых. Мы видим, как молодежь этой семьи проводит свое время. Основными действующими лицами этого эпизода является Наташа Ростова и ее старший брат Николай.

Писатель подчеркивает, что вначале эти герои находились в кардинально противоположном расположении, состоянии духа. Наташа была полна радости, ощущения полноты жизни. К ней в очередной раз пришел Денисов, который ухаживал за девушкой. Наташа чувствовала, что нравится этому молодцеватому гусару: «Вот она я!» — как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней». Все это добавляло радости, счастья, ощущения прелести жизни героине.

Николай же, наоборот, был в расстроенном состоянии — он проиграл большую сумму денег в карты, и все виделось ему в пессимистическом свете. Толстой показывает, что радостное состояние Наташи раздражает ее брата, он искренне не понимает ее, ему тяжело смотреть на этот молодой восторг: «И чему она радуется! — подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!»

Толстой с большим психологическим мастерством передает внутреннее состояние своего героя. Действительно, когда находишься на одном «полюсе чувств», понять и разделить другие эмоции, тем более, противоположные твоим, просто не под силу.

Такова была обстановка в комнате до главного события — пения Наташи. Основой момент данного эпизода, его кульминацией является воздействие голоса сестры, ее пения на состояние Николая. Сначала он просто рассеянно отметил про себя, что пение его сестры как-то изменилось. Но потом… весь мир сосредоточился для него на пении Наташи. Все заботы, невзгоды, печали отступили назад. Больше того, Николай вдруг осознал всю никчемность, пустоту, суетность своих забот: «Эх, жизнь наша дурацкая! — думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь — всё это вздор… а вот оно настоящее…»

И, что самое интересное и важное, герой вдруг осознал, что он счастлив. И счастье его заключается в том, чтобы правильно взять ноту в такт Наташе, усилить ее пение, чтобы получилось хорошо, чтобы мелодия зазвучала еще более сильно, красиво.

В этом эпизоде писатель показывает нам силу воздействия искусства на человека, его эмоции, мировосприятие. Искусство каким-то тесным, почти мистическим способом связано с человеческой душой. Оно способно моментально сделать человека счастливым. Больше того, искусство может очистить душу человека, его сознание, показать, что ложно, а что истинно, способно направить жизнь человека в нужное русло.

Но все это возможно, конечно, при двух условиях, как мне кажется. Во-первых, произведение искусства должно быть исполнено искренне, по-настоящему, «с душой». Наташа Ростова была способна на это. И ее пение — это характеристика героини, ее внутреннего мира, ее натуры.

Во-вторых, человек, воспринимающий произведение искусства, также должен быть чист душой, искренен, в нем должен быть свет. Не думаю, что если бы Элен или Анатоль Курагины послушали пение Наташи, в их душе что-то шевельнулось или изменилось. А Николая это коснулось.

И еще одну важную мысль доносит до нас Толстой: «Можно зарезать, украсть и всё-таки быть счастливым…» Неоднозначное суждение, тем более, из уст Л. Н. Толстого, известного своей религиозностью. Думаю, с помощью этого парадокса писатель хотел подчеркнуть роль искусства в жизни человека, его силу и важность, способность затмить все в мире.

Таким образом, данный эпизод дает характеристику Наташе и Николаю Ростовым, их внутреннему миру, раскрывает мастерство Толстого-психолога, а также показывает роль настоящего искусства в жизни человека.

Война и мир Том 1, Часть 2, Глава 13

Война и мир Том 1, Часть 2, Глава 13 | Шмуп

Магазин не будет работать корректно в случае, если куки отключены.

Похоже, в вашем браузере отключен JavaScript. Для наилучшего взаимодействия с нашим сайтом обязательно включите Javascript в своем браузере.

Лев Толстой

Предыдущий Следующий

Том 1, часть 2, глава 13

Андрей немного нервничает на обратном пути. Он боится попасть в плен к французам.

Потом он видит русскую армию и забывает об этом.
В армии царит полный хаос — вагоны блокируют движение, повсюду дохлые лошади (фу!), пьяные солдаты…
Вдруг Андрей слышит крики о помощи из соседнего вагона. Это жена врача, которая застряла в армии и не может дозвониться, потому что ее водителя избивает какой-то младший офицер.
Андрей подходит и пытается уговорить младшего офицера остановиться, но тут же понимает, что парень пьян от ярости и пьян, так что его не переубедишь.
Чем занимается Андрей? Ну, он надевает свой лучший властный голос и говорит парню, чтобы пропустил фургон. И это работает. Вроде, как бы, что-то вроде. Потому что Андрея просто бесит вся эта ситуация, и он идет в первый же попавшийся дом, чтобы купить еды и питья.
Закуска для мозгов: Что случилось с солдатами, у которых есть дома, в которые можно заходить повсюду? По сути, в те времена (до того, как повсюду были армейские базы) марширующие армии размещались или «расквартировывались» в домах местных жителей. Для местных это было не очень выгодно, так как они не имели права голоса в этом вопросе, и кучка 20-летних мальчишек сбежала в какой-то маленький городок, где им не нужно было отчитываться перед никто никогда не бывает великим. Поэтому в этом и других романах, описывающих давние военные походы, будет много разговоров о том, как солдаты обходятся с местным населением.

Тогда хорошо. Где мы были? О, Андрей и соседний дом. Там он встречает другого офицера, Несвицкого. Запомнить его? Это он позаботился о том, чтобы мост был взорван.
Едят, потом Андрей идет к генералу Кутузову докладывать о поездке к государю.
Кутузов встречается с заместителем Шмидта (Шмидт был убитым немецким генералом), и это явно напряженная ситуация.

Кутузов просит Андрея ехать с ним в его карете. Когда они остаются одни, у Кутузова наступает эмоциональный момент, когда он думает о солдатах, которые вот-вот умрут лицом к лицу с французами.
Андрей впечатлен и проверяет боевые шрамы Кутузова (у парня отсутствует глаз, который был выбит на прошлой войне).
Тут Кутузов срывается с места и задает Андрею несколько вопросов о его посещении императорского двора.

Предыдущий Следующий

Подробнее о войне и мире Навигация

Это продукт премиум-класса

Разблокировать эти функции

Устали от рекламы?

Присоединяйтесь сегодня и никогда больше их не увидите.

Начало работы

Пожалуйста, подождите. ..

Книга 13, глава 13 — Война и мир, Лев Толстой

Архив Льва Толстого

Война и мир

Книга 13, Глава 13
1812 г.

Написано: 1869 г.
Источник: оригинальный текст с сайта Gutenberg.org.
Транскрипция/разметка: Энди Карлофф
Интернет-источник: RevoltLib.com; 2021

Эвакуация французов началась в ночь с шестого на седьмое. Октябрь: кухни и сараи разобраны, телеги загружены, войска и двинулись багажные поезда.

В семь утра французский конвой в походной форме, в киверах. и с мушкетами, ранцами и огромными мешками стояли перед сараи, и оживленная французская речь, смешанная с ругательствами, линии.

В сарае все были готовы, одеты, пристегнуты, обуты и только и ждали приказ начать. Больной солдат Соколов, бледный и худой, с темными тени вокруг глаз, один сидел на своем месте босой и не одетый.

Его глаза, выдающиеся из-за исхудавшего лица, вопросительно смотрели на его товарищи, которые не обращали на него внимания, и он регулярно стонал и тихо. Очевидно, не столько страдания причинили ему стонать (у него была дизентерия) как его страх и горе от того, что его оставили одного.

Пьер, подпоясанный веревкой вокруг талии и в туфлях, которые были у Каратаева сделал для него из какой-то кожи, которую французский солдат оторвал от чайного сундучка принесенный починить сапоги, подошел к больному и присел рядом с ним.

— Знаешь, Соколов, не все уезжают! У них есть больница здесь. Тебе, может быть, лучше, чем нам, другим, — сказал Пьер.

«О, лорд! О, это будет моей смертью! О, лорд!» стонал мужчина в более громкий голос.

— Я пойду и прямо спрошу еще раз, — сказал Пьер, вставая и подходя к дверь сарая.

Как только Пьер подошел к двери, ефрейтор, предложивший ему трубку, накануне подошли к нему с двумя солдатами. Капрал и солдаты были в походном снаряжении с ранцами и киверами с металлическими ремнями, и они изменили свои знакомые лица.

Капрал пришел, согласно приказу, закрыть дверь. Заключенные нужно было пересчитать, прежде чем выпускать.

— Капрал, что они сделают с больным?… — начал Пьер.

Но даже говоря это, он начал сомневаться, тот ли это капрал, которого он знакомый или чужой, так непохож на себя капрал при этом момент. К тому же, как только Пьер говорил, раздался резкий грохот барабанов. вдруг услышали с обеих сторон. Капрал нахмурился на слова Пьера. и, произнеся какие-то бессмысленные ругательства, захлопнул дверь. Сарай стал полутемно, и резкий грохот барабанов с двух сторон топил больных мужские стоны.

«Вот оно!.. Это опять !..» — сказал себе Пьер, и невольное дрожь пробежала по его позвоночнику. В изменившемся лице капрала, в звуке своего голоса, в волнующем и оглушающем грохоте барабанов он узнал ту таинственную, черствую силу, которая заставляла людей противиться их желание убивать своих ближних — та сила, действие которой он был свидетелем во время казней. Бояться или пытаться избежать этого силу, обращаться с мольбами или увещеваниями к тем, кто служил ее инструменты, было бесполезно. Пьер знал это теперь. Приходилось ждать и терпеть. Он больше не подходил к больному и не оглядывался на него, а стоял хмурится у двери избы.

Когда эта дверь открылась и заключенные, столпившись друг против друга, как стадо овец, прижавшись к выходу, Пьер проталкивался вперед и подошел к тому самому капитану, который, как уверял ефрейтор он был готов сделать для него все. Капитан тоже был в походе. комплект, и на его холодном лице показались те самые , , которые были у Пьера. в словах капрала и в барабанной дроби.

«Проходите, проходите!» — повторил капитан, сурово нахмурившись и глядя на заключенных, которые толпились мимо него.

Пьер подошел к нему, хотя и знал, что его попытка будет напрасной.

«Что теперь?» — спросил офицер с холодным взглядом, словно не узнавая Пьер.

Пьер рассказал ему о больном.

— Он успеет ходить, черт его возьми! — сказал капитан. «Проходите, проходите на!» — продолжал он, не глядя на Пьера.

— Но он умирает, — начал опять Пьер.

— Будьте так добры… — сердито нахмурившись, крикнул капитан.

«Драм-да-да-дам, дам-дам…» загрохотали в барабаны, и Пьер понял, что эта таинственная сила полностью контролировала этих людей и что теперь было бесполезно говорить что-либо еще.

Пленных офицеров отделили от солдат и приказали маршировать. спереди. Было около тридцати офицеров, среди них Пьер, и около трехсот человек.

Офицеры, пришедшие из других депо, были чужими для Пьер и гораздо лучше одет, чем он. Они смотрели на него и на его обувь недоверчиво, как на инопланетянина. Недалеко от него шел толстый майор с болезненным, одутловатым, сердитым лицом, на котором был казанский халат обвязанный полотенцем и, очевидно, пользовавшийся уважением своего товарищи заключенные. Он держал одну руку, в которой сжимал кисет, за пазухой халата и крепко держал мундштук трубки с другим. Задыхаясь и отдуваясь, майор ворчал и рычал на всех, потому что он думал, что его толкнули и что все они торопились, когда им некуда было спешить, и все удивлялись что-то, когда нечему было удивляться. Другой, тонкий маленький офицер, говорил со всеми, догадываясь, где они сейчас берут и как далеко они пройдут в тот день. Чиновник в валенках и в интендантской форме бегала из стороны в сторону и смотрела на развалинах Москвы, громко извещая о своих наблюдениях относительно того, что были сожжены, и в какой части города они мог видеть.

Третий офицер, который по акценту был поляком, спорил с комиссариата, утверждая, что он ошибся в своем отождествление разных районов Москвы.

— О чем вы спорите? — сердито сказал майор. «Что это делает неважно, св. Николай или св. Власий? Вы видите, что он сожжен вниз, и конец… Чего ты толкаешься? Разве это не дорога достаточно широкая? сказал он, обращаясь к человеку позади него, который не был толкать его вообще.

«Ох ох ох! Что они сделали?» заключенные с одной стороны и с другой — говорили они, глядя на обугленные руины. «Все за пределами реке, и Зубовой, и в Кремле… Вы только посмотрите! Нет половины оно ушло. Да, я же говорил, весь квартал за рекой, и так это.»

«Ну, ты знаешь, что он сгорел, так что толку говорить?» сказал главный.

Проходя мимо церкви в Хамовниках (одна из немногих не сгоревших кварталах Москвы) вся масса заключенных вдруг стала стороны и послышались возгласы ужаса и отвращения.