Модернизация России в первой половине 19 века

Министерство образования и науки Российской Федерации ФГАОУ ВПО «Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н.Ельцина» Оценка Реферат на тему Россия и мир в первой половине 19 века: Проблемы модернизации и социальной трансформации Студент Мирошниченко И.В. Группа ММ-150046 Преподаватель Ладыгин А.В. Содержание 1.Модернизация России в первой половине 19 века 1.1 Введение…………………………………………………………3 1.2 Социально-экономическое развитие в первой половине XІX века ……………………………………………………………………..2 1.3 Крестьянский вопрос…………………………………………..12 1.4 Проект государственного преобразования……………………15 1.5 Заключение…………………………………………….………18 2.Модернизация Европы в первой половине 19 века 2.1 Штрихи К Портрету XIX Столетия………………………….19 2.2 Модернизация и формирование индустриального общества………………………………………………….22 2.3 Научно-Техническая Культура………………………………26 3.Список литературы……………………….28 Введение Модернизация – общественно-исторический процесс, в ходе которого традиционные общества становятся прогрессивными, индустриально развитыми. 1.1 Социально-экономическое развитие в первой половине XІX века Сельское хозяйство. Значительные перемены прослеживаются и в аграрном секторе экономики. В первой половине XIX века вывоз хлеба из России увеличился в 6 раз и достиг 70 миллионов пудов в год. В результате дворянство, производившее в своих имениях до 90% товарного зерна, все более стало втягиваться в капиталистические рыночные отношения. Но лишь незначительная часть дворян стремилась увеличить урожайность зерна и картофеля, применяя наемный труд, многопольный севооборот и простейшие машины. Основная масса дворянства повышала эффективность своих имений через усиление эксплуатации крестьян. Помещики Черноземной зоны, например, низкую урожайность и мало эффективность труда крепостных стремились компенсировать за счет так называемой барской запашки, то есть отчуждения крестьянских наделов и увеличение барщинных дней. Если в конце XVIII века крестьянские земли составляли две трети, а помещичьи только треть обрабатываемых земель, то в середине XIX века соотношение стало обратным. В неплодородных зонах дальнейшее развитие получила традиция отпуска крепостных на денежный оброк. Так, в некоторых уездах центральных губерний оброчные крестьяне составляли уже до 70% и, оставаясь крепостными, становились наемными рабочими в купеческих мануфактурах. Основная часть дворянских имений была малодоходной, особенно в «голодные», низкоурожайные годы, когда помещики по закону были обязаны содержать своих крестьян. Многие мелкопоместные дворяне разорялись, закладывали свои имения и крепостных. К середине XIX века в залоге казенных ссудных учреждений оказались 7 миллионов из 11 миллионов крепостных мужского пола. Фактически помещики перестали быть владельцами крепостных. Чтобы поддержать нерентабельные имения, государство выделяло им земли, иногда кредиты из бюджета страны. «Уровень развития сельского хозяйства был низким. Развитие земледелия и животноводства носило экстенсивный характер. В историческом центре России – Центрально-Нечерноземном районе – урожайность зерновых оставалась такой же, как в средневековье, – «сам-3», в благоприятные годы – «сам-4» – «сам-6». Частыми явлениями были неурожаи как местного, так и общероссийского характера» [2, С. 293]. «Важнейшей отраслью сельского хозяйства являлось животноводство. В целом по стране оно носило натуральный характер: скот разводился главным образом «для домашнего употребления». Товарное животноводство мясомолочного направления имело место в Ярославской, Тверской и Вологодской губерниях и в Прибалтике, а в степной полосе России значительное развитие получило разведение овец-мериносов» [5, С.7]. По данным Всероссийского экономического общества в 1814 году производительность труда в российской деревне была в шесть раз ниже, чем в Западной Европе. В России в 1802-1860 годах посевные площади увеличились на 53%, а сбор зерновых – на 40%. Все крестьянство производило не более 10% товарного хлеба, поскольку основная масса крепостных крестьянских хозяйств оставалась натуральным. Треть крестьян владели наделами до 3 десятин земли и были обречены на нищету. Развитие промышленности Промышленность развивалась быстрее сельского хозяйства. Здесь возникало множество новых предприятий. За полвека количество промышленных предприятий умножилось в 7 раз, а число рабочих в 3 раза. Создавались новые отрасли – хлопчатобумажная, сахарная и др. В отдельных отраслях начался промышленный переворот. Увеличивалась доля наемного труда. В то же время развитие сдерживалось и затруднялось крепостным правом, сословными ограничениями, бесправием большинства населения Российской империи. Мелкая крестьянская и ремесленная промышленность господствовали в изготовлении продукции массового потребления. Она давала свыше 80% продукции всей обрабатывающей промышленности страны. В Центральном промышленном районе, который составляли Московская, Владимирская, Ярославская и еще 7 губерний, возникало все больше промышленных сел, население которых занималось ремесленным производством (Иваново, Кимры). Такие же процессы развивались в Нижегородской губернии (Богородское, Павлово, Балахна). Крестьяне сбывали свой товар через перекупщиков, но некоторые из них сами организовывали продажу своих изделий. В ряде случаев крестьянское производство приводило к накоплению значительных капиталов, расширению дела. Крестьян, выкупившихся за огромные суммы у помещиков, было относительно немного, но они стали основателями известных предпринимательских династий. Морозовы, Гучковы, Гарелины, Хлудовы и др. составили основу будущего слоя крупных торговцев и промышленников Центра России. В первой трети XIX в. еще активнее развиваются мануфактуры. Менялась структура мануфактурного производства за счет увеличения числа купеческих и крестьянских предприятий, применявших наемный труд. В целом в промышленности в конце XVIII в. вольнонаемных рабочих насчитывалось не более 1/3, а накануне отмены крепостного права – 87%. Прежде всего это затронуло текстильное, особенно хлопчатобумажное производство. Здесь уже в начале прошлого века наемными было более 80% работников, а к середине столетия более 95%. Эта отрасль, где подавляющее большинство предприятий принадлежало купцам и бывшим крестьянам, развивалась наиболее динамично. Тяжелая и некоторые отрасли легкой промышленности практически перестали развиваться. Так, несмотря на покровительственные меры государства: ссуды, заказы, запрет импорта аналогичной продукции и т.д., производство чугуна в течение первых десятилетий XIX в. не увеличивалось. В отраслях, где доминировала дворянская мануфактура, преобладал принудительный труд (в черной металлургии, суконной промышленности – 70-75% рабочих). Высокая стоимость продукции, низкий технический уровень, непроизводительный крепостной труд привели стратегическую отрасль российской промышленности к застою и кризису. Отмена в 1840 г. посессионного права не смогла исправить положение. Еще менее производительными являлись вотчинные мануфактуры, остававшиеся многочисленными и относительно прибыльными в связи с использованием почти дармового труда крепостных. Промышленный переворот в России, т.е. систематическое использование техники, вытесняющей ручной труд, начался в легкой промышленности в 1830- е гг. и продолжался, охватывая и другие отрасли, до 1890-х гг. Он приводил и к изменениям в социальной сфере, где формировались новые общественные группы: слой предпринимателей (буржуазия) и наемный рабочий класс (пролетариат). Прядильными машинами впервые в России была оборудована Александровская Мануфактура в Петербурге в 1798 г. С конце 1820-х годов московские предпринимателей от иностранной конкуренции, правительство использовало таможенный протекционизм. В первой половине XIX в. он имел запретительный характер по отношению к ввозу многих товаров. Основным торговым партнером оставалась Англия, куда ввозилось свыше 70% российского экспорта льна, пеньки, сала. С развитием торговли и всероссийского рынка все большее значение приобретала транспортная система. В первой половине прошлого века основными видами транспорта были водный и гужевой. Север и Северо-Запад страны с Центром и Поволжьем соединяли каналы. Кроме построенной в XVIII в. Вышневолоцкой системы каналов, в начале века начали действовать Мариинская и Тихвинская. По каналам ходили различные типы судов, в том числе большие и малые баржи, передвигаемые ватагами бурлаков. Все чаще использовались пароходы, которых к середине столетия насчитывалось свыше 330. В южных районах, а также зимой по всей территории России использовался гужевой транспорт. В 1838 г. была построена первая в России железная дорога между Петербургом и Царским Селом (25 верст), а в 1851 г. открылась первая железная дорога, имевшая экономическое и стратегическое значение Москва — Петербург. В 1815 г. был построен первый пароход. Финансы К началу XIX в. бумажный рубль серьезно обесценился. После “наполеоновских” войн и вынужденного участия России в “континентальной блокаде” Англии его курс упал еще больше. В 1810 г. 1 рубль ассигнациями оценивался в 19 коп. серебром. Усилиями М.М. Сперанского и министра финансов Д.А. Гурьева была намечена реформа денежной системы, запрещено хождение разменной иностранной монеты, повышены сборы и подати в реальных ценах, но в условиях войн 1812-1814 гг. это не принесло значительных результатов. Лишь министру финансов Е.Ф. Канкрину (1823-1844) удалось в конце концов ввести финансовую систему, основанную на серебре. В 1840-х гг. ассигнации были заменены государственными кредитными билетами, обменивавшимися на серебро в пропорции 1:1. Денежное обращение стабилизировалось, укрепился государственный кредит, что способствовало экономическому развитию страны, подорванному лишь Крымской войной. 1.2 Крестьянский вопрос В первой половине XIX в. Россия оставалась аграрной страной. Основную массу населения составляли крестьяне. Большинство принадлежало помещикам и находилось в крепостной зависимости. В решении крестьянского вопроса Россия значительно отставала от других европейских государств. Личная зависимость крестьян от помещиков и их незаинтересованность в результатах труда делали сельское хозяйство все менее эффективным. Отсутствие свободной рабочей силы сдерживало развитие промышленности. Уже во второй половине XVIII в. стала очевидной назревшая необходимость изменения существующего положения. Однако большинство помещиков и слышать не хотело об уменьшении своих привилегий. Будучи господствующим сословием и опорой самодержавия, дворянство отстаивало сохранение крепостничества в нетронутом виде. Поэтому правительство в начале ХІХ в. попыталось хотя бы прикрыть его наиболее уродливые и порицаемые обществом формы. Было запрещено печатать в газетах объявления о продаже крепостных. Дворянство умело обходило этот указ, давая объявления о сдаче крепостных «в аренду». В 1803 г. был издан указ о свободных хлебопашцах, по которому помещики могли отпускать крестьян на волю с землей за выкуп. Однако эта мера фактически не повлияла на крепостническую систему, так как за первую четверть XIX в. было освобождено лишь 47 тыс. частновладельческих крестьян. Одновременно была значительно сокращена раздача государственных крестьян в частные руки (что широко практиковала «щедрая» Екатерина П). Многие государственные деятели (М.М.Сперанский, А.А.Аракчеев, П-Д.Кисеяев и др.) разрабатывали, по поручению Александра I, проекты освобождения крестьян. Однако практического воплощения они не получили. При Николае I крестьянский вопрос обострился еще больше. Крестьяне и передовые общественные деятели требовали его немедленного решения. «Мысль об освобождении крестьян занимала императора в первые годы царствования, и он внимательно высматривал людей, которые бы могли совершить это важное дело. Для разработки этого вопроса в продолжение царствования составлялось несколько секретных или весьма секретных комитетов; они обсуждали тяжелое 1.3 Проект государственного преобразования (Сперанский) В экономике России в начале XIX в. имелись глубокие противоречия. Развитие капиталистических отношений и кризис крепостничества обостряли классовые противоречия в стране. На этой основе у Александра I возникло опасение о возможности в России революции и проявлялось стремление к тому, чтобы предотвратить ее путем либеральных реформ и приспособить в известной мере государственный аппарат к нарождающимся капиталистическим отношениям. В связи с этим, вернувшись из Эрфурта, Александр I вновь переходит к политике либерального заигрывания. Опасаясь массового крестьянского движения в стране, он издал в 1809 г. указ, запрещающий помещикам ссылать крестьян без суда в Сибирь на каторжные работы. Затем он поручил Сперанскому разработать проект государственных преобразований. М. М. Сперанский (1772-1839 гг.) родился в семье священника во Владимирской губернии. Окончив духовную академию, он служил во время царствования Павла I секретарем у князя Куракина, а позднее – у ряда министров. Александр I назначил Сперанского своим статс-секретарем. Сперанский был сторонником умеренных буржуазных реформ и ограниченной монархии. В 1802-1803 гг. Сперанский, по поручению Александра I, разработал проект преобразования существующих учреждений. Еще тогда он высказывался за необходимость введения в России конституции и установления «истинной», т. е. ограниченной монархии. В своем «Плане государственных преобразований», разработанном в 1809 г., Сперанский критиковал неограниченную монархию и доказывал необходимость введения конституции сверху. «Все жалуются, – пишет он,– на запутанность и смешение гражданских наших законов. Но каким образом можно исправить и установить их без твердых законов государственных? K чему гражданские законы, когда скрижали их каждый день могут быть разбиты о первый камень самовластия?» И дальше Сперанский говорит, что там, где существует конституция, которой ограничена власть монарха, устранена возможность произвола. Сперанский как сторонник умеренных буржуазных преобразований боялся революции, он полагал, что конституция должна быть введена сверху. Конституция, указывал Сперанский, должна быть не плодом «воспаления страстей», т. е. революции, а результатом деятельности самого царя. При этом Сперанский исходил из необходимости постепенного преобразования феодальной монархии в буржуазную. Выдвигая желательность введения в России конституции сверху, Сперанский в осторожной форме осуждал крепостничество. Касаясь этого вопроса, он писал: «Нет в истории примера, чтобы народ просвещенный и коммерческий мог долго в рабстве оставаться». Конкретных мер по вопросу об отмене крепостничества он в это время, опасаясь крепостников, не предлагал, а позднейший его проект (конца 20-х годов) был очень умеренным. По проекту конституции, разработанному Сперанским, власть царя должна была ограничиваться Государственной думой. Царь сосредоточивает в своих руках исполнительную власть, законодательную инициативу, контроль за проведением в жизнь законов, контроль за деятельностью суда и других органов государственной власти. Его компетенция в исполнительной власти, несомненно, очень широка. Он решает вопросы войны и мира, вопросы внешней политики. При царе существует Государственный совет, сенат и комитет министров. Государственная дума должна являться законодательным органом, который будет рассматривать законы, вносимые царем. Выборы в думу должны были быть четырехстепенными. Право выборов ограничивалось наличием собственности. Помещичьи крестьяне, домашние слуги, ремесленники избирательных прав лишались. Сперанский требовал издания законов, которые ограждали бы «безопасность лиц и имущества», что свойственно буржуазным конституциям. Что касается местного управления, то Сперанский считал необходимым введение губернских, окружных и волостных дум с ограниченными функциями. Выдвигая положение о необходимости введения в России конституции, Сперанский стремился обосновать это положение историческими ссылками. Он говорил, что еще во времена Алексея Михайловича наметились некоторые формы конституционных органов в лице земских соборов. Петр I хотя и не вводил конституционных форм, но много сделал в этом направлении тем, что открыл дорогу наукам, просвещению, торговле, промышленности. Большую роль Сперанский отводил развитию просвещения в стране, росту торговли, промышленности и земледелия. «Несмотря на то, что члены Госсовета, Сената и министры назначались царем, проект Сперанского предполагал ограничение власти императора, превращение самодержавной монархии в конституционную, существенное продвижение страны по пути модернизации» [2, С. 299]. Однако из крайне умеренного проекта преобразований Сперанского была реализована лишь ничтожная часть, не имевшая отношения в конституции, а именно: 1 января 1810 г. был создан Государственный совет, состоявший из лиц, назначенных царем, и имевший сугубо совещательные права. В 1811 г. уточнены были функции и состав министерств. К восьми старым министерствам прибавилось еще три: путей сообщения, полиции и (на правах министерства) ведомство государственного контроля, наблюдавшее за соблюдением бюджета. осуществления промышленной революции был необходим ряд условий – сырье, свободные рабочие руки и капитал. Все эти условия имелись в достаточном количестве в одной из наиболее развитых европейских стран – Англии, которой и суждено было стать родиной индустриальной революции, начавшейся еще в 60-х г. XVIII в. с механической прялки «Дженни» и паровой машины Уатта. На первое место в экономике страны вышла промышленность. Началось производство машин с помощью самих машин. Англия превратилась в «мастерскую мира» и самую богатую страну мира. В первой половине XIX в. Великобритания переживала период мощного экономического подъема. Началом промышленной революции, как упомянуто выше, можно считать изобретением английским ткачом Джеймсом Харгивсом механической прялки, названной по имени дочери – «Дженни» (1764-1765). Вскоре после этого Ричард Аркрайт запатентовал прядильную машину непрерывного действия, расчитанную на водяной привод, а в 1779 г. Са- муэль Кромптон сконструировал более совершенную прядильную мюль-машину, производившую высококачественную ткань. Таким образом, благодаря изобретениям Р. Аркрайта, С. Кромптона, Дж. Харгривса, промышленность оснастилась прядильными машинами. К 1850 г. британские паровые машины производили более половины европейской энергии. Британские заводы переплавляли в 10 раз больше железной руды, чем заводы Германии того времени. Треть мирового промышленного производства и половина мирового рынка промышленных изделий приходились на экономику этой страну. В Англии к 1851 г. находилась половина железных дорог мира (8000 км), и ей же принадлежала половина судов дальнего плавания. Одной из особенностей индустриального развития XIX в. была передача новых технологий, коммерческого и торгового опыта от Великобритании другим европейским и американским странам.нская и португальская. Начавшись в Англии, промышленный переворот постепенно охватил и другие страны Запада. Первой страной на Европейском континенте, куда пришла промышленная революция, была занимавшая благоприятное географическое положение Бельгия. Здесь имелись природные запасы угля, железной руды, развивались добывающая, сталелитейная, химическая промышленность. После завоевания независимости, способствовавшей экономическому росту, к 1850 г. количество используемых в промышленности паровых машин увеличилось с 354 до 2 300. Во Франции машины появились в конце XVIII в. Революция 1789 г. способствовала промышленному перевороту, но он шел гораздо медленнее, чем в Англии. Технологические новшества применялись прежде всего на угольных шахтах и в текстильной промышленности и коснулись в первую очередь таких больших городов, как Париж и Лион. Развивалось производство льняных и шелковых тканей. Так, производство шелка в первой половине XIX в. увеличилось в четыре раза. Ускорился промышленный переворот только в 1840-1850-х гг. XIX в., чему способствовало железнодорожное строительство, а завершился к 1860-м гг. XIX в. К середине века Франция насчитывала 3200 км железных дорог, а за последующие 20 лет длина железнодорожных путей увеличилась втрое. С 1850 по 1870 г. в 400 раз увеличился объем импорта и экспорта, втрое – добыча угля и производство стали, в пять раз – производство электроэнергии. Особенностью финансово-экономического развития Франции был бурный рост банковского капитала. Три четверти всех финансов держали в своих руках несколько банков Франции. К концу столетия в стране замедляются темпы экономического роста, наблюдается отставание от других европейских стран. Причин было несколько: это и преобладание мелкокрестьянского хозяйства в аграрной сфере, и дефицит полезных ископаемых, и контрибуция, которую Франция выплачивала Пруссии, и многое другое. В Италии начало промышленного переворота пришлось на 1840-е гг., а завершение – на конец столетия, причем индустриализация коснулась лишь северных регионов страны, где имелись полезные ископаемые и плодородные почвы. Испания и Португалия оставались сельскохозяйственными странами, хотя испанское государство осуществляло финансирование железнодорожного строительства. Потребности металлургической промышленности потребовали разработки угольных месторождений (Астурия). На севере Европы металлургическую промышленность развивала Швеция, а текстильную –Норвегия. В Германии развитию процессов индустриализации долгое время препятствовала политическая раздробленность страны. Начало промышленного переворота приходится на 10-е гг. XIX в., чему способствовало образование Германского таможенного союза и железнодорожное строительство. Завершается переворот в 1870-1880-х гг. Промышленный подъем наблюдался в ряде городов и регионов еще до объединения Германии. Один из первых промышленных центров, прославившихся производством тканей, добычей угля и железной руды, возник в бассейне реки Вуппер. Рурский район получил известность, благодаря месторождениям угля высокого качества, и именно здесь обосновалась компания Круппа (1810). В Силезии появились небольшие хлопчатобумажные фабрики, а Гамбург и Бремен превратились в крупные порты. Развитая железнодорожная сеть, вдвое превысившая длину железнодорожных путей Франции, способствовала объединению Германской империи и образованию государства-нации. Германия, в отличие от США, не имела обширного внутреннего рынка, а в отличие от Англии – преимуществ в колониях. Вместе с тем, благодаря быстрому и успешному использованию научных открытий и технических достижений других стран, она смогла наладить экспорт промышленной продукции, причем на самом сложном рынке – в Европе. Особенно показателен в этом отношении принявший угрожающие размеры наплыв немецких товаров в Великобританию. В конечном счете к 1900 г. Германия заняла первое место в Европе в области электротехники и химической промышленности. США, активно использующие новейшие технологии, становятся серьезным конкурентом европейским странам. Здесь начало промышленного переворота, охватившего, прежде всего хлопчатобумажную промышленность, приходится на 1820-е гг. Общий объем промышленного производства, США к 1913 г. превзошел объем производства Франции, Германии и Британии, вместе взятых. Таким образом, характеризуя общие последствия промышленного переворота, нужно отметить качественные изменения экономической структуры и экономического роста, выразившиеся в изменении соотношения между секторами (промышленность обгоняет сельское хозяйство, добывающая промышленность – текстильную и т. д.), а также широкое проникновение капиталистических отношений в различные сферы экономики. Пароход и паровоз, говоря словами Г. Гейне, «убили пространство», ускорили и удешевили перевозки, привели к усилению специализации экономических районов, миграции населения, способствовали развитию мировой торговли. В середине 1820-х г. Европа пережила первый мировой экономический кризис (1825), а затем эти кризисы стали регулярными и системными. 2.2 Модернизация И Формирование Индустриального Общества Начавшийся в последней трети XVIII столетия в Англии промышленный переворот обусловил основные тенденции экономического развития западных стран в XIX в. Результатом промышленной революции было образование индустриального общества, где труд и производство «становятся идеалом, а затем и идолом», а образование, демократия и наука превращаются в доминанты культурного процесса (Й. Хейзинга). В существующих источниках индустриальное общество называется по- разному: «буржуазное», «капиталистическое», «технически развитое», «техногенное», «современное» и т. д. Поскольку реально функционирующее индустриальное общество включало различные начала и уклады, постольку сам термин «индустриальный» стал использоваться для обозначения основополагающей характеристики современного общества, существующего в многообразных социально-экономических и политических вариантах. Индустриальная цивилизация отличалась от прежних этапов буржуазного развития следующими чертами: • Фабрика сменила мануфактуру, приведя к невиданному прежде росту производительности общественного труда. Производство теперь основано на преобладании накопленного труда (капитала) над живым трудом. Накопленный труд принимает форму средств производства – технологий, орудий труда, ресурсов и т. п., которые закрепляются в виде собственности любого типа. Развитое производство означает высокую степень разделения труда, в связи с чем растет потребность в квалифицированном и специализированном труде. Ускоренное внедрение в производство классическая модель предполагала зависимость университета от общества и культуры, которые определяли форму, задачи, функции заведения, предъявляли к нему определенные требования. Государство обязывало университеты поддерживать национальную культуру, помогать в формировании национальных символов, способствовать развитию личности. Промышленный прогресс выявил серьезные социальные проблемы и обострил социокультурные противоречия. Противоречия – источник революций. XIX в. с полным на то основанием может быть назван революционным веком. Внедрение машин и сокращение рабочих мест, рост промышленной резервной армии труда на фоне демографического роста, незавершенность цикла буржуазных революций, пробуждение национального самосознания, наполеоновские войны, нарастающая урбанизация, сопровождающаяся концентрацией на крупных предприятиях больших масс рабочих, и т. п. вызвали подъем массовых движений различного толка. Среди них: луддитское движение (разрушителей машин) в Англии, достигшее особого размаха в 1811-1812 гг., восстания лионских рабочих во Франции (1831, 1834), восстание силезских ткачей в Германии (1844), под впечатлением которого возникло знаменитое стихотворение Г. Гейне «Силезские ткачи». Большое значение имело чартистское движение в Англии (1830-1850-е гг.). В опубликованной в 1838 г. в виде законопроекта «Народной хартии» (People’s Charter) чартистами выдвигались требования всеобщего избирательного права для мужчин, достигших 21 года, тайного голосования, отмены имущественного ценза для кандидатов в парламент и др. Буржуазные революции 1830, 1848-1850 гг. всколыхнули Европу. Революционная ситуация сложилась в Испании. Однако следовавшие одно за другим восстания, государственные и военные перевороты, получившие научной литературе название «пяти испанских революций» (1808-1814, 1820-1823, 1834-1843, 18541856, 1868-1874), не привели в конечном счете к каким-либо серьезным государственным и общественным преобразованиям. В Италии общество карбонариев боролось за национальное единство, ирландцы протестовали против подчинения Великобритании, а греки восстали против турецкого владычества. Преодоление остроты соперничества между ведущими державами и установление равновесия в Европе было сложным и длительным процессом. Но уже в последние десятилетия XIX в. началась борьба за сферы влияния, за передел мира. Колониальная экспансия привела к образованию гигантских колониальных империй. Подчинение более отсталых стран с целью эксплуатации их ресурсов не ограничивалось установлением политического и экономического господства, а сопровождалось подавлением локальных культур во имя универсализма западной индустриальной цивилизации. Это вызвало движение за национальное освобождение, которое обрело крупномасштабный объем 2.1. Научно-Техническая Культура В индустриальной цивилизации, утвердившейся в Европе в XIX столетии, главной ценностью стал научно-технический прогресс. И для этого были все основания. Как показали подсчеты П. Сорокина, «лишь только один XIX век принес открытий и изобретений больше, чем все предшествующие столетия, вместе взятые», а именно – 8527. В XIX столетии наука вступила в свой золотой век. Кульминационный взлет естественных наук, начавшийся в XVIII в., в конце XIX столетия завершился революцией в естествознании. Под натиском ошеломляющих физических открытий зашаталась и рухнула вся ньютоновская космогония с ее твердыми атомами – кирпичиками материи, независимыми атрибутами временем и пространством, механической причинностью. Бурный научный и технический прогресс XIX столетия был обусловлен двумя духовными основами западноевропейской культурой верой в человека-преобразователя (Возрождение) и верой в активную роль его разума (Просвещение). Как только ни называли современники XIX столетие! Машинный век, и это совершенно правильно, ведь именно тогда удалось наладить производство машин с помощью самих машин. От механической прялки «Дженни» (1765) человечество шагнуло к первому современному станку из металла, созданному английским механиком Г. Модсли, а от него – к автоматическому ткацкому станку Жаккара (1804). XIX в. называют эпохой стали: именно тогда уровень производства стали становится показателем экономической мощи страны. Железо и сталь вытеснили дерево. Если XIII – XVIII вв. были эпохой ветряных мельниц, то с конца XVIII в. уже начинается эпоха пара. В 1776 г. появилась паровая машина Дж. Уатта. А в 1803 г. уже появились первые автомобили с паровым двигателем (О. Эванс, США, Р. Тревитик, Англия). 17 августа 1807 г. совершилась пробное плавание парохода Р. Фултона «Клермонт», а в 1814 г. появился на свет паровоз Дж. Стефенсона. Паровой двигатель нашел применение в сельскохозяйственной технике (паровой плуг, локомобили), строительстве. XIX в. называют также веком железных дорог. В 1830 г., между Манчестером и Ливерпулем был проложен железнодорожный путь, длиной 50 км., а в 1912 г. стальные рельсы на земном шаре протянулись уже на 1 080 000 км. Революцию в средствах транспорта дополнило развитие морских сообщений. Благодаря пару плавание перестало зависеть от силы ветра, и преодоление океанского пространства совершалось во все более и более короткие сроки. В 1886 г. появляется автомобиль Г. Даймлера и К. Бенца (Германия) с высокоэкономичным двигателем, работающим на жидком топливе (Н. Отто, Р. Дизель), а в 1903 г. – первый самолет братьев У. и О. Райт (США). Параллельно шло строительство и совершенствование дорог, мостов, тоннелей, каналов (Суэцкий канал, 1859-1869). XIX в. – это век электричества. Научными исследованиями в этой области занимались А, Вольта, А. М. Ампер, X. Дэви, М. Фарадей. В 1867 г. Э. Сименс создал электромашинный генератор. Поеле открытия В. В. Петровым явления электрической дуги С. Морзе изобрел электрический телеграф (1832), А. Бэлл – телефон (1876), а Т. Эдисон – фонограф (1877). Последний получил в США патента на изобретения изобретений и был назван королем электричества. Научные открытия в области физики, химии, биологии, астрономии, геологии, медицины следовали одно за другим. Вслед за открытием М. Фарадеем (1791-1868) явлений электромагнитной дуги Дж. Максвелл (1831-1879) предпринимает исследование электромагнитных полей, разрабатывает электромагнитную теорию света. А. Беккерель, П. Кюри и М. Склодовская-Кюри, изучая явление радиоактивности, поставили под вопрос прежнее понимание закона сохранения энергии. Физическая наука проделала путь от атомной теории материи Дж. Дальтона к раскрытию сложной структуры атома. После обнаружения Дж. Томсоном в 1897 г. первой элементарной частицы электрона – последовали планетарные теории строения атома Э. Резерфорда и Н. Бора. Если сформулированный в 1869 г. Д. И. Менделеевым периодический закон установил зависимость между свойствами химических элементов и их атомными весами, то открытие внутреннего строения атома выявило связь между порядковым номером элемента в периодической системе и числом электронов в слоях оболочки атома. Отмечая в целом небывалый количественный рост научных открытий как одну из определяющих характеристик XIX столетия, нельзя не указать и на происходящие в науке качественные изменения. Прежде всего, речь должна идти об изменении в соотношении функций науки – воспитательной, познавательной и прикладной. Если раньше роль первой функции была весьма значительна, то в XIX в. соотношение меняется в сторону двух последних. Объем знаний и сфера их технического применения бесконечно расширяются, а воспитательная ценность науки падает. Принцип пользы трансформирует понятие истины: «Истина есть то, что удобно и полезно». Девизом становится формула «Знать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы действовать». Связь научного и технического прогресса отныне полагается нераздельной. Вследствие сделанных открытий и изобретений техническое господство человека над пространством, временем и материей возросло неограниченно. Начался небывалый пространственно- временной рост цивилизации; в духовный мир человека входили новые территории и новые пласты прошлого. Познание раздвинуло свои границы вглубь и вширь. Одновременно возникли и новые способы преодоления времени и пространства: новая техника с ее скоростями, средствами связи способствовала тому, что человек смог вместить в меньший отрезок астрономического времени больший отрезок времени социального, житейского, событийного, космического. Он смог приблизить к себе любую точку планеты, любую историческую эпоху. Вселенная как бы одновременно сузилась и расширилась, все пришли в соприкосновение со всеми. Мир качественно преобразился.

Особенности либерализации и модернизации России во второй половине XIX–начале ХХ вв. в контексте европейского развития :: Федеральный образовательный портал

В наши дни, как полтора века назад, в российском обществе идут споры о путях вхождения страны в мировое экономическое и политическое пространство. В этих спорах, как это нетрудно видеть, обсуждаются весьма схожие ключевые темы: Россия и Запад, экономическая модернизация и политическая либерализация. Вместе с тем контекст дискуссий, конечно, существенным образом изменился.

В наши дни, как полтора века назад, в российском обществе идут споры о путях вхождения страны в мировое экономическое и политическое пространство. В этих спорах, как это нетрудно видеть, обсуждаются весьма схожие ключевые темы: Россия и Запад, экономическая модернизация и политическая либерализация. Вместе с тем контекст дискуссий, конечно, существенным образом изменился. Если еще столетие назад Запад для России олицетворялся преимущественно наиболее развитыми европейскими державами – Англией, Францией и Германией, то ныне речь идет об адекватном включении нашей страны в сложную структуру глобализирующегося мира. Тем не менее, Запад, путь и в более широком смысле – как совокупность стран с наиболее развитыми структурами рыночной экономики, с наибольшими достижениями в области науки и высоких технологий, с развитыми либерально-демократическими режимами – выступает для современной России приблизительно таким же ориентиром, каким для нее была Западная Европа в середине XIX в.

Любопытно также, что период великих реформ, в который Россия вступила с 1860-х гг., в международном плане во многом напоминал нынешнюю глобализацию. Такие факторы, как бурный рост мировой торговли, вывоз капитала, введение золотого стандарта, стремительное развитие торгового флота и железных дорог, возникновение огромных колониальных империй, показывают, что с середины ХIХ и до начала XX в. мир явно двигался в направлении глобализации. Основной тон в этом процессе задавала Англия – наиболее развитая в то время страна в экономическом и политическом отношении. «Впервые европейская экономика, потеснив другие, стала претендовать на доминирующую роль в мировой экономике и отождествляться с нею в мире, где любые препятствия отступали вначале перед анг­личанином, а затем перед европейцем. И так продол­жалось вплоть до 1914 года» [

Бродель 1993, с. 109]. После Первой мировой войны это движение прервалось, началась драматическая эпоха диктатур и тоталитарных режимов, раскола мира по идеологическим, военным и экономическим блокам.

В данной работе ставится задача проанализировать судьбу экономических преобразований и ценностей либерализма в России в контексте общеевропейского процесса модернизации.

Следует учитывать, что обычный модернизационный подход дает лишь весьма приблизительную картину переноса и адаптации капиталистических институтов, столкновения ценностей модернизации и традиционализма в тогдашней России. Поэтому важным представляется показать, во-первых, что «Запад» как некое собирательное понятие в то время реально выступал набором разных образцов развития для России, во-вторых, что в стране в существенной степени проявлялось то, что ныне называют «зависимостью от траектории развития». Эта зависимость проявляется в том, что предпо­сылки модернизации и либерализации различаются по странам, что они обусловлены историей и культурой определенной страны. Такой подход позволяет лучше проследить общее и особенное в судьбе российского либерализма, понять причины того, что путь к экономической и политической свободе в нашей стране был трагически прерван в начале XX в.

  

Российская модернизация: от либерализма к марксизму

Бурный рост экономического могущества стран Западной Европы, их активное продвижение в незападные регионы сделал невозможным для большинства мира прежнее развитие. Многие великие государства – Китай, Оттоманская империя, Япония – пытались защититься от проникновения разрушающего, как им казалось, западного влияния тем, что создавали на его пути максимально возможные барьеры. Однако попытки сохранить свои прежние политические и хозяйственные уклады за такими стенами мало кому удавались, поскольку западное влияние было не только империалистической или торговой экспансией, но и вызовом истории.

Россия в XIX в. принимала этот вызов в весьма специфических условиях. Ряд факторов позволяли российскому обществу, по крайней мере его верхним слоям, считать страну европейской державой. Это и последствия преобразований Петра I, и ориентированная просветительскими идеями политика Екатерины II, сопровождаемая военными успехами в европейском регионе, и наконец, впечатляющая победа в союзе с западными странами над Наполеоном. И в экономическом плане послепетровская Россия показала определенные успехи и до определенной поры не выглядела безнадежно отставшей от западноевропейских стран. Конечно, она отставала по уровню развития экономики от Англии и Голландии, но многим другим странам она не уступала. Известно, например, что по выплавке чугуна Россия во второй половине XVIII в. занимала ведущее место в мире, обгоняя в этом даже Англию, которая в это время уже вступила в промышленную революцию. Однако хозяйственные достижения страны определялись в основном ее огромными ресурсами, а главное обеспечивались экономическими структурами, существенно отличающимися от тех, которые существовали в европейских странах. Играющие главную роль казенные мануфактуры по-прежнему использовали крепостной труд. Крестьянские мануфактуры  возникали вне городов, а их хозяева все еще оставались крепостными. В отличие от Западной Европы, где среди предпринимателей росло число дворян, российские дворяне, за редкими исключениями, не занимались промышленной деятельностью. Основная часть русских предпринимателей формировалась из крестьян и посадских людей, однако они сталкивались с нехваткой свободных трудовых ресурсов, поскольку законом лицам недворянского происхождения запрещалось покупать крестьян для своих предприятий.

Поэтому можно утверждать, что к началу XIX в. в России был достигнут максимально возможный уровень развития производства на основе такой «полуазиатской» системы хозяйства. Но этот путь был тупиковым, и Россия стала быстро отставать от переходящего к капиталистической системе Запада.

Осознание этого факта заставило многих русских философов и историков искать причины отставания России. Наряду с лежащими на поверхности – монгольским завоеванием и затянувшимися крепостными порядками – в этом поиске был прояснен целый ряд факторов, которые определяли ее «зависимость от траектории развития» и препятствовали ее органичному включению в семью европейских народов, несмотря на то, что со времен Бориса Годунова все правители страны так или иначе стремились продвигаться в сторону Западного мира. Рассмотрим кратко главные из этих препятствий либерализации и модернизации экономической жизни в том виде, как они выделялись и представителями западничества, и славянофильства.

Многие из них полагали, что важным препятствием модернизации страны являются сложившиеся в России отношения собственности [Русская философия собственности 1993]. Страны Западной Европы унасле­довали от Римской империи понятие частной собственности, опирающееся на хорошо развитую юридическую основу. Собственность имела самостоятельное значение и не обязательно отождествлялась с властью. Многовековая культура частной собственности отработала такое качество хозяйствующей личности, как индивидуализм и экономический рационализм, что было важно не только для личности, но и для экономической жизни в целом.

Россия в отличие от Запада не имела римских понятий собствен­ности. История сложилась так, что начавший развиваться институт частной собственности в Киевской Руси был замещен в дальнейшем нерасчленен­ностью собственности, слиянием власти и собственности, прежде всего – центральной для крестьянской экономики России собственности на землю. Феномен «власти-собственности» оказал очень суще­ственное влияние на отношение к этому институту вообще и наложил и на него нравственно-этический отпечаток. Русскому человеку было свойственно убеждение «правда выше принципа собственности».

Другое важное отличие усматривалось в том, что в западноевропейских странах социальная структура формиро­валась преимущественно снизу на основе учета взаимных привилегий и обязанностей различных слоев общества, что вело к постепенной либерализации форм правления. В Рос­сии организация общества происхо­дила в основном сверху.

Очень важное отличие России состояло в слабости инфраструктуры, необходимой для буржуазных преобразований. На Западе такой инфрастуктурой выступал прежде всего город. Там, как отмечал С.М. Соловь­ев, город разбогател и освободил село. Хотя в России в отдельные исторические периоды роль городов была достаточно велика (Киевская Русь, Северо-Восточная Русь, Псков, Новгород), но их существование не стало маги­стралью экономического развития России, оно также во многом было подорвано фео­дальной раздробленностью и монгольским нашествием. При этом города складывались не как центры ремесла и торговли, а создавались прежде всего как опорные пункты власти. В результате в докапиталистическом раз­витии страны отсутствовала стадия развитого городского хозяйства.

Об этом коренном отличии европейской истории от русской очень хорошо написал выдающийся русский экономист М.И. Туган-Барановский: «Сред­невековый город, цеховое ремесло были почвой, из которой выросла вся цивилизация Запада, весь этот в высшей степени своеобразный общественный уклад, который поднял человечество на небывалую культур­ную высоту. Город создал новый общественный класс, которому суждено было занять первенствующее место в общественной жизни Запада — буржуазию. Достиг­нув экономического преобладания буржуазия стала и политически господствующей силой и вместе носи­тельницей культуры и знания… Историческое раз­витие России шло совершенно иным путем. Россия не проходила стадии городского хозяйства, не знала цехо­вой организации промышленности — и в этом заклю­чается самое принципиальное, самое глубокое отличие ее от Запада, отличие, из которого проистекали, как естественное последствие, все остальные. Не зная го­родского хозяйственного строя, Россия не знала и той своеобразной промышленной культуры, которая яви­лась отправной точкой дальнейшей хозяйственной ис­тории Запада» [

Туган-Барановский 1991, с. 419-420].

В России также гораздо более существенную роль, чем в западных странах, в экономической жизни играло государство.  Особенно это заметно с эпохи Петра I. При этом государство и правящая элита, всегда в хозяйственной жизни преследовали собственные интересы, связанные прежде всего с усилением военной мощи страны и с международной торговлей. Это необходимо учитывать при рассмотрении проблемы экономического своеобразия России. Так, интерес к международной торговле с Европой приводил постоянной борьбе за доступность морских путей торговли как параметру, имеющему государственное значение. Отсюда стремление «прорубить окно в Европу» на Балтике, регулярные войны с Турцией за проливы. Развитие внутреннего рынка меньше беспокоило власть, в результате экономическая активность «верхов» и «низов» часто оказывалась разнонаправленной.

Россия очень отличалась от стран Запада по своим размерам и характеру заселения своих обширных пространств. Нужно отметить, что на этот факт обращали внимание многие русские мыслители, полагая, что это повлияло на российскую ментальность, а через это и на традиции хозяйствования. Вот что пишет об этом известный философ Ф. Степун [Русская философия собственности 1993]. Он отмечает, что четыре века после освобождения от монгольского ига русский народ жил делом расширения Российского государства. В результате этого Россия от царя к царю все шире раздвигалась на север и восток, на юг и на запад, не встречая естественных пре­пятствий своему быстрому росту. За четыреста лет территория России увеличилась в 36 раз. Труд по расширению де­ржавы был громаден, но он не был тем, что под «трудом» понималось в Западной Европе. Этот не было упорной, система­тической работой по окультуриванию приобретаемых пространств. В результате получалась безрадостная картина: редкая сеть дорог, скупо разбросанные города и деревни, убогие бревенчатые избы. Постоянный колониза­ционный размах России, прилив хлебород­ных равнин, которые приходилось наспех заселять, лишал народ не только необходимости, но и возможности тщательного труда на земле. В результате сто­летиями создавался стиль малокультурного хозяйствования на земле. Этот стиль не мог не влиять на все стороны народной жизни. Русский крестьянин дожил до XX в., не войдя в привычное общение с машиной, которая на Западе про­извела переворот экономики, отделили по сути две эпохи: религиозной культуры средневековья и новоевропейской цивилизации. Машины производят рационализацию мышления, они вносят в массы точное знание и экономический расчет. Степун считает, что если бы русские крестьяне к концу XIX века превратились в просвещенных собственников и культурных фермеров с дизелями и тракторами, то последующая история страны имела бы другой характер.

Точкой перехода от идейных споров между западниками и славянофилами о необходимости модернизации страны к практическим реформа стало поражение России в Крымской компании. Это был своего рода «момент истины», который позволил многим избавиться от иллюзий в оценке реального положения России. Ее устарелый парусный флот мало что мог противопоставить вошедшим в Черное море английским и французским пароходам. Рационально организованная и вооруженная современным оружием западная армия достаточно легко одолела русское войско. Это пораже­ние наглядно показало степень отсталости России. В результате заключения в 1856 г. в Париже унизительного мирного договора России было запрещено держать флот на Черном море, она утратила дунайские земли. Международному престижу страны был нанесен колоссальный урон, рухнула вера в национально-государственную исключительность страны, в правильность ее внутренней политики, исходившей из принципа «Запад нам не указ». Все это заставило вступившего на престол Александра II приступить к либеральным реформам, которые должны были привести Рос­сию в западный мир.

Ход и содержание политических и экономических реформ в России второй половины XIX в. хорошо известен. Поэтому сосредоточимся на вопросе о том, какие варианты идеологии были востребованы для оправдания и стимулирования либерализации и индустриализации страны. На наш взгляд, если учесть все сказанное об историческом своеобразии России и затянувшейся отсталости ее экономики, то даже использованная выше модель «запаздывающей модернизации» представляется слишком слабой для ответа на поставленный вопрос. Как представляется, многое становится на свои места, если исхо­дить из общего представления о России второй половины XIX в. как о «разви­вающейся стране». В том значении этого понятия, которое используется ныне для обозначения стран «третьего мира», вставших на путь экономической модерни­зации, перехода к рыночным отношениям и овладения  достижениями  современной  технологии.

На первый взгляд такая аналогия кажется неприемлемой, принижающей уровень развития российского общества. Ведь Россия никогда не была колонией, более того, она сама по сути проводила колониальную политику, многократно расширяя свою территорию. В России были, хотя и очень тонкие европеизированные социальные слои, в отличие от типичных последующих «развивающихся стран» в ней, по крайней мере в столичных центрах, развивались литература и искусство, существовали университеты и другие институты развитой цивилизации. Однако нельзя понимать раз­вивающееся общество просто как бедное или переставшее быть колонией. Например, колонией не была и Япония, несколько позже России вступившая на путь модернизации и также относящаяся к первым в истории «развивающимся обществам».

Характеристика страны как «развивающегося общества» связана с определенными внешними и, что важнее, внутренними структурами и факторами. К внешним факторам относится то, что это общество вступает в интенсивные контакты со странами, осуществившими индустриализацию капиталистического типа, освоившими новые технологии и перестроившими свою экономику на основе развитых рыночных отношений. В странах, успешно совершивших модернизацию, создается база ускоренного развития, поэтому другим обществам, стремя­щимся модернизироваться и не отстать от них, крайне трудно устранить существующий разрыв или добиться его уменьшения. Что касается внутренних факторов, то в развивающихся обществах неизбежно возникает глубокий внутренний раз­рыв между достаточно развитыми социальными и экономическими институтами (которые в той или иной форме «импортируются» извне и потому выглядят чуждыми) и весьма отсталыми, традиционными формами жизни и хозяйства. При этом новые формы, как правило, распределены локально, что порождает противоречия между немногими продвинутыми центрами и отсталой периферией остальной страны. Все эти разрывы приводят к низкой интеграции общества, что сдерживает раз­витие страны, лишая его поддержки многих слоев общества. Как представляется, Россия второй половины XIX в. во многих чертах укладывается в такое понимание развиваю­щегося общества.

Такой подход позволяет точнее уяснить характер происходивших в ней процессов. В частности, более выпукло предстают особенности идеологического сопровождения процессов экономической модернизации, поскольку именно эти объективные, неизбежно возникающие противоречия порождают особые формы идеологии, которые нетипичны для более развитых европейских стран, осуществлявших переход к индустриальному капитализму на более органичной основе. Хотя и там, как это было показано выше, в зависимости от исходного состояния стран требовались отличавшиеся от классического либерализма идеологии, в условиях российской отсталости для «смаз­ки» идейных колес модернизации требовалась гораздо более радикальная идеология, чем во Фран­ции или Германии.

Конечно, можно задать вопрос: почему российское общество само не осознавало себя в то время в ка­честве развивающегося? Однако это верно только отчасти. Постоянно  обсуждаемые русской социально-философской мыслью вопросы  «Восток—Запад»,  «Россия и Европа», как это нетрудно теперь видеть, вовсе не специ­фичны только для России, но типичны для многих современных стран ставших на путь модернизации. Учения славянофилов и западников в этом плане выступают в качестве типичных идеологий расколотого «развивающегося общества». Первые выражают консервативно-охранительное отношение к сложившимся традиционным формам жизни и хозяйства. Вторые призывают следовать по пути уже совершивших буржуазные преобразования и индустриализацию стран. Разумеется, что нужно учитывать и тот факт, что Россия по сути была исторически первой развивающейся страной, и какого-то связного комплекса социаль­но-философских понятий для описания этого феномена в то время еще не существовало.

Несмотря на то, что в середине XIX в. еще не сложилось органичной почвы для либеральных идеологии классического типа, голос западнической либеральной мысли прозвучал достаточно сильно. После конфуза в Крымской компании, слово «либерализм» получило полноправное гражданство, стало лозунгом многих образованных и здравомыслящих людей в России. Необходимость политических и экономических реформ в духе подлинного либерализма проповедовали с университетских кафедр К.Д. Кавелин и Т.Н. Грановский. Самый видный русский либерал XIX в. Б.Н. Чичерин в 1855 г. писал о либерализме так: «Это знамя, которое может соединить около себя людей всех сфер, всех сословий, всех направлений. Это слово, которое способно образовать могущественное общественное мнение, если мы только стряхнем с себя губящую лень и равнодушие к общему делу. Это слово, которое изгонит из нас внутреннюю порчу, которое дает нам возможность стать наряду с другими народами и с обновленными силами идти по тому великому пути, которого залог лежит в высоких доблестях русского народа» [Чичерин 1975, с. 111].

К сожалению, прогнозам Б.Н. Чичерина не суждено было сбыться. Либерализм не стал ни знаменем, ни могущественной идеологией, которая стимулировала развитие общества. Его судьба в дореволюционной России оказалась незавидной, различные сторонники либерального пути действовали разобщено и потому и мало влияли на умонастроения тех социальных групп, которые стремились осуществить или вовлекались в процессы модернизации.

Прослеживая историю либерализма в дореволюционной России, В.В.  Леонтович основную беду этого движения видел в том, что на рубеже XIX-XX вв., когда оно могло реально повлиять на устойчивость курса на либерализацию страны, не смогло выработать единой платформы [Леонтович 1993].  Выдающиеся государственные деятели тогдашней России Витте и Столыпин в этот период поставили задачу сделать Россию европейским государством в экономическом и социально-политическом отношениях. Во многом их либеральные экономические реформы в этом направлении приносили свои плоды. Однако в своей политике они не получали поддержки от других существовавших в то время либеральных движений и партий. Речь идет о земских либералах и особенно о возникшей после 1905 г. Партия народной свободы (конституционные демократы). Хотя лидеры этой партии, в частности П.Н. Милюков, часто бывали в Англии и даже в США, и на словах настаивали на избрании в качестве эталона англосаксонский тип политической системы, на практике они делали принципиальные уступки коллективистскому либерализму, патерналистской ответственности государства за благосостояние народа, а в практическом отношении спасовали в решающий момент перед социалистами. 

Здесь следует отметить, что возобладавшее во второй половине XIX в. западничество включало в себя не только либералов, но и социалистов всех мастей, верящих в то, что можно сделать исторический бросок в новый мир так или иначе минуя капитализм. Но эта вера была быстро вытеснена «научным социализмом» — марксизмом. И именно марксистская идеология, как это ни странно, в условиях российской отсталости  стала в последние десятилетия XIX в. наиболее влиятельной идеологией капиталистической модернизации в российской среде. В это время влиятельным пропагандистом капиталистического развития страны выступил родоначальник русского марксиз­ма Г.В. Плеханов. Позднее столь же убежденно о развитии капитализма в России писал В.И. Ленин. Да и происходящие вокруг процессы наглядно свидетельствовали о неуклонной поступи капитализма. Марксизм позволял русской интеллигенции смириться с приходом капитализма в страну и разрушением ее прежней социалистически-народнической веры в общину и артель, поскольку это учение представляло капиталистическую индустриа­лизацию как результат железных законов исторического развития. Именно эта связь объясняет власть, которую приобрела марксистская идеология в России. Она поначалу повлияла на многих людей, чье мировоззрение в целом было чуждым идеям марксистского социа­лизма – Булгакова, Франка, Бердяева, Струве, Милюкова и многих других. В 1902 г. П.Б. Струве, уже отошедший от марксизма все же писал, что «русский марк­сизм «оправдал» капитализм в прямой полемике не только с народничеством, но и со всею почти официаль­ной наукой и дал объяснение исторической необходи­мости капитализма в России» [Опыт русского либерализма 1997, с. 10].

Таким образом, интеллигенция, как тот социальный слой, от которого можно было ждать идеологической поддержки либерализации страны, не выполнила этой задачи. Ряд оригинальных и влиятельных философов предпочел рациональному и «плоскому» либерализму богатую идеями метафизику всеединства и историософию В.С. Соловьева, которая выстраивала весьма далекую от либерального направления «русскую идею». Но наиболее влиятельной и массовой среди тогдашней российской интеллигенции стала не изощренная метафизика всеединства, а более простая и действенная западническая социалистическая идеология. В марксистском учении многие тогда видели науку, которая открывает путь к построению подлинно свободного общества. Вера в социализм превратилась в среде радикальной интеллигенции в суррогат религии. Об этом хорошо написал известный философ Н.О. Лосский: «О русской интеллигенции второй половины XIX века говорят, что она была наиболее атеистическою. Это неверно: она была действи­тельно наиболее внецерковною, но это не значит, что она была атеисти­ческою… У русских революционеров, ставших атеистами, вместо христи­анской религиозности явилось настроение, которое можно назвать фор­мальной религиозностью, именно страстное, фанатическое стремление осуществить своего рода Царство Божие на земле, без Бога, на основе научного знания» [Лосский 1991, с. 250-251]. Н.А. Бердяев в статье «Фи­лософская истина и интеллигентская правда» подчеркивает в дополнение к этому, что среди главных интересов русской интеллигенции всегда были вопросы равенства и уравнительного распределения, ее мало интере­совало то, какие механизмы лежат в создании экономического богатства общества [Бердяев 1991].

В среде радикальной российской интеллигенции антикапиталистическая ментальность выражалась в «теоретической» критике, которая усиленно укореняла в обществе представление о промышленниках и предпринимателях как эксплуататорах, присваивающих прибавочную стоимость. В свете этих представлений предпринимательская деятельность представала как эксплуатация народа, паразитическое обогащение за счет большинства нации, как занятие безнравственное, если не преступное. В результате и в более широких слоях общества складывалось непонимание прогрессивной роли предпринимательства, было типично отношение к ним в повседневном массовом сознании как к «толстосумам» и «буржуям». Известный российский историк С.С. Ольденберг в этой связи приводит ряд характерных свидетельств, подтверждающих, что «русское общество имеет сильное предубеждение против предпринимательской деятельности». Он пишет о широком распространении в обществе убеждений, что «честнее быть агрономом на службе землевладельческого земства, чем землевладельцем, статистиком у промыш­ленника, чем промышленником» [Ольденберг 1991, с. 309].

Отражением влиятельности антикапиталистической ментальности может служить то обстоятельство, что при весьма впечатляющих успехах российской экономической модернизации конца рубежа XIX–XX вв., при масштабной социальной и меценатской деятельности тогдашних предпринимателей во всей тогдашней русской литературе трудно найти какие-либо положительные образы русских капиталистов. Между тем литература в то время оказывала очень сильное воздействие на российское общество. Многие юноши и девушки из образованных слоев российского общества под ее влиянием оказывались в различных революционных кружках, сыновья купцов и промышленников отказывались продолжать семейное дело. Причем в русской литературе отрицательное отношение к фигурам капиталистических предпринимателей было характерно не только для писателей, принадлежащих к направлениям т.н. «социальной литературы», но и для великих мастеров художественного слова. У них мы тоже не находим добрых слов о русских капиталистах. Об этом хорошо сказал писатель Д. Гранин: «Многие ли сегодня знают о прогрессивной многогранной роли таких представителей делового мира, как Путилов, Елисеевы, Морозов, Мамонтов, Рябушинские. А ведь они были зачинателями новой культуры производства и труда. Выйдя на историческую арену, они проявили себя и как страстные поборники быстрого интеллектуального, культурного, нравственного развития страны. При их гуманной меценатской помощи строились научные институты, больницы, дома призрения, церкви, библиотеки, другие культурные учреждения. В том, что мы до сих пор обкрадываем эту часть исторической памяти, отчасти повинна и наша литература. Тургенев, Гончаров, Толстой, Чехов не признавали в общем-то делового человека в качестве подлинно духовной, нравственной личности. Невольно читатель отдает предпочтение, скажем, Обломову, а не Штольцу. Мне кажется, для подъема так необ­ходимой нашему обществу трудовой активности, преодоления апатии, иждивенчества, поднятия профессионализма целесообразно более разносторонне представить, показать делового человека зарождавшегося в России капитализма. Мы можем найти опору в прошлом, реабилитировав людей с деловой хваткой, которые должны были прорываться сквозь завесу общественного непонимания» [Гранин 1990, с. 15].

В результате такой массированной критики капиталистической деятельности и в самой среде предпринимателей не было уверенности в социальной праведности своей жизни и деятельности, в незыблемости права собственности на накопленные ими капиталы. В крайних формах это проявлялось в существовании в среде русских предпринимателей чувства «неоплатного долга», заставлявшего некоторых из них даже финансировать революционные организации, боровшихся за уничтожение основ их собственного бытия.  В иной форме это выражалось в чувствах «стыда сво­его богатства». Предприниматели начинали считать свою деятельность низменной, если не преступной. Как отмечал Н.А. Бердяев, «русский купец, который нажился нечестным путем и сделался миллионером, склонен был считать это грехом, замаливал этот грех и мечтал о монашестве. Поэтому купец был плохим материалом для образования буржуазии западноевропейского типа» [Бердяев 1990, с. 119].

В итоге можно сказать, что хотя российские  предприниматели  в процессе экономической модернизации выполняли тот же спектр функций, что и их западноевропейские коллеги, их деятельность не получила должного идеологического оправдания, которое мог дать только теоретически продуманный и хорошо укоренившийся в обществе либерализм. В результате, говоря словами философа С.Л. Франка, в России создалась такая ситуация, когда сами собственники не имели «собственного мировоззрения», бескорыстной и сверхличной веры в святость принципа coбственности [Франк 1997, с. 56].  Особенно это проявилось в годы Первой мировой войны. В это время, как отмечал известный промышленник П.П. Рябушинский, «частное предпринимательство, благодаря которому расцвела экономическая жизнь в России к 1913 г., в момент кризиса ассоциировалось у народа с бандой спекулянтов, наживающихся на народном горе» [Петров 1991, с. 119].  В результате в 1917 г. российская буржуазия оказалась в изоляции от народа, она оказалась неспособной консолидироваться на основе единого мировоззрения и в итоге проявила неспособность защитить себя, а вместе с тем и развитие страны по цивилизованному пути. Тот же Рябушинский объяснял причину этого следующим образом: «Российская буржуазия, численно слабая, не была в состоянии выступить в ответственный момент той регули­рующей силой, которая помешала бы идти событиям по неверному пути… Вся обстановка прошлого не способствовала объединению в наступивший роковой момент, стихийная волна жизни перекатилась через всех нас, смяла, размела и разбила» [Там же, с. 152]. 

Таким образом, либеральное мировоззрение не было укоренено в сознании достаточно широких слоев, оно не смогло побудить к защите социальных и экономических свобод сколько-нибудь значительную часть российского общества. В этом плане российский либерализм оставался в основном теоретическим явлением. Он не смог убедительно обосновать необходимость социального союза, а тем более реально сплотить различные социальные слои, как это случилось в Англии. Помимо прочего, причина этого состояла в слабости институтов и традиций гражданского общества. Вместе с тем судьба либерализма в России все же не дает оснований для вывода о его врожденной несовместимости с политической и экономической жизнью страны. По сути, либерализм — естественный спутник модернизации общества. И если в России он был оттеснен на задний план, то причины этому, помимо общеевропейской увлеченности социалистическими идеями, состоят также в том, что процесс модернизации шел неорганично и принимал, в одной стороны, усеченные, а с другой — насильственные формы.

 

Необходим ли либерализм в современной  России?

В России судьба понятий «либерализм», «либерал», «либеральный» была на удивление злосчастной. Мало у кого хватало духа прибавлять различные негативные оценки к слову «свобода», но «либерализм» в массовом сознании тесно ассоциируется с такими эпитетами, как «гнилой», «мягкотелый», «фальшивый» и т.п. Советское кино и литература вылепили свой трафаретный образ русского либерала – суетливого и говорливого субъекта в пенсне, мигом замолкающего при грозном окрике «человека с ружьем». Этот шлейф негативных ассоциаций, конечно, не способствовал популярности и адекватному восприятию либеральных идей. Уже в последние два десятилетия, после краткого выдвижения на авансцену политической жизни современной России нескольких молодых «либералов», в общественном сознании «либерализм» оказался однозначно связанным с гайдаровской «либерализацией цен», обесцениванием сберегательных вкладов и резким обнищанием простого народа. Окончательно запутала сознание российского обывателя «либерально-демократическая партия», популистские лидеры которой уже многие годы дискредитируют саму суть слов «либерализм» и «демократия».

Поэтому, когда спорят о приемлемости либеральной политики и экономического либерализма в современной России, нередко высказывается мнение, что либерализм политика подходит только западным странам, и то лишь немногим из них. Мы же не должны следовать этой западной модели, поскольку еще Макс Вебер убедительно доказал, что это модель подходит лишь англо-саксонским протестантским странам.

Тем не менее, превращать либерализм в некоего козла отпущения, на которого вешаются все недостатки современного российского общества нет никаких оснований. Правильно понятому либерализму нет никаких реальных альтернатив. Об этом говорит и мировой, и российский исторический опыт. Когда Россия вступала на путь либеральных реформ, это неизбежно вело к экономическому росту. Так, в XIX в., несмотря на застой в его первой половине и благодаря либеральным реформам второй половины столетия среднегодовые темпы прироста внутреннего валового продукта в России были примерно в полтора раза выше, чем в мировой экономике. А в XX в., несмотря на гигантские усилия и жертвы народа в периоды ускоренной индустриализации, коллективизации, строительства «материально-технической базы коммунизма», темпы экономического развития страны оказались приблизительно вдвое ниже общемировых [Илларионов 2000, с. 85].

При осмыслении этих цифр приходит на ум аналогия, что плановая экономика похожа на автомобиль, который может ездить только на первой скорости, — резко стартовать, но потом безнадежно отставать от соперников. Либеральная же экономическая система медленно трогает с места, но по мере развития приобретает все новые импульсы для своей динамики. Начав либеральную модернизацию в середине XIX в. с архаического состояния экономики, Россия к 1913 г. добилась вполне достойной позиции, когда по валовому производству страна занимала 5-е, по душевому производству 23-е место в мире, а по темпам развития опе­режала большинство самых развитых стран. Сойдя же с либерального пути экономического развития, к концу ХХ в. Россия опустилась на 101-е место по душевому производству.

Именно либеральные экономические реформы, постепенное включение российской экономики в европейские рыночные структуры, привели к значительным экономическим успехам в кон­це XIX – начале ХХ вв. Полувековой период либеральных реформ в исторической перспективе предстает одним из наиболее цельных периодов истории России и ее взаимоотношений с западным миром. От проти­востояния Западу Россия перешла к союзу с ним, что привело не только к экономическому росту, но и к развитию научных, технических и культурных связей. В начале XX в. российская наука, особенно такие ее отрасли, как химия, биология и физиология, вышла на передовые позиции в мире. Русские ученые получали Нобелевские премии, их ценили в лучших лабораториях европейских университетов. В это время начали проявляться инженерно-технические таланты русского народа. На это же время приходится краткий «серебряный век» российской культуры – блестящий взлет русской поэзии и литературы, музыки, живописи, театра.

Существует книга известного русского социолога Н.С. Тимашева «Великое отступление» [Timacheff 1946)], которую он написал в эмиграции, в годы работы в Гарвардском университете. В этой книге он на основе анализа динамики экономики и социально-политической структуры российского общества в 1890-1913 гг. доказывал, что, не будь революции 1917 г., Россия к 1940-м годам вошла бы в круг наиболее развитых стран, которым присущи такие характеристики, как передовые технологии, всеобщее благосостояние, лидирующая роль науки и образования, развитые структуры гражданского общества, открытость к международному сотрудничеству и т.п. При этом «великим отступлением» он назвал отход России от либерального пути развития, когда в результате революции были пресечены эти вполне реальные перспективы. Тимашев признавал, что большевикам все же удалось осуществить индустриальную революцию, но ценой огромных жертв и разрушения с таким трудом формировавшихся в прежней России структур правового государства и гражданского общества. Конечно, не бывает истории в «сослагательном наклонении», старый путь не может быть пройден вновь, однако успешный опыт либерального развития страны не должен предаваться забвению.

Вместе с тем, проделанный сравнительный анализ либерализации и экономической модернизации показывает, что предпо­сылки успешного перехода к развитой рыночной экономике различаются по странам. Не существует ни типичного доиндустриального общества, ни типичного капитализма, поэтому не может быть и единой модели модернизации. Но это не означает, что учет исторических и социокультурных особенностей страны или, иными словами, ее «зависимости от траектории развития» закрывает дорогу для каких-либо обобщений. Так, за последнее столетие в мире произошел целый ряд успешных трансформаций незападных традиционных обществ, создавших высокоразвитые структуры индустриального капитализма. Речь идет о Японии, Тайване, Северной Корее, Гонконге, Сингапуре, к которым подтягиваются и некоторые другие восточноазиатские страны. В терминах модернизационной теории эти трансформации описываются как новый, «второй вариант» капиталистической модернизации [Бергер 1994]. В этих странах, особенно на первых этапах их развития, в существенно большей степени, чем в первом, западном варианте модернизации, удалось сохранить традиционные ценности коллективности, культурной идентичности при одновременном активном освоении западных технологий. И тем не менее, их путь развития является лишь «вариантом» либеральной модернизации, показывающим как можно оптимальным образом использовать культурные традиции и институциональные струк­туры, которые исторически сформировались до начала движения в «капиталистическую современность». Нетрудно видеть, что эта картина далека от тех утопических построений, которые рисовали, например, русские славянофилы, предпочитавшие говорить о множестве сосуществующих цивилизаций, движущихся какими-то особыми, несопоставимыми друг с другом путями.

В конечном счете, и англичане, и китайцы, и россияне придерживаются одних и тех же фундаментальных ценностей – они хотят жить в достатке, владеть собственностью и быть свободными. Чтобы иметь все это, как свидетельствует экономическая теория, мировой и российский опыт необходимо иметь развитую рыночную экономику, предоставить людям экономические свободы и не препятствовать  развитию гражданского общества. При этом развитие свободы должно осуществляться постепенно и на основе исторически сложившегося морального и культурно­го наследия.

Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

Бердяев Н.А. Фи­лософская истина и интеллигентская правда // Вехи. Из глубины. М., 1991.

Берлин И. Философия свободы. М., 2001. 

Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск, 1993.

Гершенкорн А. Экономическая отсталость в исторической перспективе // Истоки. Экономика в контексте истории и культуры. М., 2004.

Гранин Д. Историческая память обновляющегося общества // Новый мир. 1990. № 8.

Илларионов А. Экономическая свобода и благосостояние народов // Вопросы экономики. 2000. № 4.

Капустин Б.Г. Мораль и политика 
в западноевропейской политической 
философии // От абсолюта свободы к романтике равенства (Из истории политической философии).  М., 1994.

Леонтович В.В. История либерализма в России. М., 1993.

Лосский Н.О. Характер русского народа // Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М., 1991.

Марков Б.В. Человек и общество  в процессе цивилизации. СПб., 2003.

Ольденберг С.С. Царствование императора Николая II. СПб., 1991.

Опыт русского либерализма. Антология. М., 1997;

Петров Ю.А. Павел Павлович Рябушинский. Россия на рубеже веков: исторические портреты. М., 1991.

Русская философия собственности (XVII–XX вв.).  СПб., 1993.

Тимошина Т.М. Экономическая история России. М., 1999.

Туган-Барановский М.И. Интеллигенция и социализм // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991.

Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1997.

Чичерин Б.Н. Современные задачи русской жизни // Голоса из России. М., 1975. Вып. 2.

Shanin T.  Russia as a «developing society». L., 1985.

Timacheff N. The Great Retreat. N.Y., 1946.

 

Российская Империя в XIX — начале XX века / КонсультантПлюс

Российская империя в первой половине XIX в.

Россия в начале XIX в. Территория и население. Социально-экономическое развитие. Император Александр I и его окружение. Создание министерств. Указ о вольных хлебопашцах. Меры по развитию системы образования. Проект М.М. Сперанского. Учреждение Государственного совета. Причины свертывания либеральных реформ.

Россия в международных отношениях начала XIX в. Основные цели и направления внешней политики. Участие России в антифранцузских коалициях. Тильзитский мир 1807 г. и его последствия. Континентальная блокада. Присоединение к России Финляндии. Бухарестский мир с Турцией.

Отечественная война 1812 г. Причины, планы сторон, основные этапы и сражения войны. Бородинская битва. Патриотический подъем народа. Герои войны (М.И. Кутузов, П.И. Багратион, Н.Н. Раевский, Д.В. Давыдов и др.). Причины победы России в Отечественной войне 1812 г. Влияние Отечественной войны 1812 г. на общественную мысль и национальное самосознание. Народная память о войне 1812 г. Заграничный поход русской армии 1813 — 1814 гг. Венский конгресс. Священный союз. Роль России в европейской политике в 1813 — 1825 гг.

Изменение внутриполитического курса Александра I в 1816 — 1825 гг. А.А. Аракчеев. Военные поселения. Цензурные ограничения. Основные итоги внутренней политики Александра I.

Движение декабристов: предпосылки возникновения, идейные основы и цели, первые организации, их участники. Южное общество; «Русская правда» П.И. Пестеля. Северное общество; Конституция Н.М. Муравьева. Выступления декабристов в Санкт-Петербурге (14 декабря 1825 г.) и на юге, их итоги. Значение движения декабристов.

Правление Николая I. Преобразование и укрепление роли государственного аппарата. III Отделение. Кодификация законов. Политика в области просвещения. Польское восстание 1830 — 1831 гг.

Социально-экономическое развитие России во второй четверти XIX в. Крестьянский вопрос. Реформа управления государственными крестьянами П.Д. Киселева. Начало промышленного переворота, его экономические и социальные последствия. Первые железные дороги. Финансовая реформа Е.Ф. Канкрина.

Общественное движение в 1830 — 1850-е гг. Охранительное направление. Теория официальной народности (С.С. Уваров). Оппозиционная общественная мысль. П.Я. Чаадаев. Славянофилы (И.С. и К.С. Аксаковы, И.В. и П.В. Киреевские, А.С. Хомяков, Ю.Ф. Самарин и др.) и западники (К.Д. Кавелин, С.М. Соловьев, Т.Н. Грановский и др.). Революционно-социалистические течения (А.И. Герцен, Н.П. Огарев, В.Г. Белинский). Русский утопический социализм. Общество петрашевцев.

Внешняя политика России во второй четверти XIX в.: европейская политика, восточный вопрос. Кавказская война. Имамат; движение Шамиля. Крымская война 1853 — 1856 гг.: причины, участники, основные сражения. Героизм защитников Севастополя (В.А. Корнилов, П.С. Нахимов, В.И. Истомин). Парижский мир. Причины и последствия поражения России в Крымской войне.

Культура России в первой половине XIX в. Развитие науки и техники (Н.И. Лобачевский, Н.И. Пирогов, Н.Н. Зинин, Б.С. Якоби и др.). Географические экспедиции, их участники. Открытие Антарктиды русскими мореплавателями. Образование: расширение сети школ и университетов. Национальные корни отечественной культуры и западные влияния. Основные стили в художественной культуре (сентиментализм, романтизм, ампир, реализм). Золотой век русской литературы: писатели и их произведения (В.А. Жуковский, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь и др.). Формирование русского литературного языка. Становление национальной музыкальной школы (М.И. Глинка, А.С. Даргомыжский). Театр. Живопись: стили (классицизм, романтизм, реализм), жанры, художники (К.П. Брюллов, О.А. Кипренский, В.А. Тропинин и др.). Архитектура: стили, зодчие и их произведения. Вклад российской культуры первой половины XIX в. в мировую культуру.

Российская империя во второй половине XIX в.

Великие реформы 1860 — 1870-х гг. Император Александр II и его окружение. Необходимость и предпосылки реформ. Подготовка крестьянской реформы. Основные положения крестьянской реформы 1861 г. Значение отмены крепостного права. Земская, городская, судебная реформы. Реформы в области образования. Военные реформы. Итоги и следствия реформ 1860 — 1870-х гг.

Социально-экономическое развитие пореформенной России. Сельское хозяйство после отмены крепостного права. Развитие торговли и промышленности. Новые промышленные районы и отрасли хозяйства. Железнодорожное строительство. Завершение промышленного переворота, его последствия. Изменения в социальной структуре общества. Положение основных слоев населения России.

Общественные движения второй половины XIX в. Подъем общественного движения после поражения в Крымской войне. Консервативные, либеральные, радикальные течения общественной мысли. Народническое движение: идеология (М.А. Бакунин, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев), организации, тактика. «Хождение в народ». Кризис революционного народничества. Начало рабочего движения. «Освобождение труда». Распространение идей марксизма. Зарождение российской социал-демократии.

Внутренняя политика самодержавия в конце 1870-х — 1890-е гг. Кризис самодержавия на рубеже 70 — 80-х гг. XIX в. Политический террор. Политика лавирования. Начало царствования Александра III. Манифест о незыблемости самодержавия. Изменения в сферах государственного управления, образования и печати. Возрастание роли государства в экономической жизни страны. Курс на модернизацию промышленности. Экономические и финансовые реформы (Н.Х. Бунге, С.Ю. Витте). Разработка рабочего законодательства. Национальная политика.

Внешняя политика России во второй половине XIX в. Европейская политика. Борьба за ликвидацию последствий Крымской войны. Русско-турецкая война 1877 — 1878 гг.; роль России в освобождении балканских народов. Присоединение Средней Азии. Политика России на Дальнем Востоке. «Союз трех императоров». Россия в международных отношениях конца XIX в. Сближение России и Франции в 1890-х гг.

Культура России во второй половине XIX в. Достижения российских ученых, их вклад в мировую науку и технику (А.Г. Столетов, Д.И. Менделеев, И.М. Сеченов и др.). Развитие образования. Расширение издательского дела. Демократизация культуры. Литература и искусство: классицизм и реализм. Общественное звучание литературы (Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский). Расцвет театрального искусства, возрастание его роли в общественной жизни. Живопись: академизм, реализм, передвижники. Архитектура. Развитие и достижения музыкального искусства (П.И. Чайковский, «Могучая кучка»). Место российской культуры в мировой культуре XIX в.

Российская империя в начале XX в.

Особенности промышленного и аграрного развития России на рубеже XIX — XX вв. Политика модернизации «сверху». С.Ю. Витте. Государственный капитализм. Формирование монополий. Иностранный капитал в России. Дискуссия о месте России в мировой экономике начала XX в. Аграрный вопрос. Российское общество в начале XX в.: социальная структура, положение основных групп населения.

Политическое развитие России в начале XX в. Император Николай II, его политические воззрения. Консервативно-охранительная политика. Необходимость преобразований. Самодержавие и общество.

Русско-японская война 1904 — 1905 гг.: планы сторон, основные сражения. Портсмутский мир. Воздействие войны на общественную и политическую жизнь страны.

Общественное движение в России в начале XX в. Либералы и консерваторы. Возникновение социалистических организаций и партий: их цели, тактика, лидеры (Г.В. Плеханов, В.М. Чернов, В.И. Ленин, Ю.О. Мартов). Рабочее движение. «Полицейский социализм».

Первая российская революция (1905 — 1907 гг.): причины, характер, участники, основные события. «Кровавое воскресенье». Возникновение Советов. Восстания в армии и на флоте. Всероссийская политическая стачка. Вооруженное восстание в Москве. Манифест 17 октября 1905 г. Создание Государственной Думы. Формирование либеральных и консервативных политических партий, их программные установки и лидеры (П.Н. Милюков, А.И. Гучков, В.И. Пуришкевич). Думская деятельность в 1906 — 1907 гг. Тактика революционных партий в условиях формирования парламентской системы. Итоги и значение революции.

Правительственная программа П.А. Столыпина. Аграрная реформа: цели, основные мероприятия, итоги и значение. Политическая и общественная жизнь в России в 1912 — 1914 гг.

Культура России в начале XX в. Открытия российских ученых в науке и технике. Русская философия: поиски общественного идеала. Развитие литературы: от реализма к модернизму. Поэзия Серебряного века. Изобразительное искусство: традиции реализма, «Мир искусства», авангардизм. Архитектура. Скульптура. Драматический театр: традиции и новаторство. Музыка и исполнительское искусство (С.В. Рахманинов, Ф.И. Шаляпин). Русский балет. «Русские сезоны» С.П. Дягилева. Первые шаги российского кинематографа. Российская культура начала XX в. — составная часть мировой культуры.

Логика российской модернизации — Газета.Ru

«Логика российской модернизации: исторические тренды и современные вызовы» — статья ректора Академии народного хозяйства, известного экономиста Владимира Мау, первую часть которой публикует сегодня «Газета.Ru — Комментарии»

Введение.

«Русский народ обвенчался со Свободой… Мы собираемся, и мы обязаны строить новую жизнь на началах, о которых издавна мечтали. Мы понимаем эти начала разумом, они знакомы нам в теории, но — этих начал нет в нашем инстинкте, и нам страшно трудно будет ввести их в практику жизни… Ибо мы, повторяю, народ, совершенно невоспитанный социально, и так же мало воспитана в этом отношении наша буржуазия, ныне идущая к власти».

Эти слова, которые вряд ли вызовут возражения у любого россиянина, каких бы политических взглядов он ни придерживался, были написаны М.Горьким в 1917 году, в первые дни Февральской революции. Их актуальность в наши дни является своеобразным подведением итогов работы всей страны в ХХ веке: мы развивались, но мы не решили тех фундаментальных задач, которые стояли перед Россией сто лет назад. Это, конечно, не означает, что ХХ век был для России потерян: мы развивались, мы двигались вперед. Однако основные задачи, стоявшие перед страной, решены так и не были — ни экономические, ни политические, ни социальные.

И вот в начале XXI века мы стоим по большому счету перед теми же проблемами, с которыми Россия сталкивались в начале ХХ века.

А справедливости ради надо признать — и в начале века XIX, и в начале века XVIII. Трехсотлетний, то есть почти уже вечный, вызов России — задача комплексной модернизации, если точнее — задача догоняющей модернизации, задача преодоления отрыва от наиболее развитых стран мира. Причем речь идет о модернизации как комплексном феномене общественной жизни, несводимом только к экономической или, скажем, военной сфере. Реальная модернизация охватывает экономику и политику, социальную жизнь и научное творчество, военное дело и библиотечное хозяйство.

В чем особенности российской модернизации? В чем особенности современной модернизации? Как соотносится современная российская политика и задачи модернизации? Каковы риски и опасности, которые подстерегают современную Россию, на путях модернизации в XXI веке? Этим вопросам посвящена настоящая статья.

Раздел 1. Модернизация России: вызовы и задачи.

1. Лозунг, которому триста лет.
«Догнать и перегнать» — отнюдь не изобретение сталинских пиарщиков времен индустриализации. Эта задача стоит перед Россией вот уже на протяжении нескольких столетий, а в качестве стержня внутренней политики не сходит с повестки дня со времен Петра Первого. Российские власти и российская элита всегда хорошо осознавали необходимость преодоления отставания своей страны от наиболее развитых стран мира (поначалу — Европы) и уж по крайней мере недопущения того, чтобы отставание это достигало опасных масштабов с военно-политической точки зрения.

Сутью модернизации является формирование сильной в экономическом, политическом, военном, научном и иных отношениях страны при росте благосостояния ее населения. Модернизация предполагает комплексное обновление общества, когда трансформация различных его секторов осуществляется во взаимосвязи.

Если отбросить политкорректные условности, то модернизация представляет собой достижение уровня технологий и институтов, характерных для современных западных демократий. Можно сколько угодно говорить о ценности различных цивилизаций и уважении к ним, о важности сохранения национальной идентичности, но непреложным фактом является то, что лидерами современного экономического роста являются западные страны. Более того, страны иных регионов мира, успешно решающие задачи модернизации, в процессе своей трансформации становятся все более похожими на западных «пионеров современного экономического роста» — как по структуре своей экономики, так и по сущностным характеристикам политических институтов. Первой это продемонстрировала Япония, теперь в этом направлении идут и другие, менее развитые европейские и неевропейские страны. Тем самым понятие «запад» в современном политическом языке имеет не столько географический, сколько институциональный контекст.

Пока мы не знаем модели более эффективной, чем современная западная экономико-политическая система. Разумеется, путь к ней может быть весьма специфичен, должен опираться на собственные традиции и особенности национальных институтов. Однако по мере продвижения вперед, по мере приближения к уровню наиболее развитых стран мира страна, которой удается совершить этот прорыв (а таких успешных случаев существует немного), становится в институциональном отношении все более западной. Иными словами, «Восток», которому удается совершить модернизационный рывок, становится «Западом». В противном случае им не сойтись никогда.

Российская элита петровской эпохи очень точно почувствовала тот исторический момент, когда задача модернизации стала критически важной, и обратилась на Запад. Именно на рубеже XVII-XXVIII веков намечается появление нового, доселе невиданного в мировой истории феномена — современного экономического роста. Начатый в Англии, он постепенно втягивал в свою орбиту другие западноевропейские страны. На протяжении предыдущей мировой истории экономический рост происходил темпом, невидимым невооруженным глазом, то есть не приводил к сколько-нибудь заметным изменениям в производстве и быте в течение столетий. Различия существовали в пространственном отношении (быт менялся от страны к стране и тем более в разных регионах мира), но не во временном измерении — многие поколения людей данной страны жили примерно одинаково. Теперь же все радикально поменялось: сдвиги в экономике, быте и, главное, в военном деле заметно ускорились и стали очевидны всем. И российское правительство ответило на этот вызов почти мгновенно, поставив перед страной задачу европеизации, то есть овладения самой передовой на тот момент техникой и технологией.

Вместе с тем наличие существенного отставания от наиболее развитых на тот момент государств изначально поставило Россию в положение страны догоняющей модернизации. Как было показано позднее в историко-экономической литературе, догоняющее развитие создает для страны сложности, но и дает ряд преимуществ. Сложности очевидны и связаны с тем, что преодоление отставания должно происходить в острой борьбе с «передовиками», которые отнюдь не рады поделиться своей монополией на успех. (Этот вечный конфликт существует и в современном мире, в нашем отношении с Западом, и его нельзя недооценивать при политическом планировании. Однако суть его не в противостоянии Запада России, а в противостоянии экономически более развитых стран потенциальному конкуренту. То есть, по моему мнению, конфликт этот имеет не культурную, а экономико-политическую природу).

Преимущества же отсталости состоят в возможности использования технологических и институциональных находок наиболее развитых стран для более быстрого решения модернизационных задач отсталой страной.

Таблица 1.1. Структура занятости в основных отраслях экономки России в сравнении с Францией и Германией,

Год	США	Франция	Германия	Голландия	Великобритания	Япония	Россия
Сельское, лесное и рыбное хозяйство
1820	70	—	—	—	37,6	—	—
1870	50	49,2	49,5	37	22,7	70,1	—
1913	27,5	41,1	34,6	26,5	11,7	60,1	70
1950	12,9	28,3	22,2	13,9	5,1	48,3	46
1992	2,8	5,1	3,1	3,9	2,2	6,4	17
Обрабатывающая и горная промышленность, строительство и обслуживание коммунального хозяйства
1820	15	—	—	—	32,9	—	—
1870	24,4	27,8	28,7	29	42,3	—	—
1913	29,7	32,3	41,1	33,8	44,1	17,5	—
1950	33,6	34,9	43	40,2	44,9	22,6	29
1992	23,3	28,1	37,3	24,3	26,2	34,6	36
Сфера услуг
1820	15	—	—	—	29,5	—	—
1870	25,6	23	21,8	34	35	—	—
1913	42,8	26,6	24,3	39,7	44,2	22,4	—
1950	53,5	36,8	34,8	45,9	50	29,1	25
1992	74	66,8	59,1	71,8	71,6	59	47
Источник: Maddison A. Monitoring the World Economy 1820-1992. OECD, 1995. P. 39.

Таблица 1.2. Отставание России по уровню среднедушевого ВВП в Германии и во Франции.

то есть не повторять этапы роста «передовиков», а перескочить через некоторые их этих этапов.

Мировой опыт успешного решения задач догоняющей модернизации свидетельствует, что задача эта очень сложная. Только единицы стран смогли успешно решить ее — Франция, Япония и Германия в XIX — начале ХХ века, Италия, Австралия, Новая Зеландия, Канада, Финляндия в ХХ веке. Ряд стран Европы и Юго-Восточной Азии в настоящее время более или менее успешно движутся по этому пути (Ирландия, Испания, Португалия, Южная Корея и др.). Однако гораздо более богатым является опыт провальных модернизационных экспериментов и даже отката назад. Примером последнего является Аргентина, которая в начале ХХ века входила в десятку наиболее развитых стран мира.

У российского опыта модернизации есть одна особенность, отличающая его от многих других стран. Как показывают историко-экономические исследования, Россия на протяжении последних примерно 200 лет сохраняет стабильный отрыв от таких более развитых в экономическом отношении стран, как Франция и Германия (см. Табл. 1.1 и 1.2). Этот интервал составляет 45-55 лет, и хотя он то несколько увеличивался, то сокращался, но в общем глубина отставания колеблется в указанных пределах.

Здесь надо обратить внимание на три обстоятельства участия России в модернизационной гонке. Во-первых, неравномерность развития отдельных секторов жизни. По некоторым параметрам и на отдельных этапах истории сближение происходит гораздо более сильное (например, военный потенциал), а по другим — сохраняется гораздо более сильное отставание (производительность труда). Во-вторых, неустойчивость модернизационных достижений. Никогда не удавалось закрепиться на достигнутых рубежах — после прорыва в той или иной сфере начинался откат назад. Причем откат этот происходил не только из-за кризиса в самой России, то есть прямого ухудшения положения в данном секторе. Гораздо чаще отрыв начинал увеличиваться из-за ускорения развития передовых стран на новом технологическом витке и отсутствия у России заранее подготовленных ресурсов для очередного рывка. В-третьих, интервал этот оказывается почти индифферентным к политическому строю и характеру правительств.

Причиной такой ситуации являлась некомплексность модернизационных усилий российского государства.

Власти всегда сосредоточивались на отдельных аспектах модернизационной задачи, игнорируя остальные или даже принося их в жертву. Можно даже выделить некоторую закономерность, прослеживаемую в трехсотлетней истории российской модернизации. В первую очередь страна ставила и решала задачи модернизации в военной сфере и в отраслях, с ней сопряженных (будь то металлургия в XVIII веке, железнодорожный транспорт в конце XIX — XX веках или космические исследования во второй половине ХХ века). На втором месте стояла экономическая модернизация, которая, естественно, должна была дать базу для решения военных задач. Меньше уделялось внимания культурной модернизации, которой начинали всерьез заниматься тогда, когда общее отставание оказывалось критически опасным. И, наконец, полностью игнорировалась модернизация политических институтов, которые, напротив, пытались консервировать на максимально продолжительные периоды времени. Только тяжелейшие системные кризисы (в середине XIX века, в начале и в конце ХХ) приводили к политическим реформам, причем в двух из трех случаев политические трансформации имели форму полномасштабной революции, то есть через полный слом государства с присущими революции колоссальными издержками.

Таким образом, опыт российской модернизации позволяет сделать первый важный вывод: устойчивые и долгосрочные результаты могут быть достигнуты только при осуществлении комплексной модернизации данного общества, включая его технологическую базу и институты. Модернизация не может решить вопрос сокращения разрыва, если она протекает в одних секторах при игнорировании или за счет других. Иными словами, логика «поэтапной модернизации» — сперва экономика и армия, потом, может быть, политика и социальные отношения — не дает устойчивого результата. Представляется, что именно эту мысль имел в виду М.Горький в приведенной выше цитате, говоря об «асоциальности» основных субъектов нашей общественной жизни.

В свою очередь, несистемность модернизационных усилий может объясняться отсутствием механизмов адекватной реакции на модернизационные вызовы. Российская модернизация всегда была верхушечным проектом, замышлялась и насаждалась правительством и потому ориентировалась исключительно на правительственное понимание иерархии задач. Общественных институтов, ее обеспечивающих или корректирующих, практически не существовало (если не считать таковыми КПСС или ВЛКСМ), а потому и задача корректировки курса не могла вовремя осознаваться.

В результате модернизация в России всегда происходила через разрушительные кризисы. Строго говоря, модернизация всегда и везде происходит через кризисы: наступление нового этапа в современном экономическом росте предполагает определенные структурные кризисы, ведущие к отказу от старых форм и появлению новых. Однако в России эти кризисы нередко принимали особенно острый, разрушительный характер, ведущий к быстрому (революционному, а не эволюционному) слому всех или большей части институтов, в том числе и самого государства.

2. Пути модернизации: общее и особенное.
Вопрос о путях ускоренной модернизации отсталых стран (или, говоря политкорректно, стран, отстающих от лидеров) обсуждается экономистами вот уже на протяжении полутора веков. Еще в середине XIX столетия выдающийся экономист Дж.С.Милль сформулировал общие принципы политики, нацеленной на преодоление отсталости. У этих принципов есть две важные особенности: они актуальны и по сей день, а их автор упомянул Россию среди тех европейских стран, к которым его рекомендации имеют непосредственное отношение.

Милль писал в 40-х годах XIX века, что по отношению к «неразвитым в промышленном отношении районам Европы, например России, Турции, Испании и Ирландии», средствам к достижению задач экономического роста служат, «во-первых, улучшение форм управления, более совершенная защита собственности; умеренные налоги и уничтожение произвольных вымогательств, осуществляемых под видом сбора налогов… Во-вторых, желаемого результата можно достичь посредством повышения уровня умственного развития народа… В-третьих, средством достижения указанных целей является внедрение заимствованных из-за рубежа ремесел, позволяющих увеличить прибыли, которые можно извлечь из дополнительного капитала, а также привлечение иностранного капитала, что делает рост производства не зависящим более от бережливости или предусмотрительности самих жителей» . Таким образом, основными факторами роста здесь называются: гарантии прав собственности и отсутствие произвола власти, развитие образования населения, а также привлечение иностранного капитала (в виде финансовых ресурсов и технологий, know-how).

Понятно, что это лишь общая постановка. На ее основе необходимо вырабатывать набор конкретных мероприятий, позволяющих воплотить перечисленные три условия на практике, решать задачу социально-экономического прорыва.

Исторический опыт модернизации (и, в частности, догоняющей модернизации) позволяет делать определенные выводы относительно путей и механизмов решения этих задач.

Коротко эти выводы выглядят следующим образом. Во-первых, существуют некоторые общие закономерности, учет которых создает необходимую базу для успешной модернизации. Правда, поскольку успешных случаев немного, то и закономерности эти не носят статистический характер, а основаны лишь на изучении опыта успешных модернизаций. Во-вторых, существует специфика модернизационных процессов в зависимости от особенностей отдельных этапов развития общества, его производительных сил.

В исходной точке осуществление модернизационных проектов связано с возникновением определенных политических предпосылок, необходимых для современного экономического роста. Рост начался в Англии после того, как в этой стране в ходе Славной революции 1689 года были достигнуты политическое и финансовое соглашения (political settlement и financial settlement). Был принят Habeas Corpus Act, в соответствии с которым никто из граждан не мог быть подвергнут аресту, лишен жизни и собственности без решения открытого и независимого от Короны суда. Кроме того, король признал исключительное право парламента устанавливать налоги и сборы, отказавшись от произвола в организации государственных финансов. Финансовое соглашение было естественным продолжением политического, поскольку к этому времени было широко распространено понимание того факта, что произвольные налоги и больные финансы (с неизбежной инфляцией) — это такой же незаконный (внесудебный) отъем собственности, как и произвольная конфискация. Необходимость соблюдения этих договоренностей со стороны Короны обеспечивалась воспоминаниями о событиях 1649 года, когда король Карл I был казнен за злостные злоупотребления королевской прерогативой, выразившиеся в попытках беспарламентского правления, произвольного установления налогов и подчинения судей своей воле.

Заметим, что во всех этих соглашениях не было и речи о введении принципов современной демократии.

Политическими правами обладало незначительное меньшинство населения, свобода слова была очень условной, сохранялась политическая цензура, веротерпимость была крайне ограниченной. Однако все это не смущало предпринимателей (среди которых было немало и полностью лишенных политических прав евреев) начать активную предпринимательскую деятельность, что через несколько десятилетий привело к невиданному в мировой истории ускорению экономического роста. И лишь постепенно, по мере укрепления экономического и политического могущества Британии, постепенно расширялись политические права ее граждан, причем всеобщее избирательное право стало здесь реальностью лишь в ХХ веке.

Разумеется, история последних ста лет знает случаи высокого экономического роста и без этих предпосылок, наиболее ярким примером чего является СССР. Однако в таких случаях рост всегда оказывался непродолжительным, сопровождавшимся колоссальными ресурсными потерями и, главное, всегда приводил к тяжелому системному кризису страны.

В дальнейшем мир прошел через два крупных модернизационных этапа — индустриальный и постиндустриальный, механизмы осуществления которых радикальным образом отличались друг от друга. До сих пор нередко можно услышать призывы при решении современных российских проблем опереться на опыт индустриального рывка первой половины ХХ века. Между тем, как будет показано ниже, такого рода политика в принципе невозможна, поскольку принципиально различна экономическая, социальная, интеллектуальная, демографическая структура трансформируемых обществ — аграрного в первом случае и индустриального во втором.

Опыт успешных догоняющих модернизаций XIX-XX веков продемонстрировал наличие серьезных специфических особенностей решения этих задач на индустриальной и постиндустриальной фазах развития мира. Хорошо известен опыт индустриальной модернизации, то есть перехода от традиционных аграрных обществ к обществам с доминированием промышленного производства. Индустриальные экономики характеризовались преобладанием крупных индустриальных форм, массовым производством и экономией на масштабах, активным использованием конвейера в качестве стержня технологического процесса. Это была эпоха унификации и централизации. Поэтому в тех условиях абсолютно доминирующим фактором ускорения социально-экономического развития становилось наличие единого управляющего центра, роль которого исполняло государство. Ускоренная индустриализация характеризовалась масштабным вмешательством государства в процесс аккумулирования и перераспределения капитала от традиционных секторов экономики к приоритетным.

Возможности такого вмешательства предопределялись тремя группами причин. Во-первых, относительно невысоким уровнем и примерно равным набором потребностей основной массы членов общества. Объем и динамику потребностей было нетрудно планировать, а на этой основе и координировать и производителей, оптимизировать хозяйственные связи между ними. Этому способствовал и второй фактор: технологическая база промышленности основывалась на крупных производственных формах («гигантах индустрии»), которые одновременно и нуждались в координации (чтобы не допустить торжества частномонополистических интересов) и одновременно нуждались в ней. В-третьих, относительной устойчивостью производственных и технологических процессов. В первой половине ХХ века можно было четко выделить отраслевые приоритеты, развитие которых обеспечит стране технологический и экономический прорыв, причем имелся, как правило, горизонт в 30-40 лет, в течение которого эти приоритеты будут сохраняться. Естественно, все это способствовало заметному повышению координирующей роли государства, которое могло позволить себе установить отраслевые приоритеты и сконцентрировать на них ресурсы путем соответствующей налоговой и бюджетной политики, а также разных форм планирования (от индикативного планирования в деголлевской Франции до директивного в СССР).

Механизм догоняющего развития в постиндустриальном мире существенным образом отличается от решения аналогичных проблем в эпоху индустриализации. Специфика постиндустриальной системы создает и дополнительные трудности для анализа. Ведь происходит очевидное усиление неопределенности всех параметров жизнедеятельности общества. Это связано с двумя особенностями постиндустриального общества, радикально отличающими его от общества индустриального. Во-первых, резкое повышение динамизма технологической жизни, что обусловливает столь же резкое сужение временных горизонтов экономического и технологического прогноза. Во-вторых, практически безграничный рост потребностей и, соответственно, резкое расширение возможностей их удовлетворения (как в ресурсном, так и в технологическом отношении). Тем самым многократно увеличиваются масштабы экономики и одновременно она резко индивидуализируется (можно сказать, приватизируется): как потребности, так и технологические решения становятся все более индивидуальными , что и обусловливает повышение общего уровня неопределенности.

Сказанное означает, в свою очередь, резкое сужение временных горизонтов, на которые можно делать ответственные прогнозы относительно особенностей и приоритетных направлений технологического развития стран и отдельных секторов.

Если в индустриальную эпоху можно было наметить приоритеты роста на 20-30 лет и при достижении их действительно войти в ряды передовых стран (что и сделала в XIX веке Германия, а затем Япония и СССР), то теперь приоритеты быстро меняются. И сейчас можно попытаться превзойти весь мир по производству компьютеров на душу населения, разработать программы производства самых лучших в мире самолетов и телефонов, но к моменту их успешного осуществления выяснится, что мир технологически ушел далеко вперед. Причем ушел в направлении, о возможности которого при разработке программы всеобщей компьютеризации никто и не догадывался. Потому что главным в наступающую эпоху являются не железки (пусть даже и из области пресловутого high tech), а информационные потоки. Злоупотребление государства пресловутым стратегическим планированием есть «опасная самонадеянность» (если использовать выражение Ф.Хайека) и может привести лишь к консервации отставания.

Действительно, как генералы всегда готовятся к сражениям прошлой войны, так и структурные прогнозы всегда ориентируются на опыт прошлого, на опыт тех, кого принято считать «передовиками». Это имело определенный смысл на этапе индустриализации, когда представления о прогрессивности хозяйственной структуры и об отраслевых приоритетах оставались неизменными по крайней мере на протяжении нескольких десятилетий. Тем самым проблема выявления сравнительных преимуществ страны становится гораздо более значимой, чем в условиях индустриализации. Вновь, как и на ранних стадиях современного экономического роста, необходимо отказаться от заранее заданных и предопределенных секторов прорыва и ориентироваться на выявление тех факторов, которые наиболее значимы для данной страны при данных обстоятельствах.
Индивидуализация обусловливает также важность децентрализации. Если для индустриального общества важнейшей характеристикой была экономия на масштабах, то в постиндустриальном мире роль ее все более сокращается. Разумеется, там, где остается массовое типовое производство, сохраняется и экономия на масштабах, сохраняется и роль крупнейших централизованных фирм. Но по мере того, как на первый план выходят наука и возможности ее практического применения в экономической и социальной жизни, снижается и возможность экономии на масштабах, а за этим снижается и созидательный потенциал централизации.

На место концентрации ресурсов на приоритетных направлениях в качестве важнейшей функции государства приходит обеспечение условий для того, чтобы экономические агенты (фирмы) максимально точно улавливали направления развития производительных сил и учитывали эти вызовы в своей хозяйственной деятельности.

Адаптивности хозяйственной системы становится гораздо более важным условием успеха, чем способность к мобилизации материальных и людских ресурсов, что было предметом особой гордости СССР.

Обеспечение адаптивности общества предполагает раскрытие творческой активности всех агентов и вряд ли достижимо при подавлении их инициативы — как экономической, так и политической. Свобода творчества, свобода информационных потоков, свобода включения индивидов в эти потоки является важнейшей предпосылкой прорыва. Иными словами, необходимо создание политических и экономических условий, благоприятных для развития в стране интеллекта.

Перефразируя известный штамп советских времен, можно сказать, что свобода превращается в непосредственную производительную силу общества.

Особенности постиндустриальной эпохи объясняют и тот расцвет либерализма, который происходит вот уже примерно четверть века. Расцвет, который Ф.Фукуяма романтически провозгласил «концом истории» . Дело здесь, разумеется, не в абсолютном и окончательном торжестве либерализма, а в том, что нынешний уровень развития производительных сил и соответствующие ему модели успешных модернизаций опираются в основном или на либеральную экономическую политику (как в развитых странах Запада), или несут в себе тенденцию к либерализации (как в быстро растущих странах ЮВА). Аналогично обстоит дело и в современной России: какими бы ни были лозунги и декларации российских правительств, начиная с 1992 года все они основывали свои действия на принципах экономического либерализма. Особенно показательно правительство Е.Примакова, которое, несмотря на жесткую антилиберальную риторику, в своей экономической политике осуществляло рекомендации либеральных экономистов, причем в некоторых случаях (например, в области бюджетной и денежной политики) даже более жестко и последовательно, чем находившиеся ранее у власти правые либералы. (Точно так же, как в эпоху торжества развитого индустриализма первой половины ХХ века не только большевики, но и практически все правительства дореволюционной России, да и все правительства западных стран, активно исповедовали идеи централизации и дирижизма ).

Экономический либерализм, таким образом, оказывается важным фактором успешного осуществления модернизационных проектов в современном мире. Однако от отнюдь не тождественен либерализму политическому. Политический либерализм является философской доктриной, объясняющей определенным образом предпочтительные механизмы функционирования человеческого общества, и в этом смысле имеет вневременной характер — во всякие эпохи существуют люди, придерживающиеся этой идеологии. Напротив, экономический либерализм осуществляется на практике только на определенных исторических этапах. Обычно это происходит тогда, когда резко возрастает неопределенность путей дальнейшего развития общества, когда происходит существенная динамизация его производственной базы. Так было в конце XVIII — первой половине XIX века, когда, собственно, и возник современный экономический либерализм. Так же обстоят дела и в наше время, когда ускорение технологического прогресса, вступление мира в постиндустриальную эпоху вновь делает развитие крайне неустойчивым и очень плохо прогнозируемым, а потому делает либеральные рецепты более адекватными. (Но это отнюдь не означает вневременного торжества либерализма).

Таким образом, можно выделить следующие важные аспекты экономической политики, которые надо принимать во внимание в условиях постиндустриальной фазы модернизации. Понятно, что они имеют непосредственное отношение и к современной России.

Во-первых, отказ от промышленной политики в традиционном значении этого слова, то есть от попыток определения долгосрочных отраслевых приоритетов, на которых государство могло бы сосредоточить внимание и сконцентрировать ресурсы. Пока все попытки такого рода проваливались, поскольку на самом деле не существует объективного критерия для выделения отраслевых приоритетов. Политика не должна ориентироваться ни на «назначение приоритетов», ни на «выбор победителей». Такие подходы означали бы консервацию формирующихся пропорций, а попытка их практической реализации привела бы лишь к тому, что в качестве приоритетных выделялись бы сектора, обладающие максимальными лоббистскими возможностями. Гораздо важнее своевременно корректировать отраслевую структуру, при которой власть готова гибко защищать политическими (в том числе и внешнеполитическими) методами всех, кто добивается успеха в мировой конкуренции.

Во-вторых, выдвижение на передний план задачи обеспечения гибкости и адаптивности экономической системы, способность экономических агентов быстро и адекватно реагировать на вызовы времени. Адаптивность приходит на место концентрации ресурсов в качестве ключевого ориентира государственной политики. Адаптивность гораздо важнее формальных показателей уровня экономического развития, измеряемого данными о среднедушевом ВВП.

В-третьих, ограниченная возможность долгосрочных прогнозов и важность обеспечения максимальной адаптивности системы позволяет высказать гипотезу о том, что догоняющая страна в современном мире должна иметь более низкую бюджетную нагрузку на экономику, нежели у наиболее передовых стран мира. В этом состоит существенное отличие современного мира от индустриальной эпохи, когда догоняющие страны должны были концентрировать в бюджете гораздо больше ресурсов, чем страны—пионеры индустриализации.

В-четвертых, приоритетное значение для государства и частного предпринимателя имеют инвестиции в человеческий капитал. Прежде всего это относится к таким сферам, как образование и здравоохранение. Последнее помимо гуманитарной составляющей может иметь значительный мультипликативный эффект. При всей условности подобного примера стоит отметить, что здравоохранение может в современных условиях сыграть ту же роль, что и железнодорожное строительство в индустриализации конца XIX века.

В-пятых, обеспечение достаточного уровня открытости экономики. Причем внешнеэкономическая политика должна быть сориентирована на формирование и стимулирование развития новых, высокотехнологичных секторов, а также глубокой переработке продукции традиционного экспорта. Открытость экономики важна и как инструмент, позволяющий ограничить тенденции крупнейших производителей (финансово-промышленных групп) к монополизации экономической и политической жизни страны. Именно на постиндустриальный прорыв, а не на примитивную защиту «отечественных товаропроизводителей» должны быть нацелены переговоры по вступлению в ВТО, а затем и по вопросам формирования общего европейского экономического пространства .

Эти проблемы задают лишь общую базу выработки политики успешной модернизации, являются необходимыми, но отнюдь не достаточным условием прорыва. Каждый успешный модернизационный проект уникален, то есть предполагает способность политических лидеров и интеллектуальной элиты найти те ключевые решения, которые обеспечат искомый прорыв в данной стране и в данную эпоху . Все эти меры плохо поддаются теоретическому анализу и прогнозу. Именно поэтому искусство экономической политики было и остается ключевым моментом при выработке стратегии рывка — будь то индустриального или постиндустриального. И именно поэтому искусство экономической политики было и остается ключевым моментом при выработке стратегии рывка — будь то индустриального или постиндустриального. Только экономические историки будущего могут четко и окончательно сказать, почему у одной страны модернизационный проект оказался успешным, а у другой — провальным.

Автор — ректор Академии народного хозяйства

Часть вторая

Часть третья

Часть четвертая

Часть пятая

Часть шестая

«Проблемы модернизации российской экономики»

Содержание термина «модернизация» с течением исторического времени претерпело значительные изменения. Хотя само слово «модернизация» на протяжении политической истории России не акцентировалось, под ним понималось «обновление» экономической, политической и духовной составляющих жизни общества.

Одним из первых «приступил» к модернизации России Петр I, справедливо названный впоследствии «первым большевиком». Однако на этом пути власть в России попыталась «перенимать не структуры, воспроизводящие экономический рост, а только его результаты, идя при этом „своим путём“; опереться на силу Московского государства, хорошо пришпорить покорное общество, выжать из него как можно больше ресурсов, используя государственные структуры для экономического скачка, для преодоления отставания». Итогом «модернизации» через государственный диктат стало прогрессирующее отставание российского общества.

Екатерина II, провозгласив преемственность курса Петра I, продолжила реформы, стремясь учесть негативные факторы петровских нововведений. Но она «политически не смогла» по-европейски либерализовать, т.е. модернизировать Россию, хотя и абсолютно понимала эту необходимость.

В период правления Александра I были сформулированы, но политически так и не осуществлены весьма прогрессивные идеи по «европеизации-модернизации» страны. Один из блестящих умов России П.Я. Чаадаев так резюмировал «модернизационный потенциал» страны первой половины XIX в.: «То, что у других народов просто привычка, инстинкт, то нам приходится вбивать в свои головы ударами молота… Мы растём, но не созреваем, мы продвигаемся вперёд, но в косвенном направлении, т. е. по линии, не приводящей к цели… В крови у нас есть что-то такое, что отвергает всякий настоящий прогресс».

Только в 1861 г. российская власть в лице Александра II принимает вынужденные компромиссные модернизационные решения об отмене крепостного права. Последовавшие затем решения по демократизации общества качественно дополнили и усилили модернизационное направление политики.

Следует особо выделить деятельность С.Ю. Витте на посту министра финансов России в конце XIX в. Его огромной заслугой является организация рыночной промышленной модернизации на базе «золотого рубля» и благоприятного инвестиционного капитала на рубеже XIX—XX вв.

Права собственности на землю в России и её нерациональное использование как препятствие модернизации сельского хозяйства явилось предметом теоретического анализа С.Ю. Витте и реальной политики П.А. Столыпина. Усилия этих реформаторов дали мощный импульс развитию довоенного сельского хозяйства России.

Между тем, милитаристский государственно-монополистический капитализм периода Первой мировой войны явился, по мысли Ленина В.И., материальной основой построения социализма в России. Необходимая для создания данной хозяйственной системы власть была захвачена путём государственного переворота в октябре 1917 г.

Идеологией новой власти, несмотря на любые текущие лозунги, была отнюдь не модернизация в прежнем историческом понимании, а использование всех ресурсов общества в интересах конкретных политических целей. Военный коммунизм являлся насильственным устранением частной собственности, а значит, и объективной основой для экономического расчёта. Новая экономическая политика заключалась в формировании многоукладной экономики как политической паузы после «запланированного хаоса» военного коммунизма. Начиная с 1929 г. российская «модернизация» заключается в формировании тоталитарного общества на основе диктатуры номенклатуры. «Номенклатура представляет собой: 1) перечень руководящих должностей, замещение которых производит не начальник данного ведомства, а вышестоящий орган, 2) перечень лиц, которые такие должности замещают или же находятся в резерве для их замещения».

Абсолютно господствующим критерием отбора в номенклатуру были не «деловые признаки», а «политические признаки». «Это означало примерно то, что, если бы на пост директора физического института претендовали беспартийный буржуазный спец Альберт Эйнштейн и братишка с Балтфлота партиец Ваня Хрюшкин, отдавать предпочтение надо было Ване».

Важно заметить, что когда нужно было спасать номенклатурно-тоталитарную систему, например, в военном или научном плане, то на руководящие должности назначались действительно компетентные люди. Но после «спасения» номенклатурная система старалась с ними быстро расстаться.

«Торжество „политических признаков“ объяснялось закономерностью назначать на посты людей, которые для работы на этих постах не очень подходят, а в ряде случаев совсем не подходят. Каждый должен чувствовать, что он занимает место не по какому-то праву, а по милости руководства, и если эта милость прекратится, он легко может быть заменён другим. Этот принцип кадровой политики порождал у счастливых назначенцев не просто покорность воле начальства, но бурное стремление выслужиться, чтобы хоть таким путём стать незаменимыми. При этом выслужиться — не значит хорошо работать, а значит хорошо делать то, чего желает назначающее и соответственно могущее сместить с поста начальство».

Именно класс номенклатуры, выполняя «высшие» политические решения, провёл социалистическую модернизацию в виде коллективизации сельского хозяйства и индустриализации. В результате страна, понеся миллионные жертвы, лишилась «кормильцев» и получила сверхмонополизированную, милитаризованную, работавшую на «рабском» труде, «экономику власти».

Если бы не «руководство» номенклатуры, то цена нашей победы в Великой Отечественной войне была бы на порядки ниже, или войны бы не было вообще.

После смерти И.В. Сталина и до «перестройки» М.С. Горбачёва социалистическая модернизация заключалась в обретении «чувства собственной безопасности» номенклатурой, а страной — военного паритета с США.

В период 1985—1991 гг. также были предприняты попытки социалистической модернизации. Видимой попыткой, но не главной, было стремление к экономической модернизации. «Вехами были и закон о кооперации, и выборы директоров, и понижение их ответственности перед министерствами (параллельно общее снижение до нуля так называемой партийной дисциплины, на которой держалось всё в государстве), и изменение правила, после которого предприятия получили возможность „накручивать“ зарплату и исподтишка взвинчивать цены на свою продукцию, притом что формально цены отпущены не были».

Невидимой, но основной и определяющей попыткой был «обмен номенклатурой власти на собственность. Номенклатуре, которая действительно ради обретения собственности шла на смену системы, поступалась частью своей административной власти, нужен был следующий вариант обмена: приобрести собственность и сохранить гарантию власти. Им нужно было, чтобы собственность в стране двигалась не под влиянием рыночных законов, а по-прежнему в магнитном поле власти.

Номенклатура хотела растащить систему (госсобственность) по карманам и вместе с тем сохранить элементы этой системы, дающие гарантию власти над собственностью. Идеальная формула для бюрократии заключалась в прибавлении к власти собственности. За основу рынка следовало взять старый „бюрократический рынок“ „развитого“ социализма, где позиция участника определялась его чином и административной властью. Но необходимо было научиться извлекать из этого рынка настоящие денежные доходы. У этого процесса существовало довольно точное определение — „регулируемый номенклатурой рынок“. Приватизация официально не провозглашалась, открыто не проводилась, но реально она шла „совершенно секретно“, только в своём кругу, для своих».

1990-е годы показали, что хотя по властной теории российская экономика двигалась «в соответствии с пресловутой триединой формулой либерализма: либерализация-приватизация-стабилизация» , в реальной жизни всё было с точностью до наоборот. «Регулируемый номенклатурой» рынок, преследуя не цели модернизации, а исключительно свои собственные, привёл страну к дефолту августа 1998 г.

Восстановительный рост 1999—2008 гг. объективно был «посвящён» преодолению последефолтного хаоса. Исключительно благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура помогла экономике восстановиться.

Проблема в том, что как непрочитанные книги, так и не проведённые необходимые реформы мстят.

Экономика России в 2008 г. попала в кризис не только из-за внешних факторов, но и потому, что она так и осталась монокультурной, монозависимой от «новой номенклатуры».

Под «новой номенклатурой» следует понимать тех представителей бюрократии и бизнеса, которые получают сверхдоходы от сегодняшних реалий и не заинтересованы ни в каких изменениях, могущих поколебать их положение.

Провозглашенная модернизация представляет собой массовое производство конкурентоспособной наукоёмкой продукции при наличии ёмкого внутреннего и внешнего рынка потребления на базе высокого развития науки и человеческого капитала.

В настоящее же время наука, а также образование, медицина, культура существуют в ситуации хронического недоинвестирования. Надеяться на высокие научные результаты и качественное воспроизводство человеческого капитала в таких условиях проблематично.

Без высоких научных достижений и конкурентоспособного на мировом рынке человеческого капитала невозможны ни массовое производство наукоёмкой продукции, ни формирование внутреннего рынка её потребления.

Инвестиции в человеческий капитал, потенциально способные сделать его конкурентоспособным, должны стать абсолютным приоритетом общественного развития.

Точка зрения авторов, комментарии которых публикуются в рубрике
«Говорят эксперты МГИМО», может не совпадать с мнением редакции портала.

Коммерческое использование данной информации запрещено.
При перепечатке ссылка на Портал МГИМО обязательна.

Российская империя на путях модернизации

Новая постоянная экспозиция Музея политической истории России «Империя на путях модернизации. Россия в XIX – начале XX вв.» расскажет о важнейших изменениях в политической, экономической, социальной сферах, которые проводились в Российской империи в данный период, и о том, как они влияли на жизнь людей.

О внутренних и внешних импульсах, которые подталкивали власти к реформам, расскажут уникальные экспонаты и специальные мультимедийные средства. Герои экспозиции – реформаторы и ретрограды, революционеры и защитники традиционных ценностей, каждый – со своим представлением о путях развития страны.

Отмена крепостного права, зарождение парламентаризма в России, развитие рабочего и революционного движений, экономические преобразования Сергея Витте и Петра Столыпина – с этими и другими событиямипознакомят документы и предметы, фотографии и плакаты, журналы и кинохроника. Среди наиболее интересных экспонатов – фрагмент кандалов Николая Чернышевского, часть веревки с виселицы, на которой  была повешена Софья Перовская, тайники для хранения оружия, коробка с детскими кубиками, в которых перевозили в Россию газету «Искра», личные вещи депутата Первой Государственной думы Сергея Урусова, самодельное холодное оружие периода революции 1905-1907 гг., фотоальбом агента наружного наблюдения Департамента полиции и многие другие.

С начала XIX в. и вплоть до 1917 года Российская империя пережила несколько волн модернизации, которые знаменовались бурным экономическим ростом и глубокими социально-политическими изменениями. Экспозиция начинается с рассказа о поиске путей реформирования самодержавия в период царствования Александра I.Поражение декабристов (1825 г.) привело к укреплению консервативного варианта монархии при Николае I, но после Крымской войны (1853–1856) снова обострился вопрос о необходимости модернизации. Ответом стали реформы Александра II: освобождение крестьян, появление системы земского самоуправления, судебнаяреформа,которые радикально изменили жизнь страны.

Начало XX века ознаменовалось мощным социальным взрывом – Первой российской революцией 1905–1907 гг. Этому периоду посвящен второй раздел экспозиции. Он рассказывает о появлении первого российского парламента (Государственной думы) и о деятельности выдающегося реформатораПетра Столыпина. Россия в те годы демонстрировала успехи в экономике, однако возрастающая социальная напряженность и незавершенность реформ в конечном итоге оборвали этот путь и привели к новому взрыву…

Для посетителей экспозиция будет открыта с 14 февраля 2018 г.

Project MUSE — Суд и правосудие в Российской империи во второй половине XVIII – первой половине XIX вв по В. А. Воропанов (review)

385 Ab Imperio, 4/2009 between provincial landowners and bureaucrats. Nor was the government willing effectively to respond to the nobility’s needs. That the old regime collapsed because it failed to cope with the challenges posed by a modernizing society is a truism, to which Barinova has added nothing . As for responsibility for that failure, in her concluding sentence she places it equally on her much admired pomeshchiki and on the government. It was, she claims, the inflexible policy of both that “facilitated the crisis and collapse of the state system” (P. 323). Сергей ЛЮБИЧАНКОВСКИЙ В. А. Воропанов. Суд и право- судие в Российской империи во второй половине XVIII – первой половине XIX вв. Региональный аспект: Урал и Западная Сибирь (опыт сравнительно-сопостави- тельного анализа). Челябинск: Издательство Челябин-ского ин- ститута (филиала) ФГОУ ВПО “Уральская академия государ- ственной службы”, 2008. 606 c. ISBN: 978-5-8056-0175-1. В последние годы феномену империи, особенностям органи- зации имперской власти в России, отечественному опыту региона- лизма в исторической науке уде- ляется значительное внимание. Становление новой российской государственности, процессы развития судебной системы и са- моуправленческих начал делают актуальными исследования, по- священные различным аспектам этой крупной научной проблемы, в том числе и выстроенной в Российской империи к середине XIX века регионально-ориен- тированной модели имперского правосудия. Монография челябинского ученого, кандидата исторических наук Виталия Александрови- ча Воропанова, созданная при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, 386 Рецензии/Reviews акты, материалы официального делопроизводства, справочно- статистические материалы, до- кументы личного характера (вос- поминания и записки). Большое количество документов извлечено из двух центральных и девятнад- цати (!) местных архивохранилищ страны (речь идет о государствен- ных архивах не только собственно уральских и сибирских субъектов федерации, но и Нижнего Повол- жья, центральной части России, Вологодчины и т.д.) и впервые введено в научный оборот. Таким образом, для книги характерна не только новизна интерпретации анализируемого материала, но и новизна фактического материала, положенного в основу исследо- вания. В монографии Воропанова использовано сочетание разных подходов к исследованию пробле- мы. Автор провёл исторический, юридический и в какой-то мере политологический анализ про- блематики, создав, что следует подчеркнуть особо, сугубо исто- рическое исследование. Структурно рецензируемая книга делится на семь глав. В пер- вой (вводной) части рассмотрен процесс становления и развития государственной юстиции в XVI – 1-й половине XVIII вв. В после- дующих шести разделах автором последовательно и основательно проанализированы основные Российского гуманитарного на- учного фонда и Американского совета научных сообществ, по- священа именно этой актуальной проблематике. Актуальность монографии нам видится как в чисто научном, так и в научно-прикладном плане. Изучение стратегии и тактики правительственного курса в вы- страивании такой судебной систе- мы, которая бы соответствовала социальной и геополитической реальности XVIII – XIX вв., по- зволило автору внести существен- ный вклад в изучение вопроса о степени эффективности доре- форменной имперской системы управления в целом. Вместе с тем, научный анализ отечествен- ного опыта функционирования судебной системы определя­ ется и потребностями современного российского общества и госу- дарства, которые переживают очередной этап обновления суда и правосудия в условиях гете- рогенного пространства страны и региональной асимметрии. В этой связи обращение к истории той непростой эпохи является полезным и поучительным, по- скольку помогает более отчётливо увидеть современные проблемы государственной и общественной модернизации. Источниковая база работы убедительна и основательна: её составили норматив­ но-правовые 387 Ab Imperio, 4/2009 стороны имперского суда и право- судия во 2-й половине XVIII – 1-й половине XIX вв.: судебная поли- тика верховной власти и эволюция судоустройства (глава 2), надзор и контроль в системе правосудия (глава 3), кадровая политика в ведомстве юстиции и служебный статус чиновников (глава 4), лич- ный состав госслужащих судебно- го аппарата (глава 5), социальная среда осуществления правосудия (глава 6), организация официаль- ного правосудия в Степном крае (глава 7). Важным достоинством книги является аналитическое заключение. Сочетание разнообразных методов анализа, охват масштаб- ной источниковой базы, широкий взгляд на проблему позволили Воропанову прийти к весьма важным выводам и обобщениям. Это преж­ де всего касается ком- плексного изучения механизмов правовой адаптации уральских и сибирских территорий (и на- селения этих территорий) в им- перии. Фактически монография является первым специальным исследованием региональной составляющей суда и правосу- дия дореформенной Российской империи. Глубокий анализ источников позволил автору сделать обосно- ванный вывод о функциональной трансформации судебных инсти- тутов на окраинах империи из ин- струмента мирного урегулирова- ния разнообразных конфликтов в средство охраны существующего в империи правопорядка. В работе убедительно показано, что сла- бость имперской бюрократии, вы- званная объективными условиями (разорванными коммуникациями, недостаточными ресурсами и др.) и относившаяся в том числе к судебной сфере, успешно компен- сировалась развитием выборного сословного начала. При этом до- казано, что состав “выборных” судебных деятелей на Урале и в Сибири напрямую зависел от этноконфессионального и соци- ального состава местного обще- ства, и такая “индивидуализация правосудия” в зависимости от конкретного локального сообще- ства существенно увеличивала его эффективность. В традициях отечественной, да и зарубежной исторической науки оценивать дореформенную систему суда и правосудия крайне критически. Эту линию в свое вре- мя начали либералы-реформаторы 1 И. В. Гессен. Судебная реформа. Санкт-Петербург, 1905; М. А. Филиппов. Судеб- ная реформа в России. В 2 т. Санкт-Петербург, 1871–1875; И. А. Блинов. Судебный строй и судебные порядки перед реформой 1864 года // Судебные уставы 20 ноя- бря 1864 г. за пятьдесят лет. Санкт-Петербург, 1914; Судебная реформа / Под ред. Н. В. Давыдова, Н. Н. Полянского. Москва, 1915. 388 Рецензии/Reviews Александровского царствования; затем, с иных позиций, поддер- жали марксисты.1 Труды первых легли в основу эмигрантской исто- рической мысли и оказали влияние на западных коллег.2 Марксистская оценка уровня “реакционности” самодержавия, в том числе и в сфере правосудия, укрепилась в советской исторической на- уке.3 В результате выпячивание негативных характеристик судо- устройства и правоприменения дореформенного Российского го- сударства стало “общим местом” историографии4 и вошло даже в современные школьные учебники. Действительно, к 1864 г. судеб- ная реформа назрела. Выявленный исследователями “негатив” объ- ясняет ее объективные причины и необходимость модернизации данной сферы. Но значит ли это, что существовавшая до 1864 г. (на Урале и в Сибири – до 1890-х гг.) судебная система была нелепицей и держалась только на косности правительственного курса? Как объяснить, что данная система, имевшая серьезные недостатки (илинакопившаякритическийуро- веньнапряженностиидеформаций только к середине XIX века?), просуществовала в империи более века? В чем причины этой феноме- нальной устойчивости? В исследовании Воропанова даются ответы именно на эти 2 См., например, исследования: F. B. Kaiser. Die russische Justizreform von 1862: Zur Geschichte der russischen Justiz von Katharina II bis 1917. Leiden, 1972; David Ransel. The Politics of Catherinian Russia. New Haven, 1975 и др. Об этом подробнее см. также: История судебных учреждений в России. Сборник обзоров и рефератов / Под ред. Ю. С. Пивоварова. Москва, 2004. Ярким исключением из господствующего критического настроя в настоящее время является оригинальное исследование Ричарда Уортмана: Р. Уортман. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской России. Москва, 2004 (оригинальное издание: Richard Wortman. The Development of a Russian Legal Consciousness. Chicago, 1976). 3 См., например: Б. В. Виленский. Подготовка судебной реформы 20 ноября в России. Саратов, 1964; Н. П. Ерошкин. Крепостническое самодержавие и его по- литические институты (первая половина XIX века). Москва, 1981; Л. В. Вдовина. Право и суд // Очерки русской культуры XVIII в. Ч. 2. Москва, 1987; О. А. Омель- ченко. К истории судебной политики “просвещенного абсолютизма” в России // Вопросы истории права и правовой политики в эксплуататорском государстве. Москва, 1989. С. 68-98 и др. 4 См., например: Модернизация политико-правовой системы России: прошлое, настоящее, будущее (к 140-летию Уставов Судебной реформы). Волгоград, 2004; С. Б. Глушаченко, А. Ю. Пиджаков, Н. А. Виноградов. Недостатки в судоустрой- стве и судопроизводстве России накануне судебной реформы 1864 года // Исто- рия государства и права. 2004. № 4. С. 17-19; А. С. Смыкалин. Судебная система Российского государства от Ивана Грозного до Екатерины II // Вопросы истории. 2004. № 8. С. 49-69 и др. 389 Ab Imperio, 4/2009 вопросы. Историк убедительно показал внутреннее соответствие между развитием судебной си- стемы империи во 2-й половине XVIII – 1-й половине XIX вв. и развитием дореформенных реалий государства и общества. Более того, сложная конфигура- ция судебной системы империи исследуемого периода показана автором как важный инструмент строительства и укрепления импе- рии, как один из регионально-ори- ентированных способов управле- ния гетерогенным пространством. На мой взгляд, именно в связи с появлением работы Воропанова можно говорить о том, что в исто- рической науке произошел отказ еще от одного мифа, стереотипа о крайней неэффективности им- перского правосудия. Думается, теперь можно уверенно говорить об адекватности данной системы конкретно-историческим услови- ям, в которых она работала, о её эффективности с точки зрения мягкого “подтягивания” окраин и внутренней периферии до стан- дартов “ядра” империи, а также о постепенной утрате эффектив- ности тогда, когда на повестку дня встала задача кардинальной социальной трансформации стра- ны. В связи с последней мыслью хотелось бы остановиться еще на одном важном моменте: рецензи- руемая монография объективно находится в русле нового перспек- тивного научного направления, которое в настоящее время пере- живает этап становления и оформ- ления. В центре внимания этого направления – комплексная на- учная проблема изучения эффек- тивности местного управления Российской империи, генераль- ной задачей является создание интегральной картины развития местного управления империи.5 О внимании автора к названному научному направлению свиде- тельствует и его участие в про- шедшей под эгидой РАН дискус- сии “Местное управление России и ее Урало-Поволжского региона в пореформенный период: механиз- мы власти и их эффективность”,6 в ходе которой Воропанов по- ставил ряд вопросов о факторах эффективности пореформенного управления, сформировавшихся еще в дореформенную эпоху 5 Об этом подробнее см.: С. В. Любичанковский. Изучение эффективности мест- ного управления Российской империи как научное направление: основные задачи и перспективы реализации на региональном материале // Вестник Омского уни- верситета. 2009. № 1. С. 45-57. 6 С материалами этой дискуссии можно познакомиться на сайте Удмуртского ин- ститута истории, языка и литературы УрО РАН, страничка “Заочная дискуссия”: http://istphil.udmedu.ru/content/view/27/ (последнее посещение 15 декабря 2009 г.). В настоящее время сборник материалов дискуссии находится в печати. 390 Рецензии/Reviews и продолживших играть свою роль в истории. В монографии фактически предложен анализ конкретных механизмов власти (в данном случае – судебной власти, соединенной с административ- ной) и дана оценка их эффектив- ности. Иными словами, работа внесла вклад не только в изучение собственно дореформенного суда, но и в создание той самой инте- гральной картины имперского управления на местах, о которой уже было упомянуто выше и кото- рая основана именно на концепте “эффективности”. Таким образом, рецензируемое исследование находится в русле передовых тенденций российской и мировой исторической мысли, является новаторским и ориги- нальным. Автора можно поздра- вить с несомненным творческим успехом, а коллег по цеху – с появлением новой страницы в современной историографии рос- сийской государственности. Anika WALKE Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа / Cост. и ред. М. Габович. Москва: “Новое литературное обозрение”, 2005. 784 с. (=Библиотека журнала “Не- прикосновенный Запас”). ISBN: 5-86793-405-5. On September 1, 1939, German troops entered Polish territory, thus launching what is now chronicled as World War II. Seventy years later, it is timely to reflect on the memory of a war that turned large parts of Eastern Europe into rubble and cost millions of lives. Pamiat’ o voine, edited by Mikhail Gabowitsch, provides abundant material for understanding how this war shaped public consciousness, politics, and cultural artifacts in countries affected first by German invasion and occupation, later by the struggle for liberation, and eventually by the geopolitical reorganization of Europe during the early stages of the cold war. Focusing on both German and Russian societies, the book assembles 43 articles by 46 authors, resulting in 784 pages that are heavy in weight, both physically and morally. The book is the second edition of a collaborative issue of the Russian journal Neprikosnovennyi zapas and the German monthly Osteuropa, which was published in May 2005, on the occasion of the …

От реформы к революции, 1842–1911 гг. | Азия для преподавателей

Введение После поражения Китая в Опиумной войне года , было большое беспокойство о превосходстве Запада и ожесточенных спорах о том, как реагировать. В 1842 г. Вэй Юань (1794-1856) , ученый и советник правительства, пришел к выводу, что Запад окружил Китай из-за более передовых военная техника.Он изложил план морской обороны, который включал «строительство кораблей, изготовления оружия и изучения превосходных приемов варваров ». В последующие десятилетия другие ученые пошли дальше, чем Вэй, назвав не только для покупки и возможного производства западного оружия, но также для создания бюро переводов и учреждений, где студенты могли изучать западные языки и математику в дополнение к Китайская классика.Этот подход стал известен как «самоукрепление»; это Основная цель состояла в том, чтобы сохранить сильную сущность китайской цивилизации. добавляя передовые технологии из-за рубежа. Еще позже, такие ученые, как Ли Хунчжан (1823-1901) в 1872 году, утверждал, что программы самоусиления следует расширить, включив в них промышленных предприятий и транспортных объектов, уделяя особое внимание увеличению Богатство Китая и власть » создание предприятий, ориентированных на получение прибыли.Строительство современного угля последовали шахты и железные дороги. Но по многим причинам эти проекты не удалось: многие из них не были в центре внимания государства, ученые все еще были связаны традиционной системой экзаменов, основанной на конфуцианской классика, и растущий иностранный империализм обременил экономику Китая и общество столько же, сколько его военные. После 1895 г., после катастрофического поражения Китая японцами доминирование в Корее и последующая «схватка» иностранных силы для китайских уступок и сфер влияния, более примирительные и прагматические программы «самоусиливающихся» были дискредитированы по мере нарастания опасений за выживание Китая.Именно в этот период китайцы национализма, наряду с неотложными обращениями в суд Цин для более радикальная реформа. Программа реформ, разработанная учеными Канг Ювэй (1858-1927), Лян Цичао (1873-1929) и Тан Ситун (1865-1898) имели краткий суд в так называемой «Сотне» Дни реформ »1898 года, но только после восстания боксеров. поражение в 1900 году, что широкомасштабные реформы в образовании, армии, экономике и правительство были фактически реализованы. Программа реформ после 1901 года действительно начала касаться структурных реформ, с изменениями и возможной отменой экзаменационной системы, открытие большего количества школ по всей стране, которые должны были включают западные предметы, поддержку обучения студентов за рубежом, учреждение новой национальной армии под новым армейским министерством, вместе с новым министерством торговли, денежной реформы и обнародования коммерческого код.Несмотря на эти изменения и, возможно, благодаря им, династия рухнул в 1911 году. Такие мыслители, как Лян Цичао и Сунь Ятсен (1866-1925) имели уже отказались не только от маньчжурской династии, но и от имперской системы и выступал за замену его другой формой правления. Местные собрания начали собираться в 1909 году, и династия работала. график создания конституционной монархии с конституцией запланировано на 1912 год, а парламент должен быть созван в следующем году.Сан пошел еще дальше и призвал к республиканской революции. в В последовавшие за этим бурные годы многие видения нового Китая были создан либо путем смешивания старого и нового, либо путем отказа от традиционных китайских идеи целиком. Эти усилия послужили основой и подпиткой Движения Четвертого мая. назван так в честь народных протестов, разразившихся в Китае 4 мая 1919 года. Усилия по реформе также повлияли на реорганизацию Гоминьдана (Гоминьдана). [Гоминьдан]), или Националистическая партия, которая номинально объединила страну в 1926-28 и пытались построить современное государство, и основание китайцев Коммунистическая партия в 1921 году, которая видела себя адаптирующей марксистские идеи к Китайские реалии. | вернуться наверх |

История Швеции — больше, чем викинги

Кальмарская уния

В 1389 году короны Дании, Норвегии и Швеции были объединены под властью датской королевы Маргареты. В 1397 году был образован Кальмарский союз, в котором три скандинавских страны находились под управлением единого монарха. Однако союз (1397–1523 гг.) Был охвачен внутренними конфликтами, кульминацией которых стала «Стокгольмская кровавая баня» в 1520 году, когда 80 шведских дворян были казнены по наущению короля датского союза Кристиана II.Этот акт спровоцировал восстание, которое в 1521 году привело к свержению Кристиана II и захвату власти шведским дворянином Густавом Вазой, избранным королем Швеции в 1523 году.

Период Васа

Основы шведской экономики государство было заложено во время правления Густава Васы (1523–1560). Церковь была национализирована, ее владения конфискованы короной, началась протестантская Реформация. Власть была сосредоточена в руках короля, и в 1544 году вступила в силу наследственная монархия.

Шведская империя

После распада Кальмарского союза внешняя политика Швеции была направлена ​​на завоевание господства над Балтийским морем, что привело к неоднократным войнам с Данией, начиная с 1560-х годов. После того, как Швеция в 1630 году с большим успехом вмешалась в Тридцатилетнюю войну на стороне немецких протестантов, и Густав II Адольф стал одним из самых могущественных монархов Европы, Швеция победила Данию в двух войнах 1643–45 и 1657–1658 годов. Финляндия, провинции в северной Германии и современные балтийские республики также принадлежали Швеции, а после Вестфальского мира в 1648 году и Роскилльского мира с Данией в 1658 году Швеция стала великой державой в Северной Европе.Страна даже основала недолговечную колонию на территории современного Делавэра в Северной Америке. Однако у Швеции была в основном аграрная экономика, и ей не хватало ресурсов для сохранения своих позиций в качестве великой державы в долгосрочной перспективе.

После поражения в Великой Северной войне (1700–1721 гг.) Против объединенных сил Дании, Польши и России, Швеция потеряла большинство своих провинций по другую сторону Балтийского моря и была сокращена практически до тех же границ, что и сейчас. -день Швеция и Финляндия. Во время наполеоновских войн Швеция сдала Финляндию России.В качестве компенсации французскому маршалу Жану Батисту Бернадоту, избранному наследником шведского престола в 1810 году, удалось получить Норвегию, которая была вынуждена вступить в союз со Швецией в 1814 году. Этот союз был мирно расторгнут в 1905 году после многих внутренних споров.

Швеция 18-19 веков

После смерти короля-воина Карла XII в 1718 году и поражения Швеции в Северной войне парламент и совет Швеции были достаточно сильны, чтобы принять новую конституцию, которая отменила королевский абсолютизм и установила власть в стране. руки парламента.

Швеция восемнадцатого века характеризовалась быстрым культурным развитием, отчасти благодаря тесным контактам с Францией. Внешняя торговля сильно пострадала от наполеоновских войн, которые привели к общему застою и экономическому кризису в Швеции в начале 19 века. В конце 19 века 90 процентов людей по-прежнему зарабатывали себе на жизнь сельским хозяйством.

Одним из последствий была эмиграция, главным образом в Северную Америку. С середины XIX века по 1930 год эмигрировало около 1,5 миллиона шведов из трех человек.5 миллионов в 1850 году и чуть более 6 миллионов в 1930 году.

Промышленность не начала расти до 1890-х годов, хотя затем она быстро развивалась между 1900 и 1930 годами и после Второй мировой войны превратила Швецию в одну из ведущих индустриальных стран Европы.

Наука и технологии (Российская Империя)

Введение ↑

История попыток России воевать между 1914 и 1917 годами в целом хорошо известна. Согласно стандартному повествованию, Империя царей вступила в Первую мировую войну в августе 1914 года среди наименее технологически развитых и, следовательно, наиболее «отсталых» из основных воюющих сторон, которым суждено было уступить Германской империи — ее более развитой и таким образом, более «современный» главный противник.Несмотря на развертывание самой большой армии, которую Европа когда-либо видела, неадекватные транспортные и коммуникационные сети, некомпетентное руководство и недостаточные производственные мощности подрывали усилия российских солдат и мирных жителей по борьбе с первой в истории «Тотальной войной». ^[1] Сочетание технологической отсталости и стратегической неспособности оказалось катастрофическим. Экономическая и политическая напряженность, вызванная конфликтом, усилила давнюю напряженность в российском обществе. Перед лицом повторяющихся военных поражений и нарастающих внутренних бедствий революционное инакомыслие распространилось, что способствовало краху самодержавия в феврале 1917 года и, вскоре после этого, захвату власти большевиками.Официальный выход страны из конфликта в марте 1918 года посредством Брест-Литовского мира положил позорный конец отношениям России с западными союзниками. Это также ознаменовало начало еще более разрушительного периода гражданской войны, болезней и голода, из которого возникнет «первое социалистическое государство» в мире — СССР.

Недавние исследования Великой войны и революции в России сосредоточили внимание на многих аспектах, в которых военная история России, хотя и трагична, принципиально не отличалась от истории других воюющих стран, участвовавших в конфликте.Неожиданный характер войны и ее беспрецедентный размах подорвали организационные и производственные возможности даже самых передовых европейских государств. Правительства по всей Европе (и США) отреагировали принятием политики, которая централизовала их экономику и милитаризовала их общества, чтобы расширить способность государства удовлетворять потребности военного времени. Царское правительство, как отмечали Питер Холквист, Джошуа Санборн и другие, действовало аналогичным образом. ^[2] Его меры не были полностью безуспешными.Андрей Маркевич, Марк Харрисон и Питер Гатрелл продемонстрировали, что экономика России во время войны развивалась более динамично, чем считалось ранее учеными. ^[3]

Среди немногих аспектов российского военного опыта, не подлежащих широкой научной переоценке, есть аспекты, связанные с наукой и технологиями. Хотя появились отдельные очерки и главы, посвященные конкретным темам, нет полных монографий, посвященных российской науке и технике во время войны.В определенной степени это понятно. На катастрофическом фоне глобального пожара, массового насилия и погони за политической утопией история технических и научных усилий России во время войны может показаться несколько маргинальной. Несмотря на значительный вклад в прошлые десятилетия основателей этой подобласти, включая Александра Вучинич, Лорен Грэм, Кендалл Бейлс и Брюс Парротт, история российской науки и технологий остается малоизученной. Только недавно новое поколение ученых начало переориентировать внимание на науку и технологии как на важные для понимания российского прошлого. ^[4] Это эссе основано на ряде известных и недавних научных работ по описанию ключевых технологических и научных достижений России до и во время Великой войны.

Россия накануне войны ↑

Четверть века, предшествовавшая 1914 году, была периодом значительного роста и прогресса российской науки и техники. Хотя страна по-прежнему отставала от своих западных конкурентов с точки зрения широты и глубины своих интеллектуальных и материальных резервов, ее сохраняющийся статус научно-технической «отстающей» страны был скорее результатом беспрецедентного внешнего динамизма, чем провалом отечественного государства и социальных лидеров. сосредоточить внимание на потребностях развития.Два поколения, соединенные между 1870-ми годами и началом войны, были отмечены ошеломляющим набором западных достижений науки и техники. Наиболее примечательными были те, которые касались электричества, стали и двигателя внутреннего сгорания. Вместе с появлением современной нефтяной и химической промышленности новые продукты и процессы, связанные со «Второй промышленной революцией», глубоко изменили человеческий опыт и сформировали контуры 20-го ^{-го и} -го веков. ^[5]

Серьезная проблема России заключалась в том, как включить и распространить эти новые возникающие системы в то время, когда она переживала свой первый промышленный «взлет».»Согласованные усилия со стороны министров правительства после 1890 года по расширению промышленной базы Империи и, таким образом, по увеличению производственных мощностей, в сочетании с лихорадочной кампанией по развитию железных дорог, ускорили индустриализацию России в конце 19 ^— века. В период с 1860 по 1913 год крупное промышленное производство в России увеличилось в 11. Накануне войны примерно 21 процент чистого дохода Империи приходился на промышленное производство.Из-за быстрого роста населения и значительно менее производительной неквалифицированной рабочей силы в России промышленное производство в России оставалось очень низким в расчете на душу населения (примерно 10 процентов во Франции и 7 процентов в Великобритании и США). Усиление механизации, которому способствовал импорт современных машин и инструментов с Запада, лишь частично компенсировал сохраняющиеся недостатки. ^[6] Тем не менее, в период с 1885 по 1914 год Россия добилась впечатляющих успехов.Его годовой экономический рост в 3,25 процента за этот период был одним из самых высоких в Европе. ^[7]

Научно-технический прогресс России в предвоенный период проявился в росте ее транспортных и коммуникационных возможностей. Между 1908 и 1914 годами бурная программа строительства, направленная на укрепление военной мобилизационной инфраструктуры, значительно расширила железнодорожную сеть страны вдоль ее границ с Германией и Австро-Венгрией.К августу 1914 года в империи насчитывалось около 72 935 километров железнодорожных линий (без учета Финляндии), что более чем вдвое превышало примерно 30 500 километров путей в 1890 году. ^[8] Однако из-за ее огромных размеров и большого населения железнодорожная система России оставалась значительно меньшей по сравнению с другими крупными европейскими государствами. Более того, три четверти сети Империи состояли из однопутных линий, что усложняло логистику, замедляло скорость транспортировки и создавало узкие места во всей системе.Самое впечатляющее техническое достижение России за этот период, строительство Транссибирской железной дороги протяженностью более 9000 километров, обошлось ошеломляющей ценой и сопровождалось значительными неэффективными финансовыми операциями и потерями. ^[9]

Как и в случае с железными дорогами, развитие сети связи в России было отмечено значительными достижениями и сохраняющимися недостатками. За десятилетие, предшествующее началу войны, страна добавила столько новых телеграфных линий, сколько построила за предыдущие сорок лет. ^[10] По состоянию на 1913 год Империя располагала 229 292 километрами линий, обслуживаемых 11 133 машинами. ^[11] Тем не менее, возможности для передачи информации между крупными городскими центрами и внутренними районами оставались ограниченными. Введение телефонной связи в 1880-е и 1890-е гг. Американской телефонной компанией Bell, а затем шведской фирмой L.M. Ericsson and Co. имело ограниченное влияние. В 1913 году в районах, обслуживаемых телефонной связью, проживало около 12,5 миллиона городских и 18,1 миллиона сельских жителей, но лишь немногие сети выходили за пределы города или поселка, в котором они базировались.Междугородняя телефонная связь была редкостью; доступ к технологии не был широко распространен. В то время как накануне войны во Франции по одному телефону на каждые 150 человек, в Великобритании и Германии по одному телефону на каждые шестьдесят, а в Соединенных Штатах — по одному телефону на каждые десять, в России это соотношение колебалось в районе одного телефона на каждые 1000 человек. царских подданных. ^[12]

Годы, предшествовавшие Первой мировой войне, также были отмечены развитием российской военной техники. После унизительного поражения в русско-японской войне (1904–1905) самодержавие начало кампанию военной модернизации.Составляющими элементами этого процесса были усовершенствования железных дорог и коммуникационной сети страны (отмеченные выше), а также модернизация российской артиллерии и огнестрельного оружия. Что касается первого, то сотрудничество в 1880-х и 1890-х годах между отечественными заводами по производству вооружений и иностранными производителями (включая немецкие фирмы Krupp, французские Schneider-Creusot и британские фирмы Vickers) повысило качество российской полевой артиллерии и значительно расширило производственные мощности отечественной артиллерии. таких производителей, как St.Санкт-Петербургская Путиловская компания. ^[13] Разработка полевой винтовки Мосина с продольно-скользящим затвором совместно с бельгийским производителем оружия Nagant была столь же значимой. Введенная в строй в 1891 году, вариации винтовки Мосина служили основным оружием российской (а затем и советской) пехоты до конца Второй мировой войны. ^[14]

Среди различных технологических разработок самое большое долгосрочное значение для российских вооруженных сил имело зарождение авиации.После полета Луи Блерио (1872-1936) через Ла-Манш в июле 1909 года широко распространенный общественный интерес (и обеспокоенность военных) к «путешествиям тяжелее воздуха» побудил Николая II, императора России (1868-1918), совершить близкое до 1 миллиона рублей на строительство военно-воздушной авиакрыла. Вскоре после этого правительство начало кампанию по добровольной подписке для сбора средств на покупку самолетов и обучение пилотов. К лету 1914 года Россия имела военно-воздушные силы, уступавшие только Франции по количеству самолетов.Хотя большинство этих машин были устаревшими моделями, построенными по иностранным лицензиям отечественными производителями, отечественные авиаконструкторы продемонстрировали значительное мастерство в зарождающейся «науке о воздухе». Среди них наиболее заметным был Игорь Сикорский (1889-1972). В начале 1913 года он построил первый в мире многомоторный самолет. Второй, более летный самолет, «Илья Муромец», дебютировал позже в том же году. К концу войны будут построены семьдесят три дополнительных «Муромца», что даст Императорской России первую в истории стратегическую авиацию дальнего действия. ^[15]

Как и в предыдущие периоды, материальные ресурсы и инновационные технологии, необходимые для поддержания этих технологических достижений, в основном поступали из-за рубежа. Иностранные компании, предпринимательские инвесторы и другие «первопроходцы в получении прибыли» предоставляли внешний инвестиционный капитал или, в качестве альтернативы, работали над мобилизацией внутренних источников для сбора средств, которые способствовали модернизации. Не менее важно, что интересы иностранного бизнеса сыграли важную роль в импорте передовых технических инструментов и систем.Их вклад дал толчок развитию новых промышленных предприятий (таких как производство электроэнергии, производство городских трамваев и новые автомобильные и авиационные предприятия), а также развития отстающих секторов (включая металлургию, производство стекла и горнодобывающую промышленность), которые не успевали за быстрыми инновациями происходящие за границей. ^[16]

Зависимость России от иностранных поставщиков была особенно проблематичной в областях науки и высоких технологий, которые оказались критически важными для производства военного времени.Дефицит материалов был очевиден в фармацевтике, нефтепереработке, производстве взрывчатых веществ, красящей продукции и, прежде всего, в химической промышленности, где более половины основного сырья приходилось импортировать из-за границы. ^[17] Империя испытывала недостаток в внутренних источниках поставок алюминия, никеля и олова. Электротехнический сектор полагался на иностранных поставщиков для удовлетворения более трети производственных потребностей. Его зависимость была еще большей для таких критически важных элементов, как высоковольтные трансформаторы и лампы накаливания. ^[18] Несмотря на то, что производители автомобилей и авиации могли производить шасси и планеры, им не хватало сил производить надежные двигатели, что вызывало необходимость их импорта западными фирмами. Еще в 1913 году большая часть текстильного оборудования и паровых машин страны поступала из-за границы, как и более двух третей ее станков. ^[19]

Зависимость России от внешних поставщиков для удовлетворения потребностей ее расширяющейся научно-технической инфраструктуры, однако, не была абсолютной.Примерно за десять лет до 1914 года страна продемонстрировала растущую способность генерировать человеческие ресурсы, необходимые для создания собственных технических и научных секторов. Все чаще даже предприятия, принадлежащие иностранным владельцам и управляемые ими, стали полагаться на российских экспертов в качестве директоров и менеджеров в стране. К 1914 году лишь горстка иностранных граждан оставалась на руководящих должностях на ведущих предприятиях империи. Эти успехи стали возможными благодаря расширению возможностей получения образования в научно-технических областях.На заре 20^-го -го века открытие новых политехнических институтов в Киеве (1898 г.), Варшаве (1898 г.) и Санкт-Петербурге (1902 г.) вместе с учреждением новой горной академии в Екатеринославе (1899 г.) технологический институт в Томске (1900 г.) способствовал 300-процентному увеличению числа студентов, посещающих технические академии (с 7 534 в 1899 г. до 24 807 в 1913 г.). Эти цифры оставались довольно низкими для страны с населением 170 миллионов человек, но растущие ряды инженеров и техников, прошедших обучение внутри страны, в целом были достаточными для удовлетворения потребностей промышленности. ^[20] Не менее важно, что они составили местную техническую и научную «интеллигенцию», чей опыт окажется критически важным после начала Первой мировой войны.

Российская наука и технологии в состоянии войны ↑

Начало войны выявило важность иностранных военных материалов для поддержания российских промышленных, технологических и научных систем. Вскоре после начала военных действий в августе 1914 года в большинстве промышленных секторов разразился хаос, поскольку фабрики и предприятия изо всех сил пытались получить необходимые иностранные товары и запасные части.Критическая ситуация усугублялась неспособностью правительства должным образом подготовиться к войне и его медленной реакцией после начала боевых действий. Несмотря на ожидания, возникшие несколько лет назад в отношении надвигающегося противостояния с Германией и Австро-Венгрией, никаких планов по мобилизации российской промышленности в военное время не существовало. Царские государственные министры, как и их коллеги в других странах Европы, были убеждены, что конфликт будет краткосрочным, и поэтому не предвидели масштабной программы по вооружению и не предвидели необходимости расширения военно-промышленного потенциала России.

К началу 1915 года нехватка артиллерийских снарядов, винтовок, двигателей, станков, химикатов и множества других предметов первой необходимости поставила под угрозу способность правительства вести войну. Встревоженные нарастающим кризисом в сфере закупок, патриотически настроенные бизнес-лидеры весной 1915 года выступили с инициативой создания комитетов военной промышленности в надежде на лучшую интеграцию малых и средних предприятий в военное производство при одновременном рационализации распределения имеющихся ресурсов и расширении промышленного производства. выход.Вскоре после этого правительство ответило своим собственным Специальным советом государственной обороны (OSO) для координации с комитетами военной промышленности, обеспечения поставок из союзных и нейтральных стран и усиления централизованного контроля над национальным транспортным, топливным и продовольственным секторами. . Несмотря на свое название, OSO не стал всеобъемлющим или координирующим органом. Бюрократические войны за сферы влияния с существующими государственными министерствами поставили под угрозу эффективность нового совета. ^[21] Тем не менее, запоздалая мобилизация производства в сочетании с огромным увеличением оборонного бюджета значительно увеличила объем промышленного производства в России по сравнению с уровнем мирного времени в 1913 году.

Показатели национальной транспортной сети олицетворяли успехи и неудачи, испытанные во всех отраслях промышленности России во время войны. Как и в других воюющих странах, после начала боевых действий железнодорожные перевозки первоначально сократились, поскольку заводские поставки и коммерческие сделки были отменены, чтобы освободить место для мобилизации людей и вооружений. Впоследствии транспорт достиг рекордного уровня в 1915 и 1916 годах, создав значительную нагрузку на всю сеть. Вскоре, узкие места и длительные задержки стали способствовать нехватке продуктов питания и топлива в городских центрах.С выходом через Балтийское море, отрезанным военно-морской блокадой Германии, дальний северный порт Архангельск и Владивосток на Дальнем Востоке стал основным каналом международной торговли и коммерции. К первому можно было добраться только по однопутной узкоколейной линии с малой пропускной способностью (преобразованной в стандартную российскую колею только в 1916 году), в то время как второй пострадал от гораздо более высоких затрат и меньшего времени в пути, связанных с недавно завершившимся транс- Сибирский маршрут. По мере того, как война прогрессировала, прокладывались новые линии и увеличивались заказы на новые двигатели и подвижной состав (иностранный и отечественный) для увеличения мощности и компенсации чрезмерного износа перегруженной инфраструктуры.Растущее ощущение кризиса привело к тому, что недолговечное Временное правительство утвердило иностранные заказы на 2 000 двигателей и 40 000 вагонов в середине 1917 года. Однако те немногие партии, которые в конечном итоге прибыли в страну, прибыли слишком поздно, чтобы повлиять на исход войны. ^[22]

В то время как российская промышленность никогда полностью не адаптировалась к масштабам и сложности, вызванным тотальной войной, общий объем производства увеличился в ходе конфликта (хотя и недостаточно для удовлетворения потребностей страны). К 1916 году годовой выпуск винтовок в стране увеличился почти в четыре раза; производство пулеметов увеличилось в 13 раз; возникла зарождающаяся авиационная промышленность; военная техника производилась впервые; методы массового производства и использование сменных частей получили более широкое распространение. ^[23] В целом, однако, технический и промышленный секторы страны оказались слишком слабыми и дезорганизованными, чтобы поставлять передовое оборудование, необходимое для работы современной многомиллионной армии в полевых условиях. В ходе войны Россия импортировала более одной пятой своих патронов, две пятых своих винтовок и три пятых своих пулеметов, самолетов и моторов. ^[24]

Хотя российские предприятия изо всех сил пытались сочетать новейшие технологии с многолетней практикой, применяемой их технически неграмотными и полуквалифицированными рабочими, новые научные и технические достижения были достигнуты в отдельных секторах. ^[25] Вышеупомянутый «Илья Муромцы» Сикорского — тому пример (хотя быстрое развитие западных конструкций планера и двигателей сделало российские самолеты устаревшими к 1917 году). Заслуживает внимания и прогресс химического производства во время войны. Столкнувшись с трудностями при организации закупок за границей больших количеств толуола и бензола (ключевых компонентов при производстве боеприпасов и взрывчатых веществ), чиновники отдела закупок заказали строительство первого в России государственного завода по производству бензола в 1915 году.Впоследствии были введены в строй дополнительные фабрики по производству основных химических соединений. Эти шаги ознаменовали создание отечественной химической промышленности. После первого нападения Германии с применением химического оружия на русские войска под Варшавой в мае 1915 года Главное артиллерийское управление приказало сформировать «Специальную комиссию по ядовитым газам» для проведения исследований по производству хлора и фосгена и их вооружению. Параллельные исследования и разработки «пассивной химической войны», проводимые химиками из Московского университета, привели к производству противогазов.К концу войны на заводах страны будет произведено около 15 миллионов противогазов нескольких различных типов. ^[26]

Самым знаменательным событием в российской науке и технике военного времени стало значительное увеличение числа подготовленных специалистов и их растущее внимание к практическим исследованиям. Закрытие границы страны с Германией не только привело к прекращению поставок промышленных товаров и запасных частей, но и прервало важные каналы связи между российскими техническими специалистами и учеными и их коллегами за рубежом.Возникшая в результате интеллектуальная и институциональная изоляция продолжалась до консолидации большевистской власти в начале 1920-х годов. Тем временем представители технической интеллигенции страны стремились поддержать военные усилия, внося предложения государственным и промышленным лидерам о том, чтобы их собственная работа была направлена ​​на утилитарные цели. В этом смысле Первая мировая война ознаменовала собой серьезную трансформацию отношения российских специалистов к природе и цели научных исследований. До 1914 года академики подчеркивали ценность теоретической (или «чистой») науки в ущерб практическому применению.Патриотическое желание внести свой вклад в военные действия привело к росту числа сторонников разработки новых исследовательских программ и специализированных институтов, полезных для промышленности и производства. ^[27]

Видную роль в этих усилиях сыграли

членов Российской академии наук. Когда руководители предприятий и государственные чиновники отреагировали на кризис закупок, сформировав специальные комитеты и советы, члены академии также предложили создать Комиссию по изучению научно-производственных сил (KEPS).Нацеленная на мобилизацию ученых и инженеров для проведения прикладных исследований и разработок, комиссия рассмотрела около двух десятков предложений о создании специализированных институтов, посвященных практическим научным и техническим исследованиям. ^[28] Хотя отсутствие финансирования не позволило реализовать ни один из этих проектов до конца войны, опыт KEPS подготовил почву для более пристального внимания к государственному планированию и поддержке прикладных военных исследований, которые доминировали в российской науке и технологиях в России. послевоенный, большевистский период.

Не менее важно, что ряды «технической интеллигенции» страны значительно выросли во время войны, поскольку возможности трудоустройства для инженеров, агрономов, врачей, вспомогательного медицинского персонала ( фельдшер ) и других лиц, занятых технической или научной деятельностью, быстро расширялись. С 1913 по 1917 год количество инженеров и техников, работающих на фабриках и промышленных предприятиях, увеличилось более чем на треть. Столь же впечатляющим был рост в машиностроительном секторе, где почти вдвое увеличилось количество тех, кто занимается проектированием и изготовлением инструментов, используемых в промышленности. ^[29] Набранные в основном из неблагородных сословий и прошедшие обучение в политехнических институтах, созданных за десятилетия до войны, эти люди составляли поколение так называемых «буржуазных» специалистов ( специалистов ), которые будет призван осуществлять техническую и научную политику после консолидации большевистской власти.

Заключение ↑

Несмотря на значительный прогресс за десятилетия до Первой мировой войны, Россия по-прежнему сильно зависела от иностранных фирм в плане оборудования, опыта и материалов, необходимых для модернизации ее расширяющихся промышленных секторов.Однако начало военных действий в августе 1914 года не только не показало разрушительного воздействия технологической и научной «отсталости», но и продемонстрировало, что Империя обладает значительными возможностями для удовлетворения беспрецедентных требований неожиданной «тотальной войны».

Российское государство и общество отреагировали на Первую мировую войну примерно так же, как и их коллеги в европейских государствах: значительно расширилось промышленное производство; было введено более централизованное экономическое планирование и созданы новые агентства для координации действий военных, государственных и гражданских субъектов.Хотя эти шаги не привели к победе, их было достаточно, чтобы мобилизовать и поддержать усилия беспрецедентных 15 миллионов солдат в течение трех с половиной лет индустриальной войны. Попутно производство продукции увеличилось до уровня, ранее не имеющего аналогов в истории страны; расширились транспортные возможности; создавались новые производства; пополнялись ряды технических и научных специалистов; созданы институциональные основы для прикладных научных и технических исследований.Хотя многие из этих достижений, казалось, были потеряны во время последовавшей кровавой гражданской войны в России, их возрождение после консолидации власти большевиками свидетельствует о длительном и преобразующем влиянии войны на российскую науку и технологии.

Скотт В. Палмер, Университет Западного Иллинойса

Редакторы секции: Борис Колоницкий; Николаус Катцер

Изменения в образовательной идеологии и формате: практика XVIII – XX веков »HI 446 Революционная Россия

Советский плакат, показывающий, как важно для всех быть продуктивными и помогать строить новые школы для пролетариата.

Это руководство представляет собой отправную точку для дальнейшего изучения темы образования в России, уделяя особое внимание изменениям, произошедшим в образовании в связи с переходом от царской России к большевистской и советской России. Временной период для этого руководства начинается с середины 19 века и продолжается до середины 20 века. Образование в России всегда было тесно связано с обществом, например, оно было эксклюзивным товаром во времена имперской России, когда классовые барьеры были твердыми, но когда классовые барьеры были сломаны во время русской революции, образование стало доступным для масс благодаря большевистскому идеалу всеобщего образования.

Образование во времена Имперской России функционировало как средство ограничения социальной мобильности многих, а позже оно послужило средством социального просвещения во времена большевистской и советской России. Официальный государственный подход к образованию менялся в зависимости от экономических, политических и военных вопросов каждого временного периода. И Имперская Россия, и Советская Россия использовали образование как средство общественного контроля для продвижения государственной повестки дня или создания единства. Такой подход государства к образованию как к инструменту начинает демонстрировать сложные отношения между государством, образовательным учреждением, педагогом, студентом и обществом.Чтобы понять состояние образования на этих этапах российской истории, можно пролить свет на природу общества в конкретный период.

За многими крупными изменениями в образовании стояли прерогативы государства. Например, если спросить, в какой форме произошли изменения в системе образования? и почему произошло это изменение? В конечном итоге ответ будет связан с целью или миссией государства. Во время правления царя Петра I было инициировано обязательное образование, чтобы просвещать и модернизировать российское общество из-за желания Петра I вывести Россию из тьмы.Ответить на ранее поставленные вопросы становится все труднее, поскольку большевики и Советский Союз берут на себя власть и видоизменяют систему образования. Чтобы объяснить цель всеобщего образования, можно сделать вывод, что оно соответствует социалистическим ценностям, но дальнейший анализ этого изменения в образовательной практике демонстрирует, что государство использует образование как средство подавления инакомыслящих путем создания социальной сплоченности, укрепляя тем самым социалистическое государство.

Хотя многие из образовательных изменений, которые произошли с течением времени в России, были реализованы в государственной повестке дня, было также много реальных попыток переформатировать образование на благо общества.В конце 17 века царь Федор III ценил образование и сочувствовал бедным, он предпринял действия по созданию школы специально для бедных, в результате чего в Москве была создана Греко-латинско-славянская академия. Позже, в середине-конце 19 века, граф Лев Николаевич Толстой, автор книги Война и мир , открыл свои крестьянские школы. В школах, которыми он руководил, использовалось органическое обучение, что отличало их от жесткой формы обучения, которая была популярна в России и Европе.История российского образования представляет собой постоянное смешение надежд и реальностей, поскольку провидцы образовательной реформы находят, что их идеи воплощаются в жизнь, но часто для достижения альтернативной цели, выбранной внешним человеком или группой.

Сборник источников по истории российского образования, изменениям в практике, формате и идеологии российского образования, а также по вопросам, связанным с образованием в то время. Публикации в научных журналах, историографии и первоисточники составляют большинство приведенных ниже источников.Работы организованы по трем темам; образование во время царской России, образование во время ранней революционной России и образование во время ранней советской России.

Образование в царской России

Во времена Императорской России образование было преимущественно эксклюзивным, религиозным и ограниченным по продолжительности. Еще не было создано ни одной формы всеобщего государственного образования, оставляя только тем, у кого есть финансовые возможности, возможность поступать в образовательные учреждения среднего и университетского уровня.Гимназическая форма обучения, заимствованная из Германии, обеспечила большую доступность образования для элиты, что способствовало росту национальной культуры, но также вызвало поляризацию образованной элиты, еще больше отделив эту группу от большинства российского общества. Консерватизм был главной темой этих школ как в учебной программе, так и в миссии. Обычные учебные программы в то время были сосредоточены на классических произведениях, истории, политической теории и экономике. Общая миссия этих начальных и средних школ заключалась в том, чтобы сформировать из учащихся сплоченную, мягкую группу, которая не могла бы стать радикальной и вызвать революцию, подобную той, что произошла во Франции в 1789 году.Университеты оказались проблемой для имперского правительства, и их так и не удалось укротить из-за влияния интеллигенции на учебные заведения.

Заиконоспасский монастырь, преобразованный в Славянско-греко-латинскую академию

• Пайпс, Ричард. Россия при старом режиме. Нью-Йорк: Сыновья Чарльза Скрибнера, 1974.

Ричард Пайпс дает обзор образования в царской России в Россия при старом режиме. Он дает ценную информацию, подчеркивая отношения между крестьянином, духовенством, элитой и образованием.Пайпс сосредотачивается на реформах, начатых Петром I в отношении образования. При Петре I была создана система обязательного образования для всех юношей, которых по государственной инспекции отправляли в школу или отправляли на службу. Петр I имел цель создать образованное российское население, но его реформы, такие как обязательное образование / государственная служба, были одними из самых презираемых из всех реформ.

• Оти Роберт и Оболенский Дмитрий. Введение в российскую историю: Сообщество по русистике. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1976.

Царь Федор III

Царь Федор III любил Западную Европу, что проявилось в создании греко-латинско-славянской академии в Москве. Это учебное заведение создано специально для детей из малообеспеченных семей. В рамках реформы системы обязательного образования Петр I организовал «шифровальные» школы, в которых работали священнослужители. Эти школы не добились большого успеха из-за неспособности духовенства преподавать светские науки и неодобрения элиты смешивания социальных классов в школах.Другой наиболее заметный страх перед быстрым расширением образования включал страх элиты, что произойдут хаотические изменения общественного порядка. Стремление к массовому образованию, исходящее от Федора III и Петра I, продолжалось в начале 20 века, увеличивая грамотность примерно с 20% в 1897 году до 44% в 1914 году.

• Фриз, Григорий Л. Россия: История. Нью-Йорк: Oxford University Press: 2002.

Грегори Фриз много пишет о состоянии России с 16 по 20 век.Его упор на переходный период в России позволяет читателю проследить за меняющейся системой образования. В 1667 году Россия захватила левый берег Украины, что привело к притоку в Россию образованных людей, способствовавших новому уровню образования. В то время как Петр I посещал Западную Европу, он набирал экспертов из Европы, одними из самых влиятельных новобранцев были Джозеф Най, Джон Дин, Джон Перри и Генри Фаркухарсон, которые сыграли свою роль в создании нового военно-морского флота России. По планам, составленным Петром I, в 1725 году открылась Императорская Академия наук, которая со временем укрепила свои позиции в качестве уважаемого высшего учебного заведения в России.Духовные правила 1721 года требовали образованного, грамотного духовенства, чтобы сделать это. Система семинарий, основанная на системе семинарий иезуитов, была принята и стала обычной практикой к 1780-м годам. Александр I взял на себя задачу предоставить высшее образование русскому языку независимо от класса, создав университеты в Харькове, Казани и Санкт-Петербурге. Рост образования вызвал появление двух сил, которые бросили вызов империализму: национализм и желание участвовать в политике. В конце 1920-х годов в России были приняты меры по устранению привилегированных групп из высшего образования, заменив их группами рабочего класса.

• Таден, Эдвард. Консервативный национализм в России девятнадцатого века. Сиэтл: Вашингтонский университет, 1964.

Консерватизм в России XIX века можно приравнять к словосочетанию Самодержавие, Православие и Народность. Главным сторонником этого консервативного толчка в России XIX века был адмирал Александр Шишков. Шишков будет влиять на Россию через свою работу в качестве министра народного просвещения. Его попытка продвинуть Самодержавие, Православие и Национальность приняла форму обучения высший класс России созданию социальной сплоченности и моральной силы для России.Для этого он работал над заменой учебных заведений нерусского происхождения (польских и католических) на истинно русские учебные заведения. Эдвард Таден, профессор русских исследований Пенсильванского государственного университета, в своей работе Консервативный национализм в России девятнадцатого века описывает рост консерватизма в России XIX века. Его внимание к образованию в этот период возросшего консерватизма дает полезный график эволюции образования в царской России.Использование им чиновников, ученых и радикалов дает множество точек зрения на этот период перемен.

• Рингли, Эндрю. Воспитание молодежи в позднеимператорской России: Воспитание в кадетском училище и классической гимназии, 1863-1894 гг. . Университет Северной Каролины, 2010 г.

В последние годы царской России две резко контрастирующие группы учеников были произведены из финансируемых государством школ, находящихся в ведении Министерства войны и Министерства образования.Военные кадетские школы находились в ведении военного министерства, а гражданская гимназия — в ведении министерства образования. Выпускники военных кадетских училищ оставались верными своей альма-матер спустя годы после распада царской России, в то время как выпускники гражданской гимназии обычно отказывались от бывших преподавателей и школ. Эндрю Рингли сравнивает образовательные методы, используемые Министерством войны и Министерством образования во время правления Александра II и Александра III, чтобы понять, как участники испытали на себе два типа учебных заведений.Электронную копию этой работы можно найти здесь.

• Олстон, Патрик Л. Образование и государство в царской России. Stanford: Stanford University Press, 1969.

Образование в царской России прошло несколько этапов, становясь изощреннее и автономнее. Петр I внес серьезные изменения в образовательную систему России, привнеся новое чувство просвещения в образовательные учреждения. К концу 19 века педагоги начали сопротивляться тискам государства в сфере образования.Эти усилия по обеспечению большей автономии и легитимности стали бы укоренившимися ценностями в педагогических кругах, которые остались бы после русской революции. Этот прогресс можно увидеть на примере работы Патрика Олстона « Образование и государство в царской России». Олстон использует хронологический подход, чтобы описать отношения между образованием и государством, начиная с 18 века по 1914 год. Он разделяет свою книгу, чтобы продемонстрировать постепенный, но нынешний рост влияния педагогов в царской России.

• Брауэр, Дэниел Р. Обучение нигилистов: образование и радикализм в царской России . Итака, Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета, 1975.

Блок-схема радикализма Дэниела Брауэра

Работа Дэниела Брауэра Обучение нигилистов: образование и радикализм в царской России объясняет роль формального образования в возникновении и развитии радикализма в России в середине и конце 19 века. Книга разбита на главы, которые сначала посвящены более мелким группам в российском обществе, таким как семья, а затем сосредоточены на более крупных группах, завершающихся недавно созданным обществом инакомыслящих.Несогласие было ключевым элементом в России в конце 19-го и начале 20-го веков, эта книга призвана ответить на вопрос, откуда это несогласие пришло. Две особенности работы Брауэра, которые наиболее полезны для понимания инакомыслия в России, — это дата опроса 1840-1870-х годов, показывающая уровень образования российских радикалов, и блок-схема развития российских радикалов в период 1840-1870 годов.

• Кассов, Самуил Д. Студенты, профессора и государство в царской России .Беркли: Калифорнийский университет Press, 1989.

Начало 20 века в России было периодом, когда различные группы действовали как политические акторы, влияющие на природу российского государства. В книге « студентов, профессоров и государство в царской России» Самуил Кассов фокусируется на взаимодействии студентов, университетов и профессоров с государством. Кассов показывает эту неспособность царского российского государства признать легитимность студенческих движений, базирующихся за пределами российских университетов.Должностные лица государства должны были найти баланс между ограничением социальных волнений, порождаемых университетами и образовательными учреждениями, и при этом не полностью подавить образование, поскольку было признано необходимость увеличения числа образованных рабочих. Профессора и российское правительство столкнулись с идеологическими целями университетов. Профессора считали университеты образцом свободных исследований и академической свободы, в то время как правительство рассматривало истеблишмент как утилитарный по своей цели, воспитывающий надлежащих государственных служащих.Электронную копию работы можно найти здесь.

• Сереги, Скотт. Русские учителя и крестьянская революция . Индианаполис: Издательство Индианского университета, 1989.

Скотт Сереги подвергает сомнению представление о сельских учителях как о кротких, скромных, изолированных фигурах в России конца XIX века. Используя рассказы сельских учителей, студентов и городских чиновников, он обнаруживает, что сельские учителя в конце периода расцвета профессионализма в России были особенно важны. власть в организации Общероссийского союза учителей с сильными политическими целями.Чтобы бороться с этим восприятием педагогов, русские педагоги превратились в политически активное меньшинство, выступающее против старого царского режима. Русские учителя, как и другие профессии, в конце 19-го и начале 20-го веков желали самоопределения и осознавали, что их желания не могут быть реализованы в нынешней царской системе. Пик политических усилий сельских учителей пришелся на 1905 год, когда произошла революция 1905 года, но с течением года быстро сошла на нет. Серегни говорит о низком уровне уважения к сельским учителям из-за низкой заработной платы, скромного происхождения и высокого уровня бюрократии.

• Уокер, Франклин А. «Просвещение и религия в русском образовании в период правления царя Александра I.» История образования Ежеквартально , Vol. 32, № 3 (осень, 1992 г.), стр. 343–360.

Царь Александр I стремился обучать своих соотечественников с помощью плана расширения государственного образования, разработанного Екатериной II. Первоначальной целью этого расширения общественного образования в имперской России было привитие идеалов просвещения народу России, но после угроз, созданных во время наполеоновских войн, эти цели сместились в сторону создания послушного, морального общества для предотвращения восстания.В течение нескольких лет после Французской революции многие обвиняли отсутствие религии как причину террора во время Французской революции. Франклин А. Уокер исследует баланс религии и просвещения в образовании при царе Александра I. Потребность в послушании усиливала роль религии в образовании, даже когда идеалы просвещения становились все более популярными в образовании, что привело к уникальному подходу к образованию. . Электронную копию статьи можно найти здесь.

• Стиллингс, Рене. Школа русских и азиатских исследований, «Государственное образование в России от Пита I до наших дней». Последнее изменение 8 декабря 2005 г.

Рене Стиллингс предлагает краткую историю российского образования с 18 века до наших дней. Ее работа дает базовые фундаментальные знания, которые помогают в дальнейшем лучше понять сложность российской образовательной системы. Доступ к веб-странице можно получить здесь.

• Брукс, Джеффри. Когда Россия научилась читать . (Evanston: Northwestern University Press, 2003), 54.

С окончанием крепостного права в России произошел взрыв крестьянского стремления к образованию. Джеффри Брукс описывает рост крестьянского образования в конце 19 века в своей работе Когда Россия научилась читать . Охватываются основные компоненты образования, включая школы, учителей и учебную программу. Одним из наиболее значительных аспектов работы является анализ Бруксом влияния крестьянской грамотности, заключающийся в том, что с повышением уровня грамотности крестьянство стало любопытным и амбициозным, желая другой жизни по сравнению с их родителями.

• Соудер, Эрик М. Школа русских и азиатских исследований, «Толстовские крестьянские школы в Ясной Поляне». Последнее изменение 18 ноября 2010 г.

Граф Лев Николаевич Толстой является примером реформатора дошкольного образования в царской России. Эрик М. Судер сообщает об усилиях Толстого в сфере образования в статье «Толстовские крестьянские школы в Ясной Поляне». Толстого расстроил формат образования в России и Европе середины XIX века, так как он увидел, что он недостаточно органичен и не способствует обучению.Эта вера, смешанная с симпатией к крестьянскому сословию России, вдохновила Толстого на создание собственной школы в Ясной Поляне. Его учебная программа вышла за рамки традиционных предметов и охватила такие области, как пение, рисование и история России. Подробное описание работы Толстого в сфере образования Судером раскрывает отношение к образованию и условиям образования во времена царской России. Доступ к этой веб-странице можно получить здесь.

• Толстой, Лев. Полное собрание сочинений графа Толстого: Педагогические статьи; Измеритель белья. Бостон: Дана Эстес и Компания, 1904 г.

Граф Лев Николаевич Толстой

Во время своих усилий по повышению образованности русских крестьян граф Лев Николаевич Толстой опубликовал несколько работ, посвященных, по его мнению, улучшениям в области образования, которые принесут пользу России и, в частности, крестьянам. Он сравнил образовательные системы по всему миру, чтобы сформировать свою собственную идеальную образовательную систему, которая, как он утверждал, будет служить России лучше, чем нынешняя система.Сравнительная работа, проведенная Толстым, очень критически относилась к жесткой и временами исключительной природе европейской образовательной системы. Американская система государственного образования функционировала как воплощение идеала массового образования, к которому Толстой стремился в России. Работы Толстого демонстрируют растущее неодобрение нынешней системы образования при царях, которая позже вспыхнет во время русской революции. Многие концепции, изложенные в его работах, позже возникли в экспериментальных большевистских школах в 1920-е годы.Полную подборку произведений Толстого можно найти здесь.

• Макклелланд, Джеймс К. Автократы и ученые: образование, общество и культура в царской России . Чикаго: University of Chicago Press, 1979.

Неравенство в качестве и доступности образования во времена царской России — тематический центр работы Джеймса Макклелланда Автократы и ученые: образование, общество и культура в царской России. Он утверждает, что заимствование таких образовательных технологий, как гимназия, из немецких школ позволило развить национальную культуру, но за счет увеличения разрыва между социальными классами.Элитарный характер средних школ и университетов во времена царской России привел к появлению интеллигенции, которая была бы оторвана от большинства российского общества с точки зрения уровня образования. Эта работа раскрывает отношения царизма с элитарным образованием, педагогикой элитных академических институтов и студенческой активностью.

Образование в раннереволюционной России

Революция

предоставила многим реформаторам образования время проявить себя и воплотить в жизнь свои экспериментальные школы.Новые образовательные идеологии и практики были включены в школы по мере того, как новые школы были созданы для предоставления образования массам, в то время как другие были созданы специально для таких групп, как пролетариаты или крестьяне. Формальные учебные программы этих школ сильно различались из-за того, что многие школы самоуправлялись преподавателями, а также из-за эволюционного характера образования во времена Революционной России, которое постоянно обновлялось и менялось. Акцент сместился с одной области на другую. В один год акцент может быть на привитии социалистических идеалов студентам, а в последующие годы акцент может сместиться на науку и технологии.

• Пайпс, Ричард. Россия при большевистском режиме. Нью-Йорк: Винтажные книги, 1995.

Анатолий Луначарский

Ричард Пайп позволяет читателям Россия при большевистском режиме проследить систематические изменения в образовании, осуществленные большевиками, посредством подробной хронологии образовательных изменений. Владимир Ленин вместе с Анатолием Луначарским определили миссию всех учебных заведений — воспитать новую группу людей, превосходящих по культуре и интеллекту.В 1909 году на Капри была создана экспериментальная большевистская школа с помощью Максима Горького и Федора Шаляпина. Целью этой школы было создать кадры образованных рабочих, которые затем ассимилировались бы с остальными рабочими для распространения недавно приобретенных знаний. Ленин был главным противником этой школы, потому что не верил, что рабочие обладают творческими способностями, необходимыми для создания нового общества. Советская Россия рассматривала образование как воспитание, то есть воспитание в этом образовании должно служить средством развития общества добродетельных существ.Основное внимание в этом образовании уделялось науке и технологиям, которые заложили основы технологически развитой Советской России. К 1918 году все образование было национализировано под руководством Комиссариата просвещения. Была создана новая система образования, ведущая от детского сада к университету. Хотя это было серьезным изменением, другие радикальные философии, такие как создание школ сельскохозяйственных и общинных рабочих, так и не были реализованы из-за финансовых ограничений.

• Глисон, Эбботт, Кенез, Питер и Стайтс, Ричард. Большевистская культура: эксперимент и порядок в русской революции . Блумингтон: Издательство Индианского университета, 1985.

Ленин признавал необходимость долгосрочного образовательного процесса, преподавания тем социализма и политического сознания обществу для построения социалистического общества. В «Большевистская культура: эксперимент и порядок в русской революции», образование описывается как инструмент большевиков для формирования России. Одним из средств массового просвещения было издание пропагандистских брошюр, но многие просто не умели читать, а те, кто умел читать, реагировали на государство с отвращением.Во время Временного правительства советские представители нападали на Министерство образования за чрезмерную бюрократию, отсутствие прогресса в повышении грамотности, неспособность повысить статус учителей и неспособность обновить учебные программы с учетом революционной культуры. Средство эффективного общения с массами пришло с популяризацией кино. Власти могли производить революционные учения вообще без слов с помощью кино.

• Розенберг, Уильям. Большевистское видение: первая фаза культурной революции . (Анн-Арбор: издательство Ardis, 1984), 287.

Большевистская идеология разбита на несколько слоев общества в работе Уильяма Розенберга « Большевистское видение: первая фаза культурной революции». Его описательное письмо позволяет ярко отразить большевистскую идеологию. Раздел книги под названием «Объединенные трудовые школы: природа коммунистического образования» очень подробно освещает темы начального, среднего и высшего образования.На уровне начальной и средней школы описано несколько различных моделей школ, включая Объединенную школу труда, фабричную школу и политехническую школу. Охватывается и высшее образование, поскольку хроника национализации университетов демонстрирует сильное сопротивление со стороны профессуры реформам Луначарского.

• Фицпатрик, Шейла. Культурный фронт. Ithaca: Cornell University Press, 1992.

Шейла Фицпатрик пишет о культурной революции в России, наблюдая за многими динамичными группами и силами, которые превратили революционную Россию в консервативную сталинистскую Россию.В своей работе она аналитически описывает проблемы, с которыми столкнулись большевики при создании новой системы образования для только что созданного социалистического общества. Две главы, «Профессора и советская власть» и «Секс и революция» в книге The Cultural Front , дают глубокое понимание борьбы за власть в образовании в новом социалистическом обществе, поскольку интеллигенция изначально была отстранена от образования и заменена частотной. В главе «Секс и революция» используются опросы о состоянии здоровья учащихся, чтобы продемонстрировать отношение пролетарских работников в учебных заведениях.Это отношение включало отвращение к буржуазным профессорам, апатию к книжной работе и консервативные сексуальные отношения со сверстниками.

• Макклелланд, Джеймс. «Большевистские подходы к высшему образованию, 1917-1921». Славянское обозрение . нет. 4 (1971): 818-831.

В период с 1917 по 1921 год большевистское правительство столкнулось с многочисленными военными угрозами со стороны имперской Германии, белых русских армий и движений за национальную независимость. Несмотря на огромное количество стоящих перед ними вопросов, большевистское правительство все же могло уделять время и силы революционной повестке дня, включая реформу образования.Джеймс МакКлелланд исследует три основные экспериментальные системы образования в этот революционный период. Первая из этих инициатив была под руководством Наркомпроса и была направлена ​​на повышение доступности высшего образования, увеличение набора студентов из рабочего класса и использование марксистской программы. Экономическая, военная и политическая напряженность Гражданской войны вынудила большевистское правительство подойти к реформе образования с другой стороны. Новый путь реформирования образования был сосредоточен на профессионализации образования и милитаризации учащихся.С Новым экономическим планом появилась третья форма реформы образования. Этот третий план был направлен на централизацию высшего образования под властью правительства. Макклелланд сосредотачивается на отношениях между большевистским правительством и профессорами университетов, чтобы раскрыть сложный характер высшего образования в революционной России. Электронную копию работы Макклелланда можно найти здесь.

• Розенберг, Уильям. Большевистские взгляды: первая фаза культурной революции в Советской России. Мичиган: Ardis Publishers, 1984.

Напор и энтузиазм, которыми обладал Анатолий Васильевич Луначарский в ранний период большевистской России, отражен в работе Уильяма Розенберга « Большевистские взгляды: первая фаза культурной революции в Советской России». Работа представляет собой подробное введение в цели новой советской школы, которая отделится от всех прежних буржуазных учебных заведений. Фабричные школы и Объединенные трудовые школы были образовательной платформой, созданной Луначарским, который стремился помочь в создании нового советского гражданина.Затем работа продолжается несколькими речами Луначарского, включая его «Речь на Первом Всероссийском съезде по образованию» 1918 года, «Основные принципы объединенной трудовой школы» и «Студенты и контрреволюция». Каждое из этих произведений Луначарского демонстрирует искреннее стремление изменить общество через образование, чтобы создать совершенно иную культуру.

• Финкель, Стюарт. На идеологическом фронте: российская интеллигенция и становление советской общественной сферы. New Haven: Yale University Press, 2008.

Высшее образование оказалось одним из последних учебных заведений, попавших под контроль Советов, поскольку оставались остатки власти интеллигенции. Последний толчок исходил от менталитета «жесткой линии» по отношению к университетам, согласно которому все буржуазные деятели и институты должны быть устранены. Наркомпрос и Анатолий Луначарский способствовали изъятию государством высшего образования, уведомив ЦК партии о необходимости реформирования высшего образования.На пути к этой желанной перемене был Валдимир Ленин, он считал, что нет необходимости в немедленном захвате университетов, поскольку пролетариату не нужен высокий уровень образования. Позиция Ленина в отношении высшего образования сменилась «жесткой линией», когда в 1921 году был создан комитет для обсуждения реформы университетов.

Образование в раннесоветской Руси

По мере укрепления большевистского и советского контроля над Россией возникла возросшая потребность в поддержании нынешнего состояния и продвижении государственной идеологии.Образование стало для пролетариата необходимостью, поскольку государство провозгласило потребность в образованном пролетариате. Этот период развития образования сталкивается с множеством проблем, поскольку студенческий состав быстро менялся от элиты к студентам из числа пролетариата и крестьян. Распространение массового образования на студентов из числа пролетариата и крестьян, отдавая этим группам предпочтение в средних школах и университетах, снизило бы уровень образования, что в свою очередь привело бы к продукту рабочей силы, получившей посредственное образование.Образовательные учреждения приняли форму профессиональных училищ, которые готовили студентов к получению высшего образования с целью создания образованной рабочей силы, невиданной ранее в российской истории. Основной проблемой для образовательных реформ в этот период было отношение родителей к образованию, так как многие родители считали, что недавно свергнутая форма обучения, ориентированная на чтение, письмо и арифметику, была правильной в учебной программе.

• Lipset, Гарри. «Воспитание мусульман в царской и советской России.» Сравнительный обзор образования . нет. 3 (1968): 310-322.

В отношении мусульман в России произошел серьезный сдвиг — от имперского государства к революционной и советской России. Дискриминация меньшинств во времена Имперской России была обычным явлением и оставляла мусульман в России с недостаточным и неадекватным образованием. Это ограниченное образование для мусульман было улучшено во время Революционной и Советской России благодаря социалистическому идеалу всеобщего образования. Гарри Липсет освещает эту тему в своей книге «Образование мусульман в царской и советской России», сравнивая состояние мусульманского образования в царской России и в пост-царской России.Чтобы добавить глубины своей работе, он анализирует официальное обращение с другими меньшинствами, такими как украинцы и армяне, при каждом правительстве. Липсет утверждает, что мусульмане смогли добиться больших успехов в культуре и образовании благодаря социалистическим идеалам, внедренным после распада Российской империи. Электронную копию статьи можно найти здесь.

• Фицпатрик, Шейла. Наркомат просвещения; Советская организация просвещения и искусств при Луначарском, октябрь 1917-1921 гг. .Кембридж: University Press, 1970.

Наркомпрос был советской комиссией по просвещению, которой было поручено создавать и совершенствовать искусство и образование в новообразованной социалистической России. Шейла Фицпатрик посвящает несколько глав реформированию образования под властью Совета. Анатолий Васильевич Луначарский, комиссар Наркомпроса, изложил множество доктрин и деклараций, которые будут определять новую систему образования в социалистическом обществе. Например, в одной из деклараций Луначарского начальные и средние школы были созданы таким образом, что учителя предоставлены самим себе, чтобы организовывать школы и управлять ими.Работа Фитцпатрика представляет собой яркую хронологию образовательных изменений, произошедших под влиянием Наркомпроса.

Образование для пролетариата: Чтобы производить больше, вам нужно больше знать.

• Левин, Дина. Советское образование сегодня. New York: Monthly Review Press, 1963.

Деана Левин подходит к образованию в Советском Союзе, используя исторический фон России с 1917 года. В отличие от других работ о советском образовании, Советское образование сегодня не сравнивает советское образование с американским образованием, а скорее исследует цели и методы системы .Чтобы объяснить, как работает советская система образования, Левин использует официальные документы и заявления как личные наблюдения во время поездок в СССР, где проводились интервью со студентами, преподавателями и администраторами. Дальнейшее понимание дает опыт Левина в качестве школьного учителя в Москве за пять лет до начала Второй мировой войны.

• Фицпатрик, Шейла. Образование и социальная мобильность в Советском Союзе 1921-1934 гг. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1979.

Одна из наиболее всеобъемлющих работ по образованию в социалистической России, Образование и социальная мобильность в Советском Союзе 1921-1934 Шейлы Фицпатрик дает обширные знания об изменениях в системе образования в России в период с 1917 по 1934 годы. широкий спектр от идеологических изменений в образовании до заработной платы педагогов. Книга построена в хронологическом формате, чтобы проследить за развитием и изменениями нового социалистического российского государства.Несмотря на то, что ее работы охватывают более широкий круг тем, Шейла Фицпатрик сосредотачивает свое внимание на образовании как средстве социальной мобильности в недавно созданном социалистическом обществе.

• Бередай, изд. Меняющаяся советская школа . Бостон: Houghton Mifflin Company, 1960.

«Меняющаяся советская школа» предоставляет обширную информацию об образовании в России с главами, посвященными основным этапам российской истории, начиная с царской России и заканчивая Советским Союзом.Заявления, представленные в работе, подтверждаются исследованиями 70 американских исследователей, которые посетили и посетили советские школы, университеты, колхозы и промышленные предприятия в 1958 году. Чтобы обеспечить полное исследование эволюции образования в СССР, книга представляет образование в период Царская Россия, Революционная Россия и Советский Союз. Работа разделена на три раздела, каждый из которых дает подробное представление об образовании в России. Первая часть посвящена идеологическим, социальным, историческим и философским характеристикам российского образования для анализа педагогики.Во второй части описываются формальные дошкольные учреждения, начальные школы, средние школы и университеты, которые спрашивают, какое содержание преподавалось, как преподавалось содержание и как обучали учителей. В третьей части исследуется универсальный характер всеобщего образования путем изучения маргинальных групп, таких как талантливые студенты и студенты с физическими недостатками. У работы двоякая цель: первые две дают подробное изображение советской системы образования, а вторая — выявить сходство между советской системой и американской системой образования.

• Горсуч, Энн Э. Молодежь в революционной России: энтузиасты, богемы, преступники . Блумингтон: Издательство Индианского университета, 2000.

Энн Горсуч изучает опыт молодежи в России во время Новой экономической политики. Экономические проблемы, порожденные нэпом, оставили многих детей без присмотра взрослых, когда они возвращались домой из школы. Эта ситуация, вызванная, в основном, нэпом, привела к тому, что многие дети ограничились четырьмя годами образования, прежде чем присоединиться к своим родителям в той или иной форме работы.Образование для девочек в этот период считалось слишком дорогим, поэтому многие родители держали дочерей дома, чтобы они работали по дому и помогали воспитывать детей младшего возраста. Gorsuch дает представление о роли пола в образовании российской молодежи. Например, из каждых ста дней у мужчин было 230 свободных часов, а у женщин — всего 169,27. Помимо роли пола в образовании, она также дает важный анализ влияния экспериментальных форм обучения. Вступительные экзамены из средних школ и университетов показали, что учащиеся экспериментальных школ были политически неграмотными из-за неэффективности преподавателей этих экспериментальных учреждений.Эти неудачи привели к рецидиву в учебной программе от обучения социальному поведению к традиционной истории, экономике и политической теории.

Сцены советского образования 1921 г .:

Три учителя коммунистических голландских школ поехали в Россию, чтобы посмотреть на трудовые школы, созданные в недавно реформированной России. Они наблюдали за школами, в которых обучают от малышей до подростков. В этих школах детей учили, как проявлять фотографии, как прядать ткани, как пользоваться печатными станками, как работать на лесопильном заводе и как работать в лаборатории.Каждый из голландских исследователей написал небольшие биографии, которые можно найти ниже. Наблюдения этих трех социалистических педагогов служат воротами в умы социалистического образования.

Ян Корнелис Четон

Ян Корнелис Четон : Оппозиционное книжное образование. Любит брать учеников на прогулки на природе, чтобы познать мир. Он выступал против христианского образования, поскольку оно служило лишь средством поддержания существующего общественного строя. Он не видел необходимости в администрации в образовании, поскольку она создавала авторитарных фигур.В 1919 году он стал соучредителем Ассоциации учителей-коммунистов. Он опубликовал несколько работ о новом образовании в социалистических журналах, таких как The New Era, , две из этих работ перечислены ниже. Обе эти работы демонстрируют желание Четона внедрить социалистические ценности в систему образования в Голландии, а затем и во всем мире.

Четон, Ян Корнелис. «Бесплатная школа или обязательная государственная школа» Новая эра , (1902): 37-51, 109-121.

Четон, Ян Корнелис.«Социал-демократия и образование» Новая эра , (1913): 875 — 889.

Ян Корнелис Стам

Ян Корнелис Стэм : родился в 1884 году, он вырос в кальвинистской семье, которая уделяла большое внимание образованию. Он учился в школе в Слидрехте, в Южной Голландии, где познакомился с социалистическими ценностями со стороны своих сверстников и учителей. Он начал преподавать в 1903 году и позже вступил в Социал-демократическую партию в 1909 году. Он работал редактором партийной газеты The Tribune , где писал о социалистических ценностях в образовании и нейтральной школе или школе с совместным обучением.

Wiliemse Willjbrecht

Виллемсе Вильбрехт : школьный учитель в Амстердаме с 1925 по 1940 год. Начиная с 1932 года, Виллемсе был важной фигурой в создании и работе марксистских школ рабочих. С 1940 по 1941 год она работала в Монтессори-тренинге для учителей в Утрехте. Виллемсе работал редактором Montessori Education с 1939 по 1956 год. Многие из ее работ были опубликованы в журналах Renewal of Education, и Montessori Education.

Wiljbrecht, Виллемсе. « Наши дети будут нашими судьями »

Ниже представлены сцены, запечатленные Яном Корнелисом Четоном, Яном Корнелисом Стамом и Виллемсе Вильбрехтом во время их путешествий в Россию в 1921 году. Эти изображения раскрывают экспериментальный характер образования в революционной России, когда можно увидеть, как студенты занимаются спортом, играют в пьесах и даже рубить дрова.

• Четон, Ян, и Стам, Ян, и Вильбрехт, Виллемсе. Советское образование 1921 год. Международный институт социальной истории. По состоянию на 25 октября 2013 г.

Образование в середине 20 века Советский Союз

• Бентон, Уильям. Учителя и преподаватели в СССР Kingsport: Kingsport Press, 1965.

В качестве подробного анализа советского образования книга Уильяма Бентона Teachers and the Taught in the U.S.S.R охватывает определенные области, такие как фильмы в образовании и структурирование начальных и средних школ. Исследования, сделанные во время поездки Бентона в Москву в 1964 году, служат данными для большей части его книги. В работе используется узкая линза при рассмотрении советского образования, фокусируясь на определенных областях, и ее следует рассматривать как дополнение к работам, которые рассматривают тему советского образования с более широкой точки зрения.

• Мэтьюз, Мервин. Образование в Советском Союзе. Лондон: Университет Суррея, 1982.

Никита Хрущев

Со сменой руководства в Советском Союзе наступят перемены, одни переходы принесут больше изменений, чем другие. В Образование в Советском Союзе, Мервин Мэтьюз сравнивает образование при администрации Никиты Хрущева и Леонида Брежнева. Его сравнение сосредоточено на общем образовании, технических школах и высших учебных заведениях с учетом таких характеристик, как отношение учителей, благополучие учащихся и проблемы в управлении.Большая часть этих работ посвящена социальным сдвигам, произошедшим после смерти Иосифа Сталина.

• Грант, Найджел. Советское образование. Нью-Йорк: Penguin Books, 1979.

Краткий обзор образования в СССР в 1960-е гг. Можно найти в книге Найджела Гранта «Советское образование». В своей работе он стремится представить образовательную систему Советского Союза, используя отчеты из первых рук студентов и профессоров из СССР, чтобы дополнить статистическую информацию, официальные документы и научные журналы.Он представляет общие характеристики начального, среднего и высшего образования, включая идеологию, структуру, укомплектование школ и дисциплины. Грант обращается к другим образовательным системам других стран в своем описании работы советского образования.

История, объясняющая геополитику России

На протяжении полувека внешняя политика России характеризовалась стремительными амбициями, которые превышали возможности страны.Начиная с правления Ивана Грозного в шестнадцатом веке, России удавалось расширяться в среднем на 50 квадратных миль в день в течение сотен лет, в конечном итоге покрывая одну шестую часть суши. К 1900 году это была четвертая или пятая по величине промышленная держава мира и крупнейший производитель сельскохозяйственной продукции в Европе. Но его ВВП на душу населения достиг лишь 20 процентов от ВВП Соединенного Королевства и 40 процентов от ВВП Германии. Средняя продолжительность жизни в имперской России при рождении составляла всего 30 лет — выше, чем в Британской Индии (23), но такая же, как в Цинском Китае, и намного ниже, чем в Великобритании (52), Японии (51) и Германии (49).Уровень грамотности в России в начале двадцатого века оставался ниже 33 процентов — ниже, чем в Великобритании в восемнадцатом веке. Все эти сравнения были хорошо известны российскому политическому истеблишменту, потому что его члены часто ездили в Европу и сравнивали свою страну с мировыми лидерами (что верно и сегодня).

История свидетельствует о трех мимолетных моментах выдающегося господства России: победа Петра Великого над Карлом XII и приход в упадок Швеции в начале 1700-х годов, в результате чего власть России на Балтийском море и в Европе была установлена; Победа Александра I над чрезвычайно напряженным Наполеоном во втором десятилетии XIX века, которая привела Россию в Париж в качестве арбитра в делах великой державы; и победа Сталина над маниакальным игроком Адольфом Гитлером в 1940-х годах, которая принесла России Берлин, империю-сателлит в Восточной Европе и центральную роль в формировании глобального послевоенного порядка.

Однако, не говоря уже об этих высотах, Россия почти всегда была относительно слабой великой державой. Он проиграл Крымскую войну 1853–1856 годов, поражение, положившее конец постнаполеоновскому разгулу и вызвавшее запоздалое освобождение крепостных. Он проиграл русско-японскую войну 1904–1905 годов, первое поражение европейской страны от азиатской в ​​современную эпоху. Он проиграл Первую мировую войну, поражение, которое привело к краху имперского режима. И он проиграл холодную войну, поражение, которое привело к краху советского преемника имперского режима.

Повсюду страну преследует относительная отсталость, особенно в военной и промышленной сферах. Это привело к неоднократным безумным действиям правительства, направленным на то, чтобы помочь стране наверстать упущенное, с уже знакомым циклом принудительного промышленного роста под руководством государства, за которым следует стагнация. Большинство аналитиков полагали, что эта модель навсегда закончилась в 1990-х годах с отказом от марксизма-ленинизма и наступлением конкурентных выборов и пиратской капиталистической экономики.Но импульс, лежащий в основе великой стратегии России, не изменился. А за последнее десятилетие президент России Владимир Путин вернулся к тенденции полагаться на государство в решении проблемы пропасти между Россией и более могущественным Западом.

Российская внешняя политика издавна характеризовалась высокими амбициями, превышающими возможности страны.

С распадом Советского Союза в 1991 году Москва потеряла около двух миллионов квадратных миль суверенной территории — больше, чем эквивалент всего Европейского Союза (1.7 миллионов квадратных миль) или Индия (1,3 миллиона). Россия лишилась доли Германии, которую она завоевала во Второй мировой войне, и других своих сателлитов в Восточной Европе, которые теперь входят в западный военный альянс, наряду с некоторыми развитыми бывшими регионами Советского Союза, такими как страны Балтии. Другие бывшие советские владения, такие как Азербайджан, Грузия и Украина, тесно сотрудничают с Западом в вопросах безопасности. Несмотря на насильственную аннексию Крыма, войну на востоке Украины и фактическую оккупацию Абхазии и Южной Осетии, России пришлось отступить от большей части так называемой Новой России Екатерины Великой, в южных степях и из Закавказья.И кроме нескольких военных баз, Россия тоже находится за пределами Средней Азии.

Россия по-прежнему является самой большой страной в мире, но она намного меньше, чем была раньше, и размер территории страны в наши дни имеет меньшее значение для статуса великой державы, чем экономический динамизм и человеческий капитал — сферы, в которых Россия также пришла в упадок. . ВВП в долларах России достиг пика в 2013 году и составил чуть более 2 трлн долларов, а сейчас упал примерно до 1,2 трлн долларов из-за падения цен на нефть и обменного курса рубля.Безусловно, сокращение, измеряемое по паритету покупательной способности, было гораздо менее драматичным. Но в сравнительном долларовом выражении экономика России составляет всего 1,5 процента мирового ВВП и составляет лишь одну пятнадцатую от размера экономики США. Россия также страдает сомнительным статусом самой коррумпированной развитой страны в мире, а ее экономическая система извлечения ресурсов и ренты зашла в тупик.

Между тем геополитическая среда со временем только усложнилась, и U.С. Мировое господство и резкий подъем Китая. А распространение радикального политического ислама вызывает озабоченность, поскольку около 15 процентов из 142 миллионов граждан России являются мусульманами, а некоторые из преимущественно мусульманских регионов страны охвачены беспорядками и беззаконием. Для российских элит, которые полагают, что статус и даже выживание их страны зависят от соответствия Западу, пределы нынешнего курса должны быть очевидны.

ПОТРЕБНОСТИ МЕДВЕДЯ

У русских всегда было постоянное ощущение жизни в провиденциальной стране с особой миссией — отношение часто восходит к Византии, которую Россия претендует на наследство.По правде говоря, большинство великих держав проявляли подобные чувства. И Китай, и Соединенные Штаты заявляли об исключительности, установленной небесами, как и Англия и Франция на протяжении большей части своей истории. Исключительность Германии и Японии была разбомблена. Россия необычайно устойчива. Со временем это выражалось по-разному — Третий Рим, панславянское царство, всемирная штаб-квартира Коммунистического Интернационала. Сегодняшняя версия связана с евразийством — движением, зародившимся среди русских эмигрантов в 1921 году, которое рассматривало Россию не как европейскую или азиатскую, а как особый сплав.

Ощущение того, что у России есть особая миссия, привело к нехватке формальных союзов и нежеланию России присоединяться к международным организациям, кроме как в качестве исключительного или доминирующего члена. Это вселяет гордость в людей и лидеров России, но также разжигает негодование по отношению к Западу за то, что он якобы недооценивает уникальность и важность России. Таким образом, к институциональному расхождению, вызванному относительной экономической отсталостью, добавляется психологическое отчуждение. В результате российские правительства обычно колеблются между стремлением к более тесным связям с Западом и яростью отвращения от предполагаемого пренебрежения, при этом ни одна из тенденций не может преобладать надолго.

Дети в красных шейных платках, символе Пионерской организации, на церемонии инаугурации новых членов в школе в Ставропольском крае, Россия, ноябрь 2015 года.

Эдуард Корниенко / Reuters

Еще одним фактором, определившим роль России в мире, является уникальное географическое положение страны. У него нет естественных границ, за исключением Тихого океана и Северного Ледовитого океана (последний из которых теперь тоже становится спорным пространством).На протяжении всей своей истории Россия, на протяжении всей своей истории которой часто происходили бурные события в Восточной Азии, Европе и на Ближнем Востоке, чувствовала себя неизменно уязвимой и часто проявляла своего рода оборонительную агрессивность. Какими бы ни были первопричины раннего российского экспансионизма, многие из которых были незапланированными, многие представители политического класса страны со временем пришли к выводу, что только дальнейшее расширение может обеспечить прежние приобретения. Таким образом, российская безопасность традиционно отчасти основывалась на движении вовне во имя предотвращения внешней атаки.

И сегодня небольшие страны на границах России рассматриваются не как потенциальные друзья, а как потенциальные плацдармы для врагов. Фактически, это настроение усилилось после распада Советского Союза. В отличие от Сталина, Путин не признает существования украинской нации отдельно от русской. Но, как и Сталин, он рассматривает все номинально независимые приграничные государства, включая теперь Украину, как оружие в руках западных держав, намеревающихся использовать их против России.

Россия — самая коррумпированная развитая страна в мире, и ее ресурсодобывающая и рентоориентированная экономическая система зашла в тупик.

Последней движущей силой российской внешней политики было постоянное стремление страны к созданию сильного государства. Считается, что в опасном мире с небольшим количеством естественной защиты единственным гарантом безопасности России является могущественное государство, готовое и способное действовать агрессивно в своих собственных интересах. Сильное государство также рассматривалось как гарант внутреннего порядка, и результатом стала тенденция, отраженная в однострочном суммировании тысячелетия российской истории историком XIX века Василием Ключевским: «Государство располнело, но народ похудела.”

Как это ни парадоксально, но попытки построить сильное государство неизменно приводили к подрыву институтов и личному правлению. Петр Великий, изначальный строитель сильного государства, выхолащивал индивидуальную инициативу, обострял врожденное недоверие среди чиновников и укреплял патронно-клиентские наклонности. Его принудительная модернизация привела к появлению необходимых новых отраслей промышленности, но его проект укрепления государства фактически укоренил личные прихоти. Этот синдром характеризовал правление сменявших друг друга автократов Романовых и Ленина и, особенно, Сталина, и сохраняется до сих пор.Необузданный персонализм, как правило, делает процесс принятия решений по великой российской стратегии непрозрачным и потенциально капризным, поскольку в конечном итоге приводит к смешению государственных интересов с политическим состоянием одного человека.

ПРОЛОГ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПРОЛОГОМ?

Антизападное негодование и русский патриотизм особенно ярко проявляются в личности и жизненном опыте Путина, но другое российское правительство, не управляемое бывшими представителями КГБ, все равно столкнется с проблемой слабости по отношению к Западу и желанием особая роль в мире.Другими словами, внешнеполитическая ориентация России — это не только выбор, но и условие. Но если бы российские элиты смогли каким-то образом переопределить свое чувство исключительности и отказаться от безуспешной конкуренции с Западом, они могли бы направить свою страну на менее затратный и более перспективный курс.

Российские правительства обычно колеблются между стремлением к более тесным связям с Западом и яростью отвращения от предполагаемого пренебрежения.

На первый взгляд, это выглядело так, как будто это происходило в 1990-е годы, до того, как Путин встал у руля, и в России сложился мощный «удар в спину» о том, как высокомерный Запад отверг российские предложения по поводу последней пары. десятилетий, а не наоборот.Но такой взгляд преуменьшает динамику внутри России. Конечно, Вашингтон воспользовался слабостью России во время президентства Бориса Ельцина и в последующие годы. Но не обязательно поддерживать все аспекты западной политики в последние десятилетия, чтобы рассматривать развивающуюся позицию Путина не как реакцию на внешние шаги, а как последний пример глубокой повторяющейся модели, движимой внутренними факторами. Что мешало постсоветской России присоединиться к Европе в качестве еще одной страны или сформировать (неизбежно) неравноправное партнерство с Соединенными Штатами, так это неизменная гордость страны как великой державы и чувство особой миссии.Пока Россия не приведет свои устремления в соответствие со своими реальными возможностями, она не может стать «нормальной» страной, каков бы ни был рост ее ВВП на душу населения или других количественных показателей.

Мальчик сидит на качелях возле своего здания, которое было повреждено во время боев между украинской армией и пророссийскими сепаратистами, рядом с украинским бронетранспортером, недалеко от Донецка, восточная Украина, июнь 2015 года.

Глеб Гаранич / Reuters

Давайте проясним: Россия — замечательная цивилизация огромной глубины.Это не единственная бывшая абсолютная монархия, которая столкнулась с проблемами в достижении политической стабильности или сохранила этатистские взгляды (вспомните, например, Францию). И Россия права, считая, что урегулирование после холодной войны было несбалансированным, даже несправедливым. Но это было не из-за умышленного унижения или предательства. Это был неизбежный результат решающей победы Запада в борьбе с Советским Союзом. В многомерном глобальном соперничестве — политическом, экономическом, культурном, технологическом и военном — Советский Союз проиграл по всем направлениям.Кремль Михаила Горбачева предпочел изящно поклониться, а не потянуть за собой мир, но этот исключительно благожелательный финал не изменил ни природы результата, ни его причин — чего постсоветская Россия никогда не принимала.

Внешний мир не может заставить такое психологическое признание, что немцы называют Vergangenheitsbewältigung — «примириться с прошлым». Но нет никаких причин, по которым это не могло произойти органически, среди самих россиян.В конце концов, страна может попытаться последовать чему-то вроде траектории Франции, которая сохраняет давнее чувство исключительности, но примирилась с потерей своей внешней империи и своей особой миссии в мире, перенастраивая свою национальную идею, чтобы соответствовать ее уменьшенной роли. и объединение с меньшими державами и небольшими странами в Европе на условиях равенства.

Будет ли принята даже преобразованная Россия в Европу и хорошо ли она сольется с Европой — вопрос открытый. Но началом процесса должно быть российское руководство, способное убедить общественность согласиться на постоянное сокращение штатов и согласиться на трудную внутреннюю реструктуризацию.Посторонним следует быть скромными, когда они обдумывают, насколько мучительной была бы такая корректировка, особенно без поражения в войне и военной оккупации.

Франции и Соединенному Королевству потребовались десятилетия, чтобы отказаться от собственного чувства исключительности и глобальной ответственности, и некоторые утверждают, что их элиты еще не полностью этого сделали. Но даже у них высокий ВВП, лучшие университеты, финансовая мощь и иностранные языки. В России этого нет. Он действительно обладает постоянным вето в Совете Безопасности ООН, а также одним из двух крупнейших мировых арсеналов Судного Дня и возможностями кибервойны мирового класса.Все это, а также его уникальное географическое положение, придают ему своего рода глобальный охват. И все же Россия является живым доказательством того, что жесткая сила хрупка без других аспектов статуса великой державы. Как бы сильно Россия ни настаивала на том, чтобы ее признали равной Соединенным Штатам, Европейскому союзу или даже Китаю, это не так, и у нее нет ближайших или среднесрочных перспектив стать таковым.

И ТЕПЕРЬ НА ЧТО-ТО СОВЕРШЕННО РАЗНОЕ

Каковы конкретные альтернативы России реструктуризации и ориентации в европейском стиле? Он имеет очень долгую историю пребывания на Тихом океане — и не смог стать азиатской державой.На что он может претендовать, так это на преобладание в своем регионе. По его обычным вооружениям нет равных среди других государств-преемников Советского Союза, а последние (за исключением стран Балтии) также в той или иной степени экономически зависят от России. Но региональное военное превосходство и экономические рычаги воздействия в Евразии не могут гарантировать сохранения статуса великой державы. Путину не удалось добиться успеха в Евразийском экономическом союзе, но даже если бы все потенциальные члены объединились и работали вместе, их совокупные экономические возможности все равно были бы относительно небольшими.

Пока Россия не приведет свои устремления в соответствие со своими реальными возможностями, она не может стать «нормальной» страной.

Россия — большой рынок, и он может быть привлекательным, но соседние страны видят риски, а также выгоды в двусторонней торговле с этой страной. Например, Эстония, Грузия и Украина, как правило, готовы вести дела с Россией только при условии, что у них есть якорь на Западе. Другие государства, которые более зависимы от России в экономическом отношении, такие как Беларусь и Казахстан, видят риски в партнерстве со страной, которая не только не имеет модели устойчивого развития, но также, после аннексии Крыма, может иметь территориальные планы на себя. .Между тем, разрекламированное «стратегическое партнерство» с Китаем, как и ожидалось, принесло мало китайского финансирования или инвестиций, чтобы компенсировать западные санкции. И все это время Китай открыто и энергично строил свою собственную Большую Евразию от Южно-Китайского моря через внутреннюю Азию до Европы за счет России и при ее сотрудничестве.

Сегодняшняя мускулистая Россия фактически переживает структурный упадок, и действия Путина невольно сделали Украину более этнически однородной и более ориентированной на Запад, чем когда-либо прежде.У Москвы напряженные отношения почти со всеми своими соседями и даже со своими крупнейшими торговыми партнерами, включая совсем недавно Турцию. Даже Германия, важнейший внешнеполитический партнер России и один из ее важнейших экономических партнеров, сыт по горло, поддерживая санкции ценой своей внутренней ситуации.

«Похоже, так называемые« победители »холодной войны полны решимости получить все это и преобразовать мир в место, которое могло бы лучше служить только их интересам», — выступил Путин на ежегодной встрече Валдайского дискуссионного клуба в октябре 2014 года. после аннексии Крыма.Но то, что представляет собой реальную угрозу для России, — это не НАТО или Запад, а собственный режим России. Путин помог спасти российское государство, но снова поставил его на траекторию стагнации и даже возможной неудачи. Президент и его клика неоднократно заявляли о крайней необходимости сделать приоритеты экономическому и человеческому развитию, однако они уклоняются от далеко идущей внутренней реструктуризации, необходимой для того, чтобы это произошло, вместо этого вкладывая ресурсы в военную модернизацию. Что действительно нужно России для эффективной конкуренции и обеспечения стабильного места в международном порядке, так это прозрачное, компетентное и подотчетное правительство; настоящая госслужба; настоящий парламент; профессиональная и беспристрастная судебная система; бесплатные и профессиональные СМИ; и энергичное, неполитическое подавление коррупции.

КАК ИЗБЕЖАТЬ ПЕРЕСАДКИ

Нынешнее руководство России продолжает заставлять страну нести бремя агрессивной и независимой внешней политики, которая выходит за рамки возможностей страны и дала мало положительных результатов. Временный кайф, обеспечиваемый хитрой и безжалостной политикой гражданской войны в Сирии, не должен заслонять серьезность периодически возникающих стратегических ограничений России, в которых слабость и величие объединяются, создавая автократа, который пытается прыгнуть вперед, концентрируя власть, что приводит к ухудшению ситуации. о самой стратегической дилемме, которую он должен решать.Каковы последствия этого для политики Запада? Как Вашингтону управлять отношениями со страной, обладающей ядерным и кибернетическим оружием, правители которой стремятся восстановить утраченное господство, хотя и в меньшей степени; подорвать европейское единство; и сделать страну «актуальной», что будет?

В этом контексте полезно признать, что на самом деле никогда не было периода устойчивых хороших отношений между Россией и США. (Рассекреченные документы показывают, что даже альянс во время Второй мировой войны был чреват более глубоким недоверием и более противоречивыми целями, чем это обычно понималось.) Это произошло не из-за недопонимания, недопонимания или обид, а из-за расхождения фундаментальных ценностей и государственных интересов, как их определила каждая страна. Для России высшая ценность — государство; для Соединенных Штатов это свобода личности, частная собственность и права человека, которые обычно противопоставляются государству. Так что ожидания нужно держать под контролем. Не менее важно, что США не должны ни преувеличивать российскую угрозу, ни недооценивать свои многочисленные преимущества.

Сегодняшняя Россия не является революционной державой, угрожающей свергнуть международный порядок. Москва действует в рамках знакомой великодержавной школы международных отношений, которая ставит во главу угла пространство для маневра, а не мораль, и предполагает неизбежность конфликта, превосходство жесткой силы и цинизм мотивов других. В определенных местах и ​​по определенным вопросам у России есть возможность противодействовать интересам США, но она даже отдаленно не приближается к масштабам угрозы, исходящей от Советского Союза, поэтому нет необходимости отвечать на нее новой холодной войной.

Настоящая проблема сегодня сводится к стремлению Москвы к признанию Западом российской сферы влияния на постсоветском пространстве (за исключением стран Балтии). Это цена за достижение согласия с Путиным — то, что сторонники такого согласия не всегда признают откровенно. Это был камень преткновения, который помешал долгосрочному сотрудничеству после 11 сентября, и он остается уступкой, на которую Запад никогда не должен идти. Однако Запад также не в состоянии защитить территориальную целостность государств в желаемой сфере влияния Москвы.И блефовать не получится. Так что должно быть сделано?

На самом деле никогда не было периода устойчивых хороших отношений между Россией и США.

Некоторые ссылаются на Джорджа Кеннана и призывают к возрождению сдерживания, утверждая, что внешнее давление будет сдерживать Россию до тех пор, пока ее авторитарный режим не либерализуется или не рухнет. И, конечно же, многие идеи Кеннана остаются актуальными, например, его акцент в «Длинном телеграмме», который он отправил из Москвы 70 лет назад, на глубокой незащищенности, которая двигала советским поведением.Принятие его мышления сейчас повлечет за собой сохранение или усиление санкций в ответ на нарушения Россией международного права, политическую поддержку западных союзов и повышение военной готовности НАТО. Но новое сдерживание может стать ловушкой, вновь возвысившей Россию до статуса соперничающей сверхдержавы, поиски которой помогли России спровоцировать нынешнюю конфронтацию.

И снова решимость пациента — это ключ. Неясно, как долго Россия сможет играть свою слабую руку в противостоянии Соединенным Штатам и ЕС, пугая своих соседей, отчуждая своих наиболее важных торговых партнеров, разрушая собственный деловой климат и истощая таланты.В какой-то момент появятся чувствительные к какому-то сближению, точно так же, как усталость от санкций в конечном итоге проявится, создавая возможность для какой-то сделки. Тем не менее, также возможно, что нынешнее противостояние может не закончиться в ближайшее время, поскольку стремление России к евразийской сфере влияния является вопросом национальной идентичности, который не всегда поддается расчетам материальных затрат и выгод.

Уловка будет заключаться в том, чтобы при необходимости придерживаться твердой линии — например, отказ признать привилегированную российскую сферу, даже если Москва способна ввести ее в действие в военном отношении — при этом предлагая переговоры только с позиции силы и избегая наткнуться на ненужную и контрпродуктивную конфронтацию на большинство других вопросов.Когда-нибудь лидеры России могут смириться с вопиющими ограничениями противостояния Западу и стремления доминировать в Евразии. До тех пор Россия останется не еще одним необходимым крестовым походом, который необходимо выиграть, а проблемой, которую необходимо решить.

Загрузка …
Пожалуйста, включите JavaScript для правильной работы этого сайта.

Россия как великая держава, 1815–2007 гг.

По критериям реализма Вебера — материальным ресурсам и способности проецировать силу — нет сомнений в том, что Россия была великой державой к концу XVIII века.Точно так же, согласно моральным критериям Дюркгейма — показывающим пример того, каким должно быть государство в мире — социализация в систему государств может показаться достаточно сильной, чтобы Россия могла соответствовать требованиям. ^{Footnote 12} Не оставалось никаких сомнений в его христианской репутации, принцип легитимности был таким же, как и в других державах, династические смешанные браки стали обычным явлением. Как же тогда мы должны объяснить повсеместные жалобы европейцев на невежливость России и сохраняющиеся сомнения в том, в какой степени ее следует рассматривать как часть Европы? Россия по-прежнему не рассматривалась как тяжелый груз на чашах весов цивилизации.Примером может служить жалоба Дэвида Юма на то, что «две наиболее цивилизованные нации, английская и французская, должны прийти в упадок; а варвары, готы и вандалы Германии и России должны быть у власти и известны (цитируется по Horn 1945: 18–19). Варианты этой жалобы были услышаны в других формах и на других аренах. В 1804 году французский посол Хедувилль пожаловался своему министру иностранных дел Талейрану, что «нет другого иностранного суда, где дипломатический корпус менее осведомлен о политических позициях и судебных процессах, чем здесь» (цитата по Grimsted 1969: 19).

Обращаясь к вопросу управления, мы можем выделить два фактора. Во-первых, Россия, считающаяся полицейским государством, была менее успешной, чем другие. ^{Footnote 13} Возможности государственных действий были менее эффективными и более ограниченными. Гамильтон и Лангхорн (1995: 74) подчеркивают, что реформы Петра коснулись и государственного аппарата. Была создана «новая коллегия иностранных дел», и, в отличие от некоторых реформ царя Петра, после его смерти пережила период почти хаоса и увеличилась до 261 члена с приходом на престол Екатерины Великой в ​​1762 году.При учреждении колледжа были президент, вице-президент и два канцелярских советника, и в течение восемнадцатого века он постепенно терял свои обязанности по внутреннему провинциальному (также среднеазиатскому) управлению, церковному управлению, сбору налогов и почтовой системе, которая была отделился в 1782 году »(ср. Мейснер, 1956). В результате уже в канун XIX века «по сравнению с более мелкими и более эффективными иностранными офисами многих других европейских держав, российское министерство имело в своих списках необычайно большое количество чиновников, из более высоких. разряды к клеркам, кодификаторам, переводчикам и переписчикам.Точное количество мужчин, функционирующих в данный момент, почти невозможно установить, потому что в списках значилось много людей, которые редко или никогда не служили »(Grimsted 1969: 26).

Во-вторых, в XVIII веке возникли европейские общества, и государства изменили свой способ управления обществами с прямого правления на косвенное. В Европе в этот период постепенно возникли либеральные формы правления, пришедшие на смену полицейскому государству, и общество постепенно заменило территорию в качестве объекта управления.В то время как эта система ослабляла продвижение дальше на восток от Британии, либерализм, понимаемый как конкретная социальная практика, укреплял свою власть. В конце концов России пришлось принять во внимание изменение. Подводя итоги правления Екатерины Великой, Брюс Линкольн делает акцент на том, что одной из причин ее социальной политики было то, что «статус России как великой державы» навязывал императив гражданского мира, что опять-таки привело к повышению эффективности российской администрации. Затем он добавляет еще один фактор, который добавлял к этому наложению, а именно то, что ряд молодых российских бюрократов были впечатлены европейским мышлением Просвещения и думали, что Россия должна соответствовать идеалам Просвещения о том, как должно управляться цивилизованное государство.Как Линкольн резюмирует,

г. Досовременные военные и финансовые проблемы московских царей плохо подтверждали образ великой державы, который их правители надеялись создать. Безусловно, военные потребности России по-прежнему велики, чем когда-либо, но, как великая держава, она также должна проявлять определенную заботу о своих гражданах (Lincoln 1982: 3, также 175).

Перефразируя, новый этос того, что влечет за собой управление государством, устанавливал новый стандарт не только того, каким должно быть государство, чтобы считаться хорошо упорядоченным, но также и для того, какие государства должны считаться великими державами.Либерализм сформулировал императив, в соответствии с которым отказ от прямого контроля государства над обществом становился необходимостью не только по причинам эффективности (создание излишка, который мог бы удовлетворить потребности государства, включая военную мощь), но также и, что более важно, по причинам соответствия новый общеевропейский стандарт управления (необходимость выглядеть «нормальным»). Учитывая склонность европейской мысли XIX века к концептуализации мировой истории в терминах этапов, происходящих в одном порядке и ведущих к одной и той же цели, отсутствие нормальности воспринималось более конкретно как медленная скорость цивилизационного развития. ^{Footnote 14} Россия отстала в введении того, что считалось цивилизованной формой правления, и это сделало ее неполноценной. ^{Footnote 15}

По моральным критериям после наполеоновских войн Россия была великой державой par excellence . В Вене 1815 года роль России как великой державы была институционализирована. В это время для конкретных целей управления системой государств было достаточно быть военным арбитром Европы. Только пять держав получили право иметь чрезвычайных и полномочных послов, и Россия была в их числе.Однако мы отмечаем, что Россия испытывала проблемы с поддержанием своего статуса великой державы на протяжении всего того, что Эрик Хобсбаум называет «длинным 19 веком» (1789–1917), и что это может быть объяснено фактором управления. Действительно, определение Ваттеля о том, что великая держава должна иметь возможность противостоять любому созвездию других держав, было подвергнуто испытанию после Венского урегулирования, когда все другие великие державы, объединившиеся против России в четырехкратном союзе, и Россия удерживали свои позиции. владеть с легкостью.В относительном выражении сила России ослабла на протяжении XIX века. Реализм не может объяснить это, но отчет, подчеркивающий фактор управления, может. Система правления лежала в основе растущей неспособности России соответствовать росту благосостояния (где-либо еще) в Европе.

Моральное прочтение слабого статуса России как великой державы на протяжении всего XIX века подчеркнет, как по мере смещения принципа легитимности в сторону народного суверенитета Россия возглавила арьергардные действия от имени королевского суверенитета.Такой отчет, конечно, уместен. Когда произошел сдвиг в позициях Британии и Франции относительно того, какими должны быть основополагающие принципы международного сообщества, ответ России состоял в том, чтобы настаивать на роли Бога и небесном мандате на царское правление. Царь Александр в 1815 году утверждал, что европейские монархи продолжали связывать вместе то, что они были братьями во Христе (Palmer 1974). Предложенный им Священный союз был ясно и недвусмысленно встроен в такую ​​дискурсивную вселенную. Однако, как видно по формальной и неформальной реакции на это, эти аргументы утратили не только свою очевидность, но и часть своей убедительности.Неспособность России сплотить другие великие державы, составлявшие Конгресс Европы, для реализации программы полицейских действий в Европе против режимов, основанных на народном суверенитете, демонстрирует, как несоответствие принципа легитимности привело к неспособности действовать согласованно. В результате продолжалось сомнение в статусе России как европейской или даже цивилизованной нации. Гримстед (1969: 3) права, когда утверждает, что

Статус России как великой европейской державы достиг своего апогея, потому что экономические, социальные и политические события, которые должны были преобразовать европейский континент в следующие сто лет, к 1800 году не отделили Россию от Западной Европы в такой степени, которая была бы столь очевидна. в Крымской войне в середине века.

По мере того как более либеральный тип правления закрепился как внутри страны, так и между государствами и утвердился как «нормальный», Россия снова стала отстающей. Что касается управления между государствами, Венский конгресс ознаменовал прорыв в международном управлении. Он стабилизировал государственные границы между европейскими государствами и изолировал Европу от соперничества за пределами Европы. Во многом так же, как Адам Смит задумал политические меры как предварительные условия для процветания экономики, международное соглашение разграничило определенные области (понимаемые как поддерживаемые государством общества), которыми должны управлять государства.Это изменило смысл того, что значит быть великой державой. По словам Пола Шредера, общие принципы Европейского концерта «прежде всего защищали права, интересы и равный статус великих держав, но они также обязывали эти полномочия выполнять определенные обязанности, связанные с этими правами — уважение договоров, невмешательства во внутренние дела других государств, готовность участвовать в решениях и действиях Концерта, а также общее соблюдение законности и сдержанности в их международных действиях »(Schroeder 1986: 12–13).Стало труднее и менее законно компенсировать плохое управление территориальной экспансией в Европе. В XVIII веке три раздела Польши и последующее территориальное расширение России, особенно после третьего раздела, оказали определенное благотворное влияние на положение России как великой державы. Напротив, имперская политика России в Польше, Финляндии и т. Д. В XIX веке не имела такого эффекта, но была довольно пагубной для ее положения. Объяснение этому можно найти во все возрастающем значении, придаваемом системам управления.

Это обычно закрывается реалистическим анализом, который часто приходит к выводу, что в период от венского урегулирования до Крымской войны (1853–1856) Россия не только была в безопасности в своей великой мощи, но и даже преобладала. Например, Уильям Вольфорт (1999: 21, примечание 30) считает, что Европейский концерт, действовавший в этот период, был «основан на русско-британской когегемонии». Пол Шредер не согласен, указывая

Распространенное мнение о том, что Россия пользовалась огромной и растущей мощью и авторитетом в Европе, пока Крымская война не сломала мыльный пузырь, является большим преувеличением.После 1815 года Россия никогда не была арбитром в Европе и не имела доминирующего влияния в Германии, которым какое-то время пользовались Екатерина II или Павел I, к чему стремился молодой Александр I (Schroeder 1986: 10).

Дело в том, что в основе не только растущего разрыва в относительных ресурсах, но и разрыва в принципе легитимности лежало различие в управлении. В основе проблем России как великой державы лежало ее нежелание и неспособность перейти от рациональности прямого правления к рациональности косвенного управления.Снова рассмотрим аргумент Линкольна о том, что

Если Россия должна была ответить на вызов, брошенный быстро индустриализирующимся Западом, она, в свою очередь, должна была найти способ добиться большей административной эффективности и внушить своим чиновникам среднего и высшего звена некоторую поддержку перемен. Российские бюрократы должны были реагировать на потребности нации, которой они служили, и необходимо было найти некоторые средства, которые позволили бы тем немногим, кто был хорошо осведомлен о сложных социальных и экономических проблемах, внести свой вклад в процесс формирования царской политики (Lincoln 1982: 6).

В книге Линкольна тщательно прослеживается, как этот процесс развивался в середине XIX века и завершился освобождением крепостных в 1861 году и привел к радикальным судебным реформам, прямо и явно вдохновленным европейскими моделями (особенно Lincoln 1982: 200). Однако ключевой интерес представляет то, что автократический порядок в России четко ограничивает возможности таких шагов. Если вся власть теоретически должна исходить от царя, бюрократия должна поддерживать принцип прямого контроля сверху.Следовательно, российские политики не могли действовать самостоятельно. Также не было никакого способа, которым они могли бы функционировать в качестве агрегаторов общественных интересов, помимо царя, и поэтому любое экономическое усиление формирующегося среднего класса не могло найти никаких прямых политических выражений. «В результате, когда новые социальные и экономические группы, составлявшие средний класс, подрывали власть абсолютизма на Западе, он усиливался в России» (Lincoln 1982: 7).

В исторической литературе существует широкий консенсус относительно логики и важности этого процесса.Что касается отношений между государством и обществом, проблема заключалась в том, что в России просто не было социальных агентов, необходимых для посредничества между государством и населением в целом. Это означало, что необходимое предварительное условие для косвенного правления отсутствовало. Учитывая отсутствие самоуправления среди подданных, если государство решит ослабить прямое правление, возникнет непосредственная опасность наступления анархии. Таким образом, шаги к косвенному правлению, которые повлекли бы за собой ослабление прямого правления, были исключены. Как пишет Гейер (1977: 27–8)

В результате нового отношения, навязанного правительству, период реформ стал свидетелем первого расцвета политической журналистики в России.[…] Общей нитью всей критики была оппозиция бюрократическому аппарату государства и требованиям самоуправления и «открытости» ( гласность ). Однако не существовало консенсуса по вопросу о том, кто должен нести ответственность за самоуправление в округах и провинциях: аристократы, «рожденные» для посредничества между правителем и его народом? собственники частной собственности в качестве наиболее респектабельной группы граждан? образованные классы как наставники народа и защитники демократических прав?

Государство не могло эффективно использовать ни одну из этих социальных групп, а это означало, что оно в основном зависело от государственного аппарата.Однако внутри этого аппарата режим снова столкнулся с элитными социальными силами, которые он не смог использовать для косвенного правления. Неспособность режима эффективно использовать свой собственный аппарат означала, что прямое правление также было неэффективным. Если опираться на формулировку Дэйва Алана Рича (1998: 29), «созданный династическим мифом автократии не оставалось места для профессионалов государства. Партнерство с растущими рядами экспертов, которые заполняли центральную бюрократию, и разделение с ними полномочий выходили за рамки его определяющих шаблонов.Примером Рича является Генеральный штаб России. Ответом военного руководства на реформы 1860-х гг. Было начало профессионализации. Это позволило организовать надежную операцию по планированию, но осуществить ее оказалось непросто, так как царь и его ближайшие родственники находились на вершине военной иерархии, из которой они могли затормозить этот процесс. Не сумев обойти царскую семью, Генштаб просто сдался. Как резюмировал Рич (1998: 19):

… гражданские политические лидеры, которые стремились к единству политики в Совете министров после 1905 года, в конечном итоге оказались в затруднительном положении из-за привычки к замкнутости и верховной власти, царя Николая II, который считал управление своей личной собственностью.Профессиональные бюрократы, эксперты, авторитет которых мог бы способствовать межминистерскому политическому единству, вместо этого смирились с ограниченностью, и не более того, как технические специалисты российского генерального штаба. В конце концов, профессионалы были не потенциальными защитниками автократии и империи, а фактическими гарантами их кончины. ^{Сноска 16}

Как и его предшественники, Николай действовал в соответствии с рациональным правительством, при котором царь должен был быть главой семьи.Этимологически мы можем даже проследить это в русском термине, обозначающем государство, gosudarstvo, , что в широком смысле переводится как владения господина. Нежелание позволить документам государя считаться чем-то большим, чем его прихоть, то есть нежелание подчинить руководство закону, означало, что бюрократизация в западном стиле сдерживалась сверху. После убийства Александра II в 1881 году его сын и преемник принял Статут об исключительных мерах, который дал одному такому органу, секретной политике, свободу действий в отношении подданных суверена.Цукерман (1996: 13) на основании внимательного прочтения заключает, что «политическая полиция к середине 1880-х годов уже действовала вне контроля обычной бюрократии». Поскольку эти меры оставались в силе до Октябрьской революции, в те годы Россию действительно можно охарактеризовать как «полицейское государство», но в совершенно ином смысле, чем то, что европейцы XVI и XVII веков имели в виду под словом «полиция».

Обратите внимание, что бюрократия имела тенденцию испытывать делегирование власти ad hoc органам, таким как тайная полиция, и последующая тенденция этих органов игнорировать инструкции бюрократии как прямое препятствие не только их собственной власти, но и эффективности. государства.Это можно увидеть, например, во внутренней борьбе между министерством финансов и министерством внутренних дел из-за развития рабочих движений. Вплоть до 1903 года, когда был установлен так называемый закон староста (старейшина), позволяющий выбирать старейшин из числа рабочих в качестве представителей, создание чего-либо, даже похожего на прото-профсоюз, было незаконным. Новый закон последовал за неудачной попыткой Сергея Зубатова, главы московской тайной полиции, создать подконтрольные полиции организации рабочих.Макдэниел (1988: 65) отмечает, что

Эксперимент Зубатова был самым близким российским государством к корпоративистской политике создания и сотрудничества зависимых организаций, стратегии, которая достигла заметных успехов с точки зрения властей во многих других странах.

В России, однако, государство было слишком отчужденным, промышленники — слишком слабыми, а рабочие — слишком непривычными к взаимным уступкам, необходимым для работы производственных отношений для успеха эксперимента Зубатова.Опять же, предпосылок для косвенного правления просто не было. Макдэниел подчеркивает, что автократический выбор не приспосабливаться к социальным группам был осознанным, цитируя вскоре ставшего министром внутренних дел, провозгласившего в 1902 году «полную независимость нашего правительства» (цитата Сипягина по McDaniel 1988: 58). Обратите внимание, однако, что он также прослеживает побуждение к косвенному изучению в этих дебатах по одной из явных причин, по которой Министерство финансов хотело принять закон starosta в первую очередь, было

, чтобы максимально снизить роль полиции на заводах.Закон был основан на требовании фабричных инспекторов разрешить им «вызывать депутатов-рабочих и разговаривать с ними» до того, как вмешается полиция. Они утверждали, что Министерство внутренних дел недостаточно осознает эту обязанность фабричной инспекции, и, к сожалению, со всеми беспорядками разбиралась полиция (McDaniel 1988: 90–1).

Конечно, представитель косвенного правления, министр финансов, был либералом (Витте), тогда как министр внутренних дел, склонный к прямому правлению, был консерватором.Консерватор был прав в своем предположении, что косвенное правление подорвет режим, и поэтому он выиграл дебаты. Можно сделать вывод, что по крайней мере некоторые российские бюрократы, а также немногочисленные либеральные политики разделили оценку европейских государственных деятелей в отношении слабости российского государства. Однако они не пришли к такому же выводу или, по крайней мере, не в такой степени, а именно, что Россия не соответствовала цивилизационным стандартам, необходимым для того, чтобы стать великой державой.

Для наших целей, где ключ заключается в разъяснении различных рациональностей правления и управления между Россией и другими европейскими режимами, эти анализы могут быть обобщены таким образом, чтобы дать им аналитическую поддержку даже сегодня.Рассмотрим, например, трактовку Моше Левина (1987) неспособности России к реформам. Левин утверждает, что на протяжении девятнадцатого и двадцатого веков российское государство воспринимало ситуацию как такую, когда Россия проигрывала западным конкурентам из-за относительной низкой производительности своих предприятий. В ответ российское (или советское) государство ослабило бы свой прямой контроль над предприятиями и поощрило бы их к усилению собственной инициативы. Предприятия пойдут вперед и сделают это, и в какой-то момент их успех вызовет требования к государству (в виде давления на разные системы и уровни налогообложения, на новое законодательство, на право голоса при принятии решений и т. Д. .) Государство не считало бы себя способным ответить на эти требования без общесистемных изменений и ответило бы прекращением реформ. Опираясь на перспективу управляемости, этот процесс легко определить как отказ государства принять изменение от логики прямого правления к логике косвенного управления. Обществу не позволено существовать как институциональная и, следовательно, непрозрачная реальность. Как видно из Европы, Россия придерживалась устаревшего и неэффективного режима государственной власти, из-за чего он казался совсем не великим.В результате, если еще раз процитировать Линкольна,

К 1856 году политические идеологии Запада выстроились в непоколебимой враждебной группе против тех самых заповедей и институтов самодержавия, которые Александр II поклялся защищать и которым просвещенные бюрократы были привержены по необходимости и убеждению. Европейцы без колебаний видели в российском самодержавии олицетворение той тирании, которую они боролись за уничтожение в революциях 1789, 1830 и 1848 годов, и сохранение автократии только укрепило некоторых из них в их сопротивлении претензиям России на признание в качестве европейской державы ( Линкольн 1982: 175).

Возможно, сопротивление царской империи давлению Запада с целью перехода к либеральному управлению стоило ей жизни, поскольку оно отчуждало режим от каждой отдельной возникающей социальной группы и ограничивало его военную мощь, когда это было больше всего необходимо. Споры о том, следует ли рассматривать баланс сил как баланс возможностей или как баланс угроз, имеют свое конкретное отражение в дебатах о том, следует ли оценивать великую державу с точки зрения материальных или воспринимаемых показателей.Например, Уильям Вольфорт (1987) демонстрирует, как за десятилетие до Первой мировой войны политики сбились с пути из-за своего доверия к цифрам, что заставило их сильно переоценить мощь России. Интересно, что державой, которая считала эту власть самой скромной, была сама Россия. Поскольку Уолфорт действует в рамках проблематики порядка, он довольствуется демонстрацией несоответствия. ^{Footnote 17} Акцент на корпоративном управлении предполагает, что более глубокое знание Россией своих слабостей в этом отношении объясняет ее скромность в общей оценке своего могущества.Более того, как показывает сам Вулфорт, именно неспособность иностранных наблюдателей осознать всю важность слабого влияния государства на общество для его международного положения и выживания сбила их с пути. Однако в самой России были ключевые люди, которые полностью осознали проблему. Вспомните причитание великого князя Константина Николаевича о том, что «мы не можем больше себя обманывать […] мы и слабее, и беднее первоклассных держав, и, кроме того, беднее не только материальными, но и умственными ресурсами, особенно в вопросах управления» ( цитируется по Ливен 1983: 21).Однако великий князь не заметил, что наличие на вершине кого-то вроде него было как раз одним из факторов, которые не позволяли царской России соответствовать административным системам «первоклассных держав».

Когда в последние месяцы своего существования царь обратился к послам союзников России, которые также были представителями самых либеральных государств в системе, общий ответ заключался в том, что царь должен расширить народную основу своего правительства. Несмотря на все трудности, он категорически отказался.После короткого социалистического междуцарствия был установлен коммунистический режим. По ресурсной базе советское государство быстро приблизилось к уровню ресурсов, которым когда-то располагала царская Россия. Реалисты могут объяснить это, указав на незаинтересованность Советского Союза в управлении системой, а дюркгеймианец может объяснить это, указав на другой принцип легитимности, на котором действовали коммунисты. Точно так же они могут дать дополнительные сведения о том, как Советский Союз восстановил свой статус великой державы после того, как одержал победу во Второй мировой войне.Но как они могут объяснить повторяющуюся актуальность мнения западных лидеров, таких как Уинстон Черчилль, о том, что российские лидеры были варварами, и соответствующее беспокойство советских лидеров по отношению к тому, что они на определенном уровне, очевидно, считали своими более высококультурными коллегами? ? Рассмотрим пример из периода, когда, согласно мнению реалистов, Советский Союз играл роль одной из двух мировых сверхдержав. В своих воспоминаниях Никита Хрущев сравнивает себя с героиней популярной пьесы 30-х годов «Любовью Яровой», где маленькая Дунька отправляется в путешествие по Европе.Выражение «как Дунька в Европе» перешло в обиход, переведя его как что-то вроде «деревенская деревенщина в большом городе». Хрущев писал, что

Поездка Дуньки в Европу имела большое значение и показала, что мы можем заниматься международными делами даже без приказов Сталина. Используя метафору, во внешней политике мы выбросили шорты мальчика и надели длинные брюки взрослого. […] Мы чувствовали свою силу (Хрущев 1993: 78).

Может быть, но как объяснить очевидную незащищенность в необходимости разъяснить, что чувствует лидер государства, которое воспринимало себя и воспринималось другими державами в системе как обладающее военной мощью великой державы? ? Выполнение критерия наличия достаточной экономической мощи, чтобы поддерживать военную мощь, которая была велика в относительном выражении, здесь представляется необходимым, но недостаточным критерием великой державы. От Великого князя Константина до Хрущева и не только, мы видим, что Россия продолжает бояться того, что (другие) европейские державы сочтут ее подчиненной.И действительно, начиная с конца 1980-х годов, постсоветские лидеры сами начали выявлять коренную причину своей неловкости по отношению к Западу в цивилизационном плане. Одним из ключевых лозунгов периода перестройки и была необходимость «воссоединиться с цивилизацией» — лозунг, который логически подразумевал, что советский путь каким-то образом увел россиян от нее (Neumann 2005). С падением коммунизма в течение следующих десяти-пятнадцати лет официальное российское самопонимание советского прошлого стало обвинять ошибочную систему управления в сохраняющихся проблемах в том, что часто называют цивилизованным миром.Произошел предварительный поворот к европейским либеральным моделям правления. В этот период понимание России как подчиненной часто разделялось самими российскими лидерами.

В течение 18-19 веков российская элита переняла ряд европейских социальных практик (модели брака, военные поставки и развертывание, дипломатия) и участвовала в управлении государственной системой способами, которые были явно связаны с великими державами ( иметь полномочных послов, быть державой-гарантом, участвовать в конференциях, получить право на основании права ).Тем не менее в европейских столицах — и в некоторой степени в самой России — сохранялись сомнения относительно ее роли как великой державы. Реалисты, которые рассматривают великую державу как вопрос наличия и способности проецировать материальную и особенно военную мощь, могут объяснить, почему Россия получила все большее признание, но не причиной сохраняющихся сомнений. Моральный подход, который серьезно относится к интерсубъективности и подчеркивает степень, в которой власть принимает совокупность норм, может объяснить некоторые сомнения. Однако он не может объяснить сохраняющиеся сомнения в периоды, когда Россия в значительной степени придерживалась международных норм.Я предположил, что учетная запись на основе управления, которая фокусируется на типах режимов и их представлениях другими державами, может. Моя учетная запись основана на власти и социально обоснована. Как отмечалось во введении, в то время как такое прочтение является чем-то новым в социальной теории и IR, не теоретизированный его прототип довольно заметен в работах российских историков. ^{Footnote 18} Например, Брюс Линкольн (1982) замечает о правлении Екатерины Великой, что одной из причин ее социальной политики было то, что статус России как великой державы «налагал императив гражданского мира и необходимость« проявлять должную заботу о нем ». ее граждане »(Lincoln 1982: 3, ср.175).

Голоса из прошлого: человеческая цена модернизации Японии, 1880–1930-е годы | Проекты учебных программ TEA Online

Урок (pdf)
Раздаточный материал 1 (pdf)
Раздаточный материал 2 (pdf)
Раздаточный материал 3 (pdf)

Авторы:

Susan Flickinger, Glenbrook South High School, Glenview, IL
Barb Podkowka, Friends School of Virginia Beach, Virginia Beach, VA
Лори Снайдер, Средняя школа Лонгмидоу, Лонгмидоу, Массачусетс

Введение

Во многих программах по всемирной истории изучение современной Японии переходит от Реставрации Мэйдзи (1868 г.) непосредственно к началу Второй мировой войны.Если позволяет время, краткий обзор китайско-японской и русско-японской войн может быть включен как начало пути Японии к империи и Второй мировой войне. «Большая идея», которой учили Японию в конце 19 — начале 20 веков, состоит в том, что Япония быстро «догнала» Запад, осуществив глубокую и широкую трансформацию и модернизацию. Сложная динамика этой быстрой модернизации — как ее преимущества, так и затраты — часто упускается из виду в переполненной учебной программе, но это важная история, аналогичная истории затрат и выгод модернизации в западных странах, которая предшествовала Японии в этом процессе.

На этом уроке рассматриваются внутренние истории модернизации Японии в конце 19-го и начале 20-го веков с акцентом на сегменты японского общества, которые не сразу извлекли выгоду из модернизации и изменений — людей на более низких уровнях социального порядка, особенно крестьянство (Hane 1982, 9-10). Горнодобывающая и текстильная промышленность подпитывались трудом женщин из бедных сельских районов. В то время как отрасли процветали, эти работники, как правило, не разделяли того благополучия, которое испытывали их работодатели (Bingham and Gross 1987, 157).Шарон Сиверс (1983, 57) подчеркивает роль женщин в модернизации: «Без труда японских женщин очевидное чудо экономического роста Японии было бы невозможным».

Некоторые группы людей не сразу выиграли от этой модернизации; на самом деле их положение могло ухудшиться. Фермеры, фабричные рабочие, женщины, занимающиеся проституцией, и шахтеры были среди тех людей, которые много работали на опасной работе за низкую заработную плату или заразились туберкулезом в результате условий труда.Исторические изгои Японии, Буракумин , жизнь которых всегда находилась в невыгодном положении из-за кастовой системы, также несли на себе бремя индустриализации. Конечно, важно отметить и установить связи в классе, что «обратная сторона» модернизации не была уникальной для Японии. Практически каждая страна, подвергшаяся модернизации, начиная с середины 19 века, прошла аналогичный путь, и студенты должны осознавать ситуации и параллели, изучая U.С. и европейская история.

В последние десятилетия историки провели обширные исследования опыта модернизации ранее незаписанных голосов, внося свой вклад в богатую социальную историю этого периода, основанную на мемуарах, дневниках, газетах и ​​других отчетах. На этом уроке у студентов есть возможность поработать с некоторыми из этих исследований, используя источники и рассказы, которые часто опускаются в учебниках того периода. Учащиеся будут применять навыки чтения, ведения допроса и анализа, используя различные первоисточники, чтобы рассмотреть истории «неучтенных» модернизации Японии.С помощью этих голосов учащиеся начинают создавать репрезентативную «картину» тех, кто не испытал на себе процветания быстрой модернизации Японии. Эти голоса добавят еще одно измерение в понимание учащимися сложного процесса модернизации, наблюдаемого во всем мире, и некоторых затрат на него в Японии, в частности, с 1890-х по 1930-е годы.

Уровень обучения / предметная область: Средняя школа / всемирная история, глобалистика, азиатские исследования, мировая литература

Требуемое время: 1 предварительное домашнее задание и 1 академический период

Материалы

Цели

По завершении этого урока учащиеся смогут лучше:

• Определите и опишите некоторые из различных групп, на которые наиболее негативно повлияла быстрая индустриализация Японии.
• Развивайте навыки анализа и интерпретации первоисточников.
• Примените анализ первичных источников, чтобы сформулировать личные переживания, представленные этими голосами.
• Начните оценивать человеческие затраты на модернизацию, составив список затрат / выгод на основе историй пяти различных социальных групп в Японии начала 20-го века.

Основные вопросы

• Каковы были некоторые затраты на быструю индустриализацию и модернизацию в Японии в конце 1800-х — начале 1900-х годов?
• Как разные сегменты общества испытали эти затраты?

Учителя

Слово «чудо» часто используется для описания экономического и политического подъема Японии в период от эпохи Мэйдзи, 1865–1912 гг., До эпохи Тайсё, 1912–1926 гг.Хотя сейчас большинство историков согласны с тем, что основы модернизации зародились в эпоху Токугава, драматические политические, экономические и социальные изменения произошли в конце 19-го и начале 20-го веков. Как и во всех странах, находящихся в процессе модернизации, некоторые сегменты японского общества извлекли из этого большую пользу, в то время как другие столкнулись с нарастающими трудностями, временами работая и живя в чрезвычайно сложных условиях.

Через Реставрацию Мэйдзи 1868 года недовольные и лишенные власти члены привилегированного класса самураев восстановили Императора как лидера нации, и оба построили и возглавили современное правительство от его имени.Самурайская элита, пришедшая к власти путем восстановления императора, провела обширную программу реформ, которая затронула практически все аспекты политической, экономической и социальной жизни Японии, положив начало новой эре для страны.

Для новых лидеров Мэйдзи достижение равного статуса с западными державами было первостепенной задачей, и средствами для достижения этой цели были скоростная индустриализация и модернизация всех аспектов общества. Эти усилия по модернизации воплотились в трех лозунгах:

• Бунмей Кайка: Цивилизация и просвещение
• Фукоку Kyōhei: Обогатите нацию; Укрепляем армию
• Shokusan Kōgyō: Поощрять промышленность

Среди широко распространенных изменений, сопровождавших индустриализацию, были развитие инфраструктуры, современное банковское дело, национальное обязательное образование и современные вооруженные силы.При этом семья модернизировалась, сложившиеся гендерные роли подвергались сомнению, и женщины попадали на оплачиваемую рабочую силу. Городские центры росли и отражали современный космополитический образ жизни, который связывал их с центрами культуры в Европе и Соединенных Штатах (Faison n.d.).

Национальное правительство было главным двигателем и спонсором экономического чуда Мэйдзи. Налоги обеспечивали большую часть капитала, используемого для финансирования строительства новой экономической инфраструктуры. В то время доминировали крупномасштабные проекты общественных работ, включая капитальный ремонт систем связи и транспорта, строительство дорог и железнодорожных линий, а также внедрение почтовых и телеграфных систем.Выбранные отрасли были нацелены, а капитал был направлен на строительство верфей, заводов и технических учреждений.

В сельской местности земля была приватизирована, что позволило фермерам продавать свою собственность, а в попытке повысить производительность фермерам было разрешено выращивать урожай по своему выбору. Хотя казалось, что такие изменения приносят пользу сельскому населению, осуществление реформ земельного налога, который должен был оплачиваться наличными, а не рисом, как раньше, привело к огромному бремени для землевладельцев.

Во время этого технологического скачка правительство и владельцы бизнеса продвигали идеалы «лестницы успеха»: это была идея о том, что благодаря образованию, целеустремленности и модернизации любой может добиться успеха. Однако этот идеал был нереалистичным для японских мужчин и женщин, составлявших рабочий класс, как и в западных обществах. Вместо этого последствия индустриализации создали для многих более серьезные проблемы и невыносимые условия (Yonemoto 2014).

Хотя упомянутые выше реформы привели к большой прибыли для некоторых и в целом к ​​увеличению благосостояния нации, не все выиграли от гонки нации за модернизацию. В период с 1880-х по 1930-е годы тысячи японцев оказались в условиях огромного неравенства и экономических трудностей. Опять же, в ситуациях, которые отражали опыт других стран, подвергшихся индустриализации и модернизации, рабочие, составлявшие основу экономического чуда Японии, обычно подвергались угнетению из-за низкой заработной платы, плохих условий труда и жизни и экономической нестабильности.Мужчины, женщины и дети из низших социальных слоев Японии, включая класс наследственных изгоев, буракумин- , трудились на текстильных фабриках и фабриках по намотке шелка, в угольных шахтах, на фермах и в публичных домах (Hane 1982). Современные исторические исследования придали больший вес опыту этих групп, что позволило нам получить более глубокое и детальное представление о современной классовой и гендерной истории в Японии, а также об опыте модернизации Японии. Имея доступ к этому опыту, студенты могут рассматривать параллели в процессе модернизации наций во всем мире.

Подготовка к уроку

1. Прочтите весь план урока, обращая особое внимание на Введение , История учителя и Пакет первичного источника .
2. Раздаточный материал 1, «Пакет первичных источников», содержит пять чтений. Выведите соответствующее число каждого чтения, чтобы пятая часть класса имела его.
3. Распечатайте копии Раздаточного материала 2 «Голоса из прошлой литературы для чтения» и Раздаточного материала 3 «Голоса из прошлого графического организатора» для каждого ученика в классе.
4. За день до урока разделите учащихся на пять групп, назначьте каждой группе основной источник и попросите учащихся заполнить Раздаточный материал 2 «Голоса из прошлого материала для чтения, часть A» в качестве домашнего задания.

План урока: пошаговая процедура

1. Начните урок со следующей подсказки: Что вы уже знаете о процессе модернизации? Подумайте о Соединенных Штатах или других странах, которые вы изучали в мировой истории — как страна модернизируется? Каковы краткосрочные и долгосрочные преимущества модернизации для страны? Кому выгодно? Кому не выгодна модернизация, по крайней мере, в краткосрочной перспективе? Почему? Дайте учащимся пять-семь минут, чтобы они записали свои ответы.Попросите учащихся обратиться к своим соседям и поделиться своими ответами.
2. Запросите несколько ответов, чтобы поделиться ими со всем классом. (Ответы студентов должны свидетельствовать о понимании того, что модернизация включает в себя следующее: (а) изменения инфраструктуры: дороги, железные дороги, мосты, методы строительства; (б) политические изменения: писаная конституция, избирательное право, земельные реформы, налоги; (в) экономические изменения: банковское дело, создание богатства, налоговые реформы, глобальный маркетинг; (d) усиление индустриализации: производство и добыча, рост международной торговли, рост наемной рабочей силы; (e) социальные изменения: одежда, семейные и гендерные роли, социальная мобильность, универсальность /Обязательное образование.)
3. Перейдите к сегодняшнему уроку, сообщив учащимся, что сегодня они собираются из первых рук изучить рассказы различных групп людей, которые участвовали в процессе модернизации Японии примерно с 1880-х по 1930-е годы.
4. На основе чтения домашних заданий предложите учащимся сформировать пять групп, причем все учащиеся, прочитавшие Документ A, в одной группе, Документ B — в другой и т. Д. Объясните, что эти группы будут «экспертами» по заданному им тематическому исследованию для этого классного экзамена.Попросите группы потратить 5–10 минут на обсуждение и обсуждение своих индивидуальных ответов на часть А раздаточного материала 2, которую они выполнили в качестве домашнего задания.
5. После того, как у групп будет время поделиться, обратите внимание студентов на Раздаточный материал 2, Часть B. Пусть они работают вместе, чтобы заполнить Часть B. По мере того, как учащиеся работают, рассмотрите их среди групп, чтобы проверить понимание. Каждый учащийся должен понимать содержание своего чтения и должен уметь обсуждать и выполнять роль «эксперта» по мере того, как учащиеся переходят в группы головоломки на Шаге 6.
6. Разберите группы так, чтобы в каждую новую группу входил «эксперт», представляющий каждый первичный источник. Каждая группа будет состоять из одного фермера, буракумина, фабричного рабочего, проститутки и шахтера. Раздайте всем учащимся Раздаточный материал 3 «Голоса бывшего графического организатора».
7. В каждой группе, составленной из мозаики, объясните, что каждый «эксперт», в свою очередь, поделится опытом японской группы, которую он / она изучал. Пока другие студенты в группе слушают «эксперта», каждый заполняет свой собственный графический органайзер.
8. Когда группы завершат работу с графическим органайзером, распустите группы и воссоздайте класс как единое целое для обсуждения в классе. Вот некоторые возможные вопросы:
   • Как модернизация повлияла на жизнь нижних слоев японского общества?
   • Какой опыт и чувства, похоже, разделяют все эти социальные группы?
   • Чьих голосов здесь не хватает?
   • Что могли сделать эти люди, чтобы решить свои проблемы? Есть какие-нибудь решения?
   • Кто отвечает за решение этих проблем?
   • Какую картину модернизации несут эти отрывки?
   • Какие аргументы в отношении процесса модернизации позволяют представить документы в совокупности?
   • Что еще вам нужно знать, чтобы сделать более широкий вывод о влиянии модернизации Японии?
   • Можете ли вы установить какую-либо связь между процессом модернизации в Японии и процессом модернизации в других странах?

Оценка

Вариант A: Попросите учащихся применить свои выводы, создав единую программу действий, основанную на общих проблемах пяти групп, которые они изучали.Сообщите учащимся, что общественная и политическая активность была результатом плохих условий жизни многих рабочих в то время не только в Японии, но и в странах по всему миру.

В своих группах, начиная с шага 7, попросите учащихся обратить свое внимание на определение общих проблем, которые разделяют группы, несмотря на их разные условия. Какие вопросы их объединяли? Если бы они могли улучшить условия для всех пяти групп, о чем бы они просили? Попросите группы выявить конкретные примеры и конкретные пожелания или действия правительства или владельцев отрасли, которые улучшили бы их условия.Либо в группах, либо для выполнения домашних заданий, попросите учащихся составить петицию к правительству о действиях по улучшению жизни и условий труда японских рабочих начала 20-го века. Петиции должны включать обоснование того, почему эти работники заслуживают лучших условий, и по крайней мере четыре конкретных жалобы и улучшения.

Вариант B: Учащиеся могут применить полученные знания, выполнив следующие письменные задания по оценке. Опираясь на обсуждения в группе / классе и используя конкретные подтверждающие доказательства из первоисточников, попросите учащихся написать аналитическую работу с ответом на вопрос: «Какова человеческая цена быстрой модернизации Японии (1880-1930-е годы) для низших социальных слоев?»

Выравнивание по стандартам

Общее ядро:

• CCSS.ELA-Literacy.RH.9-10.1: Приведите конкретные текстовые свидетельства в поддержку анализа первичных и вторичных источников, обращая внимание на такие особенности, как дата и происхождение информации.
• CCSS.ELA-Literacy.RH.9-10.2: Определите основные идеи или информацию из первичного или вторичного источника; дайте точное описание того, как ключевые события или идеи развиваются по ходу текста.
• CCSS.ELA-Literacy.RH.9-10.9: Сравните и сопоставьте трактовку одной и той же темы в нескольких первичных и вторичных источниках.

Национальные стандарты всемирной истории:

• Эра 7, Эпоха революций, 1750-1914, Стандарт 5: Модели глобальных изменений в эпоху военного и экономического господства Запада, 1800-1914 гг.
• Стандарт 5D: Учащийся понимает преобразования в Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии в эпоху «нового империализма».
• 7–12 классы: учащийся способен анализировать быструю индустриализацию, технологический прогресс и национальную интеграцию Японии в конце 19-го и начале 20-го веков.[Сформулируйте исторические вопросы]
• Стандарт 6: Основные мировые тенденции с 1750 по 1914 год.
• Стандарт 6A: Учащийся разбирается в основных мировых тенденциях с 1750 по 1914 год.
• 9–12 классы: учащийся способен оценить важность идей, связанных с национализмом, республиканизмом, либерализмом и конституционализмом, для политической жизни XIX века в таких государствах, как Великобритания, Франция, США, Германия, Россия, Мексика. , Аргентина, Османская империя, Китай и Япония.[Определите проблемы и проблемы в прошлом]

Стандарты английского языка:

• Стандарт 1: Учащиеся читают широкий спектр печатных и непечатных текстов, чтобы лучше понять тексты, самих себя, а также культур Соединенных Штатов и мира; получать новую информацию; реагировать на нужды и запросы общества и рабочего места; и для личного самореализации. Среди этих текстов художественная и документальная, классические и современные произведения
• Standard 2: Учащиеся читают широкий спектр литературы из разных периодов и во многих жанрах, чтобы получить представление о многих измерениях [e.ж., философское, этическое, эстетическое] человеческого опыта.
• Стандарт 7: Учащиеся проводят исследования по вопросам и интересам, генерируя идеи и вопросы, а также ставя задачи. Они собирают, оценивают и синтезируют данные из различных источников (например, печатные и непечатные тексты, артефакты, люди), чтобы сообщать о своих открытиях способами, которые соответствуют их целям и аудитории.
• Стандарт 12: Учащиеся используют устную, письменную и визуальную речь для достижения своих целей [e.g., для обучения, развлечения, убеждения и обмена информацией].

Список литературы

Бигхэм, Марджори Уолл и Сьюзан Хилл Гросс. Женщины в Японии от древних времен до наших дней. Женщины в мировом краеведении. Эд. Джанет Дональдсон. Сент-Луис-Парк, Миннесота: Glenhurst Publicaations, Inc., 1987.

Эбрей, Патрисия, Энн Уолтхолл и Джеймс Пале. Восточная Азия: Культурный. Социальная и политическая история, 2-е издание. Белмонт, Калифорния: Wadsworth / Cengage Learning, 2009.

Faison, Elyssa. «Япония Мэйдзи: от феодализма к современному имперскому государству». Нью-Йорк: Азия для преподавателей, Колумбийский университет «Азия для преподавателей», 11 февраля 2014 г.

Гарон, Шелдон. «Обрамление японской национальной идентичности от Мэйдзи до Хэйсэй, 1868 г. — настоящее время». Нью-Йорк: Азия для преподавателей, Колумбийский университет, без даты.

Гордон, Эндрю. Современная история Японии: от времен Токугава до наших дней. Нью-Йорк: Oxford University Press, 2003.

.

Хане, Микисо.Крестьяне, мятежники и отверженные: изнанка современной Японии. Нью-Йорк: Пантеон, 1982.

.

Ментон, Линда К., Норен В. Лаш, Эйлин Х. Тамура и Ченс И. Гусукума. Возвышение Японии. Гонолулу: Гавайский университет Press, 2002.

Сиверс, Шэрон Л. Цветы в соли. Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета, 1983.

Цуруми, Э. Патрисия. Заводские девушки: женщины на ниточных фабриках Мэйдзи, Япония. Принстон, Нью-Джерси: Princeton University Press, 1990.

Йонемото, Марсия.«Создание национальной идентичности: теория и практика становления современного японского государства». Лекция для летнего института «Чтение» Японии: современная японская история, информационный текст и общее ядро. Боулдер, Колорадо: Программа обучения Восточной Азии и Национальный консорциум преподавания Азии, 15 июля 2014 г.

Дополнительный ресурс

«Мельничные девушки». Лоуэлл, Массачусетс: Служба национальных парков, без даты.

---

Created © 2015 Программа обучения Восточной Азии, Колорадский университет в Боулдере.

.