Основные направления внешней политики в россии в 17 веке: Внешняя политика России 17 века, основные направления кратко (Схема, таблица)

Содержание

Внешняя политика России в 17 веке: основные направления, задачи, итоги

В истории нашей страны XVII век является весьма значимой вехой, так как в это время произошло немало событий, которые повлияли на все последующее развитие государства. Особенно важной была внешняя политика России в 17 веке, так как в то время было очень непросто отбиваться от многочисленных врагов, в то же время сохраняя силы для внутригосударственной работы.

Что определяло политический настрой?

В общем-то, потребности культурного, экономического и военного характера определяли все последующее развитие нашей страны в те века. Соответственно, и внешняя политика России в 17 веке была полностью зависима от тех задач, которые стояли перед государственными деятелями в те непростые времена.

Основные задачи

Во-первых, необходимо было срочно вернуть все земли, которые были потеряны в результате Смуты. Во-вторых, перед правителями страны стояла задача присоединить обратно все те территории, которые когда-то входили в состав еще Киевской Руси. Конечно же, во многом руководствовались они далеко не только идеями воссоединения разделенных когда-то народов, но и стремлением увеличить долю пахотных земель и количество налогоплательщиков. Проще говоря, внешняя политика России 17 века была направлена на восстановление целостности страны.

Смута крайне тяжело сказалась на стране: казна была пуста, многие крестьяне обнищали настолько, что с них попросту было невозможно брать подати. Получение новых земель, не разграбленных поляками, позволило бы не только восстановить политический престиж России, но и пополнить ее казну. В общем-то, это и была основная внешняя политика России в 17 веке. Таблица (10 класс школы должен знать ее идеально), приведенная далее в статье, отражает наиболее глобальные ее цели.

Выход к морю

Для их осуществления крайне важно было иметь выход к Черному и Балтийскому морям. Во-первых, наличие этих путей позволило бы без проблем укреплять экономические связи с Европой, налаживая поставки не только редких товаров, но и технологий, литературы и прочего, что могло бы помочь ликвидировать отставание страны в индустриальной сфере.

Наконец, пора было что-то решать с крымским ханом: несолидно крупной стране в то время страдать от набегов каких-то «мелкотравчатых» союзников турецкого султана. Впрочем, не стоит забывать про давнюю армейскую присказку про бумаги и овраги… На этом пути была масса сложностей.

Продвижение на Восток

Не следует забывать также о том, что внешняя политика России в 17 веке во многом преследовала цели расширения страны на Восток с целью дальнейшего освоения и эксплуатации тех земель.

В частности, для экспорта требовалось огромное количество соболиных мехов, которые пользовались в мире невероятным спросом. Проблема была только в том, что в европейской части страны эти ценные зверьки были давным-давно повыбиты. Наконец, настоятельно требовалось достичь Тихого океана и по нему установить естественную границу. И еще. В стране хватало «буйных голов», рубить которые было жалко. Было принято решение наиболее деятельных, но неспокойных людей высылать в Сибирь.

Так решалось сразу две задачи: центр государства избавлялся от «нежелательных элементов», а граница оказывалась под надежной охраной. Вот какой была внешняя политика России в 17 веке. Таблица покажет вам основные задачи, которые предстояло тогда решать.

Основные вехи внешней политики России XVII века
Основные задачи	Последствия, методы решения
Возвращение Смоленской земли, которая была потеряна во время Смуты	В 1632-1634 годах велась Смоленская война, по результатам которой Михаил Романов был признан Речью Посполитой законным правителем России
Покровительство лояльному к России православному населению Речи Посполитой	Это привело к Русско-польской войне 1654-1667 годов, а также способствовало Русско-турецкой войне 1676-1681 годов. В результате Смоленская земля наконец-то была отвоевана, в состав России вошел Киев и прилегающие территории
Решение проблемы с крымским ханом	Сразу две войны: вышеупомянутая Русско-турецкая война 1676-1681 годов, а также первые Крымские походы 1687 и 1689 годов. Увы, но набеги продолжились
Освоение земель Дальнего Востока	Была присоединена Восточная Сибирь. С Китаем заключен Нерчинский договор
Получение прохода к Балтике	Война со Швецией 1656-1658 годов, по результатам которой вернуть выход к морю не удалось

Внешняя политика России в 17 веке: основные направления, войны

Внешняя политика России 17 века — это комплекс целей и задач, которые требовалось решить Московскому государству после Смутного времени. Она включала в себя следующие ключевые моменты:

Западное направление: воссоединение со своими старорусскими — Смоленскими и северскими землями, а также с землями Украины (Киев, Чернигов, Галич, Волынь) и Белоруссии, которые с 14 века входили в состав Литвы, с 1569 года (с Люблинской унии) — в состав Речи Посполитой. Также была задача выхода к торговым путям Балтийского моря.
Южное направление: оборона против Крымского ханства.
Восточное направление: дальнейшая колонизация Сибири и Дальнего востока.

Конечно, она отличается от внешней политики Ивана Грозного сложностью, многоплановостью направлений. Однако стоит помнить, что основные направления остались неизменными. Тема эта является важной. Вы не представляете, сколько ребят спотыкаются о нее на экзамене. Поэтому рекомендую дочитать эту статью до конца.

Эпизод Смоленской войны

В 17 столетии перед Московским государством были актуальны традиционные для него основные направления внешней политики:

Западное направление включало в себя несколько задач

Воссоединение со старорусскими украинскими и белорусскими землями, которые находились под властью Речи Посполитой еще с 14 века. Польша с начала столетия стала активно вести политику ополячивания православного украинского населения, насаждать польское (самое жесткое) крепостное право, вводить польский язык и католическую веру. Такие насильственные действия вызвали протест, сначала пассивный, когда люди объединялись в братства и не принимали новых порядков, а затем и активные, которое вылилось в восстание Богдана Хмельницкого. В результате дело кончилось тем, что в 1654 году левобережная Украина с Киевом на правом берегу Днепра признавала верховенство Московии и вошло в ее состав на правах автономии. Это привело к продолжительной русско-польской войне 1654 — 1667 годов, подробнее о которой читайте здесь.
Борьба за выход в Балтийской море. Вы должны помнить, что в 16 веке была продолжительная Ливонская война за выход к Прибалтике, чтобы наладить торговлю через Балтийское море. Но ничего у у Ивана Грозного не вышло. Почему, читайте тут. Разумеется, задача требовала решений. В результате при Алексее Михайловиче Московия начала войну со Швецией 1656 — 1658 годов. Конфликт завершился Кардисским миром, по которому Московия отказывалась от всех своих приобретений в ходе войны в этом регионе. Войны на два фронта не получилось!

Южное направление

На юге ключевыми противниками Московского царства являлось Крымское ханство и Османская империя. Крымцы продолжали нападать на юг страны пленить людей и творить всякое беззаконие. Турция же вообще имела имперские планы по завоеванию Польши, Австрии, по расширению своих территорий на Балканах.

Когда на Украине началась война с Польшей, Турция решила воспользоваться ситуацией и напасть на нее. Гетман Правобережной Незалежной Петр Дорошенко признал власть султана, который в свою очередь вскоре обещал гетману приобретения Киева, а также иных земель к востоку от Днепра.

А как мы сказали выше эти земли уже были за Московией. Следовательно русско-турецкая война 1672 — 1681 годов была неизбежной. Она завершилась Бахчисарайским мирным договором, по которому граница между странами проходила теперь по Днепру, османы признавали за Москвой Киев и Левобережную Украину; казаки могли теперь ловить рыбу, а крымцы кочевать возле Днепра. Таким образом Московское царство отвоевало Украину не только у Польши, но и у Турции.

Восточное направление

Уверен, многие из вас задают себе вопрос: ну какое может быть восточное направление, ведь Москва еще в 16 веке присоединило к себе Казанское ханство (1552 год), Астрахансткое (1556 год), Сибирское начало присоединять с 1581 года! Дальше-то на Восток куда? Населения ведь в стране было немного.

Ответ будет довольно прост! Дело в том, что здесь мы имеем с так называемой стихийной колонизацией. Многие крестьяне бежали от крепостного права, войн и разрухи, смут на Восток. Здесь они передавали местным русский язык, православную веру. Также были и различные авантюристы вроде Хабарова, Дежнева, Пояркова и других, которые хотели узнать, что там дальше, на Востоке!

Экспедиция Дежнева

В результате в 1689 году между Московией и Китаем был заключен Нерчинский договор, по которому граница между государствами проходила по реке Амур. На самом же деле центральная Сибирь и Дальний Восток совсем не было освоены русскими людьми. Это были самобытные районы, где жило местное население, которое добывало пищу традиционными способами. Если подумать, то и сейчас в ряде регионов этих территорий уклад жизни практически не изменился.

Так что Японцы вполне могли себе легко захватить Камчатку, если бы только не слишком увлеклись резней друг друга, а по прошествии не оградились от всего мира политикой самоизоляции. Шанс у них отличный был! А сейчас вот вынуждены жить на своих островах, ожидая нового извержения смертоносных вулканов!

Как видите, событий в 16 веке было масса. И мы далеко не все их разобрали. На моих курсах подготовки я даю все необходимые материалы для изучения этой темы в форме моих же видеоуроков, авторских таблиц, презентаций, вспомогательных вебинаров. Наши ребята также решают тесты по этой теме в формате егэ. Неудивительно, что 90 баллов это средний результат наших ребят. Так что приглашаю и Вас к нам, пока все места еще не заняты. А то потом поздно будет!

С уважением, Андрей Пучков

Поделиться в соц. сетях

Project MUSE — Российская империя и мир, 1700-1917: геополитика расширения и сдерживания (обзор)

Вместо аннотации приведу краткую выдержку из содержания:

Журнал мировой истории 11,2 (2000) 390-391

[Доступ в PDF]

Обзор книги

Руссейская империя и мировой Сдерживание. К ДЖОН П. ЛЕДОНН. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, , 1996. Стр. xix + 394. 26,95 $ (ткань).

В конце XVII века Российское государство было игроком второго эшелона в международной политике, территория которого была приурочена (по большей части) к таежной и тундровой зонам северо-востока Евразии, но к началу ХХ века оно стала одной из великих держав мира, и ее территория чрезвычайно расширилась почти во всех направлениях: на запад до Балтийского региона и Польши, на юг до Черного моря, Кавказа и Средней Азии и на восток до окраин Маньчжурии и Моря Япония. Очевидный вопрос: как это произошло? Каким образом Российское государство могло с таким феноменальным успехом расширяться на протяжении большей части восемнадцатого и девятнадцатого веков и почему, собственно, оно никогда не прекращало расширяться? Эрудированный обзор международных отношений России между 9 и 19 веками Джона Ледонна.0019 1700

1917

[Конец страницы 390]

Книга ЛеДонна может многое предложить мировым историкам, не в последнюю очередь потому, что это одно из немногих исследований российских специалистов, явно направленных на рассмотрение истории России в глобальных или почти глобальных рамках. Его акцент на пространственной политике российской экспансии и «космическом сознании» российского внешнеполитического истеблишмента также проницателен и открывает ценную почву для сравнения с другими пространственно ориентированными элитами в других местах. В то же время в интерпретации Ледонна есть ряд моментов…

Интеллектуальная катастрофа философии национализма Владимира Путина

Владимир Путин, возможно, сошел с ума, но также возможно, что он просто смотрел на события через своеобразную историческую российскую призму и действовал соответственно. В конце концов, нападение на соседей не является чем-то новым для российского лидера. Это обычное дело. Это здравый смысл. Это седая традиция. Но когда он ищет современную риторику, способную объяснить себе или миру причины древней традиции, ему трудно что-либо придумать.

Он цепляется за политическую риторику давно минувших времен. Они распадаются в его руках. Он произносит речи и обнаруживает, что потерял дар речи или почти потерял дар речи. Возможно, это была первоначальная неудача, задолго до военных неудач, поразивших его армию. Тогда это не психологический сбой. Это философский провал. Подходящий язык анализа ускользает от него; поэтому ясность ускользает от него.

Проблема, которую он пытается решить, — вечная русская головоломка, которая и есть та самая «загадка, окутанная тайной, внутри загадки», которую Уинстон Черчилль приписывал России (и никогда не мог определить, хотя и считал, что «национальная проценты» предложил ключ). Это загадка, что делать с очень странным и опасным дисбалансом в российской жизни.

Дисбаланс состоит, с одной стороны, из величия российской цивилизации и ее географии, которые являются огромными преимуществами, а с другой стороны, из странной и упорной неспособности построить устойчивое и надежное государство, что является огромной слабостью . Российские лидеры на протяжении веков пытались справиться с дисбалансом, создавая самые жестокие тирании в надежде, что жестокость компенсирует отсутствие устойчивости. И они дополнили зверство необычной внешней политикой, не похожей ни на одну другую страну, которая, казалось, добилась цели.

Демонстрация против войны и нехватки продовольствия во Владивостоке, Россия, 1917 год. OFF/AFP via Getty Images

Жестокость и необычная внешняя политика помогли русским государство пережило 19 век, не рухнув, что было достижением. Но дважды в 20 веке государство разваливалось. В первый раз, в 1917 году, это привело к приходу к власти экстремистов и безумцев и одним из самых страшных бедствий в мировой истории. Никита Хрущев и Леонид Брежнев вернули государство в стабильное состояние.

Затем он снова рухнул. Второй крах, в эпоху Михаила Горбачева и Бориса Ельцина, был не таким катастрофическим. И все же империя исчезла, вдоль южных границ России вспыхнули войны, экономика развалилась, продолжительность жизни упала. На этот раз возглавил восстановление Путин. В Чечне он делал это с такой степенью бандитизма, которая дает ему одному из воюющих сторон в нынешней войне право на обвинение в чем-то вроде геноцида.

И все же Путин был способен не больше, чем Хрущев и Брежнев, добиться окончательного успеха, который должен был состоять в создании российского государства, достаточно прочного и устойчивого, чтобы избежать дальнейших коллапсов. Он беспокоится об этом. Очевидно, он паникует. И его заботы привели его к версии того же фундаментального взгляда на проблему, к которому в прошлом один за другим приходили его предшественники.

Зрелище похоже на климатическую паранойю. Это страх, что теплые принципы либеральной философии и республиканские практики с Запада, дрейфующие на восток, столкнутся с ледяными тучами русской зимы, и разразятся сильные бури, и ничто не уцелеет.

Но характерные коллизии, повторявшиеся неоднократно на протяжении столетий, всегда были философскими, с военными аспектами, ограниченными ответом России. Спустя десятилетие после вступления царской армии в Париж круг русских аристократов принял либеральные идеи под влиянием Французской и Американской революций. Они сговорились во имя новой и либеральной России. Они были арестованы и сосланы, а их предприятие подавлено. Но царь, которым был Николай I, был менее чем уверен в своей победе над ними.

В 1830 году разразилась новая французская революция, вызвавшая сочувствие и либеральные настроения то тут, то там в Европе, особенно в Польше. Николай I понимал, что подъему либерализма на рубежах его страны суждено возродить заговоры арестованных и сосланных либеральных аристократов. В ответ он вторгся в Польшу и вдобавок проглотил польское государство в составе царской империи.

Еще одна революция вспыхнула во Франции в 1848 г., которая привела к либеральным и республиканским восстаниям в еще большем количестве частей Европы — почти что континентальная революция, прямо свидетельствующая о том, что в Европе изо всех сил пыталась возникнуть новая цивилизация, уже не роялистская и не роялистская. феодальная, больше не подчиняющаяся диктату какой бы то ни было церкви, которая могла быть у власти на местном уровне, новая цивилизация прав человека и рационального мышления.

Войны прошли успешно. Континентальная революция 1848 г. потерпела поражение на континенте, и Николай I имел к этому немалое отношение. Он был «жандармом Европы». И царское государство просуществовало еще два-три поколения, пока наконец не произошло все, чего он опасался, и вдохновения немецких социал-демократов и других либеральных и революционных течений на Западе роковым образом не проникли в его собственную Россию. Это было в 1917 году. Его правнук, Николай II, был царем.

Рухнуло хрупкое Российское государство. Он возродился как коммунистическая диктатура. Но основная динамика осталась прежней. Взгляд Сталина на либеральные или либерализирующие течения Запада был идентичен взгляду Николая I, даже если словарь Сталина для выражения своих опасений не был царским. Сталин намеревался подавить либеральные или либерализационные настроения в Советском Союзе. Но он намеревался сокрушить их также в Германии, что было одной из первых целей его политики в отношении Германии, направленной на уничтожение больше социал-демократов, чем нацистов; а в Испании во время Гражданской войны там, где его политика направлена на уничтожение некоммунистов испанских осталось столько же или даже больше чем фашистов. Когда Вторая мировая война подошла к концу, Сталин приступил к подавлению тех же идей во всех частях Европы, которые попали под его контроль. Это правда, что он был взломан.

Но Хрущев, который не был взломан, также оказался Николаем I. В 1956 году, когда коммунистическая Венгрия решила изучить некоторые слабо либеральные возможности, Хрущев обнаружил смертельную опасность для российского государства, и он сделал то, что приказал Николай I. Выполнено. Он вторгся в Венгрию. Брежнев пришел к власти. Он оказался таким же. Среди коммунистических лидеров Чехословакии возник либеральный импульс. И Брежнев вторгся. Это были прецеденты мелкомасштабного вторжения Путина в новую либеральную и революционную Грузию в 2008 году и его вторжения в Крым в революционной Украине в 2014 году. Каждое из этих вторжений в 1920-й, 20-й и 21-й века были призваны сохранить Российское государство, не дав чисто философскому ветру либеральных мыслей и социальных экспериментов проникнуть через границу. И те же самые рассуждения привели к самому свирепому вторжению из всех, которое происходит прямо сейчас.

Иосиф Сталин (в центре) и другие высшие советские деятели стоят на балконе Мавзолея Ленина в Москве в 1926. AFP via Getty Images

Только Путин столкнулся с проблемой языка или риторики, которой не страдал ни один из его предшественников. Николай I в 1830-х и 40-х годах точно знал, как описать свои собственные войны против либеральных идей и движений Центральной Европы. Это было вызвано принципами мистического и православного роялизма. Он знал, за что он был и против чего он был. Он был защитником истинного христианства и священной традиции, врагом сатанинского атеизма, ересей и революционного беспорядка.

Его принципы вызывали отвращение у друзей французской и американской революций. Но они вызывали уважение и восхищение у друзей роялизма и порядка, которые с его помощью господствовали в Европе. Его принципы были благородными, торжественными, величественными и глубокими. Это были своего рода универсальные принципы, которые делали их достойными величия России, принципы для всего человечества, во главе с русской монархией и православной церковью. Это были живые принципы, основанные на реалиях эпохи, хотя и скрытые за дымом и ладаном, и они давали царю и его советникам возможность мыслить ясно и стратегически.

Сталин, Хрущев и Брежнев тоже умели описывать свои войны против либералов и диверсантов. Это было вызвано принципами коммунизма. Эти принципы тоже были величественными и универсальными. Это были принципы человеческого прогресса, пока Россия была во главе, — принципы для всего мира. Принципы вызывали поддержку и восхищение во всех странах, где были сильны коммунистические партии, а иногда и среди некоммунистов, которые принимали аргумент о том, что советское вторжение было антифашистским. Таким образом, коммунистические принципы также были основаны на реалиях своей эпохи, и это обоснование давало коммунистическим лидерам возможность делать свои собственные стратегические расчеты в духе ясности и уверенности в себе.

Но на какую философскую доктрину может претендовать Путин? Пропутинские теоретики должны были разработать для него что-то превосходное, способное создать язык, полезный для размышлений о ситуации в России в наше время и о вечной загадке российского государства. Но теоретики подвели его. Он должен их расстрелять. Возможно, неудача на самом деле не их вина, и это не причина не стрелять в них. Философское учение не может быть обработано произвольно, как спичрайтеры обрабатывают речи. Могущественные доктрины существуют или не существуют. И поэтому Путину приходится довольствоваться любыми идеями, витающими вокруг, хватая одну идею за другой и связывая их узлом.

Он почти ничего не почерпнул из коммунизма, кроме ненависти к нацизму, оставшейся со времен Второй мировой войны. Он также уделял много внимания своему антинацизму, и его акцент во многом объясняет ту поддержку, которую ему удалось заручиться среди своих российских соотечественников. Но в других отношениях антинацизм не является сильной стороной его доктрины. Роль неонацистов в Украине в последние годы была заметна, хотя бы в виде граффити и периодических уличных демонстраций. Но это была не главная роль и даже не второстепенная. Он был незначительным, а это означает, что акцент Путина на украинских неонацистах, который способствует его популярности в России, также вносит серьезное искажение в его мышление.

Вот источник его ошибочного убеждения, что большое количество украинцев, напуганных неонацистами, были бы рады увидеть российские танки, катящиеся по улицам. Но больше ничего от коммунизма в его мышлении не осталось. Напротив, он с сожалением вспоминал, что официальные коммунистические доктрины прошлого поощряли автономию Украины вместо того, чтобы поощрять подчинение украинцев большей российской нации. Позиция Ленина по тому, что раньше называлось «национальным вопросом», не является его собственной позицией.

Путин выступает перед военным парадом в честь 60-летия победы союзников над нацистской Германией во Второй мировой войне в Москве, 9 мая 2005 г. ЮРИЙ КАДОБНОВ/AFP via Getty Images

Из мистического роялизма царей он почерпнул, напротив, довольно много. Он обратил внимание на древнюю традицию, что приводит его к упоминанию роли Киева в основании русской нации в девятом веке и религиозных войнах 17 века между православной церковью (хорошими парнями) и римлянами. Католическая церковь (плохие парни). Роялизм — это не национализм, но Путин дал своему прочтению царского и религиозного прошлого националистическую интерпретацию, так что борьба православия против католицизма предстает как национальная борьба русских, к которым в его интерпретации относятся и украинцы, против поляки. Он ссылается на героическое казацкое восстание гетмана Богдана Хмельницкого в 17 веке, хотя он осторожно предпочитает не упоминать дополнительную роль Хмельницкого как руководителя одних из самых страшных погромов в истории.

Но в путинском националистическом прочтении прошлого нет ничего величественного или благородного. Его обращение к церковной истории подразумевает величие православной духовности, но, кажется, не отражает его, как если бы православие было для него просто запоздалой мыслью или украшением. Его национализм лишь внешне напоминает различные романтические национализмы Европы 19-го века и годы, предшествовавшие Первой мировой войне. Эти национализмы из прошлого имели тенденцию быть версиями универсальности, в которой каждый отдельный восставшие против универсализма якобинских диктаторов или многонациональных империй, претендовали на особую миссию для всего человечества.

Но путинский национализм не претендует на такую особую миссию. Это маленький национализм вместо грандиозного. Это национализм для крошечной страны — национализм со странно тихим голосом, вроде голоса сербского национализма в 1990-х, разглагольствующего о событиях 14-го века. Это, конечно, сердитый голос, но не в глубоком и громоподобном стиле коммунистов. Это голос обиды, направленный на победителей в холодной войне. Это голос человека, чье достоинство было оскорблено. Его бесят агрессивные поползновения торжествующего НАТО. Он кипит.

Но и его возмущению не хватает величия. В любом случае ему не хватает объяснительной силы. Цари могли объяснить, почему Россия вызывала вражду либеральных и республиканских революционеров: это потому, что Россия стояла за истинную веру, а либералы и республиканцы были врагами Бога. Коммунистические лидеры также могли объяснить, почему Советский Союз породил своих собственных врагов: это потому, что враги советского коммунизма были защитниками класса капиталистов, а коммунизм был гибелью капитализма.

Но Путин говорит о «русофобии», что означает иррациональную ненависть, что-то необъяснимое. Он также не идентифицирует высшую добродетель в своем негодовании. Цари считали, что если только они смогут победить мятежников и атеистов, они смогут предложить человечеству истинную веру. Коммунисты верили, что после победы над капиталистами и орудием капитализма, фашистами, освобождение мира будет не за горами. Но обида Путина не указывает на блестящее будущее. Это обида, обращенная назад, без лица, обращенного вперед.

Вот он, русский национализм, в котором нет ничего, что могло бы привлечь чью-либо поддержку. Я понимаю, что кое-где по всему миру люди действительно поддерживают Путина в нынешней войне. Они делают это, потому что таят в себе обиду на Соединенные Штаты и богатые страны. Или они делают это, потому что сохраняют благодарность Советского Союза за помощь в период холодной войны. Есть сербы, которые чувствуют братскую связь. Но вряд ли кто-то разделяет идеи Путина. Нечего делить. И никто в мире не предполагает, что разрушение Украины откроет новую, лучшую эру.

Доктрина не дает надежды. Предлагает истерику. Путин считает, что под якобы неонацистским руководством, захватившим Украину, миллионы россиян на территории Украины стали жертвами геноцида. Под «геноцидом» он иногда имеет в виду, что русскоязычных с этнической русской идентичностью принуждают говорить по-украински, что лишает их их идентичности — что подразумевается в его эссе 2021 года «Об историческом единстве русских и украинцев». ». В других случаях он довольствуется тем, что оставляет нетронутым смысл массовой бойни. В любом случае, он, кажется, был исключительно неубедительным в этом важном вопросе. Нигде на Земле никто не проводил акции протеста против геноцида миллионов русских на Украине. Почему бы и нет? Потому что Путин говорит тоном человека, который даже не стремится, чтобы ему верили, разве что люди, которых не надо убеждать.

Тем не менее, он цепляется за свою идею. Ему это подходит. Он считает себя культурным человеком, мыслящим самым возвышенным образом, человеком, который не мог бы вторгнуться в другую страну, не умея прибегнуть к великолепной философии. Он, кажется, жаждет утешения в этом вопросе, и именно поэтому, я думаю, он провел так много часов в телефонных разговорах с Эммануэлем Макроном, президентом родины интеллектуального престижа, которой всегда была Франция. Но его привязанность к великолепной философии — сердце катастрофы. Ибо как может человек ясно мыслить, если он наводнен такими ничтожными и нелепыми идеями? Он знает, что его окружают проблемы и вызовы реального мира, но его воображение бурлит негодованием по поводу средневековой истории, религиозных войн и казацкой славы 17-го века, параллелей между польским католицизмом прошлого и «русофобией» НАТО сегодня и ужасная судьба украинских русских от рук поощряемых Западом неонацистов. И среди бурлящих обид лучшее, что он может придумать, это внешняя политика царя Николая I 1830-х и 40-х годов.

Действительно, с точки зрения традиционного внешнеполитического реализма все, что я только что рассказал, следует отбросить как не относящееся к делу. Реализм — это идеология, которая обуславливает незначительность идеологий в пользу строгого внимания к отношениям власти. Это может означать только то, что путинские националистические бормотания в значительной степени бессмысленны, за исключением жалобы на НАТО и ее агрессию, которая считается не идеологической. Эта одна часть должна привлекать все наше внимание.

А надо ли? Люди, серьезно воспринимающие жалобы на НАТО, всегда относятся к опасности для России как к чему-то настолько очевидному, что не нуждаются в объяснении. Сам Путин указывает на поползновения НАТО на восток, бьет кулаком по столу и на этом останавливается, не излагая оснований своего возражения. Мы должны сделать вывод, что расширение НАТО представляет опасность для России, потому что однажды ни с того ни с сего армии НАТО могут хлынуть через границу на российскую территорию, как в 1812 году через границу хлынула армия Наполеона.

Тем не менее, если мы хотим ограничить анализ неопровержимыми фактами, как советует нам реализм, мы могли бы вспомнить, что за более чем 70 лет своего существования НАТО не дала ни единого намека на то, что она является чем-то иным, как оборонительным союзом. Нет никаких оснований предполагать, что однажды ни с того ни с сего НАТО, антинаполеоновское в принципе, на деле станет наполеоновским. Вместо этого цель расширения НАТО на восток заключалась в том, чтобы стабилизировать Европу и положить конец пограничным спорам, что также должно отвечать интересам России.

Тем не менее, бесспорно, что расширение НАТО все же взбесило Путина и напугало его. Только зачем? Думаю, ответ очевиден. И понятно, почему никто не хочет произносить это вслух. Европейские революции, напугавшие Николая I, в конце концов произошли, несмотря на все его усилия. Возникли либеральные республики. А в 1949 году либеральные республики объединились, как если бы они искренне верили, что либеральные и республиканские принципы действительно создают новую цивилизацию. И они защитили свою цивилизацию военным союзом, которым был НАТО. Таким образом, либеральные республики создали военный союз, содержащий в себе духовную идею, в которой заключалась красота либерально-республиканского проекта. Вот и революция 1848 года, наконец успешная и защищенная грозным щитом. И Путин видит проблему.

Расширение НАТО на восток бесит и пугает его, потому что оно стоит на пути здоровой и консервативной российской внешнеполитической традиции, заложенной Николаем I. Это политика вторжения в соседние страны. Там, где НАТО расширяется, Россия больше не может вторгаться, а достижения либеральной и республиканской революции уже нельзя отменить — во всяком случае, с помощью российских армий. Таким образом, противодействие расширению НАТО означает согласие с расширением России. Это признание очень странного русского экспансионизма, целью которого всегда было воспрепятствовать распространению революционной концепции на восток.

Но Путин этого не говорит, и никто другой. Это невыразимо. Любой, кто признал бы согласие с российской политикой вторжения в соседние страны, фактически сказал бы, что десятки миллионов людей на границах России или в близлежащих странах должны быть подвергнуты самым жестоким и смертоносным притеснениям по простейшим причинам. то есть избавить русский народ от соприкосновения с идеями и верованиями, которые мы сами считаем основой хорошего общества. Так никто и не говорит. Вместо этого допускается предположение, что Россия подвергается опасности со стороны НАТО, потому что перед ней стоит перспектива наполеоновского вторжения. Короче говоря, «реализм» — это принцип интеллектуального тумана, претендующий на роль принципа интеллектуальной ясности.

Люди зажигают свечи во время посещения мемориала, посвященного активистам Майдана, на Аллее Героев Небесной Сотни во время церемонии поминовения революции Майдана в Киеве, Украина, 20 февраля. Крис МакГрат /Getty Images

Почему, наконец, Путин вторгся в Украину? Это не из-за агрессии НАТО. И не из-за событий в Киеве IX века и православно-католических войн XVII века. Это не потому, что Украина при президенте Владимире Зеленском стала нацистской. Путин вторгся из-за революции на Майдане 2014 года. Революция на Майдане была именно революцией 1848 года — классическим европейским восстанием, вдохновленным теми же либеральными и республиканскими идеями, что и в те же уличные баррикады, только сделанные из резиновых покрышек вместо деревянных.

Я знаю это, потому что я изучаю революции — я неоднократно видел революционные восстания на разных континентах — и я видел революцию Майдана с трехмесячной задержкой. Я почувствовал революционное электричество в воздухе, и Путин тоже издалека. Революция Майдана была всем, чему Николай I намеревался противостоять еще в 1848–1849 годах. Она была динамичной, страстной, способной вызвать симпатии огромного количества людей. В конечном итоге революция Майдана превосходила революции 1848 года. Она не привела ни к вспышкам безумных утопий, ни к демагогии, ни к программам истребления, ни к хаосу.

Это была умеренная революция в пользу умеренной Украины — революция, которая предложила жизнеспособное будущее для Украины и тем самым открыла новые возможности для соседей Украины. И не провалилась, в отличие от революций 1848 года. Так что Путин был в ужасе. В ответ он аннексировал Крым и развязал войны в отколовшихся провинциях восточной Украины в надежде, что сможет нанести несколько ударов революционному успеху.

У него тоже было несколько побед, и украинцы, возможно, присоединились к нему, нанеся несколько собственных вмятин. Но он видел, что и в этом случае революционный дух продолжал распространяться. Он видел популярность в России своего оппонента Бориса Немцова. Он находил это ужасающим. Немцов был должным образом убит в 2015 году на мосту в Москве. Путин увидел шаг вперед Алексея Навального, чтобы предложить еще больше оппозиции. Он видел, что Навальный тоже оказался популярным, как будто этим фанатикам-реформаторам и их популярности не было конца. Путин отравил Навального и посадил его.

Тем не менее, вспыхнула новая Майданная революция, на этот раз в Беларуси. Еще больше революционных лидеров выступили вперед. Одной из них была Светлана Тихановская в Минске, которая баллотировалась в президенты в 2020 году против Александра Лукашенко, головореза старой школы. Она победила! — хотя Лукашенко преуспел в маневре «Остановить воровство» и объявил себя победителем. Путин одержал еще одну победу в своей нескончаемой контрреволюции, но в небольшом масштабе. Тем не менее успех Тихановской на выборах напугал его.

А Путина напугало появление Зеленского, который мог показаться, на первый взгляд, ничтожеством, простым телевизионным комиком, политиком с успокоительно-аккомодационной программой. Но Путин прочитал стенограмму телефонного разговора Зеленского с тогдашним президентом Дональдом Трампом, которая показала, что Зеленский на самом деле не был пустяком. Путин видел, что Зеленский умоляет об оружии. Стенограмма этого телефонного разговора могла даже дать ему ощущение, что Зеленский был еще одной героической фигурой в образе людей, которых он уже убивал, отравлял, заключал в тюрьму или свергал — кем-то неуступчивым, а потому опасным.

Он пришел к выводу, что революции Майдана суждено перекинуться на Москву и Петербург если не в этом году, то в следующем. Поэтому он посоветовался с призраками Брежнева, Хрущева и Сталина, которые направили его к главному мыслителю, которым является Николай I. А Николай I сказал Путину, что, если он не вторгнется в Украину, российское государство рухнет. Это была жизнь или смерть.

Путин мог бы отреагировать на этот совет, выдвинув проект по продвижению России в демократическом направлении и одновременному сохранению стабильности в России. Возможно, он решил увидеть в Украине доказательство того, что русский народ действительно способен создать либеральную республику, учитывая, что он считает украинцев частью русского народа. Он мог бы взять Украину в качестве модели, а не врага — модели того, как построить устойчивое государство, в котором всегда нуждалась Россия.

Но ему не хватает категорий анализа, которые позволили бы ему мыслить в этом направлении. Его националистическая доктрина не смотрит в будущее, кроме как предвидит надвигающиеся бедствия. Его учение обращено в прошлое. Итак, он заглянул в XIX век и поддался его очарованию, как поддаются очарованию бутылки или могилы.