rusidea.org

О двух Главковерхах русской армии в Первую мировую

После «великого отступления» русской армии и потери ей ряда крепостей в Польше 21 августа в Ставку прибыл император Николай II и объявил о своем твердом решении принять Верховное Главнокомандование. Генералитету ничего не оставалось, как подчиниться монаршей воле. Таким образом, царь сосредоточил в свои руках непосредственное управление не только громадной страной, но и армией.

Как справедливо замечают современные ученые, до Николая II, совместившего в свои руках всю полноту государственной гражданской и военной верховной власти, подобными властными прерогативами пользовался только Петр I (Португальский P.M., Рунов В.А. «Верховные главнокомандующие Отечества», М., 2001, с. 97).

Этот шаг довольно неоднозначно оценивался современниками. С одной стороны, приняв Верховное Главнокомандование, Николай II отныне оказывался в центре критики за возможные неудачи на фронте. С другой стороны, самодурство и военная некомпетентность великого князя Николая Николаевича стали слишком очевидны императору, чтобы он мог позволить и дальше сносить это. На фоне непрестанных поражений и неумения Верховного Главнокомандования исправить ситуацию фрондерство Ставки, ее нежелание считаться с Советом Министров, безумные решения становились совсем нетерпимы.

Император Николай II и Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич в Царском Селе

Исключительно плохой подбор ближайших сотрудников, навязанных великому князю в начале войны, но не смененный им за весь год своего главнокомандования усугубил вопиющую некомпетентность Верховного Главнокомандующего донельзя. Почему-то, когда все справедливо говорят о военной несостоятельности Николая II как полководца (полковник, мол), то забывают, что генерал-адъютант великий князь Николай Николаевич (участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в возрасте двадцати лет) уже во время войны своим руководством исключительно усугубил издержки предвоенной неготовности страны к войне.

Безусловно, занимая пост Верховного Главнокомандующего, император Николай пытался решить сразу несколько проблем. Во-первых, требовалось восстановить единство фронта и тыла. Законодательство военного времени, четко разграничивавшее полномочия армейских и тыловых центров власти, было рассчитано на то, что во главе вооруженных сил встанет сам царь. Как уже говорилось, руководство всех великих держав, вступающих в июле 1914 года в Первую мировую войну, было уверено в скором ее победоносном окончании.Чуть ли не единственным исключением стали англичане, не имевшие сильной сухопутной армии и убежденные, что борьба с Германией будет вестись на измор и никоим образом не будет окончена спустя каких-то полгода с момента первых выстрелов.

«Красный звон» в Петрограде и в Москве в ознаменование принятия Государем императором Верховного командования

Поэтому Николай II ставит во главе Действующей армии и, следовательно, руководителем фронтовой зоны своего дядю — великого князя Николая Николаевича. Последний являлся единственным представителем династии Романовых, окончившим Николаевскую академию Генерального штаба, а потому считался наиболее подготовленным военачальником, достойным занять пост Верховного Главнокомандующего, Военная служба великого князя, руководство кавалерией, военными округами, гвардией — лишь, как казалось, укрепляли в этом мнении.

Распоряжения Ставки вызывали резкое противодействие правительства. Однако Верховный Главнокомандующий не желал считаться с мнением министров, порой вызываемых на совещания в Барановичи. Великий князь Николай Николаевич даже стал пытаться направлять внешнюю политику государства, завязывая собственные дипломатические отношения (например, переговоры с Румынией или взаимодействие с Сербией), не говоря уже о ведшихся в Ставке совещаниях с представителями союзных держав. Отношение к проблеме Черноморских проливов — тому подтверждение. Между тем, невзирая на военное время, внешняя политика всегда оставалась исключительной прерогативой Николая II.

Во-вторых, своего упорядочения требовало и стратегическое руководство Действующей армией. Через полгода войны, когда, по уверению европейских Генеральных штабов война должна была закончиться, еще ничего не было решено. Армии Юго-Западного фронта увязли в Карпатах, армии Северо-Западного фронта остановились перед Восточной Пруссией, а боеприпасы уже жестко лимитировались: несколько снарядов в день на орудие. Тем не менее Ставка принимает план наступления на всех фронтах, что вполне логически закончилось поражением на всех направлениях (Августов в Восточной Пруссии и Горлицкий прорыв перед Карпатами).

В течение кампании 1915 года русская Действующая армия, обескровленная и не имевшая боеприпасов, отступала, оставляя противнику Галицию, Польшу, Литву. Казалось, что роль Ставки должна была только возрастать — во имя координации общих действий и перераспределения скудных резервов и технических средств ведения боя между фронтами. Однако, отдавая весной категорические приказы и распоряжения о принципе ведения военных действий («Ни шагу назад!»), в августе растерявшаяся Ставка стремилась отстраниться от непосредственного руководства войсками. Так, сам генерал-квартирмейстер Ставки Данилов Ю.Н. пишет: «Верховное главнокомандование в течение последних чисел июля и начала августа продолжало себя держать слишком нейтрально по отношению к событиям на фронте» (Данилов Ю.Н. «На пути к крушению», М., 2000, с. 31). К лету 1915 года стало ясно, что эта Ставка не может являться действенным органом Верховного Главнокомандования.

В августе 1915 г.: снарядов нет, резервов нет, крепости сданы, Действующая армия — обескровленная и морально надломленная — откатывается в глубь Российской империи. В Ставке, оказывается, продолжали искать виновников разгрома. Как и в начале войны, это оказались «предатели» в тылу, «шпионы» на фронте и все еврейское население России поголовно…

В-третьих, свою роль, безусловно, сыграла и личность великого князя Николая Николаевича. Популяризация Верховного Главнокомандующего в вооруженных силах летом 1915 года достигла своего пика. Это есть парадокс общественного массового сознания, когда фигура, на которой самой логикой лежит главная ответственность за ход и исход военных действий, в глазах миллионов сограждан остается в стороне от поражений, одновременно являясь вдохновителем всех побед. Взаимовлияние фронта и тыла увеличивало эту популярность.

Громадную роль здесь сыграла супруга великого князя, развив энергичную деятельность по наводнению прессы соответствующей информацией. А также — пропаганда либеральной оппозиции, которая при Ставке первого состава получила доступ к кредитам на оборону, которые практически не контролировались властями. Противопоставление фигур великого князя Николая Николаевича, поддерживаемое позицией самого великого князя, и императора помогало оппозиции вести борьбу за власть посредством подрыва авторитета Николая II на якобы выигрышном фоне его дяди.

Тогда происходит и организационное оформление оппозиции, создавшей организации, работавшие на оборону — Земгор. И не случайно образовавшийся в недрах Государственной думы Прогрессивный блок, взявший курс на борьбу с существующим режимом, был образован почти сразу после принятия императором Верховного Главнокомандования.

Действительно, нельзя говорить, что великий князь Николай Николаевич претендовал на трон Российской империи. Однако пользовавшиеся его именем силы умело манипулировали таковой потенциальной угрозой, дабы и дальше расшатывать власть Николая II. Популяризация великого князя как полководца, противопоставляемая «засилью тёмных сил» в Царском Селе, — это путеводная нить оппозиционной пропаганды. Православный публицист П.В. Мультатули считает даже, что смена Верховного Главнокомандования в 1915 году являлась (помимо исправления ситуации на фронте) «превентивным ударом» императора по планам государственного переворота, имевшего «целью ограничение власти Царя».

Вероятно, что определенные оппозиционные круги действительно делали ставку на переворот, в котором существенную роль должен был сыграть великий князь Николай Николаевич, — хотя бы в виде знамени, которое не допустит волнений генералитета и сохранит Россию в войне. Заигрывания Верховного Главнокомандующего с крупной буржуазией, лоббирование ее интересов в обход Совета министров, связи с либерально настроенными министрами, наконец, лидерство в русской «партии ястребов» показывали, что великий князь Николай Николаевич послужил бы великолепной ширмой для реализации планов, вынашивавшихся оппозицией.

Образование Прогрессивного блока во главе с Гучковым А.И. в эти дни означало создание штаба либеральной буржуазии в недрах Государственной думы. Того штаба, что взял курс на государственный переворот в виде отстранения от власти императора Николая II и установление конституционной монархии по британскому образцу, в котором реальная власть принадлежит крупному капиталу.

Намерения оппозиционных сил по ограничению власти царя, несомненно, находили отклик у великого князя Николая Николаевича и, не менее очевидно, что император знал об этом. Следовательно, Николай II смещал своего дядю не столько в силу какой-либо «ревности» во властолюбии великого князя, сколько в связи с опасениями переворота против интересов России, как их понимал император.

Что же касается намерения царя исправить положение на фронте, то существует точка зрения, что смена Ставки в августе 1915 года произошла не просто так, а в связи с подготовкой французами сентябрьского наступления в Шампани. То есть царь намеревался возглавить Действующую армию в момент, когда противник должен был остановиться. Возможно, что учитывалось и это. Но французы пытались атаковать и весной, и это не задержало перебросок ударных германских дивизий на Восточный фронт, а удар под Аррасом закончился ничем.

Отступление на востоке продолжалось, и 21 августа никто не мог предсказать, как скоро оно закончится. Очевидно, что в Петрограде осознали, что в сложившейся ситуации Ставка является скорее препятствием, нежели руководством. Поэтому, чтобы остановить вал беженства, насилий в прифронтовой зоне, панику высших штабов и продемонстрировать волю верховного руководства страной к продолжению борьбы, Ставка первого состава и была расформирована.

Наверное, тандем великий князь Николай Николаевич — генерал Алексеев М.В. и был бы удачнее, так как это вверяло управление фронтами в руки общепризнанного профессионала (великий князь Николай Николаевич, в отличие от царя, воспринимался высшим генералитетом именно так), одновременно позволяя царю оставаться в стороне от неблагоприятного хода событий. Но Николай II, сделав первый шаг (смена Ставки), сделал и второй, являвшийся продолжением первого (занятие поста Верховного Главнокомандующего).

Нельзя не подтвердить то справедливое мнение, что сменить великого князя на посту Верховного Главнокомандующего мог лишь сам император. Ни один генерал не мог теперь стать Главковерхом, ибо авторитет великого князя уступал авторитету только царя уже в силу самого статуса. Кроме того, с устранением великого князя Николая Николаевича руководство вооруженными силами выходило из-под наметившегося уже влияния политических противников царизма. Теперь оппозиции придется обрабатывать всю армейскую верхушку и прежде прочих нового начальника штаба Верховного Главнокомандующего, пост которого занял генерал Алексеев М.В. Соответственно реализация планов либеральной буржуазии, ведомой Прогрессивным блоком, военно-промышленными комитетами и Земгором, откладывалась в неопределенное будущее.

Следует сказать несколько слов о двух русских Главковерхах до Февраля. Итак, император Николай II весь первый год войны занимал двойственную позицию, которую он был вынужден занять вследствие настояний своего окружения и расчетов руководителей военного ведомства на скоротечную войну. Являясь Верховным вождем вооруженных сил Российской империи, царь назначает Верховным Главнокомандующим своего дядю — великого князя Николая Николаевича.

Двусмысленность ситуации заключается в том, что фундаментальный законодательный документ, регламентирующий ведение государством войны — Положение о полевом управлении войск в военное время, — изначально составлялся в расчете на то, что Верховным Главнокомандующим будет сам император. Казалось бы, естественное дело — глава государства одновременно является главой Действующей армии и военно-морского флота. Вполне естественно, это не предполагает, что Главковерх является полководцем — для того существует пост начальника штаба Верховного Главнокомандующего и профессионалы своего дела, в данном случае — военного дела.

В таком ракурсе составлялось, например, руководство в Германии. Кайзер Вильгельм II занимал пост Верховного Главнокомандующего, а фактическим полководцем (хотя, конечно, в современную эпоху, пользуясь выражением Свечина А.А., полководец может быть только «интегральным», то есть это коллектив) являлся начальник большого Генерального штаба. В России такого поста не существовало, но вместо него — Наштаверх.

Действительно, великий князь Николай Николаевич оставался в мобилизационном расписании Главковерхом до 1910 года, когда новый военный министр генерал Сухомлинов В.А., изменив расписание, обозначил там Главковерхом самого царя. После этого великий князь не участвовал в военных играх высшего генералитета, проводившихся, разумеется, под эгидой военного министра, и даже сорвал одну из них. Теперь, с началом войны, великий князь Николай Николаевич должен был занять пост командующего 6-й армией, прикрывавшей столицу. То есть войсками, которые не участвовали бы в боевых действиях.

Мировая война, ведущаяся всей нацией и государством, при размытом понятии фронта и тыла, всегда, так или иначе, управляется главой государства. Опыт обеих мировых войн двадцатого столетия подтверждает это, а закрепление в современных конституциях нормы, что Верховным Главнокомандующим является президент, то есть глава государства, доказывает правильность данного вывода. Тем не менее, предположение, что Большая европейская война будет скоротечной, побудило императора Николая II передать пост Главковерха своему дяде. Этот шаг, если не брать в расчет самого царя, был самым правильным: в той местнической военной машине, которой являлась русская.

Главковерхом мог быть либо наиболее авторитетный в своей безусловной исключительности генерал (таковой отсутствовал), либо лицо императорской фамилии. Самым подготовленным по праву считался великий князь Николай Николаевич — единственный член Дома Романовых, закончивший Академию Генерального штаба. Конечно, император был полон намерений сам встать во главе Действующей армии, что было вполне логично и естественно.

Вынужденный отказаться от данного шага с самого начала, царь выжидал удобного момента для реализации своих полномочий. Поэтому «с самого начала Великий князь был предупрежден о том, что это назначение носит временный характер. 20 июля 1914 года Правительствующему Сенату был дан именной Высочайший указ: «Не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера стать теперь же во главе наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий, признали мы за благо всемилостивейше повелеть нашему генерал-адъютанту, главнокомандующему войсками гвардии и Петербургского военного округа, генералу-от-кавалерии Е.И.В. Великому князю Николаю Николаевичу быть Верховным Главнокомандующим».

Таким образом, и в официальном документе также содержится намек на то, что назначение Великого князя носит вынужденный и временный характер. Это сразу поставило Верховного Главнокомандующего, получавшего огромную власть, в весьма двойственное, ущербное положение» (Айрапетов О.Р. «Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и на революцию. 1907-1917», М., 2003, с. 36).

Другой вопрос — профессионалы в окружении Верховного Главнокомандующего. От подбора этих людей, по сути, зависела судьба стратегического планирования на театре военных действий, так как сам великий князь последний раз был участником войны в 1877 году в конфликте с Турцией. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Янушкевич Н.Н. оказался настолько непригоден к своей должности, что можно только удивляться, как такой канцелярист вообще мог занимать перед войной высокие военные посты и, в частности, должность начальника Главного управления Генерального штаба. Фактически стратегией Ставки Верховного Главнокомандования руководил генерал-квартирмейстер генерал Данилов Ю.Н. — автор последних предвоенных планов войны против Центральных держав.

Этот доктринер не пользовался авторитетом в среде высшего генералитета, а потому война как совокупность операций вообще велась главнокомандованиями фронтов. Оба этих человека никогда не участвовали в войнах, а генерал Янушкевич к тому же вообще никогда не служил в строю. Это и есть первый и самый главный итог деятельности Ставки первого состава.

Брусилов А.А. справедливо вспоминал о великом князе: «Это — человек, несомненно, всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло… Назначение его Верховным Главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат, и никаких колебаний не будет… Я считал его отличным главнокомандующим. Фатально было то, что начальником штаба Верховного Главнокомандующего был назначен бывший начальник Главного управления Генерального штаба Янушкевич, человек очень милый, но довольно легкомысленный и плохой стратег. В этом отношении должен был его дополнять генерал-квартирмейстер Данилов, человек узкий и упрямый» (Брусилов А.А. «Мои воспоминания», М., 1983, с. 64-65).

Правда, что великий князь Николай Николаевич первоначально желал составить свой штаб из профессионалов. Наштаверх — первый начальник русского Генерального штаба генерал Палицын Ф.Ф. Генерал-квартирмейстер — наиболее подготовленный к роли стратега военачальник генерал Алексеев М.В. Этот состав Ставки был бы оптимален и, как представляется, в таком случае не были бы допущены те ошибки, что привели к тяжелейшим поражениям и неудачам. Достаточно сказать, что именно генерал Алексеев занял должность Наштаверха при императоре Главковерхе, а до этого всё тяжелейшее лето 1915 года фактически в одиночку сопротивлялся натиску австро-германцев в Польше, руководя восемью армиями из одиннадцати.

Тот состав Ставки, что оказался в реальности, целиком и полностью лежит на совести военного министра генерала Сухомлинова В.А., навязавшего его императору. Военный министр понимал, что при той Ставке, что будет выбрана самим великим князем, он не будет иметь на нее никакого влияния. В то же время генерал Сухомлинов сам мечтал занять пост Верховного Главнокомандующего и, когда выбор царя определился не в его пользу, составил штаб Ставки из собственных креатур. Результат оказался самым плачевным, ибо великий князь Николай Николаевич не мог спорить с императором (назначение членов Ставки осуществлялось волеизъявлением царя), а потом и сам смирился с этими людьми.

Положение и репутация императора Николая II и великого князя Николая Николаевича в действующих армиях резко отличались друг от друга и были парадоксальны настолько, насколько можно себе представить. Так, император постоянно выезжал на фронт. Разумеется, не на передовую, но — в войска, которые располагались сравнительно недалеко от линии фронта. Все эти посещения тщательно фиксировались им в своем дневнике.

Например, 31 октября 1914 года царь побывал в крепости Ивангород, под которой всего две недели назад шли ожесточенные бои с главными силами немцев. Другой, наиболее показательный пример, — это посещение войск Кавказской армии в тот момент, когда турки уже перешли в наступление, пока еще не раскрытое и не воспринятое русскими. Царь со своей свитой на автомобилях даже проехал от железнодорожной станции Сарыкамыш до Меджинкерта, где награждал отличившихся в боях чинов армии (1200 чел.). Продвижение императорского кортежа было засечено турецкими наблюдателями, так как неприятельская разведка уже выдвигалась вперед. Впоследствии турки сожалели, что не совершили нападения на русского императора, так как не предполагали, что царский кортеж может быть столь скромным.

В свою очередь великий князь Николай Николаевич вообще не бывал в войсках Управление сражениями проводилось посредством совещания со штабами фронтов Таким образом, Главковерх находился либо в Ставке (Барановичи), либо во фронтовых штабах. Объяснений этому существуют два. Первое основано на субординации, на том, что великий князь «никогда не посещал войска на фронте, всегда предоставляя делать это Государю, так как опасался вызвал этим подозрение в искании популярности среди войск».

Второе — на личной храбрости: «…его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность… великий князь до крайности оберегал свой покой и здоровье… он ни разу не выехал на фронт дальше ставок главнокомандующих, боясь шальной пули… при больших несчастьях он или впадал в панику или бросался плыть по течению… У великого князя было много патриотического восторга, но ему недоставало патриотической жертвенности» (Шавельский Г. «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота», Нью-Йорк, 1954, т. 1, с. 138).

При всем этом войска считали великого князя хорошим полководцем. Солдаты видели в нем заступника от деятельности «плохих генералов», а офицерский корпус рассматривал его как наиболее оптимальный вариант Верховного Главнокомандующего. В отношении же императора считалось, что он «несчастлив» именно как политический лидер и глава государства. В нем видели всего только «полковника», в то врем как в великом князе Николае Николаевиче — генерал-адъютанта. Иными словами, по мнению большинства различных чинов Действующей армии, от командармов до рядовых бойцов, великий князь являлся полководцем, а царь — нет. Характерно, что в эмиграции, уже зная ход и исход войны, мало кто из бывших высокопоставленных военных изменил свой взгляд на императора Николая II и его дядю.

Причин тому несколько. Во-первых, деятельность оппозиционной пропаганды, которой либеральная буржуазия намеренно противопоставляла царя великому князю в пользу последнего. Во-вторых, предвоенная деятельность великого князя Николая Николаевича на постах генерал-инспектора кавалерии, председателя Совета Государственной обороны, главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа оценивалась весьма высоко, так как сравнивалась с работой других великих князей на военных постах, а здесь, кроме генерал-фельдцейхмейстера великого князя Сергея Михайловича, и назвать некого. В-третьих, характер великого князя, внешность, манера поведения импонировали военным людям, в отличие от скромности и застенчивости царя.

Наконец, раздуваемая «распутиниана» побуждала видеть в великом князе одного из возможных преемников Николая II если не на троне, то на посту главы государства в военное время — диктатора. Само собой разумеется, что о срывах Верховного Главнокомандующего, его плачах в подушку в период поражений, необычайным образом выражаемый восторг и проч., никто не знал. Один из исследователей так писал о смене Верховного Главнокомандующего:

«Всегда уравновешенный Государь и был причиной резкого изменения положения на фронте после смены Верховного Командования. Уж, конечно, Государь не мог бы никогда плакать в подушку [после падения крепости Ковно], или задирать ноги, лежа на полу [о слухах отстранения Распутина от Двора], как это делал «мудрый полководец» Николай Николаевич» (Кобылий B.C. «Анатомия измены», СПб., 1998, с. 122).

В завершение сравнительной характеристики необходимо отметить главное — состояние вооруженных сил. В августе 1914 года великий князь Николай Николаевич получил в свое распоряжение превосходную кадровую армию, отлично подготовленную (по крайней мере, лучше французов и австро-венгров), имевшую активные наступательные планы, разработанные в мирное время, сносно оснащенную техническими средствами ведения боя и действовавшую против уступавшего в силах противника (равенство сил против Австро-Венгрии и несомненное превосходство против Германии). Все это богатство (по сравнению с ситуацией августа 1915 года) великий князь Николай Николаевич умудрился растранжирить уже к ноябрю.

Таким образом, нельзя было представить двух более разных людей, нежели царствующий племянник и его дядя. Но именно они занимали пост Верховного Главнокомандующего, и вступление царя в столь ответственную должность было вызвано прежде всего намерением изменить ход событий на фронтах, а также остановить ту безумную политику, что проводилась Ставкой первого состава в тылах Действующей армии.

Из книги М.В. Оськин «История Первой мировой войны», М., «Вече», 2014 г., с. 139-152.

voynablog.ru

«Заменить Верховного мог только Государь»

К 100-летию принятия Императором Николаем II верховного главнокомандования …

100 лет назад, 23 августа / 5 сентября 1915 года Император Николай II принял на себя Верховное главнокомандование. В опубликованном в тот же день высочайшем рескрипте говорилось: «Возложенное на Меня свыше бремя Царского служения родине повелевает Мне ныне, когда враг углубился в пределы Империи, принять на Себя Верховное командование действующими войсками и разделить боевую страду Моей армии и вместе с нею отстоять от покушений врага Русскую Землю». На следующий день Государь выехал в Могилев и после молебна подписал соответствующий приказ, в котором были следующие слова: «Сего числа Я принял на Себя предводительствование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий. С твердой верой в милость Божию и с неколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим Земли Русской».

Это решение Император Николай II принял в тяжелейших для России и Русской армии условиях. Продолжалось «великое отступление», все завоевания первого года войны были утрачены, войска испытывали острый снарядный и патронный голод, одна за другой пали русские крепости, войска противника заняли Польшу и часть Прибалтики, а германский флот едва не захватил Рижский залив. 5 августа пала Варшава, через несколько дней Ставка была вынуждена переехать из Барановичей в Могилев, Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич совершенно растерялся. Вот как описывает сложившуюся ситуацию военный историк А.А.Керсновский: «Аппарат Ставки начал давать перебои. В конце июля стало замечаться, а в середине августа и окончательно выяснилось, что она не в силах больше управлять событиями. В грандиозном отступлении чувствовалось отсутствие общей руководящей идеи. Войска были предоставлены самим себе. (…) Врагу были оставлены важнейшие рокадные линии театра войны, первостепенные железнодорожные узлы: Ковель, Барановичи, Лида, Лунинец. Предел «моральной упругости» войск был достигнут и далеко перейден. Удару по одной дивизии стало достаточно, чтобы вызвать отступление всей армии, а по откатившейся армии сейчас же равнялись остальные. Истощенные физически и морально бойцы, утратив веру в свои силы, начинали сдаваться десятками тысяч. Если июнь месяц был месяцем кровавых потерь, то август 1915 года можно назвать месяцем массовых сдач. На Россию надвинулась военная катастрофа, но катастрофу эту предотвратил ее Царь. Император Николай Александрович принял решение стать во главе армии. Это было единственным выходом из создавшейся критической обстановки. Каждый час промедления грозил гибелью. Верховный главнокомандующий и его сотрудники не справлялись больше с положением ‒ их надлежало срочно заменить. А за отсутствием в России полководца заменить Верховного мог только Государь».

Действительно, главной причиной, заставившей Императора пойти на этот шаг, был полный крах стратегии великокняжеской Ставки. Кроме этого, Император решил положить конец возникшему в стране «двоевластию», объединив в своем лице как гражданскую, так и военную власть, так как с началом войны Империя оказалась разделенной на две части ‒ театр военных действий, где все подчинялось воле великого князя и тыл, на который простирались полномочия Совета министров. Впрочем, была и еще одна причина ‒ великого князя не без оснований стали подозревать в симпатиях к либеральной оппозиции, которого последняя, по воспоминаниям жандармского генерала А.И.Спиридовича, намечала в диктаторы, а то и в регенты. По словам же дворцового коменданта В.Н.Воейкова, на тайных совещаниях либеральной оппозиции стали высказываться за осуществление дворцового переворота и замену Государя конституционным монархом «Николаем III», поскольку Николай Николаевич проявлял себя как сторонник парламентской системы, ответственного перед Думой министерства, приверженец либеральных взглядов и в частных разговорах с лидерами оппозиции резко отзывался об Императрице. Другой не менее важной причиной, заставившей Императора стать во главе своей армии, стало его религиозное чувство, которое, как вспоминала фрейлина Императрицы А.А.Вырубова, подсказывало монарху, что «долг Царя велит ему стать во главе своих войск и взять на себя всю ответственность за войну». Отметим, что желание встать во главе армии было у Императора уже в самом начале войны, но тогда его отговорили от этого шага министры. В условиях неудач Царь решил, что должен воодушевить свои войска и поступить так, как поступили к этому времени практически все монархи участвовавших в войне государств.

Решение Государя принять на себя обязанности Верховного главнокомандующего вызвало острое недовольство как у либеральной общественности, так и в сановных кругах. Как только стало известно о намерении Императора возглавить армию, на него было оказано сильное давление с целью заставить отказаться от этого решения. 12 августа председатель Государственной Думы М.В.Родзянко в письме Государю буквально настаивал на сохранении этого поста за великим князем Николаем Николаевичем, 17 августа к Царю обратилось большинство членов Совета министров с просьбой отказаться от этого шага. Против желания Царя стать Верховным выступила и его мать ‒ Императрица Мария Федоровна. Но решение Монарха осталось неизменным. «Уход великого князя и вступление Государя в верховное командование вызвали чрезвычайное возбуждение в политических кругах, не отдававших себе отчета в причинах, ‒ отмечал Керсновский. ‒ Событие это хотели оценивать исключительно с точки зрения политических интриг. В нем желали видеть только победу ненавистной Императрицы и влияние Распутина, имя которого в ореоле гнуснейших и нелепейших легенд успело уже стать всероссийским «жупелом». Общество и общественность отнеслись к перемене несочувственно. После кратковременного патриотического подъема начала войны верх снова стали брать упадочные настроения, и внимание общественности все больше стало переключаться с «внешнего» фронта на фронт «внутренний»».

Одни критики решения Царя стать во главе армии указывали на то, что он совершенно не подготовлен для этой должности; другие, мечтавшие о государственном перевороте, ‒ боялись, что оно укрепит связь Царя с армией; третьи, переживавшие за судьбу монархии, выражали опасение, что беря на себя личную ответственность за положение на фронте в период поражений, становясь «главнокомандующим отступающей армии», Царь рискует подрывать престиж монархии, так как отныне все неудачи будут приписаны непосредственно ему. В связи с этим Керсновский писал: «История часто видела монархов, становившихся во главе победоносных армий для легких лавров завершения победы. Но она никогда еще не встречала венценосца, берущего на себя крест возглавить армию, казалось, безнадежно разбитую, знающего заранее, что здесь его могут венчать не лавры, а только тернии. Государь не строил никаких иллюзий. Он отдавал себе отчет в своей неподготовленности военной и ближайшим своим сотрудником и фактическим главнокомандующим пригласил наиболее выдающегося деятеля этой войны генерала Алексеева, только что благополучно выведшего восемь армий из угрожавшего им окружения».

И действительно, как только генералитет узнал, что дальнейшее планирование военных операций ляжет на плечи нового начальника штаба ‒ генерала М.В.Алексеева, пришедшего на смену генералу Н.Н.Янушкевичу, все сразу же успокоились. Генерал А.И.Деникин вспоминал: «Этот значительный по существу акт не произвел в армии большого впечатления. Генералитет и офицерство отдавало себе ясный отчет в том, что личное участие Государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос: ‒ Кто будет начальником штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство. Что касается солдатской массы, то она не вникала в технику управления, для нее Царь и раньше был верховным вождем армии…»  В свою очередь, адмирал А.В.Колчак впоследствии отмечал: «Я всегда очень высоко ценил личность генерала Алексеева и считал его, хотя до войны мало встречался с ним, самым выдающимся из наших генералов, самым образованным, наиболее подготовленным к широким военным задачам. Поэтому я крайне приветствовал смену Николая Николаевича и вступление Государя на путь верховного командования, зная, что начальником штаба будет генерал Алексеев. Это для меня являлось гарантией успеха в ведении войны, ибо, фактически, начальник штаба верховного командования является главным руководителем всех операций».

Каковы же были последствия смены Верховного главнокомандующего? Фронт понемногу стабилизировался; отступление, местами граничившее с бегством, ‒ прекратилось, война перешла в позиционную стадию, а армия с каждым месяцем наращивала потенциал, обеспечивший ей в 1916 году определенные успехи. С приходом Царя на пост Верховного главнокомандующего и смены состава Ставки, многое поменялось в лучшую сторону: наладилось снабжение, исчезли конфликты между гражданской и военной администрацией, поднялся боевой дух армии.

Об этом хорошо пишет современный историк С.В.Куликов, цитатой из работы которого и закончим этот краткий очерк: «Принятие Николаем II верховного главнокомандования своим военным итогом имело коренной перелом на Восточном фронте в пользу России, поскольку привело к прекращению «Великого отступления», стабилизации фронта и созданию предпосылок для перехода русской армии в 1916 г. в грандиозное контрнаступление в связи с Луцким («Брусиловским») прорывом. Насколько последний Царь был крупным полководцем — судить трудно, поскольку сама тема «Николай II как верховный главнокомандующий» до сих пор серьезно не обсуждалась, однако ясно одно ‒ по крайней мере, способностью, в ходе руководства армией, выбирать на командные должности крупных и даже выдающихся полководцев, т.е. способностью, присущей именно крупным полководцам, он обладал вполне. Появление Царя в роли главковерха оздоровило сферу внутренней политики, так как сняло противоречия между Ставкой и Советом министров, высшими военной и гражданской властями. Государственный контролер П.А.Харитонов, который принадлежал к большинству министров, оказавшихся в числе противников удаления Николая Николаевича, тем не менее, говорил октябристу И.С.Клюжеву 10 сентября 1915г., подразумевая перемену верховного главнокомандования: «Ну, это явилось уже необходимостью. Ведь вы не можете себе представить, что делалось при великом князе. Возьмите, хотя бы, этот вопрос о беженцах (…) Теперь же, хотя Царь и не полководец, но, по крайней мере, теперь не может быть никакого раздвоения власти». Принятие Николаем II верховного главнокомандования ликвидировало пагубное двоевластие, чем, несомненно, способствовало эффективности высшего управления. Наконец, и с династической точки зрения перемена верховного главнокомандующего имела положительное значение, поскольку лишила тех лидеров оппозиции, которые стремились к государственному перевороту, возможности использования в целях его совершения Николая Николаевича как руководителя армии. В этом смысле удаление великого князя на Кавказ отдалило революцию на полтора года, позволив России в 1916 г. одержать победы на Европейском и Азиатском фронтах, а к 1917 г. ‒ оказаться в ряду потенциальных победителей».

Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук

ruskline.ru

Верховный главнокомандующий Русской армией и флотом Император Николай II в годы Великой войны

В начале июня 1915 года положение на всех фронтах резко ухудшилось: была сдана ранее захваченная крепость Перемышль, оставлен Львов. В июле покинута Варшава, а затем и вся Польша, позже часть Литвы. И противник продолжал наступать. На этом фоне в августе 1915 года Николай II вопреки мнениям части генералитета, Совета министров и «прогрессивной общественности» издал приказ по армии и флоту о принятии обязанностей Верховного Главнокомандующего: «Сего числа я принял на себя предводительствование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий. С твердою верою в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской»[1].

Следует сказать, что еще с началом Первой мировой войны Государь регулярно выезжал в Ставку, ездил на юг России, Кавказский фронт, посещал воинские части действующей армии, перевязочные пункты, военные госпитали, тыловые заводы и все, что играло роль в ведении этой невиданной по масштабам войны. Член комиссии РПЦ по вопросам богословия протоиерей Валентин Асмус, характеризуя воспитание Государя утверждает: «Можно сказать, что Николай II получил настоящее военное воспитание, и настоящее военное образование. Он всю жизнь чувствовал себя военным, это сказывалось на его психологии и на многом в его жизни» [2].

И действительно, Цесаревич изучал военное дело с большим увлечением, старательно составляя конспекты, снабжая их многочисленными рисунками. Кроме того, будущий Государь в течение двух лет служил в Преображенском полку, где исполнял обязанности субалтерн-офицера, затем – ротного командира. Целых два сезона Николай Александрович служил взводным командиром в гусарском полку, был командиром эскадрона, а в рядах артиллерии провел один лагерный сезон. Государь любил воинскую службу, а военные любили своего Царя. Церковно-общественный деятель, дворянин и эмигрант Евгений Евлампиевич Алферьев отмечал, что «в армии принятие Государем Верховного командования было принято восторженно», а историк русской армии Антон Антонович Керсновский считал, что « … это было единственным выходом из создавшейся обстановки. Каждый час промедления грозил гибелью. Верховный главнокомандующий и его сотрудники не справлялись больше с положением — их надлежало срочно заменить. А за отсутствием в России полководца заменить Верховного мог только Государь» [3].

Уже будучи в эмиграции, умудренный сединами профессор и последний начальник штаба корниловской дивизии в Русской Армии барона Врангеля, Евгений Эдуардович Месснер вспоминал: «Глядя на Императора, каждый видел в Нем стосемидесятимиллионную Россию, отчизну от Либавы до Владивостока. Не обожествляя, каждый видел в нем — говоря словами кавказской песни — Земного бога России, мощь России, ее величие, ее славу. Но к земно-божескому почитанию Николая Александровича добавлялась еще и особая любовь, возникавшая при лицезрении Его, хотя бы при мгновенном общении с Ним, любовь, которую пробуждали очевидные, ощутимые свойства этого добрейшего из Царей России — его милостивая улыбка, его ласковые глаза, его святительская душа» [4].

C мнением Месснера солидарен и русский генерал-лейтенант Александр Мосолов, который утверждал следующее: «Царь был не только вежлив, но даже предупредителен и ласков со всеми теми, кто приходил с ним в соприкосновение. Он никогда не обращал внимания на возраст, должность или социальное положение того лица, с которым говорил. Как для министра, так и для последнего камергера, у Царя было ровное и вежливое обращение» [5].

В своих мемуарах Мосолов выделяет исключительные качества Государя как монарха, военачальника и державного отца Империи, утверждает, что Николай II хорошо осознавал положение дел на фронте и являлся профессиональным военным. Стоит отметить, что уже самые первые решения главнокомандующего Николая II привели к существенному улучшению положения на фронте. Генерал Иванов сообщал в Ставку: «Сегодня (25 августа 1915 г.) наша 11 армия (Щербачёва) в Галиции атаковала две германские дивизии … было взято свыше 150 офицеров и 7000 солдат, 30 орудий и много пулемётов». «И это случилось сейчас же после того, как наши войска узнали о том, что я взял на себя верховное командование. Это воистину Божья милость, и какая скорая», — писал Император. «Всегда уравновешенный Государь и был причиной резкого улучшения положения на фронте после смены Верховного Командования» — объяснял стабилизацию фронта историк Кобылин. В Вильно-Молодечнеской операции (3 сентября — 2 октября 1915 года) Государь со своей Ставкой сумели прекратить крупное наступление немцев, в результате которого был захвачен город Борисов и остановлен натиск 10-й германской армии.

Дворянин и историк Михаил Лемке приводит слова генерал-квартирмейстера Пустовойтенко: «Прежняя Ставка, при Николае Николаевиче и Янушкевиче, только регистрировала события; теперешняя, при Царе и Алексееве, не только регистрирует, но и управляет событиями на фронте, и в стране. Царь очень внимательно относится к делу». Аналогичного мнения придерживался и уже упомянутый Евгений Алферьев отмечавший, что «своим присутствием в эпицентре грандиозных событий Государь вернул своей армии духовную силу для борьбы с внешним врагом. Та же духовная сила захватила и народные массы, возродила веру в победу и волю к труду по вооружению армии».

Одно из первых распоряжений Императора Николая II касалось наведения порядка на фронте, где он требовал «не останавливаться ни перед какими мерами для водворения строгой дисциплины в войсках».В начале октября Царь побывал на передовой в боевой линии Юго-Западного фронта, постоянно выезжал в действующую армию, а затем с сыном отправился в города, где функционировала военная промышленность. Они посетили Ригу, Псков, Ревель, Витебск, Одессу, Могилёв, Тирасполь, Рени на Дунае, Херсон, Николаев. С огромным усердием и желанием поддерживали почин Государя и другие Романовы.

Младший брат Царя Михаил Александрович в Первую мировую войну командовал кавалерийской «Дикой» дивизией, спал на простой солдатской койке с жесткими подушками, по утрам принимал холодные ванны, завтракал овсяной кашей, часто оставаясь голодным. Бойцы дивизии -представители горских народов, особенно гордились тем, что в бой их ведет брат Белого Царя. Сергей Михайлович Романов был полевым генерал-инспектором артиллерии при Верховном главнокомандующим, Александр Михайлович Романов заведовал авиационной частью в действующей армии. Генерал-лейтенант Георгий Михайлович Романов состоял при ставке Верховного главнокомандующего. Николай Николаевич Романов (младший) после отставки с поста главкома стал командовать войсками Кавказского фронта. Генерал-лейтенант Петр Николаевич Романов состоял при Ставке, а затем служил на Кавказе.

Воевали добровольцами на фронтах Первой мировой пять сыновей великого князя Константина Константиновича Романова. Их всех объединяла глубокая религиозность и любовь к Отечеству. Императрица с самого начала Великой войны посвятила себя раненым. Пройдя курсы сестер милосердия вместе со старшими дочерьми — Великими Княжнами Ольгой и Татьяной, — она по несколько часов каждый день ухаживала за ранеными в Царскосельском лазарете. Августейшие сестры выстаивали за операционным столом, были сиделками, выполняли любую тяжелую и грязную работу. Офицер пулеметной команды 10-го Кубанского пластунского батальона Семен Павлов, лечившийся в Собственном ее Величества лазарете вспоминал: «Высокие Сестры любили Свой лазарет. Любовь эта проявлялась на каждом шагу и не на словах, а на деле – в каждой мелочи обыденной жизни. Прежде всего, взять бы хотя одно: все свободное время Семья Государя отдавала раненым и больным воинам вообще и в частности, раненым и больным Своего лазарета … Заботы и огорчения раненых весьма близко принимались Высокими Особами к сердцу.

В тяжелые минуты никто не умел так утешить человека, как Государыня. Простота Высоких Особ прямо очаровывала раненых, и они в свою очередь отвечали Им восторженным обожанием» [6]. Следует отметить, что решительные шаги Главнокомандующего Николая II остановили неблагоприятный ход войны. «История скажет, каким крестным путём, шла с какими сверхчеловеческими трудностями боролась летом 1915 г. наша армия», — свидетельствовал протопресвитер русской армии Георгий Шавельский. Генерал Краснов констатировал: «В Императорской армии была глубокая вера друг в друга. Первейший генерал и последний рядовой носят имя солдата. Это было свято. Этому верили, потому что видели Государя с Наследником в окопах под артиллерийским огнём…».

Деятельность Императора Николая II на посту Главнокомандующего дала великолепный результат. Уже через год русские войска смогли совершить великий по своему масштабу прорыв, названный Брусиловским по имени нового командующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова. «Войска чудно сражаются и многие батальоны и даже отдельные части проявляют столько героизма во время битвы, что трудно запомнить все случаи» — писал Николай II 19 июня 1916 года из Ставки. Во время подготовки и осуществления Брусиловского прорыва Главнокомандующий постоянно находился в Ставке, работая с бумагами, принимая доклады порой до двух-трех часов ночи. В итоге русские войска в Брусиловском прорыве взяли до полумиллиона пленных солдат и офицеров противника! На Кавказском фронте Императорской армии также сопутствовал успех, началось зимнее наступление на превосходящую почти более чем в два раза по численности турецкую армию. Эрзерумская наступательная операция, проведённая на трехсоткилометровой полосе горного участка с конца декабря 1915 года по 19 февраля 1916 г. завершилась полнейшим успехом. Кавказская армия пленила более 13 тысяч турецких солдат и офицеров, захватила 300 орудий и овладела крепостью Эрзерум.

Под руководством Государя Николая II была организована работа оборонной промышленности по обеспечению тяжёлого вооружения, блестяще налажена поставка на фронт необходимого количества снарядов и патронов с лета 1915 по осень 1916 года. Военный министр Дмитрий Савельевич Шуваев на заседании Государственной Думы 4 ноября 1916 года отмечал что выпуск вооружения в 1916 году по сравнению с предыдущим годом увеличился следующим образом: «Трехдюймовые орудия в 8 раз, 48-линейные гаубицы в 4 раза, винтовки в 4 раза, 42-линейные снаряды в 7,5 раз, 48-линейные снаряды в 9 раз, шестидюймовые снаряды в 5 раз, трехдюймовые снаряды в 19,7 раза, взрыватели в 19 раз, 48-линейные и шестидюймовые фугасные бомбы — в 4 раза и в 16 раз. Взрывчатые вещества в 40 раз, удушающие средства в 69 раз».

И в конце своего выступления под аплодисменты собравшихся Шуваев добавил: «Это — повелительные указания Державного Верховного нашего Главнокомандующего нашей доблестной армии … Позвольте еще раз высказать полную уверенность старого солдата, что мы не только должны победить, мы победим, победим во что бы то ни стало». В годы Великой войны Ставка Николая II располагалась на территории Могилевской губернии в городе Могилеве. Жил Государь в небольшом двухэтажном доме, где занимал две комнаты на втором этаже, одну используя под царский кабинет, другую под спальню. В Ставке не было времени на увеселительные мероприятия, одна лишь работа, бесконечные совещания, доклады и бумаги. Но Николай II с этим прекрасно справлялся, не имея даже личного секретаря.

Генерал Курлов утверждал: «… Государь всем сердцем любил свои войска, душой отдыхал среди офицеров от тягот, сопряжённых с его положением … ». Другой человек, хорошо знавший Императора, генерал Воейков писал: «Любил же Государь посещать офицерскую среду из-за возможности встречаться с людьми, которых редко видел и с которыми мог вести непринуждённые разговоры об интересовавшей его военной жизни». Интересный факт: Государь так до конца жизни и носил звание полковника, так как считал невозможным самому себе повышать звание, тем более что полковничьи погоны он получил из рук любимого отца Императора Александра III в 1892 году. Пока в Ставке кипела напряженная работа и планировалось решающее наступление в 1917 году, генерал-квартирмейстер (заместитель начальника Полевого генерального штаба Германской империи), генерал-полковник Людендорф, оценивая военную обстановку на конец 1916 года, писал: «В результате реорганизации русской армии значительно возросла ее мощь….Верховному главнокомандованию придется считаться с тем, что неприятель в начале 1917 года будет подавляюще сильнее нас. Наше положение чрезвычайно тяжелое и выхода из него почти нет. Наше поражение казалось неизбежным».

Именно на таком фоне в стране произошел февральский переворот. Это не была спонтанная и всероссийская революция, что отмечал писатель Александр Солженицын: «Нигде, кроме Петрограда, не было предрасположения к восстанию. Февральская революция произошла как бы не в России, но в Петрограде, потом и в Москве за Россию, вместо неё, а всей России объявили готовый результат. Если б революция была стихийной и всенародной — она происходила бы повсюду … К Февралю народ ещё никак не утерял монархических представлений, не был подготовлен к утере царского строя» [7].

Дадим слово нашим идеологическим оппонентам. Советский писатель и журналист Михаил Кольцов в двадцатые годы был в стане победителей, тех, кто истреблял Романовых «как класс», кто всячески клеветал и унижал память последнего Царя, поэтому для нас интересен тот неожиданный вывод, к которому он пришел: «Где тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека – самого Николая. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал Царя один Царь. Не он погубил, его погубили». В те окаянные дни генерал-майор Александр Спиридович, будучи начальником императорской дворцовой охраны, сказал прекрасные слова: «Наши генералы, так часто кокетничающие словами «я солдат», забыли эти замечательные простые слова, именно, в тот момент, когда должны были сказать — мы можем дать советы по вопросу наступать или отступать, но по вопросу отречения благоволите обратиться в Сенат, Государственный Совет — мы не компетентны, мы «солдаты». Они же … Не только не ответили так на вопрос об отречении, они имели смелость поднять этот вопрос, который был совершенно вне их компетенции, выше их политического разума» [8].

Отметим, что наши так называемые союзники по Антанте не желавшие победы России, и ее послевоенного усиления, с первых дней переворота начали поддерживать мятежников. Англия и Франция еще 1 марта 1917 года официально через своих послов заявили что «вступают в деловые сношения с Временным Исполнительным Комитетом Государственной Думы, выразителем истинной воли народа и единственным законным временным правительством России» [9].

Британский премьер-министр Ллойд Джордж, выступая в английском парламенте, «с чувством живейшей радости» приветствовал свержение русского Царя: «Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война»; «громкие возгласы одобрения раздались со всех мест» [10].

Радовался и неприятель: «Огромная тяжесть свалилась у меня с плеч», — записал в своём дневнике генерал Людендорф. И действительно, лишь февральский мятеж не позволил России выиграть Первую мировую войну. С заменой Верховного главнокомандующего Государя Николая II и его отречением не стало Царя на престоле, а фронт в итоге рухнул. Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс, одна из организаторов и член Центрального Комитета партии кадетов, активная участница февральских событий писала: «Когда упала корона, многие с изумлением заметили, что ею заканчивался, на ней держался центральный свод русской государственности … Заполнить опустошение оказалось не под силу кадетам» [11].

Анализируя произошедшие события, интересно ознакомиться с точкой зрения американского ученого Ричарда Пайпса о том, что Николай II отрекся из патриотических соображений, желая спасти русскую армию от разложения, причем он обсуждал это действие не с Думой и ее Временным правительством, а с генералом Алексеевым и командующими фронтами. Исследователь утверждает, что если бы Царь заботился в первую очередь о сохранении трона, он мог скоропалительно заключить мир с немцами и бросить войска с фронта на усмирение бунта в Петрограде и Москве. В итоге, Государь предпочел отказаться от короны ради спасения фронта и продолжения борьбы с внешним врагом. «Мало эпизодов Великой войны, — писал Уинстон Черчилль, — более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие 1916 года. Это был последний вклад русского Царя и русского народа в дело победы … В марте Царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна. Тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру — к тому моменту выиграл войну для России … Держа победу уже в руках, Россия пала на землю заживо, как древле Ирод, пожираемая червями».

Это признавали и сами заговорщики. Так, лидер кадетов и по совместительству министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков писал в декабре 1917 года: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования»[12].

«Если бы Россия в 1918 году осталась организованным государством, все дунайские страны были бы ныне лишь русскими губерниями, — сказал в 1934 году канцлер Венгрии граф Бетлен. — Не только Прага, но и Будапешт, Бухарест, Белград и София выполняли бы волю русских властителей. В Константинополе на Босфоре и в Катарро на Адриатике развевались бы русские военные флаги. Но Россия в результате революции потеряла войну и с нею целый ряд областей …».

В завершение своего доклада хотелось бы несколько слов сказать о трогательном моменте прощания Государя Николая II со своей Ставкой. Генерал-лейтенант Свиты Дмитрий Николаевич Дубенский вспоминал: «Весь зал был переполнен, стояли даже на лестнице и при входе… Его Величество был окружен со всех сторон. Около него находился генерал Алексеев, в его глазах были слезы. Государь немного помолчал, затем при глубочайшей тишине своим ясным, звучным голосом начал говорить….Уже при первых звуках голоса Государя послышались рыдания, и почти у всех были слезы на глазах, а затем несколько офицеров упало в обморок, начались истерики, и весь зал пришел в полное волнение, такое волнение, которое охватывает близких при прощании с дорогим, любимым, но уже не живым человеком… Государь начал обходить команду, которая так же, как и офицерский состав Ставки, с глубокой грустью расставалась со своим Царем, которому они служили верой и правдой. Послышались всхлипывания, рыдания, причитания; я сам лично слышал, как громадного роста вахмистр, кажется, кирасирского Его Величества полка, весь украшенный Георгиями и медалями, сквозь рыдания сказал: «Не покидай нас, батюшка». Все смешалось, Государь уходил из залы и спускался с лестницы, окруженный толпой офицеров и солдат. Я не видел сам, но мне рассказывали, что какой-то казак-конвоец бросился в ноги Царю и просил не покидать России. Государь смутился и сказал: «Встань, не надо, не надо этого». Генерал-майор Донской армии Михаил Георгиевич Хрипунов вспоминал: «Я имел счастье быть флигель-адъютантом с 23 ноября 1915 г. до печальнейшего дня скорби Российской — вынужденного отречения от трона моего Государя».

Генерал Воейков написал о нашем Императоре Николае II: « …Личность Царя не была справедливо оценена его подданными … всю красоту его нравственного облика поймут только будущие поколения … Также поймут и оценят в будущем Государя Николая II и все народы мира. Он пал жертвою натиска интернационалистов, встретивших единодушную поддержку со стороны чужестранцев: всем им было на руку падение великой России на пути к её расцвету и прогрессу под скипетром «Белого царя». А генерал-лейтенант Лохвицкий уже в эмиграции изрек: «Девять лет понадобилось Петру Великому, чтобы Нарвских побежденных обратить в Полтавских победителей. Последний Верховный Главнокомандующий Императорской Армии – Император Николай II сделал ту же великую работу за полтора года».

В столетнюю годовщину с момента начала Великой войны важнейшей задачей нашего общества является восстановление исторической справедливости и памяти о павших героях, воспитание подрастающего поколения на многих тысячах примеров беззаветного героизма солдат и офицеров царской армии, а также развенчание созданных большевиками мифов и предрассудков, укоренившихся в массовом сознании более чем за семьдесят лет.

к.ф.н. А. Б. Веригин
Доклад на X Международных Дворянских чтениях в Краснодаре

[1] 23 августа 1915. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 619. Л. 1
[2] Мифы о Святом Царе-Страстотерпце Николае II, Православный вестник № 6, М., 2010
[3] П. В. Мультатули «Господь да благословит решение мое…»… Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов. — СПб.:Сатисъ, 2002
[4] Е. Э. Месснер «Хочешь мира, победи мятежвойну!», М., 2005. С. 423-437
[5] А. А. Мосолов «При дворе последнего Российского императора: Записки начальника Канцелярии Министерства Императорского двора», Montreal, Literary heritage, 2014. С. 20-22
[6] С. А. Топорков. Страница воспоминаний // Военно-исторический вестник. Париж. 1953 г. № 2. С. 40-44
[7] А. И. Солженицын. «Размышления над февральской революцией». Российская газета № 4303, 27.02.2007 г.
[8] А. И. Спиридович. Великая война и Февральская революция 1914-1917 годов. Глава 43. Всеславянское Издательство, Нью-Йорк. 1-3 книги. 1960-1962 гг.
[9] Газета «Биржевые ведомости», 5.03.1917 г.
[10] Газета «Новое время», Петроград, 9.03.1917 г.
[11] Журнал «Грани». 1980. № 130
[12] Письмо П. Н. Милюкова бывшему члену Совета монархических съездов И. В. Ревенко. Н.М. Коняев «Гибель красных Моисеев. Начало террора. 1918 год». М.: Вече, 2004.
Источник
______________________________
Прощание: «Его Величество был окружен со всех сторон. Около него находился генерал Алексеев, в его глазах были слезы…» — И что это были за слезы — нам впоследствии стало понятно.

nngan.livejournal.com

Верховный главнокомандующий Русской армией и флотом Император Николай II в годы Первой мировой войны

Следует сказать, что еще с началом Первой мировой войны Государь регулярно выезжал в Ставку, ездил на юг России, Кавказский фронт, посещал воинские части действующей армии, перевязочные пункты, военные госпитали, тыловые заводы и все, что играло роль в ведении этой невиданной по масштабам войны. Член комиссии РПЦ по вопросам богословия протоиерей Валентин Асмус, характеризуя воспитание Государя утверждает: «Можно сказать, что Николай II получил настоящее военное воспитание, и настоящее военное образование. Он всю жизнь чувствовал себя военным, это сказывалось на его психологии и на многом в его жизни» [2].

Уже будучи в эмиграции, умудренный сединами профессор и последний начальник штаба корниловской дивизии в Русской Армии барона Врангеля, Евгений Эдуардович Месснер вспоминал: «Глядя на Императора, каждый видел в Нем стосемидесятимиллионную Россию, отчизну от Либавы до Владивостока. Не обожествляя, каждый видел в нем — говоря словами кавказской песни — Земного бога России, мощь России, ее величие, ее славу. Но к земно-божескому почитанию Николая Александровича добавлялась еще и особая любовь, возникавшая при лицезрении Его, хотя бы при мгновенном общении с Ним, любовь, которую пробуждали очевидные, ощутимые свойства этого добрейшего из Царей России — его милостивая улыбка, его ласковые глаза, его святительская душа» [4].

C мнением Месснера солидарен и русский генерал-лейтенант Александр Мосолов, который утверждал следующее: «Царь был не только вежлив, но даже предупредителен и ласков со всеми теми, кто приходил с ним в соприкосновение. Он никогда не обращал внимания на возраст, должность или социальное положение того лица, с которым говорил. Как для министра, так и для последнего камергера, у Царя было ровное и вежливое обращение» [5].

В своих мемуарах Мосолов выделяет исключительные качества Государя как монарха, военачальника и державного отца Империи, утверждает, что Николай II хорошо осознавал положение дел на фронте и являлся профессиональным военным. Стоит отметить, что уже самые первые решения главнокомандующего Николая II привели к существенному улучшению положения на фронте. Генерал Иванов сообщал в Ставку: «Сегодня (25 августа 1915 г.) наша 11 армия (Щербачёва) в Галиции атаковала две германские дивизии … было взято свыше 150 офицеров и 7000 солдат, 30 орудий и много пулемётов». «И это случилось сейчас же после того, как наши войска узнали о том, что я взял на себя верховное командование. Это воистину Божья милость, и какая скорая», — писал Император. «Всегда уравновешенный Государь и был причиной резкого улучшения положения на фронте после смены Верховного Командования» — объяснял стабилизацию фронта историк Кобылин. В Вильно-Молодечнеской операции (3 сентября — 2 октября 1915 года) Государь со своей Ставкой сумели прекратить крупное наступление немцев, в результате которого был захвачен город Борисов и остановлен натиск 10-й германской армии. Дворянин и историк Михаил Лемке приводит слова генерал -квартирмейстера Пустовойтенко: «Прежняя Ставка, при Николае Николаевиче и Янушкевиче, только регистрировала события; теперешняя, при Царе и Алексееве, не только регистрирует, но и управляет событиями на фронте, и в стране. Царь очень внимательно относится к делу». Аналогичного мнения придерживался и уже упомянутый Евгений Алферьев отмечавший, что «своим присутствием в эпицентре грандиозных событий Государь вернул своей армии духовную силу для борьбы с внешним врагом. Та же духовная сила захватила и народные массы, возродила веру в победу и волю к труду по вооружению армии». Одно из первых распоряжений Императора Николая II касалось наведения порядка на фронте, где он требовал «не останавливаться ни перед какими мерами для водворения строгой дисциплины в войсках».

В начале октября Царь побывал на передовой в боевой линии Юго-Западного фронта, постоянно выезжал в действующую армию, а затем с сыном отправился в города, где функционировала военная промышленность. Они посетили Ригу, Псков, Ревель, Витебск, Одессу, Могилёв, Тирасполь, Рени на Дунае, Херсон, Николаев. С огромным усердием и желанием поддерживали почин Государя и другие Романовы.

Младший брат Царя Михаил Александрович в Первую мировую войну командовал кавалерийской «Дикой» дивизией, спал на простой солдатской койке с жесткими подушками, по утрам принимал холодные ванны, завтракал овсяной кашей, часто оставаясь голодным. Бойцы дивизии -представители горских народов, особенно гордились тем, что в бой их ведет брат Белого Царя. Сергей Михайлович Романов был полевым генерал-инспектором артиллерии при Верховном главнокомандующим, Александр Михайлович Романов заведовал авиационной частью в действующей армии. Генерал-лейтенант Георгий Михайлович Романов состоял при ставке Верховного главнокомандующего. Николай Николаевич Романов (младший) после отставки с поста главкома стал командовать войсками Кавказского фронта. Генерал-лейтенант Петр Николаевич Романов состоял при Ставке, а затем служил на Кавказе.

Воевали добровольцами на фронтах Первой мировой пять сыновей великого князя Константина Константиновича Романова. Их всех объединяла глубокая религиозность и любовь к Отечеству. Императрица с самого начала Великой войны посвятила себя раненым. Пройдя курсы сестер милосердия вместе со старшими дочерьми — Великими Княжнами Ольгой и Татьяной, — она по несколько часов каждый день ухаживала за ранеными в Царскосельском лазарете. Августейшие сестры выстаивали за операционным столом, были сиделками, выполняли любую тяжелую и грязную работу. Офицер пулеметной команды 10-го Кубанского пластунского батальона Семен Павлов, лечившийся в Собственном ее Величества лазарете вспоминал: «Высокие Сестры любили Свой лазарет. Любовь эта проявлялась на каждом шагу и не на словах, а на деле – в каждой мелочи обыденной жизни. Прежде всего, взять бы хотя одно: все свободное время Семья Государя отдавала раненым и больным воинам вообще и в частности, раненым и больным Своего лазарета … Заботы и огорчения раненых весьма близко принимались Высокими Особами к сердцу.

В тяжелые минуты никто не умел так утешить человека, как Государыня. Простота Высоких Особ прямо очаровывала раненых, и они в свою очередь отвечали Им восторженным обожанием» [6]. Следует отметить, что решительные шаги Главнокомандующего Николая II остановили неблагоприятный ход войны. «История скажет, каким крестным путём, шла с какими сверхчеловеческими трудностями боролась летом 1915 г. наша армия», — свидетельствовал протопресвитер русской армии Георгий Шавельский. Генерал Краснов констатировал: «В Императорской армии была глубокая вера друг в друга. Первейший генерал и последний рядовой носят имя солдата. Это было свято. Этому верили, потому что видели Государя с Наследником в окопах под артиллерийским огнём…».

Деятельность Императора Николая II на посту Главнокомандующего дала великолепный результат. Уже через год русские войска смогли совершить великий по своему масштабу прорыв, названный Брусиловским по имени нового командующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова. «Войска чудно сражаются и многие батальоны и даже отдельные части проявляют столько героизма во время битвы, что трудно запомнить все случаи» — писал Николай II 19 июня 1916 года из Ставки. Во время подготовки и осуществления Брусиловского прорыва Главнокомандующий постоянно находился в Ставке, работая с бумагами, принимая доклады порой до двух-трех часов ночи. В итоге русские войска в Брусиловском прорыве взяли до полумиллиона пленных солдат и офицеров противника! На Кавказском фронте Императорской армии также сопутствовал успех, началось зимнее наступление на превосходящую почти более чем в два раза по численности турецкую армию. Эрзерумская наступательная операция, проведённая на трехсоткилометровой полосе горного участка с конца декабря 1915 года по 19 февраля 1916 г. завершилась полнейшим успехом. Кавказская армия пленила более 13 тысяч турецких солдат и офицеров, захватила 300 орудий и овладела крепостью Эрзерум.

Под руководством Государя Николая II была организована работа оборонной промышленности по обеспечению тяжёлого вооружения, блестяще налажена поставка на фронт необходимого количества снарядов и патронов с лета 1915 по осень 1916 года. Военный министр Дмитрий Савельевич Шуваев на заседании Государственной Думы 4 ноября 1916 года отмечал что выпуск вооружения в 1916 году по сравнению с предыдущим годом увеличился следующим образом: «Трехдюймовые орудия в 8 раз, 48-линейные гаубицы в 4 раза, винтовки в 4 раза, 42-линейные снаряды в 7,5 раз, 48-линейные снаряды в 9 раз, шестидюймовые снаряды в 5 раз, трехдюймовые снаряды в 19,7 раза, взрыватели в 19 раз, 48-линейные и шестидюймовые фугасные бомбы — в 4 раза и в 16 раз. Взрывчатые вещества в 40 раз, удушающие средства в 69 раз».

И в конце своего выступления под аплодисменты собравшихся Шуваев добавил: «Это — повелительные указания Державного Верховного нашего Главнокомандующего нашей доблестной армии … Позвольте еще раз высказать полную уверенность старого солдата, что мы не только должны победить, мы победим, победим во что бы то ни стало». В годы Великой войны Ставка Николая II располагалась на территории Могилевской губернии в городе Могилеве. Жил Государь в небольшом двухэтажном доме, где занимал две комнаты на втором этаже, одну используя под царский кабинет, другую под спальню. В Ставке не было времени на увеселительные мероприятия, одна лишь работа, бесконечные совещания, доклады и бумаги. Но Николай II с этим прекрасно справлялся, не имея даже личного секретаря.

Генерал Курлов утверждал: «… Государь всем сердцем любил свои войска, душой отдыхал среди офицеров от тягот, сопряжённых с его положением … ». Другой человек, хорошо знавший Императора, генерал Воейков писал: «Любил же Государь посещать офицерскую среду из-за возможности встречаться с людьми, которых редко видел и с которыми мог вести непринуждённые разговоры об интересовавшей его военной жизни». Интересный факт: Государь так до конца жизни и носил звание полковника, так как считал невозможным самому себе повышать звание, тем более что полковничьи погоны он получил из рук любимого отца Императора Александра III в 1892 году. Пока в Ставке кипела напряженная работа и планировалось решающее наступление в 1917 году, генерал-квартирмейстер (заместитель начальника Полевого генерального штаба Германской империи), генерал-полковник Людендорф, оценивая военную обстановку на конец 1916 года, писал: «В результате реорганизации русской армии значительно возросла ее мощь….Верховному главнокомандованию придется считаться с тем, что неприятель в начале 1917 года будет подавляюще сильнее нас. Наше положение чрезвычайно тяжелое и выхода из него почти нет. Наше поражение казалось неизбежным».

Дадим слово нашим идеологическим оппонентам. Советский писатель и журналист Михаил Кольцов в двадцатые годы был в стане победителей, тех, кто истреблял Романовых «как класс», кто всячески клеветал и унижал память последнего Царя, поэтому для нас интересен тот неожиданный вывод, к которому он пришел: «Где тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека – самого Николая. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал Царя один Царь. Не он погубил, его погубили». В те окаянные дни генерал-майор Александр Спиридович, будучи начальником императорской дворцовой охраны, сказал прекрасные слова: «Наши генералы, так часто кокетничающие словами «я солдат», забыли эти замечательные простые слова, именно, в тот момент, когда должны были сказать — мы можем дать советы по вопросу наступать или отступать, но по вопросу отречения благоволите обратиться в Сенат, Государственный Совет — мы не компетентны, мы «солдаты». Они же … Не только не ответили так на вопрос об отречении, они имели смелость поднять этот вопрос, который был совершенно вне их компетенции, выше их политического разума» [8].

Отметим, что наши так называемые союзники по Антанте не желавшие победы России, и ее послевоенного усиления, с первых дней переворота начали поддерживать мятежников. Англия и Франция еще 1 марта 1917 года официально через своих послов заявили что «вступают в деловые сношения с Временным Исполнительным Комитетом Государственной Думы, выразителем истинной воли народа и единственным законным временным правительством России» [9].

Британский премьер-министр Ллойд Джордж, выступая в английском парламенте, «с чувством живейшей радости» приветствовал свержение русского Царя: «Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война»; «громкие возгласы одобрения раздались со всех мест» [10].

Радовался и неприятель: «Огромная тяжесть свалилась у меня с плеч», — записал в своём дневнике генерал Людендорф. И действительно, лишь февральский мятеж не позволил России выиграть Первую мировую войну. С заменой Верховного главнокомандующего Государя Николая II и его отречением не стало Царя на престоле, а фронт в итоге рухнул. Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс, одна из организаторов и член Центрального Комитета партии кадетов, активная участница февральских событий писала: «Когда упала корона, многие с изумлением заметили, что ею заканчивался, на ней держался центральный свод русской государственности … Заполнить опустошение оказалось не под силу кадетам» [11].

Анализируя произошедшие события, интересно ознакомиться с точкой зрения американского ученого Ричарда Пайпса о том, что Николай II отрекся из патриотических соображений, желая спасти русскую армию от разложения, причем он обсуждал это действие не с Думой и ее Временным правительством, а с генералом Алексеевым и командующими фронтами. Исследователь утверждает, что если бы Царь заботился в первую очередь о сохранении трона, он мог скоропалительно заключить мир с немцами и бросить войска с фронта на усмирение бунта в Петрограде и Москве. В итоге, Государь предпочел отказаться от короны ради спасения фронта и продолжения борьбы с внешним врагом. «Мало эпизодов Великой войны, — писал Уинстон Черчилль, — более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие 1916 года. Это был последний вклад русского Царя и русского народа в дело победы … В марте Царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна. Тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру — к тому моменту выиграл войну для России … Держа победу уже в руках, Россия пала на землю заживо, как древле Ирод, пожираемая червями». Это признавали и сами заговорщики. Так, лидер кадетов и по совместительству министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков писал в декабре 1917 года: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования»[12].

«Если бы Россия в 1918 году осталась организованным государством, все дунайские страны были бы ныне лишь русскими губерниями, — сказал в 1934 году канцлер Венгрии граф Бетлен. — Не только Прага, но и Будапешт, Бухарест, Белград и София выполняли бы волю русских властителей. В Константинополе на Босфоре и в Катарро на Адриатике развевались бы русские военные флаги. Но Россия в результате революции потеряла войну и с нею целый ряд областей …».

Кандидат философских наук А.Б. Веригин

[1] 23 августа 1915. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 619. Л. 1

Источник:

slavynka88.livejournal.com