Путешествие радищева – Путешествие из Петербурга в Москву

Содержание

Путешествие из Петербурга в Москву — Википедия

Путешествие из Петербурга в Москву
Путешествие из Петербурга в Москву
Издание 1790 года
Жанр	повесть
Автор	Александр Радищев
Язык оригинала	русский
Дата написания	1790
Дата первой публикации	май 1790
Текст произведения в Викитеке
Цитаты в Викицитатнике

«Путеше́ствие из Петербу́рга в Москву́» — наиболее известное произведение Александра Радищева. Опубликовано в Российской империи в мае 1790 года. Работа печаталась без указания автора в домашней типографии Радищева^[1].

Содержание

ru.wikipedia.org

Путешествие А. Н. Радищева

Цикл заметок про А. Н. Радищева. Часть 2

Цикл заметок посвящен Александру Николаевичу Радищеву (1749—1802), охватывает разные этапы его творческой и человеческой судьбы. Заметки написаны для школьников и студентов, изучающих русскую литературу.

В. Н. Гаврилов «А. Н. Радищев» (1954)

После перевода книги Мабли Радищев пишет свое первое художественное произведение — «Дневник одной недели». По сути, это одно из первых сентиментальных произведений в России. В центре «Дневника» находится духовно потрясенная личность, запись постоянно меняющихся душевных состояний человека, который пристально вглядывается в жизнь своего сердца.

«Дневник» проникнут глубочайшим несогласием Радищева с идеями Руссо. Читая его работы, Радищев начинал понимать, как именно теория французских просветителей в русских условиях оказалась основой деспотической политики Екатерины II. Руссо, известный широкой публике педагогическим романом «Эмиль, или о воспитании», высказывает мысль об антиобщественной природе человека. Французский мыслитель ведет речь о воспитании человека в полной изоляции от общества для того, чтобы в уединении он раскрыл все свои лучшие душевные качества, заложенные в нем от природы, смог сформировать себя как цельную личность. Уводя человека от мира, Руссо указывал на возможность найти счастье внутри себя.

Портрет Жан Жака Руссо (1712—1778)
Художник Морис Кантен де Латур, 1753

Радищев же в «Дневнике» сразу заявляет: «Как можно человеку быть одному, быть пустыннику в природе!» Перед нами обоснование несостоятельности теории уединения. Начинается «Дневник» с того, что герой остается один после уезда друзей. Вот первые строки: «Уехали они, уехали друзья души моей в одиннадцать часов поутру…» И далее следует первая реакция: «Везде пусто — усладительная тишина! вожделенное уединение!»

Задача Радищева — показать пагубность уединения и одиночества. Вот первые признаки этой пагубности в первый день:

Не мог я быть один, побежал стремглав из дома и, скитаясь долго по городу без всякого намерения, наконец возвратился домой в поту и усталости. — Я поспешно лег в постелю, и — о, блаженная бесчувственность! едва сон сомкнул мои очи, — друзья мои представились моим взорам, и, хотя спящ, я счастлив был во всю ночь: ибо беседовал с вами.

На второй день:

Но я один, — блаженство мое, воспоминание друзей моих было мгновенно, блаженство мое было мечта.

На третий день уже в панике герой Радищева задается вопросом: «Но где искать мне утоления хотя мгновенного моей скорби? Где?» и дает на него ответ в духе Руссо: «Рассудок вещает: в себе самом». Но в том и подвох, что этот ответ не облегчает жизни и влечет новое разочарование: «Нет, нет, тут-то я и нахожу пагубу, тут скорбь, тут ад». Тогда герой отчаянно бежит к людям — «в сад, общее гульбище».

Потрясающая внутренняя борьба. Герой уговаривает себя насладиться уединением и одновременно томится им, одновременно бежит сам от себя. И с каждым днем он всё отчетливее понимает, что одиночество — «се смерть жизни, се смерть души». Счастье и блаженство — там, где заканчивается одиночество. Герой бежит из дома, из уединения — оттуда, куда наоборот зовет теория Руссо. В конце дневника друзья возвращаются, и герой бежит навстречу карете: «О блаженство! друзья мои возлюбленные!.. Они!.. Они!..»

Таким образом, «Дневник» противопоставляет идею уединения Руссо другой идее — идее общежительства. Убедительность доводам Радищева придает психологическая глубина изображаемых им состояний героя. Но этот герой, вместе с тем, дан вне социальной среды и общественной жизни. Радищеву еще предстояло разработать позитивную политическую программу превращения литературы в орудие политической борьбы. Именно поэтому он не спешит публиковать свое произведение в 80-е годы.

В 1780 году Радищев начинает работу над «Словом о Ломоносове». Оно связано с «Дневником одной недели». Давайте сравним эти два произведения.

В «Дневнике» имеется глава «Четверток», в которой герой посещает кладбище. Традиция европейского сентиментализма рассматривает кладбище как место вечного упокоения и избавления от земных страданий. Размышля о смерти, герой в сентиментальной литературе раскрывал всю глубину своего внутреннего мира. И вроде бы радищевский герой следует этой традиции:

На месте сем, где царствует вечное молчание, где разум затей больше не имеет, ни душа желаний, поучимся заранее взирать на скончание дней наших равнодушно, — я сел на надгробном камне, вынул свой запасной обед и ел с совершенным души спокойствием; — приучим заранее зрение наше к тленности и разрушению, воззрим на смерть, — нечаянный хлад объемлет мои члены, взоры тупеют. — Се конец страданию.

Но на этом следование традиции и заканчивается. Герой тут же восклицает, словно пробуждаясь от кошмарного сна:

Мне умирать? Мне, когда тысячи побуждений существуют, чтобы желать жизни!.. Друзья мои! вы, может быть, уже возвратилися, вы меня ждете; вы сетуете о моем отсутствии, — и мне желать смерти? Нет, обманчивое чувствие, ты лжешь, я жить хочу, я счастлив.

Герой возмущен против индивидуалистической догмы, он бунтет за здоровую любовь к жизни и, более того, страсть к ней. Именно этот бунт и рождает «Слово о Ломоносове». Герой бродит по городу и заходит на кладбище:

Портрет Михаила Ломоносова (1711—1765)
Художник Н. Кисляков, 1963
Историко-мемориальный музей М. В. Ломоносова

Ворота были отверсты. Я вошел… На сем месте вечного молчания, где наитвердейшее чело поморщится несомненно, помыслив, что тут долженствует быть конец всех блестящих подвигов…

Но вместо того, чтобы задумать о смерти, герой замечает, что кладбище переполнено пышными памятниками. Он проходит мимо гробниц, останавливается перед памятником русскому поэту, задумывается о его судьбе и вечной славе. Герой Радищева осознает величие Ломоносова, находя в нем меру ценности русского человека. Его духовное богатство сокрыто не в чувствах умершего, а в сделанном им для отечества: жажда науки, изучение языков, математики, логики, химии, физики, словесности; преобразование русского стихосложения, создание грамматики, риторики, распространение знаний; художественные произведения, созданные на обновленном языке — всё для того, чтобы «сообщить согражданам своим жар, душу его исполнявший». Но… эти достоинства патриота для Радищева выглядят недостаточными. В чем же состоит неполнота патриотизма Ломоносова? Радищев скорбит, что этот великий человек «льстил похвалою в стихах Елизавете» и не противостоял «губительству и всесилию», не защитил своим словом русского человека. Упрек Ломоносову состоит в том, что он ничего не сделал для духа вольности.

Могила М. В. Ломоносова

Санкт-Петербург, Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры

В 1782 году Радищев напишет «Письмо другу, жительствующему в Тобольске» об открытии памятника Петру I работы Фальконе. Торжественность момента заставляет вспомнить о лучших заслугах русского правителя:

Крутизна горы суть препятствия, кои Петр имел, производя в действо свои намерения; змея, в пути лежащая, — коварство и злоба, искавшие кончины его за введение новых нравов; древняя одежда, звериная кожа и весь простой убор коня и всадника суть простые и грубые нравы и непросвещение, кои Петр нашел в народе, который он преобразовать вознамерился; глава, лаврами венчанная, победитель бо был прежде, нежели законодатель; вид мужественной и мощной и крепость преобразователя, простертая рука, покровительствующая, как ее называет Дидеро, и взор веселый, — суть внутреннее уверение, достигшее цели, и рука простертая являет, что крепкие, муж, преодолев все стремлению его простившиеся пороки, покров свой дает всем, чадами его называющимися.

Величественно, не так ли? Но дальше внезапное продолжение:

Но за что он может великим называться? Александр, разоритель полусвета, назван великим; Константин, омывайся в крови сыновей, назван великим; Карл первой, возобновитель Римския империи, назван великим; Лев, папа римский, покровитель наук и художеств, назван великим…

Описание происходившего на Сенатской площади 7 августа того же года переходит в упрек другому великому человеку — на этот раз Петру I. Удивительный и великий русский царь, много сделавший для России, по мнению Радищева, ничего не сделал для освобождения народа, поскольку был самодержцем:

Он мертв, а мертвому льстити не можно! И я скажу, что мог бы Петр славнея быть, возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную; но если имеем примеры, что царя оставляли сан свой, дабы жить в покое, что происходило не от великодушия, но от сытости своего сана; то нет и до скончания мира примера, может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что-либо из своея власти, седяй на престоле.

Открытие монумента Петру Великому
Гравюра А. К. Мельникова с рисунка А. П. Давыдова, 1782

Здесь Радищев формулирует истинную ценность человеческой личности: утверждение вольности и борьба за освобождение крестьян от рабства, за свободу сограждан. В этой борьбе он видит смысл патриотического служения отечеству. Так в сознании писателя патриотизм и революционность сливаются воедино.

Художник остается верен сделанному еще в Лейпциге открытию: человека воспитывает жизнь. Это открытие диктует ему замысел глав «Путешествия из Петербурга в Москву», каждая из которых будет построена на зарисовках действительности и следующих за ними рассуждениях. Причем сначала герой сталкивается с ложными представлениями о действительности, которые рушатся и сменяются группой фактов, формирующих новое сознание путешественника. Заблуждающийся герой сталкивается с действительностью, которая вступает в противоречие с его убеждениями. Вот, например, фрагмент из главы «Любани»:

— Ты, конечно, раскольник, что пашешь по воскресеньям?

— Нет, барин, я прямым крестом крещусь, — сказал он, показывая мне сложенные три перста. — А бог милостив, с голоду умирать не велит, когда есть силы и семья.

— Разве тебе во всю неделю нет времени работать, что ты и воскресенью не спускаешь, да еще и в самый жар?

— В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз в неделю ходим на барщину; да под вечером возим вставшее в лесу сено на господский двор, коли погода хороша; а бабы и девки для прогулки ходят по праздникам в лес по грибы да по ягоды. Голый наемник дерет с мужиков кожу; даже лучшей поры нам не оставляет. Зимою не пускает в извоз, ни в работу в город; все работай на него, для того что он подушные платит за нас. Самая дьявольская выдумка отдавать крестьян своих чужому в работу. На дурного приказчика хотя можно пожаловаться, а на наемника кому?

— Друг мой, ты ошибаешься, мучить людей законы запрещают.

— Мучить? Правда; но небось, барин, не захочешь в мою кожу. — Между тем пахарь запряг другую лошадь в соху и, начав новую борозду, со мною простился.

Разговор сего земледельца возбудил во мне множество мыслей.

Читатель вслед за героем, познавшим свои политические заблуждения, должен изменить свои взгляды на действительность, что ведет к нравственному преображению. Вот живет случайный человек, который верит в мудрость и справедливость екатерининских законов, видит в ней достойного правителя. Этот человек выезжает из столицы и словно попадает в другой мир. Дорога оказалась намного хуже, чем о ней писали; после встречи с крестьянином он удивлен, что тот работает шесть дней на барщине; поражен диким произволом, находящим опору в законах. Жизнь вывернута наизнанку.

Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала.

И далее:

Повесть спутника моего тронула меня несказанно. Возможно ли, говорил я сам себе, чтобы в толь мягкосердое правление, каково ныне у нас, толикие производилися жестокости? Возможно ли, чтобы были столь безумные судии, что для насыщения казны (можно действительно так назвать всякое неправильное отнятие имения для удовлетворения казенного требования) отнимали у людей имение, честь, жизнь?

Продажа крепостных крестьян с торгов. Глава «Медное»
Художник А. Н. Самохвалов

Рождается последняя надежда — открыть глаза правителю на происходящее в его стране. Одержимый этой идеей, путешественник засыпает. Во сне он превращается в царя, сидящего на престоле. Вокруг него всё «листало лучезарно», утопало в роскоши. На голове монарха «венец лавровый», под руками у него две книги — закон милосердия и закон совести. Им сделано многое: «он усмирил внешних и внутренних врагов», «он обогатил государство», «он любит науки и художества», «поощряет земледелие», «он умножил государственные доходы, народ облегчил от податей, доставил ему надежное пропитание» и т. д. Сам список должен был напомнить читателю то, что перечислялось в екатерининских манифестах. Нетрудно догадаться, что речь идет не о случайном «султане», а о Екатерине. Отсюда сатирическое звучание сна в целом. Екатерина и сама поймет это, когда будет читать «Путешествие…», на полях которого она гневно напишет: «Враль», «страницы написаны в возмутительном намерении». Что же в этом сне «возмутительного»?

Во сне к монарху подходит Истина, которая снимает пелену с глаз:

Я есмь Истина. Всевышний, подвигнутый на жалость стенанием тебе подвластного народа, ниспослал меня с небесных кругов, да отжену темноту, проницанию взора твоего препятствующую. Я сие исполнила. Все вещи представятся день в естественном их виде взорам твоим.

Если из среды народныя возникнет муж порицающий дела твоя, ведай, что той есть твой друг искренний. Чуждый надежды мзды, чуждый рабскаго трепета, он твердым гласом возвестит меня тебе.

Происходит чудо: монарх прозрел и «вострепетал», увидев себя, погрязшего «в тщеславии и надутом высокомерии». «Одежды его, столь блестящие, оказались замараны кровью и омочены слезами». Министры оказались коварными обманщиками и злодеями. Военачальники «утопали в роскоши», «воины умирали от небрежения начальников». Правитель увидел всё: злодейство, корысть, бедственное положение своего угнетенного народа в годы своего правления. Сон становится резкой и беспощадной сатирой. Но сквозь эту сатиру «мерцает» еще одно заблуждение — и на этот раз не правителя, а самого путешественника, который надеется, что после того, как Екатерина узнает о происходящем, то изгонит плохих министров, обрушит ярость на тех, кто обманывал ее и причинил столько страданий народу. И этот предполагаемый сценарий также оказывается иллюзией. Вот почему перед нами именно сон! Сценарий, в котором правитель узнает правду и сокрушает виновных, возможен только во сне, а не в реальной действительности. И путешественник постепенно осознает утопичность своих взглядов:

Властитель мира, если, читая сон мой, ты улыбнешься с насмешкою или нахмуришь чело, ведай, что виденная мною странница отлетела от тебя далеко и чертогов твоих гнушается.

В одной из глав Крестьянкин рассказывает герою историю своего противостояния системе крепостного государства. Очевидная справедливость была на стороне обвиняемых крестьян. В ход против них были пущены и угрозы, и подкуп. Произошел не справедливый, а классовый суд, в котором были соблюдены только интересы дворян. В результате Крестьянкина, который пытался протестовать, объявили опасным человеком и вынудили подать в отставку. Узаконенная несправедливость происходит на глазах у всех, в том числе правителей. После того, как герой узнал об этой истории, он впал в глубокую задумчивость. Перед ним уже не разрозненные факты, а живой человек, на своем опыте убежденный в том, что мир полон пороков и несправедливостей, и в то же время верующий, что нет смысла в одиночной борьбе. Получается, что если есть люди честные и мужественные, которые могут восстать против несправедливости, то каков же он сам? Он заглядывает в самого себя глазами Крестьянкина и с ужасом видит, что моральная грязь общества присуща и ему, члену этого общества. Происходит нечаянное прозрение:

Нечаянный хлад разлился в моих жилах. Я оцепенел. Казалося мне, я слышал мое осуждение. Воспомянул дни распутныя моея юности Привел на память все случаи, когда востревоженная чувствами душа гонялася за их услаждением, почитая мздоимную участницу любовные утехи истинным предметом горячности. Воспомянул, что невоздержание в любострастии навлекло телу моему смрадную болезнь…

Это прозрение ведет героя к двум решающим встречам: с крестецким дворянином и с автором проекта освобождения крестьян. Оба понимают главное: дело не в частных неустройствах, а в системе рабства в целом:

Правила общежития относятся ко исполнению обычаем и нравов народных, или ко исполнению закона, или ко исполнению добродетели. Если в обществе нравы и обычаи не противны закону, если закон не полагает добродетели преткновений в ее шествии, то исполнение правил общежития есть легко. Но где таковое общество существует? Все, известные нам, многим наполнены во нравах и обычаях, законах и добродетелях противоречиями. И оттого трудно становится исполнение должности человека и гражданина, ибо нередко они находятся в совершенной противоположности.

Как это современо! Российские законы противоречат народным обычаям и добродетелям. Отсюда все бедствия народа любой страны и государства. И потому государственная служба развращает служащих, делая их жестокими исполнителями воли министров и вельмож.

Оба героя намечают единственно верный путь спасения — ликвидация гибельного для России крепостного права, освобождение крестьян. В этом вопросе Радищеву чужда утопическая надежда на монарха. Об этом он догадывался уже в «Письме другу», когда в мыслях о Петре I пришел к выводу, что царь, восседая на престоле, не сможет ничего сделать для народа. Писатель начинает разработку теории русской революции.

Идея освобождения миллионов крепостных крестьян заставляет героя порвать с дворянской средой и почувствовать себя по-настоящему одиноким среди других дворян. Он ощущает политическую необходимость перехода дворянских революционеров на сторону народа. Эта вера в переустройство русского общества делает «Путешествие из Петербурга в Москву» не только памятником личного мужества и героизма, но и документом эпохи, отразившим ее идейные искания и мировоззрение.

Готовя свои произведения, Радищев знал: за каждое из них он может быть арестован и судим. В 1789 году он открывает свою типографию и печатает в ней революционные книги. Каждую минуту он готов к расплате за свою смелость, к расплате за свой подвиг.

Первые 25 экземпляров книги Радищев отдал знакомому продавцу книг. «Путешествие» вышло в продажу. Несколько книг автор раздал знакомым и друзьям, в том числе Державину. За месяц была распродана первая партия книг. По городу пошел слух, что в Гостином дворе продается какое-то «Путешествие», в котором царя грозят плахой. И требовали новых экземпляров.

Книга дошла до Екатерины. Кто-то принес ее ей на стол. Ярость Екатерины после прочтения была невероятной. Об этом свидетельствует секретарь правительницы А. В. Храповицкий (1749—1802). Вот страницы его дневника.

Памятные записки А. В. Храповицкого, статс-секретаря императрицы Екатерины Второй. СПб., 1862.

«Сказать изволила, что он бунтовщик, хуже Пугачева». Был отдан приказ разыскать автора. Радищева предупреждают о распоряжении императрицы, и он уничтожает все свои бумаги, сжигает книгу и ожидает ареста. Мучили только мысли о детях. Жена умерла в 1783 году. Оставить их было не на кого. Разве что сестра жены — Елизавета Рубановская. Но что будет с окончательно осиротевшими детьми? Какая судьба их ждет?

Книгопродавца арестовали. Через несколько дней пришли и к Радищеву с ордером на арест. Из дома его увезли прямо в Петропавловскую крепость в руки начальнику тайной канцелярии Шешковскому. За жестокость его прозвали «кнутобойцем». Екатерина тем временем читала и перечитывала «Путешествие», в ярости оставляя в нем заметки и вопросы на полях. Следствие по делу Радищева она вела сама.

Чем дальше она читала книгу Радищева, тем все больше и больше впадала в ярость. Ей казалось, что это самая неслыханная по дерзости книга в мире, пропагандирующая крестьянскую революцию. Не стоит забывать, что за спиной у Екатерины было подавленное Пугачевское восстание, после которого она считала, что раз и навсегда покончила с бунтарскими настроениями. Отгремела война в Америке, прошла революция во Франции — всё это не очень ее интересовало. Ей казалось, что подобного в России точно не случится. И вдруг появляется человек, который пишет и издает подобную книгу.

Радищев на допросе (с картины Н. Баранова, 1949 г.)
radischev.lib.tomsk.ru

Следствие шло две недели. Радищева допрашивали по поводу сообщников, считая его организатором заговора. Зачем написал книгу? Зачем грозил царю? Зачем полагал надежду на бунт мужиков? Радищев категорически отрицал наличие сообщников, всю вину взял на себя. Если от вопроса было не уйти, то коротко отвечал, что ошибался. Его прижимали к стенке, цитировали его же строки из книги, спрашивая: «Что разумеете под словами: „Свободы ожидать должно от тяжести порабощения“?», на что он отвечал теми же словами. Екатерина отдала Радищева под суд, сразу же отметив, что ожидает «справедливого приговора» — смертной казни. Ее замечание будет услышано чиновниками.

Ожидая подобного приговора, Радищев пишет завещание своим детям, чтобы донести до них последнее наставление:

Свершилося!

Если завещание сие, о возлюбленные мои, возможет до вас дойти, то приникните душею вашею в словеса несчастного вашего отца и друга и внемлите.

Помните, друзья души моей, помните всечасно, что есть бог, и что мы ни единаго шага, ниже единыя мысли совершить не можем не под его всесильною рукою. Помните, что он правосуден и милосерд, что доброе дело без награды не оставляет, как и без наказания худое. И так всякое дело начинайте, призвав его к себе в помощь, и прибегайте к нему теплыми молитвами. О, коликое утешение в нем обрящете!

Завещание детям (25 июля 1790 г. Из Петропавловской крепости)

Бумаги передают Екатерине. Ей остается только подписать приговор Уголовной палаты. Но она этого не делает и задерживает подписание на две недели. Почему? Она присматривается к происходящему в русском обществе, понимая, что время достаточно грозное. Во Франции бушует революция, да и в России неспокойно из-за неудачной войны со Швецией. Люди в курсе происходящего. И тут смертная казнь за разрешенную цензурой книгу. Екатерина боялась, что ее приговор не будет одобрен. И поэтому решила проявить демонстративный либерализм, чтобы получить одобрение дворян. Она издает именной указ Сенату о замене Радищеву смертной казни ссылкой в Илимск. Расчет простой: Екатерина надеялась, что писатель вряд ли вернется живым после многолетнего пребывания в Сибири. Скорее всего он умрет в пути.

Путь Радищева в Илимский острог, проделанный за 480 дней
radischev.lib.tomsk.ru

Радищева заковывают в кандалы и отправляют по этапу. Впереди 6788 верст и 480 дней пути. По пути в Илимск Радищев сочиняет строки, которые мы вспоминали в самом начале:

Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? —
Я тот же, что и был и буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!

Замысел Екатерины убить Радищева тяжестью пути не исполнится. Граф А. Воронцов, глубоко уважавший Радищева, добился приказа снять кандалы, помогал сосланному в пути и во время пребывания в Илимске. Начиналась новая жизнь.

Конец второй части

kkos.ru

«Новый литературный жанр — «путешествие» Радищева»

Для своей книги Радищев избрал новый в литературе жанр — «путешествие». Этот жанр получил в XVIII веке широкое распространение. Этим он обязан Лоренсу Стерну. Выдающийся английский писатель издал в 1767 году «Сентиментальное путешествие», которое стало своеобразным манифестом сентиментализма. Книга породила традицию: «сентиментальные путешествия» появились во многих национальных литературах. Знали эту книгу и в России, прочитал ее и Радищев.

Первое «путешествие» в русской литературе было написано Николаем Новиковым и напечатано в журнале «Живописен» в 1772 году. Называлось оно — «Отрывок путешествия», в котором рассказывалось о посещении путешественником разоренной крепостнической деревни. Неизвестно, знал ли Новиков произведение Стерна, но он внес принципиальные изменения в этот жанр, создав, по существу, совершенно новый тип произведения — просветительское путешествие. Эту традицию продолжил Фонвизин, написавший «Записки первого путешествия», состоявшие кз писем писателя из Франции. «Записки» были отчетом о всем увиденном им в этой стране. В начале XIX века в этой традиции были написаны «Путешествие критики» (автор Савелий Ферельцт) и «Письма русского офицера» (автор Федор Глинка, рассказывавший в своих письмах о войнах России с Наполеоном и главным образом об Отечественной войне 1812 года).

С наибольшей полнотой художественная особенность просветительского путешествия получила выражение в радищевском «Путешествии из Петербурга в Москву». Сознательно опираясь на русскую традицию, он обогатил возможности жанра и подчинил его воплощению небызалого еще замысла. Радищев задумал создать книгу, посвященную проблемам будущей русской революции, героями которой должны были стать народ и передовей дворянин, порывающий со своим классом и становящийся в ряды «прорицателей вольности».

Книга открывалась предисловием, написанным в форме посвящения ее давнему своему другу Алексею Кутузову. Его Радищев написал уже после того, как книга пришла из цензуры, перед самым набором книги. Доверительно сообщалось в посвящении о главном и сокровенном в жизни человека, посвятившего себя служению революции: «Я взглянул окрест меня—душа моя страданиями человечества уязвленна стала». Способность «уязвляться» страданиями других и определяла нравственные качества личности, содержание ее исповеди. Распахнув свое сердце для страданий человечества, личность не просто стала жить интенсивной нравственной жизнью — изменилось качество ее эмоций: они приобрели социально-общественный характер.

Сквозным сюжетом «Путешествия» является история человека, познавшего свои политические заблуждения, открывшего правду жизни, новые идеалы и «правила», ради которых стоило жить и работать, история идейного и морального обновления путешественника. Путешествие должно было его воспитать. Личности путешественника писатель уделяет большое внимание. Пристально следя за своим героем, он обнажает его нравственные богатства, подчеркивая его духовную деликатность, отзывчивость, беспощадную требовательность к себе. Умный и тонкий наблюдатель, он наделен чувствительным сердцем, его деятельной натуре чужда созерцательность и равнодушие к людям, он умеет не только слушать, но всегда стремится прийти на помощь тому, кто в ней нуждается.

Но просветительский рационализм все же сказался на построении образа путешественника. Духовная эволюция его раскрыта не психологически (как это сделано Грибоедовым при раскрытии духовной эволюции Чацкого), а логически. Развитие образа, идейные искания героя как бы заранее запрограммированы. Вводимые в книгу факты, описания тех или иных явлений, которые определяют опыт путешественника и следующее за ним рассуждение, обобщение опыта обусловлены логическим планом эволюции, которую должен пройти герой. Отсюда — некоторая схематичность образа, строго обозначенная последовательность духовных испытаний путешественника. Его путь — от заблуждения к истине — прочерчен с такой же ясностью и прямолинейностью, как и путь от Петербурга до Москвы, по которому он едет.

В первых главах с особой остротой показано столкновение заблуждающегося путешественника с действительностью, причем результаты этих столкновений поданы читателю с редкой наглядностью: герой высказывает свое мнение раньше, чем ознакомится с фактом. Следующее затем изображение событий колеблет его ложные представления о жизни. Путешественник начинает искать выход из противоречия между своими привычными взглядами и действительными фактами. Он размышляет, еще внимательнее присматривается к тому, что казалось ранее известным, с доверием относится к сообщениям встречаемых людей.

В своих исканиях путешественник проходит как бы через три этапа. В первых главах открываются ему «частные неустройства», он понимает, что прежние его представления о благоденствующей под управлением Екатерины II России есть плод глубоких заблуждений. В главе «Новгород» он уже вынужден признать, что «прежняя система пошла к черту». Далее следует второй этап. Путешественник, убедившийся, что Россия бедствует, что в ней повсюду «неустройства», злоупотребления властью, бесчеловечный гнет рабства, страстно ищет путей к изменению положения, к уничтожению «неустройств».

И ему представляется, что единственный путь — это путь реформ сверху. Разделяя иллюзию многих дворянских деятелей той эпохи о просвещенном характере екатерининского самодержавия, он полагает, что, если открыть правду монарху, все будет немедленно исправлено. Главы «Спасская полесть», «Крестьцы», «Хотилов» и «Выдропуск» рисуют крах этой иллюзии.

www.allsoch.ru

«Путешествие» Радищева и «Путешествие» Пушкина

Сочинение на отлично! Не подходит? => воспользуйся поиском у нас в базе более 20 000 сочинений и ты обязательно найдешь подходящее сочинение по теме «Путешествие» Радищева и «Путешествие» Пушкина!!! =>>>

Возмущение деспотизмом властей и злоупотреблениями помещиков обусловливает суждение Радищева о неизбежности народной революции, которая покончит с преступным режимом и утвердит свободу в России. Радищевский Путешественник мечтает о времени, когда рабы оковами своими разбили бы главы «бесчеловечных своих господ», когда на место «избитого племени» вышли бы из народной среды другие деятели, «других о себе мыслей и права угнетения лишенны». Но Путешественник знает, что победа революции — дело далекого будущего: «Я зрю сквозь целое столетие».

Пушкинский повествователь рассказывает совсем о другом — его беспокоит закон о сроках военной службы, устанавливающий слишком краткий ее срок- 15 лет! Подобная «кратковременность службы, в течение 15 лет, делает изо всего народа одних солдат. В случае народных мятежей мещане бьются, как солдаты; солдаты плачут и толкуют, как мещане». Чтобы обезопасить себя от народных мятежей, нужно увеличить срок службы: «Русский солдат, на 24 года оторженный от среды своих сограждан, делается, чужд всему, кроме своему долгу…»

Повествователь не просветитель — он дворянин, помещик, но придерживается широко распространенных: передовых взглядов, оттого он и верит, что отношения крестьян и дворян не носят антагонистического характера, благополучие и тех и других взаимосвязано. Противник «насильственных потрясений», он придерживался просветительского убеждения, что только мирное развитие обеспечит изменение нравов, с которым и наступят, желанные всем «прочнейшие изменения». Так в первых главах повествователь противопоставляет просветительскую концепцию революционной — радищевской. С этих позиций и шел спор.

Пушкинский повествователь решительно вступает в полемику с Радищевым. Начинает он с иронического пересказа начала главы: «Радищев съел кусок говядины и выпил чашку кофию. Он пользуется Сим случаем, дабы упомянуть о несчастных африканских невольниках, и тужит о судьбе русского крестьянина, не употребляющего сахара. Всё это было тогдашним модным краснословием». Помещичий взгляд Путешественника проявляется последовательно: «Радищев начертал карикатуру», крестьяне не голодают; дома удобны и в них есть то, «что англичане называют сотолог», их «повинности вообще не тягостны.

Путешественника с героем радищевской книги и какие сомнения заставлял его высказывать, демонстрируя искреннюю невозможность его выбраться из того идейного тупика, куда заводили обострившиеся социальные противоречия России. Вот почему для понимания позиции Автора важно выяснить, что Пушкин включал из радищевской книги в свое «Путешествие», чтр исключал и почему…

«Русская изба» у Пушкина соответствует «Пешкам» I у Радищева, у которого здесь резкий выпад против дворян-помещиков: «Звери алчные, пиявицы ненасытные…»

Данная формула имеет программный характер в устах Путешественника-дворянина, ведущего спор с Радищевым. Среди пушкинистов распространено мнение, что подобного же взгляда придерживается и Гринев в «Капитанской дочке». Исследователи утверждают, что Пушкин счел нужным перенести важную для пего мысль из брошенного произведения в роман, который готовил к публикации. Потому высказывание Гринева определяют как «автоцитату» Пушкина. В действительности все было сложнее.

Следующей радищевской главе «Клин» соответствовала пушкинская — «Слепой». Повествователь иронизирует над сентиментальным описанием встречи со слепым! певцом, называет все это «пустословием». Очередную радищевскую главу «Завидово» Пушкин опускает — в ней сатирически изображаются «блаженствующие в единовластных правлениях вельможи».

«Путешествие» Радищева кончалось констатацией факта — герой прибыл в Москву: «Путешествие» Пушкина открывалось главой «Шоссе» — своего рода вступлением в книгу, в котором повествователь объяснил причину своего путешествия и избрания радищевской книги в качестве «дорожного товарища». Здесь мы узнаем подробности жизни и убеждений новейшего Путешественника. Следующая глава, «Москва», не имеет аналога у Радищева — она знакомит нас с взглядами Путешественника на «присмиревшую Москву», утратившую свой аристократический блеск, на дворянство, особенно древнее.

Пушкин сохраняет своему Путешественнику только мотив рекрутчины. Он дает обширную цитату из Радищева, сопровождая ее своим заключением: «Рекрутство наша

«Пешки» заканчивались угрозой дворянину-деспоту: «Но не ласкайся безвозмездием…»

Глава «Ломоносов» соотносится с той частью радищевской главы «Черная Грязь», в которой помещено «Слово о Ломоносове». Затем Пушкин помещает маленькую главку «Браки», полемическую по отношению к мыслям, высказанным в начале «Черной Грязи». Радищев, описывая несчастные браки крестьян, совершаемые по прихоти помещиков, заклеймил этот произвол: «Здесь я видел также изрядный опыт самовластия дворянского над крестьянами». Пушкинский повествователь цитирует Радищева, но смягчает его выводы. «Вообще несчастие жизни семейственной есть отличительная черта во нравах русского народа. Шлюсь на русские песни…» Признавая, что «неволя браков давнее зло», повествователь «осмеливается» советовать правительству: «Возраст, назначенный законным сроком для вступления в брак, мог бы для женского пола быть уменьшен. Пятнадцатилетняя девка и в нашем климате уже на еыдании, а крестьянские семейства нуждаются в работницах». Пушкин заставил повествователя откровенно высказать свою помещичью позицию в этом вопросе в самом начале «Путешествия».

Еще больше трудностей возникло у Пушкина в связи со следующей главой «Путешествия из Петербурга в Москву» — «Городня». В ней не только описывается тягчайшая повинность крестьян — рекрутчина и злоупотребления помещиков в этой связи, но и делается! программный для радищевского путешественника вывод о неизбежности народной революции.

Пушкинский повествователь свою главу называет «Русское стихосложение» и включает в нее большую цитату из радищевского «Путешествия», снабжая ее небольшим комментарием. Повествователь положительно оценивает поэтические опыты Радищева и его усилия «переменить русское стихосложение». Назвав Радищева «нововводите-лем в душе», он признает его изучение перевода «Телемахиды», сделанного Тредиаковским, «замечательным».

Сочинение опубликовано: 26.09.2012 понравилось сочинение, краткое содержание, характеристика персонажа жми Ctrl+D сохрани, скопируй в закладки или вступай в группу чтобы не потерять!

«Путешествие» Радищева и «Путешествие» Пушкина

www.getsoch.net

Стиль «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева

1. Форма путешествия.

2. Публицистические цели «Путешествия».

3. Художественные моменты произведения.

«Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева анализировалось со всех сторон, но важна и сама форма изложения, литературное построение.

Описание картин жизни, реальное, обиходное, то что понятно и знакомо — вот что занимает читателя XVIII века. Ориентируясь на читательский интерес, появляется форма мемуаров, писем. Форма же путешествия могла объединить в себе множество элементов. В 1783 году Фонвизин пишет «Путешествие мнимого глухого и немого». С жанром путешествия всегда связывают имя Стерна и его «Сентиментальное путешествие». Но многие полагали, что «Путешествие» Радищева не имеет ничего общего с «пассивной» иронией Стерна. О жанре путешествия было известно в России до Стерна: ученые с их заметками и описаниями, письма русских, учащихся за границей.

Сложный стилистический состав отличает «Путешествие из Петербурга в Москву». А. С. Пушкин видел в «Путешествии» риторические ноты, «жеманство» и надутость. Некоторые видели в нем «многословие», «фразерство «Не скупился на лирические отступления во вкусе только что начавшегося тогда входить в моду сентиментализма», — так отзывался В. А. Мякотин о Радищеве, и, конечно, благодаря этим отступлениям «Путешествие» влилось в литературные традиции того времени.

Черты реализма были также отмечены Мякотиным, он оценивал Радищева как «глубокого знатока русского быта», «описывающего типичные бытовые потребности из жизни различных общественных классов», рассматривающего различные типы людей и их характеры, влияние на которых оказывают общественные условия, устои того времени. Для Селиванского же реализм Радищева стоял под вопросом: «…сквозь выцвевшие краски сентиментализма и манерного пафоса просвечивают яркие черты жизни», хотя не только он, но и многие не видели «ни одного живого типа» в «Путешествии».

Публицистические цели «Путешествия» очевидны. Картины жизни, отражение действительности были необходимы для назиданий, для донесения до людей своих идей и мыслей, свое отношение к устройствам жизни. Радищев не уделяет должное внимание деталям, события не обрисованы в подробностях, все его движения направлены лишь на нравоучения. Его диалоги с людьми, встреченными на пути, краткие и лаконичные, часто разговор построен в форме вопроса-ответа, что удваивает динамичность произведения, указывает на определенность высказываний. Иногда же вопросы сыплются, ожидая своей очереди для ответа:

«Какие же ради вины обуздывает он свои хотения? Почто поставляет над собою власть? Почто беспределен в исполнения своея воли, послушания черною оную ограничивает?»;

«Как желать добра тому, кого не знаю, и что сие? Добром назваться может ли желанием неопределенное, навеваемое

неизвестностью?» — такие же вопросы даже не требуют ответа и возражений и уже в себе имеют аргументацию. И такая постановка вопроса у Радищева не редкость. По эмоционально окрашенным вопросам, по восклицаниям можно легко определить, что автор хочет донести до нас всю несправедливость, все свое негодование по этому поводу: «Закон? И ты смеешь поносить сие священное имя?»

Даже его малочисленные живописные элементы очень точны и передают конкретные эмоции и многое позволяют понять и ощутить. Например, его уточнение в «Любани», что разговор с крестьянином проходит в жаркий летний день. И перед нами сразу предстает картина всей тягости подобного труда под палящим солнцем. И не зря автор в «Городне» говорит о «пронзающем сердце вопле женщин и детей и старцев», и эта деталь создает атмосферу безысходности и горя. Радищев точно, без прикрас показывает реальность.

Радищев не дает портрет своих собеседников, их характер для нас не раскрыт полностью: они как бы есть, но безлики, просто у них совсем другие задачи, соответствующие авторским. Его портреты имеют «крайности»: либо полнейшая идеализация образа, либо гротесковое уродство. Есть в «Путешествии» только одно подробное описание — это описание царя в «Спасской Полести», состоящее из рассмотрения регалий, эмблем и прочих рисунков.

Все герои Радищева выплескивают эмоции через заштампованные понятия: «содроганиями», «воплями» «вздохами»: «Необыкновенный вопль терзающего на себе волосы человека понудили меня остановиться». «Мимическая динамика» Радищева односложна, не раскрыта не имеет оттенков.

Большое внимание в «Путешествии» уделяется слезам, как о что-то понятном каждому, естественном выражении человеческих эмоций. Слезами можно выразить и боль (и физическую и моральную), и умиление, и даже искреннюю радость.

Разговоры героя с встречающимися людьми дают повод для размышлений. Например, разговор с работающим в воскресный день крестьянином дал первый толчок к мысленным исканиям, к размышлению путешественника об эксплуатации людей, о жестокости и несправедливости помещиков. Автор отмечает насколько обычные крестьяне чище морально: после встречи с Анютой, которая оказалась более нравственной, чем женщины из высшего света. Автор размышляет о бюрократии, об административном производстве, об кошмарных условиях крепостного права. В главе «Клин» путешественник уже задумывается о себе, о своем поведении.

Для полноты повествования, для рассмотрения больших тем и примеров, автор вводит «подставных лиц». Это либо рассказ собеседников, либо записки, найденные случайно. Такими главами являются: «Посна», «Спасская Полесть», «Зайцево», особенно яркая глава «Торжок», где даны размышления о цензуре неизвестного автора.

Иногда главный герой является невольным слушателем чьих-нибудь разговоров. Так, например, в «Спасской Полести» до его уха доносятся речи мужа и жены о незаслуженно розданных наградах чиновника. В главе «Крестцы» автор был свидетелем наказов, которые на прощанье давал отец своим сыновьям.

«Речи-жалобы», «речи-рассуждения» героев соответствуют их социальному уровню, определенный синтаксический колорит. Ведь речь крестьянина, например, не может обойтись без просторечий. Вся галерея радищевских образов дана схематично, лишь формально.

Монологи автора несут в основе своей поучения. Им присущ ораторский пафос, призывы к действию.

Можно заключить по внешней структуре «Путешествия», что задачей автора не было просто рассказать реальную историю путешествия, а скорее раскрыть перед читателем свое понимание действительности, свое отношение к проблемам, лежавшим в атмосфере того времени. Безусловно, Радищев выбрал самую подходящую форму произведения для объединения всех своих мыслей, порицаний, призывов к действию.

sochineny.ru

Путешествие из Петербурга в Москву. Выезд (А. Н. Радищев, 1790)

Александр Радищев – русский литератор-революционер, по выражению Екатерины II, «бунтовщик хуже Пугачева», – писатель глубокий и смелый. За книгу «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева посадили в Петропавловскую крепость. Суд приговорил его к смертной казни, которую императрица заменила лишением чинов и дворянства и ссылкой в сибирский острог. Эта книга – редчайший по силе просветительский трактат, написанный в виде путевых очерков, где и точные наблюдения путешественника, и вдохновенные лирические отступления увлекают читателя к сопереживанию и соразмышлению: что есть Россия, что для нее благо и что зло.

Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе оно, о! сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно – и ты мой друг.

Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвленна стала. Обратил взоры мои во внутренность мою – и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что от блудящего невинно сокрыла истину навеки? Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы бедствия, а блаженство николи? Разум мой вострепетал от сея мысли, и сердце мое далеко ее от себя оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в нем самом. «Отыми завесу с очей природного чувствования – и блажен буду». Сей глас природы раздавался громко в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и – веселие неизреченное! – я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе подобных. Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь. Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит, кто ради благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратии своей, кто в шествии моем меня подкрепит, – не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?.. Почто, почто мне искать далеко кого-либо? Мой друг! ты близ моего сердца живешь – и имя твое да озарит сие начало.

Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик по обыкновению своему поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом. Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно; но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его утешение. Ты плачешь, произнося «прости»; но воспомни о возвращении твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении, яко роса пред лицом солнца. Блажен возрыдавший, надеяйся на утешителя; блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании. Существо его усугубляется, веселия множатся, и спокойствие упреждает нахмуренность грусти, распложая образы радости в зерцалах воображения. – Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал наконец благодетельного Морфея. Горесть разлуки моея, преследуя за мною в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему уединенна. Я зрел себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было тут источника на прохлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя. Един, оставлен, среди природы пустынник! Вострепетал. – Несчастной, – возопил я, – где ты? где девалося все, что тебя прельщало? где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта? – По счастию моему случившаяся на дороге рытвина, в которую кибитка моя толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя остановилась. Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом в три жилья. – Что такое? – спрашивал я у повозчика моего. – Почтовый двор. – Да где мы? – В Софии, – и между тем выпрягал лошадей.

kartaslov.ru

Новый литературный жанр — «путешествие» Радищева. Основы русского языка

Для своей книги Радищев избрал новый в литературе жанр — «путешествие». Этот жанр получил в XVIII веке широкое распространение. Этим он обязан Лоренсу Стерну. Выдающийся английский писатель издал в 1767 году «Сентиментальное путешествие», которое стало своеобразным манифестом сентиментализма. Книга породила традицию: «сентиментальные путешествия» появились во многих национальных литературах. Знали эту книгу и в России, прочитал ее и Радищев.

Первое «путешествие» в русской литературе было написано Николаем Новиковым и напечатано в журнале «Живописен» в 1772 году. Называлось оно — «Отрывок путешествия», в котором рассказывалось о посещении путешественником разоренной крепостнической деревни. Неизвестно, знал ли Новиков произведение Стерна, но он внес принципиальные изменения в этот жанр, создав, по существу, совершенно новый тип произведения — просветительское путешествие. Эту традицию продолжил Фонвизин, написавший «Записки первого путешествия», состоявшие кз писем писателя из Франции. «Записки» были отчетом о всем увиденном им в этой стране. В начале XIX века в этой традиции были написаны «Путешествие критики» (автор Савелий Ферельцт) и «Письма русского офицера» (автор Федор Глинка, рассказывавший в своих письмах о войнах России с Наполеоном и главным образом об Отечественной войне 1812 года).

С наибольшей полнотой художественная особенность просветительского путешествия получила выражение в радищевском «Путешествии из Петербурга в Москву». Сознательно опираясь на русскую традицию, он обогатил возможности жанра и подчинил его воплощению небызалого еще замысла. Радищев задумал создать книгу, посвященную проблемам будущей русской революции, героями которой должны были стать народ и передовей дворянин, порывающий со своим классом и становящийся в ряды «прорицателей вольности».

Книга открывалась предисловием, написанным в форме посвящения ее давнему своему другу Алексею Кутузову. Его Радищев написал уже после того, как книга пришла из цензуры, перед самым набором книги. Доверительно сообщалось в посвящении о главном и сокровенном в жизни человека, посвятившего себя служению революции: «Я взглянул окрест меня—душа моя страданиями человечества уязвленна стала». Способность «уязвляться» страданиями других и определяла нравственные качества личности, содержание ее исповеди. Распахнув свое сердце для страданий человечества, личность не просто стала жить интенсивной нравственной жизнью — изменилось качество ее эмоций: они приобрели социально-общественный характер.

Сквозным сюжетом «Путешествия» является история человека, познавшего свои политические заблуждения, открывшего правду жизни, новые идеалы и «правила», ради которых стоило жить и работать, история идейного и морального обновления путешественника. Путешествие должно было его воспитать. Личности путешественника писатель уделяет большое внимание. Пристально следя за своим героем, он обнажает его нравственные богатства, подчеркивая его духовную деликатность, отзывчивость, беспощадную требовательность к себе. Умный и тонкий наблюдатель, он наделен чувствительным сердцем, его деятельной натуре чужда созерцательность и равнодушие к людям, он умеет не только слушать, но всегда стремится прийти на помощь тому, кто в ней нуждается.

Но просветительский рационализм все же сказался на построении образа путешественника. Духовная эволюция его раскрыта не психологически (как это сделано Грибоедовым при раскрытии духовной эволюции Чацкого), а логически. Развитие образа, идейные искания героя как бы заранее запрограммированы. Вводимые в книгу факты, описания тех или иных явлений, которые определяют опыт путешественника и следующее за ним рассуждение, обобщение опыта обусловлены логическим планом эволюции, которую должен пройти герой. Отсюда — некоторая схематичность образа, строго обозначенная последовательность духовных испытаний путешественника. Его путь — от заблуждения к истине — прочерчен с такой же ясностью и прямолинейностью, как и путь от Петербурга до Москвы, по которому он едет.

В первых главах с особой остротой показано столкновение заблуждающегося путешественника с действительностью, причем результаты этих столкновений поданы читателю с редкой наглядностью: герой высказывает свое мнение раньше, чем ознакомится с фактом. Следующее затем изображение событий колеблет его ложные представления о жизни. Путешественник начинает искать выход из противоречия между своими привычными взглядами и действительными фактами. Он размышляет, еще внимательнее присматривается к тому, что казалось ранее известным, с доверием относится к сообщениям встречаемых людей.

В своих исканиях путешественник проходит как бы через три этапа. В первых главах открываются ему «частные неустройства», он понимает, что прежние его представления о благоденствующей под управлением Екатерины II России есть плод глубоких заблуждений. В главе «Новгород» он уже вынужден признать, что «прежняя система пошла к черту». Далее следует второй этап. Путешественник, убедившийся, что Россия бедствует, что в ней повсюду «неустройства», злоупотребления властью, бесчеловечный гнет рабства, страстно ищет путей к изменению положения, к уничтожению «неустройств».