Курбский князь андрей – 19. Князь Андрей Курбский, сначала друг, а потом оппонент Грозного, описан Сервантесом как бакалавр Самсон Карраско

Князь Курбский Андрей Михайлович, приближённый Ивана Грозного: биография, характеристика, интересные факты

Князь Курбский Андрей Михайлович – известный русский политический деятель, полководец, писатель и переводчик, ближайший сподвижник царя Ивана IV Грозного. В 1564 году, во время Ливонской войны, бежал от возможной опалы в Польшу, где и был принят на службу к королю Сигизмунду II Августу. Впоследствии воевал против Московии.

Родовое древо

Князь Ростислав Смоленский был внуком самого Владимира Мономаха и являлся родоначальником двух именитых семейств — Смоленских и Вяземских. Первое из них имело несколько ветвей, одной из которых и был род Курбских, княживших с XIII века в Ярославле. Согласно легенде, эта фамилия произошла от главного селения под названием Курбы. Данный удел достался Якову Ивановичу. Об этом человеке известно лишь то, что он погиб в 1455 году на Арском поле, храбро сражаясь с казанцами. После его кончины удел перешел во владение к его брату Семену, который служил у великого князя Василия.

В свою очередь тот имел двух сыновей – Дмитрия и Федора, состоявших на службе у князя Ивана III. Последний из них был нижегородским воеводой. Его сыновья были храбрыми воинами, но дети были лишь у одного Михаила, носившего прозвище Карамыш. Вместе с братом Романом он погиб в 1506 году в боях под Казанью. Семен Федорович также воевал против казанцев и литовцев. Он был боярином при Василии III и выступил с резким осуждением решения князя постричь в монахини жену Соломию.

Одного из сыновей Карамыша, Михаила, часто назначали на различные командные должности во время походов. Последней в его жизни оказалась военная кампания 1545 года против Литвы. После себя он оставил двух сыновей – Андрея и Ивана, впоследствии с успехом продолживших семейные воинские традиции. Иван Михайлович при взятии Казани был тяжело ранен, однако не покинул поля боя и продолжал сражаться. Надо сказать, что многочисленные ранения сильно подкосили его здоровье, и спустя год он скончался.

Интересен тот факт, что сколько бы историков ни писало об Иване IV, они обязательно вспомнят и об Андрее Михайловиче – пожалуй, самом известном представителе своего рода и ближайшем соратнике царя. До сих пор исследователи спорят о том, кто же на самом деле князь Курбский: друг или враг Ивана Грозного?

Биография

Никаких сведений о его детских годах не сохранилось, да и дату рождения Андрея Михайловича никто бы точно не смог определить, если бы он сам в одном из своих трудов вскользь не упомянул об этом. А родился он осенью 1528 года. Не удивительно, что впервые князь Курбский, биография которого была связана с частыми военными походами, в документах упоминается в связи с очередной кампанией 1549 года. В армии царя Ивана IV он имел чин стольника.

Ему не исполнилось еще и 21 года, когда он принял участие в походе на Казань. Возможно, Курбский сумел сразу же прославиться своими ратными подвигами на полях сражений, потому что уже через год государь сделал его воеводой и направил в Пронск для защиты юго-восточных рубежей страны. Вскоре, как награду то ли за воинские заслуги, то ли за обещание прибыть по первому зову со своим отрядом воинов, Иван Грозный пожаловал Андрею Михайловичу земли, расположенные неподалеку от Москвы.

Первые победы

Известно, что казанские татары, начиная со времен правления Ивана III, довольно часто совершали набеги на русские поселения. И это несмотря на то, что Казань формально находилась в зависимости от московских князей. В 1552 году русское войско снова было созвано для очередной битвы с непокорными казанцами. Примерно в это же время на юге державы появилась и армия крымского хана. Вражеское войско вплотную подошло к Туле и осадило ее. Царь Иван Грозный решил остаться с основными силами близ Коломны, а на выручку осажденному городу послать 15-тысячную армию, которой командовали Щенятев и Андрей Курбский.

Русские войска своим неожиданным появлением застали хана врасплох, поэтому ему пришлось отступить. Однако под Тулой еще оставался значительный отряд крымцев, нещадно грабивший окрестности города, не подозревая, что основные войска хана ушли в степь. Тут же Андрей Михайлович решил напасть на неприятеля, хотя у него и было вдвое меньше ратников. Согласно сохранившимся документам, этот бой длился полтора часа, и князь Курбский вышел из него победителем.

Итогом этой битвы стала большая потеря вражеских войск: из 30-тысячного отряда половина погибла в ходе сражения, а остальные либо взяты в плен, либо утонули во время переправы через Шиворонь. Сам Курбский сражался наравне со своими подчиненными, в результате чего получил несколько ранений. Однако уже через неделю снова встал в строй и даже отправился в поход. На этот раз его путь пролегал через рязанские земли. Перед ним стояла задача – прикрывать основные силы от внезапных нападений степняков.

Осада Казани

Осенью 1552 года русские войска подошли к Казани. Щенятев и Курбский были назначены командирами полка Правой руки. Их отряды расположились за рекой Казанкой. Эта местность оказалась незащищенной, поэтому полк понес большие потери в результате стрельбы, открытой по ним из города. Кроме того, русским воинам приходилось отбивать атаки черемисов, часто заходивших с тыла.

Второго сентября начался штурм Казани, во время которого князь Курбский со своими ратниками должен был стоять на Елбугиных воротах, чтобы осажденные не смогли бежать из города. Многочисленные попытки вражеских войск пробиться через охраняемый участок были в основном отражены. Лишь небольшой части неприятельских солдат удалось вырваться из крепости. Андрей Михайлович со своими воинами бросился в погоню. Он отважно дрался, и только тяжелое ранение заставило его, наконец, покинуть поле боя.

Царский советник

Через два года Курбский опять отправился в казанские земли, на этот раз для усмирения бунтовщиков. Надо сказать, поход оказался очень сложным, так как войскам приходилось пробираться по бездорожью и воевать в лесистой местности, однако с поставленной задачей князь справился, после чего вернулся в столицу с победой. Именно за этот ратный подвиг Иван Грозный и произвел его в боярина.

В это время князь Курбский входит в число самых приближенных к царю Ивану IV людей. Постепенно он сблизился с Адашевым и Сильвестром, представителями партии реформаторов, а также стал одним из государевых советников, войдя в Избранную раду. В 1556 году он принял участие в новой военной кампании против черемисов и опять вернулся из похода победителем. Сначала он был назначен воеводой в полк Левой руки, который дислоцировался в Калуге, а чуть позже принял под свое командование полк Правой руки, находившийся в Кашире.

Война с Ливонией

Именно это обстоятельство заставило Андрея Михайловича снова вернуться в боевой строй. Сначала его назначили командовать Сторожевым, а чуть позже и Передовым полком, с которым он принял участие во взятии Юрьева и Нейгауза. Весной 1559 года он возвращается в Москву, где вскоре принимают решение направить его на службу к южной границе государства.

Победоносная война с Ливонией длилась недолго. Когда неудачи начали сыпаться одна за другой, царь вызвал к себе Курбского и поставил его начальником над всей армией, сражающейся в Ливонии. Надо сказать, что новый командующий сразу же начал действовать решительно. Не дождавшись основных сил, он первым атаковал неприятельский отряд, находившийся неподалеку от Вейсенштейна, и одержал убедительную победу.

Недолго думая, князь Курбский принимает новое решение – сразиться с неприятельскими войсками, которые лично возглавлял сам магистр знаменитого Ливонского ордена. Русские отряды обошли противника с тыла и, несмотря на ночное время, атаковали его. Вскоре перестрелка с ливонцами переросла в рукопашную схватку. И здесь победа была за Курбским. После десятидневной передышки русские войска двинулись дальше.

Дойдя до Феллина, князь распорядился сжечь его предместья, а затем и начать осаду города. В этом бою в плен был захвачен ландмаршал ордена Ф. Шаль фон Белль, спешивший на помощь к осажденным. Его немедля отправили в Москву с сопроводительным письмом от Курбского. В нем Андрей Михайлович просил не убивать ландмаршала, так как считал его человеком умным, отважным и мужественным. Такое послание говорит о том, что русский князь был благородным воином, который не только умел хорошо сражаться, но и с большим уважением относился к достойным противникам. Однако, несмотря на это, Иван Грозный все же казнил ливонца. Да это и не удивительно, так как примерно в это же время правительство Адашева и Сильвестра было устранено, а сами советники, их сподвижники и друзья — казнены.

Поражение

Андрей Михайлович взял замок Феллин за три недели, после чего отправился к Витебску, а затем и к Невелю. Здесь удача отвернулась от него, и он потерпел поражение. Однако царская переписка с князем Курбским свидетельствует о том, что Иван IV и не собирался обвинять его в измене. Не гневался на него царь и за безуспешную попытку захватить город Гельмет. Дело в том, что если бы данному событию придавалась большая важность, то об этом было бы сказано в одном из писем.

Тем не менее именно тогда князь впервые задумался о том, что же будет с ним, когда царь узнает о постигших его неудачах. Хорошо зная крутой нрав правителя, он прекрасно понимал: если будет побеждать врагов, ему ничего не грозит, но в случае поражения он может быстро впасть в немилость и оказаться на плахе. Хотя, по правде говоря, кроме сострадания опальным, его не в чем было обвинить.

Судя по тому, что после поражения под Невелем Иван IV назначил Андрея Михайловича воеводой в Юрьев, царь не собирался его наказывать. Однако же князь Курбский от царского гнева бежал в Польшу, так как чувствовал, что рано или поздно ярость государя обрушится и на его голову. Король Сигизмунд II Август высоко ценил ратные подвиги князя, поэтому и позвал его как-то к себе на службу, суля ему хороший прием и роскошную жизнь.

Бегство

Курбский все чаще стал задумываться над предложением польского короля, пока в конце апреля 1564 года не решился тайно бежать в Вольмар. Вместе с ним отправились его приверженцы и даже слуги. Сигизмунд II принял их хорошо, а самого князя наградил поместьями с правом наследственной собственности.

Узнав о том, что князь Курбский от царского гнева бежал, Иван Грозный всю свою ярость обрушил на оставшихся здесь родственников Андрея Михайловича. Всех их постигла тяжелая участь. В оправдание своей жестокости он обвинил Курбского в измене, нарушении крестного целования, а также в похищении у него жены Анастасии и в желании царствовать самому в Ярославле. Иван IV смог доказать только первых два факта, остальные же он явно выдумал для того, чтобы оправдать свои действия в глазах литовских и польских вельмож.

Жизнь в эмиграции

Поступив на службу к королю Сигизмунду II, Курбский почти сразу же стал занимать высокие военные должности. Не прошло и полгода, как он уже воевал против Московии. С литовскими войсками он участвовал в походе на Великие Луки и защищал Волынь от татар. В 1576 году Андрей Михайлович командовал многочисленным отрядом, который входил в состав войск великого князя Стефана Батория, воевавшего с русской ратью под Полоцком.

В Польше Курбский почти все время проживал в Миляновичах, что под Ковелем. Управление своими землями он поручил доверенным лицам. В свободное от военных походов время он занимался научными изысканиями, отдавая предпочтение трудам по математике, астрономии, философии и богословию, а также изучая греческий и латинский языки.

Известен тот факт, что беглый князь Курбский и Иван Грозный вели переписку. Первое письмо было отправлено царю в 1564 году. Доставил его в Москву верный слуга Андрея Михайловича Василий Шибанов, которого впоследствии подвергли пыткам и казнили. В своих посланиях князь выражал свое глубокое возмущение теми несправедливыми гонениями, а также многочисленными казнями ни в чем ни повинных людей, служивших государю верой и правдой. В свою очередь Иван IV отстаивал абсолютное право по собственному усмотрению миловать или казнить любого из своих подданных.

Переписка между двумя оппонентами длилась в течение 15 лет и завершилась в 1579 году. Сами письма, широко известный памфлет под названием «История о великом князе Московском» и остальные произведения Курбского написаны грамотным литературным языком. Кроме того, они содержат весьма ценные сведения об эпохе царствования одного из самых жестоких правителей в истории России.

Уже живя в Польше, князь женился во второй раз. В 1571 году он взял в жены богатую вдову Козинскую. Однако этот брак просуществовал недолго и завершился разводом. В третий раз Курбский женился уже на небогатой женщине по фамилии Семашко. От этого союза у князя родились сын и дочь.

Незадолго до своей смерти князь принял участие еще в одном походе против Москвы под предводительством Стефана Батория. Но на этот раз воевать ему не пришлось – дойдя почти что до границы с Россией, он тяжело заболел и вынужден был повернуть назад. Умер Андрей Михайлович в 1583 году. Его похоронили на территории монастыря, расположенного под Ковелем.

Всю свою жизнь он был пылким сторонником православия. Гордый, суровый и непримиримый характер Курбского в значительной степени поспособствовал тому, что у него появилось множество врагов среди литовской и польской знати. Он постоянно ссорился с соседями и часто захватывал их земли, а королевских посланцев покрывал русской бранью.

Вскоре после смерти Андрея Курбского скончался и его поверенный князь Константин Острожский. С этого момента польское правительство стало понемногу отбирать владения у его вдовы и сына, пока, наконец, не забрало и Ковель. Судебные заседания по этому поводу длились несколько лет. В результате его сыну Дмитрию удалось возвратить часть утраченных земель, после чего он принял католичество.

Характеристика князя Курбского

Мнения о нем как о политическом деятеле и человеке часто бывают диаметрально противоположными. Некоторые считают его закоренелым консерватором с крайне узким и ограниченным кругозором, который во всем поддерживал бояр и противился царскому единовластию. Кроме того, его бегство в Польшу расценивают как некую расчетливость, связанную с большими житейскими выгодами, которые пообещал ему король Сигизмунд Август. Андрей Курбский подозревается даже в неискренности своих суждений, изложенных им в многочисленных трудах, которые были всецело направлены на поддержание православия.

Многие историки склонны думать, что князь все-таки был человеком чрезвычайно умным и образованным, а также искренним и честным, всегда выступавшим на стороне добра и справедливости. За такие черты характера его стали называть «первым русским диссидентом». Поскольку причины разногласия между ним и Иваном Грозным, а также сами сказания князя Курбского до конца не изучены, полемика по поводу личности этого известного политического деятеля того времени будет длиться еще долго.

Свое мнение по этому вопросу высказывал и небезызвестный польский геральдик и историк Симон Окольский, живший в XVII веке. Его характеристика князя Курбского сводилась к следующему: это был по-настоящему великий человек, и не только потому, что состоял в родстве с царским домом и занимал высшие военные и государственные должности, но и из-за доблести, так как он одержал несколько значимых побед. Кроме того, историк писал о князе как о поистине счастливом человеке. Судите сами: его, изгнанника и беглого боярина, с необыкновенными почестями принял к себе польский король Сигизмунд II Август.

До сих пор причины бегства и измена князя Курбского у исследователей вызывают живой интерес, так как личность этого человека неоднозначна и многогранна. Лишним доказательством тому, что Андрей Михайлович обладал недюжинным умом, может служить и тот факт, что, будучи уже немолодым, он сумел выучить латинский язык, которого до этой поры не знал вовсе.

В первом томе книги под названием Orbis Poloni, которая была издана в 1641 году в Кракове, все тот же Симон Окольский разместил герб князей Курбских (в польском варианте — Крупских) и дал ему объяснение. Он считал, что этот геральдический знак русский по своему происхождению. Стоит отметить, что в Средние века образ льва можно было часто встретить на гербах знати в разных государствах. В древнерусской же геральдике это животное считалось символом благородства, мужества, нравственных и воинских доблестей. Поэтому не удивительно, что именно лев был изображен на княжеском гербе Курбских.

fb.ru

Курбский, князь Андрей Михайлович — это… Что такое Курбский, князь Андрей Михайлович?

— боярин и воевода, писатель, род. в 1528 г., ум. в 1583 г. В первый раз имя кн. Курбского встречается в 1549 г., когда он сопровождал царя Иоанна IV в Казанский поход в звании стольника, и находился в есаулах вместе с братом царицы Анастасии — Никитой Романовичем Юрьевым, который со стороны его матери, рожденной Тучковой, приходился ему правнучатным братом. Вскоре по возвращении из Казанского похода, кн. Курбский был отправлен воеводой в Пронск, для охраны юго-восточных границ от набега татар, а в следующем, 1551 г., вместе с кн. Щенятевым начальствовал полком правой руки, стоявшим на берегу р. Оки, в ожидании нападения крымских и казанских татар. Несмотря на свою молодость, кн. Курбский пользовался особым доверием царя, что видно, напр. из следующего: воеводы, стоявшие в Рязани, стали местничаться с кн. Мих. Ив. Воротынским и отказались к нему ездить, вследствие чего в войске произошел сильный беспорядок. Узнав об этом, царь послал кн. Курбскому грамоту с поручением объявить воеводам, чтобы они были «без мест». В конце того же 1551 г. царь собрался с большим войском в поход к Казани. Получив на пути к Коломне известие, что крымцы осадили Тулу, царь велел идти на выручку Тулы полку правой руки, под предводительством кн. Курбского и кн. Щенятева, а также передовому и большому полкам. Тулу сильно осаждал в течение двух дней сам крымский хан Девлет-Гирей, а теперь он бежал в степи, испугавшись прихода русских войск. Кн. Курбский и кн. Щенятев нагнали крымцев на берегу реки Шивороны, разбили их, отняли многих пленных и взяли ханский обоз. В этой битве кн. Курбский получил тяжкие раны в голову, плечи и руки, что не помешало ему, однако, через восемь дней снова выступить в поход. Полк правой руки направился через Рязанскую область и Мещеру, по лесам и «дикому полю», прикрывая собой движение царя к Казани от нападения ногайцев. 13 августа царь и все войско прибыли в Свияжск, где отдохнули несколько дней; 20 августа переправились через Казанку, а 23 все полки стали на назначенных им местах. Полк правой руки, под начальством кн.

Курбского и кн. Щенятева, расположился на лугу за р. Казанкой, между большими болотами, и сильно терпел как от стрельбы с крепостных стен Казани, построенных на крутой горе, так и от беспрестанных нападений с тыла, черемис, выезжавших из дремучих лесов, наконец от дурной погоды и вызванных ею болезней. В решительном приступе к Казани 2 октября 1552 г. кн. Курбский с частью полка правой руки должен был идти на Елбугины ворота, снизу от Казанки, а другому воеводе правой руки, кн. Щенятеву, велено было подкреплять его. Татары подпустили русских к самой крепостной стене и тогда стали лить на их головни кипящую смолу, бросать бревна, камни и стрелы. После упорного и кровопролитного боя татары были опрокинуты со стен; войска большого полка ворвались через проломы в город и вступили в ожесточенную битву на улицах, а кн. Курбский стоял у входа в Елбугины ворота и заграждал татарам путь из крепости. Когда татары, видя, что дальнейшая борьба невозможна, выдали русским своего царя Едигера, а сами стали бросаться со стен на берег р. Казанки, намереваясь пробиться сквозь расположенные там туры полка правой руки, а затем, отбитые тут, стали переправляться вброд на противоположный берега, кн. Курбский сел на коня и с 200 всадников бросился в погоню за татарами, которых было по крайней мере 5000: дав им немного отойти от берега, он ударил на них в то время, когда последняя часть отряда находилась еще в реке. В своей «Истории кн. вел. Московского», кн. Курбский, рассказывая об этом подпиге своем, прибавляет: «Молюся, да не возомнит мя кто безумна, сам себя хвалюща! Правду воистину глаголю и дарованна духа храбрости, от Бога данна ми, не таю; к тому и коня зело быстра и добра имех». Кн. Курбский прежде всех ворвался в толпу татар, и во время битвы конь его трижды врезывался в ряды отступавших, а в четвертый раз и конь, и всадник, сильно раненные, повалились на землю. Кн. Курбский очнулся несколько времени спустя и видел, как его, точно мертвеца, оплакивали двое его слуг и два царских воина; жизнь его была спасена, благодаря бывшей на нем крепкой праотеческой броне. В «Царственной книге» имеется подтверждение этого рассказа: «А воевода кн. Андрей Мих. Курбский выеде из города, и вседе на конь, и гна по них, и приехав во всех в них; они же его с коня збив, и его секоша множество, и прейдоша по нем за мертваго многие; но Божиим милосердием последи оздравел; татарове же побежаша на рознь к лесу».

В начале марта 1553 г. царь Иоанн IV сильно занемог и, на случай смерти, велел боярам присягнуть в верности своему малютке сыну Димитрию. Среди бояр нашлись сторонники двоюродного брата царя, кн. Влад. Андр. Старицкого; бояре спорили, горячились и медлили с присягой, говорили о нежелании своем служить Захарьиным во время малолетства Дмитрия. Самые влиятельные и близкие к царю люди, Сильвестр и Адашев, и те в эту тяжелую минуту выказали отсутствие безусловной преданности и сердечного расположения к царю. Кн. Курбский, принадлежавший к партии Сильвестра и Адашева, что ясно видно из его многочисленных лестных отзывов о них, во время болезни царя к ним не примкнул. В своем ответе на второе послание Иоанна он говорит, между прочим: «А о Володимере брате воспоминаешь, аки бы есть мы его хотели на царство: воистину, о сем не мыслих: понеже и не достоин был того». Надо полагать, что царь оценил образ действий кн. Курбского, потому что, по выздоровлении своем, взял его с собой в числе немногих сопровождающих на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Первая остановка по выезде из Москвы была в Троице-Сергиевом монастыре, где в то время жил Максим Грек, пользовавшийся уважением царя. Максим стал отговаривать царя от задуманного далекого путешествия, особенно с женой и маленьким сыном, доказывал, что такие обеты неразумны, что «Бог вездесущ и всюду зрит недреманным оком своим, и что святые его внимают молитвам нашим, взирая не на место, где оне приносятся, а на добрую волю и власть нашу над собою»; вместо поездки в Кирилло-Белозерский монастырь Максим советовал собрать вокруг себя вдов, сирот и матерей тех воинов, которые погибли во время Казанского похода, и стараться утешить их и устроит их судьбу. Царь упорствовал однако в своем намерении, и Максим высказался в духе пророческом, поручив царскому духовнику Андрею Протопопову, кн. Ив. Фед. Мстиелавскому, Алексею Адашеву и кн. Курбскому, сопутствовашим царю, передать ему, что в случае непослушания, сын его Дмитрий умрет во время путешествия. Царь не внял советам Максима Грека и отправился в Дмитров, оттуда в Песношский монастырь, лежащий на р. Яхроме, где были приготовлены суда для дальнейшего путешествия. В Песношском монастыре жил на покое бывший коломенский епископ Вассиан Топорков, любимец и приближенный Иоаннова отца, вел. кн. Василия Ивановича. Весьма интересен отзыв кн. Курбского о беседе царя Иоанна с Вассианом, и мы овстановимся на нем при рассмотрении сочинения кн. Курбского «История кн. вел. Московского».

Царь и его спутники возвратились с богомолья в Кирилло-Белозерский монастырь в июле 1553 г. В начале 1554 г. кн. Курбский вместе с Шереметевым и с кн. Микулинским был послан усмирить мятеж в земле Казанской, так как вотяки, черемисы и татары не хотели платить дань и повиноваться царским наместникам и тревожили своими набегами нижегородские пределы. Pyсские войска углубились в леса, где скрывались бунтовщики, пользуясь знанием местности; целый месяц воеводы преследовали их и успешно сражались с ними более двадцати раз: они побили 10000 неприятелей, с их атаманами Янчурой и Алекой Черемисином во главе, и возвратились в Москву ко дню Благовещения с «пресветлою победою и со множайшими корыстьми». После этого арская и побережная сторона покорились и обещали давать дань, а царь наградил воевод золотыми шейными гривнами со своим изображением. В 1556 г. кн. Курбский был послан вместе с кн. Фед. Ив. Троекуровым усмирять снова восставших луговых черемис. По возвращении из этого похода он, в должности воеводы полка левой руки, находился в Калуге, для охраны южной границы от угрожавшего нападения крымцев, а затем стоял в Кашире, начальствуя вместе с кн. Щенятевым правой рукой. В этом же году он был пожалован в бояре.

В январе 1558 г. началась война с Ливонией из-за отказа ее платить дань, обещнную Московскому государству еще при Иоанне III магистром Плеттенбергом. Громадное русское войско (по словам кн. Курбского было 40 тысяч, или даже более) выступило из Пскова и вошло в Ливонию тремя отрядами, причем сторожевым полком начальствовали кн. Курбский и Головин. Войску было дано приказапие «воевать землю», т. е. жечь и опустошать посады, но никак не осаждать города. В течение целого месяца русские опустшали Ливонию и возвратились с большим количеством пленных и с богатой добычей. После этого Ливония хлопотала о мире, но Иоанн не согласился даже на перемирие. Весной 1558 г. был взят Сыренск (Нейшлосс), и воеводой там оставлен Заболоцкий, а остальным воеводам царь приказал идти на соединение с кн. Петр. Ив. Шуйским и с кн. Курбским, шедшими из Пскова на Нейгауз; кн. Курбский начальствовал передовым полком. кн. Шуйский — большим полком, кн. Вас. Сем. Серебряный — правой рукой. Нейгауз был взять после трехнедельной осады; затем осажден, был Дерпт, в котором затворился сам дерптский епископ. 18 июля были подписаны условия сдачи, а на следующий день русские заняли укрепления города. В это лето русские завоевали до двадцати городов. «И пребыхом в той земле аж до самаго первозимия, — пишет кн. Курбский. — и возвратихомся ко царю нашему со великою и светлою победою».

Не прошло и полугода после возвращения из Ливонии, как кн. Курбский был послан на южную украину, которой угрожали крымцы. 11 марта 1559 г. были росписапы воеводы по полкам, и кн. Курбский вместе с кн. Мстиславским назначены воеводами правой руки; сначала они стояли в Калуге, а затем им было велено перейти ближе к степям, в Мценск. В августе, когда опасность миновала, войска были распущены по домам, и кн. Курбский тое, вероятно, возвратился в Москву. Между тем из Ливонии приходили неутешительные вести, а действиями посланного туда главного воеводы царь был, по-видимому, не совершенно доволен: «Сего ради, — пишет кн. Курбский, — введе мя царь в ложницу свою и глагола ми словесами, милосердием растворенными и зело любовными и к тому со обещаньми многими: «Принужден бых, рече, от оных прибегших воевод моих, або сам итти сопротив Лифлянтов, або тебя, любимаго моего, послати, да охрабрится паки воинство мое, Богу помогающу ти; сего ради иди и послужи ми верне». Кн. Курбский со своим отрядом направился к Дерпту и, в ожидании прибытия в Ливонию других воевод, произвел движение к Вейссенштейну (Пайде). Поразив под самым городом ливонский отряд, он узнал от пленных, что магистр с войском стоит в восьми милях, за большими болотами. Ночью кн. Курбский выступил в поход, пришел утром к болотам и целый день употребил для переправы через них войска. Если бы ливонцы встретились в это время с русскими, то поразили бы их, будь даже более многочисленное войско у кн. Курбского, но они, по словам его, «яко гордые, стояли на широком поле от тех блат, ждуще нас, аки две мили, ко сражению». Переправившись через эти опасные места, воины отдохнули немного и затем около полуночи начали перестрелку, а затем, вступив в рукопашную, обратили ливонцев в бегство, преследовали их и нанесли большой урон. Возвратившись в Дерпт и получив в подкрепление отряд из 2000 воинов. добровольно к нему присоединившихся, кн. Курбский после десятидневного отдыха выступил к Феллину, где находился отказавшийся от должности магистр Фюрстенберг. Кн. Курбский послал вперед татарский отряд, под начальством кн. Золотого-Оболенского, будто бы для того, чтобы жечь посад; Фюрстенберг выехал птротив татар со всем своим гарнизоном и едва спасся, когда кн. Курбский ударил на него из засады. Когда в Ливонию вступило наконец ожидаемое большое войско, под начальством кн. И. Ф. Мстиславского и кн. Петра Ив. Шуйского, кн. Курбский с передовым полком присоединился к ним и они вмести пошли к Феллину, послав в обход отряд кн. Барбашина. Вблизи города Эрмеса на кн. Барбашина напал ливонский отряд под начальством ландмаршала Филиппа Шаль-фон-Белля; ландмаршал потерпел поражение и вместе с командорами был взят в плен. Кн. Курбский с великой похвалой отзывается о нем: «бе бо муж, яко разсмотрихом его добре, не токмо мужественный и храбрый, но и словества полон, и остр разум и добру память имущ». Отсылая его с другими важными пленными в Москву, кн. Курбский и прочие воеводы письменно умоляли царя не казнить ландмаршала — он был, однако, казнен, за резкое выражение, сказанное царю на приеме. Во время трехнедельной осады Феллина кн. Курбский ходил под Венден и разбил начальника литовского отряда кн. Полубенского, посланного против него Иеронимом Ходкевичем, а под Вольмаром поразил ливонцев и нового ландмаршала. Сражение кн. Курбского с кн. Полубенскимг было первым столкновением русских с польским королем из-за прав на Ливонию. Явилась необходимость для защиты границ от литовских набегов расставить по городам воевод, которым было приказано также ходить опустошать литовские пограничные места. Кн. Курбский стоял на Луках Великих, и в июне 1562 г. сделал нападение на Витебск и сжег посад. В августе того же года он был отправлен против литовцев, опустошавших окрестности Невля. Показания польских историков Стрыйковского, Бельского и Гваньини противоречат Псковской летописи. Если верить им, то кн. Курбокий потерпел сильное поражение под Невлем, имея несравненно больше войска нежели литовцы, и бежал потом в Литву, из опасения царского гнева; в Псковской же летописи сказано только «приходили литовские люди под Невлю городок великого князя, и волости воевали и пошли прочь; и ходил за ними кн. Андрей Курбской и с иными воеводами, и мала была помощь, с обеих сторон поторнулися и языков наш и взяли у них» и царь в своем ответе на послание кн. Курбскому пишет, между прочим, относительно битвы под Невлем: «с 15 тысячами вы не могли победить 4 тысячи, и не только не победили, но и сами от них едва возвратились, ничего не успев» — таким образом и летопись и царь согласно говорят, что кн. Курбскому не удалось победить литовцев, но из этого еще нельзя заключить о поражении, грозившем ему гневом царя, — Иоанн, конечно, попрекнул бы Курбского поражением. Бельский высказывает мнение, что после Невльской битвы царь подозревал кн. Курбского в измене, но и это сомнительно, как потому, что для этого но было никакого повода, так и ввиду того, что в таком случае царь едва ли бы взял его с собой 30 ноября того же года в поход под Полоцк и оставил бы в начале марта 1563 г. воеводой в новозавоеванном городе Дерпте. «Коли бы мы тебе в том не верили, — писал Иоанн кн. Курбскому, — и мы бы тебя в ту свою вотчину не посылали». С небольшим год спусти после этого, ночью 30 апреля 1564 г. кн. Курбский бежал, в сопровождении нескольких человек детей боярских, в ливонский город Вольмар к польскому королю, оставив на произвол судьбы жену и девятилетнего сына. Верный слуга его Шибанов был схвачен дерптскими воеводами и отослан в Москву к царю, где и казнен; мать, жена и сын кн. Курбского посажены в тюрьму и умерли там от тоски. Все лица, близко к нему стоявшие, были, по-видимому, подвергнуты допросу; по крайней мере об этом можно судить по тому, что былы записаны «речи старца от Спаса из Ярославля, попа чернаго отца духовного Курбского», очевидно, того Феодорита, о котором Курбский отзывается с большой похвалой в 8-й главе своей «Истории».

Так как ни сам кн. Курбский в «Истории» и в посланиях к царю, ни Иоанн в своих ответах на послания не указывают, что именно побудило кн. Курбского отехать в Литву, то мы можем лишь делать догадки и предположения. Если верить повествованию дерптского бюргера Ниенштедта и неизвестного по имени ливонского летописца, кн. Курбский вел в 1563 г. переговоры о сдаче нескольких ливонских городов, но переговоры эти не увенчались успехом. Очень возможно, что кн. Курбский опасался, как бы царь не приписал эту неудачу его злому умыслу и как бы его не постигла участь Сильвестра и Адашева и других его единомышленников. Как видно из слов самого кн. Курбского, он не сразу решился покинуть отечество и считал себя невинно изгнанным: «Коего зла и гонения от тебя не претерпех, — пишет он в послании, — и коих бед и напастей на мя не подвигл еси! и коих лжеплетений презлых на мя не возвед еси! А приключившиямися от тебя различные беды по ряду, за множеством их, не могу ныне изрещи: понеже горестию еще души моей объять бых. Но вкупе все реку конечне: всего лишен бых, и от земли Божия туне отогнан бых, аки тобою понужден. Не испросих умиленными глаголы, ни умолих тя многослезным рыданием, и не исходатайствовах от тебя никоея ж милости архиерейскими чинами; и воздал еси мне злыя за благия и за возлюбление мое непримирительную ненавитсь! Бог сердцам зритель: во уме моем прилежно смышлях и обличник совестный мой свидетеля на ее поставих, и, исках и зрех мысленне и обращаяся, и не вем себя и не найдох ни в чем же пред тобою согрешивша». Иоанн в своем ответе на это послание говорит между прочим.· «А за такия ваши послуги, еже выше рехом, достойны есте были многих опал и казней; но мы еще с милостию к вам опалу свою чинили, аще бы твоему достоинству, и ты б к недругу нашему не уехал, и в таком деле, в коем бы нашем граде избыл еси, и утекания тебе сотворити было невозможно. Зла же и гонения безлепа от мене не приял еси, и бед и напастей на тя не подвигл есмя; а кое и наказание мало бывало на тебе, и то за твое преступление: понеже согласился еси с нашими изменники. А лжей и измен их же не сотворил еси, на тебя не взваживал есмя; а которые еси свои проступки делал, и мы по тем твоим винам по тому и наказание чинили». По всему вероятию, на кн. Курбском лежала опала за его участие в «избранной раде» и за его близость к Сильвестру и Адашеву, гонение против которых Иоанном Грозным было воздвигнуто после смерти царицы Анастасии Романовны в 1560 г. Намек на опалу и на то, в чем состояла измена, мы находим в словах Иоанна которые он велел гонцу Колычеву сказать польскому королю Сигизмунду-Августу: «Курбского и его советников измены то, что он хотел над государем нашим и над его царицею Настасьею и над их детьми умышляти всякое лихое дедо: и государь наш, уведав его измены, хотел было его посмирити, и он побежал».

В удельно-вечевую пору, как известно, существовало право отъезда, т. е. перехода бояр от одного князя к другому. Это было право дружинников. Со времени усиления Москвы, главным же образом с княжения Иоанна III, это право отъезда, в силу необходимости, должно было ограничиться: северо-восточная Русь объединилась под властью московских князей-собирателей, и отъезд стал возможен только в Орду, или в Литовское великое княжество, что в глазах государей московских стало считаться уже изменой, следовательно, преступлением, а не законным правом. При Иоанне III, при Василии Ивановиче, а в особенности при Иоанне IV со многих виднейших бояр были взяты клятвенные записи, с поручительством митрополита и других бояр и служилых людей в том, что они не отъедут из Московского государства. На отъезд к «бусурманам», разумеется, не находилось охотников, — и Литовское великое княжество было единственным убежищем для бояр, недовольных московскими порядками. Великое княжество Литовское, населенное русским православным народом, привлекало к себе бояр большей независимостью там высшего служилого класса, начинавшего уже организовываться по образу и подобию польского магнатства. Отъезды бояр в Литву особенно усилились с наплывом «княжат» в среду московского боярства, так как эти княжата имели все основание считать себя не дружинниками, но все-таки «вольными» слугами московского государя. Но и в Литовском великом княжестве не все княжата были в свою очередь довольны тамошними порядками, и также считали себя вправе отъезжать из Литвы в Москву, где их, в противоположность своим отъезжим князьям, не только не считали изменниками, но, напротив, принимали весьма ласково и награждали вотчинами. Булгаковы, Патрикеевы, Голицыны, Бельские, Мстиславские, Глинские выехали из Литвы и играли выдающуюся роль в Московском государстве. Отъезды княжат из Москвы в Литву и обратно при Иоанне III создали большую неустойчивость в пограничной между этими государствами территории, в которой находились вотчины этих княжат: они то признали над собой власть Литвы, то Москвы, меняя эту зависимость сообразно своим личным обстоятельствам. Эта неустойчивость пограничной территории, даже называвшейся в ту пору «страной князей», была постоянно причиной враждебных отношений Московского государства к Литовскому, а с течением времени привела и к враждебным столкновениям между Москвой и Польшей. Кн. Курбский, подобно другим княжатам, не признавал за царем Иоанном права запретить отъезд из Московского государства и в своем ответе на второе послание Иоанаа псал: «затворил еси царство русское, сиречь свободное естество человеческое, яко во адове твердыне; и кто бы из земли твоей поехал, по пророку, до чужих земель, яко Иисус Сирахов глаголет: ты называешь того изменником; а если изымают на пределе, и ты казнишь различными смертьми».

Один из исследователей жизни кн. Курбского (Иванишев) высказывает предположение, что он «действовал обдуманно и только тогда решился изменить своему царю, когда плату за измену нашел для себя выгодною». Другой исследователь (Горский) говорит: «Если бы Курбский бежал в Литву действительно из страха смерти, то, вероятно, он сделал бы это и без приглашения короля, потому что ему, без сомнения, было известно, как хорошо принимает король русских изменников. Видно, что Курбский делал свое дело не торопясь, даже слишком не торопясь, потому что для окончания всех переговоров, какие он вел с Сигизмундом-Августом, требовалось много времени. Эта медленность есть лучшее доказательство, что насчет жизни своей Курбский был совершенно спокоен». Из сохранившихся грамот «листов» королевских на имя кн. Курбского — видно, что польский король, действительно, приглашал его переехать в Литву, но в этом нет ничего особенного; и раньше переманивались в Литву московские бояре и все пригодные к военной службе. Что касается «выгодной платы за измену», то ни польский король Сигизмунд-Август, ни литовский гетман Радзивил нн высказали ничего определенного: король обещал в охранной грамоте быть к князю Курбскому милостивым (где се ему ласкове обецует ставить), а гетман обещал приличное содержание. Ввиду этого нет основания утверждать, что Курбский решился на отъезд из каких-либо корыстных побуждений.

Отъехав в Вольмар, кн. Курбский отправил Иоанну послание, в котором упрекал его за побиение бояр и воевод, за оклеветание верных подданных, говорил о своем собственном гонении и о необходимости покинуть отечество и советовал удалить наушников. И от побега Курбского и от его послания Иоанн был вне себя от гнева: он написал пространный ответ, ссылался на древнюю историю, на книги Св. Писания и творения св. отцов, оправдывал свои дела, винил бояр. В начале ответа Иоанн кратко изложил свою родословную, как доказательство неоспоримых прав на престол и преимущества своего рода перед родом кн. Курбского, упомянувшего в послании к царю, что он до конца дней будет в молитвах «печаловаться на него Пребезначальной Троице» и призывать на помощь всех святых, «и государя моего праотца, кн. Феодора Ростиславовича». В этих словах царь увидал вероятно намек на желание быть самостоятельным князем, так как употребил следующее обращение к кн. Курбскому: «князю Андрею Михайловичу Курбскому, восхотевшему своим изменным обычаем быти Ярославскому владыце». На это письмо или, как Курбский его называл — «зело широкую эпитолию» вел. кн. Московского последовало «краткое отвещание» кн. Курбского; начинается оно так: «Широковещательное и многошумящее твое писание приях, и выразумех и познах, иже от неукротимаго гнева с ядовитыми словесы отрыгано, еже не токмо цареви, так великому и во всей вселенной славимому, но и простому, убогому воину сие было не достойно». Далее он говорит, что заслуживает не укоризн, а утешения: «не оскорбляй — рече пророк, — мужа в беде его, довольно бо таковому», что сначала он хотел отвечать на каждое слово царское, но затем решил предать все суду Божию, считая, что «рыцарю» неприлично вступать в перебранку, а христианину стыдно «отрыгать глаголы из уст нечистые и кусательные».

Руководимый чувством мести против Иоанна кн. Курбский в октябре 1564 г. принял участие в осаде польскими войсками Полоцка, незадолго перед тем взятого Иоанном. Вслед за тем, зимой 1565 г., на второй неделе великого поста, 15000 литовцев вторглись в область Великолуцкую, и кн. Курбский участвовал в этом нашествии. В 1579 г., уже при Стефане Батории, он опять был под Полоцком, который на этот раз не устоял против нападения поляков. На третий день после осады Полоцка, т. е. 2 сентября 1579 г., кн. Курбский ответил на второе послание Иоанна, присланное ему за два года перед тем из Владимира Ливонского, того самого Вольмара, где он укрывался после бегства из Московского государства. Овладев Вольмаром, царь вспомнил об бегстве туда Курбского и с иронией писал ему: «И где еси хотел успокоен быти от всех трудов твоих, в Волмере, и тут на покой твой Бог нас принес; и где чаял ушел, а мы тут, за Божию волею: съугнали!» В этом послании царь упрекал кн. Курбского в том, что «избранной рада», к которой Курбский принадлежал, хотела присвоить себе высшую власть: «вы хотесте с попом Селивестром и с Алексеем Адашевым и со всеми своими семьями под ногами своими всю Русскую землю видети; Бог же дает власть, ему-ж хощет… не токмо повинны хотесте мне быти и послушны, но и мною владеете, и всю власть с меня снясте, и сами государилися, как хотели, а с меня все государство сняли: словом, аз бых государь, а делом ни чего не владел». Гордый успехами своими в Ливонии, Иоанн хвалился, что и без крамольных бояр побеждает «претвердые грады германские силою животворящего креста», «аще бо и паче песка морского беззакония моя, но надеюсь на милость благоутробия Божия, может пучиною милости своея потопити беззакония моя, яко же и ныне грешника мя суща, и блудника, и мучителя помилова…» В своем ответе на это послание кн. Курбский снова укоряет царя в оклеветании благочестивых мужей, упрекает в неблагодарности к Сильвестру, исцелившему на время его душу, перечисляет бедствия, обрушившиеся на Московское государство после изгнания и избиения мудрых советников, убеждает царя вспомнить лучшую пору своего царствования и смириться и в заключение советует не писать в чужие земли чужим слугам. К этому ответу кн. Курбский приложил перевод двух глав из Цицерона. Вероятно, кн. Курбский нашел, что недостаточно полно изобразил разницу между лучшей порой царствования Иоанна и эпохой гонений и казней, потому что 29 сентября того же 1579 г. написал еще послание Иоанну; в этом послании он подробно сравнивал время Сильвестра с временем наушников и советовал Иоанну опомниться, чтобы не погубить себя и род свой.

Посмотрим, что получил кн. Курбский во владениях польского короля и как протекала его жизнь на чужбине. 4 июля 1564 г. Сигизмунд-Август дал ему в вознаграждение за земли, покинутые в отечестве, обширные поместья в Литве и на Волыни: в Литве, в Упитском повете (в нынешней Виленской губ.) староство Кревское и до 10 сел, при которых считалось более 4000 десятин, на Волыни — город Ковель с замком, местечко Вижву с замком, местечко Миляновичи с дворцом и 28 сел. Все эти поместья были даны ему только «на выхованье», т. е. во временное пользование, без права собственности, вследствие чего соседние князья и паны начали заселять и присваивать себе земли Ковельской волости, нанося обиды ему и крестьянам. В 1567 г. «в награду за добрую, цнотливую (доблестную), верную, мужнюю службу во время воевания с польским рыцарством земли князя Московского» Сигизмунд-Август утвердил все эти поместья в собственность за кн. Курбским и за потомством его в мужском колене. С этого времени он стал называть себя во всех бумагах: кн. Андрей Курбский и Ярославский, в письмах к царю Иоанну, Андрей Курбский княжа на Ковлю, а в завещании своем: Андрей Михайлович Курбский, Ярославский и Ковельский.

В первом послании своем к Иоанну кн. Курбский писал, что надеется, с помощью Божией, быть «утешен от всех скорбей государскою милостию Сигизмунда-Августа». Надежды его, однако, не оправдались: недостаточно было милости польского короля для утешения скорби. С одной стороны до кн. Курбского доходили слухи обо всех бедствиях, постигавших Московское государство — «в отечестве слышах огнь мучительства прелютейший горящ»; с другой стороны он очутился между людьми «тяжкими и зело не гостелюбными и к тому в гресех различных развращенными» — так выражается он сам в «Предисловии на Новый Маргарит», из котораго можно почерпнуть ценные сведения о его душевном настроении и о научных занятиях в Литве. Упоминая о слухах, доходивших до него из Московского государства, он говорит: «Аз же вся сия ведахи слышах и бых обят жалостию и стисняем отовсюду унынием и снедающе те нестерпимыя предреченныя беды, яко моль, сердце мое».

Князь Курбский жил большей частью в Миляновичах, верстах в 20 от Ковеля. Он обнаружил за эту эпоху своей жизни тяжелый нрав: в отношениях к соседям, отличался суровостью и властолюбием, нарушал права и привилегии своих ковельских подданных и не исполнял королевских повелений, если находил их несогласными со своими выгодами. Так напр., получив королевский приказ об удовлетворении кн. Чарторижского за разбой и грабеж крестьян его, кн. Курбского, в Смедыне, он так в присутствии вижа, присяжного следователя дел подлежавших суду воевод, и ипветовых старост отвечал присланному от кн. Чарторижского с королевским листом: «Я-де, у кгрунт Смедынский уступоватися не кажу; але своего кгрунту, который маю з’ласки Божье господарское, боронити велю. A естли ся будут Смедынцы у кгрунт мой Вижовский вступовать, в тые острова, которые Смедынцы своими быть менят, тогды кажу имать их и вешать». На Люблинском сейме 1569 г. волынские магнаты жаловались королю на притеснения, которые терпят от кн. Курбского, и требовали, чтобы от него были отобраны имения, ему данные. Сигизмунд-Август не согласился, объявив, что Ковель и старство Кревское даны кн. Курбскому по весьма важным государственным причинами. Тогда магнаты стали сами управляться с неприятным чужеземцем. Кн. Курбский так говорит об этом: «ненавнстные и лукавые суседи прекаждаху ми дело сие, лакомством и завистию движими, хотяще ми выдрати данное ми именье з’ласки королевския на препитание, не только оьъяти и поперети хотяще многия ради зависти, но и крови моей насытися желающе «. Два тома актов, изданных в Киеве Временной комиссией, посвящены жизни кн. Курбского в Литве и на Волыни — и почти все эти акты касаются процессов кн. Курбского с различными частными лицами и столкновений его с правителством из-за прав владения разными имениями, а также дела по убиению поляками некоторых москвитян, выехавших с ним в Литву.

В 1571 году кн. Курбский женился на знатной и богатой польке Марье Юрьевне, происходившей из древнего княжеского рода Голшанских. Она была никак не моложе, а может быть и старше его, и выходила уже в третий раз замуж. От первого брака с Андреем Монтовтом у нее было два взрослых сына; от второго брака с Михаилом Козинским — одна дочь, вышедшая замуж за кн. Збаражского, а потом за Фирлея. Брак с Марьей Юрьевной казался кн. Курбскому выгодным, так как через него он вступал в родство с кн. Сангушками, Збаражскими, Сапегами, Полубенскими, Соколинскими, Монтовтами, Воловичами и приобретал обширные поместья в Литве и на Волыни. Лет пять кн. Курбский жил согласно со своей женой, в тихом уединении, большей частью тоже в Миляновичах. Затем, Марья Юрьевна, сильно захворав, написала духовное завещание, которым отказывала все свои имения мужу, а сыновьям от первого брака завещала только Голтенки и заложенные в частные руки два села, предоставляя их выкупить и владеть ими нераздельно, как вотчиной. Марья Юрьевна не умерла, но через год начались семейные раздоры: пасынки кн. Курбского, Монтовты, люди буйные и строптивые, винили его в дурном обращении с их матерью из корыстных целей, т. е. из желания захватить ее поместья. Правда, князь Курбский запер свою жену и никого не допускал к ней, но им руководили при этом совершенно другие соображения, заставившие его в 1578 г. искать развода. Владимирский епископ Феодосий утвердил развод, без объявления тех причин, по которым церковные законы дозволяют расторжение брака: в Литве и Польше существовал обычай давать развод только на основании согласия обеих сторон.

В апреле 1579 г. кн. Курбский женился в третий раз на Александре Петровне Семашко, дочери старости кременецкого. Через год у них родилась дочь, княжна Марина, а в 1582 г. сын, князь Дмитрий. Марья Юрьевна подала тогда королю Стефану Баторию жалобу на своего бывшего мужа в незаконном расторжении брака. Король передал жалобу митрополиту киевскому и галицкому Онисифору, назначен был духовный суд и к суду вытребован кн. Курбский. Кн. Курбский не явился в суд, ссылаясь на болезнь, но представил свидетельские показания, дававшие ему право на развод; позднее он заключил с Марьей Юрьевной мировую сделку, в которой между прочим сказано: «она уже до меня и до маетности моея ничего не мает». — Чувствуя ослабление сил и предвидя близкую кончину, кн. Курбский написал духовное завещание, по которому Ковельское имение оставил сыну. Вскоре после этого, в мае 1583 г., он скончался и погребен в монастыре св. Троицы, в трех верстах от Ковеля.

Избранный по смерти Стефана Батория на польский престол Сигизмунд III стал преследовать вдову и детей кн. Курбского и решил даже отобрать Ковельское имение, как незаконно присвоенное; в марте 1590 г. состоялось решение королевского суда, по которому Ковельское имение было отобрано от наследников.

Единственный сын кн. Курбского, кн. Дмитрий Андреевич, был подкоморием упитским, перешел в католичество и основал в имении своем Криничине церковь во имя св. св. апостолов Петра и Павла для распространения римско-католической религии. Он умер после 1645 г., и оставил двух сыновей: Яна и Андрея и дочь Анну; по сведениям же, имеющимся в русском государственном архиве, у него был еще третий сын Кашпер, имевший маетности в витебском воеводстве. Кн. Ян Дм. Курбский был градским писарем упитским, а брат его кн. Андрей отличался мужеством в военных походах и доказал свою преданность королю Яну Казимиру во время нашествия на Польшу шведского короля Карла X, за что и был награжден почетным званием маршлка упитского. По свидетельству королевской грамоты Станислава-Августа (Понятовского) 1777 г. и по показанию польского писателя Окольского, род князей Курбских угас со смертью его внуков Яна и Казимира, не оставивших мужеского потомства. Но из дел русского государственного архива известны правнуки кн. Андрея Мих. Курбского, князь Александр и князь Яков, дети Кашпера Курбского, выехавшие из Польши в Россию в первые годы царствование Иоанна и Петра Алексеевичей. Оба они возвратились в лоно православия и вступили в русское подданство. В последний раз имя кн. Курбских упоминается в 1693 г.

Кн. Андрей Михайлович Курбский, по своему образованию и по своим стремлениям принадлежит к числу выдающихся русских людей XVI в. Он не был чужд тому умственному движению, основанному на изучении классического мира, которое в то время, распространяясь из Италии, охватило Германию и Францию и известно в истории под именем гуманизма. И переписка его с царем Иоанном, и произведения, написанные им уже в пределах Литвы, дают ему видное место среди литературных деятелей древ

dic.academic.ru

Князь Андрей Михайлович Курбский

Рассмотрим краткую биографию князя Андрея Михайловича Курбского. Он был русским полководцем, писателем и политиком, одним из ближайших к Ивану Грозному людей. Принадлежал к роду Рюриковичей, тех, к чьим владениям относилось село Курба (отсюда и фамилия). Прославился благодаря переписке с царем Иваном 4-м Грозным. Во время Ливонской войны перешел на сторону врага, став жителем Великого княжества Литовского.

В 21 год (1549) Курбский стал участником второго похода Ивана 4-го на Казанское ханство. В 1551 г. князь Андрей был назначен на командование полком, охранявшим берег р. Оки от нападения крымских и казанских татар. Курбский был также участником последующего похода царя (в 1552 г.) на Казанское ханство и поспособствовал присоединению ханства к Русскому государству.

За время казанской осады Курбский Андрей вел себя весьма храбро. Он был не только близким к царю, но и сблизился с его сторонниками Сильвестром и Адашевым.

В 1553 г. из-за своей внезапной болезни Иван Грозный приказал боярам присягнуть на верность своему сыну Дмитрию. Однако многие были против этой кандидатуры, в том числе Курбский, священник Сильвестр и Алексей Адашев.

В 1554 г. Курбский совместно с двумя воеводами (Шереметьевым и Микулинским) был отослан на прекращение бунта в бывшем Казанском ханстве. Спустя два года царь пожаловал Курбского в бояре. В 1558 г. Андрей Курбский принял участие в Ливонской войне в качестве командира полком совместно с П. Головиным. В 1563 г. Курбский бежал к Сигизмунду в Литовское княжество, опасаясь того, что царь обвинит его в измене из-за окончившейся неудачей для русских битвы под Невелем (1562).

Политическое мнение Курбского о власти было таково: царская власть должна действовать при помощи советников. Причем это должны быть постоянно одни и те же люди. Князь Андрей видел образец такого органа в Избранной раде — коллегии советников, действующей при Иване 4-м в 50-х гг. 16-го в.

ПОМОГЛО? ЛАЙКНИ!

 

historynotes.ru

Как князь Андрей Курбский стал первым предателем в истории России

Переписка

Интересна и показательна переписка Ивана IV со своих бывшим фаворитом и другом. Курбский  старательно ищет оправдания своему предателству, но при этом не забывает нападать и обличать царя, церковь (иосифлян), государственный строй.
Иван IV, однако, непреклонен и измену прощать не намерен. Ответное письмо царя в двадцать раз больше того, с каким обратился Курбский. Грозный так обстоятельно отвечает на обвинения, что порой начинает почти что оправдываться. Царь соглашается, что, мол, его «благочестие» было поколеблено еще в юности. Грозный даже соглашается, что допускал какие-то «игры» (возможно, речь идет о зрелищах для народа, зачастую заканчивавшихся чей-либо смертью), но делал всё это, чтобы подданные признали его власть в качестве наместника божьего, а «не вас, изменников».

Цель такого тона (как и всей эмоциональной окраски речи Грозного) вовсе не доказательство чего-либо (хотя это именно то, к чему прибегает Курбский, вставляя в письма цитаты из Цицерона и структурируя ответ по всем правилам риторики). Скорее, Грозный говорит Курбскому то, чего не успели сказать печерские старцы, а именно заставить беглеца взглянуть на совершенное преступление и привести к покаянию. Грозный восклицает:
«Если же ты добр и праведен, то почему, видя, как в царском совете разгорелся огонь, не погасив его, но еще сильнее разжег? […] Разве не сходен ты с Иудой предателем?».

Грозный отмечает даже не то, что Курбский не может покаяться, а то, что и раньше не смог. Отсутствие смирения перед наместной божьей властью (царем) и привело его к измене – вот «задняя» мысль всех его ответов.

Но Курбский остается непреклонен. Интересно заметить, как из состояния нерешительности и колебания воевода приходит к надменности, утверждаясь в своей правоте. Даже исходя из текста писем видно, что Курбский отбрасывает покаяние, заменяя его пространными рассуждениями. Чем дальше, тем рассуждений больше.

Грозный же потихоньку отступается перед этой непреклонностью. Царь своим вторым письмом (которое уже на порядок меньше первого) делает последнее предупреждение:
«Со смирением напоминаю тебе, о князь: посмотри, как к нашим согрешениям и особенно к моему беззаконию…снисходительно божье величество…» «Рассуди сам, как и что ты наделал…» «Взгляни внутрь себя и сам перед собой раскройся!»

На это уже князь Ковельский отвечает самым длинным своим письмом, упражняясь в риторических приемах. Грозный же третьим ответом изменника больше не удостаивает.

russian7.ru

Курбский, князь Андрей Михайлович

— боярин и воевода, писатель, род. в 1528 г., ум. в 1583 г. В первый раз имя кн. Курбского встречается в 1549 г., когда он сопровождал царя Иоанна IV в Казанский поход в звании стольника, и находился в есаулах вместе с братом царицы Анастасии — Никитой Романовичем Юрьевым, который со стороны его матери, рожденной Тучковой, приходился ему правнучатным братом. Вскоре по возвращении из Казанского похода, кн. Курбский был отправлен воеводой в Пронск, для охраны юго-восточных границ от набега татар, а в следующем, 1551 г., вместе с кн. Щенятевым начальствовал полком правой руки, стоявшим на берегу р. Оки, в ожидании нападения крымских и казанских татар. Несмотря на свою молодость, кн. Курбский пользовался особым доверием царя, что видно, напр. из следующего: воеводы, стоявшие в Рязани, стали местничаться с кн. Мих. Ив. Воротынским и отказались к нему ездить, вследствие чего в войске произошел сильный беспорядок. Узнав об этом, царь послал кн. Курбскому грамоту с поручением объявить воеводам, чтобы они были «без мест». В конце того же 1551 г. царь собрался с большим войском в поход к Казани. Получив на пути к Коломне известие, что крымцы осадили Тулу, царь велел идти на выручку Тулы полку правой руки, под предводительством кн. Курбского и кн. Щенятева, а также передовому и большому полкам. Тулу сильно осаждал в течение двух дней сам крымский хан Девлет-Гирей, а теперь он бежал в степи, испугавшись прихода русских войск. Кн. Курбский и кн. Щенятев нагнали крымцев на берегу реки Шивороны, разбили их, отняли многих пленных и взяли ханский обоз. В этой битве кн. Курбский получил тяжкие раны в голову, плечи и руки, что не помешало ему, однако, через восемь дней снова выступить в поход. Полк правой руки направился через Рязанскую область и Мещеру, по лесам и «дикому полю», прикрывая собой движение царя к Казани от нападения ногайцев. 13 августа царь и все войско прибыли в Свияжск, где отдохнули несколько дней; 20 августа переправились через Казанку, а 23 все полки стали на назначенных им местах. Полк правой руки, под начальством кн. Курбского и кн. Щенятева, расположился на лугу за р. Казанкой, между большими болотами, и сильно терпел как от стрельбы с крепостных стен Казани, построенных на крутой горе, так и от беспрестанных нападений с тыла, черемис, выезжавших из дремучих лесов, наконец от дурной погоды и вызванных ею болезней. В решительном приступе к Казани 2 октября 1552 г. кн. Курбский с частью полка правой руки должен был идти на Елбугины ворота, снизу от Казанки, а другому воеводе правой руки, кн. Щенятеву, велено было подкреплять его. Татары подпустили русских к самой крепостной стене и тогда стали лить на их головни кипящую смолу, бросать бревна, камни и стрелы. После упорного и кровопролитного боя татары были опрокинуты со стен; войска большого полка ворвались через проломы в город и вступили в ожесточенную битву на улицах, а кн. Курбский стоял у входа в Елбугины ворота и заграждал татарам путь из крепости. Когда татары, видя, что дальнейшая борьба невозможна, выдали русским своего царя Едигера, а сами стали бросаться со стен на берег р. Казанки, намереваясь пробиться сквозь расположенные там туры полка правой руки, а затем, отбитые тут, стали переправляться вброд на противоположный берега, кн. Курбский сел на коня и с 200 всадников бросился в погоню за татарами, которых было по крайней мере 5000: дав им немного отойти от берега, он ударил на них в то время, когда последняя часть отряда находилась еще в реке. В своей «Истории кн. вел. Московского», кн. Курбский, рассказывая об этом подпиге своем, прибавляет: «Молюся, да не возомнит мя кто безумна, сам себя хвалюща! Правду воистину глаголю и дарованна духа храбрости, от Бога данна ми, не таю; к тому и коня зело быстра и добра имех». Кн. Курбский прежде всех ворвался в толпу татар, и во время битвы конь его трижды врезывался в ряды отступавших, а в четвертый раз и конь, и всадник, сильно раненные, повалились на землю. Кн. Курбский очнулся несколько времени спустя и видел, как его, точно мертвеца, оплакивали двое его слуг и два царских воина; жизнь его была спасена, благодаря бывшей на нем крепкой праотеческой броне. В «Царственной книге» имеется подтверждение этого рассказа: «А воевода кн. Андрей Мих. Курбский выеде из города, и вседе на конь, и гна по них, и приехав во всех в них; они же его с коня збив, и его секоша множество, и прейдоша по нем за мертваго многие; но Божиим милосердием последи оздравел; татарове же побежаша на рознь к лесу».

В начале марта 1553 г. царь Иоанн IV сильно занемог и, на случай смерти, велел боярам присягнуть в верности своему малютке сыну Димитрию. Среди бояр нашлись сторонники двоюродного брата царя, кн. Влад. Андр. Старицкого; бояре спорили, горячились и медлили с присягой, говорили о нежелании своем служить Захарьиным во время малолетства Дмитрия. Самые влиятельные и близкие к царю люди, Сильвестр и Адашев, и те в эту тяжелую минуту выказали отсутствие безусловной преданности и сердечного расположения к царю. Кн. Курбский, принадлежавший к партии Сильвестра и Адашева, что ясно видно из его многочисленных лестных отзывов о них, во время болезни царя к ним не примкнул. В своем ответе на второе послание Иоанна он говорит, между прочим: «А о Володимере брате воспоминаешь, аки бы есть мы его хотели на царство: воистину, о сем не мыслих: понеже и не достоин был того». Надо полагать, что царь оценил образ действий кн. Курбского, потому что, по выздоровлении своем, взял его с собой в числе немногих сопровождающих на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Первая остановка по выезде из Москвы была в Троице-Сергиевом монастыре, где в то время жил Максим Грек, пользовавшийся уважением царя. Максим стал отговаривать царя от задуманного далекого путешествия, особенно с женой и маленьким сыном, доказывал, что такие обеты неразумны, что «Бог вездесущ и всюду зрит недреманным оком своим, и что святые его внимают молитвам нашим, взирая не на место, где оне приносятся, а на добрую волю и власть нашу над собою»; вместо поездки в Кирилло-Белозерский монастырь Максим советовал собрать вокруг себя вдов, сирот и матерей тех воинов, которые погибли во время Казанского похода, и стараться утешить их и устроит их судьбу. Царь упорствовал однако в своем намерении, и Максим высказался в духе пророческом, поручив царскому духовнику Андрею Протопопову, кн. Ив. Фед. Мстиелавскому, Алексею Адашеву и кн. Курбскому, сопутствовашим царю, передать ему, что в случае непослушания, сын его Дмитрий умрет во время путешествия. Царь не внял советам Максима Грека и отправился в Дмитров, оттуда в Песношский монастырь, лежащий на р. Яхроме, где были приготовлены суда для дальнейшего путешествия. В Песношском монастыре жил на покое бывший коломенский епископ Вассиан Топорков, любимец и приближенный Иоаннова отца, вел. кн. Василия Ивановича. Весьма интересен отзыв кн. Курбского о беседе царя Иоанна с Вассианом, и мы овстановимся на нем при рассмотрении сочинения кн. Курбского «История кн. вел. Московского».

Царь и его спутники возвратились с богомолья в Кирилло-Белозерский монастырь в июле 1553 г. В начале 1554 г. кн. Курбский вместе с Шереметевым и с кн. Микулинским был послан усмирить мятеж в земле Казанской, так как вотяки, черемисы и татары не хотели платить дань и повиноваться царским наместникам и тревожили своими набегами нижегородские пределы. Pyсские войска углубились в леса, где скрывались бунтовщики, пользуясь знанием местности; целый месяц воеводы преследовали их и успешно сражались с ними более двадцати раз: они побили 10000 неприятелей, с их атаманами Янчурой и Алекой Черемисином во главе, и возвратились в Москву ко дню Благовещения с «пресветлою победою и со множайшими корыстьми». После этого арская и побережная сторона покорились и обещали давать дань, а царь наградил воевод золотыми шейными гривнами со своим изображением. В 1556 г. кн. Курбский был послан вместе с кн. Фед. Ив. Троекуровым усмирять снова восставших луговых черемис. По возвращении из этого похода он, в должности воеводы полка левой руки, находился в Калуге, для охраны южной границы от угрожавшего нападения крымцев, а затем стоял в Кашире, начальствуя вместе с кн. Щенятевым правой рукой. В этом же году он был пожалован в бояре.

В январе 1558 г. началась война с Ливонией из-за отказа ее платить дань, обещнную Московскому государству еще при Иоанне III магистром Плеттенбергом. Громадное русское войско (по словам кн. Курбского было 40 тысяч, или даже более) выступило из Пскова и вошло в Ливонию тремя отрядами, причем сторожевым полком начальствовали кн. Курбский и Головин. Войску было дано приказапие «воевать землю», т. е. жечь и опустошать посады, но никак не осаждать города. В течение целого месяца русские опустшали Ливонию и возвратились с большим количеством пленных и с богатой добычей. После этого Ливония хлопотала о мире, но Иоанн не согласился даже на перемирие. Весной 1558 г. был взят Сыренск (Нейшлосс), и воеводой там оставлен Заболоцкий, а остальным воеводам царь приказал идти на соединение с кн. Петр. Ив. Шуйским и с кн. Курбским, шедшими из Пскова на Нейгауз; кн. Курбский начальствовал передовым полком. кн. Шуйский — большим полком, кн. Вас. Сем. Серебряный — правой рукой. Нейгауз был взять после трехнедельной осады; затем осажден, был Дерпт, в котором затворился сам дерптский епископ. 18 июля были подписаны условия сдачи, а на следующий день русские заняли укрепления города. В это лето русские завоевали до двадцати городов. «И пребыхом в той земле аж до самаго первозимия, — пишет кн. Курбский. — и возвратихомся ко царю нашему со великою и светлою победою».

Не прошло и полугода после возвращения из Ливонии, как кн. Курбский был послан на южную украину, которой угрожали крымцы. 11 марта 1559 г. были росписапы воеводы по полкам, и кн. Курбский вместе с кн. Мстиславским назначены воеводами правой руки; сначала они стояли в Калуге, а затем им было велено перейти ближе к степям, в Мценск. В августе, когда опасность миновала, войска были распущены по домам, и кн. Курбский тое, вероятно, возвратился в Москву. Между тем из Ливонии приходили неутешительные вести, а действиями посланного туда главного воеводы царь был, по-видимому, не совершенно доволен: «Сего ради, — пишет кн. Курбский, — введе мя царь в ложницу свою и глагола ми словесами, милосердием растворенными и зело любовными и к тому со обещаньми многими: «Принужден бых, рече, от оных прибегших воевод моих, або сам итти сопротив Лифлянтов, або тебя, любимаго моего, послати, да охрабрится паки воинство мое, Богу помогающу ти; сего ради иди и послужи ми верне». Кн. Курбский со своим отрядом направился к Дерпту и, в ожидании прибытия в Ливонию других воевод, произвел движение к Вейссенштейну (Пайде). Поразив под самым городом ливонский отряд, он узнал от пленных, что магистр с войском стоит в восьми милях, за большими болотами. Ночью кн. Курбский выступил в поход, пришел утром к болотам и целый день употребил для переправы через них войска. Если бы ливонцы встретились в это время с русскими, то поразили бы их, будь даже более многочисленное войско у кн. Курбского, но они, по словам его, «яко гордые, стояли на широком поле от тех блат, ждуще нас, аки две мили, ко сражению». Переправившись через эти опасные места, воины отдохнули немного и затем около полуночи начали перестрелку, а затем, вступив в рукопашную, обратили ливонцев в бегство, преследовали их и нанесли большой урон. Возвратившись в Дерпт и получив в подкрепление отряд из 2000 воинов. добровольно к нему присоединившихся, кн. Курбский после десятидневного отдыха выступил к Феллину, где находился отказавшийся от должности магистр Фюрстенберг. Кн. Курбский послал вперед татарский отряд, под начальством кн. Золотого-Оболенского, будто бы для того, чтобы жечь посад; Фюрстенберг выехал птротив татар со всем своим гарнизоном и едва спасся, когда кн. Курбский ударил на него из засады. Когда в Ливонию вступило наконец ожидаемое большое войско, под начальством кн. И. Ф. Мстиславского и кн. Петра Ив. Шуйского, кн. Курбский с передовым полком присоединился к ним и они вмести пошли к Феллину, послав в обход отряд кн. Барбашина. Вблизи города Эрмеса на кн. Барбашина напал ливонский отряд под начальством ландмаршала Филиппа Шаль-фон-Белля; ландмаршал потерпел поражение и вместе с командорами был взят в плен. Кн. Курбский с великой похвалой отзывается о нем: «бе бо муж, яко разсмотрихом его добре, не токмо мужественный и храбрый, но и словества полон, и остр разум и добру память имущ». Отсылая его с другими важными пленными в Москву, кн. Курбский и прочие воеводы письменно умоляли царя не казнить ландмаршала — он был, однако, казнен, за резкое выражение, сказанное царю на приеме. Во время трехнедельной осады Феллина кн. Курбский ходил под Венден и разбил начальника литовского отряда кн. Полубенского, посланного против него Иеронимом Ходкевичем, а под Вольмаром поразил ливонцев и нового ландмаршала. Сражение кн. Курбского с кн. Полубенскимг было первым столкновением русских с польским королем из-за прав на Ливонию. Явилась необходимость для защиты границ от литовских набегов расставить по городам воевод, которым было приказано также ходить опустошать литовские пограничные места. Кн. Курбский стоял на Луках Великих, и в июне 1562 г. сделал нападение на Витебск и сжег посад. В августе того же года он был отправлен против литовцев, опустошавших окрестности Невля. Показания польских историков Стрыйковского, Бельского и Гваньини противоречат Псковской летописи. Если верить им, то кн. Курбокий потерпел сильное поражение под Невлем, имея несравненно больше войска нежели литовцы, и бежал потом в Литву, из опасения царского гнева; в Псковской же летописи сказано только «приходили литовские люди под Невлю городок великого князя, и волости воевали и пошли прочь; и ходил за ними кн. Андрей Курбской и с иными воеводами, и мала была помощь, с обеих сторон поторнулися и языков наш и взяли у них» и царь в своем ответе на послание кн. Курбскому пишет, между прочим, относительно битвы под Невлем: «с 15 тысячами вы не могли победить 4 тысячи, и не только не победили, но и сами от них едва возвратились, ничего не успев» — таким образом и летопись и царь согласно говорят, что кн. Курбскому не удалось победить литовцев, но из этого еще нельзя заключить о поражении, грозившем ему гневом царя, — Иоанн, конечно, попрекнул бы Курбского поражением. Бельский высказывает мнение, что после Невльской битвы царь подозревал кн. Курбского в измене, но и это сомнительно, как потому, что для этого но было никакого повода, так и ввиду того, что в таком случае царь едва ли бы взял его с собой 30 ноября того же года в поход под Полоцк и оставил бы в начале марта 1563 г. воеводой в новозавоеванном городе Дерпте. «Коли бы мы тебе в том не верили, — писал Иоанн кн. Курбскому, — и мы бы тебя в ту свою вотчину не посылали». С небольшим год спусти после этого, ночью 30 апреля 1564 г. кн. Курбский бежал, в сопровождении нескольких человек детей боярских, в ливонский город Вольмар к польскому королю, оставив на произвол судьбы жену и девятилетнего сына. Верный слуга его Шибанов был схвачен дерптскими воеводами и отослан в Москву к царю, где и казнен; мать, жена и сын кн. Курбского посажены в тюрьму и умерли там от тоски. Все лица, близко к нему стоявшие, были, по-видимому, подвергнуты допросу; по крайней мере об этом можно судить по тому, что былы записаны «речи старца от Спаса из Ярославля, попа чернаго отца духовного Курбского», очевидно, того Феодорита, о котором Курбский отзывается с большой похвалой в 8-й главе своей «Истории».

Так как ни сам кн. Курбский в «Истории» и в посланиях к царю, ни Иоанн в своих ответах на послания не указывают, что именно побудило кн. Курбского отехать в Литву, то мы можем лишь делать догадки и предположения. Если верить повествованию дерптского бюргера Ниенштедта и неизвестного по имени ливонского летописца, кн. Курбский вел в 1563 г. переговоры о сдаче нескольких ливонских городов, но переговоры эти не увенчались успехом. Очень возможно, что кн. Курбский опасался, как бы царь не приписал эту неудачу его злому умыслу и как бы его не постигла участь Сильвестра и Адашева и других его единомышленников. Как видно из слов самого кн. Курбского, он не сразу решился покинуть отечество и считал себя невинно изгнанным: «Коего зла и гонения от тебя не претерпех, — пишет он в послании, — и коих бед и напастей на мя не подвигл еси! и коих лжеплетений презлых на мя не возвед еси! А приключившиямися от тебя различные беды по ряду, за множеством их, не могу ныне изрещи: понеже горестию еще души моей объять бых. Но вкупе все реку конечне: всего лишен бых, и от земли Божия туне отогнан бых, аки тобою понужден. Не испросих умиленными глаголы, ни умолих тя многослезным рыданием, и не исходатайствовах от тебя никоея ж милости архиерейскими чинами; и воздал еси мне злыя за благия и за возлюбление мое непримирительную ненавитсь! Бог сердцам зритель: во уме моем прилежно смышлях и обличник совестный мой свидетеля на ее поставих, и, исках и зрех мысленне и обращаяся, и не вем себя и не найдох ни в чем же пред тобою согрешивша». Иоанн в своем ответе на это послание говорит между прочим.· «А за такия ваши послуги, еже выше рехом, достойны есте были многих опал и казней; но мы еще с милостию к вам опалу свою чинили, аще бы твоему достоинству, и ты б к недругу нашему не уехал, и в таком деле, в коем бы нашем граде избыл еси, и утекания тебе сотворити было невозможно. Зла же и гонения безлепа от мене не приял еси, и бед и напастей на тя не подвигл есмя; а кое и наказание мало бывало на тебе, и то за твое преступление: понеже согласился еси с нашими изменники. А лжей и измен их же не сотворил еси, на тебя не взваживал есмя; а которые еси свои проступки делал, и мы по тем твоим винам по тому и наказание чинили». По всему вероятию, на кн. Курбском лежала опала за его участие в «избранной раде» и за его близость к Сильвестру и Адашеву, гонение против которых Иоанном Грозным было воздвигнуто после смерти царицы Анастасии Романовны в 1560 г. Намек на опалу и на то, в чем состояла измена, мы находим в словах Иоанна которые он велел гонцу Колычеву сказать польскому королю Сигизмунду-Августу: «Курбского и его советников измены то, что он хотел над государем нашим и над его царицею Настасьею и над их детьми умышляти всякое лихое дедо: и государь наш, уведав его измены, хотел было его посмирити, и он побежал».

В удельно-вечевую пору, как известно, существовало право отъезда, т. е. перехода бояр от одного князя к другому. Это было право дружинников. Со времени усиления Москвы, главным же образом с княжения Иоанна III, это право отъезда, в силу необходимости, должно было ограничиться: северо-восточная Русь объединилась под властью московских князей-собирателей, и отъезд стал возможен только в Орду, или в Литовское великое княжество, что в глазах государей московских стало считаться уже изменой, следовательно, преступлением, а не законным правом. При Иоанне III, при Василии Ивановиче, а в особенности при Иоанне IV со многих виднейших бояр были взяты клятвенные записи, с поручительством митрополита и других бояр и служилых людей в том, что они не отъедут из Московского государства. На отъезд к «бусурманам», разумеется, не находилось охотников, — и Литовское великое княжество было единственным убежищем для бояр, недовольных московскими порядками. Великое княжество Литовское, населенное русским православным народом, привлекало к себе бояр большей независимостью там высшего служилого класса, начинавшего уже организовываться по образу и подобию польского магнатства. Отъезды бояр в Литву особенно усилились с наплывом «княжат» в среду московского боярства, так как эти княжата имели все основание считать себя не дружинниками, но все-таки «вольными» слугами московского государя. Но и в Литовском великом княжестве не все княжата были в свою очередь довольны тамошними порядками, и также считали себя вправе отъезжать из Литвы в Москву, где их, в противоположность своим отъезжим князьям, не только не считали изменниками, но, напротив, принимали весьма ласково и награждали вотчинами. Булгаковы, Патрикеевы, Голицыны, Бельские, Мстиславские, Глинские выехали из Литвы и играли выдающуюся роль в Московском государстве. Отъезды княжат из Москвы в Литву и обратно при Иоанне III создали большую неустойчивость в пограничной между этими государствами территории, в которой находились вотчины этих княжат: они то признали над собой власть Литвы, то Москвы, меняя эту зависимость сообразно своим личным обстоятельствам. Эта неустойчивость пограничной территории, даже называвшейся в ту пору «страной князей», была постоянно причиной враждебных отношений Московского государства к Литовскому, а с течением времени привела и к враждебным столкновениям между Москвой и Польшей. Кн. Курбский, подобно другим княжатам, не признавал за царем Иоанном права запретить отъезд из Московского государства и в своем ответе на второе послание Иоанаа псал: «затворил еси царство русское, сиречь свободное естество человеческое, яко во адове твердыне; и кто бы из земли твоей поехал, по пророку, до чужих земель, яко Иисус Сирахов глаголет: ты называешь того изменником; а если изымают на пределе, и ты казнишь различными смертьми».

Один из исследователей жизни кн. Курбского (Иванишев) высказывает предположение, что он «действовал обдуманно и только тогда решился изменить своему царю, когда плату за измену нашел для себя выгодною». Другой исследователь (Горский) говорит: «Если бы Курбский бежал в Литву действительно из страха смерти, то, вероятно, он сделал бы это и без приглашения короля, потому что ему, без сомнения, было известно, как хорошо принимает король русских изменников. Видно, что Курбский делал свое дело не торопясь, даже слишком не торопясь, потому что для окончания всех переговоров, какие он вел с Сигизмундом-Августом, требовалось много времени. Эта медленность есть лучшее доказательство, что насчет жизни своей Курбский был совершенно спокоен». Из сохранившихся грамот «листов» королевских на имя кн. Курбского — видно, что польский король, действительно, приглашал его переехать в Литву, но в этом нет ничего особенного; и раньше переманивались в Литву московские бояре и все пригодные к военной службе. Что касается «выгодной платы за измену», то ни польский король Сигизмунд-Август, ни литовский гетман Радзивил нн высказали ничего определенного: король обещал в охранной грамоте быть к князю Курбскому милостивым (где се ему ласкове обецует ставить), а гетман обещал приличное содержание. Ввиду этого нет основания утверждать, что Курбский решился на отъезд из каких-либо корыстных побуждений.

Отъехав в Вольмар, кн. Курбский отправил Иоанну послание, в котором упрекал его за побиение бояр и воевод, за оклеветание верных подданных, говорил о своем собственном гонении и о необходимости покинуть отечество и советовал удалить наушников. И от побега Курбского и от его послания Иоанн был вне себя от гнева: он написал пространный ответ, ссылался на древнюю историю, на книги Св. Писания и творения св. отцов, оправдывал свои дела, винил бояр. В начале ответа Иоанн кратко изложил свою родословную, как доказательство неоспоримых прав на престол и преимущества своего рода перед родом кн. Курбского, упомянувшего в послании к царю, что он до конца дней будет в молитвах «печаловаться на него Пребезначальной Троице» и призывать на помощь всех святых, «и государя моего праотца, кн. Феодора Ростиславовича». В этих словах царь увидал вероятно намек на желание быть самостоятельным князем, так как употребил следующее обращение к кн. Курбскому: «князю Андрею Михайловичу Курбскому, восхотевшему своим изменным обычаем быти Ярославскому владыце». На это письмо или, как Курбский его называл — «зело широкую эпитолию» вел. кн. Московского последовало «краткое отвещание» кн. Курбского; начинается оно так: «Широковещательное и многошумящее твое писание приях, и выразумех и познах, иже от неукротимаго гнева с ядовитыми словесы отрыгано, еже не токмо цареви, так великому и во всей вселенной славимому, но и простому, убогому воину сие было не достойно». Далее он говорит, что заслуживает не укоризн, а утешения: «не оскорбляй — рече пророк, — мужа в беде его, довольно бо таковому», что сначала он хотел отвечать на каждое слово царское, но затем решил предать все суду Божию, считая, что «рыцарю» неприлично вступать в перебранку, а христианину стыдно «отрыгать глаголы из уст нечистые и кусательные».

Руководимый чувством мести против Иоанна кн. Курбский в октябре 1564 г. принял участие в осаде польскими войсками Полоцка, незадолго перед тем взятого Иоанном. Вслед за тем, зимой 1565 г., на второй неделе великого поста, 15000 литовцев вторглись в область Великолуцкую, и кн. Курбский участвовал в этом нашествии. В 1579 г., уже при Стефане Батории, он опять был под Полоцком, который на этот раз не устоял против нападения поляков. На третий день после осады Полоцка, т. е. 2 сентября 1579 г., кн. Курбский ответил на второе послание Иоанна, присланное ему за два года перед тем из Владимира Ливонского, того самого Вольмара, где он укрывался после бегства из Московского государства. Овладев Вольмаром, царь вспомнил об бегстве туда Курбского и с иронией писал ему: «И где еси хотел успокоен быти от всех трудов твоих, в Волмере, и тут на покой твой Бог нас принес; и где чаял ушел, а мы тут, за Божию волею: съугнали!» В этом послании царь упрекал кн. Курбского в том, что «избранной рада», к которой Курбский принадлежал, хотела присвоить себе высшую власть: «вы хотесте с попом Селивестром и с Алексеем Адашевым и со всеми своими семьями под ногами своими всю Русскую землю видети; Бог же дает власть, ему-ж хощет… не токмо повинны хотесте мне быти и послушны, но и мною владеете, и всю власть с меня снясте, и сами государилися, как хотели, а с меня все государство сняли: словом, аз бых государь, а делом ни чего не владел». Гордый успехами своими в Ливонии, Иоанн хвалился, что и без крамольных бояр побеждает «претвердые грады германские силою животворящего креста», «аще бо и паче песка морского беззакония моя, но надеюсь на милость благоутробия Божия, может пучиною милости своея потопити беззакония моя, яко же и ныне грешника мя суща, и блудника, и мучителя помилова…» В своем ответе на это послание кн. Курбский снова укоряет царя в оклеветании благочестивых мужей, упрекает в неблагодарности к Сильвестру, исцелившему на время его душу, перечисляет бедствия, обрушившиеся на Московское государство после изгнания и избиения мудрых советников, убеждает царя вспомнить лучшую пору своего царствования и смириться и в заключение советует не писать в чужие земли чужим слугам. К этому ответу кн. Курбский приложил перевод двух глав из Цицерона. Вероятно, кн. Курбский нашел, что недостаточно полно изобразил разницу между лучшей порой царствования Иоанна и эпохой гонений и казней, потому что 29 сентября того же 1579 г. написал еще послание Иоанну; в этом послании он подробно сравнивал время Сильвестра с временем наушников и советовал Иоанну опомниться, чтобы не погубить себя и род свой.

Посмотрим, что получил кн. Курбский во владениях польского короля и как протекала его жизнь на чужбине. 4 июля 1564 г. Сигизмунд-Август дал ему в вознаграждение за земли, покинутые в отечестве, обширные поместья в Литве и на Волыни: в Литве, в Упитском повете (в нынешней Виленской губ.) староство Кревское и до 10 сел, при которых считалось более 4000 десятин, на Волыни — город Ковель с замком, местечко Вижву с замком, местечко Миляновичи с дворцом и 28 сел. Все эти поместья были даны ему только «на выхованье», т. е. во временное пользование, без права собственности, вследствие чего соседние князья и паны начали заселять и присваивать себе земли Ковельской волости, нанося обиды ему и крестьянам. В 1567 г. «в награду за добрую, цнотливую (доблестную), верную, мужнюю службу во время воевания с польским рыцарством земли князя Московского» Сигизмунд-Август утвердил все эти поместья в собственность за кн. Курбским и за потомством его в мужском колене. С этого времени он стал называть себя во всех бумагах: кн. Андрей Курбский и Ярославский, в письмах к царю Иоанну, Андрей Курбский княжа на Ковлю, а в завещании своем: Андрей Михайлович Курбский, Ярославский и Ковельский.

В первом послании своем к Иоанну кн. Курбский писал, что надеется, с помощью Божией, быть «утешен от всех скорбей государскою милостию Сигизмунда-Августа». Надежды его, однако, не оправдались: недостаточно было милости польского короля для утешения скорби. С одной стороны до кн. Курбского доходили слухи обо всех бедствиях, постигавших Московское государство — «в отечестве слышах огнь мучительства прелютейший горящ»; с другой стороны он очутился между людьми «тяжкими и зело не гостелюбными и к тому в гресех различных развращенными» — так выражается он сам в «Предисловии на Новый Маргарит», из котораго можно почерпнуть ценные сведения о его душевном настроении и о научных занятиях в Литве. Упоминая о слухах, доходивших до него из Московского государства, он говорит: «Аз же вся сия ведахи слышах и бых обят жалостию и стисняем отовсюду унынием и снедающе те нестерпимыя предреченныя беды, яко моль, сердце мое».

Князь Курбский жил большей частью в Миляновичах, верстах в 20 от Ковеля. Он обнаружил за эту эпоху своей жизни тяжелый нрав: в отношениях к соседям, отличался суровостью и властолюбием, нарушал права и привилегии своих ковельских подданных и не исполнял королевских повелений, если находил их несогласными со своими выгодами. Так напр., получив королевский приказ об удовлетворении кн. Чарторижского за разбой и грабеж крестьян его, кн. Курбского, в Смедыне, он так в присутствии вижа, присяжного следователя дел подлежавших суду воевод, и ипветовых старост отвечал присланному от кн. Чарторижского с королевским листом: «Я-де, у кгрунт Смедынский уступоватися не кажу; але своего кгрунту, который маю з’ласки Божье господарское, боронити велю. A естли ся будут Смедынцы у кгрунт мой Вижовский вступовать, в тые острова, которые Смедынцы своими быть менят, тогды кажу имать их и вешать». На Люблинском сейме 1569 г. волынские магнаты жаловались королю на притеснения, которые терпят от кн. Курбского, и требовали, чтобы от него были отобраны имения, ему данные. Сигизмунд-Август не согласился, объявив, что Ковель и старство Кревское даны кн. Курбскому по весьма важным государственным причинами. Тогда магнаты стали сами управляться с неприятным чужеземцем. Кн. Курбский так говорит об этом: «ненавнстные и лукавые суседи прекаждаху ми дело сие, лакомством и завистию движими, хотяще ми выдрати данное ми именье з’ласки королевския на препитание, не только оьъяти и поперети хотяще многия ради зависти, но и крови моей насытися желающе «. Два тома актов, изданных в Киеве Временной комиссией, посвящены жизни кн. Курбского в Литве и на Волыни — и почти все эти акты касаются процессов кн. Курбского с различными частными лицами и столкновений его с правителством из-за прав владения разными имениями, а также дела по убиению поляками некоторых москвитян, выехавших с ним в Литву.

В 1571 году кн. Курбский женился на знатной и богатой польке Марье Юрьевне, происходившей из древнего княжеского рода Голшанских. Она была никак не моложе, а может быть и старше его, и выходила уже в третий раз замуж. От первого брака с Андреем Монтовтом у нее было два взрослых сына; от второго брака с Михаилом Козинским — одна дочь, вышедшая замуж за кн. Збаражского, а потом за Фирлея. Брак с Марьей Юрьевной казался кн. Курбскому выгодным, так как через него он вступал в родство с кн. Сангушками, Збаражскими, Сапегами, Полубенскими, Соколинскими, Монтовтами, Воловичами и приобретал обширные поместья в Литве и на Волыни. Лет пять кн. Курбский жил согласно со своей женой, в тихом уединении, большей частью тоже в Миляновичах. Затем, Марья Юрьевна, сильно захворав, написала духовное завещание, которым отказывала все свои имения мужу, а сыновьям от первого брака завещала только Голтенки и заложенные в частные руки два села, предоставляя их выкупить и владеть ими нераздельно, как вотчиной. Марья Юрьевна не умерла, но через год начались семейные раздоры: пасынки кн. Курбского, Монтовты, люди буйные и строптивые, винили его в дурном обращении с их матерью из корыстных целей, т. е. из желания захватить ее поместья. Правда, князь Курбский запер свою жену и никого не допускал к ней, но им руководили при этом совершенно другие соображения, заставившие его в 1578 г. искать развода. Владимирский епископ Феодосий утвердил развод, без объявления тех причин, по которым церковные законы дозволяют расторжение брака: в Литве и Польше существовал обычай давать развод только на основании согласия обеих сторон.

В апреле 1579 г. кн. Курбский женился в третий раз на Александре Петровне Семашко, дочери старости кременецкого. Через год у них родилась дочь, княжна Марина, а в 1582 г. сын, князь Дмитрий. Марья Юрьевна подала тогда королю Стефану Баторию жалобу на своего бывшего мужа в незаконном расторжении брака. Король передал жалобу митрополиту киевскому и галицкому Онисифору, назначен был духовный суд и к суду вытребован кн. Курбский. Кн. Курбский не явился в суд, ссылаясь на болезнь, но представил свидетельские показания, дававшие ему право на развод; позднее он заключил с Марьей Юрьевной мировую сделку, в которой между прочим сказано: «она уже до меня и до маетности моея ничего не мает». — Чувствуя ослабление сил и предвидя близкую кончину, кн. Курбский написал духовное завещание, по которому Ковельское имение оставил сыну. Вскоре после этого, в мае 1583 г., он скончался и погребен в монастыре св. Троицы, в трех верстах от Ковеля.

Избранный по смерти Стефана Батория на польский престол Сигизмунд III стал преследовать вдову и детей кн. Курбского и решил даже отобрать Ковельское имение, как незаконно присвоенное; в марте 1590 г. состоялось решение королевского суда, по которому Ковельское имение было отобрано от наследников.

Единственный сын кн. Курбского, кн. Дмитрий Андреевич, был подкоморием упитским, перешел в католичество и основал в имении своем Криничине церковь во имя св. св. апостолов Петра и Павла для распространения римско-католической религии. Он умер после 1645 г., и оставил двух сыновей: Яна и Андрея и дочь Анну; по сведениям же, имеющимся в русском государственном архиве, у него был еще третий сын Кашпер, имевший маетности в витебском воеводстве. Кн. Ян Дм. Курбский был градским писарем упитским, а брат его кн. Андрей отличался мужеством в военных походах и доказал свою преданность королю Яну Казимиру во время нашествия на Польшу шведского короля Карла X, за что и был награжден почетным званием маршлка упитского. По свидетельству королевской грамоты Станислава-Августа (Понятовского) 1777 г. и по показанию польского писателя Окольского, род князей Курбских угас со смертью его внуков Яна и Казимира, не оставивших мужеского потомства. Но из дел русского государственного архива известны правнуки кн. Андрея Мих. Курбского, князь Александр и князь Яков, дети Кашпера Курбского, выехавшие из Польши в Россию в первые годы царствование Иоанна и Петра Алексеевичей. Оба они возвратились в лоно православия и вступили в русское подданство. В последний раз имя кн. Курбских упоминается в 1693 г.

Кн. Андрей Михайлович Курбский, по своему образованию и по своим стремлениям принадлежит к числу выдающихся русских людей XVI в. Он не был чужд тому умственному движению, основанному на изучении классического мира, которое в то время, распространяясь из Италии, охватило Германию и Францию и известно в истории под именем гуманизма. И переписка его с царем Иоанном, и произведения, написанные им уже в пределах Литвы, дают ему видное место ср

Поделитесь на страничке

slovar.wikireading.ru

Курбский, князь Андрей Михайлович

— боярин и воевода, писатель, род. в 1528 г., ум. в 1583 г. В первый раз имя кн. Курбского встречается в 1549 г., когда он сопровождал царя Иоанна IV в Казанский поход в звании стольника, и находился в есаулах вместе с братом царицы Анастасии — Никитой Романовичем Юрьевым, который со стороны его матери, рожденной Тучковой, приходился ему правнучатным братом. Вскоре по возвращении из Казанского похода, кн. Курбский был отправлен воеводой в Пронск, для охраны юго-восточных границ от набега татар, а в следующем, 1551 г., вместе с кн. Щенятевым начальствовал полком правой руки, стоявшим на берегу р. Оки, в ожидании нападения крымских и казанских татар. Несмотря на свою молодость, кн. Курбский пользовался особым доверием царя, что видно, напр. из следующего: воеводы, стоявшие в Рязани, стали местничаться с кн. Мих. Ив. Воротынским и отказались к нему ездить, вследствие чего в войске произошел сильный беспорядок. Узнав об этом, царь послал кн. Курбскому грамоту с поручением объявить воеводам, чтобы они были «без мест». В конце того же 1551 г. царь собрался с большим войском в поход к Казани. Получив на пути к Коломне известие, что крымцы осадили Тулу, царь велел идти на выручку Тулы полку правой руки, под предводительством кн. Курбского и кн. Щенятева, а также передовому и большому полкам. Тулу сильно осаждал в течение двух дней сам крымский хан Девлет-Гирей, а теперь он бежал в степи, испугавшись прихода русских войск. Кн. Курбский и кн. Щенятев нагнали крымцев на берегу реки Шивороны, разбили их, отняли многих пленных и взяли ханский обоз. В этой битве кн. Курбский получил тяжкие раны в голову, плечи и руки, что не помешало ему, однако, через восемь дней снова выступить в поход. Полк правой руки направился через Рязанскую область и Мещеру, по лесам и «дикому полю», прикрывая собой движение царя к Казани от нападения ногайцев. 13 августа царь и все войско прибыли в Свияжск, где отдохнули несколько дней; 20 августа переправились через Казанку, а 23 все полки стали на назначенных им местах. Полк правой руки, под начальством кн. Курбского и кн. Щенятева, расположился на лугу за р. Казанкой, между большими болотами, и сильно терпел как от стрельбы с крепостных стен Казани, построенных на крутой горе, так и от беспрестанных нападений с тыла, черемис, выезжавших из дремучих лесов, наконец от дурной погоды и вызванных ею болезней. В решительном приступе к Казани 2 октября 1552 г. кн. Курбский с частью полка правой руки должен был идти на Елбугины ворота, снизу от Казанки, а другому воеводе правой руки, кн. Щенятеву, велено было подкреплять его. Татары подпустили русских к самой крепостной стене и тогда стали лить на их головни кипящую смолу, бросать бревна, камни и стрелы. После упорного и кровопролитного боя татары были опрокинуты со стен; войска большого полка ворвались через проломы в город и вступили в ожесточенную битву на улицах, а кн. Курбский стоял у входа в Елбугины ворота и заграждал татарам путь из крепости. Когда татары, видя, что дальнейшая борьба невозможна, выдали русским своего царя Едигера, а сами стали бросаться со стен на берег р. Казанки, намереваясь пробиться сквозь расположенные там туры полка правой руки, а затем, отбитые тут, стали переправляться вброд на противоположный берега, кн. Курбский сел на коня и с 200 всадников бросился в погоню за татарами, которых было по крайней мере 5000: дав им немного отойти от берега, он ударил на них в то время, когда последняя часть отряда находилась еще в реке. В своей «Истории кн. вел. Московского», кн. Курбский, рассказывая об этом подпиге своем, прибавляет: «Молюся, да не возомнит мя кто безумна, сам себя хвалюща! Правду воистину глаголю и дарованна духа храбрости, от Бога данна ми, не таю; к тому и коня зело быстра и добра имех». Кн. Курбский прежде всех ворвался в толпу татар, и во время битвы конь его трижды врезывался в ряды отступавших, а в четвертый раз и конь, и всадник, сильно раненные, повалились на землю. Кн. Курбский очнулся несколько времени спустя и видел, как его, точно мертвеца, оплакивали двое его слуг и два царских воина; жизнь его была спасена, благодаря бывшей на нем крепкой праотеческой броне. В «Царственной книге» имеется подтверждение этого рассказа: «А воевода кн. Андрей Мих. Курбский выеде из города, и вседе на конь, и гна по них, и приехав во всех в них; они же его с коня збив, и его секоша множество, и прейдоша по нем за мертваго многие; но Божиим милосердием последи оздравел; татарове же побежаша на рознь к лесу».

В начале марта 1553 г. царь Иоанн IV сильно занемог и, на случай смерти, велел боярам присягнуть в верности своему малютке сыну Димитрию. Среди бояр нашлись сторонники двоюродного брата царя, кн. Влад. Андр. Старицкого; бояре спорили, горячились и медлили с присягой, говорили о нежелании своем служить Захарьиным во время малолетства Дмитрия. Самые влиятельные и близкие к царю люди, Сильвестр и Адашев, и те в эту тяжелую минуту выказали отсутствие безусловной преданности и сердечного расположения к царю. Кн. Курбский, принадлежавший к партии Сильвестра и Адашева, что ясно видно из его многочисленных лестных отзывов о них, во время болезни царя к ним не примкнул. В своем ответе на второе послание Иоанна он говорит, между прочим: «А о Володимере брате воспоминаешь, аки бы есть мы его хотели на царство: воистину, о сем не мыслих: понеже и не достоин был того». Надо полагать, что царь оценил образ действий кн. Курбского, потому что, по выздоровлении своем, взял его с собой в числе немногих сопровождающих на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Первая остановка по выезде из Москвы была в Троице-Сергиевом монастыре, где в то время жил Максим Грек, пользовавшийся уважением царя. Максим стал отговаривать царя от задуманного далекого путешествия, особенно с женой и маленьким сыном, доказывал, что такие обеты неразумны, что «Бог вездесущ и всюду зрит недреманным оком своим, и что святые его внимают молитвам нашим, взирая не на место, где оне приносятся, а на добрую волю и власть нашу над собою»; вместо поездки в Кирилло-Белозерский монастырь Максим советовал собрать вокруг себя вдов, сирот и матерей тех воинов, которые погибли во время Казанского похода, и стараться утешить их и устроит их судьбу. Царь упорствовал однако в своем намерении, и Максим высказался в духе пророческом, поручив царскому духовнику Андрею Протопопову, кн. Ив. Фед. Мстиелавскому, Алексею Адашеву и кн. Курбскому, сопутствовашим царю, передать ему, что в случае непослушания, сын его Дмитрий умрет во время путешествия. Царь не внял советам Максима Грека и отправился в Дмитров, оттуда в Песношский монастырь, лежащий на р. Яхроме, где были приготовлены суда для дальнейшего путешествия. В Песношском монастыре жил на покое бывший коломенский епископ Вассиан Топорков, любимец и приближенный Иоаннова отца, вел. кн. Василия Ивановича. Весьма интересен отзыв кн. Курбского о беседе царя Иоанна с Вассианом, и мы овстановимся на нем при рассмотрении сочинения кн. Курбского «История кн. вел. Московского».

Царь и его спутники возвратились с богомолья в Кирилло-Белозерский монастырь в июле 1553 г. В начале 1554 г. кн. Курбский вместе с Шереметевым и с кн. Микулинским был послан усмирить мятеж в земле Казанской, так как вотяки, черемисы и татары не хотели платить дань и повиноваться царским наместникам и тревожили своими набегами нижегородские пределы. Pyсские войска углубились в леса, где скрывались бунтовщики, пользуясь знанием местности; целый месяц воеводы преследовали их и успешно сражались с ними более двадцати раз: они побили 10000 неприятелей, с их атаманами Янчурой и Алекой Черемисином во главе, и возвратились в Москву ко дню Благовещения с «пресветлою победою и со множайшими корыстьми». После этого арская и побережная сторона покорились и обещали давать дань, а царь наградил воевод золотыми шейными гривнами со своим изображением. В 1556 г. кн. Курбский был послан вместе с кн. Фед. Ив. Троекуровым усмирять снова восставших луговых черемис. По возвращении из этого похода он, в должности воеводы полка левой руки, находился в Калуге, для охраны южной границы от угрожавшего нападения крымцев, а затем стоял в Кашире, начальствуя вместе с кн. Щенятевым правой рукой. В этом же году он был пожалован в бояре.

В январе 1558 г. началась война с Ливонией из-за отказа ее платить дань, обещнную Московскому государству еще при Иоанне III магистром Плеттенбергом. Громадное русское войско (по словам кн. Курбского было 40 тысяч, или даже более) выступило из Пскова и вошло в Ливонию тремя отрядами, причем сторожевым полком начальствовали кн. Курбский и Головин. Войску было дано приказапие «воевать землю», т. е. жечь и опустошать посады, но никак не осаждать города. В течение целого месяца русские опустшали Ливонию и возвратились с большим количеством пленных и с богатой добычей. После этого Ливония хлопотала о мире, но Иоанн не согласился даже на перемирие. Весной 1558 г. был взят Сыренск (Нейшлосс), и воеводой там оставлен Заболоцкий, а остальным воеводам царь приказал идти на соединение с кн. Петр. Ив. Шуйским и с кн. Курбским, шедшими из Пскова на Нейгауз; кн. Курбский начальствовал передовым полком. кн. Шуйский — большим полком, кн. Вас. Сем. Серебряный — правой рукой. Нейгауз был взять после трехнедельной осады; затем осажден, был Дерпт, в котором затворился сам дерптский епископ. 18 июля были подписаны условия сдачи, а на следующий день русские заняли укрепления города. В это лето русские завоевали до двадцати городов. «И пребыхом в той земле аж до самаго первозимия, — пишет кн. Курбский. — и возвратихомся ко царю нашему со великою и светлою победою».

Не прошло и полугода после возвращения из Ливонии, как кн. Курбский был послан на южную украину, которой угрожали крымцы. 11 марта 1559 г. были росписапы воеводы по полкам, и кн. Курбский вместе с кн. Мстиславским назначены воеводами правой руки; сначала они стояли в Калуге, а затем им было велено перейти ближе к степям, в Мценск. В августе, когда опасность миновала, войска были распущены по домам, и кн. Курбский тое, вероятно, возвратился в Москву. Между тем из Ливонии приходили неутешительные вести, а действиями посланного туда главного воеводы царь был, по-видимому, не совершенно доволен: «Сего ради, — пишет кн. Курбский, — введе мя царь в ложницу свою и глагола ми словесами, милосердием растворенными и зело любовными и к тому со обещаньми многими: «Принужден бых, рече, от оных прибегших воевод моих, або сам итти сопротив Лифлянтов, або тебя, любимаго моего, послати, да охрабрится паки воинство мое, Богу помогающу ти; сего ради иди и послужи ми верне». Кн. Курбский со своим отрядом направился к Дерпту и, в ожидании прибытия в Ливонию других воевод, произвел движение к Вейссенштейну (Пайде). Поразив под самым городом ливонский отряд, он узнал от пленных, что магистр с войском стоит в восьми милях, за большими болотами. Ночью кн. Курбский выступил в поход, пришел утром к болотам и целый день употребил для переправы через них войска. Если бы ливонцы встретились в это время с русскими, то поразили бы их, будь даже более многочисленное войско у кн. Курбского, но они, по словам его, «яко гордые, стояли на широком поле от тех блат, ждуще нас, аки две мили, ко сражению». Переправившись через эти опасные места, воины отдохнули немного и затем около полуночи начали перестрелку, а затем, вступив в рукопашную, обратили ливонцев в бегство, преследовали их и нанесли большой урон. Возвратившись в Дерпт и получив в подкрепление отряд из 2000 воинов. добровольно к нему присоединившихся, кн. Курбский после десятидневного отдыха выступил к Феллину, где находился отказавшийся от должности магистр Фюрстенберг. Кн. Курбский послал вперед татарский отряд, под начальством кн. Золотого-Оболенского, будто бы для того, чтобы жечь посад; Фюрстенберг выехал птротив татар со всем своим гарнизоном и едва спасся, когда кн. Курбский ударил на него из засады. Когда в Ливонию вступило наконец ожидаемое большое войско, под начальством кн. И. Ф. Мстиславского и кн. Петра Ив. Шуйского, кн. Курбский с передовым полком присоединился к ним и они вмести пошли к Феллину, послав в обход отряд кн. Барбашина. Вблизи города Эрмеса на кн. Барбашина напал ливонский отряд под начальством ландмаршала Филиппа Шаль-фон-Белля; ландмаршал потерпел поражение и вместе с командорами был взят в плен. Кн. Курбский с великой похвалой отзывается о нем: «бе бо муж, яко разсмотрихом его добре, не токмо мужественный и храбрый, но и словества полон, и остр разум и добру память имущ». Отсылая его с другими важными пленными в Москву, кн. Курбский и прочие воеводы письменно умоляли царя не казнить ландмаршала — он был, однако, казнен, за резкое выражение, сказанное царю на приеме. Во время трехнедельной осады Феллина кн. Курбский ходил под Венден и разбил начальника литовского отряда кн. Полубенского, посланного против него Иеронимом Ходкевичем, а под Вольмаром поразил ливонцев и нового ландмаршала. Сражение кн. Курбского с кн. Полубенскимг было первым столкновением русских с польским королем из-за прав на Ливонию. Явилась необходимость для защиты границ от литовских набегов расставить по городам воевод, которым было приказано также ходить опустошать литовские пограничные места. Кн. Курбский стоял на Луках Великих, и в июне 1562 г. сделал нападение на Витебск и сжег посад. В августе того же года он был отправлен против литовцев, опустошавших окрестности Невля. Показания польских историков Стрыйковского, Бельского и Гваньини противоречат Псковской летописи. Если верить им, то кн. Курбокий потерпел сильное поражение под Невлем, имея несравненно больше войска нежели литовцы, и бежал потом в Литву, из опасения царского гнева; в Псковской же летописи сказано только «приходили литовские люди под Невлю городок великого князя, и волости воевали и пошли прочь; и ходил за ними кн. Андрей Курбской и с иными воеводами, и мала была помощь, с обеих сторон поторнулися и языков наш и взяли у них» и царь в своем ответе на послание кн. Курбскому пишет, между прочим, относительно битвы под Невлем: «с 15 тысячами вы не могли победить 4 тысячи, и не только не победили, но и сами от них едва возвратились, ничего не успев» — таким образом и летопись и царь согласно говорят, что кн. Курбскому не удалось победить литовцев, но из этого еще нельзя заключить о поражении, грозившем ему гневом царя, — Иоанн, конечно, попрекнул бы Курбского поражением. Бельский высказывает мнение, что после Невльской битвы царь подозревал кн. Курбского в измене, но и это сомнительно, как потому, что для этого но было никакого повода, так и ввиду того, что в таком случае царь едва ли бы взял его с собой 30 ноября того же года в поход под Полоцк и оставил бы в начале марта 1563 г. воеводой в новозавоеванном городе Дерпте. «Коли бы мы тебе в том не верили, — писал Иоанн кн. Курбскому, — и мы бы тебя в ту свою вотчину не посылали». С небольшим год спусти после этого, ночью 30 апреля 1564 г. кн. Курбский бежал, в сопровождении нескольких человек детей боярских, в ливонский город Вольмар к польскому королю, оставив на произвол судьбы жену и девятилетнего сына. Верный слуга его Шибанов был схвачен дерптскими воеводами и отослан в Москву к царю, где и казнен; мать, жена и сын кн. Курбского посажены в тюрьму и умерли там от тоски. Все лица, близко к нему стоявшие, были, по-видимому, подвергнуты допросу; по крайней мере об этом можно судить по тому, что былы записаны «речи старца от Спаса из Ярославля, попа чернаго отца духовного Курбского», очевидно, того Феодорита, о котором Курбский отзывается с большой похвалой в 8-й главе своей «Истории».

Так как ни сам кн. Курбский в «Истории» и в посланиях к царю, ни Иоанн в своих ответах на послания не указывают, что именно побудило кн. Курбского отехать в Литву, то мы можем лишь делать догадки и предположения. Если верить повествованию дерптского бюргера Ниенштедта и неизвестного по имени ливонского летописца, кн. Курбский вел в 1563 г. переговоры о сдаче нескольких ливонских городов, но переговоры эти не увенчались успехом. Очень возможно, что кн. Курбский опасался, как бы царь не приписал эту неудачу его злому умыслу и как бы его не постигла участь Сильвестра и Адашева и других его единомышленников. Как видно из слов самого кн. Курбского, он не сразу решился покинуть отечество и считал себя невинно изгнанным: «Коего зла и гонения от тебя не претерпех, — пишет он в послании, — и коих бед и напастей на мя не подвигл еси! и коих лжеплетений презлых на мя не возвед еси! А приключившиямися от тебя различные беды по ряду, за множеством их, не могу ныне изрещи: понеже горестию еще души моей объять бых. Но вкупе все реку конечне: всего лишен бых, и от земли Божия туне отогнан бых, аки тобою понужден. Не испросих умиленными глаголы, ни умолих тя многослезным рыданием, и не исходатайствовах от тебя никоея ж милости архиерейскими чинами; и воздал еси мне злыя за благия и за возлюбление мое непримирительную ненавитсь! Бог сердцам зритель: во уме моем прилежно смышлях и обличник совестный мой свидетеля на ее поставих, и, исках и зрех мысленне и обращаяся, и не вем себя и не найдох ни в чем же пред тобою согрешивша». Иоанн в своем ответе на это послание говорит между прочим.· «А за такия ваши послуги, еже выше рехом, достойны есте были многих опал и казней; но мы еще с милостию к вам опалу свою чинили, аще бы твоему достоинству, и ты б к недругу нашему не уехал, и в таком деле, в коем бы нашем граде избыл еси, и утекания тебе сотворити было невозможно. Зла же и гонения безлепа от мене не приял еси, и бед и напастей на тя не подвигл есмя; а кое и наказание мало бывало на тебе, и то за твое преступление: понеже согласился еси с нашими изменники. А лжей и измен их же не сотворил еси, на тебя не взваживал есмя; а которые еси свои проступки делал, и мы по тем твоим винам по тому и наказание чинили». По всему вероятию, на кн. Курбском лежала опала за его участие в «избранной раде» и за его близость к Сильвестру и Адашеву, гонение против которых Иоанном Грозным было воздвигнуто после смерти царицы Анастасии Романовны в 1560 г. Намек на опалу и на то, в чем состояла измена, мы находим в словах Иоанна которые он велел гонцу Колычеву сказать польскому королю Сигизмунду-Августу: «Курбского и его советников измены то, что он хотел над государем нашим и над его царицею Настасьею и над их детьми умышляти всякое лихое дедо: и государь наш, уведав его измены, хотел было его посмирити, и он побежал».

В удельно-вечевую пору, как известно, существовало право отъезда, т. е. перехода бояр от одного князя к другому. Это было право дружинников. Со времени усиления Москвы, главным же образом с княжения Иоанна III, это право отъезда, в силу необходимости, должно было ограничиться: северо-восточная Русь объединилась под властью московских князей-собирателей, и отъезд стал возможен только в Орду, или в Литовское великое княжество, что в глазах государей московских стало считаться уже изменой, следовательно, преступлением, а не законным правом. При Иоанне III, при Василии Ивановиче, а в особенности при Иоанне IV со многих виднейших бояр были взяты клятвенные записи, с поручительством митрополита и других бояр и служилых людей в том, что они не отъедут из Московского государства. На отъезд к «бусурманам», разумеется, не находилось охотников, — и Литовское великое княжество было единственным убежищем для бояр, недовольных московскими порядками. Великое княжество Литовское, населенное русским православным народом, привлекало к себе бояр большей независимостью там высшего служилого класса, начинавшего уже организовываться по образу и подобию польского магнатства. Отъезды бояр в Литву особенно усилились с наплывом «княжат» в среду московского боярства, так как эти княжата имели все основание считать себя не дружинниками, но все-таки «вольными» слугами московского государя. Но и в Литовском великом княжестве не все княжата были в свою очередь довольны тамошними порядками, и также считали себя вправе отъезжать из Литвы в Москву, где их, в противоположность своим отъезжим князьям, не только не считали изменниками, но, напротив, принимали весьма ласково и награждали вотчинами. Булгаковы, Патрикеевы, Голицыны, Бельские, Мстиславские, Глинские выехали из Литвы и играли выдающуюся роль в Московском государстве. Отъезды княжат из Москвы в Литву и обратно при Иоанне III создали большую неустойчивость в пограничной между этими государствами территории, в которой находились вотчины этих княжат: они то признали над собой власть Литвы, то Москвы, меняя эту зависимость сообразно своим личным обстоятельствам. Эта неустойчивость пограничной территории, даже называвшейся в ту пору «страной князей», была постоянно причиной враждебных отношений Московского государства к Литовскому, а с течением времени привела и к враждебным столкновениям между Москвой и Польшей. Кн. Курбский, подобно другим княжатам, не признавал за царем Иоанном права запретить отъезд из Московского государства и в своем ответе на второе послание Иоанаа псал: «затворил еси царство русское, сиречь свободное естество человеческое, яко во адове твердыне; и кто бы из земли твоей поехал, по пророку, до чужих земель, яко Иисус Сирахов глаголет: ты называешь того изменником; а если изымают на пределе, и ты казнишь различными смертьми».

Один из исследователей жизни кн. Курбского (Иванишев) высказывает предположение, что он «действовал обдуманно и только тогда решился изменить своему царю, когда плату за измену нашел для себя выгодною». Другой исследователь (Горский) говорит: «Если бы Курбский бежал в Литву действительно из страха смерти, то, вероятно, он сделал бы это и без приглашения короля, потому что ему, без сомнения, было известно, как хорошо принимает король русских изменников. Видно, что Курбский делал свое дело не торопясь, даже слишком не торопясь, потому что для окончания всех переговоров, какие он вел с Сигизмундом-Августом, требовалось много времени. Эта медленность есть лучшее доказательство, что насчет жизни своей Курбский был совершенно спокоен». Из сохранившихся грамот «листов» королевских на имя кн. Курбского — видно, что польский король, действительно, приглашал его переехать в Литву, но в этом нет ничего особенного; и раньше переманивались в Литву московские бояре и все пригодные к военной службе. Что касается «выгодной платы за измену», то ни польский король Сигизмунд-Август, ни литовский гетман Радзивил нн высказали ничего определенного: король обещал в охранной грамоте быть к князю Курбскому милостивым (где се ему ласкове обецует ставить), а гетман обещал приличное содержание. Ввиду этого нет основания утверждать, что Курбский решился на отъезд из каких-либо корыстных побуждений.

Отъехав в Вольмар, кн. Курбский отправил Иоанну послание, в котором упрекал его за побиение бояр и воевод, за оклеветание верных подданных, говорил о своем собственном гонении и о необходимости покинуть отечество и советовал удалить наушников. И от побега Курбского и от его послания Иоанн был вне себя от гнева: он написал пространный ответ, ссылался на древнюю историю, на книги Св. Писания и творения св. отцов, оправдывал свои дела, винил бояр. В начале ответа Иоанн кратко изложил свою родословную, как доказательство неоспоримых прав на престол и преимущества своего рода перед родом кн. Курбского, упомянувшего в послании к царю, что он до конца дней будет в молитвах «печаловаться на него Пребезначальной Троице» и призывать на помощь всех святых, «и государя моего праотца, кн. Феодора Ростиславовича». В этих словах царь увидал вероятно намек на желание быть самостоятельным князем, так как употребил следующее обращение к кн. Курбскому: «князю Андрею Михайловичу Курбскому, восхотевшему своим изменным обычаем быти Ярославскому владыце». На это письмо или, как Курбский его называл — «зело широкую эпитолию» вел. кн. Московского последовало «краткое отвещание» кн. Курбского; начинается оно так: «Широковещательное и многошумящее твое писание приях, и выразумех и познах, иже от неукротимаго гнева с ядовитыми словесы отрыгано, еже не токмо цареви, так великому и во всей вселенной славимому, но и простому, убогому воину сие было не достойно». Далее он говорит, что заслуживает не укоризн, а утешения: «не оскорбляй — рече пророк, — мужа в беде его, довольно бо таковому», что сначала он хотел отвечать на каждое слово царское, но затем решил предать все суду Божию, считая, что «рыцарю» неприлично вступать в перебранку, а христианину стыдно «отрыгать глаголы из уст нечистые и кусательные».

Руководимый чувством мести против Иоанна кн. Курбский в октябре 1564 г. принял участие в осаде польскими войсками Полоцка, незадолго перед тем взятого Иоанном. Вслед за тем, зимой 1565 г., на второй неделе великого поста, 15000 литовцев вторглись в область Великолуцкую, и кн. Курбский участвовал в этом нашествии. В 1579 г., уже при Стефане Батории, он опять был под Полоцком, который на этот раз не устоял против нападения поляков. На третий день после осады Полоцка, т. е. 2 сентября 1579 г., кн. Курбский ответил на второе послание Иоанна, присланное ему за два года перед тем из Владимира Ливонского, того самого Вольмара, где он укрывался после бегства из Московского государства. Овладев Вольмаром, царь вспомнил об бегстве туда Курбского и с иронией писал ему: «И где еси хотел успокоен быти от всех трудов твоих, в Волмере, и тут на покой твой Бог нас принес; и где чаял ушел, а мы тут, за Божию волею: съугнали!» В этом послании царь упрекал кн. Курбского в том, что «избранной рада», к которой Курбский принадлежал, хотела присвоить себе высшую власть: «вы хотесте с попом Селивестром и с Алексеем Адашевым и со всеми своими семьями под ногами своими всю Русскую землю видети; Бог же дает власть, ему-ж хощет… не токмо повинны хотесте мне быти и послушны, но и мною владеете, и всю власть с меня снясте, и сами государилися, как хотели, а с меня все государство сняли: словом, аз бых государь, а делом ни чего не владел». Гордый успехами своими в Ливонии, Иоанн хвалился, что и без крамольных бояр побеждает «претвердые грады германские силою животворящего креста», «аще бо и паче песка морского беззакония моя, но надеюсь на милость благоутробия Божия, может пучиною милости своея потопити беззакония моя, яко же и ныне грешника мя суща, и блудника, и мучителя помилова…» В своем ответе на это послание кн. Курбский снова укоряет царя в оклеветании благочестивых мужей, упрекает в неблагодарности к Сильвестру, исцелившему на время его душу, перечисляет бедствия, обрушившиеся на Московское государство после изгнания и избиения мудрых советников, убеждает царя вспомнить лучшую пору своего царствования и смириться и в заключение советует не писать в чужие земли чужим слугам. К этому ответу кн. Курбский приложил перевод двух глав из Цицерона. Вероятно, кн. Курбский нашел, что недостаточно полно изобразил разницу между лучшей порой царствования Иоанна и эпохой гонений и казней, потому что 29 сентября того же 1579 г. написал еще послание Иоанну; в этом послании он подробно сравнивал время Сильвестра с временем наушников и советовал Иоанну опомниться, чтобы не погубить себя и род свой.

Посмотрим, что получил кн. Курбский во владениях польского короля и как протекала его жизнь на чужбине. 4 июля 1564 г. Сигизмунд-Август дал ему в вознаграждение за земли, покинутые в отечестве, обширные поместья в Литве и на Волыни: в Литве, в Упитском повете (в нынешней Виленской губ.) староство Кревское и до 10 сел, при которых считалось более 4000 десятин, на Волыни — город Ковель с замком, местечко Вижву с замком, местечко Миляновичи с дворцом и 28 сел. Все эти поместья были даны ему только «на выхованье», т. е. во временное пользование, без права собственности, вследствие чего соседние князья и паны начали заселять и присваивать себе земли Ковельской волости, нанося обиды ему и крестьянам. В 1567 г. «в награду за добрую, цнотливую (доблестную), верную, мужнюю службу во время воевания с польским рыцарством земли князя Московского» Сигизмунд-Август утвердил все эти поместья в собственность за кн. Курбским и за потомством его в мужском колене. С этого времени он стал называть себя во всех бумагах: кн. Андрей Курбский и Ярославский, в письмах к царю Иоанну, Андрей Курбский княжа на Ковлю, а в завещании своем: Андрей Михайлович Курбский, Ярославский и Ковельский.

В первом послании своем к Иоанну кн. Курбский писал, что надеется, с помощью Божией, быть «утешен от всех скорбей государскою милостию Сигизмунда-Августа». Надежды его, однако, не оправдались: недостаточно было милости польского короля для утешения скорби. С одной стороны до кн. Курбского доходили слухи обо всех бедствиях, постигавших Московское государство — «в отечестве слышах огнь мучительства прелютейший горящ»; с другой стороны он очутился между людьми «тяжкими и зело не гостелюбными и к тому в гресех различных развращенными» — так выражается он сам в «Предисловии на Новый Маргарит», из котораго можно почерпнуть ценные сведения о его душевном настроении и о научных занятиях в Литве. Упоминая о слухах, доходивших до него из Московского государства, он говорит: «Аз же вся сия ведахи слышах и бых обят жалостию и стисняем отовсюду унынием и снедающе те нестерпимыя предреченныя беды, яко моль, сердце мое».

Князь Курбский жил большей частью в Миляновичах, верстах в 20 от Ковеля. Он обнаружил за эту эпоху своей жизни тяжелый нрав: в отношениях к соседям, отличался суровостью и властолюбием, нарушал права и привилегии своих ковельских подданных и не исполнял королевских повелений, если находил их несогласными со своими выгодами. Так напр., получив королевский приказ об удовлетворении кн. Чарторижского за разбой и грабеж крестьян его, кн. Курбского, в Смедыне, он так в присутствии вижа, присяжного следователя дел подлежавших суду воевод, и ипветовых старост отвечал присланному от кн. Чарторижского с королевским листом: «Я-де, у кгрунт Смедынский уступоватися не кажу; але своего кгрунту, который маю з»ласки Божье господарское, боронити велю. A естли ся будут Смедынцы у кгрунт мой Вижовский вступовать, в тые острова, которые Смедынцы своими быть менят, тогды кажу имать их и вешать». На Люблинском сейме 1569 г. волынские магнаты жаловались королю на притеснения, которые терпят от кн. Курбского, и требовали, чтобы от него были отобраны имения, ему данные. Сигизмунд-Август не согласился, объявив, что Ковель и старство Кревское даны кн. Курбскому по весьма важным государственным причинами. Тогда магнаты стали сами управляться с неприятным чужеземцем. Кн. Курбский так говорит об этом: «ненавнстные и лукавые суседи прекаждаху ми дело сие, лакомством и завистию движими, хотяще ми выдрати данное ми именье з»ласки королевския на препитание, не только оьъяти и поперети хотяще многия ради зависти, но и крови моей насытися желающе «. Два тома актов, изданных в Киеве Временной комиссией, посвящены жизни кн. Курбского в Литве и на Волыни — и почти все эти акты касаются процессов кн. Курбского с различными частными лицами и столкновений его с правителством из-за прав владения разными имениями, а также дела по убиению поляками некоторых москвитян, выехавших с ним в Литву.

В 1571 году кн. Курбский женился на знатной и богатой польке Марье Юрьевне, происходившей из древнего княжеского рода Голшанских. Она была никак не моложе, а может быть и старше его, и выходила уже в третий раз замуж. От первого брака с Андреем Монтовтом у нее было два взрослых сына; от второго брака с Михаилом Козинским — одна дочь, вышедшая замуж за кн. Збаражского, а потом за Фирлея. Брак с Марьей Юрьевной казался кн. Курбскому выгодным, так как через него он вступал в родство с кн. Сангушками, Збаражскими, Сапегами, Полубенскими, Соколинскими, Монтовтами, Воловичами и приобретал обширные поместья в Литве и на Волыни. Лет пять кн. Курбский жил согласно со своей женой, в тихом уединении, большей частью тоже в Миляновичах. Затем, Марья Юрьевна, сильно захворав, написала духовное завещание, которым отказывала все свои имения мужу, а сыновьям от первого брака завещала только Голтенки и заложенные в частные руки два села, предоставляя их выкупить и владеть ими нераздельно, как вотчиной. Марья Юрьевна не умерла, но через год начались семейные раздоры: пасынки кн. Курбского, Монтовты, люди буйные и строптивые, винили его в дурном обращении с их матерью из корыстных целей, т. е. из желания захватить ее поместья. Правда, князь Курбский запер свою жену и никого не допускал к ней, но им руководили при этом совершенно другие соображения, заставившие его в 1578 г. искать развода. Владимирский епископ Феодосий утвердил развод, без объявления тех причин, по которым церковные законы дозволяют расторжение брака: в Литве и Польше существовал обычай давать развод только на основании согласия обеих сторон.

В апреле 1579 г. кн. Курбский женился в третий раз на Александре Петровне Семашко, дочери старости кременецкого. Через год у них родилась дочь, княжна Марина, а в 1582 г. сын, князь Дмитрий. Марья Юрьевна подала тогда королю Стефану Баторию жалобу на своего бывшего мужа в незаконном расторжении брака. Король передал жалобу митрополиту киевскому и галицкому Онисифору, назначен был духовный суд и к суду вытребован кн. Курбский. Кн. Курбский не явился в суд, ссылаясь на болезнь, но представил свидетельские показания, дававшие ему право на развод; позднее он заключил с Марьей Юрьевной мировую сделку, в которой между прочим сказано: «она уже до меня и до маетности моея ничего не мает». — Чувствуя ослабление сил и предвидя близкую кончину, кн. Курбский написал духовное завещание, по которому Ковельское имение оставил сыну. Вскоре после этого, в мае 1583 г., он скончался и погребен в монастыре св. Троицы, в трех верстах от Ковеля.

Избранный по смерти Стефана Батория на польский престол Сигизмунд III стал преследовать вдову и детей кн. Курбского и решил даже отобрать Ковельское имение, как незаконно присвоенное; в марте 1590 г. состоялось решение королевского суда, по которому Ковельское имение было отобрано от наследников.

Единственный сын кн. Курбского, кн. Дмитрий Андреевич, был подкоморием упитским, перешел в католичество и основал в имении своем Криничине церковь во имя св. св. апостолов Петра и Павла для распространения римско-католической религии. Он умер после 1645 г., и оставил двух сыновей: Яна и Андрея и дочь Анну; по сведениям же, имеющимся в русском государственном архиве, у него был еще третий сын Кашпер, имевший маетности в витебском воеводстве. Кн. Ян Дм. Курбский был градским писарем упитским, а брат его кн. Андрей отличался мужеством в военных походах и доказал свою преданность королю Яну Казимиру во время нашествия на Польшу шведского короля Карла X, за что и был награжден почетным званием маршлка упитского. По свидетельству королевской грамоты Станислава-Августа (Понятовского) 1777 г. и по показанию польского писателя Окольского, род князей Курбских угас со смертью его внуков Яна и Казимира, не оставивших мужеского потомства. Но из дел русского государственного архива известны правнуки кн. Андрея Мих. Курбского, князь Александр и князь Яков, дети Кашпера Курбского, выехавшие из Польши в Россию в первые годы царствование Иоанна и Петра Алексеевичей. Оба они возвратились в лоно православия и вступили в русское подданство. В последний раз имя кн. Курбских упоминается в 1693 г.

Кн. Андрей Михайлович Курбский, по своему образованию и по своим стремлениям принадлежит к числу выдающихся русских людей XVI в. Он не был чужд тому умственному движению, основанному на изучении классического мира, которое в то время, распространяясь из Италии, охватило Германию и Францию и известно в истории под именем гуманизма. И переписка его с царем Иоанном, и произведения, написанные им уже в пределах Литвы, дают ему видное место среди литературных деятелей древней Руси. Как видно из предисловия кн. Курбского к переводу сочинений Иоанна Дамаскина, он не довольствовался изучением одного Св. Писания и советовал молодым людям знакомиться также и со светскими науками, которые он называет то шляхетными, то внешними. В число этих внешних наук он вводит грамматику, риторику, диалектику, астрономию, присо

Источник: Большая биографическая энциклопедия


предыдущие статьи

последующие статьи

mirznanii.com

КУРБСКИЙ Андрей Михайлович — Яркипедия

КУРБСКИЙ Андрей Михайлович (1528−1583) — воевода, политический деятель середины и второй половины XVI в., публицист, автор посланий Ивану Грозному и «Истории о великом князе Московском».

Портрет Андрея Курбского (?)

из

Курбские принадлежат к роду Федора Черного, они потомки ярославских князей. В Ярославском крае им принадлежало с. Курба — вотчина князей Курбских.

До 1562 года карьера А. М. Курбского была довольно успешной. В 40−50-е годы он верой и правдой служил Ивану IV Грозному. Как писал его биограф историк Н. Г. Устрялов, Курбский «бился ли … под Тулою, под Казанью, в степях ли башкирских или на полях Ливонии, везде победа украшала его чело своими лаврами». За подвиги при взятии Казанского ханства в 24-летнем возрасте был назван боярином и получил земли в Подмосковье. Курбский был не только военачальником, он участвовал в административных реформах середины XVI века, входил в тот круг влиятельных сановников Ивана Грозного, который позднее сам назовет «Избранной радой». В 60-е годы многие из них пережили репрессии, часть — погибла. Ожидал расправы и Курбский.

В апреле 1564, будучи наместником г. Юрьева, князь Андрей Курбский бежал в польскую Ливонию. Но он не просто вошел в число польско-литовской знати, а захотел обосновать свой отъезд в послании к Ивану Грозному.

«Царю, прославлямому древле от всех,
Но тонущу в сквернах обильных!
Ответствуй, безумный, каких ради грех
Побил еси добрых и сильных?
Внимай же! Приидет возмездия час,
Писанием нам предреченный,
И аз, иже кровь в непрестанных боях
За тя, аки воду, лиях и лиях,
С тобой пред судьею предстану!..», —

так, довольно точно переложил в стихах идею и смысл Первого послания Курбского царю А. К. Толстой. Иван IV не оставил послание без ответа, завязалась переписка двух врагов-публицистов, прекрасно владевших литературным слогом. Она стала крупнейшим памятником XVI века.

Позднее Курбский, используя содержание переписки, написал сочинение о царствовании Ивана IV. Таким образом, Курбский стал первым историком правления этого царя-тирана.

yarwiki.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *