homsk.com

Террор против террора. Как юная девушка убила легенду Французской революции | История | Общество

Имя одного из радикальных лидеров Великой Французской революции Жана-Поля Марата хорошо известно в России. Якобинец Марат во времена советской власти считался предтечей коммунистического движения. Его именем были названы улицы во многих городах страны. Герой песен Александра Розенбаума «на улице Марата счастлив был когда-то».

Революционер на должности придворного врача

С именем Марата мы встречаемся в самом юном возрасте: из стихов Сергея Михалкова о дяде Стёпе известно, что герой-великан служил в годы войны на линкоре «Марат». Кстати сказать, такой боевой корабль действительно входил в состав ВМФ СССР.

Больше того, сама фамилия «Марат» стала в Советском Союзе популярным интернациональным именем.

Уроженец Швейцарии Жан-Поль Марат родился 24 мая 1743 года в семье известного врача. Получив хорошее образование, Марат тоже стал врачом. На одном месте молодому медику не сиделось — он ездил по различным городам, зарабатывая на жизнь медицинской практикой.

Помимо способностей к медицине, Жан-Поль Марат являлся прирождённым оратором и публицистом, который подвергал сомнению все общественные устои того времени. Радикальные и резкие суждения, с одной стороны, принесли ему популярность, а с другой — позволили Марату нажить множество противников, в том числе и среди влиятельных персон.

Авторитетов Марат не признавал — он вступал в острую полемику с Вольтером, критически относился к научным работам Ньютона и Лавуазье. Оппоненты, признавая несомненную одарённость Марата, отмечали его крайнее самомнение.

С 1779 по 1787 годы будущий трибун революции Жан-Поль Марат был придворным медиком у графа д’Артуа — в 1824 году этот представитель королевского дома Бурбонов взойдёт на трон под именем Карла X. Однако и его правление закончится революцией — в 1830 году он будет свергнут с престола.

Впрочем, эти события произойдут значительно позднее истории, о которой мы говорим сегодня.

Карьера Жана-Поля Марата претерпела резкие изменения с началом Великой Французской революции. Медик, который успешно совмещал работу при особе королевской фамилии с написанием радикальных работ о переустройстве общества, в 1789 году с головой окунулся в революционные события.

Разоблачитель «врагов народа»

Марат создал собственный проект установления конституционной монархии и стал выпускать газету «Друг народа», которой было суждено стать главным идеологическим рупором революции.

Со страниц своего издания яркий публицист разоблачал преступления режима, клеймил королевскую семью, продажных министров, нечистоплотных депутатов. Влияние Марата на массы росло день ото дня — никто, кроме него, не мог так успешно разжигать революционный фанатизм в массах.

Разумеется, противников у Марата было более чем достаточно. Монархисты и умеренные революционеры ненавидели его, считая, что «Друг народа» зовёт массы к террору.

Собственно, так оно и было. В 1791 году Марату пришлось скрываться от преследований в Лондоне, однако по возвращении он продолжил свою деятельность.

Жан-Поль Марат писал, что борьба с контрреволюцией должна быть жестокой, и если обновление общества нуждается в обезглавливании сотен и тысяч «врагов народа», эти головы нужно немедленно срубить.

Сам термин «враг народа» родился вовсе не в Советском Союзе, а в революционной Франции — Марат в своей газете стал публиковать списки «врагов народа», и участь тех, кто попадал в них, была крайне печальной.

Марат был одним из самых горячих сторонников казни свергнутого короля Франции Людовика XVI и приветствовал её.

В 1793 году, в период яростной борьбы между радикальными якобинцами, вождями которых были Робеспьер и Марат, и более умеренными жирондистами, последним удалось добиться суда над издателем «Друга народа», обвинив его в подстрекательстве к убийствам. Однако Революционный трибунал 24 апреля 1793 года полностью оправдал Марата.

Жан-Поль Марат находился на вершине славы, но до его гибели оставалось меньше трёх месяцев.

Бунтарка из древнего рода

Шарлотта Корде, полное имя которой Мари Анна Шарлотта Корде д’Армон, родилась 27 июля 1768 года в Нормандии. Она происходила из древнего дворянского рода, а её прадедом был Пьер Корнель — основоположник жанра французской трагедии.

Девушка получила начальное образование дома, а затем, в традициях того времени, была помещена в пансион бенедиктинского аббатства Святой Троицы в Кане. Ветер перемен к тому времени дул во Франции вовсю — в аббатстве юным воспитанницам разрешалось читать не только религиозную литературу, но и труды Монтескье и Руссо.

В 1790 году в духе революционных преобразований монастырь закрыли, и Шарлотта Корде вернулась домой.

Современники вспоминали, что 22-летняя Шарлотта была «человеком новой эпохи» — о замужестве не думала, любовным романам предпочитала газеты и революционную литературу. Как-то на обеде у родственников молодая дворянка позволила себе неслыханную дерзость, отказавшись пить за короля. Шарлотта заявила, что Людовик XVI — слабый монарх, а слабые монархи несут своему народу исключительно бедствия.

Шарлотта Корде была республиканкой, однако она категорически выступала против террора и была потрясена казнью короля. «Люди, обещавшие нам свободу, убили её, они всего лишь палачи», — писала Шарлотта подруге.

24-летняя девушка считала, что должна что-то предпринять, дабы повлиять на исторический процесс. Кан, где она жила, к тому времени стал центром жирондистской оппозиции, выступавшей против якобинцев.

Шарлотта Корде решила, что остановить террор можно, если уничтожить идеолога террора — Жана-Поля Марата.

Кухонный нож как орудие истории

Для осуществления своего замысла она встретилась с приехавшими в Кан жирондистами и получила от них рекомендательное письмо к их единомышленникам — депутатам Конвента в Париже. Своей настоящей цели Шарлотта не раскрывала — она говорила, что якобы хочет похлопотать о своей подруге по пансиону, оставшейся без средств к существованию.

Прибыв в Париж 11 июля 1793 года, Шарлотта Корде стала искать встречи с Маратом. Девушка осознавала, что уцелеть самой после покушения ей не удастся, поэтому написала несколько прощальных писем, а также «Обращение к французам, друзьям законов и мира», в котором объясняла мотивы своего поступка. «О, Франция! Твой покой зависит от исполнения законов; убивая Марата, я не нарушаю законов; осуждённый вселенной, он стоит вне закона… Я хочу, чтобы мой последний вздох принёс пользу моим согражданам, чтобы моя голова, сложенная в Париже, послужила бы знаменем объединения всех друзей закона!» — писала Шарлотта Корде.

Девушка пыталась встретиться с Маратом якобы для того, чтобы передать ему новый список «врагов народа», обосновавшихся в Кане.

К тому времени Жан-Поль Марат почти не появлялся в Конвенте — он страдал от кожного заболевания, и страдания его облегчала только ванна, в которой он дома и принимал посетителей.

После нескольких обращений 13 июля 1793 года Шарлотта Корде добилась аудиенции у Марата. С собой она прихватила кухонный нож, купленный в парижской лавке.

При встрече Шарлотта рассказала ему об изменниках, собравшихся в Кане, а Марат заметил, что они скоро отправятся на гильотину. В этот момент девушка ударила находящегося в ванной Марата ножом, убив его на месте.

Корде была схвачена немедленно. Каким-то чудом её удалось спасти от гнева толпы, желавшей расправиться с ней прямо у трупа поверженного кумира.

Посмертная пощёчина

После допроса она была отправлена в тюрьму. Следствие и суд были скорыми, а приговор очевидным. Шарлотта Корде не просила о снисхождении, но настаивала, что совершила убийство в одиночку. Это не помогло — в Париже уже начались аресты её предполагаемых пособников, которых также ждал смертный приговор.

В те времена не было фотографии, но художник Гойер в день суда и за несколько часов до казни сделал набросок портрета убийцы Марата.

Суд присяжных утром 17 июля единогласно приговорил Шарлотту Корде к смертной казни. На девушку надели красное платье — по традиции, в нём казнили убийц и отравителей.

По свидетельству палача, Шарлотта Корде вела себя мужественно. Весь путь до места казни на площади Республики она провела стоя. Когда вдали показалась гильотина, палач хотел закрыть её вид от приговорённой, однако сама Шарлотта попросила его отойти — она сказала, что никогда не видела это орудие смерти, и ей очень любопытно.

От исповеди Шарлотта Корде отказалась. В половине восьмого вечера она взошла на эшафот и была казнена при большом скоплении народа. Плотник, помогавший устанавливать помост, подхватил отрубленную голову девушки и выразил ей своё презрение, дав пощёчину. Этот поступок пришёлся по вкусу радикальным сторонникам Марата, но был осуждён официальными властями.

Личность Шарлотты Корде вызывала много споров и после казни. Например, труп был освидетельствован врачами, которые подтвердили, что 24-летняя девушка была девственницей.

Её тело было захоронено на кладбище Мадлен в Париже. Впоследствии, уже после эпохи Наполеона, кладбище было снесено.

Марат и его лучшая ученица

Жан-Поль Марат был похоронен за день до казни Шарлотты Корде, 16 июля 1793 года в саду клуба Кордельеров. В честь Марата на некоторое время были переименованы Монмартр и город Гавр. Неоднозначное отношение к его личности привело к тому, что и во Франции, и значительно позже в Советском Союзе названные в его честь объекты потом вновь получали исторические названия. Тело Марата в 1794 году, уже после свержения якобинской диктатуры, было перенесено в Пантеон, но затем, при очередном пересмотре оценки личности политика, удалено из него и перезахоронено на кладбище Сент-Этьен-дю-Мон.

Впрочем, доля Шарлотты Корде ещё менее завидна. Во-первых, несмотря на её уверения в том, что она действовала одна, гибель Марата стала причиной усиления массовых репрессий против «врагов народа». Семье Шарлотты Корде пришлось отправиться в изгнание, а её дядя и брат, участвовавшие в вооружённом выступлении роялистов, были расстреляны.

Во-вторых, республиканка Шарлотта Корде была объявлена якобинской пропагандой роялисткой и стала кумиром монархистов. Хуже того, девушка, пошедшая на самопожертвование, сама того не желая, дала имя модному аксессуару — «шарлоттой» назвали шляпку, состоящую из баволетки — чепца с оборкой на затылке — и мантоньерки — ленты, удерживающей шляпу. Этот головной убор стал чрезвычайно популярен среди сторонниц монархии, а спустя век — у противниц Парижской Коммуны 1871 года.

Один из теоретиков социализма Луи Блан писал позднее, что Шарлотта Корде фактически оказалась самой горячей последовательницей принципов Жана-Поля Марата, доведя до совершенства его логический принцип, согласно которому жизнь немногих можно принести в жертву благополучию целой нации.

Смотрите также:

www.aif.ru

Смерть Марата Французская революция

^{На фото: «Смерть Марата» (1793), картина Жака Луи Давида.}

В июле 1793 года Французская революция достигла своего содержательного пика — к власти пришли якобинцы, основным инструментом достижения «свободы» сделавшие террор.

В 1789 году во Франции, во многом определявшей лицо тогдашней Европы, разыгрались события эпохальные и трагические — началась Французская революция, которая продолжалась десять лет и буквально истерзала страну, не оставив камня на камне от прежнего государственного порядка.

В июле 1793 года Французской революции исполнилось четыре года — по человеческим меркам возраст детский, однако исторические мерки с человеческими почти никогда не совпадают. За это время революция прошла гигантский путь — от сравнительно безобидных попыток реформирования государства в формах конституционной монархии до настоящего республиканского шабаша, достигшего в своем радикализме высшего градуса. Уже был казнен король Людовик XVI, уже заработала, набирая обороты, гильотина, уже оказалась разрушена экономика, а страна, сотрясаемая мятежами, вела беспрестанные войны с соседями.

В самом начале лета пали жирондисты, и власть во Франции захватили крайние якобинцы, с полной серьезностью заговорившие о необходимости «революционной тирании»… во имя свободы.

Жан Поль Марат

Одним из якобинских лидеров был Жан Поль Марат, в своих идеях эволюционировавший от отрицания государства до утверждения совершенно тоталитарных методов «революционного перевоспитания» масс. Он был немолод, за спиной у него лежали полвека, наполненные врачебной практикой, естественнонаучными исследованиями, занятиями юриспруденцией, изданием газеты «Друг народа», подпольной работой и кровожадной революционной практикой.

Его ярости страшились — Марат не пожалел бы и отца, если бы заподозрил того в «контрреволюционности». Страсть к выискиванию «врагов революции» его и сгубила.

Смерть Марата от руки Шарлотты Корде

25-летняя Шарлотта Корде, в свое время с восторгом принявшая революцию, но лютой ненавистью возненавидевшая радикалов после казни короля, 13 июля добилась свидания с Маратом, пообещав передать ему список тех, кто устроил очередной заговор против революции. Марат принял ее, лежа в ванной, в которой спасался от мучившей его экземы.

Наконец-то добравшись до «кровожадного монстра», девушка заколола Марата ножом — спустя четыре дня ее гильотинировали. Вскоре был развязан якобинский террор.

posmotrim.by

МАРАТ ЖАН ПОЛЬ |  В ЖЕРТВУ ИДЕЕ  | ФРАНЦИЯ  |  Читать онлайн, без регистрации

80-е годы XVIII века во Франции были неспокойными. Конечно, политическая жизнь этой страны всегда отличалась обилием событий, но сейчас это было волнение некоего нового типа. Страна находилась на грани банкротства. Казна была должна крупным буржуа громадные суммы. Виной тому были неурожаи последних лет, торгово-промышленный кризис, противоречия между капиталистическим способом производства и феодальным строем. Причиной этих противоречий были древние родовые привилегии знати. Со стороны королевского правительства предпринимались попытки пересмотреть межсословные взаимоотношения, но они ни к чему не привели. Волнение росло.

Король Людовик XVI был вынужден пойти на чрезвычайные меры. 5 мая 1789 года были созваны Генеральные штаты, которые до этого не собирались более 170 лет. Но вместо того чтобы обсуждать отдельные проблемы государства, 17 июня депутаты провозгласили себя Национальным собранием. Королевскому указу о роспуске Генеральных штатов Национальное собрание подчиниться отказалось. 9 июля депутаты приняли решение называть собрание Учредительным и начали работать над созданием конституционных основ государства. 14 июля 1789 года на угрозы разогнать Учредительное собрание парижане ответили восстанием. В этот день была штурмом взята Бастилия. Так началась Великая Французская революция, длившаяся около десяти лет и называемая «крупнейшим социальным переворотом нового времени».

Некоторое время Франция пыталась идти по пути конституционной монархии. Создавались выборные органы местного управления, была собрана национальная гвардия. Между тем в сельских областях начались крестьянские восстания. 4 августа Учредительное собрание объявило о «полном» уничтожении феодального порядка, но для выхода из феодальной зависимости крестьянам нужно было внести выкуп, сумма которого для большинства была непосильна. 26 августа собрание приняло «Декларацию прав человека и гражданина». После этого до сентября 1791 года депутаты работали над составлением конституции. Параллельно было осуществлено немало административных и финансовых реформ.

Формально Людовик XVI оставался на троне. Но фактически его положение было положением заложника. 21 июня 1791 года король попытался бежать вместе с семьей в Нидерланды, но был опознан, задержан и возвращен в Париж. Между тем волнения не утихали. 17 июля на Марсовом поле состоялась демонстрация, требовавшая отречения короля. Она была разогнана с применением огнестрельного оружия. Учредительное собрание попыталось спасти идею конституционной монархии. Оно подало на подписание Людовику принятую конституцию, после чего, выполнив свои функции, было распущено.

Первые два года у власти находились представители крупной буржуазии и либерально настроенного дворянства. Но за это время в стране сформировалось немало политических группировок. Одной из самых весомых из них стал Якобинский клуб, названный так по месту заседания в бывшем монастыре доминиканцев (во Франции их называли якобинцами). Через сеть филиалов во всех уголках страны якобинцы поддерживали в народе революционные настроения. В октябре 1792 года от якобинцев отделились так называемые жирондисты. Эта группа получила свое название от департамента Жиронда, откуда происходили многие ее члены.

На смену Учредительному собранию пришло Законодательное. В нем главенствующую позицию заняли радикально настроенные жирондисты. Жирондисты приняли законы, избавившие крестьян от выкупа феодальных прав, боролись за отделение церкви от государства. 20 апреля Людовик XVI по инициативе жирондистов объявил войну Австрии, на сторону которой скоро стала союзная ей Пруссия. Неудачное начало этой войны, инфляция, разруха, рост цен – все это вызывало новые волнения. 10 августа опять вспыхнуло восстание, возглавленное Парижской коммуной – революционным органом парижского самоуправления. Результатом этого восстания стало свержение монархии. Людовик и его семья были арестованы. 21 сентября Законодательное собрание провозгласило Францию республикой. Одновременно вся власть была передана Конвенту. Людовик превратился в рядового гражданина. Позже (21 января 1793) он был казнен по обвинению в «заговоре против свободы нации и покушении на национальную безопасность». Основанием стали найденная ранее переписка короля с эмигрантами-контрреволюционерами, Австрией, Пруссией.

Конвент фактически состоял из депутатов трех типов: жирондисты, монтаньяры и «болото». Лево настроенная группа монтаньяров (Гора) в основном состояла из якобинцев. Такое название она получила еще в Учредительном собрании: монтаньяры располагались на самых верхних местах. До весны 1793 года главенствующее положение занимали жирондисты. Но новый призыв в армию в феврале 1793 года вызвал крестьянские восстания. Страна не могла выйти из экономического кризиса, в марте генерал Дюмурье, ставленник жирондистов, потерпел поражение в битве при Неервиндене и перешел на сторону австрийцев. Это окончательно подорвало престиж партии. 31 мая – 2 июня в Париже вспыхнуло очередное восстание, в результате которого жирондисты были изгнаны, а к власти пришли якобинцы во главе с Робеспьером.

Придя к власти, якобинцы пошли по пути террора. Власть почти полностью сосредоточилась в руках двух комитетов Конвента: Комитета общественной безопасности и Комитета общественного спасения. Фактически была установлена диктатура. Все стороны общественной и личной жизни французов подвергались жесткой регламентации. Полетели головы. Гильотины работали не переставая. Жертвами якобинского террора становились не только сторонники старых порядков, но и многие революционеры, чье мнение расходилось с точкой зрения якобинцев.

Дальнейшие события Великой Французской революции сейчас нас интересовать не будут. 13 июля 1793 года Жан Поль Марат был убит. Какую же роль сыграл этот человек в описанных событиях?

Жан Поль Марат родился 24 мая 1743 года в небольшом швейцарском городке Будри. За три года до рождения Жана Поля его родители, сменив католическое вероисповедание на кальвинизм, поселились в Будри. Отец Марата был человеком образованным. Он был художником, но ранее сменил еще несколько занятий (врач, преподаватель иностранных языков). Он смог дать детям достойное образование.

Марат избрал профессию врача. Образование он получал в Тулузе, Бордо, Париже, в Голландии и Англии. В Англии же Жан Поль увлекся философией и политикой. Его перу принадлежат произведения «Философский опыт человека» и антимонархический трактат «Цепи рабства». Сам Вольтер был знаком с этими работами Марата, правда, отзывался о них не лучшим образом. Позже Марат, помимо медицинской практики, занимался физическими экспериментами, в основном в области оптики. В своих работах Марат проявлял чрезмерную самоуверенность и презрение к существующим авторитетам. Авторитеты, да и весь научный мир, платили ему той же монетой. В результате Марат разочаровался в перспективах научной карьеры в Англии. В 1776 году он едет во Францию.

На «исторической родине» Марат получает должность врача гвардейцев графа д’Артуа (будущего короля Карла X). Но занятие медициной не принесло ни славы, ни приличных доходов. Попытки продолжить научные изыскания тоже были безуспешными. Жан Поль также пытается сделать политическую карьеру. В 1777 году он принимает участие в конкурсе на лучший проект реформы уголовного права. В 1782 публикует «План уголовного законодательства». Эти работы тоже не принесли Марату желанной известности и карьерного роста.

С началом Великой Французской революции Марат решает сменить теоретические изыскания в области политики на практическую деятельность. С сентября 1789 года он начинает выпуск ставшей впоследствии знаменитой газеты «Друг народа». С этого времени и до конца жизни газета стала основным делом его жизни. Можно сказать, что в своей деятельности Марат избрал столь популярный в наше время путь скандальной известности. На страницах своей газеты он бесстрашно разоблачал врагов революции, не особенно заботясь о справедливости тех или иных обвинений. Кроме того, он призывал народ к решительным насильственным действиям. Благодаря подобной позиции Марат очень быстро заработал громкую популярность среди простолюдинов и нажил себе большое количество врагов самых разных политических убеждений. Много раз ему приходилось прекращать выпуск газеты и скрываться. После расстрела антимонархической манифестации 17 июля 1791 года «Другу народа» (так теперь зачастую называли самого Марата) даже пришлось бежать в Англию.

Выпуск газеты был возобновлен в апреле 1792 года. После первых неудач военной кампании против Австрии и Пруссии, голос «Друга народа», призывавший к резким и жестоким мерам против врагов революции, стал пользоваться еще большей популярностью. Во многом благодаря пропаганде Марата, в сентябре 1792 года произошли массовые избиения политических заключенных в тюрьмах Парижа. Таким образом, можно сказать, что Марат стал предтечей будущего якобинского террора и одним из основных его идеологов.

Марат был избран депутатом только что созданного Конвента. Он примкнул к монтаньярам. Даже среди крайне левых товарищей по группировке он выглядел радикалом. Он произносил неистовые речи, в которых обличал «врагов революции», требовал казни Людовика, проклинал предателя революции генерала Дюмурье и его бывших покровителей жирондистов. После того как Марат подписал воззвание об истреблении жирондистов, последние добились того, что «Друг народа» был привлечен к суду. Обвиняли его в раздувании вражды между депутатами Конвента, подстрекательствах к убийствам и мятежу. Суд над Маратом стал его триумфом. 24 апреля 1793 года он был оправдан революционным трибуналом и в сопровождении толпы восторженных почитателей вернулся в Конвент. В восстании, начавшемся 31 мая, и свержении жирондистов Марат сыграл роль, пожалуй, сравнимую с ролью Робеспьера.

Жирондисты были вынуждены покинуть Париж, жители которого, во многом благодаря деятельности «Друга народа», были настроены против них. Но в провинции жирондисты могли рассчитывать на поддержку самых разнообразных слоев населения. Там они стали собираться в группы и готовить мятеж против якобинцев. Группы жирондистов собирались во многих французских городах. Была такая группа и в Кане. Скорее всего, именно она и стала косвенной причиной смерти Марата.

В Кане проживала 24-летняя Шарлотта Корде. Женщина эта принадлежала к древнему, но обедневшему дворянскому роду, была правнучатой племянницей знаменитого драматурга Пьера Корнеля. Она получила прекрасное образование, много читала, увлекалась философией. После событий 1789 года мнения в ее семье разделились. Два брата эмигрировали и присоединились к армии роялистов. Но Шарлотта отличалась независимостью своих суждений и не одобряла выбор братьев. Ее симпатии завоевали жирондисты, со многими видными представителями которых она была знакома лично. Когда после восстания в Париже некоторые лидеры жирондистов прибыли в Кан, их рассказы произвели на Шарлотту неизгладимое впечатление. В это время в Париже Марат призывал народ к истреблению жирондистов. Шарлотта Корде решила спасти их от преследований «Друга народа». Она отправилась в Париж.

В столицу Шарлотта прибыла 11 июля 1793 года. Она остановилась в гостинице и весь следующий день провела за чтением. Утром 13 июля Шарлотта купила нож и отправилась на квартиру к Марату. В первый раз ее не пустила привратница, сказав, что Марат болен и не принимает посетителей. Марат был действительно очень болен. Его мучила какая-то кожная болезнь. Исследователи не могут однозначно ответить на вопрос, какую природу имело это заболевание. Одни считают, что это была экзема психогенного происхождения, другие – что Марат страдал от какого-то лишая. В любом случае, болезнь была очень тяжелой. Последние недели Жан Поль старался как можно больше времени проводить в ванне. Только она избавляла его от мучительного зуда.

Не попав к Марату, Шарлотта отправила ему письмо следующего содержания:

«Гражданин, я приехала из Кана. Ваша любовь к отечеству заставляет меня предположить, что вы с интересом узнаете о несчастных событиях в этой части республики. Я приду к вам около часа. Будьте добры, примите меня и уделите мне минуту для беседы. Я предоставлю вам возможность оказать большую услугу отечеству.

Шарлотта Корде».

Вечером Шарлотта пришла вновь. Марат сидел в ванне и просматривал корректуру очередного номера «Друга народа». Привратница опять не пускала Шарлотту, и тогда она стала нарочито громко говорить: «Как неприятно! Как отвратительно, что я не буду принята!», и так же громко поинтересовалась, получил ли Марат ее письмо. «Друг народа» услышал голоса на лестнице и попросил Симонну Эврар – женщину, с которой он состоял в гражданском браке, пригласить посетительницу войти.

Шарлотта Корде вошла в комнату, где в ванной, накрытой простыней, лежал Марат. Беседа их длилась около десяти минут. Позже, во время следствия, Шарлотта Корде не пересказывала все ее содержание, а рассказала только о кульминационном моменте. Вот ее показания:

«Он спросил меня о характере волнений в Кане. Я ответила ему, что восемнадцать депутатов Конвента правят там в согласии с департаментом; что все мобилизуются для освобождения Парижа от анархистов; что четыре члена департамента повели часть армии в Эвре. Он записал фамилии депутатов, находящихся в Кане, и четырех должностных лиц департамента Кальвадос».

Следователи спросили, что сказал Марат относительно названных ею людей. Шарлотта ответила:

«Он сказал, что в скором времени заставит всех их гильотинировать в Париже… Это были его последние слова. В тот момент я его убила».

Шарлотта Корде все рассчитала точно. Марат держал в руках письменные принадлежности, с помощью которых записывал названные ею фамилии. Естественно, что на посетительницу он в это время не смотрел. Она выхватила нож и ударила свою жертву в грудь. Нож вошел в тело Марата чуть ниже правой ключицы, пробил легкое и дошел до сердца. Марат только успел крикнуть: «Ко мне, мой друг! Ко мне!» и потерял сознание. Через пять минут «Друга народа» не стало. Шарлотта Корде была задержана на месте преступления. Бежать она даже не пыталась.

В тюрьму убийцу удалось доставить с большим трудом: собравшаяся у дома Марата толпа горела желанием устроить самосуд. Как оказалось, Шарлотта была готова и к тому, что ее снова не пустят к намеченной жертве. Перед тем, как второй раз идти к Марату, она заготовила письмо следующего содержания:

«Я послала вам, Марат, письмо сегодня утром. Получили ли вы его? Я не верю этому, так как меня не пустили к вам. Я надеюсь, что завтра вы примете меня. Я повторяю вам, что прибыла из Кана. Я должна открыть вам тайны, чрезвычайно важные для спасения республики. Кроме того, меня преследуют за дело свободы. Я несчастна, и этого достаточно, чтобы я имела право на вашу защиту».

Но и к «благоприятному» исходу своего предприятия Шарлотта тоже была готова. При ней было обнаружено еще одно, написанное заранее, письмо – «Обращение к французам, друзьям законов и мира»:

«О моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце. Я могу отдать тебе только свою жизнь и благодарю Небо за то, что свободна располагать ею».

О мотивах своего поступка Корде говорила следующее: «Это он устроил сентябрьские убийства, он поддерживал огонь гражданской войны, чтобы быть назначенным диктатором, он же покусился на суверенитет народа, заставив 31 мая арестовать и заключить в тюрьму депутатов Конвента». Кроме того, она утверждала, что «убила одного человека для спасения ста тысяч других».

Конечно, следователи подозревали, что у преступницы были сообщники:

– Столь жестокий поступок не мог быть совершен женщиной вашего возраста без чьего-либо подстрекательства.

– Я никому не говорила о своем замысле. Я считала, что убиваю не человека, а хищного зверя, пожирающего всех французов.

Большинство исследователей склонны верить этому заявлению и считают Корде убийцей-одиночкой.

Суд приговорил Шарлотту Корде к смертной казни. 17 июля 1793 года приговор был приведен в исполнение. На эшафот женщину вывели в алом платье – одежде, в которой было принято казнить отцеубийц. До самого конца она сохранила самообладание. После того как равнодушная к человеческим страстям гильотина сделала свое дело, палач поднял отрубленную голову и на глазах у толпы нанес ей пощечину. Согласно некоторым источникам, по толпе прокатился одобрительный гул, в других реакция толпы охарактеризована как ропот возмущения.

14 июля Конвент постановил в полном составе присутствовать на похоронах Марата. Такое же решение принял клуб Якобинцев. Еще до того, как войти в клуб Якобинцев, Марат стал членом клуба Кордельеров – «Общества прав человека и гражданина». Свое название этот клуб получил по месту заседаний в бывшем монастыре кордельеров, так во Франции называли францисканцев. Тело Марата было выставлено в церкви Кордельеров. «Дизайнером» траурной обстановки стал художник Давид. В церкви была сооружена сорокафутовая эстрада. На ней стояло траурное ложе, а рядом – ванна, в которой Марат работал последнее время. Тело было обнажено по пояс, чтобы зрители могли видеть рану. Церемония прощания народа с его «Другом» длилась два дня.

Вечером 16 июля началась погребальная церемония. За гробом, как и было постановлено, шли в полном составе депутаты Конвента, за ним клуб Якобинцев и клуб Кордельеров. Процессия сделала круг по Парижу и вернулась к саду Кордельеров, где уже ближе к ночи состоялось погребение. Марата похоронили в гранитном гроте. Наверху временно установили урну с его сердцем. Позже она была передана в «Общество прав человека и гражданина». Сбоку была сделана надпись: «Здесь покоится Марат, Друг народа, убитый 13 июля 1793 года врагами народа».

Память Марата попытались увековечить примерно таким же способом, как после 1924 года увековечивали память Ленина. В честь него переименовывали улицы, площади, клубы (клуб Кордельеров) и даже около сорока провинциальных городов. Ванна, в которой лежал Марат во время убийства, была вмонтирована в его памятник. Но безусловно бессмертный памятник Марату создал художник Давид. К работе над своей знаменитой картиной «Смерть Марата» он приступил уже через два часа после смерти «Друга народа». Давид был сторонником и другом Марата. Поэтому его полотно, при всех художественных достоинствах, отличается некоторой тенденциозностью. Например, на нем можно рассмотреть две бумаги. Одна только что написана Маратом: «Вы передадите эту пятифранковую ассигнацию матери пятерых детей, муж которой умер, защищая отечество». На второй, которую Марат держит в руках, – цитата из письма Шарлотты Корде: «13 июля 1793 года Анна-Мари Корде гражданину Марату. Достаточно того, что я несчастна, чтобы иметь право на Вашу благожелательность». Давид специально выбрал цитату из второго, не врученного письма, чтобы подчеркнуть великодушие Марата и вероломство преступницы.

Сейчас личность и деятельность Марата оценивают по-разному, кто-то считает его пламенным патриотом и борцом, отдавшим свою жизнь за свободу. Кто-то – жестоким чудовищем, обрекшим на смерть сотни людей. Мнения о Шарлотте Корде тоже неоднозначны: от легко внушаемой фанатички до героини, избавившей свою родину от тирана. Вот что писал о себе самом Марат примерно за полгода до смерти:

«…C ранних лет меня пожирала любовь к славе, страсть, в различные периоды моей жизни менявшая цель, но ни на минуту меня не покидавшая. В пять лет я хотел стать школьным учителем, в пятнадцать лет – профессором, писателем – в восемнадцать, творческим гением – в двадцать, тогда как сейчас я жажду славы принести себя в жертву отечеству… Я хорошо знаю, что мои произведения не созданы для успокоения врагов отечества: мошенники и изменники ничего так не боятся, как разоблачения. Поэтому число злодеев, поклявшихся погубить меня, огромно. Вынужденные скрывать свою вражду, свою низкую мстительность, жажду моей крови под покровом любви к человечеству, уважения к законам, они с утра до вечера извергают против меня тысячу жалких и отвратительных небылиц. Из них единственная обманувшая некоторых и беспрестанно ими распространяемая состоит в том, что я – сумасброд, желчный безумец, кровожадное чудовище или подкупленный злодей… Они считают преступлением, что я потребовал голов изменников и заговорщиков. Но требовал ли я когда-либо народной расправы для этих злодеев до того, как они стали безнаказанно выражать презрение к мечу правосудия, а законодатели занялись обеспечением их безнаказанности? И затем, так ли уж велико преступление потребовать пятьсот преступных голов, чтобы сохранить пятьсот тысяч невинных? Уже самый расчет не свидетельствует ли о мудрости и человечности?»

Удивительно, насколько арифметические доводы Марата напоминают математику Шарлотты Корде, утверждавшей, что «убила одного человека для спасения ста тысяч других».

velib.com

Наука и Политика – Троицкий вариант — Наука

(Глава 1 была опубликована в предыдущем номере)

(фрагменты из книги «Психиатрические этюды Французской революции 1789 года». Иерусалим, «Оникс», 1997)

Глава 2.

Гравюра А. Туркати по рисунку Г. Симона.

С первых дней Великой Французской революции Марат утратил всякий интерес к физическим опытам и оставил многолетние усилия вырвать «самый большой бриллиант» из короны Ньютона. Он приступил к изданию газеты «Парижский Публицист или Друг Народа», стремясь просветить и наставить депутатов Учредительного собрания. Они казались ему совершенно несведущими в «науке политики». Депутаты, однако, не проявили никакой склонности признавать «великие истины», открываемые Другом Народа. Он понял, что дело не столько в их ничтожестве, сколько в злом умысле. И точно так же, как главными научными оппонентами были для него Ньютон и Лавуазье, свои яростные удары он направляет теперь на трёх самых почитаемых людей первых месяцев революции: мэра Парижа (известного астронома) Байи, маркиза Лафайета, возглавлявшего дворянскую оппозицию двору, и Неккера, финансиста, призванного для спасения близкой к банкротству платежной системы государства. К общему изумлению, Марат объявил всех троих, кому «воскуряют фимиам», негодяями и предателями.

Вскоре уже не отдельные вожди Учредительного собрания, а большинство депутатов представляются Марату вовлеченными в зловещий спектакль, и, «несмотря на личину честности, с которой они выступают», он видит в них «плутов, мошенников, клятвопреступников», заговорщиков, изменников, злоумышленников [1, т. 2, с. 188].

Старый порядок был миром произвола, и потому самым священным принципом новой Франции должен стать Закон. Обязательный для всех — чиновников, министров, генералов, придворных и короля — он казался надежной защитой только что обретенных свобод, единственным средством от попыток вернуть нацию в старые оковы. Поэтому все сторонники перемен — от умеренных до левых — настойчиво утверждали незыблемость законов. Во всей Франции только Марат громко и открыто требовал насильственных действий: «…граждане, воздвигнем 800 виселиц в Тюильрийском саду и повесим на них всех этих изменников отечества во главе с бесчестным Рикетти (Мирабо. — А.К.), и одновременно устроим посреди бассейна большой костер, чтобы изжарить на нем министров и их приспешников» [1, т. 2, с. 191−192]. Марат горько сожалел, что во Франции не найдется хотя бы двух тысяч решительных людей, во главе которых он мог бы двинуться на спасение отечества -вырвать сердце у преступного Лафайета на глазах у его батальонов, посадить на кол депутатов Собрания и поджечь логово, где они заседают. «Справедливое небо! Почему он не может передать в души своих сограждан огонь, пожирающий его, почему он не может оставить тиранам всего мира ужасный пример народной расправы? О, мое отечество! Прими выражение моего горя и отчаяния!» [1, т. З., с. 28].

С каждым разом число голов, которые Марат считал нужным снести, увеличивалось. Вначале 500−600 было достаточно, чтобы удержать народ у разверзшейся пропасти. Уже через 6 месяцев, в течение которых глупо позволили непримиримым врагам «плести заговоры», число их возросло до 5−6 тысяч. Но, если придется срубить даже 20 тысяч голов, писал Марат, это будет лишь необходимая мера для предотвращения куда более ужасных несчастий [2, с. 67−68]. Наконец, в 1793 г. он уверился, что «свобода никогда не восторжествует, пока не будут снесены преступные головы 200 тыс. негодяев» [2, с. 128].

Марат удивлялся, как могут не понять такое арифметически элементарное суждение: разумнее вовремя срубить нужное количество голов, чем потом рубить их тысячами. Ему были абсолютно чужды сомнения как в благотворности самой меры, так и в том, чьи именно головы заслуживают этой участи.

Позже Марат настойчиво предлагал выбрать диктатора, народного трибуна, который был бы облечен неограниченной властью творить суд над изменниками. И это тоже была «пощёчина общественному вкусу», поскольку либералы, избавившись от старой тирании, не хотели и думать о новых, якобы благодетельных диктаторах.

Давид Жак Луи. «Смерть Марата»

Но после казни обстоятельства, увы, не спешили перемениться к лучшему. Скорее, наоборот. Назревали тяжелые поражения на фронтах. Повысилась цена на хлеб, и особенно вздорожало мыло. 24 февраля 1793 г. в Париже разразились продовольственные беспорядки. На следующий день вышел знаменитый 133-й номер газеты Марата: «В каждой стране, где права народа не являются лишь пустыми словами, ограбление нескольких лавок, у дверей которых были бы повешены скупщики, быстро положило бы конец злоупотреблениям, приводящим 5 млн. человек в отчаяние и обрекающим тысячи на гибель из-за нищеты» [1, т.З., с.254]. В день выхода этого номера газеты в городе происходили особенно сильные грабежи бакалейных лавок.

В Конвенте Марат вызывал раздражение многих депутатов, но на его стороне были теперь Коммуна, радикальные секции Парижа, якобинцы и кордельеры. Попытка привлечь Марата к суду за проповедь грабежа и убийств, за стремление призвать к власти диктатора не удалась. Огромная толпа заняла все залы и коридоры Дворца правосудия, все прилегающие к нему улицы. Она готова была наброситься на всякого, кто осмелился бы поднять преступную руку на Друга Народа. Едва выслушав объяснения, суд объявил Марата оправданным. Тотчас к нему бросились со всех сторон, окружили, принялись целовать, надели на голову лавровый венок и унесли на руках при общих рукоплесканиях и радостных возгласах. Его несли от Дворца правосудия до Конвента через переполненные народом улицы, при общих криках почти 200-тысячной толпы: «Да здравствует республика, свобода и Марат!» [3, т.8, с.237]. В Якобинском клубе Марата встретили шумными аплодисментами, поднесли гражданский венок, женщины осыпали его цветами. Но он посоветовал своим восторженным почитателям прекратить эту «детскую игру» и думать лишь о том, чтобы побыстрее раздавить всех врагов.

13 июля 1793 г. молодая девушка Шарлотта Корде вошла в комнату, где страдающий от боли Марат работал, сидя в ванне. Она убила его ударом ножа, который прятала под одеждой.

На суде ее спросили, когда она замыслила убить Друга Народа. «После событий 31 мая, дня изгнания народных депутатов (жирондистов. — А.К.)», — прозвучал ответ. «Я убила, — продолжала она, возвысив голос, — одного человека, чтобы спасти сто тысяч, злодея -чтобы спасти невинных, хищного зверя — чтобы дать спокойствие моей отчизне. Я была республиканкой прежде революции, и никогда во мне не было недостатка в энергии» [4, с. 210].

Шарлотта Корде, поразив Марата, надеялась уничтожить источник насилия и беззакония. Это он настойчиво провозглашал арифметику общественного спасения: нужно срочно обезглавить 500 человек, чтобы спасти 500 тысяч, посадить на кол 600 депутатов, чтобы спасти всю Францию, гильотинировать 200 тыс. человек, чтобы спасти революцию. Но лишь после убийства Марата этот метод получил широкое признание.

При огромном стечении народа, при участии Конвента, явившегося в полном составе, тело Марата было погребено в Тюильрийском саду, в искусственном гроте. В течение нескольких дней парижские секции и посланцы провинций продолжали траурные торжества, во время которых скорбные причитания сменялись призывами к мести. Одна депутация предложила бальзамировать тело Марата и доставить его поочередно во все департаменты, чтобы все французы могли оплакать Великого человека и получить новый импульс к свободе. Сердце Марата, заключенное в великолепную агатовую вазу, отделанную драгоценными камнями, было выставлено в Люксембургском саду на уличном алтаре.

Истерическая экзальтация распространилась в предместья. Женщины явились в муниципальный совет Парижа, чтобы принести клятву воспитать столько Маратов, сколько у них будет детей, и дать им новое Евангелие, коим явится собрание сочинений Друга Народа. На Карусельной площади был установлен монумент Марату возле которого круглосуточно стоял военный караул. Дети, родившиеся в 1793—1794 гг., получали имена Руссо-Марат, Брут-Марат, Марат-Ла-Монтань. Взрослые меняли свои имена. Мюрат, будущий знаменитый маршал Наполеона, а затем король Неаполитанский, попросил разрешения изменить свою фамилию на Марат. Города, предместья и деревни следовали возникшему движению. Гавр превратился в Гавр-Марат, Монмартр — в предместье Мон-Марат. Наконец, после падения Робеспьера, который препятствовал этому апогею посмертных почестей, прах Марата перенесли в Пантеон. Но здесь Марат не обрел вечного покоя. Не прошло и 5 месяцев, как Конвент декретировал, что никто не может быть удостоен почестей Пантеона ранее чем через10 лет после смерти. 26 февраля 1795 г. прах Марата перенесли на кладбище Сен-Женевьев.

Революция пожирала собственных детей, но это никак не облегчало страдания народа. Настроение парижских санкюлотов стало меняться. Теперь главные вдохновители террора вызывали всеобщее раздражение.

Вспомнили, что и Марат вначале предпочитал монархию, и тут же возник призыв: «Долой Марата! Он роялист!». Ненависть нарастала. Исчезли портреты. Бюсты Марата оказались в сточных канавах. Поспешно возвращались к прежним именам. Под одобрительные возгласы толпы разрушили монумент на Карусельной площади.

Кабанес и Л. Насс, авторы книги «Революционный невроз», отнесли Марата к психически больным с бредом преследования и высказали сожаление, что Революция приняла его всерьез. Диагностические заключения без личного обследования предписывают максимальную осторожность. Это, однако, не отменяет законного вопроса: почему Революция приняла его всерьез? Знаменитый психиатр Эмиль Крепелин отметил: «Влияние подобных психопатов на общественную жизнь обычно парализуется отовсюду оказываемым сопротивлением, но в переходные периоды их импонирующая и возбуждающая энергия и не останавливающаяся ни перед каким насилием воля могут принести много несчастий» [5, с. 104].

Научные достижения Марата оценивали профессионалы. Они знали их истинную цену. В этом и причина отказа Мадридской академии наук признать Марата достойным кандидатом на пост её президента. Те, кто выбирал Марата в Национальный Конвент, вряд ли могли понимать, что психические особенности, обнаруженные Маратом в борьбе с Академией, могут роковым образом повлиять на Революцию. Призывы Марата к народным расправам, многочисленные клеветнические обвинения вызывали, конечно, возмущение и слабые попытки применить закон для его наказания. Но в первый, эй-форический период революции (и не только французской) её умеренные лидеры испытывали отвращение к репрессиям. Провозглашенное братство казалось возможным и близким, и они боялись повредить ему излишней строгостью. Но революция склонялась к диктатуре и террору, мнения Марата получали все большее распространение, а кровавые меры, которые он предлагал, вызывали всё больший энтузиазм парижских низов.

Широкое распространение свойственного Марату (и не только ему) стиля мышления может быть понято как психическое заражение.

В 1793 г. главные силы Революции — санкюлоты предместий, революционные клубы и Парижская коммуна воспринимали события в полном соответствии с разоблачениями Марата. Он казался пророком и в качестве такового сделался предметом настоящего культа.

Марату не прошлось увидеть революционный террор на самом его пике, но именно аномальный стиль мышления, который он так успешно распространял, сделал террор возможным. Не случайно карательный отряд комиссара Каррье в Нанте, проводивший массовые расстрелы и утопления, именовался красной гвардией, или ротой Марата.

Менее чем через месяц после гибели Марата Конвент постановил закрыть академии. Тщетно пытался Лавуазье воспрепятствовать этому. Сам великий химик погиб в числе 28 осужденных почти без всякого судебного разбирательства [6]. Луи Блан писал, что никто из знавших Лавуазье не мог сомневаться в его совершенной невиновности. Полагают, что суд отказался отсрочить казнь до завершения серии важных опытов. Сказанные при этом слова приписывают то Дюма, то Фукье-Тенвилю: «Нам ученых не нужно» [3, т.10, с.369]. По Броку, на просьбу Лавуазье отвечал судья Революционного трибунала Коффингаль: «Республика не нуждается в химиках» [6, с.62].

В начале советской эпохи известность Марата пережила своего рода возрождение. Его именем вновь называли детей, улицы, боевые корабли. Интернационал борцов за новое общество предусматривал почитание не только своих революционеров, но и немецких, американских, французских. Предпочтение отдавалось мученикам. Советские историки выбрали Марата. Они были настолько очарованы этим не знающим компромиссов борцом за народное счастье, что приняли за чистую монету легенду о «ясновидении», созданную им самим и «заразившую» массы. Идеи величия, которые побудили Марата распространить эту легенду, остались незамеченными. Историк Е. Тарле в 1936 г. в большой статье представил Марата как героическую тень, «к которой всегда с особенно страстным интересом приковывались взоры не только ближайших поколений, но и далекого потомства» [7].

История — строгий учитель. Урок, плохо усвоенный в Париже, пришлось повторять в Москве.

1. Марат Ж.-П. Избранные произведения в 3-х томах. М., Изд-во Акад. наук СССР, 1956.

2. Марат Ж.-П. Памфлеты. М., Гос. соц.-эконом. изд-во, 1937.

3. Блан Л. История Французской революции 1789 г. СПб., Изд-во Полякова, 1871−1909.

4. Минье. История Французской революции. СПб, 1906.

5. Крепелин Э. Введение в психиатрическую клинику, т.1, изд. 4, Гос. изд-во, М.-Пг., 1923.

6. Брок. Французская революция в показаниях современников и мемуарах. СПб, 1892.

7. Тарле Е.В. Сочинения т. VI. М.: Изд-во АН СССР. 1959. с. 263−290.

Обсудить в ЖЖ-сообществе trv_science_ru.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Связанные статьи

trv-science.ru

Реферат — Марат, деятель Великой французской революции

                                            «Единственнойзаконной целью всякой политической       

                                            ассоциации является общее счастье.   Каковы бы ни

                                            были притязания власть имущих, любое соображение                       

                                            должно отступать перед этим высшим законом.»

                                                                                                       Жан Поль Марат

                                             «Истинаи справедливость – вот единственно, чему я

                                            поклоняюсь на земле.»

                                                                                          Из газеты«Другнарода» 1789 г.

          В  наши   дни многие  народы  ещё только мечтают о  суверенитете,     о правовом  государстве,  о демократических  правах  человека и гражданина,  о личных иобщественных свободах,  о царстве разумаи справедливости. Все эти  священные  принципы выдвинула  Великая французская революция. Ради всегоэтого жили, страдали, боролись и умирали бессмертные друзья — монтаньяры. Одним из них был Марат, он  был воодушевлёнблагородной  заботой о благе  человечества и  боролся  ради того, чтобы  людям жилось лучше.  Вот почему Марат стал героем моей работы.

           Жан Поль  Маратродился 24 мая 1743 года в маленьком городке Будри, в княжестве Невшательв Швейцарии. Получил хорошее образование  в доме отца, довольноизвестного врача. В 16 лет покинул отцовский дом, жил во Франции, Голландии,Ирландии и Англии, изучал медицину, физику и философию. В 1773 году опубликовалдвухтомный труд по физиологии «Философский опыт о человеке», за которымпоследовал ряд других научных работ. В 1775 году вышел в свет (в Англии)памфлет Марата «Цепи рабства» — выдающееся политическое произведение, направленное против абсолютизма и английскойпарламентской системы и выдвигавшее  идеи вооруженного  восстания  и вооруженной диктатуры. В 1776 году  Марат переезжает в Париж и поселяется наулице Старой голубятни, где снискал известность врачебной практикой инаучными  исследованиями по физике. Сначалом революции Марат оставил научные занятия, посвятив себя служениювосставшему народу.

             В 1789 году Марат выпустил брошюры «Дар отечеству» и «Дополнения», гдеразвил мысль о необходимости объединения всех общественных прогрессивных  сил для борьбы против абсолютизма.

              С сентября 1789 года Марат издаётгазету «Друг народа», получившую популярность как боевой органреволюционной  демократии, её читалинарасхват. Он пишет в газете: «Я чувствую омерзение к беспорядку, насилиям, разнузданности; но когда я подумаю,

                                                   -2-

что в настоящее время в королевстве имеется  пятнадцать миллионов человек, которые готовыпогибнуть от

голода; когда я подумаю, что правительство, доведяих до этой страшной доли, без сожаления бросает их на произвол судьбы… -моёсердце сжимается от боли и трепещет от негодования. Я знаю обо всех опасностях,каким я подвергаюсь, горячо отстаивая дело этих несчастных; но страх неостановит моего пера; не раз уже отказывался я от забот о своём существованииради служения отчизне, ради мести врагам человечества и, если понадобится,отдам за них последнюю каплю крови».

            Марат первый предсказал приближение революции. Он считает, что егообязанность как Друга народа в том и состоит, чтобы пробудить сознание народа,вдохнуть в него веру в свои силы и поднять его на борьбу: «Несчастный народ!..Оплакивай же, оплакивай свою несчастную судьбу: ты вполне заслужишь весь еёужас, если окажешься настолько трусливым, что не сумеешь прибегнуть к имеющемусяу тебя средству спасения – оно в твоих руках !» Это спасение – в революционных действиях, в массовых выступленияхнарода. Воля народа, подкреплённая силой оружия, — вот что является ведущейсилой в революционном процессе. «Друг народа» выдвигает целую программупрактических революционных мер: «чистку» Учредительного собрания, «чистку»парижского и провинциальных муниципалитетов от враждебных революции людей,созыв народных собраний и выдвижение народом новых, достойных представителей вобновлённое Национальное собрание или в новый законодательный орган, которыйдолжен прийти на смену первому и недостойному Национальному собранию.

            На страницах газеты последовательно отстаивает задачи развитияреволюции, срывая маски с тех, кто под прикрытием лживых и лицемерных фразстремился затормозить её дальнейший ход. Марат предсказывал измену революции состороны Ж.Неккера, О.Мирабо,затем М.Ж.Лафайета и вёл против них непримиримуюборьбу в ту пору, когда они ещё были в зените славы. С такой же решительностьюпозднее он обличал двоедушие и половинчатость политики жирондистов, приведшиеих, в конце концов, на позиции, враждебные революции.

            Преследования властей, травля со стороны политических противниковвынудили Марата в январе 1799 года уехать в Великобританию; вернувшись в маетого же года, он скрывался и издавал газету в подполье .

             Уделяяпреимущественное внимание политическим вопросам, Марат разрабатывал также исоциальные проблемы революции, твёрдо и

                                                             -3-

последовательно защищая интересы народа и его беднейшихслоёв. Этим он завоевал огромную популярность в массах.

             В 1792 году Марат был избран в Конвент. Он занял место во главемонтаньяров и сделался главною мишенью жирондистских ораторов. Стремясь кконсолидации всех революционных сил для победы над интервентами, онпереименовал газету «Друг народа»  в«Газету Французской республики», провозгласив в ней новый курс – забвениепартийных разногласий и объединение всех сил во имя спасения республики. Однакожирондисты не приняли его предложения. В апреле 1793 года Марат, вопреки правунеприкосновенности как депутата, по постановлению Конвента, которого добилисьжирондисты, был арестован и предан суду Революционного трибунала; но былоправдан и с триумфом возвращен народом в Конвент.

            Все депутаты, весь Конвент стоя рукоплескали Марату. ЖанПоль Марат поднялся на трибуну и сказал: «Законодатели,  свидетельства патриотизма и радость,вспыхнувшие в этом зале, являются данью уважения к одному из ваших собратьев,священные права которого были нарушены в моём лице. Я был вероломно обвинён,торжественный приговор принёс триумф моей невиновности, я приношу вам чистоесердце, и я буду продолжать защиту права человека, гражданина и народа со всейэнергией, данной мне небом». Первый биограф Марата Альфред Бужарписал: «Исход процесса Марата оказался прямо противоположным тому, на чторассчитывали его обвинители; они хотели убить Марата; и вот — он ещё болеевелик, чем когда-либо. Вчера он был писателем, депутатом – сегодня он сталзнаменем».

           Марат и М.Робеспьер, возглавлявшие якобинцев,руководили подготовкой народного восстания 31 мая — 2 июня 1793 года,свергнувшего власть Жиронды. Существует версия, будто в ночь с 1 на 2  июня он сам поднялся на каланчу, чтобы первымударить в набат, призывавший к восстанию. Все решающие три дня Марат был всамой гуще событий. В Конвенте, в Коммуне, в Комитете общественной безопасности – он всюду вмешивался вход борьбы, давал советы участникам восстания, направлял их деятельность,требуя доведения восстания до полной победы. Победа народного восстания 31 мая– 2 июня была великой победой Горы. Она была и великой победой Марата. Напротяжении двух последних лет вместе со своими собратьями по оружию –якобинцами – Марат вел жестокую, беспощадную борьбу против Жиронды, котораяпревратилась в партию контрреволюции и национальной измены. Французский народсвоими великими революционными действиями вновь подтверждал, что он идёт за

                                                     -4-

неустрашимой партией якобинцев и за самым любимым еёвождём, которого называли уважительным и ласковым именем – Друг народа.

               Тяжелая болезнь помешала Марату активно участвовать в деятельностиКонвента после установления якобинской диктатуры. 13 июля 1793 года жизньпламенного революционера трагически оборвалась: его кинжалом убила Шарлотта Корде, связанная с жирондистами.

                 Наследие Великой французской революции величественно и грандиозно! Онадала миру комплекс идей общественного и человеческого прогресса, демократии.

                 Жизненный путь Марата стал примером для многих поколений революционныхборцов.

                 Мне Марат понравился тем, что он был человечен, никого и ничего небоялся, настойчиво шёл своей дорогой, смело говоря, что ему подсказываласовесть .

                                                                                          Корнеев Андрей

                          Список литературы :

1.   Энциклопедический словарь.Том ХVIIIа.Санкт-Петербург 1896 г.

    Типография ЕфронаИ.А. и Брокгауза Ф.А.

2.   А. Манфред «Марат». Москва,Изд.«Молодая гвардия» 1962 г.

3.   Серия «Жизнь замечательныхлюдей»

     Ник. Молчанов «Монтаньяры»

     Москва, Изд.«Молодая гвардия» 1989 г.

www.ronl.ru

кто он? (А. К. Толпыго, 2016)

Жан-Поль Марат: кто он?

Олицетворением преступлений революции чаще всего называют Робеспьера; иногда – Сен-Жюста; а может быть, Журдана-Головореза; «верховного судью» сентябрьских убийств Майяра; «лионского палача» Фуше или еще некоторых. Но именно Марат – тот человек, которого чаще всего представляют чудовищем революции. Насколько такое представление справедливо (или несправедливо) – об этом и пойдет речь дальше, вначале же проиллюстрируем, что писали о Марате по прошествии времени. Вот характеристика, которую дал ему Ипполит Тэн, искусствовед и историк, родившийся почти на сто лет позже Марата, и следовательно, лично уже лицо не заинтересованное. Тем не менее характеристика Тэна убийственна:

«Главари партий, ее естественные вожаки – это теоретики, способные усвоить ее принцип и логики, способные вывести из него заключения; достаточно глупые, чтобы не понять того, что задуманное ими дело превышает их силы и вообще человеческие силы; достаточно умные, чтобы понять, что грубая сила их единственное оружие; достаточно бесчеловечные, чтобы применять ее безгранично, и достаточно извращенные, чтобы убивать ради возбуждения ужаса. Между якобинцами три человека – Марат, Дантон и Робеспьер – приобрели первенство и власть, потому что благодаря уродству своих душ они выполнили эти условия. Из этих трех Марат чудовищнее всех. Он стоит почти на грани сумасшествия: постоянное возбуждение, лихорадочная деятельность, неиссякаемая страсть к писанию под влиянием навязчивой идеи… „Когда мне было пять лет, – говорит он сам, – я стремился быть школьным учителем, в пятнадцать лет – профессором, в восемнадцать – писателем, а затем и до конца жизни – апостолом и мучеником. С ранних лет меня снедала любовь к славе, страсть, менявшая свою цель в разные периоды жизни, но не оставлявшая меня ни на миг“. Но когда он пробует сочинять, он подражает или впадает в ошибки. Его „Оптика“ – полное отрицание великой истины, найденной Ньютоном. Он даже не в состоянии понять своих великих современников – Лапласа, Монжа, Лавуазье – и клевещет на них, подобно мятежному узурпатору, пытающемуся без права на то занять место законной власти.

Но что бы он ни писал, что бы он ни делал, он всегда восхищается собой. „Мои открытия произведут полный переворот в оптике“. До него „не знали, какое место занимает в природе электрический ток… я открыл его и указал на его роль“. Он раскрыл тайну местопребывания души; он делает предсказания в среднем два раза в неделю – в первые дни Конвента он уже насчитал „триста предсказаний главных событий Революции, вполне подтвержденных последующими событиями“. При необходимости он мог бы быть победоносным генералом: „Если б я мог вынести путевые лишения, я предложил бы себя: во главе маленького отряда надежных войск легко уничтожить в один день всех мятежников до одного. Я понимаю кое-что в военном искусстве и мог бы без ложной скромности отвечать за успех“.

После бреда честолюбия, мании преследований и постоянного кошмара наступает мания убийства. „Не нужно пощады; уничтожьте контрреволюционных членов мэрий, судов, департаментов и Национального собрания“. Вначале, после взятия Бастилии, „нужно было отрубить 500 голов, чтоб дела пошли хорошо“. Но из-за трусости и непредусмотрительности злу позволили распространиться; тем большую ампутацию нужно произвести теперь. В сентябре 1792 года в Совете Коммуны Марат исчисляет приблизительно 40 000 число голов, которые надо отрубить. Шесть недель спустя общественный нарыв увеличивается, и теперь он требует уже 270 000 голов, все из человечности. С самого начала и до конца он идет по течению Революции, ясновидящий в своем ослеплении, благодаря своей логике безумца, благодаря соответствию своей частной болезни с болезнью общественной, благодаря тому, что только его бред отличается цельностью среди неполного и позднего бреда других».

Не вступая в дискуссию, однако, заметим у Тэна также и одну позитивную оценку: «ясновидящий в своем ослеплении». Это формула, которую стоит запомнить и над ней поразмыслить. Но вначале подкрепим оценку Тэна собственными писаниями Марата. Вот, к примеру, что писал Марат в начале 1791 года:

«Граждане, наблюдайте за этим дворцом, неприкосновенным убежищем всех заговоров против нации; там развратная королева фанатизирует глупого короля [в это время Марат еще не высказывается прямо против короля], там она воспитывает волчат тирании. Неприсяжные священники благословляют там оружие для восстания против народа. Там готовится Варфоломеевская ночь против патриотов. Австрийский дух таится в комитетах, где председательствует Антуанетта; там подают знак иностранцам, им тайно передают золото и оружие Франции, чтобы тираны, которые собирают войска на наших границах, нашли вас голодными и беззащитными. Эмигранты, Артуа, Конде получают там лозунг для будущей мести деспотизма. Чужеземная стража из швейцарских наемников не достаточна для свободоубийственных проектов Капета. Каждую ночь добрые граждане, которые ходят вокруг этого логовища, видят, как туда тайком входят бывшие дворяне, скрывая под платьем оружие [если скрывают – то как же это могут видеть добрые граждане? – А. Т.] Эти кавалеры кинжала, что они такое, как не завербованные убийцы народа? Что делает Лафайет [один из самых ненавистных для Марата персонажей, может быть, потому, что Марат мучительно завидовал ему и его популярности]? Обманут он или соучастник? Почему он оставляет свободными входы в этот дворец, которые откроются только для мщения или для бегства? Зачем мы останавливаемся в довершении революции и даем этим возможность выждать своему коронованному врагу удобную минуту, чтобы захватить врасплох и уничтожить революцию? Разве вы не видите, что звонкая монета исчезает, а доверие к ассигнациям падает? Что значит накопление на ваших границах эмигрантов и собрание армий, которые идут, чтобы задушить вас железным кольцом? Что же делают ваши министры? Почему имущество эмигрантов не конфисковано, дома их не сожжены, головы их не оценены? В чьих руках оружие? В руках изменников! Кто командует вашими войсками? Изменники! У кого ключи ваших крепостей? У изменников! Изменники везде!»

Действительно, все это напоминает горячечный бред.

И в то же время… Говоря о «воротах, которые откроются… для бегства», Марат оказался прав: король действительно вскоре бежал. Ненависть, ослеплявшая Марата, в этом одном из десяти случаев позволила ему верно предсказать, что в ближайшие дни состоится попытка бегства.

А потому отложим покуда все эти характеристики в сторону, более того – на время забудем о том, чем кончил Марат, и посмотрим, с чего он начинал.

И тогда мы увидим, что характеристика Тэна не имеет под собой никаких оснований. Ибо 30-летний, даже 40-летний Марат (он родился в 1743 году) – это обычный французский интеллигент, не без «пунктиков» – впрочем, у кого их нет? – крайне самоуверенный, очень много о себе мнящий, но, в сущности, мало отличающийся от других. Предсказать в это время его будущее невозможно.

Впрочем, то же можно сказать о большинстве деятелей Революции. Если бы любому из 12 членов грозного Комитета общественного спасения, тому же Бареру или Сен-Жюсту в 1785-м, даже в 1788 году предсказали, чем он займется через несколько лет, какие приговоры людям, городам, целым провинциям он будет подписывать – он даже не обиделся бы. Просто пожал бы плечами и, может быть, покрутил пальцем у виска. Чего, мол, возьмешь с явно сумасшедшего «пророка»?

Марат был врачом, обычным, солидным врачом (уж на что гуманная профессия!), с широкими научными интересами. Так, еще 17-летним юношей, в 1760 году, Марат просил разрешения поехать в Сибирь, а говоря точнее – в Тобольск с аббатом Шаппе д’Антерош, чтобы наблюдать там прохождение Венеры через диск Солнца.

Между прочим, одно время Марат был личным врачом графа д’Артуа, будущего вождя контрреволюционеров.

Политикой он в предреволюционные годы не занимался, но публиковал немало работ, в том числе на общественные темы. В частности, занимался уголовным законодательством (трактаты «Цепи рабства», 1774; «План уголовного кодекса», 1780 и др.), причем последовательно выступал за смягчение законодательства, в частности – за отмену законов, по которым наряду с самим преступником наказывается его семья.

Тут уместно сказать, что распределение сил «за» и «против» гуманизации законодательства было несколько своеобразным, а нам, знающим о последующих событиях, оно вообще может показаться абсурдным. Так, в пользу гуманизации законов – за отмену варварских видов казни, вроде колесования, отмену пытки и так далее – высказывались будущие вожди революции: Марат, Робеспьер, Бриссо. Ну, это еще понятно, они высказывались за прогрессивные меры. Но и правительство, министры Людовика XVI действовали в том же духе! А кто же противился этому? Те самые парламенты, которые считались главным бастионом борьбы с деспотизмом! Реформа, предусматривавшая отмену самых варварских мер, была начата еще до революции, и характерно, что ее главными противниками выступали именно парламенты, тогда как королевская власть действовала, можно сказать, в духе Робеспьера и Марата, тогдашних Робеспьера и Марата.

Так бывает нередко. Как мы помним, «Друг людей» Виктор Мирабо, отец трибуна революции, собрал чуть ли не рекордное количество «королевских писем», с помощью которых периодически отправлял в тюрьму то свою жену, то сына, то дочь. Но если почитать его труды, окажется, что он выступал с самых прогрессивных позиций. А королевские министры, уступая давлению прославленного маркиза, все же старались смягчить условия заключения его родне.

Тэн пишет, что «не будь Революции, Марат, вероятно, кончил бы в сумасшедшем доме», но это едва ли соответствует истине. Скорей всего, он прожил бы жизнь солидного врача, хотя и с различными «пунктиками». Да, он критиковал Ньютона, называл Лавуазье «шарлатаном-академиком». С кем не бывает? Вот и Гете считал, что ньютоновская теория цветов совершенно ошибочна, а правильную теорию придумал он, Гете. Но поскольку Гете посвятил свою жизнь поэзии и государственной деятельности, то его теорию цвета мы расцениваем как милую слабость, которая только делает великого человека еще более привлекательным.

Марат не был великим человеком, но и с ним дело обстояло таким же образом… но на беду грянула революция.

Это время, когда всем хочется высказаться, будь то Мирабо, Робеспьер, Демулен, Луве или кто другой. Все, буквально все выпускают в свет брошюры или газеты. При этом надо иметь в виду, что тогдашние так называемые газеты не имели ничего общего ни с современными таблоидами, ни с «Таймсом» или, допустим, «Северной пчелой» – солидными газетами XIX века. Издатель газеты был ее же автором, часто единственным, который публиковал в каждом номере свою очередную статью. Газета Марата называлась «Друг народа», и название газеты, как это иногда случается, мало-помалу перенесли также и на ее автора-издателя. Латинским эпиграфом, который он выбрал для своей газеты, было: Ut redeat miseris abeat fortuna superbis. (Богатство да оставит богатых и перейдет к бедным.)

О чем же писал Марат?

Вначале, в 1789 году, взгляды его (судя по текстам) довольно-таки умеренны. Он высоко ставит короля и Неккера; его лозунги направлены не к бедноте, а к среднему классу. Даже в августе 1790 года он все еще считает, что «именно такой король нам и нужен». Лишь после бегства он меняет свой взгляд в отношении короля.

Но, в отличие от многих других, он (по словам видного революционера и республиканца Робера, вскоре умершего) «считает себя единственным патриотом во Франции». В сущности, именно поэтому он готов мириться с существованием короля или Неккера, но страстно ненавидит Мирабо, Байи, Лафайета – истинных лидеров революции 1789 года. Неккер, уже отставший от событий, Марату, так сказать, не соперник. А эти – соперники, да еще и удачливые соперники. Он обвиняет в измене практически всех лидеров Революции: Мирабо, Барнава, Верньо, Бриссо… и если он не обвиняет ни Робеспьера, ни Дантона, то, видимо, только потому, что ни тот ни другой – далеко еще не лидеры.

Взгляды и призывы Марата быстро радикализуются.

Через год после взятия Бастилии он пишет: «С какой стати это глупое ликование? Революция была до сих пор для народа тяжелым сном», еще ничего не сделано.

Несколько позже: «Революция не удалась… Патриоты не смеют показаться на улицу, и враги свободы наполняют трибуны Сената» (то есть Законодательного собрания).

Те же инвективы год спустя: «Вот уже три года, как мы волнуемся, чтобы добиться свободы, и тем не менее мы стоим дальше от нее, чем когда-либо. Революция обратилась против народа. Для двора и его приспешников она является вечным поводом для заискивания и подкупов; для законодателей она открыла поприще их вероломству и лицемерию… Для богатых и скопидомов она уже теперь не что иное, как путь к незаконному обогащению, к спекуляциям, к мошенничеству, к хищениям. Народ же разорен…»

Тема неизменна. Народ страдает, а враги повсюду! – вот о чем пишет Марат день изо дня.

Марат, бесспорно, любил народ. Но… он любил его слишком рьяно. Это до добра не доводит.

Марат был безоговорочно, скажем определеннее – безумно уверен в собственной непогрешимости. В другую эпоху Марат мог бы стать основателем новой религии, данные для этого у него были, но Век Просвещения для этого подходил плохо. Он стал пророком… любви к народу? Нет. Ненависти к его врагам. Он попеременно говорит то о том, что «революция погибла», то о том, что хотя революция продолжается, но ровно ничего еще не сделано.

И в последнем я, пожалуй, готов с ним согласиться. Но с существенной поправкой.

Марат говорил о том, что революция ничего не сделала для низов общества. Пусть это преувеличение, но резон в нем есть. Однако дело ведь в том, что революция и неспособна что-то сделать в этом направлении. Революция разрушает, а не строит.

Потом, на расчищенном месте, в принципе можно попытаться что-то построить. Иногда даже удачно – та же Великая французская революция доказывает это. Еще Мирабо советовал королю не просто примириться с разрушениями, но воспользоваться ими: «разве так плохо разом отделаться от парламентов, от местных автономий, от церковных властей, от привилегированных сословий, даже от дворянства? Ришелье бы понравилось, чтобы в государстве было только одно сословие».

Мирабо имел в виду, что все это было выгодно для королевской власти (в то время еще сохранялась надежда, что она уцелеет). И Мирабо был прав: это доказал Наполеон, который действительно выстроил на месте разрушенной новую и более эффективную Францию. Правда, королям это мало помогло.

Таковы писания Марата. А делал ли он что-нибудь, помимо издания газеты?

В событиях начала революции он, по-видимому, не участвовал. Но уже со взятием Бастилии он, по его собственным отчетам, – в гуще событий. Само взятие Бастилии – это чуть ли не всецело его заслуга. Он-де задержал большой отряд, чуть ли не армию, которая шла на помощь гарнизону. Эти его заявления подтверждают, что он лишен всякого чувства меры. Может быть, именно в этом секрет его успеха? Действительно, как говорит Тэн, Марат постоянно находился в одной фазе с народом.

«Вы на 200 лет впереди своего времени», – говорил Марату Демулен. А марксисты скажут впоследствии, что Марат был первым или одним из первых, кто заговорил о классовой борьбе. Действительно, Марат одним из первых заметил, что «третьего сословия», как единого целого, не существует – есть буржуазия и «народ» (при желании можно также сказать: «и чернь», «и пролетариат»). И если буржуазия и особенно крестьяне сильно выиграли от революции, завладев имуществом церкви и эмигрантов, то городской пролетариат сильно проиграл. Отсюда все парижские бунты революционных лет – от разгрома фабрик Ревельона в апреле 1789-го до дня 1 прериаля III года (20 мая 1795), когда народ ворвался в Конвент и поднес председателю на пике голову одного из депутатов. Впрочем, Марата тогда уже давно не было в живых.

Но вернемся к рубежу 1780-х – 1790-х годов. Осенью 1789 года Марат яростно протестует против закона о военном положении. Этот принятый в октябре закон давал власти в известных случаях право применить силу против беспорядков. Разумной ли была эта мера? Если судить по тому, что протестовал один только Марат – можно думать, что мера была необходимой (даже Робеспьер высказывался против с большими оговорками, ссылаясь на то, что сначала, мол, надо создать суд, который мог бы судить преступления против нации). Но если судить по последствиям, то, возможно, лучше было его не принимать. Закон, который принят, но не действует – худший из вариантов. И если власть принимает закон против беспорядков, но не в силах или боится его применять – то уж лучше, чтобы такого закона не было вовсе.

Несколько раз Марату приходится скрываться от полиции. Несколько раз его выручал Дантон. Так, в январе 1790 года министр Неккер требует ареста Марата, тому удалось скрыться, пока Дантон препирался с явившимися за ним полицейскими, но печатный станок Марата уничтожен, и он вынужден эмигрировать в Англию. Через 4 месяца Марат возвращается, но, как пишут его биографы, «вынужден скрываться». Тут можно слегка усомниться, поскольку мы знаем, что в те годы ярых революционеров преследовали не очень рьяно; приказы об аресте издавались, но почему-то часто оказывалось, что они не приводятся в исполнение.

В сентябре 1791 года принята Конституция (первая конституция Франции), которую Марат также считает никуда не годным творением предателей. Однако амнистия, объявленная по случаю принятия этой негодной конституции, избавляет его от преследований. Но популярности он добиться не может: на выборах в Законодательное собрание он получает только 2 голоса из 733.

Марат в бешенстве: «предатели» добиваются популярности, а он, истинный друг народа, не может достичь ничего! Вот тогда-то начинаются уже совершенно дикие его призывы к истреблению врагов народа. Несколько позже он сам объясняет свое поведение следующим образом: «В начале Революции, под тяжестью преследований, которые я так долго испытывал от рук Академии Наук, я охотно воспользовался представившимся случаем победить моих притеснителей и занять достойное меня место. Я вступил в Революцию с уже сформировавшимися идеями, и я был достаточно знаком с принципами высокой политики. Я питал к мнимым патриотам Конституанты больше доверия, чем они заслуживали, и был удивлен их мелочностью и отсутствием добродетели. Веря, что они нуждаются в просвещении, я вступил в переписку с известными депутатами: Шапелье, Мирабо и Барнавом. Но упорное молчание, которым они отвечали на мои письма…»

В этом-то все дело. Депутаты не сочли нужным отвечать какому-то назойливому врачу, периодически сообщавшему, как спасти Францию. А врач за это смертельно обиделся. Больше ничего и не было! В мирное время все бы на том и кончилось. А в революцию… Возвратимся к тексту:

«Но упорное молчание, которым они отвечали на мои письма, вскоре показало мне, что, непросвещенные, они и не желали быть просвещены. Я стал распространять свои идеи через прессу и основал „Друга народа“. Я начал его в суровом, но сдержанном тоне человека, желающего высказать истину, не нарушая условностей общества, и держался этого тона целых [! – А. Т.] два месяца. С разочарованием я увидел, что он не произвел того эффекта, на который я рассчитывал, и возмущенный возрастающей наглостью неверных представителей народа и лживых должностных лиц [которые упорно не читали его газетенку], я понял, что пора отбросить умеренность и применить иронию и сатиру… Твердо убедившись в абсолютной порочности сторонников старого режима и врагов свободы, я почувствовал, что с ними можно действовать только силой. Увидев их попытки все новых заговоров, я понял, что им можно положить конец, лишь истребив виновных. Возмущенный тем, что представители народа вступают в союз с его злейшими врагами, а законы служат лишь угнетению невинных, которых они должны защищать, я призвал суверенный народ, чтобы он, не ожидая более ничего от своих представителей, взял правосудие в свои руки. Это и было сделано несколько раз».

Что же было сделано? Как именно народ «брал правосудие в свои руки»? Тут мы переходим к самым мрачным страницам революции.

Через несколько недель после революции 10 августа и свержения монархии произошли сентябрьские убийства. Революция не привела (как, вероятно, ожидали участники событий) к немедленному торжеству правого дела, напротив, союзные армии двигались к Парижу, и казалось, ничто их не остановит: 24 августа пруссаки взяли крепость Лонгви; 1 сентября в Париже узнали, что пал Верден (это было ложное известие, но кто тогда пытался отличить правду от лжи?)[23]. «Отечество в опасности! К оружию, граждане!» – звучали призывы, и граждане действительно готовы были схватиться за оружие и идти в бой с врагом.

Но враг пока что далеко… Как далеко?! Вот они, враги, рядом – аристократы, заключенные в тюрьмах! Они готовят заговор! Как только патриоты уйдут из Парижа на фронт – они повыскочат из тюрем и перебьют всех честных граждан. Не бывать этому! Мы пойдем на фронт, но сначала их всех перебьем!

Вот так, или примерно так, думали в Париже очень многие. И когда банда – их было несколько сот – негодяев отправилась убивать заключенных, остановить их было почти невозможно, потому что тысячи людей на улицах вступились бы за убийц. «Народ, не ожидая ничего от своих представителей, взял правосудие в свои руки», – писал Марат. Говоря проще, в тюрьмах был устроен массовый суд Линча. За четыре дня (2–5 сентября) погибло от тысячи ста до тысячи четырехсот человек.

Первыми были перебиты швейцарцы, мужественно защищавшие короля 10 августа: они стреляли в народ. В числе погибших была принцесса де Ламбаль, подруга королевы, которая могла бы уехать в безопасную Англию, но осталась, чтобы помочь подруге. Ее голову, насаженную на пику, пронесли под окнами Тампля, где была заключена королевская семья. Впоследствии эти события описывал русский поэт Максимилиан Волошин:

…Меня отрубили от тела…

И тогда, вся избита, изранена,

Грязной рукой,

Как на бал завита, разрумянена,

Я на пике взвилась над толпой

Хмельным тирсом… Неслась вакханалия,

Пел в священном безумьи народ…

Попытки остановить убийц были слабыми; часть заключенных все-таки удалось спасти, но сами убийства творились беспрепятственно. Однако через несколько дней Франция очнулась, ужаснулась, и с неизбежностью встал вопрос: кто виноват?

В то время вину возлагали в основном на Дантона и Марата. Вопрос о вине Дантона спорный, что же касается Марата, то, прочтя его писания (примеры приводились выше), нельзя не согласиться, что он нес значительную моральную ответственность за все происшедшее. Еще за две недели до убийств он писал в газете: «Подымитесь и лейте кровь изменников» (конкретно имелись в виду взятые в плен при штурме Тюильри швейцарцы). Но в последующие, критические две недели таких призывов в его газете нет.

Чтобы немного разрядить для читателей слишком сгустившуюся атмосферу, сделаю маленькое отступление. Как раз 2 сентября, в день начала убийств, Марат обращается со следующей, как тогда говорили, «афишей»:

«Так как я не желаю терять время и лакействовать, то я разрываю с Роланом [до этого он требовал денег у Ролана, как министра внутренних дел] и обращаюсь к вам, Луи-Филипп Орлеанский, к вам, кого небо осыпало дарами богатства, природа наделила душой простого гражданина, а мудрость должна дать сердце настоящего патриота; ибо – как скрыть это от себя? – при настоящем положении Вы можете быть спасены только при помощи санкюлотов. Вы были их сотрудником; будьте их благодетелем. Во имя отечества, содействуйте теперь распространению знаний, необходимых для его спасения, доставив Другу народа средства для немедленного печатания его сочинений. Скромной суммы в 15 000 ливров будет достаточно для покупки бумаги, уплаты наборщикам и пр.»

Герцог Орлеанский, возможно, и согласился с тем, что он «может быть спасен только при помощи санкюлотов», избранный в Конвент, он примкнул к монтаньярам, но денег Марату, кажется, не дал.

В таких-то обстоятельствах прошли выборы в Конвент. Париж избирал туда 24 депутата, и Марат оказался избранным; но в Конвенте его встречает всеобщая ненависть.

«Когда он показался на трибуне, желая оправдаться, – пишет Минье, – чувство ужаса овладело собранием. „Прочь, прочь с трибуны!“ – кричали ему. Марат остался непоколебим.

Улучив минуту тишины, он сказал: „В этом собрании у меня много личных врагов“. – „Все! все!“ – кричат ему. „Призываю их к приличию, увещеваю их не позволять себе этих исступленных возгласов и неприличных угроз против человека, служившего свободе и им самим гораздо больше, чем они думают; пусть же они сумеют хоть раз выслушать его!“ Конвент был поражен дерзостью и хладнокровием Марата и позволил ему изложить свой взгляд на проскрипции и диктатуру».

Действительно, Марат не отступил перед ненавистью жирондистов и по-прежнему гнул свое. В Конвенте большинство его ненавидело, но Парижская коммуна (мэрия) находилась под сильным влиянием Марата; да и вообще в Париже (в отличие от Франции в целом) убийства по-прежнему считали скорее патриотическим долгом, чем преступлением.

Конец ознакомительного фрагмента.

kartaslov.ru