Дубровский по главам полное содержание – Полное содержание Дубровский Пушкин А.С. [1/5]

Содержание

Полное содержание Дубровский Пушкин А.С. [2/5] :: Litra.RU

Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Дубровский

    Орина Егоровна Бузырева.
     Посылаю мое материнское благословение Грише, хорошо ли он тебе служит? - У нас дожди идут вот ужо друга неделя и пастух Родя помер около Миколина дня.
     Владимир Дубровский несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки с необыкновенным волнением. Он лишился матери с малолетства и, почти не зная отца своего, был привезен в Петербург на 8-м году своего возраста - со всем тем он романически был к нему привязан, и тем .более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее тихими радостями.
     Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем ? и не подумал о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.

     Он решился к нему ехать и даже выдти в отставку, если болезненное состояние отца потребует его присутствия. Товарищи, заметя его беспокойство, ушли. Владимир, оставшись один, написал просьбу об отпуске - закурил трубку и погрузился в глубокие размышления.
     Тот же день стал он хлопотать об отпуске и через 3 дня был уж на большой дороге.
     Владимир Андреевич приближался к той станции, с которой должен он был своротить на Кистеневку. Сердце его исполнено было печальных предчувствий, он боялся уже не застать отца в живых, он воображал грустный образ жизни, ожидающий его в деревне, глушь, безлюдие, бедность и хлопоты по делам, в коих он не знал никакого толку. Приехав на станцию, он вошел к смотрителю и спросил вольных лошадей. Смотритель осведомился куда надобно было ему ехать, и объявил, что лошади, присланные из Кистеневки, ожидали его уже четвертые сутки. Вскоре явился к Владимиру Андреевичу старый кучер Антон, некогда водивший его по конюшне, и смотревший за его маленькой лошадкою. Антон прослезился, увидя его, поклонился ему до земи, сказал ему, что старый его барин еще жив, и побежал запрягать лошадей. Владимир Андреевич отказался от предлагаемого завтрака и спешил отправиться. Антон повез его проселочными дорогами - и между ими завязался разговор.

     - Скажи, пожалуйста, Антон, какое дело у отца моего с Троекуровым?
     - А бог их ведает, батюшка Владимир Андреевич... Барин, слышь, не поладил с Кирилом Петровичем, а тот и подал в суд - хотя по часту он сам себе судия. Не наше холопье дело разбирать барские воли, а ей-богу, напрасно батюшка ваш пошел на Кирила Петровича, плетью обуха не перешибешь.
     - Так видно этот Кирила Петрович у вас делает что хочет?
     - И вестимо, барин - заседателя, слышь, он и в грош не ставит, исправник у него на посылках. Господа съезжаются к нему на поклон, и то сказать, было бы корыто, а свиньи-то будут.
     - Правда ли, что отымает он у нас имение?
     - Ох, барин, слышали так и мы. На днях покровский пономарь сказал на крестинах у нашего старосты: полно вам гулять; вот ужо приберет вас к рукам Кирила Петрович. Микита кузнец и сказал ему: и полно, Савельич, не печаль кума, не мути гостей - Кирила Петрович сам по себе, а Андрей Гаврилович сам по себе - а все мы божии да государевы; да ведь на чужой рот пуговицы не нашьешь.
     - Стало быть, вы не желаете перейти во владение Троекурову?
     - Во владение Кирилу Петровичу! Господь упаси и избави - у него часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так он с них не только шкурку, да и мясо-то отдерет. - Нет, дай бог долго здравствовать Андрею Гавриловичу, а коли уж бог его приберет, так не надо нам никого, кроме тебя, наш кормилец. Не выдавай ты нас, а мы уж за тебя станем. - При сих словах Антон размахнул кнутом, тряхнул вожжами, и лошади его побежали крупной рысью.
     Тронутый преданностию старого кучера, Дубровский замолчал - и предался снова размышлениям. Прошло более часа - вдруг Гриша пробудил его восклицанием: Вот Покровское! Дубровский поднял голову. Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами; на одном из них над густою зеленью рощи возвышалась зеленая кровля и бельведер огромного каменного дома, на другом пятиглавая церковь и старинная колокольня; около разбросаны были деревенские избы с их огородами и колодезями. Дубровский узнал сии места - он вспомнил, что на сем самом холму играл он с маленькой Машей Троекуровой, которая была двумя годами его моложе и тогда уже обещала быть красавицей. Он хотел об ней осведомиться у Антона, но какая-то застенчивость удержала его.

     Подъехав к господскому дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада. В это время Антон ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо села. Выехав из деревни, поднялись они на гору, и Владимир увидел березовую рощу, и влево на открытом месте серенький домик с красной кровлею; сердце в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный дом своего отца.
     Через 10 минут въехал он на барский двор. Он смотрел вокруг себя с волнением неописанным. 12 лет не видал он своей родины. Березки, которые при нем только что были посажены около забора, выросли и стали теперь высокими ветвистыми деревьями. Двор, некогда украшенный тремя правильными цветниками, меж коими шла широкая дорога, тщательно выметаемая, обращен был в некошаный луг, на котором паслась опутанная лошадь. Собаки было залаяли, но, узнав Антона, умолкли и замахали косматыми хвостами. Дворня высыпала из людских изоб и окружила молодого барина с шумными изъявлениями радости. Насилу мог он продраться сквозь их усердную толпу, и взбежал на ветхое крыльцо; в сенях встретила его Егоровна и с плачем обняла своего воспитанника. - Здорово, здорово, няня, - повторял он, прижимая к сердцу добрую старуху, - что батюшка, где он? каков он?
     В эту минуту в залу вошел, насилу передвигая ноги, старик высокого роста, бледный и худой, в халате и колпаке.
     - Здравствуй, Володька! - сказал он слабым голосом, и Владимир с жаром обнял отца своего. Радость произвела в больном слишком сильное потрясение, он ослабел, ноги под ним подкосились, и он бы упал, если бы сын не поддержал его.
     - Зачем ты встал с постели, - говорила ему Егоровна, - на ногах не стоишь, а туда же норовишь, куда и люди.

     Старика отнесли в спальню. Он силился с ним разговаривать, но мысли мешались в его голове, и слова не имели никакой связи. Он замолчал и впал в усыпление. Владимир поражен был его состоянием. Он расположился в его спальне - и просил оставить его наедине с отцом. Домашние повиновались, и тогда все обратились к Грише, и повели в людскую, где и угостили его по-деревенскому, со всевозможным радушием, измучив его вопросами и приветствиями. ГЛАВА IV.
     Где стол был яств, там гроб стоит.
     Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но отец его был не в состоянии дать ему нужные объяснения - у Андрея Гавриловича не было поверенного. Разбирая его бумаги, нашел он только первое письмо заседателя и черновой ответ на оное - из того не мог он получить ясное понятие о тяжбе, и решился ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.
     Между тем здоровье Андрея Гавриловича час от часу становилось хуже. Владимир предвидел его скорое разрушение и не отходил от старика, впадшего в совершенное детство.

     Между тем положеный срок прошел, и апеллация не была подана. Кистеневка принадлежала Троекурову. Шабашкин явился к нему с поклонами и поздравлениями и просьбою назначить, когда угодно будет его высокопревосходительству вступить во владение новоприобретенным имением - самому или кому изволит он дать на то доверенность. Кирила Петрович смутился. От природы не был он корыстолюбив, желание мести завлекло его слишком далеко, совесть его роптала. Он знал, в каком состоянии находился его противник, старый товарищ его молодости - и победа не радовала его сердце. Он грозно взглянул на Шабашкина, ища к чему привязаться, чтоб его выбранить, но не нашед достаточного к тому предлога, сказал ему сердито: - Пошел вон, не до тебя.
     Шабашкин, видя, что он не в духе, поклонился и спешил удалиться. А Кирила Петрович, оставшись наедине, стал расхаживать взад и вперед, насвистывая: Гром победы раздавайся, что всегда означало в нем необыкновенное волнение мыслей.
     Наконец он велел запрячь себе беговые дрожки, оделся потеплее (это было уже в конце сентября) и, сам правя, выехал со двора.

     Вскоре завидел он домик Андрея Гавриловича, и противуположные чувства наполнили душу его. Удовлетворенное мщение и властолюбие заглушали до некоторой степени чувства более благородные, но последние наконец восторжествовали. Он решился помириться с старым своим соседом, уничтожить и следы ссоры, возвратив ему его достояние. Облегчив душу сим благим намерением, Кирила Петрович пустился рысью к усадьбе своего соседа - и въехал прямо на двор.
     В это время больной сидел в спальней у окна. Он узнал Кирила Петровича, и ужасное смятение изобразилось на лице его - багровый румянец заступил место обыкновенной бледности, глаза засверкали, он произносил невнятные звуки. Сын его, сидевший тут же за хозяйственными книгами, поднял голову и поражен был его состоянием. Больной указывал пальцем на двор с видом ужаса и гнева. Он торопливо подбирал полы своего халата, собираясь встать с кресел, приподнялся - - и вдруг упал.- Сын бросился к нему, старик лежал без чувств и без дыхания - паралич его ударил. - Скорей, скорей в город за лекарем! - кричал Владимир. - Кирила Петрович спрашивает вас, - сказал вошедший слуга. Владимир бросил на него ужасный взгляд.
     - Скажи Кирилу Петровичу, чтоб он скорее убирался, пока я не велел его выгнать со двора - пошел. - Слуга радостно побежал исполнить приказание своего барина; Егоровна всплеснула руками. - Батюшка ты наш, - сказала она пискливым голосом, - погубишь ты свою головушку! Кирила Петрович съест нас. - Молчи, няня, - сказал с сердцем Владимир, - сейчас пошли Антона в город за лекарем. - Егоровна вышла.
     В передней никого не было - все люди сбежались на двор смотреть на Кирила Петровича. Она вышла на крыльцо - и услышала ответ слуги, доносящего от имени молодого барина. Кирила Петрович выслушал его сидя на дрожках. Лицо его стало мрачнее ночи, он с презрением улыбнулся, грозно взглянул на дворню и поехал шагом около двора. Он взглянул и в окошко, где за минуту перед сим сидел Андрей Гаврилович, но где уж его не было. Няня стояла крыльце, забыв о приказании барина. Дворня с шумом толковала о сем происшедствии. Вдруг Владимир явился между людьми и отрывисто сказал: - Не надобно лекаря, батюшка скончался.
     Сделалось смятение. Люди бросились в комнату старого барина. Он лежал в креслах, на которые перенес его Владимир; правая рука его висела до полу, голова опущена была на грудь - не было уж и признака жизни в сем теле еще не охладелом, но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла - слуги окружили труп, оставленный на их попечение, - вымыли его, одели в мундир, сшитый еще в 1797 году, и положили на тот самый стол, за которым только лет они служили своему господину. ГЛАВА V.

     Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник пошел вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы. Хозяин Кистеневки в последний раз перешел за порог своего дома. Гроб понесли рощею. Церковь находилась за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.
     При выходе из рощи, увидели кистеневскую деревянную церковь и кладбище, осененное старыми липами. Там покоилось тело Владимировой матери; там подле могилы ее накануне вырыта была свежая яма.
     Церковь полна была кистеневскими крестьянами, пришедшими отдать последнее поклонение господину своему. Молодой Дубровский стал у клироса; он не плакал и не молился - но лицо его было страшно. Печальный обряд кончился. Владимир первый пошел прощаться с телом - за ним и все дворовые - принесли крышку и заколотили гроб. Бабы громко выли; мужики изредко утирали слезы кулаком. Владимир и тех же 3 слуг понесли его на кладбище - в сопровождении всей деревни. Гроб опустили в могилу - все присутствующие бросили в нее по горсти песку - яму засыпали, поклонились ей, и разошлись. Владимир поспешно удалился, всех опередил, и скрылся в Кистеневскую рощу.
     Егоровна от имени его пригласила попа и весь причет церковный на похоронный обед - объявив, что молодой барин не намерен на оном присутствовать - и таким образом отец Антон ?, попадья Федотовна и дьячок пешком отправились на барский двор, рассуждая с Егоровной о добродетелях покойника и о том, что, повидимому, ожидало его наследника. (Приезд Троекурова и прием ему оказанный были уже известны всему околодку, и тамошние политики предвещали важные оному последствия.)
     - Что будет - то будет, - сказала попадья, - а жаль, если не Владимир Андреевич будет нашим господином. Молодец, нечего сказать.
     - А кому же как не ему и быть у нас господином, - прервала Егоровна.- Напрасно Кирила Петрович и горячится. Не на робкого напал - мой соколик и сам за себя постоит - да и, бог даст, благодетели его не оставят. Больно спесив Кирила Петрович! а небось поджал хвост, когда Гришка мой закричал ему: Вон, старый пес! - долой со двора!
     - Ахти, Егоровна, - сказал дьячок, - да как у Григорья-то язык повернулся, я скорее соглашусь, кажется, лаять на владыку, чем косо взглянуть на Кирила Петровича. Как увидишь его, страх и трепет и краплет пот ?, а спина-то сама так и гнется, так и гнется...
     - Суета сует, - сказал священник, - и Кирилу Петровичу отпоют вечную память, всь как ныне и Андрею Гавриловичу, разве похороны будут побогаче, да гостей созовут побольше - а богу не всь ли равно!
     - Ах, батька! и мы хотели зазвать весь околоток, да Владимир Андреевич не захотел. Небось у нас всего довольно, - есть чем угостить, да что прикажешь делать По крайней мере, коли нет людей, так уж хоть вас уподчую, дорогие гости наши.
     Сие ласковое обещание и надежда найти лакомый пирог ускорили шаги собеседников и они благополучно прибыли в барской дом, где стол был уже накрыт и водка подана.
     Между тем Владимир углублялся в чащу дерев, движением и усталостию стараясь заглушать душевную скорбь. Он шел не разбирая дороги; сучья поминутно задевали и царапали его, нога его поминутно вязла в болоте, - он ничего не замечал. Наконец достигнул он маленькой лощины, со всех сторон окруженной лесом; ручеек извивался молча около деревьев, полобнаженных осенью. Владимир остановился, сел на холодный дерн, и мысли одна другой мрачнее стеснились в душе его... Сильно чувствовал он свое одиночество. Будущее для него являлось покрытым грозными тучами. Вражда с Троекуровым предвещала ему новые несчастия. Бедное его достояние могло отойти от него в чужие руки - в таком случае нищета ожидала его. Долго сидел он неподвижно на том же месте, взирая на тихое течение ручья, уносящего несколько поблеклых листьев - и живо представляющего ему верное подобие жизни - подобие столь обыкновенное. Наконец заметил он, что начало смеркаться - он встал и пошел искать дороги домой, но еще долго блуждал по незнакомому лесу, пока не попал на тропинку, которая и привела его прямо к воротам его дома.
     Навстречу Дубровскому попался поп со всем причетом. Мысль о несчастлив ом предзнаменовании пришла ему в голову. Он невольно пошел стороною и скрылся за деревом. Они его не заметили и с жаром говорили между собою, проходя мимо его.
     - Удались от зла и сотвори благо, - говорил поп попадье, - нечего нам здесь оставаться. Не твоя беда, чем бы дело ни кончилось. - Попадья что-то отвечала, но Владимир не мог ее расслышать.
     Приближаясь увидел он множество народа - крестьяне и дворовые люди толпились на барском дворе. Издали услышал Владимир необыкновенный шум и говор. У сарая стояли две тройки. На крыльце несколько незнакомых людей в мундирных сертуках, казалось, о чем-то толковали.
     - Что это значит, - спросил он сердито у Антона, который бежал ему навстречу. - Это кто такие, и что им надобно? - Ах, батюшка Владимир Андреевич, - отвечал старик, задыхаясь. - Суд приехал. Отдают нас Троекурову, отымают нас от твоей милости!..
     Владимир потупил голову, люди его окружили несчастного своего господина. - Отец ты наш, - кричали они, цалуя ему руки, - не хотим другого барина, кроме тебя, прикажи, осударь, с судом мы управимся. Умрем, а не выдадим. - Владимир смотрел на них, и странные чувства волновали его. - Стойте смирно, - сказал он им, - а я с приказными переговорю. - Переговори, батюшка, - закричали ему из толпы, - да усовести окаянных.
     Владимир подошел к чиновникам. Шабашкин, с картузом на голове, стоял подбочась и гордо взирал около себя. - - Исправник, высокой и толстый мужчина лет пятидесяти с красным лицом и в усах, увидя приближающегося Дубровского, крякнул, и произнес охриплым голосом: - Итак, я вам повторяю то, что уже сказал: по решению уездного суда отныне принадлежите вы Кирилу Петровичу Троекурову, коего лицо представляет здесь г. Шабашкин. - Слушайтесь его во всем, что ни прикажет, а вы, бабы, любите и почитайте его, а он до вас большой охотник. - При сей острой шутке исправник захохотал, а Шабашкин и прочие члены ему последовали. Владимир кипел от негодования. - Позвольте узнать, что это значит, - спросил он с притворным холоднокровием у веселого исправника. - А это то значит, - отвечал замысловатый чиновник, - что мы приехали вводить во владение сего Кирила Петровича Троекурова и просить иных прочих убираться по-добру по-здорову. - Но вы могли бы, кажется, отнестися ко мне, прежде чем к моим крестьянам - и объявить помещику отрешение от власти... - А ты кто такой, - сказал Шабашкин с дерзким взором. - Бывший помещик Андрей Гаврилов сын Дубровский волею божиею помре, - мы вас не знаем, да и знать не хотим.
     - Владимир Андреевич наш молодой барин, - сказал голос из толпы.
     - Кто там смел рот разинуть, - сказал грозно исправник, - какой барин, какой Владимир Андреевич, - барин ваш Кирила Петрович Троекуров - слышите ли, олухи.
     - Как не так, - сказал тот же голос.
     - Да это бунт! - кричал исправник. - Гей, староста сюда!
     Староста выступил вперед.
     - Отыщи сей же час, кто смел со мною разговаривать, я его!
     Староста обратился к толпе, спрашивая, кто говорил? но все молчали; вскоре в задних рядах поднялся ропот, стал усиливаться и в одну минуту превратился в ужаснейшие вопли. Исправник понизил голос и хотел было их уговаривать. - Да что на него смотреть, - закричали дворовые, - ребята! долой их! - и вся ? толпа двинулась. - Шабашкин и другие члены поспешно бросились в сени - и заперли за собою дверь.
     - Ребята, вязать?, - закричал тот же голос, - и толпа стала напирать... - Стойте, - крикнул Дубровский. - Дураки! что вы это? вы губите и себя и меня. - Ступайте по дворам и оставьте меня в покое. Не бойтесь, государь милостив, я буду просить его. Он нас не обидит. Мы все его дети. А как ему за вас будет заступиться, если вы станете бунтовать и разбойничать.
     Речь молодого Дубровского, его звучный голос и величественный вид произвели желаемое действие. Народ утих, разошелся - двор опустел. Члены сидели в сенях ?. Наконец Шабашкин тихонько отпер двери, вышел на крыльцо и с униженными поклонами стал благодарить Дубровского за его милостивое заступление. Владимир слушал его с презрением и ничего не отвечал. - Мы решили, - продолжал заседатель, - с вашего дозволения остаться здесь ночевать; а то уж темно, и ваши мужики могут напасть на нас на дороге. Сделайте такую милость: прикажите постлать нам хоть сена в гостиной; чем свет, мы отправимся во-свояси.
     - Делайте, что хотите, - отвечал им сухо Дубровский, - я здесь уже не хозяин. - С этим словом он удалился в комнату отца своего, и запер за собою дверь. ГЛАВА VI.
     "Итак, всь кончено, - сказал он сам себе; - еще утром имел я угол и кусок хлеба. Завтра должен я буду оставить дом, где я родился и где умер мой отец, виновнику его смерти и моей нищеты". И глаза его неподвижно остановились на портрете его матери. Живописец представил ее облокоченною на перилы, в белом утреннем платьи с алой ? розою в волосах. "И портрет этот достанется врагу моего семейства, - подумал Владимир, - он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными стульями, или повешен в передней, предметом насмешек и замечаний его псарей - а в ее спальней, в комнате... где умер отец, поселится его приказчик, или поместится его гарем. Нет! нет! пускай же и ему не достанется печальный дом, из которого он выгоняет меня". Владимир стиснул зубы - страшные мысли рождались в уме его. Голоса подьячих доходили до него - они хозяйничали, требовали то того, то другого, и неприятно развлекали его среди печальных его размышлений. Наконец всь утихло.
     Владимир отпер комоды и ящики, занялся разбором бумаг покойного. Они большею частию состояли из хозяйственных счетов и переписки по разным делам. Владимир разорвал их, не читая. Между ими попался ему пакет с надписыо: письма моей жены. С сильным движением чувства, Владимир принялся за них: они писаны были во время Турецкого похода и были адресованы в армию из Кистеневки. Она описывала ему свою пустынную жизнь, хозяйственные занятия, с нежностию сетовала на разлуку и призывала его домой, в объятия доброй подруги, в одном из них она изъявляла ему свое беспокойство на счет здоровья маленького Владимира; в другом она радовалась его ранним способностям и предвидела для него счастливую и блестящую будущность. Владимир зачитался, и позабыл всь на свете, погрузись душою в мир семейственного счастия, и не заметил, как прошло время, стенные часы пробили 11. Владимир положил письма в карман, взял свечу и вышел из кабинета. В зале приказные спали на полу. На столе стояли стаканы, ими опорожненые, и сильный дух рома слышался по всей комнате. Владимир с отвращением прошел мимо их в переднюю - двери были заперты - не нашел ключа, Владимир возвратился в залу, - ключ лежал на столе, Владимир отворил дверь и наткнулся на человека, прижавшегося в угол - топор блестел у него, и обратясь к нему со свечою, Владимир узнал Архипа-кузнеца. - Зачем ты здесь? - спросил он. - Ах, Владимир Андреевич, это вы, - отвечал Архип пошепту, - господь помилуй и спаси! хорошо, что вы шли со свечою! - Владимир глядел на него с изумлением. - Что ты здесь притаился? - спросил он кузнеца. - Я хотел... я пришел... было проведать, всь ли дома, - тихо отвечал Архип запинаясь.
     - А зачем с тобою топор?
     - Топор-то зачем? - Да как же без топора нонече и ходить. Эти приказные такие, вишь, озорники - того и гляди...
     - Ты пьян, брось топор, поди выспись.
     - Я пьян? Батюшка Владимир Андреевич, бог свидетель, ни единой капли во рту не было... да и пойдет ли вино на ум, слыхано ли дело - подьячие задумали нами владеть, подьячие гонят наших господ с барского двора... Эк они храпят, окаянные - всех бы разом; так и концы в воду.
     Дубровский нахмурился. - Послушай, Архип, - сказал он, немного помолчав, - не дело ты затеял. Не приказные виноваты. Засвети-ко фонарь ты, ступай за мною.
     Архип взял свечку из рук барина, отыскал за печкою фонарь, засветил его, и оба тихо сошли с крыльца и пошли около двора. Сторож начал бить в чугунную доску, собаки залаяли. - Кто, сторожа? - спросил Дубровский. - Мы, батюшка, - отвечал тонкий голос, - Василиса да Лукерья. - Подите по дворам, - сказал им Дубровский, - вас не нужно. - Шабаш, - промолвил Архип. - Спасибо, кормилец, - отвечали бабы - и тотчас отправились домой.
     Дубровский пошел далее. Два человека приблизились к нему; они его окликали. Дубровский узнал голос Антона и Гриши. - Зачем вы не спите? - спросил он их. - До сна ли нам, - отвечал Антон. - До чего мы дожили, кто бы подумал...
     - Тише! - перервал Дубровский, - где Егоровна?
     - В барском доме в своей светелке, - отвечал Гриша.
     - Поди, приведи ее сюда, да выведи из дому всех наших людей, чтоб ни одной души в нем не оставалось - кроме приказных - а ты, Антон, запряги телегу. - Гриша ушел и через минуту явился с своею матерью. Старуха не раздевалась в эту ночь; кроме приказных никто в доме не смыкал глаза.
     - Все ли здесь? - спросил Дубровский, - не осталось ли никого в доме?
     - Никого, кроме подьячих, - отвечал Гриша.
     - Давайте сюда сена или соломы, - сказал Дубровский.
     Люди побежали в конюшню и возвратились, неся в охапках сено.
     - Подложите под крыльцо. - Вот так. Ну ребята, огню! -
     Архип открыл фонарь, Дубровский зажег лучину.
     - Постой, - сказал он Архипу, - кажется, в торопях я запер двери в переднюю, поди скорей отопри их.
     Архип побежал в сени - двери были отперты. Архип запер их на ключ, примолвя вполголоса: как не так, отопри! и возвратился к Дубровскому.
     Дубровский приблизил лучину, сено вспыхнуло, пламя взвилось - и осветило весь двор.
     - Ахти, - жалобно закричала Егоровна, - Владимир Андреевич, что ты делаешь!
     - Молчи, - сказал Дубровский. - Ну дети, прощайте, иду, куда бог поведет; будьте счастливы с новым вашим господином.
     - Отец наш, кормилец, - отвечали люди, - умрем, не оставим тебя, идем с тобою.
     Лошади были поданы; Дубровский сел с Гришею в телегу и назначил им местом свидания Кистеневскую рощу. Антон ударил по лошадям, и они выехали со двора.
     Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стеклы трещали, сыпались, пылающие бревны стали падать, раздался жалобный вопль и крики: "горим, помогите, помогите". - Как не так, - сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. - Архипушка, - говорила ему Егоровна, - спаси их, окаянных, бог тебя наградит.
     - Как не так, - отвечал кузнец.
     В сию минуту приказные показались в окно, стараясь выломать двойные рамы. Но тут кровля с треском рухнула, и вопли утихли.
     Вскоре вся дворня высыпала на двор. Бабы с криком спешили спасти свою рухлядь, ребятишки прыгали, любуясь на пожар. Искры полетели огненной мятелью, избы загорелись.
     - Теперь всь ладно, - сказал Архип, - каково горит, а? чай, из Покровского славно смотреть. - В сию минуту новое явление привлекло его внимание; кошка бегала по кровле пылающего сарая, недоумевая, куда спрыгнуть - со всех сторон окружало ее пламя. Бедное животное жалким мяуканием призывало на помощь. Мальчишки помирали со смеху, смотря на ее отчаяние. - Чему смеетеся, бесенята, - сказал им сердито кузнец. - Бога вы не боитесь - божия тварь погибает, а вы с дуру радуетесь - и поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз. - Ну, ребята, прощайте, - сказал он смущенной дворне, - мне здесь делать нечего. Счастливо, не поминайте меня лихом.
     Кузнец ушел, пожар свирепствовал еще несколько времени. Наконец унялся, и груды углей без пламени ярко горели в темноте ночи и около них бродили погорелые жители Кистеневки. ГЛАВА VII.
     На другой день весть о пожаре разнеслась по всему околодку. Все толковали о нем с различными догадками и предположениями. Иные уверяли, что люди Дубровского, напившись пьяны на похоронах, зажгли дом из неосторожности, другие обвиняли приказных, подгулявших на новоселии, многие уверяли, что он сам сгорел с земским судом и со всеми дворовыми. Некоторые догадывались об истине, и утверждали, что виновником сего ужасного бедствия был сам Дубровский, движимый злобой и отчаянием. Троекуров приезжал на другой же день на место пожара и сам производил следствие. Оказалось, что исправник, заседатель земского суда, стряпчий и писарь, так же как Владимир Дубровский, няня Егоровна, дворовый человек Григорий, кучер Антон и кузнец Архип пропали неизвестно куда. Все дворовые показали, что приказные сгорели в то время, как повалилась кровля; обгорелые кости их были отрыты. Бабы Василиса и Лукерья сказали, что Дубровского и Архипа-кузнеца видели они за несколько минут перед пожаром. Кузнец Архип, по всеобщему показанию, был жив и вероятно главный, если не единственный виновник пожара. На Дубровском лежали сильные подозрения. Кирила Петрович послал губернатору подробное описание всему происшедствию, и новое дело завязалось.
     Вскоре другие вести дали другую пищу любопытству и толкам. В ** появились разбойники и распространили ужас по всем окрестностям. Меры, принятые противу них правительством, оказались недостаточными. Грабительства, одно другого замечательнее, следовали одно за другим. Не было безопасности ни по дорогам, ни по деревням. Несколько троек, наполненных разбойниками, разъезжали днем по всей губернии - останавливали путешественников и почту, приезжали в селы, грабили помещичьи дома и предавали их огню. Начальник шайки славился умом, отважностью и каким-то великодушием. Рассказывали о нем чудеса; имя Дубровского было во всех устах, все были уверены, что он, а не кто другой, предводительствовал отважными злодеями. Удивлялись одному - поместия Троекурова были пощажены; разбойники не ограбили у него ни единого сарая; не остановили ни одного воза. С обыкновенной своей надменностию Троекуров приписывал сие исключение страху, который умел он внушить всей губернии, также и отменно хорошей полиции, им заведенной в его деревнях. Сначала соседи смеялись между собою над высокомерием Троекурова и каждый день ожидали, чтоб незваные гости посетили Покровское, где было им чем поживиться, но наконец принуждены были с ним согласиться и сознаться, что и разбойники оказывали ему непонятное уважение... Троекуров торжествовал и при каждой вести о новом грабительстве Дубровского рассыпался в насмешках насчет губернатора, исправников и ротных командиров, от коих Дубровский уходил всегда невредимо.

[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]

/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Дубровский

Смотрите также по произведению "Дубровский":

Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре.

100% гарантии от повторения!

www.litra.ru

Полное содержание Дубровский Пушкин А.С. [5/5] :: Litra.RU

Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Дубровский

    Но едва успел он выехать со двора, как отец ее вошел, и напрямик велел ей быть готовой на завтрашний день. Марья Кириловна, уже взволнованная объяснением князя Верейского, залилась слезами и бросилась к ногам отца. - Папинька, - закричала она жалобным голосом, - папенька, не губите меня, я не люблю князя, я не хочу быть его женою...
     - Это что значит, - сказал грозно Кирила Петрович, - до сих пор ты молчала и была согласна, а теперь, когда всь решено, ты вздумала капризничать и отрекаться Не изволь дурачиться; этим со мною ты ничего не выиграешь.
     - Не губите меня, - повторяла бедная Маша, - за что гоните меня от себя прочь, и отдаете человеку нелюбимому, разве я вам надоела, я хочу остаться с вами по прежнему. Папенька, вам без меня будет грустно, еще грустнее, когда подумаете, что я несчастлива, папенька: не принуждайте меня, я не хочу идти замуж...
     Кирила Петрович был тронут, но скрыл свое смущение и оттолкнув ее сказал сурово:
     - Всь это вздор, слышишь ли. Я знаю лучше твоего, что нужно для твоего счастия. Слезы тебе не помогут, послезавтра будет твоя свадьба.
     - Послезавтра, - вскрикнула Маша, - боже мой! Нет, нет, невозможно, этому не быть. Папенька, послушайте, если уже вы решились погубить меня, то я найду защитника, о котором вы и не думаете, вы увидите, вы ужаснетесь, до чего вы меня довели.
     - Что? что? - сказал Троекуров, - угрозы! мне угрозы, - дерзкая девчонка! - Да знаешь ли ты, что я с тобою сделаю то, чего ты и не воображаешь. Ты смеешь меня стращать защитником. Посмотрим, кто будет этот защитник.
     - Владимир Дубровский, - отвечала Маша в отчаянии.
     Кирила Петрович подумал, что она сошла с ума, и глядел на нее с изумлением. - Добро, - сказал он ей, после некоторого молчания, - жди себе кого хочешь в избавители, а покаместь сиди в этой комнате, ты из нее не выдешь до самой свадьбы. - С этим словом Кирила Петрович вышел и запер за собою двери.
     Долго плакала бедная девушка, воображая всь, что ожидало ее, но бурное объяснение облегчило ее душу, и она спокойнее могла рассуждать о своей участи и о том, что надлежало ей делать. Главное было для нее: избавиться от ненавистного брака; участь супруги разбойника казалась для нее раем в сравнении со жребием, ей уготовленным. Она взглянула на кольцо, оставленное ей Дубровским. Пламенно желала она с ним увидеться наедине и еще раз перед решительной минутой долго посоветоваться. Предчувствие сказывало ей, что вечером найдет она Дубровского в саду, близ беседки; она решилась пойти ожидать его там - как только станет смеркаться. Смерклось - Маша приготовилась, но дверь ее заперта на ключ. Горничная отвечала ей из-за двери, что Кирила Петрович не приказал ее выпускать. Она была под арестом. Глубоко оскорбленная, она села под окошко, и до глубокой ночи сидела не раздеваясь, неподвижно глядя на темное небо. На рассвете она задремала, но тонкий сон ее был встревожен печальными видениями и лучи восходящего солнца уже разбудили ее. ГЛАВА ХVII.
     Она проснулась, и с первой мыслью представился ей весь ужас ее положения. Она позвонила, девка вошла и на вопросы ее отвечала, что Кирила Петрович вечером ездил в Арбатово и возвратился поздно, что он дал строгое приказание не выпускать ее из ее комнаты и смотреть за тем, чтоб никто с нею не говорил - что впрочем не видно никаких особенных приготовлений к свадьбе, кроме того, что велено было попу не отлучаться из деревни ни под каким предлогом. После сих известий девка оставила Марью Кириловну и снова заперла двери.
     Ее слова ожесточили молодую затворницу - голова ее кипела - кровь волновалась - она решилась дать знать обо всем Дубровскому и стала искать способа отправить кольцо в дупло заветного дуба; в это время камушек ударился в окно ее, стекло зазвенело - и Марья Кириловна взглянула на двор и увидела маленького Сашу, делающего ей тайные знаки. Она знала его привязанность и обрадовалась ему. Она отворила окно.
     - Здравствуй, Саша, - сказала она, - зачем ты меня зовешь? - Я пришел, сестрица, узнать от вас, не надобно ли вам чего-нибудь. Папенька сердит и запретил всему дому вас слушаться, но велите мне сделать, что вам угодно, и я для вас всь сделаю.
     - Спасибо, милый мой Сашинька, слушай: ты знаешь старый дуб с дуплом, что у беседки?
     - Знаю, сестрица.
     - Так если ты меня любишь, сбегай туда поскорей, и положи в дупло вот это кольцо, да смотри же, чтоб никто тебя не видал.
     С этим словом она бросила ему кольцо и заперла окошко.
     Мальчик поднял кольцо, во весь дух пустился бежать - и в три минуты очутился у заветного дерева. Тут он остановился, задыхаясь, оглянулся во все стороны и положил колечко в дупло. Окончив дело благополучно, хотел он тот же час донести о том Марьи Кириловне, как вдруг рыжий и косой оборванный мальчишка мелькнул из-за беседки, кинулся к дубу и запустил руку в дупло. Саша быстрее белки бросился к нему и зацепился за, его обеими руками.
     - Что ты здесь делаешь? - сказал он грозно.
     - Тебе како дело? - отвечал мальчишка, стараясь от него освободиться.
     - Оставь это кольцо, рыжий заяц, - кричал Саша, - или я проучу тебя по-свойски.
     Вместо ответа тот ударил его кулаком по лицу, но Саша его не выпустил - и закричал во всь горло: - Воры, воры - сюда, сюда...
     Мальчишка силился от него отделаться. Он был повидимому двумя годами старее Саши, и гораздо его сильнее, но Саша был увертливее. Они боролись несколько минут, наконец рыжий мальчик одолел. Он повалил Сашу на земь и схватил его за горло.
     Но в это время сильная рука вцепилась в его рыжие и щетинистые волосы и садовник Степан приподнял его на пол-аршина от земли...
     - Ах, ты, рыжая бестия, - говорил садовник, - да как ты смеешь бить маленького барина...
     Саша успел вскочить и оправиться. - Ты меня схватил под силки, - сказал он, - а то бы никогда меня не повалил. Отдай сейчас кольцо, и убирайся.
     - Как не так, - отвечал рыжий, и вдруг перевернувшись на одном месте, освободил свои щетины от руки Степановой. Тут он пустился было бежать, но Саша догнал его, толкнул в спину, и мальчишка упал со всех ног - садовник снова его схватил и связал кушаком.
     - Отдай кольцо!
     - Погоди, барин, - сказал Степан, - мы сведем его на расправу к приказчику.
     Садовник повел пленника на барской двор, а Саша его сопровождал, с беспокойством поглядывая на свои шаровары, разорванные и замаранные зеленью. Вдруг все трое очутились перед Кирилом Петровичем, идущим осматривать свою конюшню.
     - Это что? - спросил он Степана.
     Степан в коротких словах описал всь происшедствие. Кирила Петрович выслушал его со вниманием.
     - Ты, повеса, - сказал он, обратясь к Саше, - за что ты с ним связался?
     - Он украл из дупла кольцо, папенька, прикажите отдать кольцо.
     - Какое кольцо, из какого дупла?
     - Да мне Марья Кириловна... да то кольцо...
     Саша смутился, спутался. Кирила Петрович нахмурился - и сказал, качая головою:
     - Тут замешалась Марья Кириловна. Признавайся во всем, или так отдеру тебя розгою, что ты и своих не узнаешь.
     - Ей-богу, папенька, я, папенька - - Мне Марья Кириловна ничего не приказывала, папенька.
     - Степан, ступай-ка да срежь мне хорошенькую, свежую березовую розгу - -
     - Постойте, папенька, я всь вам расскажу. Я сегодня бегал по двору, а сестрица Марья Кириловна открыла окошко - и я подбежал - и сестрица не нарочно уронила кольцо, и я спрятал его в дупло, и - и - - этот рыжий мальчик хотел кольцо украсть.
     - Не нарочно уронила, а ты хотел спрятать - - Степан, ступай за розгами.
     - Папенька, погодите, я всь расскажу. Сестрица Марья Кириловна велела мне сбегать к дубу и положить кольцо в дупло, я и сбегали положил кольцо - а этот скверный мальчик...
     Кирила Петрович обратился к скверному мальчику - и спросил его грозно: - Чей ты?
     - Я дворовый человек господ Дубровских, - отвечал рыжий мальчик.
     Лицо Кирила Петровича омрачилось.
     - Ты, кажется, меня господином не признаешь, добро, - отвечал он. - А что ты делал в моем саду?
     - Малину крал, - отвечал мальчик с большим равнодушием.
     - Ага, слуга в барина: каков поп, таков и приход, а малина разве растет у меня на дубах?
     Мальчик ничего не отвечал.
     - Папенька, прикажите ему отдать кольцо, - сказал Саша.
     - Молчи, Александр, - отвечал Кирила Петрович, - не забудь, что я собираюсь с тобою разделаться. Ступай в свою комнату. Ты - косой - ты мне кажешься малый не промах. - Отдай кольцо и ступай домой.
     Мальчик разжал кулак и показал, что в его руке не было ничего.
     - Если ты мне во всем признаешься, так я тебя не высеку, дам еще пятак на орехи. Не то, я с тобою сделаю то, чего ты не ожидаешь. Ну!
     Мальчик не отвечал ни слова и стоял, потупя голову и приняв на себя вид настоящего дурачка.
     - Добро, - сказал Кирила Петрович, - запереть его куда-нибудь, да смотреть, чтоб он не убежал - или со всего дома шкуру спущу.
     Степан отвел мальчишку на голубятню, запер его там, и приставил смотреть за ним старую птичницу Агафию.
     - Сейчас ехать в город за исправником, - сказал Кирила Петрович, проводив мальчика глазами, - да как можно скорее.
     - Тут нет никакого сомнения. Она сохранила сношения с проклятым Дубровским. Но ужели и в самом деле она звала его на помощь? - думал Кирила Петрович, расхаживая по комнате и сердито насвистывая: Гром победы. - Может. быть, я наконец нашел на его горячие следы, и он от нас не увернется. Мы воспользуемся этим случаем. Чу! колокольчик, слава богу, это исправник.
     - Гей, привести сюда мальчишку пойманного.
     Между тем тележка въехала на двор, и знакомый уже нам исправник вошел в комнату весь запыленный.
     - Славная весть, - сказал ему Кирила Петрович, - я поймал Дубровского.
     - Слава богу, ваше превосходительство, - сказал исправник с видом обрадованным, - где же он?
     - То есть не Дубровского, а одного из его шайки. Сейчас его приведут. Он пособит нам поймать самого атамана. Вот его и привели.
     Исправник, ожидавший грозного разбойника, был изумлен, увидев 13-летнего мальчика, довольно слабой наружности. Он с недоумением обратился к Кирилу Петровичу и ждал объяснения. Кирила Петрович стал тут же рассказывать утреннее происшедствие, не упоминая однако ж о Марьи Кириловне.
     Исправник выслушал его со вниманием, поминутно взглядывая на маленького негодяя, который, прикинувшись дурачком, казалось не обращал никакого внимания на всь, что делалось около него.
     - Позвольте, ваше превосходительство, переговорить с вами наедине, - сказал наконец исправник.
     Кирила Петрович повел его в другую комнату и запер за собою дверь.
     Через полчаса они вышли опять в залу, где невольник ожидал решения своей участи.
     - Барин хотел, - сказал ему исправник, - посадить тебя в городской острог, выстегать плетьми и сослать потом на поселение - но я вступился за тебя и выпросил тебе прощение. - Развязать его.
     Мальчика развязали.
     - Благодари же барина, - сказал исправник. Мальчик подошел к Кирилу Петровичу и поцаловал у него руку.
     - Ступай себе домой, - сказал ему Кирила Петрович, - да вперед не крадь малины по дуплам.
     Мальчик вышел, весело спрыгнул с крыльца и пустился бегом не оглядываясь через поле в Кистеневку. Добежав до деревни, он остановился у полуразвалившейся избушки, первой с края, и постучал в окошко - окошко поднялось, и старуха показалась. - Бабушка, хлеба, - сказал мальчик, - я с утра ничего не ел, умираю с голоду.
     - Ах, это ты, Митя, да где ж ты пропадал, бесенок, - отвечала старуха. - После расскажу, бабушка, ради бога хлеба. - Да войди ж в избу. - Некогда, бабушка, - мне надо сбегать еще в одно место. Хлеба, ради Христа, хлеба. - Экой непосед, - проворчала старуха, - на, вот тебе ломотик, - и сунула в окошко ломоть черного хлеба. Мальчик жадно его прикусил и жуя мигом отправился далее.
     Начинало смеркаться. Митя пробирался овинами и огородами в Кистеневскую рощу. Дошедши до двух сосен, стоящих передовыми стражами рощи, он остановился, оглянулся во все стороны, свистнул свистом пронзительным и отрывисто и стал слушать; легкий и продолжительный свист послышался ему в ответ, кто-то вышел из рощи и приблизился к нему. ГЛАВА XVIII
     Кирила Петрович ходил взад и вперед по зале, громче обыкновенного насвистывая свою песню; весь дом был в движении - слуги бегали, девки суетились - в сарае кучера закладывали карету - на дворе толпился народ. В уборной барышни, перед зеркалом, дама, окруженная служанками, убирала бледную, неподвижную Марью Кириловну, голова ее томно клонилась под тяжестью брилиантов, она слегка вздрагивала, когда неосторожная рука укалывала ее, но молчала, бессмысленно глядясь в зеркало.
     - Скоро ли? - раздался у дверей голос Кирила Петровича. - Сию минуту, - отвечала дама, - Марья Кириловна, встаньте, посмотритесь; хорошо ли? - Марья Кириловна встала и не отвечала ничего. Двери отворились. - Невеста готова, - сказала дама Кирилу Петровичу, - прикажите садиться в карету. - С богом, - отвечал Кирила Петрович, и взяв со стола образ, - подойди ко мне, Маша, - сказал он ей тронутым голосом, - благословляю тебя... - Бедная девушка упала ему в ноги и зарыдала. - Папинька... папинька... - говорила она в слезах, и голос ее замирал. Кирила Петрович спешил ее благословить - ее подняли и почти понесли в карету. С нею села посаженая мать - и одна из служанок. Они поехали в церковь. Там жених уж их ожидал. Он вышел навстречу невесты, и был поражен ее бледностию и странным видом. Они вместе вошли в холодную, пустую церковь - за ними заперли двери. Священник вышел из алтаря и тотчас же начал. Марья Кириловна ничего не видала, ничего не слыхала, думала об одном, с самого утра она ждала Дубровского, надежда ни на минуту ее не покидала, но когда священник обратился к ней с обычными вопросами, она содрогнулась и обмерла - но еще медлила, еще ожидала; священник, не дождавшись ее ответа, произнес невозвратимые слова.
     Обряд был кончен. Она чувствовала холодный поцалуй немилого супруга, она слышала веселые поздравления присутствующих и всь еще не могла поверить, что жизнь ее была навеки окована, что Дубровский не прилетел освободить ее. Князь обратился к ней с ласковыми словами, она их не поняла, они вышли из церкви, на паперти толпились крестьяне из Покровского. Взор ее быстро их обежал - и снова оказал прежнюю бесчувственность. Молодые сели вместе в карету и поехали в Арбатово, туда уже отправился Кирила Петрович, дабы встретить там молодых. Наедине с молодою женой князь нимало не был смущен ее холодным видом. Он не стал докучать ее приторными изъяснениями и смешными восторгами, Слова его были просты, и не требовали ответов. Таким образом проехали они около 10 верст, лошади неслись быстро по кочкам проселочной дороги, и карета почти не качалась на своих английских рессорах. Вдруг раздались крики погони, карета остановилась, толпа вооруженных людей окружила ее, и человек в полу-маске, отворив дверцы со стороны, где сидела молодая княгиня, сказал ей: - Вы свободны, выходите. - Что это значит,закричал князь, - кто ты такой?.. - Это Дубровский, - сказала княгиня. Князь, не теряя присутствия духа, вынул из бокового кармана дорожный пистолет и выстрелил в маскированного разбойника. Княгиня вскрикнула, и с ужасом закрыла лицо обеими руками. Дубровский был ранен в плечо, кровь показалась. Князь, не теряя ни минуты, вынул другой пистолет, но ему не дали времени выстрелить, дверцы растворились, и несколько сильных рук вытащили его из кареты и вырвали у него пистолет. Над ним засверкали ножи. - Не трогать его! - закричал Дубровский, - и мрачные его сообщники отступили. - Вы свободны, - продолжал Дубровский, обращаясь к бледной княгине. - Нет, - отвечала она. - Поздно - я обвенчана, я жена князя Верейского. - Что вы говорите, - закричал с отчаяния Дубровский, - нет, вы не жена его, вы были приневолены, вы никогда не могли согласиться... - Я согласилась, я дала клятву, - возразила она с твердостию, - князь мой муж, прикажите освободить его, и оставьте меня с ним. Я не обманывала. Я ждала вас до последней минуты... Но теперь, говорю вам, теперь поздно. Пустите нас.
     Но Дубровский уже ее не слышал, боль раны и сильные волнения души - лишили его силы. Он упал у колеса, разбойники окружили его. Он успел сказать им несколько слов, они посадили его верхом, двое из них его поддерживали, третий взял лошадь под устцы, и все поехали в сторону, оставя карету посреди дороги, людей связанных, лошадей отпряженных, но не разграбя ничего и не пролив ни единой капли крови, в отмщение за кровь своего атамана. ГЛАВА XIX.
     Посреди дремучего леса на узкой лужайке возвышалось маленькое земляное укрепление, состоящее из вала и рва, за коими находилось несколько шалашей и землянок.
     На дворе множество людей, коих по разнообразию одежды и по общему вооружению можно было тотчас признать за разбойников, обедало, сидя без шапок, около братского котла. На валу подле маленькой пушки сидел караульный, поджав под себя ноги; он вставлял заплатку в некоторую часть своей одежды, владея иголкою и искусством, обличающим опытного портного - и поминутно посматривал во все стороны.
     Хотя некоторый ковшик несколько раз переходил из рук в руки, странное молчание царствовало в сей толпе - разбойники отобедали, один после другого вставал и молился богу, некоторые разошлись по шалашам, - а другие разбрелись по лесу - или прилягли соснуть, по русскому обыкновению.
     Караульщик кончил свою работу, встряхнул свою рухлядь, полюбовался заплатою, приколол к рукаву иголку - сел на пушку верхом и запел во всь горло меланхолическую старую песню:
     Не шуми, мати зеленая дубровушка,
     Не мешай мне молодцу думу думати.
     В это время дверь одного из шалашей отворилась, и старушка в белом чепце, опрятно и чопорно одетая, показалась у порога. - Полно тебе, Степка, - сказала она сердито, - барин почивает, а ты знай горланишь - нет у вас ни совести, ни жалости. - Виноват, Егоровна, - отвечал Степка, - ладно, больше не буду, пусть он себе, наш батюшка, почивает да выздоравливает. - Старушка ушла, а Степка стал расхаживать по валу.
     В шалаше, из которого вышла старуха, за перегородкою, раненый Дубровский лежал на походной кровате. Перед ним на столике лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана была богатыми коврами, в углу находился женской серебряный туалет и трюмо. Дубровский держал в руке открытую книгу, но глаза его были закрыты. И старушка, поглядывающая на него из-за перегородки, не могла знать, заснул ли он или только задумался.
     Вдруг Дубровский вздрогнул - в укреплении сделалась тревога - и Степка просунул к нему голову в окошко. - Батюшка, Владимир Андреевич, - закричал он, - наши знак подают, нас ищут. Дубровский вскочил с кровати, схватил оружие, и вышел из шалаша. Разбойники с шумом толпились на дворе, при его появлении настало глубокое молчание. - Все ли здесь? - спросил Дубровский. - Все, кроме дозорных, - отвечали ему. - По местам! - закричал Дубровский. И разбойники заняли каждый определенное место. В сие время трое дозорных прибежали к воротам - Дубровский пошел к ним навстречу. - Что такое? - спросил он их. - Солдаты в лесу, - отвечали они, - нас окружают. Дубровский велел запереть вороты - и сам пошел освидетельствовать пушечку. По лесу раздалось несколько голосов - и стали приближаться - разбойники ожидали в безмолвии. Вдруг три или четыре солдата показались из лесу - и тотчас подались назад, выстрелами дав знать товарищам. - Готовиться к бою, - сказал Дубровский, и между разбойниками сделался шорох - снова всь утихло. Тогда услышали шум приближающейся команды, оружия блеснули между деревьями, человек полтораста солдат высыпало из лесу и с криком устремились на вал. Дубровский приставил фитиль, выстрел был удачен: одному оторвало голову, двое были ранены. Между солдатами произошло смятение, но офицер бросился вперед, солдаты за ним последовали и сбежали в ров; разбойники выстрелили в них из ружей и пистолетов, и стали с топорами в руках защищать вал, на который лезли остервенелые солдаты, оставя во рву человек двадцать раненых товарищей. Рукопашный бой завязался - солдаты уже были на валу - разбойники начали уступать, но Дубровский, подошед к офицеру, приставил ему пистолет ко груди и выстрелил, офицер грянулся навзничь, несколько солдат подхватили его на руки и спешили унести в лес, прочие, лишась начальника, остановились. Ободренные разбойники воспользовались сей минутою недоумения, смяли их, стеснили в ров, осаждающие побежали - разбойники с криком устремились за ними. Победа была решена. Дубровский, полагаясь на совершенное расстройство неприятеля, остановил своих, и заперся в крепости, приказав подобрать раненых, удвоив караулы и никому не велев отлучаться.
     Последние происшедствия обратили уже не на шутку внимание правительства на дерзновенные разбои Дубровского. Собраны были сведения о его местопребывании. Отправлена была рота солдат дабы взять его мертвого или живого. Поймали несколько человек из его шайки и узнали от них, что уж Дубровского между ими не было. Несколько дней после ..... он собрал всех своих сообщников, объявил им, что намерен навсегда их оставить, советовал и им переменить образ жизни. - Вы разбогатели под моим начальством, каждый из вас имеет вид, с которым безопасно может пробраться в какую-нибудь отдаленную губернию и там провести остальную жизнь в честных трудах и в изобилии. Но вы все мошенники и, вероятно, не захотите оставить ваше ремесло. - После сей речи он оставил их, взяв с собою одного **. Никто не знал, куда он девался. Сначала сумневались в истине сих показаний - приверженность разбойников к атаману была известна. Полагали, что они старались о его спасении. Но последствия их оправдали - грозные посещения, пожары и грабежи прекратились. Дороги стали свободны. По другим известиям узнали, что Дубровский скрылся за границу.

[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]

/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Дубровский

Смотрите также по произведению "Дубровский":

100% гарантии от повторения!

www.litra.ru

Полное содержание Дубровский Пушкин А.С. [4/5] :: Litra.RU

Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Дубровский

    - А к кому из здешних помещиков определились вы, - спросил офицер.
     - К г-ну Троекурову, - отвечал француз.
     - К Троекурову? кто такой этот Троекуров?
     - Ма foi, mon officier... я слыхал о нем мало доброго. Сказывают, что он барин гордый и своенравный, жестокой в обращении со своими домашними - что никто не может с ним ужиться, что все трепещут при его имени, что с учителями (avec les outchitels) он не церемонится, и уже двух засек до смерти.
     - Помилуйте! и вы решились определиться к такому чудовищу.
     - Что ж делать, г-н офицер. Он предлогает мне хорошее жалование, 3000 р. в год и всь готовое. Быть может, я буду счастливее других. У меня старушка мать, половину жалования буду отсылать ей на пропитание, из остальных денег в 5 лет могу скопить маленький капитал достаточный для будущей моей независимости - и тогда bonsoir, еду в Париж и пускаюсь в комерческие обороты.
     - Знает ли вас кто-нибудь в доме Троекурова? - спросил он.
     - Никто, - отвечал учитель, - меня он выписал из Москвы чрез одного из своих приятелей, коего повар, мой соотечественник, меня рекомендовал. Надобно вам знать, что я готовился было не в учителя, а в кандиторы - но мне сказали, что в вашей земле звание учительское не в пример выгоднее - - Офицер задумался. - Послушайте, - прервал офицер, - что если бы вместо этой будущности предложили вам 10000 чистыми деньгами, с тем, чтоб сей же час отправились обратно в Париж.
     Француз посмотрел на офицера с изумлением, улыбнулся и покачал головою.
     - Лошади готовы, - сказал вошедший смотритель. - Слуга подтвердил то же самое.
     - Сейчас, - отвечал офицер, - выдьте вон на минуту. - Смотритель и слуга вышли. - Я не шучу, - продолжал он по-французски, -10000 могу я вам дать, мне нужно только ваше отсутствие и ваши бумаги. - При сих словах он отпер шкатулку и вынул несколько кип ассигнаций.
     Француз вытаращил глаза. Он не знал, что и думать. - Мое отсутствие - - мои бумаги, - повторял он с изумлением. - Вот мои бумаги - Но вы шутите; зачем вам мои бумаги?
     - Вам дела нет до того. Спрашиваю, согласны вы или нет?
     Француз, всь еще не веря своим ушам, протянул бумаги свои молодому офицеру, который быстро их пересмотрел. - Ваш пашпорт - - хорошо. Письмо рекомендательное, посмотрим. Свидетельство о рождении, прекрасно. Ну вот же вам ваши деньги, отправляйтесь назад. Прощайте - -
     Француз стоял как вкопаный.
     Офицер воротился. - Я было забыл самое важное. Дайте мне честное слово, что всь это останется между нами - честное ваше слово.
     - Честное мое слово, - отвечал француз. - Но мои бумаги, что мне делать без них.
     - В первом городе объявите, что вы были ограблены Дубровским. Вам поверят, и дадут нужные свидетельства. Прощайте, дай бог вам скорее доехать до Парижа и найти матушку в добром здоровьи.
     Дубровский вышел из комнаты, сел в коляску и поскакал.
     Смотритель смотрел в окошко, и когда коляска уехала, обратился к жене с восклицанием: - Пахомовна, знаешь ли ты что? ведь это был Дубровский.
     Смотрительша опрометью кинулась к окошку, но было уже поздно - Дубровский был уже далеко. Она принялась бранить мужа: - Бога ты не боишься, Сидорыч, зачем ты не сказал мне того прежде, я бы хоть взглянула на Дубровского, а теперь жди, чтоб он опять завернул. Бессовестный ты право, бессовестный!
     Француз стоял как вкопаный. Договор с офицером, деньги, всь казалось ему сновидением. Но кипы ассигнаций были тут у него в кармане и красноречиво твердили ему о существенности удивительного происшедствия.
     Он решился нанять лошадей до города. Ямщик повез его шагом, и ночью дотащился он до города.
     Не доезжая до заставы, у которой, вместо часового, стояла развалившаяся бутка, француз велел остановиться, - вылез из брички, и пошел пешком, объяснив знаками ямщику, что бричку и чамодан дарит ему на водку. Ямщик был в таком же изумлении от его щедрости, как и сам француз от предложения Дубровского. Но, заключив из того, что немец сошел с ума, ямщик поблагодарил его усердным поклоном, и не рассудив за благо въехать в город, отправился в известное ему увеселительное заведение, коего хозяин был весьма ему знаком. Там провел он целую ночь, а на другой день утром на порожней тройке отправился во-свояси - без брички и без чамодана, с пухлым лицом и красными глазами.
     Дубровский, овладев бумагами француза, смело явился, как мы уже видели, к Троекурову и поселился в его доме. Каковы ни были его тайные намерения (мы их узнаем после), но в его поведении не оказалось ничего предосудительного. Правда, он мало занимался воспитанием маленького Саши, давал ему полную свободу повесничать, и не строго взыскивал за уроки, задаваемые только для формы - зато с большим прилежанием следил за музыкальными успехами своей ученицы, и часто по целым часам сиживал с нею за фортепьяно. Все любили молодого учителя - Кирила Петрович за его смелое проворство на охоте, Марья Кириловна за неограниченное усердие и робкую внимательность, Саша - за снисходительность к его шалостям, домашние за доброту и за щедрость повидимому несовместную с его состоянием. Сам он, казалось, привязан был ко всему семейству и почитал уже себя членом оного.
     Прошло около месяца от его вступления в звание учительское до достопамятного празднества, и никто не подозревал, что в скромном молодом французе таился грозный разбойник - коего имя наводило ужас на всех окрестных владельцев. Во всь это время Дубровский не отлучался из Покровского, но слух о разбоях его не утихал благодаря изобретательному воображению сельских жителей, но могло статься и то, что шайка его продолжала свои действия и в отсутствии начальника.
     Ночуя в одной комнате с человеком, коего мог он почесть личным своим врагом и одним из главных виновников его бедствия, - Дубровский не мог удержаться от искушения. Он знал о существовании сумки, и решился ею завладеть. Мы видели, как изумил он бедного Антона Пафнутьича неожиданным своим превращением из учителей в разбойники.
     В 9 часов утра гости, ночевавшие в Покровском, собралися один за другим в гостиной, где кипел уже самовар, перед которым в утреннем платье сидела Марья Кириловна, - а Кирила Петрович в байковом сертуке и в туфлях выпивал свою широкую чашку, похожую на полоскательную. Последним появился Антон Пафнутьич; он был так бледен и казался так расстроен, что вид его всех поразил, и что Кирила Петрович осведомился о его здоровии. Спицын отвечал безо всякого смысла и с ужасом поглядывал на учителя, который тут же сидел, как ни в чем не бывало. Через несколько минут слуга вошел и объявил Спицыну, что коляска его готова - Антон Пафнутьич спешил откланяться и не смотря на увещания хозяина вышел поспешно из комнаты и тотчас уехал. Не понимали, что с ним сделалось, и Кирила Петрович решил, что он объелся. После чаю и прощального завтрака прочие гости начали разъезжаться, вскоре Покровское опустело, и всь вошло в обыкновенный порядок. ГЛАВА XII.
     Прошло несколько дней, и не случилось ничего достопримечательного. Жизнь обитателей Покровского была однообразна. Кирила Петрович ежедневно выезжал на охоту; чтение, прогулки и музыкальные уроки занимали Марью Кириловну - особенно музыкальные уроки. Она начинала понимать собственное сердце и признавалась, с невольной досадою, что оно не было равнодушно к достоинствам молодого француза. Он с своей стороны не выходил из пределов почтения и строгой пристойности, и тем успокоивал ее гордость и боязливые сомнения. Она с большей и большей доверчивостью предавалась увлекательной привычке. Она скучала без Дефоржа, в его присутствии поминутно занималась им, обо всем хотела знать его мнение и всегда с ним соглашалась. Может быть, она не была еще влюблена, но при первом случайном препятствии или незапном гонении судьбы пламя страсти должно было вспыхнуть в ее сердце.
     Однажды, пришед в залу, где ожидал ее учитель, Марья Кириловна с изумлением заметила смущение на бледном его лице. Она открыла форте-пьяно, пропела несколько нот, но Дубровский под предлогом головной боли извинился, перервал урок и, закрывая ноты, подал ей украдкою записку. Марья Кириловна, не успев одуматься, приняла ее и раскаялась в ту же минуту, но Дубровского не было уже в зале. Марья Кириловна пошла в свою комнату, развернула записку и прочла следующее:
     "Будьте сегодня в 7 часов в беседке у ручья - Мне необходимо с вами говорить".
     Любопытство ее было сильно возбуждено. Она давно ожидала признания, желая и опасаясь его. Ей приятно было бы услышать подтверждение того, о чем она догадывалась, но она чувствовала, что ей было бы неприлично слышать такое объяснение от человека, который по состоянию своему не мог надеиться когда-нибудь получить ее руку. Она решилась идти на свидание, но колебалась в одном: каким образом примет она признание учителя, с аристократическим ли негодованием, с увещаниями ли дружбы, с веселыми шутками, или с безмолвным участием. Между тем она поминутно поглядывала на часы. Смеркалось, подали свечи, Кирила Петрович сел играть в бостон с приезжими соседями. Столовые часы пробили третью четверть седьмого - и Марья Кириловна тихонько вышла на крыльцо - огляделась во все стороны и побежала в сад.
     Ночь была темна, небо покрыто тучами - в двух шагах от себя нельзя было ничего видеть, но Марья Кириловна шла в темноте по знакомым дорожкам, и через минуту очутилась у беседки; тут остановилась она, дабы перевести дух и явиться перед Дефоржем с видом равнодушным и неторопливым. Но Дефорж стоял уже перед нею.
     - Благодарю вас, - сказал он ей тихим и печальным голосом, - что вы не отказали мне в моей просьбе. Я был бы в отчаянии, если бы на то не согласились.
     Марья Кириловна отвечала заготовленною фразой: - Надеюсь, что вы не заставите меня раскаяться в моей снисходительности.
     Он молчал и, казалося, собирался с духом. - Обстоятельства требуют... я должен вас оставить, - сказал он наконец, - вы скоро, может быть, услышите... Но перед разлукой я должен с вами сам объясниться...
     Мария Кириловна не отвечала ничего. В этих словах видела она предисловие к ожидаемому признанию.
     - Я не то, что вы предполагаете, - продолжал он, потупя голову, - я не француз Дефорж, я Дубровский.
     Марья Кириловна вскрикнула.
     - Не бойтесь, ради бога, вы не должны бояться моего имени. Да я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах. Но вам не надобно меня бояться - ни за себя, ни за него. Всь кончено. - Я ему простил. Послушайте, вы спасли его. Первый мой кровавый подвиг должен был свершиться над ним. Я ходил около его дома, назначая, где вспыхнуть пожару, откуда войти в его спальню, как пересечь ему все пути к бегству - в ту минуту вы прошли мимо меня, как небесное видение, и сердце мое смирилось. Я понял, что дом, где обитаете вы, священ, что ни единое существо, связанное с вами узами крови, не подлежит моему проклятию. Я отказался от мщения, как от безумства. Целые дни я бродил около садов Покровского в надежде увидеть издали ваше белое платье. В ваших неосторожных прогулках я следовал за вами, прокрадываясь от куста к кусту, счастливый мыслию, что вас охраняю, что для вас нет опасности там, где я присутствую тайно. Наконец случай представился. Я поселился в вашем доме. Эти три недели были для меня днями счастия. Их воспоминание будет отрадою печальной моей жизни.... Сегодня я получил известие, после которого мне невозможно долее здесь оставаться. Я расстаюсь с вами сегодня... сей же час.. Но прежде я должен был вам открыться, чтоб вы не проклинали меня, не презирали. Думайте иногда о Дубровском. Знайте, что он рожден был для иного назначения, что душа его умела вас любить, что никогда...
     Тут раздался легкой свист - и Дубровский умолк. Он схватил ее руку и прижал к пылающим устам. Свист повторился. - Простите, - сказал Дубровский, - меня зовут, минута может погубить меня. - Он отошел, Марья Кириловна стояла неподвижно - Дубровский воротился и снова взял ее руку. - Если когда-нибудь, - сказал он ей нежным и трогательным голосом,- если когда-нибудь несчастие вас постигнет и вы ни от кого не будете ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли вы прибегнуть ко мне, требовать от меня всего - для вашего спасения? Обещаетесь ли вы не отвергнуть моей преданности?
     Мария Кириловна плакала молча. Свист раздался в третий раз.
     - Вы меня губите! - закричал Дубровский. - Я не оставлю вас, пока не дадите мне ответа - обещаетесь ли вы или нет?
     - Обещаюсь, - прошептала бедная красавица.
     Взволнованная свиданием с Дубровским Марья Кириловна возвращалась из саду. Ей показалось, что все люди разбегались - дом был в движении, на дворе было много народа, у крыльца стояла тройка - издали услышала она голос Кирила Петровича - и спешила войти в комнаты, опасаясь, чтоб отсутствие ее не было замечено. В зале встретил ее Кирила Петрович, гости окружали исправника, нашего знакомца, и осыпали его вопросами. Исправник в дорожном платье, вооруженный с ног до головы, отвечал им с видом таинственным и суетливым. - Где ты была, Маша, - спросил Кирила Петрович, - не встретила ли ты М-r Дефоржа?- Маша насилу могла отвечать отрицательно.
     - Вообрази, - продолжал Кирила Петрович, - исправник приехал его схватить и уверяет меня, что это сам Дубровский.
     - Все приметы, ваше превосходительство, - сказал почтительно исправник. - Эх, братец, - прервал Кирила Петрович, - убирайся, знаешь куда, со своими приметами. Я тебе моего француза не выдам, покаместь сам не разберу дела. - Как можно верить на слово Антону Пафнутьичу, трусу и лгуну: ему пригрезилось, что учитель хотел ограбить его. Зачем он в то же утро не сказал мне о том ни слова. - Француз застращал его, ваше превосходительство, - отвечал исправник, - и взял с него клятву молчать... - Вранье, - решил Кирила Петрович, - сейчас я всь выведу на чистую воду. - Где же учитель? - спросил он у вошедшего слуги. -Нигде не найдут-с, - отвечал слуга. - Так сыскать его, - закричал Троекуров, начинающий сумневаться. - Покажи мне твои хваленые приметы,- сказал он исправнику, который тотчас и подал ему бумагу. - Гм, гм, 23 года ... Оно так, да это еще ничего не доказывает. Что же учитель? - Не найдут-с, - был опять ответ. Кирила Петрович начинал беспокоиться, Марья Кириловна была ни жива, ни мертва. - Ты бледна, Маша, - заметил ей отец, - тебя перепугали. - Нет, папенька, - отвечала Маша, - у меня голова болит. - Поди, Маша, в свою комнату и не беспокойся. - Маша поцаловала у него руку и ушла скорее в свою комнату, там она бросилась на постелю и зарыдала в истерическом припадке. Служанки сбежались, раздели ее, насилу-насилу успели ее успокоить холодной водой и всевозможными спиртами - ее уложили, и она впала в усыпление.
     Между тем француза не находили. Кирила Петрович ходил взад и вперед по зале, грозно насвистывая Гром победы раздавайся. Гости шептались между собою, исправник казался в дураках - француза не нашли. Вероятно, он успел скрыться, быв предупрежден. Но кем и как? это оставалось тайною.
     Било 11, и никто не думал о сне. Наконец Кирила Петрович сказал сердито исправнику:
     - Ну что? ведь не до свету же тебе здесь оставаться, дом мой не харчевня, не с твоим проворством, братец, поймать Дубровского, если уж это Дубровский. Отправляйся-ка во-свояси, да вперед будь расторопнее. Да и вам пора домой, - продолжал он, обратясь к гостям. - Велите закладывать - а я хочу спать.
     Так немилостиво расстался Троекуров со своими гостями! -
    ГЛАВА ХIII.
     Прошло несколько времени без всякого замечательного случая. Но в начале следующего лета произошло много перемен в семейном быту Кирила Петровича.
     В 30-ти верстах от него находилось богатое поместие князя Верейского. Князь долгое время находился в чужих краях - всем имением его управлял отставной маиор, и никакого сношения не существовало между Покровским и Арбатовом. Но в конце мая месяца князь возвратился из-за границы и приехал в свою деревню, которой от роду еще не видал. Привыкнув к рассеянности, он не мог вынести уединения, и на третий день по своем приезде отправился обедать к Троекурову, с которым был некогда знаком.
     Князю было около 50 лет, но он казался гораздо старее. Излишества всякого рода изнурили его здоровие и положили на нем свою неизгладимую печать. Не смотря на то наружность его была приятна, замечательна, а .привычка быть всегда в обществе придавала ему некоторую любезность особенно с женщинами. Он имел непрестанную нужду в рассеянии и непрестанно скучал. Кирила Петрович был чрезвычайно доволен его посещением, приняв оное знаком уважения от человека, знающего свет; он по обыкновению своему стал угощать его смотром своих заведений и повел на псарный двор. Но князь чуть не задохся в собачьей атмосфере, и спешил выдти вон, зажимая нос платком, опрысканным духами. Старинный сад с его стрижеными липами, четвероугольным прудом и правильными аллеями ему не понравился; он любил английские сады и так называемую природу, но хвалил и восхищался; слуга пришел доложить, что кушание поставлено. Они пошли обедать. Князь прихрамывал, устав от своей прогулки, и уже раскаиваясь в своем посещении.
     Но в зале встретила их Марья Кириловна, и старый волокита был поражен ее красотой. Троекуров посадил гостя подле ее. Князь был оживлен ее присутствием, был весел и успел несколько раз привлечь ее внимание любопытными своими рассказами. После обеда Кирила Петрович предложил ехать верхом, но князь извинился, указывая на свои бархатные сапоги - и шутя над своею подагрой - он предпочел прогулку в линейке, с тем чтоб не разлучаться с милою своей соседкою. Линейку заложили. Старики и красавица сели втроем и поехали. Разговор не прерывался. Марья Кириловна с удовольствием слушала льстивые и веселые приветствия светского человека, как вдруг Верейский, обратясь к Кирилу Петровичу, спросил у него, что значит это погорелое строение, и ему ли оно принадлежит? - - Кирила Петрович нахмурился; воспоминания, возбуждаемые в нем погорелой усадьбою, были ему неприятны. Он отвечал, что земля теперь его и что прежде принадлежала она Дубровскому. - Дубровскому, - повторил Верейский, - как, этому славному разбойнику? - Отцу его, - отвечал Троекуров, - да и отец-то был порядочный разбойник.
     - Куда же девался наш Ринальдо? жив ли он, схвачен ли он?
     - И жив и на воле - и покаместь у нас будут исправники за одно с ворами, до тех пор не будет он пойман; кстати, князь, Дубровский побывал ведь у тебя в Арбатове?
     - Да, прошлого году он, кажется, что-то сжег или разграбил. - - Не правда ли, Марья Кириловна, что было бы любопытно познакомиться покороче с этим романтическим героем?
     - Чего любопытно! - сказал Троекуров, - она знакома с ним - он целые три недели учил ее музыки, да слава богу не взял ничего за уроки. -Тут Кирила Петрович начал рассказывать повесть о своем французе-учителе. Марья Кириловна сидела как на иголках, Верейский выслушал с глубоким вниманием, нашел все это очень странным, и переменил разговор. Возвратясь он велел подавать свою карету, и не смотря на усильные просьбы Кирила Петровича остаться ночевать, уехал тотчас после чаю. Но прежде просил Кирила Петровича приехать к нему в гости с Марьей Кириловной - и гордый Троекуров обещался, ибо, взяв в уважение княжеское достоинство, две звезды и 3000 душ родового имения, он до некоторой степени почитал князя Верейского себе равным.
     Два дня спустя после сего посещения Кирила Петрович отправился с дочерью в гости к князю Верейскому. Подъезжая к Арбатову он не мог не любоваться чистыми и веселыми избами крестьян и каменным господским домом - выстроенным во вкусе английских замков. Перед домом расстилался густозеленый луг, на коем паслись швейцарские коровы, звеня своими колокольчиками. Пространный парк окружал дом со всех сторон. Хозяин встретил гостей у крыльца, и подал руку молодой красавице. Они вошли в великолепную залу, где стол был накрыт на три прибора. Князь подвел гостей к окну, и им открылся прелестный вид. Волга протекала перед окнами, по ней шли нагруженные барки под натянутыми парусами и мелькали рыбачьи лодки, столь выразительно прозванные душегубками. За рекою - тянулись холмы и поля, несколько деревень оживляли окрестность. Потом они занялись рассмотрением галлерей картин, купленных князем в чужих краях. Князь объяснял Марьи Кириловне их различное содержание, историю живописцев, указывал на достоинство и недостатки. Он говорил о картинах не на условленном языке педантического знатока, но с чувством и воображением. Марья Кириловна слушала его с удовольствием. Пошли за стол. Троекуров отдал полную справедливость винам своего Амфитриона и искусству его повара, а Марья Кириловна не чувствовала ни малейшего замешательства или принуждения в беседе с человеком, которого видела она только во второй раз отроду. После обеда хозяин предложил гостям пойти в сад. Они пили кофей в беседке на берегу широкого озера, усеянного островами. Вдруг раздалась духовая музыка, и шестивесельная лодка причалила к самой беседке. Они поехали по озеру, около островов - посещали некоторые из них - на одном находили мраморную статую, на другом уединенную пещеру, на третьем памятник с таинственной надписью, возбуждавшей в Марьи Кириловне девическое любопытство, не вполне удовлетворенное учтивыми недомолвками князя - время прошло незаметно - начало смеркаться. Князь под предлогом свежести и росы спешил возвратиться домой - самовар их ожидал. Князь просил Марью Кириловну хозяйничать в доме старого холостяка. Она разливала чай - слушая неистощимые рассказы любезного говоруна - вдруг раздался выстрел - и ракетка осветила небо. Князь подал Марье Кириловне шаль и позвал ее и Троекурова на балкон. Перед домом в темноте разноцветные огни вспыхнули, завертелись, поднялись вверх колосьями, пальмами, фонтанами, посыпались дождем, звездами, угасали, и снова вспыхивали. Марья Кириловна веселилась как дитя. Князь Верейской радовался ее восхищению - а Троекуров был чрезвычайно им доволен, ибо принимал tous les frais князя, как знаки уважения и желания ему угодить.
     Ужин в своем достоинстве ничем не уступал обеду. Гости отправились в комнаты, для них отведенные, и на другой день поутру расстались с любезным хозяином, дав друг другу обещание вскоре снова увидеться. ГЛАВА XIV.
     Марья Кириловна сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым окошком. Она не путалась шелками, подобно любовнице Конрада, которая в любовной рассеянности вышила розу зеленым шелком. Под ее иглой канва повторяла безошибочно узоры подлинника, не смотря на то ее мысли не следовали за работой, они были далеко.
     Вдруг в окошко тихонько протянулась рука - кто-то положил на пяльцы письмо и скрылся, прежде чем Марья Кириловна успела образумиться. В это самое время слуга к ней вошел и позвал ее к Кирилу Петровичу. Она с трепетом спрятала письмо за косынку, и поспешила к отцу - в кабинет.
     Кирила Петрович был не один. Князь Верейский сидел у него. При появлении Марьи Кириловны князь встал и молча поклонился ей с замешательством для него необыкновенным. - Подойди сюда, Маша, - сказал Кирила Петрович, - скажу тебе новость, которая, надеюсь, тебя обрадует. Вот тебе жених, князь тебя сватает.
     Маша остолбенела, смертная бледность покрыла ее лицо. Она молчала. Князь к ней подошел, взял ее руку и с видом тронутым спросил: согласна ли она сделать его счастие. Маша молчала.
     - Согласна, конечно, согласна, - сказал Кирила Петрович, - но знаешь, князь: девушке трудно выговорить это слово. Ну, дети, поцалуйтесь и будьте счастливы.
     Маша стояла неподвижно, старый князь поцаловал ее руку, вдруг слезы побежали по ее бледному лицу. Князь слегка нахмурился.
     - Пошла, пошла, пошла, - сказал Кирила Петрович, - осуши свои слезы, и воротись к нам веселешенька. Они все плачут при помолвке, - продолжал он, обратясь к Верейскому, - это у них уж так заведено... Теперь, князь, поговорим о деле - т. е. о приданом.
     Марья Кириловна жадно воспользовалась позволением удалиться. Она побежала в свою комнату, заперлась и дала волю своим слезам, воображая себя женою старого князя; он вдруг показался ей отвратительным и ненавистным - - брак пугал ее как плаха, как могила... "Нет, нет, - повторяла она в отчаянии, - лучше умереть, лучше в монастырь, лучше пойду за Дубровского". Тут она вспомнила о письме, и жадно бросилась его читать, предчувствуя, что оно было от него. В самом деле оно было писано им - и заключало только следующие слова:
     "Вечером в 10 час. на прежнем месте".
    ГЛАВА XV.
     Луна сияла - июльская ночь была тиха - изредко подымался ветерок, и легкий шорох пробегал по всему саду.
     Как легкая тень молодая красавица приблизилась к месту назначенного свидания. Еще никого не было видно, вдруг из-за беседки очутился Дубровский перед нею.
     - Я всь знаю, - сказал он ей тихим и печальным голосом. - Вспомните ваше обещание.
     - Вы предлагаете мне свое покровительство, - отвечала Маша, - но не сердитесь - оно пугает меня. Каким образом окажете вы мне помочь?
     - Я бы мог избавить вас от ненавистного человека.
     - Ради бога, не трогайте его, не смейте его тронуть, если вы меня любите - я не хочу быть виною какого-нибудь ужаса...
     - Я не трону его, воля ваша для меня священна. Вам обязан он жизнию. Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже и в моих преступлениях. Но как же спасу вас от жестокого отца?
     - Еще есть надежда. Я надеюсь тронуть его моими слезами и отчаянием. Он упрям, но он так меня любит.
     - Не надейтесь по пустому: в этих слезах увидит он только обыкновенную боязливость и отвращение, общее всем молодым девушкам, когда идут они замуж не по страсти, а из благоразумного расчета; что если возьмет он себе в голову сделать счастие ваше вопреки вас самих; если насильно повезут вас под венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа...
     - Тогда, тогда делать нечего, явитесь за мною - я буду вашей женою.
     Дубровский затрепетал - бледное лицо покрылось багровым румянцем, и в ту же минуту стало бледнее прежнего. Он долго молчал - потупя голову.
     - Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика - решитесь на жестокое объяснение; скажите, что если он останется неумолим, то... то вы найдете ужасную защиту... скажите, что богатство не доставит вам ни одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз - пока останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте. Если ж не будет уже другого средства...
     Тут Дубровский закрыл лицо руками, он, казалось, задыхался - Маша плакала...
     - Бедная, бедная моя участь, - сказал он, горько вздохнув. - За вас отдал бы я жизнь, видеть вас издали, коснуться руки вашей было для меня упоением. И когда открывается для меня возможность прижать вас к волнуемому сердцу и сказать: Ангел умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства - я должен отдалять его всеми силами... Я не смею пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду. О как должен я ненавидеть того - но чувствую - теперь в сердце моем нет места ненависти.
     Он тихо обнял стройный ее стан и тихо привлек ее к своему сердцу. Доверчиво склонила она голову на плечо молодого разбойника. Оба молчали.
     Время летело. - Пора, - сказала наконец Маша. Дубровский как будто очнулся от усыпления. Он взял ее руку и надел ей на палец кольцо.
     - Если решитесь прибегнуть ко мне, - сказал он, - то принесите кольцо сюда, опустите его в дупло этого дуба - я буду знать, что делать.
     Дубровский поцаловал ее руку и скрылся между деревьями.
    ГЛАВА XVI.
     Сватовство князя Верейского не было уже тайною для соседства - Кирила Петрович принимал поздравления, свадьба готовилась. Маша день ото дня отлагала решительное объявление. Между тем обращение ее со старым женихом было холодно и принужденно. Князь о том не заботился. Он о любви не хлопотал, довольный ее безмолвным согласием.
     Но время шло. Маша наконец решилась действовать - и написала письмо князю Верейскому; она старалась возбудить в его сердце чувство великодушия, откровенно признавалась, что не имела к нему ни малейшей привязанности, умоляла его отказаться от ее руки и самому защитить ее от власти родителя. Она тихонько вручила письмо князю Верейскому, тот прочел его наедине и нимало не был тронут откровенностию своей невесты. Напротив, он увидел необходимость ускорить свадьбу и для того почел нужным показать письмо будущему тестю.
     Кирила Петрович взбесился; насилу князь мог уговорить его не показывать Маше и виду, что он уведомлен о ее письме. Кирила Петрович согласился ей о том не говорить, но решился не тратить времени и назначил быть свадьбе на другой же день. Князь нашел сие весьма благоразумным, пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но что он надеется современем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела, и что он не в силах согласиться на свой смертный приговор. За сим он почтительно поцеловал ее руку и уехал, не сказав ей ни слова о решении Кирила Петровича.

[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]

/ Полные произведения / Пушкин А.С. / Дубровский

Смотрите также по произведению "Дубровский":

100% гарантии от повторения!