Данте божественная комедия ад краткое содержание – О поэме Данте Алигьери «Божественная комедия» | доклад, реферат, сочинение, сообщение, отзыв, статья, анализ, характеристика, тест, ГДЗ, книга, пересказ, литература

Краткое содержание произведения Божественная комедия Данте

Ад

На полдороге жизни я — Данте — заблудился в дремучем лесу. Страшно, кругом дикие звери — аллегории пороков; деться некуда. И тут является призрак, оказавшийся тенью любимого мною древнеримского поэта Вергилия. Прошу его о помощи. Он обещает увести меня отсюда в странствия по загробному миру, с тем чтобы я увидел Ад, Чистилище и Рай. Я готов следовать за ним.

Да, но по силам ли мне такое путешествие? Я оробел и заколебался. Вергилий укорил меня, рассказав, что сама Беатриче (моя покойная возлюбленная) снизошла к нему из Рая в Ад и просила быть моим проводником в странствиях по загробью. Если так, то нельзя колебаться, нужна решимость. Веди меня, мой учитель и наставник!

Над входом в Ад надпись, отнимающая всякую надежду у входящих. Мы вошли. Здесь, прямо за входом, стонут жалкие души не творивших при жизни ни добра, ни зла. Далее река Ахерон. Через неё свирепый Харон перевозит на лодке мертвецов. Нам — с ними. «Но ты же не мертвец!» — гневно кричит мне Харон. Вергилий усмирил его. Поплыли. Издали слышен грохот, дует ветер, сверкнуло пламя. Я лишился чувств…

Первый круг Ада — Лимб. Тут томятся души некрещёных младенцев и славных язычников — воителей, мудрецов, поэтов (в их числе и Вергилия). Они не мучаются, а лишь скорбят, что им как нехристианам нет места в Раю. Мы с Вергилием примкнули к великим поэтам древности, первый из которых Гомер. Степенно шли и говорили о неземном.

У спуска во второй круг подземного царства демон Минос определяет, какого грешника в какое место Ада надлежит низвергнуть. На меня он отреагировал так же, как Харон, и Вергилий так же его усмирил. Мы увидели уносимые адским вихрем души сладострастников (Клеопатра, Елена Прекрасная и др.). Среди них Франческа, и здесь неразлучная со своим любовником. Безмерная взаимная страсть привела их к трагической гибели. Глубоко сострадая им, я вновь лишился чувств.

В круге третьем свирепствует звероподобный пёс Цербер. Залаял было на нас, но Вергилий усмирил и его. Здесь валяются в грязи, под тяжёлым ливнем, души грешивших обжорством. Среди них мой земляк, флорентиец Чакко. Мы разговорились о судьбах родного города. Чакко попросил меня напомнить о нем живым людям, когда вернусь на землю.

Демон, охраняющий четвёртый круг, где казнят расточителей и скупцов (среди последних много духовных лиц — папы, кардиналы), — Плутос. Вергилию тоже пришлось его осадить, чтобы отвязался. Из четвёртого спустились в пятый круг, где мучаются гневные и ленивые, погрязшие в болотах Стигийской низины. Подошли к какой-то башне.

Это целая крепость, вокруг неё обширный водоём, в чёлне — гребец, демон Флегий. После очередной перебранки сели к нему, плывём. Какой-то грешник попытался уцепиться за борт, я его обругал, а Вергилий отпихнул. Перед нами адский город Дит. Всякая мёртвая нечисть мешает нам в него войти. Вергилий, оставив меня (ох, страшно одному!), пошёл узнать, в чем дело, вернулся озабоченный, но обнадёженный.

А тут ещё и адские фурии перед нами предстали, угрожая. Выручил внезапно явившийся небесный посланник, обуздавший их злобу. Мы вошли в Дит. Всюду объятые пламенем гробницы, из которых доносятся стоны еретиков. По узкой дороге пробираемся между гробницами.

Из одной гробницы вдруг выросла могучая фигура. Это Фарината, мои предки были его политическими противниками. Во мне, услышав мою беседу с Вергилием, он угадал по говору земляка. Гордец, казалось, он презирает всю бездну Ада. Мы заспорили с ним, а тут из соседней гробницы высунулась ещё одна голова: да это же отец моего друга Гвидо! Ему померещилось, что я мертвец и что сын его тоже умер, и он в отчаянии упал ниц. Фарината, успокой его; жив Гвидо!

Близ спуска из шестого круга в седьмой, над могилой папы-еретика Анастасия, Вергилий объяснил мне устройство оставшихся трёх кругов Ада, сужающихся книзу (к центру земли), и какие грехи в каком поясе какого круга караются.

Седьмой круг сжат горами и охраняем демоном-полубыком Минотавром, грозно заревевшим на нас. Вергилий прикрикнул на него, и мы поспешили отойти подальше. Увидели кипящий кровью поток, в котором варятся тираны и разбойники, а с берега в них кентавры стреляют из луков. Кентавр Несс стал нашим провожатым, рассказал о казнимых насильниках и помог перейти кипящую реку вброд.

Кругом колючие заросли без зелени. Я сломал какую-то ветку, а из неё заструилась чёрная кровь, и ствол застонал. Оказывается, эти кусты — души самоубийц (насильников над собственной плотью). Их клюют адские птицы Гарпии, топчут мимо бегущие мертвецы, причиняя им невыносимую боль. Один растоптанный куст попросил меня собрать сломанные сучья и вернуть их ему. Выяснилось, что несчастный — мой земляк. Я выполнил его просьбу, и мы пошли дальше. Видим — песок, на него сверху слетают хлопья огня, опаляя грешников, которые кричат и стонут — все, кроме одного: тот лежит молча. Кто это? Царь Капаней, гордый и мрачный безбожник, сражённый богами за свою строптивость. Он и сейчас верен себе: либо молчит, либо громогласно клянёт богов. «Ты сам себе мучитель!» — перекричал его Вергилий…

А вот навстречу нам, мучимые огнём, движутся души новых грешников. Среди них я с трудом узнал моего высокочтимого учителя Брунетто Латини. Он среди тех, кто повинен в склонности к однополой любви. Мы разговорились. Брунетто предсказал, что в мире живых ждёт меня слава, но будут и многие тяготы, перед которыми нужно устоять. Учитель завещал мне беречь его главное сочинение, в котором он жив, — «Клад».

И ещё трое грешников (грех — тот же) пляшут в огне. Все флорентийцы, бывшие уважаемые граждане. Я поговорил с ними о злосчастиях нашего родного города. Они просили передать живым землякам, что я видел их. Затем Вергилий повёл меня к глубокому провалу в восьмой круг. Нас спустит туда адский зверь. Он уже лезет к нам оттуда.

Это пёстрый хвостатый Герион. Пока он готовится к спуску, есть ещё время посмотреть на последних мучеников седьмого круга — ростовщиков, мающихся в вихре пылающей пыли. С их шей свисают разноцветные кошельки с разными гербами. Разговаривать я с ними не стал. В путь! Усаживаемся с Вергилием верхом на Гериона и — о ужас! — плавно летим в провал, к новым мукам. Спустились. Герион тотчас же улетел.

Восьмой круг разделён на десять рвов, называемых Злопазухами. В первом рву казнятся сводники и соблазнители женщин, во втором — льстецы. Сводников зверски бичуют рогатые бесы, льстецы сидят в жидкой массе смрадного кала — вонь нестерпимая. Кстати, одна шлюха наказана здесь не за то, что блудила, а за то, что льстила любовнику, говоря, что ей хорошо с ним.

Следующий ров (третья пазуха) выложен камнем, пестреющим круглыми дырами, из которых торчат горящие ноги высокопоставленных духовных лиц, торговавших церковными должностями. Головы же и туловища их зажаты скважинами каменной стены. Их преемники, когда умрут, будут так же на их месте дрыгать пылающими ногами, полностью втеснив в камень своих предшественников. Так объяснил мне папа Орсини, поначалу приняв меня за своего преемника.

В четвёртой пазухе мучаются прорицатели, звездочёты, колдуньи. У них скручены шеи так, что, рыдая, они орошают себе слезами не грудь, а зад. Я и сам зарыдал, увидев такое издевательство над людьми, а Вергилий пристыдил меня; грех жалеть грешников! Но и он с сочувствием рассказал мне о своей землячке, прорицательнице Манто, именем которой была названа Мантуя — родина моего славного наставника.

Пятый ров залит кипящей смолой, в которую черти Злохваты, чёрные, крылатые, бросают взяточников и следят, чтобы те не высовывались, а не то подденут грешника крючьями и отделают самым жестоким образом. У чертей клички: Злохвост, Косокрылый и пр. Часть дальнейшего пути нам придётся пройти в их жуткой компании. Они кривляются, показывают языки, их шеф произвёл задом оглушительный непристойный звук. Такого я ещё не слыхивал! Мы идём с ними вдоль канавы, грешники ныряют в смолу — прячутся, а один замешкался, и его тут же вытащили крючьями, собираясь терзать, но позволили прежде нам побеседовать с ним. Бедняга хитростью усыпил бдительность Злохватов и нырнул обратно — поймать его не успели. Раздражённые черти подрались между собой, двое свалились в смолу. В суматохе мы поспешили удалиться, но не тут-то было! Они летят за нами. Вергилий, подхватив меня, еле-еле успел перебежать в шестую пазуху, где они не хозяева. Здесь лицемеры изнывают под тяжестью свинцовых позолоченных одежд. А вот распятый (прибитый к земле колами) иудейский первосвященник, настаивавший на казни Христа. Его топчут ногами отяжелённые свинцом лицемеры.

Труден был переход: скалистым путём — в седьмую пазуху. Тут обитают воры, кусаемые чудовищными ядовитыми змеями. От этих укусов они рассыпаются в прах, но тут же восстанавливаются в своём обличье. Среди них Ванни Фуччи, обокравший ризницу и сваливший вину на другого. Человек грубый и богохульствующий: Бога послал прочь, воздев кверху два кукиша. Тут же на него набросились змеи (люблю их за это). Потом я наблюдал, как некий змей сливался воедино с одним из воров, после чего принял его облик и встал на ноги, а вор уполз, став пресмыкающимся гадом. Чудеса! Таких метаморфоз не отыщете и у Овидия.

Ликуй, Флоренция: эти воры — твоё отродье! Стыдно… А в восьмом рву обитают коварные советчики. Среди них Улисс (Одиссей), его душа заточена в пламя, способное говорить! Так, мы услышали рассказ Улисса о его гибели: жаждущий познать неведомое, он уплыл с горсткой смельчаков на другой конец света, потерпел кораблекрушение и вместе с друзьями утонул вдали от обитаемого людьми мира.

Другой говорящий пламень, в котором скрыта душа не назвавшего себя по имени лукавого советчика, рассказал мне о своём грехе: этот советчик помог римскому папе в одном неправедном деле — рассчитывая на то, что папа отпустит ему его прегрешение. К простодушному грешнику небеса терпимее, чем к тем, кто надеется спастись покаянием. Мы перешли в девятый ров, где казнят сеятелей смуты.

Вот они, зачинщики кровавых раздоров и религиозных смут. Дьявол увечит их тяжёлым мечом, отсекает носы и уши, дробит черепа. Тут и Магомет, и побуждавший Цезаря к гражданской войне Курион, и обезглавленный воин-трубадур Бертран де Борн (голову в руке несёт, как фонарь, а та восклицает: «Горе!»).

Далее я встретил моего родича, сердитого на меня за то, что его насильственная смерть осталась неотомщенной. Затем мы перешли в десятый ров, где алхимики маются вечным зудом. Один из них был сожжён за то, что шутя хвастался, будто умеет летать, — стал жертвой доноса. В Ад же попал не за это, а как алхимик. Здесь же казнятся те, кто выдавал себя за других людей, фальшивомонетчики и вообще лгуны. Двое из них подрались между собой и потом долго бранились (мастер Адам, подмешивавший медь в золотые монеты, и древний грек Синон, обманувший троянцев). Вергилий упрекнул меня за любопытство, с которым я слушал их.

Наше путешествие по Злопазухам заканчивается. Мы подошли к колодцу, ведущему из восьмого круга Ада в девятый. Там стоят древние гиганты, титаны. В их числе Немврод, злобно крикнувший нам что-то на непонятном языке, и Антей, который по просьбе Вергилия спустил на своей огромной ладони нас на дно колодца, а сам тут же распрямился.

Итак, мы на дне вселенной, близ центра земного шара. Перед нами ледяное озеро, в него вмёрзли предавшие своих родных. Одного я случайно задел ногою по голове, тот заорал, а себя назвать отказался. Тогда я вцепился ему в волосы, а тут кто-то окликнул его по имени. Негодяй, теперь я знаю, кто ты, и расскажу о тебе людям! А он: «Ври, что хочешь, про меня и про других!» А вот ледяная яма, в ней один мертвец грызёт череп другому. Спрашиваю: за что? Оторвавшись от своей жертвы, он ответил мне. Он, граф Уголино, мстит предавшему его былому единомышленнику, архиепископу Руджьери, который уморил его и его детей голодом, заточив их в Пизанскую башню. Нестерпимы были их страдания, дети умирали на глазах отца, он умер последним. Позор Пизе! Идём далее. А это кто перед нами? Альбериго? Но он же, насколько я знаю, не умирал, так как же оказался в Аду? Бывает и такое: тело злодея ещё живёт, а душа уже в преисподней.

В центре земли вмёрзший в лёд властитель Ада Люцифер, низверженный с небес и продолбивший в падении бездну преисподней, обезображенный, трехликий. Из первой его пасти торчит Иуда, из второй Брут, из третьей Кассий, Он жуёт их и терзает когтями. Хуже всех приходится самому гнусному предателю — Иуде. От Люцифера тянется скважина, ведущая к поверхности противоположного земного полушария. Мы протиснулись в неё, поднялись на поверхность и увидели звезды.


Чистилище

Да помогут мне Музы воспеть второе царство! Его страж старец Катон встретил нас неприветливо: кто такие? как смели явиться сюда? Вергилий объяснил и, желая умилостивить Катона, тепло отозвался о его жене Марции. При чем здесь Марция? Пройдите к берегу моря, умыться надо! Мы пошли. Вот она, морская даль. А в прибрежных травах — обильная роса. Ею Вергилий смыл с моего лица копоть покинутого Ада.

Из морской дали к нам плывёт управляемый ангелом чёлн. В нем души усопших, которым посчастливилось не попасть в Ад. Причалили, сошли на берег, и ангел уплыл. Тени прибывших столпились вокруг нас, и в одной я узнал своего друга, певца Козеллу. Хотел обнять его, но ведь тень бесплотна — обнял самого себя. Козелла по моей просьбе запел про любовь, все заслушались, но тут появился Катон, на всех накричал (не делом занялись!), и мы заспешили к горе Чистилища.

Вергилий был недоволен собою: дал повод накричать на себя… Теперь нам нужно разведать предстоящую дорогу. Посмотрим, куда двинутся прибывшие тени. А они сами только что заметили, что я-то не тень: не пропускаю сквозь себя свет. Удивились. Вергилий все им объяснил. «Идите с нами», — пригласили они.

Итак, спешим к подножию чистилищной горы. Но все ли спешат, всем ли так уж не терпится? Вон близ большого камня расположилась группа не очень торопящихся к восхождению наверх: мол, успеется; лезь тот, кому неймётся. Среди этих ленивцев я узнал своего приятеля Белакву. Приятно видеть, что он, и при жизни враг всякой спешки, верен себе.

В предгорьях Чистилища мне довелось общаться с тенями жертв насильственной смерти. Многие из них были изрядными грешниками, но, прощаясь с жизнью, успели искренне покаяться и потому не попали в Ад. То-то досада для дьявола, лишившегося добычи! Он, впрочем, нашёл как отыграться: не обретя власти над душою раскаявшегося погибшего грешника, надругался над его убитым телом.

Неподалёку от всего этого мы увидели царственно-величественную тень Сорделло. Он и Вергилий, узнав друг в друге поэтов-земляков (мантуанцев), братски обнялись. Вот пример тебе, Италия, грязный бордель, где напрочь порваны узы братства! Особенно ты, моя Флоренция, хороша, ничего не скажешь… Очнись, посмотри на себя…

Сорделло согласен быть нашим проводником к Чистилищу. Это для него большая честь — помочь высокочтимому Вергилию. Степенно беседуя, мы подошли к цветущей ароматной долине, где, готовясь к ночлегу, расположились тени высокопоставленных особ — европейских государей. Мы издали наблюдали за ними, слушая их согласное пение.

Настал вечерний час, когда желанья влекут отплывших обратно, к любимым, и вспоминаешь горький миг прощанья; когда владеет печаль пилигримом и слышит он, как перезвон далёкий плачет навзрыд о дне невозвратимом… В долину отдыха земных властителей заполз было коварный змей соблазна, но прилетевшие ангелы изгнали его.

Я прилёг на траву, заснул и во сне был перенесён к вратам Чистилища. Охранявший их ангел семь раз начертал на моем лбу одну и ту же букву — первую в слове «грех» (семь смертных грехов; эти буквы будут поочерёдно стёрты с моего лба по мере восхождения на чистилищную гору). Мы вошли во второе царство загробья, ворота закрылись за нами.

Началось восхождение. Мы в первом круге Чистилища, где искупают свой грех гордецы. В посрамление гордыни здесь воздвигнуты изваяния, воплощающие идею высокого подвига — смирения. А вот и тени очищающихся гордецов: при жизни несгибаемые, здесь они в наказание за свой грех гнутся под тяжестью наваленных на них каменных глыб.

«Отче наш…» — эту молитву пели согбенные гордецы. Среди них — художник-миниатюрист Одериз, при жизни кичившийся своей громкой славой. Теперь, говорит, осознал, что кичиться нечем: все равны перед лицом смерти — и ветхий старец, и пролепетавший «ням-ням» младенец, а слава приходит и уходит. Чем раньше это поймёшь и найдёшь в себе силы обуздать свою гордыню, смириться, — тем лучше.

Под ногами у нас барельефы с запечатлёнными сюжетами наказанной гордыни: низверженные с небес Люцифер и Бриарей, царь Саул, Олоферн и другие. Заканчивается наше пребывание в первом круге. Явившийся ангел стёр с моего лба одну из семи букв — в знак того, что грех гордыни мною преодолён. Вергилий улыбнулся мне.

Поднялись во второй круг. Здесь завистники, они временно ослеплены, их бывшие «завидущими» глаза ничего не видят. Вот женщина, из зависти желавшая зла своим землякам и радовавшаяся их неудачам… В этом круге я после смерти буду очищаться недолго, ибо редко и мало кому завидовал. Зато в пройденном круге гордецов — наверное, долго.

Вот они, ослеплённые грешники, чью кровь когда-то сжигала зависть. В тишине громоподобно прозвучали слова первого завистника — Каина: «Меня убьёт тот, кто встретит!» В страхе я приник к Вергилию, и мудрый вождь сказал мне горькие слова о том, что высший вечный свет недоступен завистникам, увлечённым земными приманками.

Миновали второй круг. Снова нам явился ангел, и вот на моем лбу остались лишь пять букв, от которых предстоит избавиться в дальнейшем. Мы в третьем круге. Перед нашими взорами пронеслось жестокое видение человеческой ярости (толпа забила каменьями кроткого юношу). В этом круге очищаются одержимые гневом.

Даже в потёмках Ада не было такой чёрной мглы, как в этом круге, где смиряется ярость гневных. Один из них, ломбардец Марко, разговорился со мной и высказал мысль о том, что нельзя все происходящее на свете понимать как следствие деятельности высших небесных сил: это значило бы отрицать свободу человеческой воли и снимать с человека ответственность за содеянное им.

Читатель, тебе случалось бродить в горах туманным вечером, когда и солнца почти не видно? Вот так и мы… Я почувствовал прикосновение ангельского крыла к моему лбу — стёрта ещё одна буква. Мы поднялись в круг четвёртый, освещаемые последним лучом заката. Здесь очищаются ленивые, чья любовь к благу была медлительной.

Ленивцы здесь должны стремительно бегать, не допуская никакого потворства своему прижизненному греху. Пусть вдохновляются примерами пресвятой девы Марии, которой приходилось, как известно, спешить, или Цезаря с его поразительной расторопностью. Пробежали мимо нас, скрылись. Спать хочется. Сплю и вижу сон…

Приснилась омерзительная баба, на моих глазах превратившаяся в красавицу, которая тут же была посрамлена и превращена в ещё худшую уродину (вот она, мнимая привлекательность порока!). Исчезла ещё одна буква с моего лба: я, значит, победил такой порок, как лень. Поднимаемся в круг пятый — к скупцам и расточителям.

Скупость, алчность, жадность к золоту — отвратительные пороки. Расплавленное золото когда-то влили в глотку одному одержимому жадностью: пей на здоровье! Мне неуютно в окружении скупцов, а тут ещё случилось землетрясение. Отчего? По своему невежеству не знаю…

Оказалось, трясение горы вызвано ликованием по поводу того, что одна из душ очистилась и готова к восхождению: это римский поэт Стаций, поклонник Вергилия, обрадовавшийся тому, что отныне будет сопровождать нас в пути к чистилищной вершине.

С моего лба стёрта ещё одна буква, обозначавшая грех скупости. Кстати, разве Стаций, томившийся в пятом круге, был скуп? Напротив, расточителен, но эти две крайности караются совокупно. Теперь мы в круге шестом, где очищаются чревоугодники. Здесь нехудо бы помнить о том, что христианским подвижникам не было свойственно обжорство.

Бывшим чревоугодникам суждены муки голода: отощали, кожа да кости. Среди них я обнаружил своего покойного друга и земляка Форезе. Поговорили о своём, поругали Флоренцию, Форезе осуждающе отозвался о распутных дамах этого города. Я рассказал приятелю о Вергилии и о своих надеждах увидеть в загробном мире любимую мою Беатриче.

С одним из чревоугодников, бывшим поэтом старой школы, у меня произошёл разговор о литературе. Он признал, что мои единомышленники, сторонники «нового сладостного стиля», достигли в любовной поэзии гораздо большего, нежели сам он и близкие к нему мастера. Между тем стёрта предпоследняя литера с моего лба, и мне открыт путь в высший, седьмой круг Чистилища.

А я все вспоминаю худых, голодных чревоугодников: как это они так отощали? Ведь это тени, а не тела, им и голодать-то не пристало бы. Вергилии пояснил: тени, хоть и бесплотны, точь-в-точь повторяют очертания подразумеваемых тел (которые исхудали бы без пищи). Здесь же, в седьмом круге, очищаются палимые огнём сладострастники. Они горят, поют и восславляют примеры воздержания и целомудрия.

Охваченные пламенем сладострастники разделились на две группы: предававшиеся однополой любви и не знавшие меры в двуполых соитиях. Среди последних — поэты Гвидо Гвиницелли и провансалец Арнальд, изысканно приветствовавший нас на своём наречии.

А теперь нам самим надо пройти сквозь стену огня. Я испугался, но мой наставник сказал, что это путь к Беатриче (к Земному Раю, расположенному на вершине чистилищной горы). И вот мы втроём (Стаций с нами) идём, палимые пламенем. Прошли, идём дальше, вечереет, остановились на отдых, я поспал; а когда проснулся, Вергилии обратился ко мне с последним словом напутствия и одобрения, Все, отныне он замолчит…

Мы в Земном Раю, в цветущей, оглашаемой щебетом птиц роще. Я увидел прекрасную донну, поющую и собирающую цветы. Она рассказала, что здесь был золотой век, блюлась невинность, но потом, среди этих цветов и плодов, было погублено в грехе счастье первых людей. Услышав такое, я посмотрел на Вергилия и Стация: оба блаженно улыбались.

О Ева! Тут было так хорошо, ты ж все погубила своим дерзаньем! Мимо нас плывут живые огни, под ними шествуют праведные старцы в белоснежных одеждах, увенчанные розами и лилиями, танцуют чудесные красавицы. Я не мог наглядеться на эту изумительную картину. И вдруг я увидел её — ту, которую люблю. Потрясённый, я сделал невольное движение, как бы стремясь прижаться к Вергилию. Но он исчез, мой отец и спаситель! Я зарыдал. «Данте, Вергилий не вернётся. Но плакать тебе придётся не по нему. Вглядись в меня, это я, Беатриче! А ты как попал сюда?» — гневно спросила она. Тут некий голос спросил её, почему она так строга ко мне. Ответила, что я, прельщённый приманкой наслаждений, был неверен ей после её смерти. Признаю ли я свою вину? О да, меня душат слезы стыда и раскаяния, я опустил голову. «Подними бороду!» — резко сказала она, не веля отводить от неё глаза. Я лишился чувств, а очнулся погруженным в Лету — реку, дарующую забвение совершенных грехов. Беатриче, взгляни же теперь на того, кто так предан тебе и так стремился к тебе. После десятилетней разлуки я глядел ей в очи, и зрение моё на время померкло от их ослепительного блеска. Прозрев, я увидел много прекрасного в Земном Раю, но вдруг на смену всему этому пришли жестокие видения: чудовища, поругание святыни, распутство.

Беатриче глубоко скорбела, понимая, сколько дурного кроется — в этих явленных нам видениях, но выразила уверенность в том, что силы добра в конечном счёте победят зло. Мы подошли к реке Эвное, попив из которой укрепляешь память о совершенном тобою добре. Я и Стаций омылись в этой реке. Глоток её сладчайшей воды влил в меня новые силы. Теперь я чист и достоин подняться на звезды.


Рай

Из Земного Рая мы с Беатриче вдвоём полетим в Небесный, в недоступные уразумению смертных высоты. Я и не заметил, как взлетели, воззрившись на солнце. Неужели я, оставаясь живым, способен на это? Впрочем, Беатриче этому не удивилась: очистившийся человек духовен, а не отягощённый грехами дух легче эфира.

Друзья, давайте здесь расстанемся — не читайте дальше: пропадёте в бескрайности непостижимого! Но если вы неутолимо алчете духовной пищи — тогда вперёд, за мной! Мы в первом небе Рая — в небе Луны, которую Беатриче назвала первою звездою; погрузились в её недра, хотя и трудно представить себе силу, способную вместить одно замкнутое тело (каковым я являюсь) в другое замкнутое тело (в Луну).

В недрах Луны нам встретились души монахинь, похищенных из монастырей и насильно выданных замуж. Не по своей вине, но они не сдержали данного при пострижении обета девственности, и поэтому им недоступны более высокие небеса. Жалеют ли об этом? О нет! Жалеть значило бы не соглашаться с высшей праведной волей.

А все-таки недоумеваю: чем же они виноваты, покорясь насилию? Почему им не подняться выше сферы Луны? Винить надо не жертву, а насильника! Но Беатриче пояснила, что и жертва несёт известную ответственность за учинённое над нею насилие, если, сопротивляясь, не проявила героической стойкости.

Неисполнение обета, утверждает Беатриче, практически невозместимо добрыми делами (слишком уж много надо их сделать, искупая вину). Мы полетели на второе небо Рая — к Меркурию. Здесь обитают души честолюбивых праведников. Это уже не тени в отличие от предшествующих обитателей загробного мира, а светы: сияют и лучатся. Один из них вспыхнул особенно ярко, радуясь общению со мною. Оказалось, это римский император, законодатель Юстиниан. Он сознаёт, что пребывание в сфере Меркурия (и не выше) — предел для него, ибо честолюбцы, делая добрые дела ради собственной славы (то есть любя прежде всего себя), упускали луч истинной любви к божеству.

Свет Юстиниана слился с хороводом огней — других праведных душ. Я задумался, и ход моих мыслей привёл меня к вопросу: зачем Богу-Отцу было жертвовать сыном? Можно же было просто так, верховною волей, простить людям грех Адама! Беатриче пояснила: высшая справедливость требовала, чтобы человечество само искупило свою вину. Оно на это неспособно, и пришлось оплодотворить земную женщину, чтобы сын (Христос), совместив в себе человеческое с божеским, смог это сделать.

Мы перелетели на третье небо — к Венере, где блаженствуют души любвеобильных, сияющие в огненных недрах этой звезды. Один из этих духов-светов — венгерский король Карл Мартелл, который, заговорив со мной, высказал мысль, что человек может реализовать свои способности, лишь действуя на поприще, отвечающем потребностям его натуры: плохо, если прирождённый воин станет священником…

Сладостно сияние других любвеобильных душ. Сколько здесь блаженного света, небесного смеха! А внизу (в Аду) безотрадно и угрюмо густели тени… Один из светов заговорил со мной (трубадур Фолько) — осудил церковные власти, своекорыстных пап и кардиналов. Флоренция — город дьявола. Но ничего, верит он, скоро станет лучше.

Четвёртая звезда — Солнце, обиталище мудрецов. Вот сияет дух великого богослова Фомы Аквинского. Он радостно приветствовал меня, показал мне других мудрецов. Их согласное пение напомнило мне церковный благовест.

Фома рассказал мне о Франциске Ассизском — втором (после Христа) супруге Нищеты. Это по его примеру монахи, в том числе его ближайшие ученики, стали ходить босыми. Он прожил святую жизнь и умер — голый человек на голой земле — в лоне Нищеты.

Не только я, но и светы — духи мудрецов — слушали речь Фомы, прекратив петь и кружиться в танце. Затем слово взял францисканец Бонавентура. В ответ на хвалу своему учителю, возданную доминиканцем Фомой, он восславил учителя Фомы — Доминика, земледельца и слугу Христова. Кто теперь продолжил его дело? Достойных нет.

И опять слово взял Фома. Он рассуждает о великих достоинствах царя Соломона: тот попросил себе у Бога ума, мудрости — не для решения богословских вопросов, а чтобы разумно править народом, то есть царской мудрости, каковая и была ему дарована. Люди, не судите друг о друге поспешно! Этот занят добрым делом, тот — злым, но вдруг первый падёт, а второй восстанет?

Что будет с обитателями Солнца в судный день, когда духи обретут плоть? Они настолько ярки и духовны, что трудно представить их материализованными. Закончено наше пребывание здесь, мы прилетели к пятому небу — на Марс, где сверкающие духи воителей за веру расположились в форме креста и звучит сладостный гимн.

Один из светочей, образующих этот дивный крест, не выходя за его пределы, подвигся книзу, ближе ко мне. Это дух моего доблестного прапрадеда, воина Каччагвиды. Приветствовал меня и восхвалил то славное время, в которое он жил на земле и которое — увы! — миновало, сменившись худшим временем.

Я горжусь своим предком, своим происхождением (оказывается, не только на суетной земле можно испытывать такое чувство, но и в Раю!). Каччагвида рассказал мне о себе и о своих предках, родившихся во Флоренции, чей герб — белая лилия — ныне окрашен кровью.

Я хочу узнать у него, ясновидца, о своей дальнейшей судьбе. Что меня ждёт впереди? Он ответил, что я буду изгнан из Флоренции, в безотрадных скитаниях познаю горечь чужого хлеба и крутизну чужих лестниц. К моей чести, я не буду якшаться с нечистыми политическими группировками, но сам себе стану партией. В конце же концов противники мои будут посрамлены, а меня ждёт триумф.

Каччагвида и Беатриче ободрили меня. Закончено пребывание на Марсе. Теперь — с пятого неба на шестое, с красного Марса на белый Юпитер, где витают души справедливых. Их светы складываются в буквы, в буквы — сначала в призыв к справедливости, а затем в фигуру орла, символ правосудной имперской власти, неведомой, грешной, исстрадавшейся земле, но утверждённой на небесах.

Этот величественный орёл вступил со мной в разговор. Он называет себя «я», а мне слышится «мы» (справедливая власть коллегиальна!). Ему понятно то, что сам я никак не могу понять: почему Рай открыт только для христиан? Чем же плох добродетельный индус, вовсе не знающий Христа? Так и не пойму. А и то правда, — признает орёл, — что дурной христианин хуже славного перса или эфиопа.

Орёл олицетворяет идею справедливости, и у него не когти и не клюв главное, а всезрящее око, составленное из самых достойных светов-духов. Зрачок — душа царя и псалмопевца Давида, в ресницах сияют души дохристианских праведников (а ведь я только что оплошно рассуждал о Рае «только для христиан»? Вот так-то давать волю сомнениям!).

Мы вознеслись к седьмому небу — на Сатурн. Это обитель созерцателей. Беатриче стала ещё красивее и ярче. Она не улыбалась мне — иначе бы вообще испепелила меня и ослепила. Блаженные духи созерцателей безмолвствовали, не пели — иначе бы оглушили меня. Об этом мне сказал священный светоч — богослов Пьетро Дамьяно.

Дух Бенедикта, по имени которого назван один из монашеских орденов, гневно осудил современных своекорыстных монахов. Выслушав его, мы устремились к восьмому небу, к созвездию Близнецов, под которым я родился, впервые увидел солнце и вдохнул воздух Тосканы. С его высоты я взглянул вниз, и взор мой, пройдя сквозь семь посещённых нами райских сфер, упал на смехотворно маленький земной шарик, эту горстку праха со всеми её реками и горными кручами.

В восьмом небе пылают тысячи огней — это торжествующие духи великих праведников. Упоённое ими, зрение моё усилилось, и теперь даже улыбка Беатриче не ослепит меня. Она дивно улыбнулась мне и вновь побудила меня обратить взоры к светозарным духам, запевшим гимн царице небес — святой деве Марии.

Беатриче попросила апостолов побеседовать со мной. Насколько я проник в таинства священных истин? Апостол Петр спросил меня о сущности веры. Мой ответ: вера — довод в пользу незримого; смертные не могут своими глазами увидеть то, что открывается здесь, в Раю, — но да уверуют они в чудо, не имея наглядных доказательств его истинности. Петр остался доволен моим ответом.

Увижу ли я, автор священной поэмы, родину? Увенчаюсь ли лаврами там, где меня крестили? Апостол Иаков задал мне вопрос о сущности надежды. Мой ответ: надежда — ожидание будущей заслуженной и дарованной Богом славы. Обрадованный Иаков озарился.

На очереди вопрос о любви. Его мне задал апостол Иоанн. Отвечая, я не забыл сказать и о том, что любовь обращает нас к Богу, к слову правды. Все возликовали. Экзамен (что такое Вера, Надежда, Любовь?) успешно завершился. Я увидел лучащуюся душу праотца нашего Адама, недолго жившего в Земном Раю, изгнанного оттуда на землю; после смерти долго томившегося в Лимбе; затем перемещённого сюда.

Четыре света пылают передо мной: три апостола и Адам. Вдруг Петр побагровел и воскликнул: «Земной захвачен трон мой, трон мой, трон мой!» Петру ненавистен его преемник — римский папа. А нам пора уже расставаться с восьмым небом и возноситься в девятое, верховное и кристальное. С неземной радостью, смеясь, Беатриче метнула меня в&nb

www.allsoch.ru

Краткое содержание «Божественная комедия» Данте

В ночь перед Страстной пятницей в 1300 году Данте, которому на этот момент было всего 35 лет, потерялся в лесу, от чего находился в сильном испуге. От туда ему открывается вид на горы, и он пытается взобраться на них, однако ему на пути встает лев, волчица и леопард и Данте приходиться возвратиться обратно в густую чащу. В лесу его ждет встреча с духом Вергилием, который говорит, что сможет провести его в Рай через круги чистилища и Ада. Герой согласен и ступает вслед за Вергилием через Ад.

За стенами Ада слышен стон потерянных душ, которые во время существования небыли ни добры, ни злы. Дальше открывается вид на реку Ахерон. Она является местом для перевозки мертвецов демоном Хароном на первый круг ада, который называется Лимб. В Лимбе держат души мудрых, писателей, и малышей, которые не были крещенными. Они мучаются, так как для них нет пути в рай. Здесь Данте вместе с Вергилием смог пройти и поговорить со знаменитыми писателями и встречает Гомера.

Спускаясь ниже, к следующему кругу ада, герои наблюдают демона Миноса, который занимается определением того, какого грешника куда отправить. Здесь они видят, как души сладострастников куда-то уносятся. Среди них Елена Прекрасная и Клеопатра, которые погибли в результате собственной страсти.

На третьем кругу ада, путешественникам встречается Цербер – пес. На этом кругу в грязи под дождем находятся души тех, чьи грехом является обжорство. Здесь же Данте встречает своего земляка – Чакко, который просит героя сделать напоминание живущим на земле о нем. На четвертом кругу происходят казнь для скупых и тех, кто был слишком расточителен, они находятся под охраной демона Плутоса. Пятый круг является местом мучений для тех, кто был ленив и гневался.

После пятого круга путешественники оказываются возле башни, которая окружена водоемом. Через него они перебираются с помощью демона Флегия. Переплыв водоем, Данте и Вергилий оказываются в адском городе Дит, но они не могут попасть в него, так как город охраняем мертвой нечистью. Пройти дальше им помог небесный посланник, который внезапно появился у входа в город и обуздал злобу мертвецов. В городе перед путниками предстали гробницы в огне, откуда доносились стоны еретиков. Перед спуском из шестого круга в следующий круг Вергилий рассказывает герою про то, как устроены оставшиеся три круга, которые к центру земли начинают сужаться.

Круг седьмой располагается посредине гор, под охраной Минотавра. Посреди этого круга находиться кровяной поток бурлящий, в нем страшно мучаются те, кто был разбойником или тираном. Вокруг находятся заросли, это души тех, кто совершил самоубийство.

Далее идет восьмой круг, который состоит из 10 рвов, которые называются Злопазухи. В каждом из них мучаются соблазнители женщин, льстецы, колдуны, прорицатели, взяточники, воры, коварные советчики и сеятели смуты. У десятого рва путники спустились через колодец и оказались у центра земного шара. Там они предстали перед ледяным озером, где вмерзшими стоят те, кто предавал своих родных. По центру озера находился Люцифер, король ада. От него проходит небольшой проход, который ведет к другому полушарию земли. Путники прошли через нее, и пришли к чистилищу.

Чистилище

Оказавшись в чистилище, путники умылись в воде, и увидели, как к ним подплыл челн с душами, не попавшими в ад, им управлял ангел. Путники на нем доплыли до подножья горы Чистилища. Здесь им удалось побеседовать с теми, кто перед тем как умереть успел искренне раскаяться в грехах и поэтому не попал в ад. Далее герой засыпает, и его переносят к вратам чистилища.

В чистилище от своих грехов очищаются гордецы, завистники, одержимые злостью, ленивые, те, кто был слишком расточителен и скуп, чревоугодники и сладострастники. Пройдя через круги этого места, Данте попадает к стене, которая горит, через которую он должен пройти, чтобы попасть в Рай. Пройдя эту стену, Данте попадает в Рай. Он встречает старцев белоснежных одеждах, все танцуют и веселятся. Здесь он замечает любимую Беатриче, а потом лишается чувств. Через мгновение, Данте просыпается в реке забвения грехов – Лету. Герой подходит к Эвное, реке, которая способствует укреплению памяти о сделанном добре, он отмывается в ней и теперь он достоин того, чтобы подняться к звездам.

Путешествие героя теперь продолжается вместе с любимой, и они поднимаются в Небесные круги. Сразу же им встречаются монахини, их души, которых насильно выдали замуж. Далее они увидели сияющие души праведных. На третьем небе находятся души любвеобильных. Четвёртое небо является местом обитания душ мудрецов. Далее обитают души справедливых.

Путешественники поднялись, наконец, к седьмому небу и оказались на Сатурне.

Далее герой поднялся и начал разговаривать с духами праведных о таких понятиях, как любовь, вера и надежда. На девятом кругу первое, что открылось путникам, была солнечная точка, которая представляла собой божество. Далее Данте вознесся в Эмпирей, наивысшую точку во Вселенной, где он увидел старца, потом отправили его еще выше. Старец, которого звали Бернард, стал учителем Данте и вдвоем они остались здесь, где сияют души младенцев. Здесь, Данте увидел божество и обрел наивысшую истину.

school-essay.ru

Краткое содержание «Божественная комедия» Алигьери Д.

АД

На полдороге жизни я — Данте — заблудился в дремучем лесу. Страшно, кругом дикие звери — аллегории пороков; деться некуда. И тут является призрак, оказавшийся тенью любимого мною древнеримского поэта Вергилия. Прошу его о помощи. Он обещает увести меня отсюда в странствия по загробному миру, с тем чтобы я увидел Ад, Чистилище и Рай. Я готов следовать за ним.

Да, но по силам ли мне такое путешествие? Я оробел и заколебался. Вергилий укорил меня, рассказав, что сама Беатриче (моя покойная возлюбленная) снизошла к нему из Рая в Ад и просила быть моим проводником в странствиях по загробью. Если так, то нельзя колебаться, нужна решимость. Веди меня, мой учитель и наставник!

Над входом в Ад надпись, отнимающая всякую надежду у входящих. Мы вошли. Здесь, прямо за входом, стонут жалкие души не творивших при жизни ни добра, ни зла. Далее река Ахерон. Через нее свирепый Харон перевозит на лодке мертвецов. Нам — с ними. «Но ты же не мертвец!» — гневно кричит мне Харон. Вергилий усмирил его. Поплыли. Издали слышен грохот, дует ветер, сверкнуло пламя. Я лишился чувств…

Первый круг Ада — Лимб. Тут томятся души некрещеных младенцев и славных язычников — воителей, мудрецов, поэтов (в их числе и Вергилия). Они не мучаются, а лишь скорбят, что им как нехристианам нет места в Раю. Мы с Вергилием примкнули к великим поэтам древности, первый из которых Гомер. Степенно шли и говорили о неземном.

У спуска во второй круг подземного царства демон Минос определяет, какого грешника в какое место Ада надлежит низвергнуть. На меня он отреагировал так же, как Харон, и Вергилий также его усмирил. Мы увидели уносимые адским вихрем души сладострастников (Клеопатра, Елена Прекрасная и др.). Среди них Франческа, и здесь неразлучная со своим любовником. Безмерная взаимная страсть привела их к трагической гибели. Глубоко сострадая им, я вновь лишился чувств.

В круге третьем свирепствует звероподобный бес Цербер. Залаял было на нас, но Вергилий усмирил и его. Здесь валяются в грязи, под тяжелым ливнем, души грешивших обжорством. Среди них мой земляк, флорентиец Чакко. Мы разговорились о судьбах родного города. Чакко попросил меня напомнить о нем живым людям, когда вернусь на землю.

Демон, охраняющий четвертый круг, где казнятся расточители и скупцы (среди последних много духовных лиц — папы, кардиналы), — Плутос. Вергилию тоже пришлось его осадить, чтобы отвязался. Из четвертого спустились в пятый круг, где мучаются гневные и ленивые, погрязшие в болотах Стигийской низины. Подошли к некой башне.

Это целая крепость, вокруг нее обширный водоем, в челне — гребец, демон Флегий. После очередной перебранки сели к нему, плывем. Какой-то грешник попытался уцепиться за борт, я его обругал, а Вергилий отпихнул. Перед нами адский город Дит. Всякая мертвая нечисть мешает нам в него войти. Вергилий, оставив меня (ох, страшно одному!), пошел узнать, в чем дело, вернулся озабоченный, но обнадеженный.

А тут еще и адские фурии перед нами предстали, угрожая. Выручил внезапно явившийся небесный посланник, обуздавший их злобу. Мы вошли в Дит. Всюду объятые пламенем гробницы, из которых доносятся стоны еретиков. По узкой дороге пробираемся между гробницами.

Из одной гробницы вдруг выросла могучая фигура. Это Фарината, мои предки были его политическими противниками. Во мне, услышав мою беседу с Вергилием, он угадал по говору земляка. Гордец, казалось, он презирает всю бездну Ада. Мы заспорили с ним, а тут из соседней гробницы высунулась еще одна голова: да это же отец моего друга Гвидо! Ему померещилось, что я мертвец и что сын его тоже умер, и он в отчаянии упал ниц. Фарината, успокой его: жив Гвидо!

Близ спуска из шестого круга в седьмой, над могилой папы-еретика Анастасия, Вергилий объяснил мне устройство оставшихся трех кругов Ада, сужающихся книзу (к центру земли), и какие грехи в каком поясе какого круга караются.

Седьмой круг сжат горами и охраняем демоном-полубыком Минотавром, грозно заревевшим на нас. Вергилий прикрикнул на него, и мы поспешили отойти подальше. Увидели кипящий кровью поток, в котором шпарятся тираны и разбойники, а с берега в них кентавры стреляют из луков. Кентавр Несс стал нашим провожатым, рассказал о казнимых насильниках и помог перейти кипящую реку вброд.

Кругом колючие заросли без зелени. Я сломал какую-то ветку, а из нее заструилась черная кровь, и ствол застонал. Оказывается, эти кусты — души самоубийц (насильников над собственной плотью). Их клюют адские птицы Гарпии, топчут мимо бегущие мертвецы, причиняя им невыносимую боль. Один растоптанный куст попросил меня собрать сломанные сучья и вернуть их ему. Выяснилось, что несчастный — мой земляк. Я выполнил его просьбу, и мы пошли дальше. Видим — песок, на него сверху слетают хлопья огня, опаляя грешников, которые кричат и стонут, — все, кроме одного: тот лежит молча. Кто это? Царь Капаней, гордый и мрачный безбожник, сраженный богами за свою строптивость. Он и сейчас верен себе: либо молчит, либо громогласно клянет богов. «Ты сам себе мучитель!» — перекричал его Вергилий…

 

А вот навстречу нам, мучимые огнем, движутся души новых грешников. Среди них я с трудом узнал моего высокочтимого учителя Брунетто Латини. Он среди тех, кто повинен в склонности к однополой любви. Мы разговорились. Брунетто предсказал, что в мире живых ждет меня слава, но будут и многие тяготы, перед которыми нужно устоять. Учитель завещал мне беречь его главное сочинение, в котором он жив, — «Клад».

И еще трое грешников (грех — тот же) пляшут в огне. Все флорентийцы, бывшие уважаемые граждане. Я поговорил с ними о злосчастиях нашего родного города. Они просили передать живым землякам, что я видел их. Затем Вергилий цовел меня к глубокому провалу в восьмой круг. Нас спустит туда адский зверь. Он уже лезет к нам оттуда.

Это пестрый хвостатый Герион. Пока он готовится к спуску, есть еще время посмотреть на последних мучеников седьмого круга — ростовщиков, мающихся в вихре пылающей пыли. С их шей свисают разноцветные кошельки с разными гербами. Разговаривать я с ними не стал. В путь! Усаживаемся с Вергилием верхом на Гериона и — о ужас! — плавно летим в провал, к новым мукам. Спустились. Герион тотчас же улетел.

Восьмой круг разделен на десять рвов, называемых Злопазухами. В первом рву казнятся сводники и соблазнители женщин, во втором — льстецы. Сводников зверски бичуют рогатые бесы, льстецы сидят в жидкой массе смрадного кала — вонь нестерпимая. Кстати, одна шлюха наказана здесь не за то, что блудила, а за то, что льстила любовнику, говоря, что ей хорошо с ним.

Следующий ров (третья пазуха) выложен камнем, пестреющим круглыми дырами, из которых торчат горящие ноги высокопоставленных духовных лиц, торговавших церковными должностями. Головы же и туловища их зажаты скважинами каменной стены. Их преемники, когда умрут, будут так же на их месте дрыгать пылающими ногами, полностью втеснив в камень своих предшественников. Так объяснил мне папа Орсини, поначалу приняв меня за своего преемника.

В четвертой пазухе мучаются прорицатели, звездочеты, колдуньи. У них скручены шеи так, что, рыдая, они орошают себе слезами не грудь, а зад. Я и сам зарыдал, увидев такое издевательство над людьми, а Вергилий пристыдил меня: грех жалеть грешников! Но и он с сочувствием рассказал мне о своей землячке, прорицательнице Манто, именем которой была названа Мантуя — родина моего славного наставника.

Пятый ров залит кипящей смолой, в которую черти Злохваты, черные, крылатые, бросают взяточников и следят, чтобы те не высовывались, а не то подденут грешника крючьями и отделают так, что хуже всякой смолы. У чертей клички: Злохвост, Косокрылый и пр. Часть дальнейшего пути нам придется пройти в их жуткой компании. Они кривляются, показывают языки, их шеф произвел задом оглушительный непристойный звук. Ну и звук! Я такого еще не слыхивал. Мы идем с ними вдоль канавы, грешники ныряют в смолу — прячутся, а один замешкался, и его тут же вытащили крючьями, собираясь терзать, но позволили прежде нам побеседовать с ним. Бедняга хитростью усыпил бдительность Злохватов и нырнул обратно — поймать его не успели. Раздраженные черти подрались между собой, двое свалились в смолу. В суматохе мы поспешили удалиться, но не тут-то было! Они летят за нами. Вергилий, подхватив меня, еле-еле успел перебежать в шестую пазуху, где они не хозяева. Здесь лицемеры изнывают под тяжестью свинцовых позолоченных одежд. А вот распятый (прибитый к земле колами) иудейский первосвященник, настаивавший на казни Христа. Его топчут ногами отяжеленные свинцом лицемеры.

Труден был переход: скалистым путем — в седьмую пазуху. Тут обитают воры, кусаемые чудовищными ядовитыми змеями. От этих укусов они рассыпаются в прах, но тут же восстанавливаются в своем обличье. Среди них Ванни Фуччи, обокравший ризницу и сваливший вину на другого. Человек грубый и богохульствующий: Бога послал «на фиг», воздев кверху два кукиша. Тут же на него набросились змеи (люблю их за это). Потом я наблюдал, как некий змей сливался воедино с одним из воров, после чего принял его облик и встал на ноги, а вор уполз, став пресмыкающимся гадом. Чудеса! Таких метаморфоз не отыщете и у Овидия.

Ликуй, Флоренция: эти воры — твое отродье! Стыдно… А в восьмом рву обитают коварные советчики. Среди них Улисс (Одиссей), его душа заточена в пламя, способное говорить! Так, мы услышали рассказ Улисса о его гибели: жаждущий познать неведомое, он уплыл с горсткой смельчаков на другой конец света, потерпел кораблекрушение и вместе с друзьями утонул вдали от обитаемого людьми мира.

Другой говорящий пламень, в котором скрыта душа не назвавшего себя по имени лукавого советчика, рассказал мне о своем грехе: этот советчик помог римскому папе в одном неправедном деле — в расчете на то, что папа отпустит ему его прегрешение. К простодушному грешнику небеса терпимее, чем к заранее рассчитывающему спастись покаянием. Мы перешли в девятый ров, где казнятся сеятели смуты.

Вот они, зачинщики кровавых раздоров и религиозных смут. Дьявол увечит их тяжелым мечом, отсекает носы и уши, дробит черепа. Тут и Магомет, и побуждавший Цезаря к гражданской войне Курион, и обезглавленный воин-трубадур Бертран де Борн (голову в руке несет, как фонарь, а та восклицает: «Горе!»).

Далее я встретил моего родича, сердитого на меня за то, что его насильственная смерть осталась неотомщенной. Затем мы перешли в десятый ров, где алхимики страждут от вечного зуда. Один из них был сожжен за то, что шутя хвастался, будто умеет летать; стал жертвой доноса. В Ад же попал не за это, а как алхимик. Здесь же казнятся те, кто выдавал себя за других людей, фальшивомонетчики и вообще лгуны. Двое из них подрались между собой и потом долго бранились (мастер Адам, подмешивавший медь в золотые монеты, и древний грек Синон, обманувший троянцев). Вергилий упрекнул меня за любопытство, с которым я слушал их.

Наше путешествие по Злопазухам заканчивается. Мы подошли к колодцу, ведущему из восьмого круга Ада в девятый. Там стоят древние гиганты, титаны. В их числе Немврод, злобно крикнувший нам что-то на непонятном языке, и Антей, который по просьбе Вергилия спустил на своей огромной ладони нас на дно колодца, а сам тут же распрямился.

Итак, мы на дне вселенной, близ центра земного шара. Перед нами ледяное озеро, в него вмерзли предавшие своих родных. Одного я случайно задел ногою по голове, тот заорал, а себя назвать отказался. Тогда я вцепился ему в волосы, а тут кто-то окликнул его по имени. Все, негодяй, теперь я знаю, кто ты, и расскажу о тебе людям. А он: «Ври, что хочешь, про меня и про других!» А вот ледяная яма, в ней один мертвец грызет череп другому. Спрашиваю: за что? Оторвавшись от своей жертвы, он ответил мне. Он, граф Уголино, мстит предавшему его былому единомышленнику, архиепископу Руджьери, который уморил его и его детей голодом, заточив их в Пизанскую башню. Нестерпимы были их страдания, дети умирали на глазах отца, он умер последним. Позор Пизе! Идем далее. А это кто перед нами? Альбериго? Но он же, насколько я знаю, не умирал, так как же оказался в Аду? Бывает и такое: тело злодея еще живет, а душа уже в преисподней.

В центре земли вмерзший в лед властитель Ада Люцифер, низверженный с небес и продолбивший в падении бездну преисподней, обезображенный, трехликий. Из первой его пасти торчит Иуда, из второй Брут, из третьей Кассий. Он жует их и терзает когтями. Хуже всех приходится самому гнусному предателю — Иуде. От Люцифера тянется скважина, ведущая к поверхности противоположного земного полушария. Мы протиснулись в нее, поднялись на поверхность и увидели звезды.

lit-helper.com

Божественная комедия

Ад
Данте, стоя на полдороге жизни, совершенно заблудился, будучи в дремучем лесу. Было очень страшно, окружали дикие звери — аллегория пороков; деться было некуда. Тут неожиданно возникает призрак, который был тенью любимого мною, по сей день древнеримского поэта Вергилия. Я молю его о помощи. Он дает мне обещание проводить меня в странствие по загробному миру, чтобы я смог увидеть своими глазами Рай, Ад и Чистилище. Я готов идти за ним.
А под силу ли мне будет подобное путешествие? Я немного оробел и стал колебаться. Вергилий меня укорил, сказав, что даже Беатриче (моя теперечи покойная любовь) спустилась к нему самого из Рая в Ад и просила меня быть её проводником для путешествия по загробному миру. Если это на самом деле так, то колебаться никак нельзя, нужно быть решительным. Проводи меня в загробный мир, мой наставник и учитель.


Над входом в ад располагалась надпись, которая напрочь отнимает всю надежду у входящих туда. Мы проследовали. Здесь, сразу за входом стонут жалкие душонки людей, не делавших при жизни ни зла, ни добра. После течет река Ахерон. Через эту реку Харон на лодке перевозит мертвецов. Нам нужно поехать с ним. «Но ведь ты не мертв!» — с гневом кричит на меня Харон. Усмирить его удается только Вергилию. Мы поплыли. Издали слышится грохот, сверкает пламя и дует сильный ветер. Я почти сразу лишился чувств…
Первым кругом ада является Лимб. Тут находятся души некрещеных младенцев и ранее славных язычников — поэтов, воителей, мудрецов (среди них был и Вергилия). Они не подвержены мучениям и лишь скорбят, что, таким как они, нехристианам нет места в Раю. Мы вместе с Вергилием примкнули другим великим поэтам древности, одним из них был Гомер. Они шли степенно и рассуждали о неземном.
Перед тем как спуститься во второй круг в подземном царстве демон Минос смотрел, кого из грешников в какой круг ада следует отправить. На мое появление он отреагировал точно так же как и Харон, но Вергилий смог усмирить его. Нам было видно, как уносятся адским вихрем души всех сладострастников (Елена Прекрасная, Клеопатра и многие другие). Среди них находилась Франческа, неразлучная и здесь со своим любовником. К трагической гибели привела их та самая безмерная взаимная страсть. Сильно сострадая им, я опять оказался без сознания.
В третьем круге свирепствовал звероподобный пес Цербер. Он начал лаять на нас, но Вергилий сумел усмирить и его. Здесь всех валяли в грязи, под тяжелым ливнем, это были души, которые при жизни грешили обжорством. Среди этих душ я увидел своего земляка, флорентийца Чакко. Мы с ним разговорились о судьбе родного города. Чакко попросил меня, когда я вернусь обратно, напомнить о нем всем живым людям.
Плутос был демоном, который охранял четвертый круг ада, там казнили Скупцов и расточителей (среди них было большое количество духовных лиц — кардиналы, папы). Вергилию опять пришлось осадить демона, чтоб тот отстал от меня. Из четвертого круга мы опустились в пятый, где мучились ленивые и гневные, которые погрязли в глубоких болотах Стигийской низины. Приблизились мы к башне.
Это была целая крепость, вокруг которой находился большой водоем. По водоему в челне передвигался гребец, демон Флегий. После того как была закончена очередная перебранка мы погрузились в челну и поплыли. Один из грешников попытался ухватиться за борт, я обругал его, а Вергилий быстро спихнул. Перед нами предстал адский город Дит. В него мешала войти разная мертвая нечисть. Вергилий меня оставил (ох как мне было страшно одному!) и отправился разузнать, в чем дело, вернулся очень озабоченный и в тоже время обнадеженный.
В это же время предстали перед нами адские фурии и стали угрожать. Выручить нас смог лишь небесный посланник, внезапно возникший и обуздавший злобу. Мы смогли войти в Дит. Всюду располагались гробницы, объятые пламенем, из них постоянно доносились стоны еретиков. Между гробниц мы пробирались по узкой дороге.


Из одной гробницы неожиданно выскочила очень мужественная фигура. Это была Фарината, мои предки являлись его политическими противниками. Услышав мой разговор с Вергилием, по говору он узнал во мне своего земляка. Он был гордецом, и возникало ощущение, что он презирал всю бездну Ада. Мы начали с ним спор и тут из горницы, стоящей рядом, высунулась еще одна из голов: да ведь это же был отец моего близкого друга Гвидо! Ему привиделось, что я уже мертв и что сын его тоже скончался, и он моментально упал ниц. Фарината, пожалуйста, успокой его, сын у него не умер.
Около спуска из шестого в седьмой круг прямо над могилой папы-еретика, Вергилий попытался рассказать мне, как устроены оставшиеся три круга ада, которые сужались книзу, приближаясь к центру земли. Поведал, в каком круге, карают за какие грехи.


Седьмой круг сжат горными хребтами и охраняется демоном -полубыком Минотавром, который грозно завыл на нас. Вергилий на него прикрикнул, и мы побыстрее ушли от него подальше. Увидели кровью кипящий поток, в нем варились разбойники и тираны, а с берега кентавры стреляли из луков. Кентавр Несс вызвался быть провожатым для нас, повел рассказ о казнимых здесь насильниках и дал возможность перейти вброд кипящую реку.
Вокруг нас были колючие зеленые заросли. Я надломил одну ветку и увидел, как из неё начала струиться черная кровь, а ствол начал стонать. Оказалось, что кустами являются души самоубийц (насильников над своей собственной плотью). Их постоянно клюют птицы из ада Гарпии и топчут мертвецы, пробегающие мимо, все это причиняет им ужасную невыносимую боль. Один из растоптанных кустов попросил меня дать все сломанные сучки, валявшиеся рядом. Как позже выяснилось, он являлся моим земляком. Я быстро исполнил его просьбу, и мы отправились дальше. Увидели песок, на который сверху опускаются хлопья огня, каждый раз опаляя грешников, и те стонут и кричат. Только один молчит. Как оказалось, это был царь Капаней, мрачный и гордый безбожник, он был сражен богами за свою большую строптивость. Он и по сей день остается верным себе: или все время молчит или громко клянет богов. «Ты сам для себя стал мучителем!» — попытался перекричать его Вергилий…
И вот уже навстречу нам двигались души новых грешников. Я среди них смог распознать, хоть и с трудом, своего старого учителя Брунетто Латини. Он был среди повинных в склонности к однополой любви. Мы немного поговорили, и Брунетто сказал мне, что в мире живых меня ожидает большая слава, но предстоят и тяготы, перед которыми я должен буду устоять. Учитель просил меня сберечь его главное сочинение, в котором он был жив — «Клад».
Еще три грешника плясали в огне. Все они, когда то были флорентийцами и уважаемыми гражданами. Я немного поговорил с ними о том, что ожидает родной город. Они просили всем живым землякам передать, что я видел их. Потом Вергилий подвел меня к глубокому подвалу — это был восьмой круг. Нас пропустил туда адский зверь и лез к нам оттуда.
Это был хвостатый пестрый Герион. Пока он готовился к спуску, у нас было время увидеть последних мучеников в седьмом круге, это были ростовщики, которые маялись в вихре пылающей пыли. У каждого на шее был разноцветный кошелек с разным гербом. Вступать в разговор я с ними не стал. Мы отправились дальше. Мы уселись верхом на Гериона и плавно полетели в провал, вперед к новым мукам. Когда спуск был окончен, Герион вернулся обратно.
Восьмой круг ада был разделен на десять рвов, которые назывались Злопазухами. В первом рву казнили соблазнителей женщин и сводников, во втором — льстецов. Сводников по-зверски бичевали рогатые бесы, а льстецы находятся в жидкой массе вонючего кала и оттуда исходит нестерпимая вонь. Одна шлюха была тоже направлена для наказания сюда, потому что блудила и льстила своим любовникам, говоря, что ними ей хорошо.


Третий ров был выложен камнем, имеющим круглые дыры, из них торчали горящие ноги высокопоставленных лиц духовенства, которые занимались торговлей церковными должностями. А их головы и туловища были зажаты скважинами в каменной стене. А х преемники после смерти тоже окажутся на их месте и будут дрыгать ногами. Такое объяснение дал нам папа Орсини, принявший за своего преемника меня.


В четвертом рве мучились все колдуньи, звездочеты и прорицатели. У них были скручены шеи таким образом, что рыдая, они орошали слезами свой зад, а не грудь. Я сам разрыдался, когда увидел такое измывательство над людьми, а Вергилий сказал мне, что грешников жалеть — это большой грех. И он с большим сочувствием поведал мне историю о своей землячке Манто, которая была прорицательницей, её именем назвали родину моего наставника — Мантуя.


Пятый ров был наполнен кипящей смолой, в который крылатые черные черти Злохваты помещали взяточников и следили, чтоб они не смели высовываться, а то его поддевали крюками и отделывали жестоким образом. У чертей были клички: Косокрылый, Злохвост и др. Некоторую часть дальнейшего пути мы будем идти вместе с ними. Они постоянно кривлялись и показывали языки, а их шеф произвел своим задом вообще непристойный звук. Такого я еще никогда не слышал. Мы следуем с ними вдоль канавы, в которой грешники ныряют в кипящую смолу и прячутся, а один не успел, и его немедленно подцепили на крючья и хотели начать терзать, но прежде разрешили нам поговорить с ним. Бедняга поступил очень хитро и сумел усыпить бдительность Злохватов и умудрился нырнуть обратно в смолу, где его уже не могли разыскать. Черти были раздражены и начали драться, двое из них тоже угодили в смолу. Мы в это время поспешили удалиться, но не успели. Они полетели за нами. Вергилий успел меня подхватить, и мы еле успели скрыться в шестом рве, где они уже не были хозяевами. Здесь изнывали лицемеры под тяжестью позолоченных свинцовых одежд. Был и распятый (колами прибитый к земле) иудейский первосвященник, который настаивал на казни Христа. Его топтали ногами лицемеры, отяжеленные свинцом.
Трудным был и переход по скалистому пути в седьмой ров. Там обитали воры, которых постоянно кусали ядовитые змеи. От таких укусов они превращались в прах и в одну секунду восстанавливались снова в своем обличье. Среди них был и Ванни Фуччи, который в свое время обокрал ризницу и свалил вину на другого. Он был человеком богохульствующим и грубым. На него немедленно набросились две змеи. После чего я видел, как один змей сливался воедино с вором, после этого он принял его облик и стал человеком, а вор уполз, превратившись в змею. Просто чудеса! Вы никогда не встретите таких метаморфоз у Овидия.
В восьмом рву находились коварные советчики. Среди них можно было увидеть Улисса (Одиссея), его душа была заточена в пламя, но могла говорить. Так Улисс смог поведать нам о своей гибели: в жажде познаний неведомого он с небольшой горсткой смельчаков уплыл на другой конец белого света и там потерпел кораблекрушение, тогда вместе со своими друзьями ему пришлось принять смерть вдали от всего мира.
Другое говорящее пламя скрывало в себе лукавого советчика, который поведал нам о своем грехе: этот советчик помогал римскому папе в одном деле, которое было неправедным, и думал, что папа сможет отпустить его грех. Но всегда к простодушному грешнику небеса относятся с большим терпением, чем к тем, кто рассчитывает, что ему поможет раскаяние. В девятом рву происходила казнь сеятелей смуты. Здесь были собраны все зачинщики религиозных смут и коварных заговоров. Дьявол при помощи тяжелого меча отсекал им уши и носы, а потом дробил черепа. Тут находился и Магомед, который побудил Цезаря к гражданской войне Курион и войн-трубадур Бертран де Борн без головы (голову вместо фонаря нес он в руке и та восклицала: «Горе!»).


Дальше я встретил своего родича, который был, сердит на меня, за то, что насильственная смерть его не была отомщена. После этого мы спустились в десятый ров, там алхимики страдали от вечного зуда. Один из них был сожжен, потому что хвастался в умении летать, и про это было донесено. В Аду же он находился потому, что тоже был алхимиком. Здесь же в десятом рву принимали казнь все вруны, и люди, выдававшие себя за других людей, а так же фальшивомонетчики. Двое из них начали драку, и потом еще долгое время продолжалась перебранка. Вергилий сделал мне упрек, потому что я слушал их с неистовым любопытством.
Так закончилось наше путешествие по злопазухам, и мы отправились к колодцу, который вел из восьмого в девятый круг Ада. Там стояли древние гиганты, титаны. В их числе был и Немврод, который злобно прокричал нам что-то на необъяснимом для нас языке и тогда Антей, который на своей огромной ладони спускал нас по просьбе Вергилия на дно колодца, тут же выпрямился.
Итак, мы находились на самом дне вселенной, расположенном около центра земли. Перед нами простиралось ледяное озеро, там мерзли те, кто предал своих родных. Одного я совершенно случайно коснулся ногой и тот заорал, но имя свое так и не назвал. Тогда я сам вцепился ему в волосы, и его кто-то окликнул по имени. Негодяй, сейчас я знаю твое имя и обязательно расскажу о тебе всем людям. А он ответил мне: «Можешь врать, что тебе захочется про меня и про всех других!». А вот еще и ледяная яма, в которой один мертвец догрызал череп другого. Я спросил у него за что? Тот оторвался от жертвы и ответил мне, что граф Уголино мстит своему единомышленнику, который был архиепископом Руджьери. Когда то он уморил его детей и его самого голодом, заточив под стражу в Пизанскую башню. Их страдания были нестерпимы, деть умирали на руках отца, а потом и сам он скончался. Мы идем дальше. Перед нами Альбериго. Насколько я знаю, он еще жив, как же тогда он очутился в Аду? Но мне объяснили, что случается и такое, когда тело еще среди живых, а душа уже находится в преисподней.
В центре земли находился вмерзший в лед властитель всего Ада, обезображенный трехликий Люцифер, который в один момент был низвержен с небес, и при падении продолбил землю преисподней. Из одной его пасти торчал Иуда, из другой Брут и из третей Кассий. Он постоянно жует их и терзает своими когтями. Но хуже всех было самому гнусному из предателей — Иуде. Из Люцифера выходила скважина, которая тянулась к поверхности земного полушария с другой стороны. Мы потихоньку протиснулись в неё и оказались на поверхности и, наконец, смогли увидеть звезды.

Чистилище
Да помогут мне музы при воспевании второго царства. Его стражем является Катон, который неприветливо встретил нас и начал расспрашивать, кто мы такие и откуда взялись. Вергилий все объяснил, и чтобы хоть как то умилостивить Катона очень тепло отозвался о его любимой жене Марции. Причем здесь моя Марция? Давайте пройдем к берегу моря, вам не помешало бы умыться. Здесь перед нами расстилалась морская даль с росой в прибрежных травах. Этой водой Вергилий смыл с лица моего копоть покинутого нами Ада.
Из морской дали к нам направлялся челн, управляемый ангелом. Там были души усопших, которым повезло не попасть в Ад. Когда они спустились на берег, ангел уплыл обратно. Все тени прибывших на берег толпились возле нас. В одной тени я распознал своего давнего друга, певца Козеллу. Мне захотелось его обнять, но я не смог сделать этого, потому как тень сама по себе бесплотна и пришлось обнимать лишь себя. По моей просьбе Козелла начал петь про любовь, все его заслушались, но тут возник Катон и начал кричать на всех и тогда мы поспешили к горе Чистилища.


Вергилий был очень недоволен собой, потому что возник повод накричать на него. Теперь нам предстояло узнать предстоящую дорогу. Понаблюдаем куда пойдут прибывшие тени. Сами они только что увидели, что я не могу пропускать через себя свет и не являюсь тенью, отчего сильно удивились. Вергилий все рассказал им. И они пригласили нас проследовать за ними.
Мы спешили к подножию горы Чистилища. Но все ли из шедших туда торопились попасть в место назначения? Около большого камня сидела группа, которая не очень-то торопилась взойти наверх горы. Среди таких ленивцев я заметил своего приятеля Белакву. Приятно было увидеть, что он остался верным себе, ведь и при жизни не особо любил спешить.


В предгорьях Чистилища я немного пообщался с тенями жертв, умерших от насильственной смерти. Многие из них оказались изрядными грешниками, но когда прощались с жизнью, смогли поплатиться за грехи и не оказались в Аду. Это неверно досадовало дьявола, который лишился добычи. Но и здесь он нашел ка отыграться: не имея власти над душой убитого грешника, он надругался над его телом.
Недалеко мы увидели тень царственно-величественного Сорделло. Они вместе с Вергилием узнали друг в друге земляков поэтов и по-братски начали обниматься. Вот тебе и Италия, которая считалась грязным борделем, где напрочь были порваны любые узы братства! Особенно хороша в этом была моя Флоренция, уж нечего сказать…
Сорделло был рад согласиться сопровождать нас по Чистилищу. Он считал для себя большой честью помочь уважаемому Вергилию. Так беседуя, мы приблизились к ароматной цветущей долине, где ведя подготовку к ночлегу располагались тени высокопоставленных господ. Мы наблюдали за ним лишь издали.
Когда настал вечерний час желания стали влечь уплывших к любимым, припоминая минуту расставания… Как то раз в долину отдыха пробрался змей коварного соблазна, но ангелы прилетели и изгнали его.
Я прилег отдохнуть на траву и во сне меня переместили прямо к вратам Чистилища. Ангел, который охранял их, семь раз начертал на моем лбу букву «Г» — первую в слове грех (Это означало семь смертных грехов, и по мере восхождения на гору каждая из букв будет поочередно стираться с моего лица). Мы очутились во втором царстве загробного мира и за нами закрылись ворота.
Начали долгое восхождение по горе. Так мы оказались в первом круге Чистилища, где свой грех искупали гордецы. Для посрамления гордыни здесь были построены статуи, которые воплощали идею смирения как высокого подвига. Тени, которые при жизни были несгибаемы, согнулись здесь под тяжестью каменных глыб.


Согнутые мертвецы пели молитву «Отче наш…».Среди них находился художник-миниатюрист Одериз, который при жизни кичился от громкой славы. Теперь он уже осознал, что нечем было кичиться: перед лицом смерти все равны и стар и млад, а слава вообще явление приходящее и уходящее. Чем раньше ты поймешь это и обуздаешь свою гордыню, тем лучше будет для тебя.
Перед нашими ногами были барельефы, которые запечатлели сюжеты наказания гордыни. Так пребывание нас в первом круге было окончено. Возникший ангел убрал с моего лица первую букву «Г», символизируя, что гордыню я сумел преодолеть.
Переместились во второй круг. Здесь временно обретают слепоту завистники. Тут есть и женщина, которая из зависти желала зла своим землякам, и очень радовал всем их неудачам… В этом круге после смерти я должен пройти недолгое очищение, потому как мало и очень редко кому-либо завидовал. А вот в пройденном нами круге гордецов я мог задержаться надолго.
Вот перед нами все ослепленные грешники, которые когда-то испытывали сильную зависть. В тишине звучат слова первого из завистников — Каина «Меня убьёт тот, кто только встретит!» Я, опасаясь, приник к Вергилию и он сказал мне, что высший вечный свет не может быть доступен завистникам, которые были увлечены земными приманками.


Когда был окончен второй круг, перед нами вновь возник ангел и стер следующую букву «Г». На третьем круге нам пришлось увидеть человеческую ярость (кроткого юношу толпа забивала каменьями). В этом круге проходят, очищение души, одержимые ранее гневом.
Даже в потемках Ада не видел такой черной мглы, как в круге, где происходит смирение ярости гневных душ. Так, один из них, ломбардец Марко, решил со мной поговорить и признался, что нельзя за все происходящее полагаться лишь на высшие силы, и никогда, не снимается с человека ответственность за его деяния и нельзя отрицать свободу человеческой воли.


Читатель приходилось ли тебе бродить в горах темным вечером, когда уже совсем не видно солнца, вот это же делали и мы. Я вновь ощутил, как крыло ангела прикоснулось к моему лбу, и еще одна буква была стерта. Мы попали в четвертый круг, который освещался последним лучом заката. В этом кругу проходят очищение ленивые, чья любовь к благу в свое время оказалась медлительной.
Ленивцы обязаны здесь стремительно бегать, не имея ни малейшего притворства. В качестве вдохновения используются Дева Мария и Цезарь, которым, как известно, нужно было проявлять расторопность. Они пробежали мимо нас и скрылись. Очень захотелось спать, я уснул и увидел сон…
Привиделась мне очень мерзкая баба, которая на моих глазах стала прелестной красавицей, потом в ту же секунду она превратилась в еще большую уродину. Это была мнимая привлекательность порока. С моего лба исчезла еще одна буква, и так я победил еще один порок — лень. Затем мы поднялись в пятый круг к скупцам и расточителям.
Одними из отвратительных пороков является алчность к золоту, скупость и жадность. Одному одержимому жадностью в глотку влили расплавленное золото: пей на здоровье! Мне было очень некомфортно в окружении большого количества скупцов, но в этот момент возникло землетрясение. Я по своему невежеству не мог понять от чего…
Оказалось, что гора тряслась от ликования, что одна из душ сумела вылечиться и очистилась. Это был римский поэт Стаций, являющийся большим поклонником Вергилия, он был очень рад, что дальше сможет сопровождать нас на пути к вершине Чистилища.
С моего лба стерли еще одну букву, которая обозначал грех скупости. Но Стаций, кстати, не был скуп, напротив он был очень расточительным, но это вторая крайность и они караются вместе. Сейчас мы очутились в шестом круге, где проходили очищение чревоугодники. Здесь хорошо бы было знать, что у христиан подвижников обжорство не было распространено.


Муки голода ожидали бывших чревоугодников. От этого они становились тощими, и оставалась лишь кожа да кости. Среди них был мой покойный земляк и друг Форезе. Мы поговорили о Флоренции и в очередной раз поругали распутных дам этого города. Я все говорил знакомому о Вергилии и о том, что надеюсь встретить свою любимую Беатриче в загробном мире.
С поэтом старой школы, тоже являющимся чревоугодником мы поговорили о литературе. Он признал, что те, кто является сторонником «нового сладостного стиля» большего достиг в любовной поэзии, чем он сам и мастера близкие для него. Так с моего лба была стерта последняя буква и перед нами открылась дорога в высший путь Чистилища — седьмой круг.
А у меня перед глазами все время стоят худые и голые чревоугодники, как они сумели так сильно отощать. Ведь тени не тела и они не могут голодать. Вергилий пояснил мне: тени не имеют плоти, но все же немного повторяют очертание тела, которые без пищи сильно бы исхудали. В седьмом круге происходило очищение палимых в огне сладострастников. Они поют, горят и восславляют примеры целомудрия и воздержания.


Все охваченные пламенем сладострастники, были разделены на две группы: не имевшие меры в соитиях двуполых и предававшиеся однополой любви. Среди последних были поэты Арнольд и Гвидо Гвиницелли, которые изысканно приветствовали нас на родном наречии.
Сейчас нам самим предстояло преодолеть стену огня. Я был испуган, но наставник сказал мне, что это и есть путь к Беатриче (Земной рай, который располагался на вершине Чистилищной горы). И вот мы втроем вместе со Стацием идет в пламя. Когда все было пройдено начало вечереть, мы остановились для отдыха, и я немного поспал. После сна Вергилий сказал мне слова одобрения и напутствия, больше он ничего не скажет.
Мы находились в земном раю, в цветущей роще, которая оглашалась щебетом плит. Я заметил прекрасную донну, которая пела и собирала цветы. Она поведала нам, что здесь был золотой век, и блюлась невинность, но потом среди этих плодов и цветов счастье первых на земле людей было погублено в грехе. Когда я услышал эти слова, то взглянул на Стация и Вергилия: они оба сияли блаженными улыбками.


О Ева! Тут было так замечательно, ты своим дерзаньем все погубила! Мимо нас проплывали живые огни, под ними шли праведные старцы в белых одеждах, увенчанные лилиями и розами танцуют великолепные красавицы. Я не мог оторвать глаз от этой восхитительной картины. И вдруг я заметил свою любимую. Потрясенный этим я невольно придвинулся к Вергилию. Но мой отец и спаситель исчез! Я стал рыдать. «Данте, не вернется больше Вергилий. По нему тебе не нужно плакать. Взгляни на меня, это я, твоя Беатриче! Как ты здесь очутился?» — в гневе спросила она. Тут некий голос задал ей вопрос, почему она столь строга ко мне. Она сказала, что я был неверен ей после её кончины. Признал ли я свою вину? В тот момент меня душили слезы раскаяния и стыда. Но она приказала не отводить глаз. В тот момент я вновь лишился чувств и оказался погруженным в Лету, эта река давала забвение всех совершенных грехов. Беатриче, теперь ты можешь взглянуть на того, кто так сильно предан тебе, и стремиться быть с тобой. После разлуки более десяти лет я смотрел ей прямо в глаза, и мое зрение на минуту померкло от её ослепительного взгляда. Прозрев, я вновь очутился в чудесном Земном Раю, но вдруг вокруг стали приходить ужасные видения: распутство, поруганные святыни и чудовища.


Беатриче была очень оскорблена, понимая, что в явленных нам видениях кроется много дурного, но она была уверена, что добра сможет победить зло. Мы приблизились к реке Эвное, глоток воды из которой способен укрепить память о том добре, которое ты совершил. Стаций и я омылись в реке. При глотке её вкуснейшей воды я почувствовал новые силы. Теперь я был чист и мог подняться на звезды.
Вместе с Беатриче мы решили полететь из Земного Рая в Небесный в такие высоты, которые недоступны уразумению. Я не успел заметить, как мы уже взлетели к солнцу. Неужели я способен на это, оставшись живым? Однако Беатриче этому нисколько не удивилась: если человек очистился, он становиться духовным, а не дух даже легче эфира, когда не отягощен грехами.
Так давайте здесь и расстанемся друзья — не нужно дальше читать, иначе вы пропадете в бескрайности непостижимого! Однако если вам необходима духовная пища, тогда вперед за мной! Находимся мы в первом небе Рая — это небо Луны, Беатриче назвала ее первой звездой; в ее недра погрузились, но трудно представить такую силу, которая будет способна вместить замкнутое тело — которым являюсь я в другое тело, тоже замкнутое — это Луна.
В ее недрах нам повстречались души монахинь, которые были похищены из монастырей, а позже насильно выданы замуж. Они не смогли сдержать обещания при пострижении о сохранении девственности, это случилось не по их вине, но сейчас им недоступны высокие небеса. Может они жалеют об этом? Нисколько! Жалеть — это означает не соглашаться с праведной высшей волей.
Все же не понимаю: почему они виноваты, если их заставляли насильно? Почему им нельзя подняться выше сферы Луны? Винить нужно насильника, а не жертву! Однако Беатриче уточнила, что жертва так же несет ответственность за то, что над ней совершили насилие, если она не противостояла этому.


Беатриче считает, что неисполнение обещания, почти не совместимо с добрыми поступками, их нужно сделать очень много, чтобы искупить вину. Мы отправились ко второму небу Рая под названием Меркурий. Там живут души честолюбивых праведников. Это не тени, которым встречались в других загробных мирах, это светила, которые лучатся и сияют. Один из этих светил вспыхнул ярче других, когда общался со мной. Позже выяснилось, что им был римский император и законодатель Юстиниан. Он осознает, что пребывание не выше, а именно в сфере Меркурия, это для него предел, так как честолюбцы, которые делали дела только для своей славы, то есть в первую очередь, любя только себя, упустили луч настоящей любви к божеству.
После чего светило Юстиниана слилось с другими огнями, огнями праведных душ. Я стал размышлять, и постепенно задал себе вопрос: зачем отцу Богу нужно было жертвовать своим сыном? Ведь можно было так просто, верховной волей, простить смертным людям грех Адама! Беатриче сказала, что высшая справедливость этого требовала, чтобы сами люди искупали его вину. На это оно не способно, и пришлось создать земную женщину, чтобы Христос — сын божий, который совмещает в себе человеческое и божеское, смог сделать это.
Мы отправились на небо под номером три под названием Венера, там живут души любвеобильных, которые сияют в недрах ее звезды. Одним из этих духов был король Венгрии Карл Мартелл, он стал говорить со мной, и высказал свое мнение, что люди могут реализовать свои способности, только действуя на поприще, которое отвечает всем потребностям его натуры: ведь не хорошо когда прирожденный воин становиться священником…
Сияние других любвеобильных душ было сладостным. Здесь столько блаженного света и небесного смеха! А в аду внизу угрюмо и безотрадно сгустились тени… Один из светил стал говорить со мной, это был трубадур Фолько, он осуждал церковную власть, корыстных кардиналов и пап. Флоренция — это место дьявола. Но он верит, что вскоре станет все намного лучше.


Четвертой звездой было Солнце, там жили мудрецы. Вот сияющий дух великого Фомы Аквинского, который был богословом. Он довольный и радостный приветствовал меня, он показал мне остальных мудрецов. Их пения напоминало мне церковный благовест.
Фома стал мне рассказывать о Франциске Ассизском, который был втором супруге Нищеты после Христа. Монахи, в числе которых были и его ученики, именно глядя на него стали ходить босиком. Он прожил свою жизнь свято и умер в лоне Нищеты — на голой земле голый человек.
Речь Фомы слушал не только я, а так же светы, то есть духи мудрецов, которые перестали кружиться в танце и петь. После него стал говорить францисканец Бонаветура.
На хвалу своего учителя, которую воздав, доминиканец Фома, он в ответ восславил Доминика — учителя Фомы, который был земледельцем и слугой Христа. Кто сейчас будет продолжать его дело? А достойных на это место нет!
Слово вновь взял Фома. Он рассказывает о достоинствах Соломона, который попросил себе ума у Бога, а так же мудрости, но не для того, чтобы решать богословские вопросы, а чтобы правильно управлять народом, так называемой царской мудрости, которая была ему и дарована. Люди не надо поспешно судить строго друг о друге! Один занимается добрым делом, другой злым, а если первый упадет, а второй наоборот восстанет?
Что же случиться в судный день с жителями Солнца, когда все духи обретут плоть? Они так духовны и ярки, что их очень трудно представить материализованными. Наше пребывание здесь заканчивается, и мы полетели к пятому небу, это Марс, там сверкают духи, которые воевали за веру, они расположены в форме креста и играет сладостный гимн.
Один из светил, которые образуют крест, продвигался внизу, даже не выходя за пределы креста, он становился все ближе ко мне. Это был дух моего отважного и доблестного прапрадеда, он был воином Каччагвиды. Дух приветствовал меня и стал восхвалять то время, в котором он жил еще на земле, и которое, к сожалению, миновало, настало худшее время.
Я очень горжусь своим предком и происхождением, оказалось, что на Раю, а не только на суетной и грешной земле можно испытать такие чувства. Каччигвида стал рассказывать мне о своих предках, которые были рождены во Флоренции, и о себе. На гербе его предков была изображена лилия белого цвета, которая сейчас уже окрашена кровью.
Я хочу у ясновидца узнать о своем будущем, о своей судьбе. Что же ожидает меня дальше? Он сказал, что меня изгонят из Флоренции, я познаю горечь чужого хлеба в не радостных скитаниях и крутизну чужих для меня лестниц. Я не буду общаться с нечистыми политическими партиями, к моей чести, однако я сам себе буду партией. В конце концов, мои противники будут осрамлены, а меня ожидает победа и триумф.
Беатриче и Каччагвида порадовали меня. Пребывание на Марсе было закончено. Теперь отправляемся на шестое небо, улетаем с пятого неба — красного Марса и попадаем на белый Юпитер, там обитают души справедливых. Их светы образуют буквы, означая призыв справедливости, а затем в орла, который означает символ правосудной власти, грешной, неведомой, исстрадавшейся земле, однако утвержденной в небесах.
Это орел был достаточно величественным, он начал со мной разговор. Орел называет себя «я», но мне то и дело слышалось «мы», ведь справедливая власть коллегиальна. Он понял то, что я сам не мог понять: почему в Рай имеют доступ только христиане? Чем не угодил индус добродетель, который даже не слышал про Христа? Я не пойму. Это правда, — говорил орел, — дурной христианин ведь хуже доброго эфиопа или перса.


Орел представляет собой справедливость, у него не главное клюв и когти, а только лишь око, которое составлено из достойнейших светов. Зрачком был дух псалмопевца и царя Давида, в ресницах сияли дохристианские праведники, хотя я совсем недавно говорил о Рае только для христиан, вот и давай волю сомнениям.
Дальше мы полетели к седьмому небу — это был Сатурн. Там обитали созерцатели. Беатриче стала еще ярче и красивее. Она уже не улыбалась мне, иначе она сама бы ослепла и ослепила меня. Духи созерцателей были безмолвны, если бы они запели, то оглушили бы меня. Об этом рассказал мне богослов Пьетро Дамьяно — священный светоч.
Дух Бенедикта гневно осуждал корыстных современных монахов, его именем был назван монашеский орден. Мы полетели к восьмому небу, когда дослушали его, это было созвездие Близнецов. Под ним я родился, в первый раз вдохнул воздух Тосканы и увидел солнце. С высоты созвездия я посмотрел вниз, и мой взор сначала прошел сквозь все райские сферы, которые мы прошли, а потом упал на малюсенький земной шарик, горстку права с ее горными кручами и реками.
В восьмом небе горят тысячи огней — духи великих праведников торжествуют. Мое зрение, упоенное ими, усилилось, и улыбка Беатриче не сможет меня ослепить. Она улыбнулась своей дивной улыбкой и снова пробудила во мне желание посмотреть на светозарных духов, которые запели гимн святой деве Марии, являющейся царицей небес.
Беатриче попросила, чтоб апостолы побеседовали со мной. Проник ли я в таинства священных истин? Апостол Петр спросил у меня о сущности веры. Я ответил, что вера является доводом в пользу незримого, смертные не способны собственными глазами видеть все то, что скрыто в Раю, — да познают они чудо, не имея никаких наглядных доказательств для его истинности. Петр вполне был доволен моим ответом.


Увижу ли я, являясь автором священной поэмы, родину? Буду ли увенчан лаврами в том месте, где меня крестили? Апостол Иаков задал мне вопрос о сущности надежды. Я ответил, что надежда есть ожидание будущей заслуженной и подаренной Богом славы. Иаков, обрадованный моим ответом, озарился светом.
На очереди должен быть вопрос о любви. Такой вопрос я услышал от апостола Иоанна. Отвечая, я не забыл добавить, что любовь может обратить нас к Богу и слову правды. Все апостолы возликовали. Так мой экзамен по понятиям Веры, Надежды и Любви был успешно окончен. Я увидел душу праотца Адама, всю в лучах света, он недолго жил в Земном Раю и был изгнана на землю, а после смерти долго находился в Лимбе, и лишь теперь переместился сюда.
Передо мной пылало четыре света: Адам и три апостола. Вдруг Петр побагровел и закричал: «Мой трон земной захвачен, мой трон, трон мой!» Петр ненавидел его преемника папу римского. А нам было пора уходить с восьмого неба и нестись в девятое, кристальное и верховное. Прибывая в неземной радости, Беатриче метнула меня в быстро вращающуюся сферу и сама тоже вознеслась.
Первое, что мне пришлось увидеть в сфере девятого неба, это была ослепительная точка, являющаяся символом божества. Вокруг нее производили вращение девять концентрических ангельских кругов. Приближенные к божеству и меньшие — херувимы и серафимы, и более отдаленные и поэтому обширные — ангелы и архангелы. На земле всегда думают, что великое больше малого, но на самом деле это не так.


Как рассказала мне Беатриче, ангелы являются ровесниками мироздания. Их стремительное движение является источником всего того, что движется во Вселенной. Те, кто поторопился отпасть от их сонма, были отправлены в Ад, а те, кому посчастливилось остаться, по сей день кружатся в Раю. Им не нужно хотеть, мыслить или помнить они и без того вполне удовлетворены!
Последним считается вознесение в Эмпирей — наивысшую область вселенной. Я опять уставил свой взор на ту, чья увеличивающаяся в Раю красота приподнимала меня все выше и выше. Вокруг был чистый свет и цветы и искры — все это были ангелы и блаженные души. Они сливались в какую-то сияющую реку и потом превращались в огромную райскую розу.


При созерцании розы и постигая общий план Рая, я захотел задать вопрос Беатриче, но рядом была не она, а ясноокий старец, облаченный в белое. Он указывал наверх. Я посмотрел — в недосягаемой высоте светилась она, и тогда я воззвал к ней. Она на меня взглянула, улыбаясь, и развернулась к вечной святыне. Всё.
Старцем в белом оказался святой Бернард. Отныне он был моим наставником. Вместе с ним мы продолжали созерцать на розу Эмпирея. В ней сияли души всех непорочных младенцев. Непонятно только почему в Аду находились некоторые души младенцев, ведь они не могли быть порочными, так же, как и эти. Бернард сказал, что бог видит, какие потенции заложены в младенце, дурные или добрые и начал молиться.
Бернард обращался с молитвой к Деве Марии за меня, чтоб она хранила меня и во всем помогала. Потом показал мне, что нужно смотреть наверх. Всмотревшись, я увидел ярчайший верховный свет. При этом я обрел вечную истину и не ослеп. Я созерцал божество в светозарном триединстве.


Краткое содержание поэмы «Божественная комедия» пересказала Осипова

 

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Божественная комедия». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.

biblioman.org

автор, о чем произведение и главные персонажи

Средневековая литература способствовала усилению церковной власти на всей территории Старого Света. Многие авторы восхваляли Бога, склонялись перед величием его творений. Но немногочисленным гениям удалось «копнуть» чуть глубже. Сегодня мы узнаем, о чем повествует «Божественная комедия», кто написал этот шедевр, откроем истину сквозь обилие строк.

Вконтакте

Facebook

Twitter

Google+

Мой мир

Бессмертное перо мастера

Данте Алигьери – выдающийся мыслитель, богослов, писатель и общественный деятель. Не сохранилось точной даты его рождения, но Джованни Боккаччо утверждает, что это май 1265 года. В одном из стихов упоминается, что главный герой родился под знаком Близнецов, начинающийся с 21 мая. 25 марта 1266 года при крещении поэт был наречен новым именем — Дуранте.

Точно неизвестно, где юноша получил образование, но он отлично знал литературу Античности и Средних веков, в совершенстве знал естественные науки, изучал труды еретических авторов.

Первые документальные упоминания о нем относятся к 1296-1297 годам. В этот период автор активно занимался общественной деятельностью, избирался приором Флорентийской республики. Довольно рано примкнул к парии белых гвельфов, за что был впоследствии изгнан из родной Флоренции.

Годы скитаний сопровождались активной литературной деятельностью. В тяжелых условиях постоянных путешествий у Данте созрела мысль написать труд всей жизни. В то время части «Божественной комедии» дописывались в Равенне. Париж невероятно впечатлил Алигьери такой просвещенностью.

1321 год оборвал жизнь величайшего представителя средневековой литературы. Будучи послом Равенны, он направился в Венецию для заключения мира, но по дороге заболел малярией и скоропостижно скончался. Тело захоронено в его последнем пристанище.

Важно! Современным портретам итальянского деятеля верить не приходится. Тот же Боккаччо изображает Данте бородатым, тогда как хроники говорят о гладко выбритом человеке. В целом, сохранившиеся свидетельства соответствуют устоявшемуся представлению.

Глубинный смысл названия

«Божественная комедия» — это словосочетание можно рассматривать с нескольких ракурсов. В буквальном смысле слова – это описание душевных метаний по просторам загробного мира.

Праведники и грешники существуют в разных планах бытия после смерти. Местом для исправления людских душ служит Чистилище, попадающие сюда получают шанс очиститься от земных грехов ради будущей жизни.

Мы видим четкий смысл произведения – бренная жизнь человека определяет дальнейшую судьбу его души.

Поэма изобилует аллегорическими вставками, к примеру:

  • три зверя символизируют людские пороки – коварность, ненасытность, гордыню;
  • само путешествие представляется в виде поиска духовного пути для каждого человека, окруженного пороками и греховностью;
  • «Рай» раскрывает главную цель жизни – стремление к всепоглощающей и всепрощающей любви.

Время создания и структура «Комедии»

Писателю удалось создать чрезвычайно симметричное произведения, которое состоит из трех частей (кантиков) – «Ад», «Чистилище» и «Рай». Каждый раздел имеет 33 песни, что равно числу 100 (со вступительным песнопением).

«Божественная комедия» наполнена магией чисел:

  • названия цифр играли большую роль в структуре произведения, автор придавал им мистическое толкование;
  • число «3» связано с христианскими верованиями о Божьей Троице;
  • «девятка» формируется из «тройки» в квадрате;
  • 33 – символизирует время земной жизни Иисуса Христа;
  • 100 – цифра совершенства и всемирной гармонии.

Теперь давайте посмотрим на годы написания «Божественной комедии» и публикации каждой части поэмы:

  1. С 1306 по 1309 гг. шел процесс написания «Ада», редактирование продлилось до 1314. Опубликована годом позже.
  2. «Чистилище» (1315) творилось на протяжении четырех лет (1308-1312).
  3. «Рай» вышел после смерти поэта (1315-1321).

Внимание! Процесс повествования возможен благодаря специфическим строкам – терцинам. Они состоят из трех строк, все части завершаются словом «звезды».

Действующие лица поэмы

Яркой особенностью написания служит отождествление загробной жизни с бренным существованием человека. Ад бушует от политических страстей, здесь вечные муки ждут врагов и недругов Данте. Не зря папские кардиналы в Геенне Огненной, а Генрих VII – на небывалых высотах цветущего Рая.

Среди наиболее ярких персонажей можно выделить:

  1. Данте – подлинный реалист, душа которого вынуждена скитаться по просторам загробного мира. Он тот, кто жаждет искупления своих грехов, пытается найти правильный путь, очиститься для новой жизни. На протяжении всего путешествия он наблюдает сонм пороков, греховность человеческого естества.
  2. Вергилий – верный проводник и помощник главного героя. Он обитатель Лимба, поэтому сопровождает Данте только по Чистилищу и Аду. С исторической точки зрения, Публий Вергилий Марон – римский поэт, любимый автором более всех. Вергилий у Данте такой островок Разума и философского Рационализма, следующий за ним до конца.
  3. Николай III – католический прелат, занимал должность Папы Римского. Несмотря на образованность и светлый ум, порицается современниками за кумовство (продвигал внуков по карьерной лестнице). У Данте святой отец обитатель восьмого круга Ада (как святокупец).
  4. Беатриче – тайная возлюбленная и литературная муза Алигьери. Она олицетворяет всепоглощающую и всепрощающую любовь. Стремление стать счастливым, за счет священной любви, заставляет героя двигаться по тернистому пути, сквозь обилия пороков и соблазнов загробного мира.
  5. Гай Кассий Лонгин – римский деятель, заговорщик и непосредственный участник убийства Юлия Цезаря. Будучи знатного плебейского рода, он с юных лет подвержен похоти и пороку. Ему отводиться место заговорщика девятого круга Ада, о чем и говорит «Божественная комедия» Данте.
  6. Гвидо де Монтефельтро – наемный солдат и политик. Вписал свое имя в историю благодаря славе талантливого полководца, хитрого, коварного политического деятеля. Краткое содержание его «злодеяний» рассказывается в 43 и 44 стихе восьмого рва.

Сюжет

Христианские учения говорят, что навеки осужденные грешники попадают в Ад, души, искупающие вину – в Чистилище, блаженные – в Рай. Автором «Божественной Комедии» дана удивительно детализированная картина загробного мира, его внутреннего устройства.

Итак, давайте приступим к тщательному разбору каждой части поэмы.

Вводная часть

Рассказ ведется от первого лица и повествует о заблудшем в дремучем лесу человеке, которому чудом удалось спастись от трех диких зверей.

Его избавитель Вергилий предлагает помощь в дальнейшем путешествии.

О мотивах такого поступка мы узнаем из уст самого поэта.

Он называет имена трех женщин, покровительствующих Данте на небесах: Дева Мария, Беатриче, Святая Лючия.

Роль двух первых персонажей ясна, а появление Лючии символизирует болезненность зрения автора.

Это интересно! Как правильно написать сочинение Равнодушие и отзывчивость

Ад

В понимании Алигьери, оплот грешников имеет форму титанической воронки, которая постепенно сужается. Для лучшего понимания структуры, кратко опишем каждую из частей «Божественной комедии»:

  1. Преддверие – здесь покоятся души ничтожных и мелочных людишек, которые ничем не запомнились при жизни.
  2. Лимб – первый круг, где страдают добродетельные язычники. Герой видит выдающихся мыслителей Античности (Гомера, Аристотеля).
  3. Похоть – второй уровень, ставший домом для блудниц и страстных любовников. Греховность всепоглощающей страсти, туманящей рассудок, наказывается истязанием в кромешной темноте. Пример из реальной жизни автора – Франческа да Римини и Паоло Малатеста.
  4. Чревоугодие – третий круг, карающий чревоугодников и гурманов. Грешники вынуждены вечно гнить под палящим солнцем и ледяным дождем (аналог кругов Чистилища).
  5. Жадность – расточители и скупцы обречены на нескончаемые споры с себе подобными. Стражем является Плутос.
  6. Гнев – ленивые и несдержанные души вынуждены катить громадные валуны сквозь Стикское болото, постоянно увязая по горло, сражаясь друг с другом.
  7. Стены города Дита – здесь, в раскаленных могилах, суждено пребывать еретикам и лжепророкам.
  8. Персонажи «Божественной комедии» кипят в кровавой реке посреди 7-го круга Ада. Здесь также находятся насильники, тираны, самоубийцы, богохульники, лихоимцы. Для представителей каждой категории предусмотрены свои истязатели: гарпии, кентавры, гончие псы.
  9. Злопазухи ждут взяточников, колдунов и обольстителей. Они подвергаются укусам гадов, потрошению, погружению в испражнения, бичеванию бесами.
  10. Ледяное озеро Кацит – «теплое» местечко для предателей. Иуда, Кассий и Брут вынуждены покоится в ледяной толще до конца времен. Здесь же находится врата в круги Чистилища.

Чистилище

Место искупления грехов представлено в виде усеченной горы.

Вход охраняет ангел, который начерчивает на лбу Данте 7 Р, символ семи смертных грехов.

Круги Чистилища наполнены душами гордецов, нерадивых, алчных и гневливых.

После прохождения каждого из уровней, герой готов вступит в райские чертоги.

Повествование «Божественной комедии» подходит к логическому завершению.

Это интересно! Что такое разум и чувство: сочинение по тематике нравственности

Рай

Смысл «Божественной комедии» сводится к прохождению последних семи сфер (планет), опоясывающих Землю. Здесь герой видит Беатриче, которая убеждает поэта покаяться и объединиться с Творцом.

На протяжении путешествия Данте встречается с императором Юстинианом, видит деву Марию и Христа, ангелов и мучеников за веру. В конечном итоге, перед главным героем раскрывается «небесная Роза», где покоятся души блаженных.

Божественная комедия Данте — краткий обзор, анализ

Краткое содержание Божественной комедии

Вывод

«Божественная комедия» Данте Алигьери – один из лучших образцов не только средневековой, но всей мировой литературы. Насыщенность красок, реалистичность описаний выделяет это произведение в ряду других.

Нельзя забывать и о глубинном смысле произведения – поиск духовного пути важен не столько в загробной, сколько в земной жизни. Согласно мировоззрению Данте, каждый человек должен осознать, что моральные устои и принципы, свято чтимые при жизни, станут образцовыми добродетелями в Аду, Раю и Чистилище.

uchim.guru

Краткое содержание Божественная комедия Данте А. :: Litra.RU :: Лучшие краткие содержания




Есть что добавить?

Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!


/ Краткие содержания / Данте А. / Божественная комедия / Вариант 2

    Ад
    На полдороге жизни я — Данте — заблудился в дремучем лесу. Страшно, кругом дикие звери — аллегории пороков; деться некуда. И тут является призрак, оказавшийся тенью любимого мною древне-римского поэта Вергилия. Прошу его о помощи. Он обещает увести меня отсюда в странствия по загробному миру, с тем, чтобы я увидел Ад, Чистилище и Рай. Я готов следовать за ним.
    Да, но по силам ли мне такое путешествие? Я оробел и заколебался. Вергилий укорил меня, рассказав, что сама Беатриче (моя покойная возлюбленная) снизошла к нему из Рая в Ад и просила быть моим проводником в странствиях по загробью. Если так, то нельзя колебаться, нужна решимость. Веди меня, мой учитель и наставник!
    Над входом в Ад надпись, отнимающая всякую надежду у входящих. Мы вошли. Здесь, прямо за входом, стонут жалкие души не творивших при жизни ни добра, ни зла. Далее река Ахерон, Через нее свирепый Харон перевозит на лодке мертвецов. Нам — с ними. «Но ты же не мертвец!» — гневно кричит мне Харон. Вергилий усмирил его. Поплыли. Издали слышен грохот, дует ветер, сверкнуло пламя. Я лишился чувств…
    Первый круг Ада — Лимб. Тут томятся души некрещеных младенцев и славных язычников — воителей, мудрецов, поэтов (в их числе и Вергилия). Они не мучаются, а лишь скорбят, что им как нехристианам нет места в Раю. Мы с Вергилием примкнули к великим поэтам древности, первый из которых Гомер. Степенно шли и говорили о неземном.
    У спуска во второй круг подземного царства демон Минос определяет, какого грешника в какое место Ада надлежит низвергнуть. На меня он отреагировал так же, как Харон, и Вергилий так же его усмирил. Мы увидели уносимые адским вихрем души сладострастников (Клеопатра, Елена Прекрасная и др.). Среди них Франческа, и здесь неразлучная со своим любовником. Безмерная взаимная страсть привела их к трагической гибели. Глубоко сострадая им, я вновь лишился чувств.
    В круге третьем свирепствует звероподобный пес Цербер. Залаял было на нас, но Вергилий усмирил и его. Здесь валяются в грязи, под тяжелым ливнем, души грешивших обжорством. Среди них мой земляк, флорентиец Чакко. Мы разговорились о судьбах родного города. Чакко попросил меня напомнить о нем живым людям, когда вернусь на землю.
    Демон, охраняющий четвертый круг, где казнят расточителей и скупцов (среди последних много духовных лиц — папы, кардиналы), — Плутос. Вергилию тоже пришлось его осадить, чтобы отвязался. Из четвертого спустились в пятый круг, где мучаются гневные и ленивые, погрязшие в болотах Стигийской низины. Подошли к какой-то башне.
    Это целая крепость, вокруг нее обширный водоем, в челне — гребец, демон Флегий. После очередной перебранки сели к нему, плывем. Какой-то грешник попытался уцепиться за борт, я его обругал, а Вергилий отпихнул. Перед нами адский город Дит. Всякая мертвая нечисть мешает нам в него войти. Вергилий, оставив меня (ох,
    страшно одному!), пошел узнать, в чем дело, вернулся озабоченный, но обнадеженный.
    А тут ещё и адские фурии перед нами предстали, угрожая. Выручил внезапно явившийся небесный посланник, обуздавший их злобу. Мы вошли в Дит. Всюду объятые пламенем гробницы, из которых доносятся стоны еретиков. По узкой дороге пробираемся между гробницами.
    Из одной гробницы вдруг выросла могучая фигура. Это Фарината, мои предки были его политическими противниками. Во мне, услышав мою беседу с Вергилием, он угадал по говору земляка. Гордец, казалось, он презирает всю бездну Ада, Мы заспорили с ним, а тут из соседней гробницы высунулась ещё одна голова: да это же отец моего друга Гвидо! Ему померещилось, что я мертвец и что сын его тоже умер, и он в отчаянии упал ниц. Фарината, успокой его; жив Гвидо!
    Близ спуска из шестого круга в седьмой, над могилой паны-еретика Анастасия, Вергилий объяснил мне устройство оставшихся трех кругов Ада, сужающихся книзу (к центру земли), и какие грехи в каком поясе какого круга караются.
    Седьмой круг сжат горами и охраняем демоном-полубыком Минотавром, грозно заревевшим на нас. Вергилий прикрикнул на него, и мы поспешили отойти подальше. Увидели кипящий кровью поток, в котором варятся тираны и разбойники, а с берега в них кентавры стреляют из луков. Кентавр Несс стал нашим провожатым, рассказал о казнимых насильниках и помог перейти кипящую реку вброд.
    Кругом колючие заросли без зелени. Я сломал какую-то ветку, а из нее заструилась черная кровь, и ствол застонал. Оказывается, эти кусты — души самоубийц (насильников над собственной плотью). Их клюют адские птицы Гарпии, топчут мимо бегущие мертвецы, причиняя им невыносимую боль. Один растоптанный куст попросил меня собрать сломанные сучья и вернуть их ему. Выяснилось, что несчастный — мой земляк. Я выполнил его просьбу, и мы пошли дальше. Видим — песок, на него сверху слетают хлопья огня, опаляя грешников, которые кричат и стонут — все, кроме одного: тот лежит молча. Кто это? Царь Капаней, гордый и мрачный безбожник, сраженный богами за свою строптивость. Он и сейчас верен себе: либо молчит, либо громогласно клянет богов. «Ты сам себе мучитель!» — перекричал его Вергилий…
    А вот навстречу нам, мучимые огнем, движутся души новых грешников. Среди них я с трудом узнал моего высокочтимого учителя Брунетто Латини. Он среди тех, кто повинен в склонности к однополой любви. Мы разговорились. Брунетто предсказал, что в мире живых ждет меня слава, но будут и многие тяготы, перед которыми нужно устоять. Учитель завещал мне беречь его главное сочинение, в котором он жив, — «Клад».
    И ещё трое грешников (грех — тот же) пляшут в огне. Все флорентийцы, бывшие уважаемые граждане. Я поговорил с ними о злосчастиях нашего родного города. Они просили передать живым землякам, что я видел их. Затем Вергилий повел меня к глубокому провалу в восьмой круг. Нас спустит туда адский зверь. Он уже лезет к нам оттуда.
    Это пестрый хвостатый Герион. Пока он готовится к спуску, есть ещё время посмотреть на последних мучеников седьмого круга — ростовщиков, мающихся в вихре пылающей пыли. С их шей свисают разноцветные кошельки с разными гербами. Разговаривать я с ними не стал. В путь! Усаживаемся с Вергилием верхом на Гериона и — о ужас! — плавно летим в провал, к новым мукам. Спустились. Герион тотчас же улетел.
    Восьмой круг разделен на десять рвов, называемых Злопазухами. В первом рву казнятся сводники и соблазнители женщин, во втором — льстецы. Сводников зверски бичуют рогатые бесы, льстецы сидят в жидкой массе смрадного кала — вонь нестерпимая. Кстати, одна шлюха наказана здесь не за то, что блудила, а за то, что льстила любовнику, говоря, что ей хорошо с ним.
    Следующий ров (третья пазуха) выложен камнем, пестреющим круглыми дырами, из которых торчат горящие ноги высокопоставленных духовных лиц, торговавших церковными должностями. Головы же и туловища их зажаты скважинами каменной стены. Их преемники, когда умрут, будут так же на их месте дрыгать пылающими ногами, полностью втеснив в камень своих предшественников. Так объяснил мне папа Орсини, поначалу приняв меня за своего преемника.
    В четвертой пазухе мучаются прорицатели, звездочеты, колдуньи. У них скручены шеи так, что, рыдая, они орошают себе слезами не грудь, а зад. Я и сам зарыдал, увидев такое издевательство над людьми, а Вергилий пристыдил меня; грех жалеть грешников! Но и он с сочувствием рассказал мне о своей землячке, прорицательнице Манто, именем которой была названа Мантуя — родина моего славного наставника.
    Пятый ров залит кипящей смолой, в которую черти Злохваты, черные, крылатые, бросают взяточников и следят, чтобы те не высовывались, а не то подденут грешника крючьями и отделают самым жестоким образом. У чертей клички: Злохвост, Косокрылый и пр. Часть дальнейшего пути нам придется пройти в их жуткой компании. Они кривляются, показывают языки, их шеф произвел задом оглушительный непристойный звук. Такого я ещё не слыхивал! Мы идем с ними вдоль канавы, грешники ныряют в смолу — прячутся, а один замешкался, и его тут же вытащили крючьями, собираясь терзать, но позволили прежде нам побеседовать с ним. Бедняга хитростью усыпил бдительность Злохватов и нырнул обратно — поймать его не успели. Раздраженные черти подрались между собой, двое свалились в смолу. В суматохе мы поспешили удалиться, но не тут-то было! Они летят за нами. Вергилий, подхватив меня, еле-еле успел перебежать в шестую пазуху, где они не хозяева. Здесь лицемеры изнывают под тяжестью свинцовых позолоченных одежд. А вот распятый (прибитый к земле колами) иудейский первосвященник, настаивавший на казни Христа. Его топчут ногами отяжеленные свинцом лицемеры. Труден был переход: скалистым путем — в седьмую пазуху. Тут обитают воры, кусаемые чудовищными ядовитыми змеями. От этих укусов они рассыпаются в прах, но тут же восстанавливаются в своем обличье. Среди них Ванни Фуччи, обокравший ризницу и сваливший вину на другого. Человек грубый и богохульствующий: Бога послал «на фиг», воздев кверху два кукиша. Тут же на него набросились змеи (люблю их за это). Потом я наблюдал, как некий змей сливался воедино с одним из воров, после чего принял его облик и встал на ноги, а вор уполз, став пресмыкающимся гадом. Чудеса! Таких метаморфоз не отыщете и у Овидия, Ликуй, Флоренция: эти воры — твое отродье! Стыдно… А в восьмом рву обитают коварные советчики. Среди них улисс (Одиссей), его душа заточена в пламя, способное говорить! Так, мы услышали рассказ Улисса о его гибели: жаждущий познать неведомое, он уплыл с горсткой смельчаков на другой конец света, потерпел кораблекрушение и вместе с друзьями утонул вдали от обитаемого людьми мира, Другой говорящий пламень, в котором скрыта душа не назвавшего себя по имени лукавого советчика, рассказал мне о своем грехе: этот советчик помог римскому папе в одном неправедном деле — рассчитывая на то, что папа отпустит ему его прегрешение. К простодушному грешнику небеса терпимее, чем к тем, кто надеется спастись покаянием. Мы перешли в девятый ров, где казнят сеятелей смуты. Вот они, зачинщики кровавых раздоров и религиозных смут. Дьявол увечит их тяжелым мечом, отсекает носы и уши, дробит черепа. Тут и Магомет, и побуждавший Цезаря к гражданской войне Курион, и обезглавленный воин-трубадур Бертран де Борн (голову в руке несет, как фонарь, а та восклицает: «Горе!»). Далее я встретил моего родича, сердитого на меня за то, что его насильственная смерть осталась неотомщенной. Затем мы перешли в десятый ров, где алхимики маятся вечным зудом. Один из них был сожжен за то, что шутя хвастался, будто умеет летать, — стал жертвой доноса. В Ад же попал не за это, а как алхимик. Здесь же казнятся те, кто выдавал себя за других людей, фальшивомонетчики и вообще лгуны. Двое из них подрались между собой и потом долго бранились (мастер Адам, подмешивавший медь в золотые монеты, и древний грек Синон, обманувший троянцев). Вергилий упрекнул меня за любопытство, с которым я слушал их. Наше путешествие по Злопазухам заканчивается. Мы подошли к колодцу, ведущему из восьмого круга Ада в девятый. Там стоят древние гиганты, титаны. В их числе Немврод, злобно крикнувший нам что-то на непонятном языке, и Антей, который по просьбе Вергилия спустил на своей огромной ладони нас на дно колодца, а сам тут же распрямился. Итак, мы на дне вселенной, близ центра земного шара. Перед нами ледяное озеро, в него вмерзли предавшие своих родных. Одного я случайно задел ногою по голове, тот заорал, а себя назвать отказался. Тогда я вцепился ему в волосы, а тут кто-то окликнул его по имени. Негодяй, теперь я знаю, кто ты, и расскажу о тебе людям! А он: «Ври, что хочешь, про меня и про других!» А вот ледяная яма, в ней один мертвец грызет череп другому. Спрашиваю: за что? Оторвавшись от своей жертвы, он ответил мне. Он, граф Уголино, мстит предавшему его былому единомышленнику, архиепископу Руджьери, который уморил его и его детей голодом, заточив их в Пизанскую башню. Нестерпимы были их страдания, дети умирали на глазах отца, он умер последним. Позор Пизе! Идем далее. А это кто перед нами? Альбериго? Но он же, насколько я знаю, не умирал, так как же оказался в Аду? Бывает и такое: тело злодея ещё живет, а душа уже в преисподней. В центре земли вмерзший в лед властитель Ада Люцифер, низверженный с небес и продолбивший в падении бездну преисподней, обезображенный, трехликий. Из первой его пасти торчит Иуда, из второй Брут, из третьей Кассий, Он жует их и терзает когтями. Хуже всех приходится самому гнусному предателю — Иуде. От Люцифера тянется скважина, ведущая к поверхности противоположного земного полушария. Мы протиснулись в нее, поднялись на поверхность и увидели звезды. Чистилище Да помогут мне Музы воспеть второе царство! Его страж старец Катон встретил нас неприветливо: кто такие? как смели явиться сюда? Вергилий объяснил и, желая умилостивить Катона, тепло отозвался о его жене Марции. При чем здесь Марция? Пройдите к берегу моря, умыться надо! Мы пошли. Вот она, морская даль. А в прибрежных травах — обильная роса. Ею Вергилий смыл с моего лица копоть покинутого Ада. Из морской дали к нам плывет управляемый ангелом челн. В нем души усопших, которым посчастливилось не попасть в Ад. Причалили, сошли на берег, и ангел уплыл. Тени прибывших столпились вкруг нас, и в одной я узнал своего друга, певца Козеллу. Хотел обнять его, но ведь тень бесплотна — обнял самого себя. Козелла по моей просьбе запел про любовь, все заслушались, но тут появился Катон, на всех накричал (не делом занялись!), и мы заспешили к горе Чистилища. Вергилий был недоволен собою: дал повод накричать на себя… Теперь нам нужно разведать предстоящую дорогу. Посмотрим, куда двинутся прибывшие тени. А они сами только что заметили, что я-то не тень: не пропускаю сквозь себя свет. Удивились. Вергилий все им объяснил. «Идите с нами», — пригласили они. Итак, спешим к подножию чистилищной горы. Но все ли спешат, всем ли так уж не терпится? Вон близ большого камня расположилась группа не очень торопящихся к восхождению наверх: мол, успеется; лезь тот, кому неймется. Среди этих ленивцев я узнал своего приятеля Белакву. Приятно видеть, что он, и при жизни враг всякой спешки, верен себе. В предгорьях Чистилища мне довелось общаться с тенями жертв насильственной смерти. Многие из них были изрядными грешниками, но, прощаясь с жизнью, успели искренне покаяться и потому не попали в Ад. То-то досада для дьявола, лишившегося добычи! Он, впрочем, нашел как отыграться: не обретя власти над душою раскаявшегося погибшего грешника, надругался над его убитым телом. Неподалеку от всего этого мы увидели царственно-величественную тень Сорделло. Он и Вергилий, узнав друг в друге поэтов-земляков (мантуанцев), братски обнялись. Вот пример тебе, Италия, грязный бордель, где напрочь порваны узы братства! Особенно ты, моя Флоренция, хороша, ничего не скажешь… Очнись, посмотри на себя… Сорделло согласен быть нашим проводником к Чистилищу. Это для него большая честь — помочь высокочтимому Вергилию. Степенно беседуя, мы подошли к цветущей ароматной долине, где, готовясь к ночлегу, расположились тени высокопоставленных особ — европейских государей. Мы издали наблюдали за ними, слушая их согласное пение. Настал вечерний час, когда желанья влекут отплывших обратно, к любимым, и вспоминаешь горький миг прощанья; когда владеет печаль пилигримом и слышит он, как перезвон далекий плачет навзрыд о дне невозвратимом… В долину отдыха земных властителей заполз было коварный змей соблазна, но прилетевшие ангелы изгнали его. Я прилег на траву, заснул и во сне был перенесен к вратам Чистилища. Охранявший их ангел семь раз начертал на моем лбу одну и ту же букву — первую в слове «грех» (семь смертных грехов; эти буквы будут поочередно стерты с моего лба по мере восхождения на чистилищную гору). Мы вошли во второе царство загробья, ворота закрылись за нами. Началось восхождение. Мы в первом круге Чистилища, где искупают свой грех гордецы. В посрамление гордыни здесь воздвигнуты изваяния, воплощающие идею высокого подвига — смирения. А вот и тени очищающихся гордецов: при жизни несгибаемые, здесь они в наказание за свой грех гнутся под тяжестью наваленных на них-каменных глыб. «Отче наш…» — эту молитву пели согбенные гордецы. Среди них — художник-миниатюрист Одериз, при жизни кичившийся своей громкой славой. Теперь, говорит, осознал, что кичиться нечем: все равны перед лицом смерти — и ветхий старец, и пролепетавший «ням-ням» младенец, а слава приходит и уходит. Чем раньше это поймешь и найдешь в себе силы обуздать свою гордыню, смириться, — тем лучше. Под ногами у нас барельефы с запечатленными сюжетами наказанной гордыни: низверженные с небес Люцифер и Бриарей, царь Саул, Олоферн и другие. Заканчивается наше пребывание в первом круге. Явившийся ангел стер с моего лба одну из семи букв — в знак того, что грех гордыни мною преодолен. Вергилий улыбнулся мне, Поднялись во второй круг. Здесь завистники, они временно ослеплены, их бывшие «завидущими» глаза ничего не видят. Вот женщина, из зависти желавшая зла своим землякам и радовавшаяся их неудачам… В этом круге я после смерти буду очищаться недолго, ибо редко и мало кому завидовал. Зато в пройденном круге гордецов — наверное, долго. Вот они, ослепленные грешники, чью кровь когда-то сжигала зависть. В тишине громоподобно прозвучали слова первого завистника — Каина: «Меня убьет тот, кто встретит!» В страхе я приник к Вергилию, и мудрый вождь сказал мне горькие слова о том, что высший вечный свет недоступен завистникам, увлеченным земными приманками. Миновали второй круг. Снова нам явился ангел, и вот на моем лбу остались лишь пять букв, от которых предстоит избавиться в дальнейшем. Мы в третьем круге. Перед нашими взорами пронеслось жестокое видение человеческой ярости (толпа забила каменьями кроткого юношу). В этом круге очищаются одержимые гневом. Даже в потемках Ада не было такой черной мглы, как в этом круге, где смиряется ярость гневных. Один из них, ломбардец Марко, разговорился со мной и высказал мысль о том, что нельзя все происходящее на свете понимать как следствие деятельности высших небесных сил: это значило бы отрицать свободу человеческой воли и снимать с человека ответственность за содеянное им. Читатель, тебе случалось бродить в горах туманным вечером, когда и солнца почти не видно? Вот так и мы… Я почувствовал прикосновение ангельского крыла к моему лбу — стерта ещё одна буква. Мы поднялись в круг четвертый, освещаемые последним лучом заката. Здесь очищаются ленивые, чья любовь к благу была медлительной. Ленивцы здесь должны стремительно бегать, не допуская никакого потворства своему прижизненному греху. Пусть вдохновляются примерами пресвятой девы Марии, которой приходилось, как известно, спешить, или Цезаря с его поразительной расторопностью. Пробежали мимо нас, скрылись. Спать хочется. Сплю и вижу сон… Приснилась омерзительная баба, на моих глазах превратившаяся в красавицу, которая тут же была посрамлена и превращена в ещё худшую уродину (вот она, мнимая привлекательность порока!). Исчезла ещё одна буква с моего лба: я, значит, победил такой порок, как лень. Поднимаемся в круг пятый — к скупцам и расточителям. Скупость, алчность, жадность к золоту — отвратительные пороки. Расплавленное золото когда-то влили в глотку одному одержимому жадностью: пей на здоровье! Мне неуютно в окружении скупцов, а тут ещё случилось землетрясение. Отчего? По своему невежеству не знаю… Оказалось, трясение горы вызвано ликованием по поводу того, что одна из душ очистилась и готова к восхождению: это римский поэт Стаций, поклонник Вергилия, обрадовавшийся тому, что отныне будет сопровождать нас в пути к чистилищной вершине. С моего лба стерта ещё одна буква, обозначавшая грех скупости. Кстати, разве Стаций, томившийся в пятом круге, был скуп? Напротив, расточителен, но эти две крайности караются совокупно. Теперь мы в круге шестом, где очищаются чревоугодники. Здесь нехудо бы помнить о том, что христианским подвижникам не было свойственно обжорство. Бывшим чревоугодникам суждены муки голода: отощали, кожа да кости. Среди них я обнаружил своего покойного друга и земляка Форезе. Поговорили о своем, поругали Флоренцию, Форезе осуждающе отозвался о распутных дамах этого города. Я рассказал приятелю о Вергилии и о своих надеждах увидеть в загробном мире любимую мою Беатриче. С одним из чревоугодников, бывшим поэтом старой школы, у меня произошел разговор о литературе. Он признал, что мои единомышленники, сторонники «нового сладостного стиля», достигли в любовной поэзии гораздо большего, нежели сам он и близкие к нему мастера. Между тем стерта предпоследняя литера с моего лба, и мне открыт путь в высший, седьмой круг Чистилища. А я все вспоминаю худых, голодных чревоугодников: как это они так отощали? Ведь это тени, а не тела, им и голодать-то не пристало бы. Вергилии пояснил: тени, хоть и бесплотны, точь-в-точь повторяют очертания подразумеваемых тел (которые исхудали бы без пищи). Здесь же, в седьмом круге, очищаются палимые огнем сладострастники. Они горят, поют и восславляют примеры воздержания и целомудрия. Охваченные пламенем сладострастники разделились на две группы: предававшиеся однополой любви и не знавшие меры в двуполых соитиях. Среди последних — поэты Гвидо Гвиницелли и провансалец Арнальд, изысканно приветствовавший нас на своем наречии. А теперь нам самим надо пройти сквозь стену огня. Я испугался, но мой наставник сказал, что это путь к Беатриче (к Земному Раю, расположенному на вершине чистилищной горы). И вот мы втроем (Стаций с нами) идем, палимые пламенем. Прошли, идем дальше, вечереет, остановились на отдых, я поспал; а когда проснулся, Вергилии обратился ко мне с последним словом напутствия и одобрения, Все, отныне он замолчит… Мы в Земном Раю, в цветущей, оглашаемой щебетом птиц роще. Я увидел прекрасную донну, поющую и собирающую цветы. Она рассказала, что здесь был золотой век, блюлась невинность, но потом, среди этих цветов и плодов, было погублено в грехе счастье первых людей. Услышав такое, я посмотрел на Вергилия и Стация: оба блаженно улыбались. О Ева! Тут было так хорошо, ты ж все погубила своим дерзаньем! Мимо нас плывут живые огни, под ними шествуют праведные старцы в белоснежных одеждах, увенчанные розами и лилиями, танцуют чудесные красавицы. Я не мог наглядеться на эту изумительную картину. И вдруг я увидел её — ту, которую люблю. Потрясенный, я сделал невольное движение, как бы стремясь прижаться к Вергилию. Но он исчез, мой отец и спаситель! Я зарыдал. «Данте, Вергилий не вернется. Но плакать тебе придется не по нему. Вглядись в меня, это я, Беатриче! А ты как попал сюда?» — гневно спросила она. Тут некий голос спросил её, почему она так строга ко мне. Ответила, что я, прельщенный приманкой наслаждений, был неверен ей после её смерти. Признаю ли я свою вину? О да, меня душат слезы стыда и раскаяния, я опустил голову. «Подними бороду!» — резко сказала она, не веля отводить от нее глаза. Я лишился чувств, а очнулся погруженным в Лету — реку, дарующую забвение совершенных грехов. Беатриче, взгляни же теперь на того, кто так предан тебе и так стремился к тебе. После десятилетней разлуки я глядел ей в очи, и зрение мое на время померкло от их ослепительного блеска. Прозрев, я увидел много прекрасного в Земном Раю, но вдруг на смену всему этому пришли жестокие видения: чудовища, поругание святыни, распутство. Беатриче глубоко скорбела, понимая, сколько дурного кроется -в этих явленных нам видениях, но выразила уверенность в том, что силы добра в конечном счете победят зло. Мы подошли к реке Эвное, попив из которой укрепляешь память о совершенном тобою добре. Я и Стаций омылись в этой реке. Глоток её сладчайшей воды влил в меня новые силы. Теперь я чист и достоин подняться на звезды. Рай Из Земного Рая мы с Беатриче вдвоем полетим в Небесный, в недоступные уразумению смертных высоты. Я и не заметил, как взлетели, воззрившись на солнце. Неужели я, оставаясь живым, способен на это? Впрочем, Беатриче этому не удивилась: очистившийся человек духовен, а не отягощенный грехами дух легче эфира. Друзья, давайте здесь расстанемся — не читайте дальше: пропадете в бескрайности непостижимого! Но если вы неутолимо алчете духовной пищи — тогда вперед, за мной! Мы в первом небе Рая — в небе Луны, которую Беатриче назвала первою звездою; погрузились в её недра, хотя и трудно представить себе силу, способную вместить одно замкнутое тело (каковым я являюсь) в другое замкнутое тело (в Луну), В недрах Луны нам встретились души монахинь, похищенных из монастырей и насильно выданных замуж. Не по своей вине, но они не сдержали данного при пострижении обета девственности, и поэтому им недоступны более высокие небеса. Жалеют ли об этом? О нет! Жалеть значило бы не соглашаться с высшей праведной волей. А все-таки недоумеваю: чем же они виноваты, покорясь насилию? Почему им не подняться выше сферы Луны? Винить надо не жертву, а насильника! Но Беатриче пояснила, что и жертва несет известную ответственность за учиненное над нею насилие, если, сопротивляясь, не проявила героической стойкости. Неисполнение обета, утверждает Беатриче, практически невозместимо добрыми делами (слишком уж много надо их сделать, искупая вину). Мы полетели на второе небо Рая — к Меркурию. Здесь обитают души честолюбивых праведников. Это уже не тени в отличие от предшествующих обитателей загробного мира, а светы: сияют и лучатся. Один из них вспыхнул особенно ярко, радуясь общению со мною. Оказалось, это римский император, законодатель Юстиниан. Он сознает, что пребывание в сфере Меркурия (и не выше) — предел для него, ибо честолюбцы, делая добрые дела ради собственной славы (то есть любя прежде всего себя), упускали луч истинной любви к божеству. Свет Юстиниана слился с хороводом огней — других праведных душ, Я задумался, и ход моих мыслей привел меня к вопросу: зачем Богу-Отцу было жертвовать сыном? Можно же было просто так, верховною волей, простить людям грех Адама! Беатриче пояснила: высшая справедливость требовала, чтобы человечество само искупило свою вину. Оно на это неспособно, и пришлось оплодотворить земную женщину, чтобы сын (Христос), совместив в себе человеческое с божеским, смог это сделать. Мы перелетели на третье небо — к Венере, где блаженствуют души любвеобильных, сияющие в огненных недрах этой звезды. Один из этих духов-светов — венгерский король Карл Мартелл, который, заговорив со мной, высказал мысль, что человек может реализовать свои способности, лишь действуя на поприще, отвечающем потребностям его натуры: плохо, если прирожденный воин станет священником… Сладостно сияние других любвеобильных душ. Сколько здесь блаженного света, небесного смеха! А внизу (в Аду) безотрадно и угрюмо густели тени… Один из светов заговорил со мной (трубадур Фолько) — осудил церковные власти, своекорыстных пап и кардиналов. Флоренция — город дьявола. Но ничего, верит он, скоро станет лучше. Четвертая звезда — Солнце, обиталище мудрецов. Вот сияет дух великого богослова Фомы Аквинского. Он радостно приветствовал меня, показал мне других мудрецов. Их согласное пение напомнило мне церковный благовест. Фома рассказал мне о Франциске Ассизском — втором (после Христа) супруге Нищеты. Это по его примеру монахи, в том числе его ближайшие ученики, стали ходить босыми. Он прожил святую жизнь и умер — голый человек на голой земле — в лоне Нищеты. Не только я, но и светы — духи мудрецов — слушали речь Фомы, прекратив петь и кружиться в танце. Затем слово взял францисканец Бонавентура. В ответ на хвалу своему учителю, возданную доминиканцем Фомой, он восславил учителя Фомы — Доминика, земледельца и слугу Христова. Кто теперь продолжил его дело? Достойных нет. И опять слово взял Фома. Он рассуждает о великих достоинствах царя Соломона: тот попросил себе у Бога ума, мудрости — не для решения богословских вопросов, а чтобы разумно править народом, то есть царской мудрости, каковая и была ему дарована. Люди, не судите друг о друге поспешно! Этот занят добрым делом, тот — злым, но вдруг первый падет, а второй восстанет? Что будет с обитателями Солнца в судный день, когда духи обретут плоть? Они настолько ярки и духовны, что трудно представить их материализованными. Закончено наше пребывание здесь, мы прилетели к пятому небу — на Марс, где сверкающие духи воителей за веру расположились в форме креста и звучит сладостный гимн. Один из светочей, образующих этот дивный крест, не выходя за его пределы, подвигся книзу, ближе ко мне. Это дух моего доблестного прапрадеда, воина Каччагвиды. Приветствовал меня и восхвалил то славное время, в которое он жил на земле и которое — увы! — миновало, сменившись худшим временем. Я горжусь своим предком, своим происхождением (оказывается, не только на суетной земле можно испытывать такое чувство, но и в Раю!). Каччагвида рассказал мне о себе и о своих предках, родившихся во Флоренции, чей герб — белая лилия — ныне окрашен кровью. Я хочу узнать у него, ясновидца, о своей дальнейшей судьбе. Что меня ждет впереди? Он ответил, что я буду изгнан из Флоренции, в безотрадных скитаниях познаю горечь чужого хлеба и крутизну чужих лестниц. К моей чести, я не буду якшаться с нечистыми политическими группировками, но сам себе стану партией. В конце же концов противники мои будут посрамлены, а меня ждет триумф. Каччагвида и Беатриче ободрили меня. Закончено пребывание на Марсе. Теперь — с пятого неба на шестое, с красного Марса на белый Юпитер, где витают души справедливых. Их светы складываются в буквы, в буквы — сначала в призыв к справедливости, а затем в фигуру орла, символ правосудной имперской власти, неведомой, грешной, исстрадавшейся земле, но утвержденной на небесах. Этот величественный орел вступил со мной в разговор. Он называет себя «я», а мне слышится «мы» (справедливая власть коллегиальна!). Ему понятно то, что сам я никак не могу понять: почему Рай открыт только для христиан? Чем же плох добродетельный индус, вовсе не знающий Христа? Так и не пойму. А и то правда, — признает орел, — что дурной христианин хуже славного перса или эфиопа, Орел олицетворяет идею справедливости, и у него не когти и не клюв главное, а всезрящее око, составленное из самых достойных светов-духов. Зрачок — душа царя и псалмопевца Давида, в ресницах сияют души дохристианских праведников (а ведь я только что оплошно рассуждал о Рае «только для христиан»? Вот так-то давать волю сомнениям!). Мы вознеслись к седьмому небу — на Сатурн. Это обитель созерцателей. Беатриче стала ещё красивее и ярче. Она не улыбалась мне — иначе бы вообще испепелила меня и ослепила. Блаженные духи созерцателей безмолвствовали, не пели — иначе бы оглушили меня. Об этом мне сказал священный светоч — богослов Пьетро Дамьяно. Дух Бенедикта, по имени которого назван один из монашеских орденов, гневно осудил современных своекорыстных монахов. Выслушав его, мы устремились к восьмому небу, к созвездию Близнецов, под которым я родился, впервые увидел солнце и вдохнул воздух Тосканы. С его высоты я взглянул вниз, и взор мой, пройдя сквозь семь посещенных нами райских сфер, упал на смехотворно маленький земной шарик, эту горстку праха со всеми её реками и горными кручами. В восьмом небе пылают тысячи огней — это торжествующие духи великих праведников. Упоенное ими, зрение мое усилилось, и теперь даже улыбка Беатриче не ослепит меня. Она дивно улыбнулась мне и вновь побудила меня обратить взоры к светозарным духам, запевшим гимн царице небес — святой деве Марии. Беатриче попросила апостолов побеседовать со мной. Насколько я проник в таинства священных истин? Апостол Петр спросил меня о сущности веры. Мой ответ: вера — довод в пользу незримого; смертные не могут своими глазами увидеть то, что открывается здесь, в Раю, — но да уверуют они в чудо, не имея наглядных доказательств его истинности. Петр остался доволен моим ответом. Увижу ли я, автор священной поэмы, родину? Увенчаюсь ли лаврами там, где меня крестили? Апостол Иаков задал мне вопрос о сущности надежды. Мой ответ: надежда — ожидание будущей заслуженной и дарованной Богом славы. Обрадованный Иаков озарился. На очереди вопрос о любви. Его мне задал апостол Иоанн. Отвечая, я не забыл сказать и о том, что любовь обращает нас к Богу, к слову правды. Все возликовали. Экзамен (что такое Вера, Надежда, Любовь?) успешно завершился. Я увидел лучащуюся душу праотца нашего Адама, недолго жившего в Земном Раю, изгнанного оттуда на землю; после смерти долго томившегося в Лимбе; затем перемещенного сюда. Четыре света пылают передо мной: три апостола и Адам. Вдруг Петр побагровел и воскликнул: «Земной захвачен трон мой, трон мой, трон мой!» Петру ненавистен его преемник — римский папа. А нам пора уже расставаться с восьмым небом и возноситься в девятое, верховное и кристальное. С неземной радостью, смеясь, Беатриче метнула меня в стремительно вращающуюся сферу и вознеслась сама. Первое, что я увидел в сфере девятого неба, — это ослепительная точка, символ божества. Вокруг нее вращаются огни — девять концентрических ангельских кругов. Ближайшие к божеству и потому меньшие — серафимы и херувимы, наиболее отдаленные и обширные — архангелы и просто ангелы. На земле привыкли думать, что великое больше малого, но здесь, как видно, все наоборот. Ангелы, рассказала мне Беатриче, ровесники мироздания. Их стремительное вращение — источник всего того движения, которое совершается во Вселенной. Поторопившиеся отпасть от их сонма были низвержены в Ад, а оставшиеся до сих пор упоенно кружатся в Раю, и не нужно им мыслить, хотеть, помнить: они вполне удовлетворены! Вознесение в Эмпирей — высшую область Вселенной — последнее. Я опять воззрился на ту, чья возрастающая в Раю красота поднимала меня от высей к высям. Нас окружает чистый свет. Повсюду искры и цветы — это ангелы и блаженные души. Они сливаются в некую сияющую реку, а потом обретают форму огромной райской розы. Созерцая розу и постигая общий план Рая, я о чем-то хотел спросить Беатриче, но увидел не её, а ясноокого старца в белом. Он указал наверх. Гляжу — в недосягаемой вышине светится она, и я воззвал к ней: «О донна, оставившая след в Аду, даруя мне помощь! Во всем, что вижу, сознаю твое благо. За тобой я шел от рабства к свободе. Храни меня и впредь, чтобы дух мой достойным тебя освободился от плоти!» Взглянула на меня с улыбкой и повернулась к вечной святыне. Всё. Старец в белом — святой Бернард. Отныне он мой наставник. Мы продолжаем с ним созерцать розу Эмпирея. В ней сияют и души непорочных младенцев. Это понятно, но почему и в Аду были кое-где души младенцев — не могут же они быть порочными в отличие от этих? Богу виднее, какие потенции — добрые или дурные — в какой младенческой душе заложены. Так пояснил Бернард и начал молиться. Бернард молился деве Марии за меня — чтобы помогла мне. Потом дал мне знак, чтобы я посмотрел наверх. Всмотревшись, вижу верховный и ярчайший свет. При этом не ослеп, но обрел высшую истину. Созерцаю божество в его светозарном триединстве. И влечет меня к нему Любовь, что движет и солнце и звезды.


Добавил: Klose29

/ Краткие содержания / Данте А. / Божественная комедия / Вариант 2


Смотрите также по произведению «Божественная комедия»:


Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре.

100% гарантии от повторения!

www.litra.ru

Божественная комедия краткое содержание напишите пож-та)))

Данте Алигьери
Божественная комедия
Ад
На полдороге жизни я — Данте — заблудился в дремучем лесу. Страшно, кругом дикие звери — аллегории пороков; деться некуда. И тут является призрак, оказавшийся тенью любимого мною древне-римского поэта Вергилия. Прошу его о помощи. Он обещает увести меня отсюда в странствия по загробному миру, с тем, чтобы я увидел Ад, Чистилище и Рай. Я готов следовать за ним.
Да, но по силам ли мне такое путешествие? Я оробел и заколебался. Вергилий укорил меня, рассказав, что сама Беатриче (моя покойная возлюбленная) снизошла к нему из Рая в Ад и просила быть моим проводником в странствиях по загробью. Если так, то нельзя колебаться, нужна решимость. Веди меня, мой учитель и наставник!
Над входом в Ад надпись, отнимающая всякую надежду у входящих. Мы вошли. Здесь, прямо за входом, стонут жалкие души не творивших при жизни ни добра, ни зла. Далее река Ахерон, Через нее свирепый Харон перевозит на лодке мертвецов. Нам — с ними. «Но ты же не мертвец! » — гневно кричит мне Харон. Вергилий усмирил его. Поплыли. Издали слышен грохот, дует ветер, сверкнуло пламя. Я лишился чувств…
Первый круг Ада — Лимб. Тут томятся души некрещеных младенцев и славных язычников — воителей, мудрецов, поэтов (в их числе и Вергилия) . Они не мучаются, а лишь скорбят, что им как нехристианам нет места в Раю. Мы с Вергилием примкнули к великим поэтам древности, первый из кот …

… о при пострижении обета девственности, и поэтому им недоступны более высокие небеса. Жалеют ли об этом? О нет! Жалеть значило бы не соглашаться с высшей праведной волей.
А все-таки недоумеваю: чем же они виноваты, покорясь насилию? Почему им не подняться выше сферы Луны? Винить надо не жертву, а насильника! Но Беатриче пояснила, что и жертва несет известную ответственность за учиненное над нею насилие, если, сопротивляясь, не проявила героической стойкости.
Неисполнение обета, утверждает Беатриче, практически невозместимо добрыми делами (слишком уж много надо их сделать, искупая вину) . Мы полетели на второе небо Рая — к Меркурию. Здесь обитают души честолюбивых праведников. Это уже не тени в отличие от предшествующих обитателей загробного мира, а светы: сияют и лучатся. Один из них вспыхнул особенно ярко, радуясь общению со мною. Оказалось, это римский император, законодатель Юстиниан. Он сознает, что пребывание в сфере Меркурия (и не выше) — предел для него, ибо честолюбцы, делая добрые дела ради собственной славы (то есть любя прежде всего себя) , упускали луч истинной любви к божеству.
Свет Юстиниана слился с хороводом огней — других праведных душ, Я задумался, и ход моих мыслей привел меня к вопросу: зачем Богу-Отцу было жертвовать сыном? Можно же было просто так, верховною волей, простить людям грех Адама! Беатриче пояснила: высшая справедливость требовала, чтобы человечество само искупило свою вину. Оно на это неспособно, и пришлось оплодотворить земную женщину, чтобы сын (Христос) , совместив в себе человеческое с божеским, смог это сделать.
Мы перелетели на третье небо — к Венере, где блаженствуют души любвеобильных, сияющие в огненных недрах этой звезды. Один из этих духов-светов — венгерский король Карл Мартелл, который, заговорив со мной, высказал мысль, что человек может реализовать свои способности, лишь действуя на поприще, отвечающем потребностям его натуры: плохо, если прирожденный воин станет священником…
Сладостно сияние других любвеобильных душ. Сколько здесь блаженного света, небесного смеха! А внизу (в Аду) безотрадно и угрюмо густели тени…

otvet.mail.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *