Что дало русской литературе творчество Александра Радищева?
Радищев пять лет прожил в Лейпциге, будучи студентом университета, и уже тогда произошло первое его столкновение с олицетворением самовластья (в лице наставника студентов). Отсюда будущий защитник прав крестьян вынес для себя две основные истины: «Глад, жажда, скорбь, темница, узы и самая смерть мало его [человека] трогают. Не доводи его токмо до крайности», «Ничто, сказывают, толико не сопрягает людей, как несчастие».
Ранние произведения Радищева – это одни из первых сентиментальных произведений в русской литературе.
Но чем дальше, тем все большую социальную окрашенность приобретает его творчество. Автор нередко высказывал свое негативное отношение к самодержавию и объяснял, за что народ может судить своего государя как преступника («Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего»). Далее следовало показать, как же это должно произойти, и автор создал оду «Вольность», воспевающую народную революцию. Поводом к ней послужил успех в борьбе американского народа за независимость и пугачевское восстание в России. Однако Радищев объективно оценивал российскую действительность, понимая, что в стране еще не время для революции:Но не приспе еще година,
Не совершилися судьбы;
Вдали, вдали еще кончина,
Когда иссякнут все беды!
Он уделял также большое внимание проблеме воспитания нового человека, гражданина и патриота, борца с угнетателями. Эти идеи им высказываются в «Житии Ф.В. Ушакова». Для появления такого человека необходимо воздействие обстоятельств и высоконравственные наставники.
Вот из таких идей возникло «Путешествие из Петербурга в Москву» – произведение о современной автору России, положении ее народа и его будущем. В нем Радищев убедительно доказывает, что освобождение народа может произойти только революционным путем, и это неизбежно должно случиться.
Чем же так запомнилось «Путешествие из Петербурга в Москву»?
В нем впервые был осуществлен анализ и оценка важнейших государственных институтов с политической, экономической, юридической и моральной сторон.
Разоблачению антинародной сущности самодержавия и крепостного права посвящено большинство глав «Путешествия из Петербурга в Москву», чего автор добивается с помощью противопоставления крестьян и помещиков, а также выявлением настоящего лица государя, то есть опять же антитезой – идиллической картины с истинным положением вещей. Он считал, что изменения должны начинаться с «низов», именно за народом – инициатива перемен. Но при всем этом Радищев отрицает пользу стихийного бунта, считая, что он приносит «паче веселие мщение, нежели пользу сотрясения уз».
Радищев впервые столь откровенно ратовал за народную революцию, так ярко рисовал картину самодержавно-крепостнического гнета в России; при этом автор не ограничивался пустыми высказываниями, он рассуждал и о средствах ликвидации этого гнета. Главным героем «Путешествия из Петербурга в Москву» он сделал русский народ, крепостного крестьянина, в первую очередь. И он не забит и дик, а талантлив и обладает высокой нравственностью. Радищев затронул и вопрос женской красоты (отдав предпочтение «сельским Нимфам» перед светскими красавицами), и музыкальность народа (с каким вниманием слушают слепого старика, поющего народную песню!). Он глубже всех писателей XVIII в. постиг качества национального характера.
Что же выделяет это произведение из ряда других?
Радищев подготовил утверждение реализма в русской литературе, благодаря сатирическому изображению действительности.
Вообще же, в литературе последней трети XVIII в. развивались одновременно романтические и реалистические тенденции, что можно наглядно увидеть на примере творчества Радищева.
Кроме того, Радищев больше других писателей подготовил утверждение реализма в русской литературе, но его творчество можно назвать просветительским реализмом; исследователи, утверждающие, что в русской литературе XVIII в. присутствовал просветительский реализм, считали его наивысшим проявлением творчество Радищева. Но оно обладало и рядом особенностей – психологизм, лиризм, связь с фольклором.
То есть литературное творчество Радищева выходило за четкие рамки какого-либо направления, было самобытно.
РАДИЩЕВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ — информация на портале Энциклопедия Всемирная история
Русский писатель, поэт, философ. Автор «Путешествия из Петербурга в Москву» (1790).
Семья. Образование
Происходил из дворян. Дед Афанасий Прокофьевич служил денщиком у Петра Великого. Отец Николай Афанасьевич был крупным помещиком и блестяще образованным человеком, большую часть времени занимавшимся хозяйством. У Радищева, родившегося в семье первым, было семь братьев и четыре сестры.
Писатель был дважды женат. Первая жена – Анна Васильевна Рубановская (с 1775 по 1783 год). От нее Радищев имел четверых детей: Василия, Николая, Екатерину, Павла. Вторая супруга – Елизавета Васильевна Рубановская (с 1790 по 1797 год), младшая сестра первой жены Анны, последовавшая за Радищевым в Сибирь. От нее имел троих детей: Анну, Феклу, Афанасия.
Детство Александра Николаевича прошло в имении Немцово под Малоярославцем, а также в Верхнем Аблязове Саратовского наместничества. Начальное образование получил от своих крепостных няни и дядьки, последний научил мальчика чтению и письму. Некоторое время его обучал некий француз, оказавшийся в итоге беглым солдатом. В возрасте семи лет Александра отвезли в Москву к родственнику, который был племянником директора Московского университета. В его доме Радищев с восьми до тринадцати лет обучался по курсу университетской гимназии, а, кроме того, посещал экзамены и студенческие диспуты.
В 1762 году Радищева записали на службу в пажи. В 1764 году он среди прочих сопровождал императрицу Екатерину в поездке в столицу. В Петербурге он оставался два года, после чего с другими юными дворянами был послан на учебу в Лейпцигский университет. В течение пяти лет Радищев изучал здесь языки, право, естественные науки, литературу и даже музыку. Он был одним из лучших студентов. Блестяще окончив курс, Радищев в 1771 году вернулся на родину.
Служба. Начало литературной деятельности
Тогда же он получил чин титулярного советника и был принят на службу в Сенат в качестве протоколиста. Помимо службы Александр Николаевич занимался переводами («Размышления о греческой истории» Г.Б. де Мабли, военный трактат «Офицерские упражнения»). В 1773 году он создал автобиографическую повесть «Дневник одной недели» (увидела свет только в 1811 году). Она считается первым в России сентиментальным произведением-исповедью. В то же время Александр Николаевич написал «Историю Российского сената», впоследствии уничтоженную.С 1773-го Радищев служил полковым судьей в Финляндской дивизии. На этой должности он встретил известия о восстании Пугачева. Оно сильно повлияло на писателя, сделав его противником крепостничества.
Уйдя в отставку в 1775 году, Радищев возобновил службу через несколько лет, став юрис-консулом. С 1780 года занял должность помощника управляющего Петербургской таможни, в 1790 году став ее управляющим.
Литература и наука
Во второй половине 1780-х Радищев вошел в Общество друзей словесных наук. На заседании общества им была прочитана «Беседа о том, что есть сын Отечества», вышедшая в 1789 году в «Беседующем гражданине» и утверждавшая, что человек – «существо свободное».
Кроме литературы, Александр Николаевич уделял время и для написания научных трудов. Среди них созданные в 1780-е «Проект нового генерального таможенного тарифа», «О таможенных обрядах», «Описание Петербургской губернии», а также составленное в 1790-1791 годах «Описание Тобольского наместничества».
Главный труд
В 1790 году Радищев написал свое главное произведение – «Путешествие из Петербурга в Москву», за которое был назван Екатериной II «бунтовщиком хуже Пугачева».
Антикрепостническое и антисамодержавное содержание книги пугало издателей, боявшихся уголовной ответственности за подобную публикацию. В итоге Радищев устроил в своем доме собственную типографию, в которой и напечатал 650 экземпляров произведения. Вскоре «Путешествие» начало продаваться в Гостином дворе, писатель также дарил экземпляры друзьям и знакомым.
Описание жестокостей в обращении помещиков с крепостными и провозглашение бунта крестьян против хозяев справедливым взволновали и императрицу, обвинившую писателя в том, что тот «заражен французским заблуждением».
Арест и ссылка
В июне 1790 года Радищев был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. После двух недель следствия Сенат приговорил его к смертной казни. Однако Екатерина II, опасаясь реакции общества, заменила казнь десятью годами ссылки в Сибири. В сентябре он был отправлен в Илимский острог. Сама книга была запрещена (даже в 1905 году не удалось издать полный текст сочинения). Некоторые экземпляры были уничтожены властями, большая же часть – самим Радищевым.
В остроге Александр Николаевич прожил пять лет. Здесь он лечил местных жителей, занимался наукой, в частности, проводил опыты по выплавке разных пород руды. Также он продолжал писать. В ссылке Радищевым были созданы философский трактат «О человеке, его смерти и бессмертии», повесть о Ермаке «Ангел тьмы», «Письмо о китайском торге», труд по истории «Сокращенное повествование о приобретении Сибири».
Последние годы
С приходом к власти Павла I Радищев был освобожден с предписанием жить в своих деревнях. Он поселился в Немцове, где постоянно находился под полицейским надзором. Переписка Александра Николаевича все время перлюстрировалась. Помогала преодолеть трудности литература: в это время писатель создал поэму «Бова», «Описание моего владения».
Амнистию Радищев получил уже при Александре I в мае 1801 года, хотя срок ссылки окончился еще в 1800-м. Он получил обратно дворянский титул и разрешение проживать в столице. Кроме того, новый государь назначил писателя членом Комиссии составления законов. Здесь Радищев работал над «Проектом гражданского уложения».
Александр Николаевич скончался 12(24) сентября 1802 года. Обстоятельства смерти писателя до сих пор неизвестны. По одной из версий, он покончил с собой с помощью яда, по другой, он умер от чахотки, по третьей, его смерть была следствием несчастного случая.
Радищев и его время. — М. : ГИХЛ. 1956
%PDF-1.6 % 1 0 obj > endobj 8 0 obj /ModDate (D:20180731091805+02’00’) /Producer (http://imwerden.de/) /Title /Author >> endobj 2 0 obj > /Font > >> /Fields [] >> endobj 3 0 obj > stream
=I;n_wPX=b/y8.GSOyH'{ISe@»pApؾ 1|zC_5
f[Y+%ե|yw3&(Ŷt8BK4RtHy dymsHTveT7b*fNJڪА. Н. Радищев — первый русский мыслитель-революционер
А. Н. Радищев. Портрет работы неизвестного художника XVIII века.
Новый этап в развитии освободительных идей в России связан с именем Радищева — первого русского революционного мыслителя, прямого предшественника дворянских революционеров — декабристов. Радищев был одним из первых просветителей, связавших протест против крепостничества с борьбой против самодержавия. Он довел идеи Просвещения XVIII в. до их логического конца, провозгласив право угнетенных ответить насилием на насилие. Революционные выводы Радищева находились в прямой связи с бурными событиями его времени: американской и французской буржуазными революциями и крестьянской войной под предводительством Пугачева.
Александр Николаевич Радищев родился в 1749 г. в помещичьей семье. Дворянская усадьба в раннем детстве, дворянская Москва, где проходило его первоначальное обучение, наконец, придворное окружение, в котором он находился до 17 лет как воспитанник Пажеского корпуса, не заглушили в душе вдумчивого юноши порывов к справедливости и свободе. Обучение в Лейпцигском университете, куда он был направлен для получения юридического образования, знакомство с просветительской французской литературой и чтение русской прогрессивной публицистики укрепили его ненависть ко всем видам угнетения.
По возвращении в Россию Радищев перевел для «Общества, старающегося о напечатании книг», организованного Новиковым, сочинение Мабли «Размышления о греческой истории или о причинах благоденствия и несчастия греков». Уже в этом раннем литературном выступлении Радищев высказал свои взгляды на абсолютизм, сопроводив перевод собственными примечаниями, в одном из которых он объявил, что народ является судьей государя и что неправосудие монарха дает право народу судить его как преступника. Эти мысли Радищев развил в своих последующих произведениях, написанных после крестьянской войны 1773—1775 гг.
и революции в Северной Америке.
В замечательной по глубине философской мысли и революционному пафосу оде «Вольность» (1781—1783) Радищев открыто провозгласил идею насильственной революции. Главное содержание оды заключается в описании тех бедствий, которые несет народу монархическая власть, и в провозглашении закономерности и справедливости народного восстания. «Вольность» — это гимн свободе и революционной силе народа. Радищев называет себя первым прорицателем вольности и высказывает надежду, что потомство за это не забудет его. Заключительные строфы оды посвящены мечтам Радищева о грядущей славе его отечества, освободившегося от гнета самодержавия.
Расцвет творчества Радищева падает на 80-е годы. В эти годы была закончена его замечательная книга «Путешествие из Петербурга в Москву», в которой гневное обличение самодержавно-крепостнической России неразрывно связано с революционным призывом к уничтожению феодального строя.
В начале «Путешествия» автор излагает причины, побудившие его написать эту книгу, и цель, которую он при этом преследовал. Это прежде всего стремление содействовать достижению счастья людей, страдания которых глубоко уязвляли его душу. Раскрыть людям причину их страданий и найти сочувствующих его идеям людей — вот цель, которую поставил перед собой автор.
То приводя рассказы встречных, то при помощи собственных рассуждений по поводу виденного и слышанного, то в форме заимствований из якобы попавших в руки путешественника чужих рукописей раскрывает автор глубину разложения самодержавно-помещичьей России, противопоставляя отталкивающей действительности свои революционные идеалы общественного устройства.
Все, что встречает путешественник, является вопиющим противоречием внешней, парадной стороне екатерининского режима, выдававшегося защитниками самодержавия за царство «всеобщего счастья». Радищев разоблачает это показное, лживое благополучие. Развращенным дворянам, рабски угодливым перед властью и тиранически жестоким к своим крепостным, Радищев противопоставляет крестьян, руками которых создается богатство страны, как подлинно благородных людей.
С первых шагов путешественник сталкивается с этими полярно противоположными силами.
Радищев изображает целую галерею тупых, самодовольных представителей бюрократической власти, для которых существует лишь одни интерес — собственная нажива. С такой же обличительной силой клеймит Радищев крепостников-помещиков. В главе «Любань» говорится о помещике, на которого крестьяне работают шесть дней в неделю, в главе «Вышний Волочок» — о «рачительном» хозяине, ограбившем своих крестьян и переведшем их на «месячину».
Рисуя этих помещиков, Радищев рассматривает их действия не как результат личной жестокости или корысти. Он вскрывает язвы всей системы, породившей низменные черты в характере помещиков — владельцев крепостных душ. Узаконенное право владеть людьми — вот, по справедливому мнению Радищева, источник крестьянского порабощения и пороков, которыми наделены помещики.
В «Путешествии» выведены и мужественные, благородные люди, которые вместе с автором страдают от окружающего их насилия и подлости: помещик из главы «Крестьцы», воспитавший в своих сыновьях чувства долга, чести, правдивости и мужества; председатель уголовной палаты Крестьянкин, пытавшийся быть справедливым судьей; вымышленный автор оды «Вольность». Это те самые «сочувственники», о которых говорит Радищев в своем посвящении-предисловии.
Привлекательными чертами характеризует Радищев крестьян. Нравственная чистота крестьянской девушки Анюты противопоставлена продажности чиновничьих дочерей. Нищий слепой певец, отвергший рублевое подаяние путешественника; крестьяне, вступившиеся за честь крестьянской девушки-невесты, которую пытались обесчестить сыновья помещика, — все эти образы резко противопоставлены погрязшим в пороках тунеядцам-дворянам. С гневом и возмущением описывает Радищев тяжелую участь полуголодных крестьян, которые не могут найти правосудия и которых продают с торгов, как скот.
Исходя из идеалистической, но для своего времени прогрессивной теории общественного договора, Радищев рассматривает порабощение как преступление.
Угрожающе говорит он дворянам. «Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение». Он был глубоко убежден в неизбежности низвержения самими порабощенными системы, основанной на преступлении, так как «поток, загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противустояние».
Но Радищев без страха смотрит в будущее, когда прорвавшийся поток начнет сокрушать все на своем пути. «О, если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство?» Ровно ничего, — заявляет Радищев. Из среды самого народа появились бы великие мужи, и в новом обществе не стало бы места угнетению человека человеком.
Представление Радищева о возможности победоносной крестьянской революции было утопичным, не мог он избежать и противоречий в своих взглядах. Он верил, что новое общество будет основано на всеобщем труде, но источник всеобщего благополучия видел в свободной частной собственности на орудия и средства производства.
Объективно его теория заключалась в требовании наиболее полного и решительного уничтожения феодально-крепостнических отношений, феодальной формы собственности. Правда, он не исключал и возможности общественного переустройства путем реформы. Это отразилось в проекте освобождения крестьян, изложенном в «Путешествии из Петербурга в Москву», и в некоторых отдельных его высказываниях. Но надежды Радищева на реформу и «просвещенного» монарха были гораздо слабее, чем убеждение в необходимости и неизбежности насильственного уничтожения крепостничества, а вместе с ним и самодержавия.
Радищев не мог не знать, к каким последствиям приведет издание книги «Путешествие из Петербурга в Москву», однако он мужественно пошел на этот героический шаг. Удар, который наносило выступление Радищева самодержавию, был настолько сильным, что Екатерина лично занялась его делом.
«Он бунтовщик хуже Пугачева» — таково было ее заключение. Сенат угодливо утвердил решение Петербургской уголовной платы, присуждавшее Радищева к смертной казни, оставив императрице возможность продемонстрировать свое показное «милосердие» и заменить смертную казнь ссылкой. Радищев был выслан на 10 лет в одну из самых отдаленных местностей Сибири, в Илимский острог.
Но ни арест, ни тяжкий путь в Сибирь не сломили великого творца «Вольности». В стихах, написанных в пути, Радищев с гордостью говорил:
Я тот же, что и был я буду весь мой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Живя в далекой илимской ссылке, Радищев не прекратил литературной деятельности. Самой значительной работой этого периода был философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии». В этом произведении отразились противоречия его мировоззрения. Признавая объективное существование материи и познаваемость мира при помощи чувственного опыта и рассуждения, Радищев в то же время не решается отвергнуть веру в бессмертие души.
Из илимской ссылки Радищев был возвращен лишь после смерти Екатерины II. Со стороны императора Павла это было не актом милосердия, а проявлением ненависти к памяти матери. Ссылку в Илимск Павел заменил Радищеву ссылкой в его родовое имение, находившееся в Калужской губернии, под строгий надзор властей. Но и здесь Радищев продолжал свою литературную деятельность.
В марте 1801 г. Радищев был освобожден из-под надзора и через некоторое время назначен членом Комиссии по составлению законов. Обманутый этим либерально-демагогическим жестом Александра I, Радищев с жаром принялся за работу, рассчитывая поставить вопрос об уничтожении крепостного права путем реформы. Но скоро он убедился в том, что показной либерализм Александра был лишь повторением лицемерной тактики его державной бабки. Это прозвучало в последних сочинениях Радищева, особенно в поэме «Песнь историческая».
Считая, что больше он ничего не сможет совершить для блага народа, Радищев 11 сентября 1802 г.
покончил с собой. Незадолго до смерти он сказал: «Потомство за меня отмстит».
Ранние русские просветители 60—80-х годов XVIII в. поставили крестьянскую проблему в центр внимания русского общества. Великий русский революционер-мыслитель Радищев сделал первую попытку указать путь ее революционного решения. Таким образом, антифеодальные идеи, общие для «века Просвещения», приобрели в России в силу исторически сложившихся условий и свои специфические черты: представителям передовой русской мысли новые общественные отношения рисовались основанными прежде всего на благополучии крестьян.
Большое внимание, проявленное представителями русской освободительной мысли к крестьянскому вопросу, способствовало в дальнейшем развитию революционно-демократических традиций русского освободительного движения.
PushkinOnline — Article
Ф.Ч.Рзаев,
доктор филологических наук,
профессор кафедры азербайджанской и
мировой литературы Азербайджанского
государственного педагогического университета
Наследие русского зарубежья в последние годы привлекает пристальное внимание в современном литературоведении, однако интерес исследователей более всего сосредоточен на изучении художественного творчества писателей-эмигрантов. Жанр литературной критики в этом плане до сих пор остается неизученным. И это несмотря на то, что многие исследователи именно критику считали наиболее сильной в литературе эмиграции. По мнению одного из исследователей, «самое интересное, что дала эмигрантская литература – это ее творческие комментарии к старой русской литературе» (1, с.8). Такого же мнения придерживался и Г.П.Струве: «Едва ли не самым ценным вкладом зарубежных писателей в общую сокровищницу русской литературы должны будут быть признаны разные формы не-художественной формы – критика, эссеистика, философская проза, высокая публицистика и мемуарная литература» (2, с.371). С этим мнением соглашались многие исследователи (3, с.43).
Среди многообразного литературно-критического наследия русского зарубежья особый интерес представляют публикации известных писателей-эмигрантов. Русские писатели-эмигранты, помимо собственно художественного творчества, уделяли достаточно серьезное внимание вопросам, связанным с различными аспектами литературного творчества, литературного процесса. При этом в статьях литературоведческого характера, литературных эссе и очерках, многочисленных интервью они обращались не только к современной литературе, но и к творчеству классиков русской и мировой литературы. Среди писателей-эмигрантов, безусловно, к творчеству русских классиков чаще всего обращались те, кто выступал с лекциями в известных американских и европейских университетах, выступал с докладами на различных научных конференциях. В частности, в американских университетах в качестве лекторов выступали такие яркие представители эмигрантской литературы, как В.Набоков, И.Бродский и др.
По нашему мнению, в литературно-критическом наследии писателей-эмигрантов можно выделить три важнейших аспекта: популяризация русской литературы, научно-критическая интерпретация художественных произведений и «писательское» восприятие творчества другого литератора. Каждый из указанных аспектов находит отражение в публикациях писателей-эмигрантов, при этом порой они настолько переплетаются друг с другом, что трудно в некоторых случаях выделить приоритетность одного из них. Особый интерес представляет тот факт, что литературная критика русского зарубежья, в том числе творчество писателей-эмигрантов, не только были свободны от идеологических запретов советской критики и литературоведения, но и в определенной степени противостояли чрезмерно идеологизированным концепциям и оценкам, популярным в СССР, часто противопоставляя совершенно иные подходы и характеристики. Именно поэтому взгляды писателей-эмигрантов на русскую классику представляют большой научный интерес.
Учитывая ограниченные рамки настоящей работы, мы обратимся к публикациям лишь некоторых писателей-эмигрантов, в которых можно обнаружить наиболее типичные особенности «писательского» подхода к оценке творчества классиков русской литературы.
Среди них, безусловно, выделяются работы В.Набокова и И.Бродского.
В.Набоков является автором ряда известных публикаций, в которых содержится оригинальный подход к изучению и оценке творчества русских классиков. Среди них следует отметить в первую очередь «Лекции по русской литературе», «Лекции по зарубежной литературе» и «Комментарии к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Лекции В.Набокова были изданы в России в двух сборниках – «Лекции по русской литературе. Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Тургенев» и «Лекции по зарубежной литературе». Подход В.Набокова к анализу творчества классиков русской и мировой литературы представляет большой интерес с литературоведческой точки зрения, так как наглядно демонстрирует совершенно иную позицию, свободную от стереотипов и штампов литературоведения советского периода. Литературоведческие исследования писателя, написанные им в качестве лекций для студентов американских университетов, столь же самоценные творения, как и его выдающиеся прозаические произведения.
Своеобразие подхода В.Набокова к творчеству классиков русской литературы Пушкина, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Л.Толстого, Чехова, М.Горького наиболее полно проявилось в «Лекциях по русской литературе». В небольшом по объему предисловии к этой книге Ив.Толстой сформулировал мысль, очень важную для понимания литературных взглядов В.Набокова, его подхода к оценке творчества русских классиков: «Набоков ценит в чужом литературном наследии лишь то, что пестует в своем собственном – силу и непосредственность чувства, повествовательную опытность, когда «лучшие слова в лучшем порядке» передают заданную мысль кратчайшим образом, авторскую освобожденность от обязательств даже перед «звездным небом над нами и нравственным законом внутри нас» (4, с.9). Действительно, слова Ив.Толстого дают возможность понять принципы отбора не только писательских имен, но и произведений того или иного писателя. Так, например, Ив.Толстой объясняет отношение Набокова к творчеству Л.
Толстого: «У Льва Толстого лектор Набоков отвергает морализаторскую «Войну и мир» как «литературу Больших Идей» и предпочитает более домашнюю «Анну Каренину» с «Иваном Ильичом» (4, с.10). Отмеченные Ив.Толстым особенности творчества Набокова позволяют сделать вывод о том, что в целом писательский подход отличается от профессионального научного похода тем, что критики-литературоведы, как правило, рассматривают факты и явления как часть литературного процесса эпохи или творчества отдельного писателя с точки зрения выявления тех или иных закономерностей, общих и индивидуальных особенностей и пр. Писательский же подход к оценке творчества литераторов в этом плане более свободный и базируется чаще всего на литературных вкусах самого писателя.
«Лекции по русской литературе» В.Набокова начинаются с раздела «Писатели, цензура и читатели в России». Предварение разделов, посвященных творчеству классиков русской литературы, подобной статьей имеет принципиальное значение. Сравнивая развитие русской и западноевропейских литератур, Набоков отметил: «Одного 19 в. оказалось достаточно, чтобы страна почти без всякой литературной традиции создала литературу, которая по своим художественным достоинствам, по своему мировому влиянию, по всему, кроме объема, сравнялась с английской и французской, хотя эти страны начали производить свои шедевры значительно раньше» (4, с.14). Причину поразительного всплеска эстетических ценностей в России писатель связывает с невероятной скоростью духовного роста России в XIX веке, которая достигла в это время уровня старой европейской культуры. Традиционное советское литературоведение никогда не могло бы согласиться с утверждением В.Набокова об отсутствии литературной традиции («…почти без всякой литературной традиции…») в истории русской литературы XIX века. Возможно, слова Набокова в этом смысле слишком категоричны, однако требования, которые предъявляет писатель к художественной литературе, к ее эстетическому уровню, оправдывают его позицию по отношению ко всей русской литературе предшествующего периода.
Оригинальные взгляды В.Набокова содержатся в разделах, посвященных анализу творчества классиков русской литературы. В первую очередь, необходимо отметить, что в отличие от представителей научного литературоведения писатель уделяет большое внимание описанию событий из жизни русских литераторов. На наш взгляд, Набоков стремится найти в биографиях писателей объяснение многих фактов, событий, описанных в анализируемых художественных произведениях классиков, а также раскрыть природу новаторских творческих находок, мастерство художественных приемов. В этом смысле характерно даже название первой статьи в «Лекциях по русской литературе», посвященной творчеству Н.В.Гоголя: «Его смерть и его молодость». Кстати, можно ли было встретить в трудах советских литературоведов публикации с подобным названием? Вряд ли.
В статье о Гоголе В.Набоков обращается к анализу произведений «Ревизор» (раздел под названием «Государственный призрак»), «Мертвые души» («Наш господин Чичиков»), «Шинель» («Апофеоз личины»). В начале анализа пьесы «Ревизор» Набоков высказывает мысль, которая полностью противопоставлена основной характеристике этого произведения в работах советских литературоведов. Он отмечает, что после первой постановки комедии на театральной сцене «… пьесу Гоголя общественные умы неправильно поняли как социальный протест, и в 50-х и 60-х гг. она породила не только кипящий поток литературы, обличавшей коррупцию и прочие социальные пороки, но и разгул литературной критики, отказывавшей в звании писателя всякому, кто не посвятил своего романа или рассказа бичеванию околоточного или помещика, который сечет своих мужиков» (4, с.56). И в дальнейшем при анализе «Ревизора» Набоков, в отличие от советских литературоведов, уделяет внимание вопросам, которые практически не затрагивались в советском гоголеведении. Так, например, писатель подробно останавливается на внесценических персонажах пьесы, отмечая, что использование этого «банального» приема в драматургии Гоголя существенно отличается от традиций русской и мировой литературы.
Широко известные слова о том, что если в первом действии на стене висит охотничье ружье, в последнем оно непременно должно выстрелить, не соответствуют художественным принципам Гоголя. «Ружья Гоголя, пишет Набоков, — висят в воздухе и не стреляют; надо сказать, что обаяние его намеков и состоит в том, что они никак не материализуются» (4, с.61). Набоков приводит ряд примеров из текста «Ревизора». Так, например, обращаясь к образу судебного заседателя, о котором упоминает в разговоре городничий, Набоков пишет: «Мы никогда больше не услышим об этом злосчастном заседателе, но вот он перед нами как живой, причудливое вонючее существо из тех «Богом обиженных», до которых так жаден Гоголь» (4, с.61). Набоков-писатель обращает внимание, в первую очередь, на такие детали, такие «мелочи», которые не интересовали представителей традиционного литературоведения, ищущих в творчестве Гоголя лишь то, что работает на социальную критику. Поэтому вряд ли можно встретить в исследованиях прошлого века фамилии таких внесценических персонажей из пьесы «Ревизор», как помещики Чептович, Верховинский, полицейский Прохоров и др., лишь промелькнувших в устах действующих лиц, но привлекших внимание писателя Набокова. Мало того, Набоков отмечает особое мастерство Гоголя в том, что у него и новорожденный безымянный персонаж может вырасти и в секунду прожить целую жизнь: у трактирщика Власа «жена три недели назад тому родила, и такой пребойкий мальчик, будет так же, как и отец, содержать трактир». Говоря о многочисленных внесценических второстепенных персонажах комедии, Набоков пишет: «Потусторонний мир, который словно прорывается сквозь фон пьесы, и есть подлинное царство Гоголя. И поразительно, что все эти сестры, мужья и дети, чудаковатые учителя, отупевшие с перепоя конторщики и полицейские, помещики, … романтические офицеры, … все эти создания, чья мельтешня создает самую плоть пьесы, не только не мешают тому, что театральные постановщики зовут действием, но явно придают пьесе чрезвычайную сценичность» (4, с.
66).
В статье о Гоголе писатель Набоков обращается также к миру вещей в произведениях русского классика. Он отмечает, что вещи в гоголевских произведениях призваны играть ничуть не меньшую роль, чем одушевленные лица. В качестве типичного примера использования вещи Набоков приводит описание городничего, который, облачившись в роскошный мундир, в рассеянности надевает на голову шляпную коробку. Набоков называет это чисто гоголевским символом обманного мира, где шляпы – это головы, шляпные коробки – шляпы, а расшитый золотом воротник – хребет человека.
Весь анализ пьесы «Ревизор» пронизан мыслью Набокова о том, что эта сновидческая пьеса была воспринята как сатира на подлинную жизнь в России. Писатель считает, что «Пьесы Гоголя это поэзия в действии, а под поэзией я понимаю тайны иррационального, познаваемые при помощи рациональной речи. Истинная поэзия такого рода вызывает не смех и не слезы, а сияющую улыбку беспредельного удовлетворения, блаженное мурлыканье, и писатель может гордиться собой, если он способен вызвать у читателей, или, точнее говоря, у кого-то из своих читателей, такую улыбку и такое мурлыканье» (4, с.68). Как видно из приведенных слов, Набоков обращает внимание на те стороны творчества Гоголя, которые не замечали советские исследователи-литературоведы. Таким же «писательским» подходом отличаются и материалы, отражающие взгляды Набокова на поэму «Мертвые души» и повесть «Шинель».
В «Лекциях по русской литературе» привлекают внимание и оригинальные оценки творчества других классиков русской литературы XIX века. Так, например, интересные суждения писателя содержатся в разделах, посвященных анализу произведений Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого, А.П.Чехова, И.С.Тургенева, М.Горького.
В.Набоков в начале статьи о романе Л.Толстого «Анна Каренина» отметил: «Толстой – непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый – Толстой, второй – Гоголь, третий – Чехов, четвертый – Тургенев.
Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов» (4, с.221). На этой же странице книги в сносках Набоков высказал следующее: «Читая Тургенева, вы знаете, что это – Тургенев. Толстого вы читаете потому, что просто не можете остановиться». Набоков, вступая в спор с теми, кто считает главным в творчестве Л.Толстого его идеологические взгляды, отмечает, что только поначалу может показаться, что проза Толстого насквозь пронизана его учением. «На самом же деле его проповедь, – пишет Набоков, – вялая и расплывчатая, не имела ничего общего с политикой, а творчество отличает такая могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл, что оно попросту вытеснило его учение. В сущности, Толстого-мыслителя всегда занимали лишь две темы: Жизнь и Смерть. А этих тем не избежит ни один художник» (4, с.221).
В этой статье Набокова есть множество фрагментов, которые хотелось бы процитировать, однако мы не можем пройти мимо отрывка, в котором автор указал имена нескольких классиков русской литературы XIX века: «Истина – одно из немногих русских слов, которое ни с чем не рифмуется. У него нет пары, в русском языке оно стоит одиноко, особняком от других слов, незыблемое, как скала… Большинство русских писателей страшно занимали ее точный адрес и опознавательные знаки. Пушкин мыслил ее как благородный мрамор в лучах величавого солнца. Достоевский, сильно уступавший ему как художник, видел в ней нечто ужасное, состоящее из крови и слез, истерики и пота. Чехов не сводил с нее мнимо-загадочного взгляда, хотя чудилось, что он очарован блеклыми декорациями жизни. Толстой шел к истине напролом, склонив голову и сжав кулаки, и приходил то к подножию креста, то к собственному своему подножию» (4, с.224). Приведенная выше цитата весьма характерна для манеры В.Набокова, который в образной форме выражает свое отношение, с одной стороны, к одной из высших целей литературного творчества, с другой – дает дифференцированную оценку творчества русских классиков в связи с их подходом к достижению этой цели.
Часто В.Набоков обращается к этому приему – анализируя творчество писателя, выступать с обобщениями и давать сравнительную характеристику с творчеством других литераторов. Так, например, в разделе, посвященном творчеству И.С.Тургенева, писатель-эмигрант отмечает особенную известность Тургенева, Горького и Чехова за границей. Однако он тут же подчеркивает отсутствие естественной связи между ними. При этом Набоков пишет: «Однако можно заметить, что худшее в тургеневской прозе нашло наиболее полное выражение в книгах Горького, а лучшее (русский пейзаж) изумительное развитие в прозе Чехова» (4, с.143).
Не менее интересными являются литературно-критические и эстетические взгляды одного из самых известных литераторов-эмигрантов ХХ века И.Бродского, высказанные в литературных эссе и многочисленных интервью. И.Бродский не оставил какого-либо систематизированного сборника или труда, отражающего его литературно-критические взгляды, однако имена классиков русской литературы постоянно появляются в его размышлениях по различным проблемам литературного творчества. Следует отметить, что Бродский, касаясь творчества русских литераторов, во-первых, чаще всего называет имена поэтов, во-вторых, обращается к своим старшим современникам и непосредственным предшественникам. Поэтому мы сталкиваемся в публикациях Бродского с именами А.Ахматовой, М.Цветаевой, О.Мандельштама, Б.Пастернака и А.Солженицына. Тем не менее, мысли поэта о русской литературе XIX века часто звучат в самых разных выступлениях и интервью. Эти мысли выдающегося поэта и сегодня в значительной степени отличаются от устоявшихся мнений и оценок. Обращение к имени русских литераторов XIX века происходит у Бродского в различных ситуациях, связанных порой с его размышлениями о задачах и функциях художественного литературы и художественного творчества, о взаимоотношениях общества и литераторов. Так, например, в своей знаменитой «Нобелевской лекции» Бродский сослался на одного из русских поэтов: «Великий Баратынский, говоря о своей Музе, охарактеризовал ее как обладающую «лица необщим выраженьем» ( 5, с.
669).
Большой интерес вызывает обращение И.Бродского к именам русских классиков в его беседах о литературе, нашедших отражение в книге С.Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским» (6). Так, в различном контексте в диалогах с С.Волковым поэт называет таких представителей русской литературы XIX века, как Державин, Пушкин, Пущин, Гоголь, Л.Толстой, Достоевский, Некрасов, Ф.Тютчев и др. Бродский не скрывает своих литературных пристрастий и каждый раз, сравнивая тех или иных русских классиков, раскрывает причины, по которым высоко ценит одних, критически судит других. В качестве примера можно привести отношение Бродского к творчеству Е.Баратынского. Рассуждая о наличии в поэзии Пушкина некоторых клише, Бродский отметил: «Заметьте, кстати, как сильна в Мандельштаме «баратынская» струя. Он, как и Баратынский, поэт чрезвычайно функциональный. Скажем, у Пушкина были свои собственные «пушкинские» клише. Например, «на диком бреге»… Или, скажем, проходная рифма Пушкина «радость – младость». Она встречается и у Баратынского. Но у Баратынского, когда речь идет о радости, то это вполне конкретное эмоциональное переживание, младость у него – вполне определенный возрастной период. В то время как у Пушкина эта рифма просто играет роль мазка в картине» (6, с.303-304). Далее следует обобщение, ради которого и сравнивал Бродский Пушкина и Баратынского: «Баратынский – поэт более экономный; он и писал меньше – больше внимания уделял тому, что на бумаге. Как и Мандельштам» (Волков 2002:304). Как видим, рассуждая о самых тонких вопросах стихотворной поэтики, Бродский демонстрирует здесь, как и во множестве других выступлений, великолепное знание классической русской поэзии, цитируя наизусть стихотворения классиков. С другой стороны, становится понятным, почему Бродский отдает предпочтение тому или другому поэту – потому, что именно такие стихи отвечают его литературным вкусам и высоким требованиям, предъявляемым к высокой поэзии.
В книге С.Волкова Бродский неоднократно обращается и прозаикам XIX века.
Так, в ответ на вопрос С.Волкова, почему на Западе хорошо знают русскую поэзию ХХ века, в то время как русскую прозу знают преимущественно по авторам XIX века, Бродский заметил: «У меня на это есть чрезвычайно простой ответ. Возьмите, к примеру, Достоевского. Проблематика Достоевского – это проблематика, говоря социологически, общества, которое в России после 1917 года существовать перестало. В то время как здесь, на Западе, общество то же самое, то есть капиталистическое. Поэтому Достоевский здесь так существенен. С другой стороны, возьмите современного русского человека: конечно, Достоевский для него может быть интересен; в развитии индивидуума, в пробуждении его самосознания этот писатель может сыграть колоссальную роль. Но когда русский читатель выходит на улицу, то сталкивается с реальностью, которая Достоевским не описана» (6, с.70). Как видим, обсуждая проблемы восприятия русской литературы читателями западных стран, Бродский не только дает характеристику особенностей проблематики творчества Достоевского, но и опосредованно говорит о причинах популярности произведений литературысреди современных читателей.
Имена русских классиков часто используются И.Бродским для подтверждения мыслей, связанных с писательским ремеслом, отношением литераторов к проблемам литературного творчества. Так, например, А.С.Пушкин, Л.Н.Толстой, Ф.М.Достоевский, Ф.Тютчев, И.С.Тургенев и многие другие имена звучат в устах Бродского тогда, когда необходимо провести определенные параллели с современными русскими и западными литераторами. Однако и в этих случаях мы видим, сколь разительно отличается мнение поэта от общепринятых в традиционном литературоведении оценок и характеристик. В настоящей работе нет возможности подробно излагать такие расхождения между взглядами Бродского и точками зрения известных советских литературоведов. Достаточно отметить, что даже термин «карнавализация», введенный Бахтиным, которого трудно отнести к представителям традиционного советского литературоведения, вызывает возражение Бродского, предлагающего заменить этот термин словом «скандализация».
Литературно-критическое наследие И.Бродского ждет еще своих исследователей, так как поэт, раскрывая свои эстетические воззрения, постоянно обращается к именам русских классиков XIX-XX веков, отдавая, безусловно, предпочтение великим русским поэтам своей эпохи – Мандельштаму, Пастернаку, Ахматовой, Цветаевой.
Оригинальными взглядами на творчество классиков русской литературы отличаются работы известных писателей-эмигрантов П.Вайля и А.Гениса«Советское барокко», «Родная речь (уроки изящной словесности)».(7, 8) В «Родной речи» представлены литературные очерки практически обо всех классиках русской литературы XIX века – от Карамзина до Чехова. В предисловии к книге авторы отметили, что все главы «Родной речи» строго соответствуют программе средней школы, а задача заключалась в том, чтобы «перечитать классику без предубеждения» (7, с.8). В этих очерках высказываются порой спорные с научной точки зрения оценки творчества русских классиков, однако сам подход авторов в корне отличается от традиционных взглядов и общепринятых оценок советского литературоведения.
П.Вайль и А.Генис в авторском предисловии также отметили, что знакомые с детства книги с годами становятся лишь знаками книг, эталонами для других книг, но «тот, кто решается на такой поступок – перечитать классику без предубеждения, – сталкивается не только со старыми авторами, но и с самим собой» (7, с.8).
Следуя программе средней школы, авторы анализируют «Бедную Лизу» Карамзина, «Недоросль» Фонвизина, «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, «Горе от ума» Грибоедова, «Евгения Онегина» Пушкина и т.д. Безусловно, Вайль и Генис свободны от идеологических пут советского литературоведения, что дает им возможность при анализе творчества классиков приводить такие цитаты, которые вряд ли могут быть знакомы поколениям советских школьников. Например, главу о Радищеве они начинают известными словами Екатерины Второй: «Бунтовщик хуже Пушкина». Однако вслед за этим тут же приводят высказывание Пушкина, которое называют самой трезвой оценкой Радищева: «Путешествие в Москву», причина его несчастья и славы, есть очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге» (7, с.
32). В школьных и вузовских курсах истории русской литературы имя Радищева традиционно звучало как имя революционера, борца с режимом и т.д. Как правило, художественные особенности творчества Радищева в литературоведческих исследованиях не затрагивались. Поэтому и пушкинские слова о его творчестве, и характеристики П.Вайля и А.Гениса представляют совершенно иной взгляд, отличный от традиционных оценок советского литературоведения.
В «Родной речи» можно встретить немало цитат, подобных пушкинским словам о Радищеве, опровергающих основные характеристики произведений русской классики, общепринятые в советском литературоведении. Поэтому вполне уместно авторы приводят слова Андрея Битова: «Больше половины своего творчества я потратил на борьбу со школьным курсом литературы» (7, с.9).
П.Вайль и А.Генис развенчивают множество мифов, укоренившихся в сознании многих поколений советских людей, связанных не только с жизнью и деятельностью классиков, но более всего с мифологизацией имен классиков русской литературы XIX века и некоторых персонажей их произведений. Характерно в этом смысле следующее высказывание: «Образ Пушкина давно уже затмил самого Пушкина» (7, с.67). Взгляды Вайля и Гениса – это попытка оценить творческие успехи и недостатки русских классиков в контексте развития мирового литературного процесса, по-новому рассмотреть произведения, которые на протяжении многих десятилетий считаются выдающимися литературными памятниками, а оценки их остаются неизменными. Тем и интересны очерки авторов о русских классиках.
Русская классика в оценке писателей-эмигрантов предстает в ином ракурсе, что лишь обогащает наши представления и об особенностях литературного процесса, и о литературно-критической деятельности писателей-эмигрантов. Приведенные нами материалы показывают, что проблемы освещения творчества классиков русской литературы писателями-эмигрантами нуждаются в серьезном изучении.
Литература:
Иваск Ю.
Письма о литературе // Новое русское слово. 1954. 21 марта. №15303. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. – Paris: UMKA-Press, 1984.Фостер Л. Статистический обзор русской зарубежной литературы. – В кн.: Русская литература в эмиграции. Сборник статей под ред. Н.П.Полторацкого. – Питтсбург: 1972.
Набоков В. Лекции по русской литературе. Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев. Москва: Независимая газета, 1999. – 440 с.
Бродский Иосиф. Стихотворения. Эссе. Екатеринбург: У-Фактория, 2001. – 752 с.
Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. Москва: ЭКСМО, 2002. – 448 с.
Вайль П., Генис. Родная речь. Советское барокко. 60-е. Мир советского человека. Собр.соч. в двух томах, т.1. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. – 960 с.
Письма о литературе // Новое русское слово. 1954. 21 марта. №15303. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. – Paris: UMKA-Press, 1984.Энциклопедия
Литературный небосклон Пензы украшают звезды первой величины — М.Ю. Лермонтов, А.Н. Радищев, В.Г. Белинский, И.И. Лажечников, А.И. Куприн, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.С. Лесков и другие. Но эти имена, скорее всего, связаны с Пензой по чисто жизненным обстоятельствам, и они оказали весьма незначительное влияние на литературную жизнь нашего города. Между тем в Пензе, как и во многих провинциальных городах России, местные беллетристы, поэты, драматурги, критики поддерживали возможный по уровню их таланта литературный фон.
В одной из своих статей о Москве и Московском университете В.Г. Белинский отмечал существование оазисов образованных или стремившихся к образованию людей. Культурный оазис Пензы, составлявший литературный слой города конца XVIII – первой половины XIX веков, представляли преимущественно дворяне, имевшие наибольший доступ к образованности. П.А. Вяземский в письме к А.И. Тургеневу из Пензы в 1829 году отмечал, что в городе на Суре ресурсов «интеллектуальных немногим менее чем в Москве».
Первым пензенским литератором по праву считается князь Иван Михайлович Долгоруков (1764 — 1823), происходивший по линии бабушки из графского рода Шереметевых, имевших, как, впрочем, и Долгорукие, глубокие пензенские корни.
В 1791—1797 году он служил пензенским вице-губернатором. И эти годы оказались взаимосвязывающими Пензу и Ивана Михайловича. В нашем городе он перевел в практическую плоскость свои театральные интересы, создав здесь любительский театр, жизнь которого началась 24 ноября 1793 года. Таким образом, он открыл первую страницу в летописи пензенского театра.
В Пензе Иван Михайлович продолжал литературное сочинительство и создал шутливо-сатирическое произведение «К швейцару» (1793), а потом «Камин в Пензе» (1795), которые принесли их автору литературную известность.
Поездке в рамзайское имение Загоскиных он посвятил стихотворение «Воспоминания о Рамзае» («Вот путь, которым я, раскланявшись народу, из Пензы на Рамзай езжал вкусить свободу…»). Предмету своего любовного увлечения пензенской дворянке Е.А. Улыбышевой он посвятил «Послание к Людмиле». Фактически, И.М. Долгоруков положил начало литературной жизни Пензы.
В числе знакомых вице-губернатора был известный библиофил, издатель и поэт-графоман Н.Е. Струйский, один из богатейших помещиков губернии. «Он на типографию свою, — пишет Долгоруков, — не жалел никаких расходов, и это составляло главную его издержку, а стихи — единственное его занятие».
Частью литературной ткани Пензы первой четверти XIX века был прославленный русский романист Михаил Николаевич Загоскин (1789 — 1852). В чине подпоручика в составе Петербургского ополчения он участвовал в Отечественной войне 1812 года, а по окончании военных действий в 1814 году вернулся в свое родовое имение Рамзай, откуда наезжал в Пензу. Он был одним из немногих пензенских обитателей того времени, видевший смысл своей жизни в литературном творчестве. На пензенской земле им было создано первое драматургическое произведение комедийного плана «Проказник», которое внесло, таким образом, очередную страницу в летопись литературной жизни Пензы. Роман «Искуситель» был создан Загоскиным через 23 года после отъезда из Пензы в Санкт-Петербург, но это сугубо пензенское произведение, так как является зеркальным отражением жизни местного общества.
История литературной жизни провинциальной Пензы соткана также и произведениями П.А. Вяземского и Д.В. Давыдова. Один из друзей В.Г. Белинского писал ему в июле 1829 года из Пензы в Чембар: «Нашу Пензу осчастливили своим приездом две достопримечательные особы, это есть Денис Васильевич Давыдов — генерал-майор, герой-партизан, поэт, и поэт — князь Петр Андреевич Вяземский».
П.А. Вяземский был женат на Вере Федоровне Гагариной, мать которой П.Ю. Кологривова жила недалеко от Пензы — в селе Мещерском. В конце 1820-х годов поэт был частым гостем Мещерского и Пензы. На пензенской земле он не прекращал своего творчества, создавая заметный литературный фон провинциального Сурского края. Здесь Петр Андреевич перевел роман французского писателя Бенжамена Констана «Адольф», создал стихотворный цикл «Зимние карикатуры». А.С. Пушкин оценил пензенские произведения П.А. Вяземского следующими словами: «Стихи твои прелесть». В.Г. Белинский использовал стихотворение Петра Андреевича «На новый 1828 год» для завершения своей статьи о русской литературе 1843 года. Написанное на пензенской земле стихотворение «Русский бог» впервые было напечатано А.И. Герценом за границей. Гордость русской литературы П.А. Вяземский вошел в русло литературной жизни Пензы.
В конце 1820-х – середине 1830-х годов заметной фигурой литературного оазиса Пензы был Денис Васильевич Давыдов (1784 — 1839), назвавший Пензу «моей вдохновительницей». В городе на Суре поэт влюбился в здешнюю красавицу Е.Д. Золотареву. Которой посвятил стихотворения «Я люблю тебя, без ума люблю», «Речка», «Вальс». Любовные мотивы чувствуются в стихах «И моя звездочка», «После разлуки», «Романс» и других, написанных в Пензе. Без имени Д.В. Давыдова невозможно представить себе литературную жизнь Пензы первой половины XIX века, значительно обогащенную его творчеством.
Заметной фигурой в литературном обществе Пензы первой половины XIX века был местный дворянин и общественный деятель Иван Васильевич Сабуров (1788 — 1873), женатый на племяннице поэта М.
М. Хераскова Марии Петровне Херасковой. И.В. Сабуров прожил интересную и разнообразную жизнь: в свое время он был замечен М.И. Кутузовым и привлечен им для строительства Киевской крепости, участвовал в Отечественной войне 1812 года, исполнял обязанности коменданта Дрездена, занимался на научной основе своим хозяйством, расположенном под Пензой, писал научные трактаты. Обладал И.В. Сабуров и отменным талантом литературного сочинителя, который легко угадывается в написанной в Пензе и изданной в Санкт-Петербурге в 1835 году его книге «Четыре роберта жизни. Олицетворенная дума мурзы Чета». Эта книга вызвала негативную реакцию Д.В. Давыдова, который тотчас же опубликовал в «Современнике» злую эпиграмму на И.В. Сабурова:
«Меринос собакой стал, —
Он нахальствует не к роже,
Он сейчас народ прохожий
Затолкал и забодал.
Сторож, что ж ты оплошал?
Подойди к барану прямо,
Подцепи его на крюк
И прижми ему курдюк
Раскаленной эпиграммой».
Так в Пензе рождались житейские и литературные страсти блестящего столичного поэта и провинциального писателя.
В 1818—1821 годах в Пензе жил писатель Николай Александрович Радищев (1779 — 1829) — второй сын А.Н. Радищева. Уже в первых сочинениях Н.А. Радищева проявился интерес к древнерусскому эпосу. С 1803 года Николай Александрович состоял в Вольном обществе любителей словесности, написал много стихов, рецензий. В Пензе он общался с П.А. Вяземским и передал ему рукопись биографии своего отца А.Н. Радищева.
Литературным трудом в первой четверти XIX века занимался и архимандрит Аарон (Алексей Захарович Наруиссов) (1781 — 1842), служивший в 1810—1814 годах ректором Пензенской духовной семинарии, а в 1814—1820 годах настоятелем Нижнеломовского Казанского монастыря. После себя он оставил ряд богословских трудов и литературных переводов.
В 1835—1839 годах в пензенской ссылке пребывал поэт Николай Платонович Огарев (1813 — 1877). Это были творчески активные в его литературной жизни годы.
В Пензе он написал стихи «Удел поэта», «Смутные мгновения», «Шекспир», «На смерть поэта», «Вы были девочкой, а я…», «Новый год», «Осенние чувства» и другие. Имя Огарева навсегда вошло в анналы литературной истории города на Суре.
В литературной жизни Пензы участвовал и грузинский поэт Соломон Гавиевич Рамадзе (1798 — 1862), сосланный сюда на административное жительство. В Пензе он написал стихотворения «Эльбрус», «Одиночество», «Отечеству», «Зачем скучаешь» и другие. Близость С.Г. Рамадзе к литературной атмосфере Пензы обусловлена и его службой в губернской публичной библиотеке.
В Пензе началась литературная деятельность Ефима Федоровича Зарина (1829 — 1892). Получившего образование в Пензенских духовных училище (1840) и семинарии (1846). С 1847 года он служил чиновником в Пензенской казенной палате, в 1853 году в чине губернского секретаря уволился со службы. В Пензе Зарин вступил в противоборство с влиятельным губернатором А.А. Панчулидзевым, используя против него в качестве главного оружия стихотворные памфлеты, которые «в огромном количестве экземпляров расходятся… и читаются с жадностью». В Пензе жила и писала свои литературные опусы его жена Екатерина Ивановна Зарина-Новикова (1835 — 1940) — автор повести «Питомцы», одобренной Н.А. Некрасовым, повести «По углам и подвалам». В 1930 году она написала свои мемуары объемом около 1 тыс. листов, которые передала в Пушкинский дом.
В 1844—1846 годах директором Пензенской гимназии работал писатель Михаил Самсонович Рыбушкин (1792 — 1849), издававший с 1832 года журнал «Заволжский муравей».
В литературной жизни Пензы участвовали отец и сын Мешковы. Иван Иванович Мешков (1766 — 1844) — коллежский асессор, в 1805 году служил комендантом одного из уездных городов Пензенской губернии, затем — дворянским заседателем Пензенского уездного суда. В 1830-х годах он написал «Записки Ивана Ивановича Мешкова», выдержанные в хорошем литературном стиле и опубликованные в «Русском архиве» (№6 за 1905 год).
Григорий Иванович Мешков (1810 — 1890) в службу вступил в 1825 году, он стал копиистом Пензенского губернского правления, в 1831 году был назначен начальником канцелярии губернатора, а в 1835 году — секретарем губернатора.
Подобно своему отцу он создал несколько экземпляров «Воспоминаний», опубликованных в «Русской старине» за 1903 год. В Пензе Г.И. Мешков занимался также переводами романов А. Дюма.
Заметной фигурой литературной жизни Пензы второй половины XIX века был Николай Васильевич Прозин (1836 — 1898), получивший медицинское образование в Казанском университете, который он окончил в 1859 году. В 1865—1867 годах он редактировал неофициальную часть «Пензенских губернских ведомостей», а с 1889 года состоял постоянным сотрудником этой газеты. Николай Васильевич обладал талантом литературной журналистики, его путевые очерки всегда повышали рейтинг «Ведомостей». В особенности большую познавательную ценность имеют его очерки о путешествии в Тарханы и Чембар.
С 1878 года редактором неофициальной части «Губернских ведомостей» состоял Венедикт Петрович Петельминский (умер в 1884 году), благодаря которому газета приобрела литературную ориентацию, что послужило причиной увеличения подписчиков. В эти годы газета объединила всех пензенцев, пробовавших себя на литературном поприще.
С 1872 года членом Пензенского окружного суда служил беллетрист Валериан Александрович Волжин (1845 — 1919), игравший значительную роль в культурной жизни Пензы. В городе на Суре им были созданы книги «Наши тулуповцы. Повести» (Санкт-Петербург, 1893), «Из воспоминаний судебного следователя» (Санкт-Петербург, 1892), «Картинки из судебной жизни» (Санкт-Петербург, 1891), «Закон и жизнь» в 2-х томах (Санкт-Петербург, 1891). В журнале «Исторический вестник» (1912, №7, 8) В.А. Волжин опубликовал свои воспоминания.
В 1892 году библиотекарем общественной библиотеки имени М.Ю. Лермонтова работал поэт Николай Андреевич Панов (1861 — 1906), написавший в нашем городе стихотворения «Памяти Некрасова», «Поэту» и другие.
В 1880-х годах пензенский театр снимал актер и драматург Василий Пантелеймонович Далматов (1845 — 1912), создавший здесь драму «Труд и капитал».
Литературную жизнь Пензы второй половины XIX века формировали местные ценители и творцы русской словесности.
В области драматургии успешно работал князь Николай Николаевич Енгалычев (1836 — 1886), состоявший в 1856—1866 годах Чембарским уездным предводителем дворянства. В Пензе он сочинил несколько водевилей и опереточных либретто, известных в московских театральных кругах.
В беллетристике и мемуаристке проявил себя князь Дмитрий Владимирович Друцкий-Соколинский (1832 — 1906). В 1850—1859 годах по окончанию Александровского лицея он служил в канцелярии московского генерал-губернатора, с 1883 года жил в селе Муратовка Мокшанского уезда и служил в Пензе в органах дворянского управления, в 1884—1906 годах состоял Мокшанским уездным предводителем дворянства, президентом Общества сельского хозяйства Юго-Восточной России, почетным попечителем 1-й Пензенской мужской гимназии. Одна из первых его повестей «Первая любовь» была напечатана в «Русском вестнике» за 1856 год. В 1901 году в «Русском архиве» опубликованы воспоминания Дмитрия Владимировича. Он активно сотрудничал с «Санкт-Петербургскими ведомостями», опубликовав на их страницах очерки, статьи, заметки.
Представитель влиятельного дворянского рода Давид Александрович Панчулидзев (1850 — ?) по окончании в 1862 году Пензенского дворянского института служил в Пензе земским начальником и много занимался беллетристикой. В 1898 году в Пензе была издана его книга «Рассказы из воспоминаний псового охотника».
Часто публиковал в 1870-х – 1880-х годах свои литературные сочинения и другой пензенский дворянин Иван Александрович Мачинский, за что удостоился чести быть внесенным в Критико-биографический словарь профессора С.А. Венгерова, изданный в 1916 году в Петрограде.
Рано стал заниматься поэзией и пензенский купец Михаил Иванович Иванисов (1822 —1884), но при его жизни ничего из написанного опубликовано не было. После смерти Михаила Ивановича его друзья издали в Киеве в 1908 году книгу «Пенза. Поэтическое описание города в 60–70-х годах и сатирические очерки купеческого быта». Это произведение представляет собой единственную попытку создания поэтического образа Пензы и ее купеческого сословия.
Выдающуюся роль в росте литературного авторитета Пензы сыграл поэт и беллетрист Владимир Николаевич Ладыженский (1859 — 1932), служивший в конце XIX – начале XX веков в Пензенском земстве. Первая книга его рассказов «На пашне» была издана в 1893 году. Затем выходят сборники рассказов, многие из которых были написаны в Пензе: «Далекие дни» (1909), «Дома» (1913) и другие. Он опубликовал в различных сборниках, журналах, альманахах много своих сочинений, созданных в Пензе. В журнале «Вестник Европы» были опубликованы воспоминания В.Н. Ладыженского «Дни и встречи».
В 1894—1902 годах миссионером Пензенской епархии служил духовный писатель и очеркист Константин Ананьевич Попов (1853 — ?), который опубликовал в «Церковном вестнике», «Миссионерском обозрении», «Страннике» и других периодических изданиях очерки из жизни пензенского раскола.
Зеркалом пензенской литературной жизни были местные журналы и газеты. В 1895 году начал литературную деятельность поэт и журналист Косьма Васильевич Потемкин (1875 — 1959), служивший в 1895 году на бумажной фабрике Товарищества П.В. Сергеева, а затем — в пензенских банках. В те годы в пензенских газетах и журнале «Развлечение» публиковались его полные юмора стихи на злобу дня, а в 1907 году Потемкин стал издавать в Пензе литературно-художественный журнал «Новая заря».
В 1907 году приступил к редактированию пензенской газеты «Черноземный край» литератор и журналист Николай Михайлович Архангельский (1862 — 1941).
Собственную газету «Перестрой» имел писатель и журналист Николай Федорович Езерский (1870 — ?), избранный членом Государственной Думы 1-го созыва.
Как детская писательница проявила себя учительница городских училищ Пензы Екатерина Ивановна Цибузгина (1875 — ?), окончившая в 1893 году Пензенскую женскую гимназию. Она является автором детских пьес «Лиса и зайка», «Кот, лиса и петух», а также книг «Письмо из-за границы», «Народное образование в Швеции», изданных в Пензе.
В нашем городе началась литературная деятельность как журналиста, литературного критика и театроведа Юрия Васильевича Соболева (1887 — 1940).
В Пензе в дворянской семье в 1890 году родился поэт Глеб Сергеевич Сазонов. Он учился в Симбирском кадетском корпусе и в 1911 году был зачислен в штат Пензенского губернского правления. В 1911 году в пензенской типографии братьев Соломоновых вышел его поэтический сборник «Отраженные линии», а в 1912 году — книга «Орган», в связи с чем С.М. Городецкий писал: «отрадно знать, что где-то в Пензе кто-то занимается культурой сонета».
В Пензе состоялся поэтический дебют и Анатолия Борисовича Мариенгофа (1897 — 1962), отец которого Борис Михайлович (1869 — 1918) входил во 2-ю гильдию пензенского купеческого общества и служил представителем в городе на Суре акционерного общества «Граммофон». В ученическом журнале «Мираж» пензенской пономаревской гимназии были опубликованы первые стихи Анатолия Борисовича, а в 1918 году в Пензе вышел его сборник «Витрина сердца».
В разное время в Пензе существовали литературные салоны. В первой половине XIX века вся литературная элита Пензы и писатели, посещавшие город, собирались в доме пензенской помещицы Марии Дмитриевны Ховриной, урожденной Лужиной (1801 — 1877), которая была хорошо знакома с П.А. Вяземским и Д.В. Давыдовым. Ее дочь Александра Николаевна Бахметьева (1823 — 1901) стала профессиональной писательницей.
В начале XX века литературно-музыкальный салон находился в доме Лидии Николаевны Цеге (1884 — 1962). Этот салон посещали В.В. Маяковский, Д.Д. Бурлюк, В.В. Каменский и другие.
Провинциальные деятели российской литературы, не получившие общероссийского признания, создают особый колорит и неповторимость культурной жизни сурского города. Именно их трудами Пенза имела заслуженную репутацию одного из литературных гнезд России.
Публикация подготовлена по информации из открытых источников и по материалам издания «Пензенская энциклопедия»: / Гл. ред. К.Д. Вишневский. — Пенза: Министерство культуры Пензенской области, М.: Большая Российская энциклопедия, 2001.
Проза Карамзина и Радищева
Давайте узнаем характерные черты стиля Карамзина.
👤 Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) — самый влиятельный писатель русского сентиментализма. Литературная карьера Карамзина была недолгой. Все его художественные произведения написаны с 1791 по 1803 год — остальные годы жизни он посвятил исторической науке, созданию многотомной «Истории Государства Российского».
📘 Карамзин сознательно ставил задачей реформировать русский литературный язык. Для современников его стиль звучал новаторски. В поисках более легкого и гибкого языка писатель смело придумывал новые слова, отказывался от устаревших и книжных слов и грамматических форм.
🖋 Карамзин — чемпион по изобретению неологизмов. Вот его вклад в русский лексикон: слова «влияние», «влюбленность», «трогательный», «рассеянный», «занимательный», «развлечение», «расположение», «обстоятельство», «предрассудок», «промышленность», «катастрофа» и многие другие.
📝 Новизна и в том, что он предпочитал не заимствовать слова из других языков, а по их модели создавать слова из уже существовавших русских корней, приставок и суффиксов — это называют калькированием. Например, слово «впечатление» — калька «impression». Такие слова были интуитивно понятны аудитории Карамзина, владевшей западноевропейскими языками, и поэтому они легко приживались в речи.
🌍 Путешествие по Европе очень повлияло на молодого Карамзина. В 1789-1790 гг. писатель побывал в Германии, Швейцарии, Франции и Англии, встречался с поэтами и философами, включая И. Г. Гердера и Иммануила Канта, стал свидетелем революции во Франции.
📇 В 1791-1792 гг. Карамзин опубликовал в «Московском журнале» «Письма русского путешественника». Это одновременно записки о реальном путешествии и эмоциональный дневник. Авторский голос в «Письмах» Карамзина принадлежит типичному герою сентименталистов: он внимателен к своим эмоциональным реакциям, интересуется психологией людей больше, чем идеями и событиями, радуется тихим нежным картинам и испытывает ужас перед бушующей парижской толпой.
❕ В «Письмах» важна идея свободного путешествия как самовоспитания и самореализации человека:
«Приятно, весело, друзья мои, переезжать из одной земли в другую, видеть новые предметы, с которыми, кажется, самая душа наша обновляется, и чувствовать неоцененную свободу человека, по которой он подлинно может назваться царем земного творения».
📕 В 1792 году в «Московском журнале» выходит повесть «Бедная Лиза». Она будет невероятно популярна и сразу вызовет целую волну подражаний — вскоре появятся «Бедная Маша» А. Измайлова, «Обольщенная Генриетта» И. Свечинского, «Даша, деревенская девушка» П. Львова, «История бедной Марьи» Н. Брусилова и др. У молодых читателей станет модно гулять в местах, описанных в повести, и грустить на берегу «Лизина пруда».
🗣 Сентиментальные повести Карамзина объединяет образ рассказчика, всегда эмоционально вовлеченного. Он сочувственно объясняет поступки персонажей (даже Эраст в «Бедной Лизе» получает долю симпатии) любуется картинами природы и волнуется за героев.
✨ Мир этих повестей, даже когда сюжеты развиваются трагически, близок к сентименталистской утопии. Здесь универсальные человеческие качества важнее социальных границ, все люди могут быть чувствительны и способны к добру.
Александр Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790) — Историческая мастерская
Серия HWO Radical Books представляет подрывных, основополагающих и сейсмических материалов, которые сформировали понимание радикальной истории, вызвали споры в свое время или спровоцировали социальные изменения.
«Среди нас тот, кто имеет естественное право на землю, не только полностью лишен этого права, но, работая на чужом поле, видит, что его существование зависит от чужой силы!»
Названный некоторыми «самой печально известной книгой в истории России», Александр Радищев «Путешествие из Санкт-Петербурга в Москву » описывает экскурсию между двумя главными городами России, путешествие по сельской местности, которое послужило удобным шифром для язвительной критики.
о болезнях российского общества и управления.
Частично опираясь на теории естественного права и свободы, разработанные в Европе восемнадцатого века, книга Радищева Journey раскрыла широко распространенную социальную несправедливость, коррупцию и эксплуатацию. Не довольствуясь критикой поведения отдельных дворян и государственных служащих, как это делали некоторые предыдущие русские писатели, Радищев нацелился на самодержавие, в частности на зло цензуры, неправомерного правления и крепостного права, институт, который составлял основу общества. Российское государство и общество.Это было тем более удивительно, если учесть, что автор сам был дворянином из богатой семьи, владевшей несколькими тысячами крепостных.
Подрывной как в своей критике русского самодержавия, так и в отказе от традиционных благородных интересов, текст сразу принес Радищеву известность: в политической тени Французской революции Екатерина Великая приказала конфисковать тираж, запретить дальнейшую публикацию и автора приговорили к смертной казни (позднее наказание было заменено ссылкой в Сибирь).Хотя крепостное право не было запрещено в России до 1861 года, вклад Радищева в диссидентскую мысль открыл путь для роста радикальных интеллектуальных течений в России после 1800 года.
Доктор Дженнифер Китинг — научный сотрудник Института исторических исследований в прошлом и настоящем, занимается социальной и экологической историей Российской империи в девятнадцатом и начале двадцатого веков.
American RadioWorks представляет: Путешествие по России
Со времен Александра Радищева Россия пережила войны, голод, кровавую революцию, а 10 лет назад — бескровную.На протяжении всей дороги из Санкт-Петербурга в Москву была свидетельницей — села и города по пути — живые памятники истории России. Дорога из Санкт-Петербурга в Москву, которая сейчас является асфальтированной, проходит по всем поворотам маршрута Радищева.
Это хорошее место, чтобы взглянуть на состояние России и ее стремление к свободе и процветанию — вопросы, которые сегодня вызывают такой же резонанс, как и 200 лет назад.
За время своего путешествия Радищев посетил 24 населенных пункта, где зафиксированы суровые законы, произвольные наказания, обременительные налоги и удушающая цензура.Он выбрал этот маршрут, потому что сказал, что два великих города — Св. Петербург и Москва — не отражают истинного положения России. Это все еще так.
Радищев совершил эту поездку в экипаже с лошадьми. Делаем это на красных «Жигулях». Это версия 1989 года, так что мы надеемся, что все будет хорошо. Радищев проехал от 4 до 5 дней — 424 мили; мы могли бы легко сделать это за 24 часа. Но, как сказал Радищев: «Чем дольше вы возьмете, тем дальше вы доберетесь».
Спидометр не работает, подвеска видела и лучшие времена, но наш водитель, 37-летний Костя Васин, мастер за рулем.С взлохмаченными светлыми волосами и ясными голубыми глазами он знает каждую неровность маршрута наизусть. Он водил его как дальнобойщик уже 13 лет.
Мы проезжаем мимо грандиозных петербургских отелей и оживленного Макдональдса, и тут город начинает растворяться в серых, ветхих многоквартирных домах. Они сменяются зелеными полями и березовыми рощами, прерываемыми скоплениями одноэтажных деревянных домов и городков. Это центр России.
Мы проехали всего несколько миль, а полицейский уже помахал нам рукой.Костя говорит, что это проверка документов.
«Они всегда найдут тебя за что-нибудь», — объясняет он после того, как все закончится. «Какие-то проблемы с вашими документами или машиной. Русские машины — это не Мерседесы или Вольво. Всегда что-то ломается. Лучше платить немедленно, потому что, если вы будете тянуть время или искать выход, вы в конечном итоге заплатите больший штраф. »
Двести лет назад водитель на почтовой станции предъявил Радищеву завуалированное требование взятки. Это был порядок дня.
По словам Кости, взятки по-прежнему работают. Далее нас снова останавливают, на этот раз за превышение скорости.
«Меня оштрафовали на 300 рублей, — рассказывает он, — но без квитанции я заплатил только 100. Правительство ничего не получит. Я счастлив. Он счастлив. Так всегда бывает. Я никогда не встречался. Полицейский, который не брал взятку. Неплохо быть полицейским. Но они всегда очень осторожны. Они приглашают вас в свою машину, как будто заполняете анкеты, так что это только вы и они, никаких других свидетелей.Между прочим, они предупредили меня, что впереди еще одно полицейское обследование «.
Хотя это одна из главных магистралей России, в каждом направлении всего по три узких полосы. Косте приходится маневрировать на ухабах. С недавним возвращением частного предпринимательства услуги, которые исчезли при коммунистах, снова появились. Заправочные станции, мотели и некоторые действительно вполне приличные закусочные — это современные версии гостиниц, которые часто посещал Радищев.
За домашним щи в ресторане «Маня» Костя описывает опасности и удовольствия от путешествий сейчас.
«Если вы остановитесь на дороге где-то между маленькими городками, — говорит он, — подходят парни и требуют денег, и вы приходите к какому-то соглашению, иначе они порежут вам шины или побьют вас. Вопрос в том, насколько мало вы можете уйти с рук. . Но теперь есть стоянки для грузовиков. Там вас не тронут. Теперь вы можете мыться по дороге. Раньше мы разбивали лагерь у реки, но теперь есть места с душем — даже сауны ».
Любань-Деревянные домики
В стороне от трассы, в селе Любань, мы находим школу имени Радищева — тот факт, что он посетил эту икоту по дороге, является высшей точкой в 500-летней истории Любани.Деревенские дороги покрыты колеями, даже если тротуар покрыт фанерой. Ямы размером с небольшой водоем залиты водой после недавнего дождя.
«Это очень маленький город, — объясняет 60-летняя учительница английского языка из Любани Нелли Лукьянова.
«Одна музыкальная школа. Показывают кино — нет, — поправляет она себя, — показывают фильмы. А больше всего [там] домики, деревянные домики».
Деревянные дома с уличными туалетами и коммунальными водяными насосами. Инфраструктура настолько хрупка, что сильный ветер снова выбил тепло и электричество.
В школе холодно. Директор школы Галина Кудрина говорит, что пыл первых лет реформ поутих.
«Заработная плата просто слишком низкая, — говорит Кудрина. «Если бы у нас была достойная заработная плата, не было бы никаких проблем. Но с такой зарплатой трудно сохранять энтузиазм на протяжении многих лет. Вы понимаете: учитель тоже хочет есть, правильно одеваться. А у всех нас есть семьи.»
37-летний директор Любани не хочет возвращаться к тому, как было, но его явно смущает новая реальность.Она скучает по защитному советскому кокону, где информация контролировалась и самолеты, казалось, никогда не разбивались.
«СМИ показывают столько всего негативного, — говорит она, — не только для нашей страны, но и повсюду: какая-то катастрофа, что-то ломается, что-то рушится. Это тяжело переносить, поэтому мы меньше смотрим телевизор. Трудно подготовиться дети для этого нового мира, когда мы даже не приспособились. Все очень сложно ».
Фарфоровая подставка Пролетарий-А на обочине дороги
Во времена Радищева русские жили за счет того, что они могли добывать в лесу или выращивать на своих небольших участках и продавать по дороге.Назад по трассе мало что изменилось. На прилавках продают ягоды и грибы, свежее молоко и домашний творог. Возле села Пролетарий неожиданно вырисовывается очередь столов, заваленных действительно некрасивым фарфором. Это сделано на местной фабрике. Мы останавливаемся.
Надя, одетая в парку для защиты от весеннего холода, явно рада видеть потенциального покупателя.
«Сегодня ты только второй, кто остановится», — говорит она.
Завершая покупку, Надя объясняет, что фабрика в долгах.
Он не может выплачивать заработную плату и компенсирует рабочим фарфор, который они затем вынуждены продавать. Надя была в шоке и смущении, когда ей в первый раз пришлось стоять на обочине дороги, но через пять лет она более-менее привыкла. Зимой она может получить 10 долларов в месяц. Летом она может заработать 50 долларов, но на жизнь этого мало.
Она говорит, что ее семья выживает, производя большую часть своей еды.У них есть небольшой огород и несколько коров. Она понимает, насколько все это абсурдно. Они слишком бедны, чтобы переехать (квартиру никто не купит), и слишком бедны, чтобы оставаться.
Задолго до появления Маркса или Ленина Радищев размышлял о том, как создать эффективную, но гуманную экономическую систему. Он не получил ответа и написал: «Я лег спать с пустой головой». Надя живет надеждой, что инвестор для завода чудесным образом появится.
Chudovo-Cadbury Chocolate Company
В часе езды от города Новгород творит чудеса.
Основанный в IX веке, это старейший город России и архитектурная жемчужина: его колокола были символом демократии, просвещения и процветания, пока ревнивые князья Москвы не разграбили город в 1471 году. Радищев назвал это «силой против права», и он оплакивал тот факт, что Новогорд уже никогда не сможет восстановить былую славу.
Но традиции Новгорода никогда не были полностью забыты, и город гордится тем, что снова находится в авангарде реформ.Прогрессивный губернатор Новгорода создал привлекательные условия для инвесторов, в том числе шоколадной компании Cadbury.
Листы шоколада разрезают на плитки на новой фабрике Cadbury в сонном пригороде Чудово. Благодаря современному оборудованию, хорошим условиям труда и ухоженным газонам завод Cadbury возвышается как мираж.
«Мы шутили: это немного похоже на космический корабль в пустыне», — говорит нам управляющий директор Питер Кнауэр.
43-летний Кнауэр знает, как трудно перейти от коммунистической экономики; он бывший офицер восточно-германской армии.
Он живет в трейлере рядом с заводом, где последние шесть лет руководил его строительством и развитием. Это было непросто, даже с учетом налоговых льгот и отзывчивого губернатора.
«Разрыв между современными производственными предприятиями, такими как наше, и окружающей средой огромен, — говорит Кнауэр. «И проблема заключается в том, что инфраструктура в России значительно отстает от инвестиций, поступающих в Россию. Таким образом, такие компании, как наша, должны понимать, что они должны инвестировать не только в свои собственные объекты, но и в инфраструктуру и окружающую среду.»
Чтобы соответствовать своим собственным стандартам, Cadbury пришлось создать экологически эффективные системы удаления отходов, ей пришлось полностью модернизировать местную пожарную часть и вместе с другими привлеченными сюда иностранными компаниями она предполагает инвестировать в местные школы, чтобы будущие рабочие были лучше подготовлены. А поскольку в нерабочее время в Чудово практически нечем заняться, планируют построить какие-то рекреационные объекты, поэтому квалифицированные рабочие захотят остаться здесь.
Когда Питер Кнауэр только начал нанимать сотрудников, на несколько вакансий пришло 2500 человек.Игорь Ермолово, опытный инженер, был готов на все, лишь бы ступить ногой в дверь. Он начинал со склада, а сейчас отвечает за техническое развитие.
«Я мечтал о такой работе», — говорит Ермолово. «Мне нравится эта работа. Мне нравятся машины и металл. Я могу делать здесь все, что хочу. Люди в техническом отделе просто любят свою работу».
На всем заводе есть продуманная система безопасности. Человек, ответственный за все это, Александр Овчинников, говорит, что в этом районе много организованной преступности.Он тоже очень хочет ступить в дверь.
«Для иностранных инвесторов иногда бывает проблемой защитить себя, свой бизнес и своих сотрудников, — говорит Овчинников, — потому что некоторые большие парни иногда пытаются вовлечь вас в какой-то« бизнес ».
И они несколько раз прямо мне угрожали. Они пытались быть частью бизнеса ».
Угроза, как поясняет Очинников, заключается в том, что «я причиню тебе боль, если ты не введешь меня внутрь».
В Cadbury сейчас 700 сотрудников, и директор Кнауэр говорит, что россияне начинают верить, что они могут улучшить ситуацию.
«Изменение происходит в менталитете людей», — говорит он. «Люди начинают верить в перемены. Они видят, как происходят перемены, и начинают верить, что сделать Россию современной страной не невозможно».
Новгород-Женский Парламент
Мы оставляем космический корабль в пустыне позади и возвращаемся в Новогорд. Всего в четверти мили от объекта Cadbury мы проезжаем один из вездесущих деревянных домов с резными оконными рамами.
Старуха набирает воду из насоса. Александр Радищев чувствовал бы себя как дома.
Попутные разговоры редко касаются политики. Кремлевские интриги могут быть горячей темой в московских декорациях, но провинция, которую россияне устали от политических выходок, которые они считают в значительной степени неуместными. Они гораздо больше озабочены своими семьями, своими городами и своей способностью зарабатывать на жизнь.
Это ударило по женскому парламенту в Новгороде.Несмотря на название, парламент на самом деле является своего рода клубом, где женщины изучают психологию, здоровье, право, как открыть малый бизнес или как работать за компьютером. Здесь женщины надеются улучшить свои профессиональные навыки или просто учиться. 44-летняя Ирина Важнова выражает ощутимое волнение от собравшихся.
«Я меняюсь внутри», — говорит она. «Это ясно. И я хочу, чтобы мои дети жили лучше в этой новой России.« Открытое общество »- это не просто слово. Это желание большинства людей, и я думаю, что мы этого добьемся.»
Двести лет назад Радищев сетовал на роль, которую общество отводит женщинам — будь то «фальшивая мода и скромное поведение» в городах или жестокое рабство в деревне.
57-летняя Ирина Борисова, основательница Женского парламента, говорит, что российские женщины по-прежнему являются жертвами дискриминации по признаку пола и сдерживающих традиций. Поездка в США, где она познакомилась с американскими женскими группами, потрясла ее до глубины души.
«Русские женщины становятся пенсионерами в 55 лет», — говорит она нам.«Само слово означает« конец жизни ». Но когда я был в Айове и увидел активных, увлеченных американок, некоторым из которых было 75 лет, и их глаза все еще горели, я был вдохновлен. Я вышел и получил свои водительские права. Для женщин важно иметь уверенность в себе. Для мужчин. все сложнее. Русских мужчин уничтожают к 55 годам, их здоровье подрывается от пьянства ».
Русские ищут то, во что можно верить помимо политики. Вдохновение и утешение бывают разными.
Новгород-Баптистская Церковь
Для некоторых здесь, в Новгороде, источником вдохновения была баптистская церковь, которая начиналась в частном доме, но теперь переехала в совершенно новое внушительное кирпичное здание. Финансируемый американцами и канадцами, он является точной копией типичной баптистской церкви в Соединенных Штатах.
Конгрегация увеличилась с 20 до более чем 500 сотен. Питер Хьюз из Роанока, штат Иллинойс, работает в организации под названием «Братство христианских фермеров».
«Мы помогли объявить о потребности в деньгах для этой церкви, — говорит Хьюз, — и стипендия внесла довольно приличную сумму денег на строительство этой церкви — от 75 000 до 100 000 долларов, я полагаю. Были времена, когда мы привозили 27000 долларов наличными «.
За то время, пока Хьюз и FCFI работали в Новгороде, они видели, как прихожане меняются и развиваются, а также физическая структура церкви.
«Изначально у нас было много пожилых женщин и детей — один или два человека и очень мало молодых людей.Теперь у вас есть молодые люди и семьи. Это колоссальное изменение. А Анатолий — динамо-машина.
Он лидер; он великолепен «.
Анатолий — отец Анатолий Корабель, баптистский священник. Он начал в советские времена, когда было запрещено обращать в свою веру и воспитывать детей в вере. Теперь у него есть воскресная школа и программа подготовки новых служителей. Его цель — открыть 35 баптистских церквей только в Новгородской области, но он говорит, что продолжает сталкиваться с противодействием.
«Не всегда свобода — это свобода», — говорит отец Корабель.«Это похоже на свободу, но это не свобода. Они не хотят нас. Все время они говорят, что мы американская церковь, а не русская».
Городня — Русская Православная Церковь
Русская православная церковь, обладающая огромным влиянием и считающая себя оплотом русской культуры, утверждает, что никакой другой импорт не является более опасным, чем так называемые западные религии.
Когда в 1980-х годах были сняты советские религиозные ограничения, православные церкви оказались в осаде, но после первой волны религиозного рвения посещаемость снизилась.Православная церковь возмущена и опасается иностранной конкуренции за сердце и душу России и пытается ограничить ее деятельность. Радищев, который категорически выступал против любой формы цензуры, давно утверждал, что такое отношение тормозит прогресс.
В городке Городня православному священнику отцу Алексею не до иностранных гостей — он говорит, что посторонние никогда не поймут ни Россию, ни русских. Он нападает на то, что, по его мнению, является вмешательством Запада в духовную и политическую жизнь его страны — в ответ он сопротивляется.Это соревнование — то, что Радищев назвал бы этим прогрессом.
Отец Алексей открыл церковную школу, чтобы кормить, одевать и обучать бедняков этого района. Это не традиционно авторитарная и фаталистическая православная церковь, которой часто казалось более комфортным восстанавливать соборы, чем жизни людей.
Подопечные отца Алексея — это не только изучение молитв, старославянского языка и церковной истории.
Их также готовят к соревновательному миру, и, несмотря на его антизападные настроения, это включает изучение английского языка.
Перед церковным классом учитель призывает учеников прочитать роли Тома и тети Полли. Текст, который запомнили школьники, принадлежит самому американскому писателю: Марку Твену. Они разыгрывают момент, когда Тому Сойеру удается обманом заставить своих приятелей покрасить забор.
«Том! Том! Где мальчик? Том!» — кричит тетя Полли.
«А вот и я!» он отвечает.
«О, ты был в туалете!» она ругает его.»Что это? Что ты там делал?»
Учитель начинает поправлять ее, но тетя Полли исправляет себя — «делает там» — почти одновременно.
Через дорогу доктор Галина Степановна — участковый педиатр, который следит за здоровьем этих детей. Еще она одна из самых преданных прихожан отца Алексея. Она все это видела. При коммунистах она была прикомандирована к Советской Арктике на 25 лет; когда в начале 90-х годов финансирование медицины иссякло, она переехала сюда.
Ее муж средних лет умер, и она думала, что жить не на что. Отец Алексей дал ей надежду, и она говорит, что церковь здесь отреагировала на социальное землетрясение.
«Эти семьи теперь научились заботиться о себе», — говорит она. «Я говорю их соседям, что ничего им бесплатно не давайте. Попросите их помочь вам, чтобы они поняли, в чем заключается ответственность. В прошлом в деревне считалось, что получите то, что можете, бесплатно.Люди понимают, что им нужно работать ».
На этом крохотный чертенок женщины ведет нас к обрыву с видом на близлежащую реку Волгу. Ветер сильный, а вода прозрачная и синяя. На гребне она прыгает и энергично крутится, как юная Джули Эндрюс из «Звуков музыки». Галина Степанова верит в Бога и человека.
Валдай-А Суровая ночь
Через двести миль пути мы достигаем Валдая — одного из немногих мест, где Радищев не герой.Он написал, что все местные женщины были проститутками.
Если это так, они перешли на более зеленые пастбища, но ближе к Москве они выстраиваются вдоль шоссе, прихорашиваясь для бизнеса.
Валдай, город с населением около 20 000 человек, сейчас славится своими озерами и стремится стать туристической гаванью, но ему предстоит еще долгий путь. Уличные фонари никогда не включаются, видимо, для экономии электроэнергии. А еще есть гостиница «Валдай». Радищева угощали банями и утешением так называемых «похотливых чудовищ», крадущих у путешественников деньги, здоровье и драгоценное время в пути.Нас угощали советским кондитерским изделием из колотого белого кирпича.
Неулыбчивый персонал, казалось, был удивлен, если не совсем огорчен появлением иностранных гостей. С новой готовностью доставить удовольствие, пронизывающей сегодня Россию, было шоком обнаружить резкость в советском стиле. Если вы неправильно заполнили сложную регистрационную форму, вам придется заплатить штраф. Оплата за комнату взимается заранее. Краткое объяснение: «Русские живут изо дня в день».
Ночь была тяжелая.В гостинице «Валдай» давно отключили горячую воду и отопление, и в комнате было очень холодно. А потом внезапно, в предрассветные часы, раздался этот шум.
Проверка двери развеяла страхи перед вторжением, но шум продолжался. Было громко. Это было просто хрипло!
По характерным следам откусов на коробке овсянки, позже выяснилось, что это был царапающий, грызущий нападение русского грызуна.
Утро наступило слишком быстро или недостаточно быстро, в зависимости от того, как на это смотреть.Администратор, смирившись с неприятностями, спросила: «Какие у вас жалобы?»
Она не собиралась с ними ничего делать, и стало понятно, почему отель требует деньги заранее. Когда в этом городе обрушится конкуренция, а она приближается, этот отель станет историей.
Валдай-Последствия употребления алкоголя
За завтраком у других гостей тоже были затуманенные глаза, но их проблема была не в мышах. Некоторые мужчины и женщины запивают яйца рюмками водки, чтобы избавиться от видимого похмелья.
Позже у гостиницы наш водитель Костя показывает на двух мужчин, шатающихся по тротуару с чем-то в руках.
«У них есть задняя часть телевизора, и они продают ее на металлолом, чтобы получить немного денег на водку», — с отвращением объясняет он. «Они сняли его с квартиры. Посмотри на них, они все синие под глазами».
Мужчины, которым за тридцать, в лохмотьях, их лица опухли и обезображены годами пьянства.Костя говорит, что видел это миллион раз. По сути, вы сносите свою квартиру по крупицам, пока ничего не остается, все ради бутылки водки.
Как и во времена Радищева, алкоголизм — это проклятие России. Социологи предполагают, что его корни в разочаровании и отчаянии. Крепостное право, социализм и социальные потрясения последних 10 лет сыграли свою роль. По оценкам, у россиян в шесть раз больше шансов умереть от болезней или несчастных случаев, связанных с алкоголем, чем у американцев.
В детском доме на Валдае большинство детей были брошены или разлучены с семьями из-за пьянства.
Здесь 50 детей в возрасте от трех до 18 лет. Тринадцатилетняя Яна тихонько подпевает пленке популярной мелодии «Ты меня забудешь».
Эти дети — жертвы на передовой десятилетних усилий России по созданию рыночной экономики. По официальным оценкам, сейчас в детских домах живет около полумиллиона детей.Голая гостиная сверкает чистотой. Дети сыты и прилично одеты, но, как и Яна, у них одно желание.
Когда Яна говорит мне, как ей хочется домой, замдиректора Людмила Петровна грустно качает головой. Нет никаких шансов.
Все дети из Валдайской области. Еще четыре года назад их отправляли куда-нибудь еще, но сейчас эти объекты перегружены по тем же причинам. Валдаю пришлось построить собственный детский дом.
«Я бы хотела многого для этих детей», — говорит Петровна, которая там работает. «Хорошие книги, поэтому, когда дети приходят из школы домой, им будет что почитать; нам нужен спортивный инвентарь и, конечно же, компьютеры. Кроме того, у нас нет транспорта, чтобы их куда-то отвезти».
Несмотря на отчаянную нехватку средств, малооплачиваемый персонал предан своему делу.
«Это похоже на наркотик». Говорит Петровна. «Я не могу бросить этих детей. Я знаю каждого из них. Даже в некоторых случаях, о чем они думают и о чем мечтают.»
Валдайско-американское влияние
Как и многие российские города, Валдай присоединился к «сестринскому сообществу» в Соединенных Штатах, в данном случае: Каньон-Сити, штат Колорадо. Валдай явно надеется извлечь выгоду из американского опыта и, откровенно говоря, из своих финансовых ресурсов. Каньон-Сити прошел. Он спонсирует кризисный центр для семей, первый в своем роде в регионе.
Благодаря этой системе городов-побратимов несколько жителей Валдая за последние несколько лет смогли побывать в Америке.Одна из них — преподаватель английского языка Валентина Федотова.
«Мы терпеливы и надеемся на лучшую жизнь. Будет лучше, но на это потребуется время».
Чтобы мы не думали, что в России все мрачно, Валентина знакомит нас с семьей Смирновых. Люба, долговязая 15-летняя девушка с неукротимым отношением к своему разуму, является ее лучшей ученицей. Она уже придумывает, как ей сбежать от того, что она называет «скучным старым Валдаем».
«Я хочу найти хорошего человека, — говорит она, — русского.Я хочу очень хорошего человека в Москве или Санкт-Петербурге; Мне все равно «.
«Не Валдай?» Я ее спрашиваю.
«Не Валдай!» — говорит она, смеясь над абсурдностью такой идеи. «На Валдае нет хороших людей».
«Нет?» Я говорю.
«Все пьяницы», — сухо отвечает она, и мы смеемся вместе с ней.
«Это правда», — говорит она. «Все хорошие люди — у которых, конечно, есть деньги — уезжают в Новгород, Москву, Питер.Петербург, другие крупные города. Они не остаются на Валдае ».
Чайник объявляет, что пришло время десерта. Смирновы, высококвалифицированные компьютерщики, живут в уютной трехкомнатной квартире с явными признаками успеха. Но четыре года назад в этой семье ничего не было.
Как и многие, с которыми мы встречались по пути, этим русским пришлось покинуть свои дома в бывшей советской республике: Узбекистан, Таджикистан, Эстония и, в случае Смирнова, Казахстан.Люба говорит, что жизнь в новом независимом Казахстане стала невозможной из-за экономического спада и растущих антироссийских настроений.
Нам пришлось переехать, — сказала она. — Мы не хотели, но должны были. Было очень тяжело. У нас не было квартиры, денег на жизнь, а у родителей не было работы ».
Они построили свою жизнь заново. Хотя отец Любы, Алеша, водит старинную машину, у нее новый комплект подтяжек, а в семье есть компьютер и доступ в Интернет.Для Радищева было трудно найти контакт с остальным миром. Цензура и ограничения на поездки продлились и в советское время. Теперь мир у Любы на кончиках пальцев.
«Я знаю английский чат, где я могу поговорить с людьми из многих стран», — говорит нам Люба. «Мы говорим по-английски, и, конечно же, для меня это очень хорошая практика»
Люба приходит на сайт, где проверяет свою электронную почту.
«Когда я нахожусь в Интернете много часов, — говорит она и хихикает, — к нам приходит большой счет, и мне нужно уделять мало времени».Конечно, я хочу быть в Интернете каждый день, но, к сожалению, не могу ».
Люба говорит, что ее отец плачет, когда видит большой счет, но Алеша Смирнов очень мало отрицает свою любимую дочь. Она всего лишь одна из двух учениц своего 30-летнего класса с доступом в Интернет, но доступ к западной культуре выходит за рамки киберпространства.
Хотя Люба предпочла бы Spice Girls или Рики Мартина, вкусы ее родителей совпали с Фрэнком Синатрой. Во время нашего визита семья Смирновых угощает нас своим исполнением «Чужих в ночи».»
Синатра считается самым популярным певцом в России, и все в семье знают все слова.
Вышний Волочок-А Кризис сокращения населения
Мы были в пути уже неделю, и мы преодолели около 200 миль, что составляет примерно полпути до Москвы. Водитель Костя только что указал на радугу перед нами. Возможно, это сулит ничего хорошего на оставшуюся часть пути.
Сказав это, машина сломалась.Похоже, мы перегреваемся. К счастью, Костя может все исправить, особенно свои «Жигули», так что мы скрестим пальцы.
Чтобы скоротать время, пока Костя работает на машине, мы слушаем кассету с народными песнями. Радищев писал: «Тот, кто знает мелодии русских народных песен, должен признать, что в них есть что-то, что наводит на мысль о душевной печали».
Источник русской меланхолии издавна давал писателям пищу для размышлений. Нынешняя меланхолия Кости не является предметом метафизических споров; это плохая русская техника и некачественные запчасти.
Мы хромаем до следующего пункта назначения — Вышнего Волочка.
Для Радищева это было чудо коммерции, но Вышний Волочок, не считая некоторых прекрасно отреставрированных церквей и монастырей, видел и лучшие времена. Когда вы спрашиваете кого-нибудь о жизни здесь, первое, что они упоминают, — это низкая рождаемость. За последние несколько лет население сократилось с 75 000 до примерно 60 000, и, судя по всему, оно, вероятно, продолжит сокращаться.
Светлана Сорокина, учительница местной школы, говорит, что при зарплате менее 100 долларов в месяц россияне просто не могут позволить себе иметь более одного ребенка.
«Я хотела бы иметь больше детей, — говорит она, — но я не могла их содержать. Высшее образование стало дорогим».
Убыль населения превратилась в национальный кризис. Правительство предупредило, что, если его не повернуть вспять, скоро это скажется на экономике, а статус России в мире подвергнется дальнейшей угрозе. Уменьшение средней продолжительности жизни усугубило проблему.
У местного театра на улице Ленина — его название не изменилось — невесты, женихи и гости стоят в очереди, которая тянется вниз по тротуару к парковке.
Катя, продавщица в магазине, в длинном белом платье с цветами в взъерошенных волосах. Эта 20-летняя девушка может рассчитывать прожить до 72 лет, но ее жених Алексей, русский мужчина, может рассчитывать прожить только до 59 лет. Хотя это намного лучше, чем во времена Радищева, когда среднестатистический россиянин умер в 30 лет, это хуже, чем было при коммунистах, всего 15 лет назад.
После часа нетерпеливого ожидания Катю и Алексея, наконец, проводят внутрь, где на короткой церемонии их объявляют мужем и женой.
Алексей говорит, что регистратор пожелал им «мира, счастья и много детей».
Шампанское льется, и под горькие, горькие, горькие песнопения жених и невеста целуются, целуются и целуются. Чем дольше поцелуй, тем слаще будет шампанское и, как говорят, тем дольше пара может надеяться прожить. Затем они отправляются на вечеринку в небольшую квартиру родителей Кати, где и будут проживать в обозримом будущем. Места для большого количества детей не так много.
Костя, теперь наш постоянный комментатор, изо всех сил пытается вырастить сына в тесной однокомнатной квартире в Москве, и он издевается над официальными уговорами завести много детей.
«Кто знает, что будет в стране, какие будут цены?» он спрашивает. «Нет уверенности в экономике. Все боятся иметь детей. У нас у всех может вдруг ничего не останется».
Возвращаемся в путь. На одной из новеньких заправок Костя останавливается, чтобы заправить бензобак.Когда он возвращается, он в ярости. Насосы были подстроены, и ему наделили несколько литров бензина. У него есть решение:
«Вы знаете красную площадь, — говорит он, — там, где цари наказывали людей? Если бы вы взяли хотя бы одного человека, который берет взятки — кого-то с высокого положения, большой сыр. Если бы вы осудили его. до смерти и покажите казнь по телевидению, чтобы вся Россия увидела, что на следующий день воровство и коррупция прекратятся. Покажите, что будет, если взять взятки.Иначе в России никогда не будет порядка ».
Тверь-Новое поколение студентов-юристов
Через 301 милю мы попадаем в живописный город Тверь — провинциальный центр с изысканно отреставрированными зданиями 18 века, окрашенными в пастельные тона зеленого, розового и синего цветов. Есть хорошая новая гостиница и бульвар имени Радищева. Неудивительно, ведь именно в Твери Радищев написал один из своих самых страстных отрывков — мольбу о том, что он назвал «бесценным даром свободы».«Для Радищева закон был« божеством », которое при беспристрастном и гуманистическом применении гарантировало бы истину и справедливость.
В Твери есть большой университет, и сейчас самая популярная программа — юриспруденция. Студенческая юридическая клиника предлагает бесплатные консультации.
Сегодня утром пожилой россиянин получает совет о том, как подать иск о выплате пенсии в суде. Идея общественных работ нова — поддерживается американскими грантами — и студенты получают бесценный опыт.
Но Иван Баранов, один из студентов-юристов, предполагает, что влияние Запада может также подорвать российские идеалы.
«В советские времена, — говорит он, — дети должны спрашивать, что я хочу стать космонавтом. Но сегодня мы слышим, что мы хотим быть преступниками. Дети говорят нам, что мы хотим быть преступниками, потому что преступники — это богатые люди. Изменилась система ценностей, она действительно изменилась, потому что под влиянием Запада мы получили не самое лучшее.»
Двести лет назад Радищев писал, что закон не может или не хочет защищать россиян, заставляя их брать его в свои руки. Сергей Васильев, студент третьего курса юридического факультета, говорит, что это верно и сейчас.
«Что касается полиции и прокуратуры, — говорит Васильев, — я могу точно сказать, что люди не уважают их, потому что они думают, что полиция и прокуратура следуют только интересам высокопоставленных чиновников и правительства. А иногда они думают, что взятки.»
Профессор Людмила Михайлова тоже мало что может сказать о судебной системе. Она с энтузиазмом относится к этому новому поколению студентов-юристов, но, по ее словам, до тех пор, пока судьи советской эпохи заполняют скамейку запасных, мало надежды на реальные изменения, потому что они плохо обучены, плохо оплачиваются и не имеют никакой поддержки.
«У судей не хватает денег даже на то, чтобы получить копии издаваемых новых законов», — говорит она, объясняя серьезность ситуации. «В судах нет стенографисток, только секретарь, который делает записи.Она может легко упустить ключевые детали или то, что она пишет, может быть совершенно неточным ».
Учитывая это громкое осуждение, возникает очевидный вопрос: почему так много молодых людей учатся в юридических школах? В отличие от Радищева, который в конце концов покончил с собой в отчаянии из-за неспособности России провести реформы, Васильев — оптимист.
«Я хочу, чтобы люди уважали закон, — говорит он, — и я думаю, что в будущем они поймут, что использование закона необходимо в их жизни, и они могут защитить свои интересы, только соблюдая закон.»
Проблема вложения страны в XXI век особенно остро стоит в деревнях и на фермах, которые Александр Радищев сразу понял бы.
Колхоз Максимцево-Неисправный
Как и другие, которые мы видели вдоль дороги, одна деревня здесь неотличима от другой, каждая не более чем набор обветшалых деревянных домов и полуразрушенных сараев. Больше не рабы царей или тоталитарных советов, сельские русские остаются безмерно бедными.В селе Максимцево колхоз слишком беден, чтобы обанкротиться; никто не хочет делать ставки на это.
Молочник выходит из пьяного оцепенения. Все, что здесь осталось, это несколько коров, немощных и престарелых. Восемьдесят шесть лет Анастасия сидит на скамейке, греясь на раннем весеннем солнце.
Жить здесь никогда не было хорошо, но теперь она говорит, что стало еще хуже. Этот колхоз — не что иное, как ржавая куча. Тракторы и комбайны гниют в грязном скотном дворе — без присмотра и бесполезных без запчастей.Окружающие поля залегают под паром.
Аккуратный дом и огород Анастастии — разительный контраст, возможно, свидетельство гордости и частной собственности. В восторге от компании, Анастасия хватает свою палку и, ковыляя, поднимается по ступеням, чтобы показать свой скромный, уютный трехкомнатный дом.
Тепло дает ей центральная дровяная печь, а также печь, в которой она сушит грибы, которые собирает в ближайшем лесу. Но у нее заканчивается топливо. Она не могла позволить себе мясо уже два года, и, имея пенсию всего в 30 долларов в месяц, она беспокоится о том, как она переживет следующую зиму.
Анастастия цепляется за нас, когда мы прощаемся; это эмоциональное прощание. На улице нас ждет глава фермы. 61-летний Виктор Ипполитович считает, что у Максимцево плохие перспективы.
«Оборудование устарело», — говорит он нам. «Не хватает обученных людей. Молодые люди просто не хотят здесь жить».
Он говорит, что ферма никогда не была прибыльной — даже с советскими субсидиями. В те времена власти просто ежегодно списывали убытки, и никто не должен был брать на себя ответственность.- Неплохая жизнь, — горько шутит он.
Это наследие и отсутствие инвестиций теперь знаменуют конец. Хотя у коммунистической системы были свои проблемы, Ипполитович говорит, что нынешнее правительство просто создало новые.
«Свобода означает разные вещи для разных людей», — объясняет он. «Здесь свобода прессы ничего не значит. Нас никогда не беспокоила политическая свобода. Мы просто заботились о том, чтобы растить наших детей и отправлять их в школу.У нас были определенные гарантии, и теперь они ушли. В начале 90-х мы думали, что у нас есть шанс улучшить нашу жизнь, но потом правительство нас облажало ».
Модельная ферма в двух часах езды от Москвы
Вернувшись в дорогу, Костя обдумывает состояние русских. Его глаза внезапно загорелись.
«Что бы произошло, — спрашивает он с болезненным волнением, — если вы дадите нашему правительству шанс управлять своей страной в течение одного года? Как вы думаете, нашим чиновникам удастся уничтожить Америку за такой короткий период времени? Готов поспорить, что они смогли.Поменяемся местами. Мы отдадим вам свое правительство, а мы возьмем ваше. Ваша страна будет разрушена, а нам будет лучше ».
Взгляд Кости на коррумпированных, равнодушных российских чиновников может быть снят со страниц Радищева. И, как и большинство людей, он подозревает, что любой, кто заработал большие деньги в последние годы, должен быть мошенником — что деньги могут быть получены только от разграбления советских активов или торговли с воздухом. Наша последняя остановка в двух часах езды от Москвы противоречит этому стереотипу.
За сторожевым постом на длинной аллее, засаженной недавно посаженными деревьями, 51-летний Александр Паникин на выручку от своего швейного бизнеса создал модельную ферму.Есть фруктовые сады и пруды с видом на ухоженные поля. Он говорит, что преуспел, потому что начал рано, в 80-х, еще до того, как разразилась инфляция.
«Самое печальное в российской экономике, — говорит Паникин, — то, что мы ничего не производим с добавленной стоимостью. Делать дешевые столы и стулья — это все очень хорошо, но мы сильно отстаем от того, где это важно. Мы в основном производим сырье, зависящее от мировых цен. В последнее время это нормально, но если посмотреть в будущее, политика правительства обрекает эту экономику на гибель.»
Этот человек увлечен Россией и тем, какой она могла бы быть. Он создал то, чем, по его мнению, должно быть русское поместье — не жестокое порабощение, которое осуждал Радищев, или субсидируемые нищеты советского коллектива, а прибыльную ферму с молокоперерабатывающим заводом и пекарней, где рабочие получают приличную зарплату, которая выплачивается за время.
Его менеджер, Александр Литвин, офицер в отставке, явно предан этому человеку, который, по его мнению, может спасти Россию.Он говорит, что Паникин не из тех «новых русских» — презрительный эпитет, используемый для тех, кто совершил убийство и утащил его за границу.
«Он тот, кто хочет сделать что-то хорошее для России», — говорит Литвин. «Вот почему мы его любим. Это правда, что некоторые его боятся, но нужно быть строгим, иначе у тебя не получится этого добиться. Когда я только начал здесь работать, везде были бутылки и окурки. Мы чистили его. Все собрались и издали приказ: «Если тебя поймают на работе в пьяном виде, — штраф в 1000 рублей.Это много денег. Во-первых, нам никто не поверил, но теперь вы не найдете здесь ни одной бутылки ».
Этот бизнесмен и джентльмен-фермер, кирпич за кирпичиком, вызвал в воображении свое видение. Здесь есть формальные сады и бассейн, а также крытые спортивные сооружения и гостевой дом, где Паникин развлекает высокопоставленных чиновников.
Когда мы уезжаем, имение Паникина лишило дара речи нашего водителя Кости. Он не верил, что есть такие русские.
«Он добился чего-то конкретного», — почти охваченный благоговением, говорит Костя.«Я уважаю его. Да, я уважаю его».
На этом поездка в Москву подошла к концу. Мы сталкиваемся с разрастанием городов, которое пахнет новыми деньгами, движение становится более интенсивным; загрязнение начинает задыхаться. Рекламы множатся, рекламируя итальянские кухни и немецкие ванные комнаты.
Москва — Мекка крайностей и мечтаний, но мечты уже не только для москвичей и даже не для петербуржцев. Когда Радищев совершил это путешествие более 200 лет назад, ему приснился сон.Это была ухабистая, ушибленная поездка, но если бы он повторил это снова, он мог бы просто поверить, что когда-нибудь это сбудется.
Сентиментализм
СентиментализмСентиментализм и романтизм (литературные движения I)
Русс./ CLST2420 Х. Госкило
Понедельник 3-5: 25 Тел. 45908
CL 1221 Часы приема: ЧТ 3-4
Содержание курса и цели:
Курс контекстуализирует русскую литературу конца восемнадцатого и начало девятнадцатого века в западноевропейских культурных движениях условно именуемые сентиментализмом и романтизмом. Он прослеживает как синхроническую общность, так и диахронические сдвиги в чувствительность через географические границы примерно с 1740-х годов до 1840. Основное внимание уделяется жанрам. и литературные стили, которые определяют сентименталистов и романтиков каноника, прежде всего в России, а во вторую очередь в Англии, Франции и Германии.
Занятия по сентиментализму исследуют конфессиональное и эпистолярное моды, литература о путешествиях и рассказ о любви / соблазнении. Готика как изнанка или недосказанный сентиментализм способствует переходу к поляризации ценностей и стилистики, отмечает романтизм. Встречи посвященные романтизму подчеркивают романтического героя, Природа / Экзотика, психология и метафизика и центральная роль Воображение. К концу семестра студенты должны были приобрести таксономическая / концептуальная сложность: т.е. они должны иметь твердое представление о том, что определяет историческое и формалистическое использование спорные рубрики Сентиментальное и романтическое.
Курс Требования:
С самого начала предупреждаем, что этот курс требует МАССИВНОГО чтения, которое может представить
сложности для те, кто не знаком с большинством текстов, отведенных для курса. Курс сочетает в себе лекцию и обсуждение, и эти студенты неспособность РЕГУЛЯРНО участвовать в обсуждении НЕ должна оставаться в составе в ходе.Я предполагаю что студенты выполнили чтения для каждой сессии и что они готовы обсуждать их на соответствующем критическом уровне.
На большинстве занятий используется следующий формат с процентными оценками. распространяется, как указано ниже:
короткая викторина по чтению (15% оценки)
одностраничный доклад по аспекту чтения (указана тема) (15% оценка)
краткая лекция и краткое изложение вопросов, которые необходимо решить во время занятия встреча (HG)
обсуждение (30% оценки)
одна 15-минутная и одна 30-минутная классная презентация учащихся по ключевым словам аспекты
работы, назначенной на эту сессию (15% оценки)
20-страничный документ по теме, которую предстоит определить по согласованию со мной (25% класса)
Поскольку этот курс в его нынешнем воплощении предлагается для первый раз затрудняюсь предсказать, насколько нереально предложенный расписание чтения может быть.я поэтому оставьте последние две встречи пустыми, на случай, если они нам понадобятся для наверстать упущенное по чтению и работе в классе.
Обратите внимание, что в первый понедельник сентября у нас не будет занятий, но Я ожидаю, что студенты будут читать в течение этой недели и предыдущей, чтобы иметь возможность обсуждать Памела , Бедная Лиза и Повести Белкина на 11 сентября -е .
Показаний:
Требуемые первичные тексты и отдельные критические исследования находятся в резерве.
в библиотеке Хиллмана.Студенты
призвал их просмотреть. я не
заказал любые русские тексты для курса, потому что список для чтения, кроме
их огромно, и я предполагаю, что славянам принадлежит большая часть русских
работы, необходимые для прохождения курса. я
поместили в резерв одну копию наиболее часто задаваемых русских текстов (за исключением
короткие произведения, имеющиеся в тираже в библиотеке). Однако, если вы желаете приобрести необходимые русские
чтения, свяжитесь с ООО «Русский Дом».(тел. 212-685-1010; электронная почта
Критическая литература (как русская, так и западная) по русским текстам обсуждаемый вопрос обширен, и весьма избирательные предложения для критических чтение учебной программы слегка прикоснитесь к верхушка титанического айсберга. Мой ожидание (или, скорее, безнадежная надежда), что эти вторичные материалы будут стимулировать вас исследовать другие важные элементы, упомянутые или перечисленные в их.
Хотя слушания в классе проходят более гладко, если у всех одинаковые издание, учитывая количество страниц, которые мы будем читать, я не возражаю против народы, использующие разные издания любого или всех соответствующих текстов.
Требуемые показания [R = в резерве]:
Сэмюэл Ричардсон, Памела
Лоуренс Стерн, Сентиментальное путешествие
Жан-Жак Руссо, Жюли или Новая Хелоза
Александр Радищев, Путешествие из Петербурга в Москву / Путешествие из г.Петербург
в Москву [R]
Николай Карамзин, Письма российского путешественника / Письма Русский путешественник
(выбор) [R]
Бедная Лиза / Бедная Лиза [R]
Александра Пушкина, Повести Белкина / Belkins Tales
Мэтью Льюис, Монах
Виктор Гюго, Горбун из Нотр-Дама (плюс фильм)
E.Т.А. Хоффманн, Золотой горшок, Песочный человек
Александр Пушкин, Пиковая дама / Пиковая дама (плюс видео оперы)
М. Лермонтов, Вадим (плюс фильм!) [R]
Николай Гоголь, Portret / Портрет [R]
Владимир Одоевский, Сильфида / Сильфида [R]
Федора Достоевского, Хозяика / Хозяйка [R]
Бенджамин Констан, Адольф
Вильгельм Гете, Страдания молодого Вертера
Ren de Chateaubriand, Atala / Ren
Джордж Байрон, Гиаур, невеста Абидоса [R]
Александр Пушкин, Кавказский пленник
Евгений Онегин / Евгений Онегин (плюс видео оперы) [R]
Михаил Лермонтов, Мцыри [R]
Герои нашего времени (плюс фильм) [R]
Предположительно Учебный план (возможны изменения):
Первая сессия (28 августа) :
Практические вопросы (учебные планы, обмен информацией., так далее.)
Лекция о неоклассицизме и сентиментализме (HG)
Секунд Сессия теоретическая (4 сентября): ПРАЗДНИК
Секунд Сессия, практика (сентябрь 11):
Сентименталист рассказы о попытке соблазнения: эпистолярная форма и повествование от первого лица; демократия; морализм; чистота сердца и души; природа и др.
Ричардсон, Памела
Карамзин, Бедная Лиза
Пушкина, Повести Белкина
на русском языке Сентиментализм: И. Титуник, Русская сентименталистская риторика Вымысел. Семиоз: Семиотика и история культуры . Ред. Morris Halle et al.(Michigan Slavic Contributions, 1994) 10: 228-39 [R]
Гитта Хаммарберг, Женский хронотоп и сентименталистский канон Образование, Литература, жития и законность в Екатерининской России (Ноттингем: Astra Press, 1994): 103-120 [R]
По Карамзину: В. Топоров, Бедная Лиза Карамзина (М .: РГГУ, 1995) [Р]
Гитта Хаммарберг, От идиллии к роману: Карамзины Сентименталистская проза (Cambridge UP, 1991) [R]
На Пушкина: Дэвид М.Бетея и Сергей Давыдов, Пушкины Сатурнин Амур: Поэтика пародии в Сказки Белкина , ПМЛА 96,1 (Январь 1981): 8-21
Сергей Давыдов, «Веселое предприятие Пушкиных» и «Гробница», Славянское обозрение 44.1 (1985): 30-48
Третья сессия (18 сентября):
Сентименталист путешествия: внутренние и внешние путешествия; воспитание сердца и разума; культурный информация против политической гальванизации; примат синтезирующей личности
Стерн, Сентиментальное путешествие
Карамзина, Письма российского путешественника
Радищева, Путешествие из Петербурга в Москву
По Карамзину: Юрий Лотман, Сотворение Карамзина (Москва, 1987) [R]
Роджер Андерсон, Карамзиньш Письма русского путешественника : Воспитание в западном сентиментализме. Эссе на Карамзина . Эд. Дж. Л. Блэк (Гаага: Mouton, 1975): 22-39 [R].
Четвертая сессия (25 сентября):
Сентименталист путешествия (продолжение)
Эпистолярный добродетель; воплощенные идеалы; природа
Руссо, Жюли или Новая Хелоза
Пятая сессия (2 октября):
Готика как недосказанные / подавленные периоды
Льюис, Монах
Шестая сессия (9 октября):
Готика (продолж.)
Гюго, Горбун из Нотр-Дама
Карамзин, Остров Борнголм
Лермонтова, Вадима
По Карамзину: Хаммарберг, Из идиллии ..: 182-202
На Лермонтова: Елена Госкило, Предисловие к английскому переводу Вадима (Ардис, 1984): 9-32
[Р]
Седьмой Сессия (16 октября):
Готика или Романтичный? Воображение, видение, состояние действительности, проблематика проверки; Knstlernovelle и фантастический
г. Пушкин, Пиковая Дама
Хоффманн, Золотой горшок, Песочный человек
Одоевский, Сильфида
Гоголь, Портрет
Лилиан Фёрст, Романтизм (Метуэн, 1969) 77 стр.[Р]
Лилиан Ферст, Романтизм в перспективе (Macmillan, 1969)
На Пушкина, Кэрил Эмерсон, Пиковая дама и открытый конец. Пушкин сегодня. Эд. Дэвид М. Бетеа (штат Индиана, 1993): 31-37 [R]
на Одоевском, Нил Корнуэлл, Жизнь, времена и среда В.Ф. Одоевский (Атлон П, 1986) [R]
на Гоголя, Роберт Луи Джексон, Гогольс Портрет…. Очерки на Гоголя . Эд. Сюзанна Фуссо И Присцилла Мейер (Северо-западный университет, 1992): 63-74 [R]
Роберт Магуайр, Изучение Гоголя (Stanford UP, 1994): 135-54 [R]
Восьмая сессия (23 октября):
Воображение и т. Д. (продолжение)
Достоевского, Хозяика [R]
Девятая сессия (30 октября):
Эго, Любовь, Анатомия страсти
Константа, Адольф
Пушкина, Евгений Онегин
На Пушкина, Юрий Лотман, Роман А.С. Пушкина Евгений Онегин — разные издания, последний включен в Iu. М. Лотман, Пушкин (Санкт-Петербург: Искусство, 1995): 393-762 [Р].
Сергей Бочаров, Поэтика Пушкина ( Москва, 1974): 26-104 [R]
Сона Хойзингтон, Русские виды Пушкинских Евгений Онегин (Индиана UP, 1988 г.)
[Р]
Дж.Дуглас Клейтон, Лед и пламя: Александр Пушкин Евгений Онегин. U of Toronto P, 1985 (НЕ В HILLMAN)
Моника Гринлиф, Пушкин и романтическая мода: Фрагмент, Элегия, Ориент,
Ирония (Stanford UP, 1994): 205-286 [R].
Десятая сессия (6 ноября):
Пушкин, Евгений Онегин (продолж.)
Одиннадцатый Сессия (13 ноября):
Эго (продолжение): возвышенность, самореференция и описание таксономических сложностей
Гете, Страдания юного Вертера
Двенадцатая Сессия (20 ноября):
Отчуждение и экзотика
Байрон, Гиаур, невеста Абидоса
Chateaubriand, Atala / Ren
г. Пушкин, Кавказский пленник
Лермонтов, Мцыри
На Пушкина, В.М. Жирмунский, Байрон и Пушкин (Ленинград: 1924 и 1978) [R]
Г.И. Кусов, изд. Пушкин i Кавказ (1999) (НЕ В HILLMAN)
Стефани Сэндлер, Distant Pleasures (Stanford UP, 1989) [R]
Люк Бодуан, Выход на поле боя: русские романтические стихотворения и сказки. Идеализированная женщина (NY: Peter Lang, 1997) [R]
Сьюзан Лейтон, Русская литература и империя (Кембридж, 1994) [Р]
Пол М.Остин, Экзотический узник в русском романтизме (Нью-Йорк: Питер Лэнг, 1997 г.) [R]
на Лермонтова, Владимир Гольштейн, Героические рассказы Лермонтова (Северо-Западный УП, 1998): 154-85 [R]
Тринадцатый Сессия (27 ноября):
Поздний романтизм; цикл как суррогат романа, сшивающий фрагменты в психологическое лоскутное одеяло; ирония (связь с Гейне)
Лермонтов, Героя нашего времени
На Лермонтова, С.Дурылин, Героя нашего времени М.Ю. Лермонтова (Москва, 1986) [R]
Эмма Герштейн, Роман Герой нашего времени М.Ю. Лермонтова (Москва, 1997) (НЕ В HILLMAN)
Helena Goscilo, От растворения к синтезу: использование жанра в М. Лермонтова Проза . кандидат наук Диссертация, Университет Индианы, 1976 г. (глава Gnv )
Четырнадцатый Сессия (4 декабря):
Подборочная сессия, если необходимо
*** Длинную бумагу нужно сдать к полудню, чтобы положить в мой почтовый ящик. Документы с опозданием не принимаются ***
Пятнадцатый Сессия (11 декабря):
Реприза таксономические вопросы: критика и теория, тексты, требующие доработки, на основе разработки в течение семестра.
Ноак о Дикинсоне, «Перелом: путешествия и национальная культура в России от Петра I до эпохи Пушкина» | H-Travel
Сара Дикинсон. Перелом: путешествия и национальная культура в России от Петра I до эпохи Пушкина. Амстердам и Нью-Йорк: Родопи, 2006. 291 с. 75 долларов США (бумага), ISBN 978-90-420-1949-2.
Отзыв: Кристиан Ноак (Департамент истории, Университет Билефельда, Германия) Опубликовано на сайте H-Travel (март 2007 г.)
Определяя границы Европы и России
Исследование Сары Дикинсон русских путевых заметок, написанных между восемнадцатым и началом девятнадцатого веков, является первой систематической попыткой проанализировать русские путевые заметки.На фоне растущего интереса к истории путешествий и туризма в Восточной Европе исследование Дикинсона заполняет важный пробел в области литературоведения.
Вначале Дикинсон определяет и объясняет свои довольно узкие критерии для выборки путешествий, на которые она опирается. Самым важным критерием, отмечает она, является «литературность», что означает «очевидную связь путевого журнала с Западом и заметную ориентацию на западноевропейские традиции» (стр. 14). Для конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков это означает, что Дикинсон не только сосредотачивается на известных авторах, таких как Денис Фонвизин, Александр Радищев, Николай Карамзин, Вильгельм Кюхельбекер, Василий Жуковский или Александр Пушкин, но и предпочитает только изучать произведения. о путешествии в Европу.Следовательно, Дикинсон тратит меньше времени на путевые отчеты о поездках по России. В своем кратком вступлении Дикинсон изначально определяет сочинение о путешествиях как сильно стилизованный литературный жанр, который развивался и распространялся в Западной Европе раннего Нового времени. Она утверждает, что русские писатели начали принимать этот жанр только во второй половине восемнадцатого века. Затем Дикинсон помещает путевые заметки в более широкий контекст «вестернизации» России. Она кратко обсуждает роль путевых заметок в развитии «национального самосознания», подчеркивая, как описания путешественников и исследования культурных различий способствовали появлению представлений о «русском».«Писатели-путешественники все чаще сопоставляли« русских »с западноевропейцами, прежде всего с« немцами »или« французами ». Дикинсон подчеркивает, что путевые заметки также помогли построить« воображаемую географию »Российской империи. Дикинсон сравнивает русских. рассказы о путешествиях в Западную Европу с рассказами о путешествиях по России. Она заключает, что путешествие на Запад и написанное о нем предоставили российским путешественникам не только метафоры, но и фундаментальные идеи о времени, пространстве и культуре, которые они в свою очередь, переносится на их восприятие Императорской России.
Первая глава разделена на две части. В первой части рассказывается о путешествиях и сопровождающих их путевых заметках, начиная с периода правления Петра I на рубеже XVIII века и заканчивая началом правления Екатерины II в конце восемнадцатого века. Вторая половина первой главы почти целиком посвящена Денису Фонвизину, первому русскому писателю, по-настоящему освоившему этот жанр. Как показывает Дикинсон, хотя рассказ Фонвизина о поездках во Францию твердо основывался на западных литературных традициях, он также высмеивал современную русскую галломанию.Таким образом, Фонвизин был первым русским, кто изобретательно использовал жанр, превратив путевые заметки в ироническую критику проевропейских настроений и изучив путевые заметки как средство конструирования «русскости».
Вторая глава противопоставляет знаменитые туры Екатерины II по Волге и Крымскому полуострову с язвительным путешествием Александра Радищева из Петербурга в Москву. Не отрицая оригинальных качеств «Bildungsreise» Радищева, Дикинсон скрупулезно помещает первый знаменитый отечественный путевый рассказ Радищева в литературные традиции научных экспедиций и сентиментализма.Текст Радищева превращает путешествие в психологический процесс и публичное заявление против политических и социальных условий, существовавших при «просвещенном деспотизме» Екатерины. Заключительный раздел главы посвящен малоизвестным дневникам Радищева, написанным во время его сибирской ссылки. Этот раздел является сильной стороной аргумента Дикинсона о том, что в XVIII веке литературный канон — и необходимость придерживаться его формул — оказали более сильное влияние на русских писателей-путешественников, чем их собственное индивидуальное восприятие.Как объясняет Дикинсон, Сибирь приглушила Радищева как писателя. Ибо Сибирь не предлагала ландшафта или культуры, которые соответствовали бы унаследованным нормам западного письма о путешествиях. Только после возвращения в европейскую Россию, где, в отличие от Сибири, были цивилизованные живописные пейзажи, Радищев вновь обрел способность к самовыражению.
Краткая третья глава о Денисе Карамзине описывает кульминацию и поворотный момент в русской адаптации западных писателей-путешественников. Карамзин продемонстрировал близость к европейским литературным традициям, которой не было равных среди его сверстников.Он мастерски выразился в ее рамках, элегантно продемонстрировав паритетность русского с западноевропейскими литературными стандартами. Наследие Карамзина, как объясняет Дикинсон, как минимум двоякое. С одной стороны, его европейская эрудиция означала окончательное освобождение от превосходящей западной модели. С тех пор русских букв будут опираться на европейские литературные концепции как на контраст или средство дальнейшего разграничения того, что явно «русское». С другой стороны, литературный успех Карамзина спровоцировал значительное количество менее одаренных подражателей, которые пошли по его стопам.Сосредоточившись на России по идеологическим или практическим соображениям в эпоху Наполеона, эти более мелкие писатели создали сентименталистские клише в своих отчетах о своих путешествиях по стране. Тем не менее их идеализация России и ее провинциальных жителей предвещала популистские настроения конца XIX века.
На этом фоне отказа от западноевропейских литературных построений Дикинсон назвал следующую главу «Возвращение в Европу». В этой главе Дикинсон исследует русские путевые заметки времен войны с Наполеоном и более позднего правления Александра I, известного как эпоха сильного западного влияния, передаваемого офицерами и солдатами, возвращавшимися в Россию.Эти победившие российские офицеры неоднозначно отнеслись к прежней образцовой культуре Франции и были склонны отвергать западные предрассудки по отношению к России новым самосознанием. Хотя это не совсем описание «отдыхающих» путешественников, Дикинсон обнаруживает, что офицеры были хорошо знакомы с более ранними российскими и европейскими туристами, и отмечает, что в послевоенный период «Гранд тур» возродился. Ее сравнительный анализ четырех описаний Рейнского водопада в Шаффхаузене служит прекрасной иллюстрацией силы и привлекательности установленных клише для русских путешественников, а также нюансов, возникающих из перекрестных ссылок между их рассказами.
Пятая и последняя глава прослеживает развитие или упадок, собственно говоря, путешествий в эпоху Николая I в начале девятнадцатого века. Он включает в себя наиболее разнородный образец путевых заметок в творчестве Дикинсона, в том числе рассказы Федора Глинки о путешествиях внутри страны 1810-11 годов, впечатления Вильгельма Кюхельбекера из Европы середины 1820-х годов, размышления Николая Гоголя о русских и украинских пейзажах из-за границы, впечатления Александра Пушкина от путешествия в его отражении. в Евгений Онегин , и, наконец, дидактические путешествия Василия Жуковского по провинциальной России с цесаревичем Александром Николаевичем.Их общим знаменателем, по словам Дикинсона, было их растущее отстранение от корпуса и правил классических западных путешествий. Или, наоборот, все писатели, чьи работы она исследует в этой главе, внесли свой вклад в исконно русскую литературную традицию — развитие, которое в конечном итоге привело к упадку путешествий как литературного жанра в России. Хотя точки Дикинсон хорошо аргументированы в этом обзоре tour d ‘horizon , в этой главе также показаны пределы ее подхода.По определению, эти тексты в значительной степени превосходили то, что изначально было определено как предмет книги. Теперь Дикинсон подчеркивает проблемы «идентичности» и «географии» и раскрывает наследие путевых заметок, которые пронизывают новые литературные жанры. Хотя этот момент объясняется убедительно, читатель задается вопросом, могло ли это быть верным для других литературных жанров. А что случилось с путешествиями, пишущими ниже стандартов «высокой» литературы? Такая литература, в том числе путеводители по городам России и русские переводы западных путеводителей, начала появляться в первой половине XIX века.Влияние таких произведений на русскую «воображаемую географию» было, безусловно, столь же важно, как и на произведения великих русских литературных деятелей.
Заключительная глава «На твердой почве» дает взгляд на дальнейшее развитие ныне консолидированной и подлинно «русской» литературы, играющей с жанром сочинения о путешествиях. Ссылаясь на Льва Толстого, Ивана Гончарова и Федора Достоевского, Дикинсон подтверждает свой вывод о том, что путевые заметки стали эфемерным явлением в русской литературе, в то время как вопросы идентичности и отношений с Западом, занимавшие центральное место в ранних путевых заметках, «в основном были подняты в других жанрах.В частности, писатели обращались в первую очередь к художественной литературе — и чаще всего к домашним пейзажам … Здесь, как уже отмечалось, они опирались на фундамент, заложенный в значительной степени литературным путевым письмом »(стр. 236).
Таким образом, на протяжении всего исследования Дикинсон в первую очередь занимается эпистемологией. Фактически, автор убедительно связывает sujets и повествовательные стратегии русского путешествия на любой стадии развития либо с западными моделями (прежде всего с сентиментальным путешествием Лоуренса Стерна), либо с более ранними адаптациями русских писателей.В этом сила книги. Собственная эрудиция Дикинсона огромна. Она ловко помещает основные грани рассматриваемых текстов в русский или европейский литературный канон. Возникает настоящий «Bildungsreise русского ума» (цитата с обложки), прочно закрепляющий русскую культурную самобытность в европейской литературной традиции. Дикинсон утверждает, что русское письмо о путешествиях все больше отделяется от европейского примера. В конечном итоге, утверждает она, путевые заметки были омрачены появлением подлинной современной русской литературы: Пушкина, Гоголя и реализма.Тем не менее, несмотря на некоторые незначительные отклонения, изложение Дикинсона слишком линейно. Эта слабость, вероятно, связана с тем, что образец путевых заметок, на который она опирается, сосредоточен почти исключительно на важных писателях и их тесной близости с западными писателями. По крайней мере, в девятнадцатом веке Дикинсон мог меньше полагаться на каноническую «высшую» литературу и вместо этого более широко исследовал различия между текстами.
На мой взгляд, такой подход ограничивает ценность исследования как историко-культурного произведения.Путешествия и национальная культура, темы, указанные в подзаголовке заголовка, оказываются довольно зависимыми переменными. Безусловно, рост культурного самосознания в России неразрывно связан с процессами вестернизации XVIII и начала XIX веков. Но дискуссия, кажется, просто повторяет здесь трюизм. Я бы связал это с использованием Дикинсоном термина «национальный» в его широком разговорном значении вместо более точного социологического или исторического определения.Стремление к идентичности становится здесь слишком легко «национальным»: сама Дикинсон утверждает, что сторонники небольшой элиты освобождали свою элитную культуру от французской или немецкой гетерономии. Даже для первой половины девятнадцатого века она уместно отмечает ограниченные социальные рамки определения того, что значит быть «русским». С исторической точки зрения, можно спросить, не было бы более уместным говорить о своего рода элитарном протонационализме, оставив в стороне вопрос о том, следует ли называть «русскую» культуру или «русское» самосознание имперским, а не национальным.Сосредоточение внимания на европейской модели в путешествиях, безусловно, предоставило уникальные возможности как оценить, так и отвергнуть западные модели, но обсуждение Дикинсоном (прото) «национальных» влияний написания путешествий остается слишком расплывчатым.
Рассказ Дикинсона о построении национальных ландшафтов в смысле воображаемой географии более убедителен. Она раскрывает, как внутренние путешествия относятся к эпохе Пушкина, служили средством для различных целей, но почти никогда не выходили за рамки (ре) строительства или проецирования устоявшихся литературных ландшафтов на Россию (включая Украину, Кавказ и Крым).Даже в русской литературе начала XIX века провинциальные пейзажи давали писателю / рассказчику индивидуальное происхождение, а не динамическую социальную или пространственную идентичность. Только преодолев ограничения «ограничительного формата путешествий для более широкого диапазона возможностей, предлагаемых художественной литературой» (стр. 237), российские писатели смогли сформировать новое и динамичное отношение к имперскому пространству. Но и здесь можно пожелать, чтобы Дикинсон связала свои открытия с другими литературными и нелитературными жанрами.Она упоминает исследование Кристофера Эли русской пейзажной живописи девятнадцатого века, которое, как утверждает Эли, отвергает и заново изобретает европейские модели, но не может более подробно обсудить свои открытия на этом фоне.
Студенты, изучающие историю путешествий и туризма, пожалеют, что в Breaking Ground не упоминается ни о каком российском туризме, который начал возникать в эпоху Пушкина. Таким образом, исследование Дикинсона — это больше история писем, чем путешествий или туризма.Тем не менее, ее книга предлагает тщательно исследованный и хорошо написанный отчет о подъеме и упадке туристической литературы в русской и европейской культуре от эпохи Просвещения до романтизма. Примечания и библиография направят тех, кто менее знаком с русской литературой, к основным материалам чтения. Однако другие формы туров восемнадцатого и начала девятнадцатого веков, такие как научные экспедиции и посещение курортов, могли заслуживать большего освещения. Лишь некоторые исторические ошибки ускользнули от внимания редакции, например, «захват Новгорода в XVI веке Москвой» (1478 г.) (с.210). Также, к сожалению, одна или две строки в середине страницы были плохо напечатаны во всем рецензируемом экземпляре.
Версия для печати: http://www.h-net.org/reviews/showpdf.php?id=12926
Образец цитирования: Кристиан Ноак. Рецензия на Дикинсон, Сара, Перелом: путешествия и национальная культура в России от Петра I до эпохи Пушкина . H-Travel, Обзоры H-Net. Март 2007 г. URL: http://www.h-net.org/reviews/showrev.php? id = 12926
Авторские права © 2007 H-Net, все права защищены. H-Net разрешает распространение и перепечатку этой работы в некоммерческих образовательных целях с полной и точной ссылкой на автора, местонахождение в Интернете, дату публикации, список авторов и H-Net: Humanities & Social Sciences Online. По поводу любого другого предлагаемого использования свяжитесь с редакцией «Обзоров» по адресу [email protected].
| Дополнительный физический формат: | Онлайн-версия: Сегель, Гарольд Б., 1930- Литература России XVIII века. Нью-Йорк, Даттон, 1967 (OCoLC) 565629561 Онлайн-версия: Сегель, Гарольд Б., 1930- Литература России восемнадцатого века. Нью-Йорк, Даттон, 1967 (OCoLC) 608286397 | Содержание: | т. 1. Эпоха Петра Великого. История русского моряка Василия Кориотского и прекрасной княгини Гераклеи Флорентийского царства / Аноним — Проповедь на погребение Петра Великого / Феофан Прокопович — Преемники Петра на вознесение Екатерины II.Сатира I: на мой взгляд / Антиох Д. Кантемир — Автору сатиры «На мой взгляд» / Феофан Прокопович — Панегирические стихи на Россию; Песня о коронации императрицы Анны Иоанновны, 1730 г .; Торжественная ода о взятии города Данциг, 1734 г. / Василий Константинович Тредиаковский — Ода о взятии Хотина, 1739 г .; Ода на вознесение императрицы Елизаветы Петровны, 1747 г .; Вечерняя медитация о величии Бога; Утреннее медитация о величии Бога; Письмо об использовании стекла / М.В.Ломоносов — Два послания; Басня: пир у льва; Хор в перевернутый мир; Песня ; Инструкция сыну / Сумароков Александр Павлович — Время правления Екатерины II (1762-1796) и Павла I (1796-1801). Проза: научно-популярная. из сатирических журналов: 1769–1774. Полемика между Екатериной и Новиковым — Путешествующая литература. Письма из моего второго заграничного путешествия (1777–1778); Письма из моей третьей заграничной поездки (1784-1785) / Денис Иванович Фонвизин — Путешествие из Петербурга.От Петербурга до Москвы / Карамзин Николай Михайлович — Письма русского путешественника / Радищев Александр Николаевич — Литературный очерк. Что нужно автору? ; Несколько слов о русской литературе; О любви к отечеству и национальной гордости; О книжной торговле и любви к чтению в России; Почему в России так мало талантливых авторов? ; О событиях и персонажах русской истории, которые являются возможными предметами искусства; Заметка о Н.И. Новиков / Николай Михайлович Карамзин. т. 2. Правление Екатерины II (1762-1796) и Павла I (1796-1801).Проза: художественная литература. Письма Эрнеста и Доравры / Федор А. Омин — Симпатичная кухарка, или, Приключения развратной женщины; Горькая судьба / Чулков Михаил Дмитриевич — Бедная Лиза; Остров Борнхольм / Николай Михайлович Карамзин — Поэзия: эпос. Россиада / Михаил Михайлович Херасков — Поэзия: пародийный эпос. Елисей, или Вакх в ярости / Василий Николаевич Майков — Душенька: старинная сказка в вольном стихе / Ипполит Федорович Богданович — Поэзия: басня. Двенадцать басен / Иван I.Хемницер — Поэзия: лирика. О смерти князя Мещерского; Правителям и судьям; Ода мудрой княгине Фелице; Бог ; Водопад ; Приглашение на обед; Монумент ; Соловей во сне; Сельская жизнь ; Танец цыганки; «Река времени в ее непрекращающемся беге -» / Гаврила Р. Державин — Драма: комедия. Бригадир / Денис Иванович Фонвизин — Драма: комическая опера. Несчастье от тренера / Яков Борисович Княжнин — Драма: трагедия.Димитрий Самозванец / Сумароков Александр Павлович — Конец века. XVIII век / Александр Н. Радищев. |
|---|
Шалин о безумии в русской культуре
Безумие и безумие в русской культуре . Отредактировали Анжела Бринтлингер и Илья Виницкий. Торонто: Университет Торонто Press. 2006. 331 с. Российский журнал коммуникаций , 2008, Vol. 1, вып.1. С. 100-102.
Отзыв Дмитрия Шалина
Университет Невады Лас-Вегас
Эта книга является результатом конференции, проведенной в 2003 году в Государственном университете штата Огайо под заголовком «Эти безумные русские». Мероприятие собрало международную команду ученых, которые подготовили красиво оформленный том, который должен понравиться читателям, выходящим далеко за пределы области изучения России, в которой зародился проект. Те, кто знаком с академией, будут знать, сколько совместных усилий необходимо для выполнения такого масштабного начинания и сколько похвалы заслуживают его организаторы, спонсоры, редакторы, переводчики и участники.
Коллекция разделена на три части, каждая из которых освещает ключевой аспект безумия как социально-исторического явления. Очерки, собранные в первом разделе, исследуют, как психическое заболевание было институционально оформлено в России 18-го века и пересматривалось на протяжении 19-го века. Особое внимание уделяется параллельному развитию российского и западноевропейского правовых кодексов и культурных дискурсов. В части II исследуется связь между войной, безумием и революцией, а также возникновение психических заболеваний, особенно самоубийств, в ранний советский период.Часть III посвящена дискуссии о связи между безумием и творчеством.
Анджела Бринтлингер представляет книгу полезным обзором, в котором подчеркивается давнее двойственное отношение россиян к безумию. Это явление было встречено с трепетом в средневековой России, где юродивый или юродивый был воспринят как человек, отказавшийся от церемониальных тонкостей и отказавшийся от комфорта созданий в обмен на право высказывать критические мнения, которые наверняка доставили бы неприятности любому, кто незащищен. святой нимб, окружающий вдохновленного безумца.Эта архетипическая фигура часто встречается на протяжении всей истории России. Его мгновенно узнают в литературных персонажах, таких как граф Мышкин, герой романа Дстоевского с провокационным названием Идиот , или Венечка Ерофеев, юродивый советский юродивый, изображенный в любимом крипто-автобиографическом романе Венедикта Ерофеева.
В ключевой главе Илья Виницкий демонстрирует, как традиционное отношение к безумию начало меняться при Екатерине Великой.В конце 1770-х годов императрица ввела в Россию приюты для душевнобольных, которые впоследствии стали известны на всю страну как желтые дома или «желтые дома». Глупцы, которые когда-то бродили по сельской местности России, обнаруживали, что все больше привержены таким учреждениям. Екатерина Великая вела ожесточенную борьбу с меланхолией, крамольным настроением, которое она запретила при дворе, где ее подданные должны были проявлять веселый нрав в знак своей верности трону.Согласно новой аффективной парадигме, любые признаки недовольства вызывали подозрение. Меланхолики считались нарушителями спокойствия, морально испорченными существами, питающими незаконные чувства, наносящие ущерб государству. Неудивительно, что русская императрица на протяжении всей жизни была склонна к депрессивным подвигам.
Взгляды Екатерины были вдохновлены оппозицией Просвещения традиционалистским силам, особенно в церковной иерархии, но ее модернистская повестка дня имела специфически русский уклон.Когда Александр Радищев написал брошюру, в которой сетовал на ужасные условия жизни бедноты в стране, Екатерина сразу же отказалась от совета Вольтера, запретила книгу, объявила ее автора сумасшедшим и отправила его в психиатрическую лечебницу. В своем диагнозе она обвинила в идеологическом проступке «ипохондрический», «желчный» нрав автора. Многие россияне, проявившие нечестивое отношение или решившие критически взглянуть на дела государства, впоследствии разделили судьбу Радищева — от Петра Чаадаева и некоторых декабристов до Петра Григоренко и Дмитрия Пригова.Кампания принуждения Екатерины Великой шла по пути, намеченному петровской модернизацией, еще раз напомнив нам, что сама жестокость, с которой современные институты навязывались России, подрывала их либеральную направленность.
Лия Лангулова предлагает обзор юридических и психиатрических определений, используемых в царской России для определения психических заболеваний, тестов, предназначенных для выявления психически невменяемых, а также государственных учреждений, предназначенных для лечения этого заболевания.Елена Дрыжакова, Роберт Весслинг и Лев Лосев анализируют, как безумие было сконструировано в российском культурном дискурсе.
Исходя из предпосылки, что металлическая нестабильность была центральным элементом литературных изысканий Достоевского, Дрыжакова утверждает, что интерес автора к этому предмету мог быть частично обусловлен его собственными психологическими отклонениями. Весслинг показывает, как Всеволод Гаршин, популярный российский писатель, покончивший с собой, стал культовой фигурой среди российской интеллигенции.Весслинг связывает культ Гаршина с шатким статусом интеллигенции в конце 19 века. Лосев действует как литературный сыщик, прослеживая стихотворение Иосифа Бродского «Горбунов и Горчаков» до краткого знакомства автора с психиатрическими учреждениями в советской России. Примечательно, что Бродский попал в психбольницу добровольно, по указанию друзей, пытающихся спасти его из тюрьмы, но пережитые им ужасы научили его, что условия в приюте могут быть хуже, чем в тюрьме.
Еще со времен Французской революции ученые и популярные писатели пытались связать безумие с буйным поведением, угрожающим свержением установленных режимов. Мартин Миллер цитирует «Трактат о безумии » 1806 года Пинеля как историческое исследование, в котором представлена идиома революционного безумия и документально подтверждено его влияние на российское психиатрическое движение и массовую культуру. Как отмечают некоторые авторы тома, эта идея произвела сильное впечатление на Достоевского, чей роман Демоны изображает русских революционеров как психически неуравновешенных, иногда явно ненормальных существ, политические страсти которых подпитываются их личными патологиями — мнение, разделяемое видным российским деятелем. психиатр Владимир Чиж.Авторы, работающие в известной публикации рубежа веков Вехи , предложили еще один влиятельный отчет о психических расстройствах, от которых страдает русская революционная интеллигенция. Отказавшись от медикализации симптомов, авторы Вехи обратили внимание на тот факт, что русским людям в целом и русской интеллигенции в частности очень не хватало того, что мы сегодня назвали бы «эмоциональным интеллектом». Именно их хроническая раздражительность, максимализм, чрезмерная самоуверенность и отсутствие довода до конца, по мнению авторов Вехи , объясняют катастрофическое увлечение российской интеллигенции революционным насилием.
Ирина Сироткина исследует роль российских психиатров во время Второй мировой войны, доказывая, что российские врачи более сочувственно относились к жалобам ветеранов войны, чем некоторые из их западных коллег. Кеннет Пиннов представляет интересные данные об идеологически окрашенной оптике, через которую советские психиатры рассматривали «возможные миры» жертв самоубийств в Красной Армии. Однако политическая повестка дня четко прослеживается в отчетах вскрытия, где эксперты усиленно стремились связать судьбоносные решения жертв с их непролетарскими корнями или их связью с идеологическими недовольными и чужеродным образом жизни.Дэн Хили завершает Часть II исследованием, в котором анализируются показания экспертов о сексуальных преступлениях и их интерпретация в ранний советский период. Так получилось, что обвиняемые часто использовали рассказ о психическом заболевании, чтобы объяснить, если не извинить, свое преступное поведение, в то время как врачи настаивали на том, что преступники могут предстать перед судом.
В последнем разделе исследуется связь между психическим заболеванием и творчеством. Анджела Бритлингер делает интригующее наблюдение о различиях в том, как российские врачи ставят психологические проблемы мужчинам, чьи аномалии они связывают с физическим и умственным истощением последних, и женщинам, чьи трудности они связывают с неблагополучной семейной жизнью.Хелена Госкило делает сходную точку зрения относительно гендерной природы психиатрического диагноза и склонности русских писателей отдавать предпочтение мужскому воображению при объяснении связи между безумием и художественным гением. Маргарита Одесская рассматривает рассказы Антона Чехова, в которых безумие и безумцы занимают видное место, в частности палата № 6 и Черный монах . Ивонн Хауэлл показывает, как романтический стереотип о сумасшедшем артистическом гении превратился в теорию Владимира Эфроимсона, российского генетика, чьи взгляды на биосоциальные корни гения поставили его на путь столкновения с российскими властями.Даун Хаус обновляет историческую картину, нарисованную ее коллегами, живым описанием разнообразных патологий и чокнутых персонажей, населяющих постсоветскую литературу. И, наконец, Михаил Эпштейн предлагает элегантное литературно-философское размышление о безумии и гениальности, в котором он проводит параллели между Фридрихом Гельдерлином и Константином Батюшковым, близкими современниками, которые, по словам Эпштейна, стали жертвами своего чрезмерно заброшенного художественного воображения, которое подтолкнуло авторов-основателей к мысли. край.
Я не могу отдать должное в своем кратком обзоре этих прекрасных эссе, которые составляют наиболее полное междисциплинарное исследование в своем роде и будут приветствоваться студентами, работающими в различных областях. Позвольте мне выделить одну вещь, которую мне не хватало в этом коллективном упражнении.
Ни в одной статье этого сборника не упоминается классическое исследование психических институтов, написанное выдающимся социологом Эрвингом Гоффманом. Эта книга, опубликованная в 1961 году, — Asylums — дает разрушительный отчет о церемониях деградации, которым принудительно подвергаются пациенты в психиатрических лечебницах.Сосредоточение внимания Гоффмана на преемственности между приютами и тюрьмами имеет сверхъестественное сходство с чеховским отделением № 6 , которое могло быть известно Гоффману, родители которого эмигрировали из России в 1910-х годах. Более уместным для моего аргумента является тот факт, что интерес Гоффмана к этому предмету был вызван психическим заболеванием его жены и помещением в специализированное учреждение. Позиция Гоффмана в отношении деинституционализации, должно быть, сыграла определенную роль в освобождении его жены. Однако сразу после выписки из больницы в 1964 году она покончила жизнь самоубийством.Впоследствии Гоффман пересмотрел свои взгляды на психическое заболевание, признав, что оно могло иметь органические корни, и намекнув, что он написал бы другую книгу, если бы у него была возможность переписать ее.
Урок, который я извлекаю из этой истории, заключается в следующем: безумие — это нечто большее, чем избыток воображения, художественного или какого-либо другого. Подавляющее большинство исключительно творческих людей не сумасшедшие, как и подавляющее большинство психически больных не особо одарены. В последние несколько лет своей жизни, когда Ницше потерял связь с реальностью, его наблюдали танцующим обнаженным, как танцующего бога Заратустру, которого он превозносил в своих произведениях, но он также подвергался женоненавистническим разглагольствованиям, антисемитской критике и простой тарабарщине.Далеко не ясно, был ли он «без ума от» вопросов, вызванных его философским гением. Метафора гения как безумия будет и дальше подпитывать художественное воображение, но этот романтический образ, все еще популярный в России, требует трезвого биосоциологического исследования.
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА | Факты и подробности
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
На протяжении тысячелетней истории России русская литература заняла уникальное место в культуре, политике и лингвистической эволюции русского народа.В современную эпоху литература стала ареной для горячих дискуссий практически обо всех сторонах русской жизни, в том числе о месте, которое сама литература должна занимать в этой жизни. В процессе он произвел богатый и разнообразный фонд художественных достижений. [Источник: Библиотека Конгресса, июль 1996 г. *]
До XIX века в русской литературе действительно не было слов, кроме народных сказок, легенд и народных сказок, которые русские были знакомы и могли рассказывать. Большая часть того, что называлось литературой, было плохой имитацией стилей, популярных в Европе.Многие русские поэты сочиняли свои произведения на французском языке.
Когда они стали грамотными, что для крестьян в основном не происходило до прихода к власти коммунистов, русские стали одними из самых заядлых читателей в мире. Писатели традиционно пользовались большим уважением. Русские часто читают Шекспира, Диккенса и Бальзака больше, чем их западные коллеги. Многие думают, что страсть россиян к чтению основана на том факте, что иногда в долгие холодные зимы им нечем заняться. Другие предполагали, что это произошло потому, что советское телевидение было настолько плохим.
Писательница Людмила Уильцкая сказала Washington Post: «В русской литературе писатель часто является учителем». Писатель «начинает учить людей тому, за кого голосовать, как готовить обед, как делать. Он хорошо умеет только писать, но традиция заставляет его к этому «.
Древнерусская литература
Литература впервые появилась у восточных славян после христианизации Киевской Руси в X веке. Основными событиями в этом процессе стало развитие кириллицы вокруг А.Д. 863 г. и развитие старославянского церковнославянского как литургического языка для использования славянами. Доступность богослужебных произведений на родном языке — преимущество, которого не было в Западной Европе — способствовала быстрому развитию русской литературы. [Источник: Библиотека Конгресса. 1996 *]
Русский язык возник из общего восточнославянского языка (который также включает украинский и белорусский), древнерусского или старославянского, к XIV веку нашей эры в Ростово-Суздакском районе центральной России.Старославянский (также известный как старославянский) был первым славянским литературным языком, который повлиял на развитие современных славянских языков, в том числе литературного русского. Используемый в литургиях славянских православных церквей, он стал известен как церковнославянский после XII века. Мефодий перевел всю Библию на старославянский язык в IX веке.
Ранняя русская литература состояла из народной поэзии, часто распространяемой странствующими бардами. Письменная литература появилась с введением христианства и кириллицы.Самым старым произведением русской литературы является «Слово о полку Игореве », написанное в 1187 году. Речь идет о русском князе, плененном в бою, заключенном в тюрьму и спасающемся. Технологиям Гуттенберга потребовалось более века, чтобы достичь России, поэтому первые печатные книги появились только в 16 веке.
На протяжении XVI века большинство литературных произведений было посвящено религиозной тематике или было создано религиозными деятелями. Среди примечательных произведений XI-XIV вв. — «Первичная летопись», сборник исторических и легендарных событий, «Слово о полку Игореве», светская эпическая поэма о битвах с тюркскими печенегами и «Задонщина», эпическая поэма о разгроме монголы в 1380 г.Работы в светских жанрах, таких как сатирические сказки, начали появляться в шестнадцатом веке, а византийские литературные традиции начали исчезать по мере того, как русский язык стал более распространенным и стали ощущаться западные влияния. *
Житие протоиерея Аввакума, написанное в 1670 году, представляет собой новаторскую реалистичную автобиографию, избегающую цветочного церковного стиля в пользу народного русского языка. В нескольких новеллах и сатирах XVII века также свободно использовался русский язык. Первый русский стихотворный стих был написан в начале XVII века.*
Народные сказки в России
Детские рассказы как с Востока, так и с Запада пользуются популярностью. Дети растут с историями из 1001 ночь и сказок Гримм . Самыми популярными русскими народными персонажами являются Жар-птица и Баба Яга, ведьма, живущая в избе, которая постоянно бегает на куриных ножках.
Многие русские народные сказки запечатлевают как крестьянскую жизнь, так и просторы России. Они часто содержат такие фразы, как «трижды пятьдесят гор» и «трижды пересекли пятьдесят рек».«Многие рассказы также описывают красоту и свежесть весны, холод и белизну зимы и мудрость крестьян.
Сборник русских народных сказок в стиле Гримма был создан на основе старинных сказок, которые Афанасьев передавал из поколения в поколение в устной форме в XIX веке. Пушкин также записал старинные сказки, некоторые из которых фигурируют в Сказках , сборнике старых рассказов в стихах. Сборники народных сказок из бывших советских республик были переведены на английский язык Порт Уилером, Чарльзом Даунингом, Артуром Рэнсомсом, Валери Кэррик, Джорджем и Хелен Папашвили, Бабеттой Дойч и Аврамом Ярмолинским.
Русская литература при Петре и Екатерине Великом
В 15-16 веках Россия стала настоящей нацией. В 17-м он стал более тесно контактировать с Западом. В 18 веке начала появляться первая настоящая русская литература. Первым появившимся высокопоставленным писателем был Михаил Ломоносов, рыбак по происхождению, получивший высшее образование и основавший первый в России университет в 1755 году.
Восемнадцатый век, особенно во времена правления Петра Великого и Екатерины Великой (г.1762-96), был периодом сильного западного культурного влияния. В русской литературе на короткое время доминировал европейский классицизм, прежде чем к 1780 году она перешла к столь же подражательному сентиментализму. Светские прозаические сказки — многие пикантные или сатирические — стали популярны среди среднего и низшего классов, поскольку дворянство читало в основном литературу из Западной Европы. Петровская секуляризация Русской православной церкви решительно сломила влияние религиозной тематики на литературу. В середине XVIII века (1725-62) преобладали стилистические и жанровые новации четырех писателей: Антиоха Кантемира, Василия Тредиаковского, Михаила Ломоносова и Александра Сумарокова.Их работа стала еще одним шагом в привлечении западных литературных концепций в Россию. [Источник: Библиотека Конгресса, июль 1996 г. *]
При Екатерине Великой в Россию были введены западные, в частности французские философии и литература (см. «История Екатерины Великой»). Среди писателей, преуспевших при Екатерине Великой, были Денис Фонвизин, автор комедии нравов Малый ; Иван Крылов (умер в 1844 г.), очень любимый яркими баснями о коварных воронах и двуликих лисицах; Александр Радищечев, написавший Путешествие из Петербурга в Москву , высмеивая коррумпированных чиновников; и Гавриил Державин, написавший Од , в которых одновременно хвалили и высмеивали двор Екатерины Великой.
При Екатерине сатирический журнал был заимствован из Британии, и Гавриил Державин продвинул развитие русской поэзии. Денис Фонвизин, Яков Княжнин, Александр Радищев и Николай Карамзин написали противоречивые и новаторские драматические и прозаические произведения, которые приблизили русскую литературу к ее роли девятнадцатого века как формы искусства, щедро снабженной социальными и политическими комментариями. Пышный, сентиментальный язык повести Карамзина «Бедная Лиза» вызвал сорокалетнюю полемику, в которой сторонники новаторства противопоставлялись «чистоте» литературного языка.*
Русская литература XVIII века
XVIII и XIX века были временем, когда в интеллектуальном мире доминировали англичане, французы и немцы, а русские искали литературу и философию, описывающую их существование и менталитет. К 1800 году в русской литературе существовала устоявшаяся традиция представления реальных проблем, и ее практики XVIII века обогатили ее язык новыми элементами.На этой основе последовал блестящий век литературных усилий.
XIX век был расцветом русской литературы. Писатели Лев Толстой, автор Войны и мира , Федор Достоевский, написавший Преступление и наказание , и Антон Павлович Чехов, считающийся величайшим драматургом России, являются тремя литературными деятелями, наиболее известными на Западе. Среди других известных писателей были поэт Михаил Лермонтов, романисты и новеллисты Иван Тугенев и Николай Гоголь.Фигура, близкая сердцам россиян, — поэт Александр Пушкин.
Крупнейшим литературным деятелем последнего десятилетия XIX века был Антон Чехов, писавший в двух жанрах: рассказ и драма. Чехов был реалистом, который исследовал слабости отдельных людей, а не общества в целом. Его пьесы «Вишневый сад», «Чайка» и «Три сестры» продолжают ставиться во всем мире. [Источник: Библиотека Конгресса, июль 1996 г. *]
Русская литература XIX века представляла собой подходящую среду для обсуждения политических и социальных вопросов, прямое изложение которых подвергалось цензуре.Прозаики этого периода обладали важными качествами: вниманием к реалистичным, подробным описаниям повседневной русской жизни; снятие табу на описание вульгарной, неприглядной стороны жизни; и сатирическое отношение к посредственности и рутине. Все эти элементы были сформулированы в основном в формах романов и рассказов, заимствованных из Западной Европы, но поэты девятнадцатого века также создавали произведения непреходящей ценности. *
Эпоха реализма в России XIX века
Эпоха реализма, обычно считавшаяся кульминацией литературного синтеза предыдущих поколений, началась примерно в 1850 году.Писатели того периода в большом долгу перед четырьмя людьми предыдущего поколения: писателями Александром Пушкиным, Михаилом Лермонтовым, Николаем Гоголем и критиком Виссарионом Белинским, каждый из которых внес свой вклад в новые стандарты языка, содержания, формы. , и повествовательные техники. Пушкин признан величайшим русским поэтом, а критик Белинский был «покровителем» влиятельных писателей и критиков, последовавших за ним. Лермонтов внес новаторский вклад как в поэтический, так и в прозаический жанры.Гоголь считается создателем современной реалистической русской прозы, хотя большая часть его произведений содержит сильные элементы фантазии. Богатый язык Гоголя сильно отличался от прямой, скудной лексики Пушкина; каждый из двух подходов к языку литературной прозы был принят значительными писателями последующих поколений. [Источник: Библиотека Конгресса, июль 1996 г. *]
К середине века разгорелись жаркие споры о целесообразности социальных вопросов в литературе.Дебаты заполнили страницы «толстых журналов» того времени, которые оставались наиболее плодородной площадкой для литературных дискуссий и нововведений в 1990-е годы; Следы дискуссии появились и на страницах большей части лучшей российской литературы. Главными сторонниками социальных комментариев были критики Николай Чернышевский и Николай Добролюбов, писавшие для толстого журнала «Современник» в конце 1850-х — начале 1860-х годов. *
Лучшими прозаиками эпохи реализма были Иван Тургенев, Федор Достоевский, Лев Толстой.Благодаря неизменному качеству сочетания чистой литературы с вечными философскими вопросами, последние два признаны лучшими русскими прозаиками; Романы Достоевского «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», как и романы Толстого «Война и мир», «Анна Каренина», являются классикой мировой литературы. *
Другими выдающимися писателями эпохи реализма были драматург Александр Островский, романист Иван Гончаров и новатор в прозе Николай Лесков, которые в той или иной степени были вовлечены в дебаты по поводу социальных комментариев.Самыми известными поэтами середины века были Афанасий Фет и Федор Тютчев. *
Важным инструментом для авторов социальных комментариев в условиях строгой царской цензуры был прием под названием эзопический язык — множество лингвистических уловок, намеков и искажений, понятных для настроенного читателя, но непонятных для цензоров. Лучшим приверженцем этого стиля был прозаик-сатирик Михаил Салтыков-Щедрин, который вместе с поэтом Николаем Некрасовым считался лидером литературного левого крыла второй половины века.*
Литература советской эпохи
Период сразу после большевистской революции был периодом литературных экспериментов и появления многочисленных литературных групп. Большая часть художественной литературы 1920-х годов описывала Гражданскую войну или борьбу между старой и новой Россией. Но при Сталине литература ощущала те же ограничения, что и все остальное российское общество. После того, как в начале 1930-х годов к власти пришла группа «пролетарских писателей», в 1934 году Центральный комитет коммунистической партии принудил всех писателей-беллетристов вступить в Союз советских писателей.Затем союз установил стандарт «социалистического реализма» для советской литературы, и многие писатели в России замолчали или эмигрировали. [Источник: Библиотека Конгресса, июль 1996 г. *]
В утвержденной литературе советской эпохи преобладал социалистический реализм, определяемый как «конкретное представление действительности в ее революционном развитии … в соответствии с … идеологической подготовкой рабочих в духе социализма». Власть приложила немало усилий, чтобы привлечь писателя к линии социалистического реализма.Те, кто это сделал, были материально вознаграждены квартирами и автомобилями, а профессионально — огромными тиражами в прессе. Те, кто не соответствовал правилам, игнорировались. Если и публиковалась работа, то публиковалась подпольно.
Писатели были в авангарде социальных изменений. Между 1953 и 1991 годами в русской литературе появилось несколько первоклассных художников, которые все еще работали под давлением государственной цензуры и часто распространяли свои работы через изощренную подпольную систему, называемую самиздат (буквально самоиздание).Другое поколение писателей отреагировало на либерализованную атмосферу гласности Горбачева во второй половине 1980-х, открыто обсуждая ранее табуированные темы: эксцессы сталинской эпохи, широкий спектр ранее не признанных социальных болезней, таких как коррупция, случайное насилие, анти- И семитизм, и проституция, и даже неоспоримо положительный имидж самого Владимира Ивановича Ленина. *
Писатели и издатели в эпоху коммунизма
В коммунистическую эпоху писатели и интеллектуалы пользовались одобрением и поддержкой правительства.Чтобы получить членство в специальных союзах и организациях, они должны были учиться в определенных утвержденных школах и создавать произведения, соответствующие параметрам, установленным правительством. Без одобрения правительства они были никем. Согласно коммунистической теории, обязанность коммунистической партии состояла в том, чтобы поддерживать правильное количество художников и писателей для нужд общества и следовать линии партии. От писателей требовалось представить свою работу цензору до того, как ее разрешили представить публике.
Писатели, признанные государством, получали зарплату, расходные материалы, комфортабельные частные дома или квартиры, просторные офисы или рабочие места, другие льготы и рынки для своих произведений. Неофициальным художникам приходилось содержать себя другими способами. Требовались рабочие места по надзору за котельной, потому что они работали 24 часа подряд, а затем имели три выходных.
Писатели, сотрудничавшие с государством, получили дачи, квартиры, стипендии и автомобили. Российская писательница Алессандра Стэнли писала в New York Times: «Незаметность была благородной, когда профессиональные достижения были связаны с политическим компромиссом.«С поэтами иногда обращались как с рок-звездами. Десятки тысяч людей стекались на московский стадион« Лужники »на поэтические чтения.
Произведения советских писателей публиковались в «толстых журналах». Сборники стихов и книги по политической философии хорошо продавались. Многие народные сказки и классика получили коммунистический оттенок. Например, в Гензель и Гретель злая мачеха заменяется любящей матерью, которая помогала своему мужу-дровосеку. Жемчуг и драгоценности заменены большим горшком с едой.Злодеи были помещиками, а темой были проблемы капитализма.
Издательство финансировалось государством, а рукописи поставлялись Главитом, цензурным советом. Тиражи одной газеты могли исчисляться миллионами по сравнению с тысячами сегодня, и почти в каждом доме были книжные шкафы, заполненные книгами. Один издатель сказал Los Angeles Times: «В советском обществе у людей было много времени и практически нечего было развлекаться. Они привыкли думать, что хорошую книгу можно прочитать за один вечер.»
Согласно Книге рекордов Гиннеса, наиболее плодовитым издательством было издательство «Прогресс» (основано в 1931 году в Советском Союзе). В 1989 г. издано 750 наименований на 50 языках.
Писатели советской эпохи
Писателей советского периода в основном можно разделить на четыре категории: 1) те, кто, как Горький, проводил линию партии; 2) те, кто осуждал советскую систему и либо подвергался репрессиям на родине, либо жил в изгнании, как Солженицын и Бродский; 3) те, кто колебался между поддержкой и осуждением коммунизма, как Пастерник; и 4) те, кто жил в ссылке и писал о несоветских вещах, как Набаков.
Лучшими прозаиками 20-х годов были Исаак Бабель, Михаил Булгаков, Вениамин Каверин, Леонид Леонов, Юрий Олеша, Борис Пильняк, Евгений Замятин, Михаил Зощенко. Доминирующими поэтами были Ахматова, Осип Мандельштам, Маяковский, Пастернак, Марина Цветаева и Сергей Есенин. [Источник: Библиотека Конгресса, июль 1996 г. *]
В сталинскую эпоху несколько прозаиков адаптировались, описывая моральные проблемы в новом советском государстве, но на сцене преобладали шаблонные произведения минимальной литературной ценности, такие как «Как закалялась сталь» Николая Островского и «Танкер Дербент» Юрия Крымова.Уникальным произведением 1930-х годов был роман о гражданской войне «Тихий Дон», который в 1965 году получил Нобелевскую премию по литературе, автор Михаил Шолохов, хотя авторство Шолохова оспаривается некоторыми экспертами. Жесткий контроль 1930-х годов продолжался до «оттепели», последовавшей за смертью Сталина в 1953 году, хотя в прозе периода Второй мировой войны допускались некоторые новшества. *
Роман поэта Пастернака о гражданской войне «Доктор Живаго» произвел фурор, когда был опубликован на Западе в 1957 году.Книга получила Нобелевскую премию по литературе в 1958 году, но советское правительство вынудило Пастернака отказаться от этой награды. Александр Солженицын, чей «Один день из жизни Ивана Денисовича» (1962) также был переломным, был величайшим русским философом-романистом своей эпохи; он был изгнан из Советского Союза в 1974 году и в конце концов поселился в Соединенных Штатах. *
В 1960-х и 1970-х годах новое поколение сатирических и прозаических писателей, таких как Фазиль Искандер, Владимир Войнович, Юрий Казаков и Владимир Аксёнов, боролось с государственными ограничениями на художественное самовыражение, как и известные поэты Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский. , и Иосиф Бродский.Аксёнов и Бродский эмигрировали в США, где остались продуктивными. Бродский получил Нобелевскую премию по литературе в 1987 году. Самым известным случаем литературных репрессий в 1960-х годах был случай Андрея Синявского и Юлия Даниэля, писателей-иконоборцев советского «подполья», которых в 1966 году приговорили к каторжным работам за антисоветскую пропаганду. вызвал международный протест. *
Среди лучших представителей поколения эпохи Горбачева были Андрей Быков, Михаил Кураев, Валерий Попов, Татьяна Толстая и Виктор Ерофеев — писатели, не обязательно столь же талантливые, как их предшественники, но выражающие новый вид «альтернативной фантастики».«В период гласности также были опубликованы ранее запрещенные произведения таких писателей, как Булгаков, Солженицын и Замятин *.
Литература и издательское дело после распада Советского Союза
Начиная с 1992 года, российские писатели впервые за многие десятилетия ощутили полную свободу творчества. Однако изменение было не совсем к лучшему. Срочная миссия российских писателей — предоставить публике правду, которую они не могли найти где-либо еще в цензурированном обществе, — уже начала исчезать в 1980-х годах, когда гласность открыла Россию для потока информации и развлечений, хлынувшего из Запад и в других местах.Самиздат был молчаливо принят режимом Горбачева, затем он полностью исчез с появлением частных издательств в начале 1990-х годов. Традиционное особое место писателей в обществе больше не признается большинством россиян, которые теперь читают литературу гораздо менее жадно, чем в советские времена. Впервые с момента своего появления в начале 1800-х годов «толстые журналы» игнорируются значительной частью интеллигенции, а в середине 1990-х годов несколько крупных журналов обанкротились. В этих обстоятельствах многие русские писатели выразили чувство глубокой утраты и разочарования.[Источник: Библиотека Конгресса, июль 1996 г. *]
Тираж основных литературных изданий России резко упал. Тираж «Нового мира» упал с 2,5 млн до 22 тыс. Экземпляров; Дружба с 2 миллионов до 40 тысяч; и «Знамя» с 1 миллиона до 40 тысяч. Количество напечатанных книг упало с 1,8 миллиарда в 1986 году до 950 миллионов в 1994 году. В наши дни книги для самопомощи и американскую криминальную литературу гораздо проще купить у московских книготорговцев, чем у русской литературы.
В начале 90-х литературная сцена была довольно удручающей.Писатели имеют гораздо более низкий статус, чем в советское время. Большая часть написанной серьезной художественной литературы остается непрочитанной на столах издателей. Интеллектуальное движение распалось после распада Советского Союза и утратило доверие к себе как к сознанию нации, не сумев подняться против ужасов чеченской войны. Была конкуренция со стороны телевидения. Материалы, которые публикуют серьезные писатели, обычно удручают. Репортер AP Джулия Робин написала: «Русский писатель сегодня рисует жизнь так мрачно, что вы тоскуете по беззаботным дням Достоевского или Солженицына.
К середине 2000-х издательская индустрия начала расти. Букеровская премия — высшая литературная премия России. Это ответвление британской литературной премии Букера, литературной премии номер один в Великобритании. Некоторое время она была известна как премия Смирнова-Букера, затем литературная премия Букера / Открытая. Победитель получает 12 500 долларов. Каждый из пяти авторов, попавших в короткий список, получит по 1000 долларов.
Российские книжные магазины предлагают гораздо меньше наименований, чем их западные аналоги, и даже книги, которые хорошо продаются, часто распродаются, потому что издатель не хочет печатать копии, которые не продаются.Многие люди покупают книги у уличных торговцев. Русские переводы таких книг, как Джон Фаулз «Французские лейтенанты», в начале 2000-х продавались всего по 42 цента за экземпляр. Киоски заполнены порнографических изданий. Читательская аудитория той или иной книги часто вдвое или втрое превышает показатели продаж, потому что книги относительно дороги, и люди делятся копиями, а пиратские версии продаются на улицах.
Похоже, россияне читают меньше, чем раньше. Объясняя, почему он меньше читает, один музыкальный критик сказал New York Times: «Я намного занят, все заняты.Жизнь более загружена. Есть много дел, есть деньги, которые нужно заработать. Социализм — вот это был период вынужденной роскоши! »
Источники изображений:
Источники текста: New York Times, Washington Post, Los Angeles Times, Times of London, Lonely Planet Guides, Библиотека Конгресса, правительство США, Энциклопедия Комптона, The Guardian, National Geographic, журнал Smithsonian, The New Yorker, Time, Newsweek, Reuters , AP, AFP, Wall Street Journal, The Atlantic Monthly, The Economist, Foreign Policy, Wikipedia, BBC, CNN, а также различные книги, веб-сайты и другие публикации.