Причины побед и поражений основных участников войны.

В ходе обсуждения предложений групп формируются причины поражения белых и победы, красных в Гражданской войне. Используя высказывания участников движений уточнить и дополнить формулировки учащихся.

Причины поражения белых в Гражданской войне.

1. Белые не выдвинули единой политической и экономической программы, способной сплотить всех противников большевизма:

а) они отказались от сотрудничества с «демократической контрреволюцией»;

б) социально-экономическая политика и «социальная природа» белых оттолкнули крестьянство («Общего языка с народом ни одно из белых формирований не нашло», «Россия не может быть освобождена вопреки воле народа» (П.Н. Милюков), «Точек опоры в массах не было», «проводили реакционные меры по землевладению и национальному вопросу, и тем самым давали оружие для большевистской агитации» (В. Шульгин), «Можно разбить миллионную армию большевиков, но когда 150 млн. русских не хотят белых, а хотят красных, то бесцельно помогать белым» (генерал Нокс).

2. Существенными оказались противоречия внутри самого белого лагеря («Белое движение не завершилось победой потому, что не сложилась белая диктатура, а помешали ей сложиться центробежные силы, вздутые революцией, и все элементы, и все элементы, связанные с революцией и не порвавшие с ней») (П. Врангель).

3. В ходе войны все сильнее давали себя знать деморализация и разложение армии, особенно среди офицерства («Люди искали идею и пятнали знамя», «наряду с исповедниками, героями, мучениками белой идеи были стяжатели и душегубы») (П. Милюков).

4. Альянс белых с интервентами обернулся для них серьезными морально-политическими издержками: массы перестали воспринимать белое движение как олицетворение русского патриотизма.

Можно подвести итог, используя высказывание Н. Чайковского (бывший народный социалист, в годы гражданской войны – один из деятелей контрреволюции в Архангельске, затем участвовал в борьбе на Юге России, после разгрома Деникина – эмигрант): «Трагедия белой борьбы была в том, что она не могла не быть, и в то же время она была обречена».

Причины победы красных в гражданской войне

1. Большевики смогли мобилизовать все ресурсы, проявить единство и сплоченность, которые поддерживались не только идейно, но и насильственными, диктаторскими методами. По словам противника большевиков Деникина, они создали «гибкий и сильный аппарат», способный «стремительно и быстро настигать, принуждать, действовать и заставлять».

2. Программа большевиков оказалась понятной и более привлекательной, рабочие и крестьяне верили, что Советская власть – их власть («Главное, что удалось большевикам, — это зажечь надежду… животворного духа коммунизма, духа созидающей надежды, поиска средств к уничтожению несправедливости, тирании, жадности, всего того, что мешает росту человеческого духа…») (Б. Рассел).

3. На стороне Красной армии выступило крестьянство, поначалу его беднейшие слои, а затем и середняки; это означало возможность создать массовую армию, обеспечить прочность советского тыла и поддержку со стороны партизанских отрядов, воевавших в тылу белых.

Итог урока

Борьба белых и красных в гражданской войне – это борьба за будущее России, за торжество закона, который каждая сторона понимала по-своему, обернулась для России страшными жертвами и братоубийством.

Сколько понадобилось лжи

В эти проклятые годы,

Чтоб разорить и поднять на ножи

Армии, царства, народы

Всем нам стоять на последней черте,

Всем нам валяться на вшивой подстилке,

Всем быть распластанным с пулей в затылке

И со штыком в животе.

М. Волошин (29.IV.1921г.)

Страшным было то, что логика гражданской войны, постоянный поиск врага и состояние борьбы с ним закреплялись в сознании людей переживших такую войну. Это наложит дальнейший отпечаток на всю последующую историю России.

Террор

Если определить Гражданскую войну как вооруженную борьбу за власть, вопрос о победителе достаточно прост, побеждает тот, кто захватывает или сохраняет государственную власть. Применительно к событиям Гражданской войны в России это означало, что победа досталась красным. Разбиты вооруженные силы белых и интервентов, подавлены антибольшевистские выступления крестьян. Красные отстояли государственный суверенитет Советской России, утвердили власть большевистской партии в обществе.

Работа с проблемным вопросом:

• Непомерность цены

• Как вы думаете, приняло бы общество 20-х годов праздник День победы в гражданской войне?

• А как отнесетесь к такому предложению вы?

• Нужно ли помнить о гражданских войнах?

Ребята, сейчас я предлагаю вам записать ваши ощущения и мысли после нашего урока. Давайте назовем их “Уроки Гражданской войны”.

Спасибо вам всем за работу.

Карточка 1. В чем заключалась политика военного коммунизма?

1. _______________________________________________________________________

2. _______________________________________________________________________

3. _______________________________________________________________________

4. _______________________________________________________________________

5. _______________________________________________________________________

Карточка 2. В чем суть политики военного коммунизма? Какими причинами она была вызвана? ____________________________________________________________________

____________________________________________________________________________

____________________________________________________________________________

____________________________________________________________________________

____________________________________________________________________________

Карточка 3. Какие мероприятия в сельском хозяйстве были предприняты в рамках проведения политики военного коммунизма? _____________________________________

____________________________________________________________________________

____________________________________________________________________________

____________________________________________________________________________

____________________________________________________________________________

Карточка 4. Какие мероприятия большевистского правительства способствовали развязыванию Гражданской войны в России? ______________________________________

____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ

Военный коммунизм в России Факты, резюме и информация

Основные факты

• Военный коммунизм произошел во время Гражданской войны в России.
• Это происходило с 1918 по 1921 год.
• Он включал управление ресурсами в стране с помощью некоторых политик, которые должны были быть реализованы.
• Он также использовался Владимиром Лениным для управления страной с целью улучшения ее экономики.
• Военный коммунизм имел серьезные недостатки.

Военный коммунизм — это название экономической системы, существовавшей в России с 1918 по 1921 год и введенной Лениным для борьбы с экономическими проблемами, вызванными гражданской войной в России. В основном это были экстренные меры.

Первая мера военного коммунизма заключалась в национализации земли. Банковское дело и судоходство также были национализированы, а внешняя торговля была объявлена ​​государственной монополией, поскольку только государство могло вести торговлю от имени своих граждан, и частным организациям было запрещено заниматься этими видами деятельности.Это был ответ Ленина, когда он понял, что большевики просто не готовы захватить всю экономическую систему России. В. И. Ленин подчеркивал важность рабочих, показывая дисциплину и будет работать трудно, если революция должна была выжить. Большинство в большевистской иерархии считало, что было бы хорошей идеей отстранить заводских менеджеров и позволить рабочим взять на себя управление заводами от имени народа. Было замечено, что это будет источником мотивации, что рабочие будут работать лучше, если они будут полагать, что работают ради какого-то дела, и что они будут чувствовать себя менее эксплуатируемыми в системе, которая сделала некоторых богатыми, но многих бедных.Гражданская война сделала многих большевиков еще более классовыми антагонистами — то есть против социального расслоения — поскольку было много старых гвардейцев, которые боролись за уничтожение большевиков.

28 июня 1918 г. был принят указ, положивший конец всем формам частного капитализма. Многие крупные фабрики были захвачены государством, а 29 ноября 1920 года все фабрики, на которых работало более 10 рабочих, были национализированы. Военный коммунизм также диктовал, как распределять пищу.Это должно было быть выполнено Продовольственным комиссариатом и всем остальным. кооперативы, связанные с пищевыми продуктами, были объединены в этот комиссариат.

Военный коммунизм имел несколько основных принципов, которые перечислены ниже:

• Любая форма производства будет находиться в ведении государства. Частное владение собственностью должно было быть сведено к минимуму. Частные дома отобрало государство.
• Государственный контроль будет обеспечен трудом граждан, и как только военное подразделение выполнит свою задачу, оно станет рабочей армией.Государство должно производить все в своих целях. Государство пыталось контролировать деятельность миллионов крестьян.
• Широко практиковалась крайняя централизация. Хозяйственная жизнь территории, подконтрольной большевикам, была отдана в руки всего нескольких организаций, наиболее важной из которых был Высший совет народного хозяйства. Эта организация имела право конфисковать и реквизицию собственности, и они специализировались на управлении промышленностью.

Для этого создано более 40 заведующих отделениями, известных как главки.Один отдел мог отвечать за тысячи фабрик. Чаще всего это приводило к очень высокому уровню неэффективности. Железные дороги находились под надзором и контролем Комиссариата транспорта. Комиссариат земледелия контролировал то, что крестьяне делали на своих фермах и с их продуктами.

Государство пыталось стать единственным дистрибьютором и единственным производителем. Комиссариаты брали все необходимое для удовлетворения требований правительства. Люди были разделены на четыре категории: рабочие, выполняющие тяжелый, тяжелый труд, работники физического труда вредных профессий, работники легких работ, в том числе домохозяйки и профессиональные люди.Еда распределялась в пропорции, благоприятной для тех, кто больше всего работал. Хотя ручной класс был привилегированным классом, он все равно получал мало еды. Большая часть потребляемой еды поступала из нелегальных источников, и многие представители профессионального класса просто голодали.

20 июля 1918 года большевики решили, что избыток продуктов питания должен быть сдан государству. Это привело к увеличению поставок зерна в государство. С 1917 по 1928 год было собрано около трех четвертей миллиона тонн.С 1920 по 1921 год это количество увеличилось примерно до 6 миллионов тонн. Политика сдачи излишков продовольствия вызвала огромное недовольство в деревне. Крестьяне, которые работали больше всех и верили в обещание Владимира Ленина о том, что «вся земля — ​​людям» (во время революции, до ноября 1917 года), не осознавали, что им придется отдавать дополнительные продукты, которые они производили на своей земле. Даже экстра не могла удовлетворить спрос.

Основной целью военного коммунизма было устранение денег как формы обмена.Большевики хотели перейти к системе натурального хозяйства, при которой все операции осуществлялись натурой. Быстро был введен бартер. Стоимость денег резко упала, и в 1921 году инфляция значительно выросла. Большинство налогов было отменено, и в результате правительство не смогло увеличить доход. Единственным разрешенным налогом был «Чрезвычайный революционный налог», который был попыткой обеспечить равенство между богатыми и бедными.

Короче, военный коммунизм обернулся катастрофой.Во всех областях экономическая мощь России упала ниже уровня 1914 года. Крестьяне выращивали урожай только для себя, так как знали, что любое лишнее будет забрано государством. Поэтому промышленные города голодали, несмотря на введение пайков. Плохой урожай может иметь катастрофические последствия для сельской местности и даже хуже для городов. Недоедание было обычным явлением, как и болезни. Жители городов считали, что их единственная надежда — переехать в сельскую местность и выращивать себе еду.Между 1916 и 1920 годами города северной и центральной России потеряли 33% своего населения из-за сельской местности. Количество людей, работающих в России во время военного коммунизма, сократилось на 50%.

Хотя частная торговля была незаконной, в городах ею занималось больше людей, чем когда-либо в истории России. Крупные фабрики пришли в негодность из-за нехватки топлива и квалифицированной рабочей силы. Кроме того, в 1920 году мелкие фабрики производили всего 43% от их общего количества в 1913 году, а крупные фабрики — 18% от их количества в 1913 году.В 1920 году добыча угля составляла 27% от показателя 1913 года, и рабочие не могли работать эффективно, если им не давали больше еды. К 1920 году производительность среднего рабочего была на 44% ниже, чем в 1913 году.

В том редком случае, когда что-то ценное могло быть произведено, возможность перемещать это по России была ограничена, потому что к концу 1918 года в железнодорожной системе России царил хаос. В сельской местности большая часть земли использовалась для выращивания продуктов питания. Такие культуры, как лен и хлопок, просто не выращивались из-за опасений, что правительство их заберет.В период с 1913 по 1920 год количество акров, отданных под производство хлопка, сократилось на 87%, что привело к закрытию фабрик, производящих продукты, связанные с хлопком, поскольку они испытывали нехватку самого необходимого товара.

В городах многие были убеждены, что их лидеры были правы и что пережитые неудачи произошли по вине жителей Запада и международных капиталистов. Во время военного коммунизма забастовок было немного, так как Ленин сразу арестовал любого, кто казался потенциальным нарушителем спокойствия.Те, кто находился на контролируемой большевиками территории, также стремились увидеть победу большевиков в гражданской войне, поэтому были готовы сделать все необходимое.

Кроме того, большевистская иерархия могла винить во многих бедах России белых, поскольку они контролировали территории, которые поставляли продукцию на фабрики. Урал снабжал Петроград и Тулу углем и железом для своих заводов. Урал был полностью отделен от большевистской России с весны 1918 года по ноябрь 1919 года.Нефтяные месторождения были в руках белых. Красная армия большевиков также забрала большую часть запасов, которые были у них для борьбы с белыми.

Из-за опасений жителей Запада они не были готовы торговать с русскими при большевиках, поэтому внешняя торговля прекратилась. С 1918 по ноябрь 1920 года союзники формально блокировали Россию.

Суровость военного коммунизма могла быть оправдана, когда гражданская война еще продолжалась.Однако когда он закончился, такого оправдания быть не могло. Были жестокие восстания в Сибири и в Тамбове. Ленин столкнулся с угрозой восстания рабочих и крестьян, и ему нужно было справиться с этим так, как не мог сделать царский режим. Поэтому Владимир Ленин заменил военный коммунизм новой политикой, известной как новая экономическая политика в 1921 году. Она была выдвинута на 10-й ежегодной партийной конференции в марте и принята. Во время военного коммунизма у людей не было причин производить, поскольку деньги были упразднены.

В заключение Военный коммунизм просто не работал. Он сосредоточился на национализации всех отраслей промышленности и увидел введение строгого централизованного управления, государственного контроля за внешней торговлей, запрета забастовок любого характера со стороны рабочих, трудовой повинности нерабочих классов, продразвёрстки, которая требует от крестьян централизованного распределения излишков сельскохозяйственной продукции. среди оставшегося населения — нормирование продуктов питания и большинства товаров с централизованным распределением в городских центрах, запрещение частных предприятий и военный контроль над железными дорогами.

Большевистская экономическая политика

Демонтаж царских структур и внедрение новой социалистической экономической системы в России было гораздо легче сказать, чем сделать. Как и в случае с большинством революций, преобразование экономики оказалось намного сложнее, чем устранение правительства. Как следствие, большевистская экономическая политика определялась скорее практическими потребностями, чем идеологическими принципами.

Обессиленная империя

Построение социалистической экономики в стране, опустошенной годами войны, было трудным делом.Такой переход мог быть возможен с преимуществами мира, стабильности, внешней помощи и внутренней поддержки, но большевики не пользовались ни одним из них.

Когда большевики захватили власть в октябре 1917 года, они унаследовали нацию, измученную и лишенную трех лет тотальной войны. Российская экономика пострадала из-за нехватки и лишений, забастовок и других перебоев в работе, сбоя инфраструктуры и плохого или непредсказуемого предложения ресурсов.

Российская экономика должна была восстановиться, прежде чем она могла быть восстановлена ​​и реструктурирована.К началу 1918 года Владимир Ленин и другие лидеры большевиков размышляли, как этого можно достичь.

«Государственный капитализм»

План Ленина, сформулированный в 1918 году, получил название «государственный капитализм». По сути, это была смешанная экономика: крупные компании и отрасли останутся в частных руках, но под контролем государства. Буржуазные менеджеры и эксперты сохранят свои роли в промышленности, на фабриках и производстве. Управление этими секторами будет осуществлять Весенха , правительственное учреждение, созданное Совнаркомом в конце 1917 года.

Ленин утверждал, что капиталистическое развитие необходимо для восстановления производства и создания прочной экономической основы для построения социалистической экономики. По сути, это был возврат к аргументу Карла Маркса о том, что социализм может пустить корни только в капиталистической экономике.

В «подлинно революционно-демократическом государстве», — утверждал Ленин, — «государственно-монополистический капитализм неизбежно и неизбежно предполагает шаг, а не один шаг к социализму». Он подчеркнул, что социализм будет «следующим шагом вперед от государственно-капиталистической монополии.”

Немецкая модель

Ленин рассматривал Германию как идеальную государственно-капиталистическую экономику. Он был полностью индустриализирован и высокоразвит, но планировался и контролировался в целях империализма. Ленин видел в ней идеальную экономику, на которой можно построить социалистическую систему.

Ленин утверждал, что если бы «современная крупномасштабная капиталистическая инженерная и плановая организация Германии» была подчинена государству советского образца, «у вас была бы вся сумма условий, необходимых для социализма».

Это одна из причин, по которой Ленин и его соратники-интернационалисты надеялись на социалистическую революцию в Германии. Немецкая промышленность и производство под социалистическим контролем принесут России огромную пользу, поскольку она

Критика политики Ленина

Ленинская идея государственного капитализма получила поддержку большинства в рядах большевиков, хотя и подверглась резкой критике со стороны Николая Бухарина и других членов левой фракции партии. Некоторые меньшевики приветствовали его, но другие с большим пренебрежением относились к изменяющимся политическим приоритетам Ленина.

Некоторые небольшевики высмеивали Ленина за то, что он оставил Маркса перед захватом власти, а после этого вернулся к Марксу. В апреле 1918 года эсер Сталинский писал о государственной капиталистической политике Ленина:

«Отвергая свою программу, большевики отвергают то, что отличало их от других партий. Они перестают быть большевиками в прямом смысле этого слова. Они просто превращаются в партию, которая хочет остаться у власти любой ценой.В этом, только в этом заключается суть их нынешней программы ».

Синдикализм

Другая проблема ленинской политики государственного капитализма заключалась в том, что она угрожала десяткам синдикалистских движений, которые сформировались в период Временного правительства.

Основной идеей синдикализма был рабочий контроль. В синдикалистской экономике рабочие коллективы будут контролировать фабрики, а не буржуазных менеджеров.Решения о методах производства, целях и условиях труда будут приниматься массовыми собраниями рабочих соответствующего завода или отрасли.

Ленин утверждал, что этот синдикализм существует для более позднего времени. Для того чтобы Советская Россия могла ответить на свои непосредственные вызовы и выжить, потребовались централизованный экономический контроль и планирование. По данным американского историка Томаса Ремингтона:

«Трижды в первые месяцы Советской власти руководители [заводских] комитетов пытались воплотить в жизнь свою [синдикалистскую] модель.В каждом случае руководство партии отвергало их. Большевистская альтернатива заключалась в том, чтобы передать государству как управленческие, так и контролирующие полномочия ».

Военный коммунизм

Начало Гражданской войны в России произвело еще один сдвиг в большевистской экономической политике с введением так называемого «военного коммунизма». Как позже объяснил Ленин, этот сдвиг в политике должен был соответствовать требованиям войны; не было идеологически мотивированным:

«Война и разруха навязали нам военный коммунизм.Это не было и не могло быть политикой, соответствующей экономическим задачам пролетариата. Это была временная мера ».

Военный коммунизм был введен серией указов в середине 1918 года. Двумя наиболее значительными были указ от 13 мая, уполномочивший государство приступить к реквизиции зерна, и указ от 28 июня, формально национализировавший всю российскую промышленность.

Реквизиция зерна стала наиболее заметным аспектом военного коммунизма. Захват зерна производился советскими чиновниками при поддержке частей Красной Армии.Там, где ожидалось накопление зерна или иное противодействие, могли быть замешаны агенты ЧК. Советские бюрократы устанавливали квоты на реквизицию, а силы безопасности активно наказывали всех, кто занимался оппозицией или собирал зерно.

Разрушительные результаты

Эта политика позволила Советскому государству собрать свои военные нужды, но имела катастрофические последствия для экономики в целом. Из-за того, что любые излишки зерна почти наверняка будут конфискованы, российские крестьяне замедлили производство, а некоторые даже бросили свои сельскохозяйственные угодья.Результатом стало быстрое падение производительности и серьезный дефицит, особенно в крупных городах.

Произошел сбой и снижение производительности в промышленном секторе. Советская бюрократия быстро росла, чтобы управлять национализированными фирмами и заводами. Частные собственники и синдикалистские коллективы были лишены контроля. Советские менеджеры взяли на себя все аспекты производства, от плановых показателей до заработной платы и условий труда.

Эти изменения вкупе с нехваткой сырья и продовольствия в городах привели к тому, что тысячи промышленных рабочих оставили свои рабочие места.К 1920 году промышленное производство в России упало до менее чем четверти от уровня, существовавшего до Первой мировой войны.

В период с конца 1917 г. по начало 1921 г. большевистская экономическая политика определялась условиями и обстоятельствами, а не идеологией. Режим полагался на то, что историк Э. Х. Карр назвал «прямой политикой», а не на какое-либо связное долгосрочное экономическое видение. Эта политика позволила режиму удовлетворить потребности войны и удержаться у власти, но она вызвала огромные страдания для русского народа.

Взгляд историка:
«Рабочие, воодушевленные социалистическими идеями и собственным экономическим трудом, толкали большевистских лидеров быстрее, чем они того хотели. Для Ленина фабричные комитеты и другие виды массового активизма были полезны для политической поддержки, которую они оказывали … но они не могли быть основой для будущей экономической и политической власти. Более того, Ленин и другие лидеры большевиков подчеркивали важность использования навыков старых менеджеров и владельцев в нынешнем экономическом кризисе и на переходной стадии; присмотр, а не замена их не требовалось.[Итак] режим проводил довольно непоследовательную экономическую политику до конца 1917 года, особенно в отношении надзора со стороны рабочих и национализации ».
Рекс Уэйд

1. Большевики мечтали разрушить старый порядок в России и создать социалистическую экономику — но они унаследовали нацию, слаборазвитую и истощенную годами тотальной войны.

2. Ленин предложил «государственный капитализм», при котором основные отрасли промышленности останутся в частных руках, но под контролем государства.Это позволит экономике восстановиться, консолидироваться и развиваться.

3. Ленин подвергался критике со стороны других социалистов, в том числе внутри его собственной партии, за неспособность проводить социалистическую политику. Он оправдал это тем, что сначала необходимо восстановить производство.

4. Государственный капитализм также создавал проблемы для растущего синдикалистского движения, в результате которого фабрики, шахты и другие производственные предприятия контролировались рабочими коллективами.

5. В середине 1918 года большевики ввели «военный коммунизм», чтобы удовлетворить требования Гражданской войны.Среди его особенностей были национализация всех отраслей промышленности и принудительная реквизиция зерна для снабжения городов и вооруженных сил.

Информация о цитировании
Название: «Большевистская экономическая политика»
Авторы: Дженнифер Ллевеллин, Майкл МакКоннелл, Стив Томпсон
Издатель: Alpha History
URL: https://alphahistory.com/russian -economic-policy /
Дата публикации: 7 августа 2019 г.
Дата обращения: 24 апреля 2021 г.
Авторские права: Запрещается повторно публиковать содержимое этой страницы без нашего явного разрешения.Для получения дополнительной информации об использовании, пожалуйста, обратитесь к нашим Условиям использования.

Новая экономическая политика была альтернативой сталинизму

Обзор До сталинизма: взлет и падение советской демократии Сэмюэл Фарбер, Verso 2018.

По мере того, как в 2017 году приближалось столетие Октябрьской революции, в левых изданиях, таких как Jacobin , появлялся постоянный поток праздничных эссе, объясняющих природу и причину этого эпохального события.Все согласились с тем, что первая рабочая революция была народным движением, а не государственным переворотом. Ленинская партия большевиков, политическая организация, уходящая корнями в российский пролетариат, привела его к победе.

«Вся власть Советам» реализовала рабочее государство, основанное на советской демократии. Выборные фабрично-заводские комитеты стали основным органом рабочего контроля в цехах, главным институтом отстаивания их интересов на производстве. В деревне миллионы крестьян отняли землю у дворян и перераспределили ее между собой, осуществив давнюю мечту.Таков, вкратце, был триумфальный взлет русской революции.

Но вскоре после этого начался длительный и мучительный спуск к чудовищному деспотизму, спуск, описанный мрачными приписками, добавленными к повествованиям о триумфе. Начало гражданской войны в 1918 году побудило большевиков принять комплекс политических мер, известных под общим названием «военный коммунизм», для защиты Октябрьской революции от вооруженных контрреволюционеров, поддерживаемых иностранными империалистическими державами. Но характерные черты военного коммунизма — принудительная реквизиция зерна у крестьян, красный террор, захват заложников, коллективные наказания, трудовая повинность — отвлекли революцию от ее первоначальных демократических и эгалитарных целей.

Окончание Гражданской войны в 1921 году также означало конец советской демократии; единоличное правление большевистской партии было к тому времени свершившимся фактом. Новая экономическая политика (НЭП), принятая в 1921 году для замены военного коммунизма, восстановила производство, но не изменила тенденцию к сталинской развязке. Напротив, это только ускорило «перерождение» Октябрьской революции. История падения Октябрьской революции часто заканчивается смертью Ленина в 1924 году. Остальное — лишь трагический эпилог.

Согласно общепринятым левым взглядам, отождествленным с анализом Троцкого, большевики были вынуждены обстоятельствами делать то, что они делали, и не могли поступить иначе. У них не было выбора. Военный коммунизм был поворотным периодом — и он повернул советскую историю после 1921 года в сторону сталинизма. Однако один левый критик, Сэмюэл Фарбер, резко возражал против этой «ленинско-троцкистской» ортодоксии, классически представленной в книге Криса Хармана «Как была потеряна революция».

В До сталинизма: взлет и падение советской демократии , первоначально опубликованное в 1990 году и недавно переизданное Verso Books, Фарбер обвинил эту ортодоксальность в том, что она представила прискорбно «детерминистский» взгляд на подъем сталинизма.В нем недооценивался выбор, доступный большевикам для того, чтобы помешать его развитию в первые годы Советской власти, в 1918-1923 годах, при военном коммунизме, а также в первые годы НЭПа, потому что в нем не учитывались недостатки большевистской политической теории. Идеологически предрасположенный Ленин и его сторонники сделать этот выбор, а не другие.

Окончательного сталинского исхода в 1929 году можно было бы избежать, если бы только первые большевики предпочли придерживаться демократии в целом и советской демократии в частности в самом высоком уважении.Но, как утверждал Фарбер, Ленин и «основные большевики» не особо ценили свободу слова, печати и собраний. Они считали эти «буржуазно-демократические» права несущественными для социализма. Они также не очень заботились о праве на всеобщее избирательное право и свободные выборы, подавлении небольшевистских партий и тенденций при военном коммунизме и распространении своей партийной диктатуры на период Новой экономической политики 1921–1929 годов, когда вернулся мир и восстановилась экономика. . То, что Фарбер называет «сталинско-ленинизмом», превратило однопартийное государство в фетиш.Короче говоря, сталинский гниль началась во времена Ленина — и Ленин был, по крайней мере частично, ответственен за это. Под его руководством зародыш репрессивного однопартийного государства сформировался в более широком государстве.

Это эссе ставит под сомнение это повествование о советской истории после 1917 года, общее как для троцкистской ортодоксии, так и для ее критиков, включая Фарбера, на аналитических и эмпирических основаниях. По сути, это телеологический отчет, который не учитывает того, что военный коммунизм не мог быть и не был чем-то большим, чем временный набор политик, который неизбежно будет преодолен после победы в Гражданской войне.Новая экономическая политика была альтернативой сталинизму , а не переходной фазой, обязательно ведущей к нему, не новым порядком, «неизбежно открывающим дорогу для формирования нового типа правящего класса», как утверждает Фарбер.

Сам Фарбер был поразительно близок к признанию НЭПа как единственного демократического варианта в двух отдельных отрывках:

Классический марксистский революционный подход подразумевал проекцию или ставку на то, что классовая и экономическая структура устанавливают реалистичную цель для революционного движения под руководством рабочего класса, завоевывающего большинство.Однако тот факт, что пролетариат составлял далеко не большинство в России 1917 года, очевидно, усложнял марксистский революционный подход. Тем не менее, это никоим образом не скомпрометировало такую ​​перспективу, если пролетарская революция в России объявила о союзе с крестьянством через политику распределения земли.

А:

Возможно, не существовало мыслимого набора условий, включая условия социалистической революции на Западе, которые позволили бы в краткосрочной перспективе развить подлинный пролетарский социализм во всей России.В таком случае следует задаться вопросом, была ли новая экономическая политика или нечто очень похожее на нее, вместо того, чтобы быть «отступлением», как это назвал Ленин, на самом деле единственной мыслимой демократической политикой, которая могла быть осуществлена.

НЭП был направлен на восстановление союза рабочих и крестьян, смычка , сделавшего возможной Октябрьскую революцию. Это была определяющая характеристика нэпа, превосходящая все остальные. Ленин ясно заявил, что без поддержки крестьянства «политическая власть пролетариата невозможна, ее сохранение немыслимо.«НЭП отменил реквизицию зерна, заменив его фиксированным налогом. Он восстановил свободу торговли между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством. Он возродил «классический марксистский революционный подход», когда большинство крестьянства следовало за рабочим классом. Большевики также ликвидировали ряд вспомогательных черт военного коммунизма, в частности красный террор, коллективные наказания, захват заложников и трудовую повинность.

НЭП был визитной карточкой «сталинско-ленинизма» Фарбера.Тем не менее, как это ни парадоксально, Фарбер сомневается, что нэп был «единственно мыслимой демократической политикой» в важнейших аспектах. По словам Фарбера, «только после окончания Гражданской войны» Ленин и большевики «твердо приняли политику, которая подтолкнула их к тому, что позже стало сталинской тоталитарной моделью», поскольку большевистские репрессии во время НЭПа все чаще становились «альтернативой ». до убеждения и открытой борьбы за массовую политическую гегемонию ».

Это огромное недоразумение.Фарбер предполагает, что население в целом было против большевиков в период НЭПа и поэтому подлежало репрессиям. Для этого предположения нет никаких оснований. Напротив, НЭП осуществил массовую политическую гегемонию большевиков, потому что массы убедили их принять НЭП. Рабочие «голосовали» за НЭП стихийной забастовкой, выборами в советы и уличными демонстрациями; крестьяне «голосовали» за это через восстания в деревне; и кронштадтские повстанцы подняли оружие против военных коммунистов — единственного вида коммунистов, с которым они были знакомы — во имя свободной торговли, когда деревни предоставляли крестьянам «полную свободу действий в отношении земли, а также право на владение землей. скот, при условии, что крестьяне управляют.. . без использования наемной рабочей силы ».

В соответствии с новой экономической политикой города вновь заселены. Рабочие вернулись на фабрики. Вскоре экономика восстановилась, оставив позади адские пейзажи военного коммунизма, когда серия городских голодовок в 1918–20 годах, за которыми последовал голод в основном в сельской местности в 1921–22 годах, унесла миллионы жизней и снизила среднюю продолжительность жизни до 20 лет.

Повседневное лицо НЭПа означало свободное крестьянство, трехразовое питание для рабочих, умеренное повышение уровня жизни, возрождение фабрично-заводских комитетов, активизацию профсоюзов, значительное ослабление норм труда, уроки грамотности, чистые подгузники в детских домах и многое другое.Это были впечатляющие, хотя и скромные плоды Октябрьской революции, которыми воспользовались миллионы людей в рамках этой политики. Они оправдывали это великое восстание непосредственных производителей во всем обществе способом, который обычно не получил должного признания. Однако Фарбер и марксисты обычно не останавливаются на этом аспекте нэпа, когда интересы «правящей элиты», казалось, ежедневно совпадали с интересами управляемых, потому что это не предполагает сталинского исхода, когда такое совпадение исчезло навсегда. .

Поиск Фарбером «чего-то лучшего» в «сталинско-ленинский» период (1918–23) — период, охватывающий как военный коммунизм (1918–21), так и первые годы НЭПа (1921–23), когда большевики якобы закрыл «процесс демократизации» — указывает на то, что он не считает разницу между нэпом и военным коммунизмом решающей разделительной линией. Таким образом, нэп предстает в его книге скорее как продолжение военного коммунизма, а не как резкий разрыв с ним, потому что обе политики проводились в рамках однопартийного правления, которое превосходит все остальное.

Из-за отсутствия чувства меры и исторической перспективы Фарбер не может четко представить себе однопартийное состояние ленинского НЭПа как качественно лучшую альтернативу однопартийному государству террора ГУЛАГа сталинских пятилеток и принудительной коллективизации. .

Согласно Фарберу, «правые» и «левые» большевики при военном коммунизме представляли более демократические альтернативы Ленину и господствующему большевизму. Фарбер посвящает им очень много страниц.Левые большевики подчеркивали важность «институтов партиципаторной демократии» и «социального и политического равенства». Правые большевики дополнительно подчеркнули защиту «индивидуальных свобод» и «гражданских свобод» от «произвола государственной власти». Если бы они объединились в «тактический блок», они, возможно, смогли бы добиться уступок «демократического типа» от основного руководства; по крайней мере, как «политические просветители» они популяризировали бы демократическую критику правящих институтов, «способствуя более эффективному сопротивлению в будущем» росту сталинизма.

И все же, когда все сказано и сделано, Фарбер признает, что ни левые, ни правые большевики никогда не «возражали и не сопротивлялись объявлению других политических партий вне закона» в пользу политической демократии и конкурентных выборов. Прежде всего, Фарбер оставляет в стороне тот факт, что ни один из них не ставил под сомнение необходимость военного коммунизма, не говоря уже о замене его нэпом, ставя под сомнение то, были ли их позиции в период военного коммунизма действительно демократическими альтернативами позициям основного большевистского руководства. , подрывая — а не укрепляя — «сопротивление» грядущему сталинизму.

Минимизируя свое благотворное социальное воздействие и резкое изменение народной поддержки большевиков, Фарбер сегодня недостаточно понимает нэп, как тогда его понимали беспартийные массы: основное большевистское руководство под руководством Ленина откликнулось — запоздало и с опозданием. несовершенно — к нуждам рабочих и крестьян, уступив их требованиям о немедленном прекращении бесконечных поборов Советского государства против крестьянства и о проведении радикально новой экономической и, следовательно, политической политики.

В конце 1929 года, на восьмом году нэпа, Сталин отреагировал на продолжающийся двухлетний кризис недопроизводства в сельском хозяйстве уничтожением смычки . Он объявил крестьянству всеобщую войну путем принудительной коллективизации, заставив миллионы работать в гигантских совхозах, в то время как миллионы других загнал в города для строительства промышленности, всерьез запустив пятилетние планы. Сталин громил более или менее независимые профсоюзы и выпотрошивал фабрично-заводские комитеты, открывая путь безудержной эксплуатации пролетариата.Когда пятилетки и коллективизация материализовались — а они материализовались в мгновение ока, — сталинизм стал конкретной реальностью, непременно построенной на руинах нэпа.

Крестьяне ведут ожесточенную отчаянную борьбу против коллективизации, прибегая к политике выжженной земли. Рабочие также сопротивлялись пятилетним планам забастовками, саботажем, прогулами и производством бесполезных или некачественных товаров ( brak ) в огромных количествах.К 1933 году сталинская бюрократия окончательно взяла верх над непосредственными производителями. Он построил колхоз колхоз, на развалинах крестьянской общины мир, . Он разрушил остатки рабочего государства в промышленности — относительно демократические фабрично-заводские комитеты на производстве и относительно отзывчивые профсоюзы — и создал жестокое государство, управляемое эксплуататорским классом. К тому времени от большевизма ничего не осталось. Сталинизм, как и капитализм в Англии, пришел в мир, «мокрый с головы до пят, из каждой поры» кровью и грязью.”

Полномасштабная коллективизация и форсированная индустриализация в 1929–1933 годах воплотили совершенно новую программу, безвозвратный разрыв с нэпом, призванную подкачать производственные силы — «примитивное накопление» само по себе — и одновременно трансформировать Сталина. фракция бюрократии в правящий класс в марксистском смысле слова, силу, способную систематически извлекать излишки у непосредственных производителей, как крестьян, так и рабочих, посредством внеэкономического принуждения через свою монопольную «собственность» на государство как на свою частную собственность.

Эта пропитанная кровью «революция сверху», в которой погибли миллионы, разрушила НЭП, ознаменовав собой уничтожение общественного строя, возникшего в результате Октябрьской революции, потерю всего, что было завоевано.

Важно отметить, что Сталин не мог установить новый набор классовых и имущественных отношений, не преодолев вначале оппозицию внутри большевистской партии этой трансформации или, по крайней мере, этой угрожающей трансформации. Возглавляли эту оппозицию Бухарин, Томский и Рыков — тройка «старых большевиков», тесно сотрудничавших с Лениным.Его поражение в 1927–29 подготовило почву для разгрома НЭПа в конце 1929 года. Таким образом, судьба «рабоче-крестьянской революции» была связана с защитой НЭПа, и судьба НЭПа решилась в 1927–29.

Но ни Фарбер, ни троцкистская ортодоксия нападки Фарбера не признают фракцию Бухарина последней линией защиты от диктатуры Сталина, единственной альтернативой ей. Вместо этого обе считают, что Троцкий и левая оппозиция в партии при НЭПе были поборниками партийной демократии, предлагая жизнеспособные варианты «нарастающей сталинской диктатуре», начавшейся еще в 1923 году, когда Троцкий поддерживал «относительно демократические открытия».”

По подсчетам Фарбера, «большинство демократических возражений» против «сталинского перерождения» русской революции «исходило от левых, а не от правых оппозиций в партии». Возможно, Фарбер прав насчет этого; Бухарин безоговорочно принимал партийный авторитаризм и отсутствие внутренней демократии, и вряд ли его можно было рассматривать как апостола для ее расширения. Но вопрос о демократии возник не в связи с конфликтом между Сталиным и Бухариным, и дело в том, что исход этого конфликта решил судьбу нэпа.

Неприятная правда состоит в том, что Троцкий и левые поддерживали восемнадцатимесячную кампанию Сталина против Бухарина и его сторонников, а поддержка Сталина левой оппозицией облегчила его победу. Поддержка Троцким Сталина вместо Бухарина также не имела ничего общего с защитой партийной демократии. Это было вызвано тем, что Троцкий считал более важными соображениями.

НЭП, возможно, не соответствовал «партисипативному контролю» Фарбера. Конечно, он не соответствовал золотому стандарту «подлинного социализма», демократического социализма.Это не тот стандарт, по которому можно судить о нэпе. И это недооценивает самоопределение, которым непосредственные производители — рабочие и крестьяне — пользовались в этот период.

Октябрьская революция установила государство, основанное на советах, над капиталистическим государством во всех его формах, включая его буржуазно-демократическую форму, где все институты, избранные на основе всеобщего избирательного права, дают равное представительство всем классам населения, сведенным к абстракция от гражданства.Но сама абстракция гражданства может возникнуть только на основе капиталистических отношений собственности. Эти отношения никогда не преобладали в России, так что класс всегда появлялся при царях, как и во всех некапиталистических общественных формациях, в форме политически сформированных «сословий» — крестьян в общинах, купцов в корпорациях, промышленников в ассоциациях, ремесленников в гильдиях и т. Д. феодалы в штатах — никогда граждане, пользующиеся всеобщим избирательным правом с равными правами перед законом.Так продолжалось и после свержения царства. В данном случае мир, и советский были институционализированными формами самоуправления крестьян и рабочих, соответственно, непосредственно политическая «форма видимости», которую класс должен принимать в рамках некапиталистических социально-производственных отношений. Это были институты класса по преимуществу , поскольку выборы в них не проводились на основе всеобщего избирательного права.

НЭП сделал Россию самой свободной и демократической страной в мире — если мы имеем в виду свободу и самоопределение крестьянства, большинства.Фарбер и большинство марксистов этого не понимают. Следуя «ленинско-троцкистской» ортодоксии, Фарбер сосредоточен на свободе и демократии для рабочего меньшинства страны, а не ее крестьянского большинства. По выражению Горбачева, это гигантское «белое пятно» в их счетах.

mir , или крестьянская передельная коммуна, управляла политическими и экономическими делами крестьян в деревнях на большей части территории России, и делала это на протяжении веков. Его должностные лица, набранные из более опытных крестьян старшего возраста, избирались на крестьянских собраниях, где решения требовали единогласия в подавляющем большинстве случаев.В своей сфере крестьяне явно имели гегемонию.

Перераспределение владения гарантировало справедливое распределение общинной земли между крестьянами, периодически перераспределяя ее, когда это необходимо, — процесс, определяемый большей тенденцией тех, у кого были большие участки, к подразделению и передаче полученных меньших участков своим детям мужского пола по сравнению с теми, кто имел меньшие участки, препятствующие формированию сколько-нибудь значимого аграрного пролетариата как при нэпе, так и при царстве.

крестьянских семей организовали разноплановую производственную деятельность на приусадебных участках, направленную на удовлетворение их жизненных потребностей, продавая только физические излишки. Они не подвергались конкурентным ограничениям, как это было бы, если бы у них не было средств к существованию. Если бы у них не было средств к существованию, им пришлось бы покупать то, что им нужно, чтобы выжить; чтобы иметь возможность покупать, они должны были иметь возможность продать; Чтобы иметь возможность продавать, им пришлось бы идти навстречу конкурентам, снижая издержки по сравнению с ценами и производя товары, которые были востребованы.

Таким образом, крестьянские «правила воспроизводства» ограждали крестьянство от принуждения капиталистического рынка, исключая специализацию, систематические инновации и накопление капитала — и создавая огромные внутренние барьеры для поддержания, не говоря уже о коллективном развитии, производительных сил. Когда неурожаи в конце 1920-х годов спровоцировали кризис НЭПа, крестьяне не допустили решения его за свой счет. Когда кризис закончился, они по-прежнему поставляли зерно.

mir обеспечивала соблюдение обычного права и порядка без необходимости организовывать для этого отдельные группы вооруженных людей: высылка из коммуны была высшей санкцией.Не существовало государства в марксистском смысле этого слова. Действительно, выборные должностные лица продолжали выполнять все виды крестьянского труда, действовали под контролем общественного мнения и были лидерами только постольку, поскольку они продвигали общие интересы крестьян — а если они этого не делали, то их сразу же можно было отозвать.

Короче говоря, крестьянская община действительно была политической экономикой. Ни один экономический процесс в одиночку — экзогенное давление «капитализма» или «мирового рынка» — не мог подорвать его.Ее разрушила одна лишь принудительная коллективизация — политический процесс, инициированный Сталиным в 1929 году.

В свете вышеизложенных соображений говорить, как это делает Фарбер, об экономической либерализации в обществе при нэпе, с одной стороны, и политическом ужесточении режима, с другой, в высшей степени озадачивает. Для крестьян «экономическая» свобода нэпа означала расширение, а не ограничение «политической» свободы, потому что теперь они были в значительной степени свободны вести свои дела так, как они считали нужным, без политического вмешательства мародерствующего государства, как во время войны. Коммунизм.Действительно, Фарбер отмечает «фактическое отсутствие большевистской партии в сельской России» при НЭПе. Сфера полномочий авторитарного центрального государства не увеличилась, как нелепо полагает Фарбер, а резко сократилась в этот период, его авторитет остановился на пороге деревни, где не было видно ни одного коммунистического чиновника.

При НЭПе все еще существовало различие между внутренними делами и структурой большевистской партии и обществом, в котором она действовала, различие, которое Фарбер стирает.Формирование «тоталитарного государства» через коллективизацию и пятилетние планы все еще оставалось в будущем, после разрушения НЭПа Сталиным.

К 1921 году только партия большевиков управляла Советами и правительством. Фарбер рассматривает небольшевистские партии и тенденции, существовавшие в конце Гражданской войны, и находит их недостаточными в различных отношениях. Меньшевики отрицали легитимность Октябрьской революции, рассматривая ее как вопиющую узурпацию народной воли.Левые эсеры упустили свой шанс построить социализм в сотрудничестве с большевиками, используя «террористические методы», а не механизм советской демократии, как средство разрешения разногласий с ними. Анархо-синдикалисты призывали ко второй революции, чтобы свергнуть большевистский «государственный капитализм». Большевики запретили их.

По мнению Фарбера, политические недостатки этих небольшевистских партий оставили большевиков в одиночестве как «наиболее организованную и политически наиболее застенчивую партию» в Советах.Заводские комитеты и профсоюзы, а также «потенциально жизнеспособные политические альтернативы» будут «в первую очередь, хотя и не исключительно» возникать из фракционных «тенденций внутри самой большевистской партии» — несмотря на запрет 1921 года на внутрипартийные фракции для поддержания «внутренней солидарности». »Большевистского режима. Короче говоря, большевизм был единственной игрой в городе.

Фарбер утверждает, что одновременно с упадком советской демократии и ростом монополии большевиков на политику, то же самое произошло на уровне фабрично-заводских комитетов и профсоюзов.Русский рабочий класс потерял рабочий контроль и профсоюзную автономию при военном коммунизме и «никогда не был даже частично восстановлен» при нэпе, как если бы это было очевидно. Но на самом деле нет оснований для восклицания Фарбера. При НЭПе обновленный рабочий класс быстро восстановил многие демократические права в сфере производства через свои возрожденные фабричные комитеты, опираясь при этом на активизировавшиеся профсоюзы в защите своих интересов от руководства.

Ученый Кевин Мерфи подробно показал, как институты и практики, с помощью которых рабочие осуществляли власть и защищали свои интересы в цехах и за его пределами, в значительной степени, если не полностью, восстановились — и оставались жизненно важными на протяжении всего периода нэпа.Заводские комитеты и профсоюзы, какими бы бюрократизированными они ни были, сохраняли достаточные ресурсы, чтобы противостоять многим управленческим посягательствам на прерогативы рабочего класса. Практически все кампании по увеличению производства и снижению затрат в промышленности путем введения норм сдельной оплаты труда, поощрения рабочих к участию в производственных конференциях и ужесточения трудовой дисциплины провалились, отчасти из-за сопротивления рабочих.

Рабочее государство, хотя и «бюрократически деформированное», все же оставалось рабочим государством, потому что последнее в значительной степени подчинялось отказу рабочего класса пожертвовать своими нынешними, фактически существующими интересами в пользу еще не существующего, навязанного государством. программа экономического развития сверху вниз.

Режим нэпа был настолько мягким, что Сталину приходилось непрерывно выступать против него, чтобы начать принудительную индустриализацию. Ему пришлось уволить председателя профсоюзов Томского, когда он и его сторонники присоединились к Правой оппозиции в 1927–1929 годах, чтобы противостоять стремлению Сталина превратить профсоюзы в «дома заключения», опровергнув мнение Фарбера о том, что профсоюзы при НЭПе бездействовали. бесфрикционные «приводные ремни» для государственных директив.

В цехах сопротивление фабрично-заводских комитетов интенсификации труда и снижению заработной платы вынудило Сталина провести чистку и в них.К марту 1930 года сторонники сталинизма заняли более 80 процентов фабрично-заводских комитетов, закрепив разрушение НЭПа на этапе производства.

Фарбер рассматривает военный коммунизм отчасти как «ответ на потерю народной поддержки», отчасти как утопический эксперимент, продвигаемый большевистскими доктринерами, отчасти как неизбежную меру самозащиты от контрреволюции, согласно первому двум соображениям. Документальные записи не подтверждают акцентов Фарбера.

Это правда, что поддержка большевиков рабочим классом уменьшилась весной 1918 года. К тому времени многие рабочие ожидали материального улучшения своей жизни. Однако после того, как этим летом разразилась гражданская война, поддержка большевистской партии рабочим классом восстановилась. Без такой поддержки большевики проиграли бы гражданскую войну.

Фарбер далее считает, что большевистское идеологическое опьянение военным коммунизмом «опровергает» ленинско-троцкистское «заявление о том, что оно было просто навязано правительству по объективной необходимости.Даже если некоторые большевики придерживались абсурдной точки зрения, что военный коммунизм был мгновенным социализмом, не замечая той жестокой реальности, что города сокращались, промышленная экономика разрушалась, а фабрики закрывались из-за контроля белых и доступа к регионам угля и нефти, остается элементарный факт, что большевики «протрезвели» и проголосовали за отмену военного коммунизма на своем Десятом съезде партии, состоявшемся в марте 1921 года, — голосование, которое предотвращает любые мысли о том, что большевики действительно были за эту репрессивную политику или что они имели длительное влияние. .

Однако Фарбер не обсуждает решение большевиков о прекращении красного террора, коллективные наказания, захват заложников и обязательные зерновые сборы. Эта неудача позволяет ему произвести туманный анализ НЭПа, сосредоточенный на политических институтах наверху за счет социальных отношений внизу, в сельских общинных собраниях и фабрично-заводских комитетах. Он также не исследует структурную основу Гражданской войны в России.

Фарбер и большинство марксистов не проводят четкого различия между экономической «отсталостью», сделавшей возможной гражданскую войну в России, и исторической конъюнктурой — «случайными», непредсказуемыми обстоятельствами исторического процесса — которые сделали возможным действительный.Центральное обстоятельство, что после привлечения вооруженных сил на свою сторону и захвата власти, рабочие все еще должны были вести разрушительно разрушительную гражданскую войну, чтобы сохранить государственную власть, возникло из-за структурной слабости Октябрьской революции: органической неспособности крестьянства развиваться более чем местная политическая перспектива, чтобы организовать общенациональную, согласованную и устойчивую политическую и военную деятельность, чтобы либо эффективно поддерживать Красную армию, либо эффективно противостоять белым и их империалистическим квартирмейстерам.Эта способность — вместе с мотивацией использовать ее — была зарезервирована только за крошечным русским рабочим классом. Но это не должно вызывать удивления.

В часто цитируемом отрывке о французском крестьянстве Маркс отмечал, что «мелкие крестьяне образуют огромную массу, члены которой живут в одинаковых условиях, но не вступают в разнообразные отношения друг с другом». Их идентичность интересов «не образует ни сообщества, ни национальной связи, ни политической организации среди них». Такая национальная политическая организация, которая может возникнуть, должна возникать вне крестьянства.

Фарбер и другие считают, что крестьянство поддерживало красных против белых, потому что победа белых означала возвращение старого режима. Однако после того, как крестьяне экспроприировали поместья помещичьей аристократии, большевики не смогли убедить крестьян довести дело до конца и добровольно защитить Советскую власть от белых. Большую часть Красной Армии составляли крестьянские призывники во главе с рабочими-офицерами, которым помогало военное начальство царских времен — болезненная реальность, которую большевики никогда не стремились афишировать.Большинство крестьян просто не установили непосредственной связи между защитой своих непосредственных материальных интересов — недавно завоеванным владением (большей) землей — и долгосрочной защитой Октябрьской революции. А поскольку большевики, как бы они ни старались, не смогли убедить их увидеть эту связь, у них не было другого выбора, кроме как прибегнуть к призыву, усугубив антагонизм между советской властью и крестьянством, вызванный вымогательством большевиков при военном коммунизме. : порочная спираль.

Действительно, всякий раз, когда военная удача шла против Красной Армии, угрожая возвращением помещиков, процент дезертирства среди призывников-крестьян резко возрастал, и целые подразделения присоединялись к (очевидно) победившей стороне белых. После того, как волна навсегда изменилась в пользу красных, дезертирство перестало быть проблемой, поскольку крестьяне были готовы ладить с новыми властями, многие из которых продвинулись вперед, присоединившись к новой правящей партии и вступив в должность в новом штате.

Крестьяне, которых не пригласили на службу, сражались против другого зла: реквизиции зерна, скота, лошадей, телег и прочего для снабжения воюющих армий.Крестьяне сопротивлялись этим ограблениям, будь то белые или красные. Для крестьянства и, следовательно, для подавляющего большинства русского народа повседневным лицом военного коммунизма была принудительная служба и безвозмездная экспроприация плодов их труда. В этом для них была суть военного коммунизма. В свете вышесказанного, экономистическая ориентация Фарбера на «антирыночные» аспекты военного коммунизма как чрезмерно волюнтаристского, идеологически обусловленного социального эксперимента, который оказался ужасно неудачным, «полностью несовместимым с объективными реалиями российской экономики и общества», вводит в заблуждение вдвойне.

Во-первых, военный коммунизм не предполагал проведения «антирыночной политики» в каком-либо непосредственном или прямом смысле. Главным образом речь шла о политических мерах по защите Октябрьской революции, мерах, вторичными эффектами которых были действительно «антирыночные», поскольку они основывались на внеэкономическом или политическом принуждении для изъятия зерна у крестьян.

Рынок не мог побудить промышленность поставлять промышленные товары крестьянству в обмен на зерно, чтобы прокормить армию, как думает Фарбер вслед за Ларсом Ли, потому что промышленное производство остановилось из-за контроля белых над регионами и доступа к ним. угольная и нефтесервисная промышленность.Во-вторых, военный коммунизм был не только полностью совместим с «объективными реалиями российской экономики и общества» — эти реальности требовали этого. Реальность крестьянского владения средствами производства и существования — землей и орудиями труда — делала их экономически самодостаточными, так что присвоение излишков (и многого другого) для пропитания Красной Армии через «рынок» было объективной невозможностью.

Двойственное отношение крестьян в лучшем случае к военной службе на стороне большевиков в гражданской войне было чрезмерно определено принудительным изъятием из них большевиками при военном коммунизме, которое могло быть оправдано только с точки зрения крайней необходимости большевиков в обеспечении безопасности. припасы для армии и отсутствие у них альтернативы изъятию их у крестьян.

Советское государство, несомненно, развило способность к принуждению в период гражданской войны. Фарбер пишет много страниц, подробно описывая эту способность, ее различные особенности и формы, а также то, как очевидное безразличие большинства большевиков к массовым нарушениям прав помогло расчистить путь для сталинизма и массового уничтожения человеческих жизней. Тем не менее репрессивная способность Советского государства при Сталине не должна рассматриваться количественно — сталинизм как военный коммунизм, поднявшийся до десятой степени, — а качественно.

Необходимо принять во внимание следующее: во-первых, мотивация использовать эту способность в доселе неосознанно массовых масштабах в 1929–33 годах была уникальной для того периода и не может быть причинно прослежена до периода 1918–21 годов; во-вторых, цели, против которых использовалась эта способность, были совершенно разными — против крестьян и рабочих в 1929-1933 годах, а не против вооруженных контрреволюционеров вместе с их невооруженными сторонниками, явными или скрытыми, в 1918-1921 годах; в-третьих, контрреволюция Сталина обратила вспять Октябрьскую революцию, тогда как большевики в гражданской войне очень, если не полностью успешно, пытались ее сохранить.Репрессивные измерения этих двух эпизодов, хотя исторически связаны, должны рассматриваться как предикаты двух объективно различных реальностей.

Дело в том, что эти репрессивные инструменты в значительной степени вышли из употребления во время НЭПа, и это понятно, поскольку большевикам не нужно было применять силу для введения режима НЭПа в интересах большинства производителей, как крестьян, так и рабочих. По той же причине к ним не прибегали снова, пока Сталин не принял политику, направленную на уничтожение НЭПа, направленную против интересов прежде всего крестьян, но также и рабочих.

С февраля по октябрь 1917 г. не было многопартийного призыва к Советской власти. Все партии отклонили призыв, кроме партии большевиков. Советская демократия формально началась с одной партии власти — партии большевиков. Во время гражданской войны ни одна другая партия официально не присоединилась к большевикам для защиты Октябрьской революции. В конце Гражданской войны Фарбер признает, что только партия большевиков была в состоянии возглавить страну.Фактически к тому времени партия большевиков приобрела монополию на политическое руководство.

Фарбер возлагает главную ответственность за это прискорбное положение дел на Ленина и его сторонников. Но есть причина возложить вину на большевиков, особенно на эсеров. За исключением правящих большевиков, только эсеры имели значительную электоральную поддержку среди рабочих и крестьян; только они могли составить конкуренцию большевикам на основе советской демократии и социалистической законности.Но они так и не реализовали этот потенциал.

В декабре 1917 года Партия социалистов-революционеров раскололась между левым меньшинством, поддерживавшим Октябрьскую революцию, и правым большинством, которое было ей яростно враждебно. Последняя группа в конечном итоге даже присоединилась к контрреволюционным белым, в то время как левые эсеры присоединились к большевикам в советском правительстве, заняв комиссарские должности в Совнаркоме .

Совнарком был учреждением Советского государства, а не партии большевиков.Левый эсер был единственной крупной политической партией, желавшей осуществлять советскую власть вместе с партией большевиков. Так началась многопартийная советская демократия в правительстве на национальном уровне. В разгар своего сотрудничества большевики и левые эсеры совместно разогнали Учредительное собрание, когда оно собралось в январе 1918 года. Но эта правительственная коалиция прекратила свое существование в том марте, до начала гражданской войны, когда левые эсеры внезапно вышли из Совнаркома протестовать против Брест-Литовского мирного договора с Центральными державами.

С тех пор Партия большевиков снова стала единственной партией, обладающей Советской властью по всей стране. Большевики терпели оппозицию левых эсеров Брест-Литовску до тех пор, пока она оставалась в рамках закона.

Но стремясь любой ценой отменить Брест-Литовский договор, левые эсеры в течение нескольких недель вели разрозненные партизанские действия против войск кайзера — они даже убили германского посла. Когда их наглые провокации не привели к возобновлению боевых действий, они напали на ведущих большевиков для ареста или убийства в рамках неорганизованной террористической атаки.Видные большевики были убиты. Ленин получил два пулевых ранения. Одна пуля застряла в ключице после прокола легкого. Другой попал в основание его шеи. Оба оставались на месте до конца его жизни.

Короче говоря, левые эсеры не хотели ждать следующего Всероссийского съезда Советов, чтобы открыто обсудить их доводы об отмене Брест-Литовского договора. Они пытались обойти это, замыкая советскую демократию и нарушая «социалистическую законность».Фарбер небрежно отмечает это, не оценивая его большого значения.

Оппозиция была готова оставаться в рамках закона и соблюдать социалистический закон и порядок — но она была внутри партии большевиков. В данном случае это была организованная оппозиция Брест-Литовскому договору со стороны «левых» большевиков во главе с Бухариным. Осуществляя свободу слова, печати и собраний, левые большевики издали журнал Kommunist , чтобы представить свои взгляды общественности с помощью аргументированных аргументов.

Сказанное выше просто подтверждает то, что партия большевиков, по большому счету, была единственной партией, которая добросовестно пыталась править в соответствии с нормами советской демократии при военном коммунизме. И большевики терпели оппозицию левых эсеров в Брест-Литовске, пока она оставалась в рамках закона и не преследовалась терроризмом. И в этом заключается парадокс: для многопартийной советской демократии нужны как минимум две партии — но не было никакой небольшевистской партии, готовой серьезно конкурировать с большевиками на основе «советской законности» — только в нарушение ее.Для Фарбера возложить бремя ответственности на большевиков за падение многопартийной советской демократии в этот период, приписав ленинским сторонникам уникальную «якобинскую» склонность к авторитарному правлению и пренебрежению демократией и демократическими процедурами, не является убедительным.

Существовали более глубокие структурные соображения, которые сделали Партию социалистов-революционеров, как правое большинство, так и левое меньшинство, плохим материалом для конкурентной социалистической политики. Фарбер и большинство марксистов в основном игнорируют их.

Основанная в 1902 году партия социалистов-революционеров привлекла своих основных сторонников, активистов и организаторов из интеллигенции земства , а не из крестьянства. После отмены крепостного права в 1861 году царское государство учредило земства , чтобы взять на себя многие административные и судебные функции в деревне, ранее выполнявшиеся крепостниками. С годами в губернской, уездной и волостной земцва работало все больше врачей, статистиков, агрономов, юристов, журналистов, ветеринаров, геодезистов, учителей и других.Царское государство обложило мир значительным налогом для выплаты заработной платы этим работникам.

Представительство в земствах определялось по сословию, сословие, , обеспечивающим постоянное господство помещичьей знати. Хотя это и составляло немногим более 1 процента населения, 75 процентов из земских сотрудников из , «избранных» на должности, были дворянами.

Земство не было органом крестьянства, так как никогда не действовало на уровне села, где господствовала мир .Как отмечает учёная Сара Бэдкок:

Дореволюционные сельские организации. . . продолжал действовать и в 1917 г., делая особо революционные организации излишними. Общинные и сельские советы в их первоначальной дореволюционной форме обеспечивали участие простых людей в принятии общественных решений и представлений. Хотя в течение 1917 года они были изменены, что позволило, например, предоставить женщинам равное право голоса или участие солдат в отпуске, они оказались прочными организациями, которые в 1917 году функционировали так же эффективно, как и раньше.

мир регулировал самодвижение крестьянства с целью экспроприации помещичьей аристократии в 1917 году, что повлекло за собой уничтожение земств . К лету 1918 года крестьяне отправили этот пережиток царства на свалку истории — вместе с большей частью самой социально-институциональной основы Партии социалистов-революционеров. Таким образом, материальные интересы большинства активистов партии некрестьян-эсеров резко противоречили интересам их крестьянских выборщиков, занятых прочесыванием сельской местности земства — источника средств к существованию, по сути, образа жизни для многих боевиков-эсеров.

Это нашло отражение в Учредительном собрании, когда оно собралось в январе 1918 года. Избранные на основе всеобщего и равного избирательного права правые эсеры были самой крупной партией. Хотя основная часть крестьянства проголосовала за правых эсеров, партия отказалась ратифицировать советский декрет о земле и мире, который санкционировал и поощрял массовую экспроприацию помещичьих земель вместе с уничтожением второстепенных атрибутов дворянского господства — закона . земства . Он также уполномочил большевиков начать переговоры от имени Советской власти о немедленном прекращении империалистической резни.Когда разразилась Гражданская война, большинство эсеров присоединилось к контрреволюционным белым.

Русская революция при НЭПе дала огромную победу непосредственным производителям в городе и деревне, предоставив им фактические права на средства воспроизводства. В сельской местности крестьяне обеспечили через мир прямые, политически закрепленные права на свои средства к существованию. В городах рабочие обеспечивали то же самое, хотя и менее четко и окончательно, чем крестьяне.Заводские комитеты и, в некоторой степени, профсоюзы гарантировали рабочие места и ограничения на их эксплуатацию менеджерами. Защита рабочих от эксплуатации усиливалась тем фактом, что руководителям было чрезвычайно трудно уволить их. Это ограничивало степень, в которой менеджеры могли оспаривать права рабочих в отношении их работы, доходов и контролируемого темпа работы. Пока воспроизводился НЭП, беспрецедентная власть непосредственных производителей в точке производства также воспроизводилась по относительно эгалитарным линиям.

Помимо этого, классовая структура России была несовместима с коллективным развитием производительных сил и построением социализма. НЭП был укоренен в этой структуре и не мог в конечном итоге превзойти ее, как надеялись большевики.

Могут ли социалисты извлечь уроки из постоктябрьского опыта? Конечно, могут. Но это совсем не то, чему Фарбер предлагает учить, а именно важность «демократии» в теоретизировании политики постреволюционного перехода к социализму — ничего столь абстрактного и самоочевидного.Скорее, это нечто гораздо более конкретное и исторически конкретное: неспособность большевиков в целом и левой оппозиции в частности понять политическую экономию мелкой крестьянской собственности.

Анализ некапиталистической классовой структуры России, которую Октябрьская революция унаследовала от царизма, должен быть отправной точкой — хотя ни в коем случае не конечной точкой — для понимания условий, сделавших возможным, но не определивших сталинский исход Октябрьской революции: структурные трудности на пути социалистического прогресса в России, основная социальная реальность, заключающаяся в том, что в стране было всего 3 миллиона рабочих по сравнению со 100 миллионами крестьян.

Делать попутные и туманные ссылки, как это делают Фарбер и многие левые авторы, на «экономическую отсталость», «материальную нехватку» и «социально-экономическую отсталость», не объясняя читателю, как они представляют исторически специфические ограничения, как Также трудно поверить в исторически специфические возможности для коллективных политических действий: это приводит, как и в случае с Фарбером, к поверхностным, гиперполитизированным реконструкциям постоктябрьской советской истории, лишенным политической экономии.

«Пролетарское движение — это осознанное независимое движение огромного большинства в интересах огромного большинства», — памятно провозгласил Маркс в «Манифесте Коммунистической партии » . И именно этим была Октябрьская революция. Но если русское рабочее движение действительно действовало в интересах подавляющего большинства, свергнув царство в феврале 1917 года и захватив власть восемь месяцев спустя, в октябре, оно не было само по себе движением огромного большинства — поскольку это большинство было подавляющим большинством. землевладельческое крестьянство со своими закономерностями экономического развития и собственными материальными интересами.