Теория общественного договора в «Левиафане» Томаса Гоббса Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»
Вражнова Анастасия Сергеевна Царёв Дмитрий Алексеевич
Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н. Толстого факультет иностранных языков (2 курс)
Научный руководитель: Ю.В. Назарова, доктор философ. наук, доцент
Аннотация: статья посвящена договорной теории происхождения государства в философии Т. Гоббса, рассматриваются концепции «естественного состояния», «войны всех против всех», государства-левиафана, раскрываются основные положения политико-правого учения философа.
Ключевые слова: Гоббс, происхождение государства, общественный договор, естественное состояние, война всех против всех, естественные законы, Левиафан, абсолютизм.
Annotation: this article deals with Thomas Hobbes’ social contract theory, which explains the origin of the state. The article explores such concepts as «the state of nature», «a war of all against all», «Leviathan» and explains the basic provisions of Thomas Hobbes’ political and legal doctrine.
Keywords: Hobbes, the origin of the state, the social contract, the state of nature, a war of all against all, the natural laws, Leviathan, absolutism.
значительный познавательный интерес, её детальное изучение даёт возможность глубже понять сущность государства, а, следовательно, и точнее определить его роль и функции в современном мире, что крайне важно. В настоящее время существует множество теорий, объясняющих по-своему причины и условия возникновения общества, государства, права, одной из которых является так называемая теория «общественного договора».
ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО ДОГОВОРА В «ЛЕВИАФАНЕ» ТОМАСА ГОББСА
роблема происхождения государства на протяжении многих столетий занимала умы философов и не решена до сих пор. Помимо того, что рассмотрение данной проблемы представляет
своё распространение она получила в естественно-правовых учениях XVII— XVIII вв. Один из основоположников и наиболее авторитетный сторонник данной теории в Новое время — английский философ-материалист Томас Гоббс (1588—1679).
В «Левиафане» Т. Гоббс выдвигает принцип изначального равенства людей: «Природа создала людей равными в отношении физических и умственных способностей…» [1]. Равенство способностей — источник взаимного недоверия между людьми, так как оно порождает и равные надежды на достижение поставленных целей. Люди, преследуя одну и ту же цель, часто становятся соперниками или даже врагами. По Т. Гоббсу, эта цель главным образом заключается в сохранении жизни. Пытаясь достичь этой цели, они стараются «погубить или покорить друг друга» [1].
человечеству ничего хорошего, так как никто не может гарантировать человеку плоды собственного труда; жизнь людей замирает: не развиваются науки, искусство, техника, ремёсла. А главное — нет и самого общества, а есть только «вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти»[1]. В таких обстоятельствах жизнь людей «одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна»[1].
Итак, в мировоззрении Т. Гоббса мы находим достаточно пессимистическую оценку природы человека. Но люди не могут пребывать в столь бедственном положении вечно. Искать пути к преодолению «войны» человека побуждают страх смерти и желание более полно удовлетворить свои жизненные потребности. Разум же подсказывает, на каких условиях между людьми должен быть заключён договор, ведущий к долгожданному миру. По Т. Гоббсу, эти условия есть естественные законы.
Первый (основной) естественный закон определяется философом как необходимость «искать мира и следовать ему» [1].
Второй закон предписывает человеку (в случае согласия на то других людей) «отказаться от права на все вещи в той мере, в какой это необходимо в интересах мира и самозащиты, и довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допустил бы у других людей по отношению к себе» [1]. Т. Гоббс подчёркивает, что мир заключается только при условии, что каждый человек откажется от «права делать всё, что он хочет» [1]. В противном случае состояние войны не будет преодолено. Из второго закона вытекает третий: «люди должны, выполнять заключённые ими соглашения, без чего соглашения не имеют никакого значения и являются лишь пустыми звуками» [1]. Это и есть источник справедливости, которой, как и собственности, не было места в догосударственном состоянии.
Помимо вышеизложенных трёх естественных законов, Т. Гоббс выделяет ещё шестнадцать: четвёртый закон предписывает людям быть благодарными за благодеяния, оказанные в их адрес; пятый закон определяется философом как «закон взаимной уступчивости или любезности» [1]; шестой предписывает людям легко прощать обиды; седьмой направлен против жестокости и обязывает людей выбирать средства отмщения сообразно с ожидаемым от него благом; восьмой закон направлен против оскорбления;
девятый — против гордости; десятый — против надменности; одиннадцатый предписывает судьям быть беспристрастными в решении споров; двенадцатый провозглашает принцип равного использования людьми общих неделимых вещей; тринадцатый предписывает проводить жребий, чтобы определить право владения вещами, которые нельзя не использовать сообща, не поделить; четырнадцатый закон повествует о первородстве и первом владении; пятнадцатый гарантирует посредникам неприкосновенность при решении споров; шестнадцатый предписывает сторонам спора подчиняться арбитражу; семнадцатый запрещает сторонам спора быть судьями в своём же собственном деле; восемнадцатый запрещает заинтересованной стороне быть судьёй в споре; девятнадцатый предписывает судьям привлекать свидетелей при разрешении споров.
Но естественные законы как условия заключения мира сами по себе не являются обязательными для исполнения. Договор же между людьми не может быть основан на простом доверии, поэтому необходим его гарант. Причём им не может выступить ни один из участников договора, так как все люди равны между собой. Появление принудительной власти в лице государства контролировало бы соблюдение договора каждым человеком. Поэтому отказ людей от «свободы делать всё, что им хочется» [1] должен вылиться в передачу ими части своих прав государству, которое на основе естественных законов создаст позитивное право, сделав эти законы «безусловным императивом поведения» [2, c. 326]. «Люди между собой договариваются о том, что у них теперь будет государство, о том, что у них теперь будет common wealth, о том, что у них будет Левиафан, и у этого государства должен быть суверен» [3]. Т. Гоббс подчёркивает, что у людей не изымается вся полнота их прав. Права, «без которых человек не может жить или не может жить хорошо» [1], должны остаться при нём. «Главное право, от которого люди отказываются, — это право наказывать смертью других людей…» [3]. Следовательно, теперь государство обретает право осуществлять смертную казнь в отношении тех, кто нарушит заключённый договор. Подданные же имеют право «покупать и
продавать и иным образом заключать договоры друг с другом, выбирать своё местопребывание, пищу, образ жизни, наставлять детей по своему усмотрению и т. д.» [1]. Ни о каких политических правах речь здесь не идёт. В руках человека или группы лиц, стоящих во главе государства, сосредоточена огромная власть, которая заставляет каждого подданного повиноваться общей воле и принуждает к «внутреннему миру и к взаимной помощи против внешних врагов» [1].
Носитель этой верховной власти определяется Т. Гоб-бсом как суверен. Всякий отличный от этого лица человек является его подданным.
Т. Гоббс провозглашает принцип неотчуждаемости и неделимости власти в государстве. Однажды заключив договор с сувереном, подданные уже не имеют права его расторгнуть. Они не могут, не нарушив при этом справедливости, упразднить верховную власть, изменить форму правления, наказывать суверена, осуждать его действия и т.д. Верховная власть не может быть уничтожена или изменена людьми, которые сами согласились её учредить. Власть суверена «абсолютна, т.е. она безгранична: обширна настолько, насколько это вообще можно себе представить» [2, с. 327]. В компетенцию суверена входит право формировать законодательство, осуществлять судебную власть, объявлять войну и заключать мир с другими государствами, назначать военных и гражданских должностных лиц, наказывать и поощрять своих подданных, награждать их почётными титулами и др. «Только суверен может считать, какие мнения вредны в государстве, а какие полезны» [3]. Неделимость прав означает, что суверену, лишившись одного из вышеперечисленных прав, нельзя сохранить всю полноту власти. Обязанности суверена сводятся к одному простому положению: благо народа — высший закон. Но так как они нигде не прописаны, получается, что они носят необязательный характер и по отношению к народу суверен вправе делать всё, что посчитает нужным. Т. Гоббс оправдывает столь неограниченную верховную власть. Он убеждён, что её отсутствие приведёт к «разнузданному состоянию безвластия» [1], которое грозит подданным ещё большими «бедствиями и ужасающими несчастьями» [1], чем те стеснения, которые они якобы выносят под гнётом абсолютной власти.
Философ не берётся утверждать, что все государства в мире возникли вследствие заключения общественного договора. Однако доказательством существования «войны всех против всех» он видел то «животное состояние» [1], в котором пребывали племена индейцев в Америке.
По мнению Т. Гоббса, «война всех против всех» может быть хорошо проиллюстрирована и образом жизни, которого придерживаются люди во время гражданской войны, когда имеет место вакуум власти. Такие представления философа, вероятно, можно объяснить опытом Гражданской войны в Англии, произошедшей в 1640— 1650 гг. В это время он находился в Париже, опасаясь преследований на родине за свои роялистские взгляды. «Левиафан» был опубликован уже после возвращения его автора в Англию в 1651 г. Отечественный социолог и философ А.Ф. Филиппов отмечает, что в концепции Т. Гоббса «естественное состояние войны всех против всех не надо понимать исторически конкретно, что это — некоторая идеализация» [4, с. 111]. По Гоббсу, верховную власть можно установить двумя способами: физической силой (подчинением или завоеванием) и добровольным соглашением. Государство, основанное первым способом, философ назвал «основанным на приобретении» [1], а государство, возникшее вторым способом, — «основанным на установлении» [1], или «политическим государством» [1]. Что касается форм государственной власти, то мыслитель выделяет три: демократию, аристократию и монархию. При этом свои предпочтения он отдаёт последней.
Теория общественного договора сильно поколебала позиции господствовавшей до её возникновения со времён Средневековья теологической теории, защищавшей идею божественного происхождения суверенной власти. При этом важно отметить, что Т. Гоббс не выступал с антирелигиозных позиций. Значительную часть своего трактата философ посвятил как раз богословию.
Таким образом, Т. Гоббс использует образ Левиафана для описания государства, обладающего земным всемогуществом, по его собственному выражению, «смертного Бога» [1]. Идеальным государством философ признаёт абсолютную (неограниченную) монархию. Его воззрения оказали значительное влияние на общественную мысль того времени, а многие положения его политической философии актуальны и сегодня.
Впоследствии теория
Т. Гоббса послужила прообразом для создания таких более поздних концепций договорного происхождения государства таких, как теорий Дж. Локка и Ж.-Ж. Руссо, которые обнаруживают с ней достаточно серьёзные расхождения.
Литература:
1. Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского [Электронный ресурс] // Гражданское общество в России. Научная электронная библиотека.: URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Gobbs Leviafan.pdf (дата обращения 26.04.2016).
2. История политических и правовых учений: Учебник для вузов. Под общ. ред. В. С. Нерсесянца. М.: НОРМА, 2004. 933 с.
3. Филиппов А. Ф. «Левиафан» Томаса Гоббса [Электронный ресурс] // ПостНаука. Academy [Сайт]. URL: http://postnauka.ru/faq/40Q76 (дата обращения 26.04.2016).
4. Филиппов А. Ф. Актуальность философии Гоббса: Статья первая [Электронный ресурс] // Социологическое обозрение. N3. 2009. URL: https://sociologica.hse.ru/data/20ii/03/30/i2ii855i06/8 3 11.pdf (дата обращения 26.04.2016).
Актуальность философии Гоббса. Статья первая Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Александр Филиппов*
Актуальность философии Г оббса* 1 Статья первая
Аннотация. Философия Гоббса продолжает привлекать к себе внимание исследователей. Важными вопросами, которые обсуждаются до сих пор, остаются следующие: 1.
Следует ли рассматривать политическую философию Гоббса в связи с его физикой и метафизикой, или она является совершенно автономной областью рассуждений? 2. Можно ли понять философию Гоббса имманентно, как систему взаимосвязанных положений, или она должна быть расшифрована, исходя из исторического контекста публикаций его сочинений? 3. Является ли «война всех против всех» сугубо интеллектуальной конструкцией или этому понятию можно поставить в соответствие исторические или универсальные факты устройства социальной жизни?
Ключевые слова. Гоббс, война, государство, естественный закон, Штраус, Скиннер, Зарка.
I
Значение философии Гоббса для становления современной политической мысли огромно, и, пожалуй, в наши дни едва ли кто усомнится в том, что Гоббс — один из великих философов Нового времени. Это было осознано далеко не сразу. «Гоббс создал англоязычную философию, — пишет его биограф Ричард Такк, подготовивший новейшее издание «Левиафана». — [Но] именно Гоббса, более всех великих философов, отвергали последующие поколения» [29, p. vii]. Так еще раз останавливается на этом, говоря об интерпретаторах Гоббса: «Очевидно, что Гоббс, как и любой философ его ранга, играет определенную роль в конструкциях всех последующих философий. Никто из следовавших за ним авторов не может полностью его игнорировать, и даже если кто-то (как это, утверждают, делал Локк) поступает по видимости именно так, их молчание весьма выразительно. Тем не менее значение Гоббса для позднейших философов было не постоянным, и его труды не всегда читали с одним и тем же тщанием и внимательностью на протяжении трехсот лет, истекших с его смерти до нашего времени» [29, р. 92]. Очень показательны замечания Лео Штрауса, сделанные в разных изданиях его знаменитой книги о Гоббсе. Во введении к первому изданию (1935 г.) он утверждает: «Что Гоббс составил эпоху в истории естественного права и общего государственного права, признается почти всеми.
Но вот что вклад его куда более значителен, что он поистине универсален, — это не только не признается, но даже и не оспаривается, потому что об этом даже не задумываются» [26, S. 13]. В США книга Штрауса вышла в свет в начале 50-х годов прошлого века, а в 1964 г. (!) он цитирует свое предисловие к американском изданию, где Гоббс назван родоначальником современной политической науки, и добавляет, что теперь, правда, отдает первенство не Гоббсу, но Макиавелли, однако по-прежнему предпочитает свое «легко исправимое заблуждение, точнее, его характеристические предпосылки, общераспространенным воззрениям, которым <…> чувствовал себя обязанным противодействовать и которые исправить куда труднее» [26, S. 9]. Несмотря на то, что тогда уже появилось много серьезных работ о Гоббсе, ощущение, что ему еще не в достаточной мере отдают должное, видимо, сохранялось. Штраус, впрочем, не заметил нескольких важных работ о Гоббсе, появившихся к этому времени, и его оценку нельзя считать вполне объективной.
Спорные вопросы интерпретации взглядов Гоббса породили множество дискуссий. За последние 100—150 лет2 единого понимания Гоббса не утвердилось, но сформировалась устойчивая
Филиппов Александр Фридрихович — доктор социологических наук, руководитель Центра фундаментальной социологии ИГИТИ ГУ-ВШЭ
1 Впервые опубликовано в журнале «Полития». 2009, №2. Перепечатано с любезного разрешения редакции журнала.
Эта статья является третьей в ряду моих публикаций, посвященных интерпретации «Левиафана» Т.Гоббса. См. также: [5; 4] Я выражаю глубокую признательность Эдуарду Надточию (Университет Лозанны, Швейцария), не только существенно расширившему мое понимание современных подходов к философии Гоббса, но и обсуждавшему со мной мою работу на всех этапах ее создания. Его помощь и поддержка в библиографической части работы позволили мне лучше сориентироваться в современных исследованиях.
102
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
тенденция к очередному новому переосмыслению его учения. Сейчас эта тенденция только усиливается. Историко-философская работа не исчерпывает, конечно, возможностей актуализации сочинений Гоббса, но, сохраняя собственное достоинство сугубо научного предприятия, она может считаться симптомом более глубоких процессов. Успехи и споры историков имеют оборотную сторону: с Гоббсом, так можно сказать, взглянув на более чем вековую историю споров о нем, в сущности, еще ничего не решено. Чтобы столь часто обращаться к нему, нужен особый мотив, и, пожалуй, потребность решать заново историко-философские вопросы свидетельствует еще и о том, что Гоббс интересен сам по себе, как автор, актуальный для нас потому, что нас продолжают занимать те же вопросы, что и философа, жившего несколько столетий назад. Но действительно ли это те же самые вопросы? Насколько мы можем быть уверены в том, что вообще понимаем Гоббса?
Наверное, одним из наиболее показательных примеров радикального переосмысления Гоббса являются в наши дни работы Квентина Скиннера [см.: 19; 23]. Скиннер утверждает, что Гоббс, воспитанный в традиции ренессансного гуманизма, выработал концепцию, прямо противоположную той, что утверждалась в этой традиции. Вместо республиканского самоуправления городов-государств он предложил концепцию суверенитета, ради утверждения которого люди отказываются от своего права на самоуправление2 3. Очевидно, что такая постановка вопроса имеет вполне актуальный смысл. Существо политической свободы является не только предметом постоянного обсуждения, оно оказывается в центре внимания, в особенности в те эпохи, когда, как в наши дни, происходит переустройство большого политического пространства. Историческая работа Скиннера оказывается, таким образом, вкладом в самую актуальную дискуссию.
Но что означает в данном случае «историческая работа»?
Еще в ранних публикациях Скиннера его подход был сформулирован очень жестко. Те, кто считает Гоббса столь выдающимся автором, что все его идеи представляются им не имеющими себе подобных у его современников и предшественников, сильно грешат против истины, утверждал Скиннер. «Можно показать, что сложные и двусмысленные отношения между Гоббсом и другими политическими писателями его эпохи тем самым роковым образом упрощаются» [21, р. 287]. Однако дело состоит не только в том, чтобы отдать должное менее известным и полузабытым, если не вовсе забытым авторам. Вопрос поставлен более принципиально. Фокусируя внимание на фигуре Гоббса, интерпретаторы неправильно понимают его сочинения. Текст рассматривается как нечто самодостаточное, нечто внутренне вполне связное и завершенное, так что именно внимательное чтение и реконструкция взаимосвязи основных идей способны открыть нам его подлинное содержание. Эту позицию Скиннер не принимает. «Всякая интерпретация, предполагающая рационализацию собственных положений автора, должна в результате впадать в зависимость от изъятий из текста. Конструируется теория авторских намерений, которая затем позволяет выпускать [из текста] все то, что считается непоследовательностями изложения. Трудно понять, однако, каким образом приравнивание «смысла» абстрагированной [из текста] когерентности могло бы хоть когда-то считаться самоочевидным выводом, сколь бы необходимой ни представлялась сама эта процедура» [20, р. 323].
Эта позиция стала весьма влиятельной в последующие годы, и через 40 лет отстаивается Скиннером и его коллегам по Кембриджской школе истории идей столь же решительно. Представители «оксфордского подхода», утверждает Скиннер, «абстрагируют смысл от того, что сказано, не замечая того, что сделано. Чтобы понять текст, необходимо понять его как комплекс лингвистических действий и вскрыть то, что делал автор, когда писал его.
Существо или сила текста (кого или как пытался убедить автор), поскольку они имеют ключевое значение для его смысла и для того, каким образом разворачиваются аргументы, можно распознать, только поместив текст в конвенциональный лингвистический контекст. Если принимать эту мысль Витгенштейна всерьез, следует задавать вопросы о природе и месте текста» [18, р. 3; 2]
Эти методологические соображения звучат в наши дни убедительно, а успехи Кембриджской школы широко признаны4. Тем не менее легко заметить, что Скиннер опровергает взгляд, едва вообще возможный для историка философии: речь идет об акцентах интерпретации, которые, будучи приведены в систему, образуют, так сказать, отдельный диалект, но отнюдь не отдельный язык
2 Это зависит от того, как считать: от первых ли полных (для своего времени) изданий его трудов Моулсуортом или от начала собственно научной работы над его наследием, положенного Фердинандом Теннисом.
3 Мы не касаемся здесь собственно концепции свободы, по Скиннеру, непростой и претерпевшей с течением времени некоторые изменения. См. в русском переводе: [3]. Критику этой концепции см., напр., в [15].
4 «Усилия реконтекстуализировать политическую философию Гоббса привели к важным инициативам во всей интеллектуальной истории», — отмечает П.Спрингборн. См.: [25, р. 7].
103
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
описания. Контекстуальная история не фактически, не в смысле актуализации прежде не учитываемого контекста, но принципиально, в части, касающейся именно замысла, могла бы противостоять лишь такой истории философии, которая принципиально отвлекается от контекста и вообще не желает знать о том, что одни и те же высказывания философа могут быть поняты по-разному в наши дни и в ситуации его времени.
Есть свои резоны и у тех, кто пытался ответить на вызов Скиннера уже в начале его предприятия. Г.Уоррендер, раскритикованный Скиннером5, указывал на трудности реализации его подхода: «Не проясненным остается ряд общих вопросов. Приведем лишь несколько примеров: следует ли выводить смысл гоббсовской философии из того, что он писал (и что хорошо подтверждается множеством документов), или же из того, что его современники думали, что он имеет в виду, или из того, что думали об этом некоторые привилегированные современники? Или вот: насколько широкой должна быть привлекаемая для этих целей среда современников? Охватывается ли ею жизнь автора, или только продуктивная часть его жизни, или, например, век вперед или век назад? И снова: насколько оправданно говорить о том, что нечто имеет смысл, пока мы не специфицируем, что оно имеет смысл для кого-либо. Допустим, мы обнаружим, что смысл того, [что говорил] Гоббс, есть x для некоторых или даже для всех его современников. Каков тогда статус вывода, что [смысл, который] он имел в виду, должен быть, следовательно, x для нас»? [31, р. 934].
В современной литературе точка зрения Уоррендера6, доказывавшего, что Гоббса прежде всего следует рассматривать как теоретика естественного права, в основном не поддерживается. Однако и в высшей степени благожелательные к Скиннеру авторы отмечают, что контекстуальный подход не может заменить философский анализ. «Чтение этой книги, — пишет авторитетный исследователь Бернард Герт, — показало мне, сколь различны между собой поле истории, даже интеллектуальной истории, и поле философии, особенно аналитической философии» [9]. На примере понятия свободы у Гоббса Герт демонстрирует, что суждения Скиннера могут быть опровергнуты путем систематического обращения к текстам философа.
Наиболее решительную оппозицию кембриджской школе составляет подход так называемой сорбоннской группы, которую возглавляет Ив Шарль Зарка [35].
Этот подход предполагает радикальный антиисторизм, т.е. исследование работ Гоббса как прежде всего философских сочинений со своей собственной внутренней логикой7. Результаты работы этой группы выглядят весьма впечатляющими8, а принципы, на которых она основывается, кажутся нам более взвешенными и продуктивными, чем принципы работы кембриджской группы. Речь идет не о том, чтобы оценить историко-философские достижения. В трехтомном исследовании Скиннера «Видения политики» весь первый том отдан рассуждениям о методе. Вновь возвращаясь к критике Уоррендера и тех, кто так или иначе разделяет его точку зрения (и ни словом не упоминая Зарка), Скиннер говорит, что рассуждения Гоббса о Боге и естественном праве, подобно рассуждениям П.Бейля, нельзя принимать за чистую монету. Их считали скептиками, разрушителями религиозной ортодоксии современники, их считали своими предшественниками философы — французские просветители XVIII в. Гоббс одно время жил и писал в обстановке прямой угрозы его жизни, связанной с резким недовольством со стороны церковных кругов, Бейль дважды лишился университетской кафедры. Почему же ни он, ни Бейль не исключили из последующих изданий своих сочинений те места, которые вызвали наибольшее неудовольствие? Решить эти вопросы нельзя, снова и снова штудируя одни только
5 См. сжатое изложение и в целом позитивную оценку этой критики в статье: [33]. Более ранняя и сугубо текстологическая критика концепции Уоррендера в части теории обязательств дана в кн.: [8, р. 155-157].
6 Между тем общепризнанны заслуги Уоррендера в издании трудов Гоббса. В 1983 г. он выпустил издание важнейшего труда Гоббса «О гражданине», задавшее новые научные стандарты публикации его сочинений.
7 В 1996 г. состоялись «Амстердамские дебаты» между Скиннером и Зарка. Обосновывая свою позицию, французский философ пишет: «Такого рода чтение отнюдь не предполагает, что мы должны быть слепы к тому, какое место занимает политическая философия в истории данного периода, не предполагает оно и того, что мы будем игнорировать ее литературные аспекты.
Речь идет лишь о том, чтобы изучать эти аспекты в терминах превалирующего статуса этой философии как рационального философского труда». Зарка далее указывает на то, что эта работа требует, конечно, исторической точности, учета исторического контекста. Но отделять исторический аспект от философского нельзя, «потому что эти тексты — не просто пережитки прошлой эпохи», в них содержатся вопросы, относящиеся к «природе, ценностям и целям политики». Таким образом, «всякая попытка переоткрыть прошлое, полностью отсекая себя от настоящего, кажется мне иллюзорной» [34,
р. 8].
8 Помимо решающего вклада в утверждение новых стандартов издания трудов Гоббса к важным успехам группы можно отнести публикации результатов собственно исследовательской работы. См., напр.: [11].
104
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
тексты, «изучение того, что было кем-то сказано, недостаточно, чтобы понять, что имелось в виду» [22, р. 82]. Ответом на это могло бы служить высказанное еще в ходе амстердамских дебатов следующее рассуждение Зарка: «Философское мышление всегда предполагает некоторую точку зрения. Некий современный интерес к объекту, интеллектуальная ориентация, цели, которых мы хотим достигнуть, определяют характер нашего мышления. Нет «философии вообще», есть определенные философские позиции и задачи, которые мы решаем. И, конечно, тут не обойтись без интерпретации, т.е. реконструкции смысла текста, события, действия, процесса. Но интерпретации могут быть двух сортов: в одном случае важно, какое значение текст имеет для нас, во втором — тот же текст интересует нас как историческое произведение. В этом втором случае мы не так свободны, как в первом, мы связаны историческим контекстом. «Две эти позиции, — заключает Зарка, — фундаментальны и несводимы одна к другой» [34, р.
31].
Мы видим, что вопрос о соотношении между современным политико-философским интересом и характером историко-философского исследования не решается в общем виде. Контекстуальное исследование — не по результатам, но по замыслу, по общей идее — невозможно дезавуировать, если задача состоит в том, чтобы узнать: что на самом деле имел в виду автор? Однако никакое контекстуальное исследование не помешает (хотя и может помочь) задать совсем другой вопрос: что на самом деле значат для нас те или иные рассуждения Гоббса, даже если мы неправильно понимаем его намерения? Интенция высказывания-в-контексте не исчерпывает смысла высказывания-в-контексте, и смысл этот меняется не в зависимости от интенции (которая остается одной и той же, относясь к далекому прошлому), но в зависимости от контекста, который не остается одним и тем же во все времена и в любых странах.
Контекстуальный анализ открывает важную исследовательскую перспективу. Тексты Гоббса, как, разумеется, и прочие тексты, далеки от идеала последовательного, непротиворечивого изложения, свободного от случайных или преднамеренных отклонений, ошибок, скрытой или откровенной полемики, тактических приемов, призванных обеспечить больший успех книге или безопасность автору, и т.п. Идеальная последовательность бывает только в теоретических реконструкциях, и они могут показаться тем менее убедительными, чем больше отклонений от них мы обнаруживаем в самом тексте. Но ведь реконструкция может быть частичной, не говоря уже о том, что в ней может быть лишь частично учтен момент авторского замысла. Идеи автора могут быть представлены в логической последовательности, но это отнюдь не обязательно должна быть сквозная последовательность! Его труды представляют собой не столько единый текст, сколько совокупность или связь единых текстов. Объединены ли эти тексты между собой настолько плотно, что «возвращение все время к тому же самому» принесет, наконец, желанный результат и мы поймем, «что на самом деле говорил Гоббс», или же в них можно найти столько разрывов и непоследовательностей, столько перекличек с современниками, что правильный ответ даст одна лишь контекстуальная история, представляется в этом случае вопросом второстепенным.
II
В подходах к изучению Гоббса можно выделить две радикальные позиции, которые не всегда артикулируются и не всегда представлены в чистом виде, но имеют далеко идущие теоретические следствия. Одна из них заключается в том, чтобы исследовать его политические сочинения в связи с прочими, исходя из того, что корпус работ мыслителя — это более или менее последовательный, но все-таки единый текст. Другая позиция сводится к тому, чтобы представить политическую и моральную философию Гоббса как особый мир, в котором аргументы натуральной философии не имеют силы. Вопрос, какая позиция предпочтительнее, далеко не прост. Конечно, Гоббс был универсальным умом, и притязания его распространялись на все важнейшие в то время отрасли знания. Но вот насколько тесно связаны между собой были его исследования? Сделаем краткое историческое отступление.
Известно, что философская трилогия Гоббса «Начала философии» публиковалась в следующем порядке: сначала появилась третья часть «О гражданине», затем первая часть «О теле» и только много позже вторая часть «О человеке». Это обстоятельство давало основания утверждать, что, подобно тому, как Гоббсу для создания практической философии не нужна была философия теоретическая, не требуется последняя и для интерпретации его этических и политико-философских сочинений. Однако история создания «Левиафана» показывает, что все было сложнее. В то время когда Гоббс, выпустив в свет трактат «О гражданине» (1642 г.), сосредоточился на работе над трактатом «О теле», его отвлекли, пригласив ко двору принца Уэльского во Франции (будущего короля Карла II) преподавать математику наследнику престола. Затем он продолжил работу над «О
105
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
теле», несмотря на тяжелую болезнь и прочие заботы посвятив ей несколько лет.
Только в 1649 г. Гоббс оставил «О теле» и принялся за написание «Левиафана»9, первая часть которого содержит важнейшие теоретико-философские главы. Практически сразу же по выходе в свет «Левиафана» у Гоббса портятся отношения с королевским двором в эмиграции; он перебирается в Лондон и снова принимается за работу над трактатом «О теле» [17, p. X-XI]. Иначе говоря, самое знаменитое политико-философское сочинение Гоббса появляется в разгар создания его основного труда по теоретической философии!
К занятиям физикой и математикой Гоббс подходил очень серьезно, хотя успехи его в этих областях в сегодняшней перспективе кажутся сравнительно небольшими10 11. Известна его полемика со знаменитым английским математиком Уоллисом о квадратуре круга. Общепризнанно, что Гоббс в этом вопросе был не на высоте не только современного понимания сути дела, но и математики своего времени, а его грубые нападки на Уоллиса в конце концов привели к тому, что философ так и не был избран членом Лондонского Королевского общества11. Однако значение его математических и естественно-научных идей, каким оно представляется в наши дни, — совсем не то же самое, каким оно представлялось самому Гоббсу и многим его современникам. Н.Малькольм, подробно исследовавший историю «Гоббс и Королевское общество», пишет: «Если мы посмотрим, как относились к Гоббсу в конце 1640-х годов, самым поразительным будет то, что многие считали его главным образом ученым-естественником (scientist) и что репутация его была чрезвычайно высока, хотя основывалась она на весьма немногих опубликованных сочинениях…» [14, p. 323]12. Это не только подтверждает высказанный ранее тезис, но позволяет даже отчасти усилить его: не только теоретическая философия, но и научные исследования Гоббса исторически переплетены, по меньшей мере, с написанием «Левиафана» и должны приниматься в расчет13.
В противоположность такому взгляду еще в середине 30-х годов прошлого века Лео Штраус обосновал совершенно иной подход.
Политическую философию Гоббса он предложил рассматривать вне связи со всем остальным комплексом его идей и понятий. «Попытки разработать политическую науку как часть или придаток науки естественной, в соответствии с методами естественной науки, постоянно ставятся под сомнение в трудах Гоббса, поскольку он сознает, что две дисциплины принципиально различны между собой. На этом и основывается его убеждение в том, что политическая наука по существу своему независима от естественной» [26, S. 19]14. В подтверждение
9 Мотивы этого решения не ясны до сих пор, пишут К.Шуман и Г.А.Дж.Роджерс, подготовившие новейшее критическое издание «Левиафана». Непонятно, почему Гоббс не только прекратил работу над «О теле», но и впоследствии не упоминал о том, что занимался ею в годы, предшествовавшие написанию «Левиафана». См.: [16, р. 10]. Знаменитый французский исследователь Гоббса Ф.Трико выдвинул гипотезу о том, что английскому «Левиафану» предшествовал не сохранившийся латинский текст, «прото-«Левиафан», написанный гораздо раньше. Эта гипотеза не стала общепринятым мнением, но даже если она верна, написание двух трактатов, «О теле» и «Левиафан», приходится практически на одно время. См.: [28, p. XXVI-XXIX].
10 См., впрочем, более взвешенную и далеко не уничижительного тона статью Х.Гранта [10].
11 Скиннер доказывает, что мотивы этого исключения сводились преимущественно к тому, что Королевское общество было клубом, не желавшим принять в свои ряды человека, наносившего обиды одному из самых уважаемых членов клуба. См.: [23].
12 Малькольм в целом присоединяется к Скиннеру, однако считает, что дело было сложнее, чем просто вопрос о членстве в клубе. В «Левиафане» и позже Гоббс резко атаковал университеты, и это было тем более опасно, что критика исходила от уважаемого ученого.
Это вызвало ответную реакцию профессуры.
13 В последнее время особое внимание стали обращать также на неопубликованный текст 1643 г., посвященный критике трактата Томаса Уайта «О мире». В частности, Зарка придает ему большое значение для понимания философии Гоббса. Зарка вообще считает, что вся традиция интерпретации Гоббса «до сих пор» (первое издание его книги «Метафизическое решение Гоббса» вышло в 1987 г.) связана с недооценкой его «первой философии» и философии природы. (См.: [35, p. 11 sqq]). Зарка, как нам кажется, преувеличивает. Достаточно вспомнить о классической биографии философа, написанной Фердинандом Теннисом еще в конце XIX в. [27], или книгу Фритьофа Брандта о механицисткой концепции природы у Гоббса [7]. Недаром Штраус, радикально разведший политическую философию Гоббса и прочие части его учения, считал себя новатором, опровергающим установившийся взгляд. Зарка также не совсем справедлив к современным ему историкам философии, утверждая, что они в лучшем случае пытаются доказать когерентность его концепции, но фактически никак не соотносят природное с социальным. Для них «основоположение политического есть основоположение юридическое, не выводимое из физики законов сообщения движения» [35, p. 224].
14 Штраус далее говорит о том, что политическая наука является, по Гоббсу, эмпирической, что она основывается на важнейшем опыте, какой каждый имеет, опыте знания самого себя, а потому и очевидность ее иного рода, чем очевидность естественной науки. См.: [26, S. 20]. Однако в любом случае следовало бы постоянно держать в уме знаменитое высказывание Гоббса, которое содержится в Посвящении к его позднейшему труду, второй части философской трилогии «Начала философии», «О человеке»: «Человек ведь
106
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
этого тоже нетрудно сослаться на историю.
Первое значительное сочинение Гоббса, посвященное моральной философии, хотя и не опубликованное при жизни автора, «Elements of Law», относится к 1640 г., двумя годами позже появляется «О гражданине», затем — «Левиафан», и только много позже публикуются работы по теоретической философии. Ту же самую историю, о которой речь шла выше, можно рассказать и по-другому: практическая философия Гоббса создается, безусловно, до того как его теоретическая философия принимает завершенный вид15, а репутация ученого основывается на очень немногих его публикациях.
Однако дело ведь, собственно, не в истории, а в логике аргумента! Недаром, отнюдь не солидаризуясь со Штраусом в вопросах собственно интерпретации Гоббса, Уоррендер также пошел по пути изоляции политико-правовых аргументов Гоббса от прочего содержания его теории16. Среди современных авторов эту точку зрения отстаивает, например, Т.Сорелл. Он обосновывает ее тем, что, по Гоббсу, «хотя истины философии государства могут зависеть от истин, объясняемых физикой и геометрией, знание истин философии государства не зависит от знания физики и геометрии и может быть, в самом деле, обретено на основе некоторого самопознания, или [нашего] знакомства с человеческими страстями в нас самих» [24, р. 56]. Развивая свой аргумент, Сорелл утверждает, что любая наука для Гоббса была наукой о телах. Но нельзя считать, что основные свойства физических тел суть те же самые, что свойства тел политических, и что метод исследования в обоих случаях один и тот же [24, р. 57 f].
Как и в полемике «контекстуалистов» с «логиками», в наши дни предпочтительнее выглядит точка зрения, согласно которой для понимания политической философии Гоббса — а не просто более корректного историко-философского отображения его взглядов — необходимо привлекать весь корпус его сочинений и идей. Однако и в этом случае мы можем говорить о том, что одного ключа к политической философии Гоббса нет, его натурфилософские труды, его рассуждения о космологии, природе движения и человеке — это лишь один из ключей.
Вопрос не только в расстановке акцентов, дьявол кроется в деталях, куда более важных, чем простое противостояние тех, кто видит у Гоббса мораль и политику sui generis, и тех, кто усматривает важную связь морали и политики с натурфилософией, космологией и метафизикой.
III
Проблемы интерпретации Гоббса не должны увести нас от самого Гоббса. Мы видим, что поле интерпретаций весьма широко, но мы готовы повторить то, с чего начали эту статью: споры вокруг интерпретации могут быть симптомом актуальности проблем, отнюдь не сводящихся к историко-философским.
Установим прежде всего то очевидное обстоятельство, что именно политическая философия Гоббса продолжает привлекать к нему внимание. Так было, так есть, так будет. Если бы Гоббс не создал концепцию общественного договора, не написал про естественное состояние войны всех против всех, не обосновал исключительные права суверена и не назвал получившуюся конструкцию «Левиафаном», имя его стояло бы в ряду второстепенных персонажей, чьи идеи представляют интерес лишь для узкого круга специалистов. Все контексты и вся философия природы вкупе с
является не только физическим телом: он представляет собой также часть государства, иными словами, часть политического тела. И по этой причине его следует рассматривать равным образом как человека и как гражданина. А это означает, что мне нужно было соединить основные принципы естественных наук и физики с принципами политики, следовательно, вещи наиболее трудные с вещами самыми легкими» [1, с. 220].
15 Ни ранняя работа о «первых принципах», которую, возможно, неосновательно приписали Гоббсу, ни появившийся в 1640 г. «Краткий трактат по оптике» принципиально ничего не меняют в этой оценке.
16 Замысел своего знаменитого сочинения о теории обязательств у Гоббса Уоррендер характеризует как «попытку вскрыть логическую структуру его аргумента в одном из ключевых аспектов.
.. Хотя это — только часть доктрины Гоббса, это — важная ее часть, имеющая далеко идущие последствия» [32, p. 3]. В предисловии к предпринятому им изданию латинского текста трактата «О гражданине» Уоррендер отмечает, что Гоббс смог выстроить свою моральную и политическую философию именно потому, что был вынужден отказаться от последовательной реализации своего «великого плана», в котором на первом месте стояла философия природы. В противном случае «он, возможно, обнаружил бы, что пропасть между его материалистическими предпосылками и тем типом политической теории, который он предлагает, непреодолима, а это могло бы привести его к отказу от написания последнего раздела [его философской трилогии]. Но Гоббс столько же хотел изменить мир, как и понять его, и создал политическую философию «основанную на ее собственных принципах, достаточно хорошо известных из опыта» [30, p. 3. Fn 2].
107
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
метафизикой Гоббса важны для нас только потому, что актуальной остается его политическая философия.
Но что актуального в этой политической философии? Почему она важна? Никто в наши дни не станет всерьез полагать, будто некогда был или мог быть заключен общественный договор, которому предшествовало естественное состояние, каким его описывает Гоббс. Повествование об общественном договоре — это не гипотеза, не спорное утверждение. Естественного состояния такого рода никогда не было, общественный договор не был заключен, его формулы остаются изобретением самого Гоббса и находят место лишь в его трудах. Следовательно, если и не общепринятым, то, во всяком случае, наиболее распространенным пониманием этого важнейшего вклада Гоббса является такое, которое выводит эти рассуждения Гоббса за рамки любых фактографических описаний. Сформулируем еще раз: нет оснований полагать, что рассуждения Гоббса имеют исторический характер.
Штраус в свое время весьма подробно показал, как менялось отношение Гоббса к истории. В начале научной деятельности он выпустил в свет перевод Фукидида. Это было не просто филологическое упражнение. Гоббс хотел поставить историю на место философии в деле постижения и обоснования норм правильного поведения. Но по мере вызревания его собственной «политической науки» происходил отказ от истории, переоценка ее значения в сторону все большего пренебрежения. «Чем более четко умудрялся Гоббс различать между тем, что есть, и тем, что должно быть, чем более ясным становился для него идеальный характер “Левиафана”, тем менее важной становилась для него история» [26, S. 116].
Итак, «Левиафан» — это идеальная конструкция; общественный договор и все, что с ним связано, — результат идеализации, научной процедуры, позволяющей, например, геометрам изучать чистые формы, а не фактические площади и объемы реальных тел. Однако полное уподобление метода Гоббса математическим методам его времени было бы неправильно. Исторический аргумент, подчеркивает тот же Штраус, не полностью исчез из его построений. Ведь у Гоббса мы находим не просто идеализацию как описание некоторого состояния или вещи. Гоббс говорит о некоторой идеальной истории возникновения государства, и этот рассказ неотделим от его теории. В самом деле, повествование об общественном договоре в одном из ключевых пунктов дает любопытный сбой. «Может быть, кто-то подумает, что никогда не было ни такого времени, ни такого состояния войны, как это [состояние войны всех против всех]; и я полагаю, что оно никогда не бывало распространено во всем мире, но есть много мест, где и до сих пор так живут. У дикарей во многих местах Америки нет вообще никакого правления, не считая правления маленьких семей, в которых согласие зависит от природного вожделения, и таким-то вот скотским образом они живут до сих пор. Но как бы там ни было, легко понять, какова была бы жизнь при отсутствии общей власти, которой можно было бы бояться.
..» [12, р. 89-90].
Если бы мы рискнули судить о намерениях, то сказали бы, что этот аргумент Гоббса носит демонстративно легковесный характер. Но даже если вопрос об интенциях автора вынести за скобки, аргумент не может не производить странного впечатления. Он логически неконсистентен. Если Гоббс считает, что войны всех против всех никогда не было как повсеместного догосударственного состояния, тогда не было и повсеместного общественного договора как формулы перехода от этого состояния к государственному! Дикари, которых он упоминает, не воюют все против всех. А в тех местах, которые для него важны в первую очередь, можно было бы приискать некие свидетельства, хотя бы намекающие на безгосударственное прошлое. Но Гоббс не делает этого. Следующий абзац он начинает со слов: «Но хотя никогда не было такого времени, когда бы отдельные люди были в состоянии войны между собой.» [12, р. 90]. Это уже недвусмысленное свидетельство: в прошлом искать нечего, кроме войн, которые ведут между собой суверены, собственно, и находящиеся в
17
«естественном состоянии» .
Как же тогда понимать рассуждение о естественном состоянии? Гоббс пишет: «Итак, ясно, что то время, пока люди живут без общей власти, которая может держать их в страхе, они находятся в состоянии, которое называется войной, причем такой, какая есть война каждого человека против каждого человека. Ведь война состоит не в одной только битве или акте борьбы, но есть весь тот период, покуда достаточно внятна воля к сражению в битве, так что понятие времени надо включить в рассмотрение войны, подобно рассмотрению погоды» [12, р. 88]. Понятие времени (time) означает 17
17 Поэтому не прав Штраус — не тогда, когда доказывает, что для Гоббса теряют смысл образцовый порядок человеческого мира, равно как и порядок надчеловеческого космоса, а потому приобретает значение человеческая воля, человеческое деяние, но тогда, когда выводит отсюда значение реальной истории.
Раз человека, по Гоббсу, может убедить лишь то, что он делает сам, то история его убеждает не типичная, не та, что должна служить образцом и примером, а реально бывшая история несовершенных порядков [26, S. 125].
108
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
здесь, собственно, некий отрезок, промежуток, период времени (tract of time). В течение этого периода явно замечается воля к битве. Но что было до этого времени? Отступая в абсолютное начало времен, к Адаму, Гоббс не говорит, что тот жил в естественном состоянии, вообще состояния войны и мира, судя по всему, чередуются. Всякому известному нам состоянию мира однажды предшествовала война и общественный договор. Это, конечно, достаточно очевидный и не очень интересный результат. Но если довести это рассуждение до конца, то и обратное окажется справедливым: всякой войне однажды предшествовало мирное состояние правления суверена. Поэтому заключение общественного договора, которое Гоббс описывает как некоторое абсолютное событие, предстает в несколько ином свете.
Вспомним, что государства, по Гоббсу, образуются не одним, но двумя способами: путем установления (institution) и путем завоевания (conquest). Правда, договор, причем договор добровольный, заключается в обоих случаях, так что именно благодаря такому договору граждане завоеванных государств получают права и обязанности во всей полноте, как и те подданные, которые с самого начала жили в государстве-завоевателе. Но как же могло образоваться каждое из государств, о которых здесь идет речь, государство-завоеватель и завоеванное государство? Очевидно, что это могло также произойти лишь одним из двух способов, т.е. либо путем договора, либо в силу завоевания. Однако Гоббс не желает уходить в прошлое настолько далеко. Подобно тому как состояние войны он берет в качестве естественного, не заботясь о том, не предшествовало ли ему состояние мира, он не исследует природу тех государств, которые были завоеваны (не говоря уже о завоевателях).
В Обзоре, которым завершается «Левиафан», Гоббс объясняет это совершенно недвусмысленным образом. «Я уже показал в главе 29 «Левиафана», — напоминает он, — что одной из причин распада государства является недостаток абсолютной и произвольной законодательной власти, из-за чего суверен берется за меч правосудия неуверенно, словно бы он был слишком горяч для него. Но почему это происходит? Дело в том, что все они хотят оправдать войну, благодаря которой была впервые обретена их власть и от которой (как они думают) — а не от владения — зависит их право <…> Поэтому одной из самых действенных причин смерти любого государства я считаю то, что завоеватели не требуют не только подчинения им действий людей в будущем, но и одобрения всех их действий в прошлом, потому что вряд ли есть в мире такое государство, начало которого может быть по совести оправдано» [12, р. 486]. Гоббс ставит вопрос радикальным образом. По совести оправданным могло бы быть государство, основанное на общественном договоре «по установлению». Однако таких государств Гоббс не знает. Зато он знает государства, начало которых не может быть по совести оправдано, а таковы именно государства, основанные на завоевании. Где же здесь место общественного договора?
В известных лекциях, получивших при публикации название «Нужно защищать общество», М.Фуко обратил внимание на это обстоятельство. Фуко говорил, что исторический факт норманнского завоевания остро переживался еще и во времена Гоббса и он старался переключить господствующий дискурс с противостояния завоевателей и завоеванных на единство государства, в котором все равно, было ли прежде завоевание или нет18 19. Рассуждение Фуко можно усилить. Внимательное чтение показывает, что Гоббс не оставляет никаких шансов исторической трактовке общественного договора как перехода от дообщественного состояния к общественному, от войны своекорыстных независимых индивидов к подчинению суверену. Между тем рассуждение Гоббса о том, что представляет собой основание государства, предполагает, что это переход от естественного состояния войны к миру .
Но как можно вести речь о переходе, если этот переход — не исторически состоявшийся?
Чтобы лучше рассмотреть эту проблему, подойдем к ней с другой стороны. Гоббс называет три основные причины войны: соперничество людей, их взаимное недоверие и жажду славы [12, р. 88]. Однако по поводу каждой из причин можно высказать сомнения. Если представить себе изолированных индивидов, не вступающих в договоры, то соперничество между ними отнюдь не покажется чем-то неизбежным. Для соперничества нужно, чтобы у людей уже были собственность и репутация, т.е. то, что приобретается только в обществе, по уверению самого Гоббса. Конечно, если
18 «Невидимым противником Левиафана было завоевание <.> Имея с начала и до конца вид дискурса, провозглашающего войну повсюду, дискурс Гоббса в действительности свидетельствовал об обратном. Он говорил, что одно и то же — находиться в состоянии войны или обходиться без войны, испытать поражение или не испытать его, победить или прийти к соглашению. [6, с. 125]. Подробнее об этом я пишу в статье [4].
19 Зарка говорит, что Гоббс вполне отдавал себе отчет в парадоксальных характеристиках естественного состояния. Ведь «если это состояние не относится ни к определенному географическому месту, ни к определенному историческому моменту, то оно тем не менее всегда и везде допускается для объяснения того, как основывается государство» [35, р. 248].
109
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
мы говорим, вслед за Гоббсом, что в естественном состоянии человек имеет право на все, это значит, что всякое время, когда он пытается насладиться чем-либо, это что-либо могут у него отнять или попытаться отнять. Но нет нужды даже предполагать, вслед за Руссо, будто в естественном состоянии «под небом места хватит всем», чтобы построить простое рассуждение иного рода, чем у Гоббса.
Разумным образом гораздо легче и надежнее, удаляясь от людей, добыть себе необходимое в самой природе, нежели отнимать уже добытое у другого человека. Люди примерно равны между собой, часто повторяет Гоббс, так что шансы успешно побороться за вожделенное благо — заведомо меньше, чем шансы приобрести его самостоятельно. Однако соперничество неминуемо, если люди не изолированы, точнее, если они живут вместе, не будучи связаны договорами.
В недавнем прошлом среди интерпретаторов Гоббса была очень популярна заимствованная из теории игр логическая конструкция, известная под названием «дилемма заключенного» [см., например: 8, р. 76-80 и далее]. Отношения между людьми редуцировались в ней до отношения двоих, вынужденных выбирать между моральным (позитивным, кооперативным) и аморальным (предательским, недоверчивым) поведением для максимизации прибыли и минимизации издержек. Получалось, что предательское поведение либо более надежно, чем кооперативное, либо даже единственно надежно. Если применить эту формулу к рассуждениям Гоббса, расшифровывается она так: два человека вступают в соглашение, оба они обладают разумом, т.е. способностью взвешивать средства, необходимые для самосохранения, значит, наиболее разумным для каждого будет нарушить соглашение и начать (продолжить) войну. Такое понимание дела выглядит, однако, слишком простым. Его можно усложнить, введя временное измерение: если выбор стратегии поведения повторяется несколько раз, т.е. речь идет не об однократном решении, а о цепочке решений, возможно, более выгодным будет то, что в теории игр называют «tit-for-tat», т.е. эквивалентным обменом. В этом случае лучше было бы действовать кооперативно, надеясь на то же в ответ от партнера. Но в этом случае можно было обойтись и без суверена! Только в том случае, поясняет Кинч Хекстра, если происходящее связано с небольшим риском. Если риск велик, а у Гоббса главный риск — риск погибнуть, — тогда эта стратегия не сработает [см.
подробнее: 13, р. 114-115]. Но почему же столь рискованно соперничество? Бернард Герт считает, что сам термин выбран не очень удачно. В главе VI Гоббс «уже определил алчность (covetousness) как «желание богатства» <…> что, видимо, близко к тому, что он здесь подразумевает» [9, p. 162], поскольку люди, соперничающие за обладание богатствами, говорит Гоббс, недовольны успехами друг друга. Но какое может быть соперничество, когда не может быть богатств без собственности и не может быть собственности без государства? Это надо продумать очень тщательно, потому что не только в понятие войны, о чем пишет Гоббс, но и в понятие богатства, о чем Гоббс не пишет, входит понятие времени. Богатство есть у человека все то время, пока оно признано, пока оно законно. Но в естественном состоянии нет собственности, нет владения, нет различия между «моим» и «твоим» [12, p. 90]. Все это появляется лишь с появлением государства. Схоласты, по мнению Гоббса, удивительным образом солидаризуясь с теми, кому обычно оппонируют, утверждают, что «справедливость — это постоянная воля давать каждому то, что ему принадлежит (own). А следовательно, там, где нет принадлежащего (own), там нет собственности (propriety), нет несправедливости; и где не установлена принуждающая власть, т.е. нет государства, там нет собственности и все люди имеют право на все вещи» [12, p. 101].
Повторим еще раз. Война — явно сказывающаяся в течение определенного времени воля к битве. Справедливость (даже в терминах схоластов) — постоянная воля к тому, чтобы у каждого было то, что ему принадлежит. Что значит «отдавать собственность»? Не отнимать, препятствовать тому, чтобы тот, кто хотел ее присвоить, мог это сделать. Это постоянство воли в обоих случаях должно быть понято во временном измерении. Таким образом, в естественном состоянии мы сталкивались бы с парадоксальной ситуацией, а именно со стремлением отнять то, что нельзя отнять, потому что отнять можно собственность, что-то «принадлежащее», а собственности в этом состоянии нет.
А если мы скажем, что речь не идет о собственности, но только о том, чтобы захватить нечто, оказавшееся в руках другого человека, то на это следует ответить, что так война не начинается. Война связана с жадностью и стремлением обладать богатствами другого человека, которых по указанным причинам просто не может быть. Все упирается в проблему времени. Чтобы богатства появились, они должны некоторое время накапливаться, не быть отняты, но стать предметом вожделения и сравнения.
110
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
Рассуждение того же рода можно выстроить и применительно к славе, которая, в сущности, может быть славой лишь в государстве20. Недоверие, конечно, тоже важно, однако надо специально добавить: недоверие, о котором говорит Гоббс, случается между людьми в больших по численности собраниях, потому что маленькие объединения вроде семьи возможны даже в естественном состоянии. И тем более это относится к жажде славы. Ведь слава — это слава между людьми, образовавшими некое общение, настолько гомогенное, что оно может признавать кого-то более славным, чем прочие. Иначе говоря, в каждом из трех пунктов некое общество уже предполагается существующим, хотя и в далеко недостаточном виде, в плохом, неполном, несовершенном, сказал бы Аристотель, состоянии.
Что же мы получаем? Мы начали это раздел с общественного договора и преодоления войны. Мы установили, что эти рассуждения Гоббса имеют теоретическую, а не фактографическую актуальность. Мы пришли далее к вопросу о том, что означает генетический характер той теоретической схемы, которую предлагает Гоббс. Что естественное состояние войны всех против всех не надо понимать исторически конкретно, что это — некоторая идеализация, было ясно давно и многим. Но эта идеализация является идеализацией процесса, причем процесса генетического, порождающего новое.
Что же означает в этой идеализации естественное состояние? Напрашивается вывод, что оно — не более чем идеальная конструкция, некое предельное состояние социальности, асоциальность как абсолютное иное политической, общественной жизни человека, преодолеваемое идеальным договором, который тоже, таким образом, мыслится только как некая чистая теоретическая гипотеза.
Однако мы видим, что эта конструкция не работает. Не удается, собственно, сконструировать множество своекорыстных изолированных индивидов, из которого посредством чудесного договора возникает государство и суверен. Обстоит ли дело так, что Гоббс просто не сумел построить последовательное рассуждение на тех предпосылках, которые сам объявил в качестве основных? Поймем ли мы его лучше, если включим более широкий контекст? Возможно, именно это и было бы правильным решением, однако мы предлагаем другое. Попробуем изложить его вкратце.
Прежде всего установим, что Гоббс нигде не утверждает того, что приписывают ему интерпретаторы. Он не говорит об абсолютном начале истории, множестве изолированных индивидов, реальности договора и перехода. Он говорит о естественном состоянии, конечно. Естественное состояние, по Гоббсу, действительно предшествует состоянию общественному, политическому. Это идеализация, но идеализация куда менее радикальная и менее формальная, чем предполагают, прилагая к ней, например, «дилемму заключенного». Гоббс не описывает реальные события, он почти не обращается к реальной истории, но он имеет в виду то, что происходит в действительности. В действительности же состояния мира сменяются состояниями войны, государства гибнут и вновь образуются, государства воюют между собой и одно захватывает, завоевывает другое. Когда начинается гражданская война, когда в ходе завоевания одно государство уже погибло, а новое на его руинах еще не создано, тогда состояние бывает естественным. Оно естественное и тогда, когда мы описываем небольшие группы людей, не составившие государства в силу малочисленности или дикости.
Так или иначе, в естественном состоянии люди не изолированы, чаще всего у них есть навыки социального общения, либо унаследованные из прежнего, социального состояния, либо само это прежнее состояние не совсем разрушилось, либо в ограниченных кругах общения они смогли выработать некоторые нравы и навыки общения. Политическая жизнь, социальность чревата естественным состоянием, из естественного состояния можно перейти в социальную жизнь, государство может возникнуть, разрушиться и возникнуть, завоевание может быть в какой-то период чуть ли не единственным способом образования новых государств. Все это возможно потому, что между естественным и искусственным нет радикальной цезуры, они суть изнаночные стороны друг друга, и как естественная вражда просвечивает через социальность, так социальное просвечивает через все настроения естественной вражды, недоверия и тщеславия.
Сделав этот важный шаг, мы увидим, что построения Гоббса намного более консистентны, а консистентность их намного более актуальна, чем это могло казаться нам при более поверхностном чтении. Дальнейшее исследование получающихся отсюда выводов мы оставляем для следующей статьи.
20 Другой точки зрения придерживается К.Хекстра. Он считает очень примечательным то, что Гоббс включил жажду славы в причины вражды. Это значит, считает он, что в естественном состоянии есть и действуют социальные силы и социальные группы, а не просто изолированные индивиды. См.: [13, р. 119].
111
Социологическое обозрение. Т.8. №3. 2009.
Литература
1. Гоббс Т. О человеке // Гоббс Т. Сочинения. В 2-х тт. Т. 1. М.: Мысль, 1989.
2. Дмитриев А. Контекст и метод (предварительные соображения об одной становящейся исследовательской индустрии) // НЛО.
2004, №66.
3. Скиннер К. Свобода до либерализма. СПб.: Европейский университет, 2006.
4. Филиппов А.Ф. Война и договор. Второе рассуждение о «Левиафане» Томаса Гоббса // Гуманитарный контекст. 2009, №2.
5. Филиппов А. Ф. Невидимое животное // Синий диван. 2007, №10-11. С. 47-58.
6. ФукоМ. Нужно защищать общество / Пер. Е.А.Самарской. СПб., 2005.
7. Brandt F. Thomas Hobbes’ mechanical conception of nature L: Levin & Munksgaard, 1928.
8. Gauthier D. The Logic of Leviathan: The Moral and Political Theory of Thomas Hobbes. Oxford: Oxford University Press, 1969.
9. Gert B. [Review article:] Quentin Skinner. Hobbes and Republican Liberty // Notre Dame Philosophical Reviews. 2008. 07. 24. http://ndpr.nd.edu/review.cfm?id= 13687
10. GrantH. Hobbes and mathematics // The Cambridge Companion to Hobbes / Ed. by T. Sorell. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. P. 108-127.
11. Hobbes et son vocabulaire / Ed. par Y. Ch. Zarka. Paris: Vrin, 1992.
12. Hobbes T. Leviathan, Or The Matter, Form and Power of a Commonwealth Ecclesiastical and Civil. Revised Student Edition / Ed. by Richard Tuck. Cambridge: Cambridge University Press, 1996
13. Hoekstra K. Hobbes on the natural condition of mankind // Cambridge Companion to Hobbes’s Leviathan/ Ed. by P. Springborn. Cambridge: Cambridge University Press, 2007.
14. Malcolm N.
Aspects of Hobbes. Oxford: Clarendon, 2002.
15. Pettit Ph. Keeping political freedom simple. On a difference with Quentin Skinner // Political Theory. Vol. 30. №3, june 2002. P. 339-356.
16. Schuhman K., Rogers G. A. J. Introduction // Hobbes T. Leviathan. Vol. 1. N. Y.: Continuum International Publishing Group, 2006.
17. Schuhmann K. Introduction // Hobbes T. De corpore. Paris: Vrin, 1999.
18. Skinner Q. et al. Political philosophy: The view from Cambridge // The Journal of Political Philosophy. 2002. Vol. 10. N. 1.
19. Skinner Q. Hobbes and Republican Liberty. Cambridge: Cambridge University Press, 2008.
20. Skinner Q. [Review Article]. Hobbes’s Leviathan // Historical Journal. 1964. Vol. 7, N. 2.
21. Skinner Q. The ideological context of Hobbes’s political thought // Historical Journal. 1966. Vol. 9. №3.
22. Skinner Q. Visions of Politics. Vol. 1. Regarding Method. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
23. Skinner Q. Visions of Politics. Vol. III. Hobbes and Civil Science. Cambridge: Cambridge University Press, 2002.
24. Sorell T. Hobbes’s scheme of the sciences // The Cambridge Companion to Hobbes / Ed. by T.Sorell. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.
25. Springborn P. General Introduction // Cambridge Companion to Hobbes’s Leviathan / Ed. by P. Springborn. Cambridge: Cambridge University Press, 2007.
26. Strauss L.
Gesammelte Schriften. Bd. 3. Hobbes’ politische Wissenschaft und zugehorige Schriften — Briefe. 2. Aufl. Stuttgart, Weimar: J. B. Metzler, 2008.
27. Tonnies F. Hobbes Leben und Lehre. Stuttgart: Frommann, 1896.
28. TricaudF. Introduction du traducteur // Hobbes T. Leviathan. Paris: Dalloz, 1999. P. XXVI-XXIX.
29. TuckR. Hobbes. Oxford, N. Y.: Oxford University Press, 1989.
30. Warrender H. Editor’s Introduction // Hobbes T. De Cive: The Latin Version Entitled in the First Edition Elementorum Philosophiae Sectio Tertia de Cive, and in Later Editions Elementa Philosophica de Cive. Oxford: Clarendon Press, 1983.
31. Warrender H. Political theory and historiography: A reply to professor Skinner of Hobbes // Historical Journal. 1979. Vol. 22. N. 4.
32. Warrender H. The Political Philosophy of Hobbes, His Theory of Obligation. Oxford: Clarendon Press, 1957.
33. Wiener J. M. Quentin Skinner’s Hobbes // Political Theory. 1974. Vol. 2. N. 3. P. 251-260.
34. Zarka Y. Ch. Hobbes and modern political thought // Skinner Q., Zarka Y. Ch. Hobbes: The Amsterdame debate / Ed. and introduced by H. Blom. Hildesheim: Olms, 2001.
35. Zarka Y. Ch. La decision metaphysique de Hobbes. Conditions de la Politique. 2me ed. augm. Paris: Vrin, 1999.
112
История политических и правовых учений: Электронная хрестоматия. Составитель: М.Н. Грачев. Томас Гоббс
История политических и правовых учений: Электронная хрестоматия.
Составитель: М.Н. Грачев. Томас ГоббсСоставитель: М.Н. Грачев
Томас Гоббс (1588–1679) занимает почетное место не только в ряду великих философских имен его эпохи – Бэкона, Декарта, Спинозы, Локка, Лейбница, но и в мировом историко-философском процессе. Томас Гоббс был первым философом нового времени, который развил полное и систематическое учение о государстве. Для того, чтобы понять политическое учение мыслителя и оценить значение его для последующего развития, политической мысли, необходимо познакомиться с характером эпохи, в которую жил и мыслил Гоббс, а также с принципами философии, положенными в основу всего его мировоззрения.
Томас Гоббс родился 5 апреля 1588 г. в семье сельского священника. За годы обучения в приходской и частной школах хорошо овладел древними языками – латинским и греческим. Он стал в 15 лет студентом одного из колледжей Оксфордского университета. Ученая степень бакалавра искусств дала Гоббсу право читать курс логики в университете. Однако молодой философ не воспользовался этим правом, так как система образования была далека от его понимания целей научно-философского познания мира. После окончания университета Гоббс стал воспитателем в одном из аристократических семейств. У него появились связи среди правящих кругов. В научно-философском развитии Гоббса огромную роль сыграли четыре поездки на Европейский континент (его пребывание там продолжалось около 20 лет): они дали английскому мыслителю возможность изучить достижения континентальной науки и философии, лично познакомиться с ее важнейшими представителями и принять участие в обсуждении научно-философских проблем. Для философского развития Гоббса оказалось важным знакомство с крупнейшим английским философом – Френсисом Бэконом (1561–1626).
Социально-философское мировоззрение Гоббса формировалось в напряженный и насыщенный событиями период английской и европейской истории. Во второй половине XVI в. Англия пошла по пути колониальной экспансии и вступила в борьбу с другими державами. Школьные годы Гоббса пришлись на конец правления королевы Елизаветы I (1558–1603), когда борьба с Испанией достигла наибольшей остроты. Еще большее значение имели события внутри самой Англии. Страна стояла на пороге буржуазной революции, которая фактически началась в 1604 г. Учреждение республики в Англии (1649–1653), установление диктатуры Оливера Кромвеля (1653–1658), во время которой была провозглашена республика, а затем восстановление монархии Стюартов, хотя ограниченной парламентом, но вместе с тем отличающейся реакцией и контрреволюционным террором.
Идеологическая сторона этих социально-политических событий связана с реформационным движением против католической церкви, установившем англиканскую церковь с элементами католицизма, которая стала опорой английского абсолютизма. В борьбе против него парламентская партия, отвергая компромиссное по отношению к католицизму англиканство, избрала своей религиозной платформой пуританство – наиболее радикальное направление протестантизма, непримиримое по отношению к католицизму. В ходе развития революции и формирования различных политических направлений пуританство распалось на две фракции. Более радикальными стали индепенденты, выступавшие против любой общегосударственной религии, за свободу толкования Библии и свободу религиозной совести. Крайние индепенденты становились приверженцами еретических общин. Гоббс был воспитан в духе пуританства.
В 1628 г. публикуется первый труд Гоббса – перевод с древнегреческого сочинения великого античного историка Фукидида о событиях Пелопоннесской войны между группой древнегреческих полисов во главе с Афинами и другой их группой во главе со Спартой. Труд оказался актуальным для Англии той эпохи.
В 1629 г. во время поездки во Францию Гоббс ознакомился с сочинением Евклида “Начала”. Это сочинение в XVII в. стало оказывать сильное рационализирующее воздействие на философию. Гоббс одним из первых испытал такое влияние. Через несколько лет философ приступил к изучению другого произведения, трактовавшего вопросы астрономии и механики и подводившего научный фундамент под геоцентрическую теорию Коперника, – сочинения Галилея “Диалог о двух главнейших системах мира – Птоломеевой и Коперниковой”.
Когда началась революция в Англии созывом Долгого парламента в 1640 г., Гоббс написал сочинение по вопросам права, в котором защищал необходимость сильной государственной власти. Тем самым определилось основное направление философских интересов Гоббса как теоретика общественной жизни. Это сочинение было издано в 1650 г. под названием “Человеческая природа” и “О политическом теле”.
Знакомство Гоббса с Р. Декартом (1596–1650) и его произведением “Метафизические размышления” способствовало выработке системы философских воззрении мыслителя. Но главный его интерес был сосредоточен по-прежнему на социальных вопросах. Это объясняет, почему публикацию своей системы Гоббс начал с последней части, названной “О гражданине”.
В 1651 г. в Лондоне было опубликовано самое обширное произведение Гоббса “Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского”. Оно представляло новую и более радикальную редакцию сочинения “О гражданине”. После выхода “Левиафана” Гоббс переехал в Лондон (Кромвель одобрительно отнесся к его возвращению). Здесь философ завершил изложение своей системы, опубликовав в 1655 г. сочинение “О теле”, а в 1658 г.–“О человеке”. Три произведения: “О теле”, “О человеке”, “О гражданине” – носят общий заголовок “Основы философии”.
В годы реставрации монархии Гоббс переживал трудные времена. Его обвиняли в атеизме (“О гражданине” и “Левиафан” были включены папской Курией в список запрещенных книг). Отводя эти обвинения, Гоббс был вынужден защищаться. В 1668 г. в Амстердаме появилось издание “Лавиафана”, в которое автор внес изменения, касающиеся его симпатии к передовой государственности, функционирующей в соответствии со строжайшей законностью. Вместе с тем автор усилил выпады против мятежей, поскольку они подрывали стройное здание государственности.
Гоббс неоднократно ссылался на связь своей философии с развитием европейской науки того времени. В своей стихотворной автобиографии он сообщает, что стал считать себя философом, применив принцип всеобщего движения к социальным явлениям. Этот принцип был открыт, по его словам, Галилеем и Марсенном. Перечислив в посвящении книги “О теле” имена основателей “новой философии” (Коперника, Галилея, Кеплера, Гарвея) Гоббс прибавил к ним и. себя, как основателя “Моральной философии”.
Положенный в основу философской системы Гоббса принцип всеобщего механического движения не был новым в философии XVII в. Но Гоббс углубил подобное миропонимание и превратил этот принцип в универсальную систему, положив движение в основу объяснения не только явлений природы, но и человеческих восприятии в общественной жизни. В этом заключается основа и сущность всей философской системы Гоббса.
Насколько сильна связь политического учения Гоббса с его философскими воззрениями, видно уже из того, что в главном своем политическом труде “Левиафан” Гоббс предпослал изложению политической теории свои философские убеждения. Единственным источником познания Гоббс, как и Бэкон, признал чувственный опыт.
Государство изучалось Гоббсом как искусственное тело, созданное человеком в отличие от тел естественных, созданных самой природой. Оно также в своем действии подчинено законам механики, поэтому изучать его необходимо так, как мы изучаем явления механические. Метод, с помощью которого Гоббс исследовал проблемы возникновения государства, – рационалистический. Исходными категориями, составляющими сущность человека, он считал “эгоизм и самосохранение – два самых верных стремления человеческой природы”.
Большинство тех, кто писал что-либо о государстве, полагают, предполагают или утверждают, что человек есть животное, от рождения склонное к жизни в обществе… И на этом основании учение о государстве строят таким образом, как будто для сохранения мира и управления всем человеческим родом не нужно ничего, кроме того, чтобы люди согласились принять известные договоры и условия, которые они сами называли бы после этого законами. Эта аксиома ложна, несмотря на то, что она принимается очень многими людьми, и ошибка произошла из-за слишком поверхностного рассмотрения человеческой природы. Если внимательнее рассмотреть причины, по которым люди соединяются вместе и бывают рады обществу друг друга, то легко обнаружится, что это происходит только в силу случайных обстоятельств, а не по природе вещей. Действительно, если бы человек любил другого человека по естественному побуждению, т.е. как человека, то нельзя было бы указать никакого разумного основания для объяснения того, почему каждый не в одинаковой мере любит всех людей, в равной мере являющихся людьми, или почему каждый ищет общества тех, кто приносит ему больше почета и выгод, чем другие [Гоббс Т. О гражданине // Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. – Т.1. – М.: Мысль, 1964. С.299–300].
Таким образом, опыт каждого, кто более внимательно присматривается к человеческим отношениям, ясно учит, что всякое стихийное собрание людей вызывается либо потребностью друг в .друге, либо желанием добиться славы. Собравшиеся либо стараются извлечь какую-нибудь выгоду для себя, либо достичь некоего… уважения и почестей со стороны товарищей. Впрочем, то же самое выводит разум из самих определений (дефиниций) воли, добра, почести, пользы. Поскольку общество образуется при посредстве нашей воли, в каждом обществе нужно искать объект такой воли, т. е. то, что кажется благом любому из входящих в него граждан. Что бы ни казалось таким благом, оно является приятным и касается либо тела, либо души. Все духовно приятное есть или слава (т. е. желание иметь хорошее мнение о себе), или в конечном итоге стоит в связи с ней; все остальные удовольствия прямо или косвенно являются чувственными и могут быть обозначены именем “польза”.
Итак, каждое объединение образуется ради пользы или славы, т.е. ради любви к себе, а не к другим. Однако то сообщество, которое возникает ради приобретения славы, не может быть ни большим, ни длительным, потому что слава, как и почет, не воздается никому, если она воздается всем, ибо и слава, и почет основываются на сравнении людей и превознесении одного над другими. И если кто-либо не обладает никакими заслугами, необходимыми для снискания славы, то он не получает никакой помощи от сообщества остальных и остается таким же, каким может быть и сам без помощи других. Хотя количество полезных благ в этой жизни можно увеличить посредством взаимных услуг, но в гораздо большей степени это достигается благодаря господству над другими, чем благодаря сообществу с ними; поэтому вряд ли кто-либо сомневается в том, что, если бы не страх, люди от рождения больше стремились бы к господству, чем к сообществу. Итак, следует признать, что происхождение многочисленных и продолжительных человеческих сообществ связано не со взаимным расположением, а с их взаимным страхом [С. 301–302].
Гоббс пришел к признанию, что вся деятельность человека движется независящими от его воли страстями, которые можно сдержать только силой искусственного автомата, именуемого Левиафаном. Задача политика заключается в том, чтобы сделать части этого механизма так, чтобы они двигались по общему плану.
Далее Гоббс отметил, что государственному состоянию людей предшествовало естественное состояние людей, которому соответствует естественное право. .Жизнь людей в этот период подчинена естественным законам, вытекающим из природы самих людей: они злы, эгоистичны. В естественном состоянии каждый считает себя имеющим право на все, что необходимо для самосохранения вследствие этого у людей на каждом шагу возникают столкновения которые ведут к беспрерывной войне “всех против всех”.
В самом деле, естественные законы (как справедливость, беспристрастие, скромность, милосердие и (в общем) поведение по отношению к другим так, как мы желали бы, чтобы поступали по отношению к нам) сами по себе, без страха какой-нибудь силы, заставляющей их соблюдать, противоречат естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости, мести и т.п. А соглашения без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку безопасность. Вот почему, несмотря на наличие естественных законов (которым каждый человек следует, когда он желает им следовать, когда он может делать это без всякой опасности для себя), каждый будет и может вполне законно применять свою физическую силу и ловкость, чтобы обезопасить себя от всех других людей, если нет установленной власти или власти достаточно сильной, чтобы обеспечить нам безопасность <…> [Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Гоббс Т. Избранные произведения: В 2 т. – Т.2. – М.: Мысль, 1964. С. 192–193].
Сохранение мира есть основной естественный закон, из которого вытекает необходимость отказа от естественного состояния и перехода к гражданскому обществу. Сама природа человека требует прекращения войны и сохранения мира ради собственного самосохранения.
Жизнь в условиях мира требует, чтобы никто не сохранял за собой таких прав, которых не имеют остальные. Для мира люди должны были пожертвовать отдельными из своих природных прав. Но в то же время для жизни человеку необходимо сохранить некоторые естественные законы, которые, являясь правилом нашего разума, вечны. Несоблюдение этих законов противоречит идее мирного договора между людьми.
Однако соблюдение договора может быть гарантировано в случае, если требования его будут иметь характер обязательных норм для всех. Для этого люди переносят свои права на одно лицо или собрание лиц, именуемых верховной властью, воплощающей всеобщую волю и осуществляющей принуждения. Так, в результате общественного договора возникает государство.
<…> Следовательно, наличия согласия, или существования общества, лишенного какой-либо общей власти, которая управляла бы отдельными людьми, используя страх перед наказанием, недостаточно, чтобы обеспечить безопасность, необходимую для осуществления естественной справедливости.
Для сохранения мира среди людей требуется не только согласие, но и единство.
Что такое единство.
При наличии единства право всех переносится на одного.
Что такое государство.
Возникшее таким образом единство называется государством, или гражданским обществом, а также гражданским лицом; ибо, поскольку воля всех едина, общество следует рассматривать как одно лицо; в качестве такового его следует отличать от всех частных лиц, признавая, что оно обладает собственными правами и имуществом. Таким образом, ни какой-либо гражданин в отдельности (если исключить того, чья воля считается волей всех), ни все они вместе не могут рассматриваться как государство. Следовательно, государство (по нашему определению) есть одно лицо, воля которого в силу соглашения многих людей признается волей их всех, с тем чтобы оно могло распоряжаться силами и способностями отдельных членов общества ради мира и защиты общих интересов.
Что такое гражданское лицо.
Что такое обладатель верховной власти и подданный.
Два вида государств: государства естественные и установленные.
Сказанное раньше достаточно ясно показывает, каким образом и с помощью каких средств многие естественные лица, заботясь о самосохранении, объединяются под влиянием взаимного страха в одно гражданское лицо, которое мы называем государством. При этом те, кто вследствие страха подчиняется кому-либо другому, подчиняются либо тому, кого они боятся, либо тому, на чью защиту они надеются. Первым способом во время войны действуют побежденные, дабы избежать смерти; последним – еще не побежденные, дабы избежать поражения. Первый способ проистекает из естественного могущества и может быть назван естественным способом происхождения государства. Другой берет свое начало в согласии в решении тех, кто объединяется друг с другом; происхождение государства связано здесь с установлением. Поэтому-то государства бывают двух видов: одни из них являются естественными, патерналистскими и деспотическими, а другие – установленными и могут быть названы политическими. В первых властитель приобретает граждан по своей воле; во вторых граждане по собственному решению подчиняют себя господству одного человека или собрания людей, наделяемых верховной властью <…> [С. 344–346].
<…> Мы говорим, что государство установлено, когда множество людей договаривается и заключает соглашение каждый с каждым о том, что в целях водворения мира среди них и защиты от других каждый из них будет признавать как свои собственные все действия и суждения того человека или собрания людей, которому большинство дает право представлять лицо всех (т. е. быть их представителем) независимо от того, голосовал ли он за или против них.
Из этого установления государства производятся все права и способности того или тех, на кого соглашением собравшегося народа перенесена верховная власть [С. 197–198].
Раз государство образовано, верховная власть облекается всеми правами которыми обладает индивидуум, находясь в естественном состоянии: она имеет право на жизнь, на собственность, на совесть своих подданных.
<…> К верховной власти относится вся власть предписывать правила, указывающие каждому человеку, какими благами он может пользоваться и какие действия он может предпринять, не оказываясь стесненным в этом отношении кем-либо из своих сограждан. И именно это люди называют собственностью. Ибо до установления верховной власти (как уже было показано) все люди имели право на все, каковое право необходимо вело к войне, и поэтому эта собственность, которая необходима для мира и зависит от установления верховной власти, есть акт этой власти в целях установления гражданского мира. Эти правила о собственности (или о моем и твоем), о добре, зле, закономерном и незакономерном в человеческих действиях суть гражданские законы, т.е. особенные законы каждого отдельного государства [С. 203].
Верховная власть управляет государством, не отдавая никому отчета, так как контроль подданных над государством противоречит отречению их от прав, принадлежащих им в естественном состоянии.
<…> При установлении же государства каждый отдельный человек является доверителем в отношении всего, что суверен делает, и, следовательно, всякий, кто жалуется на несправедливость со стороны суверена, жалуется на то, виновником чего он сам является, и поэтому должен обвинять лишь самого себя. Да и самого себя он не должен обвинять, ибо невозможно совершать несправедливость по отношению к самому себе. Верно, что люди, облеченные верховной властью, могут совершать пристрастные действия, но не несправедливость и беззаконие в собственном смысле [С. 201–202].
Подчинение подданных государственной власти – безусловное, власть государства – абсолютна. Без неограниченной верховной власти нет государства. Она выше всех законов, так как она сама их устанавливает.
По Гоббсу, ограничения и издержки, опосредованные абсолютной властью государства, не идут ни в какое сравнение с тревогами и бедами гражданской войны или состояния безвластия.
Насколько возможна свобода граждан при абсолютной власти государства? Гоббс пояснил, что гражданам разрешено все, что не запрещено законом.
Гоббс утверждал, что верховная власть абсолютна, независимо от форм правления. Гоббс не признает аристотелевского деления на правильные и извращенные формы правления. Всякий, кому данная форма государственного устройства не нравится, будет называть ее извращенной. Гоббс не признает также смешанных форм правления. Случайное разделение функций государственной власти еще не говорит о разделении властей. Он против разделения .властей. Всякое дробление власти ведет к гражданской войне. С точки зрения Гоббса, различных форм государства может быть только три.
Различие государств заключается в различии суверена или лица, являющегося представителем всех и каждого из массы людей. А так как верховная власть может принадлежать или одному человеку, или собранию большого числа людей, а в этом собрании могут иметь право участвовать или каждый, или лишь определенные, отличающиеся от остальных люди, то отсюда ясно, что могут быть лишь три вида государства. Ибо представителем должен быть или один человек, или большее число людей, а это – собрание или всех, или только части. Если представителем является один человек, тогда государство представляет собой монархию; если собрание всех, кто хочет участвовать, тогда это демократия, или народоправство; а если верховная власть принадлежит собранию лишь части граждан, тогда это аристократия. Других видов государства не может быть, ибо или один, или многие, или все имеют верховную власть (неделимость которой я показал) целиком [С. 209].
Различие между этими тремя родами государства состоит не в различии власти, а в различии пригодности, или способности, каждого из них к осуществлению той цели, для которой они установлены, а именно к водворению мира и обеспечению безопасности народа [С. 211].
Таков процесс образования государства, того смертного бога, которого Гоббс назвал библейским именем Левиафан. Воля и сила многих соединяются воедино и воплощаются в личности того, кому они передаются вследствие договора. Из соединения этих отдельных сил образуется одна могущественная сила, в которой люди нуждаются для сохранения внутреннего мира, а также для защиты от внешних врагов.
Такая общая власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним путем, а именно путем сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю. Иначе говоря, для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначали одного человека (или собрание людей), который явился бы их представителем; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица. Это больше, чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал каждому другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латински – сivitas. Таково рождение того великого Левиафана, или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного бога, которому мы под владычеством бессмертного бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, данным им каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к внутреннему миру и к взаимной помощи против внешних врагов. В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их – так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты.
Тот, кто является носителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладает верховной властью, а всякий другой является его подданным.
Для достижения верховной власти имеются два пути. Один путь – это физическая сила, например когда кто-нибудь заставляет своих детей подчиниться своей власти под угрозой погубить их в случае отказа или путем войны подчиняет своей власти врагов, даруя им на этом условии жизнь. Второй путь – это добровольное соглашение людей подчиниться человеку или собранию людей в надежде, что этот человек или это собрание сумеет защитить их против всех других. Такое государство может быть названо политическим государством, или государством, основанным на установлении, а государство, основанное первым путем, – государством, основанным на приобретении [С. 196–197].
Гоббс Т.
Левиафан,
или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского
(полнотекстовая версия)
Сайт создан в системе uCoz
ГОББС • Большая российская энциклопедия
ГОББС (Hobbes) Томас (5.4.1588, Уэстпорт, графство Уилтшир – 4.12.1679, Хардуик-Холл, графство Дербишир), англ. философ, теоретик общества и государства. Родился в семье сельского священника. В 1603–1608 учился в Оксфордском ун-те, по окончании которого был воспитателем, затем секретарём в аристократическом семействе У. Кавендиша (впоследствии графа Девонширского), с которым был связан до конца жизни. В 1621–26 сотрудничал с Ф. Бэконом. Совершил неск. путешествий во Францию и Италию, где познакомился с Г. Галилеем (его «Диалог о двух системах мира, Птолемеевой и Коперниковой» оказал большое влияние на Г.). В начале Англ. революции (1640) в составе роялистской эмиграции прибыл в Париж, где прожил 11 лет и где вышло его соч. «О гражданине» («De cive», 1642; 3-я ч. написанных на лат. яз. «Основ философии»), написал «Возражения» на «Метафизические размышления» Р. Декарта. В 1651 неожиданно для роялистов переехал в Лондон, где в том же году с одобрения О. Кромвеля опубликовал свой обширный труд «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» («Leviathan: or, The matter, form and power of a commonwealth ecclesiastical and civil», рус. пер. 1936) (Левиафан – библейское чудовище, символизирующее у Г. государство). Затем он издал соч. «О теле» («De corpore», 1655) и «О человеке» («De homine», 1658) (1-я и 2-я части «Основ философии»). После реставрации монархии Стюартов (1660) Г. подвергся нападкам со стороны роялистов и церковных властей, ему было запрещено публиковать сочинения, посвящённые политике и религии. В 1668 Г. издал в Амстердаме лат. пер. «Левиафана». В последние годы жизни занимался лит. работой, перевёл на англ. яз. «Одиссею» и «Илиаду» Гомера.
Г. – один из гл. теоретиков эмпиризма 17 в. Он не раз подчёркивал старую формулу сенсуализма, согласно которой в интеллекте нет ничего, чего не было бы ранее в чувствах. Своё учение о бытии Г. именует по-аристотелевски первой философией (избегая термина «метафизика» как схоластического) или просто физикой. Продолжая традицию позднесредневекового номинализма, Г. отрицал реальность универсальных внечувственных субстанций, как материи, так и духа, на чём настаивала метафизика Декарта: если слова – это знаки тел, то общие понятия – это знаки знаков, «имена имён». Бытие составляют прежде всего единичные тела, постигаемые чувствами в повседневном опыте. Тело обладает неотъемлемыми от него акциденциями, или свойствами, – протяжённостью и внешней фигурой. Пространство – это всегда конкретная протяжённость конечного тела. Движение и покой составляют уже акциденции, присущие не всем телам, ибо одни из них движутся, а другие покоятся. Акциденции, ещё менее связанные с телом, – осязательные, слуховые, цветовые и др. качества, появление и исчезновение которых зависят не столько от тела, сколько от воспринимающего его субъекта.
Отвергая понятия целевой и формальной причин, Г. признавал только материальные и действующие «ближайшие причины», фиксируемые в опыте. Действующая причина – активное тело, материальная – тело, подвергающееся воздействию. Мышление, по Г., – речевая деятельность человека. Если чувственные восприятия образуют первый слой опыта – простейшее знание (cognitio), то словесное общение – второй слой, который Г. именует наукой. В разработанной Г. знаковой теории языка возникновение имён рассматривается как результат произвольного соглашения между людьми.
Если физика изучает природные, естественные тела, то моральная, или гражданская, философия, пользуясь дедуктивно-синтетич. методом, исследует «искусственные тела», создаваемые человеком, важнейшим из которых является государство. Чтобы познать последнее, необходимо предварительно исследовать человека, его природу, способности и склонности. Этим занимается философия морали, предваряющая философию политики. Г. с большой силой подчёркивал эгоистич. природу человека, определяемую как его стремлением к самосохранению, так и разнообразными интересами, углубляющимися и усложняющимися в условиях цивилизации и способными приводить к оспариванию самых незыблемых геометрич. истин.
Развитое Г. натуралистич. понимание человека лежит в основе его концепции происхождения и сущности государства. Человеческое общество вначале проходит стадию естественного состояния, когда люди подчиняются в осн. лишь своим чувственным влечениям и руководствуются естественным правом. В силу того что интересы и право одного наталкиваются на аналогичное право другого, в обществе царит «война всех против всех», грозящая людям всеобщим истреблением.
Возможность выхода из этого состояния заложена в разумности человека, естественных законах, правилах морального благоразумия. Все они сводятся к древнему «золотому правилу» (зафиксированному и в Евангелии): не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. Это правило самоограничения эгоизма побуждает людей заключить общественный договор, в результате которого возникает государство. Участники договора, обладая великим даром речевого общения, вступают благодаря ему в гражд. состояние, отказываются от значит. части своих естественных прав, отчуждая их в пользу верховного главы государства и подчинённых ему служителей. Государственность становится, т. о., гл. моральным воспитующим фактором цивилизации. Право и мораль сближаются, различие между ними сохраняется в том, что гражд. законы – писаные, а естественные – неписаные. Верховная гос. власть – абсолютна, её носитель (не обязательно король) не разделяет её ни с кем. Действия его, однако, не произвол, ибо действию законов «суверен подчинён так же, как последний из его подданных» (Соч. Т. 2. М., 1991. Гл. 30). Граждане сохраняют многие из естественных прав (гарантию на жизнь, экономич. и семейные отношения, воспитание и др.) и в меру этого свободны.
Религию Г. считал необходимой духовной пищей масс, отягчённой, однако, множеством суеверий. С последовательно антиклерикальных позиций Г. решительно выступал за подчинение церковных институтов светской, гос. власти.
|
Гоббс открыл и исследовал немало «вечных» проблем власти и политики и поэтому не случаен «Ренессанс» Томаса Гоббса во второй половине ХХ века. Одни исследователи, как, например, Х. Арендт, видят в абсолютизме Гоббса, в его «Левиафане» преддверие современного тоталитаризма. Другие — со времён Локка — считают его создателем и исследователем основ либерализма и демократии со специфической для них техникой изживания и предупреждения конфликтов, организации внутреннего мира и концентрацией внимания на человеке и человеческой, чувственной природе власти. Но как бы то ни было, философские размышления Гоббса об отношениях человека и государства, о механизмах этих отношений представляют собой глубокий анализ универсальных политических ситуаций. Он всегда современен и даже весьма злободневен, особенно для этапов переходных периодов в истории любого государства. В чём же состоит суть его концепции? Власть государства представлялась Гоббсу чудовищем — Левиафаном, наделённым особыми качествами, характерным поведением, орудиями господства, приёмами, которые определяли отношения этого политического организма с обществом и отдельным человеком. Вслед за Н. Макиавелли и Ж. Боденом он стремился объяснить механизм формирования европейского государства Нового времени, новую технику власти, её новый статус. Гоббс обнаружил понимание сложных взаимодействий, обеспечивающих функционирование власти формирующегося государства. Если естественное право как неограниченная свобода является причиной постоянной войны всех против всех, то от него, как и от подобной свободы, по мнению Гоббса, необходимо отказаться. «Право всех на все не должно сохраняться, некоторые же отдельные права следует либо перенести на других, либо отказаться от них» 1. Фактически ни один человек не может передать другому никаких прав, которыми тот не обладал бы до заключения соглашения, поскольку в естественном состоянии каждому уже принадлежит право на всё. То же можно сказать и о договоре (взаимном перенесении прав), заключённом как внутри группы, так и между группой и одним лицом. Поэтому единственной возможностью заменить естественное право законом будет именно отказ группы от своих прав в пользу одного лица. При этом тот, в чью пользу отчуждаются права, на деле никаких новых прав но получает: у него просто появляется возможность реализовывать уже имеющееся у него право без каких-либо помех со стороны остальных людей, которые, в свою очередь, при заключении соглашения обязуются не противиться его воле. Поэтому государство для Гоббса является одним лицом, «искусственным человеком», единой личностью, «чья воля на основании соглашения многих людей должна считаться волею их всех, с тем чтобы оно имело возможность использовать силы и способности каждого для защиты общего мира» 2. Так образуется гражданское общество (которое Гоббс отождествляет с политическим обществом, с государством). Основным его признаком является наличие суверена (носителя власти) и граждан (подданных), объединившихся в государство. Гоббс открывает принципиальный смысл техники соглашений, договорных отношений в политике, которые стали основой сформировавшегося впоследствии демократического общества и власти. Особое внимание философ уделяет такому важному элементу демократической процедуры, как отношения большинства и меньшинства. Для создания государства требуется добровольное согласие всех членов общества. Однако при определённых условиях достаточно, чтобы соглашение заключили не все люди, а их подавляющее большинство. В этом случае государство будет образовано независимо от той позиции, которую занимают несогласные, после чего вновь образованное государство, пользуясь своей силой, сможет применить против них, как против врагов, своё исконное право на поддержание мира. Верховной властью в государстве, как было сказано, обладает тот человек (или собрание), воле которого подчинили свою волю «естественные лица», отказавшись от права на сопротивление. Но при этом право на самосохранение (и как следствие — право на самооборону), остаётся неотъемлемым правом человека, оно остаётся за ним даже после полной передачи всех его прав верховной власти. В случае нарушения закона провинившийся должен быть наказан, но и в случае наказания, налагаемого законной властью, у человека сохраняется право на самооборону. Лояльность остальных членов общества в этой ситуации выражается именно в несопротивлении действиям власти и неоказании помощи провинившемуся. Вообще говоря, лояльность в отношении власти, как её понимает Гоббс, означает полную пассивность: граждане обязуются не пользоваться переданными правами, не нарушать изданных властью законов и не оказывать власти сопротивления (кроме самообороны). Государство не является единственным гражданским лицом: им может считаться любое собрание людей, заключивших определённое соглашение. Например, это может быть купеческий союз, объединившийся для совместного ведения дела. Однако такой союз не может считаться государством, поскольку его члены не отказались от всех своих прав (а лишь от части их) в пользу сообщества и потому всегда могут предъявить к нему свои претензии или разорвать договор, что невозможно в государстве: полный отказ от своих прав подразумевает и отказ от претензий к государству, и отказ от права заключать или расторгать договор. Естественный закон сам по себе, даже будучи осознанным, не несёт никаких гарантий его исполнения: его соблюдение — условие необходимое, но далеко не достаточное. Более того, естественный закон, по мнению Гоббса, не является законом в строгом смысле этого слова. Естественный закон, как и законы природы, есть лишь вывод нашего разума. Поэтому, чтобы представить естественный закон именно в виде юридического закона, то есть повеления, Гоббс обращается к теологии. Он указывает на то, что содержание всех выводов из естественного закона (а их Гоббс перечисляет около двадцати) так или иначе отражено в Священном писании, что даёт возможность говорить о них именно как о высказанных законах. Однако в естественном состоянии люди, обладающие свободой воли, то есть действующие сообразно своему мнению (основывающемуся как на разуме, так и на страстях, стремлениях, надеждах и так далее) о целях и средствах их достижения, не могут просто следовать требованиям естественного закона, поскольку будут от этого лишь в проигрыше: те, кто поступал бы в соответствии с естественным законом, «готовили бы себе не мир, но более скорый конец и, соблюдая закон, становились бы добычей не соблюдающих его» 3. Поэтому, обосновывая необходимость сильной власти, Гоббс рассуждает следующим образом: для сохранения мира необходимо соблюдение естественного закона, а для этого, в свою очередь, нужна безопасность, которая возможна лишь в том случае, если нападение на другого будет более опасным, чем соблюдение условий естественного закона. Стремление многих воль к единой цели должно быть заменено единой волей всех людей — что и достигается посредством образования власти. Беря на себя функцию защитника мира, власть тем не менее не может гарантировать гражданам безопасность в самом полном смысле этого слова — всегда сохраняется вероятность внезапного нападения или причинения ущерба со стороны других людей. Но поскольку именно безопасность является той целью, ради которой люди организуют верховную власть, то её задача в первую очередь состоит в том, чтобы устранить страх перед опасностью. Это не может быть достигнуто простым соглашением граждан не совершать определённые поступки. Поэтому выполнение соглашения должно подкрепляться наказанием нарушителей, задача которого — сделать нарушение соглашения столь невыгодным, чтобы отсутствие наказания со стороны власти показалось бы большим благом, нежели те блага, которые приобретаются в случае нарушения закона. Для выполнения этой задачи власть должна не просто обладать всеми правами, но и иметь возможность их реализовывать, а значит, быть властью прочной и сильной, что даёт ей возможность держать подданных в страхе. Гоббс считает, что это возможно, когда вся полнота власти находится в одних руках (человека или собрания). Суверен обладает сильной властью в том случае, если в его руках находится, в первую очередь, «меч справедливости», под которым Гоббс подразумевает возможность наказания подданных при полном непротивлении последних (за исключением, как было указано, самого наказуемого), и именно обладание таким «мечом» делает его обладателем верховной власти. Гоббс сразу и недвусмысленно заявляет о своём неприятии концепции разделения властей. Но меч справедливости, находящийся в руках верховной власти для обеспечения внутреннего мира, — не единственный «меч». Невозможно обеспечить внутренний мир, не обеспечив мир внешний, — внешние враги у государства всегда были и будут, ибо государства всегда находятся в естественном состоянии, то есть в состоянии перманентной войны друг с другом. Защищаться от внешних врагов государство может только своими силами, состоящими из сил отдельных граждан, переданных государству в момент заключения соглашения в форме обязательства подчиняться воле суверена по его требованию. Если же лицо, обладающее правом ведения войны и заключения мира, не обладает возможностью заставить подданных путём наказания нести тяготы войны и участвовать в военных действиях (то есть если власть обладает «мечом войны», не имея в то же время «меча справедливости»), то его права становятся не более чем простой декларацией. То же относится и к судебной власти: обладающий правом наказания должен по собственному усмотрению решать вопрос о правильном его применении. Что касается законодательной власти, то из вышесказанного ясно, что право издавать законы должно также находиться в руках верховной власти. Мир в государстве устанавливается не только принуждением, но и предупреждением возникновения несогласия между отдельными гражданами. Поскольку все столкновения порождаются противоречивыми представлениями людей о том, что есть справедливое и несправедливое, добро и зло, правильное и неправильное, то обязанность государства — дать гражданам общую для всех норму поведения, согласно которой они могли бы строить взаимоотношения. Это делается с помощью гражданских законов, которые являются «требованиями, касающимися действий граждан в будущем, предъявляемыми им тем, кто обладает высшей властью» 4. В соответствии с двумя задачами законодателя (судить и заставлять подчиняться) гражданский закон должен состоять из двух частей — дистрибутивной (распределяющей) и импликативной (карающей). Первая часть является тем критерием демаркации, ради которого и происходит установление государства: в ней фиксируется естественная справедливость и распределяются права собственности, предписания поведения и так далее. А поскольку закон, по сути своей, предполагает наказание, то и оно должно быть зафиксировано в гражданском законе. Виндикативная часть закона выполняет двоякую задачу — это не только предписание должностным лицам, определяющее меру наказания в случае нарушения того или иного закона, но и необходимый элемент стабильности государства, благодаря которому каждый гражданин чётко знает, когда и что именно его ожидает. Тем самым «человек политический» в отличии от «человека естественного» практически избавляется от страха неожиданного и непредсказуемого нападения. До принятия гражданского закона люди сами для себя решали, что правильно и что справедливо, а поэтому в естественном состоянии, несмотря на всю его жестокость, не было ни несправедливости, ни проступка, ни преступления. В условиях гражданского общества существуют уже два вида разума — естественный разум людей и разум государства. Поскольку каждый человек имеет своё собственное, не совпадающее с другими, мнение относительно того, что считать злом или благом, хорошим или дурным, то гражданские законы не могут приниматься с согласия всех людей. Только государство имеет право определять, какое деяние составляет проступок (преступление) и какое за него должно быть наказание. В то же время наличие гражданских законов не исключает действия естественного закона. Если некоторые из естественных законов могут опровергаться гражданскими законами, то вводить в качестве гражданскжго закона, например, требование «не сопротивляться законной власти», не имеет смысла, поскольку это основное требование государства, которое было выдвинуто всеми гражданами в момент заключения соглашения об образовании государства. Если же какой-либо подданный выступит против самой власти или против государства (с требованием свержения, изменения и так далее), то тем самым он нарушает все гражданские законы и должен рассматриваться как нарушивший именно не гражданский, а естественный закон, и наказываться соответственно как враг государства, то есть не по праву власти, а по праву войны 5. Человек, от которого требуется исполнение закона, должен знать как содержание самого закона, так и его автора (то есть гражданин должен быть уверен в том, что лицо, от которого исходят законы, имеет на то право). Из этого следует, что закон должен быть опубликован и обнародован, причём таким образом, чтобы стало доподлинно известно, что он исходит именно от законодателя. Поэтому Гоббс, говоря о писанных законах, подчёркивает, что такими законами являются не те, которые написаны философами, законоведами и юристами, но только ясно выраженные (устно или письменно) верховным правителем. В то же время нет необходимости, чтобы власть сама писала законы, обнародовала и толковала их и сама же производила наказание и вершила суд. Все эти функции можно поручить доверенным лицам с одним лишь условием: граждане должны знать, что их полномочия исходят от власти и именно ей дано право на толкование и исполнение закона. Возвращаясь к соотношению права и закона в философии Гоббса, следует отметить, что гражданский закон является следующим шагом последовательного ограничения естественного права: естественный закон ограничивает полную свободу, а оставшиеся права последовательно ограничиваются сначала законами гражданскими (общегосударственными), а затем законами отдельных городов и обществ. Такое последовательное ограничение уже, казалось бы, переданных прав не вполне понятно, для выяснения этого вопроса надо обратиться к учению Гоббса о свободе и необходимости. С точки зрения философа, свобода и необходимость в политике совместимы. Первоначально люди создают ряд искусственных цепей, то есть гражданские законы, существующие и удерживающие их в рамках определённых правил благодаря наличию сильной власти. Такова необходимость. Но в то же время нет ни одного государства, законы которого предписывали бы абсолютно все действия и слова людей. Поэтому свобода подданных состоит в свободе делать то, что не указано в соглашениях. Власть осуществляет, таким образом, управление государством не только с помощью введения законов, но и с помощью умолчания: в государстве подданным разрешается всё, что не запрещено законом 6. Таким образом, даже после передачи прав у человека остаётся ещё определённое количество «свобод». Поэтому можно констатировать, что хотя высшей власти передаются все права, на практике она принимает лишь те, которыми считает необходимым воспользоваться для обеспечения безопасности государства. Это даёт возможность в дальнейшем последовательно ограничить эти права местными, региональными законами, необходимыми для обеспечения безопасности в данном городе или ином сообществе. Поэтому нельзя говорить о том, что закон (как естественный, так и гражданский) занимает место права и вытесняет его. Из факта существования у подданного неотчуждаемых прав вытекает ещё один важный вывод: власть обладает неограниченными правами и является таковой лишь до тех пор, пока выполняет свою обязанность защищать подданных, «ибо людям дано природой право защищать себя, когда никто другой не в состоянии их защитить, что не может быть отчуждено никаким договором» 7. Договор, по Гоббсу, заключается между людьми (а не между людьми и властью, как это было в более поздних теориях Дж. Локка и Ж.-Ж. Руссо). В результате достигнутого соглашения люди (а теперь уже граждане или подданные) отказываются от всех своих прав, в том числе и от права заключать соглашения. Взамен власть обязуется обеспечить безопасность подданных, защищая их от внутренних и внешних врагов государства. При невыполнении властью своих обязательств 8 подданные автоматически освобождаются от повиновения данной власти. Это происходит в следующих ситуациях: в случае естественной «смерти» данной власти или насильственного её свержения (извне или изнутри), в случае пленения гражданина одного государства другим государством (когда он под страхом смерти или по иным соображениям вынужден стать подданным победителя, связав себя соответствующим договором), а также в ряде других случаев, общим для которых является неспособность власти выполнять свои обязанности по обеспечению безопасности подданных. Обеспечение безопасности — не единственная обязанность государственной власти. В общем виде её обязанности выглядят так: «Благо народа — высший закон» 9. Поэтому власть, действующая не во благо народа, наносит себе вред, ибо притесняя граждан и не выполняя своих основных задач, ослабляет мощь государства и ставит под вопрос само своё существование. Во избежание этого власть не только обязана обеспечить гражданам внутренний и внешний мир, но также дать им как можно большее благосостояние и свободу в рамках, не угрожающих общественной безопасности. Внешний мир и внешняя безопасность — весьма серьёзная проблема для любого государства, ибо все они находятся в состоянии постоянной войны друг с другом. Поэтому представители верховной власти должны уметь сами или через посредников предугадывать поведение другого государства, иметь наготове вооружение, армию, оборонительные сооружения, а также обладать необходимыми денежными средствами для ведения войны. Не менее сложна задача по поддержанию внутреннего мира. Власть в обществе может «умереть» по причине внутреннего мятежа или восстания, возникающих вследствие неверных представлений о природе власти, о правах и обязанностях граждан и власти, об их взаимоотношениях и так далее. Поэтому одна из обязанностей власти — «вытравить» из сознания граждан пагубные для государства и власти заблуждения, заменив их на противоположные. Для этого в государстве должна быть организована система образования, дающая подданным «истинное учение», согласное с разумом и с самой природой вещей» 10. Кроме того, к восстанию может побудить и чрезмерная бедность граждан государства, причём основной причиной будет не столько степень общественных повинностей (что само по себе имеет большое значение), сколько неравномерное их распределение. Поэтому следующей задачей власти должно быть установление такого налогообложения, тяготы которого лягут на всех граждан равномерно, то есть пропорционально пользованию ими общественными благами. Не меньшим источником бед для государства является и такое естественное человеческое свойство как честолюбие. Для изживания последнего государство должно разработать систему наград и поощрений добропорядочных граждан и наказания непослушных, с тем, чтобы честолюбие (которое, по определению, до конца уничтожить в человеке невозможно) проявлялось в повиновении, а не в сопротивлении власти. Что же касается общего благосостояния граждан, то оно достигаетсю поощрением со стороны власти труда и бережливости с одновременным запрещением безделья. Таковы основные обязанности власти, соблюдение которых — в интересах самой власти. Для наиболее эффективной их реализации власть должна в то же время предоставить подданным свободу в необходимых пределах. Эти «пределы» определяются возможностью для граждан без страха пользоваться оставленными им правами. Страх, будучи доминирующим чувством естественного состояния и основной причиной объединения людей в гражданское общество, с образованием государства не уничтожается, а преобразуется в иную ипостась: в страх перед властью, когда исчезает наиболее губительный элемент страха — неожиданность. Гражданин в отличие от естественного человека всегда знает, что определённый проступок повлечёт за собой соответствующее наказание. Описанное изменение общества невозможно без изменения самого человека. Гоббс подчёркивает, что «естественное» не тождественно «разумному» — человек может и должен развиваться; естественный разум даёт ему возможность осознать, какой путь развития общества является наиболее предпочтительным для получения наибольшего блага и каковы необходимые для этого условия. Одним из таких условий является сильная власть, но власть не сама по себе (как это было у Н. Макиавелли), а возникающая одновременно с сознательным актом установления государства. Человек естественный соотносится с гражданином так же, как соотносятся друг с другом естественное состояние и гражданское общество: как дикое — одно, и разумное, цивилизованное — другое. Люди к моменту заключения договора об образовании власти должны пройти определённый этап развития, осознав естественный закон не как разрешающий, а как запрещающий те действия, которые могут принести вред другому. Несмотря на то, что Гоббс отождествляет гражданское общество и государство, последнее в его политической философии сильно отличается от государств, описанных его предшественниками. Между народом и властью Гоббс устанавливает своего рода равенство, при котором определяющим фактором их взаимоотношений становится не взаимное подавление, а взаимная свобода, право же на репрессии со стороны власти направлено, главным образом, на сохранение в государстве мира — той фундаментальной ценности, которая даёт человеку возможность развиваться в соответствии со своими естественными, природными способностями по естественному пути, соответствующему его природе. Технология власти — это диалектика отношений многих факторов, обеспечивающих её реализацию. Гоббс намного опередил своё время, обнаружив ряд фундаментальных закономерностей функционирования власти. |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ | Томас ГоббсТомас Гоббс (1588-1679) — крупнейший английский философ XVII века хотя сегодня он более известен, чем в XVII веке, за свою политическую философию, представленную в трактате «Левиафан». Как повествуют его биографы, он родился преждевременно, так как его мать была встревожена сообщениями, что испанская армада приблизилась к Англии. Однако он достиг преклонного возраста — 91 года, сохранив ясность своего ума и интеллекта до конца своих дней. Получил образование в Оксфорде. Свое время часто проводил, как сам впоследствии признавал, глядя на географические карты в книжных магазинах, прослеживая путешествия известных мореплавателей. Гоббс был знаком с такими выдающимися мыслителями того времени, как Мерсенн, Гассенди, Декарт. Одно время работал секретарем Ф. Бэкона, беседы с которым оказали на него значительное влияние. Большое воздействие на Гоббса также оказали Галилей и Кеплер. С первым он встречался в 1637 г. в Италии. Взгляды Гоббса формировались под влиянием Английской буржуазной революции XVII в. По своим воззрениям он был монархистом и с 1640 по 1651 г. находился в эмиграции во Франции. Однако ко времени своего возвращения после гражданской войны в Англию, где установилась диктатура Кромвеля, порвал с роялистами и вернулся в Лондон, попытавшись идеологически обосновать политику Кромвеля. Вследствие своей близости к великим событиям того времени и желая мира и безопасности своим согражданам, он решает, что все свои способности должен посвятить решению проблем общества. Вопросы человека всегда находились в центре творчества Гоббса. Он задумал написать трилогию: «О теле», «О человеке», «О гражданине», но начал создавать ее с последней части, которую опубликовал в 1642 г. Трактат «О теле» был выпущен в 1655 г., а «О человеке» — в 1658 г. В 1651 г. опубликовал самое объемистое свое произведение -«Левиафан», главный труд своей жизни, в котором начальные главы содержали общефилософские взгляды, а остальная часть была посвящена вопросам государственного и социального устройства общества. Гоббс жаловался на недостаток философского прогресса у его философских предшественников. В надежде исправить это неудовлетворительное положение, ставил перед собой задачу заложить элементы, или «семена», из которых «чистая» и «истинная» философия могли вырасти, при условии, если будут пользоваться методом, который он разовьет. Используя метод, мы можем избежать ошибочных идей. Акцент Гоббса на важность методологии в научном познании перекликается с идеями Бэкона, выступавшего против схоластики. В XVII в. интерес к методу характерен для многих философов. Гоббса трудно отнести к какому-либо одному философскому направлению. С одной стороны, он был эмпириком, а с другой — сторонником математического метода, который применял как в чистой математике, так и в других областях знания, и прежде всего в такой области, как «политическая наука». К ней относил совокупность знания относительно человечества, живущего в обществе, которое дает возможность правительству устанавливать и поддерживать мирное состояние для людей. Специфика его философских взглядов заключалась главным образом в использовании им метода, выводимого из физики его итальянского современника — Галилея. Геометрия и механика, используемые Галилеем для анализа и предсказания явлений в физическом мире, переносятся Гоббсом на исследование человеческой деятельности. Он считает, что если можно установить определенные факты о человеческой природе, то затем можно дедуцировать из них способ, которым человеческие существа ведут себя в определенных обстоятельствах. Люди должны быть изучаемы как один из аспектов физического мира. Человеческие страсти и склонности можно анализировать на основе физических движений и их причин. Основа метода Гоббса — галилеевский принцип, утверждающий, что все есть материя в движении. Природа, окружающий человека мир, — это, по Гоббсу, совокупность протяженных тел. Все вещи и их изменения происходят вследствие движения материальных элементов, которое понимается Гоббсом как механическое перемещение. Движения тел передаются посредством толчка, в результате которого в теле возникает усилие, переходящее в движение. Таким же -образом — через движения и усилия — Гоббс объясняет и духовную жизнь животных и людей, которая состоит из ощущений. В этих положениях выражена механическая концепция Гоббса. Познание, по Гоббсу, совершается посредством «идей», источником которых выступают только чувственные восприятия внешнего мира. По Гоббсу, никакая идея не может быть врожденной, внешние чувства — источник не только идей, но и всего нашего познания, содержание же идей не зависит от сознания человека. Все идеи благодаря активной деятельности ума перерабатываются им посредством сравнения, сочетания и разделения. Эта концепция лежит в основе гоббсовского учения о знании. Как и Бэкон, Гоббс отстаивал эмпирическое истолкование знания, присоединяясь к сенсуалистической позиции и полагая, что «нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально целиком или частично, в органах ощущения» [Избр. произв. Т. 2. С. 50]. По его мнению, знание приобретается из опыта. «Вся наука исходит из ощущений». Рациональное знание — это дело языка и чувств, подлинных или ложных, выраженных словами. Суждения составляются путем своего рода сочетания слов, которые обозначают ощущения, поскольку за пределами ощущений нет ничего. Для обыденного мышления, по Гоббсу, вполне достаточно простого знания фактов, но этого совершенно недостаточно для научного знания, для которого требуются всеобщность, необходимость, что достигается только математикой. Поэтому Гоббс отождествлял науку прежде всего с математикой. Однако свои рационалистические позиции, сходные с декартовскими (хотя сам он и не признавал картезианское влияние и даже правильность объяснения достоверности математического познания Декарта), он сочетал со своей исходной эмпирической позицией. Истины в математике достигаются не непосредственным чувственным опытом, а словами. Развивая знаковую концепцию языка, согласно которой любой язык — это результат человеческого соглашения, Гоббс истолковывает общее как языковый знак, закрепленный в слове. Стоя на позициях номинализма, Гоббс называет слова именами, которые всегда условны и выступают в виде произвольной мерки для какой-либо вещи. Когда эти мерки приобретают общезначимое значение для более или менее солидной группы людей, они становятся именами-знаками. В «Левиафане» он писал: «Слабый ум не видит многозначности слов. Он запутывается в них, как птица в силке, и, чем больше употребит, чтобы вырваться, тем больше увязнет… Для мудрых людей слова суть мерки, которыми они пользуются для счета, для глупцов же они полноценные монеты, освященные авторитетом какого- нибудь Аристотеля, Цицерона или Фомы, или какого-нибудь другого ученого мужа» [Избр. произв. Т. 2. С. 70-71]. Гоббс считал, что точность слои должна определяться дефинициями, очищающими слова от двусмысленности, а не интуицией, как полагал Декарт. Согласно номиналистической концепции, которой придерживался Гоббс, идеи (вещи) могут быть только частными, слова же могут быть также и общими. Общие слова — такие, которые обозначают две и более вещи одного и того же класса. Но общего, как объективной вещи, согласно номинализму, не существует. Онтологические воззрения Гоббса, механистически объясняющие окружающий мир, сталкивались с определенными трудностями, в частности в вопросе об источнике движения. В работах «О гражданине», «Левиафан» источником первоначального движения Гоббс объявляет Бога, а последующие движения вещей, по его мнению, происходят совершенно независимо от Бога. Деистические воззрения Гоббса не совпадали с господствующими в то время религиозными представлениями. Доктрина Гоббса, утверждавшая, что все является движущей материей (или материи в движении) называется механистическим материализмом. Механистический материализм Гоббса поднимает ряд проблем. Одна из них — понимание человека. Гоббс смотрит на жизнедеятельность человека как на чисто механический процесс, в котором сердце — это пружина, нервы — нити, суставы — колеса, которые сообщают всей машине движение. Вся человеческая психика объясняется на основе полного механицизма. Другая проблема, поднимаемая философией Гоббса, — вопрос о свободе воли. Если все есть материя, и материя движется путями, которые предсказуемы и неизбежны, и раз мы познали причинные законы, которые определяют их движения, тогда можно ли сказать, что человеческая воля свободна? Гоббс отвечает на этот вопрос прямо, ясно и в целом в соответствии со своими исходными принципами. Несомненно, говорит он, все, что имеет место, происходит так вследствие того, что оно причинно необходимо, а человеческие существа — часть причинной системы, как и все в мире. Но человеческая свобода не может быть понята как свобода от причинной необходимости. По мнению Гоббса, хотеть что-то — означает стремиться к тому, что хочется. Если мое движение к тому, что я хочу, беспрепятственно, тогда действую свободно. Если мое движение задерживается чем- то, тогда я не способен действовать свободно. Эти внешние препятствия -суть ограничения моей свободы. Однако если я не могу получить или сделать то, что хочу, вследствие нечто такого, что присутствует во мне, если, например, я не могу перепрыгнуть изгородь, потому что я физически не могу прыгнуть так высоко, тогда это не ограничение моей свободы, но просто естественный недостаток способности во мне. Гоббс использует пример с текучей водой: «Свобода и необходимость совместимы. Вода реки, например, имеет не только свободу, но и необходимость течь по своему руслу. Такое же совмещение мы имеем в действиях, совершаемых людьми добровольно… Так как добровольные действия проистекают из воли людей, то они проистекают из свободы, но так как акт человеческой воли… проистекает из какой- нибудь причины, а эта причина — из другой в непрерывной цепи… то они проистекают из необходимости» [Избр. произв. Т. 2. С. 233]. Природа наша такова, что мы имеем ряд сил и способностей и свобода — их беспрепятственное проявление. Применяя то, что он имеет в виду под свободой, Гоббс проводит различие между случаями, когда мы свободны, а когда нет, и утверждает, что все, что делаем, -необходимо. Общее воззрение, что человеческая свобода совместима с причинной необходимостью, часто называется «мягким детерминизмом». Гоббс подчеркивал эгоистическую природу человека, который, как правило, действует ради пользы или славы, т.е. ради любви к себе, а не к другим. В «Левиафане» он писал, что «если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью… учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии» [Избр. произв. Т. 2. С. 133]. Большое место в философской доктрине Гоббса занимают его социальная философия, учение о человеке, обществе и государстве. Социальной философии посвящены трактаты «О гражданине» и «Левиафан». Вслед за рядом гуманистов своей эпохи он подчеркивал роль личности в общественной жизни. В главе XIII «Левиафана» Гоббс описывает «естественное состояние» людей. В своем естественном состоянии, т.е. по природе, люди мало отличаются по своим способностям друг от друга. «Природа создала людей равными в отношении физических и умственных способностей» [Избр. произв. Т. 2. С. 149]. Более того, природа сама и человеческое существо само по себе не являются ни добрыми, ни злыми. В естественном состоянии каждый индивид осуществляет естественное право сохранить свою жизнь и избежать смерти. «Счастье этой жизни» состоит в постоянном успехе в осуществлении желаний. Однако это счастье никогда не бывает спокойным довольствием, потому что, говорит Гоббс, жизнь никогда не может существовать без желаний, без чувств. Наше естественное состояние таково, что, двигаясь к тому, что мы желаем, мы сталкиваемся с другими, такими же как мы. Человеческие существа, желая безопасности и мира, постоянно вовлечены в конфликт с другими. В естественном состоянии люди руководствуются только природными законами самосохранения. Здесь каждый имеет право на все, захваченное силой. Подобное состояние Гоббс называет «войной каждого с каждым», когда «человек человеку волк». Выход из этого несчастливого состояния Гоббс видит в создании государства. Ради самосохранения, для того, чтобы выжить, каждый в обществе должен делегировать свою часть первоначальной свободы суверену, который в обмен на мир осуществляет неограниченную власть. Индивиды, таким образом, добровольно отказываются от своей свободы в пользу монарха, который единолично обеспечивает социальную сплоченность. Так возникает государство — Левиафан, гордое, мощное, но смертное существо, высшее на земле, но подчиняющееся божественным законам. Сильная централизованная власть создается путем общественного договора между всеми участвующими индивидами. Эта власть обеспечивает политический порядок и выживание человечества. Общественный договор дает мир «только одним путем, а именно путем сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло свести все свои воли граждан в единую волю» [Избр. произв. Т. 2]. Власть суверена ограничена естественными законами, выражающимися в стремлении к миру и утверждению справедливости. Всего естественных законов Гоббс насчитывает 12, но все они по сути выражаются в одном золотом правиле: «не делай другому то, чего ты не пожелал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе». Эта моральная максима выступала важным самоограничением постоянного человеческого эгоизма и заставляла считаться с существованием эгоизма у других людей. Неограниченная власть государства распространялась Гоббсом как на поведение человека, так и на его воззрения. Государственной власти подчиняются также и церковная власть. Однако в некоторых случаях Гоббс признает возможность противодействовать неограниченной верховной власти государства, суверена. Он рассматривает право индивида на самосохранение как нерушимое и поэтому полагает, что можно отказаться сражаться за государство по приказу монарха, если этот приказ противоречит жизненным интересам индивида. Хотя Гоббс был убежденным монархистом, он признавал возможность существования неограниченной государственной власти в различных формах. Созданная Гоббсом концепция государственной власти содержала многие важные теоретико-практические положения. Он указывал, что государство — необходимое условие культуры и общественной жизни: «Вне государства — владычество страстей, война, страх, бедность, мерзость, одиночество, варварство, дикость, невежество, в государстве -владычество разума, мир, безопасность, богатство, благопристойность, общество, изысканность, знание и благосклонность» [Избр. произв. Т. 1. С. 364]. Социальная философия Гоббса вызвала у современников отрицательную реакцию по многим направлениям: потому, что он рассматривал человеческие существа как части материи в движении, нарисовал мрачную картину человеческой природы и жизни в естественном состоянии, защищал абсолютную власть суверена, отрицал божественный характер власти суверена и т.п. Несмотря на это, историческое значение идей Гоббса и их влияние на последующую жизнь огромно. Они не потеряли своего эвристического значения и для сегодняшнего дня. Наибольший интерес представляют его концепции государственной власти. Однако и другие идеи Гоббса заслуживают внимания и изучения, в частности, для специалистов по аналитической философии привлекательны его семиотические идеи. Блинников Л.В. Краткий словарь философских персоналий. М., 2002. Вернуться на главную страницу Гоббса
|
Левиафан (Гоббс, Т.) | Московский Дом книги
Гоббс, Т.Наряду с «Политикой» Аристотеля и «Государством» Платона фундаментальный труд Томаса Гоббса «Левиафа?н, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» входит в золотой фонд мировой философской мысли и будет интересен тому, кто хочет самостоятельно разбираться в истории государства и права.
Полная информация о книге
- Вид товара:Книги
- Рубрика:Философия. История философии
- Целевое назначение:Исследования
- ISBN:978-5-17-134365-1
- Серия:Эксклюзивная классика
- Издательство: АСТ
- Год издания:2021
- Количество страниц:799
- Тираж:5000
- Формат:76х100/32
- УДК:1(091)(410)
- Штрихкод:9785171343651
- Доп. сведения:пер. с англ. А. Гутермана
- Переплет:обл.
- Сведения об ответственности:Томас Гоббс
- Код товара:6217959
Томас Гоббс | Биография, философия, верования, Левиафан, наследие и факты
Томас Гоббс , (родился 5 апреля 1588 года, Вестпорт, Уилтшир, Англия — умер 4 декабря 1679 года, Хардвик Холл, Дербишир), английский философ, ученый и историк, наиболее известный своей политической философией, особенно изложенной в его шедевр Левиафан (1651). Гоббс рассматривал правительство прежде всего как средство обеспечения коллективной безопасности. Политическая власть оправдывается гипотетическим общественным договором между многими, который возлагает на суверенное лицо или организацию ответственность за безопасность и благополучие всех.В метафизике Гоббс защищал материализм, точку зрения, согласно которой реальны только материальные вещи. Его научные труды представляют все наблюдаемые явления как эффекты движущейся материи. Гоббс был не только сам по себе ученым, но и отличным систематизатором научных открытий своих современников, включая Галилея и Иоганна Кеплера. Его неизменный вклад — как политический философ, оправдавший широкие полномочия правительства на основе эгоистичного согласия граждан.
Популярные вопросы
Почему Томас Гоббс важен?
Томас Гоббс был английским философом, ученым и историком, наиболее известным своей политической философией, особенно в том виде, в котором он сформулирован в его шедевре Левиафан (1651). Его неизменным вкладом был политический философ, оправдавший широкие полномочия правительства на основе эгоистичного согласия граждан. Согласно общественному договору Гоббса, многие обменивают свободу на безопасность.
Каким было детство Томаса Гоббса?
Отец Гоббса был вспыльчивым священником, который, опозорившись после драки у дверей собственной церкви, исчез, оставив троих своих детей на попечение брата-перчаточника.Когда Гоббсу было 4 года, его отправили в школу в Вестпорте, графство Уилтшир, затем в частную школу, а в 15 лет — в Магдален-холл в Оксфорде.
Чем Томас Гоббс зарабатывал себе на жизнь?
Почти всю свою сознательную жизнь Томас Гоббс работал членами богатой и аристократической семьи Кавендиш и их соратниками в качестве наставника, переводчика, попутчика, хранителя счетов, представителя бизнеса, политического советника и научного сотрудника.
Как Томас Гоббс влиял на других?
Политическая философия Томаса Гоббса повлияла не только на преемников, принявших структуру общественного договора, — например, на Джона Локка, Жан-Жака Руссо и Иммануэля Канта, — но и на тех теоретиков, которые связали моральные и политические решения рациональными людьми к соображениям личного интереса в широком смысле.
Ранние годы
Отец Гоббса был вспыльчивым священником небольшой приходской церкви в Уилтшире. Опозорившись после драки у дверей своей церкви, он исчез и оставил троих детей на попечение брата, обеспеченного перчаточника из Малмсбери. Когда ему было четыре года, Гоббса отправили в школу в Вестпорте, затем в частную школу и, наконец, в 15 лет в Магдален-холл в Оксфордском университете, где он получил степень по традиционному искусству и в свободное время развил интерес к картам.
Почти всю свою сознательную жизнь Гоббс работал на разные ветви богатой и аристократической семьи Кавендиш. После получения степени в Оксфорде в 1608 году он работал пажем и наставником молодого Уильяма Кавендиша, впоследствии второго графа Девоншира. На протяжении многих десятилетий Гоббс служил семье и их соратникам переводчиком, попутчиком, бухгалтером, представителем бизнеса, политическим советником и научным сотрудником. Благодаря его работе у Уильяма Кавендиша, первого графа Девоншира, и его наследников, Гоббс соединился со стороной роялистов в спорах между королем и парламентом, которые продолжались до 1640-х годов и завершились Гражданскими войнами в Англии (1642–1651).Гоббс также работал на маркиза Ньюкасл-апон-Тайн, двоюродного брата Уильяма Кавендиша и брата Ньюкасла сэра Чарльза Кавендиша. Последний был центром «Академии Веллбек», неформальной сети ученых, названной в честь одного из семейных домов в аббатстве Веллбек в Ноттингемшире.
Моральная и политическая философия Гоббса (Стэнфордская энциклопедия философии)
Гоббс написал несколько версий своей политической философии, в том числе Элементы закона, естественного и политического (также под названия Human Nature и De Corpore Politico) опубликовано в 1650 году, De Cive (1642) опубликовано на английском языке как Философские зачатки, касающиеся правительства и общества в 1651 г., английский Leviathan , опубликованный в 1651 г., и его латинский ревизия 1668 г.Другие его работы также важны в понимание его политической философии, особенно его истории Английская гражданская война, Behemoth (опубликовано в 1679 г.), De Corpore (1655), De Homine (1658), Диалог между Философ и студент общего права Англии (1681), и Вопросы, касающиеся свободы, необходимости и случайности (1656). Все основные сочинения Гоббса собраны в году. Английские произведения Томаса Гоббса , под редакцией сэра Уильяма Молесворта (11 томов, Лондон 1839–1845) и Тома Гоббс, Философская опера. Quae Latina Scripsit Omnia , также под редакцией Molesworth (5 томов; Лондон, 1839–45).Oxford University Press провела прогнозируемую 26-томное собрание Clarendon Edition произведений Томас Гоббс . На данный момент доступны 3 тома: De Cive (отредактировал Говард Уоррендер), Переписка Томаса Hobbes (под редакцией Ноэля Малкольма) и писем по общему праву и наследственное право (под редакцией Алан Кромарти и Квентин Скиннер). Недавно Ноэль Малкольм опубликовал трехтомное издание. из Левиафан , в котором английский текст помещается рядом с Поздняя латинская версия Гоббса.Читателям, впервые знакомым с Hobbes, следует начать с Левиафан , обязательно прочтите третью и четвертую части, а также более знакомые и часто цитируемые части первая и вторая. Много прекрасные обзоры нормативной философии Гоббса, некоторые из которых перечислены в следующей избранной библиографии второстепенных работ.
Гоббс стремился открыть рациональные принципы построения гражданское государство, не подлежащее разрушению изнутри. Пережив период политического распада достигнув кульминации в Гражданской войне в Англии, он пришел к выводу, что бремя даже самого деспотичного правительства «мало разумно, в отношении невзгод и ужасных бедствий, что сопровождать Civill Warre ».Потому что практически любое правительство было бы лучше, чем гражданская война, и, согласно анализу Гоббса, все правительства, кроме абсолютных, систематически склонны к роспуску в гражданскую войну люди должны подчиняться абсолютному политическая власть. Для сохранения стабильности потребуется, чтобы они также воздерживаться от действий, которые могут подорвать такой режим. Например, подданные не должны оспаривать суверенную власть. и ни при каких обстоятельствах они не должны восставать. В общем, Гоббс стремился продемонстрировать взаимную связь между политическим послушанием и мир.
Чтобы сделать эти выводы, Гоббс предлагает нам рассмотреть, что жизнь была бы подобна естественному состоянию, то есть состоянию без правительство. Возможно, мы могли бы вообразить, что людям лучше всего жить в такое состояние, когда каждый сам решает, как действовать, и судит, присяжные и палач в ее собственном деле всякий раз, когда возникают споры — и что в любом случае это состояние является подходящей базой, по отношению к которой судить об оправданности политических договоренностей. Термины Гоббса эта ситуация «состояние чистой природы», состояние совершенно частное суждение, в котором нет признанные полномочия по разрешению споров и эффективные полномочия по обеспечить выполнение своих решений.
Ближний потомок Гоббса, Джон Локк, настаивал на том, что его секунд Трактат правительства о том, что естественное состояние действительно должно было быть предпочел подчинение произволу абсолютной власти государь. Но, как известно, Гоббс утверждал, что такой «распутный состояние мастеров, не подчиняющихся Лозу, и Силы принуждения связать им руки от грабежа и мести ». сделать невозможным все основные средства безопасности, на которых удобно, общительная, цивилизованная жизнь зависит.Не было бы «места для промышленность, потому что ее плоды ненадежны; и, следовательно, нет культура земли; нет навигации и использования товаров, которые могут быть ввезены морем; нет просторного здания; нет инструментов перемещение и удаление таких вещей, которые требуют больших усилий; нет знания о лик Земли; нет счета Времени; нет искусства; нет писем; и что хуже всего, постоянный страх и опасность насильственной смерти; И человеческая жизнь — одинокая, бедная, мерзкая, грубая и короткая.” Если это естественное состояние, у людей есть веские причины избегать этого, что может быть сделано только путем представления общепризнанной общественности авторитет, ибо «до тех пор, пока человек пребывает в состоянии простой природы, (что является условием войны), поскольку частный аппетит является мерой добро и зло ».
Хотя многие читатели критиковали естественное состояние Гоббса как чрезмерно пессимистично, он строит его из ряда индивидуально правдоподобные эмпирические и нормативные допущения. Он предполагает, что люди достаточно похожи по своим умственным и физическим характеристикам, что никто не является неуязвимым и не может рассчитывать на то, что сможет доминировать над другие.Гоббс предполагает, что люди обычно «избегают смерти», и что желание сохранить свою жизнь очень сильно в большинстве люди. Хотя люди привязаны к местным, их доброжелательность ограничены, и у них есть склонность к пристрастиям. Обеспокоены тем, что другие должны соглашаться со своим высоким мнением о себе, люди чувствителен к пренебрежению. Они выносят оценочные суждения, но часто используют кажущиеся безличными термины, такие как «хороший» и «Плохо» отстаивать свои личные предпочтения. Они есть любопытные о причинах событий и озабоченные их будущим; согласно Гоббсу, эти характеристики склоняют людей к принятию религиозных верований, хотя содержание этих верований будет отличаться в зависимости от вида религиозного образования Получать.
Что касается нормативных допущений, Гоббс приписывает каждому лицо в естественном состоянии — право на самообладание, которое он называет «правом природы». Это право на делать то, что искренне считает необходимым для своего спасения; все же потому что по крайней мере возможно, что практически все можно судить необходимо для сохранения, это теоретически ограниченное право природа становится практически неограниченным правом потенциально на все, или, как выразился Гоббс, право «на все».Гоббс далее предполагает как принцип практической рациональности, что люди должны принять то, что они считают необходимыми средствами для своих самых важные цели.
Взятые вместе, эти правдоподобные описательные и нормативные предположения приводят к состоянию природы, потенциально чреватому разногласиями борьба. Право каждого на все влечет серьезные конфликты, особенно если есть конкуренция за ресурсы, так как обязательно иметь по крайней мере дефицитные блага, такие как самые желанные земли, супруги и др.Люди вполне естественно будут бояться, что другие могут (цитируя право природы) вторгаются в них и могут рационально планировать нанесение удара сначала в качестве упреждающей защиты. Более того, это меньшинство гордых или «тщеславные» люди, которые получают удовольствие от упражнений власть над другими естественным образом вызовет упреждающие защитные реакции от других. Конфликт будет еще больше разжигаться разногласиями в религиозных взглядов, моральных суждений и таких обыденных вещей, как какие блага действительно нужны и какое уважение заслуживают.Гоббс представляет себе состояние природы, в котором каждый человек свободен решить для себя, что ей нужно, что она должна, что уважительно, правильный, благочестивый, расчетливый, а также свободный решать все эти вопросы для поведения всех остальных, и действовать в соответствии с ее суждениями как она считает нужным, отстаивая свои взгляды везде, где это возможно. В этой ситуации где нет единой власти для решения этих многих и серьезных споры, мы легко можем представить с помощью Гоббса, что естественное состояние превратится в «состояние войны», даже хуже, в войну «Все против всех».
В ответ на естественный вопрос, было ли человечество когда-либо обычно в любом таком состоянии природы Гоббс приводит три примера предполагаемые состояния природы. Во-первых, он отмечает, что все суверены находятся в это состояние по отношению друг к другу. Это утверждение сделало Гоббса представительный пример «реалиста» в международном связи. Во-вторых, он полагал, что многие ныне цивилизованные народы раньше в этом государстве, а некоторые народы — «дикие люди во многих местах Америки »( Левиафан, , XIII), например — до сих пор были в естественном состоянии.В третьих и, что наиболее важно, Гоббс утверждает, что естественное состояние быть легко узнаваемыми теми, чьи прежде мирные государства разразилась гражданская война. Хотя состояние природы совершенно частное суждение — это абстракция, что-то похожее на нее слишком близко для комфорта остается постоянно присутствующей возможностью, чтобы бояться и избегать.
Допускают ли другие предположения философии Гоббса существование этого воображаемого состояния изолированных людей, преследующих свои частные суждения? Наверное, нет, поскольку, как, в частности, критики-феминистки отмечалось, что согласно теории Гоббса дети обязанность подчиняться своим родителям в обмен на воспитание, и поэтому примитивные единицы в естественном состоянии будут включать семьи, заказанные по внутренним обязательствам, а также частные лица.В узы привязанности, сексуальной близости и дружбы, а также членства в клане и общих религиозных убеждений — может в дальнейшем снизить точность любой чисто индивидуалистической модели государства природы. Эта уступка не должна ставить под сомнение анализ Гоббса конфликт в естественном состоянии, так как может оказаться, что конкуренция, неуверенность и погоня за славой — губительные источники конфликтов между небольшими группами так же, как и между частные лица. Тем не менее, комментаторы стремятся ответить на вопрос, как именно мы должны понимать естественное состояние Гоббса. исследуя степень, в которой Гоббс воображает, что это условие взаимодействия между изолированными индивидами.
Другой важный открытый вопрос — о чем конкретно идет речь. человеческих существ, что доказывает (предположим, что Гоббс прав), что наша общественная жизнь подвержена катастрофе, когда нам остается взаимодействовать согласно только нашим собственным суждениям. Возможно, пока люди желают действовать в своих собственных долгосрочных интересах, они недальновидны и потакают своим текущим интересам без должного учитывая влияние их текущего поведения на их долгосрочное интерес.Это был бы тип отказа рациональность. В качестве альтернативы, возможно, что люди в состоянии природа полностью рациональна, но попала в ловушку ситуации, которая делает индивидуально рационально для каждого действовать неоптимальным образом для всех, возможно, оказавшись в знакомом «узнике» дилемма теории игр. Или, опять же, может быть, что состояние Гоббса природы было бы мирно, если бы не присутствие людей (просто немногие, а может быть, и все, в какой-то степени), чьи страсти преобладают над их более спокойные суждения; гордые, злобные, пристрастные, завистливые, ревнив и в других отношениях склонен к поведению, ведущему к война.Такой рассказ мог бы понять иррациональные человеческие страсти как источник конфликта. Какие из этих аккаунтов адекватно ответы на текст Гоббса — предмет продолжающихся дебатов среди Гоббса. ученые. Теоретики игр были особенно активны в этих дебаты, экспериментирование с различными моделями состояния природы и конфликт, который он порождает.
Гоббс утверждает, что естественное состояние — это жалкое состояние войны. в котором ни одна из наших важных человеческих целей не может быть надежно реализована.К счастью, человеческая природа также предоставляет ресурсы, чтобы избежать этого несчастного условие. Гоббс утверждает, что каждый из нас, как разумное существо, может видеть что война всех против всех враждебна ее удовлетворению интересов, и поэтому могут согласиться с тем, что «мир — это хорошо, и поэтому также путь или средства мира хороши ». Люди узнают как императив предписание искать мира и делать эти вещи необходимо обезопасить его, когда они смогут сделать это безопасно. Гоббс называет это практические императивы «Законы природы», сумма которых не относиться к другим так, как мы не хотели бы, чтобы они относились к нам.Эти «Заповеди», «выводы» или «Теоремы» разума «вечны и неизменный », всегда требуя нашего согласия, даже если они не могут безопасно действовать. Они запрещают многие знакомые пороки, такие как беззаконие, жестокость и неблагодарность. Хотя комментаторы не согласны с тем, эти законы следует рассматривать как простые предписания благоразумия или, скорее, как божественные повеления или моральные императивы какого-то другого рода, все согласны что Гоббс понимает, что они побуждают людей подчиняться политическим власть.Они говорят нам искать мира с другими желающими, кладя вниз часть нашего «права на все», взаимно завет подчиниться власти суверена, и далее направьте нас соблюдать этот завет, устанавливающий суверенитет.
Когда люди соглашаются друг с другом подчиняться общему власти, они установили то, что Гоббс называет «суверенитетом. по учреждению ». Когда под угрозой со стороны победителя они заключают завет для защиты обещанием повиновения они установили «Суверенитет путем приобретения».Это одинаково законно способы установления суверенитета, согласно Гоббсу, и их лежащая в основе мотивация та же самая, а именно страх, будь то товарищи или победителя. Социальный завет включает в себя как отказ или передача права и разрешение суверенная власть. Политическая легитимность зависит не от того, как правительство пришел к власти, но только от того, сможет ли он эффективно защитить тех кто согласился подчиняться ему; политическое обязательство заканчивается, когда защита прекращается.
Хотя Гоббс предлагал умеренные прагматические основания для предпочтения монархии к другим формам правления, его главной заботой было это эффективное правительство — независимо от его формы — должно иметь абсолютную власть. Его полномочия нельзя ни разделять, ни ограничивать. Полномочия законодательства, судебных решений, правоприменения, налогообложения, ведения войны (и менее знакомое право контроля нормативной доктрины) связаны таким образом, что потеря одного может помешать эффективному осуществлению отдых; например, законодательство без толкования и правоприменения не будет служить для регулирования поведения.Только правительство, обладающее все то, что Гоббс называет «основными правами суверенитет »может быть надежно эффективным, поскольку где частичные наборы этих прав принадлежат различным органам, которые не согласны в своих суждения о том, что делать, паралич эффективного правительства, или перерождение в гражданскую войну для разрешения их спора, может происходить.
Точно так же, чтобы наложить ограничение на власть правительства призвать к неразрешимым спорам о том, не перешагнул ли он пределы.Если каждый должен сам решать, будет ли правительство следует подчиняться, фракционные разногласия — и война, чтобы уладить проблема или, по крайней мере, паралич эффективного правительства — вполне возможный. Отнести решение вопроса к какому-либо дальнейшему авторитет, сам по себе также ограниченный и открытый для вызова выходить за его границы, означало бы инициировать бесконечный регресс неавторитетные «авторитеты» (где доллар никогда не останавливается). Отнести его к неограниченному полномочию само по себе было бы просто переместить место абсолютного суверенитета, положение полностью соответствует утверждению Гоббса абсолютизма.Чтобы избежать ужасная перспектива краха правительства и возврата к состоянию природе, люди должны относиться к своему государю как имеющему абсолютную власть.
Когда подданные устанавливают суверена, санкционируя его, они соглашаются в соблюдение принципа «ничего плохого в согласии не делается. сторона », чтобы не возлагать на нее ответственность за любые ошибки в суждениях, которые она может причинять им вред и не относиться к ним как к действующим несправедливость. Хотя многие интерпретаторы предполагали, что уполномочивая суверена, подданные становятся морально ответственными за действия, которыми он командует, вместо этого Гоббс настаивает на том, что «внешние действия, совершенные согласно [законам], без внутреннего одобрения, это действия государя, а не подданного, находящегося в этот случай, но как инструмент, без какого-либо собственного движения в все »(Левиафан xlii, 106).Это может быть важно для Гоббса проект убеждения своих христианских читателей повиноваться своему суверенному что он может заверить их, что Бог не возложит на них ответственность за противоправные действия, совершенные по приказу суверена, потому что они не могут разумно ожидать, что они будут подчиняться, если это поставит под угрозу их вечные перспективы. Следовательно, Гоббс объясняет, что «как бы то ни было подданный … вынужден действовать в повиновении своему государю, и делает это не по его собственному разуму, а по законам его стране, это действие принадлежит не ему, а его государю.” (Левиафан, xlii. 11) Эта позиция усиливает абсолютизм, разрешая Гоббсу, чтобы утверждать, что субъекты могут подчиняться даже командам для выполнения действия, которые они считают греховными, не опасаясь божественного наказание.
Хотя Гоббс настаивает на том, что мы должны рассматривать наши правительства как имеющие абсолютный авторитет, он оставляет за подданными свободу неповиновения некоторые из приказов их правительства. Он утверждает, что субъекты сохраняют право на самооборону против суверенной власти, давая им право не подчиняться или сопротивляться, когда их жизни угрожает опасность.Он также дает им, казалось бы, широкие права сопротивления в случаях, когда их на карту поставлены семьи или даже их честь. Эти исключения имеют понятно заинтриговал тех, кто изучает Гоббса. Его приписывание очевидно неотъемлемые права — то, что он называет «истинным свободы субъектов »- кажется несовместимым с его защитой абсолютного суверенитета. Более того, если неспособность суверена обеспечить адекватную защиту субъектам погашает их обязательства подчиняться, и если каждому субъекту предоставлено самим судить, адекватность этой защиты, кажется, что люди никогда не вышел из устрашающего состояния природы.Этот аспект политического Философия горячо обсуждалась еще со времен Гоббса. Епископ Брэмхолл, один из современников Гоббса, обвинил Левиафана в том, что он «мятежник» Катехизис ». Совсем недавно некоторые комментаторы утверждали, что Обсуждение Гоббсом пределов политических обязательств — это Ахиллесова пята его теории. Неясно, действительно ли это обвинение может выдержать тщательную проверку, но оно, несомненно, станет предметом много продолженного обсуждения.
Последний важный аспект политической философии Гоббса — это его отношение к религии.Гоббс постепенно расширяет свое обсуждение Христианская религия в каждом пересмотре его политической философии, пока он входит в Левиафан и составляет примерно половину книги. Там нет единого мнения о том, как Гоббс понимает значение религия в рамках его политической теории. Некоторые комментаторы утверждали что Гоббс пытается продемонстрировать своим читателям совместимость его политической теории с основными христианскими обязательствами, поскольку это может кажется, что религиозные обязанности христиан запрещают им подобные абсолютного подчинения своим правителям, чего требует теория Гоббса из них.Другие сомневались в искренности его заявленных Христианство, утверждая, что с помощью иронии или других тонких риторических приемов, Гоббс стремился подорвать религиозные взгляды своих читателей. верования. Как бы правильно ни были поняты его намерения, Гоббс очевидное беспокойство о силе религиозной веры — факт, что интерпретаторы его политической философии должны стремиться к объяснению.
Ученые все больше интересуются тем, как Гоббс думал о статус женщины и семьи. Гоббс был одним из первых западные философы считают женщин личностями при разработке социальных договор между людьми.Он настаивает на равенстве всех людей, очень явно включая женщин. Люди равны, потому что все они подвержены господству, и все потенциально способные к господству другие. Нет человека настолько сильного, чтобы быть неуязвимым для нападения, пока спать благодаря совместным усилиям других, и не так сильно, как быть уверенным в том, что доминируешь над всеми остальными.
В этом смысле женщины естественно равны мужчинам. Они есть одинаково естественно свободны, что означает, что их согласие требуется перед они будут подчиняться кому-либо еще.В этом претензии резко контрастируют со многими преобладающими взглядами того времени, согласно которому женщины родились ниже и ниже мужчины. Сэр Роберт Филмер, который позже стал целью Джона «Первый трактат о правительстве » Локка — хорошо известный сторонник этой точки зрения, которую он называет патриархальностью. Явно отвергая взгляды патриархата, а также закон Салика, Гоббс утверждает, что женщины могут быть правителями; авторитет для него «Ни мужчина, ни женщина».Он также выступает за естественные материнское право: в естественном состоянии власть над детьми естественно матери. Он наблюдает за амазонками.
В отличие от этой эгалитарной основы, Гоббс говорил о содружество на патриархальном языке. В переезде из штата природы для гражданского общества, семьи описываются как «Отцы», «слуги» и «Дети», казалось бы, стирающие матерей с картина целиком. Гоббс оправдывает такой способ разговора, говоря, что общества основывают отцы, а не матери.Так же верно, как это есть, легко увидеть, как идет оживленная дискуссия между теми, кто подчеркивать потенциально феминистские или эгалитарные аспекты Гоббс мысли и тех, кто подчеркивает его исключение женщин. Такой дебаты поднимают вопрос: в какой степени патриархальные претензии Гоббс составляет неотъемлемую часть своей теории в целом, если они действительно интегральная вообще?
Томас Гоббс (Стэнфордская энциклопедия философии)
Томас Гоббс родился 5 апреля 1588 года.Его родным городом был Малмсбери, который находится в Уилтшире, Англия, примерно в 30 милях к востоку от Бристоля. Очень Мало что известно о матери Гоббса. Его отец, также называемый Томас Гоббс был местным священнослужителем с несколько дурной репутацией. Биограф Гоббса семнадцатого века Джон Обри рассказывает рассказ о том, как «Старый викарий Хобс был хорошим парнем и в карты в субботу всю ночь, а в церкви во сне он кричит «Trafells is Troumps» [т. Е. Клубы — это козыри] (Обри 1696, 1.387). В конце концов, старший Томас Гоббс (в 1604 году) покинул Малмсбери, когда возник спор с другим священником, Ричардом Джином, переросла в драку на кладбище.В Обри слова: «Хобс погладил его и за это был вынужден лететь» (Обри 1696, 1.387).
К этому моменту будущий философ Гоббс ушел. Малмсбери (в 1602 или 1603), чтобы учиться в Магдалине Холл, Оксфорд. Его исследования там поддерживал его дядя Фрэнсис Гоббс, кто был перчаточником. После окончания Оксфорда в феврале 1608 г. Гоббс пошел работать в семью Кавендиш, сначала в качестве наставника Уильям Кавендиш (1590–1628), который позже стал вторым графом Девоншира.Гоббс работал бы в одной семье большую часть остальных. его жизнь. [1] Его работа для семьи Кавендиш — часть того, что позволило Гоббсу думать и писать, как он: это дало ему доступ к книгам и связи с другими философами и учеными.
Первые известные философские работы Гоббса датируются 1640 годом. До этого он, что примечательно, опубликовал в 1629 году перевод Фукидид История Пелопоннесской войны — н. Английский. Гоббс также взаимодействовал с различными известными интеллектуальные деятели.Путешествуя по Европе в середине 1630-х годов, Гоббс встретил Марин Мерсенн в Париже. Обри утверждает, что «Когда он [Гоббс] был во Флоренции … он подружился с знаменитый Галилео Галилей ”(Обри 1696, 1.366), хотя любопытно, что автобиографические сочинения Гоббса не упоминают это, хотя они упоминают встречу с Мерсенном. Раньше около 1620 г. Гоббс некоторое время работал секретарем у Фрэнсиса Бэкона.
Гоббс первым оказал заметное влияние на философские труды в начало 1640-х гг.К ним относятся его Элементы Закона и De Циве . Элементы Закона , которые Гоббс распространял в 1640 г. — это первая работа, в которой Гоббс следует своей типичной систематической схема начала работы разума и языка, и развитие дискуссии по политическим вопросам. De Cive (1642 г.) был первой опубликованной книгой Гоббса о политических философия. Эта работа более узко фокусируется на политическом: его три основных раздела озаглавлены «Свобода», «Империя» и «Религия».Однако De Cive был задуман как часть более крупной работы, Elements of Философия . В итоге эта работа состояла из трех частей: De Corpore (1655), De Homine (1658) и De Cive сам. De Corpore , который обсуждается ниже, охватывает проблемы логики, языка, метода, метафизики, математики и физики. De Homine , тем временем, занимается вопросами физиологии и оптика.
В это время Гоббс также имел ряд взаимодействий с Декартом.В 1640 году Гоббс послал Мерсенну ряд комментариев к книге Декарта. Дискурс и Оптика . Декарт видел кое-что из этого, и послал письмо Мерсенну в ответ, на которое Гоббс также ответил. Затем, в 1641 году возражения Гоббса были среди тех опубликовано вместе с книгой Декарта «Размышления ». В этих обменов и других, отношение Гоббса и Декарта к одному в другом — любопытная смесь уважения и пренебрежения. На Однажды они, как говорят, встретились, в 1648 году, они не получили вдоль колодца (Мартинич 1999, 171).В более ранних письмах Декарт предположил, что Гоббс больше разбирался в моральной философии, чем в другом месте, но также и то, что там у него были дурные взгляды (Descartes 1643, 3.230–1). Декарта также беспокоило, что Гоббс «прицеливался» чтобы заработать себе репутацию за мой счет и хитрыми способами » (Декарт 1641b, 100). Обри сообщает, что эти двое «взаимно уважали друг друга », но также и то, что Гоббс считал, что Декарту было бы лучше придерживаться геометрии (Обри 1696, 1,367).
Следующее десятилетие Гоббс провел в изгнании в Париже, поздно покинув Англию. в 1640 году и не возвращался до 1651 года.Его ссылка была связана с гражданские войны того времени. Гоббс был связан со стороной роялистов, и, возможно, у него были причины опасаться наказания из-за его защита абсолютного суверенитета в его политической философии. В течение во время своего пребывания во Франции Гоббс продолжал общаться с Мерсенном и его круг, включая Пьера Гассенди, который, кажется, был конкретный друг Гоббса. В конце своего времени во Франции, Гоббс написал Левиафан , который был опубликован в 1651 году. структура в чем-то похожа на структуру Элементов Закона , хотя он также содержит длительные обсуждения вопросов библейских интерпретация, и это, вероятно, самая откровенно полемическая из Основные работы Гоббса.
После своего возвращения в Англию в 1651 году Гоббс продолжал публиковать философские работы в течение нескольких лет. De Corpore было опубликовано в 1655 г. и содержит основные положения Гоббса о несколько тем, таких как метод и работа языка. De Homine был опубликован в 1658 году, завершив план Элементы философии . В последующие годы Гоббс защищал свою работать в серии расширенных дебатов. Сюда входили дебаты с Джоном Уоллис и Сет Уорд, которые сосредоточились на предполагаемом квадрате Гоббса круга (Джессеф 1999), дебаты с Джоном Брэмхоллом о свободе и необходимость (Джексон 2007), а также дебаты с Робертом Бойлом о экспериментальная физика Королевского общества (Shapin & Schaffer 1989).Он также опубликовал латинское издание Leviathan в 1668 г., в котором произошли некоторые существенные изменения и дополнения относящиеся к спорным темам, таким как его трактовка Троица и природа Бога. Но внимание Гоббса было не на только философия. Действительно, в 1670-х годах он опубликовал переводы Odyssey и Iliad . А в конце 1660-х гг. написал историю гражданских войн, Бегемот; или, Длинный Парламент , который был опубликован посмертно (Hobbes 1668a).
Гоббс умер 4 декабря 1679 года в Хардвик-холле, одном из домов семья Кавендиш, с которой он все еще был связан после семидесяти годы.
На абстрактном уровне, Элементы Закона , Элементы of Philosophy и Leviathan имеют общую структуру. Гоббс начинает с вопросов о разуме и языке и работает к вопросам политической философии. Как именно части система подключенных уже давно обсуждается.Но Гоббс думает о хотя бы то, что мы лучше поймем, как люди взаимодействуют в группы, если мы понимаем, как работают отдельные люди. Таким образом, первая часть Элементы Закона озаглавлены «Человеческая природа» и второй «De Corpore Politico» (т. е. «О Политическое тело »). Гоббс не настаивал на необходимости работать через все вопросы о людях, прежде чем решать проблемы о группах, как он признал, когда опубликовал третью часть Элементы философии ( De Cive ) в первую очередь.Но он думал, что это полезно. Таким образом, даже в Левиафане , с его фокусом по политическим и религиозным вопросам Гоббс начинает с рассказа о работа разума. Первые шесть глав посвящены проблемам. о чувствах, воображении, языке, разуме, знаниях и страсти.
2.1 Смысл и воображение
Гоббс — своего рода эмпирик в том смысле, что он считает, что все наши идеи несостоятельны. полученный, прямо или косвенно, из ощущение. [2] Кроме того, он рассказывает причинно-следственную историю о восприятии, которое в основном это история причинно-следственной цепочки движений.Объект вызывает (немедленно или опосредованно) давление на орган чувств, которое вызывает движение внутри нас, вплоть до «мозга и сердца». Это движение вызывает «сопротивление, или противодавление, или стремление сердца освободить себя; которые стремятся, потому что снаружи , снаружи кажется какое-то дело. И это кажущееся , или причудливое — это то, что мужчины называют смысл »(Hobbes 1651, 1.4). Именно поэтому это стремление изнутри чтобы снаружи должно было казаться, что ощущение приходит извне, неясно, ибо вещи, поступающие извне, должны двигаться в другую сторону.В любом скорость, ощущение сильно обосновано, возможно, даже идентично с, внутренние движения. Но что, мы можем спросить, качество? Что такое, скажем, красный? В этой главе Гоббс, кажется, счастлив сказать, что красный в объекте — это просто движения в нем, а красный цвет в нас — это движения в нас, которые вызывают или являются определенной сенсацией. И он кажется счастливым чтобы избежать вопроса о том, принадлежит ли красный цвет самому ощущению или предмет. Однако в элементах закона он предложил Галилейская точка зрения, что цвета присущи воспринимающим, а не воспринимаемые объекты (Hobbes 1640, 2.4)
Воображение — следующая тема Гоббса. Его основная мысль заключается в том, что наши ощущения остаются после акта ощущения, но в более слабом смысле: «После того, как объект удален или закрыв глаза, мы все еще сохраняем образ увиденного, хотя и более неясный, чем когда мы видим это »(Hobbes 1651, 2.2). Это история о том, как мы формируем идеи. В более общем смысле, воображение играет решающую роль в теории Гоббса. картина работы разума. Один вид воображения — вот что мы бы теперь назвали воображение, «как будто с глаз человека в один момент, а в другой — о лошади, мы представляем в уме Кентавр »(Гоббс 1651, 2.4). То есть мы можем взять идеи, потускневшие ощущения от разных переживаний и комбинируйте их все вместе. Но Гоббс также соединяет воображение, и «факультет воображения »(Hobbes 1651, 2.10) близко к памяти и понимание. По словам Гоббса, воображение и память — это одно и то же. вещь, с двумя названиями, которые указывают на разные аспекты явление угасания смысла. Если мы хотим указать на идею или изображение само по себе, мы используем «воображение», но если мы хотим указать на распад, мы используем «память» (Hobbes 1651, 2.3).
Более того, Гоббс считает, что понимание — это своего рода воображение. То есть способность воображения отвечает за понимание, поскольку а также для составления образов и на память. Понимание, Гоббс говорит: «[t] воображение, которое возникает в человеке (или в любом другом другое существо, наделенное способностью воображать) словами или другим добровольные знаки »(Hobbes 1651, 2.10). Понимание — это не только для людей. Так, например, «собака по обычаю будет пойми зов… своего хозяина »(Hobbes 1651, 2.10). Но у людей есть понимание, которого нет у других существ. А собака, например, может понять волю своего хозяина, сказать, что его владелец хочет, чтобы она села. В общем, понимание того, что У нечеловеческих животных может быть понимание воли. Но люди может также понимать «концепции и мысли» (Гоббс 1651, 2.10) других людей из-за их использования языка.
Понимание для Гоббса — это работа способности воображения, и, что особенно важно, включает язык.Отчет о работе язык, таким образом, имеет решающее значение для его описания работы ум. Для Гоббса разум содержит в себе смысл, воображение и работы языка, и никаких дополнительных рациональных способностей, таких как Декартов нематериальный разум, который может постигать природу ясным и отчетливым восприятие. Его рассказ об ощущениях, формировании идей и работа воображения должна объяснить, как некоторые из наших мыслей работает. Но только с дальнейшим рассказом о языке и понимание на месте есть ли у него полная альтернатива Рассказ Декарта о наших познавательных способностях.Для Декарта чувство и воображение, как и в рассказе Гоббса, тесно связаны связаны с работой мозга, но высшие когнитивные функции выполняются нематериальным умом. Гоббс отрицает существование этот нематериальный разум и нуждается в других отчетах об этих функциях. Это — без сомнения, в сочетании с некоторым независимым интересом к тема — приводит к тому, что Гоббс уделяет изрядное внимание вопросы философии языка.
2.2 Значение
Описание языка Гоббсом имеет решающее значение для его описания ум, и имеет важные связи со своими взглядами в политической философия (Петтит, 2008).Читая различные рассказы Гоббса о языка, быстро становится ясно, что понятие значения центральный. Очевидно, это центральное семантическое отношение в История Гоббса, сыграв ту роль, которую сыграли в более свежие отчеты по смыслу, смыслу или референции (Abizadeh 2015; Пешарман 2004). Но что такое значение? Один важный вопрос здесь в том, различает ли Гоббс значение (и обозначенная вещь) от наименования (и названная вещь).
Когда Гоббс представляет свой рассказ об именах в The Elements Закона он говорит нам, что «ИМЯ или АПЕЛЛЯЦИЯ, следовательно, голос человека, произвольно навязанный, чтобы поставить отметку на его имейте в виду некоторое представление о том, на что оно наложено.Названные вещи являются либо самими объектами, как человек; или само представление о человеке как о форме или движении; или несколько лишения, когда мы понимаем, что есть что-то, что мы зачать, а не в нем »(Hobbes 1640, 5.2–3). То есть, Гоббс сначала вводит имена как имеющие частное использование для отдельных лиц, чтобы помочь им воплотить в памяти определенные идеи. (Гоббс использует «Имя» в очень широком смысле. Только в этой главе он дает «Сократа», «Гомера», «человека», «Просто», «доблестный», «сильный», «Миловидный» и «вера» как примеры имен.) Обратите внимание, что хотя цель использования имен состоит в том, чтобы напоминать идеи, названная вещь не обязательно является идеей. Вполне может быть внешним объект, такой как, например, у Гоббса мужчина. Позже в этом В главе Гоббс начинает прямо говорить о значении, а не о значении. именование. Таким образом, говоря о двусмысленности, Гоббс говорит, что « слово вера иногда означает то же самое с верой; иногда это означает, в частности, ту веру, которая делает христианина; и иногда это означает выполнение обещания »(Hobbes 1640, 5.7). Однако совсем не ясно, действительно ли он хочет введем здесь означающее как отношение, отличное от именования. Верно, он, скорее, дает одно и то же отношение двух разных имена.
В Leviathan и De Corpore что-то более сложное продолжается (Дункан 2011). Эквивалентные главы в Левиафан и De Corpore запускаются таким же образом, с обсуждением роль имен как знаков, помогающих запоминать (Hobbes 1651, 4.3; Hobbes 1655, г. 2.1). Тем не менее, оба сразу же переходят к представлению еще одного роль имен, как знаков для слушателя мыслей говорящего (Гоббс 1651, 4.3; Гоббс 1655, 2.2–5). И «Означать» кажется глаголом, соответствующим тому, что знаки делать. Хотя намеки на эту учетную запись есть в Левиафан , наиболее подробно он изложен в De Корпорация . Гоббс говорит, что одни только имена не являются знаками: «Они не являются знаками, за исключением тех случаев, когда они расположены в речь и ее части »(Hobbes 1655, 2.3). Итак, когда мы говорим о значении, это акт обозначения, передать свои мысли, используя слова, которые являются признаком их, это основное. Другими словами, в то время как слова называют вещи, это высказывания имеют значение.
Кто-то может так подумать и, тем не менее, иметь производное представление о что означает слово. Гоббс делает несколько шагов в этом направлении. В в частности, мы можем понять два слова, имеющие одинаковое значение поскольку они взаимозаменяемы без изменения значения высказывание (Hungerland and Vick 1981, 68).Таким образом, Гоббс использует «Означать», когда речь идет о переводческом отношении, так как когда он говорит в Левиафан , что «греки называют это fancy , что означает вид ”(Hobbes 1651, 2.2). Некоторые переводчики идут еще дальше и приводят Гоббса в верят, что слова означают идеи, которые они вызывают разум при использовании в высказываниях.
2.3 Номинализм
Гоббс — номиналист: он считает, что единственное универсальное имена (Гоббс 1640, 5.6–7; Hobbes 1651, 4.6–8; Гоббс 1655, 2.9). Слово «дерево», по мнению Гоббса, является универсальным или обычное имя, которым называют каждое из деревьев. Есть одно имя, и есть много деревьев. Но нет, утверждает Гоббс, вещь, которая является универсальным деревом. Нет и универсальной идеи это каким-то образом каждого или всех деревьев. Скорее, «Дерево» называет каждое из деревьев, каждое из применяемый термин (не, обратите внимание, их совокупность).
То, что Гоббс называет общими именами, те слова, которые относятся ко многим вещи, применяются из-за сходства между ними, а не из-за какого-либо отношения к универсальной вещи или идее.Есть, в умы ораторов, идеи, связанные с этими именами, но они не абстрактные или общие идеи, но отдельные изображения отдельных вещей. Теперь я мог бы использовать слово «дерево», ассоциируя его с высокой сосной. дерево, а завтра употреблю слово «дерево», но передо мной короткое буковое дерево. По словам Гоббса, важно то, что «мы помните, что вокальные звуки такого рода иногда вызывали в разум, иногда что-то еще »(Hobbes 1655, 2.9).
Номинализм Гоббса признавался его современниками, но также критиковали за зашедшие слишком далеко.Лейбниц сформулировал это так: следует.
Гоббс кажется мне супер-номиналистом. Для не такого содержания, как номиналистов, чтобы свести универсалии к именам, он говорит, что истина вещи сами по себе состоят в именах и, более того, это зависит от человеческая воля, потому что истина якобы зависит от определений термины и определения зависят от воли человека. Это мнение человека, признанного одним из самых глубоких людей нашего века, и Я сказал, что нет ничего более номиналистичного, чем это.Но это не выдерживает. В арифметике, как и в других дисциплинах, истины остаются то же самое, даже если обозначения изменены, и не имеет значения, Используется десятичная или двенадцатеричная система счисления (Leibniz 1670, 128).
Аналогичные опасения, что взгляды Гоббса не могут объяснить тот факт, что одни и те же истины могут быть выражены на разных языках, были выражены Декартом в его ответе на возражения Гоббса к Meditations (Декарт 1641a, 2.126) и Генри Мору в его Бессмертие души (Подробнее 1659, 133–4).Гоббс, очевидно, сказал бы, учитывая его рассказ о значении, что «Эта сумка красная» имеет то же значение, что и «Diese Tasche — гниль». Однако он поддерживает различные утверждения об аспектах языка и истины являются общепринятыми и произвольный. Некоторые из таких утверждений широко согласны: пишем ли мы слева направо или справа налево, например, и какие именно знаки, которые мы выбираем для обозначения слов на бумаге. Но Гоббс также поддерживает другие, более противоречивые утверждения подобного рода. Наиболее спорное возможно, Гоббс считает, что есть условность и произвол в том, как мы делим мир на виды.Хотя применение «красного» к некоторым объектам, а не другие основаны на сходстве между этими объектами, сходства не требуют, чтобы мы группировали именно эти объекты вместе под именем. То есть группировки и виды, хотя и основанные в сходствах, определяются не только этими сходствами, но также и в первую очередь нашими решениями, которые включают осознание сходства, но и произвольный элемент. Это вводит дополнительный произвольный элемент в истине «Этот мешок красный», поскольку даже если бы все основные сходства были одинаковыми, мы могли бы скажем, нарисовали линию между красным и оранжевым в другом месте.Однако совсем не ясно, что такой произвол дает поднимаются к проблемным последствиям, которые, по мнению Декарта и Лейбница, это так (Bolton 1977).
2.4 Рассуждение как вычисление
Гоббс описывает рассуждение как вычисление и предлагает наброски вычисление, которое, по его мнению, происходит, когда мы рассуждаем. Эта идея могла бы по-видимому, имеют значительную связь с более поздними взглядами, как для некоторых взгляды Лейбница и более поздние подходы, основанные на вычислительная теория разума.В этом разделе рассматривается презентация идеи, а затем кратко на этих двух возможных соединения.
В De Corpore Гоббс впервые описывает точку зрения, что рассуждение вычисление в начале главы. «Рассуждая», он говорит: «Я понимаю вычисления. И вычислить — собрать сумма многих вещей, сложенных в одно и то же время, или узнать остаток, когда одна вещь была взята у другой . Рассуждать следовательно, это то же самое, что и , чтобы добавить или к вычесть ”(Hobbes 1655, 1.2). В следующем разделе Гоббс приводит несколько начальных примеров сложения в рассуждениях, которые примеры объединения идей в более сложные. Таким образом «Из представлений о четырехугольнике, равностороннем фигура и прямоугольная фигура концепция квадрата составлен »(Hobbes 1655, 1.3). Это лишь небольшая часть хотя наша умственная деятельность. Гоббс также описывает предложения и силлогизмы как разновидности сложения:
силлогизм — это не что иное, как совокупность суммы, которая сделана из двух предложений (через общий термин, который называется средним термин) соединены друг с другом; и, таким образом, силлогизм — это добавление три имени, так же как предложение состоит из двух (Hobbes 1655, 4.6).
Предложение в некотором смысле формируется путем добавления имени предиката к названию предмета, поэтому добавив «снег» и «Белый» получается «снег белый». (Мы добавляем «Есть», но, как утверждает Гоббс, это не необходимо, потому что мы могли бы указать то же самое порядком слов, а чем лишнее слово в качестве связки.) силлогизмы, подумайте о примере: «Каждый человек — животное; каждое животное — это тело; поэтому каждый человек — тело »(Гоббс 1655, 4.4). В некотором смысле мы добавляем предложения или, по крайней мере, кусочки их: мы добавляем субъект первого предложения к сказуемому второй, которому в этом способствовал средний срок.
Это интригующее предложение, но, кажется, не так уж и далеко. развитый. Это дополнение должно соответствовать некоторым правилам, особенно в силлогистический падеж. Как говорит Гоббс: «Каждый человек — животное; немного животное — четвероногое животное; следовательно, какой-то человек четвероногий »- это «Дефектный» (Hobbes 1655, 4.4). Но и его заключение предполагает добавление частей помещения. Предположительно силлогистический сложение, как и арифметическое сложение, должно иметь свои правила. И из Конечно, Гоббс знал о свойствах различных хороших и плохих аргументы.Но неясно, что он добавил к этому обсуждению. введя язык добавления. Да и не ясно, что он действительно добавил к своему обсуждению работы разума своим случайное использование такого языка.
Тем не менее представление о том, что рассуждение — это вычисление, было ссылались на более чем один раз. Лейбниц прямо поддержал и развил его в одной ранней работе: «Томас Гоббс, везде глубокий исследователь принципов, справедливо заявил, что все сделано на наш взгляд, это вычисление , под которым следует понимать либо сложение суммы, либо вычитание разницы … Так же, как есть два основных знака алгебры и аналитика, + и -, точно так же есть два связки, «есть» и «не есть» »(Лейбниц 1666, 3).И эта идея, похоже, продолжала иметь некоторую привлекательность. для него. Так, например, числовая характеристика Лейбница (Leibniz 1679) пытается по-другому использовать язык сложения. и вычитание для объяснения аспектов рассуждения.
Гораздо позже некоторые философы, обсуждая вычислительную Теория разума также обнаружила связь с идеей Гоббса. В Центральная идея современной вычислительной теории разума состоит в том, что разум это своего рода компьютер. Точнее и технически, « немедленно внедрять механизмы для преднамеренных законов вычислительный … [Вычисления] в интенсификации, являются отображениями из символов под синтаксическим описанием в символы под синтаксическое описание »(Фодор 1994, 8).И очень грубо, мы мог бы подумать, что Гоббс говорит то же самое. Существуют различные психические процессы (составление идей, формирование предложений, рассуждение силлогистически), которые мы можем описать, не зная, что рассуждение это вычисление. Но основной процесс, который делает это вся работа — это вычисление, а именно сложение и вычитание. В связи кажутся не более чем этим, так что это по крайней мере, слишком драматично, чтобы сказать, что Гоббс был «Пророческий запуск искусственного интеллекта» (Haugeland 1985, 23).
Ко времени Левиафана и Де Корпора Гоббс был убеждены, что человеческие существа (включая их разум) полностью материал. [3] Позже он пришел к выводу, что даже Бог был чем-то вроде материального существа. (Горхэм 2013, Спрингборг 2012). Этот раздел посвящен Гоббсу материализм в отношении людей. Это не было популярным или широко распространенным положение в то время. Однако Гоббс был материалистом. Почему он был материалист?
Мы можем подозревать, что рассказ Гоббса о работе разума и язык (e.г., в первых главах Левиафана ) предполагается, что это неявный аргумент в пользу материализма. «Послушайте», мы можем принять, что Гоббс говорит: «Я могу объяснять всю работу ума, используя только материальные ресурсы. Зачем постулировать нематериальный разум, когда это совершенно есть хорошее и более минимальное объяснение? »Гоббс возможно, предполагает это, когда он отмечает, что его номинализм означает, что мы делаем не нужно предполагать, что есть какие-либо способности, кроме воображения чтобы понять, как работает универсальная мысль (Hobbes 1655, 2.9). Однако по большей части мы не находим Гоббса, прямо заявляющего этот аргумент. Вместо этого он представляет ряд аргументов против верования различных оппонентов в нематериальные существа (в том числе нематериальные человеческие умы).
В Левиафане есть известное предположение, что наш рассуждения о бестелесных вещах составляют «незначительные речь».
Все остальные имена — лишь незначительные звуки; и двух сортов. Один, когда они новые, но их значение не объясняется определение; изобилие придумано школьниками, и озадаченные философы.
Другой, когда люди произносят имя из двух имен, значения которых противоречивые и непоследовательные; как это имя, бестелесный тело , или (, которое все равно ) бестелесное вещество и многое другое. Для любого утверждение ложно, два имени, из которых оно составлено, положить вместе и составили одно, ничего не значат (Hobbes 1655, 4.20–1).
Таким образом, Гоббс, по-видимому, считает, что разговоры о бестелесных субстанциях (например, декартово нерастянутое мышление) — это просто вздор.Но почему он так думает? Комментарий Гоббса о ложном аффирмации предполагают, что он думает, что «бестелесная вещество »не имеет значения, потому что« вещество бестелесное — ложно. Но это, кажется, выводит ничтожность от истины материализма, который вряд ли убедить оппонентов Гоббса. Гоббс действительно предлагает поддержку аргумент, когда он утверждает, что «бестелесная субстанция» и «Бестелесное тело» — «все одно». Но затем посылку тоже будут опровергать его оппоненты, которые думают, что быть субстанциями, которые не являются телами, и эта «субстанция» и «тело» — далеко не взаимозаменяемые термины.
Гоббс предлагает еще один аргумент против убеждений своих оппонентов. в нематериальных вещах в De Corpore , в отрывке, в котором он подробно рассказывает о «грубых ошибках» философы.
Но злоупотребление состоит в том, что когда некоторые мужчины видят, что увеличение и уменьшение количества, тепла и других несчастных случаев может быть считается, то есть подчиняется причинам, как мы говорим, без рассмотрение тел или их предметов (что называется «Абстракция» или «существование помимо них»), они говорят о несчастных случаях, как будто их можно отделить от всех тело.Грубые ошибки некоторых метафизиков берут свое начало в из этого; ибо из того, что можно считать мышление не принимая во внимание тело, они делают вывод, что нет необходимости в мыслящее тело; и из того, что можно считать количество без учета тела, они также думают, что количество может существуют без тела и тела без количества, так что количественное body производится только после того, как количество было добавлено к телу. Эти бессмысленные вокальные звуки, «абстрактные субстанции», «Отделенная сущность» и другие подобные, возникающие из тот же фонтан (Hobbes 1655, 3.4).
Основная ошибка, по мнению Гоббса, заключается в отходе от наблюдений. что мы можем говорить об «А» и «Б», и можем думать об А, не думая о Б, к выводу, что А может существуют без существования B. Гоббс атакует различные взгляды, связанные с схоластическая аристотелевская традиция основывается на этой ошибке. Один цель этого критического отрывка — поддержать материализм, показывая проблема с верой в то, что мысли могут быть без тела. Гоббс в другом месте утверждает, что Аристотель считает, что «человеческий душа, отделенная от человека, существует сама по себе », так что предположительно Аристотель и аристотелианцы в уме как мишени (Hobbes 1668b, 46.17).
Когда Гоббс говорит об аристотелевских взглядах, можно спросить, неужели его целью является сам Аристотель или некоторые более поздние аристотелевцы. Когда Гоббс говорит об аристотелевской метафизике, в частности, о его главном подходе похоже, придерживается определенного основного взгляда на то, чтобы Аристотеля, чтобы критиковать как эту точку зрения, так и дальнейшую использования, которые были сделаны из этого. Отношение Гоббса к аристотелизму часто встречается в обсуждении в Behemoth , что начинается с описания Питера Ломбарда и Джона Дунса Скота как писавших типа «два самых вопиющих болвана в мире» (Hobbes 1668a, 41–2).Этот обмен состоит из нескольких элементов: осуждение философской точки зрения как бессмысленной; утверждение, что некоторые философы стремятся запутать; и утверждение, что взгляды продвигаются, чтобы контролировать публику и забирать у них деньги. Тем не мение, хотя Гоббс отвергал многие взгляды схоластических Аристотелевская традиция, его творчество имело несколько связей к нему, как показано Leijenhorst 2002.
Мнение о том, что можно мыслить без тела, также Взгляд Декарта. В самом деле, Гоббс может думать о Аргумент Декарта в пользу этой точки зрения в Шестой медитации.А Ключевое утверждение в аргументе Декарта состоит в том, что «тот факт, что я может ясно и отчетливо понимать одно отдельно от другого. достаточно, чтобы убедиться, что эти две вещи различны » (Декарт 1641а, 2.54). Декарт этим утверждением утверждает, что способность ясно и отчетливо представлять себе разум отдельно от тела и наоборот, к заключению, что разум и тело действительно различны (т.е. это две субстанции, а не одна). Абстрагируясь от деталей, у нас есть аргумент из представимости разума без тело к выводу, что разум не является физическим.И такой аргумент — одна из целей Гоббса в ошибки »прохождение.
Однако Декарт, поддерживая этот аргумент, не поддерживает утверждают, что «если я могу представить себе А, существующее без B существует, тогда A может существовать, но B не существует ». Он поддерживает самое слабое утверждение, что «если я могу ясно и отчетливо представить себе существование A без существования B, тогда A может существовать без существования B ». Есть особый вид здесь задействована представимость, ясная и отчетливая представимость, которая лицензирует ход в этом случае, но не в целом.Гоббса аргумент кажется слепым к этому различию.
В целом остается загадка. Гоббс явно был материалист о мире природы, но явные аргументы он предложения для просмотра кажутся довольно слабыми. Возможно, у него просто была хорошая сделка уверенности в способности быстро развивающейся науки его время перейти к полному материальному объяснению ума. Так же, как его современник Уильям Харви, о котором он очень думал высоко, добился такого прогресса в объяснении биологических вопросов, так что тоже (мог подумать Гоббс), можно ли ожидать, что и другие ученые преуспеть в объяснении умственных вопросов.
Гоббса очень интересовало научное объяснение мира: как его практика (которой он считал себя занятым) а также его теория. Глава 9 из Левиафан рассказывает нам кое-что о различиях между научным и историческим знания и разделения между науками. Глава 6 из De Corpore дает более полное рассмотрение вопросов философии. науки, вопросы того, что Гоббс называет методом. Метод говорит нам, как исследовать вещи, чтобы получить scientia , лучший своего рода знания.
Те, кто пишет о методе Гоббса, склонны рассказывать одно или другая из двух историй о методе, который он предлагает, и его исторические корни. Одна история подчеркивает связь между Метод Гоббса и аристотелевские подходы. Это часто было превратился в рассказ об особом влиянии на Гоббса работы Джакомо Забареллы, аристотеля шестнадцатого века, который учился и преподавал в Университете Падуи, влияние которого затем часто говорят, что их каким-то образом опосредовал Галилей.Альтернатива история подчеркивает связь между общими взглядами Гоббса о методе и традициях размышления о методе в геометрии. Здесь ключевыми являются понятия анализа и синтеза. Как ни странно, оба из этих историй могут быть связаны с анекдотами, о которых рассказывает Обри Гоббс: с одной стороны, сообщение о том, что Гоббс дружит с Галилей во время путешествия по Италии, а с другой — рассказ о том, как Гоббс увлекся геометрией в возрасте сорока лет после глядя на копию Элементов Евклида, не веря предложения, и проследить демонстрацию его и предложения, от которых это зависело.
В этом разделе рассказывается версия первой истории. (Для полезного недавнего критическое обсуждение такого подхода см. в Hattab 2014). Следует отметить, что Гоббс иногда использует язык математических метод анализа и синтеза, описывая его общий метод (Гоббс 1655, 6.1). Несколько комментаторов видели это вместе с его явное восхищение успехами геометрии как свидетельство более общее использование математических понятий в его описании метода (Таласка, 1988).Adams 2019 утверждает, что Гоббс «исходит из метод синтетической демонстрации »как в геометрии, так и в политическая философия. И действительно может случиться так, что оба рассказы о методе Гоббса (забарелланском и математические) имеют в себе некоторую долю правды.
Те, кто пишет о Гоббсе, часто описывают метод Забареллы как состоящий из двух частей, разрешения и композиции. Резолюция переходит от то, что нужно объяснить, то есть следствие, его причины, а затем композиция возвращает вас от причины к следствию.При подходящем общий уровень правильный, но в нем упускается много деталей. Наиболее что важно, метод Забареллы — как видно, например, в его работа De Regressu — лучше описать как имеющую три части. Важный, хотя и несколько загадочный третий шаг стоит между переходом от следствия к причине и переходом от следствия к причине. Полная последовательность, аргументы от следствия к причине и обратно И снова Забарелла называет regressus . Эта последовательность улучшает наши знание, уводящее нас от запутанного к ясному знанию чего-либо.Но как нам это сделать? Первый шаг — не запутаться знание следствия к запутанному знанию причины. Грубо говоря, вам нужно выяснить, что послужило причиной того, что вы пытаюсь объяснить. Второй шаг переходит от запутанного к ясному знание причины. Забарелла думает, что этот шаг в некотором роде работает. интеллектуального исследования причины. Цель не в том, чтобы просто узнать в чем причина, но чтобы понять эту вещь. Последний шаг затем переходит от ясного знания причины к ясному знанию Эффект.То есть ваше новое полное понимание причины дает вы лучше понимаете причину этого.
Шестая глава De Corpore — это основная работа Гоббса по метод. Там Гоббс излагает модель правильной формы научное объяснение. Правильное объяснение говорит вам о трех вещах: какова причина, природа причины и как причина дает подняться до эффекта. Таким образом, Гоббс принимает аристотелевскую идею о том, что обладать лучшим знанием, научным знанием, это знать что-то через его причины.Сходства с аристотелевскими теориями такие как Забарелла, появляются даже в первом разделе шестой главы. Здесь Гоббс определяет философию как знание, приобретенное правильным путем. рассуждения. Это и знание эффектов, которые вы переживаете. представление об их причинах и знание причин, которые вы получаете через представление об их видимых эффектах. Мы уже видим признаки аристотелевская картина, в которой вы узнаете причину зная видимый эффект, и знать эффект, зная причина.
Более того, возможно, в методе Гоббса есть что-то вроде средняя ступень regressus .Для Гоббса знать эффект через его причины — это знать, каковы причины и как они работают: «Говорят, что научно знает о каком-то эффекте. , когда мы знаем, каковы его причины, в каком предмете они находятся, в с какой темы они вводят эффект и как они это делают » (Гоббс 1655, 6.1). Требование знать, как работает причина, а не то, что это такое, аналогично требованию Забарелла иметь отчетливое знание причины. Приходит знание, что причина существует с первого шага regressus .Полный regressus , то есть полное объяснение, требует, чтобы вы сделали более полное расследование причины. Для Гоббса, аналогично, чтобы получить to scientia эффекта, который вам необходимо понять, а не просто каковы причины, но как они работают.
Сравнение взглядов Гоббса и Забареллы и другие полностью аристотелевские теории усложняются тем, что Гоббс считал все причины являются действенными причинами, и это движение является причиной всех изменение в мире природы.В более полной аристотелевской картине объяснения причинны, но причины могут быть нескольких видов. Картина Гоббса более ограничена: найти причины — значит найти действенные причины. Более того, он считает, что действенные причины все движения, поэтому поиск причин превращается в поиск движения и механизмы.
Несмотря на все это, похоже, есть сходство между идеями Гоббса. метода и более старых аристотелевских подходов, можно задаться вопросом, как Гоббс мог узнать о взглядах Забареллы в специфический.Одна история состоит в том, что Гоббс узнал об этом методе от Галилей, но это утверждение проблематично. Галилей знал о Идеи Забареллы и другие подобные (Wallace 1984). Однако тексты Галилея, в которых присутствуют признаки забареллских идей. очевидно, ранние, но Гоббс знал мысли Галилея через его более поздние опубликованные работы. Но даже если Историю Забареллы-Галилео-Гоббса трудно поддержать, есть и другие способы, которыми Гоббс мог узнать о работе Забареллы. Харви, работой которого Гоббс восхищался, и который учился в медицинская школа в Падуе, возможно, также была посредником (Уоткинс 1973, 41–2).И совсем не смешно созерцать Гоббс читает работы популярного логика Забареллы.
Взгляды Гоббса на религию оспаривались многими длины, и ему приписывают широкий диапазон позиций, от атеизма к православному христианству. В этом разделе основное внимание уделяется двум центральные вопросы: верит ли Гоббс в существование Бога, и думает ли он, что может быть знание из откровения. Немного важные аспекты подхода Гоббса к религии оставлены в стороне.К ним относятся роль религии в политике (Lloyd 1992), и вопрос о том, играет ли Бог фундаментальную роль в Этическая система Гоббса (см. Warrender 1957 and Martinich 1992, но также Nagel 1959 и Darwall 1994).
Гоббс в какой-то момент руководит значительной частью религиозных дискуссий вне философия, потому что ее темы не поддаются полному рассмотрению подробное причинно-следственное объяснение, необходимое для scientia , лучший вид знания. «Таким образом, философия исключает из само богословие, как я называю учение о природе и атрибуты вечного, невыносимого и непостижимого Бога, и в котором не могут быть установлены ни состав, ни разделение, и нет поколение можно понять »(Hobbes 1655, 1.8). Также исключен обсуждаются ангелы, откровения и надлежащее поклонение Бог. Но несмотря на то, что это, строго говоря, не философия, На самом деле Гоббсу есть что сказать о них, прежде всего в Левиафан . Вещи вне философии (в строгом смысле слова) не поддаются тщательному причинно-следственному объяснению с точки зрения движения тел, но они вполне могут быть в пределах рациональное обсуждение.
Многие люди называли Гоббса атеистом, как при его жизни. и совсем недавно.Однако слово «атеист» не в семнадцатом веке означают то же самое, что и сейчас. Таким образом когда Минц (1962), в исследовании критиков Гоббса, часто упоминает атеизм, резюмирует причины, по которым эти критики называя Гоббса атеистом, он перечисляет взгляды
что вселенная — это тело, что Бог — часть мира и, следовательно, тела, что Пятикнижие и многие другие книги Священного Писания редакции или компиляции из более ранних источников, которые члены Троица — это Моисей, Иисус и Апостолы, эти немногие, если вообще есть чудесам можно приписать после Заветного периода, что никто заслуживают имя «мученик» ожидают тех, кто был свидетелем вознесения Христа, это колдовство — миф, а небеса — заблуждение, что религия на самом деле так запуталась с суевериями, что быть во многих жизненно важных местах неотличим от него, [и] что Церковь, как в своем управлении, так и в своей доктрине, должна подчиняться диктует Левиафан, верховная гражданская власть (Минц 1962, 45).
Таким образом, многие критики Гоббса в семнадцатом веке, включая тех, кто яростно нападал на его религиозные взгляды, думал, что он верил в существование Бога. Они думали, однако, что он был довольно сомнительным христианином. Другие критики, однако думали, что Гоббс на самом деле отрицал существование Бога. Это утверждение может показаться любопытным, поскольку Гоббс часто говорит о Боге. как существующие. Конечно, чтобы читать Гоббса таким образом, нужно принимать некоторые из его заявлений не за чистую монету.
В Элементах Закона Гоббс предлагает космологический аргумент. для существования Бога (Hobbes 1640, 11.2). Однако он утверждает, что единственное, что мы можем знать о Боге, это то, что он, «первопричина всего причины », существует. Таким образом, наши знания ограничены, потому что наши мысли о Боге ограничены: «у нас не может быть зачатия или изображение Божества ». Поэтому, когда нам кажется, что мы приписываем черты Боже, мы не можем буквально описывать Бога (Hobbes 1640, 11.3). Мы либо выражаем нашу неспособность, как когда мы призываем Бога непонятно, или мы выражаем свое почтение, как когда мы называют Бога всеведущим и справедливым.То же самое действительно происходит, когда мы звоним Бог дух: это не «имя того, что мы зачать «, но опять же» значение нашего благоговение »(Гоббс, 1640, 11.3).
Эти три точки зрения — поддержка космологического аргумента, вера в то, что Бог непостижим для нас, и толкование кажущиеся описания Бога как не совсем описания — появляются повторяться в Левиафан (Гоббс 1651, 11.25, 12.6–9). Однако в более поздних работах, таких как приложение к латинскому изданию 1668 г. of Leviathan , Гоббс предлагает другую точку зрения.Старший Гоббс думал, что мы можем знать, что у Бога есть хотя бы одна особенность, а именно расширение. В его ответе епископу Брамхоллу , Гоббсу описывает Бога как «телесный дух» (Hobbes 1662, 4.306). Под этим он подразумевает, по крайней мере, то, что Бог простирается. Действительно, Гоббс кажется, думает о Боге как о чем-то вроде расширенного, смешанного через остальной мир, не находясь в каждом отдельном месте в мир, но способный повлиять на все в мире (Гоббс 1662, 4.306–13, особенно 4.309–10).
Что бы ни думали об ортодоксии ранних взглядов Гоббса — и можно было бы считать, что сторонник этих взглядов просто очень серьезно верит в довольно ортодоксальную точку зрения, что Бог есть непонятно — это более позднее представление о том, что Бог телесен, является действительно странно. Тем не менее, Гоббс действительно кажется в своем «Ответе епископу ». Bramhall и Приложение к латинскому изданию Левиафан искренне поверить в это странное зрелище. Действительно, он прилагает некоторые усилия, чтобы защитить это как приемлемую версию Христианство.Независимо от того, верит ли кто-то в это, это все еще выявить странный теизм, а не атеизм.
Даже если Гоббс какой-то теист, он теист, который скептически относится ко многим широко распространенным религиозным взглядам. Это примечательно в некоторой степени в его критическом прочтении библейских текстов, что не было вообще стандартный подход в то время. Действительно, Гоббс и Спиноза За разработку этого подхода часто получают большую заслугу. Это также примечательно в его подходе к вопросам, связанным с откровение.
В главе 2 книги « Левиафан » Гоббс рассматривает эти темы в немного удивительный момент. В ходе обсуждения работы воображение, он достаточно естественно говорит о снах. Подчеркивая время от времени трудно отличить сны от жизни наяву, он переходит к разговору о видениях. Сны были в стрессовых обстоятельствах, когда человек ненадолго спит, иногда это воспринимается как видение, — говорит Гоббс. Он использует это, чтобы объяснить предполагаемое видение Марка Брута, а также широко распространенная вера в призраков, гоблинов и тому подобное.Позже он использует это для объяснения видений Бога (Hobbes 1651, 32.6). И Гоббс явно использует это, чтобы подорвать правдоподобность утверждений о знании вещи, потому что сказано Богом:
Сказать, что он [Бог] говорил с ним во сне, — не более чем сказать что ему приснилось, что Бог сказал ему, что не имеет силы, чтобы завоевать веру от любого мужчины, который знает, что сны по большей части естественны и могут исходить из прежних мыслей … Сказать, что он видел видение, или услышал голос, то есть ему приснился сон между сном и бодрствование; ибо таким образом человек много раз естественно берет свое мечтать о видении, так как он плохо наблюдал за своим дремлющим (Гоббс 1651, 32.6)
Это не исключает возможности того, что Бог действительно мог общаться напрямую с человеком посредством видения. Но это исключает людей, разумно верящих сообщениям о таких происшествий, так как события, о которых сообщается, легко (и обычно, если не обязательно всегда правильно) дано естественное объяснение как сны, которые сами по себе имеют естественные причины.
Гоббс также скептически относится к сообщениям о чудесах. Глава 37 из Левиафан — обсуждение этой темы, сосредоточен на определении чуда Гоббсом как « произведение от Бога ( помимо его действия природой, предписанной в сотворении ), сделано для манифеста его избранному миссия чрезвычайного министра по их спасение »(Гоббс 1651, 37.7). Хотя есть некоторые спор о том, что именно там делает Гоббс, явно много разговоров о «ложных» или «притворных» чудеса, с упором на возможность обмана, и предупреждение о слишком поспешном вере в сообщения о чудесах. В вывод слабее, чем у более известного аргумента Юма о доказательствах веры в чудеса, но подобный скептический отношение присутствует.
Однако часто утверждается, что Гоббс был не просто несколько скептически относится к некоторым религиозным утверждениям, но на самом деле отрицает существование Бога.Идея в том, что, хотя Гоббс говорит, что Бог существует, эти заявления лишь прикрытие его атеизма. Кроме того, эти переводчики утверждают, что существуют различные свидетельства того, что укажите на эту скрытую основную точку зрения. Мнения расходятся по поводу того, что решающее свидетельство скрытого атеизма есть. Джессеф (2002), для Например, утверждает, что утверждения Гоббса о материальном Боге действительно не складываются. Керли (1992) утверждает, что обсуждение Гоббсом пророчество и чудеса, взятые вместе, содержат наводящие на размышления проблема.
Есть (что я бы назвал) довольно очевидная проблема кругообразность здесь: в главе о чудесах мы должны судить подлинность чуда подлинностью доктрины раньше поддерживали, но в главе о пророчестве мы должны были судить Заявление пророка о том, что он говорит о Боге, своим выступлением чудес. Если Гоббс знает об этой округлости, он не называет внимание на это. Возможно, он просто этого не заметил. Возможно, как Штраус мог бы предложить, но он оставляет читателю самому открыть для себя это для себя.(Керли 1992, §5).
Здесь есть несколько сложных общих методологических вопросов о когда мы можем с полным основанием сказать, что автор пытается передать мнение, отличное от явно заявленного. Обратите внимание, однако, что для кто-то якобы скрывает свой атеизм, чтобы избежать споров, Гоббс использовал любопытный подход, говоря много других очень спорных вещи. Он был против свободной воли и нематериальных душ, противился к пресвитерианству и католицизму, и анти-роялисты думают, что он роялист, но по крайней мере один видный роялист (Кларендон) думает, что поддерживает Кромвеля.Это не было рецепт спокойной жизни. Можно подумать, что Гоббс думает, что эти что-то можно было сказать с противоречием, но существование Бога только отрицается с реальной опасностью. Но нужен, по крайней мере, довольно сложный рассказ о взглядах Гоббса, чтобы поддержать точку зрения, что он украдкой предполагал, что Бога не существовало.
Гоббс был широко читаемым и неоднозначным автором. Во многих случаях обсуждение его философии было о его политической философии (Голди 1994, Малкольм 2002).Однако неполитическая мнения также обсуждались. Кембриджский платоник Ральф Кадуорт за Например, посвятил много энергии аргументам против Гоббса. атеизм и материализм. Коллега Кадворта из Кембриджа Генри Мор был также критиком Гоббса. Между тем Маргарет Кавендиш отреагировала на работу Гоббса и разработала свой собственный негоббсовский материализм.
Одна важная связь заключается в том, что между работами Гоббса и Лейбница. Из всех канонических философов периода с Декарта Канту, Лейбниц, вероятно, был тем, кто уделял больше всего внимания к работе Гоббса и больше всего говорил о различных аспекты этого.Лейбниц счел работу Гоббса достойной серьезного участие, но в конечном итоге также посчитал это ошибочным во многих отношениях. На с другой стороны, более поздние философы-эмпирики, в частности Локк и Юм, развивайте несколько гоббсовских тем. Действительно, можно было бы говорить Гоббса, а не Локка, как первых британских эмпириков.
Наиболее известными частями взаимодействия Лейбница и Гоббса являются с самого начала философской карьеры Лейбница, до 1686 г., год, когда Лейбниц написал свой «Рассуждение о метафизике» (Bernstein 1980; Jesseph 1998; Moll 1996, 103–36; Wilson 1997).Его критика номинализма Гоббса и его раннее принятие точка зрения, согласно которой рассуждение — это вычисление, обсуждалась выше. Лейбниц также уделял много внимания взглядам Гоббса. о движении, в частности о conatus или стремлении, которые имеют приложение как к физике, так и к математике. И Лейбниц дважды в 1670-х годах писал письма Гоббсу, хотя неясно, Гоббс когда-либо получал их, и нет никаких свидетельств каких-либо ответов. Более того, Лейбниц продолжал заниматься работами Гоббса. на протяжении всей его философской карьеры, даже если это участие никогда не было столь же интенсивно, как и в короткий ранний период.Есть для Например, обсуждение взглядов Гоббса в 1709 г. Теодицея .
Заглянув за пределы Лейбница, мы можем увидеть некоторые тесные связи между работы Гоббса, Локка и Юма, оба хорошо осведомлены о взглядах Гоббса. Связь Локка с Гоббсом, хотя, возможно, и неочевидно, но есть (Rogers 1988). Думать о Эмпиризм Локка (т. Е. Антинативизм), его внимание к язык и его работу и связанные с ним ошибки, его предоставление по крайней мере возможность того, что материализм верен, и его скептицизм по поводу откровение.Тем временем Юм начинает свой трактат с его мнение о том, что идеи являются менее интенсивными копиями наших ощущений, точка зрения что очень похоже на точку зрения Гоббса на загнивающий смысл. Рассел (1985; 2008) убедительно утверждает, что Юм моделировал структура Трактата по структуре Гоббса Элементы закона . А Юм, как и Гоббс, сочетает очевидные принятие основного космологического аргумента со скепсисом в отношении многих религиозные претензии. Действительно, связей достаточно, чтобы правдоподобно говорить об «эмпиризме Гоббса…, Локк… и Хьюм »(Nidditch 1975, viii), а не о более традиционное трио Локка, Беркли и Юма.
Томас Гоббс. Джон Майкл Райт. Холст, масло, около 1669-1670 гг. | СодержаниеГоббс, Томас. Английские работы Томаса Гоббса. Составлено и отредактировано Марком К. Руксом. Шарлоттсвилль: InteLex Corporation, 1992.
БанкнотыDe Cive и Leviathan основаны на изданиях 1651 года, с перечисленными вариантами из издания Molesworth; Элементы закона — репродукция издания Фердинанда Тонниса.Остальные тексты были взяты непосредственно из издания Molesworth и введены сотрудниками и студентами Дартмутского колледжа. Началась работа над полным сборником латинских сочинений Гоббса. | InteLex делает все возможное, чтобы гарантировать редакционную и техническую точность и превосходство. . . . Настоятельно рекомендуется для академических библиотек и исследовательских библиотек, предоставляющих литературные стипендии. —Review, Библиотека Гарвардского университета Что касается [английских работ Томаса Гоббса].. . это как раз то, что мне нужно. . . . хорошие обозначения соответствующих страниц в издании Molesworth (что устраняет массу перекрестных проверок в конце процесса поиска). . . . он станет незаменимым по мере того, как я буду продвигать диссертацию. —Брэдфорд Хэдэуэй |
Поиск
- Где угодно
Поиск Поиск
Расширенный поиск- Войти | регистр
- Подписка / продление
- Учреждения
- Индивидуальные подписки
- Индивидуальные продления
- Библиотекари
- Чикагский пакет
- Полный охват и охват содержимого
- Файлы KBART и RSS-каналы
- Разрешения и перепечатки
- Инициатива развивающихся стран Чикаго
- Даты отправки и претензии
- Часто задаваемые вопросы библиотекарей
- Агенты,
- Расценки, заказы
- и платежи
- Полный пакет Chicago
- Полный охват и содержание
- Даты отправки и претензии
- Часто задаваемые вопросы агента
- О нас
- Публикуйте у нас
- Новые журналы
- 2 tners
- Подпишитесь на уведомления eTOC
- Пресс-релизы
- СМИ
- Книги издательства Чикагского университета
- Распределительный центр в Чикаго
- Чикагский университет
- Положения и условия
- Заявление о публикационной этике
- Уведомление о конфиденциальности
- Доступность Chicago Journals
- Доступность университета
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
- Свяжитесь с нами
- Медиа и рекламные запросы
- Открытый доступ в Чикаго
- Следуйте за нами на facebook
- Следуйте за нами в Twitter
Кто такой Томас Гоббс?
Томас Гоббс был английским писателем и философом, известным благодаря книге Левиафан , которая была изложением его политических и религиозных убеждений, опубликованным в 1651 году.
Томас Гоббс: больше, чем писатель
Томас Гоббс был не только писателем и философом, но и рационалистом, изучавшим поведение и мысли людей. Он основывал свои системы убеждений на дедуктивных теориях дизайна и метафизических рассуждениях, что было несколько необычно в то время, когда большинство английских ученых сосредотачивалось на эмпирическом методе исследования и построения теорий.
История Томаса Гоббса
Интересно также узнать биографию Томаса Гоббса.Гоббс родился в 1588 году и был воспитан в основном своим богатым дядей, поступил в Оксфордский колледж в 15 лет и работал частным репетитором после его окончания.
В 19 лет он и его подопечный (который был примерно того же возраста, что и Гоббс) совершили путешествие по европейскому континенту. Эта поездка открыла Гоббсу возможность изучать историю. Он опубликовал свою первую работу, перевод текста по древней истории, в 1629 году.
Расширяя свои исследования
В последующие годы Гоббс начал открывать свои исследования, включив в них науку и математику, в частности идеи принципов движения, способствующие развитию причина всех вещей.Это было отклонением от представлений того времени, которые в значительной степени подпадали под систему убеждений, сформулированных Аристотелем, то есть, что все вещи были движимы внутренним стремлением к самореализации.
Вместо этого Гоббс сосредоточился на идеях физики и механики и свойствах движения; Другими словами, он отказался от популярной философии, чтобы вместо этого исследовать научную дедукцию.
Теории Гоббса
Никакое объяснение того, кто такой Томас Гоббс, не было бы полным без понимания его основных теорий.Гоббс в конечном итоге сформировал великую теорию общественного поведения, основанную на этих исследованиях, и начал публиковать работы о монархии и политической системе Англии.
Когда британская политическая напряженность накалилась, Гоббс решил ненадолго уехать в Париж после того, как его работы были опубликованы, и оставался там примерно на десять лет.
Гоббс и Левиафан
Публикация его книги Левиафан: сущность, форма и сила содружества, церковного и гражданского состоялась в 1651 году.Это был шедевр Гоббса, хотя в то время он не произвел того эффекта, которого ожидал Гоббс. Фактически, это разозлило некоторых роялистов и привело к тому, что Гоббс решил вернуться в Лондон, где он снова поселился.
Реакции на Гоббса
Его работы продолжали вызывать споры до конца его жизни. Гоббсу запретили печатать какие-либо труды по социальным вопросам в последние годы его жизни из-за того рвения, которое они имели тенденцию вызывать среди религиозных и политических группировок.
Он проигнорировал запрет и опубликовал Бегемот: История причин гражданских войн в Англии , в 1679 году. Он также умер позже в том же году, избавив его от гнева обиженных.
Томас Гоббс — Дополнительная литература — Закон, власть, люди и суверенитет
Политический теоретик, философ и ученый шестнадцатого века ТОМАС ХОББЕС оставил резкое предупреждение грядущим поколениям: сильная центральная власть — необходимая основа для правительства.В нескольких влиятельных работах по правовой, политической, психологической и философской теории взгляд Гоббса на общество и его лидеров был основан на пессимизме. Он видел в людях слабых и эгоистичных людей, которые постоянно нуждались в управлении, которое могло бы спасти их от гибели. Эти идеи глубоко повлияли на федералистов на раннем этапе становления законодательства США. Федералисты обратились к работе Гоббса для оправдания принятия Конституции США, а также для интеллектуальной поддержки своего движения в последующие годы.Сегодня Гоббса читают не только за его неизменный вклад в политико-правовую теорию в целом, но и за идеи, которые помогли сформировать историю США.
Родившийся 5 апреля 1588 года в Вестпорте, графство Уилтшир, Англия, в семье англиканского священника, Гоббс был вундеркиндом. К пятнадцати годам он поступил в Оксфордский университет; К двадцати годам он был назначен наставником в известной семье, и позже он занял этот пост у принца Уэльского. Его значительная работа началась с английских переводов FRANCIS BACON и Фукидида, когда ему было под тридцать.Вскоре его заинтересовала математика, и благодаря своим путешествиям он познакомился с некоторыми из величайших умов своего времени: Галилеем и Рене Декартом. Его сочинения касались многих предметов, таких как язык и наука, чтобы прийти к общей теории людей и их лидеров. Наиболее влиятельные работы этого эрудита появились в 1650-х годах: Левиафан, или Материя, форма и сила Содружества, церковное и гражданское, (1651), De Corpore, (1655) и Вопросы, касающиеся свободы, необходимости. и шанс (1656).Гоббс умер 4 декабря 1679 года в возрасте 91 года.
Гоббс был крайним пессимистом. Для него люди были эгоистичными по своей сути; они постоянно боролись друг с другом за выживание. «Жизнь человека, — писал он в своем мастер-произведении, Левиафан , — одинока, бедна, мерзка, жестока и коротка». Таким образом, люди не могли выжить самостоятельно в естественном состоянии. Это основание привело его к теории закона: только подчиняясь защите суверенной власти, люди могут избежать постоянной АНАРХИИ и войны.Власть суверена должна быть абсолютной. Закон проистекает из этого авторитета, а не из объективной истины, которой, как он утверждал, не существует. Все граждане государства были морально обязаны следовать власти суверена; в противном случае закон не мог бы функционировать. Гоббс выбрал левиафана (большое морское животное), чтобы представлять государство, и он утверждал, что, как кит, государством может руководить только один разум: его суверен.
Влияние идей Гоббса сильно изменилось на протяжении семнадцатого и восемнадцатого веков.Английские политики и священнослужители высмеивали его как еретика. Но его теории в конечном итоге оказали поддержку лоялистам, которые хотели сохранить контроль короны над американскими колониями: Томас Хатчинсон, последний королевский губернатор Массачусетса, рассматривал выскочку-претендентов на королевскую власть в гоббсовском свете.