Серебряный век. Акмеизм. Стихотворения
Сергей Городецкий
***
Налегла и дышать не даёт
Эта злобная, тёмная ночь.
Мне её ни с земли, ни с высот
Не согнать, не стащить, не сволочь.
Есть для глаз пара медных грошей,
Лихо пляшет по телу озноб.
Мчится в крыльях летучих мышей
Мимо окон измёрзнувший гроб.
Золотой чешуёю звеня
И шипя издыхающим ртом,
Гаснет в мокрой печи головня,
Холод барином входит в мой дом.
Не стянуть отсыревших сапог
И пальтишком костей не согреть.
Но весны нарастающий рог
Мне трубит, что нельзя умереть.
1919
Николай Гумилёв
Сонет
Я, верно, болен: на сердце туман,
Мне скучно всё – и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман),
Свирепый гунн… Я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены:
Вот океан, весь в клочьях белой пены.
Закатным солнцем залитый гранит
И город с голубыми куполами.
С цветущими жасминными садами,
Мы дрались там… Ах, да! Я был убит.
1912
Владимир Нарбут
Встреча
Тебя забыл я… И какою
Ты предо мной тогда прошла,
Когда к вечернему покою
Сходила мгла на купола?..
В равнинном устье бесконечно
Текли позорные года.
Я думал: уж тебя, конечно,
Не повстречаю – никогда…
Но как обманут был нежданно:
Стекло зеркал ночных следя,
Заметил профиль сребротканый
И лилию – хрустальней льда!
И вот – ты предо мной в тумане
Стоишь такой, как в первый раз:
Янтарно-чёрных скорбных глаз…
1909
Из цикла «Ущерб»
Улыбнулся древнею улыбкою –
Холодна улыбка полумесяца!–
И застыл над люлькой ночи зыбкою,
Чтоб загрезил тот, кому не грезится.
Бледным пеплом поле заморозило,
Замело пригорки за провальями,
В просини позеленело озеро
Под березами светло-усталыми.
Тени в ужасе успели вырасти
Длинными, как повилики, стеблями,
И плеснулся воздух тягой сырости.
Чьими-то губами чуть колеблемый.
На паучьих лапах на прогалину
Выполз лесовик, в ручье полощется…
И в ручье болтается оскаленный,
Тот, пред кем закоченела рощица…
1911
Анна Ахматова
***
Сжала руки под тёмной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
– Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
8 января 1911 (сборник «Вечер»)
Осип Мандельштам
***
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Берёзы ветви поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, –
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
1909 (см. страницу «Мандельштам О.Э. Основные даты жизни и творчества»)
Михаил Зенкевич
Ноябрьский день
Чад в мозгу, и в лёгких никотин —
В туман пополз… О, как тяжёл ты
После льдистых дождевых крестин,
День визгливый под пелёнкой жёлтой!
Узкий выход к белому удушью, –
Все сирены плачут, и гудки
С воем одевают взморье тушью,
И трясут дома ломовики.
И бесстыдней скрытые от взоров
Нечистоты дня в подземный мрак
Пожирает чавкающий боров
Сточных очистительных клоак.
И в тревоге вновь душа томится,
Чтоб себя пред тьмой не обмануть:
Золота промытого крупица
Не искупит всю дневную муть.
1912
Георгий Адамович
***
Вот всё, что помню: мосты и камни,
Улыбка наглая у фонаря…
И здесь забитые кем-то ставни.
Дожди, безмолвие и заря.
Брожу… Что будет со мной, не знаю,
Кукушка, грустно на ветке качаясь,
Считает гостю редкому дни.
И дни бессчётны. Пятнадцать, сорок.
Иль бесконечность? Всё равно.
Не птице серой понять, как скоро
Ветхий корабль идёт на дно.
Стихи короткие Николая Гумилева. Читать стихотворения короткие Николая Гумилева на портале «Культура.РФ»
Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?
- Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
- Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
- Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
- Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
- Как предложить событие в «Афишу» портала?
- Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: [email protected]
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
Как предложить событие в «Афишу» портала?
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Если вопросы остались — напишите нам.
Осип Мандельштам: стихи и проза
Второй сборник Мандельштама «Tristia» вышел в 1922 году в Берлине. Название позаимствовано у Овидия: tristia — «скорбные элегии» , печальные послания поэта-изгнанника.
Давайте узнаем главные темы этого сборника👇
📖 Здесь у Мандельштама нет явных отсылок к собственной судьбе и переживаниям. Но, как и в «Камне», появляется чувство истории, которого не было во «вневременных» ранних стихах. В статье того же времени «Слово и культура» Мандельштам отказывается от «вещности, конкретности, материальности» поэзии: «Разве вещь хозяин слова? Слово — Психея. Живое слово не обозначает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело. И вокруг вещи слово блуждает свободно, как душа вокруг брошенного, но незабытого тела».
🔎 Тот же сюжет появляется в «Tristia» в стихотворении «Когда Психея-жизнь спускается к теням…». Во всей книге много подвижных, летучих образов, причудливых ассоциаций и сложных метафор.
🌚 Ключевой образ сборника — «черное солнце» (и его вариации — «темный пламень», «ночное солнце»). Им заканчивается первое стихотворение «Как этих покрывал и этого убора…»:
Мы же, песнью похоронной
Провожая мертвых в дом,
Страсти дикой и бессонной
Солнце черное уймем.
📜 В этом и в нескольких других текстах появляется Федра, и само «черное солнце» восходит к трагедии Еврипида «Ипполит». Все ипостаси трагической героини — в мифе, античном театре и классицистической трагедии Расина — ассоциируются с роком и трагической виной. В статье Мандельштама «Скрябин и христианство» (другое название — «Пушкин и Скрябин») с Федрой отождествляется Россия:
📯 Все стихотворения в «Tristia» включают многоуровневые мифологические и литературные отсылки, нередко непрозрачные. Попробуем разгадать одно стихотворение:
Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети,
Легче камень поднять, чем имя твое повторить!
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
В медленном водовороте тяжелые, нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
📖 Некоторые образы можно прояснить, сопоставляя с другими текстами. Становится ясно, что это снова стихотворение о самой поэзии. Например, из заметок Мандельштама известно, что «вчерашнее солнце на черных носилках» — это похороны Пушкина, мед и соты в его стихах определенно связаны с «медом поэзии» в скандинавской мифологии, а «время вспахано плугом» созвучно фразе из статьи «Слово и культура»: «Поэзия — плуг, взрывающий время так, что глубинные слои времени, его чернозем, оказываются сверху».
📌 Плуг — отсылка к Толстому, который считал, что сочинять стихи — все равно, что танцевать за плугом.
➡️ Взаимное притяжение слов (как «соты» и «сети», стянутые вместе только созвучием), а не строительство, как в «Камне», становится залогом восстановления равновесия..
Акмеизм в литературе — основные черты и представители
Русский акмеизм как литературное направление возник тогда, когда политический подъем в России соседствовал с усталостью общества от бурных исканий предыдущих годов.
В настоящее время принято называть это течение акмеизмом
Акмеизм — история определения
( от греческого «Акме» — цветение, вершина, острие).
Однако у этого литературного направления существовало еще два названия – адамизм (От первого человека – Адама) и кларизм (от французского «Кларе» — ясность).
Черты акмеизма как литературного направления
Ими считаются:
- декларация разрыва с символизмом
- преемственность с предшественниками
- отказ от символа как единственного способа поэтического воздействия
- «самоценность каждого явления» в творчестве
- отрицание мистического
- краеугольный камень акмеизма – имена Шекспира. Рабле, Ф.Вийона, Т.Готье, а также поэзию И.Анненского
- соединение в творчестве внутреннего мира человека с «мудрой физиологичностью»
- «одежда безупречных форм» (Н.Гумилев).
Русские акмеисты в большей степени, чем символисты, уходили в круг чисто литературных задач. В отечественной классике и в мировой литературе они выбирали то, что в философии творчества было связано со стихией непосредственной жизненности, в круг «неполитизированной» культуры, в поиски поэтического слова.
Основные представители акмеизмаН.Гумилев С.Городецкий, О.Мандельштам, А.Ахматова, В.Нарбут. В какой-то степени Г.Адамович, И.Одоевцева, Г.Иванов, Н.Оцуп.
Акмеисты издавали журналы «Аполлон» и «Гиперборей».
О.Мандельштам
Так, О.Мандельштам в статье «О природе слова» восхищался «Номинализмом » русского языка.
«У футуристов, — пишет Мандельштам, — слово как таковое еще ползает на четвереньках, в акмеизме оно впервые принимает более достойное вертикальное положение и вступает в каменный век своего существования». «Для акмеистов сознательный смысл слова, Логос, такая же прекрасная форма, как музыка для символистов».
В отличие от символистов поэты-акмеисты в России не мыслили циклами, мифами, всевозможными сцеплениями. Они стремились к освобождению поэзии от общих мест, дезинтеграции поэзии.
Общим для них было и освобождение от избыточной исповедальности.
Формула акмеизма по Гумилеву
Созданье тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней –
Стих, мрамор иль металл.
Или у Мандельштама:
Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Печальной тишины лесной.
Такое единство в теории не исключало особенностей творческого развития каждого, кто причислял себя к этому литературному направлению в культуре Серебряного века— русскому акмеизму.
Так, в поэзии О.Мандельштама нет концентрации на образе лирического героя. Его поэзия долго была чужда идейное определенности. В разные годы в его поэзии своеобразно преломлялись различные мировые культурные пласты (готика, эллинизм, Петербург).
Лирическое Я поэта скрывается в подтексте, в смысловой атмосфере поэтических текстов. Мандельштам выдвинул тезис о поэтическом зодчестве. Слово как некий камень, который положен в основу здания поэзии.
Первый сборник стихов поэта так и назывался — «Камень». Предметность стихов Мандельштама всегда связана с настроением персонажа. Наряду с камнем поэтизируются музыка, мир идей, архитектура. Мир поэта чужд мистике или символу. Предельная ясность и вещность – вот характеристики этого мира («Прекрасен храм, купающийся в мире…», «Notre Dame»).
А.Ахматова и акмеизм
Стихи ранней Ахматовой — это мир звучаний и красок, запахов и веса («Смуглый отрок бродил по аллеям…»). Стихи предельно ясные: простота видения, мир предметов, который окружает лирическую героиню, разговорный характер поэтической речи, монологичность, тяготение к сценичности стиха, при этом главным становится лаконизм сюжета («Проводила друга до передней…»). В то же время Ахматова чужда в поэзии гедонизма и «божественной физиологии».
Для самого Н.Гумилева акмеизм – это пафос героического, культ мужского риска, мужества, отвага, утверждение высокого пафоса жизни. Гумилев всегда точен в деталях. В то же время он, как и многие акмеисты обращен к предыдущим векам мировой культуры («Падуанский собор», «Пиза»). При этом в отличие от Блока, который, например, в Италии увидел закат былого величия, у Гумилева – это жизнеутверждающие, яркие и чистые краски.
Наша презентация
Значение русского акмеизма
Судьба русского акмеизма, как и многих литературных направлений, характеризующих Серебряный век русской культуры, во многом трагична.
Акмеизм при всей декларации ясности, жизнеутверждения должен был отстаивать себя в борьбе. Долгие годы советской истории об этих поэтах практически не говорили. Судьба многих акмеистов в России трагична. Н.Гумилев расстрелян, В.Нарбут и О.Мандельштам уничтожены. Трагическая судьба выпала на долю А.Ахматовой.
В то же время, по выражению американского профессора-русиста О.Ронена, вместе с акмеизмом был похоронен «платиновый век» русской поэзии.
Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость — поделитесь
Акмеизм — В мире литературы. 11 класс. А. Г. Кутузов
В мире литературы. 11 класс. А. Г. Кутузов
Акмеизм
Искусство тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней —
Стих, мрамор иль металл.
Т. Готье
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог.
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что слово — это Бог.
Н. С. Гумилев
«Преодолевшие символизм». Акмеизм1 (первоначально — адамизм) — одно из самых ярких поэтических направлений в России начала XX века, направление, во многом возникшее в недрах символизма и в противовес ему. О. Мандельштам назвал его «судом над поэзией» предшественников. Возникновение акмеизма в литературе было ознаменовано вполне конкретным событием: в 1911 году группа поэтов покинула «Академию Стиха», кружок, руководимый Вячеславом Ивановым, и создала «Цех поэтов», лидерами которого стали Николай Гумилев и Сергей Городецкий, а секретарем — Анна Ахматова. Слово «цех» говорило о многом: поэзия — рукотворное и земное ремесло, сопряженное с высокой техникой. Читающая публика откликнулась на это событие и прежде всего на название. «Уж возникает «Цех поэтов», // Куда, бездари, как не в «цех»!» — издевательски воскликнет Игорь Северянин. А журнал «Вестник литературы» напишет: «Часть наших молодых поэтов скинула с себя неожиданно греческие тоги и взглянула в сторону ремесленной управы, образовав свой цех— цех поэтов». Можно было сколько угодно иронизировать над названием и даже самим порядком заседаний этого литературного объединения, но вскоре стало ясно: акмеисты начинали теснить символистов на поэтическом Олимпе.
1 Акмеизм (от грея, акте)— цветущая сила, высшая степень чего-либо.
Первый номер символистского журнала «Аполлон» за 1913 год открывался программными статьями акмеистов.
С. М. Городецкий в статье «Новые течения в современной русской поэзии» сформулировал эстетическую программу нового направления и выступил с критикой символизма, считая акмеистов борцами «за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время». В статье «Наследие символизма и акмеизм», которая принадлежала перу Н. С. Гумилева, было заявлено о крушении русского символизма: «Для внимательного читателя ясно, что символизм закончил свой круг развития и теперь падает… На смену символизму идет новое направление, как бы оно ни называлось,— акмеизм ли… или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь)».
Главное расхождение с символистами касалось литературных задач. Если символисты предпочитали свободный стих, зыбкий слог, затемненную метафору, то акмеисты задались целью показать мир во всей его «вещности», без свойственных символизму отсылок к миру запредельному. Они утверждали, что слово обязано обрести конкретный смысл, и стремились выявить в нем закодированные «вечные сущности», перемещали современность в контекст «первозданной ясности прошлого». На вопрос, что такое акмеизм, О. Мандельштам однажды ответил— это «жажда культуры», своеобразная «тоска по мировой культуре». Акмеистов отличало стремление выработать утонченный вкус, огромная филологическая культура, интерес к западноевропейской поэзии.
Среди акмеистов были яркие индивидуальности, но их творчество объединяла общая установка на «вещность» и «посюсторонность» изображаемого мира. Не случайно первый сборник О. Мандельштама назван по-акмеистски «вещно» — «Камень». Сущностные черты новой поэтической школы были угаданы Мандельштамом, когда он в своем манифесте «Утро акмеизма» формулировал ее «заповеди»: «Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя— вот высшая заповедь акмеизма». Иными словами, каждый изображаемый предмет равен самому себе, намеки и недоговоренности изгоняются из поэтики.
Идейным вдохновителем и признанным поэтическим лидером акмеистов был Николай Степанович Гумилев (1886—1921). В ранний период творчества он находился под влиянием поэзии символизма, в частности В. Я. Брюсова, который высоко оценил первые поэтические опыты Гумилева, выразил надежду, что в лице молодого поэта появилась достойная смена символистам. В статье «Жизнь стиха» Гумилев впервые высказал недоверие к символистской иерархии ценностей мира, ратуя за «право каждого явления быть самоценным, не нуждаться в оправдании своего бытия». Гумилев назвал символизм своим «достойным отцом», осознавая плодотворность пройденной им поэтической школы. В отличие от поэтов-символистов идеалом Гумилева была не музыкальная певучесть стиха, зыбкость и неопределенность слов и образов, а строгая предметность, чеканная простота композиционного построения и отделки произведений.
В. Брюсов, отмечая новаторский характер поэзии младшего современника, писал, что Гумилеву свойственна «лирика объективная», где сам поэт исчезает за нарисованными им образами.
Акмеистский тезис «приятия мира» находит у Гумилева воплощение в ярких, экзотических образах, «звонких» рифмах, в «портретной» манере описаний. В художественном реквизите творчества Гумилева «маска» лирического героя позволяет ему «входить неузнанным» всюду, куда влекла его романтическая мечта. В стихотворении «Пути конквистадоров» главенствует маска неустрашимого завоевателя и покорителя, властного и жестокого:
Как конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам,
Я отдыхаю в радостном саду…
Стихи Гумилева пронизаны мужественностью, непреклонными, победными интонациями и надменным презрением к страху. Его лирический герой чувствует себя счастливым лишь тогда, когда он стоит на палубе корабля или слышит ночные звуки тропических джунглей. Поэзии Гумилева свойственны контрастные цвета, интенсивная эмоциональность, резкие переходы от одного образа к другому.
Одним из самых ярких и любимых многими поколениями читателей можно считать стихотворение «Жираф». Оно очень точно передает всю силу поэтического искусства, слова, которое «с первоосновой слито».
«У каждого творца свое измеренье». Проблема поэтических возможностей слова волновала акмеистов. О. Мандельштам в статье «Слово и культура» писал: «Не требуйте от поэзии сугубой вещности, конкретности, материальности… Слово — Психея. Живое слово не обозначает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело».
Многие стихотворения акмеистов строились на многочисленных реминисценциях и ассоциациях, но это был текст, созданный в русле поэтики акмеизма:
Не забывай — душа твоя богата
Всем тем, что было создано когда-то, —
И может быть, поэзия сама —
Одна великолепная цитата… —
писала А. Ахматова.
Творческий практикум
Сравним стихотворения А. Блока и А. Ахматовой. В нашем анализе мы будем доказывать, что одно произведение принадлежит символизму, другое — акмеизму.
А. Блок
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
А. Ахматова
***
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или от скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.
Оба стихотворения не имеют названия, что характерно для жанра лирической миниатюры. К чертам сходства произведений относятся лирические зачины: внешне одинаковые синтаксические конструкции — назывные предложения. Однако они принципиально отличны по своему метафорическому наполнению. Первые строчки стихотворений определяют пространственно-временные границы художественного мира. Каждое слово в блоковском стихотворении соотносится с широким литературным контекстом. Ночь в эстетике романтизма и символизма является символом тайны мироздания, эмблемой безрадостной жизни. Образ улицы воплощает традиционную тему символистов — одиночество человека в огромном городе; фонарь символизирует иллюзорность бытия, призрачность надежд; аптека становится метафорой болезненности мира.
Начало стихотворения А. Ахматовой свободно от столь широкого символического подтекста. Оно может быть прочитано как дневниковая запись; время здесь лишь фиксируется и не наполняется широким обобщенным содержанием. «Очертанья столицы» тоже не вызывают у читателя ассоциаций с темой города, угнетающего лирического героя. Вступление представляет собой лирическую зарисовку, фиксацию мира, взгляд из окна.
В этих произведениях практически отсутствуют поэтические тропы. Хотя в стихотворении Блока, несущем отпечаток эстетики символизма, используются традиционные для этого направления эпитеты: «бессмысленный и тусклый свет», «ледяная рябь канала». Их назначение — придать стихотворению особое эмоциональное настроение, выразить трагическое мировосприятие поэта: ощущение безнадежности кажется непреодолимым, сердце сжимается кольцом холода, душа не находит отзвука во вселенной, все поглощено бесстрастной вечностью. Ритмический рисунок стихотворения подчеркивает и усиливает драматическое переживание лирического героя. Важную роль выполняют смысловые тире («Живи еще хоть четверть века, — все будет так» и «Умрешь — начнешь опять сначала»), эти риторические приемы противопоставляют жизнь и смерть, мгновения жизни и вечность.
Совсем иной представляется партитура стиха Ахматовой. Лирическая искренность задушевного разговора подчеркивается тем, что Ахматова не использует риторических фигур, ее речь проста, даже прозаична, о чем свидетельствует преднамеренное снижение образа любви: «Сочинил же какой-то бездельник, // Что бывает любовь на земле».
При сопоставлении стихотворений особую роль следует отвести художественным решениям, определившим своеобразие стиха: размеру, ритму, рифме. Блок пишет стихотворение четырехстопным ямбом, используя спондеи и пиррихии. Сочетание облегченных и отяжеленных стоп придают стихотворению тревожную тональность, сбивчивый ритм выражает тревогу. Стихотворение Ахматовой написано трехстопным анапестом. Четкий ритм и трехсложный размер — еще одно свидетельство прозаизации стиха, и одновременно этим приемом подчеркнута интимность его содержания. Лирика исповедальна по самой сути своей: она передает читателю то, что пережито поэтом, выстрадано его сердцем. Поэтическим исповедям более всего присуща форма лирического монолога от первого лица. И сколь бы значительной ни была причина, вызвавшая необходимость излить свое переживание в стихотворных строках, сказанное поэтом станет достоянием читателя лишь в том случае, если вызовет в нем чувство сопереживания. Английский поэт XIX века Кольридж, подчеркивая исключительное место лирических исповедей в сознании культуры и читателей, писал: «Поэзия — это лучшие слова в лучшем порядке». Чувство сопричастности великой поэзии возникает только тогда, когда, говоря о себе, поэт находит завершенное воплощение мыслям и чувствам читателей. Только при этом условии лирическое произведение становится точкой пересечения нравственного, духовного, философского и эстетического.
«За живую жизнь и земной мир». Судьбу акмеизма во многом определили судьбы его представителей. «Список начинателей движения напоминает мартиролог, — пишет известный поэт и прозаик Варлам Шаламов. — Осип Эмильевич (Мандельштам) умер на Колыме. Нарбут умер на Колыме, судьба Гумилева известна всем, всем известно и материнское горе Ахматовой… Акмеизм родился, пришел в жизнь в борьбе с символизмом, с загробщиной, с мистикой — за живую жизнь и земной мир. Это обстоятельство, по моему глубокому убеждению, сыграло важнейшую роль в том, что стихи Мандельштама, Ахматовой, Гумилева, Нарбута остались живыми стихами в русской поэзии. Не стихи, а люди, которые писали эти стихи, оставались вполне земными в каждом своем движении, в каждом своем чувстве, несмотря на самые грозные, смертные испытания».
Имена поэтов-акмеистов долгие годы стремились вычеркнуть из литературы. «Самый термин «акмеизм» до следующих поколений донесли не мы и не друзья (их не было), а враги», — однажды с горечью заметила Анна Ахматова. Однако оказалось, что поэта можно уничтожить, а его творчество — нет. Продолжателями традиций акмеизма считали себя поэты Арсений Тарковский и Давид Самойлов, уроки акмеизма усвоили В. Соколов, А. Кушнер, О. Чухонцев и Е. Рейн. Лауреат Нобелевской премии поэт Иосиф Бродский назвал имена Мандельштама и Ахматовой в числе «тех, чье творчество и чьи судьбы мне дороги хотя бы потому, что, не будь их, как человек и как писатель я бы стоил немногого».
Еще интереснее влияние на русскую поэзию стихотворений Н. С. Гумилева. «Экзотический романтизм, приверженность «музе дальних странствий», эстетизация боя, опасности, риска и театрально-мужественная поступь, трагически оплаченные судьбою первого акмеиста, были взяты напрокат… Н. Тихоновым и В. Луговским, К. Симоновым и А. Сурковым», — пишет один из исследователей.
Творческий практикум
1. Подготовьте небольшое сообщение о ранней лирике Ахматовой. Постарайтесь подбором самих стихотворений проиллюстрировать мысль исследователя: «В поэзии А. Ахматовой акмеистические тенденции проявились в том, что лирическая героиня ее поэтических циклов погружена в реальную, простую жизнь, поэтому в ее поэзии мы находим интимность, жизненность переживаемых ситуаций… Любовь уже в ранних ее сборниках — чувство абсолютно земное, лишенное мистической потусторонности».
2. Проведите сопоставительный анализ двух стихотворений «Silentium», принадлежавших перу Ф. Тютчева и О. Мандельштама. Постарайтесь в своем анализе показать, как тютчевский шедевр осмысляется поэтом-акмеистом.
Для самостоятельного чтения
Список поэтов-акмеистов исчисляется двумя-тремя десятками имен, но среди них, безусловно, выделяются шестеро: Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Владимир Нарбут, Михаил Зенкевич и Михаил Лозинский (в будущем — один из лучших переводчиков европейской поэзии, автор великолепного переложения на русский язык «Божественной комедии» Данте). По-разному сложились их судьбы.
На площадке две слитые тени…
После — лестницы плоской ступени,
Вопль: «Не надо!» — ив отдаленье Чистый голос: «Як смерти готов» — так вспомнит своих собратьев по перу, Гумилева и Мандельштама, в «Поэме без героя» Анна Ахматова. Однако их судьбы — в их же собственных стихах. Каких? Читайте, ищите, думайте и перечитывайте вновь и вновь. Вашими верными лоцманами в океане поэзии акмеистов могут стать книги известных литературоведов.
Советы библиотеки
В. Жирмунский. Преодолевшие символизм. О. Лекманов. Книга об акмеизме.
А. Мандельшта м. Серебряный век: Русские судьбы.
АКМЕИЗМ — информация на портале Энциклопедия Всемирная история
/ Ориг.: от греч. «акмэ» — высшая степень чего-либо, цветение, расцвет
Направление в русской поэзии начала ХХ века, отстаивающее конкретность художественного слова, предметность тематики и образов. В качестве синонима употреблялся также термин «адамизм».
Термин возник в 1912 году в кругу участников «Цеха поэтов» (1911-1914), куда входили Н.С. Гумилёв, А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам, С.М. Городецкий, В.И. Нарбут и др., в противовес символизму, в котором художественные образы мыслились прежде всего как отражение сущностей и идей некоего потустороннего истинного мира. Идеи акмеизма предвосхитил М. Кузмин, в статье «О прекрасной ясности» (Аполлон. 1910. № 4) противопоставив «непонятным и тёмным» откровениям символистов «прекрасную ясность». По Кузмину, цель художника – сосредоточиться на эстетической стороне творчества, прояснять смысл вещей.
Как литературное течение, акмеизм оформился в 1913 году после выхода программных статей Н.С. Гумилёва «Наследие символизма и акмеизм» и С.М. Городецкого «Новые течения в современной русской поэзии» (обе – Аполлон. 1913. № 1). В том же году была написана статья О.Э. Мандельштама «Утро акмеизма» (изд. в 1919). Авторы констатировали угасание символизма как школы, призывали обратиться к конкретности, «посюсторонности» поэтических образов, уйти от популярных в символизме религиозных и философских тем и, прежде всего, совершенствовать поэтическое мастерство. Тогда же зародился термин «адамизм» (по аналогии с Адамом, «первым поэтом», дающим названия и имена всему окружающему его миру). Печатными органами акмеистов стали журнал «Аполлон» (1909-1918) и литературный сборник «Гиперборей» (1913-1918).
Критика неоднократно обращала внимание на трудности в определении точного понятия акмеизма, трактуя его не как цельное литературное течение, а как творческий союз ярких поэтических индивидуальностей, крупнейшими из которых являлись Н.С. Гумилёв, А.А. Ахматова и О.Э. Мандельштам. Каждый из них по-своему следовал акмеистическим установкам: в творчестве Гумилёва это экзотические сюжеты и образы дальних странствий, в стихах Ахматовой – предметность, детальность, посредством которой выражается душевный строй лирического героя. В творчестве Мандельштама акмеизм проявлялся через историзм его поэзии, внимание к роли личности в мире. «Тоска по мировой культуре» — так Мандельштам определял сущность акмеизма. Исследователи выделяют т.н. «натуралистическое крыло» акмеизма, объединяющее С.М. Городецкого, В.И. Нарбута, М. Зенкевича, для которого характерно стремление к первобытному, языческому мироощущению человека, его сближению с природой и в то же время – изображение неприглядных, с натуралистическими подробностями, сторон современной действительности.
Несмотря на недолгое существование, акмеизм оказал большое влияние на развитие русской поэзии в ХХ веке. Во многом на это повлияла деятельность Н.С. Гумилёва, возглавлявшего литературные группы «Цех поэтов» и «Звучащая раковина» (1921-1925). Влияние акмеизма испытали Г. Иванов, Г. Адамович, Н. Оцуп, И. Одоевцева, Н. Тихонов, М. Светлов, Э. Багрицкий.
Поэзия серебряного века: учеб. пособие
%PDF-1.4 % 1 0 obj > endobj 4 0 obj /Title >> endobj 2 0 obj > endobj 3 0 obj > stream
|
Акмеизм, футуризм и символизм
В отличие от символистов, ориентированных на свободное течение смыслов и музыку стихотворения, акмеисты были ближе к пространственным искусствам: живописи, скульптуре, архитектуре, в которых форма и материал четко структурированы. заметный.В статье «Утро акмеизма», написанной О. Мандельштамом в 1913 году, была провозглашена идея архитектуры как принципа акмеизма. Акмеисты пытались совместить объективное и поэтическое. Ощущение личной причастности к «универсальному движению», в том числе историческому процессу, прослеживалось в том, что лирические герои выделялись среди поэтов-акмеистов с мифологическими персонажами и реальными историческими личностями. Поэты этого направления объединились в группу «Мастерская поэтов» (1911-1914; 1920-1922), издали журнал «Гиперборея» и альманах «Мастерская поэтов».
Параллельно с акмеизмом в поэтическом горизонте зародилось еще одно направление — футуризм. Его представили Д. Бурдюк, В. Хлебников, А. Крученых, В. Каменский, ранний В. Маяковский, И. Северянин, Б. Пастернак, а также В. Шершеневич и другие. Целью этих поэтов была революция в искусстве. Они не признавали старого буржуазно-дворянского искусства, включая символизм и акмеизм. Футуристы ратовали за «свободу в искусстве». Здесь футуризм сочетается с декадансом. Они соприкоснулись с представителями упадка искусства и стремлением к новаторству в форме, выражающимся в языковых экспериментах («слова свободный» или «заум»), навязывании формализма и отказе от лучших достижений русской классической литературы. .
Символисты выступали за автономию поэзии, а футуристы утверждали, что искусство нуждается в сверхзадаче, что именно через искусство можно предвидеть и реализовать грядущую «мировую революцию» и рождение «нового человечества».
Акмеисты рассматривали современность в свете прошлого культурного опыта, как бы помещая настоящее в прошлое; Состязавшиеся с ними футуристы пытались перенести настоящее в будущее. Эти идеи нашли отражение в поэтических сборниках футуристов: «Судейский пул» (1910, 1913), «Пощечина общественному вкусу» (1912), «Мертвая луна» (1913).
Биография Осипа Мандельштама | Русская поэзия
Осип Эмильевич Мандельштам (1891-1938), великий современный русский поэт, публицист и переводчик, родился в Варшаве в 1891 году. В 1897 году семья переехала в Санкт-Петербург. Он получил формальное образование частично в престижной Тенишевской школе, частично в Сорбонне в Париже и в Гейдельбергском университете в Германии, но так и не получил ученой степени. Он прекрасно знал английский, французский и немецкий языки. В Санкт-ПетербургеВ Петербурге, он посетил Башню Вячеслава Иванова и собрание Петербургского философского общества; позже он вступил в Гильдию поэтов Гумилева. Мандельштам рано был связан с журналом «Аполлон » и с акмеизмом. Его первые опубликованные стихи появились в августе 1910 года в Аполлон . Его первая книга стихов Stone вышла в 1913 году и сразу же принесла ему признание как одного из лучших талантов России.
Как писал Монас: «Когда пришла русская революция, он приветствовал ее с определенными надеждами, не без страха и опасений.В своей литературной прозе он обсуждал отношение художника к обществу. После Шум времени (1922-23) четыре основных произведения литературной прозы Мандельштама: Египетская марка (1927), Четвертая проза (1928-30), Путешествие в Армению (1931-32) , и Разговор о Данте (весна-лето 1933). Как предполагает Фрейдин, его отношение ко всему советскому проекту, включая роль Сталина в нем, было гораздо более сложным, чем это часто предполагалось, и его нельзя свести к романтическому представлению о поэте в роли Давида, непрерывно борющегося со своим Голиафом.
Во время Гражданской войны (1918-21) Мандельштам жил попеременно в Петрограде, Киеве, Крыму и Грузии при различных режимах. В 1922 году он опубликовал сборник стихов Tristia. По словам Фрейдина, «поэзия Мандельштама, эрудита, перекликающаяся с историческими аналогиями и классическими мифами, поставила его на периферию советского литературного истеблишмента». Ему было очень трудно публиковаться и поддерживать себя в советских условиях.
В 1922 году он поселился в Москве и женился на Надежде Яковлевне Хазиной, с которой познакомился в Киеве в 1919 году.В 1920-е годы Мандельштам, как и многие его соратники-поэты и писатели, зарабатывал на жизнь художественным переводом. В 1929 году, неправомерно обвиненный в плагиате, в напряженной политизированной атмосфере сталинского террора ему запретили публиковаться. В 1930 году он написал стихотворение Волк (последняя строка добавлена в 1935 году), которое иллюстрирует состояние ума интеллектуала в начале 1930-х годов. зверский характер современного существования в обществе персоны. В литературе о Мандельштаме это стихотворение было воспринято как обвинение времени.Об этом свидетельствуют метафоры volkodav (это не волк, а волкодав), «окровавленные кости в колесе», соответствующие характеру изображаемых времен. По мнению некоторых историков литературы, последовательность мощных образов и метафор, ощущение смертельной опасности для поэта в «век волкодавов» вызывают события жизни Мандельштама в конце 1920-х — начале 1930-х годов. Это стихотворение, как и многие стихи Осипа Мандельштама, представляет собой образ жестокого, гнетущего и мучительного мира, который стал для поэта невыносимым.
В 1933 году поэт написал эпиграмму о Сталине, которую впоследствии прочитал многим своим друзьям ( Мы живем, не чувствуя страну под ногами ). В стихотворении Сталин «истребитель крестьян с червеобразными пальцами и тараканьими усами наслаждается массовыми пытками и казнями» (Фрейдин). Эпиграмма дошла до ушей Сталина, и Мандельштам был арестован в мае 1934 года. Это был его первый арест, приведший к ссылке (вместе с женой) в южный город Воронеж. Воронежские тетради , в которых собраны все его поэтические произведения с 1930 по 1937 год, были стихотворениями, которые жена Мандельштама сохранила путем запоминания каждого слова. Позже она опубликовала их под названием Воронежские тетради . В 1937 году он был вторично арестован как «враг народа» и приговорен к пяти годам заключения в ГУЛАГе. Умер в пересыльном лагере под Владивостоком зимой 1938 года.
За тридцать лет его имя практически исчезло из печати в СССР.Осип Мандельштам был реабилитирован после смерти Сталина, а сборник его стихов был издан в 1974 году в Ленинграде. Надежда Яковлевна Мандельштам стала легендой, так как она сохранила его рукописи и написала мемуары Надежда против надежды , в которых она рассказала о своих усилиях по защите, тиражированию и распространению запрещенных стихов своего мужа. В начале 1970 года некоторые экземпляры этой книги были переправлены контрабандой на Запад и вышли в английском переводе.
Источники
Фрейдин, Григорий.Осип Мандельштам: модернистская парадигма и российский опыт. 2001.
Фрейдин, Грегори, Множество цветов: Осип Мандельштам и его мифологии самопрезентации, University of California Press, 1987.
Лекманов Олег. Мандельштам ( Исследования по русской и славянской литературе, культуре и истории ) . Перевод Татьяны Ретивовой. 2010.
Мандельштам, Надежда. Надежда против надежды: мемуары. Введение Кларенса Брауна.Перевод Макс Хейворд. Rndom House. 1970.
Монас, Сидней. Введение в Очерки Осипа Мандельштама. Новая история литературы История и критика: II. Vol. 6, No. 3, 1975, pp. 629-632.
Стихи — Белый обзор
Осип Мандельштам родился в Варшаве в польской еврейской семье; его отец был торговцем кожей, его мать преподавала фортепиано. Вскоре после рождения Осипа семья переехала в Санкт-Петербург. После учебы в престижной Тенишевской школе Мандельштам год проучился в Париже, в Сорбонне, а затем в течение года в Германии, в Гейдельбергском университете.В 1911 году, желая поступить в Санкт-Петербургский университет, в котором была квота на евреев, он обратился в христианство; как и многие другие, кто обратился за эти годы, он выбрал методизм, а не православие.
Под руководством Николая Гумилева Мандельштам и несколько других молодых поэтов сформировали движение, известное сначала как Гильдия поэтов, а затем как акмеисты. Мандельштам написал манифест «Утро акмеизма» (написанный в 1913 году, но опубликованный только в 1919 году).Подобно Эзре Паунду и имажинистам, акмеисты ценили ясность, лаконичность и мастерство.
В 1913 году Мандельштам опубликовал свой первый сборник, Stone . Сюда входят несколько стихотворений об архитектуре, которые всегда оставались одной из его центральных тем. Его стихотворение о соборе «Nôtre Dame» заканчивается объявлением:
Fortress Nôtre Dame, чем внимательнее
я изучал ваши огромные ребра и корпус,
тем больше повторял: однажды я тоже
буду создавать красоту из жестокого веса.
Признавая земное притяжение и отдавая дань уважения анонимным архитекторам и каменщикам прошлого, «Nôtre Dame» является типичным акмеистом.
На протяжении всей своей жизни Мандельштам продолжал писать о различных искусствах, но он также был великим поэтом любви. Несколько женщин — все они были важны сами по себе — имели решающее значение для его жизни и работы. Роман с Мариной Цветаевой вдохновил его на многие стихи о Москве. Его близкая дружба с Анной Ахматовой помогла ему противостоять преследованиям, которым он подвергался в 1930-е годы.У него были напряженные отношения с певицей Ольгой Ваксель в 1924-1925 годах и с поэтессой Марией Петровых в 1933 году. Важнейшей из всех была Надежда Хазина, на которой он женился в 1922 году.
Осип и Надежда Мандельштам переехали в Москву вскоре после свадьбы. Вторая книга Мандельштама, Tristia , опубликованная позже в 1922 году, содержит его самые красноречивые стихи; тон похож на «Плавание в Византию» Йейтса или на некоторые из первых Cantos Паунда.Несколько стихотворений были вдохновлены Крымом, где Мандельштам останавливался в гостях у Максимилиана Волошина. Некогда греческая колония, Крым был для Мандельштама связующим звеном с классическим миром, который он любил; прежде всего, это даровало ему чувство родства с Овидием, который написал свою собственную Tristia во время ссылки на западные берега Черного моря.
Последний раздел тома Мандельштама 1928 года Стихотворения (последний сборник, который он смог опубликовать в своей жизни) называется «Стихи 1921-25».Эти двадцать стихотворений отличаются от любого из его предыдущих произведений. Многие из них не рифмованы и состоят из строк и строф разной длины. Этот формальный распад отражает чувство кризиса, которое Мандельштам наиболее ярко выражает в «Эпохе»:
. Почки будут набухать, как и раньше,
зеленых ростков вырвутся и взорвутся,
но ваш позвоночник сломан,
О мой великий и жалкий возраст.
И так, с бессмысленной улыбкой,
ты оглядываешься, жестокий и слабый,
как зверь, когда-то быстрый и проворный,
на следы собственных ног.
На несколько лет, начиная с 1925 года, Мандельштам отказался от поэзии — или был оставлен поэзией. Отчужденный от себя и от окружающего мира, он поддерживал себя переводом. Он также писал мемуары, литературную критику и экспериментальную прозу.
Выздороветь Мандельштаму помогло длительное пребывание в Армении с мая по ноябрь 1930 года. Как позже писала его вдова , «Путешествие в Армению вернуло М. поэтический дар, и начался новый период его жизни.Неуверенность и усталость «Стихотворения 1921-25» уступает место почти радостному принятию трагедии. Армения — страна камня, и одно из искусств, в котором преуспели армяне, — это архитектура; Значение Армении для Мандельштама неудивительно. Для Мандельштама Армения представляла эллинистический и христианский мир, в котором, как он чувствовал, лежат его корни; В конце концов, считается, что Ноев Ковчег остановился на горе Арарат, которая возвышается над горизонтом Еревана. Месяцы, проведенные Мандельштамом в Армении, позволили ему черпать силы из мира, который казался более прочным и честным, чем Россия, где он теперь чувствовал себя изгоем.
Осенью 1933 года Мандельштам составил эпиграмму о Сталине, которую зачитал вслух на нескольких небольших собраниях в Москве. Это заканчивается:
Тяжелый подковообразный, он швыряет свои указы низко и высоко:
в пах, в лоб, в бровь, в глаз.
Казни — это то, что ему больше всего нравится.
Широкая грудь горца.
Через полгода после этого Мандельштам был арестован. Вместо расстрела его сослали на Северный Урал; Вероятная причина такой относительной снисходительности состоит в том, что Сталин, озабоченный своим местом в истории русской литературы, лично интересовался делом Мандельштама.После попытки самоубийства Мандельштам приговор был заменен на изгнание из крупнейших городов России. Мандельштам с женой поселились в Воронеже. Там, зная, что вряд ли ему осталось жить долго, Мандельштам написал стихи, составляющие три Воронежских тетрадей . Сложные с игрой слов, но в то же время очень лиричные, их трудно перевести. Лейтмотивом второй тетради является слог «ос». Это означает либо «ось», либо «ос» — и это первый слог в именах Мандельштама и Сталина.В надежде спасти свою жизнь Мандельштам тогда сочинял Оду Сталину; он явно представлял себе ось, соединяющую его — великого поэта — и Сталина — великого вождя.
В мае 1938 года Мандельштам был вторично арестован, затем приговорен к пяти годам заключения в ГУЛАГе. Он умер в пересыльном лагере под Владивостоком 27 декабря 1938 года. Его вдова сохранила большую часть его неопубликованных работ, а также написала два мемуара, опубликованные на английском языке под номерами Hope Against Hope и Hope Abandoned .
*
Читать только детские сказки
и смотреть глазами ребенка;
подняться с горя и помахать рукой на прощание
большими вещами.
Жизнь утомила меня до смерти;
жизни больше нечего предложить.
Но я люблю свою бедную землю
, потому что другой не знаю.
Я качался в далеком саду
на простых дощатых качелях;
Помню высокие темные ели
в лихорадочном тумане.
(1908)
*
Силенциум
Ей еще предстоит родиться:
она музыка и слово,
и она вечно связывает
всю жизнь в этом мире.
Море нежно дышит;
день дико блестит.
Чаша изумленной лазури
качается бледно-пенно-сиреневым.
Могу ли я вернуться назад
к той древней тишине,
, как кристальная нота
, чистая из своего источника.
Останься, Афродита, как пена.
Вернитесь, слово, к музыке.
Сердце, скромничай сердца,
слитый с корнем жизни.
(1910), тр . Роберт Чендлер и Борис Дралюк
*
Адмиралтейство
Пыльный тополь в Северной столице,
прозрачный циферблат, затерянный в листьях;
и сияющий сквозь эту зелень — брат
и небу, и воде — фрегат, акрополь.
Воздушный корабль, мачта «не трогай меня», прямая кромка
повторяя наследникам Петра это золотое правило:
красота — это не прихоть полубога
, а правило простого плотника, его хищный глаз.
Четыре элемента милосердно правят нами;
свободных человек может создать пятого.
Разве этот ковчег, этот целомудренно созданный ковчег
не отрицает владычество космоса?
Злые и капризные медузы держатся за них;
якорей ржавеют, как выброшенные плуги —
рвутся узы трех измерений
и перед нами открываются мировые моря.
(1913)
*
Соломинка
Когда ты лежишь там, Саломея, в своей огромной комнате
, когда ты не можешь заснуть, когда ты лежишь и
ждешь, пока опустится высокий потолок,
прикасаясь к твоим нежным векам своей тяжестью;
Когда не можешь заснуть, кажется, что что-то набирает вес
или теряется — такая полная тишина;
белых подушек бледно мерцают в стекле;
кровать зеркально отражается в круглом бассейне;
И бледно-голубой лед струится по воздуху.
Саломея, сломанная солома, ты при смерти глотнул,
выпила всю смерть и только стала сладкой.
Декабрь теперь торжественно струится.
Двенадцать лун поют час смерти,
Комната ушла, ее место занимает Нева,
Лигейя, сама зима течет в моей крови,
и я научился слышать тебя, слова благодати.
*
Ленора, Соломинка, Лигейя, Серафита.
Тяжелая Нева заполняет просторную комнату.
Саломея, моя любимая соломинка, Соломинка,
отравленная жалостью, медленно глотает свою гибель.
И бледно-голубая кровь течет из камня.
Из всего, что я вижу, останется только река.
Двенадцать лун поют час смерти.
И Саломея больше никогда не будет танцевать этот танец.
(декабрь 1916 г.)
*
Помоги мне, Господь, пережить эту ночь.
Я боюсь за жизнь, раб твой.
Боюсь, жизнь в Петербурге может быть
сном могилы.
(январь 1931 г.)
*
После полуночи
После полуночи, вычисти из рук,
сердце улавливает кусочек тишины.
Он тихо живет, ему хочется поиграть;
, нравится вам это или нет, ничего подобного нет.
Нравится вам это или нет, но этого невозможно понять;
так зачем дрожать, как ребенок с улицы,
если после полуночи сердце устраивает пир,
молча смакуя серебристую мышку?
(март 1931 г.)
*
Вооруженный осским зрением, с видением ос
, которые сосут, сосут, высасывают земную ось,
Я наполнен всей глубокой веной моей жизни
и держу ее здесь, в своем сердце,
и напрасно.
А я не рисую, не пою,
не натягиваю бантик с черным голосом поверх струн:
Я только пью, пью, пью в жизни и люблю
завидовать осам-
осы с поясом их могучая хитрость .
О, если бы я тоже
мог пройти мимо сна и умереть,
ужалил летнее веселье и щебет,
этим новым воздухом
услышать земную ось, ось, ось.
(8 февраля 1937 г.)
*
Я скажу это шепотом, черновиком,
, потому что еще рано:
мы должны заплатить
опытом и потом
, чтобы научиться свободной игре неба.
И под временным небом чистилища
мы легко забываем:
купол небес
— дом
, чтобы восхвалять вечно, где бы то ни было.
(9 марта 1937 г.), тр . Роберт Чендлер
ОБ УЧАСТНИКЕ
Среди писателей, переведенных Робертом Чендлером с русского, есть Александр Пушкин, Николай Лесков, Надежда Тэффи, Василий Гроссман и Андрей Платонов. Он является соредактором антологии,
Русская поэзия от Пушкина до Бродского (Penguin Classics, 2014).Penguin Classics уже опубликовали его антологии русских рассказов и русских волшебных сказок.Борис Дралюк, доцент Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, перевел несколько томов русской поэзии и прозы. Вместе с Робертом Чендлером и Ириной Машински он является соредактором книги
Русская поэзия от Пушкина до Бродского . Вместе с Ириной Машински он занял первое место на конкурсе переводов «Бродский / Спендер» в 2012 году.Стихи с героиней | Джон Бейли
Анна Ахматова была в молодости одной из поэтов-акмеистов, вместе со своим мужем Гумилевым и Мандельштамом.Акмеизм был, по сути, реакцией на символистское движение в русской поэзии, движение, которое стремилось, как и в России, к крайностям, в данном случае к крайностям возвышения, мистицизму и апокалипсису. Акмеизм, напротив, рассматривал поэзию как архитектуру, а стихи как объекты веса и массового производства, как если бы в мастерской (гильдия поэтов или мастерская были одним из других названий группы). Наиболее важное раннее влияние на Ахматову оказало открытие ею стихов Иннокентий Анненского, опытного переводчика и знатока древнегреческого языка, который написал — они были опубликованы посмертно — сборник стихов под названием The Cypress Box .Ее ранние стихи — это точные воспоминания о местах, моментах, любви, обманчивой интенсивности бытия, вырезанные с сдержанностью и своего рода внутренним достоинством.
Примечательно, что русские поэты-символисты, особенно Блок и Брюсов, всем своим сознанием приветствовали революцию 1917 года. Они были очарованы идеей такой вещи. Их отношение мало чем отличалось от Йейтса из «Второго пришествия» и «Лазурита», радостно приветствующего конец порядка и приход «грубого зверя» в духе «веселья, преображающего весь этот ужас».Террор был для них просто захватывающей и поэтической идеей, как грубый зверь, наклонившийся к Вифлеему, был для Йейтса. Реакция акмеистов была совершенно иной: они признавали факты и истину, когда видели их. Пастернак в «Докторе Живаго» ссылается на линию Блока: «Мы, дети ужасных лет России», и сухо замечает, что те годы действительно были ужасными для тех, кто был убит, потерял близких или попал в тюрьму. Символический статус революции отличался от того, что произошло на самом деле, и акмеистов интересовало только то, что произошло на самом деле.
Благодаря такому здравому смыслу, как это принято называть, Ахматова, как и Мандельштам, может писать практически обо всем. Трудно представить себе какую-либо поэзию на английском языке, и уж тем более ни одну, написанную в прошлом веке, которая имела бы такой же диапазон и обладала бы удивительной силой, чтобы соответствовать ситуации. Мандельштам сказал, что великая поэзия часто была ответом на полную катастрофу, и это правда, что мы можем думать о Мильтоне, слепом и находящемся во власти своих политических врагов, который намеревается написать Потерянный рай .Возможно, это верно в некоторые героические эпохи, но не в наши дни, когда поэты в своих страданиях были более склонны терять себя, как бормотал Паунд в своих Песнях или говорил вместе с Йейтсом: «Я думаю, что в времена вот так / Молчи уста поэта ». Когда ее муж был застрелен, а сын заключен в тюрьму, Ахматова написала стихотворение « Реквием » между 1935 и 1940 годами, рассказывая о своем опыте во время ежовского террора. Это были обычные переживания, как она подчеркивает в простых предложениях прозы, предваряющих стихотворение, описывая, как однажды женщина в огромной очереди, постоянно стоявшей перед тюрьмой, узнала ее и шепотом сказала: «Можете ли вы описать это? ‘И я сказал:’ Я могу.«
Она могла. Действительно, редко для поэта такой вызов. Но во всем стихотворении есть достоинство абсолютной простоты, без ложной скромности или каких-либо попыток обойтись без общего прикосновения. Она описывает свои переживания так, как будто они произошли только с ней, как слова в Евангелии, эквивалент в искусстве того, что она назвала суровым и красивым духом русского православия. В этом духе она заключает, говоря, что если ее соотечественники когда-либо захотят поставить ей памятник, она согласится, если они поставят его за воротами тюрьмы, где она стояла, и где новости, которых она так жаждала, никогда не приходили через дверь.
И пусть льется тающий снег слезами
С моих неподвижных бронзовых век,И тюремные голуби ворчат надо мной
И корабли медленно плывут по Неве.
То есть D.M. Перевод Томаса из рендеринга Реквиема и Поэмы без героя , опубликованного в 1976 году. В своей новой версии из избранных стихотворений Ахматовой «Линь Гроб» пытается, и не без успеха, измерить поток оригинала.
Пусть из бронзовых век не движутся глаза
Снег растает и льется, как слезы, каждый человеческий плачет,И пусть вдалеке воркуют тюремные голуби,
Пока по Неве тихо проходят корабли.
В нем есть движение, но нет веса, или спокойная простота. Томас лучше понимает это. Как обычно, проблема неразрешима, но ничего страшного: Coffin’s — хорошая попытка, заслуживающая столько же похвалы, сколько и осторожные версии, или даже большего.В своих длинных стихотворных последовательностях Ахматова использует метры огромной прочности и тонкости в русском языке, которые при переводе на английский часто могут звучать слишком похоже на Шелли или По в их наиболее ярких проявлениях. Сильные акценты и ударения в русском языке обладают разнообразием и гибкостью, которые сглаживают обычный ритм, который в противном случае доминировал бы в более послушных английских слогах. Метр Poem Without a Hero , например, имеет необычайно властный и величественный ритм, напоминающий Dies Irae , который можно было бы использовать с его схемой рифм следующим образом (раздел относится к тяжеловесному маршу двадцатого века. века, «настоящий, а не календарный», наступающий на Петербург, как каменное изображение полководца в Дон Жуан ):
Так на каждой улице барабанил, Так мимо каждого крыльца он проходил, Форма находила свой путь во мраке.
Порывы срывали плакаты с ограды, Дым кружил танец над перилами, И цветы сирени пахли могилой.
Именно метрическое движение, ударное и минаторное, впервые зародилось в голове Ахматовой, как она рассказывает нам, еще до того, как пришли какие-либо слова. По-русски звучит размеренно и расслабленно, спокойно, как походка большого кота. Эксперты сказали бы, что здесь ахматовская линия состоит из двух анапестов с амфибрахом или двух с ямбом — сочетание настолько редкое, что практически вымерло, и уж точно никогда не встречалось ранее в таком масштабе.Анненский, несомненно, оценил бы это, но кажется маловероятным, что сама Ахматова могла бы или могла бы решить это теоретически.
Самое сложное и загадочное из ее произведений, Поэма без героя (Poema bez geroia ), несколько сочетает в себе личное и историческое, как в The Waste Land , но гораздо более драматично. Это стихотворение искупления как за личные грехи, в которых она чувствовала себя виновной и ее современники в Санкт-Петербурге, так и за национальные печали и ужасы, частично искупленные великой освободительной борьбой против немцев.Это, безусловно, загадочное стихотворение — Ахматова назвала его «китайским ящиком с тройным основанием», но его личные и литературные аллюзии не нарушают его величественного литургического потока. Даже больше, чем The Waste Land — это стихотворение, которое, кажется, требует объяснений, но на самом деле в них не нуждается. По сути, это голосовое стихотворение в традиции, которую Пушкин стилизовал в образе «Импровизатора» из «Египетских ночей», который отрицает любую идею о том, как сложный стих может внезапно прийти ему в голову, рифмованный и правильным, так что его можно мгновенно декламировать.Как и многие русские шедевры, особенно Пушкина, глубоким учеником и критиком которого была Ахматова, ее стихотворение «» — это секрет полишинеля, одновременно спонтанный и загадочный.
«Я слышу некоторые абсурдные интерпретации Поэма без героя », — пишет она в предисловии. «И мне посоветовали прояснить это. Я отказываюсь это делать. В нем нет третьей, седьмой или двадцатой мысли. Я ничего не буду ни объяснять, ни менять. Написано то написано.И не только ее голосом или голосом ее музы. Она писала стихотворение с интервалом более двадцати лет, полностью запоминая его, потому что боялась записывать его, и заканчивается оно посвящением «своей первой аудитории», согражданам, погибшим в Ленинграде во время блокады. «Их голоса я слышу и вспоминаю, когда читаю вслух свое стихотворение, и для меня этот тайный припев стал постоянным оправданием произведения».
Это сочетание бесстыдной индивидуальности с публичным голосом характерно для лучших русских стихов со времен Пушкина, который четко различал себя, как обычного, праздного и модного человека, гуляющего по городу, играющего с друзьями и бегающего за женщинами, и самого себя. как средство для неизвестного и необъяснимого вдохновения, голос, который может говорить с акцентами частной дружбы или публичного авторитета.У Ахматовой было что-то похожее на двойную личность: денди петербургского общества, высокомерная красавица, вовлеченная в богемные интриги в поэтических кафе, таких как Бродячая собака, и в то же время серьезный поэтический голос совести и религиозного трепета, голос России. суровый и дисциплинированный дух, на время подавленный анархической завистью и ревом революции, но высказывающийся в прекрасной серии стихотворений, посвященных войне в Лондоне (без печати и неслыханных, конечно, в то время как Советская Россия была союзником нацистской Германии ), а в звучном стихотворении «Мужество» — призыв не к Советам, а к своим собратьям — русским, который на самом деле появился в Правде через несколько месяцев после немецкого вторжения.
Она была русской православной верующей и русской патриоткой. Ее стихи исходили из обоих видов веры, и, как говорится в первых строках Реквиема , она также глубоко гордилась тем, что осталась в России, в то время как многие другие представители ее сословия бежали в эмиграцию. Четыре строки очень просты, но их тон ставит перед переводчиком печально известную проблему:
Никакое чужое небо не защищало меня,
ни одно чужое крыло не прикрывало мое лицо.
Я являюсь свидетелем общего жребия,
выживший того времени, того места.
Эта попытка Стэнли Куница американизирует перевод и заставляет осознать, насколько глубока и тонка разница между «великими простыми стихами» в американской традиции и в русском языке. Разница стала еще более заметной, когда Роберт Лоуэлл воссоздал линии на свой лад.
Я не был под новым небом,
его птицы были старыми знакомыми птицами.
Они по-прежнему говорили по-русски. Мизери
говорил знакомые русские слова.
Это полностью американские слова и американский тон. Lyn Coffin лучше всех дает вес, эквивалентный весу оригинала, и гравитации .
Нет, это не было под чужим раем,
Это не было под крылом иностранной державы, —
Я был там среди своих соотечественников,
Я был там, где мой народ, не для — к счастью, были.
«К сожалению» могло быть неудачным словом, но его сложные английские коннотации на самом деле просто дают правильную ноту, останавливая только эту сторону иронии. «К несчастью» было бы на грани зловещего.
С началом войны из-за Советского государства государство вернулось в «нормальное состояние». В 1946 году Ахматова была осуждена комиссаром культуры Андреем Ждановым и исключена из Союза советских писателей.
Тематика Ахматовой… ужасно ограничена: это поэзия переутомленной дамы из высшего сословия, которая отчаянно мчится взад и вперед между будуаром и часовней….Монахиня или проститутка — точнее, и монахиня, и проститутка, совмещающая блуд с молитвой … Поэзия Ахматовой очень далека от народа…. Что может быть общего между этой поэзией и интересами нашего народа и государства?
Используя такие слова, как «взволнованный» и «неистовый», Жданов показал, что он не имеет ни малейшего представления о том, о чем ее стихи — или что-то еще, вероятно, — были о чем. В каком-то смысле он определенно далек от людей, но люди, похоже, не знали об этом.Ее стихи были очень популярны в самизаате , а несколько официальных тиражей были мгновенно раскуплены. Возможно, монахиня и шлюха были популярным прикосновением, как мог бы утверждать символист вроде Йейтса — о, как это застенчиво. Но люди, которые восхищались Ахматовой, вряд ли заинтересуются символическими персонажами. Йейтс или Блок могли принять маску развратника или мудреца, но Ахматова, как и Пушкин, была собой насквозь, будь то женщина или поэт.
Хотя она восхищалась Блоком и, возможно, ненадолго любила его, она считала его неким неустойчивым демоном, актером соблазнительного, но опасно злого фарса.Она заявила: «В конце концов, так себя не ведут», и в том же тоне она говорит о государственной тирании, ужасах Ежовщины , всем деструктивным проявлениям бесчеловечного самомнения. Она знает, что оскорбление приходит, но горе тем, от кого он исходит, будь то легкомыслие отдельного человека или порочность государства. Поэма без героя (ироническая ссылка, конечно, на новых «советских» героев официальной советской поэзии) раздражала некоторых друзей и доброжелателей Ахматовой, а также советских чиновников тем, что воскрешала их за вину и искупление некоторых из старых частных домов св.Петербург грешит как одно целое с новыми муками Ленинграда.
Лин Гроб, вероятно, поступит мудро, не попробовав это стихотворение, потому что ее рифмованные версии не могли приблизиться к этому, хотя они часто и довольно неожиданно оказываются эффективными, когда она таким образом воспроизводит более короткие и ранние стихотворения. Ранняя Ахматова часто отличается ярко выраженной деловитостью, что хорошо переносится в американскую идиому. Вот версия Гроба одного из самых ранних стихотворений Ахматовой «Читая Гамлета».
Запыленный участок справа от кладбища.
За этим разворачивается голубая река.
« Отведи тебя в женский монастырь», — сказал ты, —
« Или женись
Идиот — решать тебе».Принцы всегда так говорят:
Но я не забуду этого, когда стану старше.
Пусть ваши слова текут по мере того, как стираются века,
Подобно горностаевой мантии, перекинутой через чье-то плечо.
«Но я не забуду этого, когда стану старше» — это правильная нота, в большей степени, чем более трезвый и безличный Куниц, «но это слова, которые каждый запоминает.(Версия Куница, однако, имела русский язык на другой стороне страницы — отличная аранжировка — и дополнительное преимущество эссе Макса Хейворда, безусловно, лучшего и самого краткого введения к Ахматовой, написанного для читателей на английском языке. ) *
«Лынь Гроб» снова преуспевает в коротком, терпком стихотворении, в котором Ахматова бросает взгляд на свои несчастливые отношения с мужем, поэтом Гумилевым. Она вышла за него замуж в 1910 году после множества его предложений, одно из которых сопровождалось попыткой самоубийства.Хотя сам Гумилев был оригинальным поэтом, исследователем и храбрым солдатом (после войны он был застрелен большевиками по обвинению в заговоре), он был явно непростым человеком, да и сама Ахматова, похоже, была совершенно невинна во всех этих преступлениях. обычные домашние добродетели.
У них был один сын, который из-за его имени был арестован во время чисток и за которого его мать провела часы мучений за пределами Ленинградской тюрьмы, память о которых содержится в Реквиеме . Выпущенный на войну, после нее был повторно арестован.К сожалению, после своего последнего освобождения он отдалился от своей матери. Сын поэтессы Цветаевой, повесившейся в 1941 году, поступил так же. Даже в ситуации апокалипсиса разрыв между жизнью и искусством часто может иметь ту же ужасную старую банальность. Если бы не революция, тирании и насильственной смерти, Гумилев и Ахматова, несомненно, поссорились бы, завидовали бы любви и стихам друг друга и, наконец, разошлись бы, как любые другие писатели где бы то ни было. Поскольку это маленькое стихотворение, написанное всего через несколько месяцев после ее замужества, содержит в себе краткую ясность, которая включает, даже если не предсказывает, будущее.В этом тоже есть юмор, сочувствие и какое-то кривое сочувствие.
Три вещи, которые он любил больше всего в жизни
Были белые павлины, музыка в массе,
И изодранные карты Америки.
Ему не нравились дети, которые плачут, и он
Не любил малиновое варенье с чаем
Или женскую истерику.
… И я была, хочешь нет, его женой.
Версия Куница имеет конкурирующие достоинства, но заканчивается словами «И он был привязан ко мне», что оставляет двусмысленность отношения.Лин Коффин ловко записывает рифму на первой и последней строчке, хотя ей приходится вытеснять последнюю. Россия просто заявляет: «А я была его женой».
Есть и прекрасные варианты стихов, написанных во время первой войны и в первые дни революции, когда Ахматова как бы начинала как бы подходить к делу: «Я слышу голос иволги», Повесть о Черном кольце »,« Муза »и великолепная« Жена Лота », воспевающая женщину, которая оглянулась на свой старый дом в« Содоме с красными башнями »и сознательно заплатила цену.«Данте», стихотворение на ту же тему, было незабываемо исполнено Куницем. Поэт посылает Флоренс «проклятие из ада / и небеса не могут ее забыть»: он отказался преклонить колени перед городом, который был «вероломным, подлым и непоправимым домом». Версия Лин Коффин несколько ослабляет это, но ее версия почти столь же запоминающейся «Клеопатры» завершает хорошо.
Завтра заковают ее детей. И все же
Ей в этом мире есть чем заняться — еще одна шутка.
И маленькая черная змейка, как бы в прощальном сожалении,
Ровной рукой она кладет на свою смуглую грудь.
В этих стихотворениях Ахматова без всяких претензий ссылается на исторические прецеденты своей судьбы. Счетчик, к сожалению, по сравнению с русским — пустяк, но с этим ничего не поделаешь. Слабо проявляется то качество, которое Иосиф Бродский выделяет в своем предисловии к этому переводу — истинный классик.«Ничто так не раскрывает слабости поэта, как классические стихи, — говорит он, — и поэтому от них так повсеместно уклоняются». Как поэт той же традиции, он лучше всех воспринимает то, что придает стиху Ахматовой его внутреннюю силу.
Мы постоянно слышим отголоски истинной классики в ее стихах, но они не предполагаются и не что-то, что она пытается скрыть; они преднамеренные. Как говорит Бродский, «она пришла полностью экипированной и никогда ни на кого не походила». Ей не нужно было уподобляться Йейтсу: она знала, кем она была.Это была Анна Ахматова, а не Анна Горенко. Ее отец, военно-морской архитектор аристократического происхождения, посоветовал ей любыми способами писать стихи, но не «портить доброе имя», публикуя их под ним, поэтому она взяла имя из далекого прошлого семьи своей матери, имя, которое , как отмечает Бродский, имеет отчетливо татарский колорит. Это соответствовало ее внешности — «рост пять футов одиннадцать, темноволосая, светлая кожа, с бледно-серо-зелеными глазами, как у снежного барса, стройная и невероятно гибкая, ее в течение полувека рисовали, раскрашивали, отливали, высекали и вырезали. сфотографирован множеством художников, начиная с Амадео Модильяни.«Странно после этого, что Бродский сравнивает ее с Джейн Остин («… ее синтаксис напоминает английский. С самого порога своей карьеры и до самого конца она всегда была совершенно ясной и последовательной »), но суть исключительно проницательная. . Ни оригинальность, ни даже то, что они были «художниками», нисколько не заботили: они просто были такими. Ахматова, по словам Бродского, не любила само слово «поэт».
Ее отождествляли с Петербургом как источником вдохновения, как Джейн Остин с ее «тремя или четырьмя семьями» в английской деревне. Петербург Ахматовой — это научное и творческое исследование ее тем, ее друзей и ее поэзии по отношению к городу, который с момента своего основания Петром Великим вызывал такое восхищение русскими поэтами и писателями. Шарон Лейтер цитирует в качестве одного из своих эпиграфов разговор с Ахматовой, записанный Лидией Чуковской в 1939 году, в котором они договорились об особой пригодности Петербурга как места для катастрофы. «Эта холодная река, с тяжелыми облаками всегда над ней, эти грозные закаты, эта оперная, устрашающая луна….Черная вода с желтыми проблесками света…. Не представляю, как в Москве выглядят катастрофы; там у них нет всего этого … » Блок и Белый согласились бы с ней, а рассказы Гоголя и Достоевского и его Преступление и наказание уже звучали ту же тему.
И все же город, как и Данте Флоренция, был «непоправимым домом». Для нее, как и для ее современника Мандельштама, это был обитель «благословенного слова». Здесь есть значительный контраст между отношением двух поэтов-акмеистов к Петербургу (на мой взгляд, прозаические мемуары Мандельштама «Шум времени » — лучшее его воплощение) и отношениями Блока.Для Блока это был символистский ад, huis clos , единственный выход из которого — кровавый апокалипсис. В известном его стихотворении из двух строф описывается неподвижная ночная сцена: «улица, уличный фонарь, аптека», без «выхода» из прошлого и будущего. Ахматова и Мандельштам впустили весь свет и воздух сказки и легенд (акмеизм для Мандельштама был «ностальгией по мировой культуре») и по городу они, в своем любопытстве, и более ласковые, и более домашние. В своей «Осипу Мандельштаму» она пишет стихотворение изумительной классической безмятежности, чья лирика — невиданная прежде — тем не менее перекликается как с самыми известными лириками Пушкина, так и с немецкими лириками XIX века, любившими греков.
Там, где круг Эвридики,
Где бык несет Европу по волнам;
Там, где проносятся наши тени,
Над Невой, над Невой, над Невой;
Там, где Нева плещется о ступеньку, —
Твой путь в бессмертие.
Триумфальная строка — « И Невой, и Невой, и Невой » — с ударением на последнем слоге каждой фразы передает дифирамбическое движение, а текст Шарон Лейтер значительно обогатился, сделав все цитаты двуязычными.
Как она отмечает, слово «пройти», пропуск , используется Мандельштамом в его замечательном стихотворении, которое начинается словами «Мы еще встретимся в Петербурге / Как будто мы зарыли там солнце…».
Ночной пропуск не нужен,
Часовых не боюсь:
За светлое бессмысленное слово
Помолимся советской ночью.
Хотя стихотворение Ахматовой «Мужество» было опубликовано в «Правде », , как часть официальной кампании по мобилизации морального духа советских людей, оно также тонко подорвало советские ценности, провозгласив, что борьба ведется за «сохранение жизни, великое русское слово». , »То же самое слово, которое Мандельштам взывает и молится в ночи Ленинграда.Как видел Синявский, слово поэта в России имеет недвусмысленный авторитет, являясь загадочным соперником светского государства. Поэт в России является хранителем слова и оставляет последнее слово за Богом.
Осип Мандельштам: борьба русского поэта за правду
Появился осенью 1976 г., т. II, No. 2 Скачать PDF
Литература должна быть мощным средством выражения веры. Таким образом, он должен способствовать созданию подлинной культуры.Петра Крока очень интересуют все три — литература, культура и вера — в следующем деликатном обращении с русским поэтом Осипом Мандельштамом. Мандельштам, которого преследовала за свои взгляды не меньшая фигура, чем сам Сталин, проявил недюжинную силу и дальновидность. Его работа выжила в значительной степени благодаря равной силе и видению его жены, и вместе пара бросает вызов мужчинам всех времен и цивилизаций, чтобы они искали только Истину, без которой не устоит ни вера, ни культура.По словам автора, работа Мандельштама также дает нечто большее: откровение о том, что служение истине состоит в противостоянии корыстной официальной лжи современного светского мира.
«Кого еще ты убьешь? Кому еще вы будете поклоняться? Какую еще ложь ты изобретешь? » это завещательные строки, которые олицетворяют индивидуальность и твердое сохранение достоинства русского поэта Осипа Мандельштама (1891-1938). В том же стихотворении, 1 января 1924 года , Мандельштам, который, как заметил Кларенс Браун, «величайший русский поэт современности» (1), написал: «Мог ли я когда-нибудь предать сплетников / великую клятву перед народом». Четвертое сословие / и клятвы достаточно торжественны до слез.Этот великий обет был верностью истине.
Мандельштам стоял, как Терезий Элиота, «наблюдая, как орды в капюшонах роятся над бескрайними равнинами», оплакивая не только разрушение городов, но и могучий сапог тирана перед лицом совести, свободы и семьи. Он не только был свидетелем отчуждения человека от культуры и общества (преобладающая тема западной литературы двадцатого века), но и наблюдал, как «голая осетина» (Сталин) опустошает Россию и сеет хаос и ужас в гостиной каждой отдельной мысли.
Как и многие другие, Мандельштам мог бы придерживаться линии партии и попытаться подогнать свои стихи под текущую идеологию и тем самым успокоить своих преследователей. Он мог бы подчиниться последнему партийному диктату и получить удовольствие от дополнительных талонов на питание или дачи (загородного дома). Можно либо пойти на компромисс с системой в малых дозах, но в конце концов окаменеть от ее соли лжи, либо стать революционером. Мандельштам решил стать революционером, потому что он стоически держался за истину и отказывался распространять свои убеждения.
Он считал, что умирающий девятнадцатый век, век релятивизма и терпимости, вызвал чудовищного и варварского преемника, новую ассирийско-египетскую эпоху. (2) Он видел в поэзии материал для защиты от грядущих монументальных рабских культур. В эссе Гуманизм и настоящее , опубликованном в берлинской газете в 1923 году, Мандельштам писал:
Есть эпохи, которые утверждают, что им нет дела до человека, что его нужно использовать как кирпич или цемент, что он должен быть построен не для чего.. . . Если социальная архитектура будущего не будет иметь в своей основе подлинно гуманистического оправдания, она сокрушит человека, как Ассирия и Вавилония сокрушили его. (3)
В конце своего величайшего короткого эссе Слово и культура , написанного в начале 1920-х годов, поэт заявил:
По отношению к этой новой эпохе с ее безмерной жестокостью мы колонизаторы. Европеизировать и очеловечить ХХ век, обогреть его теологической теплотой — вот задача тех, кто сумел выбраться из обломков девятнадцатого века, волею судеб выброшенных на берег на новом историческом континенте.(4)
Мандельштам неумолимо осознавал силу слова так же, как он понимал силу государства. Он сказал: «В этой стране уважают поэзию, потому что за нее убивают людей. Нет места, где за это убивают больше людей ». (5) В разговоре с русской поэтессой Ахматовой он упорно утверждал, что «Поэзия — это сила» и что «если они убивали людей ради поэзии, то они должны бояться и уважать ее — другими словами, это тоже была сила в мире. земля.» (6)
Отказываясь нести в советском воздухе коварные волны лжи и обмана, Мандельштам олицетворял упорную антенну личной честности.В 1929 году он объявил группе местных писателей в Тифлисе, что формула «национальна по форме; Социалистический по содержанию », был глуп и неграмотен. Это был рецепт Сталина для правильного письма. Мандельштам запечатлел Пахаря, как Солженицын называл Сталина в В круге первом , апокалиптическим видением в стихотворении Сталина 1933 года. Когда он был сослан в российскую провинцию Воронже, поэт сказал своей жене Надежде: «Почему это? когда я думаю о его я вижу головы, холмы голов? Что он делает с этими головами? » (7) Историческая справка раскрывает значение: татарские завоеватели России сваливали головы за пределами городов как знак безрассудства сопротивления своему правлению.
Мандельштам, как и Солженицын, чей роман Круг первый относится к первому кругу Ада , был преданным читателем Данте. Есть ли более яркая параллель страданий, чем между адом Данте и сталинским архипелагом ГУЛАГ? Мандельштам обычно оставлял небольшой том Данте в своей куртке на случай, если он услышит полуночный стук, и фактически, когда его отправили в Сибирь, он взял с собой одно из своих немногих разрешенных имуществ, Данте.
Неизбежно тот же голос, который щелкнул: «Какую еще ложь ты изобретешь?» И провозгласивший свою клятву Четвертому сословию, был обречен, так же как и многие писцы и представители нового кредо похоти.В ночь на май 1934 года Мандельштам был арестован и подвергнут репрессиям в печально известной политической тюрьме Любянка. Так получилось, что несколькими днями ранее он прочитал свое сардоническое стихотворение о Сталине в квартире Пастернака, и один из девяти друзей сообщил об этом властям. Поскольку это стихотворение предопределило судьбу Мандельштама, было бы поучительно представить его. Вот это стихотворение в переводе Макса Хейворда:
Мы живем, глухие к земле под нами,
В десяти шагах от нас никто не слышит наших речей,Но там, где хоть пол-разговора
Кремлевский альпинист обязательно найдет свое упоминание.Его пальцы толстые, как личинки
И слова, окончательные, как свинцовые гири, срываются с его губ,Его усы таракана лукаво смотрят
И его голенище блестит.Вокруг него толпа тонкошеих вождей —
Ласковые полулюди, с которыми ему можно было поиграть.Они ржут, мурлыкают или скулят
Когда он болтает и показывает пальцем.Один за другим выковывая свои законы, чтобы их бросали
Как подковы в голову, в глаз или в пах.И каждое убийство — удовольствие
Для широкогрудой осетины.(8)
Мандельштам не был устранен, как все предполагали, но спас смерть от того, что Надежда назвала «чудом». Усилиями Николая Бухарина, Пастернака и других ему была предоставлена четырехлетняя передышка. Сначала поэт был сослан в небольшой азиатский городок на Урале, где, чуть не сошедший с ума от тюремного опыта, попытался покончить жизнь самоубийством, выбросившись из окна больницы. После этого его отправили в Воронзе, где он оставался почти всю свою принудительную ссылку. Следующие четыре года они с Надеждой жили на скудные пайки и пожертвования друзей.Срок его ссылки истек в мае 1937 года, и следующие двенадцать месяцев поэт жил в кошмаре террора, пока шла волна вторых арестов. Хотя он только что перенес два сердечных приступа, в мае 1938 года Мандельштам был приговорен к пяти годам каторжных работ в Сибири.
В январе 1939 года посылка, которую Надежда отправила мужу, была возвращена. В записке с печатью говорилось, что отправитель умер. Что произошло? Где-то в азиатских курганах Осипа, лишенного одежды с биркой на ноге, оставили в общей яме.Осип Мандельштам скончался от сердечной недостаточности в пересыльном лагере 27 декабря 1938 года.
Но дух Мандельштама не умер. Это продолжалось в яростном рвении его мятежной жены. Власти конфисковали и уничтожили каждую строчку письма Мандельштама, которую смогли найти. Таким образом, в течение двадцати лет, в течение которых владение его произведениями считалось уголовным преступлением, она хранила стихи и записи своего мужа, когда он был не человеком и изгоем. Целое поколение она трудилась в тишине, тайно копируя, запоминала, а по ночам, работая на швейной фабрике, вяжла его стихи в своей крови.Как писал биограф Мандельштама Кларенс Браун, Надежда хранила стихи и прозу Мандельштама в древнейшем хранилище — человеческой памяти. Она носила его стихи «целиком во внутренней темноте» (9) до 1956 года, когда Верховный суд СССР «реабилитировал» Мандельштама. Однако его стихи до сих пор не доступны российской публике.
Советы издали Мандельштама очень маленькими тиражами, которые не продавались в Советском Союзе, но отправлялись за границу для продажи или продавались в Москве в специальных валютных магазинах, пользующихся покровительством иностранцев.Немало иронии заключается в том, что когда г-жа Сахарова приехала в Москву, чтобы вручить своему мужу медаль Нобелевской премии мира и диплом, таможенники обыскали ее и изъяли четыре экземпляра стихов Мандельштама, опубликованных в Советском Союзе.
Тот факт, что собрание произведений Мандельштама выросло из маленькой кирпично-красной книги в 1955 году до трехтомника, объясняется героической любовью и неумолимой верностью его вдовы. Собрание сочинений Мандельштама под редакцией Глеба Струве и Бориса Флипова медленно росло из копий и копий, вывезенных из России контрабандой.Я не могу придумать такого случая, чтобы два таких ума поженились и в своей жизни и характерах воплотили такие подлинные символы: Надежда — выносливая жена и Осип — муж, победивший своей выносливостью. Ее преданность ему походила на древнюю драму; Я думаю о величайшей героине литературы — Антигоне. Надежда не успокаивалась, пока останки ее мужа не были должным образом обработаны, и поэтому она с благородной бдительностью продолжала следить за его памятью. Фактически, ее два тома общим объемом 1300 страниц, «Надежда против надежды» и «Брошенная надежда» , опубликованные и переведенные в 1970-х годах, признаны двумя величайшими завещательными документами нашего столетия.
Мандельштам родился и вырос в так называемом «иудейском хаосе». Его родители были зажиточными евреями, которые поселились в чужом и антисемитском городе Санкт-Петербурге в 1894 году, всего через три года после рождения Мандельштама в Варшаве. Семья его торговцев кожей была чужаком не только в своей стране поселения, но и в своей религии, поскольку они имели лишь поверхностную привязанность к иудаизму. Осип посещал Тенишевское училище, академию очень продвинутого обучения с 1899 по 1907 год. Когда он окончил школу в возрасте 16 лет, он проучился два года в университете.Большую часть следующих трех лет он скитался по Западной Европе, на какое-то время поселившись в Париже, а затем провел семестр в Гейдельберге. Вернувшись домой в 1911 году, Мандельштам продолжил обучение на историко-филологическом факультете Петербургского университета, но диплома так и не получил.
1910 год был годом первого появления Мандельштама в печати, и его приход в литературу совпал с определенными событиями в литературной жизни России, которые должны были полностью изменить облик русской поэзии.Это был год того, что обычно называют кризисом символизма, который был господствующей школой поэзии в течение примерно двух десятилетий. На смену разлагающемуся символизму пришли другие движения, особенно футуризм и акмеизм.
1913 год считается началом писательской карьеры Мандельштама, когда он опубликовал за свой счет свою первую книгу стихов, зеленую брошюру на 33 страницы под названием Kamen (камень). Заголовок важен не только для понимания Мандельштама, но и для акцентирования внимания на акмеистском движении, наиболее вдохновляющим представителем которого он стал.В отличие от драгоценного камня, алмаза или мрамора, которые понравились бы символистам, камень является обычным материалом. Принципы акмеиста как реакция на стили и как критерий стихов были схожи с Эзры Паунда, что нельзя делать имажинистам . Образы должны были быть конкретными и четко реализованными, а изложение стихов строго логичным. (10) Во время чтения в 20-е годы прошлого века, когда «провокатор» задал Мандельштаму веский вопрос: «Что такое акмеизм?» движение, которое к тому времени было полностью оспариваемым, на воодушевляющие возгласы публики он ответил, что акмеизм — это «тоска по мировой культуре».”
Акмеисты считали себя гильдией мастеров с моральными устоями. В отличие от символистов и футуристов, они были не ловцами людей, а каменщиками, стремившимися заложить свои камни в Дом духа. В эссе о Вийоне в 1910 году Мандельштам писал: «Средневековый человек считал себя таким же незаменимым и неотъемлемым элементом универсального здания, как любой камень в готическом сооружении. . . . Не осознавая этого, средневековый человек рассматривал неприукрашенный факт своего существования как услугу, как своего рода подвиг.(11) Он видел связь между его периодом и средневековьем, как он писал в другой статье, Утро акмеизма : «Восприятие мира как живого равновесия делает нас родственными этой эпохе и побуждает нас к черпают силу в трудах, возникших на романской почве около 1200 года ». (12) Мандельштам, который придерживался средневекового представления о себе как о мастере, сказал, что он не был «создателем» стихов, поскольку он был слишком искренним и скромным для такого ярлыка; вместо этого он сказал, что он «строитель.”(13)
Его отношение можно рассматривать как par instance для художника. Как писала Надежда, «он считал себя не человеком, стоящим над толпой, а ее частью. Любая самоисключительность была для него анафемой — это, несомненно, было связано с его чувством принадлежности к иудео-христианской традиции ». (14) Надежда изложила свои принципы в книге «Надежда против надежды» :
.Работа поэта [является] средством мировой гармонии, то есть она связана с делами собратьев поэта, среди которых он живет и чья судьба разделяет его.Поэт не говорит «от их имени», но с ними, и не отделяет себя от них; иначе он не был бы источником истины. (15)
Период после 1913 года по большей части прошел в скитаниях и случайных заработках по европейской части России. В 1920 году он женился на Надежде, а через три года в Берлине был опубликован второй том его стихов, Tristia . Судя по одним только публикациям, 1928 год был апогеем его карьеры. Появились следующие книги: Стихотворения , О поэзии и Египетская марка , в которую вошла его знаменитая повесть Шум времени .вторая половина двадцатых иссушила его поэзию на мучительный пятилетний период, который Мандельштам называл своим «глухонемым» периодом. В это время он был неуверен в себе и боялся поддаться лжи.
Надежда предполагает, что, возможно, причина, по которой Осип перестал писать стихи в середине и конце двадцатых годов, заключалась в том, что в этот период неразберихи он уже не был уверен в своей правоте. В «Утро акмеизма » (1913) Мандельштам писал: «Архитектор говорит: я строю, то есть я прав.Нам сознание своей правоты дороже всего в поэзии ». (16) Слушая хор тех, кто принял новую реальность, он, должно быть, сильно обеспокоился своей изоляцией от нее. Атакованный символистами, Левым фронтом (ЛЕФ), Российской ассоциацией пролетарских писателей (РАПП) и всеми другими группами, безоговорочно поддерживающими новую систему, он едва мог избавиться от ощущения, что он действительно был «засыхающей коркой в буханке. давно сняты. Охваченный такими сомнениями, он никак не мог почувствовать уверенность в своей «правоте».«Попытки Мандельштама смириться с новой эрой закончились неудачей, но этот смутный период помог ему определить свое место в новом мире.
Осип был не единственным писателем, которого терзали сомнения. Как отметила Надежда, «то же самое случилось с Ахматовой какое-то время, а с Пастернаком длилось добрых десять лет. «Это должно быть что-то в воздухе», — сказала Ахматова ». Надежда продолжала: «Действительно, что-то витало в воздухе, может быть, начало той общей сонливости, от которой нам так трудно избавиться.”(17)
Николай Бухарин, который позже стал жертвой первой сталинской чистки в 1936 году, любил Мандельштама, ценил его стихи и спас поэта от нескольких грозных кампаний очернения. В 1928 году Бухарин остановил особенно ожесточенную кампанию и отправил Мандельштама с женой в Армению. Именно там Муза вернулась и в 1930 году Мандельштам написал свою последнюю книгу, Четвертая проза .
Книга была буквально его четвертой книгой прозы, но была также связь с «четвертым сословием».Мандельштам считал себя членом «четвертого сословия», разночинцы, интеллигенции из низов. (18) В «Четвертой прозе » , чтобы обозначить разрыв с другими советскими писателями, он снял свою «литературную шубу» и топнул на ней. (19)
Мандельштам продолжал писать стихи с 1930 года до своей смерти. В
году его следующая группа стихов, цикл «Волк», подготовка к изгнанию, а также чувство изгнания и отвержения были доминирующими темами.Лучше всего его опасения можно оценить через его стихи. Следующее стихотворение, Ленинград, , написанное в декабре 1930 года, остро передаёт его предчувствия:
Я вернулся в свой город. Это мои старые слезы, мои собственные маленькие вены, опухшие железы моего детства.
Итак, вы вернулись. Откройте широко. Проглотите рыбий жир из речных фонарей Ленинграда.
Открой глаза. Вы знаете этот декабрьский день, когда яичный желток с вбитой в него смертельной смолой?
Петербург! Я пока не хочу умирать! , Вы знаете мои номера телефонов.
Петербург! У меня остались адреса:; Я могу найти мертвые голоса.
Я живу на черной лестнице, и колокол, вырвавший нервы и все такое, звенит у меня в висках.
И я жду до утра гостей, которых люблю, и ломаю дверь цепями. 20
Какое достижение Мандельштама в поэзии? Виктор Террас утверждает, что он «второй поэт после Пушкина. Он лучший парнасский поэт России… Он сказал русскими стихами то, что раньше было сказано только на греческом, латинском или итальянском языках. 21 В предисловии к Полному собранию поэзии Осипа Мандельштама Сидней Монас писал: «Растет осознание того, что он был не только важным поэтом двадцатого века, но, возможно, не меньше, чем Рильке или Паунд или Йейтс или Элиот, поэт ». 22 W.S. Мервин, один из выдающихся поэтов Америки, перевел Мандельштама с Кларенсом Брауном, и их перевод был рекомендован как один из лучших сборников стихов 1974 года. Мандельштам больше не чужд мировой публике.
Для автора этой оценки первыми критериями оценки литературного высказывания являются искренняя искренность чувств и яркая яркость в изложении автором своего опыта. Художник должен цепляться за правду в себе и в своих словах, иначе его строки не выдержат жизни, потому что они не несут крови его опыта и становятся анемичными. Прежде всего, Мандельштам, как и Оруэлл, Солженицын и Пастернак, особенно стремился правдиво отразить свои чувства и взгляды. 23 Этот поиск истины проистекает из морального обязательства и дает представление о культурной среде, которая разжигает эту приверженность. Тот факт, что Россия (а не советская система) является такой религиозной страной, — это одна из странных парадоксов истории. В статье Литература инакомыслия в Советском Союзе в Новое время, Эдвард Ф. Эриксон-младший отметил следующих несогласных: Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Надежда Мандельштам, Михаил Булгаков, Борис Пастернак и Александр Солженицын.Эриксон писал, что «то, что объединяет их всех, — это их твердый гуманизм … религия почти всегда фигурирует как важный компонент в их отдельных взглядах на мир». 24
Гуманизм — это живая сила в русской литературе, в то время как в Америке большая часть нашей литературы (особенно художественной) посвящена психологии личной дезинтеграции, сексуальной неадекватности и взгляду на человека «обезьяны в штанах». Очевидная проблема заключается в том, что слишком много из наше чтение и литература требуют рекламы.Но реальная разница в том, что в состоянии лжи правда гораздо дороже и дороже. Американская публика, занимающаяся продажей и покупкой книг, озабочена проблемами скуки, разочарования, аффекта и удовлетворения. В конечном счете, это проблемы, которые возникают из-за незнания своего места или миссии на этой Земле. Как предостерегал Фолкнер в своем обращении к Нобелевской премии и как подтверждается в английской литературе после Второй мировой войны, американские и английские писатели не понимают сердечных проблем.Именно через сердце, понимающее страдания, недавние русские писатели и Мандельштам стремились выразить свои чувства. 25 Эдвард Эриксон дополняет эту точку зрения содержанием:
Они [ранее отмеченные несогласные русские авторы] стремятся восстановить именно тот образ человека, который был так жестоко подвергнут критике культурными лидерами двадцатого века как в марксистской России, так и на Западе … Эти авторы предоставляют поразительные четкие доказательства того, что традиционный гуманизм, даже гуманизм с христианской основой, хотя он в значительной степени ушел в подполье в двадцатом веке, не исчез.В самом деле, не будет преувеличением сказать, что именно среди советских авторов мы можем найти наиболее энергичное современное возрождение традиционного образа человека в литературе. 26
Мандельштам, описывающий время и поколение, является значительным вкладом в поэтический опыт — очень цельную сеть, которая является традицией и литературой. Как писал Террас, Мандельштам был «абсолютным вниманием» ко времени. 27 Монас описал эту тему ниже : «Фразу, строчку, строфу, абзац, афоризм он мог охарактеризовать век, эпоху, культурную среду.Так, восемнадцатый век в своем эссе об Андре Шенье: «как высохшее озеро; без глубины, без влаги; то, что было затоплено, теперь все поверхности ».‘ 28
Как и большинство русских интеллектуалов, Мандельштам приветствовал русскую революцию, но со временем его отношение стало более критическим, пока в конце концов он не написал в начале двадцатых годов: «Он жил среди чужого племени». Он поддерживал революцию, «но без смертной казни». 29 Как заявил Монас, «его отталкивало не столько насилие революции … но скорее внутренняя тенденция партии и ослепленной партией интеллигенции установить себе власть над языком и, следовательно, над правда.” 30
Мандельштам никогда не сомневался, что новая эра началась с победы Революции. В «Поисковике подковы » в 1923 году он написал, что «хрупкая хронология нашего века близится к своему концу», а от старого мира остался только звук, хотя «источник звука исчез». Он сетовал на конец девятнадцатого века и нарушение «нового порядка». Мандельштам в «Сланцевой оде », называл себя «двойным торговцем с разделенной душой» и чувствовал, что он был двойным торговцем за попытку присоединиться к «сломанным позвонкам двух столетий» и за то, что не смог изменить свои ценности.В году эпохи он символизировал время как дикое животное со сломанным позвоночником, смотрящее на свои следы, и он спросил: «Кто когда-либо склеит вместе позвонки двух столетий своей кровью?» В поэме № 227 сравнивается возраст некомпетентного волкодава, который не отличит овцу от волка и нападает на ягненка, которого должен был охранять.
Поэзия Мандельштама отличается экуменическим гуманизмом и интенсивностью сжатия, так что его стихи звучат личным голосом Йейтса, и, как и Йейтс, его поэзия является метафорой его отношений с его возрастом и обществом. .В «Оде Сталину » навязчивые наводящие на размышления дурные предчувствия и драматический намек на «Иуду будущего» напоминают одну из вызывающих воспоминания символов Йейтса в году «Второе пришествие». Вот Ода Сталину в переводе Бертона Раффеля и Аллы Бураго:
И что нам делать с этими раздавленными равнинами, протяжным голодом этого чуда?
Так или иначе, открытость мы видим
в них мы видим сами, засыпая, видим
и вопрос продолжает расти Куда они идут?
Откуда они?
И не ползет ли он по ним медленно,
он, тот, о котором мы плачем во сне
ему, Иуде будущего? 31
«Открытость» — это не просто безбрежность степи и неба за воронежскими холмами, но историческая и культурная «открытость» Евразии.
Чтобы описать некоторые особенности стихов Мандельштама, было бы поучительно указать на литературные и социальные связи между ним и Йейтсом. И Мандельштам, и Йейтс были эпиграмматическими, ритмичными, глубоко структурированными и глубокими поэтами. Оба использовали сложные рифмы, мощные классические и национальные аллюзии, и каждый чувствовал глубокую привязанность к своей родине. Оба стали свидетелями апокалиптического насилия и предложили свой стих как европейское свидетельство. Оба были гуманистами с твердыми моральными убеждениями, но, хотя Йейтс был учеником Гомера, Мандельштам в конечном итоге был сторонником христианства.В разговоре с другим писателем Мандельштам сказал, что «считал себя последним христианско-эллинским поэтом в России». 32
Так же, как Йейтс сказал, что поселится в тряпичной лавке сердца, русский назвал себя «высыхающей коркой давно вынутого хлеба». Мандельштам в г. 1 января 1924 г., видел свое собственное положение в возрасте как положение «больного сына возраста, с негашеной известью в моей крови». Он отказывался подчинять свою душу соблазнительному гостеприимству и покорности.Именно во время написания этого стихотворения Мандельштам открыл то, что его жена назвала «фантастической бездомностью».
Как еврей и поэт, он всегда был чужаком. Тем не менее, из-за этой безосновательности Мандельштам искал христианства. Из кучи советского хаоса, подобно Пастернаку и Солженицыну, он увидел отчаянную потребность в христианстве как в цивилизаторской силе. Как и Пастернак, но без церемонии его обращения, Мандельштам был обращенным в христианство евреем. Он крестился в лютеранской церкви в Финляндии около 1910 года.
Не имеет ли огромное значение то, что в разрушении «нового порядка» Мандельштам увидел острую потребность в христианстве и почувствовал, что христианство является основой европейской культуры? Как он писал в 1920 году во время разрушения гражданской войны в России, «Евхаристия пребывает, как вечный полдень». Надежда отметила, что в христианстве его больше всего привлекала «доктрина свободы воли и внутренней ценности человека». 33 Мандельштам считал, что принципы христианства являются необходимой основой для обеспечения основных свобод человека и противодействия тенденциям тоталитаризма, которые, как он видел, порабощают личность.Его христианство не было вопросом литургии или форм поклонения. Скорее это коренится в осознании человеческих грехов и традиции свободы.
Глубокая степень приверженности Мандельштама христианству еще не полностью понята или признана. Как писал Монас: «За исключением блестящего русского эссе Джорджа Иваска под названием Христианская поэзия Мандельштама, , критики потратили больше энергии на уклонение, чем на противодействие». Далее Монас сказал, что «Мандельштам — самый христианский из современных поэтов.» 34 Мандельштам в фрагментированном эссе, Пушкин и Скрябин, , написанном до 1923 года, заявил:
Вся наша двухтысячелетняя культура, благодаря милосердию христианства, — это освобождение мира к свободе для игр, для духовного веселья, для свободного «подражания Христу». … Христианскому искусству не угрожает опасность внутреннего обнищания. Он неисчерпаем, бесконечен, поскольку, побеждая во времени, он конденсирует благодать в великолепные облака и истощает их, как животворный дождь.Невозможно в достаточной степени подчеркнуть тот факт, что европейская культура обязана своей вечной неувядающей свежестью милосердию христианства по отношению к искусству. 35
Как заметил Кларенс Браун, заголовок Пушкин и Скрябин кажется не более чем предлогом для настоящего предмета: определения христианского искусства.
Прежде всего, Мандельштам был привержен неотъемлемому праву человека на свободу и человеческое достоинство. Его гуманизм был артерией убеждения, пронизывающей все дело его жизни.Осип Мандельштам олицетворял неукротимый дух стремления человека к истине. И все же трагедия Мандельштама — не особая трагедия, потому что мучеников гораздо больше, и чистки, от которых у него перехватило дыхание, все еще сокрушают других, подобных ему. Мандельштам понимал свою судьбу, но верил в силу своих слов:
Курганы человеческих голов блуждают вдаль; Я уменьшаюсь среди них. Никто меня не видит. Но в книгах очень любят, а в детских играх я встану сказать солнышко. 36
-ПРИМЕЧАНИЯ-
1 Надежда Мандельштам, Надежда против надежды: воспоминания, пер. Макс Хейворд, вступление. Кларенс Браун (Нью-Йорк, 1970), xii.
2 Другие признали связь между тоталитаризмом и рабскими империями прошлого, особенно Евгений Замятин, современник Мандельштама, и Джордж Оруэлл. Фактически, роман Замятина о будущем « Мы, » сильно повлиял на концепцию Оруэлла « 1984». Книга Замятина, писал Оруэлл, придает режиму будущего «цвет зловещих рабских цивилизаций древнего мира». Позже в письме Оруэлл сказал, что Замятин «принимает во внимание дьяволизм и тенденцию возвращаться к более ранней форме цивилизации, которая кажется частью тоталитаризма». Ср. Собрание эссе, журналистики и писем Джорджа Оруэлла, IV, ред. Соня Оруэлл и Ян Ангус (Нью-Йорк, 1968), 74-75 и 485-86.
3 Кларенс Браун, Мандельштам (Великобритания, 1973), 102-103.
4 Полное собрание стихов Осипа Эмильевича Мандельштама, пер. Бертона Раффела и Аллы Бураго с вступлением. и примечания Сиднея Монаса (Олбани, 1973), 4. (Здесь и далее ссылки на Монаса цитируются из введения к этому тому).
5 Надежда против надежды, 159.
6 Там же, 170.
7 Там же, 203.
8 Там же, 13.
9 Мандельштам, 4.
10 Осип Мандельштам: Избранные стихи, пер.Кларенс Браун и У.С. Мервин, вступление. Браун (Нью-Йорк, 1974), vii. и ix.
11 Мандельштама, 152.
12 Там же, 146.
13 Надежда против надежды, 264.
14 Там же, 170.
15 Там же, 188.
16 Мандельштам, 144.
17 Надежда против надежды, 162-3.
18 Ibid., 176. «Разночинцы» — русский термин, который трудно определить в английском языке, означающем «образованные простолюдины». «У разночинца, — пишет Мандельштам в своей автобиографии, — нет биографии, кроме прочитанных книг». Ср. Проза Осипа Мандельштама, пер. с критическим эссе Кларенса Брауна (Принстон, Нью-Джерси, 1965), 122.
19 Надежда против надежды, 178.
20 Браун и Мервин, 42.
21 В обзорной статье книги, Russian Parnassian, in New Republic (1 декабря 1973 г.), 23.
22 Монас, 1.
23 Эти писатели одержимы истиной, потому что они осознают, что ложь раком о духе культуры. В 1946 году Оруэлл с большим предвидением осознал, что к 1950-м годам было бы «так же опасно восхвалять СТАЛИНА, как нападать на него два года назад. Но не стоит расценивать это как аванс. Ничего не получится, если научить попугая новому слову. Что необходимо, так это право печатать то, что каждый считает правдой, не опасаясь запугивания или шантажа со стороны любой стороны .Цитата из Алекса Звердлинга, Оруэлл и левые (Нью-Хейвен и Лондон, 1974), 52. В двух известных отрывках из Доктор Живаго, пер. Макса Хейворда и Мануа Харари (Нью-Йорк, Signet Books, 1960) Пастернак писал: «То, что веками поднимало человека над чудовищем, — это не дубина, а внутренняя музыка: непреодолимая сила невооруженной правды, мощное притяжение ее пример.» Далее Живаго говорит: «Политика меня не привлекает. Я не люблю людей, которых не волнует правда.” Ср. стр. 39 и 216. В своей ссылке в Цюрихе Солженицын сказал: «Наша программа — это моральная революция. ..для нашей страны наша конкретная задача — отважиться на нравственный поступок. Должна быть прекращена поддержка официальной лжи…. Все, что вам нужно сделать, это отвергнуть ложь ». Ср. Philadelphia Bulletin, 28 ноября 1974 г. (AP Wire Service).
24 Эдвард Эриксон-младший, Литература инакомыслия в Советском Союзе в Новое время, XVII, No.1 (Зима, 1973), 40.
25 Вопрос о страданиях неразрывно связан с русской литературой. Пастернак в своей автобиографии писал: «В жизни важнее терять, чем приобретать. Семя прорастет только в том случае, если оно умрет ». Ср. Я помню: набросок к автобиографии, пер. Дэвид Магаршак (Нью-Йорк, 1960), 81. Солженицын сказал о себе: «Всю мою жизнь земля моей родины была под ногами…. Я слышу только ее боль, только о ней пишу.” Ср. Солженицын: Документальная запись, изд. Леопольд Лабедз (Лондон, 1970), 43 и 30.
26 Эриксон, 40.
27 Философия времени Осипа Мандельштама в Slavonic and East European Review, 48, No. 109 (июль 1969), 346.
28 Монас, 15.
29 Надежда против надежды, 101.
30 Монас, 13.
31 Полное собрание стихов Осипа Мандельштама, 265.
32 Hope Against Hope, 250. Более подробно можно описать классицизм Мандельштама. Достаточно добавить, как указывал Браун: «Его классицизм в некотором смысле совершенно неклассичен, поскольку возвышенный, объективный и безличный стиль всегда пропитан натурализмом и домашним уютом Нового Завета». Ср. Мандельштам, 254.
33 Надежда против надежды, 250.
34 Монас, 9.
35 Браун, Мандельштам, 233 -4 .
36 Браун и Мервин, 84.
Информационный бюллетень № 93, май 2019 г.
читателей »Добро пожаловать в Plume, выпуск № 93
мая: и, скрывшийся Кентуккиан, я предвкушаю День Дерби — Неделю! — с обычной смесью отвлеченного удовольствия и малейшего FOMO. Итак, некоторая тошнота, поскольку время гонок приближается к субботе, временное недомогание, которое я ожидал на протяжении многих лет, сопровождаемое привычкой: за несколько минут до «И они выключены … Я останавливаюсь, чтобы послушать за нашей дверью, потому что даже здесь, во Флориде, неизбежно, близко или далеко, будут нарастать голоса, возможно, полоскание горла.Затем я представляю нас вместе такими, какими мы должны быть в данный момент, мои товарищи блюграссианы и я, хотя бы самым мимолетным и ненадежным образом. Поразительность. Ностальгия. Называйте это как хотите, это всегда вызывает мурашки по коже, это обостренное чувство трепетного осознания настоящего, когда человек сосредоточенно сосредотачивается на прошлом — странная, прекрасная эмоция, всплывающая в памяти — когда память когда-либо следовала прямой линии? — строчкой из стихотворения Осипа Мандельштама , приведенного ниже, переведенного Плюмом. Александр Сигале. — Это было так, как если бы я был подвешен на собственных ресницах. В любом случае. Стихотворение, к которому, к счастью, теперь ты можешь обратиться, Читатель. Наслаждаться!
Александр Цигале на празднике Осипа Мандельштама 10 ЯНВАРЯ 1934 ГОДА
Хотя это банальная истина, стоит повторить, что творчество Осипа Мандельштама неразрывно связано с его жизненным циклом. По этой причине, а также из-за того, что он так многозначителен, нашему пониманию отдельных стихотворений может помочь осознание их последовательности, стихов, которые предшествовали и следовали за ними, скрытых этапов развития Мандельштама как поэта, и если бы только самые незначительные биографические данные. факты.Наряду с русскими футуристами Велимиром Хлебниковым и Владимиром Маяковским, Мандельштам — ключевой персонаж, но как «архаист-модернист» он стоит особняком от них. На английском языке Мандельштам наиболее известен ранними, короткими, классическими лириками своих первых двух книг, Stone (1913) и Tristia (1922), которые иллюстрируют качество акмеизма (постсимволистской поэзии) русского поэта. — критик Михаил Кузьмин назвал «прекрасной ясностью». Но именно поздняя работа, особенно вторая и последняя «Воронежская тетрадь», выполняет обещание акмеизма.Без радикально изобретательных стихов среднего периода, таких как «Тот, кто нашел подкову» (1923) и «1 января 1924 года» (вскоре после этого, в 1925 году, Мандельтам замолчал, обратив внимание на прозу) и финала « «Ода Сталину>», «Стихи Неизвестному солдату» и «Станцы <Сталину>» (1937 г.) — нелегко понять, почему Мандельштам вообще модернист. Итак, в дополнение к вышеприведенным стихотворениям, я хочу сделать более известными следующие.
Ключ к «10 января 1934 года» прост: это одна из последних московских тетрадей Мандельштама и одна из нескольких, посвященных Андрею Белому, поэту-писателю и известному модернисту, умершему 8 января года года.Вскоре за этим последовал второй арест и ссылка Мандельштама, результатом которого стала короткая лирика «Кама», названная в честь реки, по которой перевозили Осипа Мандельштама с женой Надеждой. Второе стихотворение без названия здесь относится к этому периоду и является одним из двух «стихотворений Чапаева». В своих мемуарах « Надежда против надежды » Надежда пишет, что они видели — и Мандедельцам был глубоко поражен — фильм 1934 года, показанный на одной из остановок по маршруту их поезда от Камы на восток.Стих, кажется, движется той же маниакальной энергией, что и сам фильм. Многие ссылки, в противном случае не понятные для читателя, будут прояснены объяснением первой строки: двоих из них сопровождали три стражи (отсюда «пятиглавый» и т. Д.). Я включил как стихотворения Чапаева, так и три. «Стихи Белому» в моем черновике основных стихотворений Осипа Мандельштама , весом 240 страниц и в настоящее время в поисках издателя.
Когда я ранее писал для этой страницы для нашего информационного бюллетеня за ноябрь 2017 г., с другим стихотворением Мандельштама «Полночь в Москве…» (1931 г.), я использовал понятие «метабола» критика Михаила Эпштейна или расширенную метафорическую цепочку ( мета-мета) для объяснения неоценимого вклада Мандельштама в современную русскую поэзию.Я пока оставлю эти слова в силе. Пришло время пудинга… Надеюсь, он вам понравится!
— Алекс Сигале, редактор переводов Plume
10 ЯНВАРЯ 1934 г.
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Целый день я утверждаю: моя печаль откормлена,
Милорд, как тучно раздутые и бледноглазые
Стрекозы смерти, как запятнали лазурь.
Где первенцы? где их счастливая привычка?
Где молодой ястреб в глубине души?
Где порядочность, честь? Где аскетизм?
Где гордый рост? Где четкость речи,
Запутанные и запутанные, как виртуозные зигзаги.
Конькобежец в самой голубой части пламени —
Это ледяной пух, который они плывут в стальной упряжке,
Звон бокалов с рекой, окутанной голубым льдом.
Ясны ему трехъярусные порошки солей,
И звонкие голоса немецких мудрецов,
И блестящие споры русских первенцев;
Стать известным через полвека или полчаса.
И вдруг музыка нашей ловушки раздалась,
Больше не как хищник из-под луков из конского волоса,
Ни ради слуха, ни ради комфорта,
Но изливая для пульсирующих висков и для мускулов,
Лить для нежной, только что снятой маски,
Для гипсовых пальцев, которые никогда не держали перо,
Для набухших губ, для усиленной нежности
Для щедро зернистого покоя и добра.
Киноварь крови, здоровья и пота взъерошилась,
Вдыхая меха пальто, прижавшись плечом к плечу —
Сон в оболочке сна, в которой мечта
О продвижении хотя бы на полшага вперед.
Среди этой толпы стоял настоящий гравер,
Стиллинг сам перенес на воплощенную медь
То, на что художник, который только размазал бумагу
Скупо углем, едва успел впечатлить.
Как будто я висел на собственных ресницах,
Все вырываются ветками, созревают, плодоносят —
Пока, отколовшись, я не упаду — шевелясь на лицах
Единственное, что мы знаем в этой жизни за Конечно….
16 января 1934 г.
***
Пятиголовый день. И пять дней подряд, без перерыва,
Задержанный, я гордился простором места для набухания на дрожжах.
Сон был больше, чем слух, слух старше сна — слитный, дальновидный.
И гонятся за нами, большаки, [1] , управляющие ямщиком.
День с пятью головами и, страдая от джига,
Конница поехала, а пехота маршировала массой —
С опухшей аортой в белых ночах — нет, ножами —
И глаз был превратился в мясо вечнозеленых растений.
Мог бы я, но оседлать игольное ушко, взойти на вершину глубокого синего моря!
Так что двойка караула конвоя быстро мчится на своих парусах.
Басня всмятку, шлепни меня деревянной ложкой, эй ты!
Где ты, трое болтовни из стальных ворот GPU [2] ?
Чтобы дивные блага Пушкина попали в объятия нахлебников,
Племя пушкинистов, несущих револьверы, грамотно в своих бушлатах —
Юные поклонники жемчужно-белозубой поэзии.
Могу ли я подняться на вершину глубокого синего моря, оседлать игольное ушко!
Поезд двинулся на Урал. В наши открытые рты
Извергающийся Чапаев [3] говорящей картины слава проскакала….
Чтобы он утонул за бревенчатым задним фасадом,
На полосе простыни и запрыгнул в седло своего коня!
апрель — май 1935 г.
[1] Большак: pater familias, глава русского крестьянского дома. [2] ГПУ: Государственное политическое управление последнего года гражданской войны в России, такое как ЧК, НКВД, КГБ, со ссылкой на разведку, тайную полицию, аппарат государственной безопасности.[3] Василий Чапаев (1887-1919): мертвый герой Гражданской войны в России, герой романа 1923 года и чрезвычайно популярного фильма 1934 года, который, утонув, достиг фольклорного статуса, попав в русскую массовую культуру как предмет анекдотов и анекдотов. песниРодился 15 января 1891 года в Варшаве, Польша. Осип Эмильевич Мандельштам. вырос в имперской столице Санкт-Петербурге, Россия. Его отец был известным торговцем кожаными изделиями, а мать преподавала музыку. Мандельштам посещал известную Тенишевскую школу, а затем учился в Сорбонне, Гейдельбергском и Санкт-Петербургском университетах.В Петербурге, хотя он бросил учебу, чтобы заняться писательской деятельностью.
Мандельштам опубликовал свой первый сборник, Камень, или Камень , в 1913 году, когда господствовал русский символизм. Подобно Маяковскому и Хлебникову, расчистившим почву для русского футуризма, Мандельштам отошел от этого старого способа выражения в пользу более прямой трактовки мыслей, чувств и наблюдений под эгидой акмеизма, программы, в которую входили Николай Гумилев и Анна Ахматова. .Как отмечает переводчик Кларенс Браун, вариант акмеизма Мандельштама представлял собой смесь поэтики и моральной доктрины, первая из которых была основана на «интуитивной и чисто словесной логике внутренней ассоциации», а вторая — на своего рода «демократическом гуманизме». В 1922 году его вторая книга, Tristia , обеспечила ему репутацию, и как она, так и Stone были выпущены годом позже в новых изданиях.
Тем не менее, большевики начали осуществлять все больший контроль над русскими художниками, и Мандельштам, хотя он изначально поддерживал революцию, абсолютно не желал уступать политической доктрине режима, казнившего Гумилева в 1921 году.В этот период Мандельштам сосредоточился на написании очерков и литературной критике. Последние годы жизни он провел в изгнании, отбывая наказание за контрреволюционную деятельность в различных трудовых лагерях, вплоть до своей смерти 27 декабря 1938 года на архипелаге ГУЛАГ.
перевода Алекса Сигале с русского и его собственных англоязычных стихов были опубликованы в различных журналах. Алекс был доцентом Американского университета в Центральной Азии (Бишкек, Кыргызстан).
Что еще?
Повторяю: если вам понравилась статья Алекса, все информационные бюллетени Plume теперь архивируются в, ну, в архивах, на нашей домашней странице.
И повторить еще раз: Plume Poetry 7 уже в руке! Красивая обложка, дивные стихи. Большое спасибо всем, кто приложил руку к его созданию — Кристен Вебер, всем замечательным людям из Bookmobile, Мэри Бисби-Бик и, конечно же, поэтам и переводчикам. Авторы получат свои копии в должное время вместе со специальной скидкой на дополнительные копии.Вот еще один взгляд на обложку Криса Вебера:
Большое спасибо Джо-Анн Морт, Фрэнсис Ричи, Джуди Кац, Салли Блюмис-Данн, Тому Сани и TR Hummer за запуск на Восточном побережье книги Plume Poetry 8 в книжном магазине Community Bookstore в Нью-Йорке. Хорошая атмосфера , внимательная публика, и, конечно же, дивная поэзия.
Еще больше показаний Plume не за горами — смотрите This Space (и FB, Insta и т. Д.)
(Почти) предпоследнее, снова просьба.Как вы заметите, в конце этого информационного бюллетеня я стараюсь выделить недавние или скоро изданные книги авторов Plume. Мой метод сбора этих материалов, мягко говоря, бессистемный. Теперь я хочу исправить это, насколько это возможно. Итак — если у вас есть новая книга — или вы получили какую-то награду, грант или что-то еще, возможно, отправьте мне быстрое письмо по электронной почте — я хочу выделить здесь ваши многочисленные замечательные достижения. И небольшой пиар никогда не помешает, правда?
Наша обложка в этом месяце — Джулиан Дувье, , синемаграфист из Страсбурга.Для получения биографической информации статьи о его работе в Huffington Post, Wired и других местах, а также другие изображения и тому подобное начинаются на его домашней странице.
И, наконец, как обычно, несколько новых релизов от авторов Plume:
Норман Даби Роберт Шуман снова сумасшедший
Дебора Ландау Мягкие мишени
Тесс Галлахер Не есть, а не
Кит Уолдроп
и Розмари Уолдроп Держите / окно открыто: Интервью, заявления, сигналы тревоги,
Экскурсии
Кейт Дэниэлс
и Дэйв Смит В месяцы выздоровления моего сына: Стихи
Грегори Орр Последнее любовное стихотворение, которое я когда-либо напишу: Стихи
Элени Секилианос Что я знал
На данный момент все.
Надеюсь, вам понравится этот выпуск!
Дэниел Лоулесс
Редактор, PLUME
Вы любите Plume?
Помогите поддержать нашу ежегодную антологию поэзии Plume 7 с 10 мая по 15 июня, мы предлагаем 40% скидку на эту фантастическую коллекцию по обычной цене 19,95 долларов США
WWW.SPD.ORG — Промокод: PLUMEPO —
Вот что говорят критики: Поэзия. Под редакцией Дэниела Лоулесса. PLUME POETRY 7 включает в себя самые лучшие новые стихи из тщательно подобранного списка известных и начинающих поэтов из США.С. и за рубежом. Его содержание было названо «эклектичным» и «лишенным литературного топора». Здесь вы найдете под одной крышей множество разрозненных стихов, от лауреатов Пулитцеровской премии Рэй Армантроут и Стивена Данна до лауреатов Премии Кингсли Тафтса Патрики Смит и Избранной поэтессы этого тома Энджи Эстес; от Билли Коллинза до Лидии Дэвис, от Афаа Уивер до Кваме Дауэса, от Саймона Армитиджа до Хиши Ю. Но, возможно, Брюс Смит говорит об этом лучше всего: «PLUME POETRY 7 предлагает противовес доминирующим дискурсам нашей эпохи, благословенную альтернативу трансляциям, информации и« интеллекту ».«В собрании этих поэтов действуют виртуозная проницательность, целеустремленность и проницательная симпатия, которые напоминают нам о нашей многогранности, нашей стойкости и нашей душе». Поэтому неудивительно, что за седьмой год своего существования антология поднялась до ряда лучших американских поэтических произведений и все чаще находит свое место в некоторых из лучших университетских аудиторий страны, где, по общему мнению, студенты и их преподаватели просматривают и используют его стихи, чтобы открыть для себя их собственные голоса и, в случае последнего, захватывающие новые способы вести их в этом путешествии.
День матери, День отца, День поминовения, 4 июля, День труда, Дни рождения, Рош ха-Шана, Канадский День Благодарения, День Благодарения, Ханука, Рождество, Кванза, День подарков… идеальный подарок для того, что празднуете вы или ваши близкие.