Сообщение искусство в годы революционных переворотов в россии: 10 самых значимых картин Революции

Содержание

Язык новой жизни. Как восприняли революцию 1917 года русские писатели? | Искусство | Культура

Алексей Варламов, писатель, исследователь истории русской литературы ХХ в., ректор итературного института им. Горького

— Любое заметное произведение — в литературе русского ли зарубежья или советской — так или иначе отзывается революцией. Октябрь 1917-го фактически создал ту картину мира, в которой мы жили в ХХ в. и продолжаем жить в XXI. И «Мастер и Маргарита», и «Доктор Живаго», и рассказы Шаламова, и проза Распутина, Астафьева, Белова, Трифонова, Шукшина, Леонида Бородина — всё это генетически связано с революцией.

Читайте также: Тимур Вайнштейн: «Хождение по мукам» созвучно событиям сегодняшнего дня

Кто за, а кто против?

Один из ярчайших примеров — Алексей Николаевич Толстой, который очень точно сказал сам про себя: если бы не Октябрьская революция, его ждала бы участь беллетриста средней руки.

А Октябрь 1917-го дал ему тему русского пути. Толстой был одним из тех писателей, кто по-настоящему глубоко осмыслил революцию. 

Первая часть трилогии «Хождение по мукам» писалась в эмиграции. Про неё очень сложно сказать, создавалась ли она за революцию или против, — не в этом дело. В любом случае она была за Россию. Это очень глубинное, патриотическое произведение, проникнутое верой в то, что в любых передрягах Россия выстоит, уцелеет. Один из героев — инженер Иван Ильич Телегин — произносит замечательные слова: «Уезд от нас останется — и оттуда пойдёт Русская земля». 

Мощнейший импульс революция дала поэзии. Октябрьские события способствовали развитию нового языка — не только поэтического, но и вообще литературного.

Писатели, работавшие в Советской России, революцию, её характер, её последствия описывали по-разному: сравните романы и повести Бориса Пильняка, Исаака Бабеля, Александра Фадеева, Всеволода Иванова, Константина Федина, Михаила Шолохова.

Однако для меня самый крупный писатель, который писал на революционные темы и который, возможно, глубже других понял смысл происходящего в России, — это Андрей Платонов. Вот уж кого советская власть била! И кто, несмотря ни на что, любил революцию, как бы драматично ни складывались при этом отношения Платонова с советской действительностью. И один из самых величайших русских романов о революции — это роман «Чевенгур». Нигде так глубоко не поняты замысел революции и несоответствие замысла и исполнения, как в «Чевенгуре». В нём чувствуется огромная любовь к людям, которые эту революцию сделали, которые в неё верили, притом что дела их были ужасны. Это поразительное противоречие — дела ужасны, но души прекрасны — Платонов очень точно выразил. Он нашёл тот особый язык, с помощью которого это электрическое напряжение можно было передать. 

Были в Советской России и писатели, которые революцию не принимали. Самая важная фигура среди них — Михаил Булгаков. И в «Белой гвардии», и в «Роковых яйцах», и в «Собачьем сердце» совершенно иное восприятие произошедшего. Если же говорить о тех, кто, не приняв Октябрьского переворота, эмигрировал, то здесь на первый план выходит Иван Бунин. Невероятно резкое неприятие революции, которое выражено и в его дневниках, и в его «Окаянных днях» — квинтэссенция антиреволюционного литературного текста. Но всё это русская литература, русское слово!

Что это: катастрофа или рождение нового?

Что интересно, Алексей Тол­стой и Иван Бунин до определённого момента были друзьями, единомышленниками. Они оба покидают Советскую Россию, преисполненные ненависти к революции, большевикам. Но Бунин так и остаётся во Франции, а Алексей Толстой в 1923 г. возвращается на родину и становится советским классиком. 

Причины, по которым Бунин остался на Западе, а Толстой вернулся, очень интересные. Они показывают разницу в отношении русских писателей (и стоящих за ними русских читателей да и всех русских людей), которые Октябрь либо принимали, либо не принимали.

Для Бунина революция не просто кошмар — катастрофа. Для него революция — это торжество хищного, звериного, окаянного начала, которое Бунин видел в народе. Всё, что последовало после революции, с точки зрения Бунина, было чудовищно. Для него Красная Россия, Советская Россия — оксюморон, сочетание несочетаемого, то, чего не может быть. Если Советская — то не Россия. И миссия русской эмиграции — это сохранить Россию подлинную, Россию в изгнании. 

А Алексей Толстой считал оксюмороном заявление, что Россия кончилась. Куда она кончилась? Никуда не кончилась! Земля, люди, которые здесь живут, — это и есть Россия. На этом этапе пути она советская, потом будет какой-то другой путь… Толстой, как и Шолохов, как и Леонов, не мыслил себя вне этого пути, вне своего народа, своей страны, вне её судьбы. И трагедию, которая случилась с его народом, он также переживал как свою. В «Тихом Доне» у Шолохова есть потрясающие слова, которые очень точно передают отношение писателя к революции: «В годину смуты и разврата не осудите, братья, брата».

Он воспринимал Гражданскую войну как страшную трагедию, из которой тем не менее надо найти выход. И если Бунин был уверен, что выходом должно стать неприятие происходящего в России, то для Шолохова это невозможно — не принимать того, что происходит с твоей родной страной.

100-летие Революции 1917 года — Российское историческое общество

Великая Российская Революция – коренной перелом в отечественной истории. Затронувший все сферы общественной жизни процесс до сих пор в историческом сознании современной России, переживающей период социальной, культурной и политической трансформации, не приобрел однозначной оценки. Многие аспекты данного периода российской истории остаются нераскрытыми или раскрытыми необъективно и политически ангажировано.

2017 год – год столетнего юбилея Революции 1917 года. Столетний рубеж – знаковый для исторической памяти. Именно сейчас необходимо поддержать тенденцию примирения общества с событиями 1917 года и способствовать популяризации качественного исторического знания для извлечения из них уроков.  

Российское историческое общество принимает активное участие в подготовке и проведении мероприятий, посвященных Великой Российской Революции, руководствуясь ценностями научности, верифицируемости и гражданской солидарности, выраженной в деликатном и объективном подходе к историческим событиям. 

Распоряжение Президента Российской Федерации «О подготовке и проведении мероприятий, посвященных 100-летию революции 1917 года в России»

Состав организационного комитета по подготовке и проведению мероприятий, связанных со 100-летием Революции 1917 года в России

План основных мероприятий, связанных со 100-летием революции 1917 года в России

Региональный план мероприятий, связанных со 100-летием революции 1917 года в России


«Мы подошли к теме Революции 1917 года подготовленными. Ее широкое обсуждение проходило на различных площадках, в рамках разработки концепции преподавания отечественной истории в школе. Уже тогда было предложено рассмотреть Великую Российскую Революцию как сложный и драматичный процесс, включающий в себя взаимосвязанные этапы. События февраля и октября 1917 года, падение монархии и установление республики, выборы в Учредительное собрание и Корниловский мятеж, установление власти Советов и кровопролитную гражданскую войну»,

— председатель Российского исторического общества Сергей Нарышкин.

Новости проекта:


Министерство иностранных дел Российской Федерации запустило просветительский интернет-проект «Революция 1917 года: Судьбы русской и советской дипломатии».

Изучение причин и последствий Великой российской революции будет продолжено – такое заявление на итоговом заседании оргкомитета по подготовке и проведению мероприятий, посвящённых 100-летию революции 1917 года в России, сделал Председатель Российского исторического общества Сергей Нарышкин.

Во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства открылась выставка «Фарфоровая Революция. Мечта о Новом Мире. Советский фарфор». В экспозиции представлены сотни декоративных тарелок, чашек, блюдец, скульптур, выпущенных в первое двадцатилетие советского государства, которые традиционно принято называть агитационным фарфором.

В концертном зале Академического ансамбля песни и пляски Российской армии имени А.В.Александрова прошёл Международный историко-музыкальный фестиваль детского и юношеского творчества «Российская революция 1917 года: музыкальная память поколений».

На Никольской улице открылась модульная выставка «Революция 1917 года на улицах Москвы в архивных документах и фотографиях». Экспозиция подготовлена Российским обществом историков-архивистов и Историко-архивным институтом РГГУ при поддержке Российского исторического общества и фонда «История Отечества».

Концерт в Мариинском театре, демонстрация уникальных документов из архива Военно-морского флота и закладка на «Адмиралтейских верфях» камня в память о судостроителях эпохи революции и Гражданской войны: в Санкт-Петербурге прошли мероприятия, посвященные столетию революционного переворота в России.

В канун столетия Великой российской революции Cергей Нарышкин дал эксклюзивное интервью первому заместителю генерального директора ТАСС Михаилу Гусману, в котором рассказал о значении этого исторического события для граждан России, его оценке в современном российском обществе, а также о мероприятиях, проводившихся по всей стране в преддверии этой даты.

В России в скором времени может появиться мемориал всем погибшим в ходе революции и Гражданской войны. С таким предложением выступили депутаты Государственной Думы на парламентских слушаниях «Столетие революции 1917 года в России: международные аспекты».

В Государственном историческом музее готовится к открытию выставка «Энергия мечты». Она станет заключительным и самым масштабным событием в календаре мероприятий, посвящённых 100-летию Великой российской революции.

В Доме Российского исторического общества прошла Международная научная конференция «Российская Революция и Конституция». Она собрала несколько десятков экспертов из разных стран – историков, юристов, политологов, экономистов, культурологов.

Давид СХИММЕЛЬПЭННИНК ван дер ОЙЕ, профессор Университета Брока (Канада) представил сообщение «Новый взгляд на 1917 год. Международный проект «Великая война и революция России». Его рассказ о масштабной научно-издательской программе свидетельствует о непреходящем интересе в международном историческом сообществе к революционной эпохе в России.

В Париже стартовала «неделя русской революции»: в ближайшие дни в столице Франции пройдут сразу несколько крупных научных форумов и других мероприятий, посвящённых событиям 1917 года и их влиянию на мир.

92 процента россиян считают новую революцию в стране недопустимой. Об этом говорят данные последнего масштабного исследования ВЦИОМ, объединившего результаты нескольких опросов, проведённых в период с 2005 по 2017 год, с опросами, проведёнными в 1990 году, накануне распада Советского Союза.

В Москве в эти дни проходит Международная научная конференция «Великая российская революция 1917 года: сто лет изучения». Она собрала историков из более чем 20 стран мира, которые специально приехали в Россию, чтобы принять участие в этой дискуссии.

28 сентября 2017 г. в Москве в Выставочном зале федеральных архивов состоялось открытие историко-документальной выставки «Ленин» из цикла «Лидеры советской эпохи».

Более сотни ученых приняли участие в Международной конференции «Российская революция 1917 г. и её место в истории XX века»

В Доме Российского исторического общества 14 сентября прошла Международная научно-практическая конференция «Революция в России и мир», организованная в рамках проекта «Россия и Революция. 1917–2017».

В Москве прошло заседание Оргкомитета по подготовке и проведению мероприятий, связанных со 100-летием революции 1917 года в России.

В Москве сегодня, 17 августа, подвели итоги Международного конкурса по истории, посвящённого 100-летию Великой российской революции.

В Индии состоялась презентация новой книги об истории русской революции. Это первое издание подобного рода, вышедшее на территории страны. Ее автор – известный индийский писатель, историк и литературовед Ачала Моулик.

Революция глазами художника: в Выставочном зале федеральных архивов открылась новая историко-документальная выставка «1917 год. Рисунки художника Ю.К.Арцыбушева». Выставка приурочена к 100-летию Октябрьской революции.

В очереди за советской утопией. Отношения советского искусства с революцией

Рецензия на выставку «Революция. Русское искусство 1917–1932 годов» в Королевской академии художеств (Лондон). Выставка продлится до 17 апреля 2017 года.

Эта грандиозная экспозиция в Королевской академии художеств вдохновлена эпохальной ретроспективной выставкой «Художники Российской Федерации за пятнадцать лет», которая проходила в Государственном Русском музее в Ленинграде в 1932 году и была призвана продемонстрировать основные тенденции, наметившиеся в советском искусстве за годы, прошедшие после Октябрьской революции. Инициатором ее проведения было советское правительство, а куратором — теоретик искусства, критик Николай Пунин. Эта ретроспектива воспринималась как лебединая песнь русского авангарда, а Пунин стал в наше время объектом поклонения как невоспетый герой истории российского искусства. После войны этот искусствовед, в свое время любовник и партнер Анны Ахматовой, всю жизнь остававшийся ей другом, впал в немилость у властей, в 1949 году был арестован по доносу и четыре года спустя погиб в лагере.

Лондонская выставка раз в десять меньше советской, однако на ней представлены работы таких художников, которых не было на ленинградской ретроспективе, поскольку они к тому времени уже уехали из России на Запад, — например, Марк Шагал или Василий Кандинский, который поначалу примкнул было к триумфальному шествию большевистского искусства. Некоторые из работ, выставленных в Королевской академии художеств, долгое время томились в запасниках советских музеев (в первую очередь в Русском музее и в Третьяковской галерее, а также в некоторых региональных музеях и частных коллекциях) и до начала перестройки были недоступны широкой публике. Некоторые были спасены от забвения полуофициальными частными коллекционерами: дюжину кубистских картин Любови Поповой, например, один из ее дальних родственников использовал у себя на даче: заколотил ими окна, чтобы не дуло.

Кураторами выставки «Революция: Русское искусство 1917–1932 годов» стали Наталья Мюррей (автор монографии о Николае Пунине), Джон Милнер из Института Курто и сотрудница академии Энн Дюма. По их замыслу, экспозиция дидактично поделена на тематические разделы, которые вместе образуют панораму всего периода. Сначала мы попадаем в раздел «Приветствие вождю» — зал, посвященный культу Ленина и первым образам Сталина в портретной живописи и кинематографе. Последний раздел, называющийся «Утопия Сталина», рассказывает о грандиозных государственных проектах, но раскрывает и то, что было скрыто за кулисами советского мифотворчества: в темном зале — трехмерной версии «Черного квадрата» Малевича — на экраны проецируются фотографии и документы, связанные с судьбами заключенных ГУЛАГа, жертвах сталинизма. Таким образом, конец выставки содержит подтекст ее начала. В промежутке же мы оказываемся в «дивном новом мире» социальных ужасов в России после большевистского переворота октября 1917 года и на протяжении 1920-х годов — Гражданской войны и голода, продовольственных карточек, дефицита топлива и жилья. В эту эпоху национальных бедствий ленинское правительство вложило огромную часть государственного бюджета в «монументальную пропаганду» — проект празднования первой годовщины Октябрьской революции, с уличными декорациями в виде наиболее экстравагантных и изобретательных работ художников-авангардистов. Как отмечал впоследствии Пунин, это было все равно как если бы улицы голодного города были декорированы караваями хлеба. Тысячи людей были заняты в театрализованных постановках, воссоздававших события революции включая взятие Зимнего. Кинохроника этого концептуального спектакля была использована Сергеем Эйзенштейном в его фильме «Октябрь», как если бы это были документальные кадры, хотя на самом деле во время большевистского переворота в Петрограде не было никаких уличных беспорядков: пока вооруженные большевистские отряды быстро захватывали правительственные и административные здания, в городе продолжали работать общественный транспорт и магазины. Таким образом, эта выставка — не только об искусстве революции, но и о том, как оно воспринималось и интерпретировалось. Это восприятие, особенно на Западе, уже давно нуждается в серьезной переоценке.

Европейские почитатели Советского Союза, которые, к сожалению, приняли марксизм в качестве единственного противоядия от фашизма (хорошим примером мог бы послужить покойный Джон Бергер), обычно представляли русский авангард первых послереволюционных лет как торжество антикапиталистического свободного духа. Революционные изменения, осуществлявшиеся в стране под руководством Ленина и Троцкого, они считали главным фактором, вызвавшим этот взрыв творческой активности, который, согласно данной точке зрения, был потом подавлен лакеями и приспешниками Сталина. Но всякому, кто изучит сопроводительные тексты и комментарии к произведениям, выставленным в Королевской академии художеств, а также статьи в богато изданном каталоге выставки, станет понятно, что основные деятели революционного авангарда сделали себе имя за пределами России — в Мюнхене и Берлине, в Риме и Париже — задолго до Октябрьской революции. Не следует забывать, что большевистскому перевороту предшествовали два десятилетия политического либерализма и плюрализма в искусстве, спонсорами которых в России выступали щедрые меценаты и благотворители, такие как Сергей Щукин, Савва Мамонтов и Павел Третьяков. Этот период нашел свое отражение в целом ряде выдающихся художественных журналов, таких как «Мир искусства» и «Аполлон». Русские художники тех лет были неотъемлемой частью европейской художественной среды. «Черный квадрат» Малевича — «точка отсчета» кубизма — был создан за два года до революции; даже весьма фигуративный Петров-Водкин (практически неизвестный на Западе), который переносил мотивы русских икон и фольклора в образы меланхоличных советских мадонн и призрачных красных коней большевизма, натренировал свой взгляд на произведениях постимпрессионизма в Мюнхене и Париже. Эйзенштейн и Дзига Вертов в своей технике монтажа вдохновлялись дадаизмом. Подлинная звезда 1920-х годов, Александр Дейнека (самый младший из них всех), который с успехом ввел в свою живопись новый сюжет — социалистический труд, сделал это за счет сочетания минимализма дизайнеров Баухауза с множественной перспективой современных плакатов и визуальным эквивалентом биомеханики (этот метод и философию, согласно которым человеческая душа воспринимается как механическая сущность, использовал в своем театре и Мейерхольд). Картины Дейнеки, где движущиеся человеческие фигуры подаются в виде ряда кинематографических стоп-кадров, размещенных по всему холсту, представлены в разделе «Человек и машина», однако здесь не проводится никакой связи с Филиппо Томмазо Маринетти (который приезжал в Россию в 1914 году) и его футуристическими прокламациями, воспевавшими коллективный национальный дух, мускулистое тело Нового Человека и скачок в будущее с помощью техники. Манифесты русских футуристов слово в слово повторяли те оды, которые Маринетти сочинял в честь Муссолини, но «переводили» их на язык торжества большевистской гегемонии пролетариата — авангарда индустриализации. Ярким примером этого была «научная организация труда» Алексея Гастева (на этой выставке не нашедшая отражения). Гастев — поэт и кинематографист — разработал чудовищно странную и мучительную гимнастику с сериями движений для рабочих, занятых механическим трудом. Именно эти идеи подразумевал Максим Горький, когда сформулировал свое определение большевиков как «инженеров человеческих душ» (ошибочно приписываемое Сталину).

Свои стилистические эксперименты, аналогичные тем, какими занимались их европейские современники, русские художники сопровождали текстовыми политическими комментариями, с помощью которых их абстрактные или формалистические произведения превращались в первых ласточек пролетарской революции. Для того, кто не знает русского языка, картина Эля Лисицкого «Клином красным бей белых» выглядит как композиция из красного треугольника, сталкивающегося с белым кругом, а не как битва между Красной армией и Белой гвардией. Впервые в истории человечества (если забыть про Вавилон или Древний Египет) армия художников гигантской страны стала полностью зависимой от одного спонсора — государства — и его бюрократического аппарата в лице Наркомпроса. А там, где имеется всего одна точка раздачи товаров и денег, образуется очередь. Голодные и честолюбивые, художники были вынуждены конкурировать друг с другом — кто успешнее представит свое творчество как авангард революции. В условиях, когда вся художественная среда полностью зависела от идеологического государственного аппарата, враг в искусстве легко мог превратиться во врага народа.

Архивы, открывшиеся для общественности на волне перестройки, избавили нас от мифа о русской интеллигенции как невинной жертве сталинского режима — мифа, который пропагандировал в своих статьях о России Исайя Берлин после судьбоносной встречи с Анной Ахматовой в Ленинграде в 1945 году. Однако путь к сталинскому террору зиждился на призывах Ленина и Троцкого к кровопусканию в общенациональном масштабе — призывах, которые нашли отклик в сердцах столь многих идеалистов, жаждавших социальной справедливости, в результате чего соучастниками этого кровопролития стали практически все. Малевич выжил Шагала из Витебска по идеологическим причинам. Маяковский, в 1920-е годы создавший уникальный жанр большевистских пропагандистских плакатов, делил Лилю Брик с ее мужем Осипом Бриком — теоретиком пролетарской культуры, который сочинил тезисы об искусстве, где утверждал, что художник — «это человек, в котором сочетались воедино: творческий дар и пролетарское сознание»; одновременно он регулярно подавал в ОГПУ донесения о разговорах литераторов, посещавших его салон в Москве. Прокофьеву, который приехал в Москву в 1927 году, чтобы оценить возможность своего возвращения в Советскую Россию, его гид рекомендовал быть беспощадным со своими врагами в искусстве: «Большевики теперь на нашей стороне. Куйте железо, пока горячо».

И они ковали. Как отмечает Мэтью Каллерн Баун в своем фундаментальном исследовании о социалистическом реализме (Bown M.C. Socialist Realist Painting. New Haven: Yale University Press, 1998), тот же Николай Пунин, некогда эстет и интеллектуал, посмертно объявленный «спасителем художественных коллекций», в 1919 году был ярым сторонником футуристов и открыто призывал к «диктатуре меньшинства», потому что только это меньшинство русских футуристов обладало «достаточно сильной мускулатурой, чтобы идти в ногу с рабочим классом [1]». Это вполне соответствовало взглядам Ленина на партию большевиков как небольшую элитную группу, способную руководить обществом с высоты своей передовой идеологии. Еще один футурист молодого поколения, Петр Митурич, высказался еще яснее: «Красный террор является для нас решающим, близким нам по своему боевому духу».

Этот стиль идеологической нетерпимости был в полной мере усвоен советскими аппаратчиками по делам культуры, которые вышли на сцену с приходом сталинизма и постепенно закрыли все независимые художественные объединения, чтобы внедрять свою версию «социального идеализма». Есть великая ирония судьбы в том, что фотография «Памятника III Интернационалу» (1920) — архитектурного гимна коммунизму в виде спиралевидной конструкции, спроектированной эксцентричным и изобретательным Владимиром Татлиным, — на выставке в Королевской академии художеств экспонируется в том же зале, что и макет Дворца Советов по проекту Бориса Иофана (1932). Ни один из этих двух утопических проектов не был реализован. Конструкция Татлина (которая, если бы ее построили, оказалась бы выше Эйфелевой башни) была в конце концов отвергнута как футуристическая фантазия. Дворец Советов — ночной кошмар, увенчанный фигурой Ленина, своим многометровым пальцем указывающей в будущее, — должен был быть возведен на месте разрушенного храма Христа Спасителя, однако дальше котлована с фундаментом дело не пошло; после войны вместо него там, напротив Музея изобразительных искусств, возник общественный бассейн. Когда коммунистический режим рухнул, помпезный дореволюционный собор был восстановлен, и тем самым порочный круг Революции замкнулся.

Авторизованный перевод с английского Кирилла Левинсона


Примечание

↑1. Все цитаты из книги Мэтью Бауна даются в обратном переводе с английского.

Источник: Zinovy Zinik. In the Queue for the Soviet Utopia // The Times Literary Supplement. 2017. 17 Feb. P. 20.


Отзывы на выставку кураторов и искусствоведов

Куратор выставки «Революция: Русское искусство 1917–1932 годов» Наталья Мюррей

Несмотря на то что на Западе Октябрьская революция у многих ассоциируется с авангардом, представления о всем многообразии русского искусства с 1917-го по 1932 год, очень ограничены. Таким образом, такие ведущие русские художники, как Петров-Водкин, Кустодиев и Дейнека, остаются незамеченными.

Кроме того, понимание большевистской революции на Западе было во многом сформировано фильмом Эйзенштейна «Октябрь» — пропагандой, а не реальными историческими фактами. Про Февральскую революцию тоже никто не знает. С помощью искусства мы попытались рассказать о настоящих исторических событиях и о тех мифах, которые умышленно распространялись в России и на Западе.


Илья Печёнкин, кандидат искусствоведения, зав. кафедрой истории русского искусства факультета истории искусства РГГУ

Оживление интереса к искусству эпохи русской революции сегодня представляется вполне закономерным. Дело не только в магии цифр, заставляющей искать переклички между сегодняшним и тогдашним, но и в ощущении того, что наличие вековой дистанции дает нам повод по-новому (и по-своему) взглянуть на вещи, казавшиеся банальными и давно понятными. Дискуссионным является уже вопрос о хронологии, а значит — о предмете. Как соотносятся, например, понятия «революционное искусство» и «сталинское искусство»? Исторически революция и ее искусство оказались частью советского нарратива, мы часто оперируем термином «советский авангард», с легкостью опуская тот факт, что левые художественные течения возникли еще в Российской империи и именно в тех условиях, задолго до 1917 года, пробивали себе дорогу. С другой стороны, свертывание авангардного дискурса на рубеже 1920–1930-х, видимо, было не менее значимым для искусства, чем приход к власти большевиков и тем более отречение Николая II. Коллизия революционного и советского в культуре была убедительно описана Владимиром Паперным, но, кажется, недооценивается кураторами и остается неясной для зрителей как в России, так и на Западе.


Юрий Альберт, художник-концептуалист, теоретик искусства

Русское (советское) искусство времен революции — единственная глава нашей истории искусства, широко известная на Западе и оказавшая сильное (хотя и не такое сильное, как нам кажется) влияние на развитие мирового искусства.

Как и все исходящее из России, русский революционный авангард окутан кучей легенд и мифов, включая даже полностью выдуманных художников. Не очень даже понятно, насколько он русский, насколько революционный и насколько — авангард.

Мне трудно писать о выставке: я ее не видел и могу судить о ней только по рецензиям. Но, насколько я понимаю, по своей идее она похожа на многие другие выставки и книги на ту же тему и базируется на общепринятых, но совсем необязательно верных идеях. Мне кажется, эти идеи можно и нужно подвергнуть критическому осмыслению.

1. Во-первых, основная часть русского авангарда скорее дореволюционная: такие художники, как Кандинский, Малевич, Розанова или Шагал, сформировались и создали свои главные вещи задолго до революции. Они скорее европейские художники, работающие над общими для всего мира проблемами, чем специфически русские. Впрочем, в то время такого разделения и не было. Революционным авангардом, я думаю, имеет смысл называть только те течения, которые могли появиться только после революции и которым не было прямого аналога на Западе, — Пролеткульт, конструктивизм, производственничество, пропагандистские плакаты и стихи, литература факта и т. д. Может быть, даже РАПП и АХРР. Невозможно отрицать крайний радикализм этого авангарда, способный поспорить с дадаизмом. Готовность отказаться от станкового искусства и эстетических/этических критериев роднит его с дюшановскими реди-мейдами. Жест Карла Иогансона, ушедшего из художников в рабочие, пожалуй, радикальнее мягкого дюшановского отказа от искусства.

2. Символично, что история революционного авангарда началась со штрейкбрехерства и закончилась рекламой концлагерей. После большевистской контрреволюции и отмены всех гражданских свобод большинство деятелей культуры сотрудничать с новой властью не хотели. Бойкотировали. А авангардисты были готовы сотрудничать — это был их шанс. Сами победители относились к штрейкбрехерам довольно брезгливо — Ленин писал Луначарскому: «Нельзя ли подобрать надежных нефутуристов?» Когда подобрали — послали весь авангард подальше. А в 1933 году великий Родченко по поручению ГПУ снимает строительство Беломорканала и впоследствии оформляет этими фотографиями пропагандистский журнал «СССР на стройке». Лени Рифеншталь все-таки в лагерях не снимала. Я не хочу этим сказать, что художники авангарда были врагами свободы и мечтали о репрессиях, но логика развития привела их туда, куда привела.

3. Также мне кажется заблуждением представление о послереволюционном пятнадцатилетии как о времени расцвета искусства. На мой взгляд, это было время довольно быстрого упадка: к началу 30-х все было кончено. Я не сомневаюсь, что многие деятели русского авангарда искренне вдохновлялись идеей построения нового общества. Поверив в революцию, они по привычке продолжали дискутировать, предлагая разнообразные модели нового революционного искусства. Но довольно скоро выяснилось, что в новом мире определять будущее искусства будут отнюдь не художники. Многообразие художественной жизни было инерцией предреволюционной эпохи, и оно было довольно быстро и закономерно свернуто вместе с прочими пережитками капитализма. Чем прочнее укреплялась советская власть, чем больше она подминала под себя и архаизировала экономику и общественную жизнь, тем однообразнее становилось искусство. И это естественно: где нет разнообразия в обществе, где нет политики — не может быть разнообразия в искусстве. Нет политики — нет искусства. Я, кстати, не думаю, что выбор в качестве официального искусства репинского реализма был предопределен: Муссолини в схожей ситуации выбрал футуризм. У нас мог бы быть какой-нибудь социалистический супрематизм — с тем же результатом.

4. Это подводит нас к фундаментальному противоречию, которое, на мой взгляд, и послужило главной причиной свертывания авангарда. Модернизм — детище постоянно усложняющегося урбанистического и демократического общества и только в таком обществе способен развиваться. В архаическом обществе модернизм невозможен. После революции началась стремительная и радикальная архаизация всех социальных и экономических структур. Сначала это воспринималось многими как временное явление, как расчистка места для новых невиданных отношений между людьми — это и обусловило краткий всплеск художественной активности. Но можно заметить, что даже и в это время искусство советских авангардистов, по сравнению с их европейскими коллегами, крайне дидактично и антидемократично. Творцы как бы мечтали стать партийными бюрократами, распределяющими художественные ресурсы между гражданами и предприятиями. То есть левый авангард (может, не весь — я не специалист) предлагал вводить свои принципы сверху, насильственно, как картошку при Петре. Известная мечта Маяковского — «О работе стихов от Политбюро чтобы делал доклады Сталин». Обычно реагируют на имя Сталина, но важнее, что Маяковский искренне считал, что власть должна руководить работой поэтов. Это очень радикальная авангардистская идея, но она осуществилась немного не так, как себе это представлял Маяковский, и закономерно привела к концу авангарда. Объективно Октябрьская революция была контрреволюционным и реакционным переворотом, но субъективно ее многие воспринимали как начало новой эры, нового мироустройства. Эта энергия заблуждения привела к поразительным результатам, к новым радикальным моделям искусства — когда художник не изображает и не украшает мир, а творит новую социальную реальность. Конечно, долго это продолжаться не могло: власть не могла отказаться от своей монополии на будущее, и авангард задохнулся. Но идея пересоздания реальности с помощью искусства была унаследована соцреализмом, только роль творцов взяли на себя уже чиновники-пропагандисты, оставив художникам роль исполнителей творческих задумок партии.

Таким образом, послереволюционный авангард — продолжение дореволюционного в новых условиях, которые объективно вели к его ликвидации.

КАЗИМИР МАЛЕВИЧ И РЕВОЛЮЦИОННЫЕ КНИГИ

Казимир Северинович Малевич (1878-1935), От кубизма и футуризма к супрематизму: новый животный реализм. 3-е изд. N6988.5.S9 M343 1916 г.

В ознаменование столетия русской революции в библиотеке Маркванда были представлены два ключевых раздела революционной теории искусства — хрупкие реликвии, пережившие потрясения и разрушения в бурный период войны и революции.Задолго до Октябрьской революции 1917 года художники русского авангарда разрабатывали собственные революционные новшества в современном искусстве. Для Казимира Малевича (уроженца Киева польского происхождения) Черный квадрат на обложке этого трактата 1916 года стал, по его словам, «иконой нашей эпохи» в его поисках новой формы искусства за пределами кубизма и футуризма. Оглядываясь назад, Малевич писал: «В 1913 году, отчаянно пытаясь освободить искусство от мертвого груза реального мира, я нашел прибежище в форме квадрата», и предположил, что мотив возник в эскизе, предположительно сделанном для фон для футуристической оперы Победа над солнцем (1913).Но только в конце 1915 года картина Черный квадрат заняла видное место на «Последней выставке картин футуристов:« 0,10 »» в Петрограде. Чтобы продвигать свое супрематическое видение беспредметного искусства, Малевич опубликовал это эссе в Москве в 1916 году с двумя геометрическими иллюстрациями: Черный круг и Черный квадрат . Копия Марквана считается третьим изданием, поскольку две более короткие версии без иллюстраций сопровождали первый показ его картины Черный квадрат на Петроградской выставке.

Картина Малевича «Черный квадрат» находится в верхнем углу галереи на этой фотографии «Последняя футуристическая выставка картин:« 0,10 »» (Петроград, 1915–1916).

Казимир Северинович Малевич (1878-1935), О новых системах в искусстве, статика и скорость, Устав А Витебск: Работа и издание артели труда Вицвомасе], 1919 ND689.M3 A344 1919

Написанный в годы ужасного дефицита, последовавших за Первой мировой войной и революцией, это эссе является одним из ключевых теоретических трактатов Малевича, а также учебником для его учеников. В 1919 году новое санкционированное коммунистами Витебское народное художественное училище под руководством Марка Шагала отправило Эль Лисицкого в Москву, чтобы пригласить Малевича присоединиться к факультету. Малевич, которого уже считали восходящей звездой, с радостью воспользовался возможностью оставить московские лишения в пользу относительно благополучного Витебска.Эта должность обеспечила благоприятную среду для публикации его философских работ и возможность распространять его идеи среди художников. Менее чем через две недели после прибытия в школу Малевич прочитал публичную лекцию «Последние тенденции в искусстве (импрессионизм, кубизм и футуризм)», на основе которой был разработан «О новых системах в искусстве» . Пока Эль Лисицкий создавал обложку в технике линогравюры, несколько его учеников переписали эссе Малевича печатными буквами на литографических камнях, с частями, воспроизводящими собственный почерк Малевича, и девятью оригинальными литографическими иллюстрациями Малевича.Плотно набитые надписи разными руками — ошибки и все такое — подчеркивают выразительность и непосредственность текста. Эпиграф на внешней обложке: «Да начнется свержение Старого Света искусства на ваших ладонях», предшествующий названию и имени автора, задает тон революционному изданию. Малевич и его последователи «Уновис» («Сторонники нового искусства») сменили Шагала, который покинул Витебск в июне 1920 года.

Литографии Малевича схематических рисунков, демонстрирующих кубистское строительство в О новых системах в искусстве .

Изданные тиражом 1000 экземпляров на бумаге плохого качества, многие из этих хрупких, но влиятельных брошюр просуществовали недолго. Большинство сохранившихся в Витебске копий были уничтожены во время опустошения этого города немецкими войсками во время Второй мировой войны. Эти предметы будут выставлены в библиотеке Маркуанда до 27 апреля 2018 года.

Казимир Малевич (в центре, держит круглую «супрему») и художники Unovis на Витебском вокзале отправляются на Всероссийскую конференцию студентов и учителей искусств в Москве (июнь 1920 года).

Никола Дж. Шиллиам, библиограф западного искусства

Исчезновение черного коммуниста в сталинской России

Контент

Этот контент также можно просмотреть на сайте, с которого он был создан.

Весной 1936 года в Москве исчез Ловетт Форт-Уайтмен, афроамериканец из Далласа, штат Техас. Он прожил в Советском Союзе почти десять лет, совсем недавно со своей женой Мариной, русским химиком-евреем, в тесной квартире за углом от здания Центрального телеграфа. К тому времени полдюжины афроамериканцев обосновались в Москве на постоянной основе. Даже среди них Форт-Уайтмен, которому было сорок шесть лет, был поразительным зрелищем. На нем были сапоги по колено, черная кожаная фуражка и длинная рубашка с поясом в стиле большевистских комиссаров. Гомер Смит, темнокожий журналист из Миннеаполиса и близкий друг Форт-Уайтмена в Москве, позже писал: «Он перенял практику многих российских коммунистов брить голову, и с его тонко очерченным носом, вписанным в V-образное лицо, он напоминал буддийский монах.

Прошло почти два десятилетия с тех пор, как большевистская революция создала первое в мире коммунистическое государство, общество, обещавшее равенство и достоинство рабочим и крестьянам. В Советском Союзе расовые предрассудки считались результатом капиталистической эксплуатации, а для Кремля противодействие расизму стало вопросом геополитической ПНР.В течение двадцатых и тридцатых годов через Москву прошли десятки чернокожих активистов и интеллектуалов. Куда бы они ни пошли, русские уступали место в очереди или место в поезде — практика, которую Н.A.A.C.P. лидер назвал это «почти неприличной любезностью». В 1931 году, после того, как так называемые парни из Скоттсборо — девять чернокожих подростков, ложно обвиненных в изнасиловании двух белых женщин в Алабаме, — предстали перед судом, Коммунистическая партия Америки предоставила бесплатную юридическую защиту, и в их поддержку прошли митинги. десятки городов Советского Союза. Два года спустя Поль Робсон, певец, актер и активист, посетил Москву и заметил: «Здесь впервые в жизни я хожу в полном человеческом достоинстве.

Гомер Смит в конце концов опубликовал мемуары «Черный человек в красной России», в которых он описал Форт-Уайтмен как одного из «первых негритянских паломников, которые отправились в Москву для поклонения в« Каабе »коммунизма». Форт-Уайтмен, продолжал Смит, был «закоренелым коммунистическим догматиком», который однажды сказал, что возвращение в Москву после поездки в США похоже на возвращение домой.

Однако к середине тридцатых годов энтузиазм московской эмигрантской общины пошел на убыль. В 1934 году в Ленинграде был застрелен ведущий большевистский функционер Сергей Киров.Иосиф Сталин, который провел предыдущее десятилетие, консолидируя власть, использовал это событие для оправдания кампании чисток, направленных против коммунистической элиты. Когда-то празднующиеся иностранцы становились объектами подозрений. «Веник постоянно подметал», — написал Смит, который присутствовал на слушаниях по делу ряда высокопоставленных обвиняемых. «Я знал, что тысячи менее значительных жертв просто исчезли или были ликвидированы без суда и следствия».

Форт-Уайтмен стал фигурой поляризующей. Он мог быть педантичным и грандиозным, со склонностью называть имена.«Он делал все возможное, чтобы обращать в свою веру и внушать веру», — писал Смит. Форт-Уайтмен все чаще стал утверждать, что Коммунистическая партия, чтобы завоевать большую поддержку среди афроамериканцев, должна признать, что расизм, а также социальный класс подпитывают их тяжелое положение. Для идеологов марксизма это было ересью.

Однажды Смит зашел в квартиру Форт-Уайтмена. Он постучал несколько раз, и наконец Марина открыла дверь. «Господин Форт-Вайтмен дома?» — спросил Смит, используя русское почтение.Марина явно была на грани. «Нет, это не так», — сказала она. «И я прошу тебя никогда больше не приходить сюда искать его!» Судя по репортажам о чистках, Смит мог разумно предположить худшее. Позже он написал: «Я прожил в России достаточно долго, чтобы понять последствия».

Как и многие афроамериканцы в начале двадцатого века, жизнь Форт-Уайтмена была напрямую сформирована зверствами довоенного Юга. Его отец, Мозес Уайтмен, родился в рабстве на плантации в Южной Каролине.Вскоре после реконструкции он переехал в Даллас и женился на местной девушке по имени Элизабет Форт. В 1889 году у них родился сын Ловетт, а затем дочь Хейзел. Когда Форт-Уайтмену было около шестнадцати лет, он поступил в Институт Таскиги, исторически известный университет чернокожих в Алабаме, которым тогда руководил Букер Т. Вашингтон. Через несколько лет Моисей умер, и Элизабет и Хейзел переехали в Гарлем. В конце концов пришел и Форт-Уайтмен, который нашел работу посыльным и подрабатывал актером в труппе театра Блэк.

Когда ему было за двадцать, он отправился в Мексику, въехав без паспорта, и направился к Юкатану. Мексиканская революция шла полным ходом, и выскочки анархистские и социалистические движения противостояли классу богатых землевладельцев. К тому времени, когда Форт-Уайтмен вернулся в Гарлем, четыре года спустя, в 1917 году, он был убежденным марксистом.

В России это был год Октябрьской революции, когда Владимир Ленин и большевики после отречения царя Николая II захватили власть и объявили диктатуру пролетариата.В США привлекательность коммунизма для многих иммигрантов и этнических меньшинств была очевидна: немногие другие политические философии в то время предполагали возможность полного равенства. «Многим, кто думает о Советском Союзе через призму сталинизма или« империи зла », может быть трудно распознать все, что он, казалось, предлагал афроамериканцам», — сказала Гленда Гилмор, автор книги 2008 года «Бросая вызов Дикси». мне рассказали историю радикальных корней движения за гражданские права. «Они не были бредовыми, а, скорее, думали практически.

Форт-Уайтмен поступил на шестимесячный курс в школу Рэнд, социалистическую академию, действующую в переоборудованном особняке на Ист Пятнадцатой улице. Он сказал репортеру The Messenger , журнала, принадлежащего чернокожим, который освещал политику и литературу Гарлемского Возрождения: «Социализм предлагает единственное долгосрочное лекарство от экономических недугов, от которых страдает человечество и которые так тяжело сказываются на цветных. гонка.»

В последующие годы Форт-Уайтмен вернулся к актерскому мастерству и начал публиковать театральную критику и короткометражку в The Messenger .Его рассказы были богато выдуманы и часто пронизаны дерзким пренебрежением к расовым нравам той эпохи. В «Диких цветах» Кларисса, белая женщина с севера с «хрупкой, но хорошо сложенной фигурой», имеет роман с Джин, темнокожим мужчиной с юга, «приятной внешности и на раннем этапе зрелости». Кларисса забеременела, и она пытается скрыть роман, обвиняя своего мужа в укрывательстве черных предков.

Когда солдаты вернулись с Первой мировой войны, усиление конкуренции за работу и жилье способствовало росту расовой напряженности в Соединенных Штатах.Летом 1919 года по всей стране вспыхнуло около двадцати шести расовых беспорядков. В Чикаго на чернокожего мальчика-подростка, который плыл на плоту в район озера Мичиган, предназначенный только для белых, на него бросили камни и бросила тонуть толпа белых купальщиков. В результате насилия были разрушены сотни предприятий и домов черных на Саут-Сайде, и почти сорок человек были убиты.

Форт-Уайтмен отправился в турне с лекциями в надежде, что эта общенациональная волна расистского насилия, известная как «Красное лето», откроет афроамериканцам его радикальное послание.Один из профсоюзов из Иллинойса сравнил его с «человеком, несущим факел по сухой траве». Форт-Уайтмен был задержан в Янгстауне, штат Огайо, после попытки убедить чернокожих рабочих присоединиться к бастующим сталелитейщикам. Он собрал скудную аудиторию в Сент-Луисе, где полиция арестовала его, хвастаясь местным газетам, что они арестовали «Св. Луи Советский ».

Форт-Уайтмен в конце концов привлек внимание Бюро расследований, которое вскоре стало ФБР. В феврале 1924 года агент по имени Эрл Титус, один из первых афроамериканцев, работавших в Бюро, увидел выступление Форта-Уайтмана в Чикаго.Как писал Титус в своем отчете, Форт-Уайтмен сказал толпе, что «здесь нет ничего для негров, и что пока у них не будет революция в этой стране, как в других странах, негры будут такими же». Форт-Уайтмен добавил, что «очень хотел бы поехать в Россию».

«Давайте поедим где-нибудь, где не так уж много туристов». Карикатура Джереми Нгуена

Четыре месяца спустя, в возрасте тридцати четырех лет, он получил свой шанс: он был избран делегатом Пятого Всемирного Конгресса, главного собрания Коммунистического Интернационала, который состоится летом в Москве.

По прибытии Форт-Уайтмен и другие делегаты Коминтерна, как назывался Коммунистический Интернационал, были доставлены в мавзолей Ленина на Красной площади. Отец Революции умер шестью месяцами ранее, и его тело лежало в вечном состоянии, привлекая паломников со всего мира. Сталина назвали главой партии, но он еще не укрепил свою власть. Большевистская политика находилась в предельной фазе, отмеченной бурными дебатами о будущем коммунизма. Казалось, что все готово, включая политику Коминтерна в отношении вербовки и организации афроамериканцев.

Во время заседания, посвященного «национально-колониальному вопросу», слово было предоставлено Форт-Уайтмену. Сталин был в аудитории вместе с иностранными делегатами, такими как Пальмиро Тольятти, лидер Коммунистической партии Италии, и Хо Ши Мин, тогда молодой вьетнамский социалист, приехавший в Москву по поддельному китайскому паспорту. Форт-Уайтмен начал с объяснения Великой миграции: черные двигались на север, сказал он, не только в поисках экономических возможностей, но и как «выражение растущего восстания негров против преследований и дискриминации, практикуемых против них на Юге.

Форт-Уайтмен предположил, что проблемы расы и класса, по-разному и частично совпадая, были ответственны за угнетение афроамериканцев. «Негры подвергаются дискриминации не как класс, а как раса», — сказал он, как бы признавая, что это было спорным заявлением. Для коммунистов, продолжил он, «проблема негров — это особая психологическая проблема».

Большая часть конгресса прошла неспешно. Делегаты покатались на лодке по Москве-реке и посетили концерт классической музыки, проходивший на берегу.По окончании трехнедельного мероприятия Форт-Уайтмен решил остаться в Москве. Его пригласили поступить в качестве первого афроамериканского студента в Коммунистический университет трудящихся Востока (K.U.T.V.). Белые американцы посещали Международную школу им. Ленина, главную московскую академию для иностранцев. Но поскольку советская политика считала афроамериканцев «колонизированным» народом, они должны были учиться в K.U.T.V. вместе со студентами из Китая, Индии, Индонезии и других стран. (Хо Ши Мин учился там, как и Дэн Сяопин, будущий китайский лидер.) Студенты тратили девяносто минут в день на уроках русского, а остальное время читали коммунистические тексты.

Тем летом Форт-Уайтмен отправился в турне по Советскому Союзу. Гилмор в своей книге рассказывает, что казачья дивизия на Украине сделала его почетным членом; в Советском Туркестане жители проголосовали за переименование своего города в Вайтманский. В архивах В. Э. Б. Дюбуа есть письмо из Форт-Уайтмана, написанное «из деревни в глубине России», в котором он описывает, как многие народы Советского Союза «живут одной большой семьей. , смотрите друг на друга просто как на людей.Он рассказывает Дюбуа о вечерах, проведенных с его K.U.T.V. одноклассники, ставящие в лесу театральные постановки под открытым небом: «Здесь жизнь — сама поэзия!»

Королевская академия художеств, Лондон

11 февраля — 17 апреля 2017 г.

На этой неделе мне невероятно повезло, что меня пригласили на частный просмотр последнего блокбастера РА «Революция: русское искусство 1917–1932». Я не знал, чего ожидать, так как мои познания в области истории искусства позорно ограничиваются западным искусством. Я знаю очевидных художников, Кандинки , Малевич и Шагал . Мне всегда было трудно понять историю и политику страны, но я обычно нахожу, что искусство и культура отражают то, что происходит в месте и во время его создания, и эта выставка оказалась ценным уроком.

Революция — слово, неразрывно связанное с Россией. 15 лет, охваченных этой выставкой, отражают гражданские беспорядки, борьбу за власть и крайнее социальное неравенство.Как и взгляды того времени, выставка разделена на искусство, отсылающее к прошлому России (незападные традиции, сцены пасторальной утопии и честных рабочих), и на дизайн, обращенный в будущее (абстрактные образы машинной индустрии, единообразия). и видение политического контроля). Последний авангардный стиль просочился в графический дизайн, фотографию, кино, мебель и декоративное искусство, и этот захват всей творческой продукции показывает крайности текущих дел в стране и озабоченность ее художников.

Динамический супрематизм Supremus (около 1915 г.) — произведение, написанное в ответ на революцию в России. Малевич основал супрематическое движение в 1913 году, чтобы найти подходящие способы выражения чистых идей в искусстве через цвет и композицию, «одновременно индивидуальные в коллективной среде и индивидуально независимые». Он использовал тон и форму, не отличаясь от грамматики, и геометрические формы, такие как треугольники, круги и квадраты, были основой для этого.Малевич заявил, что «искусство больше не заботится о служении государству и религии, оно больше не хочет иллюстрировать историю нравов, оно не хочет иметь ничего общего с объектом как таковым и считает, что он может существовать в для себя ».

Dynamic Suprematism Supremus (c.1915) Казимира Малевича, холст, масло, © Tate, London

Философы (1917) Михаил Нестеров — работа, которая выделялась для меня на выставке не только своей красотой, но и историей, стоящей за ней. Эти два деятеля, отец Павел Флоренский, священник и эрудит, и экономист и богослов Сергей Булгаков, оба великие русские философы. Хотя знаменитый художник заявил: «Я не портретист!» Вы не можете не чувствовать, что эта картина дает нам что-то от персонажей двух мужчин. Эти два человека, друзья и союзники в своем мышлении, стоят на российском пейзаже как символы пробуждения совести и моральной поддержки. Мне нравится профиль лиц, свет и текстуры, грубые и изысканные.

Философы (1917) Михаила Нестерова, холст, масло, Третьяковская галерея, Москва

Кузьма Петров-Водкин Фантазия 1925 года представляет собой стиль живописи, отражающий истинно русские традиции. Как советский художник, Петров-Водкин пишет в духе радикализма, используя то, что он называл «сферической перспективой», для изображения своих видений. Он обучался у традиционных иконописцев, но стиль, который он разработал (наряду с его критическим взглядом на российскую политику), стал чем-то совершенно индивидуальным. Его работы часто подвергались цензуре как кощунственные или эротические, противоречащие социальному реализму, который государство считало уместным. Но он был заинтересован в том, чтобы передать свое собственное сообщение; одна из сущностей жизни. И вот с 1910-х годов стал искать вдохновения в своей родине и ее традициях. Будучи профессором Академии художеств, он продолжал вдохновлять следующее поколение русских художников, и, несмотря на попытки вычеркнуть его имя из истории русского искусства, его помнят как художника-революционера.

Фантазия (1925) Кузьмы Петрова-Водкина, холст, масло, © Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Пятнадцать лет, охваченных этой выставкой, — это время разделенной страны, время бурной революции, которая была непосредственно поглощена искусством и дизайном, которые возникли из нее. Произошедшие радикальные социальные и политические изменения вызвали реакцию молодых художников-авангардистов, которые искали новые способы выразить себя и свое время. Некоторые предпочли отказаться от традиций и истории и изобрели свой собственный стиль, другие смотрели в прошлое, чтобы найти новый смысл и оправдание.В любом случае, представленные здесь работы преподносят нам урок истории, который остается актуальным и 100 лет спустя.

Связанное содержимое
Нет связанного контента …

революций каждый день | Smart Museum of Art

14 сентября 2017 г. — 28 января 2018 г.

Представленная к столетию русской революции 1917 года, эта выставка погружает посетителей в отчетливые текстуры и скорости повседневной жизни, возникшей — и упорно сохранявшейся — на волне революционных потрясений.

Revolution Every Day сопоставляет произведения советского графического искусства — в основном плакаты 1920-х и 1930-х годов, многие художницы, такие как Валентина Кулагина, — с работами на видео и кино, включая отрывки из документальных фильмов Дзиги Вертова 1930-х годов, пост- Советские видеоклипы таких художников, как Ольга Чернышева, а также новый заказ Коулин Смит. Сосредоточенные на опыте женщин при коммунизме (и после него), эти работы вовлекают зрителей в визуальные и звуковые беседы о темпоральности повседневности, показывая, как социалистический труд включает в себя подвиги выносливости и терпения, а также героические действия.

В своем особом подходе к своей теме, Revolution Every Day , как и выставка Smart 2011 года Vision and Communism , подрывает наши готовые ответы на русскую революцию и позволяет западной публике заново испытать советское изобразительное искусство.


Художники

Лене Берг, Мария Бри-Бейн, Ольга Чернышева, Александр Дейнека, Елизавета Игнатович, Густав Ключис, Виталий Комар, Виктор Корецкий, Валентина Кулагина, Анри Сала, Колин Смит, Варвара Степанова, Дзига Вертов и многие другие.


Публикация

Этот уникальный малый формат, дополняющий выставку Revolution Every Day , вдохновлен традициями советских отрывных календарей. В книге 365 календарных страниц с ежедневными записями, включающими ряд изображений и текстов, взятых из первичных и архивных источников, которые исследуют исторические и экспериментальные аспекты революции. В нем представлены несколько коротких эссе и другие оригинальные работы кураторов, художников и ученых, сопровождаемые полноцветными иллюстрациями всех работ на выставке.Опубликовано Smart Museum of Art в сотрудничестве с Mousse. В продаже с ноября 2017 г.

Купить по каталогу

Доступно за 30 долларов онлайн в Mousse Publishing или лично в магазине Smart Museum Shop.


В кампусе

В рамках выставки «Умный музей» и Киноцентр представляют серию «Революция каждый день: Дзига Вертов в 1930-е годы» — три показа редко встречающихся «поэтических документальных фильмов» советского кинорежиссера.В библиотеке Чикагского университета Центр исследования специальных коллекций представляет параллельную выставку Red Press: радикальная культура печати от Санкт-Петербурга до Чикаго (25 сентября 2017 г. — 15 декабря 2017 г.). Исследовательский проект Neubauer Collegium for Culture and Society «Revolutionology: Media and Networks of Intellectual Revolution» ставит под сомнение связь между политическими и интеллектуальными изменениями посредством семинаров и общественных программ. А Университетский симфонический оркестр представляет Симфонию №№ Дмитрия Шостаковича.12, The Year 1917 , в рамках спектакля пронзительных музыкальных размышлений об исторических поворотных моментах последних 100 лет (2 декабря 2017 г.).


Вверху (слева направо): Сергей Сенькин, Сделаем зелеными цеха фабрик и заводов! 1931 г., бумага, литография (плакат), 57 1/2 x 40 1/6 дюйма (1460 x 1020 мм), Ne boltai! Коллекция; Валентина Кулагина, Международный день работниц — день борьбы пролетариата , 1931 г., литография, бумага (плакат), 39 5/8 x 27 5/8 дюйма.(1100 x 725 мм), Не болтай! Коллекция; Г. Комаров, 8 марта: Работница и крестьянин, вступают в партию Ленина , ок. 1930 г., литография, бумага (плакат), 40 1/4 x 27 3/4 дюйма (1028 x 705 мм), Ne boltai! Коллекция; Мария Феликсовна Бри-Бейн, Работница и колхозница, в ряды Красного Креста и Красного Полумесяца , 1934 г., литография, бумага, 40 1/8 x 28 дюймов (1019 x 712 мм), Ne boltai! Коллекция.

Вверху: Ольга Чернышева, марта 2005 г.Предоставлено: Диль, Берлин; Пейс, Лондон; Foxy Production, Нью-Йорк.

Искусство революции | Психолог

Сам как поэт, так и художник, мне очень приятно, что «Психолог» объявил свой ежегодный поэтический конкурс, а обзор выставки «Русское искусство» меня очень приветствовал. Обе формы искусства нашли мощное выражение в первые годы революции. Меня особенно интересуют работы женщин-писательниц и поэтов и то, как их эмоциональные реакции находили выражение в их работах во время потрясений того времени.Некоторые люди находили сходство между религиозным увлечением и социалистической верой, которую пережили многие люди в то время. При этом бедность, войны и голод продолжались несколько лет. Поэзия и письма женщин позволяют нам понять крайности человеческих эмоций, от экстаза до отчаяния, от глубокой радости до чувства потери.

«Великая русская революция осуществила самые смелые женские мечты. Это равенство, которое пока нигде в мире не реализовано в таком масштабе, возлагает на российских женщин огромную ответственность.’ (Pelz, 2016, p.117)

В то время спрос петроградских женщин на хлеб 8 марта 1917 года, в Международный женский день, в сочетании с промышленным локаутом на Путиловском металлургическом заводе привел к всеобщей забастовке. Это, в свою очередь, привело к отречению царя Николая II.

«Только подумайте, какие необычные вещи происходят вокруг нас. Такое случается только раз в вечности », — говорит Юрий в« Докторе Живаго »Бориса Пастернака (1957). Сейсмическое событие надежды на мир и прогресс высвободило огромную энергию в искусстве.В то же время голод и нищета, усталость от войны и страх охватили жизни многих людей.

Произведения отдельных поэтов и писателей иллюстрируют, как контекст революции в сочетании с индивидуальным творческим порывом и политической перспективой рождает очень эмоциональные и трогательные рассказы и стихи. Помимо чувства потери, многие художники и писатели описывали в своих работах чувство экстаза. Макбрайд (2016) предполагает, что это включает в себя одно или несколько из следующего: сильное радостное ощущение, эйфорию, восторг, восторженное чувство единства и единства с окружающим или отстраненным восприятием пространства и времени, чувство глубины и освобождение от мирской реальности.

История пяти женских работ предлагается ниже, как приглашение глубже исследовать богатство опыта, пережитого в то время.

Грета Сайкс

Младший научный сотрудник

Институт образования / UCL

Лондон

Тэффи [на фото] (1872–1952)

Надежная Лока имя клоуна она знала, когда публиковала одноактный спектакль «Женский вопрос.’. Она родилась в 1872 году в Санкт-Петербурге в семье, увлекающейся литературой, ее сестры также писали стихи. Работая в большевистской газете «Новая жизнь», она познакомилась с Лениным, которому ее работа нравилась, как и царю.

Перед картой России

В чужом доме, в далекой стране,

Ее портрет висит на стене;

Она сама умирает, как нищая,

Лежит на соломе, от боли, которую невозможно передать.

Но здесь она выглядит так, как всегда —

Она молода, богата и задрапирована

В роскошном зеленом плаще

, в котором ее всегда изображали.

Я смотрю на твое лицо, как на икону…

Да будет имя твое, зарезанный Русь!

Я тихонько прикасаюсь к твоему плащу одной рукой;

И той же рукой сделай крестное знамение. (Chandler et al, 2015).

Жизнь вдали от своей родины Тэффи выражает свое чувство потери и любви к России, ее страданиям от войны и голода с теплотой и состраданием. Тем не менее, она также могла говорить наблюдательным взглядом со знакомых ей людей. Однажды встретившись с Александрой Коллонтай, она комментирует: «Выступая на женском форуме, Коллонтай начала свое выступление со слов« Я не знаю, на каком языке говорить, чтобы меня понимали здесь буржуазные женщины ».И вот она была на платформе в великолепном бархатном платье с зеркальной подвеской на золотой цепочке до колен ». (Чендлер и Джексон, Распутин, 2016).

Тэффи была горячим сторонником революции и пользовалась большой популярностью в России. В ее честь были названы конфеты, свечи и духи. Уезжая из Санкт-Петербурга в Москву с голодной смертью, она приняла предложение поработать в Одессе, надеясь вернуться в свою «любимую Москву». Но она так и не вернулась. В одном из своих набросков она пишет, что ей казалось, «как если бы кто-то перелистывал страницы дневника, смешивая трагические записи с историями, настолько нелепыми, что можно только недоверчиво пожать плечами».Несмотря на то, что она испытывает чувство потери и разочарования в связи с революцией, она может наблюдать за поведением людей острым социально-критическим взглядом. В Киеве, все еще находящемся под контролем Германии, она наблюдает, как мужчина ругает официанта за то, что тот принес ему стейк перед жареной картошкой: «Вся эта сцена — подарок большевикам. Разве этот человек не знает, как ему повезло, что он ест стейк и жареный картофель, любой заказ? » (в: Тэффи, Воспоминания, 2017). Основное внимание она уделяет устойчивости, в основном, женщин. Она рассказывает нам об одной женщине, которая хвастается тем, что шьет платья из медицинской марли.Все они учатся делать нижнее белье из кальки. Вид такого количества изможденных и истощенных солдат позволяет ей почувствовать, что «нити ее души на земле оборвались, оставив ее наедине с черной, пустой, круглой землей и безбрежным звездным небом».

Марина Цветаева (1892 — 1941)

Цветаева родилась в Москве в артистической семье среднего достатка. В годы войны она провела в Крыму вместе со многими поэтами и художниками. Она покинула Советский Союз в 1922 году с дочерью Ариадной и сыном.Она встретилась со своим мужем Эфроном в Берлине. Она вела дневник и писала о своем путешествии: «В воздухе купе висело только три топорных слова: буржуа, юнкерс, пиявки».

В Берлине она издала сборники Разделение , Стихотворения Блоку и стихотворение «Царь-дева », большая часть ее стихов появилась в Москве и Берлине. Позже в том же году семья переехала в Прагу. Не имея возможности позволить себе проживание в самой Праге, Эфрон изучал политику и социологию и жил в общежитиях. Цветаева и Ариадна поселились в деревне за городом.Она пишет: «нас пожирают уголь, газ, молочник, пекарь … единственное мясо, которое мы едим, — конина». Когда ей предложили возможность заработать деньги чтением ее стихов, она рассказывает, что ей приходилось выпрашивать у подруги простое платье взамен того, в котором она жила.

У Цветаевой завязался страстный роман с Константином Болеславовичем Родзевичем, бывшим военным офицером. связь, получившая широкую известность в эмигрантских кругах. Ее разрыв с Родзевичем в 1923 году почти наверняка послужил источником вдохновения для ее «Поэмы Конца» и «Поэмы Горы».Все это время она поддерживала отношения с Эфроном.

Живя в Париже среди эмигрантов, Цветаева вела интенсивную переписку с немецким поэтом Райнером Марией Рильке. Рильке был для нее немецким Орфеем. Он прислал ей книги от Пастернака, с которым она тоже переписывалась. В августе 1926 года Рильке перестал отвечать на ее письма. Она узнала о его смерти в декабре 1926 года. Следующее стихотворение было задумано как ответ на вопрос Рильке, какой будет комната, когда мы встретимся.

Над небытием двух тел

Поистине пел потолок —

Со всеми голосами ангелов

После смерти Рильке она написала для Пастернака следующее стихотворение:

Двадцать девятого, в среду, в туман?

В открытом виде? Нет информации! —

Не только мы с вами осиротели

В это предпоследнее утро.

Она написала стихи-реквиемы для других поэтов, таких как Маяковский, Максимилиан Волошин и Николай Гронский.Открытое письмо Маяковскому, из-за которого эмигранты заклеймили ее как просоветскую, и начали ее подвергать остракизму. Любое упоминание Маяковского было красной тряпкой для быка в эмигрантских кругах Парижа. Через два с половиной года после его смерти в апреле 1930 года Цветаева писала: «Без него русская революция понесла бы тяжелую утрату, так же как Маяковский был бы беднее без революции».

Цветаева уехала домой, в Россию, после 17 лет за границей, и ей поселили в доме писательской общины.Людей раздражало ее возвращение с парижской сумочкой, шарфом, блокнотами. Они сказали: вернулась белая гвардия. Она больше не подходила, но и не подходила к людям в Париже. Она была одна. Некоторые из ее стихов появляются в Chandler et al, 2015.

Смерть — это номер

Смерть:

Завершенный дом,

Невоспитанный сын,

Несвязанный сноп,

An Невдыхаемый вздох,

Неведомый крик.

Сыну

Его нет ни здесь, ни там

Иди, сын мой, в свою страну —

В страну, где все перевернуто,

Куда вернуться, значит идти вперед

Для тебя особо

Кто не видел твоей России мое дитя.

Запустение этих стихов красноречиво говорит о ее одиноких страданиях из-за того, что она потеряла всякое чувство общности и принадлежности.

Лариса Рейснер (1895-1926)

Лариса Рейснер была женщиной огромного личного мужества и силы воли и посвятила всю свою жизнь революции. Она воспитывалась в профессиональной семье и имела прекрасное образование. Она вырвалась из устоявшейся изоляции своего класса и посвятила свою энергию революции. Летом 1918 года она была в Поволжье, участвуя в боях Гражданской войны. Она пошла на разведку с красными матросами, тайно войдя в город Казань, тогда оккупированный белогвардейцами. Она представляла молодую Советскую республику на различных дипломатических должностях короля Афганистана.Она была комиссаром военно-морского штаба в Москве. «Фронт», «Баррикады в Гамбурге», «Уголь, железо и люди» — вот некоторые из ее произведений. Владимир Севрук (1973) описывает жизнь молодых писателей-коммунистов, принимавших участие в революции. Наиболее отчетливо они испытывают чувство «светского экстаза», которое Макбрайд (2014) описывает, давая ему определение: чувство единства и единства с окружающей средой и восторг. Одно из произведений Райснера называется «Лицевая сторона».

«Они ведут тяжелую жизнь в переполненных общежитиях, а воздух в аудиториях грязный и влажный, совсем не то, чем дышали студенты старого режима, проходя мимо обширных солнечных коридоров Санкт-Петербургского университета. Эти новые люди, «идущие левыми», должны в течение нескольких мимолетных лет впитать старую буржуазную культуру и не только переварить ее, но и вплавить ее лучшие качества и элементы в новые идеологические формы; это новые люди рабочих факультетов, завтрашние судьи, наследники и преемники этого десятилетия ».

Во вступлении Севрук включает речь Ленина, произнесенную на третьем Всероссийском съезде Коммунистического союза России в октябре 1920 г., в которой Ленин утверждает:

«Одно из величайших зол и несчастий, оставленных нам старым капиталистом. общество — это полный разрыв между книгами и практикой, у нас были книги, объясняющие все как можно лучше, но в большинстве случаев эти книги содержали самую пагубную и лицемерную ложь, ложное описание капиталистического общества … »

Лусик Лисинова (1998-1917)

Девятнадцатилетняя Лусик Лисинова училась в университете, пишет Севрук (1973).Была одним из организаторов Союза рабочей молодежи. Она помогала строить баррикады, ухаживала за ранеными, несла послания для Красной Армии, выполняя партийные задания среди рабочих Москвы. Она была убита контрреволюционными силами за день до разгрома в Москве. Ее гроб несли по улицам на скрещенных винтовках. Писательница и солдат революции Лисинова была похоронена у Кремлевской стены на Красной площади. 9 мая 1917 года она написала письмо сестре.

Моя дорогая Анаид,

«Я обычно пишу тебе в моменты депрессии, и это верно и сейчас. Однако у меня есть большой источник удовлетворения, лекарство, которое меня успокаивает, и это моя работа. Я много работаю. Я имею в виду в сфере пропаганды. Когда моя работа помогает превратить сырье в сознательного работника, когда я пробуждаю его классовое сознание … тогда я чувствую удовлетворение, затем моя сила удваивается, тогда я жив … Как я счастлив, что моя работа была полезной, когда мы были все еще в подполье, и что теперь у меня есть определенный опыт … Идет ожесточенная борьба со всеми, кто не с нами, большевиками … Сейчас я собираюсь составить список и купить две библиотеки для двух заводов, тогда я пойду домой и провести класс для группы социал-демократических женщин. Анаид, ты не представляешь, какая сила, какой талант есть у рабочих… »

Анаид, без даты

«… Моя дорогая, ты когда-нибудь поймешь мои чувства, читая это глупое письмо? Эти последние несколько дней я был в общении с природой, и мне кажется, что я могу войти в сущность каждой пылинки, что я понимаю жизнь каждой травинки и знаю, что еще так много всего осталось. таинственный и неизвестный мне… »

Здесь Лисинова предлагает глубокий пример чувства единства с природой, описанного Ласки и Макбрайдом.Это проистекает из ее веры в революцию, ее собственную работу и ее эффективность вместе с ее товарищами.

Из письма матери, 11.9.1917

«Я иду в столовую на обед. Я читал вопрос о женщине Лилли Браунс, мне не особенно нравится книга, хотя она очень впечатляющая, по всему телу пробежала дрожь, однако местами она очень хороша. Если вам удастся найти «Социальные основы женского вопроса» Коллонтай, обязательно прочтите ее. Когда я ее прочитал, я испытал огромное удовлетворение… наш дух воинственный. Формируется Красная Гвардия, и часть учений проходит прямо здесь, в нашей столовой… »

Из письма члена Молодежной лиги А. Колпаковой, 15.11.1917:

« Лусик мы похоронили вчера … на Красной площади. Вчера был яркий солнечный морозный день. Во главе процессии стоял знаменосец. Знамя районной партии гордо развевалось на ветру, его шелк сиял. Рабочие мира объединяются. Красная ткань хлопала и колыхалась на ветру, а временами разворачивалась так торжественно, что дрожала по спине, а оркестр маршировал позади нас… это было потрясающе… »Севрук, 1973).

София Парнок (1885-1933)

София Парнок родилась в южном городе Таганрок на Азовском море в профессиональной семье. Она изучала музыку в Женеве и право в Санкт-Петербурге, но решила посвятить себя поэзии. В 1914 году она познакомилась с Мариной Цветаевой, и они страстно полюбили друг друга. В их случае из-за любви экстаз превратился в сильное радостное ощущение. Обе писали стихи о своей лесбийской любви более открыто, чем кто-либо до них. Она основала издательский кооператив «Узел», выпустивший два ее тома. «Узел» закрылся в 1928 году. В основном она продолжала писать критические эссе и переводила стихи Бодлера и некоторые романы. Ее последние стихи, цитируемые здесь из Chandler et al, 2015, в основном адресованы физику Нине Веденеевой.

Детское воспоминание

Для Ходасевича

Детское воспоминание: те груши,

Морщинистые, маленькие, тугие,

И спрятанные внутри —

Пирог, сморщивший рот:

Именно такой мой восторг.

В горьких осколках твоего стиха

«Они проделали дыру в глубине

Густое синее ледяное море:

Пространство для передышки для большой и маленькой рыбы,

Вода для носителей ведер,

Выход для усталого путника

Если она и жизнь все-таки получатся

Ехать разными дорогами

И ей некуда идти ».

«Я прощаю все твои грехи —

Но двух не могу терпеть;

Стихи читаешь молча

И целуешься громко.

Так грешите, расцветайте, веселитесь —

Но послушайте моего совета;

Поцелуй, моя дорогая, не для ушей,

И музыка не для глаз ».

Ссылки

Чандлер Р., Дралюк Б. и Машински И. (2015). Книга русской поэзии «Пингвин». Книга пингвинов. СОЕДИНЕННОЕ КОРОЛЕВСТВО.

Чендлер, Р. и Джексон, А.М. (2016). Распутин и другие рассказы. Пушкин Пресс. Лондон.

Джексон, А.М., Чендлер, Р., Чендлер, Э., Китсон, К., Стейнберг, И., Вазе, Н. (2016). Тэффи: Тонко сформулированные и другие истории. Пушкин Пресс. Лондон.

Ласки М. (1961). Экстази: исследование некоторых светских и религиозных переживаний. Лос-Анджелес. Джереми П. Арчер.

Макбрайд Р. (2014). Светские экстазы. Психолог, том 27, № 3.

Пельц, В. А. (2016). Народная история современной Европы. Плутопресс. Лондон.

Севрук, В. (1973). Молодые в революции. Издатель «Прогресс».Москва.

Тэффи (2017). Воспоминания: От Москвы до Черного моря. Перевод Ирины Штейнберг и Энн Мари Джексон. Пушкин Пресс. 2017.

7 ярких произведений искусства, рожденных революцией

Эжен Делакруа, «Свобода, ведущая народ», 1830 г. (деталь)

В 1830 году французский художник Эжен Делакруа в письме своему брату описал новый амбициозный проект. «Я взял на себя современный предмет, баррикаду, и хотя я, возможно, не воевал за свою страну, по крайней мере, я должен был рисовать для нее», — писал он.«Это вернуло мне хорошее настроение». Эта незавершенная работа станет Liberty Leading the People , крупномасштабной картиной, изображающей предмет, излюбленный дальновидными художниками: революция .

Охватывая страну, культуру и время, искусство, вдохновленное революцией — восстанием, направленным на свержение правительства или социальной системы, — не знает границ. Здесь мы исследуем коллекцию работ, вызванных этой политически заряженной темой, в первую очередь монументальный шедевр Делакруа.

Посмотрите, как революции во всем мире веками вызывали искру искусства.

Свобода, ведущая народ Эжен Делакруа

Эжен Делакруа, «Свобода, ведущая народ», 1830 г. (Фото: Wikimedia Commons [Public Domain])

14 июля 1789 г. группа революционеров вторглась в Бастилию, средневековую крепость, ставшую государственной тюрьмой в Париже, в знак протеста. французская монархия. Это жестокое событие, известное как штурм Бастилии, положило начало Французской революции, периоду политических и социальных потрясений.В то время как Французская революция длилась десять лет, напряженность вылилась в XIX век, как видно из Liberty Leading the People .

Свобода, ведущая народ изображает аллегорическую интерпретацию Делакруа июльской революции , конфликта, который произошел 27, 28 и 29 июля 1830 года. Действие происходит на улицах Парижа (можно увидеть собор Парижской Богоматери. в дымной дали) на картине изображена женщина, ведущая революционеров к победе.Триумфально держащий триколор (красно-бело-синий флаг революционеров, а позже и Франции) и фригийский колпак (шляпа, которую исторически носили освобожденные рабы), эта символическая фигура считается ранней версией Марианны. , олицетворение Французской Республики.

Делакруа в то время жил в Париже, что дало ему возможность испытать хаос на собственном опыте. «Три дня под обстрелом и пулями, так как вокруг шла борьба, — писал он в 1830 году. — Простая прогулочная коляска, подобная мне, подвергалась такому же риску остановить пулю, как и импровизированные герои, наступавшие на врага с кусками железа, прикрепленными к ним. ручки от метлы.”

Восстание , Оноре Домье

Оноре Домье, «Восстание», 1848 г. или позже (Фото: Wikimedia Commons [Public Domain])

Июльская революция — не последний раз, когда улицы Франции будут полны «повсюду боевых действий». В 1848 году страна пережила серию революций, в результате которых коррумпированный король Луи-Филипп, пришедший к власти в результате июльской революции, был свергнут.

Оноре Домье, французский художник, известный своими карикатурами, задокументировал революцию 1848 года в Восстание, вдохновляющую картину маслом, описанную коллекционером Дунканом Филлипсом как «символ сдерживаемого человеческого возмущения». В то время как Делакруа — художник-романтик, известный своими динамичными картинами, — запечатлел эпическую драму Французской революции, Домье подошел к ней с позиции самоанализа. «Все внимание направлено внутрь», — сказал французский историк искусства Анри Фосийон. «Мятежник одержим мечтой, ради которой он собирает толпу».

Вашингтон, пересекая Делавэр , Эмануэль Лойце

Эмануэль Лойце, «Вашингтон пересекает Делавэр», 1851 г. (Фото: Wikimedia Commons [Public Domain])

До того, как революция 1789 г. вызвала череду потрясений во Франции, во всем мире возникло еще одно крупное восстание.С 1775 по 1783 год 13 первоначальных колоний Соединенных Штатов боролись за независимость от британского владычества в ходе Американской революции , события, описанного Эмануэлем Лойце в Вашингтон, пересекая Делавэр.

Завершенная в 1851 году, эта грандиозная картина изображает поворотный момент в американской истории: успешное внезапное нападение Джорджа Вашингтона на гессенцы, немецкие войска, сражающиеся за британцев, в Трентоне, штат Нью-Джерси, 25 декабря 1776 года. показан героически ведущим армию из 2400 человек через ледяную реку, запечатлевая обостренную драму этого исторического момента.«Без решимости, стойкости и лидерства, проявленных Вашингтоном при переходе через реку Делавэр, победа при Трентоне была бы невозможна», — объясняет Маунт-Вернон, поместье Вашингтона, ставшее национальной исторической достопримечательностью.

Третье мая 1808 г. (Казнь защитников Мадрида) Франсиско Гойя

Франсиско Гойя, «Третье мая» 1808 года (Фото: Wikimedia Commons [Public Domain])

В отличие от Делакруа, Домье и Лойца, испанский художник Франсиско Гойя не прославлял революцию.Фактически, Третье мая 1808 года (Казнь защитников Мадрида) , одна из самых радикальных картин Гойи, раскрывает темную реальность сопротивления. Третье мая 1808 года отдает дань уважения испанским мирным жителям, которые отдали свои жизни, сражаясь за освобождение своих лидеров и страны во время войны на полуострове . Эта графическая картина, созданная по заказу правительства Испании и завершенная в 1808 году, в том же году, когда произошло восстание, запечатлела момент, когда французские солдаты открыли огонь по беззащитным пленным.

Считается одновременно старым мастером и родоначальником современного искусства, все работы Гойи широко считаются «революционными». Однако, по словам известного британского историка искусства и директора музея Кеннета Кларка, Третье мая 1808 года продвигает этот дескриптор на шаг вперед, поскольку его «можно назвать революционным во всех смыслах этого слова, по стилю, тематике и предмету». намерение.»

Новая планета Константин Юон

Константин Юон, «Новая планета», 1921 г. (Фото: Wikimedia Commons [Public Domain])

Соперник драмы Третье мая 1808 года Новая планета , театральный рисунок русского художника-символиста Константина Юона.Предназначенная для украшения занавеса на сцене, эта картина предлагает необычную интерпретацию Октябрьской революции года , катастрофического восстания, возглавляемого партией большевиков. Произошедшая в разгар Русской революции, движение, вызванное чередой потерь русских во время Первой мировой войны, Октябрьская революция привела к свержению Временного правительства и созданию Москвы в качестве новой столицы страны. Россия в «новую планету».

Арсенал , Диего Ривера

Диего Ривера, «Арсенал», 1928 г. (Фото: Wikimedia Commons [Добросовестное использование])

Менее чем через десять лет после того, как Юон завершил свой космический взгляд на революцию, мексиканский художник-монументалист Диего Ривера написал «Арсенал », фреску, найденную в Мехико. Суд праздников.Это масштабное произведение включает в себя два ключевых влияния на творчество художника: коллегу-художницу (и будущую жену Риверы) Фриду Кало и мексиканскую революцию .

Начавшаяся в 1911 году мексиканская революция была политическим кризисом, разожженным растущим пренебрежением рабочего класса к элитарной политике президента. Революция официально завершилась в 1917 году принятием Конституции Мексики, однако боевые действия продолжались до 1920-х годов, в результате чего погибло более миллиона человек. Завершенный в конце движения, Арсенал показывает Кало впереди и в центре, когда она раздает оружие рабочим, ставшим солдатами.Над рисунками находится баннер, на котором написаны слова из «Así será la Revolución Proletaria» («Так будет пролетарская революция») и corrido , или мексиканской баллады Риверы.

«Son las voces del obrero rudo lo que puede darles mi laúd» («Моя лютня может дать им голоса грубого рабочего»), — гласит транспарант.

Круг животных / Головы зодиака , Ай Вэйвэй

Ай Вэйвэй, «Круг зверей / головы зодиака», 2010 г. (Фото: стоковые фотографии Пабкова / Shutterstock)

Сегодня современные художники продолжают находить вдохновение в революции.В серии Circle of Animals / Zodiac Heads китайский художник Ай Вэйвэй пытается исправить катастрофические последствия Великой пролетарской культурной революции года , периода смерти и разрушения.

Культурная революция разразилась в 1966 году, когда Мао Цзэдун попытался усилить свой контроль над Коммунистической партией. Наряду с коллапсом экономики и миллионным числом погибших, эта революция завершилась разрушением материальной культуры Китая, вызвав новое понимание его уцелевших артефактов.

Для Ай Вэйвэя это был знаменитый фонтан Зодиака во дворце Юаньминь Юань в Пекине, «популярное место для рисования и зарисовок художников, таких как Ай». Украшенный дюжиной голов животных, этот водяной светильник 18-го века послужил источником вдохновения для Circle of Animals / Zodiac Heads , скульптурной инсталляции, которая — не только противодействует ядру Культурной революции, но и сама по себе является революционной.

«Моя работа всегда готовая», — сказал он. «Это может быть культурное, политическое или социальное, а также может быть искусство — заставить людей пересмотреть то, что мы сделали, его исходное положение, чтобы создать новые возможности. Я всегда хочу, чтобы люди были сбиты с толку, были шокированы или позже что-то поняли. Но сначала он должен быть привлекательным для людей ».

Статьи по теме:

«Смерть Марата»: яркое изображение одного из самых известных убийств Французской революции

Как революционное движение реализма произвело революцию в истории искусства

Как Давид «Смерть Сократа» прекрасно передает дух неоклассической живописи

Может ли история предсказать будущее?

Питер Турчин, один из мировых экспертов по сосновым жукам и, возможно, также по людям, неохотно встретил меня этим летом в кампусе Университета Коннектикута в Сторрсе, где он преподает.Как и многие люди во время пандемии, он предпочел ограничить свои контакты с людьми. Он также сомневался, что человеческий контакт будет иметь большую ценность, поскольку его математические модели уже могли сказать мне все, что мне нужно было знать.

Но когда-то ему пришлось покинуть офис. («Один из способов узнать, что я русский, — это то, что я не могу думать, сидя, — сказал он мне. — Мне нужно пойти прогуляться».) Никто из нас не видел почти никого с тех пор, как пандемия закрыла страну несколько месяцев назад. до. В кампусе было тихо.«Неделю назад это было даже больше похоже на попадание нейтронной бомбы», — сказал Турчин. Он сказал, что животные робко осваивают территорию кампуса: белки, сурки, олени и даже редкие краснохвостые ястребы. Во время нашей прогулки садовники и несколько детей на скейтбордах были единственными представителями человеческой популяции, которые были в поле зрения.

Из июньского выпуска 2020 года: Мы живем в неудовлетворительном состоянии

2020 год был добрым для Турчина, по многим из тех же причин он был адом для всех нас.Города в огне, избранные лидеры, поддерживающие насилие, рост убийств — для нормального американца это апокалиптические знаки. Турчину они показывают, что его модели, которые включают данные за тысячи лет истории человечества, работают. («Не всю историю человечества», — поправил он меня однажды. «Только последние 10 000 лет».) В течение десятилетия он предупреждал, что несколько ключевых социальных и политических тенденций предвещают «эпоху раздоров», гражданских беспорядков и бойни. хуже, чем испытали большинство американцев.В 2010 году он предсказал, что волнения станут серьезными примерно к 2020 году и что они не прекратятся, пока эти социальные и политические тенденции не обратятся вспять. Разрушение на уровне конца 1960-х — начала 1970-х годов — лучший сценарий; тотальная гражданская война — худшее.

Фундаментальные проблемы, по его словам, — это темная триада социальных болезней: раздутый элитный класс и слишком мало элитных рабочих мест для работы; снижение уровня жизни среди населения в целом; и правительство, которое не может покрыть свое финансовое положение.Его модели, отслеживающие эти факторы в других обществах на протяжении истории, слишком сложны, чтобы их можно было объяснить в нетехнической публикации. Но им удалось произвести впечатление на авторов нетехнических публикаций и вынудить его сравнить с другими авторами «мегаисторий», такими как Джаред Даймонд и Ювал Ноа Харари. Колумнист New York Times Росс Даутхат однажды счел историческое моделирование Турчина неубедительным, но 2020 год заставил его поверить: «На этом этапе, — недавно признался Даутат в подкасте, — я чувствую, что вам нужно уделять немного больше внимания. его.”

Алмаз и Харари были призваны описать историю человечества. Турчин смотрит в далекое научно-фантастическое будущее для сверстников. В своей самой доступной книге «Война и мир» и «Война » (2006) он сравнивает себя с Хари Селдоном, «математиком-индивидуалистом» из серии Фонда Исаака Азимова, который может предсказывать взлет и падение империй. Турчин считает, что в этих данных за 10 000 лет он нашел железные законы, которые диктуют судьбы человеческих обществ.

Судьба нашего общества, по его словам, не будет красивой, по крайней мере, в ближайшем будущем.«Слишком поздно», — сказал он мне, когда мы проезжали Зеркальное озеро, которое на сайте Калифорнийского университета описывается как излюбленное место для студентов, чтобы «почитать, расслабиться или покататься на деревянных качелях». Проблемы глубокие и структурные — не из тех, которые утомительный процесс демократических изменений может исправить вовремя, чтобы предотвратить хаос. Турчин сравнивает Америку с огромным кораблем, направляющимся прямо к айсбергу: «Если вы обсуждаете с экипажем, в какую сторону повернуть, вы не повернетесь вовремя и столкнетесь с айсбергом напрямую». Последние 10 лет ведутся дискуссии.Тот отвратительный хруст, который вы сейчас слышите — скручивание стали, треск заклепок — это звук удара корабля об айсберг.

Из выпуска за ноябрь 2020 года: группа боевиков, поддерживающих Трампа, завербовала тысячи полицейских, солдат и ветеранов

«Нам почти гарантированы» пять адских лет, предсказывает Турчин, а, вероятно, десять или более лет. По его словам, проблема в том, что таких людей, как я, слишком много. «Вы принадлежите к правящему классу , », — сказал он с не большей злобой, чем если бы он сообщил мне, что у меня каштановые волосы или что у меня iPhone чуть новее, чем у него. Из трех факторов, вызывающих социальное насилие, Турчин особо подчеркивает «перепроизводство элиты» — тенденцию правящих классов общества расти быстрее, чем количество должностей, которые их члены заполняют. Один из способов роста правящего класса — биологический — подумайте о Саудовской Аравии, где принцы и принцессы рождаются быстрее, чем для них могут быть созданы королевские роли. В Соединенных Штатах элиты перепроизводят себя за счет экономической и образовательной восходящей мобильности: все больше и больше людей становятся богатыми и все больше и больше получают образование.Ни то, ни другое само по себе не звучит плохо. Разве мы не хотим, чтобы все были богатыми и образованными? Проблемы начинаются, когда деньги и дипломы Гарварда становятся в Саудовской Аравии королевскими титулами. Если они есть у многих людей, но только у некоторых есть реальная власть, те, у кого нет власти, в конечном итоге обратятся к тем, у кого она есть.

Из сентябрьского выпуска 2019 года: Как жизнь превратилась в бесконечную ужасную конкуренцию

В Соединенных Штатах, как сказал мне Турчин, вы можете видеть, как все больше и больше соискателей борются за одну работу, скажем, в престижной юридической фирме или в влиятельная правительственная синекура, или (здесь это стало личным) в национальном журнале. Возможно, увидев дыры в моей футболке, Турчин заметил, что человек может быть частью идеологической элиты, а не экономической. (Он не считает себя членом ни того, ни другого. Профессор достигает максимум нескольких сотен студентов, сказал он мне. «Вы достигаете сотен тысяч».) Элитные должности не множатся так быстро, как элиты. В Сенате по-прежнему всего 100 мест, но больше людей, чем когда-либо, имеют достаточно денег или степеней, чтобы думать, что им следует управлять страной. «Сейчас сложилась ситуация, когда гораздо больше элит борются за ту же позицию, и некоторая их часть обратится в контрэлиты», — сказал Турчин.

Дональд Трамп, например, может показаться элитой (богатый отец, ученая степень Уортона, позолоченные комоды), но трампизм — это движение контрэлиты. В его правительстве полно аттестованных никем, которых не допускали в предыдущие администрации, иногда по уважительным причинам, а иногда потому, что в учреждении Гротон-Йель попросту не было вакансий. Бывший советник Трампа и главный стратег Стив Бэннон, по словам Турчина, является «парадигматическим примером» контрэлиты. Он вырос из рабочего класса, учился в Гарвардской школе бизнеса и разбогател как инвестиционный банкир, владея небольшой долей в синдицированных правах на Seinfeld .Ничего из этого не привело к политической власти, пока он не объединился с простыми людьми. «Он был контрэлитой, которая использовала Трампа, чтобы прорваться, чтобы вернуть власть белым рабочим», — сказал Турчин.

Элитное перепроизводство создает контрэлиты, а контрэлиты ищут союзников среди простолюдинов. Если уровень жизни простолюдинов снижается — не по сравнению с элитой, а по сравнению с тем, что у них было раньше, — они соглашаются с предложениями контрэлит и начинают смазывать оси своих галерей.Жизнь простолюдинов становится хуже, и те немногие, кто пытается залезть на элитную спасательную шлюпку, отбрасываются обратно в воду теми, кто уже находится на борту. Последним триггером надвигающегося краха, по словам Турчина, обычно становится неплатежеспособность государства. В какой-то момент растущая незащищенность становится дорогостоящей. Элиты должны усмирять несчастных граждан подачками и бесплатными подарками, а когда они заканчиваются, им приходится преследовать инакомыслие и угнетать людей. В конце концов государство исчерпывает все краткосрочные решения, и то, что до этого было целостной цивилизацией, распадается.

Прогнозы Турчина было бы легче отклонить как теоретические выкладки, если бы распад не происходил сейчас, примерно так, как предсказывал Провидец Сторров 10 лет назад. Если следующие 10 лет будут такими же сейсмическими, как он говорит, его идеи должны будут быть учтены историками и социологами — конечно, если предположить, что еще есть университеты, чтобы нанять таких людей.

Питер Турчин, сфотографирован в государственном лесу Натчауг в Коннектикуте в октябре. Бывший эколог стремится применить математическую строгость к изучению истории человечества.(Малике Сидибе)

Турчин родился в 1957 году в Обнинске, Россия, городе, построенном советским государством как своего рода рай для ботаников, где ученые могли сотрудничать и жить вместе. Его отец Валентин был физиком и политическим диссидентом, а мать Татьяна получила образование геолога. Они переехали в Москву, когда ему было 7 лет, а в 1978 году бежали в Нью-Йорк как политические беженцы. Там они быстро нашли сообщество, говорящее на домашнем языке — науке. Валентин преподавал в Городском университете Нью-Йорка, а Питер изучал биологию в Нью-Йоркском университете и получил докторскую степень по зоологии от Герцога.

Турчин написал диссертацию о мексиканском бобовом жуке, симпатичном, похожем на божью коровку вредителе, который питается бобовыми в районах между США и Гватемалой. Когда Турчин начал свои исследования в начале 1980-х, экология развивалась так, как это уже было в некоторых областях. Старый способ изучения ошибок заключался в том, чтобы собрать и описать их: посчитать их ноги, измерить живот и приколоть их к кускам ДСП для использования в будущем. (Сходите в Музей естественной истории в Лондоне, и в старых кладовых до сих пор можно увидеть полки с колпаками и ящиками с образцами. ) В 70-х годах австралийский физик Роберт Мэй обратил свое внимание на экологию и помог преобразовать ее в математическую науку, инструменты которой включали суперкомпьютеры, а также сети для бабочек и ловушки для бутылок. Тем не менее, в первые дни своей карьеры Турчин сказал мне, что «большинство экологов все еще были довольно боязливыми к математике».

Турчин действительно проводил полевые исследования, но он внес свой вклад в экологию, прежде всего, собирая и используя данные для моделирования динамики популяций — например, выясняя, почему популяция соснового жука может захватить лес или почему эта же популяция может снизиться.(Он также работал с молью, полевками и леммингами.)

В конце 90-х случилась катастрофа: Турчин понял, что знает все, что он когда-либо хотел знать о жуках. Он сравнивает себя с Томазиной Коверли, девочкой-гением в пьесе Тома Стоппарда « Аркадия », которая одержима жизненными циклами тетерева и других существ вокруг своего загородного дома в Дербишире. Недостатком персонажа Стоппарда было то, что он жил за полтора века до появления теории хаоса. «Она сдалась, потому что это было слишком сложно», — сказал Турчин.«Я сдался, потому что решил проблему».

Турчин опубликовал последнюю монографию, Комплексная динамика популяции: теоретический / Эмпирический синтез (2003), а затем сообщил своим коллегам из Калифорнии новость о том, что он будет говорить о постоянной сайонаре в этой области, хотя он продолжают получать зарплату штатным профессором своей кафедры. (Ему больше не рейзят, но он сказал мне, что уже «на комфортном уровне, и, знаете ли, вам не нужно столько денег.«Обычно кризис среднего возраста означает, что вы разводитесь со своей старой женой и женитесь на аспиранте», — сказал Турчин. «Я развелся со старой наукой и женился на новой». Прогнозы

Турчина было бы легче отклонить как теоретические выкладки, если бы они не реализовывались сейчас, примерно так, как он предсказывал 10 лет назад.

Одна из его последних работ появилась в журнале Oikos . «Есть ли у популяционной экологии общие законы?» — спросил Турчин. Большинство экологов сказали «нет»: у популяций своя динамика, и каждая ситуация индивидуальна.Сосновые жуки размножаются, выходят из-под контроля и опустошают лес по причине сосновых жуков, но это не означает, что популяции комаров или клещей будут расти и падать в соответствии с одними и теми же ритмами. Турчин предположил, что «есть несколько очень общих законоподобных положений», которые можно применить к экологии. После долгой юности сбора и каталогизации у экологии было достаточно данных, чтобы описать эти универсальные законы — и перестать притворяться, будто у каждого вида есть свои особенности. «Экологи знают эти законы и должны называть их законами», — сказал он.Турчин предположил, например, что популяции организмов растут или сокращаются экспоненциально, а не линейно. Вот почему, если вы купите двух морских свинок, у вас скоро будет не просто еще несколько морских свинок, но и дом, а затем и район, полный этих проклятых вещей (если вы продолжаете их кормить). Этот закон достаточно прост, чтобы его мог понять школьник-математик, и он описывает судьбу всего, от клещей до скворцов и верблюдов. Законы, которые Турчин применил к экологии, и то, что он настаивал на том, чтобы называть их законами, вызвали в то время уважительные споры.Теперь они цитируются в учебниках.

Оставив экологию, Турчин начал аналогичные исследования, пытаясь сформулировать общие законы для другого вида животных: человека. Он давно интересовался историей. Но у него также был хищный инстинкт, чтобы исследовать саванну человеческих знаний и наброситься на самую слабую добычу. «Все науки проходят через этот переход к математизации», — сказал мне Турчин. «Когда у меня случился кризис среднего возраста, я искал предмет, по которому я мог бы помочь с этим переходом к математической науке.Остался только один, и это уже история ».

Историки читают книги, письма и другие тексты. Иногда, если они имеют склонность к археологическим раскопкам, они выкапывают черепки и монеты. Но для Турчина полагаться только на эти методы было равносильно изучению ошибок путем прикрепления их к ДСП и подсчета их усиков. Если бы историки не собирались сами проводить математическую революцию, он бы штурмовал их отделы и делал это за них.

«Среди ученых и философов ведутся давние споры о том, есть ли в истории общие законы», — писали он и соавтор в книге Secular Cycles (2009).«Основная предпосылка нашего исследования заключается в том, что исторические общества можно изучать с помощью тех же методов, которые физики и биологи использовали для изучения природных систем». Турчин основал журнал Cliodynamics , посвященный «поиску общих принципов, объясняющих функционирование и динамику исторических обществ». (Термин — его чеканка; Клио — муза истории.) Он уже объявил о появлении этой дисциплины в статье Nature , где сравнил историков, не желающих строить общие принципы, со своими коллегами по биологии, «которые больше всего заботятся о природе». личная жизнь певчих птиц. «Пусть история и дальше будет сосредотачиваться на частном», — написал он. Клиодинамика была бы новой наукой. Пока историки чистили пыль от колоколов в подвале университета, Турчин и его последователи находились наверху, отвечая на важные вопросы.

Чтобы начать исследования журнала, Турчин создал цифровой архив исторических и археологических данных. Он сказал мне, что кодирование его записей требует тонкости, потому что (например) метод определения размера элитного класса претендентов в средневековой Франции может отличаться от измерения того же класса в современных Соединенных Штатах.(Для средневековой Франции доверенное лицо — это членство в ее благородном классе, который перенасыщен вторым и третьим сыновьями, у которых не было замков или имений, которыми можно было бы править. Турчин говорит, что одним американским доверенным лицом является число юристов.) Данные вводятся после проверки Турчиным и специалистами по рассматриваемому историческому периоду, они предлагают быстрые и убедительные предположения об исторических явлениях.

Историки религии давно размышляли о связи между возникновением сложной цивилизации и верой в богов — особенно «богов-морализаторов», которые ругают вас за грехи.В прошлом году Турчин и дюжина соавторов проанализировали базу данных («записи из 414 обществ, которые охватывают последние 10 000 лет из 30 регионов мира, используя 51 показатель социальной сложности и 4 показателя сверхъестественного принуждения к нравственности»), чтобы ответить. вопрос окончательно. Они обнаружили, что в сложных обществах с большей вероятностью будут иметься боги-морализаторы , но боги, как правило, начинают ругать общества после того, как общества усложняются, а не раньше. По мере расширения базы данных она будет пытаться удалить больше вопросов из области гуманистических спекуляций и убрать их в ящик с пометкой «ответили».

Один из самых неприятных выводов Турчина состоит в том, что сложные общества возникают в результате войны. Результатом войны является вознаграждение сообществ, которые организуются для борьбы и выживания, и она имеет тенденцию уничтожать простые и мелкие сообщества. «Никто не хочет признавать, что мы живем в обществах, которые мы живем» — богатых, сложных обществах с университетами, музеями, философией и искусством — «из-за такой уродливой вещи, как война», — сказал он. Но данные ясны: дарвиновские процессы отбирают сложные общества, потому что они убивают более простые.Представление о том, что демократия находит свою силу в своей сущностной доброте и моральном улучшении по сравнению с конкурирующими системами, также является фантастическим. Вместо этого демократические общества процветают, потому что они помнят, что их почти уничтожил внешний враг. По словам Турчина, они избежали вымирания только благодаря коллективным действиям, и память об этих коллективных действиях облегчает проведение демократической политики в настоящее время. «Существует очень тесная взаимосвязь между принятием демократических институтов и необходимостью вести войну за выживание.

Также нежелательно: вывод о том, что гражданские волнения могут скоро настигнуть нас и могут достичь точки разрушения страны. В 2012 году Турчин опубликовал анализ политического насилия в США, снова начав с базы данных. Он классифицировал 1590 инцидентов — беспорядки, линчевания, любые политические события, в результате которых погиб хотя бы один человек — с 1780 по 2010 год. Некоторые периоды были безмятежными, а другие кровавыми, с пиками жестокости в 1870, 1920 и 1970 годах, 50-летний цикл. Турчин исключает последний насильственный инцидент, Гражданскую войну, как событие «sui generis».«Исключение может показаться подозрительным, но для статистиков« отсечение выбросов »является стандартной практикой. Историки и журналисты, напротив, склонны сосредотачивать внимание на выбросах — потому что они интересны — и иногда упускают из виду более важные тенденции.

Определенные аспекты этого циклического взгляда требуют повторного изучения частей американской истории с уделением особого внимания количеству элит. По словам Турчина, индустриализация Севера, начавшаяся в середине XIX века, сделала огромное количество людей богатыми. Элитное стадо было уничтожено во время Гражданской войны, которая уничтожила или обнищала южный класс рабовладельцев, и во время Реконструкции, когда Америка пережила волну убийств республиканских политиков. (Самым известным из них было убийство Джеймса А. Гарфилда, 20-го президента США, адвокатом, который потребовал, но не получил политического назначения.) Это было только после прогрессивных реформ 1920-х годов, и позже Новый курс, это перепроизводство элиты фактически замедлилось, по крайней мере, на время.

Это колебание между насилием и миром с перепроизводством элиты как первого всадника повторяющегося американского апокалипсиса вдохновило Турчина на предсказание 2020 года. В 2010 году, когда Nature опросил ученых об их прогнозах на ближайшее десятилетие, большинство восприняли этот опрос как приглашение к саморекламе и мечтательно восхвалять грядущие успехи в своих областях. Турчин возразил своим пророчеством о гибели и сказал, что ничто, кроме фундаментальных изменений, не остановит еще один жестокий поворот.

Рецепты Турчина в целом расплывчаты и не поддаются классификации. Некоторые звучат как идеи, которые могли исходить от сенатора Элизабет Уоррен — облагать налогом элиты до тех пор, пока их не станет меньше, — в то время как другие, такие как призыв к сокращению иммиграции, чтобы сохранить высокую заработную плату для американских рабочих, напоминают протекционизм Трампа. Другая политика просто еретична. Например, он выступает против высшего образования, ориентированного на получение дипломов, которое, по его словам, является способом массового производства элит без массового производства элитных рабочих мест, которые они могли бы занять.Он сказал мне, что создатели такой политики «создают избыточные элиты, а некоторые становятся контрэлитами». Более разумным подходом было бы, чтобы элита оставалась небольшой, а реальная заработная плата населения в целом постоянно повышалась.

Как это сделать? Турчин говорит, что на самом деле не знает, и это не его работа. «На самом деле я не думаю о конкретной политике», — сказал он мне. «Нам нужно остановить безудержный процесс перепроизводства элиты, но я не знаю, что сработает для этого, и никто другой не делает.Вы увеличиваете налоги? Поднять минимальную заработную плату? Универсальный базовый доход? » Он признал, что каждая из этих возможностей будет иметь непредсказуемые последствия. Он вспомнил историю, которую услышал, когда еще был экологом: Лесная служба однажды реализовала план по сокращению популяции жуков-короедов с помощью пестицидов — только чтобы обнаружить, что пестицид убивает хищников жуков даже более эффективно, чем это убило жуков. В результате вмешательства попало больше жуков, чем раньше. Урок, по его словам, заключался в том, чтобы практиковать «адаптивное управление», изменяя и модулируя свой подход по мере продвижения.

В конце концов, как надеется Турчин, наше понимание исторической динамики созреет до такой степени, что ни одно правительство не станет проводить политику, не задумываясь о том, приближается ли оно к математически предопределенной катастрофе. Он говорит, что мог представить себе азимовское агентство, которое следит за опережающими индикаторами и дает соответствующие рекомендации. Это было бы похоже на Федеральный резерв, но вместо того, чтобы отслеживать инфляцию и контролировать денежную массу, ему было бы поручено предотвратить полный цивилизационный коллапс.

Историки в целом не приняли условия капитуляции Турчина любезно. По крайней мере, с 19 века, эта дисциплина придерживалась идеи о том, что история несводимо сложна, и к настоящему времени большинство историков полагают, что разнообразие человеческой деятельности помешает любой попытке придумать общие законы, особенно предсказательные. (Как сказал мне Джо Гулди, историк из Южного методистского университета: «Некоторые историки относятся к Турчину так же, как астрономы относятся к Нострадамусу.Вместо этого каждое историческое событие должно быть описано с любовью, а его особенности должны пониматься как имеющие отношение к другим событиям. Идея о том, что одно вызывает другое и что причинный паттерн может рассказать вам о последовательности событий в другом месте или столетии, является чужой территорией.

Можно даже сказать, что то, что определяет историю как гуманистическое предприятие, — это вера в то, что она не управляется научными законами, что рабочие части человеческого общества не похожи на бильярдные шары, которые, если их расположить под определенным углом и поразить определенное количество силы неизбежно сломается именно так и катится в сторону углового очага войны или бокового очага мира.Турчин возражает, что он слышал утверждения о неснижаемой сложности и раньше, и что постоянное применение научного метода позволило справиться с этой сложностью. Рассмотрим, говорит он, понятие температуры — что-то настолько очевидное, что теперь можно измерить, когда мы смеемся над идеей, что она слишком расплывчата, чтобы ее измерить. «Еще до того, как люди узнали, какая температура, лучшее, что вы могли сделать, — это сказать, что вам жарко или холодно, — сказал мне Турчин. Концепция зависела от многих факторов: ветра, влажности, обычных человеческих различий в восприятии.Теперь у нас есть термометры. Турчин хочет изобрести термометр для человеческих обществ, который будет измерять, когда они, вероятно, разразятся войной.

В конце концов, надеется Турчин, ни одно правительство не станет проводить политику, не задумываясь о том, не приближается ли оно к математически предопределенной катастрофе.

Один социолог, который может говорить с Турчиным на своем собственном математическом споре, — это Динксин Чжао, профессор социологии Чикагского университета, который, что невероятно, также в прошлом был математиком-экологом.(Он получил докторскую степень в области моделирования динамики популяции морковно-долгоносиков, а затем получил вторую докторскую степень по китайской политической социологии.) «Я пришел из естествознания, — сказал мне Чжао, — и в каком-то смысле я симпатизирую Турчину. Если вы пришли к общественным наукам из естественных наук, у вас есть мощный взгляд на мир. Но вы также можете совершить большие ошибки ».

Чжао сказал, что люди намного сложнее насекомых. «Биологические виды не могут разрабатывать гибкую стратегию», — сказал он мне. После тысячелетий эволюционных исследований и разработок дятел придумает изобретательные способы воткнуть клюв в дерево в поисках пищи. У него могут быть даже социальные характеристики — альфа-дятел может убедить бета-дятлов в первую очередь покушать самых вкусных термитов. Но люди — гораздо более дикие социальные существа, — сказал Чжао. Дятел съест термита, но это «не объяснит, что он делает это, потому что это его божественное право». По словам Чжао, люди постоянно используют подобные идеологические силовые ходы, и чтобы понять «решения Дональда Трампа или Си Цзиньпина», естествоиспытатель должен учесть бесчисленные сложности человеческой стратегии, эмоций и убеждений.«Я внес это изменение, — сказал мне Чжао, — а Питер Турчин — нет».

Турчин, тем не менее, заполняет историографическую нишу, оставленную академическими историками с аллергией не только на науку, но и на широкоугольный взгляд на прошлое. Он относит себя к русским традициям, склонным к широкому мышлению, толстовским мыслям о пути истории. Для сравнения, американские историки больше похожи на микроисториков. Мало кто осмелится написать историю Соединенных Штатов, не говоря уже об истории человеческой цивилизации.Подход Турчина также является российским или постсоветским, поскольку он отвергает марксистскую теорию исторического прогресса, которая была официальной идеологией советского государства. Когда распался СССР, то же самое произошло и с требованием, чтобы исторические писатели признавали международный коммунизм как условие, к которому склонялась дуга истории. Турчин полностью отказался от идеологии, говорит он: вместо того, чтобы склоняться к прогрессу, дуга, с его точки зрения, изгибается сама по себе, образуя бесконечную петлю подъемов и спадов.Это ставит его в противоречие с американскими историками, многие из которых негласно верят в то, что либеральная демократия — это конечное состояние всей истории.

Записывать историю таким стремительным циклическим способом будет легче, если вы тренируетесь вне поля. «Если вы посмотрите, кто пишет эти мегахистории, чаще всего это не настоящие историки», — сказал мне Вальтер Шейдель, настоящий историк из Стэнфорда. (Шейдель, книги которого охватывают тысячелетия, серьезно относится к работе Турчина и даже написал вместе с ним статью.) Вместо этого они происходят из научных областей, где эти табу не преобладают. Самая известная книга этого жанра, Guns, Germs, and Steel (1997), повествует о 13000-летней истории человечества в одном томе. Его автор, Джаред Даймонд, провел первую половину своей карьеры в качестве одного из ведущих мировых экспертов по физиологии желчного пузыря. Стивен Пинкер, когнитивный психолог, изучающий, как дети приобретают части речи, написал мегаисторию об упадке насилия за тысячи лет и о человеческом процветании со времен Просвещения.Большинство историков, которых я спрашивал об этих мужчинах — а по какой-то причине мегаистория почти всегда является мужским увлечением — использовали для их описания такие термины, как посмешище и явно тенденциозный .

Пинкер возражает, что историки возмущены вниманием «дисциплинарных мешочников», подобных ему, за то, что они применили научные методы к гуманитарным наукам и пришли к заключениям, ускользнувшим от старых методов. Он скептически относится к утверждениям Турчина об исторических циклах, но верит в историческое исследование, основанное на данных.«Учитывая шумность человеческого поведения и преобладание когнитивных предубеждений, легко обмануть себя относительно исторического периода или тенденции, выбрав любое событие, подходящее для рассказа», — говорит он. Единственный ответ — использовать большие наборы данных. Пинкер благодарит традиционных историков за их работу по сопоставлению этих наборов данных; он сказал мне в электронном письме, что они «заслуживают необычайного восхищения своими оригинальными исследованиями (« стряхивая мышиное дерьмо с заплесневелых судебных протоколов в подвале ратуши », как сказал мне один историк).Он призывает не к капитуляции, а к перемирию. «Нет причин, по которым традиционная история и наука о данных не могут слиться в совместное предприятие», — написал Пинкер. «Знать вещи сложно; нам нужно использовать все доступные инструменты ».

Гулди, профессор Южного методистского университета, один из ученых, который использовал инструменты, ранее презираемые историками. Она является пионером истории, основанной на данных, которая рассматривает временные рамки за пределами человеческой жизни. Ее основная техника — анализ текстов, например, просеивание миллионов и миллионов слов, захваченных в парламентских дебатах, чтобы понять историю землепользования в последнем веке Британской империи.Гулди может показаться потенциальным новичком в клиодинамике, но ее подход к наборам данных основан на традиционных методах гуманитарных наук. Она считает частоту употребления слов, а не пытается найти способы сравнить большие нечеткие категории между цивилизациями. Она сказала мне, что выводы Турчина хороши ровно настолько, насколько хороши его базы данных, и любая база данных, которая пытается закодировать что-то столь же сложное, как то, кто составляет элиту общества, а затем пытается проводить сопоставимые сравнения на протяжении тысячелетий и океанов, встретит скептицизм. от традиционных историков, которые отрицают, что предмет, которому они посвятили свою жизнь, можно выразить в формате Excel.Данные Турчина также ограничиваются характеристиками общей картины, наблюдаемыми на протяжении 10 000 лет или около 200 жизней. По научным стандартам размер выборки в 200 человек невелик, даже если это все, что есть у человечества.

Тем не менее, 200 жизней по крайней мере более амбициозны, чем средняя историческая оценка только одной. И награда за это стремление — помимо права хвастаться за то, что он потенциально объяснил все, что когда-либо происходило с людьми, — включает в себя то, чего хочет каждый писатель: аудиторию.Мышление о малом редко цитируется в The New York Times . Турчин еще не привлек массовую аудиторию Алмаза, Пинкера или Харари. Но он заманил ценителей политической катастрофы, журналистов и экспертов, ищущих серьезные ответы на насущные вопросы, и истинных верующих в силу науки, способную преодолеть неопределенность и улучшить мир. Он определенно превзошел по продажам большинство экспертов по жукам.

Если он прав, трудно понять, как история сможет избежать усвоения его идей — если она сможет избежать их отмены.В частном порядке некоторые историки сказали мне, что они считают инструменты, которые он использует, мощными, хотя и немного грубыми. Клиодинамика теперь находится в длинном списке методов, которые появились на сцене, обещая произвести революцию в истории. Многие из них были причудами, но некоторые пережили этот этап и заняли свое законное место в расширяющемся историографическом наборе инструментов. Методы Турчина уже показали свою силу. Клиодинамика предлагает научные гипотезы, и человеческая история будет давать нам все больше и больше возможностей проверять ее предсказания, показывая, является ли Питер Турчин Хари Селдоном или простым Нострадамусом.Ради меня самого, есть несколько мыслителей, которых мне больше хотелось бы видеть, чтобы они оказались неправы.


Эта статья появится в печатном издании за декабрь 2020 года под заголовком «Историк, который видит будущее».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *