Славянофилы и западники СОНАР-2050
Самобытный путь или европейские идеалы.
Извечная политическая дискуссия между славянофилами и западниками — это, пожалуй, основа прошлой и современной русской жизни. В разных формах она проникла в настоящее, положив начало бесконечному спору о путях развития России. «Особый путь» или следование европейской политической традиции, традиционность или подражательность, опыт допетровской России или опора на перманентные европейские реформы — вот тот круг вопросов, которые были подняты в середине 30-х гг. XIX века.
Историк Юрий Лотман считал славянофильство наследием немецкого романтизма. В подобной трактовке есть свой резон — настоящий интерес к народной культуре возник только в начале века, когда пытливые исследователи приняли решение по крупицам собирать этнографический материал. Многое к тому времени было уже утрачено, однако немало и сохранилось. Полученная информация стала предметом анализа в научных кругах, возникло множество монографий по народной жизни, послуживших основой для формирования наций.
Изначально термин «славянофил» появился в кругу западников, которые искали шутливое название для своих оппонентов, иронически относящихся к безусловному заимствованию западного политического и культурного опыта. Со временем термин привился и стал употребляться самими славянофилами. Его создателем является русский поэт Константин Батюшков.
Почему же настоящая потребность в славянофильстве возникла так поздно?
Дело в том, что после войны 1812 года в образованном русском обществе начинает возникать стремление к определённой национальной самобытности. Патриотизм ищет формы своего выражения. За столетие, прошедшее со времён петровских реформ, выросло достаточное количество (по иронии судьбы) европейски образованных людей, которые больше не хотят быть простыми подражателями западной культуры. Русская культура, прежде полузабытая, выходит на первый план.
Вместе с тем сохраняется и общая традиция приверженности европейским идеалам. В дальнейшем это приведёт к возникновению движения западников, которые будут отстаивать общеевропейский путь России.
Борьба между западниками и славянами не носила такой ожесточённый характер, который присутствует в настоящий момент. Империя в эпоху Николая I не стояла на краю мировоззренческой пропасти, сам царь охотно поощрял изучение русского языка при дворе, оставаясь по своим взглядам западноевропейским монархом. Вместе с тем его неприязненное отношение к революционным движениям в Европе позволяло славянофилам надеяться на отход России от западного мира и усиление русских тенденций в национальной культуре. Их надеждам частично суждено было сбыться, Россия начала развиваться более самобытным путём, хотя западный вектор вплоть до гибели Российской империи оставался первостепенным.
Предтечи славянофильства
Несмотря на то, что официальное славянофильство начинает свой отсчёт с 30-х гг. XIX века, у него были свои предтечи, даровавшие движению многие идеи.
Такими людьми в XVIII веке были русские учёные и политические деятели Василий Татищев и Михаил Ломоносов, которые создали масштабные труды по русской истории.
Оживление интереса к русской стороне жизни общества особенно усиливается при императрице Екатерине, которая не только сама пишет сочинения на русском языке, но и всемерно поощряет его изучение. В 1783 году возникает Российская Академия, результатом работы которой становится издание «Словаря Академии Российской, производным порядком расположенного» в шести томах. В нём содержалось 43 257 слов.
Российская Академия вплоть до своего слияния в 1841 году с Академией наук успела издать многие научные труды. В частности, «Общий церковнославяно-российский словарь» Соколова, «Русскую грамматику» Востокова, «Русско-французский словарь» Рейфа. Кроме того, она занималась созданием публичных библиотек в провинции.
В данном случае мы имеем в некотором роде забавную ситуацию, так как культурное подспорье для славянофилов создавалось с помощью науки, которой в допетровской России не было, и учёных-западников, получивших европейское образование.
Некоторую черту под первым этапом в развитии протославянофильства подвёл адмирал Шишков, некоторое время возглавлявший Российскую Академию. В 1811 году в «Рассуждении о любви к Отечеству» он писал:
«Воспитание должно быть отечественное, а не чужеземное. Учёный-чужестранец может преподать нам, когда нужно, некоторые знания свои в науках, но не может вложить в душу нашу огня народной гордости, огня любви к Отечеству точно так же, как я не могу вложить в него чувствований моих к моей матери… Народное воспитание есть весьма важное дело, требующее великой прозорливости и предусмотрения. Оно не действует в настоящее время, но приготовляет счастие или несчастие предбудущих времён и призывает на главу нашу или благословение, или клятву потомков».
Любопытно, что адмирал также пытался придумывать русские аналоги иностранных слов.
Таким образом, первый этап «славянофильства» был достаточно противоречивым и парадоксально тесно связанным с общей европейской традицией развития России.
Славянофильское движение
По странному стечению обстоятельств (мы уже не удивляемся) к возникновению оформившегося славянофильского движения также причастны западники.
В 1836 году вышло «Первое философическое письмо» Петра Чаадаева. Для своего времени оно имело достаточно провокационный характер. Автор утверждал, что из-за неправильного выбора религии Россия оказалась отрезана от великих цивилизаций и не сумела стать их органической частью. Более того, Чаадаев подчеркнул, что «одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и всё, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили».
Безусловно, что под этими словами охотно бы расписались многие современные западники-антипатриоты и иностранные враги России.
Письмо Чаадаева вызвало бурную реакцию не только в русском обществе, но и со стороны властей, которые запретили ему печататься и объявили сумасшедшим.
Впрочем, политические мысли Чаадаева стали катализатором мощных споров в образованных кругах по поводу пути развития России.
Неудивительно, что главным местом сосредоточения славянофилов стала Москва, а не Санкт-Петербург. Здесь возникли литературные салоны Елагиных, Свербеевых, Павловых. Впрочем, длительное время дискуссии славянофилов и западников были устными, так как у первых не было постоянного печатного органа. Иногда они печатались в журнале «Москвитянин» Погодина, который носил весьма реакционный характер.
Сразу оговорюсь, что западников в ту эпоху было намного больше. К ним примыкали всё революционное крыло интеллигенции и большая часть либералов. Они не воспринимали всерьёз идеи славянофилов и считали их досадным препятствием на пути развития России.
Что же могли предложить образованному обществу славянофилы, и кем были эти люди?
Из положительных сторон их деятельности исследователи, прежде всего, выделяют популяризацию русской культуры, тщательное изучение допетровской России и упор на национальный патриотизм. Славянофилы были приверженцами русификации национальных окраин и ассимиляции живущих там народов. В этом смысле их идеалы были частично реализованы Александром II и Александром III.
В отношении крепостного права славянофилы были не менее последовательными противниками, чем западники. Вот только его отмену они связывали не с революцией, а с правительственными реформами.
В отношении Европы славянофилы придерживались, скорее, отрицательной позиции. Впрочем, не обходилось и без курьёзов. Например, автор термина «загнивающий Запад» Шевырёв был вынужден уехать в эмиграцию и умер в Париже.
К власти славянофилы относились с почтением, хотя и были сторонниками того, чтобы она совещалась с народом. Наиболее успешной формой такого диалога они считали Земские соборы.
Особенно трепетное отношение у славянофилов наблюдалось в отношении православной церкви, которую они считали душой народной жизни.
У западников было множество причин для критики славянофилов. Во-первых, они фактически отрицали прогресс в развитии России и стремились сохранить существующее положение вещей. Во-вторых, они выступали в роли «охранителей» власти, которая в период правления Николая I себя очень сильно дискредитировала в глазах образованного общества. В-третьих, славянофилы отрицали полезность того, что составляло суть Российской империи — её изначальный европейский стержень.
Утверждения славянофилов о том, что петровские реформы раскололи российское общество на европейскую элиту и остававшееся верным прежней традиции крестьянство, также вызвали многие споры. Указывалось на то, что западный вектор развития был присущ уже правлению отца Петра — Алексея Михайловича, который массово приглашал в Россию иностранцев и пусть не так яро, но стремился менять российское общество по западным стандартам.
Если создать обобщённый образ славянофила, то это был человек охранительских взглядов, любитель русской истории и культуры, антизападник. В то же время среди славянофилов встречались весьма образованные люди, которые имели европейское образование и критиковали западников с достаточно просвещённых позиций. Наиболее известные славянофилы — А. С. Хомяков, И. В и П. В. Кириевские, И. С. и К. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин, А. И. Кошелев.
Кризис движения и его последующая судьба
Наиболее успешный период в истории славянофильства наступил в эпоху правления Александра II. Именно в это время выходят многие периодические издания славянофилов — «Сельское благоустройство», «Русская беседа», «Русь», «Москва», «День».
Впрочем, даже в этот период им было сложно конкурировать с западниками, пользующимися широкой популярностью в российском обществе.
Почему же идеи славянофилов не стали господствующими?
Прежде всего, российское образованное общество начало формироваться при Петре и его потомках. То есть было насквозь европеизированным. Поэтому отказ от европейских корней означал для интеллигенции и отказ от своей истинной сути.
Немаловажным обстоятельством было и то, что славянофилы стремились поддерживать власть, а она быстро теряла свою популярность.
Кроме того, в действительности не существовало страшного антагонизма между «западниками» и «восточниками». Возобладал своего рода синтез — империя позиционировала себя русским государством, но в то же время сохраняла европейский стержень.
Таким образом, славянофильство дало мощный толчок развитию национального государства, а позже ушло в тень.
В 1870-е годы славянофильство начинает перерождаться в почвенничество. Последнее особенно ярко описано в трудах Данилевского и Достоевского, которые стремились выработать для России «русскую идею». Это стало основой для так называемого русского национализма дореволюционной поры.
После октября 1917 года произошёл любопытный феномен. Изначальное атеистическое марксистское западничество постепенно трансформировалось в некоторую форму славянофильского русского патриотизма, который начал неформально господствовать в среде интеллигенции и номенклатуры. В это же время происходит и возрождение идей ментального противостояния Западу.
Те же тенденции мы наблюдаем и в современной России.
Таким образом, славянофильство в настоящий момент переживает второе рождение. Как и в XIX веке, ему противостоит западничество. Впрочем, в отличие от своих предшественников, большинство современных западников не являются патриотами России. Дискуссии между славянофилами и западниками бесконечны, как и споры на другие «бытийные» темы. Главное, чтобы они служили делу возрождения России…
Славянофилы и западники. Александр II. Весна России
Славянофилы и западники
В начале XIX в. парадигма мышления элит формировалась масонством; оно играло очевидную воспитательную роль, и его продуктом были герои 1825 г. После их поражения и установившейся вслед за этим реакции, образованные русские до бесконечности обсуждали в светских салонах, подальше от ушей служащих III отделения, основные проблемы страны. Эпоха Просвещения закончилась, французские философы устарели; пробил час романтизма и немецкой идеалистической философии. Русские с увлечением читают Шиллера и других романтиков, а направление их мыслям задают прежде всего Шеллинг и Гегель.
Первым, кто начал развивать новую философию, способную мобилизовать интеллектуальные круги, был Петр Чаадаев[34]. Близкий декабристам, масон, Чаадаев путешествовал по Европе после провала восстания 1825 г. Вернувшись в Россию этот убежденный западник изложил свои взгляды в «Философическом письме», опубликованном в 1836 г. журналом «Телескоп». Реакция последовала незамедлительно. «Это умалишенный», — объявил монарх, который тут же приказал конфисковать тираж номера со статьей, закрыл журнал и сослал его главного редактора. Герцен, со своей стороны, приветствовал мысли, столь ему близкие, и появление этой статьи, прозвучавшей, как «выстрел, раздавшийся в темную ночь». Для Чаадаева история России — недоразумение чистой воды, ибо у этой страны, считал он, нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Ей нет места в историческом пространстве, поскольку она ни Запад, ни Восток, и не внесла никакого вклада в цивилизацию. Ей нечего дать Западу, кроме предупреждения: она может показать ему, какие смертельные опасности таятся в такой особости.
Впрочем, чуть позже Чаадаев уточнил этот мрачный диагноз в «Апологии сумасшедшего». Он был по-прежнему убежден в том, что у России нет прошлого, но не мог смириться с отсутствием у нее будущего. Напротив, из этого отсутствия истории он делал вывод о том, что это, возможно, шанс для России. Что опыт западных стран может на этой целине обеспечить настолько быстрое развитие, что Россия опередит их всех. И что в конечном счете именно на нее будет ориентироваться Запад. Водораздел между несуществующим прошлым и значительным потенциалом, имеющимся, согласно Чаадаеву, у России, пролегает через эпоху Петра Великого, о котором Герцен писал, что он открыл дорогу Пушкину. И Чаадаев пишет Тургеневу: «Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы». По мнению этого блестящего мыслителя, одного из самых замечательных предтеч современной русской мысли, Россия должна найти компромисс между двумя одинаково опасными путями: следовать за Западом или отвергнуть предлагаемую им модель. Разрешить эту дилемму нелегко. Россия, считал Чаадаев, должна оставаться сама собой, одновременно усваивая то, что позволило Западу развиваться.
При чтении «Философического письма» на ум монарху пришло слово «безумие». Помещенный под медицинский надзор, дабы принудить его к молчанию, Чаадаев воспользовался этим, чтобы развить свою философию. Она окажет серьезное влияние на движение славянофилов, возникшее в России в 40-х годах XIX в., и предложит решение вопроса о национальной идее.
Тогда на вооружении правительства Николая I и правых была национальная доктрина, разработанная графом Уваровым, для которого российский строй основывался на триаде «православие, самодержавие, народность»[35]. Этот последний элемент, по Уварову, был характерной чертой русского народа, тем, что скрепляло его союз с самодержавием. Споры о России, о ее природе, роли Петра Великого, модернизатора России, озападнившего ее или уничтожившего ее специфику, ее дух, тогда оживленно велись в интеллектуальных кругах и учебных аудиториях.
В первом ряду тех, кто отстаивал русскую идею, Михаил Погодин. Родившийся в 1800 г. в скромной московской семье, он представлял уже не интеллигентов-аристократов, а разночинцев[36], которые в 30–40-х годах XIX в. начали принимать участие в великом русском споре. Будучи славянофилом, но верным самодержавию, Погодин рассматривает три элемента, лежащие, по его мнению, в основе национального духа: наследие Византии, т. е. христианство и верховенство светской власти; вклад Петра Великого и переустройство страны; наконец, роль дворянства, статус которого основан не на феодальном праве, а на службе государству.
Представитель другого лагеря, Тимофей Грановский, сын разорившегося помещика, еще один разночинец[37], был приглашен после обучения в Санкт-Петербурге и Германии преподавать историю в Московском университете. Публичные лекции, которые он начал читать с 1843 г., сразу же имели грандиозный успех, и Герцен попросил разрешения их опубликовать. В его трудах, как и в погодинских, поднимался все тот же вопрос о русской идее, но Герцен был представителем западнической концепции истории. В то же время преподаватель литературы С. П. Шевырев, близкий Погодину, пытался продемонстрировать, что русская литература черпала вдохновение в истоках русской истории, а не во временах Петра Великого.
Национальная идея тем не менее оставалась тесно связанной с властью; ее было недостаточно для того чтобы вести философские дебаты о национальном характере и России. Именно эта проблема находилась в центре внимания славянофилов, представленных Хомяковым, Киреевским, Аксаковым, Одоевским и Самариным. Славянофилы составили очень активный кружок, собиравшийся с 1840 г. в различных московских салонах. Испытавшие, как и все их поколение, влияние немецкой философии, они тем не менее, интерпретировали, усвоили и переработали ее в «настоящую теологию», по меткому выражению Николая Бердяева.
Славянофилы были в основном высокообразованными представителями московских аристократических семей или помещиками, что во времена крепостного права не могло не оказывать влияние на их воззрения. Идейные вожди этого течения обладали всем необходимым для того, чтобы внести настоящий вклад в общую дискуссию.
Алексей Хомяков был богословом, с широким кругом интересов — от истории до медицины и чисто технических изобретений. Иван Киреевский был главным идеологом течения: он стремился показать единство русской мысли, основанной на универсальности православия. Он констатировал, что эта особенность привела к появлению у русских глобальной системы мышления, в которой жизнь и мысль, жизнь интеллектуальная, жизнь общественная и частная переплелись друг с другом. Петр Киреевский, брат Ивана, не писал, но принимал участие в общих дискуссиях. Известный писатель Константин Аксаков отмечал по поводу проекта славянофилов, что они «превозносили историческое и духовное призвание России, как представительницы православного Востока и славянского племени». Юрий Самарин, впоследствии сыгравший важную роль в освобождении крепостных, посвящал свои труды различным религиозно-философским сюжетам, но прежде всего грядущим реформам. Наконец, Владимир Одоевский в «Русских ночах», насыщенных философскими диалогами, развивает национальную концепцию славянофилов: «Девятнадцатый век принадлежит России», — писал он, делая упор на молодость и чистоту страны по сравнению со старушкой Европой, ждущей от нее своего спасения.
Все славянофилы сходились в необходимости утверждения приоритета православной России над Россией императорской и над делом Петра Великого, которое они осуждали (Чаадаев близок этим идеям). Они обвиняли Петра Великого в том, что тот навязал народу — носителю религиозного сознания — государственную власть, в то время как в их глазах власть сама по себе — отклонение от нормы. Народ естественным образом объединяет соборность, дух свободы и солидарности, представляющий собой саму суть православия, — писал Хомяков, — но все это уничтожила власть. Власть, особенно власть Петра Великого, западная по сути: это организованное и рациональное римско-католическое христианство, противоположное по духу православной религии, носительнице гармонии, мира, единения и любви.
Славянофилы обращались к русским институтам прошлого: крестьянской общине (миру) и земскому собору. Они воплощали в себе, как и семья, идеальную общественную жизнь, игнорирующую любую внешнюю власть. Но исходя их этих предпосылок, славянофилы пришли к противоречивым выводам. Будучи анархистами в своем отрицании власти, они пришли к более традиционной концепции организации общества, констатируя, что человек слишком слаб, чтобы жить самостоятельно, ему необходимо правительство, а самодержавие предпочтительнее западных систем. Если они принимали таким образом полновластие российского монарха, то это потому, что стоя над противоречиями, он один нес за них ответственность, а стало быть, и брал на себя вину, давая народу возможность свободно следовать зову духа.
Все славянофилы выступали за освобождение крепостных и политические реформы, гарантирующие свободу слова. В конечном счете их позиция была последовательной: в силу необходимости они принимали правительство, но хотели, чтобы оно как можно меньше вмешивалось в жизнь народа, который они считали достаточно мудрым для принятия решений, касающихся его самого. За свободу народа, против бюрократических препон на пути к этой свободе: мысль была выражена достаточно ясно. Власть не могла смириться с такой программой и, не колеблясь, накладывала запреты на публикации славянофилов, свободное слово которых долгое время не могло вырваться из тисков цензуры.
Западники, воспитанные на идеях Просвещения, были не меньшими утопистами, чем славянофилы. Идеальной России последних они противопоставляли идеальный Запад, который мог бы стать образцом для России, с тем чтобы модернизировать ее и дать ей стать частью всемирной истории. В отличие от славянофилов, которые почти все были выходцами из дворянства, в рядах западников уже наметилась социальная дифференциация, которая будет характерной для новых людей следующего поколения, поколения 60-х годов. Если Бакунин был знатного происхождения, то Белинский — сыном бедного врача. Славянофилы и западники опирались на немецкую идеалистическую философию и на ее основе строили свое восприятие России и выдвигали свои предложения. Но первые делали из нее вывод о русской особости и о необходимости строить будущее на этом фундаменте. Вторые принимали за образец Запад. К тому же западники расходились во взглядах на религиозные проблемы и на возможности применить западный путь к России, хотя все дружно одобряли деяния Петра Великого, как отправную точку модернизации страны. Виссарион Белинский, авторитетный критик, оказывавший большое влияние на интеллектуальную жизнь страны, утверждал, что русский народ — народ-атеист, несмотря на любовь отверженных к Христу. Первоначально идеалист, он в последние годы жизни перешел на радикальные политические позиции, что отразилось в его «Письме Гоголю», ходившем по всей России. «Наши славянофилы, — пишет он в нем[38], — сильно помогли мне сбросить с себя мистическое верование в народ. Где и когда народ освободил себя? Всегда и все делалось через личности».
«Письмо Гоголю» после смерти Белинского в 1848 г. читали в радикальных кругах, оно стало манифестом ниспровергающей авторитеты молодежи, произвело сильное впечатление на Достоевского. Несомненно, некоторые западники занимали более умеренные позиции, выступая за постепенную политическую эволюцию и просвещение народа. Среди этих умеренных либералов, как правило верующих, были Николай Станкевич, близкий Бакунину, однако не разделявший его воинственный атеизм, а также профессор Грановский. Но именно Герцен насытил западничество конкретно-политическим содержанием, превратив идейную борьбу в движение, ориентированное на революцию.
Прежде чем подробнее говорить о Герцене, упомянем идейных последователей Фурье, объединившихся в 1845 г. в кружок, под председательством чиновника Министерства иностранных дел Михаила Петрашевского. Он собирал чиновников и литераторов в своем салоне, где выступал с речами о преобразовании общества на принципах маленьких самодостаточных общин. К утопическому представлению об обществе, которое должно быть гармоничным и мирным лишь благодаря достоинствам такой организации, Петрашевский добавил систематическое противостояние российскому политическому режиму. И поскольку он был убежден в разумности фурьеризма, организовал в своем имении фаланстер для крестьян, которые тут же его сожгли. Это было предвосхищением драмы, которую двумя десятилетиями позже предстояло пережить народникам.
Если Николай I ограничивался организацией наблюдения за славянофильскими и западническими кругами и запретом их публикаций, Петрашевский и его последователи пугали власть в большей степени, хотя их политическую программу не всегда было легко понять. И император безжалостно на них обрушился. Члены кружка были арестованы и приговорены к смертной казни, отмененной в последнюю минуту. В их числе был Ф. М. Достоевский. В ходе процесса Петрашевский утверждал, что фаланстеры позволяют найти компромисс между неизбежной социальной революцией, крепостничеством и самодержавием. Петрашевцы уже представляли собой новый социальный срез интеллигенции — в их среде доминировали недворяне: члены этого кружка были в большинстве своем чиновники среднего звена, студенты и младшие офицеры. Он привлекал в свои ряды и сочувствующих просвещенных людей, таких, как Достоевский, который далеко не был уверен в том, что идеи Фурье применимы к России, и сторонников радикальной революции, таких как Спешнев, послуживший прототипом Ставрогина в «Бесах» того же Достоевского.
Николая I пугали всевозможные концепции будущего устройства России, обсуждавшиеся во всех этих кружках, но еще больше его страшила внешнеполитическая доктрина славянофилов. Для последних славянское дело стояло во главе угла. По их мнению, славяне сохраняли первоначальную этническую чистоту. Русские поборники идеи славянской особости становились, таким образом, защитниками понятия «славянство», т. е. солидарности всех славян. Бакунин требовал от императора возглавить движение за освобождение славян, о чем тот и слышать не хотел, ибо, по его мнению, славян отличала природная склонность к бунту. Возглавив славян, «я бы стал в голову революции», — комментировал монарх. Он был тем более враждебно настроен к таким идеям, что видел, как в 1830 г. восстала Польша, как на Украине Братство Кирилла и Мефодия, основанное Костомаровым и Шевченко, пыталось обосновать свободу и независимость украинского народа его прошлым и его спецификой, как это делали славянофилы в отношении русского народа. Какая питательная среда для ниспровергателей устоев! — Констатировал Николай I, предпочтя противопоставить славянским достоинствам национальную доктрину, разработанную по его указанию министром Уваровым.
«На чём был основан спор западников и славянофилов?» – Яндекс.Кью
Западничество и славянофильство – это два общественно-политических течения в России, которые сформировались в 30-50 годы XIX века. Устройство западничества и славянофильства положило обострения идейных споров после напечатанного в 1836 году «Философического письма» Чаадаева.
Западники выступали за европеизацию России (считали, что Россия должна идти с Европой, т.к. является её неотъемлемой частью), благотворили реформы Петра I, а также за реформу местного самоуправления, реформу суда и армии, введения конституционной монархии, либо республики.
Русский философ второй половины XIX века Владимир Сергеевич Соловьёв писал: «направление нашей общественной мысли и литературы, признающее духовную солидарность России и Западной Европы как нераздельных частей одного культурно-исторического целого, имеющего включить в себе все человечество… Вопросы об отношении веры и разума, авторитета и свободы, о связи религии с философией и обеих с положительной наукой, вопросы о границах между личным и собирательным началом, а также о взаимоотношении разнородных собирательных целых между собой, вопросы об отношении народа к человечеству, церкви к государству, государства к экономическому обществу.»
Известные западниками были — П. Я. Чаадаев, И. С. Тургенев, Т. Н. Грановский, П. Н. Кудрявцев, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин, П. Г. Редкий, И. К. Бабст, И. В. Вернадский, И. А. Гончаров, А. В. Дружинин, А. П. Заблоцкий-Десятовский, Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков-Щедрин и другие.
Славянофилы выступали за особый путь России, который основывался на православии и традициях. Считали, что Пётр I нарушил самобытность России. Считали, что православие и крестьянская община должны преобразовать Россию, а также выдвигали идеи, что крестьянская община – образцовая форма хозяйства. Выступали за создание при императоре Земского Всесословного собора.
Известные представители славянофильства были А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. Аксаков, И. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин, Ф. В. Чижов.
И западники, и славянофилы считали необходимым отмену крепостного права, отрицательно относились к подавлению прав и свобод личности, были убеждены в необходимых преобразованиях, которые должны были проходить «сверху» при поддержке общества. Считали, что проводить реформы нужно было мирно и постепенно.
Далеко ли мы ушли от 19 августа 1991 года — Российская газета
Нет единодушия и в оценке того, что вместили в себя прошедшие 15 лет. Опять всполыхнули угли главного русского спора: куда должна идти Россия?
Этому спору более двух веков. Возникший как философская полемика между западниками и славянофилами, он сегодня трансформировался в политическую борьбу правых и левых, либералов и государственников. Должна ли Россия, восприняв западные ценности, интегрироваться в европейскую цивилизацию или у нее и впрямь «особенная стать»? Применимы ли к нашей стране законы мирового развития? Какие цели преследуют политики, аттестующие себя национал-патриотами, и чего добиваются те, кто им яростно оппонирует?
Об этом ведут разговор политолог Александр Ципко и журналист Виталий Дымарский.
Российская газета | Слушая наших политиков, рассуждающих о том, куда должна идти Россия, невольно проникаешься ощущением исторического перепутья. Ощущением, будто мы не живем, а лишь выбираем, как нам жить, и все не можем выбрать. Между тем страна развивается, за 15 лет в ней произошли и продолжают происходить глубокие перемены. Так, может, пора прекратить вековечную эту дискуссию о выборе пути? Не лишена ли она сегодня практического смысла?
Александр Ципко | Я пытался разобраться с этим. Действительно, если посмотреть на политическую жизнь, то нет у нас ни настоящих правых, ни настоящих левых. Все сводится к борьбе между, условно говоря, западниками и славянофилами. Разве Зюганов — левый? Русский консерватор, традиционалист. Я помню его программу на президентских выборах 1996 года. Нация как ценность. Государство как ценность. Семья как ценность. Мораль как непреходящая основа. Это типично консервативные вещи, подкрепленные ностальгией по социализму. А Борис Немцов, он что — правый, по-вашему? Просто смешно. А Егор Гайдар? Он убежден, что Маркс был на уровне задач современной эпохи. И он абсолютно согласен с Зюгановым в том, что без революции невозможно модернизировать Россию. Это все типично левые взгляды. Но нет ничего общего между дореволюционными западниками и нынешними. Как нет ничего общего между старыми славянофилами и авторами газеты «Завтра». Потому что дореволюционные западники и славянофилы отличались глубокой образованностью. К тому же славянофилы — Хомяков, Аксаков, Киреевский — были людьми совершенно прозападными. Они учились за границей. Слушали лекции Фихте, Шеллинга… Да, они обращались к православию, идеализировали общину. Но они не отгораживались от Запада с его культурой. А их нынешние духопреемники вырастают не из русского славянофильства, не из работ Данилевского. Они вырастают из советского воспитания. Точно так же и наши западники. Это советские люди, которые вырастают из ленинского учения о том, что Россия — тюрьма народов, что русский империалист — оплот самодержавия. Да и наши шестидесятники, так называемые новые западники, тоже люди типично советские.Виталий Дымарский | Я во многом с вами согласен. Хочу лишь добавить: противостояние славянофилов и западников в современном его обличье — это не тот философский спор, который вели основоположники. Сегодня подобной «философией» прикрывают совершенно определенные политические цели. А политикой, в свою очередь, прикрывают экономические интересы. Насчет же шестидесятников… Как вы их назвали?
Ципко | Новыми западниками.
Дымарский | Это, мне кажется, не вполне точное определение. Шестидесятники — достаточно разнородная масса. И август 1991-го, помимо прочего, проявил все различия в этой социальной группе. Вспомните съезды народных депутатов. Там действительно была группа продвинутых интеллигентов, которые хотели другого пути для России. Какого пути — это после 1991 года выяснилось. Оказалось, там были и коммунисты-реформаторы, и социал-демократы, и либералы, и консерваторы… Кого только не было среди этих шестидесятников! Например, знаменитый Иван Плющ оказался украинским националистом.
Ципко | Да, среди шестидесятников обнаруживались люди с разным мировоззрением. Даже Общественный совет тогдашних «Московских новостей» был достаточно пестрым. Лен Карпинский, например, был против распада СССР, а Олег Богомолов, Галина Старовойтова — за. У меня ощущение, что так называемые новые западники, оформляющие свое присутствие в политике примитивными лозунгами, эксплуатируют очень низкую политическую культуру, доставшуюся нам от советской России.
РГ | Только новые западники ее эксплуатируют? А новые славянофилы — нет?
Ципко | И те и другие. Возьмем идею особого русского пути. Что говорит Зюганов? Он говорит, что русский человек по природе своей не приемлет частную собственность, конкуренцию и т.п. Это полная ахинея. Прочтите «Домострой». Середина 16-го века, эпоха Ивана Грозного. Прочтите. Каждую копейку надо беречь. Вещь, которую летом носил, осенью следует уложить в сундук. В быту необходимо быть экономным. Ты должен понимать, что слуга всегда ворует, но, с другой стороны, надо ему больше платить. Абсолютно экономическое самосознание! Что в этом самосознании несовместимо с европейским образом мыслей? Ничего. Миф об особом русском пути нужен тем людям, которые неспособны приспособиться к новым реалиям. К таким людям всегда можно обратиться с национал-патриотическими лозунгами, чтобы легко получить голоса. Но это не значит, что за идеей особого русского пути стоит что-то реальное. То же самое и с западнической идеей. И там, и тут в ходу упрощенные клише, которые очень удобно и очень выгодно использовать в нашей стране, склонной к различным крайностям. И уж коли мы покончили с коммунизмом, давайте тогда кончать и с этим политическим примитивизмом, пренебрежением к культуре, европейской и собственной. Давайте искать компромиссы на новой почве.
РГ | Какой компромисс возможен между политическими антагонистами — например, между «Союзом правых сил» и «Родиной»? Дело ведь не только в идеологических различиях, даже если считать их надуманными. Дело прежде всего в том, что эти партии занимают определенные ниши, имеют свой электорат. И они просто вынуждены эксплуатировать некие лозунги.
Ципко | Они действительно находятся в определенных нишах. Представьте себе, что они вдруг отказались от своих лозунгов. Да они просто потеряют свою партию, потеряют лицо. Может быть, даже спонсоров потеряют.
Дымарский | Несомненно. В конце концов, и Анпилов с его «Трудовой Россией» на что-то живет, пользуется чьей-то спонсорской поддержкой. Что же касается примирения крайностей… Так называемые либералы и так называемые государственники — это не крайности. Потому что ни те, ни другие не экстремисты. А крайность — это экстремизм. Мне запало в душу выступление митрополита Кирилла на Всемирном русском народном соборе. Он говорил, что необходимо создать собственную, российскую концепцию прав человека, которая должна стать альтернативой международной концепции. Мне кажется, это еще одна попытка найти для России какой-то третий, особый путь. Путь, который всякий раз упирается в тупик. Да, выбор между Западом и, скажем так, Азией, он, наверное, для России с ее историей, менталитетом народа достаточно труден. Но при всех преимуществах и недостатках каждого из этих путей рано или поздно выбор сделать необходимо. Другое дело, что я, современно выражаясь, за либеральный путь, а вы, Александр Сергеевич, скорее, за государственнический.Ципко | Вы, мне кажется, несколько упрощенно интерпретируете митрополита Кирилла. Все намного тоньше. Начать с того, что Запад неоднороден, он очень многолик. Есть Запад, который идет от крестьянской консервативной традиции, и есть Запад, идущий от левого неолиберализма. Проблема состоит в том, что современная Европа — и я здесь согласен с митрополитом Кириллом — берет на вооружение неолиберальную трактовку человека, который вывел свободу из веры, культуры и морали. Сейчас немодно хвалить поляков. Но они выросли в этой культуре. Поэтому, повторяю, следует понимать, что Запад многолик. А русские, как заметил Герцен в своих «Записках о дилетантизме», берут какую-то одну западную идею и превращают ее в икону или, наоборот, категорически ниспровергают. Если мы хотим быть современными западниками, то должны отдавать себе отчет: Запад все время в движении. Там нет какой-то одной доминирующей идеи, а есть борьба различных идей. Российские политики, называющие себя либералам, этого, увы, не понимают. Они примитивизируют Запад. И желая вызвать у населения симпатии к нему, в итоге добиваются только обратного.
Дымарский | Наши государственники в этом смысле ничуть не лучше. Они не любят Запад. Но как только им надо провести через Думу какой-то закон, они апеллируют именно к Западу. Мол, посмотрите, и во Франции так же заведено, и в Америке то же самое… А когда кто-то пытается утвердить порядок, чем-то для них неприемлемый, они тотчас же восклицают: не надо нам как во Франции, не надо как в Америке! Вот недавно в парламенте спорили о графе «против всех». И что мы услышали от сторонников ее отмены? Мы услышали: «Давайте делать как во Франции, где нет этой графы». Но тогда давайте делать все, как во Франции. Давайте проводить мониторинг количества времени, отпущенного политическим партиям на телеэфир, давайте обеспечивать демократические процедуры выборов и т.п. Вы хотите как во Франции? Пожалуйста! Салтыков-Щедрин, который, кстати, не был либералом, полтора века назад писал, пытаясь выстроить теорию «митрофанства» на базе фонвизинского героя: «Никто, конечно, не спорит, что политические и общественные формы, выработанные Западной Европой, далеко не совершенны. Но… Европа не примирилась с этим несовершенством и не сложила рук в чаянии, что счастие само свалится когда-нибудь с неба. Митрофан же смотрит на это дело совершенно иначе. Заявляя о неудовлетворительности упомянутых форм, и в особенности напирая на то, что у нас они (являясь в виде заношенного чужого белья) всегда претерпевали полнейшее фиаско, он в то же время завиняет и самый процесс творчества, называет его бесплодным метанием из угла в угол, анархией, бунтом. По обыкновению, больше всего достается тут Франции, которая, как известно, выдумала две вещи: ширину взглядов и канкан. Из того числа: канкан принят Митрофаном с благодарностью, а от ширины взглядов он отплевывается и доднесь со всею страстностью своей восприимчивой натуры». И вот так до сих пор. Яхты, загородные виллы, канкан, стриптиз — это мы с удовольствием. А когда заходит речь о необходимости платить налоги, соблюдать законы, строить не «суверенную» или «управляемую», а просто демократию — тут мы ни в какую. Не понимаю, кстати, этих прилагательных. Демократия либо есть, либо ее нет.
РГ | По части подобных новаций либералы ничуть не отстают от государственников. «Либеральная империя», «либеральный патриотизм» — это ведь их изобретение.
Дымарский | Этого тоже не понимаю. Не бывает либерального, социалистического или капиталистического патриотизма. Патриотизм — это чувство. Как любовь. Не может она быть либеральной, консервативной или социал-демократической. Я вот считаю себя патриотом. Потому что, извините за громкие слова, люблю свою страну, несмотря на все ее недостатки. Но если меня попросят ответить, какой я патриот — либеральный или нелиберальный… Ну да, если я либерал по убеждениям, то, наверное, тогда я либеральный патриот. Хотя патриотизм не зависит от убеждений человека.
Ципко | Либеральный патриотизм — типично русское явление. У нас были до революции патриоты типа Победоносцева, считавшие, что Россия в силу своих особенностей не приемлет свободу, что русскому человеку свобода не нужна. Подобные настроения есть и сегодня. Я сейчас читаю лекции участникам молодежных движений. Так вот, недавно обнаружил, что даже среди «молодогвардейцев» весьма популярен Зиновьев. Я был в ужасе. Что такое идеи Зиновьева? Это такой атеистический сталинский патриотизм. Такие настроения, конечно, временны. Они отражают драматизм нашей духовной ситуации, когда мы, спустя столетие, возвращаемся к спорам дореволюционной России.
Дымарский | Да, мы и сейчас слышим все те же разговоры. Что Россия не доросла до свободы… Что русский человек не приемлет западные ценности…
РГ | Но если никакой особой русской ментальности не существует, то откуда взялась поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу — смерть»?
Дымарский | С таким же успехом эту поговорку можно применить к представителям любой нации. Что англичанину хорошо, то французу — смерть. Что итальянцу хорошо, то испанцу — смерть. Особенности национального характера так или иначе всегда дают о себе знать.
Ципко | Я все же думаю, что русская ментальность существует. Ментальность — это ведь способ мировосприятия. И, несомненно, есть черты, отличающие русского человека от немца. Скажем, русский, назвав гостей, все выложит на стол, а немец будет не столь хлебосольным. И отнюдь не от жадности. Просто у них заведено иначе. Беда в том, что различия в ментальности мы постоянно упрощаем, все сводя к одному: «хуже» или «лучше»? Да не хуже и не лучше! Просто по-другому.
РГ | Тогда можно ли, как делают наши национал-патриоты, считать русскую ментальность необходимым условием для выбора страной исторического пути? Нет ли тут политической спекуляции?
Ципко | Я думаю, выбирая те или иные экономические формы, надо учитывать национальную психологию. Я жил и работал в Японии. И не мог не заметить: японцы — люди с более коллективистской психологией, чем европейцы. Они, например, не могут допустить отчуждение собственника от наемного работника. У них закон: если ты взял человека на работу, то не имеешь права его уволить. А мы? Мы вошли в рынок, не желая учитывать социальные и психологические сложности, возникающие при смене экономической формации.
Дымарский | Но это не означает, что Россия генетически не приспособлена к рынку, к демократии, ко многим другим вещам, свойственным Западу. Возьмем ту же Францию, которую я хорошо знаю, поскольку прожил там немало лет. Это ведь отнюдь не либеральная страна в нашем понимании. Там огромный государственный сектор. И сами французы признают, что на протяжении всей своей истории основных успехов Франция добилась именно через государство. Но это произошло в условиях реальной конкуренции. Там государственные и частные предприятия поставлены в равные условия, ни для кого нет преференций.
Ципко | Важно еще, чтобы психологические, ментальные особенности мы не сводили к тому, что у нас особая мораль. Это очень опасно. Я говорил об этом перед молодежной аудиторией. Ребята, говорил я, Россия — часть христианской цивилизации. Вся наша русская словесность возникла под влиянием французской литературы и немецкой философии. Вся система ценностей, которую вы полагаете сугубо русской — добро, покаяние, сострадание — она едина для всего христианского мира. Почему Достоевский на Западе считается таким же гением, как Шекспир? Потому что он через русскую жизнь в предельно экзистенциальной форме выразил драматизм христианского бытия человека. Как же можно сводить психологические особенности нации к наличию у нее другой морали!
РГ | Давайте приземлим разговор. Обратим внимание на то, как, например, понятия «либерализм» и «патриотизм» воплощаются в российской политической практике. Они ведь тут наполнены очень конкретным содержанием. И нередко используются в качестве ярлыков.
Дымарский | Да, слово «либерал» в устах так называемых патриотов стало ругательством. В него вкладывают определенное содержание. Мол, либералы — это люди, которые хотят распродать Россию, желают ослабить ее, подвергнуть унижению со стороны западных стран и т.п. Но это все конъюнктурные вещи, от них легко избавиться. Начните два месяца подряд внушать с телеэкрана, какие либералы хорошие, сколько добра они принесли стране — и, уверяю вас, негативный ярлык отклеится от них.
Ципко | Не так все просто. Я недавно с Ириной Хакамадой был в эфире «Эха Москвы». И говорил ей: что же ты делаешь? Ты пишешь программу демократической партии с таким абзацем: «Попытка России произвольно трактовать свой национальный интерес противоречит интересам современной демократической цивилизации». А что, Россия не имеет права формулировать свои национальные интересы? Там еще было: «Россия должна доверить вопросы своей военной безопасности объединенным вооруженным силам демократических государств». Но это уже принципиальный спор. Либо Россия — суверенная страна, располагающая армией и оборонным комплексом, либо она сдает кому-то свой суверенитет и разоружается. Вы понимаете, о чем я говорю? Когда партия, называющая себя демократической, откровенно декларирует вещи, немыслимые ни в одной европейской стране, слово «либерализм» действительно становится ругательным.
Дымарский | Вы процитировали два фрагмента из партийной программы. Но ведь не вокруг политических программ идет борьба на выборах. Никакие программы тут ничего не решают. Не по программе избиратели судят о той или иной партии. Не за программу голосуют. Проблема в отсутствии надежных демократических механизмов, исключающих из обихода административный ресурс, фальсификации и т.п. Партийные программы в этих условиях — лишь набор обязательных документов для регистрации в минюсте. Или — помните предвыборный слоган «Союза правых сил»: «Хотите жить как в Европе»? По всем российским городам и весям было развешано. И в какой-нибудь деревне, на краю света, люди это читали. Представляете их реакцию? Я это к тому, что политическая тусовка, причем не только либеральная, сориентирована только на Москву, где все и решается.
Ципко | К тому же наша элита безответственна. Она сформировалась в условиях хаоса начала 90-х. Я сам дитя той эпохи. Мы тогда все разрушали. И считали, что демократия — это сдача национальных, государственных интересов. Но есть вещи, которые нельзя трогать. Нельзя говорить, что национальная безопасность для нас дело десятое. Что такое демократия? Это системные вопросы, не подлежащие обсуждению. Обсуждать можно только способы реализации демократических механизмов. А у нас до сих пор все спорят о системе.
РГ | В этот спор вовлекают и общество. По данным различных опросов, почти 70 процентов населения считает, что Россия должна идти своим особым путем.
Дымарский | Я был не стал абсолютизировать эту цифру. При ближайшем рассмотрении наверняка окажется, что каждый из опрошенных понимает особый путь по-своему. К тому же подобные настроения формируются с помощью политических технологий. Если вдалбливать в голову одно и то же на протяжении долгого времени, получишь нужный тебе результат. Завтра начнешь говорить другое — получишь другое. Общественное мнение у нас еще очень мобильно, неустойчиво. В нем нет твердой приверженности каким-то ценностям. Бывают ситуации, когда голоса надо не подсчитывать, а взвешивать.
Ципко | Охотно верю, что значительная часть общества верит в особый русский путь. Но что это такое в нашем самосознании? Это, если кратко, независимость. Дескать, не задевайте нас, не унижайте наше национальное достоинство… Любая партия, стремящаяся к успеху на выборах, не может не учитывать эти новые настроения. Сейчас не 1991 год. Тяга к распаду, разрушению, охватившая тогда очень многих людей, прошла. Теперь можно спокойно, сохраняя верность западным ценностям — таким, как демократия, свобода, рынок — проводить модернизацию страны. Надо только проявлять больше внимания к особенностям нашей национальной психологии.
Историк Андрей Тесля: «Для славянофилов в первую очередь значимо понятие свободы»
Общественные дискуссии последних лет так или иначе вращаются вокруг трех ключевых для исторической России тем. Это западничество, славянофильство, уваровская триада — причем они, как кажется, были живы и при Советском Союзе. Уваровские православие, самодержавие, народность равнялись народности, коммунизму, а также руководящей и направляющей роли КПСС; западником считали члена Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева; неославянофилом называли идеолога «русской партии» Вадима Кожинова. Разделение на «западников» и «традиционалистов» актуально и сегодня. Но кем же на самом деле были славянофилы? Об этом рассказывает историк русской философии Андрей Тесля.
— Сегодняшние консерваторы в самом деле питаются идеями славянофилов? Эти идеи живы?— Живы. В России XIX века выработался тот язык общественной мысли и набор понятий, которыми мы пользуемся и по сей день. Правда, с XIX века эти понятия видоизменились, к тому же они давно ушли от первоначального контекста, плохо отрефлексированы и так же плохо осознаются. Возникает эффект снежного кома: мы смело пользуемся понятиями со сложной историей, и каждый вкладывает в них все, что ему хочется. Не думая, в каком значении он их использует и насколько они связаны с самими славянофилами. С исходными смыслами, о которых рассуждали Хомяков или Аксаков.
Второй сюжет связан с тем, что уже в последние десятилетия XIX века славянофильский язык стал универсальным. Замечательный философ и публицист конца XIX века Николай Николаевич Страхов недаром писал, что славянофилы победили, — уже в 60-е годы мы не видим никого, кто занимал бы позицию радикального неприятия славянофилов. Поэтому все переосмысляли их язык так, как им было удобно. Для общественной мысли это оказалось своего рода ловушкой. Славянофильский язык — язык деполитизации, он должен был создать видимость неполитического разговора, а у нас он стал языком общественной мысли и обсуждения политических вопросов.
Славянофильский словарь вырабатывался в конце 40-х годов XIX века, в хрестоматиях это время называется «мрачным семилетием». Славянофилы находились под подозрением у начальства и старались не показаться врагами, подчеркивали, что они «не про политику». Отсюда и возникает специфическая славянофильская идейная конструкция, что русский народ — народ неполитический, знаменитая фраза о том, что «русский народ отказывается от власти». Ни о каких политических правах, свободах и т.п. славянофилы не рассуждали.
— Слова славянофилов напоминают несколько видоизмененную цитату из современной публицистики.
— Да, но в славянофильских текстах есть очень важный подвох. Они говорят: у русских нет никаких политических притязаний, политическими правами мы не озабочены… Но тут же вводят идею неполитических прав, которых не может лишить никакая власть. В неполитические права входит свобода слова, мнений, вероисповедания. Когда возникает вопрос, что такое «свобода мнений», славянофилы отвечают, что это, в частности, Земский собор.
Во многом это стратегия уклонения, но из-за нее уже в конце XIX века язык славянофилов становится удобен и для императорской власти, и для земцев-либералов. Последние начинают говорить о соборности, народе, о том, что необходимо прислушиваться к голосу земли: под этими славянофильскими понятиями подразумевается диалог власти и общества. Обращаясь к земцам, министерство внутренних дел говорит на том же самом языке, но акцент оно делает на неполитичности: «Вы должны заниматься исключительно хозяйственными вопросами!» Все говорят, используя одни и те же слова славянофильского языка, внешне друг с другом согласны, но на самом деле разошлись на контркурсах.
То, что славянофильский язык стал таким распространенным, свидетельствует о слабости нашей общественной мысли и самого общественного пространства. В славянофильской риторике легко укрыться от неприятных вопросов, создать туманное облако, в котором тебя к ответу не потащат.
Уже в начале ХХ века философ и экономист Петр Бернгардович Струве во многом справедливо скажет о тех неполитических правах, о которых писал Иван Аксаков: это славянофильская формулировка естественных прав. Она, по его мысли, очень близка к логике английской буржуазной революции XVII века и Билля о правах. Этот пафос в славянофильстве также присутствует.
Для русской мысли важно, что спор западников и славянофилов очень короток, он занимает всего несколько лет. Говорить о славянофилах как о славянофилах у нас не получится года до 1841–1842-го, а после 1848–1849-го нельзя говорить о западниках. Уже ко второй половине 50-х годов это противостояние снимается, славянофилы остаются одной из групп в числе других направлений русской мысли. Оставшиеся славянофилы долго не принимают почвенничество братьев Достоевских, литературного критика Аполлона Григорьева, Николая Страхова. Интеллектуальные споры конца 50-х–60-х годов не описываются в рамках дихотомии «славянофилы — западники»: есть позиция Чернышевского и его круга, Каткова, остатков славянофилов и так далее.
Во второй половине 80-х годов XIX века, когда в России остро встает национальный вопрос и начинается связанная с этим публицистическая полемика, замечательный религиозный мыслитель Владимир Сергеевич Соловьев впервые толкует западничество и славянофильство как внеисторические позиции, интеллектуальную матрицу вне спора конкретных людей. Отсюда же и пассаж Соловьева о том, что Немезидой славянофильства стал западник Катков, в котором «обличилась ложная сторона славянофильства».
— Иными словами, несколько упрощая, славянофильство убил грубый официозный национализм?
— По мысли Соловьева — именно так. Соловьев говорит, что славянофилы не были националистами в позднем смысле слова, но в них присутствовала эта составляющая. Потом она проявит себя в Каткове, свое возмездие тот получит в следующем поколении.
— Возмездие от кого?
— От более примитивных и грубых вариантов национализма. Блестящий интеллектуал Катков, очень хорошо понимавший суть национальной проблематики, был далек от примитивного политического оскала. Но он проговаривает то, что было недоговорено славянофилами, и получает примитивное возмездие от глядящего на него из зеркала кошмара, чреватого Пуришкевичем и «черной сотней».
Следующий поворот сюжета связан с двумя очень известными в русской мысли, тогда еще совсем молодыми людьми, — учеником Василия Осиповича Ключевского, приват-доцентом Московского университета Павлом Николаевичем Милюковым, будущим лидером конституционно-демократической партии, историком и публицистом, и Петром Бернгардовичем Струве, будущим столпом сначала российской социал-демократии, а затем российского национал-либерализма. Они выстраивают конструкцию, в которой западничество и славянофильство суть абстрактные понятия, в которые можно уложить всю историю русской мысли. Милюков будет говорить о западниках и славянофилах во времена Ивана Грозного. Струве — о том, что народничество в его противостоянии правым можно определить как западничество, но в нем самом выделяются западническая и славянофильская ветви… А социал-демократы по отношению к народничеству выступают западниками. Иными словами, славянофилы и западники есть в любом общественном направлении.
— Что же происходит с ними в СССР и в постсоветское время?
— В восьмидесятые годы XIX века славянофильство закончилось физически, со смертью его последних представителей. Дальше следует история тех или иных элементов его мысли, и оказывается, что славянофильскими понятиями и представлениями засеяно практически все.
Славянофильскими образами проникнут роман «Война и мир». Любой советский человек, прошедший через этот роман, тот, кого переделал текст Толстого, несет в себе набор славянофильских представлений. Славянофильские обертоны, разумеется, сильны у Достоевского. В советском каноне присутствовал связанный с идеями славянофилов Герцен.
В 1939-м в советской исторической литературе начинается знаменитая полемика о славянофилах. Речь идет о том, что славянофилы, по существу, либералы: «Мы их не очень одобряем, но они входят в логику русского освободительного движения». Советская историография будет спорить о том, до какого момента славянофилы остаются прогрессивными, а в какой момент становятся реакционными, и эта сейчас кажущаяся надуманной полемика тянется до конца СССР.
С конца 60-х годов прошлого века обозначается интерес к славянофильству, отчасти даже его признание. В это время выходит ряд научных сборников, посвященных славянофилам. В начале 80-х выходят массовыми тиражами сборники произведений Ивана Васильевича Киреевского, Константина Сергеевича и Ивана Сергеевича Аксаковых. А в позднем СССР славянофилов начинают ценить как «культурных патриотов». Вспомним хотя бы связанную с ними публицистику Распутина.
— Писатели-«деревенщики», по моему, связаны со славянофилами напрямую.
— Да, но «деревенщики», конечно, воспринимали их во многом этнографически. При этом утрачивался пафос нациестроительства, который и позволяет без особых натяжек характеризовать позицию славянофилов как близкую к либеральной. Славянофилы в позднесоветском изводе начинают походить на ту карикатуру на самих себя, которую создавал Белинский. Не случайно и в наших сегодняшних дискуссиях сказать о славянофилах — значит отослать к чему-то махровому, антизападническому.
Стоит начать разговор о славянофилах, и одна из первых фраз, которая придет на ум собеседникам, будет «загнивающий Запад». Хотя это фраза консервативного историка и публициста Степана Петровича Шевырева, и сами славянофилы ее не принимают. Нынешнее восприятие славянофилов отчасти этнографическое, отчасти этническое. Сегодня это история про русскую деревню и воспеваемого хрестоматийного русского мужика. Еще это очень сильная история про образ православия. Тут стоит отметить, что православие для славянофилов вещь самоочевидная, но отношение к существующей Церкви у них очень критичное, и они говорят о необходимости радикальных перемен в церковной жизни. В позднесоветском и нынешнем изводе славянофильство — это гораздо больше обер-прокурор Святейшего Синода, консерватор и идеолог контрреформ Константин Победоносцев, чем сами славянофилы. И при этом не реальный Победоносцев, а заимствованный у Блока, с «совиными крылами».
А на самом деле в связи со славянофилами в первую очередь приходит на ум понятие свободы.
Струве или, например, русский и болгарский литературовед и философ Бицилли говорили о связанном со славянофилами пафосе свободы, свободной личности, свободного голоса. Пафосе «самостоятельного стояния» — когда ты смело говоришь то, что думаешь, и смело действуешь, невзирая на государство. История славянофилов — история про неприятие бюрократии, живое слово, пафос общественной деятельности, независимой от государства, способной к самоорганизации местной жизни. Во многом это консервативный идеал, но в английском варианте. Поэта, богослова и философа Алексея Степановича Хомякова восхищал статус джентри, местного сквайра, самостоятельно решающего важные вопросы мирового судьи. В шутку он доказывал, что Англия к Западу отношения не имеет, что мы с англичанами одинаковы, и производил их от «угличан». Это консервативный, но не государственнический пафос.
Для современности очень важна одна из базовых вещей, связанных со славянофилами. В сегодняшней консервативной дискуссии, разговорах о «русскости» в один ряд зачастую ставят славянофилов и Каткова с Победоносцевым, они все как будто про одно говорят. А для самих славянофилов и их современников это история про непримиримых оппонентов, это безумно напряженный спор. Славянофилам было важно осмыслить христианство как учение о свободе, для них были важны приходская активность, братство верующих.
Специфика уваровской триады «православие, самодержавие, народность» в том, что ее принимают, не расшифровывая. Принимают ее и славянофилы. Дмитрий Хомяков даже напишет три брошюры, — «Православие», «Самодержавие», «Народность» — где он истолкует их в славянофильском духе, наполнит собственным содержанием. Позже славянофилов будут воспринимать как сторонников официальной, уваровской позиции. Обращение к текстам самих славянофилов вызывает удивление у условно консервативной части современной общественности.
Вспомним знаменитую фразу славянофила Александра Кошелева о русском народе, который имеет всемирно-историческое значение с православием, а без православия он дрянь. Что здесь ключевое для славянофилов, православие или русский народ? Они отвечают на этот вопрос синтетически: всемирно-историческое значение русского народа для них в том, что он до конца раскрывает истину христианства. Константин Аксаков будет говорить, что русский народ по своей природе христианин до Христа, и поэтому крещение Руси произошло стремительно и безболезненно.
Если говорить о современном прочтении славянофильства, то я бы сказал, что здесь происходит парадоксальная вещь. Значительная часть тех, кто относится к славянофильству позитивно, не воспринимает его пафос свободы, свободного консерватизма. А те, для кого эти вещи вроде бы важны, не принимают славянофилов из-за того, что речь идет о русском народе и православии. Либералам славянофилы не нужны, потому что они про клерикализм и национализм, от чего русский либерализм в его современном виде старается отсоседиться. Современным русским консерваторам славянофилы чужды, потому что они во многом про свободное общественное действие. Один из ключевых моментов этой деятельности заключается для них в том, чтобы не быть связанными с властью.
Философ-славянофил Юрий Самарин отказался от ордена Святого Владимира, полученного за труды по освобождению крестьян. Это было абсолютно неприлично, и он, человек из близкой ко двору семьи (его дедом был сенатор и статс-секретарь Павла I, а крестной матерью — императрица Мария Федоровна), пишет царю объясняющее его позицию письмо. Самарин говорит царю, что он не может принять награду, потому что она поставит под сомнение его независимость. А независимость — это свобода, свобода не только, например, атаковать власть, но и иметь возможность ее защищать. Потому что голос в ее защиту только тогда будет иметь силу, когда он будет независимым голосом. Ему вторит Иван Аксаков, говоривший, что для того, чтобы он защищал русское царство, он должен быть независим от власти.
Славянофилы очень хотели быть союзниками власти — свободными людьми, которые ее поддерживают, не по определению, а тогда, когда с нею согласны. Для этого необходима возможность быть с нею несогласным. А одна из величайших проблем русской истории заключается в том, что наша власть не нуждается в союзниках, ей нужны слуги. Не случайно в глазах современных им властей славянофилы порой оказывались главными врагами.
В русской истории славянофилы важны тем, что они отстаивали право на независимый голос, на то, что в тот момент, когда власть поступает верно, ты, будучи свободным человеком, мог бы ее поддержать. Ты не «за» или «против» власти, ты «за» или «против» ее конкретных действий. Ты не присягаешь быть ее слугой, ты не присягаешь быть ее врагом… Вот это важно. И этот, стержневой для славянофильский позиции, момент плохо считывается во всех последующих спорах и дебатах.
— Я бы сказал, что это очень актуально и для нашего времени.
— Мне кажется, что наш разговор во многом идет о сегодняшних реалиях.
— А закончить его можно цитатой из великого военного теоретика Карла фон Клаузевица: «Тот, кто не помнит прошлого, обречен его повторять».
Материал опубликован в № 11 печатной версии газеты «Культура» от 26 ноября 2020 года.
Славянофильство и западничество: основные идеи и представители
Первыми представителями «органической русской философии» были западники и славянофилы.
К западникам относятся: П.Л. Чаадаев, А.Л. Герцен, Т.М. Грановский, Н.Г. Чернышевский, В.П. Боткин и др.
Основная идея западников заключается в признании европейской культуры последним словом мировой цивилизации, необходимости полного культурного воссоединения с Западом, использования опыта его развития для процветания России.
Особое место в русской философии XIX в. вообще, а в западничестве в частности занимает П.Я. Чаадаев, мыслитель, сделавший первый шаг в самостоятельном философском творчестве в России XIX столетия, положивший начало идеям западников. Свое философское миропонимание он излагает в «Философических письмах» и в работе «Апология сумасшедшего».
По-своему понимал Чаадаев и вопрос о сближении России и Запада. Он видел в этом сближении не механическое заимствование западноевропейского опыта, а объединение на общей христианской основе, требующей реформации, обновления православия. Это обновление Чаадаев видел не в подчинении православия католицизму, а именно в обновлении, освобождении от застывших догм и придании религиозной вере жизненности и активности, чтобы она могла способствовать обновлению всех сторон и форм жизни. Эта идея Чаадаева позже была глубоко разработана виднейшим представителем славянофильства А. Хомяковым.
Второе направление в русской философии первой половины XIX в. — славянофильство. О сторонниках этого направления сложилось устойчивое мнение как о представителях либерального дворянства, провозглашающих особое историческое предназначение России, особые пути развития ее культуры и духовной жизни. Такое одностороннее толкование славянофильства нередко приводило к тому, что это направление трактовалось как реакционное или, в лучшем случае, как консервативное, отсталое. Подобная оценка далека от истины. Славянофилы действительно противопоставляли Восток Западу, остава- 46 ясь в своих философских, религиозных историко-философских воззрениях на русской почве. Но противопоставление Западу проявлялось у них не в огульном отрицании его достижений, не в замшелом национализме. Напротив, славянофилы признавали и высоко ценили достоинства западноевропейской культуры, философии, духовной жизни в целом. Они творчески восприняли философию Шеллинга, Гегеля, стремились использовать их идеи.
Славянофилы отрицали и не воспринимали негативные стороны западной цивилизации: социальные антагонизмы, крайний индивидуализм и меркантильность, излишнюю рациональность и т.п. Истинное противостояние славянофильства Западу заключалось в различном подходе к пониманию основ, «начал» русской и западноевропейской жизни. Славянофилы исходили из убеждения, что русский народ должен обладать самобытными духовными ценностями, а не воспринимать огульно и пассивно духовную продукцию Запада. И это мнение сохраняет свою актуальность и поныне.
В развитии славянофильства особую роль сыграли И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, К.С. и И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин. Многообразие их взглядов объединяет общая позиция: признание основополагающего значения православия, рассмотрение веры как источника истинных знаний. В основе философского мировоззрения славянофильства лежит церковное сознание, выяснение сущности церкви. Наиболее полно эта основа раскрыта Л.С. Хомяковым. Церковь для него не является системой или организацией, учреждением. Он воспринимает Церковь как живой, духовный организм, воплощающий в себе истину и любовь, как духовное единство людей, находящих в ней более совершенную, благодарную жизнь, чем вне ее. Основным принципом Церкви является органическое, естественное, а не принудительное единение людей на общей духовной основе: бескорыстной любви к Христу.
Итак, западничество и славянофильство — две противоположные, но и вместе с тем взаимосвязанные тенденции в развитии русской философской мысли, наглядно показавшие самобытность и большой творческий потенциал русской философии XIX в.
Славянофильство и западничество в философии
Славянофильство и западничество – это направления общественной мысли в философии. Эти направления происходили в России в 1840-1850-ых годах. Основоположники двух направлений вели дискуссию о путях культурного, общественного и исторического развития Российской Федерации.
Славянофильство и западничество в философии
Представители западничества были А. Герцен, Т. Грановский, Н. Кетчер, В. Боткин и К. Кавелин. Яркими представителями славянофильского объединения являются И. и П. Кириевские, К. и И. Аксаковы, А. Хомяков и Ю. Самарин.
Западники настаивали, чтобы Россия и Западная Европа формировались по единым законам, но славянофилы говорили, что главная задача России – развивать самостоятельные общественные, исторические и культурные начала. Западники неодобрительно относились к славанофилам. Западники по-разному понимали и толковали особенности западноевропейской цивилизации, по этой причине они видели тенденции российского исторического развития своеобразно. Чаще всего, эта неправильная трактовка демонстрировала расхождения социально-политических позиций западничества. Поэтому, на протяжении определенного периода сформировалось 3 течения: революционно-демократическое, социалистическое и умеренно-либеральное. Славянофильство и западничество в философии имело особую полемику, которая началась, как только опубликовали «Философическое письмо» Чаадаева в 1836, которое было создано в стиле западничества.
В западническом направлении, основу философии составляло гегельянство. В историческом процессе придерживались взглядов Гегеля. Характерно для этого было – самобытное развитие идеи от наличного бытия к разумной действительности. Переход от господства необходимости к царству свободы. Западники интерпретировали исторический процесс как односторонний, то есть – прогрессивное развитие. Целью этого процесса было достигнуть устройства общества, которое помогло бы осуществить идеалы общественной свободы, создав положения для развития личности. Все также придерживаясь взглядов Гегеля, западничество делило народ на «неисторический» и «исторический». Первые – находятся на стадии развития патриахально-догосударственной, вторые – стоят на пути развития гражданского общества и государства. У Гегеля западники не принимали панлогизм и объективизм. Они считали, что исторический процесс Руси связан с реформаторскими введениями Петра I. Политическими обязанностями западников считались: предоставления прав и свобод россиянам, отменить крепостное право и телесные наказания, ограничить самоуправление конституцией.
Говоря о славянофилах, то их положения строились на размышлениях о западной, всемирной и русской истории. Всемирную историю они трактовали как драматическое противостояние духовной свободы и материальной ограниченности. Правда, перелом в этой истории произошел по причине появления христианства, которое по-разному было воспринято народами Западной Европы и Россией. Запад, перетолковал христианство, а Россия сохранила его в первоначальном виде. Искривление западом объясняется тем, что Запад придерживался языческих начал римских эпох. Славянофилы считают, что Россия обязана донести лейтмотив христианства до западноевропейских народов. Такое разное восприятие христианства обусловило черты разнообразия исторического пути. Запад принял особенности индивидуализма, рассудительность, внешнюю свободу, а православный Восток воспринял коллективизм, истинную соборность и цельную веру.
Славянофильство в философско-мировоззренческой концепции придерживалось идей патристики и романтизма, истоки которых брали у представителя немецкой философии – Шеллинга. Концепция веры имела большое значение в философии славянофилов. Под ней понималось больше начало, что объединяло сущность силы человека, его разум, чувство и волю, чем сверхчувственное восприятие.
Политические взгляды представителей славянофильства имели некие противоречия. Они выступали против ущемления человеческих прав с одной стороны, а с другой – хотели сохранить самодержавную монархию. Основоположники – Киреевский и Хомяков, имели сходство в своих положениях, но они не были сходными, из-за чего полемика имела место быть. Они дискутировали об оценке уровня культурного развития Руси до правления Петра I.
В итоге, идеи западников и славянофилов оказали серьезное влияние на последующее поколения, которые искали пути лучшего будущего для России.
«Фактор Горбачева»
В Славянофилы во главе с такими писателями, как Алексей Хомяков (180460), Константин Аксаков (181760) и Иван Киреевский (180656) были воспитаны в традициях европейской культуры и не ставят под сомнение многие достижения западной цивилизации.Тем не менее они были недовольны западнической ориентацией. привнесены в русскую культуру еще со времен Петра Великого потому что они видели в этом ущерб единству русской нации. По мнению славянофилов, Россия долгое время следовала совершенно иной путь, чем в Западной Европе. Европейский история основывалась на государственном деспотизме и постоянной борьбе между эгоистическими индивидами и антагонистическими социальными группами в в условиях неограниченного капитализма.Напротив, российское общество была основана на коллективистском принципе коммуны, объединенной общие интересы его участников. В Следующим важным элементом русской жизни была православная религия. Его заповеди еще больше усилили изначальную способность Россияне жертвуют своими личными интересами ради коллективистов добро и научил их помогать слабым и терпеть терпеливо переносит жизненные невзгоды.Что касается государства, то в нем традиционно заботился о своем народе, защищал нацию от агрессивные соседи, и поддерживал порядок и стабильность, но не вмешивались в духовную или общественную жизнь людей. Славянофилы осуждали импортированные идеи и институты как чуждые. к русскому народу и призвал к возрождению старой Руси уклады общественной и государственной жизни. В Славянофилы, противники западничества, были представлены двумя основными нити: либералы, такие как Константин Кавелин (181885) и Борис Чичерин (1828–1904) и радикалы, склонные к социализму, такие как Александр Герцен (181270) и Виссарион Белинский (181148). Эту разнообразную группу мыслителей объединяло их неприятие мнение, что Россия уникальна. Они твердо верили, что Россия продвинулись по европейскому пути развития, который был единственным возможный путь для цивилизованной страны. Россия взяла это пути позже, чем большинство европейских стран в начале восемнадцатого века в результате усилий Петра Великого. Естественно, что его уровень развития отставал от развитые страны Западной Европы.Но прогресс России в Западное направление продолжится и приведет к тому же изменения, которые уже прошли другие европейские страны. Оба либеральное и радикальное крылья западников осознавали установление в Западной Европе нового социально-экономического строя и его положительные и отрицательные эффекты. Разница в их отношении перспективам аналогичных событий дома было то, что либералы признали, что в России отсутствуют условия, необходимые для установление капиталистических моделей, и они призвали к создание таких условий.
|
Россия и Запад | Летние ученые | Управление доуниверситетских программ
За последние 100 лет жители Запада потратили много времени на анализ России, но как насчет обратного: как россияне относятся к Западу? И что не менее важно, что сформировало их мнение о нас? Как и следовало ожидать, учитывая долгую, богатую и бурную историю России, на эти вопросы нет простых ответов.Иногда русские страстно подражали тому, что они считали беспрецедентными добродетелями западного общества; в других случаях они столь же решительно отвергали западное влияние как противоположное их наиболее заветным традиционным ценностям. В основе этой амбивалентной реакции лежит понятие «русской души», которое отличает русских от американцев и других европейцев. Если такая вещь вообще существует, можем ли мы дать ей определение?
В этом треке мы будем использовать междисциплинарный подход, чтобы раскрыть людей, события и идеи, которые сформировали современную российскую психику и то, как она относится к Западу.Произведения русской литературы, кино и искусства будут подкреплены свидетельствами очевидцев и чтениями из дисциплин истории и политологии. Исторический размах нашего исследования будет варьироваться от царствования Петра Великого (1682-1725), которое ознаменовалось первым широкомасштабным взаимодействием России с Западом, до наших дней. Основные темы включают вестернизацию реформ Петра Великого и их наследие, эпоху просвещения в России, генезис концепции «русской души», дебаты западников и славянофилов, революцию 1917 года и ее последствия, холодную войну 1940-1980-х годов, и постсоветский (современный) период.
Академический директор
Давид Гасперетти
Давид Гасперетти, доцент кафедры русского языка, работает на факультете Нотр-Дам с 1989 года. Его преподавательские и исследовательские интересы сосредоточены на русских романах восемнадцатого и девятнадцатого веков, особенно о Достоевском и Толстом. В своей монографии «Возвышение русского романа: карнавал, стилизация и издевательства над Западом« »(« Лучшая академическая книга »)» профессор Гасперетти исследует имитацию, трансформацию и отрицание западноевропейских литературных норм в первых русских романах.В различных статьях он также исследовал взаимосвязь между пародией и литературной эволюцией и роль повествования в формировании систем верований. Профессор Гасперетти перевел три основополагающих произведения ранней русской прозы в году «Три русские сказки XVIII века» и опубликовал грамматическое приложение к популярному учебнику русского промежуточного языка «В пути».
Преподавание профессора Гасперетти было признано в Университете Талсы, где он был назван Старшим учителем года по минометным советам в Колледже искусств и наук (1988), и в Университете Нотр-Дам, где он получил премию Канеба. для бакалавриата (1999) и преподобного Эдмонда П.Джойс, C.S.C., Награда за выдающиеся достижения в области преподавания на бакалавриате (2014 г.).
Рецензия в драме в капюшоне
Размещенно от Мари Бонфилс 07 янв 2018 / 0 комментариев
Преступление и наказание. Не бить, но высоко ценить
Известная и изобретательная театральная труппа Сиэтла Akropolis Performance Lab только что выполнила титаническую задачу, которая для любителей русской литературы является Святым Граалем.APL представила великолепную сценическую адаптацию «Преступление и наказание», самого известного из четырех длинных русских романов Федора Достоевского XIX века, в Западном театре им. Ленина во Фремонте.
Первоначально опубликовано в 1866 году 12 ежемесячными выпусками в литературном журнале. Русский вестник , Преступление и наказание. был написан в то время, когда Российская Империя была бурлящим вулканом идей для столь необходимых политических, социальных, культурных и религиозные реформы, большинству из которых сопротивлялся ошибочный и справедливо параноидальный автократический режим.
Интеллигенция, заинтересованная в реформе, разделилась на два лагеря; западники и славянофилы. Западники считали, что прогресс в России должен включать принятие модернизационных реформ царя Петра Великого начала 18 века, эпохи Просвещения, а также реформ Французской революции, проведенных в большей части Западной Европы наполеоновской оккупацией.
Короче говоря, они считали, что путь вперед для России — это принятие либеральных правительств и рациональности и отрицание того, что русская культура уникальна и шла по пути, отличному от остальной Европы.Им также свойственны агностицизм и непочтительность к Восточной Православной Церкви. Хотя Достоевский не был западником, он, конечно, знал их главных мыслителей — Белинского и Герцена.
С другой стороны, славянофилы, к лагерю которых принадлежал набожный Достоевский, считали, что история и культура России уникальны и отличаются от Западной Европы; что на самом деле было правдой. Западная Европа не была захвачена и оккупирована татарскими ордами, Западная Европа была христианизирована Римом, а не Грецией, как Россия.Кроме того, Россия не участвовала в эпохе Возрождения, одном из великих достижений и объединяющих исторических движений Западной Европы. Славянофилы отвергали индивидуализм Запада и верили в коллективность сельской деревни «мир», предпочитая «мистические» переживания православной веры как руководящий принцип рациональному мышлению.
В романе эти две поляризованные идеи борются за душу антигероя Раскольникова. Под экстремальным внешним давлением его недостаток духовной веры позволяет ему поддаться рациональной мысли, что убийство ростовщика было бы в его интересах и интересах общества.Остальная часть романа изображает борьбу с его совестью, властями и другими за то, примет ли он христианские ценности, признается в своем преступлении и искупит свои грехи. Символично, что два лагеря, западники и славянофилы, сражаются за душу Пресвятой Богородицы.
Как известно большинству из нас, Родион Романович Раскольников до убийства ростовщика был буквально без гроша, бросив университет, который на самом деле физически и, вероятно, психически болен, живет на убогом чердаке, в районе, полном пагубных последствий алкоголизм, бедность и проституция всех видов.Не имея ничего общего и имея очень мало социальных контактов, он становится жертвой собственных размышлений и думает, что убийство его ростовщика имеет рациональное оправдание. Чтобы усугубить все свои другие проблемы, он чувствует себя обязанным спасти свою сестру от одиозного брака по расчету, заключенного, как он полагает, ради него самого и для обеспечения своей овдовевшей матери.
Усугубляет и без того уязвимое положение, он одержим мифом о Наполеоне. Этот популярный в XIX веке миф гласил, что великие люди не должны подчиняться общепринятой морали, потому что они слишком «необычны» и их действия приносят пользу человечеству.Полагая, что обществу было бы лучше без жадного ростовщика, Раскольников также думает, что ее убийство докажет, что он «экстраординарный» и неординарный. Внезапное сообщение о предстоящем замужестве сестры приводит в действие его ранее смутный план убийства ростовщика и подталкивает его к действию.
Режиссер Джозеф Лави мастерски адаптировал сценарий. С точки зрения структуры, он лаконично сократил этот роман из 211 591 слова или 499 страниц за 3 часа. Я прочитал перевод книги четыре раза, последний раз за неделю до производства, и считаю, что оценка сценария — summa cum laude.Он исключил посторонние сцены, не жертвуя содержанием, оставив один из самых важных фрагментов повествования о том, как люди настолько увлечены идеологическими убеждениями, что пошлют армии, чтобы защищать эти убеждения и истреблять друг друга, забывая о здравом смысле, морали и т. Д. человечество. Это происходит в эпилоге, который был искусно опущен, поскольку эпилог в целом отвлекает от драматической структуры. Рассказ мистера Лави об этом отрывке был захватывающим и очень трогательным.
В этой речи Достоевский предвосхитил Вторую мировую войну, истребление евреев Третьим рейхом, убийство Сталиным собственного народа для «идеологической чистоты» и, конечно, наши времена, когда идеологические линии выстраиваются так жестко, в интересах помощи человечеству.На самом деле строгое следование идеологии только вредит. Я не мог не думать о средствах массовой информации и Facebook, где строгое следование жестким идеологиям, без ссылки на гуманистические ценности или истину, вызвало столько страданий и глупости.
В переводе оригинальный сценарий Лави был замечательным. Он был составлен на основе четырех разных переводов и его собственного знания русского языка при некотором участии его художественного руководителя Жени Лави, носителя языка. Он избегал использовать неестественный английский язык, который можно найти во многих ранних переводах, которым уже более 100 лет.Вместо этого в сценарии Леви использовался красивый, простой разговорный американский английский (а иногда и англо-саксонский), поэтому все текло естественно, но он не стерилизовал его; он сохранил женские окончания фамилий. То есть имя госпожи Раскольниковой на русском языке будет Раскольникова.
Как и во многих постановках APL, музыка Жени Лави на Hurdy Gurdy, важном в русских народных традициях инструменте, была изысканной. В процессе постановки были перемежены восемь русских песен, исполненных на языке оригинала, что добавило элемента аутентичности.На самом деле, я бы сказал, что в этой постановке был идеальный баланс тонкого безупречного перевода и языка оригинала.
Постановить эту сказку было непросто, потому что есть несколько сцен с запертыми дверьми, которые имеют огромное значение для сюжета, а также сцены, происходящие на улицах Санкт-Петербурга. Тем не менее, набор, разработанный Kix, эффективно приспособил все многочисленные изменения сцены без необходимости менять набор, создавая атмосферу гнетущей бедности и убожества, а также сильного психического расстройства.
Другая трудность могла заключаться в постановке многочисленных сцен сновидений и бредовых внутренних монологов Раскольникова; это было сделано очень творчески. Его внутренние муки были воплощены в жизнь благодаря остроумной хореографии всего ансамбля и жуткому музыкальному сопровождению. Эти сцены были большой заслугой режиссера Джозефа Лави.
Выдающимися актерами были Иосиф Лави, сыгравший и Мармеладова, хронического алкоголика, и Свидригайлова, противоположность Раскольникову, человека, подобного Раскольникову, способного как на крайнюю щедрость, так и на крайнее зло, но который в конечном итоге выбирает самоубийство, а не наказание и возможное искупление.
Как Свидригайлов, Лави запечатлел всю красоту воспитанного, хорошо говорящего, довольно обаятельного, манипулирующего развратника, который живет только для собственного чувственного удовольствия и будет делать любое попустительство, шантаж и зло, чтобы совершить гнусные сексуальные действия. разврат. Костюм Свидригайлова, разработанный Fantasia Rose, — само совершенство. Свидригайлов, одетый в хорошо сшитый белый летний костюм, выглядел именно таким, каким был — волком в овечьей шкуре.
Еще одним выдающимся актером был Мэтт Шерилл в роли Разумихима, друга Раскольникова, который во многих смыслах противоположен Раскольникову; он весел в невзгодах, трудолюбив, практичен и проницателен.Хотя Мэтт Шерилл не соответствовал физическому описанию Достоевского, поскольку Разумихин был физически огромен, тем не менее, когда Шерилл выходила на сцену, личность Разумихина заполнила его, и он предоставил много комического облегчения среди увлекательного, но довольно удручающего сюжета.
Дженнифер Крукс в роли Порфирия Петровича, ведущего следователя по делу Раскольникова, также было приятно наблюдать, как она ловко играла в кошки-мышки, допрашивая его. С юмором она вовлекла аудиторию в психологический матч по подсчету очков и развеселила нас.В роли святой проститутки Сони, вдохновляющей Раскольникова на покаяние, Сара Каус источала добро и духовную мудрость, присущие персонажу.
На мой взгляд, я думал, что исполнение Тайлера Дж. Пламски в роли Раскольникова было слишком одномерным и лишенным надменной гордости, описанной в книге. Само имя Раскольников означает «раскол», имея в виду старообрядческую религиозную секту или людей, не принявших церковные реформы начала XVIII века Петра Великого.Это также относится к расколу внутри самого Раскольникова; человек, который колеблется между невероятной добротой, стремлением к близости с одной стороны и невероятной жестокостью и желанием изоляции с другой. У мистера Пламски не было особенно удачного выбора момента, и он, казалось, всегда играл депрессивную роль; было много возможностей сыграть Раскольникова саркастично и сардонично.
Однако в целом постановка имела колоссальный успех, и я, например, надеюсь, что APL адаптирует все остальные произведения Достоевского, а также Толстого и Тургенева.Это такая же большая и сложная задача, как и Российская империя, но APL более чем продемонстрировали, что они этого достойны.
Купите билеты сейчас, они были распроданы в ночь открытия.
Преступление и наказание , адаптировано Джозефом Лави. Акрополис Перформанс Лаб. Представлено на западе от Ленина. 203 N. 36th St. Сиэтл. (Фремонт) вс, 7 января, 14:00. Ср, итак, пт сб 7:30 до 13 января Билеты: www.artful.ly/akropolis/store/events/13934
Информация: www.akropolisperformancelab.com / (Парковка на улице возможна, но умеренно сложная,)
Синонимы западников, антонимы западников — FreeThesaurus.com
В «Буддизме в науке» [«Буддизм в науке»], написанном в 1843 году как часть цикла эссе, озаглавленного «Дилетантизм в науке», Герцен решил, что самый эффективный способ критиковать своих собратьев-западников — это критиковать самих себя. вершина западной мысли, гегельянство. Близкий друг Федора Достоевского в последние годы жизни великого писателя, Соловьев, тем не менее, после смерти Достоевского в 1881 году стал прямо противодействовать известным антизападным взглядам этого писателя, вскоре также сломавшимся. с местным религиозным фундаментализмом русского славянофильского консерватизма по ряду вопросов, включая юридические права российских евреев и других этнических и религиозных меньшинств.(9) Однако сочетание отказа Соловьева от насилия, его акцента на подлинной, возрожденной христианской политической морали для российского государства и его видения воссоединенной Церкви Востока и Запада, как правило, оттолкнуло его от светских западников, а также Славянофилы. В пресловутой медитации в скобках в начале второй главы взрослый голос Райта соперничает с шокирующим культурным отчаянием выдающегося «западника» России XIX века Петра Чаадаева: «Когда бы я ни думал о сущности мрачной жизни чернокожих в Америке, я знал что неграм никогда не позволяли полностью уловить дух западной цивилизации, что они каким-то образом жили в ней, но не ею »(45).(99) Примерно половина книги состоит из обзора официальной национальности и славянофильства, а также (более кратко) реакции западников. В разделах, посвященных теории и дебатам, истории и обществу, а также помимо тоталитаризма, они рассматривают такие аспекты, как европейский либерализм в эпоха тоталитаризма, Сталин-государственный деятель: заметки историка, от фашизма к коммунизму: история обращения, Александр Солженицын и Василий Гроссман: славянофил и западник против тоталитарного советского государства, общественная память и трудности преодоления коммунистического наследия .С другой стороны, путешественник, который восхищается культурным и интеллектуальным богатством и природной красотой посещаемых им земель, русский западник avant la lettre, как может показаться, также является гордым патриотом, горячо восхищающимся Петром Великим (правителем). воспринимается как намного превосходящий Людовика XIV), потому что Петр позволил России быстро догнать Запад и дал ей возможность вскоре превзойти до сих пор более развитую цивилизацию. Затем он отправился в поездку по европейским столицам, изображая себя в образе России. великий западник.В то же время службы безопасности отменили свои предыдущие заявления о том, что базы в Центральной Азии закрыты для США. Западник Анатолий Чубайс и фашист Александр Проханов использовали один и тот же словарь воинствующего национализма, пытаясь сплотить российскую элиту. Сталинский западник »Михаил Кольцов писал в« Правде »,« Советская Ривьера »в Сочи, которая тогда только строилась, пообещала однажды составить конкуренцию Майами. Они обнаружат, что их местные Жириновские с иррациональной убежденностью заявляют, что виноват во всех их бедах надеть Другого, инопланетянина, западника, еврея или велосипедиста (как в старом анекдоте: почему велосипедист? Классический пример — это, конечно, дебаты славянофилов и западников, в которых противоборствующие лагеря пытаются определить духовная идентичность нации требовала некоторого отношения к Западу, простите за ужасное выражение — «Другой России».«Майор использует эту концепцию для анализа ключевых текстов четырех интеллектуалов-эмигрантов: Георгия Флоровского, Николая Бердяева, Василия Зенковского и Федотова. (7) Фактически, дискуссии о лесопользовании были переплетены с более широкими дискуссиями о российской модернизации, и здесь Также была воспроизведена дихотомия между подходами славянофилов и западников: должна ли российская лесная наука создавать что-то свое или она должна в первую очередь подражать немецким методам? Петербург; и он отмечает, что историк-западник К.Клоуз, «Российский деконструктивист-западник: Михаил Рыклин между Москвой и Берлином», Landschaft, № Стасов, хотел показать происхождение определенных видов, доминировавших в России того времени: западников, славянофилов, пророков, самодержцев, Доносчик, Блудный сын, Народ.Западники и славянофилы (сравнительная таблица) В период правления императора Николая I в русском просвещенном обществе возникли два философских и идеологических течения: славянофилы и западники.У них было сходство (например, они оба выступали за отмену крепостного права в России), но еще больше расходились во взглядах на прошлое, настоящее и будущее нашей страны. Подробнее о западниках и славянофилах см. В сравнительной таблице: .
| ||
| Жители Запада | Славянофилы |
| Что у них общего? | |
| Считали необходимым отменить крепостное право | |
| Предлагается для развития инфраструктуры экономики России | |
| Либеральные западники, как и славянофилы, выступали за мирные реформы | |
| В чем разница между ними? | |
| Они считали, что Россия должна развиваться по тому же пути, что и ведущие государства Европы | Считалось, что у России свой путь, основанный на православии, самодержавии и национальности |
| Они выступали за принятие конституции в России, за создание института парламентаризма, радикальные сторонники предлагали сделать страну республикой | Они утверждали, что в России не должно быть конституции и парламента |
| Предполагалось, что религия и государство должны быть независимыми друг от друга | Они считали, что религия должна быть основой построения государства Российского |
| Положительно относились к Петру Великому | Относились к Петру Великому отрицательно |
В начале 30-х гг.XIX век. родилось идеологическое обоснование реакционной политики самодержавия — теория «официальной национальности» … Автором этой теории был министр народного просвещения граф С. Уваров … В 1832 году в рапорте царю он выдвинул формулу основ русской жизни: « Самодержавие, Православие, национальность ». В ее основе лежала точка зрения, согласно которой самодержавие — исторически сложившаяся основа русской жизни; Православие — нравственная основа жизни русского народа; национальность — единство русского царя и народа, защищающее Россию от социальных катаклизмов.Русский народ существует как единое целое лишь постольку, поскольку он остается верным самодержавию и подчиняется отцовской опеке Православной Церкви. Любой протест против самодержавия, любая критика церкви трактовалась им как действия, направленные против коренных интересов народа.
Уваров утверждал, что просвещение может быть не только источником зла, революционных потрясений, как это произошло в Западной Европе, но может превратиться в защитный элемент — то, к чему следует стремиться в России.Поэтому всех «министров образования России просили исходить исключительно из соображений официальной национальности». Таким образом, царизм стремился решить проблему сохранения и укрепления существующего строя.
По мнению консерваторов николаевской эпохи, поводов для революционных потрясений в России не было. Как заявил руководитель Третьего отдела Канцелярии Его Императорского Величества А.Х. Бенкендорф, «прошлое России было удивительным, ее настоящее более чем великолепно, а будущее — выше всего, что можно нарисовать самому смелому воображению.«В России стало практически невозможно бороться за социально-экономические и политические преобразования. Попытки российской молодежи продолжить дело декабристов не увенчались успехом. Студенческие кружки конца 20-х — начала 30-х годов были немногочисленными, слабыми и потерпевшими поражение
Русские либералы 40-х годов XIX века: западники и славянофилы
В условиях реакции и репрессий против революционной идеологии либеральная мысль получила широкое развитие. В размышлениях об исторической судьбе России, ее истории, настоящем и будущем родились два важнейших идеологических течения 40-х годов.XIX век: западничество и славянофильство … Представителями славянофилов были И.В. Киреевский, А. Хомяков, Ю.Ф. Самарин и многие другие. Наиболее яркими представителями западников были П.В. Анненков, В. Боткин, А.И. Гончаров, Т. Грановский, К.Д. Кавелин, М.Н. Катков, В. Майков, П.А. Мельгунов, С. Соловьев, И. Тургенев, П.А. Чаадаев и другие. По ряду вопросов А.И. Герцен, В. Белинский.
И западники, и славянофилы были горячими патриотами, твердо верили в великое будущее своей России, резко критиковали Николаевскую Русь.
Славянофилы и западники были особенно резкими против крепостничества … Более того, западники — Герцен, Грановский и другие — подчеркивали, что крепостное право есть лишь одно из проявлений произвола, пронизывающего всю русскую жизнь. Ведь «образованное меньшинство» страдало от безграничного деспотизма, тоже находилось в «крепости» у власти, в самодержавно-бюрократическом строе. Критикуя российскую действительность, западники и славянофилы резко разошлись в поисках путей развития страны.Славянофилы, отвергая современную Россию, смотрели на современную Европу с еще большим отвращением. По их мнению, западный мир изжил себя и не имеет будущего (здесь мы видим определенную общность с теорией «официальной национальности»).
Славянофилы защитили историческую идентичность Россия и выделили ее в отдельный мир, противопоставленный Западу из-за особенностей российской истории, религиозности и российского стереотипа поведения.Наибольшей ценностью славянофилы считали православную религию, которая противопоставлялась рационалистическому католицизму. Славянофилы утверждали, что у россиян особые отношения с властями. Люди жили как бы в «контракте» с гражданской системой: мы коммуны, у нас своя жизнь, вы власть, у вас своя жизнь. К. Аксаков писал, что у страны есть совещательный голос, сила общественного мнения, но право принимать окончательные решения принадлежит монарху.Примером такого рода отношений могут быть отношения между Земским собором и царем в период Московского государства, которые позволили России жить в мире без потрясений и революционных потрясений, таких как Великая французская революция. «Искажения» в русской истории славянофилы связывали с деятельностью Петра Великого, который «открыл окно в Европу», нарушил договор, равновесие в жизни страны, сбил ее с пути, намеченного Богом.
Славянофилов часто называют политической реакцией из-за того, что их учение содержит три принципа «официальной национальности»: православие, самодержавие, национальность.Однако следует отметить, что славянофилы старшего поколения трактовали эти принципы своеобразно: они понимали Православие как свободное сообщество верующих христиан, а самодержавное государство рассматривали как внешнюю форму, позволяющую людям посвятить себя поиск «внутренней правды». В то же время славянофилы защищали самодержавие и не придавали большого значения делу политической свободы. В то же время в них были убеждены демократов, сторонников духовной свободы личности.Когда Александр II вступил на престол в 1855 году, К. Аксаков подарил ему «Записку о внутреннем состоянии России». В «Записке» Аксаков упрекал правительство в подавлении моральной свободы, что привело к деградации нации; он указывал, что крайние меры могут только сделать идею политической свободы популярной среди людей и вызвать желание добиться ее революционным путем. Чтобы предотвратить такую опасность, Аксаков посоветовал царю дать свободу мысли и слова, а также вернуть к жизни практику созыва земских соборов.Важное место в творчестве славянофилов заняли идеи предоставления народу гражданских свобод и отмены крепостного права. Поэтому неудивительно, что цензура часто преследовала их и мешала свободно выражать свои мысли.
Западники , в отличие от славянофилов, русская самобытность оценивалась как отсталость. С точки зрения жителей Запада, Россия, как и большинство других славянских народов, долгое время как бы находилась вне истории.Они видели главную заслугу Петра I в том, что он ускорил процесс перехода от отсталости к цивилизации. Для западников реформы Петра — начало движения России во всемирную историю.
В то же время они понимали, что реформы Петра сопровождались многими кровавыми издержками. Герцен видел истоки большинства самых отвратительных черт современного деспотизма в кровавом насилии, сопровождавшем реформы Петра. Западники подчеркнули, что Россия и Западная Европа идут одним и тем же историческим путем, поэтому Россия должна заимствовать опыт Европы.Они видели важнейшую задачу в достижении освобождения личности и создании государства и общества, которые обеспечивали бы эту свободу. Западники считали «образованное меньшинство» движущей силой прогресса.
Несмотря на все различия в оценке перспектив развития России, западники и славянофилы занимали схожие позиции. И те, и другие выступали против крепостничества, за освобождение крестьян от земли, за введение политических свобод в стране, ограничение самодержавной власти.Их также объединяло отрицательное отношение к революции; они выполнили по реформистскому пути , решая основные социальные проблемы России. В процессе подготовки крестьянской реформы 1861 г. славянофилы и западники вошли в единый лагерь либерализм … Споры между западниками и славянофилами имели большое значение для развития общественной и политической мысли. Они были представителями либерально-буржуазной идеологии, возникшей в дворянской среде под влиянием кризиса феодально-крепостного строя.Герцен подчеркивал то общее, что объединяло западников и славянофилов, — «физиологичное, необъяснимое, страстное чувство к русскому народу» («Прошлое и мысли»).
Либеральные идеи западников и славянофилов глубоко укоренились в российском обществе и оказали серьезное влияние на следующие поколения людей, искавших путь в будущее для России. В спорах о путях развития страны мы слышим отголоски спора между западниками и славянофилами по вопросу о том, как особенное и универсальное человечество связано в истории страны, что такое Россия — страна, которой суждено за мессианскую роль центра христианства, третьего Рима или страны, которая является частью всего человечества, частью Европы, идущей по пути всемирно-исторического развития.
Революционно-демократическое движение 40-60-х гг. XIX век.
30-е — 40-е годы XIX века — время начала формирования в российской общественно-политической жизни революционно-демократическая идеология … Ее основоположниками были В.Г. Белинский и А. Герцен.
Иллюстрация 10. В.Г. Белинский. Литография В. Тимма по рисунку К. Горбунова. 1843 г.
Иллюстрация 11. A.I. Герцен. Художник А. Збруев. 1830-е годы
Они резко выступали против теории «официальной национальности», против взглядов славянофилов, аргументировали общее историческое развитие Западной Европы и России, выступали за развитие экономических и культурных связей с Западом, призывали к использованию новейшие достижения науки, техники и культуры в России.Однако, признавая прогрессивность буржуазного строя по сравнению с феодальным, они против буржуазного развития России , заменив феодально-капиталистическую эксплуатацию.
Белинский и Герцен становятся сторонниками социализма … После подавления революционного движения в 1848 году Герцен разочаровался в Западной Европе. В это время он пришел к выводу, что в русской деревенской общине и артели заложены зачатки социализма, которые найдут свое воплощение в России раньше, чем в любой другой стране.Герцен и Белинский считали главным средством преобразования общества классовую борьбу и крестьянскую революцию … Герцен был первым, кто воспринял идеи русского общественного движения утопического социализма , получившего в то время широкое распространение в Западной Европе. Теория Герцена русский общинный социализм дала мощный толчок развитию социалистической мысли в России.
Идеи общинного устройства общества получили дальнейшее развитие во взглядах Н.Г. Чернышевский … Сын священника, Чернышевский во многом предвосхитил появление простолюдинов в общественном движении России. Если до 60-х гг. в общественном движении главную роль играла дворянская интеллигенция, затем к 60-м гг. в России насчитывается негодяев из интеллигенции (разночинцы — выходцы из разных сословий: духовенство, купцы, мещане, мелкие чиновники и т. д.).
В произведениях Герцена, Чернышевского, по сути, оформилась программа социальных преобразований в России.Чернышевский был сторонником крестьянской революции, ниспровержения самодержавия и установления республики. Предусмотрено освобождение крестьян от крепостного права, отмена помещичьей земельной собственности. Конфискованная земля должна была передаваться крестьянским общинам для распределения между крестьянами на справедливой основе (принцип уравнивания). Община в условиях отсутствия частной собственности на землю, периодического передела земли, коллективизма, самоуправления должна была предотвратить развитие капиталистических отношений в деревне и стать социалистической ячейкой общества.
В 1863 г. Н.Г. Чернышевский был приговорен к семи годам каторжных работ и вечному поселению в Сибири по обвинению в написании листовки «Крестьянам земли от их доброжелателей …» Только под конец жизни, в г. В 1883 году он был освобожден. Находясь в предварительном заключении в Петропавловской крепости, он написал знаменитый роман «Что делать?», Который по недосмотру цензора был опубликован в «Современнике». На идеях этого романа и образе «нового человека» Рахметова впоследствии воспитывалось не одно поколение русских революционеров.
Программа коммунального социализма была принята народниками, партией социалистов-революционеров. Ряд положений аграрной программы большевики включили в «Декрет о земле», принятый II Всероссийским съездом Советов. Идеи Герцена и Чернышевского по-разному воспринимались их сторонниками. Радикально настроенная интеллигенция (в первую очередь студенты) рассматривала идею общинного социализма как призыв к немедленным действиям, а его более умеренную часть — как программу постепенного продвижения вперед.
Подробная информация о продукте — Cornell University Press
{{/если}} {{#if item.templateVars.googlePreviewUrl}} Google Предварительный просмотр {{/если}} {{#if item.imprint.name}}Выходные данные
{{item.imprint.name}}
{{/если}} {{#if item.series.series}}серии
{{#each item.series.series}}{{{this.name}}}
{{/каждый}} {{/если}} {{#if item.title}} {{/если}} {{#if item.subtitle}}{{{item.subtitle}}}
{{/если}} {{#if item.templateVars.contributorList}} {{#if item.edition}}{{{item.edition}}}
{{/если}} {{#each item.templateVars.contributorList}}{{{this}}}
{{/каждый}} {{/если}}Приглашенный лектор в:
{{#if item.templateVars.formatsDropdown}}Формат
{{/если}} {{#if item.templateVars.formatsDropdown}} {{{item.templateVars.formatsDropdown}}} {{/если}} {{#if item.templateVars.buyLink}} {{item.templateVars.buyLinkLabel}} {{/если}} Открытый доступ {{#if item.описание}}{{{item.description}}}
{{/если}}- СМИ {{#if item.templateVars.reviews}}
- хвалить {{/если}} {{#if item.templateVars.contributorBiosCheck}}
- Автор {{/если}}
- для педагогов {{#if item.templateVars.moreInfo}}
- больше информации {{/если}} {{#if item.templateVars.awards}}
- награды {{/если}}
- {{#if item.templateVars.reviews}}
- {{#each item.templateVars.reviews}}
{{#if this.text}}
{{#если это.текст}} {{{этот текст}}} {{/если}}
{{/если}} {{/каждый}} {{/если}}
{{#if item.templateVars.contributorBiosCheck}} - {{#if item.templateVars.authorBios}} {{#each item.templateVars.authorBios}} {{/каждый}} {{/если}} {{/если}}
- Запросить экзамен или настольную копию
Приглашенный лектор в:
{{#if item.templateVars.contentTab}}Содержание
{{{item.templateVars.contentTab}}} {{/если}} - {{#if item.templateVars.moreInfo}}
{{#each item.templateVars.moreInfo}}
{{{this}}}
{{/каждый}} {{/если}} {{#if item.templateVars.awards}} - {{# каждый элемент.templateVars.awards}}
{{this.name}}
{{/каждый}} {{/если}}
Также представляющий интерес
Тургенев отвергает Россию, но обидчивый Кремль все еще считает его литературной звездой
МЦЕНСК, Россия — Президент России Владимир Путин часто упивался величием русской культуры, особенно литературными гигантами, такими как Иван Тургенев, загородный особняк которого — российское государство. недавно отремонтированный как образец национальной гордости.
Но г-н Путин и его чиновники, возможно, захотят поближе познакомиться с писателем. Тургенев, неугомонный либерал-космополит, умерший под Парижем в 1883 году, имел решительно мрачное представление о своей стране.
«Он никогда ничего не идеализировал и не описывал реальность, которую видел», — призналась Елена Левина, директор семейного имения Тургеневых, открывшегося для публики в январе после масштабных ремонтных работ. «Иногда это было некрасиво».
В ныне принадлежащем государству особняке писателя в 200 милях к югу от Москвы прославление России как самоуверенной культурной державы неприятно сочетается с постоянными напоминаниями о другой, менее безопасной стране, стремящейся присоединиться к Западу.
Иван Тургенев (1818-83) Кредит … Дж. & L. Allgeyer / Hulton Archive, via Getty ImagesМногие книги в библиотеке Тургенева написаны на французском и немецком языках, двух из семи языков, которые он знал, помимо русского.
Картины и рисунки на стенах напоминают о том, как много лет он жил за пределами России — учился в колледже в Берлине и жил в немецком курортном городе Баден-Баден, а затем во Франции, где у него был обреченный роман с Полиной Виардо, замужней женщиной. Французский оперный певец испанского происхождения.
Его письма иногда содержат резкие комментарии о своей родине, по которым он очень скучал, когда отсутствовал, но также часто сожалел.
«Русские люди ленивы и медлительны, они не привыкли думать независимо и действовать последовательно», — писал Тургенев в письме 1857 года консервативной русской графине. «Но необходимость — это прекрасное слово! — выведет из берлоги даже этого медведя ».
Со временем он не успокоился и два десятилетия спустя написал другу: «Мы ужасно бедны в России — вот в чем проблема и почему мы так склонны воровать.
Из Франции он вынес такой приговор своей родине: «В России очень редки умные, талантливые и честные люди».
В великих дебатах между так называемыми западниками и славянофилами, которые доминировали в интеллектуальных и политических дискуссиях в России XIX века и которые продолжаются до сих пор, Тургенев твердо стоял на стороне тех, кто считал, что Россия принадлежит Европе, и должен избегать того, что он считал глупыми фантазиями. отдельного русского пути.
Но эти фантазии снова взлетели в последние годы, продвигаемые первыми националистами в России, Русской православной церковью, а также Министерством культуры во главе с глубоко консервативным историком Владимиром Мединским, который настроен против западной культуры и презирает современное. дневные версии западников вроде Тургенева.
В то же время Мединский вложил деньги в чествование Тургенева и его места в пантеоне русской литературы.
Его министерство профинансировало восстановление фамильного имения Тургеневых, а в ноябре открыло новый музей в центре Москвы, расположенный в бывшем доме матери писателя, которую Тургенев ненавидел, боялся и очень любил.
Г-н Путин присутствовал на открытии, и теперь в вестибюле доминирует большая фотография президента.
Эти чествования Тургенева происходят потому, что, каким бы неадекватным ни был Тургенев временами, судя о своей стране и ее людях, он, бесспорно, был русским и одним из ее великих писателей.
Таким образом, он занимает надежное место в сердце не только россиян, любящих литературу, но и российского государства, несмотря на его часто напыщенную враждебность к либеральному, европейскому делу, которое писатель продвигал на протяжении всей своей жизни.
Тургенев, родившийся в 1818 году, особенно резко описал жизнь в деревнях вокруг своего имения, расположенного среди березового леса и вековых дубов недалеко от Мценска, унылого провинциального городка к югу от российской столицы.
Местный крестьянин, — писал Тургенев в раннем романе «Охотничьи зарисовки», суровом обвинении в крепостном праве, «скрючен, угрюм и подозрителен; он живет в жалких лачугах из осинового дерева, подрабатывает крепостным на полях и не занимается никакой торговлей, его плохо кормят и он носит лапти.
Однако при всей своей бедности и отсталости в районе Мценска появилось больше русских литературных талантов, чем где-либо в стране, кроме Москвы и Санкт-Петербурга.
Вера Ефремова, директор Тургеневского музея в столице провинции Орле, сказала, что в этом регионе появились 182 выдающихся писателя.
Помимо Тургенева, в их число входят Иван Бунин, первый россиянин, получивший Нобелевскую премию по литературе, который также имел мрачное представление о России, жил за границей и был запрещен в советское время, и Николай Лесков, чья новелла « Леди Макбет Мценского уезда »композитора Дмитрия Шостаковича превратила в оперу.
Сталин ненавидел оперу, которая вращается вокруг супружеской измены и убийства, и запретил ее.
«Отсюда столько писателей, что даже я не знаю всех их имен», — сказала г-жа Ефремова, возглавляющая сеть из четырех литературных музеев в Орле, финансируемых государством, и штат из 124 кураторов и гидов.
Некоторые персонажи Тургенева говорили о России такие гадости, что когда британское издательство Penguin Books процитировало одного из них без указания ссылки на источник в рекламной кампании в лондонском метро, МИД России пожаловался на «отвратительную русофобию» со стороны Великобритании.
Цитата, о которой идет речь — «Аристократия, либерализм, прогресс, принципы… Бесполезные слова! Русскому они не нужны ». — исходил от Евгения Базарова, бунтаря-нигилиста из самого известного романа Тургенева «Отцы и дети», часть которого он написал в своем имении под Мценском.
Министерство не объяснило, как слова русского персонажа в романе, написанном более 150 лет назад русским, раскрывают современные британские предубеждения по отношению к России.
Но то, что министерство называет «русофобией» — его стандартный ответ на любую критику России — на самом деле никогда не было иностранной болезнью, а было российской болезнью.Этот термин был придуман в 1876 году русским дипломатом-славянофилом, чтобы описать то, что он считал чрезмерно критическим взглядом своих соотечественников на Россию.
Г-жа Левина, директор имения Тургенева, возмутилась предположением, что писатель, возможно, имеет «русофобские» наклонности, но признала, что «он также не был националистом».
«Он был светским человеком и чувствовал себя комфортно в любой стране», — сказала она.
Во время осмотра особняка она остановилась у иконы Иисуса, висящей в кабинете Тургенева, и объяснила, что писатель никогда не был религиозным — и даже сомневался в существовании Бога — но сохранил икону, потому что она хранилась в его дворянской семье в течение поколения.
Российское государство делает то же самое. Все более преданный драчливому национализму, он отвергает либеральные ценности, которые поддерживает Тургенев, но по-прежнему уважает его как члена семьи.
Отвращение Тургенева к пьяному беспорядку и неряшливости настолько рассердило некоторых из его соотечественников, особенно тех, кто был склонен к привычкам, о которых он сожалел, что Федор Достоевский, современный и преданный славянофил, посоветовал ему взять телескоп, чтобы он мог видеть Россию более ясно и ясно. более сочувственно.
Несколько жестких русских националистов снова взяли на себя эту дубину, требуя убрать книги Тургенева из школьных программ, потому что он был слишком влюблен в Запад.
Тургенев настолько не соответствовал некоторым обычаям своей страны, что «никогда не пил водку и всегда предпочитал вино», — сказала г-жа Левина, директор поместья.
И все же она добавила: «Он был выдающимся русским писателем. Это все, что действительно имеет значение ».