Шукшин дядя ермолай: Шукшин «Дядя Ермолай» – читать онлайн

Шукшин «Дядя Ермолай» – читать онлайн

на нашем сайте вы можете также прочитать КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ рассказа Василия Шукшина «Дядя Ермолай» и краткую биографию Василия Шукшина. См. также статью Шукшин, Рассказы – краткое содержание

Вспоминаю из детства один случай.

Была страда. Отмолотились в тот день рано, потому что заходил дождь. Небо – синим-сине, и уж дергал ветер. Мы, ребятишки, рады были дождю, рады были отдохнуть, а дядя Ермолай, бригадир, недовольно поглядывал на тучу и не спешил.

– Не будет никакого дождя. Пронесет все с бурей. – Ему охота было домолотить скирду. Но… все уж собирались, и он скрепя сердце тоже стал собираться.

До бригадного дома километра полтора. Пока добрались, пустили коней и поужинали, густая синева небесная наползла, но дождя не было. Налетел сильный ветер, поднялась пыль… Во мгле трепетно вспыхивали молнии и гремел гром. Ветер рвал, носил, а дождя не было.

Василий Шукшин, автор рассказа «Дядя Ермолай»

 

– Самая воровская ночь, – сказал дядя Ермолай. – Ну-ка, Гришка… – дядя Ермолай поискал глазами, я попался ему. – Гришка с Васькой, идите на точку – там ночуете. А то как бы в такую-то ночку не подъехал кто да не нагреб зерна. Ночь-то… самая такая.

Мы с Гришкой пошли на ток.

Полтора километра, которые мы давеча проскакали мигом, теперь показались нам долгими и опасными. Гроза разыгралась вовсю: вспыхивало и гремело со всех сторон! Прилетали редкие капли, больно били по лицу. Пахло пылью и чем-то вроде жженым – резко, горько. Так пахнет, когда кресалом бьют по кремнию, добывая огонь.

Когда вверху вспыхивало, все на земле – скирды, деревья, снопы в суслонах, неподвижные кони, – все как будто на миг повисало в воздухе, потом тьма проглатывала все; сверху гремело гулко, уступами, как будто огромные камни срывались с горы в пропасть, сшибались и прыгали.

Мы наконец заблудились. Сбились с дороги и потеряли ту скирду, у какой молотили. Их было много. Останавливались, ждали, когда осветит: опять все вроде подскакивало, короткий миг висело в воздухе, в синем, резком свете, и все опять исчезало, и в кромешной тьме грохотало.

– Давай залезем в первую попавшую скирду и заночуем, – предложил Гришка.

– Давай, конечно.

– А утром скажем, что ночевали на точке́, кто узнает?!

Залезли в обмолоченную скирду, в теплую пахучую солому. Поговорили малость, наказали себе проснуться пораньше… И не заметили, как и заснули, не слышали, как ночью шел дождь.

Утро раскинулось ясное, умытое, тихое. Мы проспали. Но так как ночью хорошо промочило, наши молотить рано не поедут, мы знали. Мы пошли в дом.

– Ну, караульщики, – спросил дядя Ермолай, увидев нас, мне показалось, что он смотрит пытливо. – Как ночевали?

– Хорошо.

– Все там в порядке? На точке́-то?

– Все в порядке. А что?

– Ничего. Спрашиваю… Я посылал, я и спрашиваю. «А что?» – А сам все смотрит. Мне стало не по себе. – Зерно-то целое?

– Целое. – У Гришки круглые, ясные глаза; он смотрит не мигая. – А что?

– Да вы были там?! На точке́-то?

У меня заныл кончик позвоночника, копчик. Гришка тоже растерялся… Хлоп-хлоп глазами.

– Как это «были»?..

– Ну да, были вы там?

– Были. А где же мы были?

Эх, тут дядя Ермолай взвился:

– Да не были вы там, сукины вы сыны! Вы где-то под суслоном ночевали, а говорите – на точке́! Сгребу вот счас обоих да носом – в точо́к-то, носом, как котов пакостливых. Где ночевали?

– От… Ты чо?

– Где ночевали?!

– На точке́. – Гришка, видно, решил стоять насмерть.

Мне стало легче.

– Васька, где ночевали?

– На точке́.

– Да растудыт вашу туда-суда и в ребра!.. – Дядя Ермолай аж за голову взялся и болезненно сморщился. – Ты гляди, что они вытворяют-то! Да не было вас на току, не бы-ло-о! Я ж был там! Ну?! Обормоты вы такие, обормоты! Я ж следом за вами пошел туда – думаю, дошли ли они хоть? Не было вас там!

Это нас не смутило – что он, оказывается, был на току.

– Ну и что?

– Что?

– Ну и… мы тоже были. Мы, значит, маленько попозже… Мы блудили.

– Где попозже?! – взвизгнул дядя Ермолай. – Где попозже-то?! Я там весь дождь переждал! Я только к свету оттуда уехал. Не было вас там!

– Были…

Дядя Ермолай ошалел… Может быть, мы – в глазах его – тоже на миг подпрыгнули и повисли в воздухе, как вчерашние скирды и кони, – отчего-то у него глаза сделались большие и удивленные.

– Были?

– Были.

Он схватил узду… Мы – в разные стороны. Дядя Ермолай постоял с уздой, бросил, сморщился болезненно и пошел прочь, вытирая ладошкой глаза. Он был не очень здоровый.

– Обормоты, – говорил он на ходу. – Не были же, не были – и в глаза врут стоят. Штыбы бы вам околеть, не доживая веку! Штыбы бы вам… жоны злые попались!.. Обормоты. В глаза врут стоят – и хоть бы что! О!.. – Дядя Ермолай повернулся к нам. – Да ты скажи честно: испужались, можеть, не нашли – нет, в глаза смотрют и врут. Обормоты… По пять трудодней снимаю, раз вы такие.

Днем, когда молотили, дядя Ермолай еще раз подошел к нам.

– Гришка, Васьк… сознайтесь, не были на точке́? По пять трудодней не сниму. Не были же?

– Были.

Дядя Ермолай некоторое время смотрел на нас… Потом позвал с собой.

– Идите суда… Идите, идите. Вот тут вот я от дождя прятался. – Показал. И посмотрел на нас с мольбой: – А вы где же прятались?

– А мы – с той стороны.

– С какой?

– Ну, с той.

– Да где же с той-то?! Где с той-то? – Он опять стал терять терпение. – Я же шумел вас, звал!.. Я ее кругом всю обошел, скирду-то. А молонья такая резала, что тут не то что людей, иголку на земле найдешь. Где были-то?

– Тут.

Дядя Ермолай из последних сил крепился, чтоб опять не взвиться. Опять сморщился…

– Ну, ладно, ладно… Вы, можеть, боитесь, что я ругаться буду? Не буду. Только честно скажите: где ночевали? Не скину по пять трудодней… Где ночевали?

– На току.

– Да где на току-то, – сорвался дядя Ермолай. – Где на току-то?! Где, когда я… У-у, обормоты! – Он заискал глазами – чем бы огреть нас.

Мы убежали.

Дядя Ермолай ушел за скирду… Опять, наверно, всплакнул. Он плакал, когда ничего не мог больше.

Потом молотили. По пять трудодней он с нас не скинул.

 

Теперь, много-много лет спустя, когда я бываю дома и прихожу на кладбище помянуть покойных родных, я вижу на одном кресте: «Емельянов Ермолай …вич».

Ермолай Григорьевич, дядя Ермолай. И его тоже поминаю – стою над могилой, думаю. И дума моя о нем – простая: вечный был труженик, добрый, честный человек. Как, впрочем, все тут, как дед мой, бабка. Простая дума. Только додумать я ее не умею, со всеми своими институтами и книжками. Например: что́ был в этом, в их жизни, какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или – не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали да детей рожали. Видел же я потом других людей… Вовсе не лодырей, нет, но… свою жизнь они понимают иначе. Да сам я ее понимаю теперь иначе! Но только когда смотрю на эти холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее? Не так – не кто умнее, а – кто ближе к Истине. И уж совсем мучительно – до отчаяния и злости – не могу понять: а в чем Истина-то? Ведь это я только так – грамоты ради и слегка из трусости – величаю ее с заглавной буквы, а не знаю – что она? Перед кем-то хочется снять шляпу, но перед кем? Люблю этих, под холмиками. Уважаю. И жалко мне их.

 

Шукшин «Дядя Ермолай» – краткое содержание

Сюжет рассказа «Дядя Ермолай» взят Василием Шукшиным из собственного детства. Раз, во время страды будущий писатель и ещё несколько деревенских ребятишек работали на молотьбе хлеба. Руководил ими бригадир, дядя Ермолай. Собирался дождь. Трудолюбивый и старательный Ермолай всё хотел успеть домолотить скирду, и с неохотой окончил работу, только когда уже стали сверкать молнии.

Под самую темноту дети и их наставник добрались до бригадного дома, за полтора километра от тока, на котором они работали. Налетел сильный ветер, отовсюду неслась пыль, бил гром с молниями, но дождя не было – лишь иногда падали редкие капли. Тьма спустилась почти непроглядная.

Василий Шукшин, автор рассказа «Дядя Ермолай»

 

«Самая воровская ночь», – проговорил дядя Ермолай. И послал мальчика-Шукшина с его другом Гришкой обратно на ток: заночевать там, и проследить, чтобы никто не украл зерна.

Посреди грозы и мглы двое ребятишек пошли полтора километра обратно. Но в темноте заблудились – не смогли найти ту скирду, у которой молотили днём. Гришка предложил залезть в первую попавшуюся и заночевать в ней, а утром сказать дяде Ермолаю, что были на току.

Мальчики так и сделали. Всю ночь шёл дождь. Проснувшись утром, Гришка с Васькой пошли в бригадный дом. Уже ждавший их там дядя Ермолай стал, пытливо всматриваясь, расспрашивать, не случилось ли на чего току.

Ребятишки ответили, что всё в порядке. «Да вы не были там!» – взвинтился дядя Ермолай. Мальчики настаивали, что были. «Я ж следом за вами пошел туда – думаю, дошли ли они хоть? – кричал бригадир. – Я весь дождь переждал на току, только к утру уехал и вас там не видел».

Гришка с Васькой решили «стоять насмерть» и всё отрицать. Дядя Ермолай хватался за голову, морщился, взвизгивал, в один миг едва не заплакал. Он ругал и клял ребятишек, желал, чтобы им попались злые жёны, угрожал снять с них по пять трудодней. Не только в это утро, но и целый день потом бригадир в большом возбуждении выпытывал у мальчишек правду. Шукшин и Гришка так и не признались. Трудодней с них дядя Ермолай не снял…

Этот незначительный с виду случай часто приходил на память Василию Шукшину в зрелые годы, наводя его на глубокие размышления. Дядя Ермолай не был ни злым, ни взбалмошным человеком. Он был трудягой, смолоду привыкшим к сельской работе и не думавшим ни о чём кроме неё. Приезжая взрослым человеком в родную деревню, Шукшин видел на кладбище могилу дяди Ермолая и вспоминал тот далёкий рабочий день. В его душе пробуждалось уважение к этому человеку, ко всем крестьянам того поколения, в жизни которых был лишь один труд: они только работали и детей рожали. Но, кланяясь их памяти, писатель думал и о том, стоит ли так жить. В одной ли тяжкой работе Истина? Современники взрослого Шукшина понимали жизнь уже не так, как дядя Ермолай…

И размышляя о том, ушедшем поколении, писатель чувствовал, что уважает этих людей, но и жалеет их.

 

Автор краткого содержания

на нашем сайте вы можете прочитать и ПОЛНЫЙ ТЕКСТ рассказа «Дядя Ермолай». Читайте также краткие содержания сразу многих рассказов Василия Шукшина в одной статье

ИСТОРИИ ИЗ СИБИРСКОЙ ДЕРЕВНИ

от Ханья Янагихара ‧ ДАТА ВЫПУСКА: 10 марта 2015 г.

Четверо мужчин, которые встретились как соседи по комнате в колледже, переезжают в Нью-Йорк и проводят следующие три десятилетия, добиваясь известности в своих профессиях — как архитектор, художник, актер и юрист — и борясь с демонами в их переплетенных личных жизнях.

Янагихара ( The People in the Trees , 2013) делает все еще смелый прыжок и пишет о персонажах, которые не разделяют ее предысторию; помимо того, что он мужчина, JB — афроамериканец, у Малкольма черный отец и белая мать, Виллем — белый, а «раса Джуда не была определена» — он был брошен при рождении, он вырос в монастыре, и у него было невыразимо травмирующее детство, которое раскрывается медленно в течение книги.

Двое из них геи, один натурал и один бисексуал. Нет ни одного значимого женского персонажа, да и сюжета для длинного романа не так много. Не так много маркеров того, что происходит во внешнем мире; Джуд переезжает в лофт в Сохо в молодости, но мы не видим, чтобы район превратился из анклава суровых художников в блестящее туристическое направление. Вместо этого мы получаем глубокий внутренний взгляд на психику и отношения друзей, и это совершенно захватывает. Четверо мужчин думают о работе и творчестве, успехах и неудачах; они готовят друг для друга, соревнуются друг с другом и борются за любовь друг друга. JB основывает всю свою художественную карьеру на рисовании портретов своих друзей, в то время как Малкольм заботится о них, проектируя их квартиры и дома. Когда Джуда, ставшего взрослым, усыновляет его любимый профессор права из Гарварда, его друзья каждый год присоединяются к нему на День Благодарения в Кембридже. И когда Виллем становится кинозвездой, все греются в его лучах. В конце концов, тон темнеет, и история сужается, чтобы сосредоточиться на Джуде, поскольку боль его прошлого глубоко врезается в его тщательно выстроенную жизнь.

Для этого дерзкого романа можно было бы придумать фразу «tour de force».

  • 33

Паб Дата: 10 марта 2015 г.

ISBN: 978-0-385-53925-8

СТРАНИЦА: 720

Издатель: Doubleday

. 22, 2014

Kirkus Отзывы Выпуск: 1 января 2015

Категории: ОБЩАЯ ФАНТАСТИКА

Поделитесь своим мнением об этой книге

Вам понравилась эта книга?

Работа солнца — старик и девушка.

На прошлом уроке мы рассмотрели рассказ «Дядя Ермолай», говорили о том, что это рассказ-персонаж. Такое определение своим произведениям дает сам автор, он называет их «рассказ-персонаж», «рассказ-судьба», «рассказ-шутка». В этом уроке мы разберем рассказ-судьбу «Солнце, Старик и Девушка». Автор помещает в заголовок изображения солнца, старика и девушки. Изображение солнца поставлено на первое место не случайно, оно будет постоянно идти рядом с изображением старика.

В начале истории мы видим появление двух героев: солнца и старика.

«…вышел на берег быстрой реки Катуни древний старик, сел всегда на одном месте — у коряги — и посмотрел на солнце. Солнце садилось за гор. Вечером он был огромный, красный. Старик сидел неподвижно. Руки лежали на коленях — коричневые, сухие, в ужасных морщинах. Лицо тоже морщинистое, глаза влажные, тусклые. Шея тонкая, голова маленькая, седая. Острые лопатки торчат из-под синей хлопчатобумажной рубашки.

Так образ старика ассоциируется с образом солнца. Эти образы связаны в рассказе примерно в восьми точках. Однажды старик слышит голос позади себя — голос девушки. Девушка пытается нарисовать старика.

«Старик некоторое время молчал, смотрел на солнце, моргал своими красноватыми веками без ресниц. Старик все смотрел на солнце.

— Какое солнышко! — тихо воскликнул старик.

— Какой? — не поняла девушка.

— Большой.

— А… Да. Здесь на самом деле красиво.

— А вода кончилась, видите ли, какая… На другом берегу…

— Да Да.

— Ровно кровь добавили.

— Да. — Девушка посмотрела в другую сторону. — Да.

Солнце коснулось вершин Алтая и начало медленно погружаться в далекий синий мир.

Старик посидел еще немного и тоже пошел.

Пришел домой, сел в своем углу, возле печки, и тихонько посидел — ждет, когда сын придет с работы и сядет ужинать.

Сын всегда приходил уставший, всем недовольный. Невестка тоже всегда была чем-то недовольна. Внуки выросли и переехали в город. Без них в доме было тоскливо. Сели ужинать.

Старик крошил хлеб в молоко, прихлебывал, сидя с края стола. Осторожно позвякивая ложкой о тарелку — старался не шуметь. Они молчали.

Потом они легли спать.

Старик влез на печь, а сын и невестка пошли в горницу. Они молчали. О чем говорить? Все слова давно сказаны.

Автор повторяет слово «молчаливый», чтобы читатель понял, как одинок старик. «На следующий вечер старик с девчонкой опять сидели на берегу, у коряги. Девушка наскоро нарисовала, а старик посмотрел на солнце и сказал: — Жили мы всегда хорошо, грех жаловаться. Я был плотником, работы всегда хватало. А мои сыновья все плотники. Многие из них были побиты на войне — четверо. Два осталось. Ну, теперь я живу с одним, со Степаном. А Ванька живет в городе, в Бийске. Бригадир на новостройке.

Пишет; ничего, живут хорошо. Они пришли сюда и посетили. У меня много внуков, которые меня любят. По городам теперь… » Мы понимаем, какие беды пришлось пережить старику, но на жизнь он не жалуется.

«- Трудно было жить? — небрежно спросила она.

— Почему сложно? — удивился старик. — Говорю вам: жили хорошо.

Девушка не поняла: то ли ей стало жалко старика, то ли ее больше удивило его странное спокойствие и умиротворенность.

И солнце снова садилось за горы. Рассвет снова мягко горел

Девушку поразила странная догадка: ей показалось, что старик был слеп. Она не сразу нашла, о чем говорить, молчала, косилась на старика. И он посмотрел туда, где зашло солнце. Спокойно, задумчиво посмотрел.

Идеологическим центром повести является появление в последний момент солнца и старика.

«На следующий день старик не вышел на берег. Девушка сидела одна, думала о старике, Было в его жизни что-то такое простое, такое обычное, что-то трудное, что-то большое, значительное. «Солнце — оно тоже только всходит и только заходит», — подумала девушка. «Разве это не легко!» И она смотрела на свои рисунки. Ей было грустно»

Стрик не приходит ни на следующий день, ни на второй, ни на третий. Он больше не появляется в рассказе, как не появляется солнце. Девушка узнает, что старик умер. Рассказ заканчивается описанием чувств девушки.

«На улице прислонилась к плетеню и заплакала. Ей стало жаль дедушку. И очень жаль, что она не могла рассказать о нем. Но теперь она почувствовала какой-то более глубокий смысл и тайну человеческой жизни и подвига и, сама того не осознавая, стала гораздо взрослее.

Писатель в своем рассказе знакомит читателя с еще одной судьбой — судьбой старика, которая выходит на первый план в этом рассказе. Соотношение образа солнца и образа старца очень важно. Девушка видит подвиг в простой жизни старика. В.М. Шукшин старается показать в своих героях самое красивое и лучшее.

Библиография

  1. Меркин Г. С. Литература. 8 класс. Учебник в 2-х частях. — 9-е изд. — М.: 2013., ч. 1 — 384 с., ч. 2 — 384 с.
  2. Курдюмова Т.Ф. др. Литература. 8 класс. Учебник для чтения в 2-х частях. Часть 1 — 12-е издание, 2011 г., 272 стр.; Часть 2 — 11-е изд. 2010. 224 с.
  3. Коровина В.Я. др. Литература. 8 класс. Учебник в 2-х частях. — 8-е изд. — М.: Просвещение, 2009. Ч.1 — 399с.; Часть 2 — 399с.
  4. Бунеев Р.Н., Бунеева Е.В. Литература. 8 класс. Дом без стен. В 2 части. — М.: 2011. Ч. 1 — 286 с.; Часть 2 — 222 с.
  1. lib.ru ().
  2. To-name.ru ().
  3. Festival.1september.ru ().

Домашнее задание

  1. Рассказ-судьба «Солнце, Старик и Девушка» прочитать самостоятельно.
  2. Сформулируйте основную мысль рассказа.
  3. Что значит В.М. показать в своих героях? Шукшин?

Василий Шукшин

СОЛНЦЕ, СТАРИК И ДЕВУШКА

Белым огнем горели дни. Земля была горячей, деревьям тоже было жарко.

Сухая трава зашуршала под ногами. Похолодало только по вечерам. И вот вышел на берег стремительной Катуни древний старик, всегда садился на одно место — у коряги — и глядел на солнце. Солнце садилось за горы. Вечером он был огромный, красный. Старик сидел неподвижно. Его руки лежали на коленях, коричневые, сухие и ужасно морщинистые. Лицо тоже морщинистое, глаза влажные и тусклые. Шея тонкая, голова маленькая, седая. Острые лопатки торчат из-под синей хлопчатобумажной рубашки.

Однажды старик, сидя вот так, услышал голос позади себя:

Привет дедушка!

Старик кивнул головой.

Рядом с ним сидела девушка с плоским чемоданом в руках.

Отдых?

Старик снова кивнул головой. Сказал;

Отдых.

Не смотрел на девушку.

Могу я вам написать? — спросила девушка.

Нравится? — не понял старик.

Нарисуй тебя.

Старик немного помолчал, глядя на солнце, моргая красноватыми веками без ресниц.

Теперь я уродлив, сказал он.

Почему? — немного смутилась девушка. — Нет, ты красавчик, дедушка.

Кроме того, болен.

Девушка долго смотрела на старика. Потом погладила мягкой ладонью его сухую смуглую руку и сказала:

Ты очень красивый, дедушка. Правда.

Старик слабо усмехнулся.

Ничья, если это так.

Девушка открыла чемодан.

Старик кашлянул в руку.

Городской, может быть? — он спросил.

Городской.

Видимо за это платят?

Когда, собственно говоря, я сделаю это хорошо, они заплатят.

Надо попробовать.

Я пытаюсь.

Они замолчали.

Старик все смотрел на солнце.

Девушка рисовала, вглядываясь в лицо старика со стороны.

Ты отсюда, дедушка?

Местный.

И родились здесь?

Здесь, здесь.

Сколько тебе сейчас лет?

Годков-то? Восемьдесят.

Много, — согласился старик и снова слабо улыбнулся. — И ты?

Двадцать пять.

Они снова замолчали.

Какое солнце! — тихо воскликнул старик.

Какой? — не поняла девушка.

Большой.

Ах… да. Здесь на самом деле красиво.

А вода кончилась, видите ли, какая… С той стороны…

Крови много добавили.

Да. Девушка посмотрела в другую сторону. — Да.

Солнце коснулось вершин Алтая и начало медленно погружаться в далекий голубой мир. И чем глубже он уходил, тем четче прорисовывались горы. Казалось, они продвигаются вперед. А в долине, между рекой и горами, тихо угасали красноватые сумерки. И задумчивая мягкая тень приближалась с гор. Потом солнце совсем скрылось за острым гребнем Бубурхана, и тотчас же оттуда вылетел в зеленоватое небо стремительный веер ярко-красных лучей. Продержался он недолго — тоже потихоньку угас. А в небе в том направлении запылала заря.

Солнце скрылось, вздохнул старик.

Девушка положила простыни в ящик.

Некоторое время они так и сидели — слушали, как у берега журчат маленькие торопливые волны.

Туман сползал в долину большими пятнами.

В лесу неподалеку робко закричала какая-то ночная птица. Ей громко откликнулись с берега, с другой стороны.

Хорошо, тихо сказал старик.

И думала девочка о том, как скоро она вернется в далекий родной город, привезет много рисунков. Там будет портрет этого старика. А ее подруга, талантливая, настоящая художница, непременно рассердится: «Опять морщины! .. А для чего? Всем известно, что в Сибири суровый климат и люди там много работают. Что дальше? Что?..»

Девушка знала, что не бог весть насколько одарена. Но она думает о том, какую трудную жизнь прожил этот старик. Посмотрите на его руки… Опять морщины! «Надо работать, работать, работать…»

Ты завтра придешь сюда, дедушка? — спросила она старика.

Буду, ответил он.

Девушка встала и пошла в деревню.

Старик посидел еще немного и тоже пошел.

Пришел домой, сел в своем углу, возле печки, и тихонько сидел, ожидая, когда сын придет с работы и сядет обедать.

Сын всегда приходил уставший, всем недовольный. Невестка тоже всегда была чем-то недовольна. Внуки выросли и переехали в город. Без них в доме было тоскливо. Сели ужинать.

Старик крошил хлеб в молоко, прихлебывал, сидя с края стола. Осторожно позвякивая ложкой о тарелку — старался не шуметь. Они молчали.

Дни сожжены белым огнем. Земля была горячей, деревьям тоже было жарко.

Сухая трава шуршала под ногами. Похолодало только по вечерам. И вот вышел на берег стремительной Катуни древний старик, всегда садился на одно место — у коряги — и глядел на солнце. Солнце садилось за горы. Вечером он был огромный, красный. Старик сидел неподвижно. Его руки лежали на коленях, коричневые, сухие и ужасно морщинистые. Лицо тоже морщинистое, глаза влажные и тусклые. Шея тонкая, голова маленькая, седая. Острые лопатки торчат из-под синей хлопчатобумажной рубашки.

Однажды старик, сидя вот так, услышал голос позади себя:

Привет дедушка!

Старик кивнул головой.

Рядом с ним сидела девушка с плоским чемоданом в руках.

Отдых?

Старик снова кивнул головой. Сказал:

Отдыхаю.

Не смотрел на девушку.

Могу я вам написать? — спросила девушка.

Нравится? — не понял старик.

Нарисуй тебя.

Старик немного помолчал, глядя на солнце, моргая красноватыми веками без ресниц.

Теперь я уродлив, сказал он.

Почему? — немного смутилась девушка. — Нет, ты красавчик, дедушка.

Кроме того, болен.

Девушка долго смотрела на старика. Потом погладила мягкой ладонью его сухую смуглую руку и сказала:

Ты очень красивый, дедушка. Правда.

Старик слабо усмехнулся.

Ничья, если это так.

Девушка открыла чемодан.

Старик кашлянул в руку.

Городской, может быть? — он спросил.

Городской.

Видимо за это платят?

Когда, собственно говоря, я сделаю это хорошо, они заплатят.

Надо попробовать.

Я пытаюсь.

Они замолчали.

Старик все смотрел на солнце.

Девушка рисовала, вглядываясь в лицо старика со стороны.

Ты отсюда, дедушка?

Местный.

И родились здесь?

Здесь, здесь.

Сколько тебе сейчас лет?

Годков-то? Восемьдесят.

Много, — согласился старик и снова слабо улыбнулся. — И ты?

Двадцать пять.

Они снова замолчали.

Какое солнце! — тихо воскликнул старик.

Какой? — не поняла девушка.

Большой.

Ах… да. Здесь на самом деле красиво.

А вода кончилась, видите ли, какая… С той стороны…

Крови много добавили.

Да. Девушка посмотрела в другую сторону. — Да.

Солнце коснулось вершин Алтая и начало медленно погружаться в далекий голубой мир. И чем глубже он уходил, тем четче прорисовывались горы. Казалось, они продвигаются вперед. А в долине — между рекой и горами — тихо угасали красноватые сумерки. И задумчивая мягкая тень приближалась с гор. Потом солнце совсем скрылось за острым гребнем Бубурхана, и тотчас же оттуда вылетел в зеленоватое небо стремительный веер ярко-красных лучей. Продержался он недолго — тоже потихоньку угас. А в небе в том направлении запылала заря.

Солнце скрылось, вздохнул старик.

Девушка положила простыни в ящик.

Некоторое время они так и сидели — слушали, как у берега журчат маленькие торопливые волны.

Туман сползал в долину большими пятнами.

В лесу неподалеку робко закричала какая-то ночная птица. Ей громко откликнулись с берега, с другой стороны.

Хорошо, тихо сказал старик.

И думала девочка о том, как скоро она вернется в далекий родной город, привезет много рисунков. Там будет портрет этого старика. А ее подруга, талантливая, настоящая художница, непременно рассердится: «Опять морщины! .. А для чего? Всем известно, что в Сибири суровый климат и люди там много работают. Что дальше? Что?..»

Девушка знала, что не бог весть насколько одарена. Но она думает о том, какую трудную жизнь прожил этот старик. Посмотрите на его руки… Опять морщины! «Надо работать, работать, работать…»

Ты завтра придешь сюда, дедушка? — спросила она старика.

Буду, ответил он.

Девушка встала и пошла в деревню.

Старик посидел еще немного и тоже пошел.

Пришел домой, сел в своем углу, возле печки, и тихонько посидел — ждет, когда сын придет с работы и сядет обедать.

Сын всегда приходил уставший, всем недовольный. Невестка тоже всегда была чем-то недовольна. Внуки выросли и переехали в город. Без них в доме было тоскливо. Сели ужинать.

Старик крошил хлеб в молоко, прихлебывал, сидя с края стола. Осторожно позвякивая ложкой о тарелку — старался не шуметь. Они молчали.

Потом они легли спать.

Старик влез на печь, а сын и невестка пошли в горницу. Они молчали. О чем говорить? Все слова давно сказаны.

На следующий вечер старик и девочка снова сидели на берегу, у коряги. Девушка наскоро нарисовала, а старик посмотрел на солнце и сказал:

Жили мы всегда хорошо, грех жаловаться. Я был плотником, работы всегда хватало. А мои сыновья все плотники. Многие из них были побиты на войне — четверо. Два осталось. Ну, теперь я живу с одним, со Степаном. А Ванька живет в городе, в Бийске. Бригадир на новостройке. Пишет; ничего, живут хорошо. Они пришли сюда и посетили. У меня много внуков, которые меня любят. По городам теперь…

Девушка рисовала старику руки, торопилась, нервничала, часто мылась.

Тяжело было жить? — небрежно спросила она.

Почему это сложно? — удивился старик. — Говорю вам: жили хорошо.

Сыновей жалко?

Но как? — снова задумался старик. — Поставить четыре таких — это какая-то шутка?

Девушка не поняла: то ли ей стало жалко старика, то ли ее больше удивило его странное спокойствие и умиротворенность.

И снова солнце садилось за горы. Рассвет снова мягко горел.

Завтра будет плохая погода, — сказал старик.

Девушка посмотрела в ясное небо.

Меня ломает.

И небо очень чистое.

Старик молчал.

Придешь завтра, дедушка?

Не знаю, старик ответил не сразу. — Что-то ломает.

Дедушка, как называется такой камень? — Девушка достала из кармана куртки белый камешек с золотистым отливом.

Какой? — спросил старик, продолжая смотреть на горы.

Девушка протянула ему камень. Старик протянул руку, не оборачиваясь.

Такой? — спросил он, мельком взглянув на камешек и повертев его в сухих скрюченных пальцах. — Это сливки. Это было во время войны, когда серебристых не было, из нее добывали огонь.

Текущая страница: 1 (всего в книге 1 страница)

Василий Шукшин


СОЛНЦЕ, СТАРИК И ДЕВОЧКА

Дни сожжены белым огнем. Земля была горячей, деревьям тоже было жарко.

Сухая трава шуршала под ногами. Похолодало только по вечерам. И вот вышел на берег стремительной Катуни древний старик, всегда садился на одно место — у коряги — и глядел на солнце. Солнце садилось за горы. Вечером он был огромный, красный. Старик сидел неподвижно. Его руки лежали на коленях, коричневые, сухие и ужасно морщинистые. Лицо тоже морщинистое, глаза влажные и тусклые. Шея тонкая, голова маленькая, седая. Острые лопатки торчат из-под синей хлопчатобумажной рубашки.

Однажды старик, сидя вот так, услышал позади себя голос:

— Здравствуй, дедушка!

Старик кивнул головой.

Рядом с ним сидела девушка с плоским чемоданом в руках.

— Отдыхаете?

Старик снова кивнул головой. Сказал:

— Отдыхаю.

Не смотрел на девушку.

— Могу я вам написать? — спросила девушка.

— Нравится? старик не понял.

— Нарисуй тебя.

Старик немного помолчал, глядя на солнце, моргая красноватыми веками без ресниц.

«Теперь я урод», — сказал он.

— Почему? Девушка немного растерялась. — Нет, ты красавчик, дедушка.

— Тоже болен.

Девушка долго смотрела на старика. Потом погладила мягкой ладонью его сухую смуглую руку и сказала:

— Ты очень красивый, дедушка. Правда.

Старик слабо усмехнулся.

— Ничья, если это так.

Девушка открыла чемодан.

Старик кашлянул в руку.

— Городской, наверное? — он спросил.

— Городской.

— Платят, понимаешь, за это?

— Когда, собственно говоря, я сделаю это хорошо, они заплатят.

— Надо попробовать.

— Я пытаюсь.

Они замолчали.

Старик все смотрел на солнце.

Девушка нарисовала, вглядываясь в старое лицо

конец введения

Шукшин Василий

Солнце, старик и девушка
Шукшин Василий

Солнце, старик и девушка
Василий Шукшин

Солнце, старик и дева
Дни горели белым огнём. Земля была горячей, деревьям тоже было жарко.

Сухая трава шуршала под ногами. Похолодало только по вечерам. И вот вышел на берег стремительной Катуни древний старик, всегда садился на одно место — у коряги — и глядел на солнце. Солнце садилось за горы. Вечером он был огромный, красный. Старик сидел неподвижно. Его руки лежали на коленях, коричневые, сухие и ужасно морщинистые. Лицо тоже морщинистое, глаза влажные и тусклые. Шея тонкая, голова маленькая, седая. Острые лопатки торчат из-под синей хлопчатобумажной рубашки.

Однажды старик, сидя вот так, услышал голос позади себя:

Привет дедушка!

Старик кивнул головой.

Рядом с ним сидела девушка с плоским чемоданом в руках.

Отдых?

Старик снова кивнул головой. Сказал;

Отдых.

Не смотрел на девушку.

Могу я вам написать? — спросила девушка.

Нравится? — не понял старик.

Нарисуй тебя.

Старик некоторое время молчал, смотрел на солнце, моргал красноватыми веками без ресниц.

Теперь я уродлив, сказал он.

Почему? — немного смутилась девушка. — Нет, ты красивый, дедушка.

Кроме того, болен.

Девушка долго смотрела на старика. Потом погладила мягкой ладонью его сухую смуглую руку и сказала:

Ты очень красивый, дедушка. Правда.

Старик слабо усмехнулся.

Ничья, если это так.

Девушка открыла чемодан.

Старик кашлянул в руку.

Городской, может быть? — он спросил.

Городской.

Видимо за это платят?

Когда, собственно говоря, я сделаю это хорошо, они заплатят.

Надо попробовать.

Я пытаюсь.

Они замолчали.

Старик все смотрел на солнце.

Девушка рисовала, вглядываясь в лицо старика со стороны.

Ты отсюда, дедушка?

Местный.

И родились здесь?

Здесь, здесь.

Сколько тебе сейчас лет?

Годков-то? Восемьдесят.

Вау!

Много, — согласился старик и снова слабо улыбнулся. — И ты?

Двадцать пять.

Они снова замолчали.

Какое солнце! — тихо воскликнул старик.

Какой? — не поняла девушка.

Большой.

Ах… да. Здесь на самом деле красиво.

А вода там, видите, какая… С той стороны…

Да Да.

Добавили много крови.

Да. — Девушка посмотрела в другую сторону. — Да.

Солнце коснулось вершин Алтая и начало медленно погружаться в далекий голубой мир. И чем глубже он уходил, тем четче прорисовывались горы. Казалось, они продвигаются вперед. А в долине, между рекой и горами, тихо угасали красноватые сумерки. И задумчивая мягкая тень приближалась с гор. Потом солнце совсем скрылось за острым гребнем Бубурхана, и тотчас же оттуда вылетел в зеленоватое небо стремительный веер ярко-красных лучей. Продержался он недолго — тоже потихоньку угас. А в небе в том направлении запылала заря.

Солнце скрылось, вздохнул старик.

Девушка положила простыни в ящик.

Некоторое время они так и сидели — слушали, как у берега журчат маленькие торопливые волны.

Туман сползал в долину большими пятнами.

В лесу неподалеку робко закричала какая-то ночная птица. Ей громко откликнулись с берега, с другой стороны.

Хорошо, тихо сказал старик.

И думала девочка о том, как скоро она вернется в далекий милый город, принесет много рисунков. Там будет портрет этого старика. А ее подруга, талантливая, настоящая художница, непременно рассердится: «Опять морщины! .. А для чего? Всем известно, что в Сибири суровый климат и люди там много работают. И что дальше? Какие? ..»

Девушка знала, что не бог весть насколько одарена. Но она думает о том, какую трудную жизнь прожил этот старик. Посмотрите на его руки… Опять морщины! «Надо работать, работать, работать…»

Ты придешь завтра сюда, дедушка? — спросила она старика.

Буду, ответил он.

Девушка встала и пошла в деревню.

Старик посидел еще немного и тоже пошел.

Пришел домой, сел в своем углу, возле печки, и тихонько сидел, ожидая, когда сын придет с работы и сядет обедать.

Сын всегда приходил уставший, всем недовольный. Невестка тоже всегда была чем-то недовольна. Внуки выросли и переехали в город. Без них в доме было тоскливо.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *