Сила и слабость базаровского нигилизма. Анализ десятой главы романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»

Десятая глава романа Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети» играет роль промежуточной кульминации столкновения отцов (в лице Павла Петровича Кирсанова) и детей (Евгений Базаров). На самом деле, в этом остром споре заключена завязка созревающего в душе Базарова внутреннего конфликта, который приведёт его к гибели.

Возникновение непримиримой вражды между старшим Кирсановым и учителем Аркадия – Евгением Базаровым – происходило постепенно, но зерно заложено ещё при первой встрече. В тот самый момент, когда Павел Петрович не подал свою «красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся ещё красивей от снежной белизны рукавчика, застёгнутого одиноким крупным опалом» Базарову, рука которого была красная, по-видимому, от того, что перчаток последний не носил, и за ногтями не следил. Две недели жизни в Марьине только углубили этот едва наметившийся конфликт. Базаров с небрежностью критикует отца и дядю Аркадия, не учитывая возможных чувств у молодого человека по отношению к его родным. Про Николая Петровича он говорит, что его песенка спета, он человек отставной. А Павел Петрович, по его мнению, щеголеват, и вообще, оба брата – старенькие романтики, развившие в себе нервную систему до раздражения.

Поединок разгорелся за вечерним чаем. Столкновение происходило по нескольким направлениям. Сначала речь зашла об аристократии, сторонником которой является Павел Петрович. По его мнению, без аристократии нет никакого прочного основания общественному зданию. Он гордится тем, что находясь в глуши, уважает в себе человека. Базаров возражает вполне резонно: «…вы вот уважаете себя и сидите сложа руки». Он считает, что аристократизм, либерализм, прогресс, принципы – бесполезные слова. Удивительно, но предметом внезапной и страстной любви нигилиста скоро станет именно аристократка.

Далее спор переключается на русского мужика. Павел Петрович возвышенно говорит, что народ свято чтит предания, что он не может жить без веры. На этом, собственно, все взаимоотношения старшего Кирсанова с народом заканчиваются (не считая пепельницы в виде лаптя на столе в эпилоге). Базаров тоже громогласно утверждает, что его дед землю пахал, но почему-то презирает мужика, может, потому, что тот готов сам себя обокрасть, чтобы дурмана в кабаке напиться.

Волна негодования постепенно нарастает в сознании аристократа. И Павел Петрович впервые произносит не совсем уважительные слова в адрес молодёжи: «Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление». После этих слов Аркадий нахмурился и отвернулся. Базаров произносит уже слишком дерзкое: «Рафаэль гроша медного не стоит». Здесь аристократическая гордость изменила Кирсанову, и он косвенно обозвал Базарова «болваном».

На первый взгляд Базаров победил в споре с Кирсановым. Действительно, он сохранил ясность мысли, не оскорбил своего оппонента, был, кажется, убедительным. Но жизнь вскоре расставит всё по своим местам. Природа станет стимулятором того чувства, которое он испытает по отношению к Одинцовой. Звуки музыки взбудоражат его до крайней степени возбуждения. На романтические высказывания отца Евгений не сможет возразить: любовь и уважение к родному человеку станут причиной его толерантности. А перед смертью он сам превратится в романтика и разрешит матушке провести все церковные обряды, хотя не верит в Бога и считает себя атеистом. Более того, находящийся рядом с ним ученик Аркадий видит все изменения в своём учителе и постепенно осознаёт, что его друг не лишён чувств, душевных переживаний, смятений, а главное, в нём зреет отрицание собственных нравственных принципов, хотя он их, вроде бы, не имеет, потому что принципы – пустые слова! А ведь судьба подавала Базарову сигналы, но верящий исключительно в материальное, он эти символы не воспринимает. И история о любви Кирсанова, и дуэль с ним, и непонимание с мужиками, и пустота и пошлость «учеников» нигилиста – прошли мимо него. Он не извлёк из этих намёков никаких выводов. Самоломанность Евгения стала для него очевидна. Лишь в смерти раскрылся этот мужественный и достойный уважения человек.

«Отцы и дети» — 10 глава, анализ спора (3 примера) ~ Проза (Школьная литература)

[ГДЗ по литературе]

 Версия для печати

­В 10-й главе читатели могут наблюдать кульминацию спора между Базаровым и Кирсановым. Конфликт между этими героями начинается во время их первой встречи. Его обострение происходит постепенно, по мере развития основной сюжетной линии романа. В 10-й главе оппоненты устраивают совместное чаепитие. Во время него Евгений и Павел смогли обсудить многие вопросы, что привело к обострению конфликта. В этом разговоре можно наблюдать противостояние 2 разных поколений, отличающихся по мировоззрению и интересам.

В ходе дискуссии Павел Петрович вышел из себя и начал оскорблять противника. Базаров старался не отвечать на провокации Кирсанова и кратко аргументировал свою точку зрения. Подробный анализ 10 главы романа «Отцы и дети» показал, что Евгений одержал победу над Павлом в этом споре. Но в конце произведения Базарову пришлось пересмотреть свою точку зрения на многие вопросы. Герой был заражен брюшным тифом и скоропостижно скончался. В момент скоропостижной смерти персонажа автор романа смог в полной мере раскрыть его личность.

---

Конфликт, возникший между Базаровым и Кирсановым, доказывает, что проблема отцов и детей в романе Тургенева — это и проблема двух поколений, и проблема столкновения двух разных социально-политических лагерей.

Эти герои романа занимают прямо противоположные жизненные позиции.
В частых спорах Базарова и Павла Петровича затронуты почти все основные вопросы, по которым расходились во взглядах демократы-разночинцы и
либералы (о путях дальнейшего развития страны, о материализме и идеализме, о знании науки, понимании искусства и об отношении к народу) .

Павел Петрович при этом активно защищает старые устои, а Базаров, напротив, выступает за их разрушение. А на упрек Кирсанова, что вы, мол, все разрушаете
(«Да ведь надобно и строить»), Базаров отвечает, что «сперва нужно место расчистить».

Споры Базарова и Павла Петровича перешли во взаимную ненависть, теперь нужен был лишь повод, чтобы продолжить этот конфликт, но уже не на
словах, а на деле . Этим поводом стала Фенечка.

Павел Петрович стал случайным свидетелем поцелуя Базарова и Фенечки, и его ненависть к нигилисту Базарову дополняется раздражением и даже
злостью к человеку, посмевшему тронуть женщину, в которую тайно влюблён сам. И Павел Петрович вызывает Евгения Базарова на дуэль.

---

Характеристика эпизода 10 главы

Если делать полный разбор романа, то становится ясно, что десятая глава основана на споре двух действующих лиц. Ссора между Базаровым и Кирсановым является подтверждением конфликта отцов и детей. Неприязнь этих двух мужчин возникла с их самой первой встречи. Со временем их отношения накаливались и дошли до пика. Теперь этот неприкрытый конфликт двух поколений

Кульминацией 10 главы является спор за вечерним чаепитием. Шла беседа об аристократии, и Павел высказывался в ее пользу.

Он считал, что именно аристократы являются основной движущей силой, которая продвигает все общество. Мужчина уважал конституционную монархию. По его мнению, идеала можно достичь только через реформы и гласность.

Эти аргументы немного отличались от мнения Базарова. Он не верил, что либералы приведут к светлому будущему. По его словам, аристократы — это бесполезные люди, которые могут только громко говорить.

Основная мысль сочинения основана на том, чтобы читатель задумался, что в жизни является самым важным и к чему нужно стремиться. Проанализировав 10 главу, можно говорить, что это воспитательная часть, главное — понять основную суть. Тургенев не навязывает свое мнение, а лишь наталкивает на правильное решение.

---

Десятая глава начинается с описания того, как общество относилось к Базарову. Все воспринимали этого человека по-разному. Дворовые любили его и относились с почтением, Павел Кирсанов его ненавидел, а Николай Петрович, в свою очередь, переживал, что Базаров может отрицательно повлиять на его сына.

Как-то случайно Николай Петрович подслушал разговор Евгения и Аркадия. Базаров осмелился назвать его отставной личностью, этими словами он сильно обидел своего собеседника. После этого Николай решил рассказать все своему брату, который решился вступить в противостояние с молодым нигилистом.

Неприятная беседа состоялась во время вечернего чаепития. Базаров как бы вскользь назвал одного из местных помещиков «дрянь аристократишка», этим он вызвал негодование и недовольство у Кирсанова-старшего. После этого между мужчинами завязался спор о том, кто больше может принести пользу человеку — аристократы, принципиальные люди или нигилисты.

Евгений сказал, что герой живет очень скучно и бессмысленно, как и многие другие аристократы. Павел возразил, ведь он считал, что именно нигилисты способны своим отрицанием ухудшить положение в России.

Через время разговор начал заходить в тупи́к и Базаров осмелился сказать, что беседа бессмысленна и ни к чему не приведет. После этого молодые люди пожелали удалиться. В этот момент Николай Петрович вспомнил себя молодым. Однажды он поссорился с матерью и ушел из дома только потому, что она его не понимала. А теперь такая ситуация возникла между ним и собственным сыном.

Автор провел параллель отцов и детей. На собственном примере герой романа понял, каково это, когда тебя не понимают.

Количество отзывов: 0
Количество сообщений: 0
Количество просмотров: 2302
© 23.11.2022г. ГДЗ по литературе
Свидетельство о публикации: izba-2022-3433258

Рубрика произведения: Проза -> Школьная литература

Добавить отзыв

0 / 500

Представьтесь: (*)  

Введите число: (*)

Отцы и дети — Глава 10 — TalicTriesToWrite Макс просыпается от очень невеселого звука будильника и, все еще с закрытыми глазами, некрасиво ложится спать. Когда он снова просыпается, он стонет, потирая опухшие веки, измученный тем, что не ложился спать допоздна, чтобы закончить все домашние задания, которые нужно было сделать сегодня и в понедельник, прошлой ночью.

 

Он садится. Подождите… он принял сознательное решение не заниматься три дня, потому что. .. воскресенье — финал его чемпионата!

 

А сегодня его день рождения?!

 

Он садится и, наконец, полностью выключает будильник, когда тот снова поднимает голову. Его день рождения. Ему четырнадцать. Ебать.

 

Он может сказать это сейчас? Он достаточно взрослый? Тринадцать всегда звучало так молодо — слишком связано с двенадцатью, что похоже на младенчество, но четыре подростковые звуки… старые. Через триста шестьдесят пять дней ему будет столько же лет, сколько Карлосу сейчас. А у Карлоса растительность на лице, он высокий и умный, и Макс уверен, что у него теперь есть девушка, потому что кто-то на его уровне сказал ему об этом, и что ее зовут Изабель.

 

Он подносит руку к подбородку, потирая там бледную кожу на случай, если один волос вырос за ночь в качестве подарка ему самому. Это не так. Проклятие.

 

«Ма-акс!» это Чарльз, и Макс делает вид, что ненавидит этот первый голос, который он услышал на его особый день, — это голос самого надоедливого младшего брата. «С днем ​​рождения!»

 

Несмотря на то, что Чарльз не может его видеть — звук доносится сквозь стены их общей спальни, Макс прячет улыбку.

 

«Ага!» — кричит он в ответ, задаваясь вопросом, может быть, его голос звучит немного глубже, чем обычно. Может быть, он может спросить папу. Но папа просто подумал бы, что его вопрос забавный, но попытался бы скрыть это, и папа на самом деле просто рассмеялся бы.

 

Он сбрасывает с себя одеяло с новой силой; осторожно снял школьную форму с вешалки и осторожно положил ее на кровать. Он довольно хорошо поддерживает порядок в своей комнате — его кровать — другое дело — он полностью верит, зачем кому-то делать это красиво, просто чтобы снова все испортить, — но его одежда — это совсем другая история. Но он любит, чтобы на школьной рубашке было как можно меньше складок, и то же самое на его повседневной нешкольной одежде — набрав всего крошечный заинтересован в том, чтобы выглядеть презентабельно, но он не в одежда или мода или что-нибудь.

 

Он до сих пор помнит, как в прошлом году та девушка похвалила его рубашку, сказав, что она подходит к его глазам. Теперь он носит эту синюю рубашку только в особых случаях; следовательно, он наденет его на ужин сегодня вечером.

 

После он ждет, пока Карлос выйдет из душа, затем умывается, одевается сам, и еще через десять минут он уже внизу в объятиях отцов.

 

Это его день рождения. Он позволит им обнять себя только сегодня.

 

— Есть подарки? его папа всегда запускает эту шутку каждый год. Его никогда не удается завести.

 

— Нет, — он пытается скрыть хныканье в своем голосе.

 

«Ну, вот один прямо перед тем, как ты пойдешь в школу», — Льюис протягивает ему коробку. Макс моргает, глядя на аккуратную упаковку, пытаясь понять, что это такое. Если его папа не волшебник, они не смогут втиснуть сюда новую хоккейную клюшку или новую форму.

 

«Макс открывает подарки?» Чарльз вбегает в комнату; любить чей-то день рождения, даже если это не его собственный.

 

— Да, Чар, — Себ целует его в голову.

 

Макс усмехается, когда Лэндо входит в комнату и падает на задницу у подножия стола. На секунду Макс отбрасывает свой подарок, наклоняется, чтобы поприветствовать его и поставить на ноги.

 

— Привет, Лэнди, — шепчет он так тихо, что никто, кроме его младшего брата, не слышит. «Твоему лучшему старшему брату сегодня исполняется четырнадцать!»

 

— Ой, — раздается голос Карлоса — притворно суровый. «Я лучший, лучший старший брат».

 

Макс оборачивается и смотрит на него. «Его мой день рождения! Я!»

 

Карлос, кажется, уступает. — Хорошо, но только сегодня. Поторопись и открой свой подарок, я умираю с голоду».

 

Смущенно Макс встает, понимая, что все ждали, пока он развернет свой подарок. Он подавляет желание пискнуть «извините!» и вместо этого рвет оберточную бумагу, пока…

 

Его челюсть отвисает. «Новый GenPhone?»

 

Рот Чарльза тоже широко раскрывается. «Он получает что?!»

 

Папа усмехается и обнимает его за плечо. «Мы знали, что ваш старый телефон не работает должным образом, и, видя, как вы хорошо себя чувствуете, мы хотели подарить вам что-то, что, как мы знали, вам действительно понравится».

 

Макс чувствует, как его удивление превращается в мягкую любовь.

 

— Спасибо, папа, — изумленно бормочет он, прежде чем посмотреть на Льюиса. «Спасибо папа.»

 

«Он твой, пока ты о нем заботишься», — мягко упрекает его папа, и Макс кивает. Этот телефон был выпущен только в прошлом месяце — он самый популярный на рынке. Кроме того, он один из самых дорогих… ему придется хорошо за ним ухаживать.

 

«Остальные подарки вы можете получить после того, как мы поужинаем», — хлопает в ладоши Льюис.

 

Макс видит, как Чарльз расслабляется — зная его, он еще не купил подарок и после школы побежит в супермаркет.

 

«Куда мы едем?» — спрашивает Карлос, уже откусывая яблоко. Он должен быть голоден сегодня.

 

Все поворачиваются к нему. Гамильтоны-Феттели не могут идти туда, куда хотят, даже после стольких лет. С выходом фотографий Лэндо Макс знает, что пресса хочет, чтобы обновленное «семейное фото» попало на первую полосу и принесло подлому фотографу несколько сотен баксов. Таким образом, благодаря связям его отцов есть избранные варианты изысканной кухни, в которые они могут пойти без каких-либо камер или даже шпионажа через окно.

 

«Я хочу пойти в греческое место», — решает он. Вариант четвертый из шести. Он поехал туда и на свой двенадцатый день рождения.

 

— Я забронирую, — улыбается ему отец. Макс улыбается в ответ.

 

Он надеется, что сегодня будет его лучший день рождения.

Джордж болеет.

 

Конечно, другой не послал ему сообщение, чтобы сказать это, он услышал это от одной из девочек, Сэди, когда спросил о пропаже мальчика. Он вздыхает, когда его учитель математики начинает урок. Возможно, сегодня все будет не так хорошо. Джордж — его единственный друг на всем его уровне года, и они даже не обменялись номерами телефонов.

 

При этой отрезвляющей мысли он решает отвлечься, доставая свой новенький телефон. Он должен проявить ответственность и пойти купить защитный чехол, но ему нравится его хлипкий оранжевый. Это напоминает ему цвета его старой хоккейной команды — форму, которую он впервые надел, когда влюбился в кого-то, кто действительно любил его. Более того, это напоминает ему Лэндо.

 

«Макс!» зов его имени заставляет его откинуться на спинку стула. «Никаких телефонов в классе».

 

— Извините, сэр, — он засовывает его обратно в карман, ненавидя то, как жалко это звучит.

 

Сейчас ему четырнадцать. В следующем году ему будет столько же, сколько Карлосу сейчас. Ему нужно перестать быть слабым. Ему нужно повзрослеть.

 

Ему нужно завести настоящего друга.

 

Папа и папа посмотрели на него с чем-то вроде жалости в глазах, когда Макс сказал им, что не хочет никого приглашать на вечеринку.

 

— Никто из твоей хоккейной команды? – спросил папа. Макс сжал кулаки от того, насколько легким был его голос.

 

«Нет. Только вы, ребята».

 

Вот так уже третий год подряд Максу приходится ввязываться в большие увлечения. взрослый ресторан, а не прыгать по надувному замку, как Чарльз в прошлом году.

 

Хотя он не возражал. Но на уроке психологии, который стал его наименее любимым — даже хуже, чем испанский, — его учитель прочитал страницу о «социальном развитии подростков». друзья.» Макс догадывается, что он исключение из этого правила.

 

Иногда он не совсем понимает, почему люди его не любят.

 

Затем, когда он хрипит — его щеки покраснели, а Карлос похлопывает его по спине после сцены на хоккейной тренировке в обеденный перерыв, он понимает, почему.

 

— Давай, Макси, — пытается Карлос, и Макс пытается сделать глубокий вдох, чтобы успокоить свое сердце, которое бьется так быстро, как будто он все еще убегает с поля. «Не волнуйся об этом, ладно? Это твой день рождения — подумай обо всех подарках, которые ты получишь, когда мы будем дома».

 

Макс чувствует, как щиплет глаза. Он отталкивает эту слабость. Он уже заставил своего старшего брата перестать проводить время со своей глупой девушкой, чтобы спасти его, хотя он и не просил его об этом. Он не может позволить Карлосу увидеть, как он тоже плачет.

 

Большие мальчики не плачут.

 

Он не думает, что хоть раз видел, как Карлос плачет.

 

— Я в порядке, — выдавливает он, вставая. — Я просто… разозлился…

 

— Еще раз, — заканчивает за него предложение Карлос.

 

Макс сокрушенно кивает, теперь его слепая ярость испарилась, а стыд и унижение остались кипеть. Все вокруг овала видели, как он это делал — кричал на полузащитника за то, что он просто стоял и ничего не делал. Все видели, как он чуть не врезался в одного из них, когда они закатили глаза и сказали: ты никогда не отдыхаешь?

 

Нет, это не так. У него нет времени. Ему нужно много работать, ему нужно быть лучшим.

 

«Я не скажу папе», — предлагает Карлос, и Макс заставляет свои руки прекратить их яростное дрожание. — Потому что это испортит ужин.

 

— И… — голос Макса охрип от криков. «А завтра?»

 

Карлос смотрит в сторону. «Не знаю, Макси. Ты должен… разобраться с этим.

 

Его пальцы все еще дрожат. Он сжимает его в кулаки, чтобы они остановились — отрезанные, словно сердце внезапно умирает.

 

«Я знаю.»

 

Карлос стряхивает грязь с колен. Макс помнит, как это впервые произошло несколько месяцев назад — Карлос прибежал, как будто думал, что Макс ранен или умирает. Теперь темные глаза его брата — просто жалкое признание.

 

Он не думает, что Макс когда-нибудь изменится.

 

Макс знает, что ему нужно, но это так жесткий . Он просто злится — никто так не старается, как он, они проигрывают его игра, даже если «просто практика» это все еще важно — и тогда он отключается.

 

Он втягивает воздух. Может быть, как папа.

 

Он проглатывает эту мысль, глядя, как он уходит, обратно на другую сторону овала, обратно к своей «поддерживающей сети друзей» и новой девушке. У них есть пакеты с фаст-фудом вокруг них. Когда он будет в десятом классе, он тоже сможет выходить за пределы школы на перемены. Он мог бы посидеть где-нибудь, где не пахнет химикатами, может быть, в солнечном зеленом парке было бы неплохо. Может быть, там даже было бы поле, и он мог бы тренировать свои удары, не выглядя при этом неудачником — не застряв в одиночестве посреди овала — без того, чтобы люди с друзьями шептались о нем.

 

Он не уверен, сможет ли он подождать два года.

 

Он должен стать лучше. Более зрелым.

 

Как Карлос.

 

Ему просто нужно больше работать.

Они аплодируют, когда он задувает все свечи на своем торте, кроме одной, позволяя Лэндо изо всех сил стараться подражать ему, и, чтобы младший не начал плакать, когда понимает, что не может, Макс задувает свечу за него — рассчитывая время. совершенно так, что младший думает, что он сделал это сам.

 

— Молодец, Лэндо, — отец гладит малыша по животу, оценивающе глядя на него. — У тебя такой замечательный старший брат, не так ли?

 

Лэндо хихикает, протягивая крошечную руку, чтобы украсть немного клубничной глазури, что ему удается.

 

Себ говорит «Вау!» и пытается прикрыть торт, но Макса почти не волнует, как он выглядит — он знает, что его папы снова купили клубнику и ваниль, и он счастлив, потому что это лучший вкус.

 

После того, как они съедят торт (Чарльз отрезает самый большой кусок, чего Макс действительно не должен ему позволять, потому что он сойдет с ума еще больше, чем обычно, со всем этим сахаром, но он не может принести его в себя, чтобы заботиться о нем — он съел много вкусной греческой еды в ресторане) они собираются в круг перед камином.

 

«Настоящее время!» Чарльз радуется, что не может усидеть на месте (глазурь уже поразила его).

 

— Ага, — смеется папа, нежно уговаривая десятилетнего мальчика вернуться к себе на колени. «Пусть Макс сначала выберет, что ему нужно».

 

Он смотрит на груду подарков, ожидающих его. Самый плохо завернутый — от Чарльза. Те, что в синей бумаге, от его родителей (тот, что с возмутительно большой наклейкой «С Днем Рождения», должно быть, от Лэндо, потому что он оранжевый).

 

Красный должен быть от Карлоса. Он посылает ему легкую улыбку, вспоминая их почти рутинное фиаско за обедом, и принимает это первым.

 

Это наушники — проводные, потому что Макс ненавидит Bluetooth — основной подарок, который ему всегда нужен, потому что он всегда теряет или ломает свои. Но эти лучше марки, чем его обычные — и такого же цвета, как его глаза, как его рубашка.

 

— Спасибо, Карлос, — он опускает голову, надеясь, что этот жест покажет, насколько он на самом деле серьезен.

 

«Мой следующий!» Чарльз карабкается вперед; сует ему в руки плохо завернутый подарок, и Макс с нежным смехом берет его.

 

Честно говоря, он уже знает, что это такое. Чарльз делает это каждый год — это их фишка.

 

«Ух ты!» он делает вид, что удивлен. «Именно то, чего я жаждал, спасибо, Чарльз».

 

«Нет проблем», — отвечает его младший брат, выдавливая букву «п» — гордая улыбка на лице.

 

Лимонные щербеты. Его любимый.

 

Мать тоже дарила их ему на день рождения. Тогда это было все, что его семья могла себе позволить.

 

Зевок Лэндо вырывает его из памяти, и папа мягко толкает его локтем. «Возможно, ты захочешь открыть его следующий, прежде чем я уложу его в постель».

 

Макс кивает и берет подарок с наклейкой. У него есть некоторое представление о том, что это такое, поскольку ни один из его даров еще не связан с этим.

 

Его подозрения подтверждаются, как только он открывает подарок внутри.

 

«Думаю, он думал, что это для себя», — усмехается папа, и Лэндо нахально ерзает, его глаза загораются от неонового цвета.

 

— Все в порядке, — напевает Макс, прижимая спортивную майку к телу, гадая, подойдет ли она к его размерам. — Мне нравится, спасибо, Лэндо.

 

Лэндо бормочет, размахивая руками, и от этого сердце Макса разрывается.

 

— Последний, — Себ протягивает ему конверт.

 

Он открывает его, не совсем понимая, чего он ожидает. Подарочный сертификат? Билеты на шоу? Вместо этого он находит в своей поздравительной открытке холодные наличные деньги.

 

Он никогда раньше не получал денег.

 

Он смотрит на своего папу.

 

— Мы думали, что ты уже достаточно взрослый, чтобы тратить эти деньги как хочешь, — тепло говорит Себастьян. — Используй его с пользой, хорошо?

 

Он сжимает записки в руках так, будто боится, что они передумают — попросят вернуть — и просто купят ему хоккейные ворота или клюшку. «Да спасибо.»

 

Некоторые люди могут подумать, что давать деньги небрежно, без глубокого размышления — это попытка в последнюю минуту вообще что-нибудь подарить. Но для Макса это означает, что они считают его ответственным, думают, что он вырос.

 

Его семья доверяет ему.

 

Он кладет их обратно на карту, обещая, что потратит их с умом.

 

И после нескольких объятий и поцелуев Макс снова в своей постели — день рождения закончился.

 

Он проверяет свой прикроватный столик, где лежали нетронутыми сто банкнот. Они его.

 

Он засыпает под мелодии дня рождения, звучащие в его голове, пока он не заснет.

Макс задыхается, наблюдая, как противник забивает еще один гол, ненавидя крики аплодисментов с правой стороны поля. Он сжимает хоккейную клюшку, горькая ненависть течет по его венам, застывая в сердце.

 

Ебать.

 

Они проигрывают.

 

Он проигрыш.

 

Это грандиозный финал.

 

Его чемпионство ускользает сквозь пальцы.

 

Трофей еще никогда не казался таким близким, но и таким далеким.

 

Вытирая рукой взлохмаченные волосы, скользкие от пота, он возвращается в исходное положение, даже не оглянувшись ни на своих товарищей по команде, ни на своих соперников, ни на свою семью, наблюдающих за ним слева.

 

Несмотря на то, что это была домашняя игра, все они приехали сюда, чтобы посмотреть, как он играет.

 

Он не может их подвести. Он не может так опозориться.

 

Проигрыш — это слабость. Слабо быть молодым. Сейчас он должен быть подростком — ему четырнадцать, а не каким-то плаксивым ребенком, который не может забить гол.

 

Но баллы не врут. Через 30 минут у его команды большой жирный ноль.

 

Свисток дует. Спектакль снова идет. Какой-то мальчишка в ярко-желтом получает шайбу. Макс сужает глаза и изо всех сил врезается в него, отбрасывая долговязого идиота на траву.

 

Снова гудит свисток. Макс фыркает на судью, вонзая клюшку в грязь.

 

Желтая карточка. Предупреждение.

 

Он не может снова облажаться, иначе он выбывает.

 

— Давай, Макси, — слышит он крик папы. Макс не оглядывается.

 

Он не может позволить себе отвлекаться. Он должен победить.

 

Снова звучит свисток. Его левый нападающий отбирает шайбу у другого игрока, и Макс кричит.

 

«Я открыт!»

 

Шайба попадает прямо в основание его клюшки. Идеальный пас.

 

Итак, Макс бежит так, как никогда раньше.

 

Одна нога бежит впереди другой, взгляд направлен на свистящую внизу шайбу так быстро, как молния, когда она летит зигзагом через мастерски отработанные навесы. Все эти часы, проведенные на заднем дворе, бьющиеся об стену. Все эти школьные хоккейные игры, на которых он уходит — гнев и унижение окрашивают его щеки в уродливый багровый оттенок.

 

Все эти обеды, проведенные в одиночестве — школьный изгой — никто не хочет быть рядом с ним на случай, если он сломается.

 

Все это время он напоминал себе об отце.

 

Все это привело к этому.

 

Он уворачивается от защитника, кружится вокруг другого, втягивает воздух и замахивается, идеальный удар с гулким ударом. ‘трескаться!’ и-

 

Он скучает.

 

Это был открытый удар – вратарь отвлекся, ворота тут же, всего в десяти шагах.

 

И, все еще , он скучает.

 

«Ебать!» — кричит он, ярость затуманивает его зрение. Судья хлопает его по плечу, и Макс даже не может разобрать слова предупреждения, которые он, должно быть, произносит, потому что он просто не слышит, и он просто не может справиться с этим прямо сейчас…

 

«Я понял!» у него сильный акцент, когда он спорит с мужчиной средних лет. “ Дерьмо!»

 

И тут свисток прозвучит не один, а два раза.

 

И цвет маленькой карточки, которую мужчина держит высоко над головой, того же цвета, что и щеки Макса, того же цвета, что и его кровь, того же цвета, что и его гнев.

 

Красный.

 

Его выгнали из игры.

 

Этот тупой гребаный член судьи сидящий на скамейке ему.

 

«Аргх!» звук исходит из глубины его груди, и он сжимает дерево в руках с таким презрением, что чувствует, как щепки вонзаются в швы его кожи. “ бля дерьмо!»

 

«Вне поля, малыш», — выдерживает его взгляд судья. «Сейчас.»

 

— Придурок, — бросается он мимо старика, только сейчас осознав, что его клюшка сломана пополам.

 

И точно так же, как школьные хоккейные тренировки, он уходит с поля с миллионом оценивающих взглядов на его спине.

 

И пять потерянных на вид спереди.

 

Он вращается прочь от своей семьи и к своему тренеру.

 

«Это дерьмо было несправедливо!» он плюется, игра продолжается без него.

 

— Раздевалка, — мужчина даже глаз не отводит от матча. — Ты достаточно смутил нас всех сегодня.

 

Он отбрасывает сломанную клюшку в сторону, не желая напоминать себе о своей самой большой потере. И, схватив с трибуны свою бутылку с водой, он идет к зданию с такой яростью, какой никогда в жизни не ощущал.

 

— Макс, — позади него раздается знакомый голос.

 

— Не сейчас, Карлос, — огрызается он, отказываясь оборачиваться.

 

«Макс,» это снова его имя, но на этот раз произнесенное другим человеком.

 

Он зажмуривает глаза. Глубокие вдохи. В и из, в и из-

 

— Мне нужно переодеться, папа.

 

— Нет, Макс, посмотри на меня, — твердая рука лежит на его плече. Макс отшатывается.

 

«Нет! Я переодеваюсь…

 

— Просто сначала поговори со мной…

 

«Нет!» он оборачивается, все его тело чувствует, что вот-вот взорвется. «Оставь меня в покое!»

 

Он видит, как лицо отца хмурится. Себ злится. Себ обычно не злится.

 

Макс сильно облажался.

 

Его мать однажды сказала ему, что «все, что делает Ферстаппен, это толкает, толкает, толкает, пока что-нибудь не сломается».

 

Папа протягивает руку — то ли ругает, то ли пытается утешить, но Максу все равно.

 

Поэтому он сжимает кулаки в открытые, кровоточащие ладони, протягивает руки и толкает.

 

Как будто все идет в замедленном темпе, так отличается от того, как все казалось слишком быстрым раньше.

 

И он наблюдает, как мужчина, которого он любит больше всего, падает на пол.

 

Из-за него.

 

На мгновение они оба парализованы. Глаза его папы теперь широко раскрыты, а не сужены и тверды, как раньше. Макс чувствует, как его собственное лицо тоже становится шокированным, все его тело обмякает.

 

Он толкнул. На этот раз слишком далеко.

 

И прежде чем мужчина успевает произнести хотя бы слово — его лицо потрясено, а рот — в «о», прежде чем Макс увидит, как мужчина отступает, — он увидит ущерб, который он причинил, и убежит.

 

Находясь в раздевалке, он прижимается к металлической двери, хватая ртом воздух, который не поступает. Он сжимает дрожащую руку в кулак и бьет им себя в грудь.

 

Один раз. Ничего. Дважды. Еще ничего. Три раза. Почему он не может дышать?

 

«Макс!?» это снова Карлос, стучится в дверь. Беспокойство и разочарование прошлого ушли. Теперь он просто звучит в ярости.

 

Макс быстро поднимает руку и переключает дверь на «закрыто».

 

Слезы, которые скопились в его глазах, текут по его щекам. Некоторые входят в его разинутый рот, и он выплевывает их, сердито потирая кулаком лицо. Звучит так, будто кто-то умирает — задыхается, но единственный человек здесь — это он сам.

 

Ему нужно переодеться. На его белой майке есть малиновое пятно на рукаве.

 

Еще один взрыв. «Открой — открой бля дверь, Макс!

 

«F-Fuck выключенный Карлос!»

 

Они никогда не ругались. Даже друг перед другом, когда шутят, или когда Дэниел закончил и ругается бурей, когда Макс ждет с ними, чтобы забрать их возле школы. Они никогда не делали этого друг с другом.

 

Макс никогда не подталкивал их к чему-то подобному.

 

Он рыдает, ему требуется несколько бессвязных мгновений, чтобы понять. Все кажется слишком горячим, и он срывает с себя рубашку, бросая ее рядом с одной из сумок товарища по команде. Все еще лежа на земле, он издает еще один крик, услышав низкое приглушенное бормотание снаружи. Должно быть, это Льюис.

 

Он слушает, как шаги стихают.

 

Он один.

 

Он ненавидит одиночество.

 

Но это он заслужил.

 

Он не знает, сколько времени прошло, пока его телефон с мелодией по умолчанию не зазвонил. Поковыляв к своей сумке, он вытаскивает ее, глядя на идентификатор вызывающего абонента.

 

Чарльз.

 

Он отклоняет его в три нажатия дрожащим пальцем, несмотря на то, что ему нужен только один.

 

Потом снова начинается.

 

Как, черт возьми, он отключает звук ?

 

Он издает новый звук. На экране появляется сообщение от его отца. Макс пытается удерживать кнопку питания, как он делал это на своем старом телефоне, чтобы заглушить весь шум, но вместо этого телефон просто ревет громче.

 

Глупый, черт возьми! Выключи, выключи, выключи-!

 

Это не так. Эти куранты и звон становятся все громче и громче и громче пока-

 

«Ебать!»

 

Через мгновение телефон оказывается в другом конце комнаты. Он слышит треск, и больше ничего.

 

Он смотрит на устройство, невинно лежащее на полу, и когда он понимает, что он сделал, он бросается к нему и поднимает его-

 

Нет нет нет, он слышит, как его мольбы занимают комнату, и изучает экран, ожидая, когда он включится.

 

«Пожалуйста , нет нет нет-»

 

Включается, все нормально. Экран не разбит.

 

Но когда он переворачивает телефон, то видит крошечную вмятину в камере — что-то маленькое, но необратимое и бесспорно есть.

 

Пальцы все еще чертовски дрожит он открывает приложение камеры. На дисплее проходит тонкая фиолетовая линия, едва заметная, но, тем не менее, она есть. Он выходит из него быстро и очередь идет. Он фотографирует пол, и, конечно же, он снова здесь.

 

Откинувшись на скамью, он испускает прерывистый, протяжный вздох.

 

Он испортил свой подарок на день рождения. Он физически причинил папе боль.

 

Он такой ужасный сын.

 

Он такой же, как его отец.

 

Его телефон снова звонит. На этот раз он отвечает.

 

«…Папа?» — спрашивает он, надеясь, что мужчина не слышит его слез. На самом деле, может быть, он и плачет, потому что, хотя плакать и по-детски, он может выражать глубокое сожаление обо всем, что он сделал.

 

«Мы ждем тебя в машине», — говорит Льюис, и, несмотря на то, что это телефонный звонок, он уже может представить огромное разочарование на лице своего отца.

 

«Хорошо.»

 

Он прижимает телефон к уху и, когда раздается гудок, судорожно выдыхает.

 

Лениво переодевшись, схватив испачканную майку и запихнув ее на дно сумки, он ждет у двери, готовый встретить свою судьбу, прежде чем открыть ее.

 

Ему нужно стать зрелым — самым зрелым, каким он когда-либо был, — и столкнуться лицом к лицу с последствиями своих действий, какими бы ужасными они ни были.

 

Пришло время встретиться с музыкой.

 

Что печальные струны играли в предчувствии гармонии; в беспорядок, который он сделал, в одном единственном действии — один толчок слишком далеко, он создал.

 

 

 

Книга Юбилеев Глава 10

1 И в третью неделю этого юбилея нечистые демоны начал вводить в заблуждение сыновей сыновей Ноя и вводить в заблуждение и уничтожить их.

2 И пришли сыновья Ноя к Ною, отцу своему, и они рассказал ему о демонах, которые вводили в заблуждение, ослепляли и убивая сыновей своих сыновей.

3 И помолился он пред ЯХВЕ своим Верховным Правителем и сказал:
‘ЯХВЕ духов всякой плоти, оказавших мне милость
И спасших меня и сыновей моих от вод потопа,
И не погубил меня, как Ты сделал сынов погибели;
Ибо Твое бесплатное незаслуженное прощение было велико ко мне,
И велика была Твоя милость к моей душе;
Да пребудет Твоё безвозмездное незаслуженное помилование над сыновьями моими,
И да не владычествуют над ними злые духи
Да не истребит их с лица земли.

4 Но благослови меня и моих сыновей, чтобы мы могли размножаться и Размножайтесь и наполняйте землю.

5 И Ты знаешь, как Твои Наблюдатели, отцы этих духи, действовали в мое время: а что касается этих живых духов, заключайте в тюрьму их и крепко держите их на месте осуждения, и пусть они не приносят гибель на сыновьях раба твоего, мой Суверен Владыка; ибо это злонамерен и создан для того, чтобы разрушать.

6 И пусть они не властвуют над духами живых; для Только вы можете властвовать над ними. И пусть они не имеют власти над сыновья праведных отныне и до века».

7 И повелел нам ЯХВЕ, Владыка наш, связать всех.

8 И пришел глава духов Мастема и сказал: «ЯХВЕ, Творец, пусть некоторые из них останутся предо мною, и пусть они слушают мою голос, и делай все, что я скажу им; ибо если некоторых из них не останется мне, я не смогу применить силу моей воли к сыновьям человеческим; ибо они к разврату и заблуждению перед судом Моим, ибо велика нечестие сынов человеческих».

9 И Он сказал: Пусть десятая часть их останется перед ним, и пусть девять частей сойдут в место осуждения».

10 И одному из нас Он повелел, чтобы мы учили Ноя всему их лекарства; ибо Он знал, что они не будут ходить в праведности и подвизаться в праведности.

11 И сделали мы по всем словам Его: все злые злых мы связали в месте осуждения и десятую часть их оставили чтобы они могли быть подчинены сатане на земле.

12 И мы объяснили Ною все лекарства их болезней вместе с их обольщениями, как он может исцелить их травами Земля.

13 И Ной записал все в книгу, как мы велели ему о всяком лекарстве. Таким образом злые духи были исключены из (обижают) сыновей Ноя.

14 И он отдал все, что он написал Симу, своему старшему сын; ибо он любил его чрезвычайно больше всех своих сыновей.

15 И почил Ной с отцами своими, и был погребен на горе Любар в земле Араратской.

16 Девятьсот пятьдесят лет он исполнил в своей жизни, девятнадцать юбилеев и две недели и пять лет. [16:59 A.M.]

17 И в своей жизни на земле он превзошел детей человеческих спаси Еноха за праведность, в которой он был совершенен. Для Еноха должность была назначена для свидетельства поколениям мира, чтобы он должны перечислять все дела поколения в поколение, до Дня Суждение.

18 И в тридцатый юбилей, в первый год во вторую неделю Фалег взял себе жену, по имени Ломна дочь Синаара, и она родила ему сына в четвертый год этой седмины, и он назвал свое имя Реу; ибо он сказал: «Вот, дети человеческие стали зло из-за нечестивой цели построить себе город и башню в земля Шинар».

19 Ибо они вышли из земли Араратской на восток в Шинар; ибо в его дни построили город и башню, говоря: пойди, пусть мы вознесемся таким образом на небеса.

20 И начали строить, и в четвертую неделю сделали кирпича огнем, и кирпичи служили им камнем, и глина, с которой они скрепили их вместе, был асфальт, который выходит из моря, а из источники вод в земле Сеннаар.

21 И строили его: сорок три года [1645-1688 A.M.] строили ли они его; ширина его была 203 кирпича, а высота (кирпича) был третьим из одного; высота его составляла 5433 локтя и 2 ладони, а протяженность одной стены была) тринадцать стадий (и остальных тридцати стадий).

22 И сказал нам ЯХВЕ, Владыка наш, Владыка: вот, они один народ, и (это) они начинают делать, и теперь ничего не будет удержано от них. Пойди, сойдем и смешаем язык их, чтобы они не понимать речь друг друга, и они могут рассеяться по городам и народов, и не будет более одного намерения у них до Дня Суд.

23 И сошел ЯХВЕ, и мы с Ним спустились посмотреть город и башню, которую построили сыны человеческие.

24 И смешал язык их, и они уже не понимали речь друг друга, и тогда они перестали строить город и башня.

25 По этой причине вся земля Сеннаар называется Вавилоном, потому что там смешал ЯХВЕ весь язык сынов человеческих, и оттуда они рассеялись в свои города, каждый по своему язык и его нация.

26 И послал ЯХВЕ сильный ветер на башню и низверг его на землю, и вот, он был между Ассуром и Вавилоном в землю Сеннаар, и нарекли ей имя «Низвержение».

27 На четвертой неделе первого года [1688 утра] в начало его в тридцатый четвертый юбилей, когда они рассеялись от земля Сеннаар.

28 И пошел Хам и сыновья его в землю, которую он должен был оккупировать, которую он приобрел как свою долю в земле юга.

29 И увидел Ханаан землю Ливанскую до реки Египетской, что это было очень хорошо, и он не пошел в землю своего удела к к западу (то есть) от моря, и поселился в земле Ливанской, к востоку и к западу от границы Иордании и от границы моря.

30 И Хам, его отец, и Хуш и Мицраим, его братья сказал ему: «Ты поселился в земле, которая не твоя и которая не выпадает нам по жребию: не делай этого; ибо если ты так поступишь, то и ты и твои сыновья упадут на землю и (будут) прокляты из-за мятежа; ибо к мятежу у вас есть поселятся, и от мятежа падут дети ваши, и вы будете искоренены навсегда.