Как читать роман «Дар» • Расшифровка эпизода • Arzamas
У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.
КурсМир Владимира НабоковаАудиолекцииМатериалыЧем Набоков похож на своего героя, за что судьба мстит Чернышевскому и почему герой — то «я», то «он», то «мы»
Автор Александр Долинин
Теперь мы обратимся к последнему русскому роману Набокова — «Дару», самому длинному и, может быть, самому лучшему его русскому тексту. Набоков работал над ним дольше всего. Он начал собирать материал для биографии Чернышевского, которая вошла в этот роман, в 1933 году, а закончил писать роман в конце 1937 года. Уже в Америке, когда готовился к печати английский перевод романа, Набоков снабдил его предисловием, в котором писал, процитирую перевод Георгия Ахилловича Левинтона: «Я жил в Берлине с 1922 года, то есть одновременно с молодым героем этой книги, но ни это обстоятельство, ни кое-какие общие наши интересы, как, например, литература и лепидоптера, не дают никаких оснований воскликнуть „ага!“ и уравнять рисовальщика и его рисунок.
Конечно, Набоков лукавит, когда говорит о своем глубинном отличии от героя, и протестует, чтобы «Дар» читали в ключе автобиографии. Конечно, внешние обстоятельства жизни Набокова не совпадают с обстоятельствами его героя. Конечно, он не ухаживал за Зиной Мерц, а ухаживал за Верой Слоним. Конечно, его отец был не исследователем Центральной Азии, а видным политиком, одним из лидеров кадетской партии. Все это так, но гибель отца Набокова и гибель отца Годунова-Чердынцева — это события в равной степени важные и для героя, и для его создателя. Автобиографизм — это не совпадение каких-то внешних обстоятельств, а внутреннее тождество (или, во всяком случае, внутренние переклички) между тем, что испытал и пережил Набоков, и тем, что испытывает и переживает его герой.
Действие романа охватывает три года в жизни Годунова-Чердынцева, молодого русского эмигранта, поэта и писателя. Можно даже сказать точно: действие начинается 1 апреля 1926 года, в День дураков, и заканчивается в июне 1929 года. За это время в жизни Годунова-Чердынцева внешне происходит не так много событий: он меняет комнату, переезжает из одной квартиры на другую; он встречает свою будущую музу и невесту Зину Мерц, ухаживает за ней, — собственно говоря, это и есть все события романа, а все остальное время он посвящает себя литературе. И три года его жизни — это не столько годы его становления как человека, сколько годы его становления как писателя.
В том же предисловии Набоков, описывая структуру романа (в котором пять глав), замечает: «Его героиня не Зина, а Русская Литература. Сюжет первой главы сосредоточен вокруг стихов Федора. Глава вторая — это рывок к Пушкину в литературном развитии Федора и его попытка описать отцовские зоологические экспедиции.
Третья глава сдвигается к Гоголю, но подлинная ее ось — это любовные стихи, посвященные Зине. Книга Федора о Чернышевском, спираль внутри сонета, берет на себя главу четвертую». Собственно, главу четвертую и занимает эта книга довольно большого объема, полностью, от начала до конца. А «последняя глава сплетает все предшествующие темы и намечает контуры книги, которую Федор мечтает когда-нибудь написать, то есть „Дара“». И заканчивается этот абзац предисловия единственной фразой, в которой речь идет не о литературном развитии героя, а, собственно, о романных событиях: «Интересно, как далеко воображение читателя последует за молодыми влюбленными после того, как автор отпускает их на волю». Речь идет о самом финале романа, когда влюбленные герои бредут после ужина в летнем ресторане в квартиру, из которой уехали родители Зины, чтобы провести там свою первую ночь вместе, — и не знают (а внимательный читатель знает), что у них нет ключей от квартиры и (уже за пределами романа) они окажутся у запертой двери.
Но все главы описаны с точки зрения литературного развития Федора, не с точки зрения его жизни. То есть, как и в «Приглашении на казнь», мы имеем дело с двумя ипостасями одного и того же героя — писателя-эмигранта, как и сам Набоков. С одной стороны, это внешний человек, который бродит по улицам Берлина, ест пирожки, сидит в сквере и читает, идет в обувной магазин и покупает тесные ботинки, идет в табачную лавку, чтобы купить папиросы, ходит на литературные собрания и так далее — однако эти внешние события (и даже его прогулки с Зиной!) не так важны, как литературные метаморфозы, которые он претерпевает.
Как и в «Приглашении на казнь», Набоков включает в «Дар» образцы того, что пишет герой, но в значительно большем объеме. Вставные тексты, сочиняемые на наших глазах Федором, составляют более трети романа, почти половину. Они относятся к разным жанрам, потому что Федор начинает свое восхождение к литературному олимпу молодым поэтом, а заканчивает молодым прозаиком.
Так что в роман включаются образцы его сочинений самых разных жанров — от лирических стихотворений (в первой главе романа выходит его первая книга) до философских афоризмов, до мемуаров, до документально-художественного жизнеописания (во второй главе он пишет книгу о своем отце, прославленном путешественнике, который оставил прекрасные описания своих азиатских экспедиций). И это не только разные жанры — это еще и разные стадии творческого процесса. Это и стихи, которые складываются в сознании, но еще окончательно не оформляются; это может быть черновик, это может быть целая опубликованная книга, и даже это может быть какой-то рассказ, который непонятно когда и кем был написан, — вставную новеллу в первой главе, повествующую о несчастной судьбе молодого поэта-эмигранта Яши Чернышевского, покончившего жизнь самоубийством, Набоков печатал как отдельную новеллу под названием «Треугольник в круге». Предваряя эту новеллу, рассказчик говорит, что она в свое время не была написана, — а дальше она дается полностью; то есть это как бы текст, сочиненный Годуновым-Чердынцевым (или за Годунова-Чердынцева) за временными пределами романа, в некоем будущем.
Кроме того, Набоков показывает, как тот или иной текст Годунова-Чердынцева воспринимается его читателями, критиками, а также самим Федором a posteriori — после публикации, когда он сам становится своим критиком. Так, в первой главе он читает свою только что вышедшую первую книгу — «Стихотворения». А в пятой главе полностью приводятся рецензии на его жизнеописание Чернышевского, которые потом обсуждаются в воображаемом разговоре главного героя с эмигрантским поэтом Кончеевым, чье мнение Годунов-Чердынцев высоко ценит; этот воображаемый разговор на самом деле то, как Федор Годунов-Чердынцев представляет себе восприятие собственной книги идеальным читателем, который понимает замысел Годунова-Чердынцева абсолютно правильно и точно.
Кроме всего этого, в роман включаются еще и пародии. Например, в первой главе появляется некий смешной персонаж — прибалтийский немец по фамилии Буш. Тогда эта фамилия ассоциировалась не с президентами Соединенных Штатов, а с цирком, потому что знаменитый цирк Буша в Берлине все знали, — и с ним связана пародия на символистскую драму, а также на Андрея Белого и на его позднюю метрическую прозу, которую Набоков называет «капустным гекзаметром».
Недавно я нашел в архиве фрагменты лекции Набокова об Андрее Белом и о русском символизме, где Набоков четко объясняет американским студентам, что поздняя проза Белого плоха и неудобочитаема (он сравнивает ее с «Поминками по Финнегану» Джойса), — а вот ранняя проза Белого, и конкретнее роман «Петербург», — это гениально (Набоков сравнивает его с «Улиссом»). В пятой главе есть и пародия на ультрасовременную советскую монтажную прозу — фрагмент из романа «Седина» писателя Ширина, который пишет в стиле Эренбурга или Шкловского, — причем это писатель незрячий, то есть художник, который не видит мир, в котором живет. Есть пародии и на критиков Набокова, на его литературных противников. Один из персонажей романа — парижский литератор, который поэтому не появляется собственной персоной в кругу литераторов Берлина, — пишет под псевдонимом Христофор Мортус (Мортус — значит, связанный со смертью, а Христофор — богоносец). Так Набоков пародирует статьи Георгия Адамовича, который критически относился к литературному дебюту Набокова и ставил под сомнение его талант.
Итак, «Дар», за счет всех этих вставных текстов, включая пародии, представляет собой микрокосм русской культуры 1920–30-х годов — в первую очередь, конечно, эмигрантской, хотя фон советской литературы в нем тоже просматривается. То есть по составу роман очень сложен.
Этому прихотливому составу романа соответствует его сложная повествовательная структура.
Дело в том, что рассказ в «Даре» попеременно ведется то от первого лица, то от третьего лица, причем в обоих случаях и «я», и «он» — это Федор Годунов-Чердынцев: иногда он субъект, а иногда — объект повествования. Причем эти точки зрения, «я» и «он», часто и неожиданно изменяются в пределах одного абзаца, а то и одной фразы. Происходит что-то вроде зума на кино- или фотокамере: мы то отдаляемся, внутренняя точка зрения незаметно переходит во внешнюю и обратно. Это опять-таки связано с существованием как бы двух разных героев (или разных ипостасей одного героя) — но здесь, в отличие от «Приглашения на казнь», они еще разведены во времени. Можно подумать, что «я» Федора Годунова-Чердынцева находится в рассказываемом времени, то есть в 1926–1929 годах. Это «я» живет, действует, думает, мыслит внутри этого времени. А когда про Годунова-Чердынцева говорят «он», то, вероятно, неизвестное «я», которое это говорит, находится за этими временными пределами романа. Можно предположить, что это говорит повзрослевший, будущий Годунов-Чердынцев, который оглядывается назад на свое прошлое.
Но весь фокус состоит в том, что мы не знаем на самом деле, кто этот писатель, который пишет о себе как о Годунове-Чердынцеве. Ведь в конце романа Годунов-Чердынцев сам обещает Зине, что, когда он станет писать автобиографический роман (то есть, по Набокову, сам «Дар»), он все так перемешает, пережует, изменит, что никто ничего не узнает — не узнает ни его, ни Зину, ни их знакомых. Так что если мы читаем измененную жизнь Федора Годунова-Чердынцева, то мы не знаем ничего о том, что на самом деле происходило с тем, кто ее написал. Если мы читаем правду о том, как жил Годунов-Чердынцев, как если бы он был реальным персонажем, то тогда непонятно, кто пишет его жизнь из-за пределов, из-за тех временных рамок романа, — тогда мы должны предположить, что за всем повествованием стоит еще и невидимый автор. Это вообще соответствует той концепции автора как невидимого Бога, который везде присутствует, но нигде не видим, о которой мы говорили в первой лекции. Тогда мы должны постулировать, что этот невидимый автор все-таки присутствует в романе.
И это, кстати, объясняет те немногочисленные, но важные фразы, в которых подлежащим становится не «я» и не «он», а «мы». За «мы» должны стоять как минимум два лица — кто они? Это спорный вопрос, на который исследователи отвечают по-разному.
Вот пример из первой главы, когда Федор Годунов-Чердынцев возвращается домой из гостей: он был у Чернышевских и испытал сильное разочарование, потому что хозяин дома обещал ему показать рецензию на только что вышедший сборник его стихов, а когда Годунов-Чердынцев пришел, весь в ожидании, то хозяин дома посмеялся над ним и сказал: первое апреля. Герой проходит по берлинским улицам, уже поздно, и появляется такая фраза: «Вот, наконец, сквер, где мы ужинали, высокая кирпичная кирка и еще совсем прозрачный тополь, похожий на нервную систему великана, и тут же общественная уборная, похожая на пряничный домик Бабы-яги». Вот это «где мы ужинали» — кто мы? Многие критики решили, что это то, что в теории литературы называется пролепсис, то есть забегание вперед, грубо говоря, отсылка не к происшедшим событиям, а к событиям, которые только должны произойти в будущем, и, соотвественно, что речь идет о финале романа, об ужине Федора Годунова-Чердынцева с Зиной, когда он вместо объяснения в любви объясняет ей замысел своего будущего автобиографического произведения.
Но если мы посмотрим на описание скверов, то мы увидим, что это разные, совершенно разные скверы. В этом сквере нет ресторана, зато есть общественная уборная и «прозрачный тополь», а в конце романа это сквер, в котором нет деревьев, но есть ресторан. Набоков как бы специально нам подчеркивает для внимательных читателей, что это разные скверы и разные ужины. Тогда о каком ужине может идти речь? Только о тех пяти пирожках (как пять глав романа!), которые Годунов-Чердынцев съел по дороге к Чернышевским. Кто тогда «мы»? «Мы» — это может быть автор и его герой; или «мы» — это «я» как повествователь и «он» как мой персонаж. В любом случае «мы» объединяет не двух персонажей внутри романа, потому что Федор Годунов-Чердынцев ел свои пирожки на скамейке в одиночестве.
Это очень важно, потому что, как и в «Приглашении на казнь», здесь чувствуется некая внешняя и высшая сила за тем, что думает и чувствует герой. Собственно, роман этот — не только о русской литературе, как говорил Набоков, а еще об изгнании и роман об уроках, которые должен освоить художник, лишенный родины, живущий в чужом и, в общем, неприятном для него мире.
(Отношение Годунова-Чердынцева к немцам и Германии, которую он называет «Карманией», весьма негативно.) И роман дает ответ на эти вопросы, которые волновали всех эмигрантов первой волны — 1920–30-х годов. Изначально Набоков хотел назвать его еще более коротким словом, чем трехбуквенное «Дар». Он хотел назвать его просто «Да» — «Yes», как в конце романа Джойса «Улисс». Это «да» миру, то есть роман с самого начала мыслился как манифест приятия мира, несмотря на все удары судьбы. Это набоковское «да» в контексте эмигрантской литературной полемики должно было прозвучать как ответ на нигилистические настроения, на отчаяние поэтов и писателей так называемой «Парижской ноты», с которыми враждовал Набоков в союзе со своим старшим другом и единомышленником Ходасевичем. В этом смысле судьба Яши Чернышевского, который приходит к самоубийству, — это антитеза позиции Годунова-Чердынцева, который выбирает приятие мира, несмотря на все трагические потери — потерю родины, отца, читателей и первой возлюбленной, которая осталась в России и погибла.
Изменяя заглавие, Набоков переносит акцент — с метафорики согласия и приятия (хотя эта тема остается) на метафорику дарения, в котором взаимодействуют как минимум два участника — даритель и реципиент, и которое поэтому может быть вообще соотнесено с отношениями между автором художественного текста и его героем, которому тот дарит жизнь. В романе последовательно обыгрываются все тематические коннотации слова «дар» и его производных — от родительских подарков сыну (свои знания Федору Годунову-Чердынцеву дарит его отец — замечательный путешественник и натуралист) до писательского дарования (рост дара Годунова-Чердынцева — это и есть основной сюжет романа) и отождествления жизни и чувственно воспринимаемого мира вообще с «подарками от неизвестного» в пятой главе. Даже поговорка из словаря Даля «Даром и чирей не сядет» реализуется в нескольких эпизодах романа, где прыщи таки садятся и на лицо Годунова-Чердынцева, и на лицо его героя Николая Гавриловича Чернышевского. Представление о жизни как о даре — Бога, небес, природы, некоего высшего и невидимого автора — позволяет герою-эмигранту переживать потери, о которых я уже говорил, и превращать, преобразовывать трагические утраты в нечто позитивное.
Как преобразовывать? Естественно, только через творчество. Один из возможных подтекстов названия романа — кроме, конечно, очевидного пушкинского «дар напрасный, дар случайный», с которым Набоков полемизирует, — это строфа из стихотворения Державина «На смерть князя Мещерского». Это стихотворение по поводу смерти, и тем не менее Державин пишет: «Жизнь есть небес мгновенный дар; / Устрой ее себе к покою, /И с чистою твоей душою / Благословляй судеб удар». То есть даже потеря есть дар судьбы, и его следует благословлять, а не проклинать: не жаловаться, не плакать, не пускать себе пулю в лоб, как Яша Чернышевский, а благословлять и претворять в нечто новое — это позиция Годунова-Чердынцева.
И преобразование потери или компенсация за потерю — это главный сюжетный механизм романа. Неслучайно много раз в «Даре» вспоминают «Капитанскую дочку». Сюжет «Капитанской дочки» тоже строится на дарении, компенсации и вознаграждении: Гринев подарил Пугачеву тулупчик, из которого он все равно вырос, и сколько благодеяний он затем получил в дар и от Пугачева, и от судьбы, и от автора.
Так же и здесь: что бы ни терял Годунов-Чердынцев, это каким-то образом, хитрым или простым, но компенсируется. Приведу пример: в самом начале романа Годунов-Чердынцев заходит в табачную лавку и обнаруживает, что того «русского окончания папирос, которые он предпочтительно курил, тут не держали». Разочарование. Но он ушел бы без всего, пишет Набоков, «не окажись у табачника крапчатого жилета с перламутровыми пуговицами и лысины тыквенного оттенка». Папирос нет, но есть замечательное впечатление, цветной кадр, который годится для писателя. И Годунов-Чердынцев уже от первого лица комментирует: «Да, всю жизнь я буду кое-что добирать натурой в тайное возмещение постоянных переплат за товар, навязываемый мне». Здесь ключевое понятие — тайное возмещение. И оно происходит не только в таких мелких эпизодах, но и в самых крупных, судьбоносных событиях в жизни героя, и каждая потеря может преобразовываться им и его сознанием в нечто ценное, за что и можно благодарить неизвестного. Даже за смерть отца Годунов-Чердынцев в конце романа получает-таки компенсацию, когда во сне, который более реален, чем реальность, отец является герою, обнимает его и Годунов-Чердынцев чувствует, что его отец им доволен; он получает эту награду за свою верность.
Но, конечно, не каждое сознание способно сначала видеть мир, а потом его преобразовывать. В «Даре» есть пассаж о том, чему Федор Годунов-Чердынцев мог бы учить людей; в нем обозначены три свойства сознания, которые необходимы для художника, необходимы для переработки потери в приобретение. Годунов-Чердынцев говорит, что если бы он мог учить чему-то людей, то тому, что только один из миллиона знает — а именно трем китам художественного сознания. Первое — это многопланность мышления: «Смотришь на человека и видишь его так хрустально ясно, словно сам только что выдул его, а вместе с тем нисколько ясности не мешая, замечаешь побочную мелочь, как похожа тень телефонной трубки на огромного, слегка подмятого муравья, и (все это одновременно) загибается третья мысль — воспоминание о каком-нибудь солнечном вечере на русском полустанке». Это то, что Набоков позже в американский период назовет «космическая синхронизация». Это свойство художественного сознания воспринимать одновременно несколько явлений настоящего и в то же время вызывать в памяти явления прошлого.
У художника возникает стереоскопический, 3D-образ мира. Второе свойство — «пронзительная жалость», «жалость к жестянке на пустыре, к затоптанной в грязь папиросной картинке из серии „национальные костюмы“, к случайному бедному слову, которое повторяет добрый, слабый, любящий человек… ко всему сору жизни, который путем мгновенной алхимической перегонки, королевского опыта, становится чем-то драгоценным и вечным». То есть способность к жалости, жалость к преходящему, к обреченному, к уже ненужному, к отброшенному, жалость — сильное чувство, которое вызывает желание это сохранить, как-то вернуть, как-то не дать этому пропасть окончательно. Как это можно сделать? Только в переработке сора жизни в нечто драгоценное и вечное. И третье — это чувство, которое Набоков здесь описывает с помощью денежных метафор: чувство, что наши здешние дни, что наша жизнь здесь, это карманные деньги, мелочь, которая у нас звякает в кармане, где-то есть капитал, с которого нужно уметь получать проценты в виде снов, слез счастья, далеких гор.
То есть опять ощущение другого мира, того «там, там, там» из «Приглашения на казнь», которое провидит только художник, человек с обостренным индивидуальным сознанием.
Итак, вот эти три условия художнического сознания; а кто ими не обладает, тот, по Набокову, бездарен. Персонификация такой творческой бездарности — Николай Гаврилович Чернышевский, кумир русских социалистов и любимый писатель Владимира Ильича Ленина. Набоков вставляет в роман целую биографию Чернышевского, написанную на основе гигантского документального материала, — но это биография, конечно, не апологетическая, а граничащая с фельетоном. Чернышевский для Набокова — это комический, нелепый персонаж. И Набоков показывает, что героический образ борца, философа, политика — это иллюзия, что на самом деле Чернышевский все время совершал нелепые поступки и в его случае не приобретения компенсировали потери, а наоборот, он каждый раз наказывался, а не вознаграждался за всевозможные ошибки своего сознания.
И ошибки его сознания, как показывает Набоков (вовсе не извращая факты биографии Чернышевского, а лишь комбинируя их особым образом), — это нечто противоположное трем принципам, которые заявлены Годуновым-Чердынцевым. Если многоплановое мышление — это необходимое условие для преображения мира, то у Чернышевского исключительно одноплановое, одномерное сознание. Если второе условие — это жалость к уходящему, к преходящему, к обреченному на гибель, то у Чернышевского нет этого — он весь устремлен к будущему, к революционному преображению мира. И третье — он абсолютно отрицает существование какого-то иного, другого мира, он весь живет в сфере политики, эстетически он абсолютно глух и слеп, он не может отличить березу от лиственницы или даже пиво от мадеры (это все не Набоков придумал — это все маленькие факты из писем Чернышевского). И судьба мстит Чернышевскому именно за его полную эстетическую слепоту и глухоту — об этом книга Годунова-Чердынцева.
Итак, в романе есть как бы правильный путь художника — и исторически он ассоциируется для Годунова-Чердынцева с Пушкиным и с пушкинской традицией.
Когда Годунов-Чердынцев начинает свой переход к прозе, он, как сказано в романе, «питается» пушкинским словом, он учится у Пушкина прозрачному ритму, выразительному слову, искусству детали. Он перечитывает и перечитывает Пушкина, Пушкин становится его вторым отцом-учителем. И есть антагонист — это Чернышевский; как Пушкин — идеальный родоначальник, который приводит к Годунову-Чердынцеву и, естественно, к Набокову, так и Чернышевский — родоначальник, чья линия приводит к Ленину, к коммунистической диктатуре и к гибели миллионов людей. Вот главное идейное ядро романа «Дар».
В конце романа Годунов-Чердынцев, оглядываясь назад на три года, которые мы прожили вместе с ним, говорит Зине, что он наконец понял, что все эти годы судьба пыталась свести его с его идеальной возлюбленной и что теперь, поняв этот механизм работы судьбы, он хочет использовать его в своей будущей книге. И он, скорее всего, напишет эту книгу, несмотря на то что в квартиру они не попадут. Почему мы это знаем? Потому что весь ход событий в романе показывает нам, что за каждую потерю художника ждет некое вознаграждение.
Если потеря ключей — это мелкая неудача, то она по логике всего романа будет за его рамками компенсирована, и этой компенсацией и окажется наконец полное возмужание дара его героя и превращение его в писателя — равного, может быть, по силе творческого дара его создателю.
Изображения: Владимир Набоков с женой Верой в Берлине. 1934 год
© Diomedia
Игра!От и до: расставьте события «Гарри Поттера» в правильном порядке
Когда погибает Северус Снегг? А эльф Добби? Что оказывается у Гарри раньше — мантия-невидимка или Карта Мародеров? Проверьте, хорошо ли вы помните книги о мальчике, который выжил. В конце игры вас ждет награда!
Хотите быть в курсе всего?
Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу
Курсы
Все курсы
Спецпроекты
Аудиолекции
31 минута
1/6
Как устроены тексты Набокова
Чем Набоков похож на Бога и в какие игры он любит играть
Читает Александр Долинин
Чем Набоков похож на Бога и в какие игры он любит играть
40 минут
2/6
Набоков — «нерусский» русский писатель
Что автор «Дара» взял у Пушкина и Толстого и чем он на них не похож
Читает Александр Долинин
Что автор «Дара» взял у Пушкина и Толстого и чем он на них не похож
40 минут
3/6
Как читать «Приглашение на казнь»
Почему в антиутопии нет ничего научно-фантастического и чем опасна пошлость
Читает Александр Долинин
Почему в антиутопии нет ничего научно-фантастического и чем опасна пошлость
45 минут
4/6
Как читать роман «Дар»
Чем Набоков похож на своего героя, за что судьба мстит Чернышевскому и почему герой — то «я», то «он», то «мы»
Читает Александр Долинин
Чем Набоков похож на своего героя, за что судьба мстит Чернышевскому и почему герой — то «я», то «он», то «мы»
28 минут
5/6
Nabokov — англоязычный писатель
Сколько языков надо знать, чтобы понимать «Лолиту» и «Истинную жизнь Себастьяна Найта»
Читает Александр Долинин
Сколько языков надо знать, чтобы понимать «Лолиту» и «Истинную жизнь Себастьяна Найта»
36 минут
6/6
Как читать роман «Лолита»
Роман о девочке и педофиле: на чьей стороне автор?
Читает Александр Долинин
Роман о девочке и педофиле: на чьей стороне автор?
Материалы
Рейтинг романов Набокова: от худшего к лучшему
От откровенной автопародии до гениальности
Топ-7 стихотворений Набокова
Доказательство, что автор «Дара» — хороший поэт
Чем на самом деле заканчивается «Лолита»?
О спрятанной трагедии в финале романа Набокова
О проектеЛекторыКомандаЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь
Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas
ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSSИстория, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день
© Arzamas 2023.
Все права защищены
Толстовки, сумки, подарочные подписки и даже игра «Собери музей»! Лучшие подарки на Новый год в
Толстовки, сумки, подарочные подписки и даже игра «Собери музей»!
Лучшие подарки на Новый год в «Магазине Arzamas»
Подарки на Новый год: толстовки, сумки, подарочные подписки и даже игра «Собери музей»!
«Магазине Arzamas»В магазин!Магазин Arzamas
Борис Годунов
- афиша
- театр
- спектакли
- Детские спектакли
- билеты
- труппа
- новости
- Новости mos.
ru
- Новости mos.
- пресса
- гастроли
- контакты
ruГенеральный информационный партнер
Генеральный радио партнер
Промо ролик
28 февраля
19:00
Автор: Александр Пушкин
Жанр: трагедия
16+
Спектакль участвует в программе «Пушкинская карта»
Петер Штайн один из рьяных и последовательных апологетов системы К.
С. Станиславского. Его интерес и любовь к русской литературе тоже хорошо известна. Штайн на сцене своего театра в разные годы ставил «Дачников» М. Горького, «Оптимистическую трагедию» Вс. Вишневского, «Три сестры» и «Вишневый сад» А.П. Чехова. С русскими артистами Петер Штайн сделал два знаменитых спектакля: «Орестея» Эсхила и «Гамлет» У.Шекспира.
«Борис Годунов» на сцене Московского театра «Et Cetera» — возвращение Петера Штайна на драматическую сцену в России. Это новое обращение известного западноевропейского режиссера к великому тексту русской литературы, к пушкинскому шедевру — трагедии «Борис Годунов». Пьеса Пушкина имеет богатую сценическую историю, но больших побед в ней было немного. Выдающийся немецкий режиссер Петер Штайн и русские артисты — это тот творческий союз, который дает нам новое открытие великой пушкинской пьесы.
Петер Штайн: «Считаю себя консервативным старым режиссером. Я заинтересован в театре, в котором хорошо виден замысел литературного произведения.
Мне интересны не режиссерские ухищрения, а актер. Некоторые используют актеров как кукол — и это самое простое. Но я не вижу в этом никакого смысла, мне важно понять, что сам актер может. Я хочу видеть на сцене людей, мне интересны их взаимоотношения, их мысли и чувства, даже, если эти люди преступники. О чем собственно рассказывает Пушкин — о драматической истории государства. Многие тексты он берет из исторических архивов. Почему Пушкин избрал такой способ работы? Потому что хотел донести до читателя точную информацию об истории государства российского. Добавил в эту историю немножко любви.
Конечно, есть некая проблема в пьесе — в ней мало женских ролей. Здесь одни мужчины, мужчины… а это скучно. Но тема пьесы — политика, а политика — дело мужское, хотя в современном мире и есть женщины-политики. Чтобы заниматься политикой, надо получить власть. Но за власть надо сражаться. А в борьбе за власть всегда проливается кровь, всегда лежит преступление. Сила театра в том, чтобы современными средствами напомнить о том, что было когда-то».
Премьера состоялась 17 января 2015 года.
Продолжительность спектакля 2 часа 50 минут с антрактом.
| Режиссер | Петер Штайн |
| Сценография |
Фердинанд Вегербауэр |
|
Художник по костюмам |
Анна-Мария Хайнрайх |
|
Художник по свету |
Иоахим Барт |
|
Композитор |
Массимилиано Гальярди |
|
Художник по гриму |
заслуженный деятель искусств России Николай Максимов |
|
Ассистент-переводчик |
Кларисса Столярова |
|
Ассистент режиссера |
Тимофей Дунаев
|
|
Действующие лица и исполнители: |
|
| Борис Годунов |
заслуженный артист РФ Алексей Осипов |
| Пимен | Александр Ливанов |
| Григорий Отрепьев |
Федор Бавтриков |
| Князь Василий Шуйский |
заслуженный артист РФ |
|
Марина Мнишек |
Анастасия Кормилицына Марина Дубкова |
|
Князь Воротынский, Ежи Мнишек |
заслуженный артист РФ Сергей Тонгур |
| Патриарх | Тимофей Дунаев |
| Семен Годунов, Игумен, Боярин | Александр Жоголь |
| Князь Адам Вишневецкий, Мисаил, Боярин |
заслуженный артист РФ
Сергей Плотников |
| Варлаам, Петр Басманов, Хрущов |
Иван Косичкин |
| Рожнов, Боярин |
Кирилл Лоскутов |
| Афанасий Пушкин |
Виктор Фокин |
| Мосальский, Карела, Нищий | Грант Каграманян |
| Розен, Поэт, Боярин, Мужик | Андрей Кондаков |
| Хозяйка корчмы |
Марина Чуракова |
| Пристав, Нищий, Солдат, Посол |
заслуженный артист |
| Царевич Феодор |
Евгений Тихомиров |
| Ксения Годунова |
Анастасия Шумилкина Наталия Житкова |
| Мамка, Старуха |
народная артистка РФ Татьяна Владимирова |
| Pater, Маржерет | Григорий Старостин |
| Гаврила Пушкин | Антон Пахомов |
| Курбский, Нищий, Монах | Кирилл Щербина |
| Князь Собянский | Евгений Токарев |
| Дама 1 |
Кристина Гагуа |
| Дама 2 |
Елизавета Рыжих |
| Дама 3 |
Екатерина Егорова |
| Стражник, Кавалер 1, Монах, Поляк, Солдат, Пристав |
Артем Блинов |
| Юродивый, Монах, Кавалер 2 |
Федор Урекин |
| Кавалер 3 |
Василий Никитин |
| Царица |
заслуженная артистка РФ Анжела Белянская Анна Артамонова |
| Поляк | Максим Ермичев |
| Нищенка | Наталья Баландина |
| Баба с ребенком | Ольга Белова |
| Посол | Вячеслав Мизин |
| Царевич Дмитрий |
Лев Смагин |
| Народ |
артисты театра |
| Дети | Михаил Шульц, Федор Глухов, Александр Глухов, Роман Тихомиров, Альви Хасемов, Евгений Журавлев, Евгений Козлобаев |
| Официанты |
Сергей Савлук, Александр Фирсов |
| Солдаты |
Александр Губин, Денис Степанов, Сергей Савлук, Александр Фирсов, Максим Сальников, Игорь Агапов |
Ранее играли
Пресса:
«Открыть глаза» (Виктор Лошак, Журнал «Огонек», 28.
03.2016)
Гастроли «Бориса Годунова» в Латинской Америке (Вести 24)
«Борис Годунов» под взмахом дирижерской палочки Петера Штайна (Иберо-американский фестиваль, Колумбия, 11.03.2016)
Театр Et Cetera привёз в Колумбию «Бориса Годунова» (Телеканал «Культура», 11.03.2016)
Театр Et Cetera отправляется в Колумбию (Риа Новости, 08.03.2016)
«Et Cetera» в марте откроет фестиваль в Колумбии «Борисом Годуновым» (РИА Новости)
Эфир программы «Наблюдатель», посвященный спектаклю «Борис Годунов» Петера Штайна в театре «Et Cetera» (Телеканал «Культура», 27.04.2015)
РАЗДВОЕНИЕ ТРОНА: «Борис Годунов» в Московском театре «ЛЕНКОМ» (пост. К.Богомолов) и Московском театре «Et Cetera» п/рук. А.А. Калягина (реж. П.Штайн). (Ирина Решетникова, «Диалог искусств», 20.02.2015)
Петер Штайн предупреждает: не надо русской крови (Марина Тимашева, «Трибуна», 28.01.2015)
Петер Штайн поставил в Москве классического «Годунова» (Мир24, 23.01.2015)
Про кровавого мальчика (Наталья Витвицкая, «Ваш досуг», 21.
01.2015)
Петер Штайн представил «Бориса Годунова» (Радио «Шансон», 21.01.2015)
Премьера «Бориса Годунова»: похождения кровавого мальчика (Марина Райкина, «Московский комсомолец», 20.01.2015)
О настоящей беде (Ольга Егошина, «Новые известия», 20.01.2015)
Театр «Et Cetera» представил «Бориса Годунова» в постановке Петера Штайна (Людмила Траумане, Gallerix, 19.01.2015)
Петер Штайн под шапкой Мономаха (Елена Дьякова, «Новая газета», 19.01.2015)
Пиетет не может быть главным мотивом режиссера (Григорий Заславский, «Независимая газета», 19.01.2015)
Карт-бланш. Черный вертеп русской истории (Владимир Колязин, «Независимая газета», 19.01.2015)
Наряд безмолвствует. (Роман Должанский, «Коммерсант», 19.01.2015)
Петер Штайн представил свою новую постановку «Борис Годунов» (Телеканал «Культура», 19.01.2015)
Искушение пушкинской тайной (Алена Карась, «Российская газета», 18.01.2015)
«Годунов» по Пушкину, пианист-испытатель и Штраус-оркест в России (Вести.
ru, 17.01.2015)
Премьера «Бориса Годунова» в постановке Петера Штайна пройдет в Москве. (Наталия Курова, РИА Новости, 17.01.2015)
Сегодня в Москве на сцене театра Et cetera премьера спектакля «Борис Годунов» (Екатерина Березовская, 1 канал, 17.01.2015)
«Бориса Годунова» поставили без модернизаций (Ирина Корнеева, «Российская газета», 16.01.2015)
Петер Штайн ставит в Москве «Бориса Годунова» (Мир24, 30.12.2014)
Петер Штайн поставит в Москве «Бориса Годунова». (Марина Райкина, «Московский Комсомолец», 18.12.2014)
Петер Штайн встретился со студентами ГИТИСа. (Телеканал «Культура», 25.11.2014)
Петер Штайн в программе «Худсовет». (Телеканал «Культура», 24.11.2014)
Петер Штайн опять работает в Москве («Театрал», 05.09.2014)
Петер Штайн снова работает в Москве («Новые известия», 08.09.2014)
Режиссер Петер Штайн приступил к репетициям «Бориса Годунова» в театре Et Cetera в Москве (Ольга Свистунова, ТАСС, 04.10.2014)
Штайн провел первую репетицию в театре Et Cetera (РИА Новости, 04.
10.2014)
Петер Штайн провел первую репетицию в театре Et Cetera («Блокнот», 04.10.2014)
Немецкий режиссер Петер Штайн поставит в России «Бориса Годунова» (Курс.ru, 04.10.2014)
В театре Et Cetera репетируют «Бориса Годунова» в постановке Петера Штайна. (Оксана Полякова, «Вечерняя Москва», 05.10.2014)
Немецкий режиссер Петер Штайн поставит спектакль в московском театре Et Cetera («Театрон», 07.04.2013)
Режиссер Петер Штайн поставит спектакль в московском театре Et Cetera (РИА Новости, 16.04.2013)
Петер Штайн поставит в России русскую классику (Голос России, 18.04.2013)
Без цензуры Борис Годунов Убедительно выступает за включение оригинальная версия 1825 года пьесы «Борис Годунов» (позже затмившая по «политкорректной» редакции) в каноне произведений Пушкина » Без цензуры Борис Годунов — произведение яркого и тщательного научного раскопа, предлагает радикально пересмотреть устоявшуюся пушкинскую канон. . . . Коллектив выдающихся американских и российских исследователи возвращают нас через капризы пьесы. прием к давно погребенному, но все еще пылающему литературно-историческому сокровище: оригинальная версия комедии Пушкина о Царь Борис и Гришка Отрепьевы (1825 г.), расшифровка Сергея Фомичева из рукописи поэта, а в переводе на вольный белый стих с блеском и проницательной точностью Антония Вуд.» — Рэйчел Полонски, Times Literary Supplement » Борис Годунов самый
увлекательным и проблематичным из всех пушкинских текстов. Честер Даннинг профессор истории Техасского университета A&M и автор Первая гражданская война в России. Кэрил Эмерсон А. Уотсон Армор III профессор славянских языков Университета
и литературы и профессор сравнительного литературоведения в Принстоне
Университет. Сергей Фомичев — профессор литературы
в Государственном университете Великого Новгорода в России. Лидия
Лотман — старший научный сотрудник Пушкинского института
Российская академия наук в Санкт-Петербурге, Россия. Запросы представителей СМИ и книготорговцев относительно рецензий, мероприятий и интервью можно направлять в отдел рекламы по адресу [email protected] или по телефону (608) 263-0734. (Если вы хотите проверить книгу на предмет возможного использования в курсе, см. нашу страницу «Учебники». Если вы хотите изучить книгу на предмет возможного лицензирования прав, см. раздел «Права и разрешения».)
| ПЕРВАЯ МЯГКАЯ ОБЛОЖКА
ИЗДАНИЕ
| ||||||||||
Бетеа и Александр Долинин
История
из Без цензуры Борис Годунов действительно своего рода детектив
Роман: почему Пушкин не отдал предпочтение более раннему варианту
ученых, почему, возможно, так и должно быть, и как собственно история и
истории литературы, в частности, затуманили вопрос о том, что
мог бы быть окончательным текстом ». — Дэвид М. Бетеа,
Вилас Профессор-исследователь кафедры славянских языков
и литературы, Висконсинский университетМэдисон
Антоний
Вуд — отмеченный наградами переводчик стихов Пушкина.
Член редколлегии «Пушкинской премьеры».
серия, изданная Государственным театром имени Пушкина.
В этом ориентире
двуязычный проект, российские и американские ученые объединяются
над все расширяющимся чудом Александра Пушкина, чей голос
вновь выходит за пределы всех режимов и методологий».0008
Кэрил
Эмерсон, Принстонский университетБорис Годунов Александра Пушкина — Электронная книга
Электронная книга112 страниц1 час
Рейтинг: 0 из 5 звезд
()
Об этой книге
Классическая русская пьеса в стихотворном переводе.
Согласно Википедии: «Александр Сергеевич Пушкин (1799 — 1837) был русским писателем-романтиком, который считается величайшим русским поэтом и основоположником современной русской литературы. Пушкин первым использовал народную речь в своих стихах и пьесах, создав стиль повествования, смешивающий драму, романтику и сатиру, с тех пор связанный с русской литературой и сильно повлиявший на более поздних русских писателей».
Skip Carousel
LanguageNglish
Publisherseltzer Books
Выпуск дат Datemar 1, 2018
ISBN9781455389346
Автор
Александр Пушкин
Алекс Пушкин (1799 — 1837). Александр Пушкина
Александер Пушкин (179 — 1837). писатель. Отец русской литературы, он впервые прославился своими длинными повествовательными поэмами, подобными поэмам лорда Байрона. В конце 1820-х годов Пушкин обратился к прозе и создал ряд выдающихся произведений, оказавших влияние на всех последующих русских писателей.
Связанные категории
Пропустить карусель
Обзоры для Борис Годунов
Рейтинг: 0 из 5 звезд
0 Рейтинги
0 Оценки 0
Книга Провизои.
ДРАМА В СТИХАХ АЛЕКСАНДРА ПУШКИНА В переводе на английский язык стихов Альфреда Хейса
Издано издательством Seltzer Books
, созданным в 1974 г. и предлагающим более 14 000 книг
обратная связь приветствуется: [email protected]
Русская классика в английском переводе доступна в Seltzer Books:
Лучшие русские рассказы под редакцией Фомы Зельцера
Борис Годунов Пушкина
0009ant by Pushkiner of the Commander «Мария» Пушкина«Ревизор» Гоголя
«Мертвые души» Гоголя
«Мертвый дом» Достоевского
«Дядюшкин сон и бессменный муж» Достоевского
Лиза Тургенева
Бесшабашный характер и другие рассказы Тургенева
Пьесы Чехова
Детство, отрочество и юность Толстого
Что делать? Tolstoy
Cossacks by Tolstoy
Отец Сергиус от Толстоя
Соната Кройцера и другие истории от Толстоя
Руководство, сила темноты и фрукты культуры от Tolstoy
Reminiscessences of Tolstoy
ToLstoy
.
0020
On the Significance of Science and Art by Tolstoy
Tolstoy on Shakespeare
Fables for Children by Tolstoy
Six Plays by Tolstoy
War and Peace by Tolstoy
DRAMATIS PERSONAE
PALACE OF THE KREMLIN
КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
ДЕВСТВЕННОЕ ПОЛЕ
КРЕМЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ
НОЧЬ
00005 Забор монастыряДворец Патриарха
Дворец TSAR
Таверна на литовской границе
Moscow. ДОМ ШУЙСКИХ
ЦАРСКИЙ ДВОРЕЦ
КРАКОВ. ДОМ ВИШНЕВЕЦКОГО
ЗАМОК ГУБЕРНАТОРА
КОМНАТЫ ОСВЕЩЕННЫЕ.
НОЧЬ
THE LITHUANIAN FRONTIER
THE COUNCIL OF THE TSAR
A PLAIN NEAR NOVGOROD SEVERSK
OPEN SPACE IN FRONT OF THE CATHEDRAL IN MOSCOW
SYEVSK
A FOREST
МОСКВА.
ЦАРСКИЙ ДВОРЕЦ
ПАЛАТКА
ОБЩЕСТВЕННАЯ ПЛОЩАДЬ В МОСКВЕ
КРЕМЛЬ. ДОМ БОРИСА
DRAMATIS PERSONAE*БОРИС ГОДУНОВ, впоследствии Цар.
КНЯЗЬ ШУЙСКИЙ, русский дворянин.
КНЯЗЬ ВОРОТИНСКИЙ, русский дворянин.
ЩЕЛКАЛОВ, государственный министр России.
ОТЕЦ ПИМЕН, старый монах и летописец.
ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ, молодой монах, впоследствии Претендент
на Российский престол.
ПАТРИАРХ, игумен Чудова монастыря.
МИССЕЙЛ, странствующий монах.
ВАРЛААМ, странствующий монах.
АФАНАСИЙ МИКАИЛОВИЧ ПУШКИН, друг князя Шуйского.
ФЕДОР, юный сын Бориса Годунова.
СЕМЕН НИКИТИЧ ГОДУНОВ, тайный агент Бориса Годунова.
ГАБРИИЛ ПУШКИН, племянник А. М. Пушкина.
КНЯЗЬ КУРБСКИЙ, опальный русский дворянин.
ХРУЩЕВ, опальный русский дворянин.
КАРЕЛА, казак.
КНЯЗЬ ВИШНЕВЕЦКИЙ.
МНИШЕК, Губернатор Самбора.
БАСМАНОВ, русский офицер.
МАРЖЕРЕТ, офицер Самозванца.
РОЗЕН, офицер Самозванца.
ДМИТРИЙ Самозванец, бывший Григорий Отрепьев.
МОСАЛЬСКИЙ, боярин.
КСЕНИЯ, дочь Бориса Годунова.
МЕДСЕСТРА Ксения.
МАРИНА, дочь Мнишека.
РУЗЯ, шиномонтажница Ксения.
ХОЗЯЙКА таверны.
Боярская, Народная, Ревизорская, Офицерская, Служебная, Гостиная,
Мальчик, прислуживающий князю Шуйскому, католический священник,
Польский дворянин, поэт, идиот, нищий, господа, крестьяне,
Гвардейцы, русские, польские и немецкие солдаты, русский
Заключенный войны, мальчики, старуха, дамы, служанки.
*Для удобства читателя добавлен список Dramatis Personae, которого нет в оригинале
— A.H.
КРЕМЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ(20 ФЕВРАЛЯ 1598 ГОДА)
КНЯЗЬ ШУЙСКИЙ и ВОРОТИНСКИЙ
ВОРОТИНСКИЙ. Сохранять мир в городе, вот задача
Доверено нам двоим, но вам уж точно
Не нужно смотреть; Москва пуста;
Народ в Монастырь стекался
За патриархом.
Что ты думаешь?
Чем закончится эта беда?
ШУЙСКИЙ. Как это закончится?
Нетрудно сказать. Еще немного
Толпа будет стенать и стонать, Борис
Сморщить пока лоб, как алкоголик
Глядя на стакан вина, и в конце
Смиренно от его милости согласится
Взять венец; и тогда — и тогда будет править нами
Так же, как прежде.
ВОРОТИНСКИЙ. Уже месяц пролетел
С тех пор, уединившись с сестрой, он оставил
Мирские дела. Никто доселе не поколебал
Его цели, ни патриарх, ни бояре
Его советники; их слезы, их молитвы он не слышит;
Глух он к вою Москвы, глух
К голосу Великого Совета; тщетно уговаривали
Скорбящую монахиню-царицу посвятить
Бориса на владычество; фирма была его сестра,
Неумолимый, как он; мне кажется Борис
вдохновил ее этим духом. Что, если наш правитель
Заболит на самом деле заботами о государстве
И не в силах взойти на трон? Что
Ты говоришь?
ШУЙСКИЙ.