Гомер, рассказы, воспитание, речи Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ПЕРЕВОДЫ И ПУБЛИКАЦИИ

2019.01.043. ФУКО М. ГОМЕР, РАССКАЗЫ, ВОСПИТАНИЕ, РЕЧИ.

Ключевые слова: рассказ; дискурс; повествование; речь; высказывание; поэма; Гомер.

Готовя к изданию известную монографию «Археология знания» (1969), знаменитый французский философ и культуролог Мишель Фуко (1926-1984) оставил неопубликованными некоторые фрагменты, обнаруженные в его архиве современным философом и поэтом Мартеном Рюеффом, подготовившим их к печати в журнале «Нувель ревю франсэз»1. Публикуем перевод части этих фрагментов (с. 111-118), сделанный по этому изданию. Заглавие переведенной части принадлежит публикаторам французского оригинала.

I. Музы и Демодок

Наш текст-эпоним является рассказом.

Рассказом, первое слово которого, однако, не повествует, а взывает. Обращаясь к музам, к их ужасающе неисчерпаемой памяти, певец первых стихов «Илиады» просит их изложить через него старую историю об ахейцах под Троей. Вовсе не аэд заставляет (исключительно силой своего голоса) родиться длинному рассказу о ссоре героев, вовсе не из своих воспоминаний черпает он эпизоды, но из тех, гораздо более древних, более очевидно неизменных, которые вне него, над его головой сохраняют Музы. И, конечно, Музы в свою очередь вслушиваются в величественную Память, которая породила их самих, вдохновила их песнь, их музыку, их танцы и сохранила для них слова бесследно исчезнувших героев.

«Илиада» повествует о войне, соперничестве, битвах и мертвецах не прямо голосом певца, в нем слышатся другие, более далекие и более повелительные голоса. То, что поэма на самом деле рассказывает, — не столько прошлое, сколько другой рассказ, воссоздание абсолютного, первого рассказа, еще не услышанного, но

1 Foucault inédit. Homère, les récits, l’éducation, les discours // La nouvelle revue française. — Paris: Gallimard, 2016. — N 616. — P. 103-150.

уже созданного в безмолвии — чистым голосом Невидимых. Этому ожидающему в тени рассказу подвластны все, кто вслед за ним собирается рассказать ту же историю: таков неотменяемый закон всего, что может быть рассказано об Ахилле и Агамемноне, о Пат-рокле, Алкее или Приаме. Только сама «Илиада» хранит перед нашим взором все эти бесчисленные тени, в поэме следует распознавать не воспоминания выживших, но постоянное свечение не тронутого временем первого рассказа. Призыв, с которого начинается поэма, нельзя считать стандартной формулой: если, с одной стороны, этот призыв остается памятным остатком ритуальной молитвы, адресованной бессмертным богам, то с другой стороны, в нашей культуре, основы которой заложены в «Илиаде», он соответствует модели всякого произведения, сочиняемого для рассказа: в момент начала повествования, даже прежде, чем оно начинается, рассказ уже удвоен. Слово, его начинающее, участвует в его будущем присутствии, отбрасывает соткавшую и связавшую все нити память к чему-то вроде бессмертного прошлого, и открывает, словно бы повторяя, пространство, в котором будет продемонстрировано его сегодняшнее появление.

«Одиссея» содержит симметричную обратную фигуру. Она располагается не в начале поэмы, а в ее центре. Когда Улисс, безымянная жертва кораблекрушения, присутствует на пиру феакий-цев, он видит приближение певца Демодока, слышит, как славят подвиги всех тех воинов, среди которых он был одним из самых отважных, узнает, какова была их участь после победы и во время возвращения домой. Из слов песни ему становится известно, что поется о нем самом среди жителей материка и островов; он узнает из уст слепого певца, сидящего в нескольких шагах от него, новость о своем собственном исчезновении: никто не знает, что с ним сталось, куда забросил его случай, какой шторм, возможно, поглотил его. Слушая рассказ, в котором он, живой, предстает мертвым, Улисс закрывает свое лицо подолом праздничного платья и плачет, словно женщины, когда они опознают тела своих мужей, павших в сражении. В свою очередь Улисс подходит к Де-модоку, берет кифару и поет о своих подлинных приключениях, о своей судьбе, о кораблекрушении, о слабых шансах на спасение; и мало-помалу из его долгой песни рождается герой, славный участник Троянской войны, попавший безымянным на берег феакийцев,

пользующийся их гостеприимством, участвующий в пире и состязании, собравшийся петь для них то, что и вправду поет — «Одиссею», которая повествует о пребывании Улисса у феакийцев.

Песнь Демодока одновременно играет роль источника, из которого выходит вся поэма, и укрытия, внутри которого она прячется. Эпизод с Демодоком помещает рядом с «Одиссеей» другие возможные поэмы, близкие или противостоящие ей, где герою не удается счастливо возвратиться, такие «Одиссеи», в которых Улисс — отсутствующая фигура; он заставляет самого героя предстать в собственных глазах таким, каким он станет через много лет, когда лишь одна песнь будет воспевать его жизнь и судьбу под маской смерти (так же, как в момент, когда мы ее слушаем). Но с другой стороны, он порождает из рассказа о приключениях Улисса саму «Одиссею» таким образом, что внутри песни, в глубине рассказа героя, светится образ его самого. Это двойник редуцированных пропорций, которые повторяют рассказ и одновременно задают ему закон: отныне «Одиссея», которую будут петь поэты, будет всегда лишь повторением слов Улисса, каковым «Одиссея» отвела место и дала возможность существовать. Улисс, описывающий свои приключения, одновременно и герой, и создатель «Одиссеи». Первый персонаж и поэт — основатель песни.

Таким образом рассказ гнездится в рассказе, множится, отталкиваясь от себя самого, и через некоторый промежуток находит в собственных словах место своего рождения, одновременно невидимое и очевидное. Тот, кто мог бы описать эти речи и высветить закон, по которому они существуют, не должен просто привязаться к этим, уже знакомым ему нитям: те, что привязывают их изнутри к тем, кто говорит, или те, что связывают их с другими рассказами, могли бы в реальности им предшествовать или следовать за ними. Нужно было бы также описать источник всех этих рассказов, спровоцированных этими речами, каковым они тем не менее подчиняются. Взятые как модели всех наших повествований, «Илиада» и «Одиссея» показывают нам, как рассказ, впервые появившийся, тут же дублируется, отбрасывает вокруг себя тени, похожие на него, вызывает аналогии и противоположности, порождает собственные копии, выходит наружу, чтобы ощутить, как вокруг изобретаются чудесные и величественные модели. Как если бы рассказу было невыносимо оставаться одному, наедине с тем,

что он должен рассказывать, как если бы было невыносимо просто-напросто иметь исторические прецеденты и реальных последователей, но как если бы было необходимо по какой-то причине заставить слышать вдалеке весь гам родственных голосов: перешептывание до него, в которое он вслушивается, чтобы повторить и рассказать его сегодня; шепот, который говорит о нем, принимает его за объект, рассказывает, как он родился, говорит, чем он станет для будущих слушателей. Рассказ состоит из рассказов — в том смысле, что он излагает бесчисленные рассказы о том, что было рассказано.

Конечно, вся эта цепь речей за кулисами рождается из самого рассказа и присущей ему игры: непогрешимая память муз существует только посредством песни поэтов, которые их упоминают. Где бы она могла блистать, как не в этой песни? Строфы Демодо-ка, оплакивающего смерть Улисса, спрятавшегося в своей песни и появившегося в ней, — это лишь эпизоды «Одиссеи». Но образованные этой поэмой фигуры вращаются вокруг самих себя, поворачиваются, ускользают при звуках голоса тех, кто заставил их родиться и внезапно стал господствовать над ними. Всесильное знание Муз задает свой закон рассказу в «Илиаде», без него поэт остался бы нем; и «Одиссея» в целом лишь следует песни, услышанной у царя, и воспроизводит ее.

Отныне мы не знаем, какой голос первичен, обладает абсолютно изначальным модусом, задающим закон другим. Или, скорее, тот голос, что как будто бы имеет привилегию — рассказывает о гневе Ахилла или несчастьях Улисса, — смешивается с другими голосами, отделяющимися от него, и заглушается порожденным им же самим шумом, становится не более чем эхом, верной копией, выслушиванием и оглашением этого шума. Этот глухой ропот пробивается сквозь речь, которую мы слышим, и, возвращаясь, получает от нее возможность быть услышанным. «Илиада» лишь предоставляет слова суверенной памяти вызываемых Муз; «Одиссея» начинается там, где заканчивается песнь Демодока, и создает продолжение точно там, где Улисс рассказал о своих собственных приключениях. Можно увидеть здесь знак того, что первого рассказа не существует, что ни один рассказ не обладает ни отвагой, ни наивностью, ни чрезвычайной силой или простейшей неподкупностью для того, чтобы одиноко и прямо соотноситься с тем,

что он рассказывает. Слова не рождаются из битв, ран, стойкости или трусости; сама смерть не позволяет им звучать: война не говорит самопроизвольно и большие морские путешествия сами по себе немы. Ведь вещи никогда не имели силы превращаться в речи с помощью какой-либо таинственной химии, каковую они хранили бы в секрете. Самые древние из наших повествований, те, которые мы считаем наиболее ранними, даже они позволяют заметить сквозь отдельные фразы царство речей, что они учредили, поместили посредством необходимой складки на пороге их собственного начала или посредством игры и вымысла в центре их развертывания, и к которым они сами присоединяются и подчиняются, как если бы речь шла о внутреннем законе. Между тем, что они рассказывают, и тем моментом постоянной актуальности, где они начинают говорить, проскальзывает неопределенное, но безусловно выполняющее функцию посредника время. Тогда-то и рождается непроизнесенная и неуслышанная речь, виртуальный дискурс -нечто вроде правовой дискурсивности, которой они в конечном счете могут лишь предоставить слово. Рассказы не основывают слова для вещей или событий, они предлагают звучащие слова другим речам, заранее сформированным и в молчании хранимым до сегодняшней речи, которую мы артикулируем и выслушиваем.

Можно предположить, что высказывание вообще не существует иначе, как в двойном состоянии: оно бесконечно создает из себя самого фундамент предшествующего ему, основывающего его, делающего его возможным и легитимным высказывания, предписывающего ему эту возможность, закон и истину. Истолкуем же эти формы, изъятые из «Илиады» и «Одиссеи» — двух текстов, в которых наша культура, бесспорно, претендует на узнавание себя, — как приказ: никогда не искать первое высказывание, которое изначально давало бы вещам их вербальное пространство, называло бы их, не имея прецедента, выводило бы их из каменной немоты для первого словесного крещения. Скорее следует пытаться ухватить все высказывания, которые перекрещиваются в одном дискурсе, чтобы поддержать его, предложить тему для разговора, предметы, которые можно назвать или описать, формы, по которым строится рассказ. Мы не говорим на фоне мира, не опираемся на какой-либо оригинальный опыт, то, что мы говорим, не рождается из потока наших жестов, в результате задуманных нами дей-

ствий, в складках нашего тела или как следствие наших мучений. Наши высказывания всегда являются другими высказываниями, измененные, они строятся на безграничной игре дискурсов — дискурсов, которые мы собираем, чтобы уметь говорить, и которые мы возвращаем обратно, порождая их под тем и перед тем, что мы собираемся сказать.

Отсюда, безусловно, символическая позиция, которую занимает смерть в рассказах Гомера. Герои «Илиады» обречены на смерть и еще при жизни изменены ею. Если дискурс собирает героев, уделяет им место и воспевает их, то только потому, что гимном, сохраняющим память о них и дающим им бессмертие, они обязаны не долготерпению их жизни, а этой смерти, которой они с юности согласились оплатить долг. Единственно смерть дает героям силы выполнять их чрезмерные подвиги, только она вырывает их из угрожающей им темноты: в образованной ею бреши рождается песнь. Поскольку Улиссу приходится вынести все несчастья, его отношения со смертью особенно сложны. Единственный из всех героев, он достаточно долго торжествует над смертью и может еще живым услышать, как поют о его приключениях. Ему доступно странное счастье иметь перед глазами аэда, который увековечивает его образ. Но ведь старый певец слеп, он не может знать о присутствии того, кого прославляет, и фигура, проступающая сквозь слова его поэмы, — это исчезнувший Улисс. Герой, которого он называет, мертв, а тот, кто слушает его, безымянен. Между этими двумя — никакой связи, или скорее только древний жест, посредством которого живые отворачиваются от мертвых, лица мрачнеют перед трупами и вдовы склоняют головы, чтобы заплакать под вуалями. Между песнью и живущим идет опаснейшая схватка. Эпизод с Демодоком аналогичен эпизоду с сиренами: Улисс не может войти в великую песнь о своих приключениях, он не может присоединиться к поющим голосам иначе, как став трупом.

Эту несовместимость песни и жизни не следует понимать как изнанку того, что она хочет сказать. Она не противопоставляет чистую вспышку слов — возможно, иллюзорную — ничтожности, реальной и мрачной длительности жизни. Она не означает также, что поэма может воскресить лишь прошедшие существования или только те, что увенчались славной гибелью. На деле она дает понять, что между живыми телами, их жестами, их подвигами, их

страданиями, их ранами, даже оружием, которое они считают своим, — и речью, посредством которой они проявляют свое существование через тело слов, существует радикальный разрыв, тонкая темная линия, которую воображают обычно, представляя облик смерти. Это все еще только образ, ибо это не смерть, не кончина в ее анекдотическом облике, или не конец в его неизбежной фатальности, которые обеспечивают (sic!) трансмутацию вещей в слова, если необходимо, чтобы герои умерли для того, чтоб войти в поэму; если громкий крик, который они испускают, отправляясь к Гадесу, освобождает песнь, каковая будет их славить, то это потому, что необходимо дать имя, признать важность несоответствия существования и дискурса: несоответствия, которое рождается из самого дискурса и фигурирует в нем как необходимый аватар существования. Смерть всегда составляет часть рассказа, вовсе не потому, что всякое существование обречено на смерть, но потому, что никакой рассказ никогда не может присоединиться к живому существованию.

Итак, начиная с греческой эпопеи, появляются два связанных друг с другом процесса: бесконечное размножение дискурсов и смертельный разрыв, отделяющий их от всякой жизни. Шум высказываний бесконечен, он усиливается, высказывания то и дело скрещиваются друг с другом; вещи кажутся в них достигшими ясной истины, очищенными от их земной оболочки; люди представляются всегда живущими в чистом эфире языка. Но это иллюзия: в дискурсе есть только дискурс, ничего, кроме дискурса. И если высказывание пытается выйти из самого себя, оно всегда встречается лишь с другими высказываниями, которые оно вызывает своими собственными силами. Сколь бы ни были очищены люди или вещи, они никак не входят в дискурс, даже в форме невидимой субстанции. И напротив, сколь бы ни был дискурс внимательным или настойчивым, он никогда не сможет прикоснуться к людям или вещам. Их разделяет непреодолимое.

Перевод Н. Т. Пахсарьян

Сцены из семейной жизни Гомера / Наука / Независимая газета

В произведениях Гомера много женских персонажей. Но чаще всего они – неверные, ветреные, лживые.
Ж. Энгр. Апофеоз Гомера, 1827

Поэмы Гомера – энциклопедия жизни древнегреческого общества. Поэт подробно рассказал обо всем, что его окружало, и в «Илиаде» и «Одиссее» можно найти изумительно точные картины природы, натуралистические описания кровавых сражений, рассказы о спортивных состязаниях и веселых праздниках…

В текстах поэм постоянно просвечивает личное отношение автора к описываемым событиям: он одновременно и зритель, и моралист, оценивающий разнообразные ситуации. Я говорю «зритель», потому что в отличие от общепринятого мнения убежден в том, что Гомер никогда не был слепым. Удивительно, что исследователи его творчества как бы не замечали точность его зарисовок природы, обилие света и цвета, обилие мелких деталей. В поэмах проступает богатейший жизненный опыт зрячего Гомера, который как бы говорит: «Было такое со многими моими знакомыми… и со мной тоже… знаю… помню… видел┘ расскажу…»

Гомер – женоненавистник?

Исследователи Гомера не обращали внимания на тот поразительный факт, что знаменитый греческий географ Страбон, живший на рубеже старой и новой эры, считал основоположником географии┘ Гомера и в своей «Географии» ссылался на его поэмы┘ 130 раз!

Страбон много путешествовал и мог сравнить личные наблюдения с описаниями Гомера. Однако он пришел к выводу о том, что Гомер лично видел больше него и сумел собрать такие сведения о дальних странах, которые многим поколениям ученых, включая самого Страбона, узнать не удалось. Это значит, что Гомер был не только поэтом, но и великим путешественником, наблюдателем с острым взглядом и удивительной памятью. Как любой путешественник, он надолго оставлял свой дом и жену, что не способствовало укреплению семейных отношений.

Внимательно читая «Илиаду» и «Одиссею», приходишь к мысли, что Гомер, о личной жизни которого нам практически ничего не известно, нередко рассказывает о себе, о своем личном опыте, о своей жизни… И когда дело касается семьи и семейных отношений, то рассказ у Гомера обычно получается грустный, невеселый, потому что женщины, независимо от того, чьи они жены – богов ли, царей или героев, – в большинстве случаев не радуют своих мужей.

Можно возразить: а любящая жена Гектора – Андромаха? Но она появляется в «Илиаде» только как плакальщица: для того чтобы горько рыдать перед выходом героя на битву из стен Трои и после его гибели в единоборстве с Ахиллом… А верная жена Одиссея – Пенелопа? Но ведь она не показана в семейной жизни, она знаменита лишь тем, что двадцать лет ждет пропавшего без вести мужа, отбиваясь от сотни женихов… Пенелопа – это далекий от реальности идеальный образ, «женщина-мечта» XII века до н.э.

Зато на фоне «идеальной» Пенелопы остальные жены в произведениях Гомера предельно реалистичны; они свободно дают волю своим худшим качествам; они лживы, злобны, неверны, коварны… Положительные начала у них вообще отсутствуют… Жить с ними – мучение даже для богов. Задумаемся – с чего бы это? Гомер – женоненавистник? Или он рассказывает о своей неудачной личной жизни?

Зевсовы муки

Один из самых отрицательных женских типов в поэмах – богиня Гера, жена Зевса. И владыка мира, всесильный Зевс, оказывается одним из самых несчастных мужей: ему приходится постоянно скандалить с женой. Вестница богов Ирида приносит Гере послание грозного мужа:

«Ты привыкла все разрушать,

что Кронид (Зевс. – А.П.)

не замыслит!

Ты ужасная псица

(сука?– А.П.) бесстыдная,

ежели точно

Противу Зевса дерзаешь

поднять огромную пику!»

(«Илиада», 8, 423)

При личной встрече супругов радости еще меньше:

«Грозно на Геру смотря,

провещал громодержец:

Козни твои, о злотворная,

вечно коварная Гера,

Гектора с поля свели…

Ударами молний тебя

избичую!»

(«Илиада», 15, 14)

Зевса, как настоящего мужчину, дьявольски раздражает постоянная слежка за ним жены:

«Все примечаешь ты,

вечно меня соглядаешь,

Но произвесть ничего

не успеешь: более только

Сердце мое отвратишь,

и тебе то ужаснее будет!»

(«Илиада», 1, 562)

«В помощь ли злобе твоей

и любовь, и объятия были,

Коими ты, от богов удаляся,

меня обольстила?»

(«Илиада», 15, 33)

Жена, естественно, отвечает мужу «взаимностью»:

«Зевса… Гера узрела, и был

ненавистен он сердцу богини…

Зевсу, коварствуя сердцем,

вещала державная Гера…»

(«Илиада», 14, 157, 329)

Что заставило Гомера так подробно описывать распрю в божественной семье? Почему так детально он описывает эволюцию семейных раздоров – с мелочей до полного разрыва:

«Распря, малая в самом начале,

она пресмыкается; после

В небо уходит главой

и стопами по долу ступает!»

(«Илиада», 2, 442)

Что остается делать мужу, ссорящемуся с женой?.. Напиться с горя:

«Мужу, трудом истомленному,

силы вино обновляет».

(«Илиада», 3, 261)

В то же время Гомер отнюдь не женоненавистник, женскую красоту в «Илиаде» высоко ценят даже старики:

«Старцы, лишь только узрели

идущую к башне Елену,

Тихие между собой говорили

крылатые речи:

Нет, осуждать невозможно,

что Трои сыны и ахейцы

Брань за такую жену

и беды столь долгие терпят:

Истинно, вечным богиням

она красотою подобна!»

(«Илиада», 2, 156)

Прекрасные богини не прочь были наставить рога своим могущественным мужьям. Шумную историю о скандальном романе богини любви Афродиты с богом войны Ареем Гомер вкладывает в уста певца Демодока:

«…Пел Демодок вдохновенный

Песнь о прекраснокудрявой

Киприде и боге Арее:

Как их свидание первое

в доме владыки Гефеста

Было; как много истратив

богатых даров, опозорил

Ложе Гефеста Арей,

как открыл, наконец,

все Гефесту

Гелиос зоркий, любовное

их подстерегши свиданье».

Обманутый муж, бог-кузнец Гефест тоже не был простаком: он выковал ловушку-западню из невидимых даже взору бессмертных богов железных неразрывных проволок, повесил сети над ложем, разостлал их на полу и сделал вид, что уходит из дома.

«Зорко за ним наблюдая,

Арей златоуздный тогда же

Сведал, что в путь

свой Гефест, многославный

художник, пустился.

Сильной любовью

к прекрасновенчанной Киприде

влекомый,

В дом многославного бога

художника тайно вступил он.

В то время дома одна

сидела богиня. Арей, подошедши,

За руку взял и по имени

назвал ее и сказал ей:

«Милая, час благосклонен,

пойдем на роскошное ложе;

Муж твой Гефест далеко;

он на остров Лемнос

удалился…»

Так он сказал, и на ложе

охотно легла с ним Киприда.

Мало-помалу и он,

и она усыпились. Вдруг сети

Хитрой Гефеста работы,

упав, их схватили с такою

силой,

Что не было средства

ни встать им,

ни тронуться членом;

Скоро они убедились, что

бегство для них невозможно;

Скоро и сам, не свершив

половины пути,

возвратился в дом свой

Гефест многоумный, на обе

хромающий ноги».

(«Одиссея», 8, 266)

Дальнейший скандал в олимпийском доме вполне понятен. В нем приняли активное участие многие боги-олимпийцы. Нет сомнения, что романтическая история с Кипридой списана с аналогичных шумных скандалов в древнегреческих городах.

А как без них прожить

Итак, женщины – неверные, ветреные, лживые. Они постоянно раздражают мужей, которые порядком потратились, отдав за них отцу жены дорогие подарки – фактически купив их. Такой предельно негативный образ замужних женщин наиболее характерен для ранней поэмы Гомера – «Илиады».

Нет, неспроста так много внимания уделил Гомер скверному характеру Геры. Возможно, что кроется за этим личное отношение темпераментного эмоционального поэта к своей собственной сварливой жене – неласковой, коварной и опасной.

В более поздней «Одиссее» отношение автора к женщинам остается недоброжелательным, но в ней появляются совсем иные мотивы, характерные скорее всего для одинокого пожилого человека, брошенного женой и наблюдающего с неодобрением за поведением легкомысленного прекрасного пола.

Одинокий Гомер, видимо, маялся бессонницей, иначе не говорил бы он, что «сон – усладитель», «сон – благодать» и «несносно лежать на постели, глаз не смыкая».

(«Одиссея», 20, 52)

Гомер наставляет неопытного слушателя, предупреждая его о грозящих опасностях:

«Ты знаешь, как женщина

сердцем изменчива:

В новый вступая брак,

лишь для нового мужа она

Помышляет устроить дом;

но о детях от первого брака,

О прежнем муже не думает,

даже словом его не помянет!»

(«Одиссея», 15, 20)

«…Любовь же всегда

в заблуждение женщин

И самых невинных

своим поведением

вводит».

(«Одиссея», 15, 420)

Сын Одиссея Телемах – юноша, не имеющий жизненного опыта. Однако он тоже рассуждает, как старик. В случайном разговоре он легко подвергает сомнению нравственность даже собственной матери – Пенелопы, вроде бы безупречной в своем поведении:

«Мать уверяет, что сын я ему (Одиссею. – А.П.), но сам я не знаю: ведать

О том, кто отец наш, наверное, нам невозможно!»

(«Одиссея», 1, 210)

Даже мудрейшая Афина Паллада – и та полна скепсиса по отношению к женщинам, она наставляет Одиссея:

«Слишком доверчивым быть,

Одиссей, опасайся с женою,

Ей открывать простодушно

всего, что ты знаешь,

не должно;

Вверь ей одно, про себя

сохрани осторожно другое».

(«Одиссея» 11, 440)

Неспроста, ох неспроста рассказывают герои Гомера такие печальные «наглядные» истории. Похоже, что не был счастлив гениальный поэт в семейной жизни: жена ему попалась сварливая и неверная; возможно, что она ушла от Гомера, бросив детей.

В древних легендах говорится, что у поэта была дочь, на которой женился ученик и друг Гомера эпический поэт Креофил. Очевидно, Гомер очень любил свою дочь – и похоже, что он именно ее вывел в образе Навсикаи, юной дочери мудрого царя Алкиноя, очаровательной девушки, исполненной всех добродетелей. Он словно желает ей семейного счастья, когда говорит:

«О, да исполнят бессмертные

боги твои все желанья,

Давши супруга по сердцу тебе

с изобилием в доме,

С миром в семье! Несказанное

там водворяется счастье,

Где однодушно живут,

сохраняя домашний порядок,

Муж и жена, благомысленным

людям на радость, недобрым

Людям на зависть и горе,

себе на великую славу».

Плутарх рассказывает, что именно у потомков Креофила в Малой Азии древнегреческий законодатель Ликург, живший в VIII веке до н.э., нашел практически неизвестные поэмы Гомера, поразился их гениальности, тщательно переписал тексты и привез их в Грецию. Думается, что произведения Гомера носили и автобиографический характер: ведь иногда он говорит о себе, о своем отношении к описываемым событиям, а в песнях появляется драгоценное для исследователя местоимение «Я»!

Похоже, что жизнь преподнесла Гомеру суровые уроки семейной жизни, они крепко запали ему в память – и поэт в назидание потомству «спроектировал» их на ситуации, в которых действуют герои его произведений. Не имеет значения, кто они – юноши или старцы, цари или боги-олимпийцы… Все они созданы поэтическим гением основоположника мировой литературы. Поэтому они говорят его языком, выражают его мысли и чувства и, безусловно, рассказывают о жизненном опыте и семейных проблемах самого Гомера.

Комментарии для элемента не найдены.

Сообщение о Гомере — Kratkoe.com

Автор J.G. На чтение 2 мин Обновлено 2 августа, 2019

Сообщение о Гомере кратко расскажет Вам о древнегреческом поэте и его вкладе в литературу. Доклад кратко о Гомере Вы можете дополнить интересными фактами.

Сообщение о Гомере

Гомер вошел в историю как легендарный древнегреческий поэт, а также родоначальник античной литературы. Он является автором такие гениальных произведений, эпических поэм «Одиссея» и «Илиада». Согласно легенде он жил в VIII веке. Поговаривают, что Гомер был странствующим певцом, к тому же необразованным. Поэтому его поэмы исполнялись устно, и были записаны только спустя некоторое время. 

Гомер: вклад в литературу

Гомер создал два шедевра, которые вошли в историю литературы – «Одиссею» и «Илиаду». Сюжет первой поэмы посвящен многолетним странствиям моряка Одиссея после взятия Трои. Он посетил опасные ранее и неизведанные края. Сюжет «Илиады» мифологический и героический. Произведение посвящено событиям Троянской войны, начавшаяся из-за похищения троянцем Парисом Елены Прекрасной, которая на тот момент была женой ахейского царя Менелая.

Вклад Гомера в литературу оказался просто огромен: его поэмы являются образцом античного эпоха. Их автор остается источником для изучения мировоззрения древних греков, быта, обычаев, общества, морали, материальной культуры. Поэмы написаны гекзаметром, ставшим каноническим размером для последующего античного эпоса. Произведения Гомера стали одним из источником изучения истории традиций и быта Древней Греции. В них подробно описаны бытовые занятия: жнецов на полях, труд пастухов, виноградарей, собирающих урожай на южной земле. Также здесь упоминаются кузнецы и кожевники. 

Из эпоса Гомера можно узнать многое о морском и военном деле греков, тактику обороны и осады. Немного затронута тема о жизни в селах, городах, отношения граждан. Кроме того, поэт ведает об обрядах. Так, немало внимания уделено захоронению и верованиям: в «Илиаде» когда Ахилл убивает Гектора, отец Гектора (троянский царь Приам) попросил тело для захоронения. Греки верили, что если не похоронить человека, то он не найдет себе нигде места. Это хуже самой смерти. 

Надеемся, что сообщение о Гомере 6 класс расскажет на уроке, и Все узнают много нового о родоначальнике античной литературы. А рассказ о Гомере кратко Вы можете дополнить через форму комментариев ниже. 

Сильвен Тессон: Гомер — отче наш

Книга Сильвена Тессона о Гомере, основанная на цикле программ радиостанции France Inter, вышла в русском переводе спустя всего год после того, как наделала шума во Франции, став одним из бестселлеров лета 2018 года. Неутомимый путешественник, автор документальной эпопеи В лесах Сибири, удостоенной в 2011 году престижной премии «Медичи», Тессон прервал свои странствия и уединился на одном из Кикладских островов, чтобы заново прочесть гомеровский эпос и понять, что важного для себя мы можем найти в нем сегодня. Его вывод оказался сколь ожидаемым, столь и парадоксальным: живший более двух с половиной тысяч лет назад, Гомер не только остается нашим современником, но и в некотором смысле опережает нас, словно уже зная о превратностях глобального мира и о том, что предстоит человеку, жаждущему, подобно Одиссею, вернуться домой. 

В начале очередного лета, как никогда обострившего дилемму глобального и локального, заставив нас задуматься о том, где наш дом, мы публикуем отрывок из Лета с Гомером — книги о человеке, который знал всё с самого начала.

Близость вечных поэм

Илиада — это рассказ о Троянской войне. Одиссея — о возвращении героя на родную Итаку. Там описывается война, тут — восстановление порядка. И обе поэмы дают картину удела человеческого. Под Троей — толчея разъяренных масс, которыми манипулируют боги. В Одиссее герой блуждает в паутине островов, но в конце концов находит из нее выход. Эти эпосы словно вторят друг другу: проклятие войны — здесь, возможность острова — там; эпоха героев — с одной стороны, личные странствия — с другой. 

В этих поэмах кристаллизуются мифы, которые две тысячи пятьсот лет назад распространялись аэдами среди населения Микенского царства и Древней Греции. Сегодня они кажутся нам странноватыми, иногда чудовищными. Они населены безобразными созданиями, прекрасными как смерть колдуньями, обращенными в бегство армиями, бескомпромиссными друзьями, преданными женами и неистовыми воинами. Поднимаются штормы, обрушиваются стены, совокупляются боги, рыдают царевны, солдаты отирают свои слезы замаранными в крови туниками, мужчины режут друг другу горло. А потом это массовое кровопролитие обрывает какая-нибудь трогательная сцена, и проявление нежных чувств удерживает героев от мщения.

Подготовимся ко всему этому. Ведь мы будем плавать по бурным морям и блуждать по полям брани. Окажемся в пылу сражений и будем сидеть на совете богов. На нас обрушатся морские бури и ливни солнечного света. Нас будет окутывать туман. Мы будем заглядывать в занавешенные альковы, причаливать к островам и высаживаться на рифы.

Одни погибнут в бою. Другие спасутся. Но боги будут неотступно следить за всеми. И солнце будет все также струить свой свет и открывать перед нами красоту пополам с трагедией. И все будут из кожи вон лезть, чтобы воплотить задуманное, но за спиной у каждого какой-нибудь бог будет вести свою собственную игру. Окажется ли человек свободен в своем выборе или ему придется покоряться судьбе? Предстанет ли он простой пешкой в игре богов или вершителем своей собственной судьбы?

Декорациями этих поэм станут многочисленные острова, мысы и царства. В 1920-х годах географ Виктор Берар нашел им всем точное географическое соответствие. Mare Nostrum,Средиземное море — прародина нашей Европы, дочери Афин и Иерусалима.

Откуда же, из каких глубин пришли эти песни, потрясшие вечность? Почему они так знакомы нашему уху? Как объяснить, что какой-то рассказ, которому уже две тысячи пятьсот лет, вступает в резонанс с совершенно новой эпохой, со сверкающей рябью наших бухт? Почему благодаря этим вечно молодым стихам мы можем раскрывать загадки нашего будущего?

Почему, наконец, все эти герои и боги кажутся нам столь близкими?

Герои этих поэм продолжают жить в нас. Мы поражаемся их смелости. Нам понятны их страсти. Мы используем образы и выражения, порожденные их приключениями. Это наши безрассудные братья и сестры: Афина, Ахиллес, Аякс, Гектор, Одиссей и Елена! Их похождения породили то, чем мы, европейцы, сегодня являемся, то, что мы чувствуем, и то, о чем мы думаем. «Греки дали миру цивилизацию», — писал Шатобриан. Гомер всё еще помогает нам жить.

Относительно самого Гомера существует две гипотезы.

Либо боги действительно существовали и вдохновили его на их «жизнеописания», нашептав ему свои прозрения. И тем самым поэмы, брошенные в бездну времен, стали пророчествами, призванными поведать о нашей эпохе.

Либо просто нет ничего нового под Зевесовым солнцем, и сквозящие в этих поэмах темы — война и слава, величие и кротость, страх и красота, память и смерть — это то самое горючее, что подпитывает пылающий огонь вечного возвращения.

Я верю в неизменность человека. Современные социологи убеждают друг друга в том, что человек способен к совершенствованию, что прогресс и наука делают его лучше. Вздор! Поэмы Гомера нетленны, потому что человек, даже изменив свой облик, остается всё тем же, таким же ничтожным и великим, таким же посредственным и возвышенным, неважно, скачет ли он, «шлемоблещущий», на коне по Троянской равнине или ждет рейсового автобуса.

Когда кончены муки

Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками — Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась. А что, если теперь пришло время напитаться этими золотыми стихами, насладиться этими наэлектризованными строками, вечными, потому что неповторимыми, этими шумными и яростными песнями, полными мудрости и такой невыносимой красоты, что поэты и сегодня продолжают бормотать их сквозь слезы?

Дадаисты тут дали бы такой совет: отложите второстепенные задачи! Помойте посуду завтра! Погасите экраны компьютеров! Пусть дети поплачут, а вы без промедления откройте Илиаду или Одиссею, чтобы прочесть несколько отрывков вслух, стоя у моря, на вершине горы или перед окном своей спальни. Впустите в себя эти нечеловечески прекрасные песни. Они помогут вам найти путь в смуте нашего времени. Потому что настают страшные времена. Завтра дроны будут следить за нами с загрязненного углекислым газом неба, роботы — проводить биометрической контроль нашей личности, и будет запрещено заявлять о своей культурной самобытности. Уже завтра десять миллиардов человек, подключенных друг к другу, смогут постоянно шпионить друг за другом. Международные корпорации дадут нам возможность жить на десятки лет дольше, внедрив генную инженерию. Гомер, наш старый товарищ, способен развеять этот постгуманистический кошмар, предложив нам свою модель поведения — поведения человека, дышащего полной грудью в переливающемся всеми цветами радуги мире, а не множащегося на отведенном ему клочке земли.

Гомер — отче наш

Пятнадцать тысяч строк Илиады, двенадцать тысяч строк Одиссеи: зачем же нам еще писать?!

Наскальные рисунки пещеры Ласко могли бы положить конец изобразительному искусству, а Илиада и Одиссея могли бы увенчать литературное творчество. И наши библиотеки не ломились бы под весом впустую написанных книг! Эти поэмы открывают собой эпоху литературы и завершают цикл современности.

Все разворачивается в пределах нескольких гекзаметров: величие и покорность, тяготы существования, вопрос о судьбе и свободе, дилемма безмятежной жизни и вечной славы, вопрос о чувстве меры и чрезмерности, прелесть природы, сила воображения, величие добродетели и хрупкость жизни…

Создатель этих поэтических бомб до сих пор сокрыт от нас завесами тайны!

Кем был Гомер? Как один человек смог излучить столько энергии? Этот вопрос занимал уже Ницше, и об этом до сих пор спорят ученые. Этот вопрос преследует нас и в наше гламурное время. Каждый век сводит творения гения к своим текущим заботам. Наш эгалитаристский век прислушивается к требованиям эго. Недалек день, когда специалисты по античности будут задаваться вопросом о том, был Гомер трансгендером или нет.

Но Гомер сам отметает многие вопросы. В начале Одиссеи он призывает Мнемозину. Богиня памяти будет рассказывать эту историю, а он, поэт, будет цедить нектар мелодии. Так зачем срывать маску с певца, раз повествует богиня:

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,
Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел,
Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь
Жизни своей и возврате в отчизну сопутников; тщетны
Были, однако, заботы, не спас он сопутников: сами
Гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы,
Съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога, —
День возврата у них он похитил. Скажи же об этом
Что-нибудь нам, о Зевесова дочь, благосклонная Муза.
(Одиссея. I. 1–10)

Гомер жил в VIII веке до нашей эры. «За четыреста лет до меня», — утверждал Геродот. А это значит, что он вовсе не был военным репортером, потому что Троянская война, являющаяся сюжетом Илиады, произошла в 1200 году до нашей эры. Эти датировки подтверждены археологическими раскопками, произведенными в степях Малой Азии одним взбалмошным немцем, вдохновившим позднее на подвиги героя фильмов Стивена Спилберга — Индиану Джонса. Этим немцем был Генрих Шлиман. Микенская культура существовала между 1600 и 1200 годом до нашей эры, затем исчезла, рухнула под тяжестью собственного веса. А значит, можно говорить о четырех веках существования устной традиции передачи воспоминаний, легенд, эпопей, прежде чем некий человек, которого мы называем Гомером, стал обходить побережье и собирать материалы для создания поэмы. Так что у нас есть три гипотезы. 

Либо однажды явился чистый гений, бородатый и слепой, который четыреста лет спустя после Троянской войны придумал все ex nihilo. И значит, этот несравненный творец, демиург и чудовище в одном лице, изобрел литературу, как люди когда-то обрели огонь.

Либо Гомер — это имя, данное некоему сообществу рапсодов, бардов или поэтов, которые до недавнего времени еще бродили по берегам Эгейского моря и на Балканах и умели сочинять на ходу длинные эпические поэмы. Сегодня это племя рассказчиков назвали бы «художественным коллективом». Из века в век эти собиратели устных традиций создавали свое произведение, постепенно удлиняя его, латая, там и сям дополняя лирическими отступлениями и картинами воинской доблести. Если бы это так и было, то Илиада и Одиссея напоминали бы разноцветный стеганый костюм Арлекина и были бы простым упорядочением устного наследия. А все эти разношерстные вставки можно было бы рассматривать как «интерполяции».

Либо — как утверждает крупнейший французский историк-эллинист Жаклин де Ромийи — истина кроется где-то посередине. Гомер — это великий компилятор. Он собрал множество традиционных рассказов, замесил их и тем самым создал свой уникальный стиль, свою манеру повествования. Вспомните Брамса, который вставлял в классическую музыку венгерские народные танцы. Гомер — это алхимик, смешавший в одной реторте множество ингредиентов. Ничтоже сумняшеся он перемешивал деяния и исторические сюжеты разных эпох. А разве вдохновение не похоже на кулинарию?

Один ли был источник или их было несколько, сам текст относится к VIII веку до нашей эры, то есть к тому времени, когда греки переняли финикийский алфавит и вновь обрели письменность, утраченную в период «темных веков», последовавших за упадком Микенской культуры. Ученые спорят о том, принадлежали общества Илиады и Одиссеи к Микенской культуре или они сформировались в «темные века», когда ростки индоевропейской цивилизации распространились по архипелагам Эгейского моря.

Но все это академические тонкости! Гомер — это прежде всего имя первозданного чуда, того момента, когда человечество обрело возможность зафиксировать в своей памяти рефлексию собственного существования.

Гомер — это прежде всего голос, и только потом — герой биографического описания (какая скука!). Он дает людям возможность понять, почему они стали такими, какими стали. Надо ли знать, открывая Человеческую комедию, что Бальзак любил кофе? Нужно ли знать координаты GPS городка Комбре, чтобы мечтать о Жильберте? О, боги Олимпа! Специалисты тратят столько энергии на расследование правдоподобности того или иного факта, что в конце концов начинают забывать о его содержании! 

Гнозис, гипнозис, неврозис

Почему мы не мурлычем себе под нос стихи Гомера, как какой-нибудь шлягер? Наши деды заучивали наизусть фрагменты из Илиады и Одиссеи, а мы с трудом можем процитировать один стих. Почему сегодняшняя школьная программа оставляет без должного внимания Гомеровы сокровища?

Было бы настоящей бедой лишать целые поколения этих божественных песней, этих золотых стихов, этого пламенного глагола. Благодаря усилиям Министерства образования классика сдает свои позиции. За последние десятилетия горстке идеологов, призванных реформировать школьную программу, удалось совершенно обескровить изучение греко-латинских классиков. Если им верить, изучение мертвых языков — удел элиты, остальным они не нужны.

Мы просим Министерство образования не пренебрегать живейшим интересом детей к странствиям Одиссея, нежности Андромахи и героизму Гектора.

Археолог Генрих Шлиман писал в своем дневнике: «Как только я научился говорить, отец стал рассказывать мне о великих подвигах героев Гомера. Я очень любил эти рассказы. Они очаровывали меня. Они вдохновляли. И эти первые детские впечатления остаются с ребенком на всю жизнь».

Вот уже две тысячи лет Илиада и Одиссея воспитывают европейскую душу и дают ученым мужам пищу для комментариев. Это хорошо понимал еще Платон: Гомер «просветил греков».

Каждая строка была изучена тысячу раз. Некоторых это довело до невроза. Одни толкователи посвятили свою жизнь одному-единственному фрагменту, другие писали книги об одном-единственном эпитете (например, о прилагательном «богоравный», которым Гомер снабжает Одиссеева свинопаса). Немного смущаешься, вступая на порог этого храма науки! Тем не менее, каждый из нас, несмотря на все эти гималаи толкований — от Вергилия до Марселя Конша, от Расина до Шелли и Ницше — обретает юношеский задор, самостоятельно пробираясь сквозь это развилистое повествование, находя в нем свои собственные ориентиры, почерпывая бесценные сведения и выдвигая новые интерпретации.

В истории человечества существует немного произведений, — если не учитывать великие религиозные откровения, — которые вызвали такое обилие толкований. Это упражнение в комментировании само по себе прекрасная игра. Поэт Филипп Жакоте с нежной иронией отзывается об этом шквале работ. Предваряя свои переводы Гомера небольшим вступлением, он пишет: «Сначала пусть возникнет необыкновенное ощущение свежести, как от зачерпнутой в ладонь проточной воды. После чего предавайтесь комментариям хоть до бесконечности». Еще можно поступить как Генри Миллер, который, изображая неуча, признается в книге Колосс Маруссийский, что до своего приезда в Грецию не читал Гомера, чтобы не испытывать на себе его влияние.

Мы же, наоборот, окунемся в эти поэмы с головой и будем периодически твердить их стихи, подобно псалмам. В этой голубой лагуне каждый найдет отражение своей собственной эпохи, ответы на свои мучительные вопросы или иллюстрации своего внутреннего опыта. Одни извлекут из поэм уроки. Другие найдут в них поддержку. Под музыку этих песней каждый сможет очистить свой разум, не обращая внимания на претензии одного мелкого буржуа по фамилии Бурдьё к племени эрудитов. И для этого нет никакой нужды заканчивать университет. 

Перевод: Сергей Рындин

Гомер · Античные авторы · Библиотека Античной литературы

На чтение 11 мин Просмотров 315 Обновлено 11.01.2019

«Античные писатели. Словарь.», СПб: Лань, 1999

Гомер (Homeros), Меонид · греческий поэт, согласно древней традиции, автор Илиады (Ilias) и Одиссеи (Odysseia), двух больших эпопей, открывающих историю европейской литературы. О жизни Гомера у нас нет никаких сведений, а сохранившиеся жизнеописания и “биографические” заметки являются более поздними по «роисхождению и»часто переплетены с легендой (традиционные истерии о слепоте Гомера, о споре семи городов за право быть его родиной). С XVIII в. в науке идет дискуссия как относительно авторства, так и относительно истории создания Илиады и Одиссеи, так называемый «гомеровский вопрос», за начало которого повсюду принимается (хотя были и более ранние упоминания) опубликование в 1795 г. произведения Ф. А. Вольфа под заглавием Введение в Гомера (Prolegomena ad Homerum). Многие ученые, названные плюралистами, доказывали, что Илиада и Одиссея в настоящем виде не являются творениями Гомера (многие даже полагали, что Гомера вообще не существовало), а созданы в VI в. до н. э., вероятно, в Афинах, когда были собраны воедино и записаны передаваемые из поколения в поколение песни разных авторов. А так называемые унитарии отстаивали композиционное единство поэмы, а тем самым и единственность ее автора. Новые сведения об античном мире, сравнительные исследования южнославянских народных эпосов и детальный анализ метрики и стиля предоставили достаточно аргументов против первоначальной версии плюралистов, но усложнили и взгляд унитариев. Историко-географический и языковой анализ Илиады и Одиссеи позволил датировать их примерно VIII в. до н. э., хотя есть попытки отнести их к IX или к VII в. до н.э. Они, по-видимому, были сложены на малоазийском побережье Греции, заселенном ионийскими племенами, или на одном из прилегающих островов.

В настоящее время не подлежит сомнению, что Илиада и Одиссея явились результатом долгих веков развития греческой эпической поэзии, а вовсе не ее началом. Разные ученые по-разному оценивают, насколько велика была роль творческой индивидуальности в окончательном оформлении этих поэм, но превалирует мнение, что Гомер ни в коем случае не является лишь пустым (или собирательным) именем. Неразрешенным остается вопрос, создал ли Илиаду и Одиссею один поэт или это произведения двух разных авторов (чем, по мнению многих ученых, объясняются различия в видении мира, поэтической технике и языке обеих поэм). Этот поэт (или поэты) был, вероятно, одним из аэдов, которые, по меньшей мере, с микенской эпохи (XV-XII вв. до н.э.) передавали из поколения в поколение память о мифическом и героическом прошлом. Существовали, однако, не пра-Илиада или пра-Одиссея, но некий набор устоявшихся сюжетов и техника сложения и исполнения песен. Именно эти песни стали материалом для автора (или авторов) обеих эпопей. Новым в творчестве Гомера была свободная обработка многих эпических традиций и формирование из них единого целого с тщательно продуманной композицией. Многие современные ученые придерживаются мнения, что это целое могло быть создано лишь в письменном виде. Ярко выражено стремление поэта придать этим объемным произведениям определенную связность (через организацию фабулы вокруг одного основного стержня, сходного построения первой и последней песен, благодаря параллелям, связывающим отдельные песни, воссозданию предшествующих событий и предсказанию будущих). Но более всего о единстве плана эпопеи свидетельствуют логичное, последовательное развитие действия и цельные образы главных героев. Представляется правдоподобным, что Гомер пользовался уже алфавитным письмом, с которым, как мы сейчас знаем, греки познакомились не позднее VIII в. до н.э. Реликтом традиционной манеры создания подобных песен было использование даже в этом новом эпосе техники, свойственной устной поэзии. Здесь часто встречаются повторы и так называемый формульный эпический стиль. Стиль этот требует употребления сложных эпитетов («быстроногий», «розовоперстая»), которые в меньшей степени определяются свойствами описываемой особы или предмета, а в значительно большей — метрическими свойствами самого эпитета. Мы находим здесь устоявшиеся выражения, составляющие метрическое целое (некогда целый стих), представляющие типические ситуации в описании битв, пиров, собраний и т.д. Эти формулы повсеместно были в употреблении у аэдов и первых творцов письменной поэзии (такие же формулы-стихи выступают, например у Гесиода). Язык эпосов также является плодом долгого развития догомеровской эпической поэзии. Он не соответствует ни одному региональному диалекту или какому-либо этапу развития греческого языка. По фонетическому облику ближе всего стоящий к ионийскому диалекту язык Гомера демонстрирует множество архаических форм, напоминающих о греческом языке микенской эпохи (который стал нам известен благодаря табличкам с линеарным письмом В). Часто мы встречаем рядом флективные формы, которые никогда не употреблялись одновременно в живом языке. Много также элементов, свойственных эолийскому диалекту, происхождение которых до сих пор не выяснено. Формульность и архаичность языка сочетаются с традиционным размером героической поэзии, которым был гекзаметр.

В плане содержания зпосы Гомера тоже заключают в себе множество мотивов, сюжетных линий, мифов, почерпнутых в ранней поэзии. У Гомера можно услышать отголоски минойской культуры и даже проследить связь с хеттской мифологией. Однако основным источником эпического материала стал для него микенский период. Именно в эту эпоху происходит действие его эпопеи. Живший в четвертом столетии после окончания этого периода, который он сильно идеализирует, Гомер не может быть источником исторических сведений о политической, общественной жизни, материальной культуре или религии микенского мира. Но в политическом центре этого общества, Микенах, найдены, однако, предметы, идентичные описанным в эпосе (в основном оружие и инструменты), на некоторых же микенских памятниках представлены образы, вещи и даже сцены, типичные для поэтической действительности эпопеи. К микенской эпохе были отнесены события троянской войны, вокруг которой Гомер развернул действия обеих поэм. Эту войну он показал как вооруженный поход греков (названных ахейцами, данайцами, аргивянами) под предводительством микенского царя Агамемнона против Трои и ее союзников. Для греков троянская война была историческим фактом, датируемым XIV-XII вв. до н. э. (согласно подсчетам Эратосфена, Троя пала в 1184 г.).

Сегодняшнее состояние знаний позволяет утверждать, что, по крайней мере, некоторые элементы троянской эпопеи являются историческими. В результате раскопок, начатых Г. Шлиманом, были открыты руины большого города, в том самом месте, где в соответствии с описаниями Гомера и местной вековой традицией должна была лежать Троя-Илион, на холме, носящем ныне название Гиссарлык. Лишь на основании открытий Шлимана руины на холме Гиссарлык называют Троей. Не совсем ясно, какой именно из последовательных слоев следует идентифицировать с Троей Гомера. Поэт мог собрать и увековечить предания о поселении на приморской равнине и опираться при этом на исторические события, но он мог и на руины, о прошлом которых мало знал, перенести героические легенды, первоначально относившиеся к другому периоду, мог также сделать их ареной схваток, разыгравшихся на другой земле.

Действие Илиады происходит в конце девятого года осады Трои (другое название города Илиос, Илион, отсюда и заглавие поэмы). События разыгрываются на протяжении нескольких десятков дней. Картины предшествующих лет войны не раз возникают в речах героев, увеличивая временную протяженность фабулы. Ограничение непосредственного рассказа о событиях столь кратким периодом служит для того, чтобы сделать более яркими события, решившие как исход войны, так и судьбу ее главного героя. В соответствии с первой фразой вступления, Илиада есть повесть о гневе Ахилла. Разгневанный унижающим его решением верховного вождя Агамемнона, Ахилл отказывается от дальнейшего участия в войне. Он возвращается на поле боя лишь тогда, когда его друг Патрокл находит смерть от руки Гектора, несгибаемого защитника Трои, старшего сына царя Приама. Ахилл примиряется с Агамемноном и, мстя за друга, убивает Гектора в поединке и бесчестит его тело. Однако в конце концов он отдает тело Приаму, когда старый царь Трои сам приходит в стан греков, прямо в палатку убийцы своих сыновей. Приам и Ахилл, враги, смотрят друг на друга без ненависти, как люди, объединенные одной судьбой, обрекающей всех людей на боль.

Наряду с сюжетом о гневе Ахилла, Гомер описал четыре сражения под Троей, посвящая свое внимание действиям отдельных героев. Гомер представил также обзор ахейских и троянских войск (знаменитый список кораблей и перечень троянпев во второй песне — возможно, наиболее ранняя часть эпопеи) и приказал Елене показывать Приаму со стен Трои самых выдающихся греческих вождей. И то и другое (а также многие иные эпизоды) не соответствует десятому году борьбы под Троей. Впрочем, как и многочисленные реминисценции из предшествующих лет войны, высказывания и предчувствия, относящиеся к будущим событиям, все это устремлено к одной цели: объединения поэмы о гневе Ахилла с историей захвата Илиона, что автору Илиады удалось поистине мастерски.

Если главным героем Илиады является непобедимый воин, ставящий честь и славу выше жизни, в Одиссее идеал принципиально меняется. Ее героя, Одиссея, отличает прежде всего ловкость, умение найти выход из любой ситуации. Здесь мы попадаем в иной мир, уже не в мир воинских подвигов, но в мир купеческих путешествий, характеризующий эпоху греческой колонизации.

Содержанием Одиссеи является возвращение героев с Троянской войны. Повествование начинается на десятом году скитаний главного героя. Гнев Посейдона до сего времени не позволял герою вернуться на родную Итаку, где воцарились женихи, соперничающие из-за руки его жены Пенелопы. Юный сын Одиссея Телемах уезжает в поиске вестей об отце. Тем временем Одиссей по воле богов отправленный в путь державшей его до той поры при себе нимфой Калипсо, достигает полулегендарной страны феаков. Там в долгом и необычайно красочном повествования он описывает свои приключения с момента отплытия из-под Трои (среди прочего — путешествие в мир мертвых). Феаки отвозят его на Итаку. Под видом нищего он возвращается в свой дворец, посвящает Телемаха в план уничтожения женихов и, воспользовавшись состязанием в стрельбе из лука, убивает их.

Легендарные элементы повествования о морских странствиях, существовавшие долгое время в фольклорной традиции воспоминания о древних временах и их обычаях, «новеллистический» мотив мужа, возвращающегося домой в последний момент, когда дому угрожает опасность, а также интересы и представления современной Гомеру эпохи колонизации были использованы для изложения и развития троянского мифа.

Илиада и Одиссея имеют множество общих черт как в композиции, так и в идеологической направленности. Характерны организация сюжета вокруг центрального образа, небольшая временная протяженность рассказа, построение фабулы вне зависимости от хронологической последовательности событий, посвящение пропорциональных по объему отрезков текста важным для развития действия моментам, контрастность следующих друг за другой сцен, развитие фабулы путем создания сложных ситуаций, очевидно замедляющих развитие действия, а затем их блестящее разрешение, насыщенность первой части действия эпизодическими мотивами и интенсификация основной линии в конце, столкновение главных противостоящих сил только в конце повествования (Ахилл — Гектор, Одиссей — женихи), использование апостроф, сравнений. В эпической картине мира Гомер зафиксировал важнейшие моменты человеческого бытия, все богатство действительности, в которой живет человек. Важным элементом этой действительности являются боги; они постоянно присутствуют в мире людей, влияют на их поступки и судьбы. Хотя они и бессмертны, но своим поведением и переживаниями напоминают людей, а уподобление это возвышает и как бы освящает все, что свойственно человеку.

Гуманизация мифов является отличительной чертой эпопей Гомера: он подчеркивает важность переживаний отдельного человека, возбуждает сочувствие к страданию и слабости, пробуждает уважение к труду, не принимает жестокости и мстительности; превозносит жизнь и драматизирует смерть (прославляя, однако, ее отдачу за отчизну).

В древности Гомеру приписывали и другие произведения, среди них 33 гимна. Войну мышей и лягушек, Маргита. Греки говорили о Гомере просто: «Поэт». Илиаду и Одиссею многие, хотя бы частично, знали наизусть. С этих поэм начиналось школьное обучение. Вдохновение, навеянное ими, мы видим во всем античном искусстве и в литературе. Образы гомеровских героев стали образцами того, как следует поступать, строки из поэм Гомера сделались афоризмами, обороты вошли во всеобщее употребление, ситуации обрели символическое значение. (Однако философы, в частности Ксенофан, Платон, обвиняли Гомера в том, что он привил грекам ложные представления о богах). Поэмы Гомера считались также сокровищницей всяческих знаний, даже исторических и географических. Этого взгляда в эллинистическую эпоху придерживался Кратет из Малл, его оспаривал Эратосфен. В Александрии исследования текстов Гомера породили филологию как науку о литературе (Зенодот Эфесский, Аристофан Византийский, Аристарх Самофракийский). С перевода Одиссеи на латинский язык началась римская литература. Илиада и Одиссея послужили моделями для римской эпопеи.

Одновременно с упадком знания греческого языка Гомера перестают читать на Западе (ок. IV в. н.э.), зато его постоянно читали и комментировали в Византии. На Западе Европы Гомер вновь становится популярным начиная со времен Петрарки; первое его издание было выпущено в 1488 г. Великие произведения европейской эпики создаются под влиянием Гомера.

литература греции · литература рима · исследовательская литература
список авторов · список произведений

Гомер мог жить гораздо позже, чем предполагалось

«Дата возвращения» мифического Одиссея на Итаку впервые была установлена ещё 80 лет назад. Новая работа на эту тему куда интереснее — из неё следует, что легендарный Гомер был вовсе не велким рассказчиком, а искуснейшим астрономом, умения которого значительно превосходили всё, что могли делать его современники. Если, конечно, учёные не ошибаются в интерпретации гекзаметров.

Происхождение древнегреческой эпической поэмы «Одиссея» интересует учёных уже не один век. Хотя по традиции её создателем считают «слепого певца» Гомера, уже в античности высказывались сомнения по поводу авторства произведения. Наиболее распространённая, но наверняка не окончательная версия состоит в том, что «Одиссея» и «Илиада» — результат компиляции многочисленных сказаний разных авторов. В какой-то степени иначе и быть не может — поэмы впервые записали лишь через несколько веков после их появления, и всё это время от поколения к поколению они передавались изустно. Вряд ли при передаче не было ошибок.

Европа больше тысячи лет не знала об «Одиссее» и «Илиаде», вновь познакомившись с ними лишь в XV веке с помощью византийских учёных, ринувшихся на Запад после падения Константинополя. Уже вскоре эти произведения стали основой образования в классических языках. В эпоху Просвещения возникли сразу несколько школ серьёзных исследователей, каждая из которых отстаивала свою версию происхождения «Илиады» и «Одиссеи». Некоторые считали поэмы коллективным творчеством, некоторые горячо заступались за реальность составителя; были, разумеется, и фоменки, которые считали оба произведения не то средневековой, не то ещё более поздней подделкой — подчас как и всю античную культуру.

«Одиссея»

греческая эпическая поэма, вместе с «Илиадой» приписываемая Гомеру. Будучи законченной позже «Илиады», «Одиссея» примыкает к более раннему эпосу, не составляя однако непосредственного продолжения…

О чём вопросов не возникало, так это о реальности описываемых событий. «Одиссея» — поэма сказочная. В «Одиссее» боги напрямую и активно вмешиваются в жизнь главного героя, возвращающегося с Троянской войны на родную Итаку. Да и рассказы о встрече с циклопом или превращении одиссеевых спутников в свиней колдуньей Цирцеей вряд ли могут описывать какие-то реальные события, даже в сильно искажённой форме.

С другой стороны, и саму Трою, разрушенную греками, долгое время считали мифическим городом, а обилие героев и переплетение различных сюжетных линий «Илиады» — свидетельством того, что Троянская война — не более чем миф, составленный из рассказов о многочисленных войнах, бывших в истории греков. Обнаружение развалин мифического города изменило это мнение, и сейчас большинство историков считают войну реальной, хотя и сомневаются, что поводом к ней могло быть похищение прекрасной Елены. Точно так же и в «Одиссее» вполне могли отразиться события, действительно имевшие место.

Зловещее затмение

Чтобы установить реальность древних событий, а порой и выяснить подробности произошедшего, историки иногда обращаются к астрономии. Путь светил по небосводу не зависит от человеческой воли, а детали небесных явлений доступны каждому, кто готов поднять глаза к звёздам, потому и фальсифицировать такие сведения никому в голову не придёт. Более того, некоторые конфигурации светил на небе повторяются лишь с промежутком в многие тысячи лет. Современная небесная механика позволяет легко вычислить взаимное положение планет хоть сто, хоть тысячу лет назад, и таким образом появляется возможность астрономической датировки давно произошедших событий, которые сопровождали подмеченные летописцами небесные явления.

Идеально подходит на роль такого явления солнечное затмение. Во-первых, его трудно не заметить, а во-вторых, в среднем в каждой конкретной точке на Земле полные солнечные затмения повторяются лишь через 300—400 лет. Как правило, с такой точностью время соответствующего затмению исторического события известно, и в этом случае небесная механика позволяет оценить время наблюдения с точностью до дней, часов и минут.

Не удивительно поэтому, что учёные принялись искать следы упоминания о солнечном затмении в «Одиссее» ещё в античности. И им это удалось.

И Плутарх, и Гераклит были уверены, что поэтическое описание затмения в тексте содержится и относится ни много ни мало к кульминации эпоса — дню, когда многочисленные женихи Пенелопы вознамерились убить её законного мужа Одиссея, уже вернувшегося на Итаку, но по хитроумности своей всё ещё скрывающегося в образе нищего странника.

Одиссея не без помощи богов спасает сын предсказателя Палифейда Феоклимен. Продолжая дело отца, Феоклимен в двадцатой (φ) песни «Одиссеи» взывает к женихам, рассказывая об открывшихся ему недобрых знамениях (песнь двадцатая, стихи 351—357, в переводе Василия Андреевича Жуковского):

«Вы, злополучные, горе вам! Горе! Невидимы стали
Головы ваши во мгле и невидимы ваши колена;
Слышен мне стон ваш, слезами обрызганы ваши ланиты.
Стены, я вижу, в крови; с потолочных бежит перекладин
Кровь; привиденьями, в бездну Эреба бегущими, полны
Сени и двор, и на солнце небесное, вижу я, всходит
Страшная тень, и под ней вся земля покрывается мраком».

Оба античных учёных уверены, что здесь речь идёт о солнечном затмении: солнце исчезло, темень окутала землю, зловещим красноватым светом от находящихся за горизонтом освещённых земель отливают лица и предметы. Кроме того, солнечные затмения в древности традиционно считались нехорошим предзнаменованием.

Более того, хорошо знавшие натуральную философию Гераклит и Плутарх отмечают, что дню одиссеева возвращения к Пенелопе предшествовала безлунная ночь, а новолуние — необходимое условие для солнечного затмения. Однако ни в IV веке до нашей эры, ни во II веке после Рождества Христова, когда жили два великих учёных, астрономия и математика ещё не достигли точности, которая позволила бы предсказать, в какой день на Итаке произошло затмение.

16 апреля 1178 года до н. э.

К XX веку это давно уже было возможным, и астрономы Карл Шох и Пауль Виктор Нейгебауэр без труда выяснили, что полоса ближайшего ко времени разрушения Трои (XIII—XII века до н. э.) солнечного затмения на Итаке пересекла Ионическое море 16 апреля 1178 года до нашей эры.

Немцы Шох и Нейгебауэр уже давно мертвы, а своё предсказание они сделали ещё в середине 1920-х годов. Поэтому утверждения в духе «американские астрономы вычислили, когда Одиссей вернулся домой», которыми во вторник начали потчевать своих читателей, слушателей и зрителей многочисленные средства массовой информации, опоздали по меньшей мере лет на 80.

Однако действительно во вторник в Proceedings of the National Academy of Sciences была опубликована интереснейшая работа Марсело Магнаско и Константино Байкузиса из Университета имени Рокфеллера в американском Нью-Йорке, присланная из астрономической обсерватории Ла-Плата в Аргентине. И, хотя численно результат их статьи можно выразить той же датой — 16 апреля 1178 года (к этой дате, интересной самой по себе, мы ещё вернёмся), самое интересное в ней касается не времени возвращения Одиссея на Итаку, а предположений о том, как писалась «Одиссея». Они и вправду поразительны.

Скептические голоса

Байкузису и Магнаско хорошо известна судьба открытия Шоха и Нейгебауэра. После недолгого периода радостного возбуждения, который вызвали публикации немцев, практически сразу стали раздаваться голоса скептиков, сомневавшихся в «математической точности» астрономической датировки возвращения Одиссея к Пенелопе. У скептиков были две основные линии атаки на установленную дату.

Во-первых, интерпретация 351—357-го стихов двадцатой песни «Одиссеи». Собственно, здесь скептики позволили себе вступить в спор не с Шохом и Нейгебауэром, а с Плутархом и Гераклитом. И действительно, затмение какое-то странное. Мало того что это очевидное событие более нигде в поэме не упоминается, так ещё и Феоклимен рассказывает о своём видении не на улице, а в доме Одиссея. Конечно, мы не знаем, как должен был выглядеть дворец правителя Итаки, но настораживает и тот момент, что обычно не скупящийся на красочные описания подробностей Гомер не рассказывает о смолкших птицах, испуганных животных или налетевших внезапно ветрах — всех тех явлениях, что непременно сопровождают полное солнечное затмение.

Второй момент более научного плана. Хотя астрономы и научились хорошо предсказывать движение небесных тел, о вращении самой Земли, которое медленно и весьма нерегулярным способом замедляется, им известно гораздо хуже. Поскольку планета быстро вращается, то ошибка в определении положения точки, которую она подставит под лунную тень, растёт очень быстро (квадратично со временем). На самом деле именно исторические данные о местах наблюдения затмений активно используются для очень точных оценок неравномерности вращения Земли в прошлом.

Однако древнейшие такие данные относятся лишь к VIII веку до н. э. По оценкам учёных, за 400 с лишним лет, которые прошли между Троянской войной и первым исторически достоверным упоминанием затмения, в определении местоположения тени могла накопиться ошибка в 300—350 км, а это шире самой лунной тени.

close

100%

В итоге результаты Шоха и Нейгебауэра так и не были окончательно приняты. Осторожные в своих суждениях учёные посчитали, что пока астрономия и литературоведение не дают оснований утверждать, что описываемые в двадцатой песни «Одиссеи» события происходили именно в 1178 году.

Обойдёмся без затмений

Байкузис и Магнаско попытались воспользоваться такими астрономическими событиями, на которые вращение Земли практически не влияет. На самом деле, если верить исследователям, они просто собрали все фрагменты «Одиссеи», в которых можно разглядеть описания астрономических явлений. Помимо новолуния, которое упоминали ещё Плутарх с Гераклитом, таких фрагментов нашлось всего четыре.

Справка

Литературная традиция, которой следовал составитель «Одиссеи» и «Илиады», требует изложения параллельных событий, как последовательных. Если две песни «Одиссеи» повествуют об одном и том же дне, то…

За 4 или 5 дней (смотрите врез) до встречи с Пенелопой Одиссей приплывает на Итаку. На рассвете у берегов Итаки, к которой Одиссей подплывает с Запада, его встречает Утренняя звезда (песнь тринадцатая, стихи 92—95):

…Ныне же спал он, забыв претерпенное, сном беззаботным.
Но поднялася звезда лучезарная, вестница светлой,
В сумраке раннем родившейся Эос; и, путь свой окончив,
К брегу Итаки достигнул корабль, облегающий море…

Здесь, наверное, никаких вопросов нет. Утреннюю звезду мы знаем как Венеру, и, судя по тексту «Одиссеи», Венера должна быть видна на рассветном небе.

За 10 или 11 дней до воссоединения супругов Посейдон, названный «земли колебателем», возвращается с юга и, так и не простивший Одиссею ослепления его сына, циклопа Полифема, разрушает его плот (песнь пятая, стихи 282—284):

…В это мгновенье земли колебатель могучий, покинув
Край эфиопян, с далеких Солимских высот Одиссея
В море увидел: его он узнал; в нем разгневалось сердце…

Посейдон в ранней древнегреческой мифологии был богом, «ответственным» не только за океан, но и за землю, потому ещё 40 лет назад появилось предположение, что возвращение Посейдона из края эфиопян может означать весеннее равноденствие, приход весны в Северное полушарие.

За 28 или 29 дней до того, как Одиссей открывается Пенелопе, он покидает Огигию, где его целый год держала нимфа Калипсо. Покидая остров поздним вечером, Одиссей плывёт на восток, а небо над его головой описано очень подробно (песнь пятая, стихи 269—277):

…Радостно парус напряг Одиссей и, попутному ветру
Вверившись, поплыл. Сидя на корме и могучей рукою
Руль обращая, он бодрствовал; сон на его не спускался
Очи, и их не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно
В море Воота, с Медведицы, в людях еще Колесницы
Имя носящей и близ Ориона свершающей вечно
Круг свой, себя никогда не купая в водах океана.
С нею богиня богинь повелела ему неусыпно
Путь соглашать свой, ее оставляя по левую руку…

Здесь Воот — это созвездие Волопаса (латинское Bootes), в таком виде известное и грекам, Плеяды — всем известное звёздное скопление, а Медведица, или Колесница, — приполярное созвездие Большой Медведицы. На самом деле Волопас и Плеяды совсем не часто хорошо видны вместе после заката, когда происходит действие поэмы. Такое случается только в сентябре и марте. Поскольку март гораздо холоднее, а позднее в поэме упоминается буйное цветение деревьев, учёные считают, что речь идёт о марте.

Наконец, за 33 или 34 дня до триумфа Одиссея боги Олимпа решают послать Гермеса к Калипсо, чтобы он передал приказ отпустить Одиссея с Огигии (песнь пятая, стихи 43—55, 148):

…медлить не стал благовестник, аргусоубийца.
К светлым ногам привязавши свои золотые подошвы
Амброзиальные, всюду его над водой и над твердым
Лоном земли беспредельные легким носящие ветром,
Взял он и жезл свой, по воле его наводящий на бодрых
Сон, отверзающий сном затворенные очи у спящих.
В путь устремился с жезлом многосильный убийца Аргуса.
Скоро, достигнув Пиерии, к морю с эфира слетел он;
Быстро помчался потом по волнам рыболовом крылатым,
Жадно хватающим рыб из отверстого бурею недра
Бездны бесплодно-соленой, купая в ней сильные крылья.
Легкою птицей морской пролетев над пучиною, Эрмий
Острова, морем вдали сокровенного, скоро достигнул…
…Так отвечав, удалился бессмертных крылатый посланник…

В этом фрагменте Байкузис и Магнаско видят рассказ о движении планеты Меркурий на запад и её возвращение на восток. Меркурий находится ближе к Солнцу, чем Земля, потому на земном небе никогда не удаляется от светила дальше, чем на 15—17^o, беспрестанно рисуя вокруг него характерные петли. Остров, на котором Одиссея держала Калипсо, действительно был западнее Олимпа, откуда был послан Эрмий (Гермес), а достигнув крайней точки очередной петли, планета, действительно как будто останавливается и затем возвращается в другую сторону. Однако, можно ли этот поэтический фрагмент считать описанием такого движения, остаётся под вопросом.

Сами авторы отмечают, что последнее допущение — возможно, самое слабое звено их конструкции.

Конечно, как Гермес — самый быстроногий бог, так Меркурий — планета, быстрее всего движущаяся по небу. Конечно, Меркурий далеко не удаляется от горизонта в сумерках, в которые только и виден, так что вполне мог мчаться «по волнам» в островной Греции.

Тем не менее само отождествление Гермеса с Меркурием под большим вопросом. Считается, что отождествлять богов с планетами люди начали в Месопотамии, и эта культура позднее распространялась в Древней Греции, взаимодействуя с местными представлениями о мире. Однако неизвестно, были ли такие ассоциации в ходу в VIII веке до н. э., когда, предположительно, жил Гомер, и тем более в XII, когда происходило действие его двух самых знаменитых сочинений. Первые упоминания о Меркурии как о «звезде Гермеса» относятся к V веку, хотя при желании связь совершающей витки вокруг Солнца планеты с богом можно найти, например, в гомеровском же гимне о похищении Гермесом скота Аполлона, в котором бог возвращается из предприятия, ступая по отпечаткам собственных ног.

Совпадение

Выделив из текста все астрономические сведения — новолуние, предрассветную видимость Венеры, положение созвездий на вечернем небе, максимальное удаление Меркурия от Солнца и равноденствие, Байкузис и Магнаско попытались найти с 1115-го по 1250 года до н. э. — период, к которому разные источники относят разрушение Трои, — все даты, удовлетворяющие описанным ограничениям.

Впрочем, вместо полутора веков можно было бы взять и существенно более широкий диапазон лет: конфигурация, описанная в «Одиссее» (если, конечно, её интерпретация правильна) повторяется лишь раз в 2 000 лет. Так, всего через 4 дня после весеннего равноденствия в Ионическом море становятся невидимыми Плеяды, а в соответствии с текстом Одиссей, отплывая с Огигии, глядел на Плеяды, а его плот был разрушен на равноденствие.

Поскольку полное путешествие до Итаки заняло ровно лунный месяц, то и в день отплытия должно было быть новолуние, так что новую луну необходимо «запихнуть» в эти четыре дня; такое случается примерно раз в 6 лет. Только раз в 18 лет будет удовлетворено ещё и требование на присутствие в утреннем небе Венеры, а требование максимального удаления Меркурия от Солнца делает совпадение всех событий реже ещё в 100 с лишним раз.

С 1115 по 1250 годы до н. э. четырём требованиям даты встречи Одиссея с Пенелопой удовлетворяют лишь 24 марта 1157 года, 9 апреля 1191 года и 16 апреля 1178 года. Однако первая дата слишком ранняя: встреча происходит в праздник Аполлона, а он не мог произойти прежде равноденствия, 1 апреля, вторая с очень большим скрипом удовлетворяет ограничению на движение Меркурия (оно меняет направление за три дня до прибытия на Огигию).

В итоге остаётся лишь один день даты встречи Одиссея с Пенелопой — 16 апреля 1178 года. Именно на этот день приходится и затмение, вычисленное Шохом и Нейгебауэром.

Совпадение примечательное: два независимых события — солнечное затмение и положение других светил на небе — указывают на одну и ту же дату с точностью до одного дня! Шансы на простое совпадение уникального за полтора века события с единственным солнечным затмением в Ионии за 300 лет ничтожны.

Под диктовку звёзд

Что же всё это значит? Неужели всё изложенное в «Одиссее» правда?

В любом случае не всё, иначе нам придётся поверить в одноглазых великанов и коварных сирен. Однако рассказы про сирен и циклопа Гомер вложил в уста самого Одиссея на пиру у царя феаков Алкиноя. В «Одиссее» от лица её главного героя рассказываются все приключения, произошедшие с ним от окончания Троянской войны до освобождения из плена Калипсо. Автор же ограничивается месяцем с небольшим, в который и происходят все упомянутые Магнаско и Байкузисом астрономические явления. Может ли хотя бы этот рассказ быть правдивым?

Авторы статьи считают такой вариант маловероятным. Если уж считать эти события подлинными, тогда до момента их описания должны пройти 400 лет: существование Гомера относят к VIII веку до н. э. Все четыре века в народных сказаниях должны были точно передаваться подробности взаимного положения звёзд, планет, преданье о затмении и времени наступления новолуния — и это в дополнение к подробностям самого путешествия. Поскольку передавались они в аллегорической форме (вроде полёта Гермеса на Огигию), маловероятно, что народная молва могла так точно сохранить ключевые детали: их значимость с первого взгляда не видна.

Однако, если все астрономические детали последнего месяца путешествия Одиссея не могли сохраниться в памяти многих поколений сказителей, их можно было нарочно внести в эту историю.

Целью такой реконструкции могло быть желание внести временной скелет в историю, полученную объединением многочисленных народных историй.

Примерно до VI—V веков до н. э. у греков не было полноценного календаря, по которому можно было бы приписать разным событиям путешествия определённые даты. Такой календарь вполне могли заменить астрономические подробности событий.

По выражению авторов статьи в Proceedings of the National Academy of Sciences, подмеченные ими детали могли служить чем-то вроде карандашного наброска, по которому было нанесено красочное масло эпической поэмы — только наброска, определяющего не пространственную структуру произведения, как на картинах, а временную. В этом случае уже звёзды диктуют, когда должны были происходить те или иные события в истории последнего плавания Одиссея: когда он отплывает с Огигии, когда его плот разрушает Посейдон, когда хитроумный муж приплывает к феакам и когда возвращается к Пенелопе.

В связи с этим особый смысл приобретает и давно замеченное совпадение продолжительность всей 19-летней одиссеевой эпопеи с так называемым метоновым циклом — основой древних календарей сразу нескольких народов. По истечении цикла Метона одни и те же фазы Луны приходятся на одни и те же дни года, что и позволяло использовать его для составления точного лунно-солнечного календаря. Кстати, цикл Метона дожил и до наших дней: на основании его составлены таблицы пасхалий, которым следует христианская церковь.

«Слепой старец» или великий астроном?

Мог ли Гомер так хорошо знать астрономию? Как признают сами авторы, эта версия также сомнительна. Например, Метон открыл свой цикл лишь в 432 году до н. э., и даже куда более искушённые в астрономии китайцы — лишь на сто лет раньше. А уровень знакомства с астрономией, который требуется от составителя «Илиады» и «Одиссеи», невероятно высок не только для древнего грека VIII века до нашей эры, но даже и для его современников из Междуречья или Египта.

Возможно, за работой Байкузиса и Магнаско последует новый всплеск конспирологических версий происхождения «Одиссеи». По крайней мере, версия намеренного внесения временной структуры в поэму, которую они высказали, не многим более правдоподобна, чем предположение о способности людской молвы в течение долгих веков сохранять мельчайшие детали путешествия реального Одиссея.

Впрочем, более поздним злоумышленникам, пожелавшим с использованием астрономии «подделать» классическую поэму когда-нибудь в Средневековье, вряд ли понадобилось бы так тайно вплетать в неё временную структуру, выраженную через астрономические события. Это типично как раз для древних, не знавших календарного счёта дней, а потому вынужденных в голове своей соизмерять все временные промежутки с естественными небесными циклами.

В любом случае авторы надеются, что им удастся возобновить дискуссию об астрономической датировке «Одиссеи».

Возможно, историки слишком рано списали в утиль 16 апреля 1178 года до н. э. — дату, предсказанную Шохом и Нейгебауэром около 80 лет назад.

Отложенный юбилей

И в заключение, как обещано, о дате. Когда следует отпраздновать 3200 лет с момента возвращения Одиссея на Итаку, которую вряд ли упустит правительство так радушной к туристам Греции? Если ваш ответ — 16 апреля 2022 года, вы, увы, неправы.

Во-первых, с 1 года до нашей эры («минус первого года») до 1 года нашей эры прошли не два года, а всего один: «нулевого» года не было. Так что срок в 3200 лет с 1178 года до н. э. истечёт лишь 2023 году. Во-вторых, даты, относящиеся к столь глубокой древности, принято указывать по юлианскому календарю, который в XII веке до н. э. отличался от используемого ныне григорианского на 11 дней в противоположную нынешним 13 сторону.

Так что ждём всех на Итаке 5 апреля 2023 года, чтобы отпраздновать 3200-летний юбилей триумфа Одиссея над врагами. Если бы только знать, где эта Итака находится: её отождествление с современным островом под тем же названием до сих пор остаётся спорным.

От первого перевода Гомера до «Питомцев зоопарка». Пять книг из московских музеев

23 апреля отмечается Всемирный день книг и авторского права. Фонды московских музеев хранят множество старых книг, и за каждой из них стоит своя история. О нескольких интересных экземплярах и их авторах — в совместном материале mos.ru и агентства «Мосгортур».

«Омирова Илиада» Петра Екимова

За незнакомым современному читателю именем Омир скрывается древнегреческий поэт Гомер. Именно так, на византийский манер, называли его на Руси. Упоминание о нем есть в житии святого Кирилла, одного из создателей славянской письменности, изучавшего «Илиаду» и «Одиссею» в Константинопольском университете. Под влиянием трудов древнего грека он написал первые поэтические произведения на новом языке. Гомером же в России он стал уже к XIX веку.

Отрывки из произведений Гомера на русском языке появлялись еще во времена Ивана Грозного. Позже фрагменты эпической поэмы о событиях Троянской войны на русский переводил Михаил Ломоносов. Первым, кто перевел «Илиаду» от начала до конца, стал поэт и прозаик Кирьяк Кондратович (1703–1790), однако этот текст остался лишь в рукописном варианте.

Труд Кондратовича продолжил коллежский секретарь Петр Екимов. В 1776 году в свет вышла первая печатная книга Гомера на русском — «Омировых творений часть I». Книга содержала первые 12 песен «Илиады», а остальные 12 вышли отдельной книгой «Омировой Илиады часть II» в 1778-м. Как и его предшественник, Екимов предпочел перевести произведение не в стихах, а в прозе. Иметь в своей библиотеке новинку стремилась вся образованная знать. Среди обладателей были и Шереметевы, издание«Омировой Илиады часть II» из их собрания хранится в музее-усадьбе «Кусково».

О том, что в Российской империи готовится перевод трудов Гомера, писала Вольтеру Екатерина II в 1770 году. Российская императрица стала одной из первых, кому удалось оценить первую часть перевода «Илиады». 28 января 1777 года она сообщила Вольтеру:

«Милостивый государь, я прочла эту зиму два только что сделанных русских перевода: один — Тасса, другой — Гомера. Говорят, что они очень хороши».

Убедиться самостоятельно в том, что императрица пишет французскому мыслителю правду, можно на сайте музея-усадьбы «Кусково», полистав старинную книгу. Виртуальная выставка «Книги XVIII века из коллекции “Библиотека Шереметевых”», которую открыл музей, позволяет познакомиться и с другими не менее интересными экземплярами из библиотеки дворянской семьи.

Русская Минерва. Биография Екатерины II в экспонатах царицынских выставок и воспоминаниях

«Неподведенные итоги» Эльдара Рязанова

Отправляясь в полет, космонавты обязательно берут с собой на орбиту вещь, через тысячи километров связывающую их с домом, — игрушки детей, фотографии близких, любимую книгу. Члены экипажа космического корабля «Союз Т-10», стартовавшего 8 февраля 1984 года, взяли автобиографию Эльдара Рязанова «Неподведенные итоги».

За кадром любимых комедий. Редкие фотографии со съемок фильмов Эльдара Рязанова Чертаново, Тропарево, Арбат: где жили герои главных комедий Эльдара Рязанова

Космонавтов Владимира Соловьева, Олега Атькова и Леонида Кизима ждали длительная миссия, множество экспериментов и тестов. Именно экипажу «Союза Т-10» принадлежит рекорд, который не побит до сих пор, — за время полета Кизим и Соловьев совершили шесть выходов в открытый космос.

12 апреля 1984-го космонавты встречали профессиональный праздник на орбите. К этой дате Центр управления полетов решил сделать им сюрприз и позвал на сеанс связи Эльдара Рязанова и актеров его нового фильма «Жестокий романс». Эльдар Александрович поздравил космонавтов, а те в ответ пожелали кинематографисту успехов в творческой деятельности. Они не сразу смогли поверить, что все это правда — подумали, что их разыгрывают.

Вживую один из членов экипажа Владимир Соловьев встретился с Эльдаром Рязановым позже на творческом вечере режиссера. Космонавт вручил кумиру тот самый экземпляр «Неподведенных итогов», который побывал на орбите. На титульном листе книги члены экипажа «Союза Т-10» оставили Эльдару Александровичу послание:

«Настоящим удостоверяется, что эта книга была с нами в течение всего космического полета и являлась действительным членом нашего экипажа, полностью разделив с нами все радости и тяготы нашей работы, за что мы очень благодарим автора».

Сегодня эта книга хранится в коллекции киноклуба-музея «Эльдар».

«Волшебный фонарь» Марины Цветаевой и «Детство» Сергея Эфрона

Конец весны и начало лета 1911 года Марина и Анастасия Цветаевы проводили в Коктебеле в гостях у Максимилиана Волошина. «Чем я тебе отплачу? Это лето было лучшим из всех моих взрослых лет, и им я обязана тебе», — позже писала Волошину Марина Ивановна. Действительно, то лето стало, наверное, самым счастливым в ее жизни, ведь именно тогда она встретила своего будущего мужа Сергея Эфрона.

В Коктебеле Сергей и его сестры Вера и Елизавета оказались из-за трагических событий, произошедших с их семьей. В 1910 году ушли из жизни их брат Константин и родители Яков Константинович и Елизавета Петровна. Волошин, старый знакомый Елизаветы Петровны, узнав о трагедии, пригласил Веру, Елизавету и Сергея к себе, чтобы помочь развеяться.

Знакомство Сергея Яковлевича и Марины Ивановны состоялось на коктебельском пляже. Она искала на берегу красивые камни, а он вызвался ей помочь. Цветаева, верившая в судьбу, загадала: если новый знакомый найдет ее любимый сердолик, то она непременно выйдет за него замуж. Так и произошло. Влюбленные сыграли свадьбу в январе 1912-го, а в сентябре того же года на свет появилась их первая дочь, которую назвали Ариадной.

В 1912 году в домашнем издательстве семьи Цветаевых-Эфрон «Оле-Лукойе» вышли две книги, которые молодожены посвятили друг другу: «Детство» за авторством Сергея Яковлевича и «Волшебный фонарь» — второй сборник стихотворений Марины Ивановны. Экземпляры обеих книг сегодня хранятся в фондах Дома-музея Марины Цветаевой.

Секретер Раневской и паровозик Мура. Любимые экспонаты хранителя Дома-музея ЦветаевойИстории вещей. Заглядываем в чемодан Анастасии Цветаевой

«Мещерская сторона» Константина Паустовского

Одно из важнейших мест в творчестве выдающегося советского писателя Константина Георгиевича Паустовского занимает сборник «Мещерская сторона» (писатель предпочитал написание через «о», «Мещорская»), в котором он воспел природу Мещеры.

Знакомство Константина Георгиевича с этим краем произошло в 1930 году. В августе у него, молодого журналиста, намечался отпуск, который он хотел провести в уединенном месте вдали от суеты города. Паустовский изучил карту и выбрал рязанское село Солотча. Побывав там, он навсегда влюбился в Мещеру. Позже в предисловии к своему собранию сочинений Константин Георгиевич писал:

«Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашел в лесном Мещерском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряженного труда».

Для Паустовского это место в Рязанской области стало неисчерпаемым источником вдохновения. Именно там он написал повесть «Исаак Левитан», первую часть «Повести о жизни», множество рассказов и очерков.

Паустовский часто бывал и работал в Солотче до середины 1950-х. То, как Константин Георгиевич писал о Мещере, привлекало туда поклонников его творчества, так что со временем писателю все сложнее и сложнее было находить там самое важное, из-за чего он когда-то полюбил эти места, — покой и уединение. Вновь их он нашел в другом значимом для русской литературы месте — в Тарусе, маленьком городке в Калужской области.

В 2019 году исполнилось 80 лет со дня публикации «Мещерской стороны». Этому юбилею посвящена одноименная онлайн-выставка, которая открыта на сайте Музея К.Г. Паустовского. 

Признание Бунина, дружба со Зданевичем и сказки. Семь историй из Музея Константина ПаустовскогоИстория двух фотографий. Как Марлен Дитрих упала на колени перед Константином Паустовским

«Питомцы зоопарка» Веры Чаплиной

Для Московского зоопарка имя Веры Чаплиной значит очень много. Чаплина, новатор в сфере воспитания животных, отдала зоосаду большую часть своей жизни и написала множество книг о его питомцах.

Детство Веры Васильевны было тяжелым — родители расстались, когда она была совсем маленькой, и вместе с матерью Лидией Васильевной ей пришлось уехать из родной Москвы в Ташкент. Однажды девочка потерялась в незнакомом городе. Одинокого ребенка заметили патрульные и передали в детский дом, а Лидии Васильевне пришлось долго искать дочь. Именно во время разлуки с матерью проявилась любовь девочки к животным — в приюте она заботилась о котятах и щенках, живущих на улице.

Вернувшись в Москву, Вера стала частой гостьей главного зоопарка страны и вступила в кружок юных биологов. Вскоре она поняла, что хочет связать жизнь именно с заботой о животных. Все питомцы зоопарка были для Веры Васильевны особенными, она замечала, что у каждого зверя свой характер. Со временем она стала переносить впечатления и наблюдения на бумагу — в 1933 году в журнале «Юный натуралист» вышел первый очерк Чаплиной. Так началась ее карьера писателя-анималиста.

Во время Великой Отечественной войны Вера Васильевна стала спасительницей для многих зверей Московского зоопарка. Вместе с другой сотрудницей она сопровождала животных до Свердловска, где они пережидали войну, а затем, после завершения боевых действий, возвращала их в столицу.

В 2015 году в фонды Дарвиновского музея поступила обширная коллекция вещей, связанных с именем Веры Чаплиной, — фотографий, документов, книг. Среди них — сборник рассказов и повестей «Питомцы зоопарка», впервые опубликованный в 1955 году.

Зоны отдыха в режиме военного времени. Как жили московские парки с 1941 по 1945 год

HOMER — ДРЕВНИЙ ГРЕЧЕСКИЙ ПОЭТ

Гомер традиционно считается автором древнегреческих эпических поэм «Илиада» и «Одиссея» , которую многие считают первые дошедшие до нас произведения западной литературы. Многие считают его самым ранним и наиболее важным из всех греческих писателей и родоначальником всей западной литературной традиции.

Он был пионером поэзии , который стоял на поворотной точке в эволюции греческого общества от дописьменного к грамотному , от многовековой бардской традиции устного стиха к новой тогдашней технике алфавитного письма.

Ничего определенного не известно о Гомере как историческом человеке, и действительно, мы не знаем наверняка, существовал ли такой человек когда-либо. Однако из множества противоречивых преданий и легенд, которые сложились вокруг него, наиболее распространенная и наиболее убедительная версия предполагает, что Гомер родился в Смирне в Ионическом регионе Малой Азии (или, возможно, на острове Хиос), и что он умер на кикладском острове Иос .

Установление точной даты жизни Гомера также представляет значительные трудности, поскольку, как известно, не существовало никаких документальных свидетельств жизни этого человека.Косвенные сообщения Геродота и других обычно датируют его годом, примерно между 750 и 700 годами до нашей эры.

Характеристика Гомера как слепого барда некоторыми историками частично связана с переводами греческого « homêros », что означает « заложник » или «тот, кто вынужден следовать», или, на некоторых диалектах, «слепой». В некоторых древних записях Гомер изображен как странствующий менестрель, а обычное изображение слепого певца-попрошайки, который путешествовал по портовым городам Греции, общался с сапожниками, рыбаками, гончарами, моряками и пожилыми мужчинами в местах сбора города.

То, что именно написал Гомер, также в значительной степени необоснованно. Греки 6-го и начала 5-го веков до н. Э. имели тенденцию использовать ярлык «Гомер» для всего текста раннего героического гекзаметрического стиха. Сюда входили «Илиада» и «Одиссея» , а также весь «Эпический цикл » стихов, рассказывающих историю Троянской войны (также известный как « Trojan Цикл »), а также фиванские стихи об Эдипе и другие произведения, такие как« гомеровских гимнов » и комический мини-эпос « Батрахомиомахия » (« Война лягушек и мышей » ).

Примерно к 350 году до нашей эры , возник консенсус, что Гомер был ответственен только за два выдающихся эпоса, «Илиада» и «Одиссея» . Стилистически они похожи, и согласно одной точке зрения, «Илиада» была написана Гомером в зрелом возрасте, а «Одиссея» была произведением его старости. Другие части «Эпического цикла» (например, «Киприя» , «Айфиоп» , «Маленькая Илиада» , «Мешок Илиона» , «Возвращение» и « Телегония» ) уже сейчас считается почти наверняка не Гомером . «Гомеровские гимны» и «Эпиграммы Гомера» , несмотря на названия, также почти наверняка были написаны значительно позже и, следовательно, не самим Гомером.

Некоторые утверждают, что поэмы Гомера зависят от устной традиции , техники, созданной поколениями, которая была коллективным наследием многих певцов-поэтов.Греческий алфавит был введен (адаптирован из финикийского слогового письма) в начале 8-го века до нашей эры, поэтому вполне возможно, что сам Гомер (если он действительно был единым реальным человеком) был одним из первых авторов, которые также были грамотными. В любом случае кажется вероятным, что стихи Гомера были записаны вскоре после изобретения греческого алфавита, а сторонние ссылки на «Илиаду» появляются уже примерно в 740 году до нашей эры.

Язык , используемый Гомером, является архаичной версией ионического греческого , с примесью некоторых других диалектов, таких как эолийский греческий.Позже он послужил основой эпического греческого языка, языка эпической поэзии, обычно написанной дактильным гексаметровым стихом.

В эллинистический период Гомер, по-видимому, был объектом культа героя в нескольких городах, и есть свидетельства о святыне, посвященной ему в Александрии Птолемеем IV Филопатором в конце 3-го века до нашей эры.

5 незабываемых пересказов классических греческих историй Гомера

Было ли это на уроке английского языка в средней школе, на лекции по истории в колледже или во время просмотра Симпсонов , вы узнали или, по крайней мере, слышали о древнегреческом писателе Гомере и его две эпические поэмы, Odyssey и Iliad .Возможно, вы неохотно копались в его многовековой работе, но если вы, как и я, любили читать о мстительных богах, смертельных любовных интрижках и кровавых битвах, то вам будет приятно узнать, что есть несколько художественных книг, вдохновленных рассказами Гомера.

Действие происходит во время Троянской войны, Илиада рассказывает историю 10-летней осады Трои и битвы между королем Агамемноном и обреченным воином Ахиллом. Odyssey следует за Одиссеем, королем Итаки, в его путешествии домой после войны и падения Трои.Эти стихи, считающиеся двумя важнейшими произведениями древнегреческой литературы, переводились, изучались и анализировались на протяжении веков. Они также были адаптированы во многих, многих других формах из комедии О брат, где ты? к космической опере Восхождение Юпитера и дальше. В литературном мире существует множество книг, вдохновленных эпосами Гомера, в том числе некоторые, в которых его стихи пересказываются, переделываются и переделываются, чтобы выйти за рамки историй о враждующих городах и людях, которые ими правят.

Если вам понравились «Илиада » и «Одиссея » и вы хотите пересмотреть древние истории совершенно по-новому, тогда возьмите один из этих пяти романов, вдохновленных Гомером и его самыми известными произведениями.

«Молчание девочек» Пэта Баркера

В этой мощной и пронзительной новой книге автора Пэта Баркера, удостоенного Букеровской премии, читатели видят древний город Трою глазами девушек и женщин, которые пережили эту эпоху. десятилетие войны и разрушения королевства.От рабов и проституток до медсестер и бывших королев, включая Брисеиду, «Молчание девочек» дает голос тем, кого видели, но не слышали в Илиаде , полностью меняя взгляд читателей на эпическое стихотворение.

См. На Amazon

«Цирцея» Мэдлин Миллер

Автор бестселлеров Мадлен Миллер в своем продолжении до «Песнь Ахилла » открывает еще одну главу древнегреческой истории в этом завораживающем повествовании о Цирце. могущественная ведьма и один из персонажей Гомера Odyssey .Яростно феминистская эпопея о семье, любви, насилии, предательстве и потерях, Circe — обязательное чтение для поклонников Гомера, которые хотят увидеть другую сторону оригинальных историй поэта.

См. На Amazon

«Пенелопиада» Маргарет Этвуд

Как следует из названия, «Пенелопиада » Маргарет Этвуд представляет собой пересказ «Одиссеи » Гомера с точки зрения Пенелопы. Лирический и мрачно красивый литературный роман, эта история показывает, чем на самом деле занималась Пенелопа, пока Одиссея не было, и, наконец, дает голос 12 повешенным горничным оригинального эпоса.

См. На Amazon

«Холодная гора» Чарльза Фрейзера

В своем историческом романе, удостоенном Национальной книжной премии, Чарльз Фрейзер берет основную историю «Одиссеи » и пересказывает ее как заброшенного на холмы дезертира. из армии Конфедерации ближе к концу Гражданской войны, и женщину, которую он любит, которая ждет его дома. Великолепное и захватывающее повествование « Холодная гора » — роман, вдохновивший Энтони Мингеллы на одноименный фильм, номинированный на премию «Оскар», — это настоящий литературный подвиг.

Посмотреть на Amazon

Эмили Хаузер «Для самых красивых»

Трогательный роман о боли, страдании, мужестве и самопожертвовании, Для самых красивых — еще один роман, вдохновленный Гомером, который позволяет женщины Трои рассказывают свою собственную историю. Эта захватывающая книга, переплетенная между собой рассказами о Крисае, дочери верховного жреца Трои, и Брисеиде, принцессе Педасийской, дает читателям совершенно новый способ прочувствовать эпическую историю, как никогда раньше.

См. На Amazon

Как мы показали «Одиссею Гомера» не чистая выдумка, с небольшой помощью Facebook

Когда вы смотрите на сети людей, будь то архитекторы, игроки в настольный теннис или обычные друзья в Facebook, у них есть определенные сходства. Они склонны подтверждать идею «шести степеней разделения» о том, что большинство людей соединяются в несколько очень коротких шагов. Каждый человек имеет тенденцию иметь большое количество связей и общаться с людьми, которые на него похожи.Сети также обычно организованы в иерархии.

В художественной литературе — скажем, во вселенной Marvel или «Властелине колец» — сети людей обычно в некоторых отношениях отличаются от реальных. Например, люди не только общаются с похожими людьми, но и имеют меньшее количество единомышленников. И в отличие от реальных сетей, вы можете удалить людей из вымышленного эквивалента, не уменьшая количества связей, которые оставшиеся люди могут установить статистически. Эти различия открывают интересную возможность: проверять художественные произведения, чтобы увидеть, насколько они отклоняются от реальности.

Исследование английского языка в 2012 году сделало именно это с тремя классическими текстами — «Илиадой», «Беовульф» и ирландским эпосом «Тайн Бо Куайлнге». Сеть людей в «Илиаде», старейшем известном произведении западной фантастики, оказалась наиболее похожей на реальную жизнь. Это подтверждается несколькими археологическими работами, в которых были обнаружены доказательства того, что определенные события в знаковых трудах Гомера, такие как Троянская война между Грецией и Троей, действительно произошли в древние времена.

Гомер, беги.

В новой статье, которую мы опубликовали в сотрудничестве с Педро Мирандой из Университета Понта-Гросса в Бразилии, мы использовали аналогичный подход, чтобы взглянуть на общество, изображенное в другом классическом стихотворении Гомера, «Одиссее».Гомер был поэтом в Древней Греции в восьмом веке до нашей эры. «Одиссея», отчасти являющаяся продолжением «Илиады», повествует об изобретательном герое по имени Одиссей, который участвовал в Троянской войне. После своей победы вместе с греками он проклят богами из-за своей гордости. Он вынужден провести десять лет своей жизни, пытаясь вернуться домой, сталкиваясь с множеством монстров, ведьм, зверей и каннибалов; и его собственное ужасное чувство отчаяния.

Как и «Илиада», «Одиссея» представляет собой синтез наиболее актуальных и повсеместных устных историй и сказок, рассказанных цивилизацией Гомера.Мы разработали метод извлечения социальной информации из истории, основанный на взаимодействии персонажей друг с другом. Это потребовало больших усилий, потому что во многих случаях в истории неясно, кто с кем разговаривает; мы просмотрели различные переводы, чтобы убедиться, что наши толкования не вводят нас в заблуждение.

Из этого мы смогли идентифицировать в общей сложности 342 символа с 1 747 связями между ними, как показано на диаграмме ниже. Мы проанализировали этот материал с помощью нескольких инструментов, основанных на теории сложных сетей: статистических методов для получения данных о характеристиках сети и понимания тенденции людей формировать полностью связанные группы.Мы также сравнили его характеристики с сетями на Facebook.

В «Одиссее» 342 цвета — цвета соответствуют разным группам. Миранда / Баптиста / Пинто

Что мы нашли

Мы нашли убедительные доказательства «реальной» социальной структуры в «Одиссее». Примечательно, что персонажи каждой главы или каждой сцены, описанной в 24 книгах стихотворения, почти точно соответствовали группам из реальных сетей. Это заставило нас задуматься: имел ли Гомер глубокое понимание сетей, или он скопировал ключевые детали о своих персонажах и их взаимодействиях из других источников?

---

Подробнее: Школьные сети помогут спланировать следующую пандемию гриппа

---

Чтобы изучить это более внимательно, мы повторно провели анализ, на этот раз исключив мифологических персонажей, таких как боги и монстры.Оставшаяся сеть была даже больше похожа на то, что можно было ожидать в реальной жизни. С другой стороны, мы провели анализ, который исключил человеческие персонажи и сохранил мифологические персонажи, оставив полностью вымышленную сеть. Напрашивается вывод, что «Одиссея» представляет собой смесь реальных и вымышленных персонажей.

Густав Шваб, Одиссей возвращается, чтобы бороться с женихами (1892).

Мы также рассмотрели, в какой степени определенные персонажи в истории устанавливают связи так, как вы ожидаете в реальном мире.Опять же, объединение мифологических богов, героев и зверей, составляющих собрание богов в повествовании, не соответствовало тому, как люди устанавливают контакты. Например, они имели тенденцию взаимодействовать с аномально большим количеством персонажей в других сообществах, демонстрируя вездесущность, которую мы могли бы ассоциировать с богом. Напротив, человеческие персонажи в «Одиссее» установили связи способами, сравнимыми с людьми в Facebook сегодня.

Как это часто бывает в художественной литературе, кажется, что Гомер не просто рассказывал истории, но отражал события и персонажей, существовавших в Древней Греции.Это подчеркивает историческую важность его произведений, а также поднимает возможность использования той же техники для оценки других исторических работ. Конечно, это, например, только вопрос времени, когда кто-нибудь применит теорию сложных сетей в Библии.

Самая великая сказка из когда-либо рассказанных?

Фантастические элементы «Одиссеи» сделали ее источником вдохновения для писателей практически во всех областях. Джеймс Джойс использовал его как основу для Улисса (латинское название Одиссея).Маргарет Этвуд написала «Пенелопиаду», в которой жестокое возвращение Одиссея рассматривается с точки зрения его жены. В 1980-е годы дети смотрели франко-японский научно-фантастический мультфильм «Улисс 31», рассказывающий о приключениях Улисса и Телемаха в космосе. По-детски в 2018 году может быть игра Super Mario Odyssey, в которой главный герой пытается спасти принцессу Пич от принудительного брака с Боузером. Это как раз такой союз, которого Пенелопа боится, поскольку она откладывает своих многочисленных женихов в «Одиссее», надеясь, что ее настоящая любовь вернется, прежде чем она будет вынуждена выйти замуж за кого-то еще.Марио путешествует на корабле, сделанном из гигантской шляпы, что не является строго гомеровским, но, безусловно, есть и другие параллели.

Самая последняя серия Prison Break явно написана фанатами Odyssey: Майкл Скофилд провел семь лет в тюрьме под названием Ogygia (название острова Калипсо и такой же срок заключения, хотя у Одиссея более приятное время вещи, чем Шофилд). Он даже принял псевдоним Одиссея, Оутис, и, прежде чем сериал будет завершен, он сражается с агентом под кодовым именем Посейдон и ослепляет одноглазого человека.И пока Тихиро наблюдает, как ее родители слишком много едят и превращаются в свиней, в классическом фильме Миякази 2001 года «Унесенные призраками» мы можем думать только о Цирцеи, которая точно так же превращала людей Одиссея в свиней.

«Одиссея» — это эпопея такой глубины, детализации и сложности, что каждый читатель может найти в его стихах что-то новое, а каждый писатель может черпать вдохновение в его рассказе. Еще через 2700 лет это будет так.

Подробнее об историях, которые сформировали мир:

— 100 историй, которые сформировали мир

— 100 лучших: кто голосовал?

— «Одиссея» — величайшая сказка из когда-либо рассказанных?

В сериале BBC Culture «Истории, которые сформировали мир» рассматриваются эпические поэмы, пьесы и романы со всего мира, которые повлияли на историю и изменили мировоззрение.Опрос писателей и критиков «100 историй, которые сформировали мир» будет обсуждаться на Hay Festival в мае, а затем транслироваться на BBC World News.

Если вы хотите прокомментировать эту историю или что-нибудь еще, что вы видели на BBC Culture, зайдите на нашу страницу Facebook или напишите нам на Twitter .

И если вам понравилась эта история, подпишитесь на еженедельник BBC.com предлагает информационный бюллетень под названием «Если вы прочитаете только 6 статей на этой неделе». Тщательно подобранная подборка историй из BBC Future, Culture, Capital и Travel, которые доставляются на ваш почтовый ящик каждую пятницу.

Значение Гомера для греков и его влияние на современную культуру — Организация за мир во всем мире

Рассказывание историй было распространенной традицией во всей Древней Греции. Первоначально мифические истории рассказывались устно, а затем исполнялись драматургами на городских фестивалях, пока древние греки не открыли заново инструмент письменного слова, а эпосы Гомера быстро превратились в физические тексты.Истоки лирической поэзии уходят корнями в Древнюю Грецию, поскольку в современном понимании они глубоко проникают в верования и обычаи ранних греков. Лира, известная как лирическая поэзия, имеет множество форм. Однако, возможно, наиболее влиятельными являются архаические методы повествования, которые можно увидеть в эпосах Гомера.

Архаическая лирическая поэзия — это повествование о героях и мифах, которое всегда создавалось с целью научить общество морали и убеждениям.Несомненно, самой известной и хорошо сохранившейся поэзией той эпохи была Гомер, в частности, его Илиада. Платон, известный афинский философ, позже сказал нам, что Гомер приобрел репутацию «просветителя всей Греции». Поскольку основная форма древнегреческого образования происходила через учения драматургов, современная аудитория может видеть, насколько влиятельной была классическая фигура Гомера для древних греков и насколько правдивы выражения Платона. Выражение лица Платона иллюстрирует влияние, которое Гомер оказал не только в свое время, но и долгосрочное влияние, которое его работы получат спустя столетия после его смерти.Это демонстрирует, как «Илиада» оказывала влияние на то время, пока являлась образцом для обучения древних греков социокультурным обычаям и верованиям.

Память — важная тема, исследуемая в «Илиаде» Гомера. Его эпическая поэзия иллюстрирует, как людей, их действия и прошлое можно вспомнить и даже увековечить. Как наставник народа, Гомер проиллюстрировал свое понимание влияния драматургов на преподавание полиса в одном из разделов «Илиады». Аргумент Гомера был основан на «вдохновении муз», которые были дочерями памяти, и утверждал, что поэзия может спасти воспоминания о прошлом — людей и произошедшие события.Мы знаем это, потому что «Илиада» была скопирована спустя столетия после смерти Гомера; он стал настолько запоминающимся, что люди передавали истории из поколения в поколение, пока они не были записаны между 750 и 700 годами до нашей эры (хотя события Троянской войны, изображенные в эпосе Гомера, восходят к бронзовому веку). Гомер говорит аудитории: «Музы, у которых есть свои дома на Олимпе, потому что вы богини, вездесущие, и все знаете, а мы слышим только слухи и ничего не знаем». В этом длинном отрывке из «Илиады» проиллюстрирован аргумент о том, что с помощью муз можно сохранить действия прошлого.Другими словами, в умах древних греков, в то время как нынешние «слышат только слухи», истории, рассказываемые старшими поколениями, предназначены для учебы, поскольку «мы ничего не знаем».

«Илиада» Гомера не только революционна для своего времени благодаря введению в нее эпической поэмы, но и с современной точки зрения оказывает влияние на иллюстрацию природы архаического греческого мира. Эпос Гомера посвящен Троянской войне. Зрителей знакомят с героическим архетипом Ахилла — центральной фигурой древнегреческой мифологии, демонстрирующей социокультурные и политические взгляды древних греков.Через Ахилла публике предстает дилемма: следует ли стремиться к долгой и счастливой жизни без какого-либо почтения к загробной жизни или героически умереть молодым человеком и героем войны. Как аллегория, эти центральные идеи важны для иллюстрации того, что аудитория узнает о древнегреческом мире из лирических стихов. Зрители узнают, что древние греки придавали большое значение роли смерти и загробной жизни в их обществе, особенно тому, как живые помнят мертвых.

Троянская война — важное историческое событие в эпоху Древней Греции, которое постоянно мифологизируется различными культурами, чтобы продемонстрировать силу и преодоление невзгод. Поэзия Гомера в значительной степени объясняется тем, почему древние греки считали Троянскую войну таким значительным историческим событием. Специфика Гомера в «Илиаде» позволяет аудитории познать коллективное древнегреческое чувство коллективной идентичности. Когда для древних греков наступили кризисные времена, знаменитый текст стал объединяющим фактором, означавшим славу великого Ахилла.Зрители узнают, что дух Ахилла в «Илиаде» используется всеми древними греками для преодоления войн, страданий и невзгод. Мифологизация события помогает аудитории понять, как роль мифа в изменении истории может быть использована для объединения людей в трудные времена. Целью этого было, чтобы древние греки запомнили и увековечили свои военные победы, чтобы набраться патриотизма и умереть героем за свою страну. Гомер в «Илиаде» даже использует событие падения Трои в качестве примера, чтобы проиллюстрировать это отношение: «вещь … чья слава никогда не погибнет» [Гомер, Илиада 2.324] ». Тема в «Илиаде» о том, что громкая слава, достигнутая смертью молодого героя войны, принесет вам как отдельному человеку право быть увековеченным в истории, а ваше сообщество почитает и прославляет вас как героя, еще раз демонстрирует масштабы Древних. Зацикленность греков на смерти и загробной жизни и как на это повлияла увековечение памяти как героя войны. Социальное положение древнегреческого гражданина часто зависело от семейной истории и того, как их помнили. Гомер использует характер Одиссея, чтобы проиллюстрировать, что неправильное действие было бы «постыдным — долго ждать и, в конце концов, идти домой с пустыми руками» [Гомер, Илиада 2.297] ».

«Илиада» Гомера многое рассказывает современной аудитории о жизни древних греков, а сохранение текста в течение длительного периода времени после его первоначальной концепции демонстрирует, насколько память была жизненно важным верованием и социальным обычаем древних греков. Зрителей также знакомят с архетипом героя и тем, как он проявляется в патриотической, но коллективной группе, когда мифологизация используется во времена раздоров для поднятия морального духа людей. Наконец, публику привлекает концепция смерти и загробной жизни, а также то, как Гомер исследует концепции увековечения и воспоминания героического архетипа.Самое главное, что аудитория узнает через идеи Платона Гомера как «просветителя» Греции. Аргумент о том, что Вергилий украл «Илиаду», чтобы написать «Энеиду» об истории Рима, показывает, насколько важен этот текст как способ обучения простых граждан жизненно важным социальным обычаям и верованиям.

Кем был Гомер?

Предание гласит, что великий слепой поэт по имени Гомер написал Илиаду и Одиссею , эпические поэмы о Троянской войне и ее последствиях.Но кем был Гомер? Внутри церкви Святого Марка в Венеции находится самая старая полная версия Илиады , рукописного манускрипта, созданного около 900 года нашей эры. До этого у нас есть частичные рукописи и письменные ссылки на стихи Гомера. Самые ранние из них относятся к VI веку до нашей эры. Но поэзия Гомера зародилась еще раньше. Повторения и формулы в стихотворениях предполагают, что

они были составлены устно вначале.До того, как письменность стала широко известна среди греков, поэты декламировали и пели рассказы для публики при дворах городских властей и на фестивалях. Поэт действительно мог бы импровизировать сказку в шеститактовом ритме греческих стихов, если бы он знал сюжет своего рассказа, темы и персонажей и имел в виду такие описательные формулы, как «винное темное море» или «Гектор, разрушитель мира». лошади.» Мог ли «Гомер» действительно быть группой поэтов, чьи произведения на тему Трои были собраны? Возможно; но никто не может договориться о границах каждого оригинального стихотворения. Илиада особенно связана во многих отношениях. Несмотря на то, что в произведении много противоречий, главное его драматическое действие ясное и единообразное, предлагая направляющую руку. Тогда кажется вероятным, что Гомер был великолепным поэтом, который в г.

собрал лучшие из историй Трои, переработал их и соединил воедино. Но если Гомер был строго устным поэтом, как он мог удерживать в своей голове такие длинные произведения, как Илиада ? Чтобы прочитать всю Илиаду или Одиссею, потребуются дни! Сейчас считается, что Гомер работал где-то между 725 и 675 годами до нашей эры.C., когда алфавит, заимствованный у финикийцев, только входил в употребление у греков. Кажется вероятным, что письмо помогло Гомеру собирать и сочинять. Написание длинных эпосов о Трое вполне могло быть делом всей жизни. В конце концов, однако, мы можем делать только обоснованные предположения о способах работы Гомера или даже о самом его существовании. Все, что мы знаем наверняка, — это то, что стихи, которые мы называем его, послужили краеугольным камнем европейской литературы, и что древние рассказы все еще оживают каждый раз, когда кто-то открывает произведение «Гомер» и начинает читать.

Исторический контекст для Гомера | Основная учебная программа

Деталь Парнаса Рафаэля, 1509 г. (Wikimedia Commons) На фреске изображен Гомер в лавровом венце на вершине горы Парнас, справа от него Данте Алигьери, слева — Вергилий. История Греции и эпическая поэзия Гомера

Древние считали само собой разумеющимся, что гомеровские герои когда-то существовали; некоторые семьи утверждали, что произошли от них. Предполагалось, что Троянская война была историческим событием, и, хотя эпосы могли содержать некоторые поэтические преувеличения и художественные приукрашивания, в целом они давали хорошую картину условий той эпохи, которую они описывали.Эта вера продолжалась от Средневековья до начала Нового времени, и лишь небольшая часть людей отвергала гомеровские нарративы как чистый вымысел. Эта вера получила мощный импульс в 1870-х и 1880-х годах, когда раскопки Генриха Шлимана в Трое, Микенах и Тиринфе показали, что это действительно были резиденции богатых королевств бронзового века. В последующие десятилетия микенский и минойский миры проявились во все более четких очертаниях. Оказалось, что все места, на которых были сосредоточены греческие мифы, были важными в микенский период (ок.1600 — 1200 г. до н.э.), а некоторые из них позже стали гораздо менее значимыми. Вывод, сделанный Мартином Нильссоном в 1932 году, заключался в том, что основное ядро ​​греческой мифологии представляет собой традицию, уходящую корнями в микенскую эпоху.

Расшифровка письменности линейного письма B Майклом Вентрисом в 1952 году позволила сделать понятные греческие документы микенского периода. Документы с линейным письмом B представляют собой глиняные таблички с надписями из архивов в Микенах, Пилосе, Кноссе, Фивах и некоторых других местах. Несмотря на то, что они содержат архаичные слова и имена, подобные тем, которые встречаются у Гомера, они не говорят нам, кто был царем в любом из этих мест, и они не ссылаются ни на кого из самих гомеровских героев, ни на Троянскую войну, ни на другие легендарные события.Они показывают нам структурированное общество, управляемое из дворцов, что до некоторой степени соответствует гомеровской картине, хотя в стихах нет никаких следов обширной бюрократии и бухгалтерского учета, которые создали таблички.

Из археологических данных следует, что Троя была разрушена вражескими силами вскоре после 1200 г. до н. Э. Есть некоторая вероятность того, что это событие помнят в греческой традиции как «ахейцы». Тем не менее, сравнительное исследование средневековых и других эпических традиций, которые контролируются историческими записями, показывает, что традиция способна ко всем видам искажения, преувеличения и смешения не связанных между собой историй: людей, живших в разные века, можно рассматривать как современников, предателей. превратились в героев, поражения в победы.Так что даже если в саге о Троянской войне есть историческое ядро, мы не можем полагаться ни на какие детали.

Принимая все это, мы можем согласиться с тем, что стихи действительно хранят некоторые подлинные воспоминания о втором тысячелетии: отсутствие обработки железа (которое в греческих землях началось в 11 веке до н.э.), использование колесниц в войне (хотя и не способ их использования), а также некоторые виды доспехов и оружия. Многие имена героев имеют правдоподобно древнюю форму, а некоторые из имен троянцев, в том числе Пэрис и Приам, действительно азиатские.

Церемониальный комплекс темного века. 10-9 вв. BCE Lefkandi, Греция (ArtStor / UCSD Slide Gallery) Хотя поэты стремятся изобразить мир столетиями раньше, они неизбежно допускают многие элементы более поздних культурных эпох. Создаваемый ими мир представляет собой смесь, не соответствующую ни одному историческому периоду.

Фактически, очень многие из контекстуальных деталей обоих стихотворений более четко представляют исторический контекст IX-VIII вв. До н.э., ранний железный век.Ранний железный век был периодом роста и стабильности в материковой Греции. Политическая стабильность возникла в результате развития феодальной системы землевладения. Короли, известные как «basileos» (единственное число) или «basileis» (множественное число) по-гречески, сохраняли господство над небольшими участками пахотных земель, расположенными в горных долинах. Группа вассалов, называемая по-гречески «hetairoi» (множественное число), поддерживала феодала в защите его территории, за что они получали земельные наделы.

Крестьяне, которые служили королю и его приближенным в качестве арендаторов, не играли никакой военной роли в защите земли, на которой они жили.Скорее аристократический класс взял на себя ответственность за все военные дела. В этой географической и политической ситуации любой рост населения истощал ресурсы. В отсутствие войн, направленных на сдерживание роста населения, класс крестьян материковой Греции с каждым поколением начал испытывать все большие лишения.

В ответ на эти изменения греческие государства заложили колониальные основы сначала в Эгейском море, а затем в Италии. Многие из этих колоний были расположены для использования сельскохозяйственных ресурсов и превратились в важные и независимые города-государства.Колонии удовлетворяли две различные потребности греческих государств раннего железного века: они давали возможность выгрузить излишки населения и создавали новые рынки для обмена сельскохозяйственными товарами. Государства материковой Греции нуждались в излишках зерна, чтобы прокормить свое постоянно растущее население. Черное море, Южная Италия, Сицилия и Египет открывали доступ к районам, которые обладали излишками зерна, но не имели доступа к оливковому маслу и вину — двум продуктам, которые в изобилии производились в материковой Греции. Таким образом, греческая колонизация породила регулярный международный обмен Средиземноморской триады: зерно, вино и оливковое масло.В раннем железном веке методом обмена был простой бартер, поскольку чеканка монет еще не была развита. Богатство измерялось и сохранялось в земле и скоте. Из-за того, что в IX веке до нашей эры предпочитали домашний скот, земля использовалась неоптимально. Эта ситуация изменилась в прибрежных районах к 8 веку до нашей эры. Оливковое масло и вино можно было производить на маргинальных землях, которые не подходили ни для выпаса скота, ни для выращивания зерна. Все более широкое осознание прибылей, приносимых специализированным сельским хозяйством и обменом, означало, что греческие государства начали отдавать предпочтение производству экспортных товаров, осознавая, что партии зерна могут быть приобретены на различных рынках.

В конечном счете, совокупность политических и экономических переходов от позднего бронзового века к раннему железному веку благоприятствовала аристократическим классам материковой Греции, особенно тем аристократам, которые владели землей в прибрежных районах. Таким образом, Гомер может запечатлеть мир либо на грани, либо только что переживший еще один важный переход, в зависимости от того, как датируются стихи. В течение 8 века феодальная система землевладения в материковой Греции начала рушиться.Колонизация, торговля и войны создали аристократический класс, который был слишком могущественным, чтобы один король мог доминировать. Некоторые сочли бы одиссейский рассказ о борьбе Одиссея с богатой молодежью Итаки — королем против аристократов — как отражение этих исторических процессов. Фактически, к VII веку до нашей эры на большей части материковой Греции доминировала аристократия, объединившаяся в олигархические политические институты, благоприятствовавшие разделению власти внутри ограниченной группы.В сочетании с экономической направленностью, создаваемой все более важными портовыми сооружениями, греческое население начало объединяться в настоящие города-государства, называемые по-гречески « полис » (единственное число) или « полис » (множественное число), в которых экономическая, политическая и военная деятельность сосредоточивалась вокруг развитое городское ядро.

Карта, показывающая ключевые места из эпосов Гомера. (Гуманитарное Psydeshow) Гомер и история письма

До введения алфавитного письма около 800 г. до н.э. Греция была неграмотной, и поэтические традиции, сохранившие воспоминания о микенской эпохе, должны были быть исключительно устными.Поэты-певцы, описанные в поэмах Гомера, сами являются устными исполнителями, а авторы эпосов, несомненно, привыкли сочинять и исполнять устно. Они вызывают Музу, чтобы «рассказать» или «спеть» историю. Язык и стиль имеют черты, типичные для устной поэзии, в первую очередь использование шаблонных фраз, которые можно повторять или адаптировать по своему усмотрению к стиху. Особенно распространены сочетания существительных и эпитетов, такие как «темная земля», «широкое небо», «ахейцы в бронзовой корсете», «быстроногий Ахилл» или «белорукая Гера».Помимо эпитетов, к другим шаблонным выражениям относятся «ответил и обратился к нему» или «обдумал его сердцем и разумом». Есть и шаблонное действие: повторяющиеся сцены и мотивы. Когда нужно описать обычное дело, такое как отправка кого-то с посланием, путешествие на корабле или колеснице или вооружение воина, у поэта есть большой набор традиционных выражений, которые он может использовать: выбор и изменение для изменения эффекта.

Стихи составлены на общепринятом эпическом языке, который имеет ярко выраженный ионный характер, что подразумевает, что он приобрел свою окончательную форму у ионийских греков Малой Азии или островов Эгейского моря.Но есть признаки того, что другие диалекты способствовали его более раннему развитию. Язык содержит много старых слов и грамматических форм, которые больше не были известны современной речи; некоторые из них теперь могут быть задокументированы с табличек с линейным письмом B.