Бенефициары путча: почему август 1991-го привел к победе бездарных политиков
Попытка ГКЧП помешать подписанию нового союзного договора и провал путча еще не означали автоматического распада СССР. Если бы Борис Ельцин и другие главы союзных республик хотели договариваться, они могли бы сохранить единое государство, считает бывший помощник президента СССР Олег Ожерельев
Последствия августовского путча 1991 года, как правило, трактуются просто — развал Советского Союза. Но кому это оказалось выгодно? Попытаемся без эмоций, как бы это ни было трудно, восстановить внутреннюю логику тех событий.
Закончили чтение тут
Срыв соглашения
Летом 1991 года с огромным трудом шла подготовка заключительного варианта нового Союзного договора: российский президент Борис Ельцин маневрировал, без конца отказывался от достигаемых договоренностей, пытаясь свести к нулю функции общего центра, видя в нем лишь президента СССР Михаила Горбачева и его окружение.
Подавление путча полностью устранило основное, с точки зрения Горбачева, препятствие на пути нового договора — высшее советское руководство. Казалось бы, если все участники последнего Ново-Огаревского совещания искренне хотели подписать договор, то ничего не мешает — собираемся и подписываем. Но последующие действия глав республик, фактически уже ставших независимыми от союзного центра, ярко высветили их истинные желания.
Буквально через нескольких дней после путча лидеры союзных республик начали заново оформлять свои полномочия — уже в качестве высших руководителей независимых государств. Именно они и стали основными выгодоприобретателями итогов путча. Они были заинтересованы в полной независимости от центра, и теперь исчезло главное препятствие для достижения их мечты.
Ошибки августа: о чем напомнила российским политикам смерть последнего члена ГКЧП
Победа российской элиты
А вот перед Ельциным оставалась развилка: либо через Верховный Совет и Съезд народных депутатов быстро заменить всю высшую исполнительную власть Союза и попытаться взять ее в свои руки, либо пойти по более простому варианту — закрепить независимость руководства России от союзных структур власти, но тем самым похоронить СССР.
Я думаю, что ни для кого не является секретом, что начиная с 1987 года Ельцин встал на тропу войны с Горбачевым и тогдашним руководством Союза. Обида превратилась в ненависть, что наложило отпечаток на всю его последующую деятельность. Воспользовавшись ситуацией, Ельцин уже 22 августа начал переподчинять себе союзные структуры. Горбачев и вся его власть приобрели декоративный характер.
Пример для республик
Следующими бенефициарами были элиты, прежде всего главы других союзных республик. При этом, как и для России, выгоды сопровождалось колоссальными потерями. С одной стороны, республики обретали право на полный суверенитет и становились хозяевами в своем доме. Это прекрасно. Но, с другой стороны, это произошло в такой момент исторического развития, когда власть в новых независимых государствах почти неизбежно приобретала авторитарные и клановые формы.
Демократические структуры власти в республиках были созданы в ходе перестройки, но не успели получить должного правового оформления, не говоря уж о том, что никаких демократических традиций еще не сложилось. Отсюда неизбежное воссоздание авторитарных форм власти, нередко с феодальными элементами, и полное обрушение столетиями сложившихся экономических и культурных связей на территории бывшей Российской империи и СССР.
Рядом с президентом. Отрывки из книги Наины Ельциной «Личная жизнь»
Потеря антагониста
Еще одним бенефициаром распада СССР стали США. Я далек от версии, что Советский Союз рухнул из-за тех или иных действий американцев. В стране был дикий дефицит продовольствия и товаров народного потребления, а власти при этом пользовались огромными привилегиями в снабжении. Именно поэтому народ вышел на многотысячные митинги, выразив недоверие работе Горбачева и его правительства. Дефицит и привилегии свалили советское руководство, а вовсе не происки иностранных спецслужб.
Но в итоге США выиграли холодную войну без единого выстрела, и с точки зрения отдаленных последствий это оказалось в каком-то смысле пирровой победой. Жесточайшая борьба с Советским Союзом подстегивала научно-технический прогресс и промышленность. Потеря антагониста расслабила государственные структуры США: промышленность начали перемещать в другие страны, снизилось и государственное стимулирование науки и техники. Кроме того, существовавший ранее биполярный мир позволял человечеству развиваться в борьбе противоположностей — теперь этот баланс был нарушен.
Прерванный процесс
Объективно в 1991 году все народы СССР нуждались в сохранении сложившихся экономических и культурных связей. Однако у глав государств личные интересы стояли, как правило, на первом месте. Проблема вовсе не в том, что республики получили независимость, а в том, что это произошло в тот момент, когда политико-правовое устройство Союза находилось в переходном состоянии и была возможность разворота вспять. К 1991 году быль созданы лишь основы новой государственной и экономической системы управления страной. От однопартийной системы мы перешли к всенародно избираемым органам власти. Кроме того, в последние годы СССР полным ходом шло создание фондового рынка, бирж и новой банковской системы. В 1988–1991 годах было принято множество постановлений, оформивших переход на современные товарно-денежные отношения. Как любил говорить Михаил Сергеевич — процесс пошел.
Но, к великому сожалению, он был прерван властолюбивыми, авторитарными и нередко бездарными политиками.Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора
Августовский путч 1991. 25 лет спустя
10 фото
Автор |
| |||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Описание |
| |||||||
Издательство | Президентская библиотека им. Б. Н. Ельцина | |||||||
Объект в каталогах |
| |||||||
В коллекциях |
|
Российский переворот 1991 года
Взгляд на неудавшийся августовский переворот 1991 года, когда консерваторы в Советском Союзе пытались свергнуть Горбачева.
Скотт Ненни
___________________________________________________________________
В августе 1991 года консерваторы старой элиты предприняли попытку военного переворота в больном Советском Союзе. Михаил Горбачев, президент Советского Союза, был помещен под домашний арест на своей даче. Москва была оккупирована. Заговорщики переворота, в основном министры самого Горбачева, сформировали чрезвычайный комитет для управления СССР, сославшись на слабое здоровье Горбачева как на катализатор. Русское национальное правительство во главе с Борисом Ельциным и москвичи оказали энергичное сопротивление. На фоне потрясающе высокой драмы переворот провалился за три дня. К концу года Коммунистическая партия станет нелегальной на территории России, и Советский Союз перестанет существовать.
Переворот провалился по нескольким причинам, главными из которых являются отсутствие решимости со стороны заговорщиков и широкие изменения в российском обществе, которые глубоко повлияли на ситуацию, с которой столкнулись путчисты. Демонстранты, неугомонная пресса, нелояльность в армии и новоизбранное правительство, вокруг которого сплотились все, и поставили на пути путчистов яростные препятствия, еще больше напрягая их и без того недостаточную решимость.
Переворот был непродуман; планирование было неадекватным. Например, Белый дом, «символ демократического сопротивления», никогда не закрывался. Репортеры в Белом доме использовали телефонные линии, чтобы вызывать свои отчеты. Заговорщикам не удалось перерезать телефонные линии, а также изолировать или арестовать Ельцина, который быстро нашел убежище в вышеупомянутом Белом доме. Вскоре репортажи будут транслироваться, и Ельцин встанет на танк и произнесет речь, призывая граждан сопротивляться перевороту, осуждая его как незаконный. Чтобы завоевать сердца и умы, заговорщики планировали снабдить магазины едой и товарами, но эта схема испарилась, как только выяснилось, что таких запасов практически не существует. Также не хватало инициативы; 10 000 протестующих вышли на площадь в провинциальном Свердловске, но никто не был задержан. Попыток подавить инакомыслие не было. Дэвид Ремник приписывает окончательную неудачу переворота неразберихе, глупости, пьянству, безволию и [и] просчету» со стороны заговорщиков. Эта тема будет развиваться на протяжении всей статьи, углубляясь по мере изучения ситуации, в которой оказались заговорщики. Такое объяснение, хотя оно и является чрезвычайно, если не главным, важным фактором, оставляет неполную картину.
То, чем стали Россия и Советский Союз, то есть стратегическая среда, с которой столкнулись заговорщики переворота, сговорившиеся против них. Выше упоминалось, что у заговорщиков не хватило соответствующего мужества. Нерв для чего? Белый дом с Ельциным внутри был окружен тысячами и тысячами решительных демонстрантов. Строились баррикады, количество демонстрантов за трехдневный переворот впечатляюще выросло. Они были готовы защищать Белый дом, потому что избрали внутри него правительство. Одна женщина, Надежда Кудинова, услышала, что Ельцин «начал организовывать сопротивление», и решила «защитить президента, за которого она голосовала всего два месяца назад», и направилась в Белый дом для его решающей защиты. Различные и разрозненные слои общества слились в массу сопротивления. Бизнесмены, байкеры, «проститутки, студенты [и] ученые» вышли на улицы, опасаясь того, что они могут потерять в случае успеха переворота. Заговорщики пытались свергнуть человека при народной поддержке, и подавить это было бы непросто.
Дэвид Ремник описывает явную стратегию демонстрантов как направленную на «максимальное увеличение угрозы кровопролития», угрозы пролитой оперативниками КГБ московской крови, чтобы «до чертиков напугать КГБ и путчистов, по сути, используя невооруженные люди как щит». Один советский генерал прокомментировал: «Существует огромная толпа», она «строит баррикады», и он признал, что в случае штурма Белого дома «были бы тяжелые потери. Вокруг Белого дома много вооруженных людей». Перед лицом такого народного сопротивления заговорщики отказались. Возможно, они бы все равно отказались, их проблем было много, а ресурсов мало, но демонстранты не облегчили задачу. О путчистах мы читаем, что «у них были те же сталинские порывы», что и у их предшественников, «но не их сердцевина жестокости». Им не хватало «готовности залить город кровью, назвать это победой социализма, а потом пойти [смотреть фильм]».
Заговорщикам не удалось обезопасить СМИ. Россия только недавно привыкла видеть аргументы и предметную критику в своей прессе, и журналисты не были готовы уступить это право. Эти журналисты в последнее время привыкли задавать болезненные вопросы. Эта практика, совершенно рутинная по западным меркам, застала путчистов врасплох, демистифицируя их, обнажая их слабости и резко вскрывая их обманы. Журналисты «не выказывали ни страха, ни уважения в своих вопросах», а когда путчист Янаев дал пресс-конференцию, его заявления были восприняты как «откровенная ложь». Один молодой журналист смог прямо спросить Янаева: «Вы понимаете, что совершили государственный переворот?» Ранее в газете упоминалось, что репортеры в Белом доме без проблем выкрикивали свои отчеты. Эти репортажи непрерывно передавались CNN, BBC и иностранным радио, вне поля зрения заговорщиков. Это признак неорганизованности, а не контроля.
Когда редакторы согласились с требованиями путчистов, некоторые из тех, кто работал с прессой, взбунтовались. Они отдали свои голоса на конкурентных выборах, впервые в своей жизни, и были совершенно не готовы к тому, что это новообретенное право будет отнято у них. Когда один редактор крупной газеты забыл включить призыв Ельцина к сопротивлению перевороту, в конечном итоге он был вынужден капитулировать из-за непокорности работников прессы. Они заявили, что скорее умрут, чем не напечатают заявление Ельцина о том, что «мы живем жизнью животных, в нищете, и мы не хотим, чтобы наши дети жили так же». Это имеет первостепенное значение, так как лежит в основе основной предпосылки данной статьи. Мало того, что заговорщики не смогли предотвратить публикацию антипереворотных материалов в общенациональной газете, но усилия, которые путчисты действительно приложили для того, чтобы заставить оппозицию замолчать, не смогли преодолеть волю людей, которые либо устали от прошлого, либо надеялись будущего или того и другого.
Переворот сильно пострадал из-за того, что военные и КГБ не поддержали их начинание всей душой. СССР и Коммунистическая партия уже многое уступили в плане власти. Все, что он действительно сохранил, — это «контроль над средствами принуждения: вооруженными силами, полицией и силами безопасности». Конечно, принуждение не следует умалять. Власть слаба без силы, а сила может сокрушить власть. Какими бы легитимными ни были выборы, танк с легкостью раздавит политика. Но только в том случае, если человек, управляющий танком, или их командир, или кто-либо выше по иерархии, решит не подчиняться приказам. Перспектива расстрела русских, защищающих правительство, избранное русскими по приказу черствых, неизбранных путчистов, не всегда находила отклик у российских солдат. По крайней мере, в некоторых частях «солдаты разрядили АК-47» и спрятали их, а мирным путем начали обсуждать отъезд из Москвы. Когда «солдаты в своих танках приветствовали детей на борту и флиртовали с девушками», они, похоже, не были готовы к бойне. Многие дезертировали, например, лейтенант в отставке Баскаков, который командовал отрядом гражданской обороны № 34 по защите Белого дома. Отсутствие рвения со стороны военных не могло добавить уверенности заговорщикам.
Хотя невозможно сказать, что думали в то время путчисты, теперь мы знаем, что руководители КГБ на местах отказались штурмовать Белый дом, не желая проливать столько крови, а два генерала были готовы в отместку бомбить Кремль, если Белый дом был взят штурмом. Во время переворота один заговорщик, Язов, жаловался на отсутствие поддержки и даже на пассивное сопротивление со стороны генералов. Дело не в том, что они были демократами, а в том, что они потеряли веру в старое руководство.
Нарастающая атмосфера верховенства закона могла сговориться против заговорщиков. На каждом шагу они искали видимость законности. И Ельцин, конечно, высмеивал этот лоск и провозгласил, что путч на самом деле был незаконным и неконституционным. Однако даже у Сталина были показательные процессы, имитирующие юридическую видимость, и любое серьезное и содержательное исследование изменения правового климата, и, что гораздо важнее, восприятия правового климата, потребовало бы глубокого изучения, выходящего за рамки компетенции этой бумаги. Тем не менее яростные заявления обеих сторон о том, что они, соответственно, были в законном праве, позволяют предположить, что правовой климат 1991 действительно сыграл значительную роль.
Возможно, переворот мог бы увенчаться успехом, если бы были задержаны инакомыслящие, реквизированы СМИ, задержаны Ельцин и другие символы зарождающейся демократии, раздавлены демонстранты. Это потребовало бы решимости путчистов и послушания военных. Поскольку послушание военных не проверялось, представляется вполне вероятным, что виновато отсутствие воли со стороны заговорщиков.
После переворота Горбачев вернулся в Москву, и ему тут же и постоянно говорили, что он вернулся в «другую страну». Выйдя из самолета, Горбачев помедлил, прежде чем отправиться домой, сказав: «Нет, подождите. Я хочу вдохнуть воздух свободы в Москве». Что-то настолько глубокое не просачивается спонтанно. Демонстрации, сопротивление демонстрантов, беспокойство журналистов, пассивное, а часто и активное сопротивление в КГБ и вооруженных силах имели глубокие корни. В условиях гласности и перестройки, со свободой печати и конкурентными выборами, воспоминаниями о старой системе и лишь ограниченным опытом работы с новой системой многие москвичи отказались капитулировать. Их действия затрудняли контроль и подавление, а их твердая решимость противопоставлялась твердой решимости заговорщиков. Точно так же, как США угрожали терроризмом до 11 сентября, но не осознавали масштабов угрозы, Россия уже была «другой страной» до 19 августа.го, но три драматических дня переворота сделали это очевидным. В этой «другой стране» государственный переворот оказался не по силам тем, кто пытался его совершить.
__________________________________________
Процитированные работы:
McAuley, Mary. 1992. Советская политика, 1917-1991 гг. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Ремник, Дэвид. 1994. Могила Ленина. Нью-Йорк: Винтаж.
Ельцин вспоминает о перевороте 1991 года и говорит, что он больше не повторится : Россия: «Теперь страна находится под контролем», — говорит помощник.
План реформ для гражданских инвестиций начнется в ближайшее время.МОСКВА —
Президент Борис Н. Ельцин, вспоминая роковые часы попытки государственного переворота, потрясшего мир ровно год назад, заверил своих соотечественников в среду, что стране больше не нужно бояться беспорядков и гражданской войны, которые могут привести к ядерная катастрофа.
«Гражданское спокойствие — это самое ценное, что есть сегодня в России», — сказал Ельцин общенациональной телеаудитории. «Мы выбрали путь реформ, а не путь революционных катаклизмов».
Временно исполняющий обязанности премьер-министра Егор Т. Гайдар также произнес редкие слова утешения в адрес населения, потрясенного и обнищавшего его радикальными рыночными реформами, заявив, что экономика стабилизировалась до такой степени, что «катастрофы я больше не боюсь».
«Несмотря на сохраняющиеся серьезные экономические и социальные проблемы, страна теперь управляема», — заявил Гайдар ежедневной газете «Известия». «Рынок заработал, голода не предвидится».
Ельцин, выглядевший бодрым и отдохнувшим после отпуска на Черном море, объявил о скором начале масштабной экономической реформы: план выдачи каждому гражданину России «приватизационного чека», который можно использовать для скупки кусков государственной собственности. фабрики и предприятия скоро будут распроданы. Каждый ваучер должен стоить 10 000 рублей — 61 доллар США по текущему курсу.
Используя ваучер, любой россиянин может купить акции «предприятия в любом уголке России и стать его владельцем и хозяином», сказал он, добавив, что ваучеры будут распространены примерно 1 октября.
Если они выберут Чтобы не покупать акции компании, люди могут продавать ваучеры за наличные.
Ваучер — это «своего рода билет в рыночную экономику для каждого из нас», — сказал Ельцин. «Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров».
Российский президент с блестящими белыми волосами, оттененными серебристым шелком обоев в офисе, поздравил зрителей с корректировкой, которую они сделали по мере того, как страна переходит от коммунизма к рыночной экономике.
«Присоединяясь к реформе, вы вносите вклад не менее важный, чем вклад, сделанный вами в августе 1991 года», — сказал он.
После трехдневной попытки путча советских сторонников жесткой линии, вспоминал Ельцин, его правительство столкнулось с давлением, чтобы начать новую революцию и начать репрессии против несуществующего коммунистического режима. Но это, по его словам, могло закончиться только фразой советского поэта Владимира Маяковского: «Вам слово, товарищ Маузер».
«Только на этот раз это был бы пулемет, а не маузер (немецкий пистолет)», — добавил Ельцин. «Танк или, что еще хуже, ядерная ракета. Если бы эта буря началась, никто ни в этой стране, ни в мире не смог бы ее остановить».
Теперь, сказал он, «Реформы в России продвигаются благодаря вам и вашей поддержке. Каждый день мы шаг за шагом продвигаемся вперед к стабильности и нормальной жизни, к которой мы так стремимся».
Воодушевляющая речь Ельцина и самозащита Гайдара вызвали самые радужные нотки в холодный дождливый день — до ужаса похожий на погоду в день переворота — полный воспоминаний, которые были в значительной степени болезненными, несмотря на счастливый конец путча.
Новости Российского телевидения открыли свою вечернюю программу упоминанием «этой мрачной годовщины», отметив: «Люди, прошедшие через все это (в прошлом году), не очень любят вспоминать об этом».
Тем не менее, около 2000 человек, называющих себя «защитниками Белого дома», собрались на неорганизованный митинг у высокого здания правительства России, которое служило штаб-квартирой Ельцину и его сторонникам во время попытки государственного переворота.
«Жить стало тяжелее, но ничто не сравнится с той свободой, которой мы сейчас наслаждаемся», — заявила на митинге 19-летняя Ольга Кудряшова. «КГБ не подслушивает вас и не заглядывает в окно вашей спальни. Я могу поехать в любую страну, которую захочу. Да, цены выросли, но, по крайней мере, вы можете пойти в магазин и купить то, что хотите. И не надо больше слушать этот идеологический мусор и врать своим детям о жизни.
«Свобода — прекрасное чувство, — сказала она.
Именно неповиновение тысяч людей, окруживших Белый дом, наряду с неподчинением солдат и частей КГБ, привело к свержению «ГКЧП» из восьми человек, который заключил в тюрьму тогдашнего советского президента Михаила С. Горбачева в свою загородную дачу и попытался захватить страну.
Горбачев и его супруга Раиса пришли в среду почтить память трех мучеников путча, молодых людей, погибших в беспорядочном ночном столкновении с танками на Московской кольцевой дороге.
Очередная могильная церемония превратилась в политическую площадку для реакционных офицеров, собравшихся у надгробия маршала Сергея Федоровича Ахромеева, консервативного военного советника, который, по-видимому, повесился через три дня после провала переворота.
«Некоторые считают это днем победы, но мы видим это как день траура в деградировавшей стране», — сказал один из офицеров.
Российская пресса тоже была не в настроении праздновать. Газеты публиковали фотографии баррикад и танков прошлого августа на своих первых полосах, но сосредоточились на пессимистичных оценках прогресса, достигнутого за последний год, когда страна с трудом прошла первые этапы реальной экономической реформы.
«Один корреспондент «Известий» определил случившееся год назад как «Мы одержали победу», — рассказал «Независимой газете» известный кинорежиссер Станислав Говорухин.