Алексей Терентьевич Тарасенков в 1852 году в звании штаб-лекаря служил врачом московской больницы для чернорабочих. Впоследствии, в 1858 году, он стал старшим врачом странноприимного дома и больницы графа Шереметева в Москве. Существует свидетельство, что Тарасенков был домашним врачом Толстого^{. Но Тарасенков не был лечащим врачом Гоголя и никогда не был с ним близко знаком. По тексту его записок можно установить, что впервые он увидел Гоголя в январе 1852 года, обедая у Толстого (Дата последнего обеда, на котором присутствовал Тарасенков, скорее всего 22 января). Последующие посещения Тарасенковым дома Толстого связаны уже с болезнью Гоголя. 13 февраля он был приглашен Толстым для осмотра Гоголя, но Гоголь принял его только 16 февраля, и тогда Тарасенков имел с ним непродолжительный разговор, во время которого убеждал Гоголя принять пищу. 19 февраля Тарасенков явился самолично, но никаких разговоров с Гоголем не вел. 20 февраля участвовал в консилиуме, 21 февраля приехал через два часа после смерти Гоголя. Таким образом, Тарасенков (судя опять же по его запискам – другими свидетельствами мы не располагаем) видел Гоголя до болезни несколько раз на обедах у Толстого и трижды во время болезни (16, 19, 20 февраля).}

Записки Тарасенкова были вчерне написаны в марте – апреле 1852 года и первоначально имели название: «Н. В. Гоголь в последнее время жизни». Под автографом черновой рукописи, хранящимся в отделе письменных источников Государственного Исторического музея (ф. 380, ед. хр. 1, лл. 1 – 17а) ^{, дата – 6 апреля 1852 года Под заглавием «Последние дни жизни Николая Васильевича Гоголя» записки Тарасенкова, значительно расширенные за счет введения новых эпизодов и деталей, были напечатаны в 1856 году («Отечественные записки», N 12, отдельный оттиск – СПб., 1857), В 1902 году сын Тарасенкова эти воспоминания переиздал под тем же заглавием, восстановив «факты и имена, которые в то время [1856 год] обнародовать казалось неудобным»}

Однако дополнения, сделанные в публикации 1902 года, к теме наших заметок отношения не имеют, тем более что в остальном рассказ Тарасенкова о событиях, предшествовавших консилиуму, в тексте 1902 года воспроизведен не по рукописи 1852 года, а по публикации 1856 года.

Текст 1856 года (с дополнениями 1902 года) служит и по сей день самым полным документальным источником наших сведений о последних днях жизни Гоголя. В сборниках воспоминаний о Гоголе перепечатывался с сокращениями именно он. О первоначальном же варианте записок Тарасенкова вспоминали лишь дважды. В 1898 году В. Шенрок опубликовал значительную часть текста 1852 года^{, но не дал при этом никаких пояснений. Только в 1967 году на публикацию В. Шенрока обратила внимание А. Белышева в статье «Тайна смерти Гоголя» , заметившая, что расхождения между текстом 1856 года и рукописью 1852 года вызваны целенаправленной редактурой первоначального варианта. А. Белышева привела и примеры наиболее существенных разночтений.}

Текст 1856 года отличается от текста 1852 года, во-первых, большим объемом. И в тексте 1852 года, и в тексте 1856 года большинство сведений о Гоголе получено Тарасенковым главным образом от Толстого, на которого он неоднократно ссылается

1856 год: «Давно мне не случалось быть в доме, где жил Гоголь, и я не слыхал ничего о его болезни, – пишет Тарасенков, предваряя рассказ о своем появлении у Толстого 13 февраля. – В среду на первой неделе поста прислали из этого дома за мною и объяснили, что происходит с Гоголем» ##»Отечественные записки», 1856, N 12, с. 410.

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

Последние дни Гоголя. «Мой адрес: Москва…»

Кандидат культурологии, старший научный сотрудник ГБУК «Дом Н.В. Гоголя — мемориальный музей и научная библиотека» 

«Мой адрес: Москва. На Никитском булеваре в доме Талызина». Так подписывал свои письма с конца 1848 года Николай Васильевич Гоголь. Адрес этот известен и сейчас — как Дом Гоголя, «Дом, в котором писатель сжег «Мертвые души», «Дом, где умер Гоголь». В этом доме в то время жил друг и дальний родственник Гоголя граф Александр Петрович Толстой со своей супругой Анной Георгиевной Толстой (урожденной княжной Грузинской) из рода грузинских царей. Гоголь неоднократно гостил у Толстых.

Первый биограф Александра Сергеевича Пушкина, литературный критик, мемуарист Павел Васильевич Анненков вспоминал, что как-то в 1846 году в Париже случайно узнал о прибытии туда же Николая Васильевича, остановившегося вместе с семейством графа А.П. Толстого в отеле на улице De la Paix. На другой же день он отправился к нему на свидание, но застал его одетым и совсем готовым к выходу по какому‑то делу. Они тогда успели перекинуться только несколькими словами, но Анненков оставил очень интересное описание внешности Николая Васильевича: «Гоголь постарел, но приобрел особенного рода красоту, которую нельзя иначе определить, как назвав красотой мыслящего человека. Лицо его побледнело, осунулось; глубокая, томительная работа мысли положила на нем ясную печать истощения и усталости, но общее выражение его показалось мне как‑то светлее и спокойнее прежнего. Это было лицо философа. Оно оттенялось, по‑старому, длинными, густыми волосами до плеч, в раме которых глаза Гоголя не только что не потеряли своего блеска, но, казалось мне, еще более исполнились огня и выражения». Таким Гоголя увидела Москва в 1848 году, таким Гоголя запомнили москвичи, таким же его изобразил скульптор Николай Андреевич Андреев в 1909 году в памятнике, ныне украшающем сквер Талызинского дома на Никитском бульваре».

Татьяна М., банковский служащий:

«Возникло стойкое желание перечитать произведения Гоголя, особенно «Мертвые души». Уверена, что после услышанного на лекции многое будет восприниматься не так, как раньше. По-новому для меня открылась и сама Москва. Я, например, не раз проходила мимо особняка, где писатель, оказывается, сжег второй том своего знаменитого романа, и не знала об этом.

Теперь обязательно вернусь в Дом Гоголя с детьми. И в парк Мосгордумы тоже! Это замечательное место для семейного отдыха и для участия в просветительских мероприятиях».

Елена С., предприниматель:

«Я стала жительницей Москвы недавно. С особым чувством стараюсь впитывать дух города, в том числе через знакомство с его историей. Гоголь для меня всегда был мистическим, притягательным автором, может быть, не всегда понятным. Сегодня я открыла для себя новый образ этого классика — мудрого, талантливого, удивительного человека. Уникальные материалы, которыми поделился лектор, свидетельства последних лет жизни Гоголя, приблизили его к нам, пробудили новый интерес к его творчеству, желание снова перечитать бессмертные произведения Николая Васильевича».

По окончании лекции «Гоголь и Москва. Последние дни» желающие смогли присоединиться к велосипедно-самокатной экскурсии по местам, связанным с жизнью и творчеством писателя.

Ранее в летней читальне парка Московского парламентского центра:

«Библиокухня»: новый просветительский формат для самых маленьких

Москва радушно принимала Гоголя

В летней читальне парка Мосгордумы раскрыли секреты творчества Николая Гоголя

«Что в имени тебе моем…»

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ, КОНЧИНА. Гоголь

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ, КОНЧИНА

В конце декабря 1846 года умер один из ближайших друзей Гоголя, поэт Языков. Смерть его не произвела на писателя, по его собственному признанию, «тревожных чувств печали». Происходило это отчасти потому, что мысли Николая Васильевича были слишком поглощены судьбою «Переписки». Беспокоили прежде всего цензурные неурядицы: из книги было выброшено много такого, чему Гоголь придавал очень важное значение. В письмах он с возмущением указывает, что от книги остался какой-то «странный обглодок». «С меня сдирают не только рубашку, но и самую кожу». Происходит «совершенная бестолковщина».

Гоголь лишается сна, болезненные припадки усиливаются. «Все, что для иных людей трудно переносить, я переношу уже легко с божьей помощью и не умею только переносить боли от цензурного ножа, который бесчувственно отрезывает целиком страницы, написанные от чувствовавшей души и от доброго желания. Весь слабый состав мой потрясается в такие минуты. Точно как бы пред глазами зарезали любимейшее дитя — так мне тяжело бывает это цензурное убийство». (А. Смирновой, 1847 г. III, 365.)

Он обращается с мольбами к друзьям, чтобы они через сановных покровителей, через графа Виельгорского, князя Вяземского, Петровского добились включения в книгу запрещенных статей и мест.

Добиться этого не удается.

Книга вышла из печати. Гоголя беспокоит молчание друзей. Как встречена «Переписка»? Какие толки возбуждает она среди читателей, знакомых, среди критиков и литераторов? Отрезанный от России, больной, измученный нравственными потрясениями, одинокий, Гоголь с нетерпением ждет известий. Их все нет.

Приходят, наконец, первые известия. Почти повсюду «Переписку» встретили с негодованием. Правительству она кажется дерзкой и самонадеянной; почитатели Белинского считают ее изуверской, а автора чуть ли не лизоблюдом. Даже преданные Гоголю друзья, славянофилы, находя ее крайне неудачной, плутовской.

Гоголь кается: да, он впал в фальшивый тон, зарапортовался; в нем еще осталось много пороков, самонадеянности, честолюбия. Он поделом получил публичную оплеуху Жуковского, встретившего книгу неблагосклонно, он признается:

«Я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу в нее заглянуть» (III, 398. )

Близкий к отчаянию, он пишет Аксакову:

«Ради самого Христа, войдите в мое положение, почувствуйте трудность его и скажите мне сами, как мне быть, как, о чем и что я могу теперь писать?.. Можно еще вести брань с самыми ожесточенными врагами, но храни бог всякого от этой страшной битвы с друзьями. Тут все изнеможет, что ни есть в тебе. Друг мой, я изнемог…». (1847 г. 10 июля.)

В своей «Авторской исповеди» Гоголь заявил:

«Над живым телом еще живущего человека производилась та страшная анатомия, от которой бросает в холодный пот даже и того, кто одарен крепким сложением».

Больше всего его возмущают нападки, будто он против народного просвещения: он всю жизнь только и думал о том, как бы написать полезную книгу для народа: ему только казалось, что надо прежде всего просветить тех, кто просвещает народ, то «мелкое сословие», ныне увеличивающееся, которое занимает разные мелкие места и, не имея никакой нравственности, несмотря на небольшую грамотность, вредит всем, за тем, чтобы жить насчет бедных.

Наряду с покаянными признаниями Гоголь думает, что книга его все же была нужна. Нужна она и ему самому: толки, разноречивые мнения помогают лучше узнать русское общество, а также и себя со всеми недостатками.

Он не изменял себе: от ранней юности шел он своею дорогой; дело его одно: окончание «Мертвых душ», хотя в письме к Шевыреву он готов сознаться, что в «Переписке» заметны следы его переходного состояния.

Настойчиво просит Гоголь друзей прислать ему печатные и устные отзывы о книге, не пренебрегая самыми ничтожными; но этим отзывам не будет оставлять себе представления о конкретных людях. Ему недостает свежих впечатлений, наблюдений, он ищет идеальных образов, хорошо в то же время понимая, что идеальные образы должны быть вполне жизненными:

«Не будут живы мои образы, если я не сострою их из нашего материала, из нашей земли, так что всяк почувствует, что это из его тела взято». (III, 368.)

Он был заносчив; это — правда; но он это делал, чтобы «задрать за живое»: русского человека трудно раскачать, но в раздражении он многое может наговорить. К тому же его очень торопили друзья выступить в печати. Хотя Гоголь и утверждает, будто он стал проще, но приведенные объяснения кажутся надуманными и неискренними.

Между прочим, московский кружок славянофилов выразил недовольство выпадами Гоголя в «Переписке» против Погодина. Гоголь ответил: «Занятый другим более для меня тогда занимавшим я о ней (о статье с выпадами — А. В.) просто забыл». (III, 391.) На это Шевырев справедливо возразил: «Да разве о таких вещах забывают?». В письме к самому Погодину Гоголь утверждал: он не отвергал его достоинств, а только не упомянул о них; в заключение же просил Погодина утешиться: бывает еще хуже, когда судят нашу душу и приходиться выслушивать всякие упреки от самых близких друзей: «Это еще потяжелее, чем презренье от презренных людей». Будем почаще обращаться ко Христу, двери церковные всем открыты.

Читая эти советы и поучения, невольно вспоминаешь обвинения Гоголя со стороны некоторых его близких, что он был двуличный человек, лицемер и Тартюф; действительно в этих оправданиях — фальшь, хитрость, раздражительность, черствость к друзьям под личиной смирения и богобоязненности. Тартюфом Гоголь, однако, не являлся уже по одному тому, что он был гениальный художник; кроме того, он не шутил с идеями; но неискренности, честолюбия, а иногда и ханжества у него порою не занимать было стать. Вместе с подвижничеством, с огромным внутренним горением, с мучительными исканиями лучшего в себе и в жизни это слагалось в крайне причудливый и противоречивый характер. Сюда еще следует прибавить житейские советы прижимистого украинского помещика, на которые он по-прежнему не скупился в письмах к матери и к сестрам. Труднее всего дается простота, — утверждал Гоголь. Ее у него не было и, может быть, никогда еще за всю свою жизнь не раздирался он так сильно внутренними и внешними противоречиями, как в эти годы… «Но… что же делать, если и при этих пороках все-таки говорится о боге?» (III, 348.)

Несмотря на нападки, Гоголь продолжает упрашивать друзей усердно читать «Переписку» несколько раз в различные часы:

«Там есть некоторые душевные тайны, которые не вдруг постигаются и которые покуда приняты совсем в другом смысле». (III, 422.) Об этих тайнах Гоголь не устает напоминать.

Нельзя сказать, чтобы Николай Васильевич всегда и во всем отличался скрытостью. Иногда он умел быть и прямодушным. О своих друзьях он писал А. О. Смирновой: «Я на многих из них вовсе не надеялся и не называл их никогда своими друзьями: они себя считали моими друзьями, но не я их… Я видел с самого начала, что они способны залюбить не на живот, а насмерть». (Смирновой, III, 469–470.) Это очень зло.

Он пишет Аксакову:

«Я вас любил, точно, гораздо меньше, чем вы меня любили. Я был в состоянии всегда любить всех вообще, потому что я не был способен ни к кому питать ненависть, но любить кого-либо особенно, предпочтительно, я мог только из интереса». (IV, 115.)

Мытарства с «Перепиской», «публичная оплеуха», всеобщее недовольство, ярость Белинского, болезни, судорожные и мучительные поиски свежего материала для продолжения «Мертвых душ», неустроенность и бесприютность, тяжелая тоска, даже отчаяние не давали возможности вплотную заняться творческой работой. Свет зари не ложится на взволнованное море. Для занятия искусством требуется известная уравновешенность, спокойствие: только тогда приходит вдохновение. У Гоголя этой уравновешенности не было и в помине. Искусство все меньше и меньше являлось для него той областью, где он находил успокоение.

И вот уже в отдалении появляется зловещая черная фигура аскета, ржевского протоиерея о. Матвея Константинопольского. С ним Гоголя свел А. П. Толстой, будущий обер-прокурор святейшего синода. Между Гоголем и о. Матвеем завязывается переписка. Спасение Гоголя было в «милой чувствительности», в «прекрасной нашей земле». Его гений это видел: «Мое дело говорить живыми образами, а не рассуждениями, — пишет он Жуковскому. — Я должен выставить жизнь лицом, а не трактовать о жизни». (IV, 193.) Православная церковь в лице о. Матвея отрезала Гоголю этот спасительный путь. Ржевский проторей обвинял создателя «Ревизора», что он любит больше театр, а не церковь; находил литературные занятия Николая Васильевича греховными, так как его привлекают слава и деньги. Гоголь робко оправдывался, но о. Матвей уже с самого начала добился значительных результатов. Гоголь заявил ему:

«Теперь я отлагаю все до времени и говорю вам, что долго ничего не издам в свет и всеми силами буду стараться узнать волю божию». Но убить Гоголя-художника, жадного до живой жизни, было нелегко. Он все еще пристально вглядывался в действительность. Между ним и Анненковым происходит обмен мнениями по поводу парижской и лондонской жизни. Гоголь советует пожить другу в Англии; нельзя ограничиваться изучением одного класса пролетариев, которое стало теперь модным; надо взглянуть на все классы. В Англии несмотря на чудовищное совмещение многих крайностей «местами является такое разумное слитие того, что доставила человеку высшая гражданственность с тем, что составляет первообразную патриархальность, что вы усомнитесь во многом»… (IV, 82.)

Это в высшей степени любопытное признание: выходит, что Гоголь не против высшей гражданственности; то есть, не против буржуазно-демократических форм правления; он считает только необходимым соединить эту гражданственность с патриархальностью и за образец берет Англию. Не бросает ли это место некоторого света на кое-какие «тайны» в «Переписке», о которых так упорно твердил Гоголь: английский политический строй, как известно, совмещает монархию с буржуазным парламентаризмом, причем король Англии «царствует, но не управляет». Рекомендуя русскому монарху «возрыдать», принять образ Христа и влиять на своих подданных нравственными средствами, не имел ли в виду Гоголь между всем этим, превращение русского самодержца в монарха на английский образец? Такому монарху только и остается, что воздействовать на народ нравственным путем и принимать в душу образ Христа. Этого ему никто не запрещал… Как бы то ни было, замечание об Англии показывает, что Гоголь доброжелательно относился к английским гражданским порядкам. Кстати: от Костанжогло веет тоже умеренной и рассудительной буржуазной Англией.

Продолжает Гоголь следить и за русской литературой. Его отзыв о молодом Тургеневе — отзыв провидца.

«Сколько могу судить по тому, что прочел, талант в нем замечательный и обещает большую деятельность в будущем». Он расспрашивает Анненкова о Герцене: «Я слышал о нем очень много хорошего. О нем люди всех партий отзываются как о благороднейшем человеке». (IV, 82–83.)

Гоголь еще не потерял чутья, но дух его помрачен. Все чаще и чаще пишет он друзьям и знакомым о своем желании поехать в Иерусалим; может быть, оттуда «понес бы я повсюду образ Христа» и тогда удалось бы не только изобразить то светлое и положительное, чего так недостает прежним произведениям, но и указать к святому и прекрасному непреложные и прямые пути. Может быть у гроба Христа он ощутит святость писателя. Сначала Гоголь уверен, что путешествие это принесет ему нужное духовное просветление, но перед отъездом эта уверенность его покидает:

«Признаюсь вам, — пишет он Смирновой, — молитвы мои так черствы». «В груди моей равнодушно и черство, и меня устрашает мысль о затруднениях», подтверждает он Шевыреву. Пугает море, качка, нет попутчиков, можно заболеть в дороге, помереть. Нет внутреннего желания. Все же ехать надо. «Не ехать же в Иерусалим как-то стало даже совестно». (IV, 107.) Слаба вера, слаб дух, но, может быть, каким-нибудь чудом оросится холодная душа. Не остывает чувство греховности:

«Литература заняла почти всю жизнь мою, и главные мои грехи — здесь.» (Жуковскому, IV, 135.)

Столкновения между художником, влюбленным в милую чувствительность, в искусство, и христианином, который ищет бога, занят «душевным делом», делаются все более острыми, а признания, что он, писатель, не подготовлен к поездке, что молитвы — черствы, показывают: Гоголь насилует свою природу, не находя более жизненного выхода из своих противоречий.

Житейский мрак не рассеивался: «Многие удары так были чувствительны для всего рода щекотливых струн, что дивлюсь сам, как я еще остался жив и как все это вынесло мое слабое тело». (Анненкову, IV, 48.)

Великой, безысходной грустью веет от признания Иванову:

«Ни на кого в мире нельзя возлагать надежды тому, у кого особенная дорога и путь, не похожий на путь других людей». (IV, 132.)

…В объяснение «Переписки с друзьями» в том же 1847 году Гоголь написал безыменную вещь, известную под именем «Авторской исповеди». Сначала он торопился ее напечатать, но потом отложил ее. В «Исповеди» Гоголь рассказывает свой путь писателя и человека, вскрывает мотивы своего творчества, его отличительные свойства. «Исповедь» является ценнейшим документом. Основная тема, которая занимает в ней Гоголя — расхождение художественного содержания его произведений с их истолкованием, Гоголь рассказывает:

«На меня находили припадки тоски, мне самому необъяснимой, которая происходила, может быть, от моего болезненного состояния. Чтобы развлекать себя самого, я придумывал себе все смешное, что только мог выдумать. Выдумывал целиком смешные лица и характеры, поставляя их мысленно в самые смешные положения, вовсе не заботясь о том, зачем это, для чего и кому от этого выйдет какая польза. Молодость, во время которой не приходят на ум никакие вопросы, подталкивала».

Вопросы — зачем, для чего усилились под влиянием Пушкина и более зрелого возраста.

«Я увидел, что в сочинениях моих смеюсь даром, напрасно…»

«Если смеяться, так уже лучше смеяться сильно и над тем, что действительно достойно осмеяния всеобщего. В „Ревизоре“ я решился собрать в одну кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие требуется от человека справедливости и за одним разом посмеяться над всем. Но это, как известно, произвело потрясающее действие. Сквозь смех, который никогда еще во мне не появлялся в такой силе, читатель услышал грусть…» «После „Ревизора“ я почувствовал, более нежели когда-либо прежде, потребность сочинения полного, что было бы уже не одно то, над чем следует смеяться. Пушкин находил, что сюжет „Мертвых душ“ хорош для меня… Я начал было писать, не определивши себе обстоятельного плана, не давши себе отчета, что такое именно должен быть сам герой…

…Все у меня выходило натянуто, насильно и даже то, над чем я смеялся, становилось печально.

…Я ясно увидел, что больше не могу писать без плана…»

Гоголь убедился, что автор, «творя творение свое… исполняет именно тот долг, для которого он призван на землю»…

Обдумывая сочинение, Николай Васильевич пришел к выводу, что надо взять характеры, на которых «заметней и глубже отпечатлелись истинно-русские коренные свойства наши, высшие свойства русской природы». «Нечувствительно, почти сам не ведая как, я пришел ко Христу».

Утверждение Гоголя, что он в начале своей писательской деятельности не задумывался, надо понимать как уже выше отмечалось, с большими ограничениями: Гоголь имеет в виду пользу христианскую. Вопросы религиозно-нравственного характера встали пред ним не потому, что в его произведениях не было смысла, а потому, что они, согласно меткому замечанию П.Вяземского, задирали не одни наружные болячки, а проникать «внутрь» человеческой души.

Признания Гоголя поучительны во многих отношениях между прочим, также и в том, что в них содержатся указания на магические истоки его художественного творчества. Было в Гоголе нечто древнее православия и христианства, нечто от магов, волшебников и колдунов. Стараясь подавить в себе тоску и собственные «гадости», Гоголь придумывал смешное и создавал «страшилища»; при этом он верил в какое-то особое, как бы живое существование созданных им образов и характеров. Они брали у него, а также и у других людей часть страстей, чувств и мыслей. Но все это свойственно и магическому мышлению: магически настроенный древний человек тоже верил, что изображая, например, на рисунке себя или кого-нибудь из окружающих его людей, он тем самым передает ему часть души. Само собою понятно, что у Гоголя эта вера трансформировалась и приняла более психологически-естественный вид.

«Авторская исповедь» является подведением итогов всего пережитого Гоголем, как писателем. Написана она простым и сдержанным языком. Гоголь вполне владеет собой. «Исповедь» продуманна, проникновенна и свидетельствует, что Николай Васильевич был не только замечательным поэтом, но подчас, правда, далеко не всегда, и замечательным мыслителем, что он владел не только языком образом, но и языком понятий…

…В конце января 1848 года Гоголь, наконец, совершил путешествие в Палестину. Перед отъездом он признавался Матвею Константинопольскому: «Исписал бы вам страницы во свидетельство моего малодушия, суеверия, боязни. Мне кажется даже, что во мне и веры нет вовсе». (IV, 154.) Гоголь предполагал отправиться в Палестину позже, чтобы быть там к Пасхе, но поспешил отъездом оттого, что в Неаполе стало неспокойно:

«Меня выгнали… разные политические смуты и бестолковщина». (14, 165.) Бурный 1848 год сильно напугал Гоголя. Боялся также Гоголь моря, мытарств, неожиданностей. Уезжая, разослал знакомым и родным листок с особой, им сочиненной молитвой, чтобы бог «укротил „бурное дыхание ветров“, удалил „духа колебаний, духа помыслов мятежных и волнуемых, духа суеверий“» и т. д.

Путешествие по началу было неблагоприятным. В Мальту Гоголь прибыл, по его словам, «впрах расклеившийся». «Все еще не могу оправиться и очнуться от морской езды. Рвало меня таким образом, что все до едина возымели ко мне жалость, сознаваясь, что не видывали, чтобы кто так страдал… Молитесь обо мне: невыносимо тяжело!» (А. П. Толстому, IV, 163.)

Он жалуется, что все приятели его позабыли и он четыре месяца не имеет от них ни строки.

Дальше путешествие как будто несколько наладилось. Сирийскую пустыню Гоголь переехал с Базили, своим школьным товарищем, занимавшем крупный служебный пост на востоке; он изводил Базили капризами и жалобами на неудобства.

Убогой и сырой предстала пред ним земля обетованная, земля отцов Авраама, Исаака, Иакова, земля млека и меда. Песок, камни, зной, томительно однообразные горы, запыленная, чахлая растительность, бедные лачуги, более похожие на звериные норы, чем на людские жилища, нищета, грязь, нечистоты, жалкие развалины. Мертвое море. «Где-то в Самарии сорвал цветок, где-то в Гилилее другой: в Назарете, застигнутый дождем, просидел два дня» (IV, 301.) Здесь ли сияла звезда Вифлеема и волхвы приносили злато, ливан и смирну чудесному младенцу? Да и был ли этот чудесный младенец? Не создан ли он человеческим вымыслом? Разнообразны создания человеческой мечты, но ведь она — обман, она слишком далека от действительности. Никто из современников не знал эту горькую истину так глубоко, как знал ее наш больной путешественник.

…В середине февраля Гоголь добрался до Иерусалима. Но не было отрады у гроба Христа страждущему художнику.

«Чувствую бессилие моей молитвы», — с горечью признается он матери. (IV, 170.) «У гроба господня я помянул ваше имя; молился как мог моим сердцем, не умеющим молиться». (О. Матвею, IV, 171.)

«Я не помню, молился ли я. Мне кажется, я только радовался тому, что поместился на месте, так удобно для моления и так располагающем молиться; молиться же собственно я не успел». (Жуковскому, IV, 177.)

Это звучит почти комически.

«Мои же молитвы даже не в силах были вырваться из груди моей, не только вылететь». (Толстому, IV, 178.)

«Скажу Вам, что еще никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего как в Иерусалиме и после Иерусалима. Только разве, что больше увидел черствость свою и свое самолюбие, — вот весь результат». (О. Матвею, из Одесы, IV, 187.)

Излияния высшей благодати и творческого озарения, которые могли бы «подвигнуть» вперед «Мертвые души», не произошло. Полное крушение поездки в Палестину должно быть показать Гоголю, что истинное его «душевное дело» — человеческое, земное, что излечить его очерствелость могут не посты и молитвы, а приток свежих и живительных впечатлений, окружение общественно здоровых людей, что ему немедленно надо порвать с о. Матвеем, с А. Толстым, со святошами и иезуитами.

Этот вывод Гоголь не способен был сделать. Он сделал совсем другой вывод: во всем надо искать искусителя-дьявола и личную испорченность.

Пробыл Гоголь в Палестине недолго и уже в конце апреля добрался до Одессы, а в мае — к себе в Васильевку.

Что-то еще надломилось в нем после неудачной поездки. Письма к друзьям и родным делаются суше, короче; меньше прибегает он теперь и к поучениям, больше сокрушаясь о своих собственных недостатках. Усиливается мнительность. Гоголь часто теряется, не зная, что от бога и что от дьявола. Мысль о «Мертвых душах» не покидает его, но, может быть, и они являются созданием злого духа?

И родная Васильевка не принесла успокоения. «Было несколько грустно, вот и все». «Только три или четыре дни по приезде моем на родину, я чувствовал себя хорошо; потом беспрерывные расстройства в желудке, в нервах и в голове от этой адской духоты, томительнее которой нет под тропиками. Все переболело и болеет вокруг нас. Холеры и все роды поносов не дают перевести дух. Тоска: даже читать самого легкого чтения не в силах». (С. Т. Аксакову, IV, 209.)

Крестьяне, крестьянки жалуются на бедность, на непосильный труд, на барщину. Гоголь утешает их: за то их ожидает блаженная жизни в небесной церкви. На короткое время он выезжает в Киев к А. С. Данилевскому. И Киев не радует его. Профессора, преподаватели, «деятели» представлялись знаменитому писателю, выстроившись, во фраках и вице-мундирах, точно перед высоким начальством. Гоголь обходил ряд, двигаясь, точно разбитый параличом; кивал головой, произносил деревянным голосом: — очень приятно. Потом все долго молчали. Заметив некоего Михальского, у которого был жилет в крапинках, похожий на шкуру лягушки, Гоголь сказал: «Мне кажется, как будто я вас где-то встречал… Я видел вас в трактире и вы ели луковый суп…».

В Васильевке Гоголь провел все лето; несмотря на сильную жару и свое тяжелое состояние он продолжал работать над вторым томом «Мертвых душ». Кулиш, посетивший родину Николая Васильевича после его смерти, со слов его родных рассказывает:

«Мне указали место, в углу дивана, где обыкновенно он сиживал, гостя на родине. В последнее пребывание его дома, веселость уж оставила его; видно было, что он не был удовлетворен жизнью, хоть и стремился с нею примириться… Он впадал в очевидное уныние и выражал свои мысли только короткими восклицанием: „И все вздор, и все пустяки“».

Писательская работа являлась для него подвигом.

«Подобно религиозным художникам старинной испанской школы, писавшим на коленях, в рубище и со слезами на глазах, мученников за веру Христа, он каждую страницу вымаливал у неба долгими молитвами и долгими покаяниями…

„В последнее время Гоголь готов был трудиться над страницей столько, сколько трудился прежде над целой пьесой…“

„Кончив утренние свои занятия, он оставлял ее (литературу — А. В.) в своем кабинете и являлся посреди родных простым практическим человеком, готовым учиться и учить каждого всему, что помогает жить покойнее, довольнее и веселее. От этого, дома его знают и вспоминают больше, как нежного сына, или брата, как отличного семьянина… нежели как знаменитого писателя…

…Работал он у себя во флигеле, где кабинет его имел особый выход в сад. Если кто из домашних приходил к нему по делу, он встречал своего посетителя на пороге с пером в руке… но никогда не приглашал войти к себе и никто не видел и не знал, что он пишет. Почти единственною литературною связью между братом и сестрами были малороссийские песни, которые они для него записывали и играли на фортепьяно. Я видел в Васильевке сборник, включающий в себе 228 песен…“.

Кулиш отмечает и такую подробность: он разговорился с чабаном и спросил о Гоголе. Чабан ответил: „На все дывитця та в усему кохаетця“, то-есть, во все вникал и любил все, что ни входит в хозяйство.

В сентябре 1848 года Гоголь приезжает в Москву, живет сначала у Погодина, затем переселяется к А. П. Толстому на Никитский бульвар; половину сентября и начало октября проводит в Петербурге.

Критика, кажется, очень мало уделила внимания вопросу, какое влияние на литературное творчество Гоголя имели революционные события 1848 года. Между тем, революция сильно повлияла на его работоспособность. Николай Васильевич бежал в Палестину, испугавшись революционных потрясений. Но и по возвращении из Иерусалима революция 1848 года не дает ему покоя. Из-за нее он не может писать. Он утверждает: литератору трудно удержаться на своем поприще посреди „потрясающей бестолковщины“. В Париже совершенное разложение, жалуется он Данилевскому», все отчаянно рвутся в драку, не видят никакого исхода; кругом тьма и ночь. То и дело он возвращается к революции: «Время настало сумасшедшее. Умнейшие люди завираются и набалтывают кучи глупостей». (Жуковскому, IV, 243.) «Человечество нынешнего века свихнуло с пути только оттого, что вообразило, будто нужно работать для себя, а не для бога». (IV, 249.) «…Все так шатко и неверно и… имеющий имущество в несколько раз более неспокоен бедняка». (254). «Разномыслие и разногласие во всей силе. Соединяются только проповедники разрушений» (262 стр.). Эти жалобы Гоголь настойчиво повторяет и в последующие годы.

Он в России остается только потому, что его пугает революция. «Из Константинополя пришедшие вести, что там неспокойно, заставляют меня призадуматься, ехать ли в этом году». (355 стр.). Правда климат в России жесткий, но политический климат в Европе еще жестче. «Решил остаться здесь, понадеясь на русское авось, то-есть авось-либо русская зима в Одессе будет сколько-нибудь милостивей московской. Разумеется, при этом случае стало представляться, что и вонь, накуренная последними политическими событиями в Европе, еще не совсем прошла». (361 стр.). «Разрушители не дремлют. Много развевается холодного, безнравственного по белу свету; много прорывается отсюда всяких пропаганд, грызущих, по-видимому, как мыши, все твердые основы» (365 стр.).

Лучше переждать в России. Тут спокойнее, хотя и здесь отрадного немного. Жизнь в Москве стала дороже. «При деньгах одни только кулаки, пройдохи и всякого рода хапуги» (233 стр.). В деревнях тоже невесело: мор, нищета. В родную Васильевку хотят проводить проселочную большую дорогу: «всякая проезжая сволочь будет получать и развращать мужиков». (320 стр.). От всего этого «мысли расхищаются, приходят в голову незваные, непрошеные гости». Хочется думать об одном, думается о другом. Хандра, уныние, черствость, оцепенение, страхи.

Работа над поэмой подвигается очень медленно, творческие силы иссякают. Да и нужна ли работа поэта нынешнему времени? «Время еще содомное, люди, доселе не отрезвившиеся от угару, не годятся как будто в читатели, неспособны ни к чему художественному и спокойному. Сужу об этом по приему „Одиссеи“. Два-три человека обрадовались ей, и то люди уже отходящего века. Никогда не было еще заметно такого умственного бессилия в обществе». (289 стр.)

Гоголь чувствует и видит, что революционные события вдребезги разрушают патриархальные средневековые устои; второй том должен быть итогом его «душевного дела», но кому нужно это «душевное дело», проповедь внутреннего самоустройства, когда кругом люди решительно занимаются устройством внешних общественных порядков? К месту ли идеальный откупщик Муразов, когда «кучи мастеровых» воздвигают против него баррикады? Некоторые суждения Гоголя отличаются полной продуманностью. «Человечество нынешнего века… вообразило, будто нужно работать для себя, а не для бога». Вот именно. В этом вся суть. Революция, социализм это — работа для себя, это своеволие, бунт против косных общественных и природных начал. Это — переделка окружающей среды согласно своему усмотрению, в то время как всякая религия — это покорность «воле пославшего», хозяина, бога; «пусть будет не так, как я хочу, а как ты хочешь, господи».

Страшат Гоголя и собственные пороки. Силен бес. Сильны искушения. Черствы молитвы, костенеет душа. Все чаще напоминает о себе старость, а из-за старости глядит смерть. Приближение старости, как уже отмечалось, Гоголь почувствовал очень рано 27–28 лет. В «Мертвых душах» по поводу Плюшкина он писал:

«Грозна, страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад обратно! Могила милосерднее ее, на могиле напишется: здесь погребен человек! Но ничего не прочтешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости». В «Переписке» Гоголь говорит: «Завопи воплем и выставь ему ведьму старость, к нему идущую, которая вся из железа, пред которою железо есть милосердие»…

Теперь смерть все чаще грозит ему железным перстом, повергая в новые ужасы. Огромным напряжением воли Гоголь одолевает мрачнейшие припадки тоски, физические недуги; отдает утренние лучшие часы творческой работе, уединяется, ревниво следит, чтобы никто не заглянул к нему во время занятий в комнату, в эти листы бумаги с неровным почерком, с каракулями, с бесчисленными помарками и поправками. Здесь, у письменной высокой конторки, он мученик и беспощадный судья над собой.

Как трудно приходится! «Я не в силах бываю писать, отвечать на письма!». «Ничего не могу написать начисто, ошибаюсь беспрестанно, пропускаю, недописываю, приписываю, надписываю сверху».

Но несмотря на помутнение способностей он продолжает трудиться. Он умел трудиться. Сологуб вспоминает, что укорял меня в моей лени! — Да не пишется что-то, — говорил я, — А вы все-таки пишите… возьмите хорошенькое перышко, хорошенько его очините, положите перед собою лист бумаги и начните таким образом: — «Мне сегодня что-то не пишется». «Напишите это много раз сряду, и вдруг придет хорошая мысль в голову». (Соллогуб, Воспоминания, стр. 409.)

Н. В. Берг Гоголь поучал:

«Сначала нужно набросать все, как придется, хотя бы плохо, водянисто, но решительно все, и забыть об этой тетради. Потом через месяц, через два, иногда и более достать написанное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а кое-чего недостает. Сделайте поправки и заметки на полях — и снова забросьте тетрадь. При новом пересмотре ее — новые заметки на полях, и где не хватает места — взять отдельный клочок и приклеить сбоку. Когда все будет таким образом исписано, возьмите и перепишите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищение слога. И опять положите тетрадь. Придет час, вспомнится заброшенная тетрадь, возьмите перечитайте тем же способом и, когда снова она будет измарана, перепишите ее собственноручно. Вы заметите при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз как бы крепчает и ваша рука: буквы становятся тверже и решительнее. Так надо делать, по по-моему, восемь раз. Для иного, может быть, нужно меньше, а для иного и еще больше. Я делаю восемь раз…» (Воспоминания о Н. В.Гоголе, «Русская Старина». 1872 г., N 1).

Гоголь трудится. Он знает в чем истинное призвание писателя:

«Умереть с пением на устах, едва ли не таков неотразимый долг для поэта, как для воина умереть с оружием в руках». (IV, 202.)

…А силы все слабеют. Убывает свежесть красок и впечатлений. Гоголь пытает освежить себя поездками в Калугу, в окрестности Москвы, вступает в беседы с купцами с городничими, с трактирными слугами, с крестьянами.

«Поездки мои были маловажны, но все же они оживили начинающую тупеть память». (282.)

Хорошие, здоровые дни выпадают все реже:

«Я весь исстрадался… Добрый друг мой, я болен! Все на свете обман, и как трудно быть тому, кто не умеет быть в боге. Молитесь, все молитесь, заменят. Не знаешь, куда деться, как позабыть себя. Праздно вращается в устах бескрылая молитва». (308 стр.)

Из внешней жизни отметим знакомство Гоголя с братом Смирновой, Арнольди, который ездил с ним в Калугу, где муж Смирновой занимал место губернатора. Арнольди о своем знакомстве с Гоголем оставил ценные воспоминания. Вместе с сестрой он слушал чтение Гоголя второй части «Мертвых душ», находил их исключительно высоко-художественными и, между прочим, передал содержание некоторых глав, впоследствии Гоголем уничтоженных. Судя по этой передаче, главы, действительно, нисколько не уступают первой части «Мертвых душ». По словам Арнольди, Гоголь прочитал всего Смирновой «кажется, девять глав».

Арнольди коснулся и разных причуд Гоголя. Гоголь сам рассказывал ему, что в молодости он имел «страстишку» приобретать разные вещи, чернильницы, вазочки, пресс-папье, ручки. От всего этого теперь Гоголь отказался. Все его имущество помещалось в небольшом чемоданчике. Одну «страстишку» Гоголь, однако, никак не мог преодолеть в себе: любил обзаводиться сапогами; у него было их всегда несколько пар и часто он с наслаждением примерял их, как капитан, сатирически изображенный им в «Мертвых душах».

Выглядел Гоголь в это время по отзывам Арнольди не совсем привлекательно: небольшого роста с длинными белокурыми волосами, маленькими карими глазами, с необыкновенно тонким и птичьим носом, он странно «таранил» ногами, неловко махал рукой, в которой держал палку и серую шляпу. Одет был не по моде и без вкуса. В глазах замечалось утомление.

Что привлекало наблюдательность Гоголя? Арнольди передает такой его рассказ:

«Знаете-ли, что на-днях случилось со мной? Я поздно шел по глухому переулку в отдаленной части города: окна были открыты, но занавешены легкими кисейными занавесками… Я остановился, заглянул в одно окно и увидел страшное зрелище. Шесть или семь молодых женщин, которых постыдное ремесло сейчас можно было узнать по белилам и румянам, покрывающим их лица, опухлые, изношенные, де еще одна толстая старуха отвратительной наружности усердно молились богу перед иконой, поставленной в углу на шатком столике. Маленькая комната, своим убранством напоминающая все комнаты в таких приютах, была сильно освещена несколькими свечами. Священник в облачении служил всенощную, дьякон с причтом пел стихири. Развратницы усердно клали поклоны. Более четверти часа я простоял у окна… На улице никого не было, и я помолился вместе с ними, дождавшись конца всенощной. Страшно, очень страшно, — продолжал Гоголь. — Эта комната в беспорядке, эти раскрашенные, развратные куклы, эта толстая старуха и тут же — образа, священник, евангелие и духовное пение. Не правда ли, что все это очень страшно»[29].

Страшно, точно в старой России, совмещающей публичный дом со всенощной! Это совмещение низменной вещественности с «духовным» повсюду находил Гоголь и это его больше всего мучило.

Держался Гоголь по отзывам современников часто нелюдимо и высокомерно. Погодин в своем дневнике отметил:

«Думал о Гоголе. Он все тот же. Люди ему нипочем».

Некрасов, Панаев и Гончаров представлялись ему, как начальнику, во фраках. Гоголь у каждого что-нибудь для приличия спрашивал; выслушав от Некрасова стихи «Родина», что-то невразумительное промычал.

Вторую часть «Мертвых душ» Николай Васильевич читал кроме Смирновой также у Аксакова, у Шевырева. С. Т. Аксаков был поражен высоким мастерством.

«В январе 1850 года, — повествует далее С. Т. Аксаков, — Гоголь прочел нам в другой раз первую главу „Мертвых душ“. Мы были поражены удивлением: глава показалась нам еще лучше и как будто написана вновь. Гоголь был очень доволен произведенным впечатлением и сказал:

„Вот что значит, когда живописец дает последний туш своей картине. Поправки, по-видимому, самые ничтожные: там одно слово убавлено, а тут переставлено — и все выходит другое“».

Положительное самочувствие, однако, являлось скорее исключением; хотя Гоголь иногда и отмечал в переписке с удовлетворением, что дело подвигается вперед, его не покидает сознание крайней греховности, он неуверен, способен ли он создать высоконравственные произведения.

Подводя итог своему пребыванию в России за это время, Гоголь писал Жуковскому 14 декабря 1849 года:

«Все на меня жалуются, что мои письма стали неудовлетворительны и что в них видно одно — нехотение писать. Это — правда: мне нужно большое усилие, чтобы написать не только письмо, но даже короткую записку. Что это? Старость, или временное оцепенение сил? Полтора года моего пребывания в России пронеслись, как быстрый миг, и ни одного такого события, которое бы освежило меня… Творчество мое лениво…». (IV, 286.)

Гоголь делает предложение Анне Михайловне Виельгорской, получает отказ. Очевидно, в связи с этим отказом Николай Васильевич писал ей:

«Может быть, я должен быть ни что другое в отношении вас, как верный пес, обязанный беречь в каком-нибудь углу имущество господина своего». (310 -11)… Горькие слова!

Шенрок сообщает: отношения Гоголя с Виельгорской после отказа оборвались, Гоголь был сильно уязвлен.

Возможно, что в графине он видел спасение от своих ужасов, от тоски и болезненных припадков, и с помощью ее надеялся удержать свои слабеющие связи с жизнью.

Оставался о. Матвей. Гоголь все чаще и чаще прибегает к его черной помощи, совершает поездки в Оптину пустынь к старцам, испрашивая наставлений. О. Матвей по отзывам современников обладал редким даром красноречия и своей убедительности, вел аскетическую жизнь. Влияние его на Гоголя было чрезвычайным. Гениальный писатель оправдывался перед грубым служителем церкви, как школьник пред строгим учителем, считал его святейшим и добрейшим человеком. К тому же о. Матвей прекрасно владел народной разговорной речью, что тоже сильно поражало Николая Васильевича. Обличения протоиерея потрясали его. О. Матвей отвращал Гоголя от жизни, от работы художника. Он веровал в чудесные предзнаменования, и указания свыше и заражал своим мистицизмом и без того суеверного и мистически настроенного поэта. Сам о. Матвей был глубоко убежден, что он только помогает Гоголю. «Он искал, — говорил о нем о. Матвей, — умиротворения и внутреннего очищения. В нем была внутренняя нечистота. Он старался избавиться от нее, но не мог. Я помог ему очиститься, и он умер истинным христианином». На обвинения, будто он запрещал писать Гоголю светские произведения, о. Матвей отвечал: это — неправда; он только воспротивился печатанию некоторых глав из второго тома «Мертвых душ», как малохудожественных. Впоследствии делались многочисленные и упорные попытки смягчить мрачное и роковое влияние, какое Константинопольский имел на судьбу Гоголя. Это неудивительно: протоиерей Константинопольский являлся представителем, и притом одним из самых строгих, православной церкви, которая через него, через старцев и А. П. Толстого, через великосветских поклонников и поклонниц ускорила, а может быть, и определила трагическую кончину Николая Васильевича Гоголя.

Летом 1850 года Гоголь вновь приезжает в Васильевку. Отсюда через друзей хлопочет перед шефом жандармов Орловым и наследником о денежной помощи и о выдаче ему заграничного паспорта. По разным причинам хлопоты ни к чему не привели и осенью, в конце октября Гоголь переселяется в Одессу в надежде, что здесь он найдет «ненатопленное тепло», то-есть солнце, и благорастворенный воздух.

Осень и зима на беду выпали суровые и Гоголь жаловался, что одесский климат мало чем отличается от московского, но все же он чувствовал себя несколько бодрей.

По-прежнему его помыслы связаны с продолжением «Мертвых душ»: «Работа — моя жизнь; не работается — не живется».

Революционные потрясения окончились. Головы, по мнению писателя, протрезвели и можно надеяться, что теперь будут внимательнее и хладнокровнее выслушивать писателя.

«О себе, покуда, скажу, — сообщает Гоголь Смирновой, — что бог хранит, дает силу работать и трудиться. Утро постоянно проходит в занятиях, не тороплюсь и осматриваюсь. Художественное создание и в слове то же, что и в живописи, то же, что в картине. Надо то отходить, то вновь подходить к ней». (IV, 366).

Гоголь тщательно следит за своим здоровьем, занимается только по утрам, спать ложится в одиннадцатом часу, соблюдает умеренность в пище; натощак и вечером выпивает по стакану холодной воды. Время проводит в обществе «добрейшего» Срудзы, попечителя богаделен, кн. Репниных, профессоров и преподавателей.

Угнетенность и подавленность, однако, не покидают его. Он жаждет просветления: «Молюсь, молюсь и, видя бессилие своих молитв, вопию о помощи». (О. Матвею, IV, 367.) Опять угрожает неумолимая старость, томит одиночество. Иванову он пишет:

«Поверьте, никто не может понять нас даже и так, как мы себя понимаем». (377 стр.).

Он советует сестрам поменьше думать об удовольствиях, не окружать себя вещами и ставит в пример себя. «Я просто стараюсь не заводить у себя ненужных вещей, от этого будет легче и разлука с землей».

Все подчиняет он размышлениям о смерти и страху смерти.

«Вещественность», однако, еще прорывается. Наставляя сестер на божественный лад, Гоголь по времени не забывает и земных дел:

«Можно сделаться нечувствительно из доброго несносным для всех. Уведомьте меня, говорили ли вы Юркевичу о лесе, который возле Черныша?» (IV, 356 стр.)

Сестра Анна просит прислать ноты. Гоголь отвечает: «Не посылаю, потому что и дороги, ничего нет нового, да и с пересылкой возня, и продавцы народ надувной. А вместо того я решил написать Шевыреву, чтобы он выслал из Москвы». (стр. 369.)

Расчетливость — грошовая и как это характерно для Гоголя — возложить «возню» на одного из друзей!

Во второй половине апреля 1851 года Гоголь из Одессы выезжает в Васильевку.

Работой над «Мертвыми душами» как будто он даже доволен: «Что второй том „Мертвых душ“ умнее первого, — сообщает он Плетневу с дороги, — это могу сказать, как человек, имеющий вкус и притом умеющий смотреть на себя, как на чужого человека». (388 стр.)

Этому заявлению можно вполне поверить: Гоголь судил свои произведения необыкновенно строгим судом. Мы имеем таким образом подтверждение того, что о втором томе свидетельствовал Аксаков, Смирнова, Арнольди и другие: он принадлежал к шедеврам.

В Васильевке Гоголь вставал рано, занимался во флигеле, иногда по пяти часов кряду. В свободное время охотно брался за домашние работы: рисовал узоры для ковров, кроил сам сестрам платья, принимал участие в обивке мебели. Он любил эти домашние работы, очень высоко ценил старинные вышивки, но кроме того, он видимо, старался и отдохнуть от напряженной умственной деятельности.

Хозяйством имения Гоголь почти уже перестал заниматься. Из соседей ни к кому не ездил и к себе никого не приглашал. Выглядел утомленным. «Часто, — рассказывала сестра Ольга Васильевна, — приходя звать его к обеду, я с болью в сердце наблюдала его печальное, осунувшееся лицо; на конторке, вместо ровно и четко исписанных листов, валялись листки бумаги, испещренные какими-то каракулями…»[30].

Любил подсаживать деревья в сад, изображенный им в главе о Плюшкине. Сажал клен, липу, дуб. Они были его ллюбимыми деревьями. Ценил живописный беспорядок, натуральность, изобилие растительности.

В Васильевке Гоголь пробыл недолго, во второй половине мая уехал в Москву. В Москве его ожидали расстроенные денежные дела. «Говорю тебе, что если умру, то не на что будет, может быть, похоронить меня». (IV, 389 стр.)

Подготовляя второй том к печати, Гоголь признается Плетневу:

«Едва в силах владеть пером, чтобы написать несколько строчек записки». Не дает покоя цензура. Вспоминая все пережитое и выстраданное, Гоголь страшится ее. «Ее действия до того загадочны, что поневоле начинаешь предполагать ее в каком-то злоумышлении и заговоре против тех самых положений и того же самого направления, которое она будто бы признает». (391 стр.)

Заявление, что второй том умнее первого, размышления о цензуре словно свидетельствуют о благополучной творческой работе писателя и даже о приближении ее к концу.

Неожиданно Гоголь посылает Шевыреву краткую записку:

«Убедительно прошу тебя не сказывать никому о прочитанном, ни даже называть мелких сцен и лиц героев. Случилась история. Очень рад, что две последние главы кроме тебя, никому неизвестны. Ради бога никому». (393 стр.)

Что произошло? Какая случилась история? — Об этом ничего неизвестно. С. Т. Аксаков сообщил, что в последнее свидание с его женой Гоголь заявил: печатать второго тома он не будет: в нем все никуда не годится.

Сожжение второго тома было уже предрешено.

Все дело, очевидно, заключалось в том, что поэма не отвечала религиозно-нравственным требованиям писателя, его «душевному делу»; по мере того, как Гоголь все больше и сильней погружался в мистицизм и аскетизм, повышалась и его своеобразная требовательность к «Мертвым душам».

Летом 1851 года Гоголь решил поехать вновь на родину, но им овладел страх и нерешительность. Все же он отправился, по дороге заехал в Оптину пустынь за советом, ехать ему, или не ехать. Монах посоветовал ехать. Гоголь во второй, в третий раз и в четвертый раз приходил за советом. Монах вышел из себя и выгнал его. Николай Васильевич возвратился в Москву.

Дорога уже не манила писателя: это было грозное предзнаменование. Нерешительность обнаруживала упадок воли.

Письма Николая Васильевича делаются все более похожими на краткие отписки.

Он все глубже уходит в себя. «Ни о чем говорить не хочется: все, что ни есть в мире, так ниже того, что творится в уединенной келье художника, что я сам не гляжу ни на что и мир кажется вовсе не для меня. Я даже и не слышу его шума». (Иванову.)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Мистический путь Николая Гоголя

Мистический путь Николая Гоголя представят в музее книги

Место проведения: Литературно-художественный музей книги А. П. Чехова «Остров Сахалин»

Дата и время проведения: 3 ноября 2019 г. – 3 февраля 2020 г.

Открытие выставки «Мистический путь Николая Гоголя» состоится 3 ноября в «Ночь искусств» в 18:00 в музее книги А. П. Чехова «Остров Сахалин».

Николай Васильевич Гоголь — один из самых таинственных и загадочных русских писателей Окунуться в атмосферу произведений писателя помогут черевички самой императрицы и шинель Акакия Акакиевича, сбежавший нос коллежского асессора Ковалева и чёрт, укравший месяц в Диканьке, предметы быта из произведений писателя.

Выставка настолько своеобразная, «живая», будоражащая, что я попросила коллег из библиотеки им.Н.В.Гоголя рассказать о выставке, ее экспонатах и реакции посетителей.

Выставка окунет посетителей в разные периоды жизни Н. В. Гоголя, полной загадок и умолчаний. Мемориальные предметы и их истории, рассказанные экскурсоводами Дома Гоголя и музея книги А. П. Чехова, помогут посетителям постигнуть тайны жизни и смерти великого писателя.

Особенными экспонатами выставки являются серебряная чарка, – именно ее писатель подарил на свадьбу своей сестре, а также прижизненное издание книги «Выбранные места из переписки с друзьями».

Кроме этого, гости увидят обширную коллекцию иллюстраций и гравюр по произведениям Н. В. Гоголя, тематические открытки, миниатюрные статуэтки, каретные часы, подсвечник, дорожное бюро, посуду, афиши к спектаклям, одежду XIX века и даже изразцы печной стены гоголевской эпохи. В мультимедийной зоне можно будет полистать брошюру 1857 года «Последние дни жизни Н. В. Гоголя».

«Мистический путь Николая Гоголя» – первая совместная работа Дома-музея Н. В. Гоголя и музея книги А. П. Чехова «Остров Сахалин». В период с 3 по 5 ноября сотрудники Дома-музея Н. В. Гоголя проведут лекции, методический семинар для учителей, круглый стол для музейщиков, авторские экскурсии, а также площадку «Закрытого показа» фильмов «Вий», снятых в ХХ и XXI веке.

Выставочный проект проходит в рамках Национального проекта «Культура».

Пушкин, Данте, летаргия. Правда и мифы в историях о жизни и смерти Николая Гоголя

Украл ли он идею «Мёртвых душ» у Пушкина или списал с «Божественной комедии» Данте Алигьери? Правда ли, что при жизни он был колдуном и мистиком, а после уснул летаргическим сном и был похоронен заживо? Разнообразные мифы вокруг личности Николая Гоголя не утихают уже второй век. В 169-ю годовщину со дня смерти писателя попробуем разобраться, что в жизни и творчестве Николая Васильевича является истинной, а что заблуждением. Помог нам в этом доцент кафедры истории русской литературы факультета журналистики Московского государственного университета Егор Сартаков в своей лекции «Цвет настроения Гоголь», которая состоялась в рамках интеллектуального проекта «Химия слова».

«Лествица» и Страшный суд

Егор Сартаков напомнил о глубокой религиозности Николая Гоголя, сформированной в результате воспитания в христианской семье. Лектор рассказал историю знакомства родителей Гоголя. Однажды его отец – четырнадцатилетний Василий Гоголь-Яновский – собрался ехать к друзьям в соседнее имение. Поскольку дорога занимала несколько часов, юный Василий быстро уснул. Во сне к нему пришла Богородица, показала девочку и сказала, что она будет его женой. В имении, куда держал свой путь юноша, совсем недавно родилась девочка, и когда Василий её увидел, то сразу узнал в ней девочку из своего сна.

– Конечно, отдельный вопрос, как он её узнал. По-моему, все маленькие дети похожи. Но сам Василий Афанасьевич говорил, что узнал по тому, что мы сегодня называем «аксессуаром»: чепчику, распашонке, пустышке… По таким «аксессуарам» он узнал ребёнка из своего сна и сообщил её родителям, что она будет его женой, – сказал лектор.

Мать Гоголя – Мария Гоголь – уделяла внимание христианской религии ничуть не меньше, чем его отец. Она пересказывала маленькому Николаю сюжеты Священного Писания, и две истории ему особенно запомнились.

Первая легенда повествует о так называемой «лествице», известной по сочинению богослова Иоанна Лествичника. История рассказывает о ведущей в Божье Царство лестнице, по которой поднимаются праведники и грешники. Первых наверху встречает Иисус Христос, вторых с лестницы сбрасывают черти и утаскивают в ад.

– Именно с лестницей связаны последние слова Гоголя. Когда он умирал в Москве в 1852 году, у его кровати дежурил друг – профессор Московского университета Михаил Погодин, и он записал: «Глаза Гоголя приоткрылись, и сам он приподнялся на кровати и воскликнул: „Лестницу! Поскорее, давайте лестницу!“» – рассказал Сартаков.

Вторая библейская история, которая была важна для Гоголя, – сюжет, посвящённый Страшному суду, на котором решается дальнейшая участь души человека, находящейся в руках Бога. Суду, который, по словам матери Гоголя, неминуем. В качестве примера, лектор привёл комедию «Ревизор»: «„Ревизор“ заканчивается немой сценой. Приехавший по повелению из Петербурга ревизор требует чиновников уездного города N к себе, и дальше они замирают – что это, как не Страшный суд? Герои замерли в этом ощущении Страшного суда».

«Мы ничего не нашли»

По словам Сартакова, загадками полны не только произведения Николая Гоголя, но и сама его жизнь, а вернее – смерть. Слухи о том, что писатель уснул летаргическим сном и был похоронен заживо, не утихают до сих пор. История разрослась настолько, что передаётся сейчас в нескольких интерпретациях, и все они связаны с эксгумацией тела Гоголя на кладбище при Даниловом монастыре 31 мая 1931 года.

– В 1931 году советская власть принимает решение Данилов монастырь закрыть. Он был последним действующим монастырём на территории Москвы. Монастырь закрывают, монахов разгоняют, а в стенах храма делают колонию для несовершеннолетних преступников. И посчитали, что плохо оставлять несовершеннолетним преступникам могилы известных людей. Было решено их [останки] эксгумировать и перезахоронить на официально признанном советской властью Новодевичьем кладбище, – рассказал лектор.

Могила Гоголя не была единственной: вместе с ней были раскопаны ещё пять. Всё происходило официально: с протоколами, фотографиями, в присутствии комиссии из 20 человек. Вопрос вызывал только один документ – протокол об эксгумации останков Гоголя. Во-первых, он датирован 31 июня (в то время, когда в июне 30 дней, а сама эксгумация состоялась месяцем ранее). Во-вторых, ко всем протоколам приложены фотографии эксгумированных могил, кроме одной – могилы Гоголя.

После этого и пошли слухи о летаргии Николая Васильевича. Одну из версий Егору Сартакову рассказала Наталья Сытина – дочь историка, краеведа и знатока Москвы Петра Сытина. В четырнадцать лет она присутствовала на эксгумации вместе со своим отцом и запомнила всё до мельчайших подробностей. Этой версии лектор и придерживается.

От Сытиной Сартаков узнал, что могилу Гоголя раскопали последней. К тому времени уже стемнело – именно поэтому не сделали фотографию. «Сытина упомянула каменный склеп и сказала: „Мы ничего не нашли“. Они обнаружили какую-то кость, и это единственное, что смогли перенести на Новодевичье кладбище. Поэтому могила Гоголя на Новодевичьем кладбище, которая является официально признанной, на самом деле пустая. Они ничего не нашли, и после этого каждый придумал свою историю», – сказал лектор.

Но и в том, что комиссия ничего не нашла, мистики нет, считает Сартаков. За почти 80 лет памятник Гоголя на кладбище при Даниловом монастыре «пополз», и комиссия могла провести эксгумацию в полутра метрах от истинного месторасположения могилы писателя.

Не было и летаргического сна, убеждён лектор: ещё при жизни Гоголь, опасаясь летаргии, просил не хоронить его, пока тело не начнёт разлагаться. Когда с лица Николая Васильевича снимали посмертную маску, на внутренней её стороне обнаружили фрагменты кожи писателя. Гоголь к тому времени точно был мёртв.

Трагедия «Мёртвых душ»

На лекции не обошли стороной и, пожалуй, самое известное произведение Гоголя – поэму «Мёртвые души». Сартаков рассказал о том, что идею книги Гоголь позаимствовал у Александра Пушкина, а название «Мёртвые души» не прошло цензуру, и автору пришлось самому рисовать обложку поэмы, чтобы сохранить прежнее название. Кроме того, главным героем произведения является вовсе не Чичиков, а сама Россия.

– Когда Пушкин дослушивал первую главу (Пушкин, который всегда смеялся при чтении Гоголя!), он становился всё мрачнее и мрачнее. Когда чтение завершилось, он с горечью произнёс: «Боже, как грустна наша Россия», – отметил Сартаков.

«Мёртвые души» были задуманы Гоголем как трилогия. Есть мнение, что это ответ Николая Васильевича итальянскому поэту эпохи Ренессанса Данте Алигьери. Чичиков в «Мёртвых душах», подобно герою Данте из «Божественной комедии», совершает путь от так называемого «ада» России до «рая», при этом затрагивая и «чистилище». Однако лектор считает, что это миф.

– Во-первых, сам Гоголь этого нигде не артикулировал. Во-вторых, не очень понимаю, какое чистилище у православного Гоголя. Мировоззрение Данте понятно: у католиков есть ад, чистилище и рай. Православные более резкие: либо в одну сторону, либо в другую, – пояснил лектор.

И, конечно, главная загадка творчества Гоголя – сожжение «Мёртвых душ». Николай Васильевич сжигал поэму дважды, но роковым моментом для писателя стало уничтожение рукописи в последний, третий раз, в ночь с 23 на 24 февраля 1852 года. После этого, по словам очевидцев, Гоголь потерял рассудок, а 4 марта умер.

– Россия гоголевского времени не даёт больших оснований для националистических мечтаний автора. Не видел при жизни, как Русь-тройка обгоняет другие народы и государства. Может быть, в этом как раз и содержится трагедия второго тома, – резюмировал Сартаков.

Тяжелая тайна смерти Гоголя

Могила Гоголя на кладбище Донского монастыря. 1902 год

«Скажу Вам без преувеличения, — писал Иван Тургенев Аксакову, — с тех пор, как себя помню, ничего не произвело на меня такого гнетущего впечатления, как смерть Гоголя…
Эта странная смерть — историческое событие и понятна не сразу; это тайна, тяжёлая, грозная тайна — ее надо стараться разгадать… Но ничего отрадного не найдёт в ней тот, кто её разгадает».

УБИЙСТВО КНИГИ

Тургенев подразумевал, что «разгадал»: Гоголь умер потому, что решился умереть, и это cамоубийство (!) началось с истребления «Мертвых душ». После чего, через 10 дней, и наступила «кончина тела».

Гоголь ещё до Фрейда провел психоанализ нашего общества в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» и… ужаснулся.

«Пьянь мы беспросветная ещё с тех пор, как нечистый украл с неба Месяц, — а чем еще, кроме выпивки и секса, заниматься в отсутствие освещения? Да и судьбы наши решаются либо с подачи лукавого, либо по велению Их Высочайшего Величества», — писал по этому поводу «Киевский вестник» от 12 января 2002 года.

Веря в преобразующую силу художественного слова, Гоголь, по совету Пушкина, задумал «поэму в прозе». Его «Мертвые души» написаны были специально для «очистительного действия» на российское общество! При этом Николай Васильевич «проигнорировал» прецедент библейского пророка Иеремии…

Реакция «благородной нашей аристократии» на публикацию в 1842 году первой части «поэмы» болезненно потрясла ее создателя. Как и в случае с «Ревизором» в 1836 году, «верхи» не желали менять что-либо в своей жизни, а значит и в жизни подневольных «низов»…

Переживая мучительные сомнения о роли писателя в обществе — пушкинского «Пророка» или «поденщика от литературы» — Гоголь признался в письме к Жуковскому (1848 год), что не знает, как жить дальше:

«Ведь литература заняла почти всю жизнь мою», …и прежде, чем сделаться писателем, я уже имел охоту: к наблюдению внутреннему над человеком и над душею человеческой».

То есть Гоголь был… ясновидцем! Отсюда его поразительная фраза в письме к Жуковскому о новой совсем стране — США: «A что такое Соединенные Штаты? МЕРТВЕЧИНА. Человек в них выветрился до того, что выеденного яйца не стоит».

Осознав, что «мертвечины» полно вокруг и в «родном отечестве», Гоголь задумался, а для КОГО он написал продолжение «Мертвых душ»?

Зрелище открывшейся ему бездны наводило на мысль, что едва ли не все население страны «прямым ходом» идет в… Ад.

И возник проклятый вопрос…

«ЧТО ДЕЛАТЬ?»

Не в силах его разрешить, Гоголь решил «уйти из ЭТОГО мира». По свидетельству врача Алексея Терентьевича Тарасенкова (1816-1873), наблюдавшего Николая Васильевича, в последние дни жизни он за месяц до смерти «враз» постарел.

Памятуя, с каким трудом «удалось кое-как выпустить в свет первую часть «Мёртвых душ», Гоголь не сомневался, что участь второй части будет ещё «гирше».

В ночь с 11 на 12 февраля 1852 года писатель долго молился, прежде чем принял судьбоносное решение… В 3 часа ночи он призвал мальчика-слугу и прошёл с ним в свой кабинет.

Придя, велел открыть печную трубу и подать из шкафа портфель. Когда портфель был принесен, Гоголь вынул оттуда связку тетрадей с рукописью второго тома «Мертвых душ», положил их в печь, и зажег свечой из своих рук.

Мальчик, догадавшись, упал перед ним на колени и сказал: «Барин! Что это вы? Перестаньте! — «Не твое дело. Молись!»

Между тем пламя, облизав углы тетрадей, погасло. Заметив это, Николай Васильевич вынул связку из печи, развязал тесемку и уложил листы так, чтобы пламени было «легче» их «поглотить». Зажег огонь снова и сел на стул…

Когда тетради превратились в пепел, он перекрестился, вернулся в спальню, поцеловал мальчика, лег на диван и заплакал…

Потом велел позвать графа А. Н. Толстого, показал ему тлеющую еще бумагу и с горечью сказал: «Вот что я сделал!.. сжег все!.. А я было так много дельного уяснил и изложил… Это был венец моей работы; из него могли бы все понять и то, что неясно было у меня в прежних сочинениях…

Я ведь думал разослать друзьям на память по тетрадке: пусть бы делали, что хотели. Теперь все пропало»…

Ощутив бесперспективность дальнейшего существования, Николай Васильевич с каждым днем слабел… Врачи безуспешно пытались помочь ему медикаментозными средствами. Но Гоголь просил оставить его «в покое», отказывался от еды и лекарств…

Около 8 часов утра 22 февраля 1852 года знаток душ человеческих «отмучился». Как написал в заключении врач Тарасенков, Гоголь скончался «уморив себя голодом».

ЧЕРЕП НА СУВЕНИР

Правоту Гоголя о «мертвечине вокруг» подтвердили события, связанные с переносом его праха из некрополя Свято-Данилова монастыря на Новодевичье кладбище в 1931 году.

Присутствовавший в составе специальной комиссии писатель В. Г. Лидин вспоминал, что могилу создателя «Мертвых душ» тогда разрывали почти целый день. К сумеркам удалось пробить кладку кирпичного склепа…

Комиссия заподозрила, что гроб Гоголя уже кто-то трогал. 3аметна была «свежая» кладка части склепа, особо выделявшаяся на фоне «старой». Подозрения подтвердились, когда рабочие обнажили «домовину».

Верхние доски гроба явно вскрывали и они прогнили, но боковые, с сохранившейся фольгой, металлическими углами и частично уцелевшим голубовато-лиловым позументом были целы.

Когда рабочие подняли крышку гроба, ЧЕРЕПА внутри не оказалось! Из воротника сюртука торчал только шейный остов — позвонки. Кому же понадобился череп великого писателя?

Подняв газетные архивы, литераторы узнали, что в 1909 году по Москве «ходили слухи», будто череп Гоголя «приобрел» у кладбищенских сторожей купец и театральный меценат Алексей Бахрушин. Эта мрачная реликвия требовалась ему «для пары» к черепу великого русского актера Николая Щепкина.

Голову писателя купец увенчал серебряным венком и поместил в специальный палисандровый ларец со стеклянным оконцем. Однако подобный «сувенир» не принес ему счастья — у Бахрушина начались неприятности в бизнесе и в семье. Московские обыватели связывали эти события с «кощунственным нарушением покоя писателя-мистика».

Бахрушин и сам был не рад своему «экспонату». Но куда его деть? Выбросить? Святотатство! Отдать кому-нибудь — значит публично признаться в осквернении могилы, навлечь на себя позор, тюрьму! Захоронить обратно? Сложно, поскольку склеп был добротно заложен кирпичом по распоряжению самого же Бахрушина.

Несчастного купца выручил случай… Слухи о черепе Гоголя дошли до племянника Николая Васильевича — лейтенанта военно-морского флота Яновского. Последний решил «восстановить справедливость»: добыть любым способом череп знаменитого родственника и предать его земле, как того требует православная вера.

Яновский без приглашения явился к Бахрушину, положил на стол револьвер и сказал: «Тут два патрона. Один в стволе для Вас, если Вы не отдадите мне череп Николая Васильевича, другой в барабане — для меня, если мне придется Вас убить. Решайтесь!».

Бахрушин не испугался. Наоборот, с радостью отдал «экспонат». Но осуществить свое намерение Яновский по ряду причин не смог. Череп Гоголя, по одной версии, попал в Италию весной 1911 года, где хранился в доме капитана военно-морского флота Боргезе. А летом того же года реликвия снова была похищена. И что с ней стало, неизвестно…

ГОГОЛЕВСКАЯ «ГОЛГОФА»

Судьбу Гоголя мистическим образом повторил его почитатель и наш соотечественник Михаил Булгаков (1891-1940 гг.). Он так же сжег рукопись главного романа своей жизни («Мастер и Маргарита») и умер от того, что «устал жить и ждать», пока за ним придут»…

Самое поразительное, что, думая о Гоголе, Булгаков в одном из своих писем, обращаясь к нему, воскликнул: «…Укрой меня своей «Шинелью»!

И Гоголь «выполнил» просьбу… Ведь тело Булгакова сожгли в московском крематории, а урну захоронили на том же Новодевичьем кладбище. Правда, без памятника на могиле — вдова писателя хотела, чтобы надгробие было «не стандартным, но скромным».

Однажды она зашла в сарай к гранильщикам и увидела в глубокой яме огромный черный ноздреватый камень — «Голгофу Гоголя». Эту глыбу черноморского гранита нашел в Крыму один из братьев Аксаковых и привез на лошадях в Москву, дабы возложить на могилу Николая Васильевича.

Когда в 1931 году прах Гоголя перенесли на Новодевичье кладбище и скульптор Томский сделал гоголевский бюст с золотой надписью «От Советского правительства», камень-символ с крестом оказался не нужен… На могиле писателя оставили лишь надгробную плиту из черного мрамора с эпитафией из пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеются». А «Голгофу» вместе с беломраморным бюстом Гоголя на колонне бросили в яму.

По просьбе вдовы Булгакова, этот многотонный камень с трудом извлекли и по доскам переволокли к могиле создателя мистического творения «Мастера и Маргариты», уложив вершиной вниз… Так Гоголь «уступил» свой крестный камень Булгакову.

Кстати, в I931 году, при вскрытии гроба Николая Васильевича Гоголя советские литераторы явили свои «мертвые души»: обобрали покойника, оторвав «на память» клочья от его сюртука и сапог… Не погнушались взять даже кости…

Воропаев Владимир Алексеевич — пользователь, сотрудник

Воропаев Владимир Алексеевич пользователь

МГУ имени М.В. Ломоносова, Филологический факультет, Кафедра истории русской литературы, профессор, с 1 сентября 1980

доктор филологических наук с 1997 года

профессор по кафедре истории русской литературы с 21 июня 2000 г.

Соавторы: Виноградов И.А., Виноградов И.А., Афанасьев В.В., Виноградов И.А., Гуминский В.М., Vinogradov I.I., Воропаева Е.В., Каплин А.Д., Коровин В.Л., Охотин Н.Г., Песков А.М., Провальский С.Р., Розин Н.П. показать полностью…, Тищенко И.А., Шадури В.С., Щербакова О.Ю.

871 статья, 157 книг, 99 докладов на конференциях, 6 тезисов докладов, 8 НИР, 12 наград, 4 членства в научных обществах, 10 членств в редколлегиях журналов, 36 членств в редколлегиях сборников, 6 членств в программных комитетах, 3 членства в диссертационных советах, 6 диссертаций, 50 дипломных работ, 15 учебных курсов, 26 выступления в СМИ

Количество цитирований статей в журналах по данным Web of Science: 1

IstinaResearcherID (IRID): 3368465

Деятельность

• Статьи в журналах

• Статьи в сборниках

  • • 2018 Гоголь и славянский мир. Гражданин земли русской
    • Воропаев В.А.
    • в сборнике Классики и современность: Гоголь, Тургенев, Горький, серия Библиотека Язык и литература, место издания Филолошки факултет Универзитета, Белград, Москва, Тюмень, Воронеж, том 19, с. 7-38
    • редактор Шешкен Алла Геннадьевна

• Книги

• Доклады на конференциях

• Тезисы докладов

• НИРы

  • • 1 января 2013 — 31 декабря 2022 История формирования и развития современной историко-литературной науки и ее связей с историей искусства, литературной критикой и журналистикой
    • Кафедра истории русской литературы
    • Руководитель: Катаев В.Б. Участники НИР: Антонова М.С., Арстанова В.А., Архангельская А.В., Асеева С.А., Ахметшин Р.Б., Багаева А.Ф., Беляева И.А., Бороздина М.А., Бугорская В.В., Бурмистрова Ю.Д., Воробьева О.А., Воробьева О.А., Воропаев В.А., Гаврилова Н.В., Григорян Г.А., Демичева Н.А., Денисова Е.А., Долженков П.Н., Евдокимов А.А., Елфимова М.Г., Ефимов А.С., Ивинский Д.П., Калугина М.Л., Кононова (Башко) У.В., Кормашова М.С., Коровин В.Л., Красносельская Ю.И., Криницын А.Б., Лочмелис Е.Р., Макеев М.С., Маливанова Е.И., Мельников Н.Г., Мешкова К.Н., Москвин Г.В., Мэй Ц., Пауткин А.А., Полетаева Е.А., Попандопуло А.Н., Ранчин А.М., Самородов М.А., Семенова А.В., Синицына М.В., Снигирева С.Д., Тан Д., Тахо-Годи Е.А., Трахтенберг Л.А., Федотов А.С., Харитонова А.Е., Хэ Ф., Цзинь Т., Чжао Я., Чумаченко Е.И., Чэнь К., Чэнь Я., Ян Ю., Яровой С.А.
  • • 1 января 2013 — 31 декабря 2022 Формирование организационной структуры, научной проблематики и форм проведения научных конференций, симпозиумов, круглых столов, посвященных актуальным проблемам истории русской литературы
    • Кафедра истории русской литературы
    • Руководители: Ивинский Д.П., Катаев В.Б. Участники НИР: Архангельская А.В., Ахметшин Р.Б., Багаева А.Ф., Беляева И.А., Бороздина М.А., Воробьева О.А., Воропаев В.А., Долженков П.Н., Евдокимов А.А., Ивинский Д.П., Илюшин А.А., Калугина М.Л., Катаев В.Б., Кононова (Башко) У.В., Коровин В.Л., Красносельская Ю.И., Криницын А.Б., Макеев М.С., Мельников Н.Г., Москвин Г.В., Пастернак Е.А., Пауткин А.А., Ранчин А.М., Тахо-Годи Е.А., Трахтенберг Л.А., Федотов А.С., Шилова Т.А.
  • • 1 января 2013 — 31 декабря 2017 Изучение внутренних механизмов русского литературного процесса в его связях с историей идей, политических проектов, литературным бытом
    • Кафедра истории русской литературы
    • Руководитель: Катаев В.Б. Участники НИР: Анохина Ю.Ю., Архангельская А.В., Ахметшин Р.Б., Багаева А.Ф., Беляева И.А., Бороздина М.А., Воропаев В.А., Демичева Н.А., Долженков П.Н., Евдокимов А.А., Ивинский Д.П., Илюшин А.А., Калугина М.Л., Касаткина К.В., Коровин В.Л., Красносельская Ю.И., Криницын А.Б., Кузнецова О.А., Ма В., Макеев М.С., Москвин Г.В., Пауткин А.А., Ранчин А.М., Середина А.О., Тахо-Годи Е.А., Трахтенберг Л.А., Федотов А.С., Цай М., Чжан Ш., Чумаченко Е.И., Юн С.Х.
  • • 1 января 2013 — 31 декабря 2017 История литературы и фундаментальные дисциплины гуманитарного цикла (библиография, источниковедение, критика текста)
    • Кафедра истории русской литературы
    • Руководитель: Катаев В.Б. Участники НИР: Алферова О.А., Архангельская А.В., Ахметшин Р.Б., Воропаев В.А., Долженков П.Н., Коровин В.Л., Красносельская Ю.И., Макеев М.С., Тахо-Годи Е.А.

• Награды и премии

• Членство в научных обществах

• Участие в редколлегии журналов

• Участие в редколлегии сборников

• Участие в программных комитетах конференций

• Членство в диссертационных советах

  • • с 5 сентября 2017 МГУ.10.05, МГУ имени М.В. Ломоносова, Филологический факультет
    • 10.01.09 — Фольклористика (филол. науки)
    • Действующие члены совета: Голубков М.М., Катаев В.Б., Октябрьская О.С., Алпатов С.В., Беляева И.А., Воропаев В.А., Зыкова Г.В., Ивинский Д.П., Кихней Л.Г., Колобаева Л.А., Коровин В.Л., Леденев А.В., Макеев М.С., Михайлова М.В., Ничипоров И.Б., Пауткин А.А., Солдаткина Я.В., Солнцева Н.М., Сорокина В.В., Султанов К.К., Тахо-Годи Е.А., Трахтенберг Л.А., Холиков А.А., Шешкен А.Г.

• Руководство диссертациями

  • • 2016 Библейский текст в творчестве Н.В. Гоголя
    • Кандидатская диссертация по специальности 10.01.01 — Русская литература (филол. науки)
    • Автор: Голубева Екатерина Ивановна
    • Научный руководитель: Воропаев В.А., д.фил.н., проф., МГУ имени М.В. Ломоносова
    • Защищена в совете Д. 501.001.26 при Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Кафедра истории русской литературы
    • Организация, в которой выполнялась работа: Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
    • Ведущая организация: Московский государственный областной университет

• Диссертации

• Руководство дипломными работами

• Авторство учебных курсов

• Преподавание учебных курсов

• Выступление в СМИ

Николай Гоголь | Биография, романы и рассказы

Николай Гоголь , полностью Николай Васильевич Гоголь , (родился 19 марта [31 марта по новому стилю] 1809 года, Сорочинцы, близ Полтавы, Украина, Российская Империя [теперь в Украине] — умер 21 февраля [4 марта] , 1852, Москва, Россия), юморист, драматург и романист украинского происхождения, чьи произведения, написанные на русском языке, значительно повлияли на направление русской литературы. Его роман « Мёртвые души » (1842; «Мертвые души» ) и рассказ «Шинель» (1842; «Шинель») считаются основами великой традиции русского реализма XIX века.

Британская викторина

Викторина по романам и писателям

Какова была настоящая профессия Артура Конан Дойля? Кто придумал исторический роман? Примите участие в этой викторине длиной в роман и узнайте, что вы знаете.

Молодость и ранняя слава

Украинская деревня с ее колоритным крестьянством, казачьими традициями и богатым фольклором составляла основу детства Гоголя.Член мелкой украинской шляхты и подданный Российской империи, Гоголь в возрасте 12 лет был отправлен в среднюю школу в Нежине. Там он отличился своим кусающимся языком, своим вкладом прозы и поэзии в журнал, а также своим изображением комичных стариков и женщин в школьных театральных постановках. В 1828 году он отправился в Санкт-Петербург, надеясь войти в государственную службу, но вскоре обнаружил, что без денег и связей ему придется бороться за жизнь. Он даже пытался стать актером, но его пробы не увенчались успехом.В этом затруднительном положении он вспомнил посредственное сентиментально-идиллическое стихотворение, написанное им в старшей школе. Стремясь прославиться как поэт, он опубликовал его за свой счет, но его неудача была настолько катастрофической, что он сжег все экземпляры и подумал об эмиграции в Соединенные Штаты. Он присвоил деньги, которые мать прислала ему для выплаты ипотеки на ее ферму, и отправился на лодке в немецкий порт Любек. Он не плавал, но ненадолго совершил поездку по Германии. Какими бы ни были причины, по которым он предпринял такую ​​безответственную поездку, у него вскоре закончились деньги, и он вернулся в Санкт-Петербург.В Петербурге, где он получил малооплачиваемую государственную должность.

Между тем Гоголь изредка писал для периодических изданий, спасаясь от детских воспоминаний об Украине. Он записал на бумагу то, что он помнил о солнечных пейзажах, крестьянах и шумных деревенских парнях, а также рассказал сказки о дьяволах, ведьмах и других демонических или фантастических агентах, которые оживляют украинский фольклор. Таким образом, романтические истории прошлого смешивались с реалистичными событиями настоящего. Таково происхождение его восьми повествований, опубликованных в двух томах в 1831–1832 годах под названием Вечера на хуторе близ Диканки ( вечеров на хуторе близ Диканьки ).Написанные живой, а порой и разговорной прозой, эти произведения внесли в русскую литературу что-то свежее и новое. Помимо причудливой интонации автора, они изобиловали подлинно народным колоритом, включая множество украинских слов и фраз, которые пленили русский литературный мир.

Зрелая карьера

Молодой автор прославился в одночасье. Среди его первых поклонников были поэты Александр Пушкин и Василий Жуковский, с которыми он встречался раньше.Это уважение вскоре разделили, в том числе, писатель Сергей Аксаков и критик Виссарион Белинский. Оставив вторую правительственную должность, Гоголь преподавал историю в женском интернате. В 1834 году он был назначен доцентом кафедры истории средневековья Петербургского университета, но чувствовал себя недостаточно подготовленным для этой должности и оставил ее через год. Тем временем он энергично готовился к изданию следующих двух книг: Миргород и Арабески ( Арабески ) , , вышедших в 1835 году.Четыре рассказа, составляющие Миргород , были продолжением вечеров, , но они выявили сильный разрыв между романтическим эскапизмом Гоголя и его пессимистическим отношением к жизни во всех остальных отношениях. Такое великолепное повествование о казацком прошлом, как «Тарас Бульба», безусловно, позволило уйти от настоящего. Но «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» («История ссоры между Иваном Ивановичем и Иваном Никифоровичем») при всем своем юморе полон горечи по поводу подлости и пошлости бытия.Даже идиллический мотив гоголевских «Старосветских помещиков» подорван сатирой, ибо взаимная привязанность пожилых супругов омрачена обжорством, их непрекращающейся едой ради еды.

В петербургских рассказах Гоголя, напечатанных (вместе с некоторыми очерками) во втором произведении, преобладает агрессивный реализм романтика, который не может ни приспособиться к миру, ни уйти от него, а потому тем более стремится разоблачить его пошлость и зло. , Арабески. В одной из этих историй, «Записки сумасшедшего» («Дневник сумасшедшего»), герой является совершенно разочарованным офисным работником, который находит компенсацию в мании величия и попадает в сумасшедший дом. В другом, «Невском проспекте» («Невский проспект») трагический романтик-мечтатель противопоставляется авантюрному пошляку, а в переработанном финале «Портрета» автор подчеркивает свою убежденность в неистребимости зла в мире. этот мир. В 1836 году Гоголь опубликовал в «Современнике » Пушкина один из самых веселых сатирических рассказов «Коляска» («Карета»).В том же журнале появилась его забавно едкая сюрреалистическая сказка «Нос» («Нос»). Связь Гоголя с Пушкиным была очень ценной, потому что он всегда доверял вкусу и критике своего друга; кроме того, он получил от Пушкина темы для двух своих основных произведений — пьесы Ревизор ( Государственный инспектор, , иногда называемой Генеральный инспектор ) и Мертвых душ, , которые были важны не только для русской литературы, но и к дальнейшей судьбе Гоголя.

Великая комедия, Государственный инспектор безжалостно высмеивает коррумпированную бюрократию при Николае I. Приняв хорошо одетого болтуна за ужасного инспектора инкогнито, чиновники провинциального городка подкупают его и устраивают банкет, чтобы отвлечь его внимание от вопиющее зло их администрации. Но во время триумфа, после отъезда фиктивного инспектора, объявляется прибытие настоящего инспектора — к ужасу заинтересованных лиц. Только по особому распоряжению царя 19 апреля 1836 года состоялось первое исполнение этой комедии обвинения и «смеха сквозь слезы».Однако шум и крик, поднятый реакционной прессой и официальной властью, были таковы, что Гоголь уехал из России в Рим, где оставался с некоторыми перерывами до 1842 года. Атмосфера, которую он нашел в Италии, пришлась ему по вкусу и несколько патриархально, а не к скажем примитивно — религиозная склонность. Его близким другом стал религиозный художник Александр Иванов, работавший в Риме. Он также встречался с рядом странствующих русских аристократов и часто видел эмигрантскую принцессу Зинаиду Волконскую, обращенную в католицизм, в кругу которой много обсуждались религиозные темы.Именно в Риме Гоголь написал большую часть своего шедевра « мертвых душ».

Этот комический роман, или «эпос», как назвал его автор, отражает феодальную Россию с ее крепостничеством и бюрократическими беззакониями. Чичиков, герой романа, — отполированный аферист, который после нескольких неудач желает быстро разбогатеть. Его яркая, но преступная идея — выкупить у разных землевладельцев некоторое количество их недавно умерших крепостных (или «душ», как их называли в России), чьи смерти еще не зарегистрированы официальной переписью и поэтому считаются живыми. .Землевладельцы только счастливы избавиться от фиктивной собственности, с которой они продолжают платить налоги до следующей переписи. Чичиков намерен заложить «души» в банк и на вырученные деньги обосноваться в далеком крае порядочным джентльменом. Горожане из провинции, прибывшие на его первую остановку, очарованы его вежливыми манерами; он обращается к нескольким владельцам в округе, которые все готовы продать «души», о которых идет речь, прекрасно зная о мошенническом характере сделки.Печальные условия России, в которой крепостных продавали и покупали как скот, проявляются в гротескно-юмористических сделках. Помещики, еще один чудак и отталкивающий, чем предыдущий, стали прозвищами, известными каждому русскому читателю. Когда секрет поручений Чичикова начинает просачиваться, он поспешно уезжает из города.

Мертвые души было опубликовано в 1842 году, в том же году, когда было опубликовано первое издание собрания сочинений Гоголя. В издание вошли, помимо других его произведений, веселая комедия « Женитба » ( Брак ) и рассказ «Шинель.Последнее касается скромного писца, который ценой неисчислимых жертв приобрел нарядное пальто; когда его отнимают, он умирает от разбитого сердца. Трагедия этого ничтожного человека проработана таким количеством значительных мелочей, что спустя годы Федор Достоевский должен был воскликнуть, что все русские реалисты вышли «из-под шинели Гоголя». Однако вершиной славы Гоголя было Мертвых душ. Демократическая интеллигенция марки Белинского увидела в этом романе произведение, проникнутое духом их собственных либеральных устремлений.Его автор был тем более популярен, что после трагической смерти Пушкина Гоголь стал считаться главой русской литературы. Гоголь, однако, начал видеть свою главную роль в собственной перспективе. Увидев благотворные результаты смеха, вызванного его обвинениями, он был уверен, что Бог дал ему великий литературный талант, чтобы заставить его не только бичевать злоупотребления смехом, но и открыть России праведный образ жизни во зле. Мир. Поэтому он решил продолжить Dead Souls как своего рода Divine Comedy в прозе; уже опубликованная часть будет представлять Inferno русской жизни, а вторая и третья части (с моральным возрождением Чичикова) будут ее Purgatorio и Paradiso.

Раздел 7

Резюме и анализ Глава 7

Сводка

Ашок отправляется в Кливленд на девятимесячное исследование, оставляя Ашиму одного в доме на Пембертон-роуд. Она подрабатывает в местной библиотеке. Ашок звонит каждый вечер, но она все еще ненавидит жить одна. Однажды днем, когда она пишет рождественские открытки, неожиданно звонит Ашок, чтобы сказать ей, что он в больнице с болью в животе, и позвонит ей снова, когда вернется в свою квартиру в Кливленде.Спустя несколько часов он все еще не перезвонил ей. Она звонит в больницу и узнает, что он умер от сердечного приступа.

В ту ночь Гоголь возвращается домой к Рэтлиффам и узнает, что мать дважды звонила ему, но не оставила сообщения. Потом звонит Соня и сообщает о смерти отца. Гоголь немедленно летит в Кливленд, чтобы опознать тело своего отца и разрешить его кремацию. После этого он идет в квартиру Ашока, чтобы убрать ее. Он проводит эмоциональную бессонную ночь в квартире своего отца, прежде чем отправиться в Бостон, чтобы побыть с Ашимой и Соней.

Гоголь проводит следующие несколько недель в Бостоне. После десятидневного траура гангулицы проводят церемонию в честь Ашока, которую посещают в основном бенгальские друзья. Максин присутствует на церемонии, но кажется неуместной, и Гоголь больше не заботится о том, чтобы успокоить ее. Она пытается убедить Гоголя отправиться в отпуск, который они вдвоем запланировали на новогоднюю ночь, говоря, что ему может быть полезно «уйти от всего этого». Гоголь отвечает: «Я не хочу уезжать», и отменяет их планы на отпуск, вместо этого оставаясь в Бостоне с матерью и сестрой.

В январе Гоголь едет на поезде обратно в Нью-Йорк, думая о почти смертельной поездке на поезде Ашока много лет назад. Гоголь вспоминает времена, когда он был ребенком, и они с отцом отправились исследовать. Ашок забыл взять с собой фотоаппарат, но велел Гоголю навсегда запомнить этот момент.

Анализ

Хотя смерть Ашока шокирует Ашиму, она не шокирует читателей. Его смерть предзнаменована, во-первых, по настоянию Ашимы, чтобы Гоголь попрощался с его отцом перед отъездом Ашока в Кливленд, затем в понимании Гоголя, что никто не может связаться с ним в Нью-Гэмпшире, и, наконец, в телефонном звонке Ашока из отделения неотложной помощи и ожидании Ашимы. обратный звонок.Смерть Ашока — логичный путь развития истории: она заставит Гоголя лицом к лицу столкнуться со своим прошлым.

Принимая во внимание, что смерть Ашока очень личная для Ашимы и Гоголя, не все переживают ее лично. Стажер больницы, рассказывающий Ашиме о смерти Ашока, говорит, что Ашок «скончался». Ашима замечает безличный характер этого слова, думая, что это «слово, используемое для библиотечных карточек, для подписки на журналы». Когда Гоголь едет в Кливленд, чтобы позаботиться о теле своего отца и навести порядок в квартире, он неоднократно вынужден рассказывать незнакомцам о смерти Ашока, и хотя они говорят, что им жаль слышать эту новость, он знает, что смерть Ашока не повлияет на них. .Даже Максина, опечаленная Гоголем, не может по-настоящему оплакивать Ашока и пытается убедить Гоголя оставить его оплакивающую мать.

Гоголь начинает осознавать, насколько далек он от семейных корней. После долгого сопротивления компании родителей в пользу Максин и ее родителей, Гоголь теперь задерживается в пустой квартире своего отца в Кливленде, проводя недели с матерью и сестрой в доме на Пембертон-роуд. Несмотря на то, что Гоголь потратил годы, пытаясь стереть воспоминания о своем прошлом, теперь он потерялся в воспоминаниях о своем отце, желая навсегда вспомнить свое прошлое, как когда-то сказал ему Ашок.Когда Максин просит Гоголя поехать с ней в отпуск, чтобы сбежать, он понимает, что больше не хочет использовать Рэтлифов как побег от своего бенгальского наследия или побег от того, чтобы быть «Гоголем».

В результате смерти Ашока Гоголь начинает утешаться бенгальскими традициями, которые прежде казались ему бессмысленными. После смерти дедушки и бабушки Гоголю пришлось десять дней придерживаться вегетарианской диеты, и его раздражало ограничение, наложенное на него родителями. Теперь, когда он оплакивает своего отца, он понимает и ценит бенгальский обычай избегать мяса во время траура.Несмотря на то, что в детстве он ненавидел бенгальские церемонии, теперь он принимает участие в индуистской религиозной церемонии в память о своем отце.

Отчуждение Максин из-за этой перемены в Гоголе и его отсутствие объяснений и внимания к ее утешению имеют большое значение. Так долго игнорируя свое бенгальское наследие, Гоголь застает Максину врасплох своей внезапной сменой отношения. Из-за его внезапного желания вернуться к своим корням у него не хватает терпения, чтобы медленно вернуться в бенгальскую культуру или помочь Максин понять это изменение.Он просто возвращается к другой стороне себя, которая всегда была там, стороне, которую он скрывал от Максин, и это заставляет ее чувствовать, что он становится для нее чужим.

Глава 4

Резюме и анализ Глава 4

Сводка

На праздновании своего четырнадцатого дня рождения Гоголь знакомится с Мушуми, бенгальской британской девушкой примерно его возраста, семья которой только что переехала в Бостон из Англии.Вечером Ашок дает Гоголю экземпляр Повести Николая Гоголя . Ашок собирается объяснить историю, стоящую за именем Гоголя, но в последний момент решает не делать этого.

Когда Гоголь учится в десятом классе, Гангули едут в Калькутту на восемь месяцев. Гоголь и Соня чувствуют себя не на своем месте, зная, что им не место в стране, которую родители называют своим домом. По возвращении в Америку Гоголь и Соня стараются как можно быстрее забыть свой отпуск в Индии, возвращаясь к «нормальному» американскому существованию.

Учитель английского языка в одиннадцатом классе Гоголя, узнав имя Гоголя, поручает классу рассказ Николая Гоголя «Шинель». Гоголь намеренно не читает. Его учитель рассказывает классу о несчастной жизни автора Гоголя, его девственности и его самоубийственной смерти от голода. Гоголь, который уже ненавидел свое имя, теперь ненавидит его больше, чем когда-либо.

Однажды в субботу, когда родителей и Сони нет в городе, Гоголь вместе с друзьями идет на вечеринку в колледже. Он встречает девушку по имени Ким на вечеринке и, не желая называть ее имени, впервые в жизни представляется как «Нихил».» Они целуют.

Анализ

По мере взросления Гоголя напряжение между его американской и бенгальской идентичностями начинает его беспокоить. Хотя Ашоке и Ашима в первую очередь считают себя бенгальцами, Гоголь считает свое бенгальское наследие случайным, не влияющим на его поведение или отношение. Во время своего десятого класса в Калькутте Гоголь обижается на время, проведенное вдали от Америки, даже несмотря на то, что его родители действуют так, как будто он должен почувствовать свою принадлежность к Калькутте. Точно так же, как Ашима провела свои первые годы в Америке в уединении в своем доме, Гоголь проводит свое время в Калькутте в закрытом помещении, когда ему позволяют, и отказывается принимать жизнь в Индии, потому что это было бы предательством его американской идентичности.Напряжение между американскими и бенгальскими идентичностями также является физическим для Гоголя и Сони: они оба заболели в Индии, а их родственники отмечают, что их двоих «не заставили выжить в бедной стране». Хотя Калькутта — родина их родителей, сама земля, кажется, отвергает Гоголя и Соню как настоящих бенгальцев.

Таким образом, возвращение в Америку — облегчение для Гоголя и Сони, потому что оно позволяет им вернуться к той идентичности, которая кажется им наиболее естественной. В этом контексте каждое напоминание об их отличии от американского большинства становится болезненным.Гоголь не хочет, чтобы его отец или учитель английского в одиннадцатом классе говорили о корнях своего имени, потому что его имя — одна из тех вещей, которые отличают его.

Мушуми явно ощущает ту же напряженность между культурами, что и Гоголь и Соня, хотя детство Мушуми в Англии еще больше усложняет ее идентичность. Она сопротивляется американской культуре, говоря: «Я ненавижу американское телевидение», к большому удовольствию других детей. Но она также сопротивляется предположению своих бенгальских родителей, что она и эти другие дети должны быть друзьями просто из-за их бенгальского происхождения.Она больше всего объединяет себя со своим старым европейским домом, идентичность, которая будет преследовать ее и в последующие годы.

В то время как Гоголь борется с противоречиями своей этнической и культурной идентичности, он также изо всех сил пытается понять взаимосвязь между именами и их референтами. Иногда он пытается верить, что имена бессильны и не важны. Например, когда отец дает ему сборник рассказов Николая Гоголя, Гоголь ведет себя равнодушно и хочет дистанцироваться от своего русского тезки.Однако на уроке английского языка в одиннадцатом классе Гоголь замешательство коренится в его убеждении в том, что имена действительно имеют значение: все, что его учитель говорит о жизни Николая Гоголя, кажется обвинением и в отношении жизни Гоголя Гангули.

Движимый этим вопросом идентичности, Гоголь впервые ощущает силу переименования, когда целует Ким на вечеринке в колледже. Полагая, что имя «Гоголь» отбьет у девушки интерес к нему, Гоголь представляется как «Нихил». Как только он это делает, он чувствует себя другим человеком.Хотя в каком-то смысле он идентичен и «Гоголю», и «Нихилу», его общественная идентичность и самовосприятие меняются. «Нихил» — это не то же лицо, что и «Гоголь», поэтому Гоголю кажется, будто это не он целовал Кима: «Гоголь тут ни при чем».

Безумие мертвых душ

Николай Гоголь, писатель украинского происхождения, известен как один из величайших авторов России. Такие произведения, как «Шинель » и «Мертвые души» вывел Гоголя в высшие эшелоны русских писателей, но его величайший шедевр, продолжение « Мертвых душ», был оборван его трагической смертью.

Портрет Николая Гоголя, 1840 г. / WikiCommons

Николай Гоголь, украинский крестный отец русской литературы. Считающийся ведущей фигурой русского литературного реализма, название и движение, которое он отвергал, провозглашенный Владимиром Набоковым величайшим писателем из всех, когда-либо созданных в России, он оказал влияние на произведения многих поколений русских писателей, от Федора Достоевского до Михаила Булгакова. Одно из величайших противоречий литературных произведений, Гоголь — украинец, провозглашенный великорусским, знаменитый реалист, писавший сюрреалистические шедевры.На самом деле жизнь Гоголя читается как один из его рассказов. Писатель, известный тем, что основал движение, в котором он не хочет участвовать, намеревается написать произведение, конкурирующее с «Божественной комедией» Данте или «Одиссей » Гомера, только для того, чтобы умереть, не дожив до его завершения. Если, как полагают критики, «Шинель » символизирует литературный гений Гоголя, то «Мертвых душ» стало символом безумия автора. Представляя, возможно, момент Икара, где жизнь имитирует искусство, действительно ли пресловутый шедевр Гоголя определяет подлинный подлинник литературных произведений, или это крайний случай романтизирования «замученного художника»?

Николай Васильевич Гоголь родился в украинской шляхте в 1809 году.Непопулярный среди сверстников, измученный болезненным самосознанием, молодой Гоголь искал утешения в мире любительского театра, в котором жил его отец. Некоторое время Гоголь лелеял идеи о жизни на сцене, но к тому времени, когда он прибыл в Петербург в 1828 году, он жаждал литературной славы. После неудачной первой попытки добиться величия, стихотворение, опубликованное за его счет под псевдонимом, озаглавлено Ганс Кучельгартен , Гоголевские вечеров на ферме близ Диканьки (1831) критики приветствовали начинающего украинского писателя.Второй том оказался столь же популярным, но, несмотря на успех, неудовлетворенный Гоголь решил утвердиться как историк. Неопытный и неквалифицированный, Гоголь, занимавший должность профессора истории средневековья в Санкт-Петербургском университете, был неудачным, и он ушел в отставку в течение года. Неугомонный и ищущий иной формы выражения Гоголь решил направить свое творчество в новом направлении.

Мемориальная доска в честь Гоголя в Риме | © Реми Жуан / WikiCommons

1836 год стал поворотным для Гоголя, когда были выпущены оба издания: The Government Inspector и The Nose , получившие признание критиков. «Правительственный инспектор» — это пьеса, высмеивающая бюрократию провинциальной русской жизни посредством исследования человеческой жадности и политической коррупции. Несмотря на то, что некоторые критики считают, что это нападение на царизм, в комедии многие пересмотрели более ранние взгляды Гоголя и реклассифицировали его как важного русского писателя. Совсем другой пример. Комический гений Гоголя «Нос », его великая сюрреалистическая работа, представляет собой забавную историю о человеке, который просыпается однажды утром и обнаруживает, что у него нет носа.Исследуя идеи выхолащивания, бессилия и абсурдизма, Нос , как Государственный инспектор , представляет собой кардинальную перемену для Гоголя. До этого момента Гоголь был недоволен произведениями, которые он считал бессмысленными, и надеялся, что эти новые социально значимые произведения могут вызвать духовное преобразование в его аудитории. После этих успехов Гоголь уехал за границу, утверждая, что может лучше писать о России на расстоянии. Проведя время в Германии, Швейцарии и Франции, прежде чем, в конце концов, обосноваться в Италии, он начал работу над двумя произведениями, которые привлекли внимание литературного мира.

Названный Набаковым бессмертным и наиболее полно реализованным произведением Гоголя. Философская сказка «Шинель » (1842) видит Гоголя в его самом уникальном, оригинальном и блестящем. История о человеке, довольствующемся маленькими удовольствиями, которые его навязчивая натура находит в своей бюрократической работе, Акакий Акакиевич — офисная шутка, который внезапно оказывается в социальной атмосфере нужды и положения, которого он не понимает. Как The Nose до него The Overcoat — это свидетельство идеи о том, что, когда Гоголь освободился от ограничений реалистической литературы, он прославился как основатель и исследовал темную навязчивую природу своей собственной психики, он создал поистине оригинальный работа, которая подняла его до уровня, не имеющего аналогов.Многие до сих пор считают «Шинель» шедевром Гоголя. За этим последовал роман, способный поднять его на еще большие высоты, но в конечном итоге он стал главным антагонистом в истории все более религиозного человека, поглощенного чувством вины за собственный успех.

Марка с изображением Шинели из сувенирного листа России, посвященного 200-летию Николая Васильевича Гоголя, 2009 | Андрей Крижановский / WikiCommons

Эпическая поэма в прозе, которую часто считают одним из лучших образцов русской литературы 19 ^-го -го века, Мертвые души — выставка карикатур на зверства.Это поездка на карусели жадности; сентиментализм, живописная деревня и нелепые схемы быстрого обогащения. Созданный как произведение гомеровского масштаба, он повествует историю Чичикова, человека среднего класса, который отправляется в причудливый поиск богатства и власти за счет приобретения «мертвых душ» крестьянских рабочих, принадлежащих богатым землевладельцам городов, в которых он находился. посещения. Изначально запрещенная при представлении издателям исправленная версия имела мгновенный успех и считалась работой по-настоящему великого сатирика.Однако критики и современники Гоголя не подозревали, что это первая часть мозаики эпоса. С самого начала Гоголь планировал и другие пьесы для сопровождения «Мертвых душ» . Было разработано второе произведение, которое изображало преобразование Чичикова под влиянием добродетельных людей, Чистилище — Ад из первой части.

После успеха Dead Souls Гоголь снова отправился в путешествие. Он совершил паломничество в Иерусалим, посетил друзей, ученых и начал работу над второй частью книги Dead Souls .Твердо верящий в силу литературы для духовных изменений Гоголь оказался в критической точке во время этой первой попытки второй части. Разочарованный своими усилиями, он обратился за помощью к спиритуалистам. Признавая страх гибели за кажущуюся греховность своего творчества, Гоголь разделял чувство вины и выражал желание прощения. Не находя утешения, Гоголь уничтожил свои рукописи и впал в длительное состояние глубокой депрессии. Последовали годы болезней и добровольных духовных пыток, пока снова в тисках духовного кризиса Гоголь не сжег многие из своих рукописей, в том числе переписанную вторую часть книги Dead Souls .Обвиняя в этом последнем акте самоуничтожения Дьявола, Гоголь удалился от внешнего мира и лег в свою постель. Отказавшись от еды и находясь в состоянии лихорадки, он провел девять дней в сильной боли, прежде чем умер.

Трагические и фарсовые события вокруг смерти Гоголя привели к тому, что «Мертвые души » приобрели репутацию романа, доведшего его автора до самоубийства. Многие считают его ярким примером жизни, имитирующей искусство, как если бы мальчик, мечтавший стать актером, вышел на первый план и, взяв на себя роль Акакия Акакиевича, придумывает свое собственное падение в бездну навязчивых идей, которые его определяют.Однако это понятие оказывает Гоголю большую медвежью услугу. Конечно, мы должны признать, что Мертвых душ никогда не стало тем, что задумал Гоголь, но эта первая часть завершилась за десять лет до его смерти, несмотря на то, что не из-за дурной славы. Его следует отмечать как работу великого автора, высмеивающего государство и всю его бюрократию. Его следует отмечать не в каком-то болезненном смысле мифологизированной трагедии, а как центральное место в выдающихся произведениях поистине уникальных писателей.

Экспонаты Дома Гоголя проливают свет на жизнь главного мистика русской литературы / Новости / Сайт Москвы

Под конец жизни Николай Гоголь говорил, что есть два города, которые он любит, — это Рим и Москва. Хотя значительная часть его жизни связана с Москвой, он все же провел несколько лет в Италии. В преддверии выхода финальной части трилогии « Гоголь » режиссера Егора Баранова mos.ru и агентство «Мосгортур» выпустили путеводитель в Дом Гоголя. Это место, где писатель прожил последние годы своей жизни перед кончиной.

Гоголь и Москва

Гоголь впервые посетил Москву летом 1832 года, вскоре после публикации « вечеров на хуторе близ Диканьки ». Молодой писатель сразу влюбился в город, часто возвращался в него и подолгу останавливался у своих друзей, профессора Степан Шевырев , литературный критик Московского университета, и Михаил Погодин , колодец. известный издатель, историк и литератор.

Ранней зимой 1848 года в Москве он нашел место для постоянного проживания. Вернувшись из паломничества на Святую Землю, Гоголь переехал в особняк графа Александра Толстого и его жены на Никитском бульваре. Он познакомился с ними во время заграничной поездки, и они пригласили его присоединиться к ним в их доме.

Толстой считается прототипом генерал-губернатора из сгоревшего второго тома Мертвых душ .В молодые годы Толстой был адъютантом flugel [немецкий] Николая I, а позже — гражданским губернатором Твери и военным губернатором Одессы, а на закате своей жизни он получил статус члена Государственного совета. Грузинские цари были одними из предков его жены Анны. Как и ее муж, Анна была очень религиозной и вела уединенный образ жизни, избегая шума и суеты чего-либо, связанного с высшим светом.

Толстые предложили Гоголю иметь три их комнатки на первом этаже.Был отдельный вход с внутреннего крыльца, прихожая, гостиная и кабинет, который также служил его спальней. Здесь Гоголь провел последние четыре года своей жизни.

«Здесь о Гоголе заботились, как о ребенке, и ему давали полную свободу действий», — писал в своих мемуарах поэт и переводчик Николай Берг, часто навещавший Толстых. «Ему не нужно было ни о чем беспокоиться. Обед, завтрак, чай и ужин подавались где и когда он пожелал.Его нижнее белье было выстирано и спрятано в комод невидимыми призраками, если только невидимые призраки не надели его на него. Помимо многочисленных домашних слуг, был его слуга из Малороссии по имени Семен, который ухаживал за ним в его комнатах. Семен был очень молодым и покладистым человеком, который очень любил своего хозяина ».

В стенах дома, где заботились о писателях, члены стали свидетелями интенсивного духовного кризиса , который он переживал и который ему не суждено было преодолеть.Именно там он мог уступить место отчаянию после неодобрения его современниками его книги Избранные отрывки из переписки с друзьями , опубликованной в 1847 году, а также неудачного предложения руки и сердца дочери высокопоставленного придворного. , Анны Вильгорской, он сделал в 1849 году, а также смерть своего хорошего друга Екатерины Хомяковой в январе 1852 года. Там он подготовил свое собрание сочинений к публикации и работал над вторым томом Мертвых душ до ночи 12 февраля 1852 года, когда он сжег копию , которую он только что закончил, решив, что она недостаточно хороша.Через десять дней после этой символической литературной смерти Гоголь скончался на том месте, где жил.

История Дома Гоголя

Разговоры о важности создания Гоголевского музея в Москве начались в 1909 году, когда отмечалось столетие со дня рождения писателя. Еще в советские времена к теме вернулись в 1959 году, но только в 2009 был открыт музей, посвященный Гоголю.

До 1966 года особняк Талызиных-Толстых на Никитском бульваре был жилым домом.После революции 1917 года дом был разделен на коммунальные квартиры, что нанесло серьезный ущерб интерьеру этого исторического здания. К 1966 году, когда в особняке разместилась библиотека, в нем проживало 77 человек, каждый из которых занимал в среднем не более восьми квадратных метров. После переселения бывших жителей особняк был отремонтирован, но те, кто занимался реставрацией, были разочарованы результатом, потому что многие оригинальные черты дома нигде не были обнаружены.

В 1974 году библиотеке было присвоено имя Николая Гоголя, и две мемориальных комнаты на первом этаже, где жил писатель, были открыты для посещения. В 2005 году библиотека была преобразована в мемориальный центр, а 27 марта 2009 года в Москве официально открылся новый музей — Дом Гоголя. Сегодня в музее , шесть мемориальных комнаты на первом этаже. Их облик был тщательно воссоздан по воспоминаниям современников Гоголя.

Любовь к вязанию и вышиванию, спать в кресле и другие привычки

В вестибюле виден сундук Гоголя, которым он пользовался во время путешествий, а также его пальто и цилиндр, а также фотокопия редкого портрета Гоголя, написанного после его смерти в 1852 году. Однако художник Николай Андреев изобразил его живым.

В гостиной экспонируется мебели из красного дерева, — первой половины 19, ^– века, в том числе диван, привезенный из имения Погодиных на Девичьем поле, где когда-то останавливался Гоголь.На столе лежат книги и предметы из частной коллекции потомков сестры писателя. Рядом карта Восточной Сибири, которая отсылает к воспоминаниям друга Гоголя, писателя Ивана Аксакова, который писал: «Надо признать, что в конце этой части Чичиков в результате своих новых проделок, вероятно, обнаружит себя. в ссылке в Сибирь, потому что Гоголь взял у нас очень много книг с атласами и рисунками Сибири ».

Второй том Dead Souls был превращен в пепел в этой комнате.До сих пор остается неизвестным, что именно Гоголь перед смертью поджег. Большинство исследователей считают, что это был честный черновик второго тома Dead Souls . После кончины Гоголя исполнитель его завещания Шевырев обнаружил среди его бумаг какие-то странные черновики. Хотя это был грандиозный подвиг, благодаря этим черновикам текст пяти глав из второго тома был опубликован в 1855 году. Это издание книги выставлено на полке книжного шкафа в кабинете Гоголя, расположенном по соседству с гостинная.

Исследование красноречиво говорит о капризах Гоголя . Мало кто знает, что он предпочитал работать стоя за своим столом — привычка, которую он мог приобрести за 18 месяцев работы клерком в Санкт-Петербурге.

Среди экспонатов этого предмета мебели — портрет Александра Пушкина, копия рукописи Мертвых душ , из которой цензор вырезал История капитана Копейкина , а также чернильный набор с шлифовальной машиной, привезенный с завода. родовое имение в Кибинцах, где провел свое детство Гоголь .Рядом — игольница его матери, тоже вывезенная из имения. Гоголь унаследовал от матери ее любовь к рукоделию. Он отлично шил, вышивал и даже вязал.

Кровать из красного дерева, отделенная ширмой от остальной комнаты, связана с еще одной чертой характера Гоголя: по мнению исследователей, с 1840 года Гоголь проводил ночи в кресле, но утром перед тем, как его слуга должен был прийти, Гоголь сделал его кровать выглядит взлохмаченной, чтобы никто не узнал о его прихоти.

Рядом с кроватью на журнальном столике обложка второго издания Dead Souls , опубликованного в 1842 году, или виньетка, как ее тогда называли. Его нарисовал автор стихотворения. Гоголь хорошо разбирался в каллиграфии и талантливо рисовал ручками и карандашами, поэтому после его смерти при нем было аккредитовано немало иллюстраций, которые он использовал в своих произведениях. До наших дней сохранилось множество рисунков людей и архитектуры, которые он зарисовал во время своих путешествий.

В кабинете располагалась личная библиотека Гоголя, и, согласно описи полиции, на момент его смерти в нем было 234 книги : 150 книг на русском и 84 на иностранных языках. Единственным дорогим предметом, найденным среди его личных вещей, были золотые карманные часы, предыдущим владельцем которых был поэт Василий Жуковский — он остановил их в момент смерти Александра Пушкина. Личные вещи Гоголя оценены в 43 рубля 88 копеек . Что касается денег, то за день до смерти Гоголь дал Шевыреву чуть более 2500 рублей, прося его использовать их «в помощь бедным молодым людям, занимающимся наукой и искусством».

Государственный инспектор, разочарование и отъезд из России

Коллекция экспонатов в одном из залов музея посвящена Русскому театру 1830–1840-х годов, постановке пьес Гоголя и авторскому чтению «Ревизор », которое Гоголь провел в этом особняке для актеров и актеров. актрисы Малого театра. Иван Тургенев упоминает об этом литературном вечере в своих воспоминаниях: «Гоголь прекрасно читал … Я сидел, охваченный радостными эмоциями: это был настоящий праздник для глаз и ушей.”

Премьера комедии состоялась в Александринском театре в Санкт-Петербурге 19 апреля 1836 года. Николай I неожиданно прибыл в театр на спектакль. Он «от души посмеялся» и после выступления прокомментировал: «Какой спектакль! Всем отдавалось должное, и я сам больше, чем кто-либо другой ». Премьера сериала «Ревизор » в Москве состоялась 25 мая того же года.

Хотя пьеса понравилась публике и императору, Гоголь был разочарован и петербургскими, и московскими постановками.

« Проведен государственный инспектор — мне так неловко и так странно…», — написал он. «Мое творение показалось мне отвратительным, нелепым, как будто оно было совсем не моим. Основная часть — полный провал: я этого ожидал. … Разве сама роль не дает намек на то, что за персонаж Хлестаков? … Хлестаков не жульничает — нисколько; по профессии он не лжец; сам он забывает, что лжет, и почти верит в то, что говорит.”

Непонимание комедии публикой было одной из причин решения Гоголя уехать за границу в 1836 году. Вернувшись в Россию в октябре 1851 года, он посетил Малый театр, чтобы посмотреть спектакль с Сергеем Шумским в роли Хлестакова, и ему понравилось то, что он увидел. Через несколько дней Гоголь в последний раз провел публичных чтений пьесы для узкого круга лиц.

Постепенно менялось и отношение властей к спектаклю.В апреле 1852 года Иван Тургенев был арестован за написание некролога Гоголя , опубликованного в Московских ведомостях , в котором он слишком хвалил автора книги Государственный инспектор .

Памятный зал

Николай Гоголь умер не в той комнате, где он жил у Толстых, это была другая комната. Когда он серьезно заболел в январе 1852 года, его перевели в самую теплую гостевую комнату на первом этаже.

20 февраля (по юлианскому календарю) Толстой, которому не терпелось снова увидеть своего дорогого домашнего гостя, послал за докторами, чтобы попытаться выяснить, что было у Гоголя. Однако ему был ошибочно поставлен диагноз менингит . К умирающему применили силу: его усадили в теплую ванну и обливали холодной водой, накладывали горчичники и пиявки, обматывали тело горячим хлебом. Излишне говорить, что Гоголь не прожил достаточно долго, чтобы когда-либо снова обратиться к врачам.Он скончался утром 21 февраля. Стрелки часов в комнате, где он умер, остановились на 8 утра — времени смерти Гоголя.

В последние годы жизни Гоголь страдал тафофобией, — страхом быть похороненным заживо. Он начал свои Избранные отрывки из переписки с друзьями , указав свою последнюю волю: «Моя последняя воля состоит в том, чтобы вы не хоронили меня, пока не появятся очевидные признаки разложения. Я говорю об этом, потому что во время болезни были минуты, когда все мое тело онемело, а сердце и пульс перестали биться….”

Странная легенда о том, что, несмотря ни на что, Гоголя действительно похоронили заживо, начала циркулировать в Москве в 1931 году, когда могила писателя в Даниловом монастыре была открыта при сносе местного некрополя для переноса его останков на Новодевичье кладбище. По словам нескольких свидетелей, тело в гробу находилось в неестественном положении, и крышка гроба якобы была поцарапана изнутри. Другие осмелились утверждать, что череп писателя пропал из гроба, потому что якобы хранился неопознанным в одном из московских музеев.В официальных отчетах об вскрытии могилы, которое проводилось под надзором НКВД, об этом не упоминается.

Между прочим, скульптор Николай Рамазанов , которого 21 февраля пригласили сделать посмертную маску, писал в своих воспоминаниях, что Гоголь не казался ему мертвым.

Рамазанов писал: «Его улыбающийся рот и открытый правый глаз заставили меня подумать о летаргии, поэтому я не решился приступить к посмертной маске, но приготовленный гроб, в который его тело должно было быть помещено позже вечером и навсегда Растущая толпа желающих проститься с дорогим умершим человеком заставила меня и моего отца, который уже указывал на признаки разложения, поторопиться с изготовлением маски.После этого мы вместе со слугой Гоголя стерли плотный пластырь с лица и волос и закрыли правый глаз, который, казалось, хотел смотреть на этот мир, пока душа умершего была далеко от земли ».

Посмертная маска с открытым правым глазом, сделанная Рамазановым в то время, является самым жутким экспонатом в Доме Гоголя. Памятная комната — это место, где ее можно найти.

Литературный дневник, 21 февраля | Salon.com

Сегодня в фантастике
Фев.21 января Ирма Леопольд найдена живой.
— «Пикник у Висячей скалы» (1967)
Джоан Линдси

Из «Книги вымышленных дней»
Знаете, когда произошло то, чего на самом деле не произошло
? Отправьте его на [email protected].

— — — — — — — — — — —

Сегодня в истории литературы
В этот день в 1852 году скончался Николай Гоголь в возрасте 42 лет. Его уникальный стиль наиболее известен в его рассказах «Нос» и «Шинель», пьесе «Ревизор. »и роман« Мертвые души »- это гибрид комикса-трагедии-абсурда, в результате которого его окрестили Иеронимом Босхом в русской литературе.Попав под влияние фанатичного священника в конце жизни, а затем подвергнувшись лечению нескольких врачей-шарлатанов, последние дни Гоголя слишком точно отражали одну из его кошмарных историй.

Гоголь всегда был глубоко религиозным, но его священник убедил его, что он должен очистить себя не только постом, молитвой и чтением житий святых, но и отказом от своих писаний как тщеславных и нечестивых; в своем рвении Гоголь сжег все свои произведения, в том числе рукописи его продолжений к «Мертвым душам», труду многих лет.В последний час его врачи пытались спасти его, включая не только попытки загипнотизировать его, заставляя его есть и накладывая волдыри на конечности, но и давая ему горячие ванны, обливая его голову ледяной водой, или давая ему ледяные ванны, а затем укладывая его спать. среди теплых буханок хлеба. Все это время Гоголь умолял оставить его умирать с миром; когда он попытался отогнать пиявок, которые были приложены к его носу и теперь пытались залезть ему в рот, его пришлось удерживать — хотя после смерти он был описан как настолько хрупкий, что его позвоночник был виден сквозь желудок.

Даже следующее поколение утвердило его репутацию отца русского реализма, Достоевский, как известно, сказал, что он и его современники «вышли из-под шинели Гоголя». По словам Набокова, «Устойчивый Пушкин, прозаичный Толстой, сдержанный Чехов — у всех были свои моменты иррационального озарения … [но когда] Гоголь действительно позволил себе расслабиться и счастливо возился на краю своей личной пропасти, он стал величайшим художником, которого когда-либо создавала Россия.«

В «Носе» цирюльник просыпается и обнаруживает именно этот придаток в своей булочке, точно так же, как некий майор Ковалев просыпается и обнаруживает, что его больше нет. Далее следует занимательная и жуткая история попытки цирюльника избавиться от носа и попытки майора найти его, нос сам марширует по Санкт-Петербургу: «Конечно, через две минуты нос вылез наружу; он был в штанах из оленьей кожи. , а рядом с ним висел меч … Нос полностью скрывал лицо в высоком жестком воротнике и молился с выражением крайнего благочестия.»После извлечения нос не так-то просто приклеить обратно, но это всего лишь еще одна из трудностей, из-за которых рассказчик к концу разводит руками:

«Подумать о подобном деле, происходящем в северной столице нашей огромной империи! Тем не менее, общее мнение решило, что в этом деле было много невероятного. Не говоря уже о странном, неестественном удалении носа и его последующем появлении как Статский советник, как Ковалев не узнал, что нельзя рекламировать нос через газету? Не то чтобы я это сказал, потому что считаю сборы газет за объявления чрезмерными.Нет, это ничего, и я не принадлежу к числу средних. Я говорю это потому, что такое разбирательство было бы неуместным, унизительным, не самое главное. А как нос попал в запеченный рулет? А что с Иваном Яковлевичем? О, я не могу понять этих моментов, абсолютно не могу. И самый странный, самый непонятный факт из всех, что авторы действительно могут выбирать такие случаи для своей темы! … »

Рассказ Гоголя недавно вдохновил петербургского скульптора на создание 220-фунтового мраморного носа; до сентября прошлого года он был пристроен к многоквартирному дому — тогда, по словам создателя Вячеслава Бухаева, «Нос, кажется, пошел гулять.«В полиции говорят, что в Санкт-Петербурге много таких краж произведений искусства, но надеются найти их.

— Стив Кинг

Чтобы узнать больше о «Сегодня в истории литературы», свяжитесь со Стивом Кингом.

Out of the Overcoat — The New York Times

Когда учитель английского языка в средней школе назначает «Шинель» в качестве домашнего задания, наш Гоголь подходит к классу с «растущим страхом и чувством легкой тошноты». что его тезка был тяжелым депрессивным — «странным и болезненным существом», как однажды описал его Тургенев — который медленно морил себя голодом, Гоголь чувствует себя только что преданным своими родителями.Если вы подозреваете, что все это связано не только с юношеским капризом, то и с его отцом. Как говорит нам Лахири, отец Гоголя «был прав; единственный человек, который не принимал Гоголя всерьез, единственный человек, который его мучил, единственный человек, который хронически осознавал и страдал от смущения своего имени, единственный человек, который постоянно сомневался в этом и желал, чтобы все было иначе, был Гоголь ». «

» Как и его герой, «Тезка», возможно, немного боится силы имен.В подростковом возрасте Гоголь вместе со своими друзьями — Колином, Джейсоном и Марком — любит «вместе слушать пластинки Дилана, Клэптона и The Who и читать Ницше в свободное время». Дилан, Клэптон. -А кто — ага, ладно, проверю, тупик. Но эти основные имена американского мужского полового созревания окрашивают эпизоды школьных лет Гоголя больше, чем Колин, Джейсон и Марк. (О, для одного полубормотания сопливости в сторону или шквала ядовитых репрессий, которые могли бы оживить их, как настоящих подростков.)

Позже, как нью-йоркский архитектор, Гоголь попадет в круг друзей, возглавляемых парой по имени Дональд и Астрид. Мы думаем, что этих людей не называли ни по имени, ни по имени — он должен был походить на сына консервативного корпоративного политика, а она — дочери подражающей подружки Битлз. Художники-пиявки Гуггенхайма вместе со своей малышкой Эсме составляют небольшой ансамбль бобо, который мы явно должны ненавидеть, вплоть до их флорентийских простыней и кастрюль из нержавеющей стали.Лахири, однако, не остроумие, и ее тонкая приверженность этой торговой марке никогда не ослабевает. Похоже, она говорит, что при отсутствии надлежащих родственных связей именно так американцы чувствуют себя как дома: среди своих вещей. Каким бы утонченным оно ни было, потребительство затронуло этих персонажей до глубины души; они не заслуживают ничего лучше, чем такие дескрипторы статуса.

По мере того, как Гоголь вступает в юношеский возраст, он превращается в классический случай: очаровательно нервный, достигающий высоких результатов умеренный депрессивный человек, который еще не понимает, насколько он привлекателен для женщин.Это женщины — разного калибра, но все как один — пистолеты, которые берут его за лацканы, пробуждают от чар жизни и придают некоторой изюминке хронологии его жизни. Мы получаем Мушуми, которая в 13 лет объявляет: «Я ненавижу американское телевидение», прежде чем вернуться к своей «хорошо отобранной копии книги« Гордость и предубеждение »в мягкой обложке»; Ким, который, пахнущий никотином и колледжем, первым вдохновляет Гоголя на то, чтобы заново назвать себя Нихилом; и элегантная и хитрая Максин Рэтлифф, родители которой — снобы из культуры старых денег, овладевшие искусством неприметного демонстративного потребления, — постепенно захватывают жизнь Гоголя.