Плач ярославны стихи заболоцкий: 😃 Лучшие стихи Заболоцкого о любви и природе, Плач Ярославны

«Плач Ярославны» (стихи в переводе Заболоцкого)

?

Previous Entry | Next Entry


Валентина – Ангел света – Артемчук написала

4 июня 2013 года, 06:57

Стихи

«Плач Ярославны» (стихи в переводе Заболоцкого)

17/0_6bc21_ee9cd282_S» border=»0″ cellpadding=»2″ cellspacing=»0″>

Над широким берегом Дуная,
Над великой Галицкой землей
Плачет, из Путивля долетая,
Голос Ярославны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки,
Стрелы половецкие вздымаешь,
Мечешь их на русские полки?

Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем мое веселье
В ковылях навек развеял ты?»
На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:
«Днепр мой славный! Каменные горы
В землях половецких ты пробил,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобяковых носил.
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слезы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.

Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?»

 (стихи в переводе Заболоцкого)


angelvalentina
angelvalentina
Валентина Артемчук. Стихи.ру

December 2022
SMTWTFS
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Powered by LiveJournal. com

Свет далекой звезды. Как жил и творил поэт Николай Заболоцкий? Часть 1 | Культура

Запахи. На первом месте, конечно же, кухня! Царь ароматов — «Пражский торт». В кухне колдует мама, а значит, будут и салаты, и закуски, и жаркое, и среди них царь ароматов — «Пражский торт» — нежнейший, словно шоколадное облако. И конечно же, из столовой плывет аромат елки — царицы праздника, настоящей, с темно-изумрудной хвоей!

Звуки. Шелест, шуршание и шорох. Изумительный — до дрожи в сердце! — шелест распаковываемых подарков. Шорох и шуршание нарядной бумаги и картонных коробок, из которых извлекается сверкающее чудо — елочные игрушки.

Краски. Боже, сколько их! Разноцветный карнавал жизни — зеленые плюшевые занавески, бордовый ковер, белая скатерть и красавица ель, вспыхивающая яркими огнями. Предвкушение праздника сильнее его самого. Кажется, что и жизнь надо прожить вот так, предвкушая праздник!

Но в 1981 году к трем волшебным китам прибавилась еще одна грустная акула по имени Болезнь. И мир запахов, звуков, красок сразу увеличился. Прибавился запах лекарств, звук шаркающих тапочек и приглушенные цветовые пятна. Ослабевший после тяжелого гриппа организм наотрез отказывался бегать, а глаза болели от яркого света. Но попробуй в 12 лет от роду не покидать кровати, когда вовсю ощущается праздник! Пытка! Даже книги любимые не спасали!

Чтобы как-то удержать меня в лежачем состоянии, мама поставила около кровати радиоприемник. Энтузиазма он у меня не вызвал. Фото: Depositphotos

 — Зачем? — безучастно спросила я. — «Концерт по заявкам» слушать?

 — Хоть что-нибудь! — вскипела мама. — Ты понимаешь, что тебе пока скакать нельзя? Целый месяц болела, еле оклемалась. Ходишь, держась за стенку, как тень. Надо ведь восстановиться, набраться сил. Понимаешь?!

Я не понимала. Зато ясно осознавала, что бесцельное валяние в кровати продолжится. Маме, очевидно, было немного стыдно передо мной, но что поделать — режим есть режим!

Она ретировалась на кухню, а я в мрачнейших чувствах включила приемник. Пусть уж развлекает, раз поставили. В черной его утробе что-то булькнуло, и бодрый женский голос сообщил, что «…прозвучат в исполнении Алексея Баталова». Не успела я понять, что прозвучат, как полился бархатный баритон:

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.

И словно по волшебству новогодние звуки, запахи и краски отступили. Не исчезли, нет, но будто деликатно стушевались перед стихотворными строками. Когда же прозвучала последняя строфа:

А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

…хотелось только двух вещей — чтобы магия поэтического слова продолжалась и чтобы назвали автора этой магии.

И когда бодро было произнесено: «Вы прослушали литературно-музыкальную композицию на стихи Николая Заболоцкого», — я не удивилась. Эти проникновенные строки могли принадлежать только ему, создавшему изумительное поэтическое переложение «Слова о полку Игореве» и жемчужину его — «Плач Ярославны».

Как, затаив дыхание, слушали мы в школе и в институте, полные любви и нежности слова:

Возлелей же князя, господи́не,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слёзы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!

Нет, я уже не жалела о бесцельно проведенных часах постельного режима. И даже любимый праздник заиграл для меня новыми красками. Одни только завораживающие строки:

Очарована околдована,
С ветром в поле когда-то повенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная ты моя женщина…

…забирали сердце в сладкий плен. Обычные слова, переплавленные в горниле таланта и любви, являли миру чудо. И с ним не хотелось расставаться. И хотелось узнать об их авторе как можно больше.

Так началось мое открытие мира Николая Заболоцкого. Мира сложного, путаного, не всегда понятного, но невероятно притягательного.

* * *

Николай Алексеевич Заболоцкий родился 7 мая 1903 года близ Казани. Отец его был крестьянином, выучившимся на агронома, а мама учительницей, приехавшей с мужем в деревню из города. В третьем классе сельской школы Николай Заболоцкий начал издавать свой рукописный журнал с собственными стихами и очень любил творчество Блока и Ахматовой. Николай Алексеевич Заболоцкий в детские годы
Фото: Общественное достояние

В 1920 году Заболоцкий уехал в Москву и поступил одновременно на филологический и медицинский факультеты Московского университета. Он выбрал медицинский, но проучился всего семестр и, не выдержав студенческой нищеты, вернулся к родителям в город Уржум.

Потом он переехал в Петроград, где поступил на отделение языка и литературы пединститута имени Герцена, которое окончил в 1925 году. За душой к тому времени он имел, по собственному признанию, «объемистую тетрадь плохих стихов». А в 1926 году был призван на военную службу. Армейская служба с 1926 по 1927 год пошла ему на пользу — именно в эти годы он написал свои первые значимые поэтические произведения.

Очень любил живопись. Любимыми художниками его были Шагал и Брейгель. Умение видеть мир глазами художника осталось у поэта на всю жизнь и повлияло на своеобразие поэтической манеры.

В 1927 году вместе с Даниилом Хармсом, Александром Введенским и Игорем Бахтеревым Заболоцкий основал литературную футуристическую группу ОБЭРИУ. В том же году состоялось первое публичное выступление обэриутов «Три левых часа». Заболоцкий стал в одночасье известным.

«Заболоцкий был румяный блондин среднего роста, склонный к полноте, — вспоминал писатель Николай Корнеевич Чуковский, — с круглым лицом, в очках, с мягкими пухлыми губами. Наружность у него была самая что ни на есть бухгалтерская, совсем не поэтическая. Манеры у него смолоду были степенные, даже важные. Впоследствии я даже как-то сказал ему, что у него есть врожденный талант важности — талант, необходимый в жизни и избавляющий человека от многих напрасных унижений. Сам я этого таланта был начисто лишен, всегда завидовал людям, которые им обладали, и, быть может, поэтому так рано подметил его в Заболоцком. Странно было видеть такого степенного человека с важными медлительными интонациями басового голоса в беспардонном кругу обэриутов — Хармса, Введенского, Олейникова. Нужно было лучше знать его, чем знал его тогда я, чтобы понять, что важность эта картонная, бутафорская, прикрывающая целый вулкан озорного юмора, почти не отражающегося на его лице и лишь иногда зажигающего стекла очков особым блеском».

Николай Корнеевич Чуковский
Фото: ru.wikipedia.org

Первый сборник стихов «Столбцы» вызвали бурю восхищения и негодования одновременно. Начиналась борьба против формализма, рождался социалистический реализм, а «Столбцы» не вписывались в него оригинальной авторской философией.

Заболоцкого начали травить, причем больше усердствовали ближайшие «бывшие» единомышленники. Но он не подавал виду, что ему тяжело или больно. Ведь «душа обязана трудиться» — этими своими почти предсмертными строчками он выразил жизненное кредо, сформированное в молодые годы. И он не позволял душе лениться, расслабляться, жалеть себя.

«Искусство похоже на монастырь, где людей любят абстрактно. Искусство — не жизнь. Мир особый. У него свои законы, и не надо его бранить за то, что они не помогают нам варить суп», — писал он одному из друзей.

На выпускнице Петербургского педагогического института Екатерине Клыковой Николай Заболоцкий женился в 1930 году. В этом браке у него родилось двое детей. С женой и детьми он жил в Ленинграде в «писательской надстройке» на канале Грибоедова.

«Это была, прямо говоря, одна из лучших женщин, которых встречал я в жизни, — писал об Екатерине Васильевне, жене Заболоцкого, Евгений Шварц. — Познакомился я с ней в конце двадцатых годов, когда Заболоцкий угрюмо и вместе с тем как бы и торжественно, а во всяком случае солидно сообщил нам, что женился. Комнату снимали у хозяйки квартиры. И мебель была хозяйкина. Принимал нас Заболоцкий солидно, а вместе и весело, и Катерина Васильевна улыбалась нам, в разговоры не вмешивалась. Напомнила она мне бестужевскую курсистку. Темное платье. Худенькая. Глаза темные. И очень простая. И очень скромная. Впечатление произвела настолько благоприятное, что на всем длинном пути домой ни Хармс, ни Олейников (весьма острые на язык) ни слова о ней не сказали. Так мы и привыкли к тому, что Заболоцкий женат».

В 1933 году Заболоцкий написал поэму «Торжество земледелия». И сразу после ее выхода власти признали Заболоцкого «апологетом чуждой идеологии» и «поборником формализма». В этом же году должна была выйти книга его стихов, но ее издание притормозили. Чтобы заработать себе деньги на жизнь, Заболоцкий начал работать в детской литературе, писал стихи и прозу для детей.

В 1937 году был опубликован второй сборник стихов под названием «Вторая книга», а 19 марта 1938 года поэт был арестован и осуждён за якобы антисоветскую пропаганду. От смертной казни его спасло то, что он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации. Его приговорили к пяти годам заключения. В реальности отсидел семь, включая два года ссылки.

Представление о лагерной жизни даёт книга «Сто писем 1938−1944 годов». Она была подготовлена самим Николаем Алексеевичем. В нее были включены выдержки из его писем к жене и детям и мемуаров:

«Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом — сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…».

Его мемуары «История моего заключения» были опубликованы за рубежом в 1981 году, а в России — лишь в 1988 году.

В лагере Заболоцкий закончил переложение «Слова о полку Игореве», начатое им в 1937 году. Это был не только творческий, но и нравственный подвиг. Создать в невыносимых условиях, на грани жизни и смерти замечательный поэтический перевод «Слова» означало величайшую победу человеческого духа над низостью и подлостью окружающего мира.

Перевод имел огромный успех. Это помогло Николаю Алексеевичу при помощи Фадеева добиться освобождения, и в 1946 году поэт вернулся в Москву. Николай Заболоцкий, 1948 г.
Фото: Никита Заболоцкий, ru.wikipedia.org

В том же году Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей и получил разрешение жить в столице. Вроде бы страдания остались позади, но жить его семье было негде. В первое время с риском для себя его приютили старые друзья Н. Степанов и И. Андроников.

«Н.А. пришлось спать на обеденном столе, так как на полу было холодно, — вспоминал Степанов. — Да и сами мы спали на каких-то ящиках. Н.А. педантично складывал на ночь свою одежду, а рано утром был уже такой же чистый, вымытый и розовый, как всегда…».

Позже писатель Василий Ильенков любезно предоставил Заболоцким свою дачу в Переделкине. Николай Чуковский вспоминал:

«Березовая роща неизъяснимой прелести, полная птиц, подступала к самой даче Ильенкова».

Об этой березовой роще в 1946 году Заболоцкий написал полные неизбывной нежности строки:

В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей, —
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.

На даче Ильенкова Заболоцкий трудолюбиво возделывал огород. «Положиться можно только на картошку», — сурово отвечал он тем, кто интересовался его литературными заработками.

«Вообще в нем в то время жило страстное желание уюта, покоя, мира, счастья, — вспоминал Николай Чуковский. — Он не знал, кончились ли уже его испытания, и не позволял себе в это верить. Он не смел надеяться, но надежда на счастье росла в нем бурно, неудержимо. Жил он на втором этаже, в самой маленькой комнатке дачи, почти чулане, где ничего не было, кроме стола, кровати и стула. Чистота и аккуратность царствовали в этой комнатке — кровать застелена по-девичьи, книги и бумаги разложены на столе с необыкновенной тщательностью. Окно выходило в молодую листву берез. Николай Алексеевич бесконечно любовался этой березовой рощей, улыбался, когда смотрел на нее.
…Это действительно был твердый и ясный человек, но в то же время человек, изнемогавший под тяжестью невзгод и забот. Бесправный, не имеющий постоянной московской прописки, с безнадежно испорченной анкетой, живущий из милости у чужих людей, он каждую минуту ждал, что его вышлют, — с женой и двумя детьми. Стихов его не печатали, зарабатывал он только случайными переводами, которых было мало и которые скудно оплачивались. Почти каждый день ездил он по делам в город, — два километра пешком до станции, потом дачный паровозик. Эти поездки были для него изнурительны — все-таки шел ему уже пятый десяток».

Продолжение следует…

Теги: Николай Заболоцкий, ОБЭРИУТы

«Февраль. Возьми чернила и плачь. Contemporary Poetry From Ukraine ‹ Literary Hub

«Я только что слышала три взрыва, — написала поэтесса Ия Кива в своей ленте на Facebook в ночь на 23 февраля 2022 года. — Подождите… все еще идет». Кива, поэт, переводчик и журналист, живет в Киеве с лета 2014 года, когда она бежала из родного Донецка после начала войны против пророссийских сепаратистов. В течение последних восьми лет Кива был одним из нескольких молодых украинских поэтов, описывающих одновременную безнадежность войны и надежды в стране, стремящейся к независимой идентичности.

После протестов на Майдане 2013–2014 годов, которые привели к свержению прокремлевского бывшего президента Виктора Януковича, украинская публичная сфера была погружена в литературный и культурный дискурс о природе гражданского общества и возможности уважать разнообразие опыт. Поэзия, как на русском, так и на украинском языке, стала средством осмысления прошлого и настоящего. Одно из стихотворений Кивы открывается:

Вот страна. Помнит Чернобыль, Голодомор,
Бабий Яр, диссиденты, зажжённая красная звезда,
Топор, гордо нависший над ушибленными шеями
И огромная очередь в вечно закрытый киоск.

Это стихотворение написано 29 августа 2014 года, в день трагического Иловайского сражения, в ходе которого от снарядов погибло 366 украинских воинов.

За восемь лет после протестов на Майдане 2013-2014 гг. Украина потеряла Крымский полуостров в результате незаконной аннексии и более 13 000 жизней в результате войны в Восточном Донбассе. По мере того, как российские войска продвигаются к Киеву, большая часть риторики в российских СМИ может быть дословно снята со времен Второй мировой войны. Президент Путин неоднократно сравнивал протесты на Майдане 2013–2014 годов с «погромом», сравнив протестующих со Степаном Бандерой — правым националистом, который во время Второй мировой войны некоторое время был на стороне нацистской Германии. Российские СМИ описывают нынешнее вторжение как попытку освободить Украину от внутренней нацистской угрозы.

Представляя военное вторжение России как возвращение к войне времен Второй мировой войны против западного фашизма, Кремль попытался убедить граждан России в том, что Украина должна быть оккупирована, а антироссийская «хунта» свергнута. В речи незадолго до первоначального вторжения Путин одновременно очернил Украину как нацию, придуманную Советским Союзом, и позаимствовал советскую риторику, чтобы оправдать свое вторжение идеологическими соображениями. Эти расплывчатые ссылки на исторический национализм и антисемитизм напоминают советскую практику противопоставления этнических групп друг другу путем обвинения их в национализме.

По иронии судьбы, за последние восемь лет войны между Украиной и поддерживаемыми Россией сепаратистами в Донбассе также усилился гражданский дискурс, который прославляет многоязычие и процветание культурного разнообразия в Украине. Безусловно, меньшинство украинцев действительно чтит наследие национализма. Однако сам Майдан был примечателен тем, что протестующие представляли разные политические, этнические и социальные группы. В то время как одни призывали к освобождению Украины от всякого российского влияния, другие в ответ требовали, чтобы Украина приняла свои русскоязычные общины. Победные выборы в 2019 годуВладимира Зеленского — русскоязычного украинского еврея — опровергает неоднократные обвинения как в антироссийской, так и в антисемитской Украине.

Ия Кива, как и многие ее современники, не хочет принимать монолитную Украину. Ее стихи раскрывают ее сильную привязанность к стране, которая все еще пытается определить себя, а также отсутствие у нее единой этнической идентичности. Кива, которая говорила и писала о своем смешанном русском, украинском и еврейском происхождении, пишет и на русском, и на украинском, и переводит с русского, польского и белорусского языков. Идентичность ее носителей определяется срезом многих языков Восточной Европы.

Хотя она все больше склоняется к тому, чтобы писать на украинском языке, ее стихи богаты отсылками к русской литературе (в одном из стихотворений ниже она цитирует строку Пастернака 1912 года «Февраль. Бери чернила и плачь»). Стихи Кивы о войне описывают молодую страну отчаянно хватаясь за жизнь.

– Амелия Глейзер, Кембридж, Массачусетс
Это первая книга из серии, посвященной современной украинской поэзии.

*

Три стихотворения Ии Кивы (р. 1984)

Этот гроб тебе, малыш, не бойся, ложись,
Пуля по имени жизнь, зажатая в кулаке,

Мы не верили в смерть, смотри — крестики из фольги.
Слышите, все колокольни вырвали языки?

Мы тебя не забудем, верь, верь, будь…
Вера течет по шву рукава,

Песнопения, молитвы, псалмы комком в горле набухают
Среди этой проклятой зимы все одеты в хаки,

А Февраль, получив чернила, рыдает.
И свеча капает на стол, горит и горит…

 Перевод с русского Амелии Глейзер и Юлии Ильчук, 2014

*

и когда подошла моя очередь быть убитым
все заговорили на литовском
все стали звать меня янукасом
позвали меня сюда на родину

боже мой я сказал что я не литовец
боже мой я им сказал я сказал это на идише
боже мой я сказал им я сказал это по русски
боже мой я сказал им по украински

там где Кальмиус впадает в Неман
в церкви плачет ребенок

Перевод с русского Амелия Глейзер и Юлия Ильчук, 2016

*

держать иглу молчания во рту
сшивать свои слова белой ниткой
хныкать, утопая в косах
чтобы не кричать плеваться кровью
держать воду языка на своем язык
который протекает как ржавое ведро
чинить вещи, которые еще пригодятся
нашивать кресты на действительно слабые места
как бинты на раненых в госпитале
научиться искать корни жизни
которому еще предстоит научиться ее название

Перевод с украинского Амелии Глейзер и Юлии Ильчук, 2019

____________________________

Ия Кива — поэтесса, переводчик и журналист, проживающая в Киеве, Украина. Она является автором двух томов стихов, Дальше с неба ( Подальше от рая , 2018) и Первая страница зимы ( Первая сторинка зимы , 2019), а также обладательница многочисленных наград за стихи и переводы.

Амелия Глейзер — адъюнкт-профессор русского языка и сравнительного литературоведения в Калифорнийском университете. Сан Диего. Она является автором книг « еврея и украинца в литературном пограничье России » (2012 г.) и « песни в темные времена: идишская поэзия борьбы от Скоттсборо до Палестины» 9.0053 (2020).

Юлия Ильчук — доцент кафедры славянских языков и литератур Стэнфордского университета. Она является автором книги «Николай Гоголь: воплощение гибридной идентичности » (2021).

Плач детей Элизабет Барретт…

«Pheu pheu, ti prosderkesthe m ommasin, tekna;»
[[Увы, увы, что вы смотрите на меня глазами, дети мои.]] — Медея.

Слышите ли вы плач детей, о братья мои,

      До того, как с годами придет печаль?

Они прислоняют свои молодые головы к своим матерям, —

      И это не может остановить их слез.

На лугах блеют молодые ягнята;

   Птенцы щебечут в гнезде;

Молодые оленята играют с тенями;

   Молодые цветы веют на запад —

Но молодые, маленькие дети, О братья мои,

      Они горько плачут!

Они плачут во время игр других,

      В стране свободных.

Спрашиваешь ли ты маленьких детей в печали,

      Почему так текут их слезы?

Старик может плакать о своем завтрашнем дне

      Которое давно потеряно —

Старое дерево безлистное в лесу —

   Старый год кончается 0 морозом 9 —

Старая рана, если она задета, тяжелее всего —

   Труднее всего терять старую надежду:

Но маленькие, маленькие дети, о братья мои,

      Спросите их, почему они стоят

Плачущие раны перед грудью своих матерей,

      В нашем счастливом Отечестве?

Они смотрят вверх со своими бледными и осунувшимися лицами,

      И взгляды их печальны,

Ибо горе мужское ненавидит, тянет и давит

     Вниз по щекам младенчества —

«Твоя старая земля, — говорят, — очень унылая;

   «Наши молодые ноги, говорят, очень слабы!»

Мы сделали несколько шагов, но устали —

   Наш покой далеко искать!

Спроси стариков, почему они плачут, а не дети,

      Ибо снаружи земля холодная —

А мы, молодые, стоим без, в недоумении,

      И могилы для стариков!» !

Маленькая Алиса умерла в прошлом году, ее могила выровнена

      Как снежный ком в изморози.

Мы заглянули в яму, готовую принять ее —

   Нет места для работы в тесной глине :

Ото сна, в котором она лежит, ее никто не разбудит,

   Крик: «Вставай, маленькая Алиса! сейчас день.

Если ты послушаешь у этой могилы, под солнцем и под дождем,

   С опущенным ухом, маленькая Алиса никогда не плачет;

Можем ли мы видеть ее лицо, быть уверенными, что мы не должны знать ее,

   Ибо улыбка в ее глазах успевает расти,—

И веселятся ее мгновения, убаюканные и замершие в

      Плащаница, ей-богу!

Хорошо, когда это случается», говорят дети,

      «Что мы умрем раньше времени!»

Увы, несчастные дети! !

Связывают сердца от разбиения,

      Могильный цемент

Выходите, дети, из шахты и из города —

   Пойте, дети, как маленькие дрозды —

Нарвите пригоршни первоцвета милого

   Смейтесь вслух, чтобы чувствовать, как ваши пальцы пропускают их!

Но они отвечают: «Твои первоцветы луговые

      Похожи на наши бурьяны у шахты?

«Ой, — говорят дети, — мы устали,

      И мы не можем ни бегать, ни прыгать —

Если бы мы и заботились о лугах, то только

      Упасть на них и уснуть.

У нас сильно дрожат колени при наклонах —

   Мы падаем ничком, пытаясь идти ;

И под нашими опущенными тяжелыми веками

   Самый красный цветок казался бы бледным, как снег.

Ибо весь день мы носим свое бремя утомительно,

      Через угольную тьму, под землей —

Или целый день гоним железные колеса

      На заводах, по кругу.

«Целый день колеса гудят, вертятся, —

     Ветер их дует нам в лицо, —

Пока не закружится сердце, — голова пульсом горит,

      И стены вертятся на своих местах

Крутит небо в высоком окне пусто и шатается —

   Вращает длинный свет, падающий по стене, —

Вращает черных мух, ползающих по потолку —

   Все кружится, весь день, и мы со всеми ! —

И весь день железные колеса гудят ;

      И иногда мы могли молиться,

‘О колеса,’ (разрываясь в безумном стоне)

      ‘Стой! молчи сегодня! »

Ай ! молчи ! Пусть слышат друг друга дыхание

      На мгновение, рот в рот —

Пусть коснутся друг друга руками, в свежем венце

      Их нежной человеческой юности!

Пусть они почувствуют, что это холодное металлическое движение

   Есть не вся жизнь, которую Бог формирует или открывает —

Пусть они испытают свои внутренние души против представления

   Что они живут в вас или под вами, О колеса! —

Тем не менее, весь день железные колеса идут вперед,

      Как будто Судьба в каждом была сурова;

И детские души, которых Бог зовет к солнцу,

      Слепо кружатся во тьме.

Теперь скажите бедным маленьким детям, о мои братья,

      Взирать на Него и молиться —

Итак, Благословенный, Который благословляет всех остальных,

      Благословит их в другой день.

Они отвечают: «Кто такой Бог, чтобы Он услышал нас,

   Пока шевелится грохот железных колес?

Когда мы громко рыдаем, человеческие существа рядом с нами

   Проходите мимо, не слыша, или не отвечайте ни слова!

И мы не слышим (ибо колеса в их гуле)

     Говорящие у дверей незнакомцы:

Возможно ли, что Бог с ангелами, поющими вокруг Него,

      Слышит наше?

«В самом деле, два слова молитвы мы помним;

      И в полночный час беды, —

‘Отче наш’, взглянув в горницу вверх,

      Тихо для чары говорим.

Мы не знаем других слов, кроме «Отче наш»,

   И мы думаем, что в какой-то паузе в песне ангелов,

Бог может сорвать их тишиной, сладкой для сбора,

   И удержать оба в Его правой руке, которая сильна.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *