Улправда — Календарь: 210 лет назад родился Пётр Киреевский

210 лет назад, 23 февраля (11 февраля по старому стилю), родился фольклорист, археограф Пётр Васильевич Киреевский. Правда, местом его рождения была не Симбирская губерния, а Калужская. Но вклад в сохранение культурного наследия Симбирского края и многих других регионов, который он сделал, просто неоценим: именно Пётр Киреевский создал национальный свод фольклора.

Известно, что весной 1838 г. приезжал в Симбирск, записывал народные песни, подготовил «Песенную прокламацию», в которой изложил научные принципы записи произведений народной поэзии.

Как пишет Александр Малышевский в книге «Пётр Киреевский и его собрание русских народных песен», «собирательством П.В. Киреевский начал заниматься с легкой руки А.С. Пушкина, который к тому времени уже собрал не один десяток народных песен и как-то поведал ему об этом. Сначала Петр Васильевич просто хотел присоединиться к начинанию Александра Сергеевича, пообещав пополнить его собрание новыми песнями.

Однако со временем, когда стало ясно, что намерения Киреевского более чем серьезны, всё собранное Пушкиным (пятьдесят песен) было передано в руки молодого подвижника, который к тому времени окончательно определился со своим призванием – создать максимально полное собрание русских народных песен, легенд и сказаний».

Интересно, что в то время, в начале XIX века, в России многие поэты, писатели, правоведы, издатели и просто любители интересовались и собирали фольклорный материал. И только Петру Васильевичу Киреевскому удалось создать своего рода собирательный центр, к нему стекались фольклорные материалы со всей России.

Но «Петр Киреевский оказался центральной фигурой в русском фольклорном движении во многом благодаря Николаю Михайловичу Языкову. Это он подал идею собирательства молодому двадцатитрехлетнему юноше и сам стал активно заниматься записями песен, подключив к проекту братьев, сестер, соседей, знакомых, друзей», — пишет Малышевский.

Знакомство Николая Языкова и Петра Киреевского произошло в 1830 году. К моменту встречи они уже начали заниматься собирательством и осознавали важность записей фольклора, близко общались с людьми, понимающими значимость этого дела. Оказавшись гостем подмосковного имения Киреевских, Николай Языков писал брату в Симбирскую губернию: «П. Киреевский и я, мы возымели почтенное желание собрать русские песни и нашли довольно много ещё ненапечатанных и прекрасных…».

На тот момент и Александр Михайлович Языков повсюду собирал фольклорный материал, а в определённых пунктах вёл эту работу систематически: в Сызрани, в Карсунском уезде Симбирской губернии, в Оренбургской губернии. Он собрал уникальные записи былин, исторических песен, народной лирики.

Сам Киреевский считал, что благодаря усердию этого семейства его собрание стало пользоваться известностью, а собранное ими составило существенную часть собрания песен Петра Васильевича. Помимо братьев Языковых,активными участниками и сотрудниками фольклорного проекта Киреевского стали Пушкин, Гоголь, Даль, Кольцов, Шевырёв, Соболевский, Якушкин, Максимович, Погодин, Снегирёв, студенты Московского университета и многие-многие другие.

26 августа 1833 года Пушкин, Соболевский и Шевырёв, встретившись в Москве, приняли решение передать все свои записи Киреевскому, назначив его, таким образом, духовным предводителем фольклористического движения и поручив издать всё собрание народных стихов и песен. И к началу октября этого же года братья Языковы передали Петру Васильевичу всё своё собрание «из уст народных».

Конечно, и сам Петр Васильевич осуществил несколько этнографических экспедиций — на Север, в Подмосковье и в окрестности Орловской губернии, где находилась его усадьба. Чаще всего он писал песни с голоса и другим рекомендовал делать именно так: когда народ поет, он поет так, как делает всегда. Уже через год, по словам А.П. Елагиной, сын готовит к изданию 800 духовных стихов (легенд), но по какой-то причине они так и остались неизданными.

«К концу сороковых, когда выходит первый и единственный сборник русских народных песен, подготовленный самим Петром Васильевичем, его собрание насчитывало уже несколько тысяч песен, и это несмотря на то, что в самом начале у него исчезло несколько стопок с уже собранными материалами и ему пришлось начинать всё заново…

Всё им тщательно документировалось, указывалось, откуда взято то или иное слово или выражение. Последнюю этнографическую экспедицию Петр Васильевич совершил в 26 лет. Потом начались суетливая полоса раздела имущества, помощь Языкову и поездка с ним, почти обездвиженным, на лечение за границу.

И только в тридцать один год и все последующие семнадцать лет, до конца жизни, он посвящает систематизации и выверке собранного материала, безвылазно живя в своем поместье в Киреевской Слободе, доставшемся ему после раздела имущества. Но это огромное богатство так и осталось ненапечатанным, хотя издания ждали многие, с иронией отзываясь, что, может быть, когда-нибудь они его и дождутся.

Но задача-максимум, которую ставил перед собой Киреевский, была настолько грандиозной, что выполнить ее было немыслимо. Он хотел подготовить образцовое научное издание, тщательно выверенное, с большими комментариями и ссылками. Такого издания еще не было ни в России, ни на западе.

И если бы оно вышло в том виде, каким задумывалось, то ему не было бы равных. К сожалению, этого не случилось. После смерти многое из собранного было потеряно, кто-то брал читать и не вернул, кто-то был охотником за автографами знаменитостей. Например, исчезла тетрадь А.С. Пушкина, которую тот отдал Киреевскому.

Оставшееся после смерти собирателя хранилось в специально изготовленном для этого собрания шкафу, задвинутом в Румянцевском музее так далеко, что его едва отыскали. Посмертные издания П.В. Киреевского предпринимались, начиная с шестидесятых годов девятнадцатого века, а закончились уже при Советской власти, но полного издания собранных им русских песен так и не появилось» (из книги «Пётр Киреевский и его собрание русских народных песен»).

Светлана Истомина

Киреевский Петр Васильевич это

— брат Ивана Васильевича, собиратель произведений русского народного творчества, род. 11 февраля 1808 года в селе Долбине, вблизи г. Белева, родовом имении своего отца, ум. 25 октября 1856 года в своей орловской деревне Киреевской слободке, в трех верстах от Орла. Детские годы, вместе с братом, он провел в Долбине. Обстановка и влияния, под которыми проходило его детство, были те же, что и для старшего брата; с переездом в 1822 году в Москву братья Киреевские занимались у одних и тех же профессоров и вращались в одном и том же кругу товарищей, хотя Петр Киреевский, отличаясь крайнею застенчивостью и несообщительностью, сближался до дружбы с немногими. По словам брата, это была душа глубокая, горячая, но несокрушимо одинокая… Любопытно, что для своего общественного образования Петр Киреевский находил в эту пору полезным поступить на некоторое время в военную службу и оставил это свое намерение лишь потому, что не пожелал огорчить матери, отказавшейся благословить сына на задуманный им шаг в жизни. По свидетельству знавших Петра В. Киреевского, у него были богатые и разносторонние способности, но менее блестящие, нежели у старшего брата; он говорил и писал на семи языках, но у него не было такого редкого дара слова, каким владел его брат; писал он также с большим трудом, что, впрочем, объясняется отчасти и его крайнею требовательностью к себе. .. Первые литературные произведения Петра Киреевского относятся к тому же году, когда выступил впервые на литературное поприще и брат его: в 1828 году он напечатал в «Московском Вестнике» в переводе с испанского отрывок из комедии Кальдерона «Трудно стеречь дом о двух дверях» (день первый).. В примечании редакции было сказано, что П. В. Киреевский намеревается заняться переводом всех лучших произведений Кальдерона; по свидетельству составителя материалов для биографии Ивана Киреевского, после Петра Киреевского в рукописи действительно осталось несколько оконченных переводов трагедий Кальдерона и Шекспира, но в печати, кроме указанного отрывка из Кальдерона, ничего затем не появлялось. В том же 1828 году Петр Киреевский напечатал особою книжкою свой перевод с английского повести Байрона «Вампир», с примечаниями к ней и приложением в переводе отрывка из другого, недоконченного сочинения Байрона. Выбор оригинала для перевода из Байрона, может быть, объясняется пробуждением уже тогда у П. В. Киреевского интереса к народным верованиям и сказаниям. В июле 1829 года Петр Киреевский отправился для довершения образования за границу и через Бреславль и Дрезден, проехал в Мюнхен. Здесь он прожил почти все время пребывания за границей и слушал в университете лекции Шоллинга, Аста, Окена, Цинкейзена, Герреса, Шорна, Тирша, Баадера, Деллингера и др. Вместе с братом, тоже приехавшим впоследствии в Мюнхен, П. Киреевский занимался также итальянским языком. «Занимается он здесь, писал о Петре Киреевском из Мюнхена домой брат его, много и хорошо, т. е. сообразно с своею целью. Особенно в его суждениях заметно то развитие ума, которое дает основательное занятие философиею, соединенное с врожденною верностью взгляда и с некоторыми сердечными предрассудками, на которые, может быть, сводится все достоинство человека, как человека». С Шеллингом, Океном и Цинкейзеном П. Киреевский познакомился лично и бывал у них в их приемные дни. Шеллинг отзывался о нем с большим сочувствием и, говорят, ценил его даже выше старшего брата. Кроме профессоров П. Киреевский часто бывал у поэта Ф. И. Тютчева, служившего тогда при посольстве в Мюнхене. «Необходимость сообщаться с людьми, писал Иван Киреевский о брате, сделала его и сообщительнее и смелее, уменьшив несколько ту недоверчивость к себе, которая могла бы сделаться ему неизлечимо-вредною, если бы он продолжал еще свой прежний образ жизни. Конечно, его внешняя сторона никогда не достигнет внутренней, даже и потому, что ей слишком далеко было бы гнаться, но все-таки это внешнее образование будет одною из главнейших польз его путешествия». «Не подумайте однако же, писал матери, с другой стороны, сам о себе Петр Васильевич Киреевский, читая, что я так часто бываю на балах, что я пустился в большой мюнхенский свет, сделался развязен, многоглаголен и танцующ; напротив: язык мой костян по-прежнему, неловкость та же, и я возвращаюсь с бала, не произнеся ни одного слова. Они (т. е. балы) интересны для меня только как немецкие панорамы. Это не значит однако же, чтобы я думал, что общество для общества и без других отношений не нужно и бесполезно; я давно убежден в важности светских качеств, и даже до некоторой степени в их необходимости. Но чем больше я в этом убеждаюсь, тем больше убеждаюсь и в своей совершенной к ним неспособности, которая заключается не в неловкости, не во французском языке, с которым бы можно было сладить, но в несообщительности, которая лежит в характере, которой нельзя помочь наружными средствами и действия которой идут дальше светского общества». Осенью 1830 года Петр Киреевский ездил в Вену и провел в этой поездке месяц с лишком; поездка по Австрии, по словам самого П. Киреевского, доставила ему много занимательных впечатлений и воспоминаний. В конце ноября П. Киреевский вернулся в Россию и приехал в Москву, где свирепствовала холера. Он проехал через Варшаву накануне мятежа. Курьер, привезший известия о вспыхнувшем восстании, приехал в Киев несколькими часами прежде П. Киреевского. В Киеве, под впечатлением только что полученной вести о возмущении и ввиду польского окончания фамилии проезжего мюнхенского студента, полиции показалось подозрительным, что человек спешит в город, из которого все старались выехать, и П. Киреевского, прежде чем выдать ему свидетельство для получения подорожной, потребовали для объяснений о себе к генерал-губернатору. Княжнин, который занимал тогда этот пост в Киеве, принял Киреевского сухо и строго; выслушав объяснение Киреевского, он молча стал ходить взад и вперед по комнате, что-то соображая. Киреевский, не привыкший к таким начальническим приемам, стал ходить вслед за ним… «Стойте, молодой человек»! крикнул, вспыхнув, генерал-губернатор. «Знаете ли вы, что я сейчас же могу засадить вас в каземат, и вы сгниете там у меня, и никто никогда об этом не узнает»? — «Если у вас есть возможность это сделать, спокойно отозвался Киреевский, то вы не имеете права это сделать». Смущенный Княжнин тотчас же отпустил его и велел выдать ему подорожную.

По возвращении из-за границы братья Киреевские разошлись в выборе рода деятельности «для блага своего отечества», служение которому привыкли оба считать своим святым долгом с ранних лет детства. Между братьями в то время, когда они только что вернулись из-за границы, при всей нежной взаимной любви их друг к другу и горячей дружбе, было существенное различие и в другом отношении. .. Петр Киреевский с ранних лет воспитал в себе убеждения совершенно противоположные тем, какие высказывал И. Киреевский в своих первых произведениях: он глубоко чтил и любил древнюю Русь, крепко верил, что в ней, в ее жизни заключаются те коренные начала, которые одни могут служить залогом славной будущности России; изучение этих начал в прошлом и в живой старине современного народного быта постоянно привлекало его больше всего другого, ему он теперь с любовью и решился посвятить свою жизнь… По своему рождению и образованию принадлежа к избранному высшему кругу общества, Петр Киреевский, по словам Ф. В. Чижова, «умел однако страстно полюбить русскую народность во всей ее первобытности, простоте и не гнушался ее в ее нищенской одежде; он относился к простому нищему брату точно так же, как к ученому, богатому и сильному…».

Литературная деятельность Петра Киреевского, кроме упомянутых выше переводов его из Кальдерона и Байрона, выразилась лишь в двух — трех трудах, из которых самостоятельным, оригинальным, впрочем, был только один. По указанию автора материалов для биографии Ив. Киреевского, Петром Киреевским была составлена напечатанная в 1832 году во второй книжке журнала «Европеец» статья под заглавием «Современное состояние Испании». Но статья эта была переводом или извлечением из английского журнала The Foreign Quaterly Review. В 1845 году П. Киреевский напечатал в 3-й книжке журнала «Москвитянин», выходившего тогда под редакциею его брата, Ивана Васильевича, статью «О древней русской истории», в виде письма к Погодину по поводу его «Параллели русской истории с историею западных европейских государств», появившейся в первой книжке журнала за тот же год. Статья осталась неоконченною, но в напечатанной части весьма интересна по самостоятельности взглядов автора и оригинальности приемов изложения. Замечательною особенностью этой статьи была общеславянская постановка вопроса, для своего времени совершенно новая, как это прямо и высказал в своей ответной заметке Погодин. Занятия русскою историей привлекали, как было сказано, постоянно внимание Петра Киреевского. В 1846 г. им был напечатан в первой книжке начавших тогда выходить «Чтений в Обществе истории и древностей российских» при Московском университете перевод с английского сочинения Самуила Коллинса, бывшего врачом царя Алексея Михайловича, о современном ему состоянии России, сделанный с экземпляра первого издания его 1671 года («Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне»). Переводу предпослано было несколько слов о Коллинсе, обстоятельствах его пребывания в России и сочинениях его. Кроме этого в бумагах Петра Киреевского, оставшихся после его смерти, сохранилась масса выписок из летописей и других источников древней русской истории, представляющая также черновую работу покойного по любимому предмету.

src=»http://pagead2.googlesyndication.com/pagead/show_ads.js»>

Но учено-литературная деятельность, как было сказано, не составляла главного дела для Петра Киреевского. Делом его жизни было выяснение основ русской народной самобытности практическим путем непосредственного общения с народом и изучения живых в нем памятников народной старины. По свидетельству Кавелина, близко знавшего всю семью Киреевских, Петр Киреевский «с палкою в руке и котомкой на плечах отправился странствовать пешком по нашим селам и деревням, вдали от больших дорог, туда, где следы старины сохранились живей и ярче, неутомимо собирая народные песни, пословицы, сказанья, изучая народный быт и нравы, стараясь разглядеть и понять обломки давно прошедшей народной русской жизни»… Свой подвиг собирания русских народных песен он начал вскоре же по возвращении из-за границы, летом 1830 года, и продолжал его затем неустанно до самой кончины. Первое небольшое собрание, сделанное им в 1830 году, по его собственному свидетельству, каким то образом пропало, и в 1831—1832 г. он снова принялся записывать песни с голоса среди крестьян московской губернии. Предприятие его встретило сочувствие и поддержку со стороны друзей, особенно Языкова, и скоро собрание его пополнилось песнями, записанными семьею Языкова в симбирской и оренбургской губернии. Как дорого ценил П. Киреевский такое участие друга в своем деле, видно из того, что впоследствии вспоминая о нем, при издании части своего собрания, он со свойственною ему скромностью склонен был приписать Языкову даже главную честь всего дела и заявлял, что одушевленному сочувствию своего незабвенного друга, он обязан «многими внутренними силами» для осуществления своего предприятия. В 1834 году, для пополнения своего собрания, которое в это время уже достигло довольно значительного объема, П. Киреевский путешествовал по уездам новгородскому, валдайскому, деминскому и осташковскому и собрал здесь много песен, «особенно замечательных, по его словам, по своему наречию». С тех пор он постоянно продолжал дополнять свое собрание в многочисленные переезды свои по различным сторонам России. Собрание пополнялось и доставлением материалов со стороны лицами, сочувствовавшими П. Киреевскому и понимавшими важность его предприятия; между прочим, были доставлены песни: Пушкиным из псковской губернии, Гоголем из разных мест России, Кольцовым из воронежской губернии, Снегиревым из тверской и костромской, Шевыревым из саратовской, Поповым из рязанской, Кавелиным из тульской и нижегородской, Вельтманом из калужской, Далем из Приуралья, Якушкиным из костромской, тверской, тульской, калужской и орловской, Ознобишиным свадебные песни из псковской губернии и др. Таким образом, собрание Киреевского обнимало почти все великорусские губернии и захватывало часть южных. Кроме того, в состав его вошло значительное количество песен белорусских: П. Киреевский своим личным трудом или, за плату из своих средств, при помощи местных сил собрал и записал до 500 народных песен из белорусских областей «от Чудского озера до Волыни и Сурожа, от литовского Берестья до Вязьмы и под Можайск». В 1844 году П. Киреевский решился приступить к печатанию своего собрания, но встретил, по-видимому, большие препятствия со стороны тогдашней цензуры. «Если министр будет в Москве, писал Иван Киреевский брату в 1844 году, то тебе непременно надобно просить его о песнях, хотя бы к тому времени и не возвратили экземпляров из цензуры. Может быть, даже и не возвратят, но просить о пропуске это не мешает. Главное, на чем основываться, это то, что песни народные, а что весь народ поет, то не может сделаться тайною, и цензура в этом случае столько же сильна, сколько Перевощиков над погодою. Уваров верно это поймет, также и то, какую репутацию сделает себе в Европе наша цензура, запретив народные песни, и еще старинные. Это будет смех во всей Германии… Лучше бы всего тебе самому повидаться с Уваровым, а если не решишься, то поговори с Погодиным»… После многих хлопот, в 1847 году удалось напечатать «Русские народные стихи» (духовные), в количестве 55, в девятой книжке «Чтений в Императорском Обществе истории и древностей российских». Любопытна оговорка собирателя относительно содержания печатаемых народных стихотворений, очевидно, находившаяся в связи с цензурными условиями времени. «Разумеется, говорит Киреевский, что от этих простодушных излияний народного чувства нельзя требовать ни догматической точности, ни соответственности выражения с важностью предмета; но должно им отдать справедливость, что все они проникнуты чувством искреннего благочестия. А потому и ошибки их, ненамеренные, конечно, никого не введут в соблазн, тем более, что и самые простолюдины строго отличают эти плоды своей фантазий от учения церковного». .. Песням было предпослано от собирателя предисловие, в котором он говорил о любви русского народа к песне, о многочисленности народных песен, красоте их, вымирании живого народного творчества, образовании своего собрания и о значении печатаемых народных духовных стихов. «Русские песни, говорил здесь Киреевский, можно сравнить с величественным деревом, еще полным силы и красоты, но уже срубленным: бесчисленные ветви этого дерева еще покрыты свежею зеленью, его цветы и плоды еще благоухают полнотой жизни, но уже нет новых отпрысков, нет новых завязей для новых цветов и плодов. А между тем прежние цветы уже на многих ветвях начинают преждевременно сохнуть; уже много из прежних листьев и цветов начинает облетать или глохнуть под бледною зеленью паразитных растений». Киреевский объяснял в предисловии, что в его собрание вошли только песни старинные, настоящие; позднейшие, на которых сказалось влияние городской моды, в которых «вместо прежней красоты и глубины чувства встречается безобразие нравственной порчи, выраженное в бессмысленном смешении слов, вместо прежней благородной прямоты ужимистый характер сословия лакейского», — такие песни из него исключены; песен, бывших в печати, очень немного, большая часть записана прямо с голоса. Относительно духовных стихов Киреевский замечал, что на них следует смотреть, как на «полевые цветы», которыми народ в простоте своей любит украшать священные предметы… Какое значение имело в ту пору появление в печати такого рода произведений, как песни Киреевского, видно между прочим из письма Максимовича к Бодянскому по поводу цензурной кары, постигшей «Чтения» в 1849 г., т. е. через два года после напечатания в них песен Киреевского: «жалею сердечно о ваших «Чтениях» писал Максимович, у меня с появлением духовных стихов (Киреевского) родилось какое то предчувствие не к добру»… Кроме 55 упомянутых духовных стихов в «Чтениях», при жизни Киреевского было напечатано из его собрания несколько песен в «Московском Сборнике» 1852 г. и «Русской Беседе» 1856 года. В примечании к напечатанным в «Московском Сборнике» песням П. Киреевский обращает внимание на немногочисленность исторических песен сравнительно с другими, и объясняет это явление тем, что «именно тот слой народа, который шел во главе исторического движения и потому естественно был ближайшим хранителем изустного исторического предания, с начала прошедшего века принял надолго направление, неблагоприятное для сохранения родных воспоминаний, а остальной народ, и до сих пор еще не отвыкший петь народные песни, мог сохранить в памяти только немногие отпечатки главных эпох истории». Подобным же образом, по замечанию Киреевского, «не уцелело ни одной исторической песни» и в Польше. Особенное внимание Киреевский в своей статье обращает на почти полное отсутствие песен об «эпохе так называемого татарского ига»: «такое отсутствие воспоминаний об этой эпохе, говорит он, может служить сильным свидетельством против лиц, называющих это несчастное время эпохою татарского владычества или ига, а не эпохою татарских опустошений, как было бы справедливее». Примечания подобного рода характеризуют источники, из которых вытекал у П. Киреевского живой интерес к изучению произведений народного творчества. — «Великому печальнику за русскую землю», как называл Петра Киреевского Хомяков так и не пришлось увидеть в печати в полном виде свое собрание, труд многих лет, исполненный с такою любовью и с таким знанием дела. Петр Киреевский но перенес потери брата Ивана, умершего 11 июня 1856 года, заболел вскоре после его смерти и скончался 25 октября того же года в своей орловской деревне, на 48 году жизни. Он погребен рядом с братом в Оптиной пустыни. Песни, собранные им, были изданы Обществом любителей российской словесности в 1860—1874 гг. в 10 выпусках, под наблюдением Безсонова в составе комиссии из И. С. Аксакова и Даля, при участии брата покойного собирателя В. А. Елагина. Некоторые песни из собрания Киреевского, впрочем, не изданы и до сих пор. Кроме песен, после смерти Петра Киреевского, в 1857 году, появился в печати и сделанный им перевод с английского книги Вашингтона Ирвинга «Жизнь Магомета».

П. В. Киреевский считается одним из первых по времени и наиболее влиятельных и крупных представителей того направления русской мысли и литературы, которое возникло в начале сороковых годов и известно под именем славянофильства. Герцен ставил ого особенно высоко в ряду других славянофилов. Значение его, однако, в выработке славянофильского учения пока мало выяснено и недостаточно определено. Главным образом, по-видимому, оно сводилось к непосредственному влиянию его личности. Хомяков говорил, что не видывал человека с большими миссионерскими способностями, и положение, занимаемое Петром Киреевским, по отношению к старшему брату Ивану, может, кажется, служить тому подтверждением. С самых первых лет детства оба брата были почти неразлучны и связаны друг с другом самою сильною и горячею дружбою; несмотря на это сначала они расходились в убеждениях относительно самого жизненного для того и другого вопроса — во взглядах на русский народ и основы его жизни и просвещения; потом, в непрерывном общении и живом, страстном обмене мыслей и изучений, взгляд старшего брата постепенно изменялся, тогда как исконное, заветное убеждение младшего еще более крепло и определялось. В результате — обa являются замечательными деятелями русского общественного и народного самосознания, первый преимущественно путем теоретического выяснения и определения русской народной самобытности и основ самобытного русского просвещения, второй практическим путем непосредственного общения с народом и подвигом собирания в нем живых памятников его духовной жизни, произведений его поэтического творчества; представляя живой пример духовного взаимодействия, братья по характеру и способностям своим взаимно как бы дополняли друг друга в том деле, которому посвятили свою жизнь, так что, по замечанию Хомякова, в сущности, невозможна отдельная биография того или другого из них, возможна только биография братьев Киреевских. Отличавшая Петра Киреевского сила ума, самостоятельность мысли, глубина чувства, горячность убеждения, многосторонняя образованность, в связи с неотразимым обаянием чистоты и теплоты душевной, должны были несомненно оказывать большое влияние на людей, близких к нему по направлению мыслей, если эти высокие духовные его качества признавались и ценились людьми, и не разделявшими его взглядов. «На днях я был в Орле, писал однажды И. С. Тургенев С. Т. Аксакову, и оттуда ездил к П. В. Киреевскому и провел у него часа три. Это человек хрустальной чистоты и прозрачности — его нельзя не полюбить». «Как мне жаль обоих Киреевских, — передать вам не могу», писал он же в начале 1857 года, после смерти одного за другим обоих братьев.

Источники для биографии П. Киреевского те же, что для биографии его брата И. Киреевского; кроме того — «Чтения в Импер. Общ. Ист. и Др. Российск.» 1847 г., кн. 9. «Русск. нар. песни, собр. П. Киреевским» (предисловие).

Г. Князев.

{Половцов}

Киреевский, Петр Васильевич

— брат Ивана Васильевича К. ; род. 11 февраля 1808 г., умер в один год с И. В. (1856, 25 октября). По воспитанию и по образу мыслей был похож на старшего брата, по характеру был еще менее общителен и более замкнут в себе. Эту особенность своего характера признавал, еще в 1830 г., сам К. Он постоянно оставался на втором плане при своем более блестящем брате. Шеллинг, знавший обоих К., считал П. В. умнее брата; но общее мнение склонялось в пользу последнего, хотя Петру К. и отдавали преимущество в твердости характера. Действительно, К. был еще нетерпимее, чем И. В., и это качество, в свою очередь, затрудняло для него общение с людьми. Вероятно, по этим причинам мы и знаем очень мало про внутреннюю жизнь К. В литературе, кроме нескольких мелких статей, он выступил только с одной значительной статьей (в «Москвитянине», 1845), в которой обнаружил хорошее знакомство с древней историей славян и на основании этого знакомства положил первое основание теории патриархального быта. К родовой теории западников эта теория стояла ближе, чем к общинной теории славянофильства. Прочное имя Киреевский приобрел как собиратель народных песен. Свой сборник он начал подготовлять с начала 30-х гг.; несколько раз хотел издать его, но или откладывал, или встречал цензурные препятствия. Только часть сборника К. — а именно «духовные стихи» — была напечатана при жизни его, в «Чтениях Общества Истории и Древностей Российских» (1848, № 9). После смерти К. рукопись его сборника поступила в Московское общество любителей словесности, которое поручило издание его Бессонову. Дополнив сборник вариантами и снабдив его примечаниями, Бессонов издал его, в десяти выпусках, в 1860—1874 гг. Вот перечень содержания «Песен, собранных П. В. Киреевским».

I. Песни былевые. Время Владимирово. Вып. 1: «Илья Муромец, богатырь-крестьянин». Вып. 2: «Добрыня Никитич, богатырь-боярин; богатырь Алеша Попович; Василий Казимирович, богатырь-дьяк». Вып. 3: «Богатыри: Иван гостиный сын; Иван Годинович, Данило Ловчанин, Дунай Иванович и др.». Вып. 4 (дополнительный): «Богатыри Илья Муромец, Никита Иванович, Поток, Ставр Годинович, Соловей Будимирович и др. «.

II. Песни былевые. Вып. 5: «Новгородские и княжеские». Вып. 6: Песни былевые исторические: «Москва. Грозный царь Иван Васильевич». Вып. 7: «Москва. От Грозного до царя Петра I». Песни былевые и исторические. Вып. 8: «Русь Петровская. Государь царь Петр Алексеевич». Вып. 9: «Восемнадцатый век в русских исторических песнях после Петра I». Вып. 10-й: «Наш век в русских исторических песнях». Кроме того, в сборнике г-на Бессонова «Калики перехожие» около пятой части взято из сборника К.

П. Милюков.

{Брокгауз}

Киреевский, Петр Васильевич

писат., славянофил, известный собиранием песен народных и других памятников истории быта русского; † 25 окт. 1866 г.

Дополнение: Киреевский, Петр Васильевич,

† 25 окт. 1856 г.

{Половцов}

Петр Васильевич Киреевский | Русский ученый

В России: Образование и умственная жизнь

братья Иван и Петр Киреевские, братья Константин и Иван Аксаковы, Юрий Самарин — люди глубоко европейской культуры и, за одним исключением, яростные противники крепостного права.

Действительно, будучи помещиками, они знали о проблемах и страданиях крепостных больше, чем многие западники. Ведущие западники — Александр\n

Подробнее

«,»url»:»Introduction»,»wordCount»:0,»sequence»:1},»imarsData»:{«INFINITE_SCROLL»:»»,»HAS_REVERTED_TIMELINE «:»false»},»npsAdditionalContents»:{},»templateHandler»:{«name»:»INDEX»},»paginationInfo»:{«previousPage»:null,»nextPage»:null,»totalPages»:1 },»uaTemplate»:»INDEX»,»infiniteScrollList»:[{«p»:1,»t»:319098}],»familyPanel»:{«topicInfo»:{«id»:319098,»title»:»Пётр Васильевич Киреевский»,»url»:»https://www.britannica.com/biography/Пётр-Васильевич -Киреевский», «описание»: «Россия: Образование и умственная жизнь: братья Иван и Петр Киреевские, братья Константин и Иван Аксаковы, Юрий Самарин — люди глубоко европейской культуры и, за одним исключением, яростные противники крепостничества. Действительно, как помещики, они знали о проблемах и страданиях крепостных больше, чем многие западники.

«Другие статьи, где речь идет о Петре Васильевиче Киреевском: Россия: Образование и умственная жизнь: братья Иван и Петр Киреевские, братья Константин и Иван Аксаковы, Юрий Самарин — люди глубоко европейской культуры и, за одним исключением, яростные противники крепостного права.Действительно, будучи помещиками, они больше знали о проблемах и страданиях крепостного fs, чем многие западники. Ведущие западники — Александр»,»identifierHtml»:»Российский ученый»,»identifierText»:»Российский ученый»,»topicClass»:»биография»,»topicKey»:»Петр-Васильевич-Киреевский»,»articleContentType»:» ИНДЕКС»,»ppTecType»:»ЛЮДИ»,»gaTemplate»:»ИНДЕКС»,»topicType»:»ИНДЕКС»,»relativeUrl»:»/biography/Пётр-Васильевич-Киреевский»,»assemblyLinkPrefix»:»/media/ 1/319098/»},»topicLink»:{«title»:»Пётр Васильевич Киреевский»,»url»:»https://www.britannica.com/biography/Pyotr-Vasilyevich-Kireevsky»},»tocPanel»:{ «title»:»Directory»,»itemTitle»:»Ссылки»,»toc»:null},»groups»:[]},»byline»:null,»citationInfo»:null,»веб-сайты»:null,» freeTopicReason»:»TOPIC_IS_INDEX_PAGE»,»topicCollectionLinks»:[],»articleSchemaMarkup»:{«browserTitle»:null,»imageUrl»:null,»authors»:null,»keywords»:»Пётр Васильевич Киреевский»,»wordcount» :0,»url»:»https://www. britannica.com/biography/Pyotr-Vasilyevich-Kireevsky»,»creationDate»:null,»modificationDate»:null,»description»:»Другие статьи, где Петр Васильевич Киреевский обсуждается: Россия: Образование и интеллектуальная жизнь: братья Иван и Петр Киреевские, братья Константин и Иван Аксаковы, Юрий Самарин — люди глубоко европейской культуры и, за одним исключением, яростные противники крепостного права. Действительно, будучи помещиками, они знали о проблемах и страданиях крепостных больше, чем многие западники. Ведущие западники — Александр»},»initialLoad»:true}

Иван Киреевский — Энциклопедия Нового Света

Фотография Ивана В. Киреевского

Иван Васильевич Киреевский (3 апреля 1806 — 23 июня 1856) русский литературный критик и философ, который вместе с Алексеем Хомяковым основал движение славянофилов. Славянофильское движение зародилось в Москве в 1830-х гг. Опираясь на труды греческой патристики, поэт Алексей Хомяков (1804-60) и его искренне православные друзья разработали традиционалистское учение о том, что Россия идет своим особым путем и не должна подражать и подражать западным институтам. Русские славянофилы осуждали западную культуру и «вестернизацию» Петра Великого и Екатерины Великой, а некоторые из них даже переняли традиционную допетровскую одежду.

Учения Хомякова, Киреевского, Константина Аксакова (1817-60) и других славянофилов оказали глубокое влияние на русскую культуру, в том числе на архитектурную школу Возрождения, Пятерку русских композиторов, прозаика Николая Гоголя, поэта Федора Тютчева , лексикограф Владимир Даль и другие. Их борьба за чистоту русского языка перекликалась с эстетическими воззрениями Льва Толстого. Славянофилы считали, что Россия сыграет решающую роль во всемирной истории именно потому, что они отстали; они утверждали, что в России нет пороков, которые пришли с «вестернизацией».

Содержание

• 1 Молодость и карьера
• 2 Дальнейшая жизнь и идеи
  • 2.1 Славянофильское движение
• 3 Примечания
• 4 Каталожные номера
• 5 кредитов

Молодость и карьера

Иван Киреевский и его брат Петр родились в интеллигентной дворянской семье со значительным достатком. Их отец читал философию Просвещения и испытывал сильное отвращение к французскому атеизму. Он чувствовал себя так страстно, что мог сжечь горы книг Вольтера, приобретенных специально для этой цели. ^[1] Отец Ивана заразился смертельной болезнью, ухаживая за ранеными солдатами во время французского вторжения в Россию. Киреевскому было всего шесть лет на момент смерти отца. Он вырос в интеллигентной среде, в которую входили его дядя по материнской линии Василий Жуковский, его отчим А. А. Елагин, который также был начитан в романтической философии, и мать, а также мадам Авдотья Елагина, влиятельная дама, державшая блестящий салон. в Москве. Жуковский был выдающимся поэтом России 1820-х годов и важным предшественником Александра Пушкина. Авдотья заявляла о своем презрении к Петру Великому из-за его обращения с женой Евдокией Лопухиной и семьей Лопухиных, к которой она была родственницей. Отвращение отца Киреевского к французской культуре и недоверие его матери к послепетровскому чиновничеству повлияли на его взгляды на Россию и ее историю.

Начиная с 1821 года Киреевский посещал Московский университет, где увлекся современной ему немецкой философией и вступил в кружок «любителей мудрости» (или Любомудрых ), возглавляемый Дмитрием Веневитиновым и Владимиром Одоевским. Особое впечатление на него произвело учение Фридриха Шеллинга, чье представление о мире как о живом организме созвучно глубокой неприязни Киреевского к европейскому рационализму и фрагментарности. Оригинальные литературные произведения Киреевского не дают ему места в истории русской литературы, но он снискал себе известность, опубликовав проницательный анализ современных авторов. Его рецензия на поэзию Александра Пушкина 1828 года, написанная «пурпурной прозой» и озаглавленная «Некоторые наблюдения о характере пушкинской поэзии», содержала первую глубокую оценку исключительного достижения Пушкина — Романтического романа в стихах.0047 Евгений Онегин. Позже Киреевский переписывался с Пушкиным и публиковал свои произведения в своем недолго просуществовавшем периодическом издании Европейец (Европейский) .

После отказа двоюродного брата Киреевский отправился в Европу, где слушал лекции Шеллинга, Фридриха Шлейермахера, Георга Гегеля и французского историка Жюля Мишле. Во время своих путешествий он увидел, что основы западного общества, основанные на индивидуализме, прогнили. Позже он противопоставит интегрированность (соборность) Российского общества. ^[2] Вернувшись в Москву к 1832 г., он «объединил всю литературную аристократию» (по выражению Погодина) под эгидой Европейцев. Журнал был запрещен после двух выпусков, но не раньше, чем Киреевский опубликовал свою большую статью Девятнадцатый век, свою первую развернутую критику западной философии и ценностей.

Провал Европейцев усугубил разочарование Киреевского в российской интеллигенции и элите. Он женился и полностью посвятил себя семейной жизни. Многие критики, начиная с Александра Герцена, склонны объяснять двенадцатилетний перерыв в литературной деятельности Киреевского его обломовской склонностью к нерешительности и бездействию. ^[3] Весь литературный труд Кореевского состоит из дюжины полноценных статей и может быть собран в одном томе.

Последующая жизнь и идеи

Лишь в начале 1840-х годов Киреевский снова появился на интеллектуальной сцене Москвы, чтобы встать на сторону Хомякова в его полемике с Герценом, Грановским и другими молодыми «западниками». Поскольку реакционное царствование Николая I не было благоприятным для журналистской деятельности, Хомяков и Киреевский беспощадно бичевали «однобокую, поверхностную, аналитическую рациональность» Запада в салонах и на вечерах Москвы. ^[4]

В своих немногочисленных письменных работах Киреевский противопоставил принципиально иррациональную философию Платона и греческих отцов церкви (особенно Максима Исповедника) рационализму Аристотеля и средневековых католических Учителей Церкви. Он упрекал Аристотеля «в том, что он отлил умы Запада в железную форму разумности», которую он определял как робкое благоразумие (в отличие от истинной мудрости) или «стремление к лучшему в кругу обыденности». ^[5] Учения Гегеля рассматривались Киреевским как позднейшее проявление аристотелевского аналитического подхода, отделившего ум от души, мысли от (религиозных) чувств.

Киреевский стремился вернуть утраченную целостность человечества в иррациональных учениях восточного православия. Набожная жена познакомила его со старцами (старцами) Оптиной пустыни, которую он посещал на склоне лет своей жизни. Не разделяя радикального энтузиазма Юрия Самарина по поводу всего допетровского, Киреевский превозносил духовные сокровища средневековой России. По его словам, монастыри древней Руси «излучали единый и гармоничный свет веры и учености» на разрозненные славянские племена и княжества. Сеть церквей и монастырей так густо покрыла Россию, что эти «узы духовной общности» объединили страну в «единый живой организм». ^[6]

Иван Киреевский умер в 50 лет во время эпидемии холеры. Его брат Петр пережил его на несколько месяцев. Они были похоронены рядом в Оптиной пустыни, первые миряне, удостоившиеся такой чести.

Славянофильское движение

Славянофильское движение представляло собой разрозненное объединение преимущественно философов, отвергавших рационализм, индивидуализм и секуляризм Запада.

Вслед за Петром Яковлевичем Чаадаевым все славянофилы были философами истории и культуры. Если западные философы подчеркивали катастрофическую отсталость России, ее социальную отсталость, отсутствие у нее развитой литературной культуры и вытекающую из этого необходимость России догнать Запад и занять свое место в Европе, то славянофилы подчеркивали и пытались оркестровать специфические добродетели и ценности русской культуры.

Примечания

1. ↑ Рассел Бова, изд., Россия и западная цивилизация: культурные и исторические встречи (ME Sharpe Publishers, 2003). ISBN 0-7656-0976-2
2. ↑ Ниниан Смарт, Джон Клейтон, Патрик Шерри, Стивен Т. Кац, Религиозная мысль девятнадцатого века на Западе (Cambridge University Press, 19880.
3. ↑ Алексей С. Хомяков, Иван Киреевский, Борис Яким, Роберт Бёрд, О духовном единстве (SteinerBooks, 1998). ISBN 0-940262-91-6
4. ↑ Философское воображение и культурная память (Duke University Press, 1993). ISBN 0-8223-1307-3
5. ↑ Ян Бурума, Авишай Маргалит, Западничество: Запад глазами его врагов (Пингвин, 2004), стр. 91.
6. ↑ Сюзанна Рабоу-Эдлинг, Славянофильская мысль и политика культурного национализма (SUNY Press, 2006). ISBN 0-7914-6693-0

Ссылки

Ссылки ISBN поддерживают NWE за счет реферальных сборов

• Биллингтон, Джеймс Х. Икона и топор: интерпретирующая история русской культуры. Старинные книги, 1970. ISBN 978-0394708461
• Бова, Рассел, изд. Россия и западная цивилизация: культурно-исторические встречи. ME Sharpe Publishers, 2003. ISBN 0-7656-0976-2
• Бурума Ян, Авишай Маргалит. Западничество: Запад глазами его врагов. Пингвин, 2004 г.
• Эди, Джеймс М. , Джеймс П. Скэнлан и Мэри-Барбара Зелдин. Русская философия, Том 1: Истоки русской философии, славянофилы, западники. Издательство Университета Теннесси, 1976. ISBN 0-87049-200-4
• Религиозная мысль девятнадцатого века на Западе. Издательство Кембриджского университета, 1988.
• Хомяков, Алексей С., Иван Киреевский, Борис Яким и Роберт Берд. О духовном единстве. SteinerBooks, 1998. ISBN 0-940262-91-6
• Философское воображение и культурная память. Издательство Университета Дьюка, 1993. ISBN 0-8223-1307-3
• Рабоу-Эдлинг, Сюзанна. Славянофильская мысль и политика культурного национализма. SUNY Press, 2006. ISBN 0-7914—6693-0

Авторы

New World Encyclopedia авторы и редакторы переписали и дополнили статью Wikipedia в соответствии со стандартами New World Encyclopedia . Эта статья соответствует условиям лицензии Creative Commons CC-by-sa 3.0 (CC-by-sa), которая может использоваться и распространяться с надлежащим указанием авторства.