Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским
25 августа 1530 года на свет появился первый царь всея Руси — Иван IV Грозный. Он был крайне мнительным и доверял немногим из своего ближайшего окружения. Андрей Курбский был одним из таких людей, но как только он получил вести о начале опричнины, то бежал в Литву, откуда написал Грозному первое письмо в 1564 году. Вся переписка между русским царем и Курбским составляет пять посланий. О чем переписывались Иван Грозный и Андрей Курбский?
Первое послание Курбского:
«Зачем, царь, сильных во Израиле истребил и воевод, дарованных тебе богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, обвиняя невинных православных в изменах, и чародействе, и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким? В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане — соратники твои? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не сдались ли тебе крепости немецкие, по мудрости их, им от бога дарованной?».
«И еще, царь, говорю тебе при этом: уже не увидишь, думаю, лица моего до дня Страшного суда. И не надейся, что буду я молчать обо всем: до последнего дня жизни моей буду беспрестанно со слезами обличать тебя перед безначальной Троицей, в которую я верую, и призываю на помощь херувимского владыки мать, надежду мою и заступницу, владычицу богородицу, и всех святых, избранников божьих, и государя моего князя Федора Ростиславича».
Ответ Ивана Грозного и первое его послание:
«Ты же ради тела погубил душу, презрел нетленную славу ради быстротекущей и, на человека разъярившись, против бога восстал. Пойми же, несчастный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся душой и телом! Сбылись на тебе пророческие слова: «Кто думает, что он имеет, всего лишится». В том ли твое благочестие, что ты погубил себя из-за своего себялюбия, а не ради бога?».
«Если же ты праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни».
Второе послание Андрея Курбского:
«И уже не знаю, что ты от меня хочешь. Уже не только единоплеменных княжат, восходящих к роду великого Владимира, различными смертями погубил и богатство их, движимое и недвижимое, чего не разграбили еще дед твой и отец твой, до последних рубах отнял, и могу сказать с дерзостью, евангельскими словами, твоему прегордому царскому величеству ни в чем не воспрепятствовали. А хотел, царь, ответить на каждое твое слово и мог бы написать не хуже тебя, ибо по благодати Христа моего овладел по мере способностей своих слогом древних, уже на старости здесь обучился ему: но удержал руку свою с пером, потому что, как и в прежнем своем послании, писал тебе, возлагаю все на божий суд: и размыслил я и решил, что лучше здесь промолчать, а там дерзнуть возгласить перед престолом Христа».
«Лучше, подумал я, возложить надежду свою на всемогущего бога, в трех лицах прославляемого, ибо ему открыта моя душа и видит он, что чувствую я себя ни в чем перед тобой не виноватым.
А посему подождем немного, так как верую, что мы с тобой близко, у самого порога ожидаем пришествия надежды нашей христианской — господа бога, Спаса нашего Иисуса Христа. Аминь».
Второе послание Ивана Грозного:
«А с женой моей зачем вы меня разлучили? Не отняли бы вы у меня моей юной жены, не было бы и Кроновых жертв. А если скажешь, что я после этого не стерпел и не соблюл чистоты, так ведь все мы люди. А ты для чего взял стрелецкую жену? А если бы вы с попом не восстали на меня, ничего бы этого не случилось: все это случилось из-за вашего самовольства».
Третье послание Курбского:
«А мог бы ты и о том вспомнить, как во времена благочестивой жизни твоей все дела у тебя шли хорошо по молитвам святых и по наставлениям Избранной рады, достойнейших советников твоих, и как потом, когда прельстили тебя жестокие и лукавые льстецы, губители и твои и отечества своего, как и что случилось: и какие язвы были богом посланы — говорю я о голоде и стрелах, летящих по ветру, а напоследок и о мече варварском, отомстителе за поругание закона божьего, и внезапное сожжение славного града Москвы, и опустошение всей земли Русской, и, что всего горше и позорнее, царской души падение, и позорное бегство войск царских, прежде бывших храбрыми; как некие здесь нам говорят — будто бы тогда, хоронясь от татар по лесам, с кромешниками своими, едва и ты от голода не погиб!».
«А еще посылаю тебе две главы, выписанные из книги премудрого Цицерона, известнейшего римского советника, жившего еще в те времена, когда римляне владели всей вселенной. А писал он, отвечая недругам своим, которые укоряли его как изгнанника и изменника, подобно тому, как твое величество, не в силах сдержать ярости своего преследования, стреляет в пас, убогих, издалека огненными стрелами угроз своих понапрасну и попусту».
Сборник: Николай I
Император защищал устои самодержавия и пресекал попытки изменить существующий строй. В его правление Россия получила прозвание «жандарм Европы».
- Статьи
- Европа
- XIX век
Николай I: «рыцарь», прозванный «Палкиным»
Николай I: «рыцарь», прозванный «Палкиным»
О Николае Павловиче современники отзывались по-разному.
Для кого-то он был «рыцарем самодержавия», для кого-то — «палачом», казнившим декабристов.
- ЕГЭ
- Европа
- XVIII-XIX вв.
Александр I, Николай I или Александр II?
Александр I, Николай I или Александр II?
Кто из них родился в Москве? Кому принадлежит фраза «России не нужны адвокаты, без них проживём»?
- Европа
- XIX век
Что, если бы Николай I принял Конституцию
Что, если бы Николай I принял Конституцию
Принятие Конституции было одним из ключевых требований декабристов.
В декабре 1825-го впервые в истории России само это слово прозвучало громко и публично.
- Статьи
- Европа
- XIX век
«Казнь — ужасный день»
«Казнь — ужасный день»
Николай I давал инструкции относительно способа казни декабристов: расстрел следовало заменить повешением.
- ЕГЭ
- Европа
- XIX век
Мрачное семилетие
Мрачное семилетие
Последние годы правления Николая I (1848 – 1855) иногда называют «Мрачным семилетием».
Почему именно на этот период пришёлся пик реакции?
- Статьи
- Европа
- XIX век
Грипп или самоубийство? История болезни и смерти Николая I
Грипп или самоубийство? История болезни и смерти Николая I
В смерти царя сплелись лучшие и худшие его черты. Чувство долга — но вопреки здравому смыслу, мужество — но вместе с легкомыслием, упорство — но даже в ошибках.
- Статьи
- Европа
- XIX век
Николай I: «рыцарь», прозванный «Палкиным»
О Николае Павловиче современники отзывались по-разному. Для кого-то он был «рыцарем самодержавия», для кого-то — «палачом», казнившим декабристов.
- ЕГЭ
- Европа
- XVIII-XIX вв.
Александр I, Николай I или Александр II?
Кто из них родился в Москве? Кому принадлежит фраза «России не нужны адвокаты, без них проживём»?
- Статьи
- Европа
- XIX век
Что, если бы Николай I принял Конституцию
Принятие Конституции было одним из ключевых требований декабристов. В декабре 1825-го впервые в истории России само это слово прозвучало громко и публично.
- Статьи
- Европа
- XIX век
«Казнь — ужасный день»
Николай I давал инструкции относительно способа казни декабристов: расстрел следовало заменить повешением.
- ЕГЭ
- Европа
- XIX век
Мрачное семилетие
Последние годы правления Николая I (1848 – 1855) иногда называют «Мрачным семилетием». Почему именно на этот период пришёлся пик реакции?
- Статьи
- Европа
- XIX век
Грипп или самоубийство? История болезни и смерти Николая I
В смерти царя сплелись лучшие и худшие его черты. Чувство долга — но вопреки здравому смыслу, мужество — но вместе с легкомыслием, упорство — но даже в ошибках.
Рекомендовано вам
Лучшие материалы
- Неделю
- Месяц
- Статьи
- I до н.
э. -XXI вв.
э. -XXI вв.Бикини: история победившей наготы
- Статьи
- Европа
- XII век
Балдуин Прокажённый: юный король, рассыпавшийся на части
- Статьи
- Европа
- V-XVI вв.
Личная гигиена в Средневековье
- Статьи
- Европа
- XIX век
Свадьба Чайковского
- Статьи
- Европа
- XX век
Смерть Сергея Есенина (+18)
- Статьи
- Европа
- I век
За столом у Калигулы
- Статьи
- Европа
- XIV век
Чума, эротика, «Декамерон»
- Статьи
- Европа
- XX век
Дело Тухачевского: неразрешённые вопросы
- Статьи
- Европа
- XVI век
Мария Стюарт, её мужья и любовники
- Статьи
- Европа
- IV век
Великомученик Георгий Победоносец
- Статьи
- I до н. э. -XXI вв.
э. -XXI вв.Бикини: история победившей наготы
- Статьи
- Европа
- XII век
Балдуин Прокажённый: юный король, рассыпавшийся на части
- Статьи
- Европа
- V-XVI вв.
Личная гигиена в Средневековье
- Статьи
- Европа
- XIX век
Свадьба Чайковского
- Статьи
- Европа
- XX век
Смерть Сергея Есенина (+18)
- Статьи
- Европа
- I век
За столом у Калигулы
- Статьи
- Европа
- XIV век
Чума, эротика, «Декамерон»
- Статьи
- Европа
- XX век
Дело Тухачевского: неразрешённые вопросы
- Статьи
- Европа
- XVI век
Мария Стюарт, её мужья и любовники
- Статьи
- Европа
- XIX век
Покушения на Александра II
- Неделю
- Месяц
- 📚 Статьи
- 👀 480404
- 📚 Статьи
- 👀 463571
- 📚 Статьи
- 👀 443534
- 📚 Статьи
- 👀 411733
- 📚 Статьи
- 👀 368113
- 📚 Статьи
- 👀 298625
- 📚 Статьи
- 👀 266976
- 📚 Статьи
- 👀 183918
- 📚 Статьи
- 👀 146570
- 📚 Статьи
- 👀 96101
- 📚 Статьи
- 👀 480404
- 📚 Статьи
- 👀 463571
- 📚 Статьи
- 👀 443534
- 📚 Статьи
- 👀 411733
- 📚 Статьи
- 👀 368113
- 📚 Статьи
- 👀 298625
- 📚 Статьи
- 👀 266976
- 📚 Статьи
- 👀 183918
- 📚 Статьи
- 👀 146570
- 📚 Статьи
- 👀 123990
Переписка Грозного с Курбским: вымысел или действительный факт?
Три послания бежавшего от гнева грозного царя Ивана Васильевича к польскому королю Сигизмунду II Августу видного русского военачальника, князя Андрея Михайловича Курбского и два ответа на первое из них Ивана IV давно стали объектами изысканий ученых разных стран и разных гуманитарных специальностей.
Историки отыскивали в них факты русской действительности 60—70-х годов XVI века, видели в посланиях двух исторических деятелей XVI столетия целые политические программы усиливающегося самодержавия и оппозиционного ему крупного боярства. Филологи подчеркивали высокое публицистическое звучание писем, использование в них разнообразных литературных источников, среди которых немалое место занимали античные.
Схваченный слуга Андрея Курбского Василий Шибанов сообщает Ивану Грозному об «изменных делах» Курбского. (Миниатюра из Синодального списка Лицевого свода XVI в., хранящегося в Отделе рукописей ГИМ.)
Первое послание Грозного Курбскому (Погодинский список).
‹
›
Открыть в полном размере
И вот два года назад появилась книга, которая поставила под сомнение все наблюдения и выводы, относящиеся к переписке Курбского с Грозным. Написал ее американский специалист по русской истории профессор Эдвард Л. Кинан. Содержание книги отражает ее название: «Апокриф о Курбском и Грозном.
История составления в XVII в. «корреспонденции», приписываемой князю Курбскому и царю Ивану IV».
Книга вызвала сенсацию. То, что ранее принимали за памятник XVI века, теперь оказывалось подделкой, измышлением талантливого мистификатора XVII века, Впечатление от книги было столь сильным, что один из канадских историков сравнил Э. Кинана со знаменитым Лоренцо Валла, итальянским гуманистом XV века, доказавшим подложность так называемой «грамоты Константина» римской церкви. А Гарвардский университет в США присудил Э. Кинану премию Т. Вильсона первой степени.
На чем же построил американский историк свои выводы? Центральным пунктом в исследовании Э. Кинана явилось его утверждение поддельности первого из посланий князя Курбского. Отправная точка выбрана Э. Кинаном не случайно. Ведь если первый памятник поддельный, — а именно он дал начало переписке,— то и все другие памятники надо признать поддельными, С точки зрения логики такая посылка безупречна.
Э. Кинану удалось обнаружить, что в первом послании Курбского процитированы два редких источника: так называемый «Плач» монаха Исайи и его же «Жалоба».
«Плач» был написан в 1566 году. Что касается первого послания Курбского царю Ивану, то оно даты не имеет. Однако из содержания письма видно, что составлено оно было в Вольмаре, лифляндском городке, куда бежал в 1564 году, изменив своим, князь Курбский, Ответное послание Ивана Грозного было написано 5 июля 1564 года, Значит, Курбский обратился к царю в первой половине 1564 года. Каким же образом он мог использовать в послании к царю сочинения Исайи, созданные в 1566 году? Отсюда вывод Кинана о недостоверности послания, его явно позднейшем происхождении.
Э. Кинан обратил внимание и на другое обстоятельство. Рукописей XVI века, содержащих переписку царя с его бывшим воеводой, нет. Переписка сохранилась только в сборниках XVII века — в поздних списках. Коллега Э. Кинана Даниэль К. Уоо еще раз и довольно тщательно проверил время написания этих сборников, Датировка проводилась визуально по филиграням — бумажным водяным знакам, которые ставились бумажными фабрикантами или бумажных дел мастерами на своей продукции.
Выяснилось, что самые ранние сборники, содержащие переписку Грозного и Курбского, относятся к 20-м годам XVII столетия. Даже древнейший сборник из собрания русского историка М. П. Погодина (№ 1567), который раньше относили к 10-м годам XVII века, оказался на 10 лет моложе.
В свете доказательств позднего происхождения первого послания Курбского факт отсутствия ранних списков переписки становился симптоматичным. Он также обличал подделку. Что же касается жанра подделки, то Э. Кинан обратил внимание на параллели, такие русские памятники «документальной беллетристики» XVII века, как «Переписка Грозного с турецким султаном», «Рассказ о двух посольствах» и т. п., вымышленность которых в науке общепризнанна. По мнению Э. Кинана, творцом переписки Курбского и Ивана Грозного был довольно талантливый поэт XVII века князь С. И. Шаховской, который в 20-х годах XVII столетия составил письмо царю Ивану от имени изменившего ему князя, потом сочинил ответ царя, а далее и все остальное. Такова, если отвлечься от ряда неточностей, некоторых натяжек и погрешностей в исследовании, основная концепция американского историка.
Но безупречна ли она в своем существе? Любое изобличение подлога, даже трехсотлетней давности, требует необычайно тщательной, кропотливой работы. Каждый факт должен быть взвешен, каждый шаг в исследовании продуман, каждый вывод проверен и перепроверен. Доказательства историка в подобного рода работах должны быть сродни расчетам теоретика, имеющего дело с ракетой. Малейшая ошибка в расчете — и ракета не взлетит или же отклонится от намеченной траектории. Небольшое упущение в текстологическом анализе историка — и его исследование из научной работы превратится хотя и в увлекательный, но роман на текстологический сюжет.
Проверку доказательств Э. Кинана предложил советский исследователь Р. Г. Скрынников. Наибольший интерес, естественно, возбудил отправной пункт всех заключений американского профессора. Сопоставив еще раз первое послание Курбского с писаниями монаха Исайи, Р. Г. Скрынников обнаружил любопытные вещи. Прежде всего оказалось, что степени текстологического сходства между «Плачем» и посланием, между «Жалобой» и посланием различны.
Если в «Жалобе» и послании можно найти несколько общих, довольно значительных по объему кусков текста, что явно свидетельствует об их текстологической близости, то «Плач» и послание сближает единственная фраза из 12 слов, к тому же разбитая в обоих памятниках другими, несхожими словами. Сама фраза — религиозно-назидательного содержания. Выражения, подобные этой фразе, встречаются и в других произведениях. Становится очевидным, что американский ученый нашел фразу-стереотип, общее место, наличие которой в разных произведениях вовсе не означает их текстологической зависимости друг от друга. Поэтому нельзя говорить о влиянии «Плача» на первое послание Курбского. Зато «Жалоба» Исайи использована Курбским довольно широко. Но когда же она была написана?
В отличие от «Плача», точно датированного 1566 годом, «Жалоба» даты не имеет. Э. Кинан посчитал, что «Жалоба» написана в один год с «Плачем». Р. Г. Скрынников обратился к тому рукописному сборнику, где были помещены писания монаха Исайи.
Этот монах прибыл на Русь из литовского города Каменец-Подольска. Прибыл он в 1561 году вместе с греческим митрополитом Иоасафом. И сразу же написал на Иоасафа политический донос. Но первый кнут достался доносчику. Слово митрополита оказалось весомее, и каменец-подольского монаха отправили в тюрьму сначала в Вологду, а потом в Ростов Великий. В тюрьме Исайя просидел 20 лет. Там он и писал свои послания. В сборнике сохранилось 5 произведений Исайи: «Послание» 1567 года, «Плач» 1566 года, «Жалоба», «Объяснение» и «Предсказание». Р. Г. Скрынников обратил внимание на то, что последние три произведения имеют в рукописи общий заголовок (то есть заголовок, стоящий перед «Жалобой»), а традиционная концовка «аминь» заканчивает только «Предсказание», иными словами, и она является общей.
Обнаружился и признак, свидетельствующий о том, что «Объяснение» — непосредственное продолжение «Жалобы». Стало очевидным, что «Жалоба» — это только часть единого послания Исайи, заключающего в себе три части — три последних его сочинения в сборнике.
Вопрос о времени написания «Жалобы» превратился в вопрос о времени создания всего послания. Эту проблему Р. Г, Скрынников решил следующим образом.
В сборнике сохранился еще один памятник — «Лист», безымянное письмо от некоего доброхота к заточенному Исайе. Аноним извещал Исайю о тайном прибытии к арестанту доверенного человека, которому Исайя должен был поведать о своих злоключениях. Трехчастное послание монаха и содержит такой рассказ. Причем оно обнаруживает текстологическую связь с «Листом». Сам «Лист» был написан в июле 1562 года, когда на русско-литовской границе вовсю шли боевые действия. «Лист» писал иноземец, подданный Польши или Литвы, а доставило его в Вологду какое-то законспирированное лицо. Исайе надо было спешить с ответом. Отсюда легко вывести дату его послания — вскоре после июля 1562 года. Но если послание Исайи (и как часть его — «Жалоба») написано в 1562 году, то нет ничего удивительного в том, что Курбский использовал его в своем сочинении 1564 года.
Так разрешается основное противоречие в объяснении обнаруженного Э.
Кинаном текстологического сходства между «Жалобой» Исайи и первым посланием Курбского. Основной аргумент американского историка о поддельности переписки Грозного и Курбского теряет силу.
Есть и другие данные, противоречащие концепции Э. Кинана. Князь Курбский был тесно связан с Псковско-Печорским монастырем. Сохранились два его послания старцу этого монастыря Васьяну, написанные еще до бегства князя в Вольмар. Когда Курбский оказался в Вольмаре, он отправил Васьяну новое письмо, третье по счету. Письмо это помещается в тех же рукописях, что и переписка Курбского с Грозным. И вот оказывается, что вольмарские писания Курбского сохраняют ту же стилистическую манеру, что и его более ранние послания в Псковско-Печорский монастырь. Это говорит в пользу авторства Курбского и подлинности оспариваемых у него произведений.
Правда, можно было бы объявить и первые два послания Курбского Васьяну более поздними фальсификациями. Э. Кинан не избегает такого соблазна. Однако, как выяснил Р.
Г. Скрынников, наиболее древний сборник, где сохранились первые два послания Курбского в Псковско-Печорский монастырь, относится к 90-м годам XVI века, и его уже никак не перетянешь в 20-е годы XVII столетия, когда забавлялся своим пером князь С. И. Шаховской.
Наконец, в «Описи царского архива», составленной в 60—70-е годы XVI века, отмечен ящик 191, в котором хранились бумаги, касавшиеся укрывшегося у польского короля князя Курбского, и среди этих бумаг упомянута грамота «Курбъского…, а грамота у государя». Следовательно, А. М. Курбский писал царю Ивану.
Текст их переписки не дошел до нас в оригинале или ранних копиях. И хотя сборники с посланиями Андрея Курбского и Ивана Грозного относятся к XVII—XVIII векам, в самом этом факте нет ничего парадоксального, как нет ничего удивительного в том, что многочисленнейшие произведения мировой античной литературы, литературы и публицистики средневековья и даже наших дней нам известны только по позднейшим копиям.
Р. Г. Скрынников. Подложна ли переписка Грозного и Курбского! «Вопросы истории» № 6, 1973 год.
Принц и его царь. Письма из ссылки в исходном контексте от
14 февраля 1988 г., раздел 7, страница 1Купить репринты
Посмотреть на Timesmachine
TimesMachine — это эксклюзивное преимущество для абонентов с доставкой на дом и цифровых абонентов.
Об архиве
Это оцифрованная версия статьи из печатного архива The Times до начала публикации в Интернете в 1996 году. Чтобы сохранить эти статьи в первоначальном виде, The Times не изменяет, не редактирует и не обновляет их.
Иногда в процессе оцифровки возникают ошибки транскрипции или другие проблемы; мы продолжаем работать над улучшением этих архивных версий.
Страны мира следует разделить на два класса: страны иммигрантов и страны эмигрантов. Всем известно, что Америка — ее могущество, ее процветание, ее культура — была создана главным образом, если не исключительно, сбившимися в кучу массами, жаждущими дышать свободно.
Культура же России почти в такой же мере создана ее эмигрантами, жалкими отбросами этой древней, напыщенной империи. Практически то же самое наблюдение относится к Польше или Венгрии или, если уж на то пошло, к моей родной Литве, ко всем частям этого неопределенного царства, называемого Восточной (а иногда и Центральной) Европой, которая остается в пределах досягаемости империи.
Есть как минимум два вида таких эмигрантов. Некоторые навсегда покидают свои страны, как Адам Мицкевич и Александр Герцен в XIX веке или Чеслав Милош и Иосиф Бродский в наши дни; другие становятся так называемыми внутренними эмигрантами, как Борис Пастернак и Михаил Булгаков. Внутренняя эмиграция — понятие сугубо русское; Я не думаю, что это имеет большой смысл в другом месте. Даже Александр Пушкин был внутренним эмигрантом. Он очень хотел поехать за границу; как и ожидалось, ему так и не удалось получить разрешение. Доведенный до отчаяния, он лелеял такие диковинные проекты, как присоединение к русской делегации, которая должна была посетить Пекин, и он записался в русскую армию во время войны с Турцией, лишь бы ступить на чужую землю.
Но земля оккупированной части Турции, с некоторым смятением отметил он, уже стала русской.
Невозможность побега — даже если некоторым людям удается сделать невозможное — само определение тюрьмы. Некоторые страны создают впечатляющие мифологии, чтобы поддержать свое решение навсегда закрыть свои границы. Эти мифологии были опровергнуты сотни раз. Тем не менее у них есть огромный потенциал для выживания не только благодаря усилиям правительств, но и как бы благодаря общему согласию. Обычный аргумент звучит так: отказ от общества равносилен духовному самоубийству. Это акт измены, сравнимый с прелюбодеянием или предательством матери. Это означает религиозное преступление, отказ от истинной ортодоксии, будь то православие восточной церкви или марксизм-ленинизм; это означает отказ от некоторых мистических истин, которые могут расцвести только на родной земле. Жизнь на этой земле тяжела, этого нельзя отрицать, но безнравственно и порочно бросать свою страну в ее вечных бедах. Писатель не может выжить вне родного языка.
Человек не просто человек, а неотъемлемая часть его почвы, капля крови его родины, шестеренка в ее духовном механизме. Личности вообще не существует. Это так просто.
Конечно, были люди, сознательно или бессознательно отвергавшие эту мифологию. По крайней мере, они боролись с ним, как Иаков боролся с ангелом. Пожалуй, самая лучшая часть русской и восточноевропейской культуры возникла в результате этой борьбы и этого отторжения. О таких людях можно было бы рассказать бесчисленное множество историй, не всегда забавных, но обычно поучительных. Но самый первый среди русских ссыльных — первый, кто осмелился перерезать себе пуповину, стать отдельным человеком, а не просто частицей коллективной души, — жил более 400 лет назад. Звали его князь Андрей Курбский. В некотором смысле он был и остается покровителем всех эмигрантов. Не их святой покровитель (святым он никогда не был), а их предок.
В этой истории два героя. Второй был царем всея Руси, первым употребившим царский титул.
В западной традиции он широко известен как Иван Грозный. Это неточный перевод русского «Иван Грозный»; «грозный» означает суровый и грозный. Прилагательное обычно используется, когда говорят об отце, силе природы или каком-то божестве. Это относилось и к Сталину. По общепринятому мнению, это означало, что правитель, угрожая (в России он должен угрожать, иначе просто не может быть), был в то же время довольно благосклонен к своим верноподданным.
Правление Ивана было поистине зрелищным даже по русским меркам. Только Сталин превосходил Ивана по размаху своей предприимчивости, но в распоряжении Сталина были поезда, пулеметы и современные средства массовой информации. Иван подчинил себе татар и многие другие племена, сделав Россию впервые многонациональным государством. Он отменил любую концепцию территориальной или личной автономии в своей стране. Он ограничил власть знати, в основном путем физического устранения. Организовал опричнину, своего рода КГБ. которые тысячами пытали и убивали предполагаемых предателей, чаще всего в присутствии Ивана.
В царствование Ивана стать главой любого центрального ведомства было приглашением к обезглавливанию; легко понять, что сами опричники не пользовались неприкосновенностью. Иван заставил некоторых из своих предполагаемых врагов донести на себя, а затем принять яд. В припадке безумия он убил единственного из своих сыновей, имевшего какие-то способности к управлению (другой был добродушным и слабоумным). Более того, он начал войну с Речью Посполитой и Швецией, которая длилась 24 года и была почти такой же бессмысленной, как сегодняшняя война в Персидском заливе.
Подозреваю, что его любили многие, если не все москвичи. Они дали ему диктаторские полномочия, и он не уставал восхвалять их верность и терпение, как это делал Сталин 400 лет спустя. Поздние годы Ивана были еще более удивительными, чем ранние, так как он посмертно реабилитировал всех своих жертв и приказал церкви молиться за их души. Так что в каком-то смысле он соединил в одном лице Сталина, Хрущева и Михаила Горбачева. Как и многие диктаторы, Иван питал слабость к шахматам, и это оказалось роковым; он умер в 1584 году, предположительно, в порыве гнева, когда один из его партнеров осмелился победить.
Ему было 54 года, и он был очень стар. Неудивительно.
Князь Андрей Курбский, на два года старше Ивана, не дожил до смерти Ивана. Он вырос практически в одной среде с будущим царем (они были родственниками). Их судьбы были тесно связаны между собой. Курбский принимал участие в некоторых проектах Ивана по административной реформе и в некоторых его войнах; он служил с отличием и был достаточно безжалостен, чтобы заслужить доверие и дружбу царя. Затем что-то произошло. Во время войны с Речью Посполитой Курбский попал в немилость. Возможно, он проявлял некоторое сочувствие к казненным и разоренным, многие из которых были его друзьями и родственниками; быть может, его раздражала очевидная бессмысленность войны, в которой ему приходилось участвовать; возможно, его вкусы были слишком консервативны, чтобы он мог наслаждаться параноидальными нововведениями Ивана в управлении своей страной. В любом случае он стал внутренним эмигрантом.
Возможно, решение Курбского было подсознательным: он должен был следовать своему призванию.
Он родился, чтобы быть писателем, и сегодня мы помним его в основном как писателя. А между тем в ивановской России не было места писателю, кроме, конечно, самого Ивана. Поэтому в 1564 году, когда ему было 36 лет, Курбский покинул «божью землю». Он перешел границу с большой толпой приверженцев и слуг и прибыл в Литву.
На протяжении почти двух столетий (за исключением короткого и ненадежного периода независимости в 1920-е и 30-е годы), Литва, по крайней мере, в народном мнении, входила в состав Российской империи. И сегодня она разделяет судьбу России и вынуждена подстраиваться под русский образ жизни, хотя и крайне неохотно. В период Средневековья и Возрождения Литва была великой нацией (больше, чем сама Россия), поддерживавшей союз с Польшей, но яростно защищавшей ее независимость, демократией по меркам того времени, вполне процветающей и, как сказал г-н Милош. , умеренно коррумпированный. Короче говоря, для подданных Ивана Литва выглядела почти так же, как сейчас Соединенные Штаты смотрят на советского эмигранта.
И история Курбского выглядит как типичная история удачливого перебежчика. Ему было предоставлено политическое убежище; он был допрошен разведывательной службой Речи Посполитой (довольно скромное учреждение в то время), которой он сообщил некоторые секретные сведения о характере и намерениях Ивана; ему дали офис и несколько крупных поместий. (Его мать, жена и единственный сын погибли в Ивановских тюрьмах. Братья были убиты, а их имущество раздано опричникам, это была обычная процедура.) Потом начал писать князь Андрей Курбский.
Его многочисленные литературные труды включают исторические очерки, переводы житий святых и богословский трактат. Но, конечно, главной его задачей, единственной целью его жизни, разумеется, было сведение счетов с Иваном и той Россией, которую пришлось покинуть Курбскому. Ему очень нужно было понять, что случилось с ним, с царем и с их страной. Он попытался рационализировать свой поступок как проявление традиционной свободы рыцаря выбирать своего государя.
В то же время он не мог не понять, что сделал что-то новое и необычное. Он сознательно покинул свою землю и царство строгого православия. Это было угрожающе; возможно, это привело к потере идентичности. Боль была особенно острой, поскольку Курбский был традиционалистом (а Иван — модернистом). Принятие одного из первых современных решений в истории России стало для Курбского непосильным бременем. Он отправил Ивану короткое письмо, которое является первым сохранившимся документом русского инакомыслия и русской эмигрантской прозы. Он писал в сильно риторической манере, цитируя Библию и Цицерона, но под этой традиционной маской можно разглядеть слабый проблеск нового и личного языка, языка, адекватного уникальному историческому вызову, с которым пришлось столкнуться Курбскому. В переводе Дж. Л. Феннелла («Переписка между князем А. М. Курбским и русским царем Иваном IV», издательство Кембриджского университета) его письмо требует: «Почему, о царь, ты уничтожил сильных в Израиле и подверг различные формы смерти воеводы [коменданты], данные вам Богом? И для чего пролили вы их победоносную, святую кровь в храмах Божиих.
. . и кровью мучеников запятнали пороги церквей? . . . Перед вашей армией я шел — и снова шел; и никакого бесчестия я не навлек на тебя. . . . И это не в один год, еще не в два, а в течение многих лет я трудился с большим потом и терпением; и всегда я был разлучен с моим отечеством, и мало видел я своих родителей, и моей жены я не знал; но всегда в дальних городах стоял я с оружием в руках против врагов ваших и претерпевал многие нужды и болезни естественные, чему свидетель мой Господь Иисус Христос. . . . Но для тебя, о царь, все это было ничем; скорее вы показываете нам свою невыносимую ярость и самую горькую ненависть, а притом и горящие печи». (Упоминание о печах относится к одной из любимых пыток Ивана.) Иван счел нужным ответить изменнику и сделал это без промедления. Он написал очень длинное и энергичное письмо, которое Курбский позже охарактеризовал как «грандиозную и многозвучную эссе». Последовала драматическая переписка. Письма двух мужчин, взятые вместе, составляют одну из самых интересных книг, когда-либо написанных на русском языке.
Иван был гораздо лучшим писателем, чем его противник. Обоим, конечно, помогали писцы. Тем не менее личность Ивана проявляется на каждой странице. В нем есть что-то от Шекспира. Он страстный и остроумный, искренний и лицемерный, эрудированный и совершенно своеобразный; Короче говоря, он чрезвычайно индивидуалистичен (неудивительно, поскольку он был единственным человеком в своей империи, которому было позволено быть личностью). Его речь — великолепный драматический спектакль — насмешливый, дразнящий, дразнящий, жалующийся, завораживающий. Все устройства, описанные в этом веке русскими формалистами, уже есть. Он меняет позы и маски, он всегда видит своего корреспондента мысленным взором и безошибочно предвидит его реакцию. Его проклятия практически непереводимы, хотя и редко бывают непристойными.
Как писатель Курбский меркнет по сравнению с ним. Он менее оригинален, менее смел. Его проза томна, местами скучна и с годами все более и более окрашивается полупереваренными польскими чертами.
Что еще хуже, Иван обычно звучит намного убедительнее. Ему очень помогли древние библейские, византийские и русские традиции, давшие ему готовые идеи и образцы мышления. Мир, по словам Ивана, после грехопадения стал внутренне злым. Она построена на крови, иерархии и горьком долге. Разумный правитель, избранный Богом, должен всеми средствами внести в этот злой мир определенный порядок. «И мы вольны вознаграждать наших слуг, и мы также вольны их наказывать. . . . Собак казнят во всех странах».
Курбский, консерватор и традиционалист, неловко нащупывал что-то, не укоренившееся прочно в этой древней традиции. Он пытался сказать, что насильственные клятвы и иерархии не могут связать человека; что казнь без надлежащей правовой процедуры не является божественным правосудием; что нельзя восхвалять родину, пока она тюрьма и тем более, когда она пыточная; что нельзя любить свою родину, если нельзя покинуть ее и вернуться по своей воле. Сам он никогда не был полностью убежден, что эти странные истины составляют нечто большее, чем «польское варварство».
0003
Его последние годы были менее чем счастливыми. Он любил латынь и говорил по-польски, но в то же время яростно осуждал римско-католическое влияние на «чистый» славянский язык и литературу; таким образом он изо всех сил старался оставаться в сфере истинной ортодоксии, от которой он отступил. Он считал свою эпоху эпохой Зверя, о котором говорится в Книге Откровений, и любил апокалиптические пророчества. Не случайно он прославился как один из самых жестоких дворян своей новой страны, где всегда было много непредсказуемых мужчин. Злоумышленно наслаждался вооруженными нападениями на соседей и попадал в десятки судебных споров. Его сержанты и полицейские жестоко обращались с евреями (что не было принято в Содружестве XVI века). В свою очередь он терпел бесконечные унижения; его новая родина, хотя и умеренно коррумпированная, была довольно хороша в искусстве мелких домогательств. Когда к нему подходили царские послы, желавшие образумить его, он обрушивал на них «гнусные московские проклятия», уступая на этом поприще только Ивану.
Он умер в возрасте 55 лет сломленным и нищим человеком. Иван пережил его на год.
В последнее время его судьба приобрела своеобразный иронический поворот. Ученый из Гарварда Эдвард Л. Кинан заявил в 1971 году, что вся переписка между Курбским и Иваном является недостоверной. По мнению г-на Кинана, подтвержденному тщательным текстологическим анализом, все это было состряпано неким Семеном Шаховским, писателем, имевшим веские, хотя и сложные причины для совершения такой подделки, который жил примерно через 100 лет после Курбского и Ивана. Вокруг этой теории разгорелась оживленная полемика. Это продолжается до сих пор, хотя кажется, что противники г-на Кинана сейчас берут верх. Лично меня аргументы мистера Кинана никогда не убеждали. На мой взгляд, это нарушает старое правило научного метода, известное как «бритва Оккама» — более простым из конкурирующих теорий следует отдавать предпочтение более сложным. Гораздо проще поверить, что Курбский и Иван сами написали свои письма, чем размышлять о возможных поступках Шаховского, его замысловатых мотивах и его удивительной способности создавать два совершенно разных литературных образа.
Но я не могу не заметить грустного юмора ситуации: вот изгнанник, цель жизни которого состояла в том, чтобы хоть как-то разобраться в своем затруднительном положении, но теперь потомство никогда не будет до конца уверено, что он сделал то, что сделал.
Эта история столь же абсурдна, как и любая история об изгнании. Курбский, праотец всех русских эмигрантов, был неудачником. Его письма к Ивану были лишь бесполезным упражнением. Эти письма ничего не изменили и ничего не могли изменить в Ивановской России. Там не так уж много изменилось и по сей день. Даже страна, где сегодня нашел приют Курбский, всего лишь часть империи Ивана. Более того, противник Курбского выиграл сражение даже чисто литературно. И вот дело всей жизни Курбского — в некотором смысле само его существование — поставлено под сомнение новым поколением спустя 400 лет после его смерти. Практически ничего нельзя сказать в его пользу, кроме того незначительного факта, что он был прав. Он пошел против общепринятого мнения своего времени, и в этом вся суть письма.
БЛАГОДАРЯ ИХ ИЗГНАНИЮ
Вена, приютившая в нашем столетии столь многих граждан, совершающих болезненные путешествия из родины, которую они покинули или которой они были покинуты, в декабре стала местом проведения конференции, спонсируемой Фондом Уитленда, под названием «Изгнанник как писатель». Участники. включал 26 романистов, поэтов и эссеистов, живущих за пределами дюжины стран своего рождения, и араба из Верхней Галилеи, который живет в Иерусалиме и пишет на иврите.
Немногие участники сказали, что вернулись бы домой, если бы могли (Лев Копелев из Советского Союза был одним из тех, кто это сделал). Томаш Венцлова, уроженец Литвы, сказал, что ссылка дала ему возможность путешествовать (на самом деле он отправился с Венской конференции в Стокгольм, а оттуда на Фиджи). Но он отправляет мир домой; он перевел множество крупных произведений со многих языков, впервые сделав их доступными на литовском языке. Недим Гурсель, турецкий писатель, ныне живущий в Париже, сказал, что французский язык ему мешает, и он может писать только на своей «пещере турецкого языка», а кубинский писатель Гильермо Кабрера Инфанте, живущий в Англии, описывает себя так: «невидимый» без испанского.
Но многие писатели заявляли, что словарный запас и тональности нового языка улучшают их работу.
Нуруддин Фарах из Сомали трогательно восхвалял изгнание и его метафизическую природу: «Понятие изгнания занимает центральное место во многих религиях. Без изгнания не было бы «Божественной комедии». Антон Шаммас, палестинский писатель из Израиля, также цитировал Данте, предположив, что, если бы поэт остался дома, он создал бы собственное изгнание, как это делают многие писатели. Войцех Карпинский из Польши назвал изгнание «достойным учреждением». «Я специализировался на свободе, — сказал он. «Ссылка усилила ее». Г-н Копелев надеялся, что ссылка будет способствовать «мечте Гёте о мировой литературе»; По его словам, Томас Манн и Бертольт Брехт увезли с собой свою родину за границу. Иосиф Бродский, получивший в прошлом году Нобелевскую премию по литературе, испытал отчаяние и страх, когда впервые покинул Советский Союз, и малейшая странность в его окружении запускала его «ретроспективный механизм».
«ускоренный полет в абсолютную перспективу». Изгнание в страну свободы, — сказал он, — ближе к чьим-либо идеалам может быть РОУЗ СТИРОН
Иван Грозный Резюме — 998 слов
В русской культуре письменное слово часто использовалось в качестве катализатора социальных изменений — или, скорее, для укрепления особой русской идеологии — и выражалось в письмах, журналах и рукописях, которые были распространены повсюду. грамотной публики, а позже усыновленной крестьянством.
В переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским письма представляют собой стиль вызова и ответа в отношении концепции русской идентичности в Московской Руси. Князь Курбский инициирует разговор, критикуя методологию Ивана в рамках его правления. Автор отмечает «лютые гонения» Ивана на собственный народ, утверждая, что сам царь отступает от самых основ русского общества: от православной веры. Однако, несмотря на представления об истине в …показать больше содержания…
Вместо того, чтобы быть просто написанным для личного напоминания, как видно из ее анекдота в начале записи, на страницах 124-125 присутствует характерный сдвиг в стиле, когда принцесса говорит с Дидро о свобода «рабов».
Однако рабы — это не термин в его классическом смысле, а скорее русские крепостные, которые неграмотны и живут в заброшенных сельских районах, а не в крупных городах, таких как Санкт-Петербург, где большинство населения было бы образованным. каким-то образом, форма или форма. Дашкова объясняет, что «когда низшие классы моих сограждан станут более просвещенными, они заслужат быть свободными, потому что они будут знать, как пользоваться свободой без ущерба для своих собратьев и без ущерба для порядка и послушания, необходимых для каждого правительства». ее аргумент в том, почему дворяне все еще должны иметь некоторый контроль над массами. Тем не менее, княгиня настаивает на том, что «основные законы содержат несколько видов противоядия от тирании дворянства», что еще больше оправдывает ее позицию относительно того, почему немедленная эмансипация была бы равносильна тому, чтобы дать слепому человеку зрение, когда мир представляет собой «зияющую пропасть… [полный] страха и отчаяния». Все сочинения Дашковой соотносятся с восхождением на престол Екатерины Великой и ее институтом рационального …показать больше содержания…
Письмо Пановой о ее религиозной тревоге — предположительно ее желании перейти в католицизм в православном обществе.
Хотя изначально Чаадаев обращается к ее проблеме, он почти сразу же использует ее как катализатор для обсуждения вопросов русской культуры, игнорируя просьбу Пановой до конца письма. Автор утверждает, что Россия была «замкнута в нашем расколе» и только сейчас — в XIX веке — «начинает открывать истины, избитые в других местах — даже среди людей, менее продвинутых, чем мы, в некоторых отношениях», когда началось Просвещение Европы. столетием ранее (20). Один только этот комментарий служит критикой русского общества и его неспособности принять идеи, отличные от своих собственных; однако, кроме контекста письма, религиозный раскол католического и православного христианства — к Чаадаеву — сыграл большую роль в культурной изоляции России, которая является причиной ее социального застоя. Хотя другие, такие как Кюстин, утверждали, что русские взяли всю свою культуру из Европы, Чаадаев придерживается той же концепции, но модифицирует ее, включив в нее то, что Россия переняла традиции намного позже того, как они стали популярны на Западе.