Пелопоннесская война (кратко)
Пелопоннесская война – событие 431—404 года до нашей эры. Необходимо заметить, что пелопонесская война отличалась от иных военных действий происходящих в Греции по продолжительности (прежде всего, ее отличием является перерыв в 27 лет), по последствиям и ее историческому значению в целом, ожесточение сторон и размах военных действий также имели свои отличия.
Воевала два больших государства Греции – морская держава Афин и Пелопоннесский союз, возглавляемый Спартой. К борьбе подключились полисы запада Греции, Юга Италии, и даже Сицилии, при этом в войну вступила и негреческая держава (Персидская держава Ахеменидов). Впоследствии всех вышеперечисленных аргументов война имела всеобщее значение.
Прежде всего, война была спровоцирована рядом социальных и экономических причин. В пятом веке до нашей эры на здешней территории существовало очень малое количество государств, имеющих высокий уровень экономики.
Торговый город под названием Мегары также не обошла стороной борьба между Коринфон и Афинами, ведь данный город имеет довольно удобное расположение для ведения торговли, а именно на Истмийском перешейке, где идет дорога, соединяющая Саронический залив и Коринфский залив, Среднюю Грецию и Пелопоннес.
Как известно, Мегары экономически слабее и Коринфа, и Афин, поэтому в 460 году до нашей эры они порвали с Коринфом и начали союз с Афинами, через шесть лет, вернулись обратно. За период Перикла благодаря союзу Афин в Эгейском море, афиняне имели влияние на западную часть государства.
Так, опасаясь потерять политический престиж среди всех членов Пелопоннесского союза, Спарта должна была поддержать Коринф, ведь он являлся самым большим и влиятельным участником. Также здесь немалую роль сыграла борьба, между Афинами и Спартой, за гегемонию над городами Греции. В 446 году до нашей эры был заключен «мирный договор» между Афинами и Спартой, не смотря на который афиняне вели свою политику, тем самым поддерживая города, враждующие со Спартой.
Пелопонесская война — кратко
Длительная и затяжная война между странами Делосского и Пелопоннесского союзов происходила на протяжении 27 лет с 431 по 404 гг.
до н.э. Этот конфликт стал самым жестоким и значимым конфликтом того времени. Его последствия распространились на все прилегающие страны. Кратко рассмотрим основные этапы войны.
Зарождение конфликта
Конфликт начал нарастать задолго до первых военных действий. Афины, входящие в Делосский союз, и страны Пелопоннесского союза во главе со Спартой боролись за главенствующие роли в морских портах Древней Греции. Особенно хотели занять лидерские позиции Коринф и Мигары, являющиеся торговыми центрами того времени. Будущий военный конфликт подпитывали и разные политические взгляды сторон. В то время Афины шли по пути демократии, в отличие от Спарты, которая поддерживала аристократию.
Архидамова война
Условный первый этап войны длился с 431 по 421 гг. до н.э. Назван он в честь спартанского царя Архидама II. В этот период Афины за счет сильного флота отстаивали свою территорию и подавляли атаки со стороны. А Спарта, используя пехоту, совершала нападения на страны Делосского союза.
Закончился этот этап в 421 гг. до н.э. подписанием Никиева мира. Этот договор был заключен на 50 лет, но его условия, а конкретно возврат захваченных земель, не были соблюдены. Поэтому через 6 лет постоянных столкновений между враждующими странами Пелопоннеса, его расторгают и снова начинаются военные действия.
Декелейская война
Перед этим этапом стоит отметить Сицилийскую войну. Ее иногда выделяют в отдельный период. Длилась она с 420 по 413 гг. до н.э. В это время Афины совершили несколько попыток захвата острова Сицилия в районе города Сиракуз. Но их действия не увенчались успехом. В 412 гг. до н.э. от союза с Афинами отсоединяются страны Ионии, при этом устраивая восстание, которое поддерживает Спарта, тем самым существенно ослабляются позиции Афин. Начинается заключительный этап — Декелейская война. В это время Спарта, с финансовой помощью от Персии, выстраивает себе новый мощный флот. В свете нарастающего недовольства общества из-за затянувшейся войны в 411 гг.
до н.э. в Афинах происходит государственный переворот. К власти приходит олигархия. Но флот не поддерживает эту смену власти. Начиная с 411 гг.до н.э. для Афин настало удачное время, они одерживают много побед и со временем все же отменяют олигархию и заменяют ее прежней демократией. Удачи преследовали Афины до 406 гг.до н.э., но после небольшого поражения и попавших в шторм кораблей, многие талантливые командующие не смогли спастись и в 404 гг.до н.э. Спарта в морском сражении одерживает верх и потопляет практически весь флот Афин.
Значение и последствия
В апреле 404 гг. до н.э. подписывается обеими сторонами конфликта Фераменов мир. Он гласил о том, что Афины теперь входят в союз со Спартой, лишаются всех своих земель, кроме материковой части, так же оставляют себе только лишь 12 кораблей, из некогда самого могущественного флота. К сожалению, Афины так никогда и не восстановили своего былого величия. После их поражения в городе установилась власть «Тридцати тиранов».
Пелопонесская война: кратко
Блок: 2/9 | Кол-во символов: 1984
Источник: http://WorldOfSchool.ru/istoriya/drevnego-mira/stati/greciya/xi-146/klassicheskij/peloponnesskaya-vojna-431-404-gg.-do-n.-e
Ход военных действий
Традиционно Пелопоннесская война разделена на два крупных периода:
- Архидамова война
Спартанцы совершали регулярные военные набеги в Аттику, в то время как Афины сосредоточили все свои силы на море, контролируя побережье Пелопоннеса. Датой окончания этого периода стал 421 год до н. э., когда был подписан Никиев мир. - Ионийская война – завершающий этап Пелопонесской войны. Мирный договор был нарушен возобновлением военного конфликта в Пелопоннесе. В 415 году до н. э. афиняне направили свои силы на атаку Сиракуз, однако они были полностью разгромлены. Поражение Афин привело к завершающему этапу войны. Спарта, получив весомую финансовую помощь от Персии, смогла построить мощный флот и оказать поддержку полисам, зависимым от Афин. Тем самым правители Спарты смогли основательно подорвать мощь Афинского государства и лишить его превосходства в Эгейском море. Уничтожение афинского флота в 405 году до н.э. поставило завершающую точку в этой войне, и в следующем году Афины были вынуждены капитулировать.
Спартанцы совершали регулярные военные набеги в Аттику, в то время как Афины сосредоточили все свои силы на море, контролируя побережье Пелопоннеса. Датой окончания этого периода стал 421 год до н. э., когда был подписан Никиев мир.Блок: 3/6 | Кол-во символов: 1095
Источник: https://obrazovaka.
ru/istoriya/peloponnesskaya-voyna-kratko-5-klass.html
Архидамова война
Первое десятилетие войны (431–421 до н.э.) названо по имени спартанского царя Архидама, который летом 431, 430 и 428 до н.э. предпринимал вторжения в Аттику. Архидам располагал более чем 24 тыс. тяжеловооруженных пехотинцев (гоплитов) из городов Пелопоннеса и значительно большим числом легковооруженных воинов, а беотийцы могли выставить 10 тыс. гоплитов и 1000 всадников.
Афиняне сосредоточили основную часть своих людских ресурсов во флоте. Флот был жизненно необходим для существования Афинской архэ и обеспечения поставок продовольствия в Афины. На случай войны Перикл стенами соединил город с Пиреем, его гаванью, до которой было ок. 8 км. Пока сохранялось господство афинского флота, городу ничто не угрожало: продовольствие продолжало поступать, а военная техника того времени не позволяла нападающим рассчитывать на успех при штурме оборонительных сооружений. Кроме гарнизонных войск, оборонявших стены и форты на границах Аттики, Афины могли выставить еще 13 тыс.
Перикл был убежден в окончательной победе, но следующим летом из-за перенаселенности в городе вспыхнула эпидемия, погибла четверть жителей Афин, а в 429 до н.э. от болезни умер и Перикл. Лидером народной партии, стоявшей в городе у власти, стал Клеон. Как отмечает Фукидид, с этих пор афиняне начали совершать варварские и несправедливые деяния. Отложившийся от Афинской архэ город Митилена на Лесбосе (в Эгейском море) избежал в 427 до н.э. полного уничтожения лишь потому, что афиняне посчитали более выгодным пощадить город. Переворот, в результате которого к власти на Керкире пришла проафинская партия (426 до н.э.), сопровождался крайней жестокостью.
В 425 до н.
э. афинские войска отразили нападение спартанского флота на Пилос (база афинян на Пелопоннесе, основанная на месте древнего города), а на острове Сфактерия взяли в плен ок. 300 спартанских гоплитов (из них 120 спартиатов). В 424 до н.э. афиняне захватили остров Киферу близ Спарты. Впрочем, неудачи были и у афинян. Спартанский полководец Брасид вначале выручил Мегары из осады, после чего скорым маршем прошел Фессалию и оказался на севере, где принялся брать союзные Афинам города. В 423 до н.э. Афины и Спарта заключили перемирие, однако Брасид продолжал оставаться на севере, и для борьбы с ним в 422 до н.э. был отправлен Клеон. Тот и другой, Клеон и Брасид, погибли у Амфиполя во Фракии, и в 421 до н.э. афинскому полководцу Никию удалось заключить мир на 50 лет (Никиев мир). Архидамову войну выиграли скорее Афины, поскольку их противникам практически ничего не удалось добиться, а так как условия мирного договора предусматривали возврат к довоенному положению, они лишались и этих незначительных достижений.
Блок: 3/5 | Кол-во символов: 3659
Источник: https://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/PELOPONNESSKAYA_VONA.html
Таблица “События Пелопоннесской войны”
Дата | События |
431 год до н. э. | Начало Пелопоннесской войны |
421 год до н. | Заключение Никиева мира со Спартой |
411 год до н. э. | Свержение демократии в Афинах спартанским олигархами |
406 год до н. э. | Победа Афин в морской битве со спартанцами при Аргинусских островах |
405 год до н. э. | Разгром афинского флота и осада Афин. |
404 год до н. э. | Победа Спарты и ее союзников в войне. |
э.Побежденные Афины перестали существовать как морская держава, отдав весь свой флот Спарте. В греческом мире лидерские позиции перешли Спарте, а в Афинах был установлен олигархический режим «тридцати тиранов».
Рис. 3. Окончание Пелопоннесской войны.
Война, длившаяся 27 лет, основательно изменила политическое положение в Греции. Несмотря на то, что формально в ней участвовало два крупнейших полиса, на деле в этот затяжной конфликт было втянуто много других городов Эллады.
Прямым следствием Пелопонесской войны стало полное разорение хозяйств и всеобщая бедность на территории враждовавших государств, рост социальной напряженности и частые гражданские войны.
Блок: 4/6 | Кол-во символов: 1109
Источник: https://obrazovaka.ru/istoriya/peloponnesskaya-voyna-kratko-5-klass.html
Война на Сицилии
Однако амбициозность блестящего и беспринципного Алкивиада, родственника Перикла и его воспитанника, не дала афинянам насладиться миром. В 420 до н.э. Алкивиад создал союз, куда, кроме Афин, вошли враждебные Спарте полисы Пелопоннеса Аргос, Мантинея, Элида и другие. Всем им спартанцы нанесли поражение при Мантинее в 418 до н.э. В 416 до н.э. афиняне после затяжной осады захватили населенный дорийцами остров Мелос, который провинился лишь тем, что пытался сохранять нейтралитет. Взрослых мужчин казнили, женщин и детей продали в рабство. Однако номинально все это были враждебные акции Афин и Спарты в отношении союзников друг друга, так что происходили они без расторжения Никиева мира, который продолжал действовать до весны 413 до н.
э. В категорию предприятий того же рода попала и экспедиция афинян с целью покорения греческих городов на Сицилии, главными из которых были Сиракузы и Селинунт. Алкивиад, главный зачинщик похода, был назначен его руководителем (ему придали еще двух главнокомандующих – возражавшего против похода Никия и прямодушного солдата Ламаха), однако противники обвинили его в осквернении мистерий и в повреждении герм (священных каменных столбов с головой божества), стоявших у дверей афинских домов. Алкивиад настаивал на немедленном суде, однако недруги рассчитывали, что расправиться с ним в отсутствие войска будет легче, и потому настояли на немедленной отправке экспедиции.
Афинская молодежь надеялась, что поход даст ей возможность отличиться и избавит от повседневной рутины, старших влекли командные должности, и все надеялись на богатую поживу. В 415 до н.э. флот вышел в море, но Алкивиада вскоре после высадки на Сицилии отозвали в Афины, чтобы отдать под суд все по тому же обвинению в нечестии.
Алкивиад бежал в Спарту и дал своим новым друзьям ценные советы: во-первых, отправить в Сиракузы спартанского полководца (был командирован Гилипп), во-вторых, занять и укрепить Декелею, крепость на территории Аттики в 18 км к северу от Афин. Постоянное пребывание там спартанского гарнизона (с 413 до н.э., когда были возобновлены боевые действия между Афинами и Спартой) означало, что отныне афиняне не смогут выходить за городские стены.
Боевые действия на Сицилии (Ламах вскоре погиб, и вся полнота ответственности легла на Никия) шли с переменным успехом, в какой-то момент Сиракузы были близки к сдаче. Но при попытке афинян вырваться осенью 413 до н.э. в сиракузской гавани произошла морская битва. Прорыв не удался, и почти все 45 тыс. афинян и их союзников погибли там же, возле Сиракуз, или в ходе отступления по суше.
Блок: 4/5 | Кол-во символов: 2584
Источник: https://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/PELOPONNESSKAYA_VONA.html
Что мы узнали?
При изучении темы «Пелопоннесская война» по программе истории 5 класса мы узнали кратко о Пелопоннесской войне.
Мы узнали, что послужило предпосылками для начала крупного военного конфликта, как он развивался, кто одержал победу. Познакомившись с содержанием доклада, мы выяснили, каковы были последствия Пелопоннесской войны не только для Афин и Спарты, но и для всей Греции.
Блок: 5/6 | Кол-во символов: 395
Источник: https://obrazovaka.ru/istoriya/peloponnesskaya-voyna-kratko-5-klass.html
Победа спартанцев
Вслед за сицилийской катастрофой началось массовое бегство афинских союзников, воспользовавшихся слабостью Афин, которым нужно было время для того, чтобы восстановить флот. После 413 до н.э. в войну вмешалась Персия, предоставившая Спарте деньги на строительство судов. В 411 до н.э. в Афинах произошел переворот, и к власти пришел Совет четырехсот, однако ресурсы Афин не были исчерпаны даже теперь, так что, восстановив в скором времени демократию, они смогли вновь отвергнуть предложения о мире. Алкивиад вернулся в Афины, и в 410 до н.э. под его командованием афиняне одержали у Кизика в Мраморном море важную победу над спартанцами и войсками их союзников – персов.
Победа афинян в 406 до н.э. в морском сражении у Аргинусских островов (недалеко от Лесбоса) далась им дорогой ценой, но в следующем году после поражения при Эгоспотамах у входа в Геллеспонт Афины остались без флота. После этого победоносный флотоводец спартанцев Лисандр блокировал Пирей, а спартанские цари Агис и Павсаний стояли лагерем у ворот Афин до тех пор, пока голод не принудил афинян сдаться (404 до н.э.), согласиться на разрушение Длинных стен, выдать военные корабли (оставив себе лишь 12) и признать главенство Спарты в Греции. Афинская демократия пала временно (власть перешла к Тридцати тиранам), а Афинская архэ – навсегда. Однако Пелопоннесская война нанесла победителям едва ли не такой же ущерб, как побежденным. Города-государства продолжали междоусобицы и в 338 до н.э. стали легкой добычей для македонских завоевателей.
Блок: 5/5 | Кол-во символов: 1531
Источник: https://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/PELOPONNESSKAYA_VONA.html
Количество использованных доноров: 4
Информация по каждому донору:
- https://obrazovaka. ru/istoriya/peloponnesskaya-voyna-kratko-5-klass.html: использовано 4 блоков из 6, кол-во символов 4182 (24%)
- https://www.istmira.com/drugoe-drevniy-mir/16188-peloponesskaja-vojna-kratko.html: использовано 4 блоков из 5, кол-во символов 3223 (18%)
- http://WorldOfSchool.ru/istoriya/drevnego-mira/stati/greciya/xi-146/klassicheskij/peloponnesskaya-vojna-431-404-gg.-do-n.-e: использовано 2 блоков из 9, кол-во символов 2060 (12%)
- https://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/PELOPONNESSKAYA_VONA.html: использовано 4 блоков из 5, кол-во символов 8039 (46%)
ru/istoriya/peloponnesskaya-voyna-kratko-5-klass.html: использовано 4 блоков из 6, кол-во символов 4182 (24%)3. Пелопоннесская война. История войн и военного искусства
3. Пелопоннесская война
Совсем другой характер, чем персидские войны, имеет война Пелопоннесская. Те характеризовались главным образом различием борющихся сил в вооружении и тактике. Здесь греки боролись с греками, но таким образом, что одна сторона имела на море такое же большое превосходство, какой другая имела на суше.
Вследствие этого была поставлена совсем иная задача стратегического характера. В персидских войнах стоял вопрос о крупных решениях — о том, покорит ли персидский царь Грецию или же будет прогнан оружием обратно. Наоборот, Пелопоннесская война продолжалась 27 лет, без какого-либо решительного сражения и кончилась взаимным истощением и опустошением, подобно Тридцатилетней и Семилетней войнам новейшего времени.
Разница, впервые проявившаяся между персидскими войнами и Пелопоннесской войной, постоянно наблюдается и в дальнейшей истории военного искусства: это — разница между войной на уничтожение и войной на истощение. Эти войны отличаются по своим целям и средствам, но свойственное им различие является и руководящей нитью, которую никогда не следует терять из виду тому, кто хочет разобраться в лабиринте истории. Можно прийти к самым нелепым, ложным выводам, если войну, ведущуюся по законам стратегии на истощение, оценивать по законам стратегии на уничтожение.
Дельбрюк говорит, что как в лице Мильтиада, Леонида, Фемистокла, Павзания эллины выдвинули гениальные творческие головы, которые, как только возникла необходимость в стратегии на уничтожение, поняли ее во всей глубине, разрешая поставленные перед ними задачи с классической твердостью, так в Перикле проявился человек, про которого можно сказать то же в отношении стратегии на истощение.
Перикл понимал, что его город, т. е. Афины, был слабее Пелопоннесского союза, и делал отсюда с неумолимой логикой вывод, что афиняне не должны вступать ни в какие большие сухопутные битвы, не должны защищать свои владения от вражеских вторжений и опустошений и на время войны должны отказаться от всяких новых завоеваний. Наоборот, они не могут допустить ослабления своих морских сил и должны, ведя войну на море, блокируя афинским флотом вражеские берега, уничтожая торговлю городов-противников, высаживаясь там и здесь и производя неожиданные нападения на вражеские земли, наносить им еще больший вред, чем тот, который наносят враги Аттики на суше, чтобы в конце концов заставить утомленных войной противников уступить.
Спрашивается: была ли стратегия Перикла правильна или нет? Быть может, Афины могли и должны были вести войну на уничтожение, чтобы обеспечить себе господство над всей Грецией подобно тому, как Рим приобрел господство над всей Италией? Дельбрюк вел по этому поводу горячую полемику с другими буржуазными учеными, которые на самом деле утверждали и пытались доказать в ученых сочинениях, что Перикл очень заблуждался в своей стратегии.
Эта распря не была лишена известного комического привкуса. После войны 1870–1871 гг. прусский милитаризм загорелся военным задором и утверждал, что старый Фриц, бывший фактически приверженцем стратегии на истощение и называвший ее всегда «хорошим методом», наоборот, следовал, будто бы, одиноко возвышаясь над своим временем, уже наполеоновской стратегии на уничтожение. Теодор фон Бернгарди, посланный в 1866 г. вместо незаменимого Мольтке военным представителем Пруссии в итальянскую главную квартиру, — следовательно, светило первого ранга прусской военной науки, — проводил эту фантазию в двух толстых томах; масса офицеров генерального штаба соглашалась с ним. Дельбрюк опровергал их, и хотя на это потребовались долгие годы, но в конце концов он восстановил историческую правду в ее правах. Между тем некоторые ученые головы и патриотически воспламененные Бернгарди умы принялись за Пелопоннесскую войну и разделали бедного Перикла, ничего не смыслившего в законах стратегии, которой следовал якобы прусский национальный герой.
Весь этот сумбур Дельбрюк разъяснил доказательствами, что Перикл следовал той же стратегии, что и король Фридрих, который, если о нем судить сообразно законам стратегии на уничтожение, явился бы такой же жалкой карикатурой, какую сделали ученые из Перикла.
Но этим, собственно, еще не доказано, что Перикл был на правильном пути, тем более что Пелопоннесская война закончилась полным поражением Афин. И здесь приводимые доказательства Дельбрюка имеют, во всяком случае, большой пробел. Его труды относительно различия фридриховской и наполеоновской стратегий доходят всегда до сущности явлений, так как они доказывают, что как одна, так и другая стратегии связаны с экономическими предпосылками, изменить которые не в силах даже ее (стратегии) гениальные носители; однако в утверждении, что Перикл был прав в своей стратегии на истощение, Дельбрюк существенным образом опирается на авторитет Фукидида, каждое слово которого он настолько же считает непогрешимым, насколько считает необходимым освещать всякого другого историка древности до мозга костей светом критики фактов.
Здесь мы встречаемся с одной из тех сумасбродных идей, в которые впадает иногда Дельбрюк, вследствие того что, как только он приближается на своем пути к историческому материализму, он тотчас же шарахается от него в сторону.
Фукидид, несомненно, крупный историк, и если даже он ничего не знает ни о художественном, литературном и научном, ни даже об экономическом и социальном развитии, все же он является наиболее достоверным историком древности, поскольку дело касается установления фактов в политической, в узком смысле этого слова, области. Правда, и здесь не все гладко во всех углах и концах — уже на первом шаге спотыкаешься. Вопрос о том, следовал ли Перикл в Пелопоннесской войне правильной тактике, стоит в зависимости от того, действительно ли Афины были недостаточно могущественны, чтобы победить своих врагов и захватить гегемонию в Греции. Относительно военных сил Афин перед началом войны Фукидид дает, однако, такие смутные данные, что его поклонник Дельбрюк должен пускаться в пространные вычисления, чтобы внести в них какой-нибудь смысл.
У него самого остается ощущение, что он все же не достигает этим цели, тем более что другие ученые из цифр Фукидида делают выводы, совершенно обратные тем, которые хочет сделать Дельбрюк, а потому он снова пускает в ход свой козырь: «Авторитет величайшего историка будет безнадежно разрушен, будет низвергнут столп греческой литературы, если кто-нибудь сможет доказать, что в 431 г. Афины имели 60 000 граждан (т. е. могли применить в Пелопоннесской войне стратегию на уничтожение). Тогда, следовательно, Фукидид неправильно оценивает Перикла и его политику, тогда мы вообще не можем более доверять его суждениям». Дельбрюк впадает в ту самую ошибку, которую он без конца порицает у своих ученых соперников: он дает чисто словесную критику, и, стремясь возвысить Фукидида свыше всякой меры, он ставит его ниже всякой критики; если вся достоверность этого историка нужна лишь для того, чтобы истолковать в духе Дельбрюка несколько сомнительных цифр, сообщаемых им, то много с ним незачем и возиться.
Отбросим в сторону эти цифры, в которые в конечном счете нельзя внести никакого смысла, и рассмотрим с помощью критики фактов, так настойчиво рекомендуемой Дельбрюком, все рассказанное когда-то по этому поводу Фукидидом.
Настоящей причиной войны он считает то, что Афины стали опасны спартанцам вследствие своей все возрастающей силы. Это сказано, правда, довольно поверхностно; много ли можно было бы сказать о войне 1870–1871 гг., если бы главной причиной ее захотели признать то, что возрастающее могущество Германии стало страшить французов? Если бы это было только тривиальностью, это было бы еще туда-сюда, но это была также и грубая ошибка, которая прежде всего указывает на то, что Фукидид вообще не понял исторического смысла Пелопоннесской войны. Сам Дельбрюк сказал как-то: «Особенно непримиримыми врагами Афин были фиванцы и коринфяне, а не спартанцы». Он написал эту фразу мимоходом в статье, которой он хотел, по примеру своего учителя Фукидида, вторично поразить «ничего не стоящего труса» и «противного человека» — Клеона. Само по себе это положение совершенно правильно, и нужно лишь сделать из него необходимые выводы, чтобы понять причины Пелопоннесской войны[7].
В персидских войнах и Афины, и Спарта проявили себя как наиболее могучие государства Греции, но в этих войнах Афины переросли Спарту.
Несмотря на все лавры, которые стяжали себе спартанские цари Леонид и Павзаний под Фермопилами и Платеей, Афины не только одержали первую большую победу над персами, они поняли, что окончательная победа лежит именно на море. По совету Фемистокла, Афины снарядили большой флот, и под командой Фемистокла произошла битва у Саламина, заставившая персидского царя покинуть Грецию и повлекшая за собой отложение греческих островов и греческих приморских городов в Малой Азии от персидского владычества. Все эти цветущие города, насчитывавшиеся сотнями, присоединились к могущественным на море Афинам, которым они были обязаны своим освобождением от персидского ига. Сначала это был союз равноправных морских общин, имевших свой центр на острове Делосе, однако скоро союзники Афин, оставаясь формально их товарищами по союзу, сделались фактически подданными Афин; союзная касса была перенесена в Афины, которые ею и управляли, а союзные членские взносы превратились в дань, которой Афины распоряжались сообразно своим интересам и потребностям.
Афинские гоплиты, снаряжающиеся в поход.
Изображение на аттической вазе. V в. до н. э.
Как происходило это развитие в подробностях, каким образом, выражаясь по Гроту, «союз, составленный по свободному соглашению отдельных членов, упал со степени самостоятельного, хорошо вооруженного военного союза под руководством Афин до объединения безоружных и бездеятельных данников, защищаемых военной силой Афин; как свободно объединившиеся товарищи, имевшие равные права в Делосе, превратились в разъединенных подданных, отсылающих дань в Афины и получающих из Афин распоряжения», — это невозможно проследить в подробностях по имеющимся источникам. Но из перевеса Афин над другими членами союза это можно довольно легко объяснить как раз по способу исключения из общего правила: некоторые из крупнейших островов — Хиос, Лесбос и Самос — остались свободными вооруженными союзниками Афин. Господство Афин над другими сам Перикл называет коротко и ясно «тиранией». На дани союзников, достигавшей ежегодно до 600 талантов — на наши деньги от 2 000 000 до 3 000 000 марок, — покоился блеск того времени, которое называют веком Перикла.
По всем правилам деловой критики этот могучий подъем Афин должен был иметь естественное отражение во внутреннем развитии афинского общества и афинского государства.
«Люди моря» все более и более оттесняли на задний план «людей суши»; демократия, экономические корни которой лежали в торговле и морских предприятиях Афин, по мере развития торговли и мореплавания все больше стесняла олигархию, ту горсть старых родов, которая, опираясь на крестьянское население, до сих пор вела управление государством. Традиция, сохраняющая при всех политических изменениях большую силу, не позволяла еще живущей торговлей и ремеслами массе подойти непосредственно к кормилу правления; Перикл также принадлежал к старым родам, но он правил лишь как доверенное лицо демократии.
В противоположность Афинам Спарта оставалась сухопутной силой; она сохранила и свою общественную организацию, которая состояла из относительно немногочисленного военного дворянства — спартиатов, из лично свободных, но политически бесправных периэков и из массы илотов — порабощенного крестьянского сословия; она сохранила и свой олигархический образ правления.
Как в Афинах демократия, так и в Спарте олигархия была наиболее организована, и где бы ни сталкивались в то время в Греции олигархические и демократические элементы, первые с таким же вожделением смотрели на Спарту, как вторые на Афины. В самих Афинах олигархи были более или менее пламенными поклонниками Спарты и с эгоизмом господствующего класса, чувствующего колебание почвы под своими ногами, были более чем склонны к махинациям со Спартой за счет своего города. Сама Спарта, несомненно, следила за поразительно быстрым расцветом своего соперника с какими угодно чувствами, но только не с дружелюбным удовлетворением и, конечно, была готова на все, чтобы создать для него препятствия. Однако для открыто наступательной политики против Афин у нее не было ни желания, ни необходимости, а также ни средств, ни возможности. Постоянный тайный страх перед восстанием илотов парализовал жажду к завоеваниям военного государства; да и непосредственно бояться Афин Спарте не приходилось; от одного восстания илотов, приставившего спартиатам нож к горлу, они спаслись при помощи Афин.
Кроме того, как могла бы Спарта, будучи сухопутной державой, сломить морское владычество Афин и одновременно выступить наследницей Афин?
Насколько мала была жажда наступления у олигархической Спарты, настолько велика была она у Афин, хотя эта жажда направлялась не в сторону Спарты. С поразительной быстротой обеспечили себе Афины господство над Эгейским морем и над восточной частью Средиземного моря; они горели теперь желанием, господствуя над морем, проникнуть и на Запад. Торговый капитал всегда алчен, всегда стремится к завоеваниям, и в этом отдельном случае можно особенно легко увидеть, что в завоевательных стремлениях Афин скрывались жизненные интересы афинской демократии. Чем больше богатств притекало в страну, тем они более концентрировались в руках незначительного, все более и более суживавшегося круга лиц, в то время как широкая масса свободных граждан постепенно нищала. Так как вся производственная и ремесленная работа была предоставлена рабам, конкурировать с которыми считалось зазорным, то афинская демократия неминуемо была вынуждена к тому, чтобы, все более распространяя морское владычество государства, приобретать для страны все большие доходы и большую дань и тем приостанавливать процесс своего обнищания.
Гоплит со своим рабом в походе. Терракотовая статуэтка. IV в. до н. э.
Если, однако, Афины стремились распространить свое морское могущество на западную часть Средиземного моря, то на пути у них стояла не Спарта, но Мегара, Коринф и Беотия. Афины, правда, могли проникнуть в западную часть Средиземного моря, обойдя Пелопоннес кругом, между предгорьем Малеей и островом Китерой, но это путешествие считалось в то время очень опасным, и торговля между Малой Азией и Италией, между восточной и западной частями Средиземного моря производилась через перешеек, связывавший Среднюю Грецию с Пелопоннесом, и через Коринфский перешеек, отделявший Афины от западной части Средиземного моря. Он находился во владении Мегары и Коринфа, которые благодаря торговле, производившейся через перешеек, сделались богатыми городами. Мегара была маленьким государством, которое Афины свободно могли бы положить в свой карман, тем более что Мегара относилась к Коринфу с той же подозрительностью, как и к Афинам, и поэтому колебалась в выборе между ними обоими.
Коринф был большим и богатым городом, далеко не желавшим позволить Афинам парализовать себя; он искал тесной связи со Спартой, чтобы обеспечить себе поддержку против могущественных Афин. Для Афин оставался, таким образом, еще только один путь — завоевать Беотию. Сделав это, Афины обошли бы Коринфский перешеек и попали бы как раз в Коринфский залив, который открыл бы им доступ в Италию и Сицилию.
Таким образом, Беотия и Коринф, как совершенно правильно указывает г. Дельбрюк, не делая из этого, однако, правильных выводов, и были «собственно непримиримыми» врагами Афин и имели на это полное основание, так как Афины однажды уже крепко схватили их за ворот. Афины покорили остров Эгину; они заключили с Мегарой союз, которого просили сами мегарцы из страха перед коринфянами, и заняли гавани Мегары — Низею и Пегею; они овладели также Беотией вместе с Фокидой и Локридой, свергая повсюду олигархических правителей и устанавливая демократический образ правления, так что Коринф был окружен со всех сторон.
В Ахайе[8] и Трезене[9] и даже на Пелопоннесе афиняне встали твердой ногой и, таким образом, непосредственно вторглись в сферу владений Спарты. Никогда раньше не были Афины так близки к гегемонии над всей Грецией, да и в позднейшее время им никогда не удавалось подойти к ней так близко.
Спарта проявила себя при обороне в высшей степени неповоротливой. Сначала афинское войско потерпело тяжелое поражение при Коронее, в Беотии, в походе, предпринятом для усмирения некоторых беотийских городов, которыми снова завладели изгнанные олигархи; чтобы возвратить своих многочисленных пленных, потерянных при Коронее, Афины согласились на заключение мира, отказавшись от всей Беотии, где повсюду снова в управление вступили олигархи, так же, как в Фокиде и Локриде, которые после отказа от Беотии уже нельзя было удержать. Тогда изгнанные Афинами олигархи напали на ненавистный для них город в том месте, где он был наиболее уязвим; они сумели побудить большой остров Эвбею к отложению от Афин, а когда Перикл выступил во главе сильного войска для покорения Эвбеи, он должен был поспешно вернуться обратно вследствие сообщения, что Мегара, подстрекаемая Коринфом, также отложилась и что спартанское войско выступило для нападения на Аттику.
Это нападение оказалось, впрочем, совершенно невинным; едва вступив на землю Аттики, спартанцы тотчас же возвратились обратно, так как Перикл подкупил якобы их вождей. Перикл покорил Эвбею, вследствие чего господство Афин на море было обеспечено. Но Афины не предпринимали больше сухопутной войны; в 445 г. Афины даже заключили со своими врагами 30-летнее перемирие, вследствие которого Афины отказались от притязаний на Низею, Пегею, Ахайю и Трезен и заявили о своем согласии на вступление Мегары в Пелопоннесский союз, руководимый Спартой.
Это было тяжелым поражением для Афин, однако последовавший за этим 14-летний мир, казалось, доказал, что Греция в обоих крупных союзах — Афинском и Пелопоннесском — нашла свое равновесие, обеспечившее ей продолжительное процветание. А Афинах начался тот изумительный период искусства, обломки которого и сейчас еще вызывают восхищение просвещенного человечества. В течение этого периода город абсолютно не думал ни о каких новых завоеваниях и не применял к своим союзникам никаких строгостей.
Только на островах, действительно являвшихся свободными союзниками Афин, было неспокойно: на Самосе дело дошло до настоящего восстания, которое Афины подавили силой, а Лесбос запрашивал Спарту, можно ли рассчитывать на пелопоннесскую поддержку в случае отложения этого острова. Однако лесбийцы получили негласный отказ Спарты, а Самос официально получил отказ Пелопоннесского союза, когда он просил о помощи против Афин; как раз наиболее горячие враги Афин, коринфяне, выступили против поддержки самосцев, которая могла бы явиться нарушением 30-летнего перемирия. За обоими союзами, таким образом, признавалось право наказывать членов, изменивших союзам. Возможно, что это воздержание Пелопоннесского союза, и в частности коринфян, проистекало не из истинной любви к миру, но из расчетов какого-либо рода, которых мы не знаем; во всяком случае оно говорит против того, что Пелопоннесская война возникла из простой вспышки зависти и ненависти, которые Афины должны были возбуждать у государств Пелопоннесского союза; развитие искусств, происшедшее в Афинах за мирные годы, менее всего беспокоило спартанцев.
В чашечке этого прекрасного цветка сидел червяк. Старый Бек в своем знаменитом сочинении о государственном управлении Афин делает упрек — при этом он считает своим долгом сослаться на Аристотеля и Платона — в том, что Перикл расточал общественные средства, чтобы привлекать народные массы посредством вознаграждения судей, дачи денег на театры и разными другими способами подкупа, стараясь одновременно занять их досуг различными торжествами, пиршествами и празднествами. Перикл сделал якобы афинян корыстолюбивыми и ленивыми, болтунами и трусами, расточителями и распутниками, кормя их подачками из общественной сокровищницы, возбуждая прекрасными произведениями искусства их чувственность и стремление к наслаждениям. Конечно, Перикл был слишком умным человеком, чтобы не сознавать последствий своих мероприятий, но он не видел иной возможности удержать в Элладе как свою власть, так и власть своего народа; он знал, что вместе с ним погибнет и могущество Афин, и старался удержаться как можно долее, презирая толпу в такой же степени, в которой он ее откармливал.
Другие ученые, как, например, Онкен, горячо восставали против этого суждения и возводили Перикла в идеал государственного деятеля.
Греческий лучник
Обе стороны и правы, и не правы. Если бы Перикл был таков, каким рисует его Бек, т. е. человеком, великим в своем воображении, который, думая, что он один может сохранить Афины, не останавливался даже перед негодными средствами, то он был бы не только демагогом, но и просто дураком, по отношению к которому было бы непонятно лишь одно: каким образом Перикл мог на протяжении целой половины столетия оставаться руководителем афинской демократии. Но, как руководящий ум афинской демократии, он ни в коем случае не мог быть идеалом государственного деятеля, но должен был приноравливаться к социальным жизненным условиям этой демократии. По мере того как в Афины стекались все большие и большие богатства, масса свободных граждан все более и более пролетаризировалась, денежное обращение разрушало крестьянское хозяйство, место которого заступали латифундии, обрабатываемые рабами; население деревни редело; народные массы стекались в столицу, где они образовывали вокруг обогащающихся богачей непрерывно возрастающие массы люмпен-пролетариев.
Этот процесс нашел свое отражение в «Антигоне» Софокла:
…никогда еще несчастье, подобное деньгам,
Не зарождалось в мире. Они уничтожают города,
Внезапно изгоняют людей из домов и от очагов;
Гнусными побуждениями развращают благородные сердца,
Делая их способными на позорные злодеяния;
Деньги склоняют человека на любое предательство,
Побуждая его ко всяким нечестивым поступкам.
Поскольку рабовладельческое хозяйство вытесняло свободного гражданина, постольку приходилось содержать свободного гражданина, затушевывая его нищету за счет дани союзных городов, вследствие чего гнет над ними становился, конечно, все невыносимее, а морская сила Афин в корне подрывалась. У Фукидида об этом ничего не говорится; а как охотно можно было бы отдать дюжину его военных и осадных историй за маленькую главу о внутреннем экономическом развитии Афин за время правления Перикла. Однако экономическая критика фактов имеет те же права, как и военная критика фактов, а наше экономическое зрение достаточно обострилось в настоящее время, чтобы можно было сказать с вероятностью, что должно было происходить в торговой республике, одной ногой опирающейся на дань, собираемую с угнетаемых общин, а другой ногой — на рабовладельческое хозяйство.
Яснее ясного, что при такой обстановке афинская демократия должна была становиться все более воинственной и захватнической, и нам думается, что для Перикла является весьма сомнительным комплиментом, когда г. Дельбрюк говорит, что он думал лишь о том, чтобы сохранить существовавшее положение вещей. Дельбрюк всегда готов насмехаться над «моральными усыпителями», не могущими понять, почему старый Фриц[10]не удовольствовался завоеванием Силезии, а начал Семилетнюю войну, чтобы захватить еще и Саксонию; однако Перикл должен остаться совершенно неповинным в Пелопоннесской войне. Мы опасаемся, что здесь снова подойдут слова императрицы — жены Фридриха, с которыми она обратилась к г. Дельбрюку, когда тот представился ей в качестве «консервативного социал-демократа»: «Это, право, очень мило с обеих сторон». Ни в одном из обоих случаев нельзя привести неопровержимых документальных доказательств, но основания, которые поддерживают гипотезу г. Дельбрюка относительно прусского короля, меньше тех оснований, которые говорят против его гипотезы относительно афинского государственного деятеля.
Если бы Перикл не был достаточно защищен от подозрения, что он кормил афинский народ из пустых и личных побуждений, приписываемых ему Беком, то тогда он был бы не государственным человеком, а в лучшем случае — «практическим политиком», который должен был жить, применяясь к существующей обстановке, даже и не подозревая, что фактическим следствием его политики явится морально-политический упадок афинской демократии. Если бы положение осталось неизменным, то банкротство можно было бы высчитать по пальцам. Из тяжелого поражения Афин, приведшего к 30-летнему перемирию, Перикл сделал вывод, что для Афин невозможно становиться одновременно большой сухопутной и большой морской державой, но если он и ограничился лишь морским господством, то во всяком случае он не желал отказаться от его расширения. Конечно, в настоящее время легко сказать, что болезнь, от которой страдала афинская власть, развилась бы на высшей ступени в еще большей степени, но Перикл не мог трогать ее действительных корней уже по одному тому, что он, как дитя своего времени, не мог их познать; совершенно не упоминая о рабовладельческом хозяйстве, Перикл говорит об афинском господстве над союзниками, что оно есть не что иное, как тирания, сохранять которую несправедливо, но отказаться от которой опасно и даже невозможно.
Сохранение же «тирании» совпадало с ее расширением. Как руководитель афинской демократии Перикл оказался заключенным в круг ее представлений; его задача должна была ограничиться тем, чтобы наиболее благоразумно и осторожно работать для расширения морского владычества Афин на западную часть Средиземного моря.
Но как бы ни была благоразумна и осторожна его политика, цель ее оставалась совершенно определенной. Перикл основал колонию Туриой на Тарентском заливе и заключил союз с нижнеитальянско-сицилийскими городами Региум и Леонтини. Затем, когда Коринф вступил в горячую распрю с Корцирой и когда корцирцы, не принадлежавшие ни к Афинскому, ни к Пелопоннесскому союзам, попросили помощи у афинян против угрожающих вооружений Коринфа, Перикл заключил сделку с ними. Весьма характерно, что корцирцы обосновывали свое предложение тем, что их дружба или враждебность будет иметь для Афин важное значение вследствие того, что их остров расположен на пути в Италию и Сицилию и ни один корабль не может без их желания пройти оттуда в Пелопоннес; флот же, направляющийся туда, может отправиться от них с гораздо большими удобствами.
На самом деле Корцира обладала значительной морской силой — самой крупной в Греции после Афин и Коринфа.
Греческие всадники. С барельефов Парфенона
Эта сделка дала первый толчок к Пелопоннесской войне, разоблачив вместе с тем главную ее причину — борьбу за господство на западном море. Если бы коринфянам удалось победить корцирцев, то афиняне были бы отрезаны от этого господства в гораздо большей степени, чем они были отрезаны существованием перешейка. В том угрожающем положении афинянам не оставалось ничего другого, как принять предложение корцирцев. Наоборот, если бы они хотели удовольствоваться тем, чем они обладали, если бы у них не было других намерений, кроме сохранения мира, тогда они должны были бы отказать корцирцам. Во время 30-летнего перемирия всякий греческий город, не принадлежащий ни к Афинскому, ни к Пелопоннесскому союзам, сохранил, конечно, право присоединяться по своему желанию к тому или другому союзу, и на этом настаивали корцирцы. Наоборот, послы, направленные в Афины коринфянами, чтобы помешать намерениям корцирцев, не без основания указывали на то, что этот пункт перемирия не должен толковаться таким образом и что из-за этого может возникнуть война между двумя союзами, избежать чего и является целью перемирия.
Коринфские послы делали совершенно логические выводы, что если Афины объединятся с корцирцами, то этим начнется война между Афинами и Коринфом, «так как, если вы выступите в бой вместе с корцирцами, то мы не сможем бороться с ними, не нападая одновременно и на вас». К тому же коринфские послы очень настойчиво напоминали о той лояльной политике, которую проявил Коринф по отношению к Афинам во время самосского восстания.
Заслушав коринфских и корцирских послов, афиняне обсуждали дело в течение двух собраний. На первом настроение было скорее за коринфян, на втором же было решено, не заключая военного союза с корцирцами, заключить с ними союз оборонительный, согласно которому Афины и Корцира должны были защищаться совместно от вражеских нападений. Ясно, хотя прямо не доказано, что Перикл продиктовал это решение. Афины не хотели взять на себя вину открытого нарушения договора, что произошло бы в случае заключения военного союза с Корцирой; тем менее они хотели, чтобы Корцира попала в руки коринфян, так как, по словам Фукидида, «им казалось, что этот остров расположен очень удобно на пути в Италию и Сицилию».
Но так как не корцирцы угрожали коринфянам, а наоборот, коринфяне — корцирцам, то фактически афиняне высказались за корцирцев. Они послали им сначала 10, а затем, боясь, что этого подкрепления будет недостаточно, еще 20 кораблей; благодаря вмешательству афинских кораблей корцирцам удалось избежать в битве под Сиботой верного поражения. Однако афинские корабли вмешались лишь тогда, когда корцирцы оказались в безвыходном положении, и воздержались после спасения их от нападения на коринфян. Но коринфяне никоим образом не были довольны своей безрезультатной победой, — наоборот, они были возмущены вмешательством афинских кораблей. Афиняне, со своей стороны, боялись мести коринфян и решили принудить подвластный им город Потидею — колонию Коринфа — порвать все сношения со своей метрополией, разрушить стену со стороны моря и представить заложников в обеспечение своего образа действий. Однако эти мероприятия не могли предотвратить угрожавшей опасности: если потидейцы не думали об отложении, то эти требования были слишком велики и должны были вызвать отложение; если же потидейцы уже решились на отложение, то приказания Афин было недостаточно, чтобы удержать их от него.
В действительности потидейцы отложились и нашли у коринфян вооруженную помощь, так что теперь загорелась война между Афинами и Коринфом.
Сначала эта война была, как мы говорим теперь, «локальной». Афиняне прибегли затем к третьему мероприятию, которое во всяком случае должно было поставить на ноги весь Пелопоннесский союз: они заперли мегарцам все гавани, находившиеся под афинским контролем. Мегарцы были союзниками Коринфа против Корциры; это могло, конечно, раздражить Афины, но не давало им не только основания, но даже и повода к закрытию мегарских гаваней. Выставляемая Фукидидом причина — что мегарцы обрабатывали священную часть поля и другую спорную еще пашню, а также, что они принимали беглых афинских рабов — очень похожа на отговорку. Из-за подобных пограничных споров, которые в большей или меньшей степени неизбежны между соседними государствами, не прибегают к таким решительным средствам, как предпринятое по отношению к Мегаре закрытие гаваней — к мероприятию, которое вследствие принадлежности Мегары к Пелопоннесскому союзу должно было иметь следствием или позорное отступление Афин, или же большую войну.
Вряд ли можно объяснить «мегарскую псефизму»[11] иначе как тем, что Перикл нашел кризис достаточно назревшим, чтобы дать ему разрешиться, и ничто не свидетельствует так против исторического понимания Фукидида, как то, что он в данном случае не мог привести ничего, кроме этой явной отговорки афинян, которую мы только что цитировали его собственными словами.
Теперь Коринф и Мегара уже не могли встретить никаких затруднений со стороны Спарты и Пелопоннесского союза. Коринфяне осыпали спартанцев горькими упреками за ту бездеятельность, с которой они смотрели на все возрастающую силу Афин, и на этот раз они были выслушаны с сочувствием, несмотря на то что спартанский царь Архидам настойчиво предостерегал против войны. Начались переговоры, в которых спартанцы весьма многозначительно требовали, чтобы афиняне изгнали из города тех, кто провинился перед богами, подразумевая при этом Перикла, который с материнской стороны был в родстве с некоторыми святотатцами. «Именно Перикл, — так обосновывает Фукидид требования спартанцев, — держал в руках кормило правления; к тому же он был во всех отношениях враждебен лакедемонянам и не позволял афинянам отступить ни на шаг, а, наоборот, толкал их к войне».
Одновременно афинские олигархи, бывшие, естественно, душой и телом со спартанцами, предприняли поход против Перикла, возбудив — таким же коварным и злобным образом, как это практикуется прусским юнкерством, — злостные обвинения, правда, не против него самого, но против его возлюбленной Аспазии и его друзей — философа Анаксагора и скульптора Фидия. Однако Перикл преодолел это нападение и остался у власти; когда спартанцы предъявили ультиматум о прекращении предпринятого по отношению к Мегаре закрытия гаваней, Перикл действительно не позволил афинянам уступить ни на шаг, он искал лишь дипломатического прикрытия, высказываясь за третейский суд на равных правах, что по тогдашнему положению вещей, в лучшем случае, было насмешливо-вежливым отклонением спартанских требований.
На основании этого можно вывести правильный взгляд на стратегию, предложенную афинянам Периклом. Он отрицал сухопутную войну и отдавал земли Аттики в жертву врагу: «Если бы я мог думать, что вы последуете за мной, то я стал бы убеждать вас разорять их самим».
Напротив, тем сильней рекомендовал он удерживать господство над морем, против которого в самом худшем случае Пелопоннесский союз не мог ничего предпринять. «Спартанцы и их союзники кормятся трудами рук своих, и частные граждане имеют денег так же мало, как и государственные казначейства. Они не способны выдерживать продолжительных войн, которые ведутся на море, а мелкие войны, которые они ведут между собой, очень быстро заканчиваются вследствие их бедности. Люди, живущие при таких условиях, не могут ни снарядить флота ни держать в течение долгого времени в поле сухопутное войско, так как они должны откладывать свои дела и справляться с расходами своими собственными средствами, их положение еще более осложнится, если море будет закрыто для них. Чтобы вести войну, гораздо важнее иметь богатые средства, чем производить сильные нападения. Если даже люди, живущие трудами рук своих, имеющие для ведения войны больше людей, чем денег, имеют, с одной стороны, то несомненное преимущество, что при регулярных военных действиях они могут рассчитывать на победу, то, с другой стороны, у них нет никакой гарантии в том, что они не истощатся преждевременно, особенно в случае, если против ожидания война затянется.
Правда, одно-единственное сражение пелопоннесцы и их союзники могут выдержать против всех греков, но вести войну против силы, превосходящей их так значительно по своим средствам борьбы, — этого они не в состоянии». Перикл указывает также и на то, что Пелопоннесский союз состоит из очень большого количества городов, вследствие чего ведение войны делается затруднительным в тем большей степени, что в войне ни в коем случае нельзя упускать момента.
Он снова приходит к необходимости избегать сухопутной войны и указывает на главное обоснование этой необходимости, не выставляя, однако, его на первый план по вполне понятным причинам. Он говорит: «Мы должны поэтому, пренебрегая равниной и нашими селениями, стремиться господствовать лишь над городом и морем и не позволять себе, следуя слепому увлечению, вступать в решительное сражение с пелопоннесцами, далеко превосходящими нас по своей численности, потому что если бы мы даже и победили, то в скором времени нам пришлось бы снова бороться с таким же количеством врагов.
Если же мы потерпим неудачу, то мы неизбежно потеряем наших союзников, которые составляют большую часть наших сил; они перестанут быть покорными нам, лишь только увидят, что мы не можем наказать их вооруженной рукой». Здесь было слабое место Афин; они могли спокойно перенести опустошение Аттики, не будучи поколеблены в своем могуществе, но если бы врагам удалось вызвать отпадение от Афин их союзников, Афины бы погибли.
В связи с этим стоял и окончательный вывод Перикла: «У меня есть еще много других причин, на основании которых я мог бы обещать вам победу, если только во время войны вы не будете думать ни о каких завоеваниях и не захотите самовольно начинать новых переговоров; ибо я гораздо более опасаюсь наших собственных ошибок, чем ударов со стороны врага. Но об этом мы будем говорить в другой раз, если вы действительно приступите к делу». Эти слова вызвали то мнение, которое разделяет и Дельбрюк, что Перикл преследовал в войне лишь сохранение равновесия, существовавшего до тех пор в Греции.
Фактически они свидетельствуют о том, что Перикл опасался завоевательных стремлений афинского народа и пытался избежать их несвоевременного проявления, которое больше всего могло напугать афинских союзников. О расширении афинского морского могущества было достаточно времени поговорить «в другой раз», после того как был бы обессилен Пелопоннесский союз, как это предполагалось планом Перикла.
Сам Перикл не мог показать лучше, как много или как мало понимал он в ведении войны, которой он, без сомнения, желал. Он дал новое доказательство своего ума, как справедливо говорит Дельбрюк, объяснив с такой ясностью афинскому суверенному народу эту трудно понимаемую стратегию; только Дельбрюк прибавляет к этому еще, что признание предложения своего руководителя «прекрасным» является не менее веским доказательством сознательности афинской демократии. Когда же пелопоннесское войско действительно напало на страну и сельские жители должны были бежать в город, когда пришлось в бездействии смотреть на опустошения, производимые врагом, тогда против Перикла поднялась оппозиция; она превратилась в бурю в начале второго года войны, когда среди тесно сплоченных, лишенных своего обычного питания и образа жизни, бездеятельных и нуждающихся человеческих масс вспыхнула чума и унесла четвертую часть всего населения.
Перикл был приговорен к штрафу, однако афиняне почувствовали вскоре раскаяние и снова поставили его полководцем, но вскоре после этого, на третьем году войны, он умер.
Фукидид рассказывает, что с тех пор афиняне поступали во всем наперекор тому, что им советовал Перикл. Однако это неверно; война после смерти Перикла по существу велась так же, как вел бы ее и сам Перикл. Много спорили о том, проводилась ли с необходимой энергией и необходимым искусством положительная сторона его военного плана — постепенное ослабление врага морскими экспедициями. По адресу отрицающих это Дельбрюк не без основания указывает на то, что при стратегии на истощение весьма существенную роль играет время, в течение которого враг, так сказать, поджаривается на медленном огне, пока не будет окончательно обессилен; поэтому нельзя порицать Перикла за то, что он не пустил сразу в ход все имевшиеся в его распоряжении средства для нанесения вреда сопернику. Однако тон, заданный Фукидидом, что после смерти «великого человека» все пошло вкось и вкривь, слишком соблазнительно звучит в ушах современных буржуазных историков, чтобы они не настраивали однозвучно с ним свои скрипки.
Потеряв своего руководителя, афинская демократия прежде всего должна была сделаться игрушкой ветреного демагога, о чем может многое порассказать г. Дельбрюк.
Фактически, однако, афинская демократия крепко держалась военного плана Перикла, что, конечно, совершенно понятно, так как он олицетворял ее волю и ее желания. Попытки отказаться от этого плана в пользу поспешного и бесславного мира со Спартой гораздо более исходили от олигархии, восставшей уже с самого начала — сперва без всякого успеха, а затем с половинным успехом — и против Перикла. Смерть Перикла была для нее очень кстати; она во всяком случае сокращала тот процесс развития, который совершился бы и без нее. Война настолько обострила противоречия между олигархической и демократической партиями, что человек, принадлежавший к старому поколению, не мог уже в ближайшем будущем быть одновременно вождем демократии и высшим должностным лицом государства. Все тяжести войны падали прежде всего на «сельское население», на которое опирались «олигархи» через свои гетерии[12], организации, члены которой были связаны клятвой, они все еще пользовались сильным влиянием и умели раздувать недовольство крестьянского населения, которое теперь часть года проводило в городе; в чуме они также имели красноречивую помощницу в своих демагогических подкопах против войны.
Им удалось посадить на место Перикла, при контроле десяти ежегодно переизбиравшихся стратегов, своего лидера Никия, самого богатого человека в Афинах. Руководство же демократической партией лежало на ней самой, на лице из ее собственной среды, на доморощенном политике: это был кожевник Клеон, достигший этого положения своим красноречием и энергией. Он не был ремесленником в современном смысле этого слова и вряд ли запачкал когда-либо свои руки дубильной корой. Его скорее можно было бы назвать фабрикантом в нашем смысле этого слова. Его кожевенное предприятие обслуживалось рабами, он был состоятельный человек, принадлежал ко второму сословию города и мог целиком посвятить себя призванию политического деятеля: про него рассказывалось, что в начале своего политического поприща он созвал своих друзей и простился с ними, так как он боялся, что личная дружба может заставить его погрешить против своих обязанностей по отношению к государству. Он был значительно талантливее Никия. Лидер олигархов был ограниченным ханжой, одним из тех отвратительных людей, которые, не имея надобности вследствие своего богатства таскать серебряные ложки и заниматься ростовщичеством, пользуются «всеобщим уважением» и думают, что в этом почетном звании они могут позволить себе любую глупость, наглость, любое предательство в общественной жизни.
С появлением этих двух людей сочинение Фукидида становится односторонним партийным трудом. Фукидид сам принадлежал к олигархической партии; так же, как и Никий, он был крупным землевладельцем. Поэтому, что бы тот ни делал, он все находил «разумным», хотя бы это было крупнейшее мошенничество; все же, что делает Клеон, он считает «безумным», хотя бы это было выдающееся дело, чрезвычайно благоприятное для афинян в Пелопоннесской войне. Хотя г. Дельбрюк находит, что оценка Клеона Фукидидом — «в высшей степени трудная тема и тончайшая психологическая проблема мировой военной истории», однако мы решительно заявляем, что здесь мы не можем последовать за ним. Что же говорит Фукидид о Клеоне? Он был якобы самым жестоким насильником и, имея громадное влияние на народ, раздувал войну, так как во время мира стали бы явны его злодеяния и его клевета не внушала бы к себе никакой веры. Нам не дано увидеть в этих сплетнях хоть какой-нибудь смысл, не говоря уже о беспримерно глубоком смысле. Возможно, что наша способность понимания в данном случае несколько притупилась вследствие другой болтовни, сходной с этой целиком по своему духу и весьма однородной по своей фразеологии, в которую в течение десятилетий впадали листки продажной прессы, утверждая, что социал-демократические агитаторы — самые грубые демагоги, имеющие громадное влияние на народ, раздувающие классовую борьбу потому, что при социальном мире они не смогут выступать со своими злобными измышлениями.
Перикл
Г. Дельбрюк утверждает, что Клеон стремился к гегемонии Афин над Грецией и этим проявил себя как весьма близорукий политик. Однако это утверждение основано на весьма двусмысленном толковании одного места из Фукидида. Возможно, что Фукидид хотел сказать здесь нечто совсем другое; но если даже он полагал именно так, как понимает его Дельбрюк, то и в этом случае его утверждение не может быть правильно, потому что Фукидид всегда говорит о Клеоне в тоне такой слепой ненависти, которая должна была бы, по крайней мере, помешать ему упрекать других в злостных измышлениях. К счастью, зло так велико, что оно в себе самом скрывает источники исцеления. Фукидид до такой степени увлекается чувством ненависти к Клеону, что его преувеличения до известной степени сами себя исправляют, и если его описания очистить от очевидных подозрений, направленных против Клеона, то из них с достаточной ясностью вытекает, что афинская демократия и предводитель ее Клеон продолжали перикловский способ войны, в чем им, конечно, мешал Никий со своей олигархической бандой, вынуждая их этим к преувеличенной страстности и беспощадности.
Кроме того, Клеон проводил эту политику, руководствуясь, в сущности, теми же методами и целями, что и Перикл.
Читать «Христос и Россия глазами «древних» греков» — Фоменко Анатолий Тимофеевич, Носовский Глеб Владимирович — Страница 76
Историки так оценивают события, описанные Фукидидом. «Пелопоннесская война представляет собой ВАЖНЕЙШУЮ ВЕХУ в истории классической Греции. В этой войне столкнулись, с одной стороны, Афины, возглавлявшие несколько сот эллинских полисов, входивших в состав Афинского морского союза (архэ), и, с другой — Спарта, стоявшая во главе Пелопоннесского союза… Пелопоннесская война, продолжавшаяся с 431 по 404 г. до н. э., явилась ПЕРЕЛОМНЫМ МОМЕНТОМ в истории Эллады… После Пелопоннесской войны Афины теряют свою былую мощь…
Пелопоннесская война как по длительности и масштабам военных действий, так и по ожесточенному характеру борьбы и, наконец, по своему историческому значению резко отличалась от весьма частых и обычных в Древней Греции войн между отдельными полисами… Прежде всего, обращает на себя внимание уже сама длительность войны… Война продолжалась целых 27 лет, причем непосредственные активные действия между главными противниками — Афиной и Спартой — длились около 20 лет без явно выраженного перевеса сил какой-либо из сторон…
Фукидид — современник и участник Пелопоннесской войны — следующим образом характеризует ее последствия: „… эта война затянулась надолго, и за ее время Эллада испытала столько бедствий, сколько не испытывала раньше… Никогда не было взято и разорено столько городов частью варварами, частью самими воюющими сторонами“…
Пелопоннесская война ни в коей мере не была локальным событием, ОНА НОСИЛА МЕЖДУНАРОДНЫЙ ХАРАКТЕР.
Начавшись с конфликта между Афинами и Пелопоннесским союзом, война сразу охватила всю материковую и островную Грецию, затем перекинулась на западные окраины эллинского мира — в Сицилию и, в конце концов, вовлекла в военный водоворот и ПЕРСИЮ (по-видимому, Русь-Орду — Авт.)… Все страны Восточного Средиземноморья участвовали в военных действиях…
Не в пример предшествующим войнам Пелопоннесская война велась с исключительным ожесточением…
ФУКИДИД ЯВЛЯЕТСЯ ОСНОВНЫМ ИСТОЧНИКОМ ПО ИСТОРИИ ПЕЛОПОННЕССКОЙ ВОЙНЫ» [29], с. 268.
И далее: «Ни один из древних историков не пытался даже описывать события, изложенные Фукидидом. Все три автора, писавшие специально о Пелопоннесской войне (Ксенофонт, Кратипп и Теопомп), начинают свое изложение с того места, где обрывается история Фукидида.
Последний период войны (с 411 по 404 г.) известен нам значительно меньше. Основным источником является здесь „Греческая история“ Ксенофонта…» [29], с. 270.
Сам Фукидид оценивает Пелопоннесскую войну так: «ВОЙНА ЭТА СТАЛА ВЕЛИЧАЙШИМ ПОТРЯСЕНИЕМ ДЛЯ ЭЛЛИНОВ И ЧАСТИ ВАРВАРОВ, И, МОЖНО СКАЗАТЬ, ДЛЯ БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА» [84], с.
5.
Отметим для дальнейшего, что противников афинян именуют так: спартанцы (они же лакедемонцы, спартиаты), коринфяне, пелопоннесцы. Все вместе они составляют Пелопоннесский союз. «Противником Афин являлся Пелопоннесский союз, в который входили почти все полисы Пелопоннеса, кроме Аргоса и, частично, Ахайи» [29], с. 273.
Среди союзников афинян особо выделяют керкирян, жителей Керкиры.
2. Во «Введении» Фукидид кратко рассказывает о Троянской войне, следуя Гомеру
Фукидид начинает с предыстории Пелопоннесской войны. А именно, он говорит о Троянской войне. Это повествование является, так сказать, стандартным, принятым в скалигеровской версии. Рассказывается о Гомере — летописце войны, об Агамемноне, о женихах Елены, Троянском походе, падении Трои. Тем самым, повествование Фукидида следует, в основном, версии Гомера. Оно занимает примерно пять страниц. Кстати, Фукидид отмечает, что Гомер жил «гораздо позже Троянской войны» [84], с. 6. Следовательно, как мы теперь понимаем, гораздо позже XIII века н.
э. Скорее всего — в эпоху XV–XVI веков. А «Фукидид» (или его редактор) жил еще позже.
3. Затем Фукидид вновь, сам уже того не понимая, повторяет рассказ о начале Троянской войны, именуя ее на этот раз войной из-за Керкиры
3.1. Заключение союза между Афинами и Керкирой
Керкира отдается под покровительство Афин
Двигаясь далее по труду Фукидида, мы быстро наталкиваемся на первое свидетельство того, что книга была, вероятно, скомпилирована гораздо позже описываемых в ней событий, причем — из нескольких различных хроник. Редактор не распознал встречающиеся в них повторы и включил в начало «Истории» Фукидида еще одно описание Троянской войны — точнее, самого ее начала.
Речь пойдет о конфликте из-за Керкиры, послужившем одним из основных поводов к Пелопоннесской войне.
Комментаторы пишут: «Первый узел противоречий, непосредственно приведших к войне (Пелопоннесской — Авт.), возник на Адриатическом море в связи с Керкирой (теперь Корфу)» [29], с. 276.
Однако, как мы вскоре увидим, фукидидовская КЕРКИРА, скорее всего, — Царь-Град, то есть «античная» Троя.
Фукидид говорит: «В то время Керкира по богатству стояла наравне с богатейшими эллинскими городами, да и к войне была подготовлена лучше других. Керкиряне гордились своим весьма сильным флотом» [84], с. 15.
Коринфяне поссорились с Керкирой. Керкиряне выиграли морскую битву с ними. «Коринфяне, раздраженные неудачей, усердно готовились к войне с керкирянами… Узнав об этих приготовлениях, керкиряне пришли в смятение; ведь они… не заключали союзного договора ни с афинянами, ни с лакедемонянами (то есть со Спартой — Авт.). Поэтому они решили отправиться к афинянам, чтобы вступить с ними в союз и попытаться получить от них помощь. Когда это решение стало известно коринфянам, они также отправили посольство в Афины» [84], с. 17.
Итак, Керкира обратилась к Афинам с просьбой о союзе. Коринфяне возражали против этого. «На первом собрании афиняне склонились скорее на доводы коринфян.
На следующий же день, на вторичном собрании они передумали и приняли решение ВСТУПИТЬ В СОЮЗ С КЕРКИРОЙ… Был заключен оборонительный союз… Афиняне были убеждены, что воевать с пелопоннесцами придется во всех случаях и потому НЕ ЖЕЛАЛИ ОТДАВАТЬ КЕРКИРУ С ЕЕ СИЛЬНЫМ ФЛОТОМ В РУКИ КОРИНФЯН… Таким образом оценивали афиняне обстановку, заключив союз с керкирянами» [84], с. 23.
Сразу после заключения союза афиняне направили на Керкиру флот.
Коринфяне, и вообще пелопоннесцы, были возмущены. Коринфяне направили эскадру для захвата Керкиры. Начались все более и более ожесточенные стычки. Афиняне встали на защиту Керкиры. Обстановка стала накаляться. Коринфяне отправили к афинянам посланцев со словами: «Несправедливо, афиняне, вы поступаете, начиная воевать и нарушая мирный договор. Мы хотим НАКАЗАТЬ наших врагов, а вы преграждаете нам путь силой оружия» [84], с. 26.
«Афиняне же отвечали так: „Пелопоннесцы, мы вовсе не собираемся воевать и нарушать договор, а пришли лишь на помощь керкирянам, нашим союзникам… Если вы нападете на Керкиру или на ее владения, то мы постараемся по возможности не допустить этого“» [84], с.
26.
Далее Фукидид подробно рассказывает о нарастающем противостоянии Афин с Пелопоннесским союзом, то есть со Спартой и ее союзниками. Дело явно идет к масштабной войне. Которая действительно скоро разразится и получит название ПЕЛОПОННЕССКОЙ. Кстати, после наших результатов, полученных в книге «Царский Рим в Междуречье Оки и Волги», возникает мысль, что само название ПЕЛО-ПОННЕС могло произойти от сочетания БЕЛЫЕ ПАНЫ и указывать на Волжскую или Белую Орду. В частности, название ПАНСКАЯ Польша сохранялось вплоть до XX века.
Задержимся здесь и осмыслим сообщенные нам сведения.
3.2. Война с Афинами из-за Керкиры — это, вероятно, война с Троей = Царь-Градом = Илионом из-за Елены Прекрасной
Как мы уже обсуждали в книге «Начало Ордынской Руси», причина Троянской войны, согласно многочисленным сказаниям, была следующая. Троянец Парис похитил Елену, жену греческого царя Менелая. Греки решили отомстить троянцам, собрали большое войско и приплыли под Трою. Однако было много путаницы по поводу причины войны.
Например, согласно «Троянской Истории» Гвидо де Колумна, не троянец Парис первый обидел греков, похитив у них Елену, а наоборот, греки похитили у троянского царя Приама его сестру Ексионию [81], с. 91. И лишь потом Парису пришлось похищать Елену, чтобы отомстить грекам.
Очевидное предзнаменование | Warspot.ru
Пока спартанский царь Агесилай воевал в Малой Азии с персидскими сатрапами, жизнь в Греции шла своим чередом. Люди рождались, трудились, радовались, печалились, умирали и не забывали при этом воевать. Отгремевшая Пелопоннесская война (431–404 годы до н.э.) установила мир только между крупными полисами, а множество небольших городов продолжали вековечные распри друг с другом. Конечно же, по сравнению с войной между Афинами и Спартой они выглядели детской забавой, но именно один из таких конфликтов послужил искрой, разжёгшей костёр новой войны — Коринфской. Начавшись между обитателями двух малозначимых областей, этот конфликт втянул в свою орбиту Спарту и Фивы и привёл под стены беотийского города героя Пелопоннесской войны Лисандра, где тому предстояло проститься с жизнью.
Коротко о причинах
Две области Средней Греции — Фокида и Локрида — долгое время вели конфликт из-за спорной территории. Отметим, что из источников неясно, о какой именно Локриде идёт речь: Опунтской или Озольской, а ведь ещё была Эпикнемидская. Многие исследователи считают, что надо подразумевать Опунтскую, лежавшую к востоку от Фокиды и соседствовавшую с Беотией.
К 395 году до н.э. Локрида входила в состав Фокиды. Однако в конце весны локры пересекли границу и угнали весь скот, пасшийся на спорной территории. Фокидцы не замедлили с ответом: они напали на Локриду и не только вернули животных, но и собрали большую компенсацию за понесённый ущерб. Локры обратились за помощью к союзным Фивам, и фиванцы не упустили выгодный момент. Теперь уже их войско разграбило земли Фокиды. Тогда фокидяне обратились к своему «старшему брату» — Спарте. Спартанские эфоры потребовали от фиванцев прекратить войну, а причину конфликта вынести на третейский суд, где судьями выступят представители Спарты.
Естественно, фиванцы такое решение отвергли. Лакедемоняне, чтобы не ударить в грязь лицом, стали готовиться к войне с Фивами, которые были главным городом Беотийского союза.
Некоторые источники отмечают, что вся история с пограничным конфликтом была инспирирована самими фиванцами. Причина крылась в действиях персидских агентов, отправленных малоазийскими сатрапами, которые стремились перенести войну из Малой Азии непосредственно в Грецию, чтобы ударить по спартанцам с тыла. Персы пообещали спонсировать греческие антиспартанские выступления, и это зерно упало на благодатную почву: гегемония Спарты за несколько лет, прошедших после Пелопоннесской войны, успела надоесть всем. Фиванцы выступили лишь катализаторами создания антиспартанского союза. С другой стороны, некоторые современные исследователи, отмечая проспартанскую ориентацию многих источников, переносят вину за разжигание конфликта на спартанцев, которые решили использовать эти события, чтобы раз и навсегда поставить фиванцев на место.
Узнав о том, что Спарта объявила им войну, фиванские беотархи обратились за помощью к Афинам, которые поддержали беотийцев и заключили с ними оборонительный союз.
Если завтра война
В Спарте засучили рукава и стали готовиться к войне. Был составлен план вторжения в Беотию за авторством, вероятно, Лисандра. По его замыслу, формировались две армии, которые должны были вторгнуться в Беотию с разных сторон, а затем, соединившись, разгромить фиванцев в решительном бою. Первую армию возглавил царь Павсаний. Под его командованием находились главные силы, состоявшие из самих спартанцев и их пелопоннесских союзников. От места сбора в Тегее армия должна была пройти через Коринфский перешеек, миновать горную гряду Киферон и вторгнуться в Беотию. Путь через Киферон был довольно сложным, однако более лёгкий пролегал через земли Аттики, и из-за враждебного отношения афинян спартанцы не решились им воспользоваться.
Вторую армию возглавил сам Лисандр. Она была немногочисленной, а в её задачу входило вторжение в Беотию с запада.
Для этого её воинам предстояло переправиться через Коринфский залив, высадиться на берегах Фокиды и, соединившись с фокидянами, вступить в Беотию. Обе спартанские армии должны были в намеченный заранее день соединиться возле города Галиарт, расположенного на южном берегу Копаидского озера.
pinterest.com
Зачем было разделять спартанцев на две армии и составлять замысловатый план окружения, на первый взгляд непонятно — ведь спартанцы ещё не знали поражений в открытых боях и вполне могли разгромить фиванцев в чистом поле. Но всё становится ясно, когда мы вспомним, кто выступил автором плана. Лисандр был человеком больших амбиций, а тут его, героя Пелопоннесской войны, уже дважды задвигали в тень более знатные сограждане. Если бы в кампании участвовала только одна армия, её, конечно же, возглавил бы царь. Именно поэтому и нужна была вторая армия — лично для Лисандра. К тому же военачальник рассчитывал использовать свою политическую сноровку и убедить отдельных участников Беотийского союза, недовольных гегемонией в нём Фив, отложиться от них и перейти на сторону спартанцев.
Осенью 395 года до н.э. обе армии выступили в поход, для многих оказавшийся последним.
Беотийский поход Лисандра
Армия Лисандра двинулась из Лакедемона на север Пелопоннеса и переправилась через Коринфский залив. Возможно, полководец воспользовался помощью жителей Сикиона, которые всегда были на стороне Спарты. Источники не называют численность отряда Лисандра, но Х. Паскуаль считает, что в его распоряжении была одна мора спартиатов, то есть 600 гоплитов, которых сопровождал незначительный контингент союзников — всего около 1000 человек. Высадившись на землях Фокиды, Лисандр присоединил местные контингенты — ополчения фокейцев, этейцев, гераклейцев и мелиейцев — и стремительно выступил в поход в Западную Беотию. По словам Плутарха,
«беотийцев, колебавшихся, к какой стороне примкнуть, он спросил, как ему пройти через их землю: подняв копьё или опустив его».
Зная, что в Орхомене довольно сильна антифиванская партия, Лисандр направился прямо к городу — и не прогадал: орхоменцы открыли перед ним ворота.
Более того, они заявили о выходе из Беотийского союза и переходе на сторону спартанцев. Это усилило армию Лисандра минимум на тысячу воинов. Впрочем, часть спартанцев, вероятно, осталась в городе в качестве гарнизона и для поддержания проспартанских настроений.
Следующей целью Лисандра стал город Лебадея. Согласно Плутарху, Лисандр смог её захватить, но некоторые исследователи ставят этот факт под сомнение, считая, что у Лисандра было недостаточно сил и осадного снаряжения для штурма города. К тому же на это требовалось время, а спартанский полководец не мог позволить себе ни малейшего промедления.
Лежавшая дальше на пути спартанцев Коронея закрыла ворота, и Лисандр обошёл город, спеша к Галиарту. Ещё из-под Лебадии он отправил к Павсанию гонца, сообщая, что на следующий день подойдёт к Галиарту. Вероятно, письмо он отправил потому, что действовал, опережая сроки (предположительно, на один день) — иначе зачем ему было извещать царя, что он подходит к городу?
Павсаний был уже недалеко, в районе Платей.
Из Спарты он, вероятно, вышел где-то одновременно с Лисандром, но довольно долго стоял в Тегее, собирая союзные контингенты. Войска прислали все союзники Спарты, за исключением Коринфа. Под командованием Павсания собралось гораздо больше воинов, чем было у Лисандра: Диодор упоминал о 6000 (вероятно, гоплитов). Несомненно, их сопровождали легковооружённые воины, которых было не меньше тысячи, и несколько сотен всадников. Пройдя Истм, они перешли через Киферон и вторглись в Беотию. Однако письмо Лисандра в руки царя не попало: гонца перехватил фиванский разъезд. Павсаний продолжал марш обычным темпом.
Хуже всего оказалось то, что беотархам открылись замыслы спартанцев. Они немедленно бросили все силы к Галиарту. Сами Фивы остались под защитой прибывшего на помощь афинского контингента, насчитывавшего примерно 5000 тяжеловооружённых воинов. Часть фиванцев вошла в Галиарт, чтобы усилить городской гарнизон, а главные силы расположились на склонах гор юго-западнее города. По оценке исследователей, силы фиванцев под Галиартом насчитывали около 4000 гоплитов, несколько сотен всадников и около тысячи легковооружённых воинов.
pinterest.com
От Лебадии к Галиарту вели две дороги: одна шла вдоль озера, а вторая, более широкая и удобная, вела в обход горного хребта. Лисандр воспользовался вторым путём. Несмотря на то, что эта дорога занимала больше времени, полководец счёл, что так войско избежит неорганизованности во время марша. Задержка сыграла на руку фиванцам. Они сумели занять выгодные позиции, и когда Лисандр добрался до Галиарта, ловушка была уже расставлена.
Последний бой Лисандра
Подойдя к городу, Лисандр разбил лагерь и стал ожидать Павсания. Простояв несколько часов в бездействии, полководец спустился на равнину перед городом и попытался склонить жителей на сторону спартанцев, однако переговоры быстро сорвали находившиеся в городе фиванцы. Тогда Лисандр приказал войскам выстраиваться в боевой порядок. Граждане Галиарта и фиванцы в городе сделали то же самое, сформировав ударную колонну, выстроившуюся за городскими воротами.
Лисандр.
Миниатюра из коллекции автораПо спартанскому обыкновению, началу боя должна была предшествовать жертва — она была нужна для того, чтобы получить благоприятные предзнаменования и тем самым укрепить боевой дух воинов. Лисандр вместе с прорицателем вышел для жертвоприношения перед строем. Рядом с ним находились офицеры его штаба. Именно в этот момент городские ворота распахнулись, и беотийцы ринулись атаку. Первыми жертвами стали как раз совершавшие церемонию спартанцы. Лисандр пал от руки Неохора, гражданина Галиарта, чей щит был украшен изображением змеи. Погибли и прорицатель, и некоторые воины, сопровождавшие полководца.
В это же время нанесли удар и фиванцы, находившиеся в засаде. Их атака пришлась на левое крыло спартанского построения, где стояли фокидцы. Их легко удалось смять, и вся союзная армия обратилась в бегство, стремясь поскорее достичь горных отрогов, откуда они спустились на равнину. Фиванцы бросились в погоню, но их враги в большинстве своём беспрепятственно достигли гор.
И тут ситуация резко изменилась. Лакедемоняне смогли организовать оборону. Они не только обстреливали врага из луков и забрасывали дротиками и копьями — с гор на фиванцев посыпались камни. Удивительно, но, даже неся потери, часть фиванцев упорно продолжала наступление, бессмысленно погибая на скалах. Преследуя врага, они потеряли от 200 до 300 человек. Плутарх писал, что
«они пали, преследуя неприятеля на голых, крутых склонах. Это были те, кого обвиняли в симпатии к лаконцам: стремясь оправдаться перед согражданами, они не щадили себя и погибли во время погони».
Но даже нанеся врагу ощутимый урон, спартанцы потеряли неизмеримо больше: на равнине перед городом осталось лежать около тысячи погибших с их стороны, в том числе и прославленный полководец.
Беотийские гоплиты после битвы при Галиарте. В центре Неохор, сразивший Лисандра.pinterest.at
Заключительный аккорд
Армия Павсания прибыла на следующий день, но было уже поздно.
Пусть царь и явился к месту встречи в назначенное время, но спартанцы кампанию, по сути, уже проиграли. Хотя армия Павсания численно превосходила фиванцев, он уже знал, что к ним на помощь из Фив выступили афиняне. К тому же спартанцам надо было похоронить погибших товарищей. Для людей того времени погребение играло важную роль. Ярким примером является казнь афинских стратегов, которые в 406 году до н.э. победили спартанский флот при Аргинусских островах, но из-за внезапно разразившейся бури не сумели собрать тела павших сограждан. Таким образом, главной целью Павсания стал не разгром фиванцев, а погребение погибших днём ранее спартанцев и союзников.
Видя, что часть мертвецов лежит под самыми стенами и забрать их оттуда будет неимоверно сложно, так как люди попадут под обстрел метательными снарядами из города, Павсаний решил, что мирный путь вернее приведёт к цели. Такой ход мыслей вызвал недовольство среди спартиатов:
«… Между спартанцами старшего возраста поднялся ропот, они пришли к царю и с негодованием заявили, что вернуть тело Лисандра надо не посредством перемирия, но силой оружия, сражаясь вокруг павшего, и, победив, похоронить; для побеждённых же славно будет лечь на том же месте, рядом со своим начальником.
Так говорили старики, но Павсаний, видя, что одолеть в битве фиванцев, только что одержавших победу, дело трудное и что тело Лисандра лежит у самой стены и, стало быть, без перемирия его нелегко будет взять даже в случае победы, послал к фиванцам вестника и заключил перемирие…»Фиванцы заявили, что выдадут тела только в том случае, если Павсаний уведёт войско за пределы Беотии. Царю пришлось согласиться, и спартанцы повернули домой. Плутарх сообщал, что
«Лисандра похоронили сейчас же за границей Беотии, на земле дружественного и союзного города Панопея. Там теперь стоит памятник на дороге из Дельф в Херонею».
Получается, что спартанцы не пошли через Истм, а направились в Фокиду и уже оттуда на лодках переправились на Пелопоннес. По возвращении проигравшего кампанию Павсания ожидал суд эфоров. Прекрасно понимая, чем всё может закончиться, царь ещё до решения суда бежал в Тегею, где и проживал до самой своей смерти где-то после 380 года до н.
э.
Битва при Галиарте способствовала подъёму антиспартанских настроений по всей Греции. Отныне новая межэллинская война стала неминуемой.
Источники и литература:
- Диодор Сицилийский. Историческая библиотека: simposium.ru
- Ксенофонт. Греческая история. — М.: Ладомир, 2003.
- Хаммонд, Н. История древней Греции / Н. Хаммонд. — М.: Центрполиграф, 2003.
- Кембриджская история древнего мира. — Т. 6. IV век до нашей эры: в двух полутомах. — М.: Ладомир, 2017.
- Павсаний. Описание Эллады: ancientrome.ru
- Парк, Г. Греческие наёмники. «Псы войны» древней Эллады / Г. Парк. — М.: Центрполиграф, 2013.
- Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Лисандр: ancientrome.ru
- Рунг, Э.В. Греция и Ахеменидская держава. История дипломатических отношений в VI–IV вв. до н.э. / Э.В. Рунг. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского ун-та, 2008.
- Pascual, J. Theban victory at Haliartos (395 B.C.): academia.edu
- Ruсsh, Scott M. Sparta at War: Strategy, Tactics, and Campaigns, 550–362 BC / Scott М. Ruсsh. — Frontline Books, 2011.
Theban victory at Haliartos (395 B.C.): academia.eduОтец патриотизма – Наука – Коммерсантъ
2450 лет назад Фукидид приступил к написанию своей «Истории», которая принесла ему славу основоположника научного подхода в исторической науке. Эта книга сегодня служит настольным пособием по геополитике для государственных деятелей.
Годы жизни Фукидида известны приблизительно, как у большинства знаменитых эллинов, но год, когда история родилась как наука, астрономам известен точно. В 431 году до н. э. над территорией Древней Греции наблюдалось сравнительно редкое кольцевидное солнечное затмение, и в том же году началась Пелопоннесская война между Афинами и Спартой.
«Фукидид-афинянин описал войну пелопоннесцев с афинянами, как они воевали между собой. Приступил же он к своему труду тотчас после начала военных действий… Война эта стала величайшим потрясением… можно сказать, для большей части человечества» — так, именуя себя в третьем лице, начинает «Историю» Фукидид.
Две «Истории»
Точно так же примерно на 20 лет раньше начал свою «Историю» Геродот: «Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».
Поводом для написания Геродотом «Истории» тоже была «мировая война» античной ойкумены — почти непрерывная череда греко-персидских войн, длившихся полвека и закончившихся за 18 лет до «мировой войны» Фукидида победой греков, они остановили экспансию персов на запад.
Но для Геродота война была поводом и для того, чтобы изложить все, что ему удалось узнать в ходе его путешествий по эллинским и сопредельным странам и рассказов других путешественников по более отдаленным местам. Греко-персидские войны занимают только половину его «Истории», а ее первая половина — это смесь из мировой истории, начиная с Троянской войны (завершилась в 1225 году до н.
э.), географии, этнографии, культурологии, литературоведения и даже биологии, если пользоваться современной классификацией наук, то есть фактически это была первая в мире энциклопедия.
Фукидид тоже предваряет свой труд очерком мировой истории до описываемой им войны. В схолиях Ксенофонта (комментариях к тексту Фукидида) это вступление получило название «Археология», закрепившееся потом в исторической науке как название глав 2–19 книги I «Истории» Фукидида.
Краткий курс всемирной истории Фукидида намного короче, но захватывает более древние времена, чем у Геродота. Если пользоваться современной периодизацией, то Фукидид начинает свою «Историю» с крито-микенской цивилизации бронзового века (царя Миноса — 3000–1260 годы до н. э.) и последовательно, через греческие Темные века (Гомеровская эпоха), архаическую Грецию, доходит до современной ему классической Греции, пика ее расцвета во главе с Афинами.
Научный подход
Разница обеих «Историй» очевидна: Геродот писал о более интересных вещах и более занимательно, Фукидид был суше и зануднее.
Сегодня это называется научностью. У Геродота ее в современном понимании просто нет. Он с одинаковой легкостью приводит в качестве подтверждения и достоверные источники, и такие: «говорят» и «такой рассказ я сам слышал».
Фукидид такие «источники» исключает сразу. «Что происходило еще раньше, установить точно не было возможности в силу отдаленности от нашего времени»,— пишет он, добавляя, что судить об этом можно только «на основании проверенных и оказавшихся убедительными свидетельств» и «основательная проверка сведений была делом нелегким».
«Как ни затруднительны исторические изыскания, но все же недалек от истины будет тот, кто признает ход событий древности приблизительно таким, как я его изобразил, и предпочтет не верить поэтам, которые преувеличивают и приукрашивают воспеваемые ими события, или историям, которые сочиняют логографы (более изящно, чем правдиво)… Мое исследование при отсутствии в нем всего баснословного, быть может, покажется малопривлекательным. Но… мой труд создан как достояние навеки, а не для минутного успеха у слушателей».
Общий тон этого пассажа Фукидида наводит на мысли о поговорке «сам себя не похвалишь…», а его замечание насчет логографов (писателей) — это камень в огород Геродота, что без лишних слов было понятно их современникам. Но объективно история у Фукидида больше отвечает современному представлению об исторической научности.
Шерше ля фам
По Геродоту глубинной причиной греко-персидских войн, в том числе и последней, которую он описывал, было взятие греками Илиона, точнее, повод Троянской войны — похищение Парисом прекрасной Елены. Как пишет Геродот, «похищение женщин, правда, дело несправедливое, но стараться мстить за похищение, по мнению персов, безрассудно… Ясно ведь, что женщин не похитили бы, если бы те сами того не хотели. По словам персов, жители Азии вовсе не обращают внимания на похищение женщин, эллины же, напротив, ради женщины из Лакедемона собрали огромное войско, а затем переправились в Азию и сокрушили державу Приама. С этого времени персы всегда признавали эллинов своими врагами».
Иными словами, раз уж греки уничтожают целые государства из-за женщины, терпеть таких ненормальных соседей опасно, лучше раз и навсегда с ними покончить.
У Фукидида причина войны между Афинами и Спартой сформулирована проще, мотив был геополитический, без малейшей примеси субъективных эмоций: «Истинным поводом к войне (хотя и самым скрытым), по моему убеждению, был страх лакедемонян (спартанцев.— С. П.) перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их воевать».
Афинян Трамп и спартанец Си
С легкой руки современного американского историка Грэма Эллисона из Гарварда эта простая и очевидная даже с обывательской точки зрения причина всех мировых войн получила название Thucydides Trap («ловушки Фукидида»). Своей медийной броскостью и скромным шармом научности эта формулировка понравилась журналистам-международникам, и теперь они помещают в «ловушку Фукидида» всех, кого не лень.
Первым на страницах The New York Times в январе 2011 года в нее попал Ху Цзиньтао и аккуратно был вызволен оттуда Бараком Обамой, сейчас Дональд Трамп изо всех сил тащит из нее Си Цзиньпина, а тот сопротивляется.
Путин как президент в «ловушку Фукидида» пока не угодил, но старшее поколение россиян, включая его, уже побывало в роли лакедемонян.
В ноябре 1984 года замдиректора ЦРУ по разведке Роберт Гейтс (в будущем министр обороны США при Буше-младшем и Обаме) кратко познакомил с содержанием «Истории» Фукидида членов подкомитета по международной торговле, финансам и безопасности экономики Конгресса США. Дав конгрессменам почувствовать себя афинянами, далее он в своем докладе провел аналогию между СССР и Спартой накануне Пелопоннесской войны. Это не шутка и даже не преувеличение, доклад Гейтса так и назывался: Sparta and the Soviet Union in U. S. Cold War Foreign Policy and Intelligence Analysis («Спарта и Советский Союз во внешней политике США периода холодной войны. Анализ разведданных»). Любой может почитать его в интернете.
Наставник Киссинджера
Геродот и Фукидид были переведены на латинский язык, то есть стали доступны всем европейским ученым, практически одновременно на рубеже XV и XVI веков, но Фукидид долго оставался как бы в тени Геродота.
Известность он приобрел только после Второй мировой войны, когда в Лондоне вышла книга «Открытое общество и его враги» Карла Поппера, в которой он назвал Фукидида «величайшим историком, наверное, из всех, какие когда-либо были» и, естественно, постарался это доказать.
Карл Поппер был уважаемым ученым и известным человеком, а в «Истории» Фукидида действительно можно увидеть много аналогий с современным миром, в итоге его популярность среди ученых и политиков стремительно выросла. Много позже польский писатель Рышард Капущинский так объяснил этот феномен: «Генералы и государственные деятели любили его: мир, который он рисовал, принадлежал им, эксклюзивному клубу брокеров власти. Не случайно и сегодня Фукидид выступает в качестве духовного наставника в военных академиях, неоконсерваторских мозговых центрах и сочинениях таких людей, как Генри Киссинджер; в то время как Геродот был избран творческой интеллигенцией в качестве пищи для изголодавшейся души».
Двойной портрет отцов истории
Но Геродот со своей «Историей» был первым, а Фукидид, хотя и с ничтожным по историческим меркам разрывом во времени, все-таки вторым.
К тому же его «Историю» нельзя было назвать бестселлером, в античном мире его читали в основном ученые, а сочинение Геродота было популярным. Поэтому много лет спустя Цицерон назвал именно Геродота «отцом истории», а вторых отцов не бывает. Тем не менее римляне поставили им обоим общий памятник — двойную герму.
Четырехугольный столб венчал общий бюст Геродота и Фукидида, которые, как сиамские близнецы, срослись затылками и смотрели в диаметрально противоположные стороны. Чтобы не было сомнений, под каждым на его стороне бюста подписали их имена. Сейчас эта символическая герма стоит в Национальном музее археологии в Неаполе. У обоих отреставрированы отколовшиеся носы: у Геродота почти целиком, у Фукидида только кончик.
Пелопонесская гражданская война
Полувековая греко-персидская война, описанная во второй половине «Истории» Геродота, была, по современной терминологии, войной отечественной. Речь шла о выживании Древней Греции как государства (союза государств-полисов) и самих греков как этноса под натиском Персии.
После победы греков слово «мидизм» (персофильство; греки ошибочно переносили этноним «мидийцы» на персов, хотя именно персы отобрали у мидийцев Иран) приобрело отрицательную коннотацию, как слово «коллаборационизм» после Второй мировой войны. Символом мидиста-коллаборанта стал греческий полководец Фемистокл, который перешел на службу к персам и получил в награду от царя Артаксеркса I сатрапию в Персии.
Пелопоннесская война, описанная у Фукидида, была войной гражданской. Ионийские греки, населявшие острова Эгейского моря и побережье Аттики и Малой Азии во главе в Афинами, воевали с континентальными дорийскими греками во главе со Спартой. У афинян и их союзников была демократическая форма правления, в Афинах, например, глава государства-полиса избирался сроком на один (!) год. У спартанцев и их союзников была олигархическая форма правления или просто тирания.
Третьей силой, внешней, была персидская империя. К ней противоборствующие стороны время от времени обращались за помощью материальной и моральной (просьбы о демонстрации персидской военной силы в их интересах), спартанцы — чаще и с большим успехом.
Патриотизм полисный и партийный
У российских историков античности в последние годы заметно растет число исследований, посвященных патриотизму в «Истории» Фукидида, что понятно: научное обоснование патриотизма у нас актуальная тема.
Ионийские греки и особенно афиняне были богаче, чем их противники под предводительством Спарты. У афинян уровень жизни, как материальный, так и культурный, был выше, права и жизнь человека они ценили больше, то есть основой их государственности, выражаясь современным языком, были демократия и либеральный ценности. Они все это ценили, но по-разному. Фукидид в своей истории дает два образца патриотизма афинян.
Первый — в надгробной речи Перикла на похоронах павших на войне солдат: «Наши предки всегда неизменно обитали в этой стране и, передавая ее от поколения к поколению, своей доблестью сохранили ее свободу до нашего времени. И если они достойны хвалы, то еще более достойны ее отцы наши, которые, умножив наследие предков своими трудами, создали столь великую державу, какой мы владеем, и оставили ее нам, ныне живущему поколению… Я желал бы показать, что в нашей борьбе мы защищаем нечто большее, чем люди, лишенные подобного достояния.
.. Эти герои не утратили мужества, презрели наслаждение богатством или надежду разбогатеть когда-либо и не отступили и перед опасностью. Отмщение врагу они поставили выше всего, считая величайшим благом положить жизнь за родину».
Вторая речь о патриотизме в его «Истории» принадлежит афинскому полководцу Алкивиаду, проигравшему сражение за Сицилию и перешедшему на сторону спартанцев и так объяснявшему им причины этого: «Ведь мы, Алкмеониды, всегда были врагами тиранов; под словом “народная партия” понимают все, что противодействует господству одного человека, и поэтому наша семья всегда стояла во главе народной партии. …Конечно, как и все здравомыслящие люди, мы понимали, что представляет собой демократия, и у меня не меньше оснований, чем у кого-либо другого, бранить ее. Впрочем, об этом общепризнанном безрассудстве ничего нового не скажешь. Тем не менее мы считали рискованным изменять форму правления, когда враги, подобные вам, стоят у ворот… Пока я безопасно пользовался гражданскими правами, я любил отечество, но в теперешнем моем положении, после того как мне нанесли тяжелую и несправедливую обиду, я — уже не патриот.
Впрочем, я полагаю, что даже и теперь я не иду против отечества, так как у меня его нет, но стремлюсь вновь обрести его. …Немедленно отправьте экспедицию в Сицилию и выступайте походом в Аттику. Подоспев на помощь с небольшим отрядом, вы… раз и навсегда покончите с могуществом афинян. Таким образом, и впредь вы будете жить в мире и безопасности в вашей стране и стоять во главе всей Эллады, которая подчинится вам добровольно и с любовью, а не по принуждению».
Чего не понял Фукидид
Как ученый Фукидид не комментирует в своей «Истории» эти две речи, просто дает их дословно. Отношение к ним он выразил своей жизнью. Точно так же, как Алкивиад, он, командуя афинской эскадрой, проиграл сражение за стратегически важный город Амфиполь (через него в Афины шел импорт леса для строительства трирем). Но в отличие от Алкивиада не бежал к врагу, а явился на суд в Афины. Суд приговорил его к изгнанию, а когда спустя 20 лет вернулся в Афины, он почти сразу умер. Некоторые античные, а также современные историки считают, что его убили как одного из виновников поражения афинян в войне, точно так же, как убили за это вернувшего в Афины после войны Алкивиада.
Победили спартанцы, правда, при этом сами попали в зависимость от Персии, а в Греции появился новый центр объединительной силы — Македония, которая спустя век поглотила всю Грецию, а заодно Персию и еще полмира. А еще через век Греция стала одной из провинций Римской республики, где еще через сто лет уже упоминавшийся выше Цицерон кратко сформулировал то, что в своей речи пространно пытался объяснить Алкивиад и что так и не понял до последнего момента своей жизни Фукидид: ubi bene, ibi patria. Родина там, где хорошо.
Сергей Петухов
Пелопоннесская война — Всемирная историческая энциклопедия
Пелопоннесская война между Афинами и Спартой и их союзниками проходила в два этапа: с ок. 460–446 гг. И 431–404 гг. До н. Э. Длительный и сложный конфликт, связанный с боевыми действиями внутри страны и за рубежом, наносил ущерб обеим сторонам. Спарта, с финансовой помощью Персии, наконец, выиграла конфликт, уничтожив афинский флот в Эгоспотами в 405 году до нашей эры.
Причины войны
В V веке до нашей эры Спарта и Афины были двумя главными державами в Греции, и, возможно, их сферы влияния пересекались и вызывали конфликт.Похоже, что Спарта была особенно встревожена растущей мощью Афин, способных построить все больший флот кораблей благодаря податям своих союзников и иждивенцев. Спарта также с подозрением относилась к проекту афинян по восстановлению укреплений Длинной стены, которые защищали их гавань Пирей. Вдобавок Спарта была обеспокоена тем, что бездействие подтолкнет другую крупную греческую державу, Коринф, на сторону Афин.
То, что стало известно как Первая Пелопоннесская война (ок.460-446 гг. До н.э.) был менее интенсивным, чем второй, и сражался в основном между Афинами и Коринфом с периодическим вмешательством Спарты. За войной последовал Тридцатилетний мир, хотя на самом деле военные действия никогда полностью не прекращались и с 431 г. до н.э. снова переросли в полномасштабную войну.
Греческое гражданское население стало гораздо более вовлеченным в войну, и все граждане городов-государств могли быть уничтожены.
Горячей точкой в спартано-афинских отношениях была Потейда в 432 году до нашей эры. Афины хотели древесины и полезных ископаемых из Фракии и поэтому потребовали, чтобы Потейда сняла свои укрепления.Потейдайцы попросили защиты Спарты и получили обещание помощи. Афины пошли вперед и осадили город, вскоре после этого, также издав мегарские указы. Это помешало Мегаре использовать любой порт Афин или ее союзников, фактически наложив торговое эмбарго. Спарта, давний союзник Мегары, попросила Афины отменить указ, поскольку он поставил бы Мегару в полную зависимость от Афин. Афиняне, уговариваемые Периклом, отказались, но спартанцы воздержались от официального объявления войны, возможно, из-за их состояния неготовности к еще одному длительному конфликту.На самом деле, однако, военные действия вспыхнули повсюду, когда Фивы напали на Платеи, союзника Афин, а в 431 г. до н.э. пелопоннесская армия во главе со спартанским царем Арчидамосом вторглась и опустошила Аттику. Война снова началась.
Война во Второй Пелопоннесской войне стала более изощренной и смертоносной, так как правила ведения войны были нарушены, что привело к зверствам, ранее немыслимым в греческой войне. Гражданские лица стали гораздо более вовлеченными в войну, и целые тела граждан могли быть уничтожены, как это произошло в Микалессосе в Беотии.Таким образом, количество жертв в войнах было намного больше, чем в любом предыдущем конфликте за долгую историю Греции.
Карта Пелопоннесских войн (431-404 г. до н.э.)
Эвонн Стелла Де Роза (CC BY-NC-SA)
Афины и ее союзники
После Персидских войн в начале V века до нашей эры греческие города-государства или полисы начали объединяться в защитные союзы. Многие государства встали на сторону Афин, особенно из Ионии, и вместе они образовали Делосскую лигу примерно в 478 году до нашей эры.Лига, в самом большом размере, состояла из более чем 300 членов, которые платили дань Афинам, сильнейшей военно-морской державе Греции, в форме кораблей или денег в обмен на защиту Афин от предполагаемой угрозы со стороны персидских и, возможно, также средиземноморских пиратов.
. Сокровищница Лиги находилась на священном острове Делос на Кикладах.
История любви?
Подпишитесь на нашу бесплатную еженедельную рассылку новостей по электронной почте!
Практическим следствием Делосского союза было то, что флот Афин теперь мог наносить удары где угодно.
Однако, начиная с репрессий против Наксоса, Лига быстро стала напоминать Афинскую империю, а не собрание равных союзников, и этот процесс был подтвержден перемещением казны в Афины в 454 г. до н. Э. Какова бы ни была политика, практические последствия Лиги заключались в том, что флот Афин мог нанести удар где угодно, особенно после взятия соперничающей морской державы Эгины, и это вызвало значительные проблемы с снабжением в нескольких городах на протяжении всей войны, особенно в Коринфе.
Спарта и ее союзники
Тяжелая военная подготовка в Спарте, начавшаяся с семи лет и известная как agōgē , привела к созданию профессиональной армии гоплитов, способной к большой дисциплине и относительно изощренным боевым маневрам, что заставило их бояться всей Греции, что, возможно, свидетельствует об этом факте.
заметным отсутствием укреплений в Спарте на протяжении большей части ее истории.
Региональная нестабильность в Греции в конце VI века до н.э. привела к возникновению Пелопоннесской лиги (ок. 505–365 до н. Э.), Которая представляла собой группу из Коринфа, Элиды, Тегеи и других государств (но не Аргоса), каждый член которой поклялся иметь те же враги и союзники, что и Спарта. Членство в Лиге требовало не уплаты дани Спарте, а скорее предоставления войск под спартанским командованием. Лига позволила Спарте установить гегемонию и господствовать над Пелопоннесом до 4 века до н.э.
Греческие гоплиты [Впечатления художника]
The Creative Assembly (Авторское право)
Инновации в войне
Как и все великие конфликты, Пелопоннесская война привела к изменениям и развитию войн. Сильно вооруженные гоплиты в строении фаланги (ряды плотно упакованных гоплитов, защищающих друг друга своими щитами) по-прежнему доминировали на греческом поле битвы, но фаланга действительно стала глубже (больше рядов людей) и шире (более длинный фронт людей) во время Пелопоннеса.
Война.Доминированию гоплитов на поле боя также угрожало использование общевойсковых войск с использованием смешанных войск — гоплитов, легкой пехоты и кавалерии — тактика, которая становилась все более распространенной.
Другие достижения в области ведения войны включали увеличение использования рабов, наемников и иностранцев в греческих армиях, улучшение материально-технического обеспечения, которое позволяло армиям дольше оставаться в полевых условиях, и большее внимание, уделяемое навыкам и опыту при выборе военачальников. Оружие, как правило, не развивалось в связи с более ранними конфликтами, хотя были исключения, такие как примитивные огнеметы, которые использовались против деревянных укреплений Делона в 424 году до нашей эры.
Вторжение Спарты в Аттику
С одной стороны, преимущественно наземной армией, а с другой — большой морской державой, неудивительно, что война тянулась десятилетиями с нерешительными победами и безрезультатными набегами. Основная стратегия спартанцев заключалась в том, чтобы ежегодно нападать на афинские земли, начиная с 431 г.
до н.э., создавая как можно больше разрушений, таких как сжигание ферм, вырубка оливковых деревьев и виноградников. Однако фактическое влияние этого на афинскую экономику неясно, особенно если учесть, что город всегда можно было пополнить морем через городской порт Пирей, защищенный Длинными стенами.Возможно, это была спартанская стратегия — выманить афинян из-за своих укреплений в открытую битву — искушению, которому Афины, и особенно Перикл, всегда сопротивлялись. Афины также могли нанести ответный удар, высадив морские войска на территорию Спарты и нанеся аналогичный ущерб.
Греческий гоплит
Джонни Шумате (общественное достояние)
Афины были поражены разрушительной чумой (прибывшей из Египта через Персию) в 430 г. до н.э., и Спарта даже отложила свое ежегодное вторжение, чтобы избежать этого.В том же году Перикл был изгнан, и Афины подали иск о мире, но Спарта отвергла их. Однако при Клеоне и Никии афиняне провели успешную кампанию в Коринфском заливе в 429 г.
до н. Э., И надежды на скорую победу спартанцев теперь казались безнадежно амбициозными.
Осады
Осады были еще одной общей чертой Пелопоннесской войны. Они уже были характерной чертой греческих войн, но их количество резко увеличилось во время Пелопоннесских войн, достигнув около 100, 58 из которых были успешными (для нападающих).Осадное искусство включало в себя две основные стратегии: многократные прямые атаки на город (пока защитники не капитулировали или стены не были прорваны) и обход или окружение города стеной (и голодание до сдачи города). В последней стратегии также была надежда на то, что предательство и борьба также могут поставить под угрозу защитников. Вторая стратегия была намного более затратной и трудоемкой, поскольку для достижения успеха часто требовались годы. Если город в конце концов падал, то смерть или рабство были обычным результатом для побежденных.
Следующим действием в войне была осада Платеей между ок. 429–427 гг. До н.э., в которых присутствовали элементы обеих стратегий осады. Во-первых, пелопоннесские силы использовали более агрессивную тактику, заблокировав город деревянным частоколом и построив земляной пандус, чтобы разрушить стены. Однако платейцы ответили на эту угрозу, построив еще более высокие стены. Затем пелопоннесцы применили тараны ( embole ) к стенам, но защитники снова помешали нападавшим, сбросив большие балки на цепи, чтобы сломать тараны.Затем злоумышленники решили окунуться в долгую осаду и сыграть в выжидательную игру, стратегия, которая в конечном итоге оказалась успешной, поскольку они заставили Платейцев сдаться голодом, но только через два года.
Пирей и длинные стены
Департамент истории Военной академии США (CC BY-SA)
Война грохочет на
В 428 г. до н. Э. Афины безжалостно подавили восстание на Лесбосе с участием Митилены, а в 427 г. за падением Платеей последовала гражданская война на Керкире (Корфу) и неудачная попытка афинян поддержать Леонтиного на Сицилии.
В 426 г. до н. Э. Демосфен возглавил 40 триер в кампании против Пилоса (фактически они направлялись в Сицилию), где они победили спартанцев, оккупировавших Сфактерию. В 424 г. до н. Э. Афиняне начали экспедицию против Мегары и Беотии, но это была еще одна неудача и повлекла за собой тяжелое поражение под Делионом. Однако Афины захватили спартанский остров Китера. Спартанцы тоже добились успехов, теперь под командованием Брасида и впервые используя неспартанских гоплитов, они захватили несколько полисов в Аттике, особенно Амфиполис — хотя и Клеон, и Брасид были убиты в битве.
В 423/421 г. до н.э. было заключено перемирие и 50-летний мир. С обеих сторон были сделаны некоторые территориальные уступки, но в основном ситуация вернулась к довоенному статус-кво . Однако отдельные полевые командиры отказались сдавать города, и между Мантинией, Аргосом, Элидой, Коринфом и халкидянами был заключен союз. В 420 г. до н.э. Спарта заключила союз с Беотией. Также в 420 г.
до н.э. новый афинский лидер Алкивиад заключил союз между Афинами, Аргосом, Элидой и Мантинией.Это выглядело так, как будто обе стороны маневрировали для перезапуска.
В 418 г. до н. Э. Произошло крупное сражение при Мантинее, где Спарта во главе с Агисом II победила Аргос и его союзников. Теперь война приобрела более жестокий характер: Спарта убила всех жителей Хисиай (417/16 г. до н.э.) и Афин в тот же период, казнив жителей Мелоса.
Алкивиад
Биджа (CC BY)
Сицилийская экспедиция
В 415 г. до н.э. афинский генерал Алкивиад был инициатором вторжения на Сицилию, крупнейшей операции за всю войну.Афины хотели сицилийской древесины для своего флота, и поводом для нападения была просьба о помощи от небольшого полиса Сегесты, который искал защиты у Сиракуз. Однако накануне отъезда Алкивиад был замешан в серьезных обвинениях в нечестии и был лишен командования. Не желая предстать перед судом, который, как он считал, будет предвзятым, Алкивиад бежал в Спарту.
Военная операция продолжалась при Никиасе, но была полной катастрофой, безрезультатная осада была сломлена спартанской армией во главе с Глипом, афинский флот был разбит в гавани Сиракуз, а Никиас и Демосфен были казнены в 413 году до нашей эры.
Война была наконец выиграна Спартой, и, возможно, по иронии судьбы, в морском сражении.
Эгоспотами и Победа
Афины еще не были разбиты, и она продолжала совершать набег на Пелопоннес с моря. Спарта, следуя совету Алкивиада, построила форт в Декелеи, чтобы легче было подорвать сельское хозяйство Аттика их ежегодными нападениями на сельскохозяйственные угодья Аттика. Агис сделал свою штаб-квартиру в Декелеи и принял посланников из различных полисов, желающих покинуть Делосский союз, особенно из Хиоса и Милета.Персия также сделала шаги к Спарте, предложив деньги на строительство флота, который мог бы бросить вызов Афинам, в обмен на признание Спартой суверенитета Персии в Малой Азии.
Война была наконец выиграна Спартой, и, возможно, по иронии судьбы, в морском сражении.
После долгой серии морских поражений афинян и даже безуспешного иска о мире после морского поражения Алкивиада при Кизике в 410 г. до н.э. Спарта смогла построить огромный флот из 200 триер, используя персидские деньги и древесину.С помощью этого грозного оружия Лисандр смог нанести окончательное и полное поражение афинянам при Эгоспотами возле Геллеспонта в 405 г. до н.э., где 170 афинских кораблей были захвачены на берегу и по меньшей мере 3000 афинских пленников были казнены. Теперь, когда у афинян не было другого выбора, кроме как просить мира, афинянам не оставалось ничего другого, кроме как просить мира. Условиями капитуляции были демонтаж Длинных стен, запрет на восстановление флота численностью более 12 кораблей и выплата дани Спарте, которая теперь, наконец, была признана всеми доминирующей державой в Греции.
Последствия
Положение Спарты как города-государства номер один в Греции, однако, было недолгим. Продолжение спартанских амбиций в центральной и северной Греции, Малой Азии и Сицилии снова втянуло город в другой затяжной конфликт — Коринфские войны с Афинами, Фивами, Коринфом и Персией с 396 по 387 год до нашей эры.
Результатом конфликта стал «Королевский мир», когда Спарта уступила свою империю персам, но Спарта осталась доминировать над Грецией. Однако, пытаясь сокрушить Фивы, Спарта проиграла решающую битву при Левктре в 371 г. до н.э. против блестящего фиванского полководца Эпаминонда.Возможно, тогда настоящим победителем Пелопоннесских войн на самом деле была Персия, а в долгосрочной перспективе даже Македония, которая при Филиппе II смогла с относительной легкостью вторгнуться и сокрушить ослабленные и взаимно подозрительные греческие города-государства.
Перед публикацией эта статья была проверена на предмет точности, надежности и соответствия академическим стандартам.
История Пелопоннесской войны
История Пелопоннесской войны
Автор: Фукидид
Фукидида часто называют отцом реализма в международных отношениях.В самом деле, читая его Историю Пелопоннесской войны, нетрудно увидеть, как многие теоретики усвоили его работу как пример неизменных реалистических качеств, присущих политике.
Однако в последнее время некоторые ученые начали сомневаться в правдивости этого древнего письма реалистами. Велч (2003), Гарст (1989) и другие утверждали, что Фукидида похитили и использовали в качестве рупора для выражения и оправдания взглядов, которые он не только не имел в виду в своей работе, но и, возможно, прямо не соглашался с ними.Однако такие ученые, как Гилпин (1984), который утверждает, что история действительно находится в реалистической традиции, выступают против этой точки зрения и отстаивают реалистическую одержимость Фукидида. В этом обзоре я сначала рассмотрю содержание текста, его тон и его намерение, как это сформулировал Фукидид. Затем будут рассмотрены аргументы за и аргументы против включения в стипендию международных отношений. Наконец, в заключении будут взвешены результаты, полученные в результате обсуждения, и оценено место Фукидида в науке о международных отношениях.
Сводка
Фукидид История Пелопоннесской войны разделена на восемь книг, которые вместе охватывают двадцать один из двадцати семи лет Пелопоннесской войны — войны между Афинами и их империей и Пелопоннесской лигой, возглавляемой Спартой.
в конце 5 -го века до нашей эры. Фукидид умер до того, как «История » была завершена. В первой книге он начинает с объяснения тона и намерений книги.В то время как предыдущие исторические документы, такие как документы Геродота, изобиловали случаями поэтического разрешения или новизны, Фукидид заявляет, что он намеревается написать точную историю, представляя и интерпретируя только факты. Он также представляет свою методологию и объясняет, как он получил информацию и отчеты, изложенные в History . Позитивистские реалисты, да и историки, хвалили эту методологию как первое научное собрание фактов подобного рода.Фукидид объясняет предысторию конфликта и перечисляет то, что он считал причинами: страх Спарты перед властью Афин и агрессивная экспансия Афин. Это вызывает беспокойство, потому что он, кажется, сразу же представляет свои утверждения как данность, без каких-либо доказательств, подтверждающих их, и продолжает строить всю историю на этих необоснованных причинах.
Книга вторая следует с описанием стратегий, принятых обеими сторонами. Афины зависели от их способности пережить спартанцев с их деньгами и морской мощью.Тем временем спартанцы пытались убедить города восстать, говоря им, что они борются за «свободную Грецию» и пытаются вывести афинян из своего города. Он также включает отчет о чуме, поразившей Афины в то время, и ее последствиях. Вторая книга включает первую крупную речь из History в надгробной речи Перикла. Это было новаторским не только в своем отходе от традиционной структуры, но и в своем содержании. Он восхваляет город, чтобы восхвалять мертвых, и при этом произносит воодушевляющую и красивую речь, в которой подчеркивается афинский характер и устремления.Он также обсуждает, что могло бы случиться, если бы Перикл не погиб во время чумы.
В третьей книге Фукидид обсуждает дебаты в Митилини — дебаты в Афинах по поводу судьбы города Митилини, который отказался присоединиться к Афинам или Спарте — между Клеоном и Диодотом, вынося приговор особенно Клеону, исходя из его популизма.
Он противопоставляет решение занять менее жесткую позицию в отношении Митилини и спартанскому решению позволить уничтожить Платеи. Человеческая природа также обсуждается, используя гражданскую войну и анархию, которые последовали в Коркире.Реалисты, пытающиеся оправдать свое использование Фукидида, часто обращаются к этой части книги. Это связано с его описанием жестокости людей во время анархии. Также в этом разделе мы можем увидеть первый серьезный отход от умеренной тактики Перикла, заключающейся в переживании спартанцев, когда афиняне вовлекались в сицилийские дела. Мы также видим изменение настроения в городе: Демосфен решил не возвращаться в Афины после поражения, опасаясь преследований. Это преследование неудач со стороны афинского собрания — то, что часто наблюдается на протяжении всей истории , .
Книга четвертая начинается с новой афинской политики агрессивной экспансии, принесшей им несколько побед, и заканчивается тем, что афиняне снова отступают. Примечательно, что этот раздел включает отчет о битве при Амфиполе, за которую Фукидид был изгнан. Он почти не упоминает об этом, и его рассказ почти читается как защита действий афинян там. Было бы интересно посмотреть, включил ли он отчет о своем трибунале, если бы он выжил, чтобы закончить работу.
В числе основных событий пятой книги — смерть Клеона и спартанского генерала Брасида.Также обсуждается восьмилетний мир и его распад. Самая примечательная вещь, которую следует извлечь из этой главы с точки зрения международных отношений, — это Мелианский диалог, который обычно рассматривается как одно из главных оправданий включения Фукидида в качестве реалиста — по словам Даниэля Мендельсона: «быть поклонником История Фукидида с ее глубоким цинизмом в отношении политического, риторического и идеологического лицемерия, с ее слишком узнаваемыми главными действующими лицами — либеральной, но империалистической демократией и авторитарной олигархией, ведущими войну на истощение, которую ведут прокси на удаленных окраинах империи, — была рекламировать себя как твердого ценителя глобальной Realpolitik »(Mendelsohn 2008, p.
1). Диалог показывает, насколько бесполезно для меньших держав противостоять более сильным, чем они. Значение этого диалога и способы его прочтения будут обсуждены позже.
В шестой книге мы видим растущую нехватку перспектив у афинского собрания в связи с выделением огромного количества войск для сицилийской экспедиции. Никий, похоже, против этой идеи и пытается убедить собрание не отправлять миссию, сильно увеличивая количество ресурсов, необходимых для ее выполнения.Собрание выделяет ему то, о чем он просит, и все равно отправляет ему. В конечном итоге это приведет к огромным потерям афинян. В этой главе мы переходим к первоначальным неудачам сицилийской экспедиции и нарушению мира со Спартой в результате нападений афинян и аргивян на города Пелопоннеса. Мы также видим Алкивиада, афинского генерала, обвиняемого в святотатстве и бегстве, чтобы присоединиться к спартанцам, что является еще одним примером преследования отдельных лиц афинским собранием.
В седьмой книге мы видим ошеломляющее поражение афинян от Сиракуз, Спарты и других сицилийцев.
Примечательно, что с этого момента афиняне все чаще упоминают о «надежде» и «богах». Это довольно иронично, учитывая, что их прежняя позиция преобладала в Мелианском диалоге — обсуждении судьбы Мелоса после их восстания, когда афинские представители утверждали, что в войне участвовали сверхъестественные силы, и высмеивали разговоры Мелиан о «надежде» и справедливость’.Наконец, в восьмой книге мы видим, что ситуация резко изменилась против Афин. Однако они, безусловно, все еще в борьбе. Фукидиду так и не удалось задокументировать свою потерю. Мы также видим начало вовлечения персов в войну и последствия, вызванные этим, падение афинской демократии и последующий подъем и падение Четырех сотен. Четыреста были олигархией, которая впоследствии была заменена пятью тысячами, более крупной олигархией, призванной быть более инклюзивной.
Обсуждение
В течение очень долгого времени место Фукидида в области международных отношений воспринималось как данность, и неудивительно, почему.
Гилпин утверждает, что, когда Фукидид излагает мотивами мужчин как честь, жадность и, прежде всего, страх, он ясно заявляет о важности безопасности и выживания, которые являются центральными принципами реализма (1984, с. 290). Митиленские дебаты (Фукидид, 1972, стр. 212-222) и Мелианский диалог (Фукидид, 1972, стр. 400-408) являются примерами судьбы, постигшей города, которые не осознают важность реалистического мышления. Диалог и дебаты также часто называют ключевой демонстрацией того, что власть — единственное, что имеет значение, когда речь идет о выживании и поведении государства.Менее могущественные мелианцы противостояли афинянам, но были уничтожены. Это естественное состояние — согласно выводу философа 17 – века Томаса Гоббса — как реализм, чтобы проиллюстрировать его, поэтому этот раздел часто цитируется как причина того, что Фукидид был реалистом. Против включения фукидидов в стипендию ИР выступает спартанская «справедливая» война и количество городов, которые встали на их сторону (Ahrensdorf 1997, стр.
238). Однако, как видно из того, что Спарта позволила фиванцам разрушить Платеи (Thucydides, 1972, стр.124–132), и в результате их возможного сговора с персами (Фукидид, 1972, стр. 541–542), они меньше заботились о справедливости для греческих государств, чем о победе и укреплении своего могущества. Еще один момент, который Аренсдорф подчеркивает в той же статье, заключается в том, что умеренность Спарты в том, что она не достигла империи, не может использоваться в качестве примера для смещения Фукидида с реалистической платформы из-за того, что благодаря существованию илотов, расы рабов в Спарте, они по сути уже поддерживали внутреннюю империю (Ahrensdorf 1997, стр.249). Это некоторые из наиболее сильных аргументов, которые я бы рассмотрел в пользу того, чтобы Фукидид был частью реалистической традиции.
Гилпин утверждает, что экономический аспект History — это то, что особенно связывает его со структурным реализмом. Он говорит, что Фукидида можно рассматривать «как исследование воздействия глубокой коммерческой революции на относительно статичную международную систему» (Gilpin 1984, стр.
293). По словам Гилпина, там можно найти все, что неореалистам интересно во взаимодействии между экономикой и политикой.Здесь я бы не согласился. Концентрация Фукидида на экономике связана не с теорией политики, а скорее с хорошей историографией. Он признает в нескольких моментах важность денег в ведении войны, но я не стал бы читать в его экономике какой-либо индикатор его политики. Возьмем, к примеру, санкции Мегары: они указаны как одна из причин войны, но Фукидид приводит несколько других деталей (Thucydides 1972, pp. 73). Это не похоже на действия человека, чрезмерно озабоченного экономикой.Гилпин также предполагает, что методология Фукидида сближает его с реалистической школой. Он утверждает, что его научный подход к исследованиям делает его более склонным к реализму в IR (Gilpin 1984, стр. 291-292). Этот аргумент мог бы быть эффективным в том смысле, что он мог бы стать еще одним аргументом в пользу реализма Фукидида, если бы в аргументе уже не было так много дыр. В свете проблем с общей аргументацией этот пункт кажется немного излишним и даже может быть воспринят как цепляние за соломинку.
Аренсдорф предполагает, что Фукидид может быть теоретическим реалистом, но что История является иллюстрацией того, как, применяя реализм к разработке внешней политики, нельзя преодолеть человеческие ошибки, которые неизгладимы в политике, такие как страсть, надежда и гнев (Аренсдорф 1997, с. 231). Он также предполагает, что это рассказ о предупреждении об их подавлении. Однако я боюсь, что этот аргумент, хотя и привлекателен для тех, кто ищет золотую середину, продолжает вкладывать слова в уста Фукидида.Одним из основных критических замечаний Форде по поводу использования Фукидида было то, что он не «придерживался линии партии» в отношении государственного мышления. Фукидид уделяет слишком много внимания формированию государства и индивидов, чтобы его можно было считать реалистом (Forde 1986: 144). Теперь я чувствую, что мы приближаемся к дискредитации идеи Фукидида как реалиста. Однако для того, чтобы сделать это эффективно, необходимо проиллюстрировать то, что на самом деле пытался сказать Фукидид.
Можно было бы возразить, что History — это чисто историческое произведение, но я не верю, что это так.
Forde (1986) представляет для меня наиболее убедительный аргумент. Это не противоречит ни одной из истин, изложенных в History , и объясняет слегка трагический тон, который я ощущаю на протяжении всей книги. Форд предполагает, что во время Персидской войны, когда афиняне покинули свой город и вышли в море, они полностью искоренили себя, отделившись от своей истории, своих богов и своих традиций (Forde 1986, стр. 435). Он утверждает, что это отделение от их предков и образа жизни было настолько значительным в древнегреческом контексте, что привело к изменению психики афинян (Forde 1986, стр.436). То, что они были полностью отделены от своих корней и выжили, возможно, привело к аморальному поведению афинян на протяжении всей Пелопоннесской войны. Лебоу предполагает, что рассказ Фукидида является предупреждением о недопустимости создания внутренней и внешней политики за пределами языка правосудия (Lebow 2001, стр.
547).
В заключение, есть веские аргументы, которые нужно убедить со всех сторон. Имея опыт работы в классической литературе, я привык чувствовать, что в древнегреческих сочинениях есть более философская, моральная сторона, и поэтому могу неохотно отдавать их стипендии IR.С учетом всего сказанного я по-прежнему полностью убежден в том, что, хотя Фукидид рассказывает о событиях, которые реалисты могут найти привлекательными для своих аргументов, он всегда останется в моем сознании в первую очередь прилежным, проницательным и новаторским историком.
–
Том Мойлан — магистр международных отношений Дублинского городского университета. У него также есть степень бакалавра искусств. по греческой и римской цивилизации из Университетского колледжа Дублина.
Ahrensdorf, P.T. 1997. Реалистическая критика реализма Фукидидом. Polity, 30, 2, стр. 231-265.
Бэгби, L.M.J. 1994. Использование и злоупотребление Фукидидом в международных отношениях.
Международная организация , 48, стр. 131-153.
Кларк, М. 1993. Реализм Древний и Современный: Фукидид и международные отношения. Политология и политика, 26, 3, стр. 491-494.
Forde, S. 1986. Фукидид о причинах афинского империализма. Обзор американской политической науки , 80, 2, стр.433-448.
Форде, С. 1995. Международный реализм и наука о политике: Фукидид, Макиавелли и неореализм. International Studies Quarterly, 39, 2, стр. 141-160.
Гарст, Д. 1989. Фукидид и неореализм. International Studies Quarterly , 33, 1, pp. 3-27.
Гилпин, Р. Г. 1984. Богатство традиций политического реализма. Международная организация, 38, 2, стр. 287-304.
Lebow, R.N. 2001. Фукидид конструктивист. Обзор американской политической науки, 95, 3, стр. 547-560.
Лебоу, Р. Н. 2010. Классический реализм IN: Данн, Т., Курки, М., и Смит, С. (ред.) Теории международных отношений: дисциплина и разнообразие. New York: Oxford University Press, стр. 58-76.
Миршеймер, Дж. Дж. 2010. Структурный реализм IN: Данн, Т., Курки, М., и Смит, С. (ред.) Теории международных отношений: дисциплина и разнообразие. Нью-Йорк: Oxford University Press, стр.77-94.
Mendelsohn, D. 2008. Arms and a Man: Что Геродот пытался нам сказать? Житель Нью-Йорка: [Интернет]. Доступно по адресу: http://www.newyorker.com/arts/critics/books/2008/04/28/080428crbo_books_mendelsohn [по состоянию на 8 марта 2013 г.].
Монтен, Дж. 2006. Фукидид и современный реализм. International Studies Quarterly, 50, 1, стр. 3-25.
Фукидид. 1972. История Пелопоннесской войны , перевод Warner, R. Лондон: Penguin.
Велч, Д.А. 2003. Почему теоретики IR должны перестать читать Фукидида. Обзор международных исследований, 29, 3, стр. 301-319.
Уильямс, M.C. 1996. Гоббс и международные отношения: переосмысление. Международная организация , 50, стр. 213236.
Дополнительная литература по электронным международным отношениям
Пелопоннесская война: факты, даты, причины и кто победил
Что и когда была Пелопоннесская война?
В пятом веке до нашей эры бушевали битвы на суше и на море в виде затяжного кровопролитного конфликта между двумя ведущими городами-государствами Древней Греции: Афинами и Спартой.С одной стороны, была верховная военно-морская держава Афин, а с другой — доминирующая спартанская армия, каждая из которых возглавляла союз, в котором участвовали почти все греческие государства. Пелопоннесская война 431-404 гг. До н.э. изменила эллинский мир.
Откуда мы знаем о Пелопоннесской войне?
Превосходный отчет о войне был написан Фукидидом, которого, несмотря на то, что он служил генералом в афинской армии, помнят как основоположника беспристрастного исторического исследования. Он начал свою мастерскую работу « История Пелопоннесской войны года» в первый год конфликта, 431 г. до н.э., «полагая, что это будет великая война и более достойная отношения, чем все, что ей предшествовало».
Хотя война и труды Фукидида были названы в честь полуострова Греции, где располагалась Спарта и некоторые из ее союзников, боевые действия не ограничивались Пелопоннесом. Сражения также опустошили побережье Эгейского моря, остров Сицилия и регион Аттики.
Были ли Афины и Спарта когда-то союзниками ?Да, Афины и Спарта бок о бок сражались против персидского вторжения в Грецию Дария, а затем его сына Ксеркса в начале пятого века до нашей эры.Союзные греки победили их сначала в Марафоне, а затем в битвах при Саламине, Микале и Платеях, сокрушив вторжения.
Что такое Делосская лига?После этого, в 478 г. до н.э., союз греческих государств, названный Делосской лигой, был сформирован для защиты от любых будущих нападений персов. Сотни государств присоединились к Делосской лиге, но Афины стали настолько доминировать над ней, что афиняне фактически превратили союз в империю. Обогнув Эгейское море, Афинская империя построила огромный флот из триер — галер, длиной более 30 метров с тремя рядами гребцов по каждой стороне, способных развивать большие скорости, — что сделало Афины доминирующей морской державой в Греции.
Спарта была встревожена гегемонией Афин, которая продолжала расширяться из-за регулярных дани, поступающих со всех концов империи. Афины также планировали восстановить «Длинные стены» — мили укреплений, соединяющих город с гаванью Пирея, — чтобы обеспечить выход к морю даже во время осады, сделав его еще более мощным.
Что такое Пелопоннесская лига?В то время как Афины правили морями, Спарта долгое время возглавляла собственный союз государств Пелопоннеса и центральной Греции — Пелопоннесский союз — который командовал более сильной армией благодаря вызывающим страх и уважением спартанским воинам.
Почему спартанцы были такими великими воинами?
Жизни спартанских мужчин были поглощены военной службой и стремлением завоевать славу в битвах. Их постоянное и жестокое обучение началось в возрасте семи лет, когда мальчиков отправляли из своих семей, чтобы они прошли ритуал агоге, своего рода учебный лагерь. Это превратило их в строго дисциплинированную и хорошо обученную боевую силу, которой боялась вся Греция. Во время вторжения персов в V веке до нашей эры Спарта показала свою мощь, когда 300 воинов и союз греческих городов-государств во главе с царем Леонидом сражались с персидской армией в битве при Фермопилах.
Почему г. начала Пелопоннесская война г.?Боевые действия бушевали за десятилетия до Пелопоннесской войны, поскольку Афины и Спарта были вовлечены в конфликты других государств или использовали обстоятельства в своих интересах. Этот период, иногда называемый Первой Пелопоннесской войной, закончился Тридцатилетним миром зимой 446/45 г. до н.э., хотя непростой мир продлился только половину этого времени.
Афины продолжали свою агрессию в 430-х годах, встав на сторону Коринфа, союзника Спарты, посылая корабли для помощи своему союзнику Коркире в битве при Сиботе.Затем Афины подвергли дальнейшему испытанию пределы мирного договора, осадив коринфскую колонию Потейдая и издав в 432 г. до н.э. Мегарский указ, который, по сути, наложил торговое эмбарго на другого давнего союзника Спарты, Мегару. Даже тогда Спарта не сразу ответила, так как чтила мир и была не готова к длительному конфликту. Но назревала война.
Каков был план Спарты?
Когда наконец в 431 г. до н.э. разразилась война, Спарта преследовала благородные цели — освободить Грецию от афинской тирании и разрушить ее империю.Атакуя с суши, король Архидам II повел армию гоплитов, вооруженных копьями и щитами, на полуостров Аттика, оставляя после себя разрушения и хаос и отнимая у Афин жизненно важные ресурсы. Он надеялся спровоцировать врага и вывести его из укрепленных стен в открытую битву, но Афины отказались клюнуть на него благодаря руководству влиятельного государственного деятеля Перикла. Вместо этого Афины использовали свой превосходящий флот, чтобы беспокоить спартанские корабли и совершать собственные нападения на Пелопоннес.
Действительно ли в битве при Фермопилах участвовало всего 300 спартанцев?
Это правда, что при Фермопилах сражалось всего 300 спартанских солдат, но они были не одни…
Правы ли были афиняне, не приглашавшие в открытую битву?
Несмотря на то, что враг мог расценить это как трусость, оставаться за стенами было хитрым ходом.Но беда случилась, когда Афины были разорены чумой. Вспышки уничтожили огромную часть населения — возможно, четверть или около 100 000 человек — и уничтожили афинское руководство. Сам Перикл погиб в 429 г. до н.э.
Считается, что чума пришла из Африки к югу от Сахары и достигла Афин через порт Пирей; дополнительное бремя людей из Аттики, прибывающих для спасения от спартанцев, только способствовало более быстрому распространению болезни. Укрепления, которые защищали Афины во время войны, теперь сдерживали чуму.Спартанцы не подошли к городу, опасаясь его схватить, но одновременно отклонили призывы афинян к миру.
Однако Спарта не смогла воспользоваться преимуществами сильно ослабленных Афин, поскольку ее кампании на суше и на море терпели неудачи. Затем, когда остров Лесбос выглядел как восстание против Афин, в результате которого была введена блокада, спартанцы не смогли прийти им на помощь, и остров сдался. Однако в 427 г. до н.э. Спарта захватила стратегического союзника Афин Платеи после длительной осады.
Получила ли какая-либо из сторон преимущество?
После ухода осторожного Перикла (он умер в 429 г. до н.э.) и прихода к власти воинственного Клеона Афины начали более агрессивную стратегию. Один из лучших генералов того времени, Демосфен, командовал набегами на Пелопоннес; ему дали флот, с которым он занял и укрепил удаленный мыс Пилос; и отразил нападение, чтобы отыграть его. Строительство форпостов на Пелопоннесе создало для Спарты другую проблему: афиняне использовали их для привлечения беглых илотов или рабов, а это означало, что на полях работало меньше людей, а вероятность восстания рабов была выше.
По мере того, как против них шло больше сражений, Спарта сама начала добиваться мира, пока условия не стали более благоприятными, когда она добилась собственных побед. Самый значительный из них произошел в 422 г. до н.э., когда была взята афинская колония Амфиполь. Человек, посланный Афинами для защиты, был Фукидид — за свою неудачу он был сослан и посвятил свое время беспристрастной истории войны. Выдающийся спартанский полководец Брасид погиб в битве за Амфиполь, как и афинский Клеон, оставив путь для тех, с обеих сторон, которые желали мира.
Как долго длился мир?
В результате Никийский мир, названный в честь человека из Афин, посланного для переговоров по договору, был подписан в 421 году до нашей эры. Он рассчитан на 50 лет, а в итоге прослужил всего шесть. Фактически, боевые действия никогда не прекращались, поскольку обе стороны потратили эти годы, пытаясь привлечь на свою сторону более мелкие государства, или наблюдали, как союзники формируют собственные коалиции и поддерживают конфликт.
В 415 г. до н.э. война официально возобновилась, когда Афины начали массированное нападение на Сицилию с целью захвата Сиракуз, могущественного города-государства, контролировавшего значительную долю средиземноморской торговли.В случае успеха Афины могут претендовать на свои богатые ресурсы.
Экспедиция, однако, началась плохо, поскольку афинский полководец Алкивиад, обвиненный в серьезном преступлении нечестия и получивший приказ вернуться в Афины, перешел на сторону Спарты. Сиракузы при помощи Спартанцев прорвали блокаду вокруг Сицилии и снова и снова побеждали армию захватчиков, пока она не была разбита, даже в морском сражении.
К 413 году до нашей эры те немногие, кто не был убит или порабощен, были вынуждены отступить. Вторжение было полной катастрофой для Афин, серьезным ударом по моральному духу и престижу.
Разве неудача экспедиции на Сицилию повлияла на ход событий?
Вернувшись в Грецию, Спарта определенно выглядела ближе к победе в следующие несколько лет, поскольку она снова оккупировала Аттику и вспыхнуло несколько восстаний против афинского владычества. В самих Афинах царила политическая неразбериха, поскольку правительства были свергнуты и заменены. Более того, персы решили поддержать Спарту, поскольку видели в Афинской империи угрозу.
И все же спартанцы и их союзники действовали медленно, что позволило Афинам восстановить и ввести в действие свой резервный флот.Афины снова начали побеждать в морских сражениях, так что к 406 г. до н.э. они фактически отвоевали части империи, которые, как считалось, были потеряны.
Какое влияние оказала Пелопоннесская война на демократию в Древней Греции? Узнайте в нашем путеводителе по истории демократии
Как окончательно закончилась война?
Это будет морская победа в Пелопоннесской войне через 27 лет, но не афинская.Спарте удалось построить внушительный флот из сотен триер благодаря персидским деньгам и ресурсам и выйти в море. В 405 г. до н.э. флот под умелым командованием Лисандра разбил афинян в битве при Эгоспотами, недалеко от Геллеспонта. Затем Лисандр подошел к Афинам и вынудил город-государство сдаться в следующем году. Победившие спартанцы приказали снести Длинные стены, запретили Афинам строить флот численностью более 12 кораблей и потребовали от Афин платить им дань.Афинской империи больше не было; Спарта стала доминирующей державой в Греции.
Что произошло в Греции после войны?
Позиция «Спарты» продержалась недолго. Он оказался втянутым в слишком много конфликтов, чтобы его армия могла справиться, и его власть над Грецией закончилась поражением Фив и их союзников по Беотийской лиге в битве при Левктре в 371 году до нашей эры.
Почти столетие Пелопоннесской войны, за которой последовали непрекращающиеся боевые действия и разногласия, сделало Грецию уязвимой.Этой нестабильностью воспользовался Филипп II Македонский, который вторгся в города-государства и победил их, заложив основы македонской империи, которая вырастет до беспрецедентных размеров во время правления его сына Александра Великого.
Этот контент впервые появился в рождественском выпуске BBC History 2020 R ev ealed
Введение в Фукидид, История Пелопоннесской войны
Фукидид написал только одну работу, замечательную История Пелопоннесской войны года.Его История — это подробное описание событий войны между Афинами и Спартой, которую он описывает как величайшую и самую ужасную войну из известных ему (I.I, I.23).
Если мы сравним «История » Фукидида с классиком политической философии , платоновским «Республика », мы можем быть поражены пропастью, которая, кажется, разделяет их. Республика имеет дело главным образом с лучшим политическим порядком, лучшим режимом. Такая ориентация ведет к обесцениванию реальной политической жизни, поскольку эта жизнь, если рассматривать ее в свете лучшего режима, не может не казаться неполноценной.Однако Фукидид рассматривает политическую жизнь с ее собственных позиций и исследует реальные города, в первую очередь Афины и Спарту. Следовательно, его города не так гармоничны, как те, которые мы находим в описаниях лучших режимов в Платоне Республика , или Законах и в Аристотеле Политика . На страницах Фукидида нам представлены реальные города, занятые «реальной» или «силовой» политикой.
История и политическая философия Фукидида
Иногда кажется, что Фукидид предполагает, что он историк только в том смысле, что он «летописец.Фукидид говорит о таком летописце, Гелланике (I. 97), чья работа недостаточно подробна, а Фукидид говорит, что то, что Гелланик пренебрегал, он сам расскажет достаточно. Возможно, тогда Фукидид — лишь особо точный историк. Но даже в этом контексте он ясно дает понять, что у него более широкое и всеобъемлющее намерение, чем просто вести хронику: его History предназначены для того, чтобы быть «достоянием на все времена» (I.22.4). Томас Гоббс, который перевел Фукидида на английский язык, оценивает достижения Фукидида как историка с достижениями Гомера как поэта, Аристотеля как философа и Демосфена как оратора.«Ибо он помещает своего читателя в собрания народа и в сенат, на их обсуждение; на улицах, при их подстрекательстве; и в поле, в их битвах ». Если читатель — «человек понимания», он может «извлекать уроки из рассказов для себя.
Фукидид, под видом простого летописца, дает читателю основу для государственного мышления и философствования. Обычный историк мог бы выбрать только такие события, как решающие сражения, которые были важны для хода войны, но Фукидид также выбрал события, которые не повлияли на ход войны, но пролили свет на войну в целом или, действительно, любая война.По словам Гоббса, масштаб истории — это «извлечение выгоды из написания правды». Гоббс уточняет:
«Отступления по причине наставления и другие подобные открытые передачи предписаний, которые являются частью философа, он никогда не использует; поскольку оно настолько ясно показывает человеческим глазам пути и события добрых и злых советов, что само повествование тайно наставляет читателя и более действенно, чем это возможно с помощью предписания ».
Фукидид История учит только повествованием, но это повествование, которое рассказывает нам больше, чем историю Пелопоннесской войны.Он рассказывает нам о человеке и политике в целом. В этом смысле намерения и практика Фукидида выходят за рамки тех, кого мы сегодня называем историками.
Величие Пелопоннесской войны
Фукидид повествовал о Пелопоннесской войне не только потому, что он жил в то время, но и потому, что эта война была особенно памятной. Почему? Это была, так сказать, первая всемирная война, а не только самая памятная греческая война.
Фукидид доказывает это утверждение в своем длинном введении «Археология.Фукидид утверждает, что самая известная греческая война, Троянская война, запоминается только благодаря силе поэзии. Персидская война, казалось бы, была более впечатляющим конфликтом, поскольку в ней участвовали как варвары, так и греки, но Фукидид указывает, что она была разрешена «быстро» по сравнению с войной между Спартой и Афинами, всего после двух наземных сражений и двух морских сражений.
Фукидид описывает медленный рост гражданского богатства и власти на протяжении веков, кульминацией которого стало великое могущество и богатство афинян в начале Пелопоннесской войны.Также был прогресс от изначального универсального варварства к различию между варварством и тем, что мы можем назвать гречностью или цивилизацией. Таким образом, война, которая затрагивает только две части человеческого рода, греков и варваров, может быть названа «всеобщей», потому что человечество имеет два полюса: варварство и гречанство. Фукидид знал о других высокоразвитых цивилизациях, таких как египтяне, но он хочет передать фундаментальную проблему: человечество имеет два полюса, варваров и греков; а у греков, в свою очередь, есть два полюса, Спарта и Афины.
Спарта и Афины были в разгаре, когда разразилась война. Достижение высшей точки развития любого народа в отношении войны предполагает, что он должен долгое время жить, не беспокоясь о войнах. Наивысшая точка в отношении войны предполагает наивысшую точку в отношении мира. Если мы предположим тогда, что не только Спарта и Афины являются фундаментальными противоположностями, но также война и мир (или движение и покой), то Пелопоннесская война является кульминационной войной, которая обнажает эти противоположности в их высшей точке.
Афинский империализм и проблема справедливости
Центральная тема Фукидида — афинский империализм. Неоднократно на его страницах мы слышим, как представители Афин защищают империализм города, отрицая, что «право» или справедливость играют какую-либо роль в отношениях между городами. Согласно афинянам, всегда считалось, что более слабый должен подавляться более сильным; никого, кто может приобрести что-либо силой, не убеждает аргумент о том, что поступать так несправедливо; справедливости нет места, кроме как между равными по силе (I.76,2; 5.89). Спартанцы и их союзники заявляют, что ведут войну против Афин, чтобы спасти Грецию от тиранических амбиций Афин. Они заявляют, что ведут справедливую войну, которую поддерживают боги. Фактически, большинство греков встало на сторону спартанцев в начале войны, полагая, что они ведут освободительную войну с обещаниями богов о помощи. В конце концов, конечно, спартанцы выигрывают войну.
Страницы Фукидида, таким образом, озвучивают два противоположных тезиса о справедливости.По мнению афинян, справедливости нет места в политике силы, тогда как по мнению спартанцев, справедливость имеет силу в мире. Повествование Фукидида исследует эти два тезиса, а также образ жизни, политику, благочестие и людей, которых они порождают.
«Реалистический» тезис афинян
Накануне начала войны афинские посланники в Спарте заявляют, что Афины нельзя обвинять в приобретении своей империи, потому что они были вынуждены сделать это «величайшими вещами», включая «страх, честь и интерес.«Страх, честь и интерес — непреодолимые импульсы, которые испытывают все политические сообщества; Таким образом, афиняне, как и все остальные, одержимы стремлением к империи; и никого из тех, кто может приобретать, пока не убедил аргумент, что поступать так несправедливо (I.75–76.2). По мнению афинян, интерес побуждает и оправдывает не меньше страха. Итак, корыстное поведение безупречно. Но если любые корыстные действия политического сообщества являются обязательными и, следовательно, не могут быть осуждены, что остается порицательным? Афинские послы не столько утверждают, что сила дает право, поскольку этому праву нет места в международных отношениях.
Афиняне повторно излагают свой тезис в Книге V в знаменитом «Мелианском диалоге». Афинские послы на этот раз даже не снисходят до защиты справедливости своей империи или решения атаковать Мелос, потому что справедливость не имеет силы, кроме как между равными (5.89). Но мелианцы отказываются подчиняться афинскому пониманию и вместо этого отстаивают спартанскую позицию. Мелианцы верят, что боги придут на их защиту, потому что они «благочестивые люди, выступающие против людей несправедливых» (5.104).
Таким образом мелианцы бросают вызов афинянам. Поскольку афиняне утверждают, что справедливость не имеет силы в мире, они предполагают, что мир в корне безразличен к ней, и, следовательно, нет никаких божественных сил, которые навязывают справедливость, награждая справедливых и наказывая несправедливых. Фукидид заставляет читателя задаться вопросом, как афиняне или кто-либо другой могут знать, что морального порядка не существует, и, таким образом, быть уверенными в своем тезисе о справедливости.
Афиняне отвечают на аргумент мелианцев, отрицая их предположение о том, что есть только боги, которые награждают и наказывают людей.Более того, афиняне утверждают, что именно на основании собственных предположений мелианцев таких богов не существует. Скорее, все люди по своей природе вынуждены желать того, что хорошо для себя, и стремиться к власти, которая отвечает их интересам, без оглядки на справедливость. Все вынуждены больше заботиться о своих интересах, чем о справедливости. Мелианцы не превосходят афинян морально — они просто слабее. Если есть боги, как утверждают мелианцы, они тоже не могут отдавать предпочтение одной стороне над другой, потому что обе стороны в равной степени эгоистичны.
«Моралистический» тезис спартанцев
Фукидид не рассматривает напрямую аргументы афинян в Мелосе, но, возможно, указывает на то, что бесплодное сопротивление мелиан афинянам оказалось неосмотрительным или даже безрассудным. Поэтому мы должны рассмотреть его представление взглядов спартанцев. Спарта, будучи великой державой, не является экспансивным империалистическим полисом. Спартанские представители неоднократно заявляли, что война ведется для освобождения греческих городов от афинской тирании.Мы можем видеть это в презентации спартанского полководца Брасида, прославленного как за его добродетель, так и за ум (4.81.2–3), во время экспедиции по освобождению северных греческих подданных Афин (4.78 сл.). На первый взгляд, Спарта, кажется, противоречит утверждению афинян о том, что все города руководствуются, прежде всего, личными интересами. Спарта, кажется, заботится о свободе своих собратьев-эллинов.
Но так ли спартанский путь отличается от афинского? Их больше мотивирует справедливость, чем страх и корысть? Фукидид говорит (от своего имени), что самая настоящая причина, по которой спартанцы пошли на войну, был страх перед растущим афинским могуществом.Более того, они не боятся нарушать священные клятвы, преследуя свои интересы. Позже во время войны, когда они соглашаются на Никиевский мир, они не только прекращают войну против Афин, но также бросают те самые греческие города, которые освободил Брасид, в обмен на 300 пленных. Действительно, цель набега Брасида состояла в том, чтобы обменять освобожденные города на мирное поселение, благоприятное для Спарты (4.81.2, 4.117). Наконец, причиной того, что спартанцы воздержались от экспансивной имперской политики, была их скрытая рабская империя у себя дома.Они боялись, что илоты, которых они победили в прошлом, восстанут. Возможно, спартанцы не осмелились отправить такое количество войск за границу, опасаясь потерять власть у себя дома. Возможно, изображение Спарты Фукидидом на самом деле укрепляет афинское понимание справедливости и личных интересов.
Мелианский диалог и митилейские дебаты
Мелианцы предпочли бы сражаться с несправедливыми афинянами, чем жить рабами под их несправедливым имперским правлением, и выражать благочестивую надежду, что боги придут им на помощь в их борьбе с афинянами и вознаградят их справедливость.Тем не менее, за Мелианским диалогом следует резня и порабощение мелианцев. Позиция афинян в отношении справедливости и личных интересов, таким образом, ведет к большой бесчеловечности. Тем не менее, действия афинян не являются необходимым следствием их аргументов во всех или даже в большинстве обстоятельств. Фактически, на протяжении всей войны афиняне, действуя в соответствии со своим аморальным тезисом, были гуманнее спартанцев. Может ли быть так, что афинский тезис, правильно понятый, может иметь большее значение для мягкости?
Спартанцы, убежденные в справедливости своего дела — освобождения Греции, считают, что все, кто противостоит им, должны быть несправедливыми.Следовательно, они не колеблясь снова и снова осуждают и казнят тех, кого они побеждают или берут в плен. Спартанцы просто предполагают, что справедливость совпадает с интересами Спарты; поэтому все люди обязаны продвигать интересы Спарты. Любой, кто противостоит Спарте, должен быть умышленно несправедливым и, следовательно, заслуживающим наказания.
Афиняне, однако, верят, что все люди в силу естественной необходимости вынуждены преследовать собственные интересы, видят в них то, что они не могут не делать.Поэтому их нельзя разумно обвинить или наказать за то, что они стремятся к тому, что они считают хорошим для себя. Афинское понимание оправдывает тех, кто сопротивлялся афинской имперской тирании, а также оправдывает преследование этой империи Афинами.
Афиняне проявляют человечность и мягкость в своем обращении с митиленцами, а Фукидид дает нам убедительное представление о разнице между Афинами и Спартой в их размышлениях и действиях по этому поводу. Город Митилини восстал против афинского правления, пытаясь перейти на сторону спартанцев.Сначала афиняне пришли в ярость, потому что они мягко обошлись с митилейцами, а время пока не подходит. Афиняне подавили восстание и в приступе гнева решили убить всех граждан Митилены и поработить ее женщин и детей. Но на следующий день афиняне передумали, считая жестоким уничтожение всего города, когда только лидеры несут ответственность за восстание (3.3.1, 3.36). Они проводят второе собрание, чтобы пересмотреть судьбу митиленцев.
На этом втором собрании Фукидид представляет «самого жестокого афинского гражданина» Клеона, который утверждает, что афинские корыстолюбивые и справедливо требуют наказания всей Митилены. Между тем, Диодот, имя которого означает «дар божий», единственный участник, неизвестный за пределами страниц Фукидида, и который появляется только на этот раз, утверждает, что следует пощадить большинство митиленцев. Диодот аргументирует это в соответствии с афинским тезисом: поскольку все люди вынуждены преследовать собственные интересы независимо от требований справедливости, митиленцев нельзя обвинять в восстании против афинского правления.Таким образом, афиняне должны думать не о справедливости, а только о своих интересах. Таким образом Диодот убеждает афинян, что убивать всех митиленцев не в их интересах. Обращаясь к разуму афинян и побуждая их спокойно учитывать свои интересы, Диодот освобождает их, по крайней мере на этот раз, от чар их морального негодования и карательных страстей.
Взгляд Фукидида на афинский империализм
Как же тогда мы должны оценить взгляд Фукидида на Афинскую империю и ее тезис? Подобно тому, как Спарта лицемерна в изображении Фукидида, Афины также изображаются как откровенно аморальные.Изображение Афин Фукидидом, кажется, предполагает, что ни одно политическое сообщество не может успешно проводить свою внешнюю политику на столь откровенно аморальной основе. Некоторая версия спартанского морализма, несмотря на свое лицемерие, является более надежной основой.
Действительно, Фукидид предполагает, что даже афиняне не могут жить своим тезисом. Он приводит множество примеров того, как афиняне не обращались с покоренными народами в соответствии со своими корыстными интересами; они часто поддаются праведному гневу и жажде мести, убивая и порабощая тех, кого они считают предателями — e.г., скионцы и мелианцы. В самом деле, хотя они заявляют, что все нации по своей природе вынуждены преследовать то, что они считают своими личными интересами, они также заявляют, что они справедливо превосходят другие нации. Поскольку они обладают благородным превосходством над простыми соображениями интереса, они думают, что заслуживают сохранения своей империи и той славы, которую она приносит (1.76.3–1.77; 4.122.5–6, 5.32.1, 5.116.3–4). Афинский лидер Перикл доходит до того, что говорит о моральном превосходстве афинян с точки зрения их превосходящей щедрости по отношению к другим без расчета прибыли или убытков и из-за явного величия их амбиций: они стремятся к неограниченной империи, несмотря на великие опасности. и грозит ему ужасными несчастьями.Сама имперская амбиция является признаком их благородного превосходства над простым расчетом. Итак, хотя афиняне могут утверждать, что не заботятся о справедливости больше, чем о собственных интересах, они действительно заявляют, что заслуживают имперский успех и «вечную славу». Они, как и мелианцы, безоговорочно верят в силу справедливости. Утверждать, что они заслуживают награды в виде империи и славы, — значит верить и надеяться, что они получат то, что заслуживают.
Несмотря на постоянное высмеивание афинян над благочестивыми надеждами во имя аморального и имперского реализма, они не могут подавить такие надежды в себе (5.10, 5.111). Более чем в одном случае они стремятся очистить священный остров Делос, чтобы снискать расположение богов; в конце концов, их попытка подавить благочестивую надежду приводит к религиозному взрыву, настолько сильному и разрушительному, что он приводит к катастрофе и поражению в ключевой экспедиции на Сицилию, которую описывает Фукидид. Следует также задуматься о возможном влиянии афинского тезиса на отношение афинян друг к другу. Справедливость — это проблема, которой ни одно государство не может и не должно избегать (7.18).
Фукидедова мудрость
Фукидид показывает, что он предан исключительно истине (1.20.3), чья работа принесет пользу читателям, не научив их, как достичь могущественной империи или славы, а научив их понимать правду о человеческих делах. Фукидид намеревается, что его работа станет достоянием на все времена: это говорит о том, что правда о политической жизни более долговечна, чем слава Афин и ее империи. Фукидид в тонком представлении своего собственного прогресса в мудрости и понимании позволяет нам увидеть совершенство жизни, которая стремится понять истину.
Для дальнейшего ознакомления см .:
Клиффорд Орвин, Человечество Фукидида, Принстон: 1994.
Давид Болотин, «Фукидид» в Истории политической философии, Ред. Штраус и Кропси, Чикаго: 1987.
CLCV 205 — Лекция 19 — Пелопоннесская война, часть II
CLCV 205 — Лекция 19 — Пелопоннесская война, часть II
Глава 1. Подготовка к войне: Коркира и Потидея [00:00:00]
Профессор Дональд Каган: Учитывая разразившуюся Пелопоннесскую войну, последнее, о чем мы говорили, — это союз, который был заключен между Афинами и Коркирой, и значение того трудного решения, которое должны были принять афиняне, которое, как вы помните, не было ни тем, ни другим. принять предложение коркирейцев о традиционном наступательном и оборонительном союзе или отвергнуть его, а скорее заключить союз другого типа, чем тот, о котором мы знали раньше в греческой истории, чисто оборонительный союз, который я предлагаю вам на самом деле следует понимать не столько как военную акцию, сколько как дипломатический жест, как дипломатический сигнал.Если Перикл, который я имею в виду, имеет какое-либо отношение к настоящему существовавшему Периклу, то это человек, который очень искушен в идее посылать дипломатические сигналы действием, а не просто словами, и что его намерение здесь состояло в том, чтобы избежать неприемлемого изменения баланса военно-морских сил, которое произошло бы, если бы коркирцы потерпели поражение от коринфян.
В то же время он пытался избежать превращения всего этого в крупную войну против пелопоннесцев, предотвращая боевые действия.На самом деле, я не знаю, сказал ли я это прямо, но позвольте мне сказать это сейчас. Я думаю, он надеялся, что, когда коринфяне приблизятся к Коркире и увидят афинские корабли, выстроившиеся в линию у Коркирцев, коринфяне отступят, и битвы не будет, и результатом будет какой-то другой способ выбраться из этого кризиса. Как оказалось, его надежды не оправдались. В битве при Сиботе, которая произошла в сентябре 433 г., афиняне, как вы помните, послали десять кораблей с тремя полководцами, одним из которых, ведущим, был Лакедемоний, сын Кимона, который получил самые трудные приказы. приказов, которые вы можете себе представить, отдавая командующему флотом.
Его приказ заключался в том, чтобы оставаться там, и если битва начнется, не вступать в эту битву, если только и до того момента, когда выяснится, что коринфяне не только собираются победить, но и собираются высадиться на острове или Коркире, тогда и только тогда тогда, если Лакедемоний приведет в бой афинские корабли. Теперь, как в этом мире, в морском сражении, особенно когда вещи не стоят на месте, они либо движутся вокруг себя, либо море движет их вокруг, как вы можете быть уверены, что произойдет через десять минут, наполовину? через час? Невозможно быть уверенным.Так что это был бы трудный звонок, и я действительно думаю, что Перикл ожидал возможной помолвки, о которой он хотел бы сожалеть, но он мог обвинить в этом Лакедемония и генералов. Как бы то ни было, это все, что послали афиняне, и, опять же, мы должны понимать, что у афинян было четыреста триер.
Они могли послать пару сотен, которые гарантировали бы, что, если бы коринфяне сражались, коринфяне были бы сметены с моря.Почему он этого не сделал? Снова стало очевидно, что его намерение состояло не в том, чтобы напугать или рассердить спартанцев, главу Пелопоннесской лиги такой сокрушительной победой, а вместо этого использовать технику сдерживания.
Теперь решение отправить только десять было спорным. После того, как эти десять человек были отправлены, этот вопрос снова был поднят на афинском собрании, очевидно, людьми, которые не соглашались с подходом Перикла, которые настаивали на том, чтобы был отправлен более крупный флот, и Перикл, по-видимому, не мог помешать им отправить еще кораблей, но максимум, за что они могли проголосовать, — это еще двадцать кораблей.Итак, теперь есть второй афинский отряд, который отправляется через несколько дней после первого и состоит еще из двадцати кораблей; Запомни. Что ж, битва, которую подробно описывает Фукидид, работает следующим образом.
Коринфяне атакуют объединенные силы в 120 или это 110 коркирских кораблей и десять афинян, которые там со своими 150, и коринфяне побеждают, и в критический момент Лакедемоний вовлекает афинян в битву, и так, на что надеялся Перикл чтобы избежать.Коринфянам удалось бы выиграть битву, высадиться на острове и, по-видимому, в конечном итоге взять на себя управление коркирским флотом, когда случилось нечто такое, что, если бы это был не очень строгий и целеустремленный Фукидид, это был голливудский фильм, вы не поверите. А именно, когда все это происходит, вы можете представить, что кто-то на одном из коринфских кораблей внезапно оглядывается и смотрит на горизонт и видит приближающиеся корабли, а затем видит, что это были афинские корабли, и в этот момент коринфяне запаниковали, отступили. , отказались от победы и вышли из боя.
Вы не можете винить коринфян. Как только они узнали, что это афинские корабли, у них были все основания думать: «Боже мой, может быть, к нам идет двести афинских кораблей, и оказалось, что их было, конечно, только двадцать, но было уже слишком поздно». Итак, битва при Сиботе, это морское сражение, которое я вам описал, заканчивается так, и все остается в воздухе. Коринфян не остановили, они более чем когда-либо полны решимости продолжить борьбу, и, с другой стороны, коркирцы также не отступают, и поэтому здесь мы имеем одну из проблем, которая будет иметь решающее значение для развязывания войны. .Зимой с 433 по 432 год в этой связи происходят два важных события. Мы не можем точно сказать, когда именно в том году они имели место, и даже не можем сказать, кто из них был первым.
Сначала я обращаюсь к Потидее. Я делаю то, что делают большинство ученых, но ни у кого из нас нет причин полагать, что это произошло раньше, чем я расскажу вам в следующий раз. Город Потидея на Халкидском полуострове, эти три пальца торчали в Эгейское море из Фракии, был, как вы, возможно, помните, коринфской колонией и был чрезвычайно проигран Коринфу.Помните, когда я говорил о колониях и разнообразных отношениях с материнским городом, я сказал вам, что Потидея имела необычайно близкие отношения с Коринфом. Каждый год коринфяне посылали магистратов, которые фактически управляли Потидеей, и это было добровольно со стороны потидеев. Итак, у вас есть очень особенная коринфско-потидейская вещь. Из-за того, что произошло и что происходило, афиняне опасались, и, как выяснилось, опасались справедливо, что потидеи могут планировать восстать против них и присоединиться к своим коринфским друзьям.
Фактически, потидейцы планировали такую вещь и, чтобы увеличить свои шансы, они тайно отправили миссию в Спарту, в которой они попросили спартанцев, как вы помните, тасийцы сделали там еще в 465 году. Если мы восстанем, будем вы вторгаетесь в Аттику? Я предполагаю, что это был ephors — это была секретная вещь, она не обсуждалась бы на спартанском собрании. Я считаю, что большинство из ephors должны были сказать «мы будем», и поэтому потидейцы продолжили восстание.Афиняне, прежде чем вспыхнуло восстание, но подозревая такие вещи, как в картах, послали флот. Был флот афинских кораблей, которые в любом случае направлялись в Македонию по другим причинам, и ассамблея проинструктировала их, опять же, я уверен, что стрелял Перикл, чтобы по пути зайти в Потидею, и когда они будут в Potidaea, чтобы снести оборонительные стены, которые Потидеи имели на берегу моря, чтобы они были безоговорочно уязвимы для афинян, что, по-видимому, могло сдержать восстание.
Но когда этот флот вышел, они обнаружили, что потидеи уже подняли восстание, они не могут добраться до Потидеи, и впоследствии афиняне послали флот, чтобы блокировать город и армию, чтобы блокировать его с суши, и они были теперь находится в состоянии войны с Потидеей, колонией Коринфа, чтобы подавить восстание. Коринфяне ответили интересным и сложным образом. Банда — по-моему, 2000 — я думаю, что 2000 коринфских гоплитов пришли в Потидею и помогли защитить ее от нападавших афинян.Фукидид описывает их как присланных в частном порядке. Другими словами, он хочет подчеркнуть, что они не были посланы официально как коринфские солдаты; они были чем — мы видели, как в эти игры играют и в современном мире. Они были добровольцами, точно так же, как 40 000 кубинских добровольцев, которые отправились в Анголу в 1970-х годах, добровольцы оплачивали, поставляли и заказывали там Кастро. Думаю, именно такие добровольцы были в Потидее в то время.
Почему коринфяне прошли через этот маскарад, этот маскарад, в который легко проникнуть? Потому что они знали, что афиняне по договору имели полное право подавить восстание в своей империи, но не хотели, чтобы это произошло.Если бы они официально послали свои силы, чтобы помочь, они были бы виновны в агрессии, они были бы виновны в нарушении договора, вторгаясь в зону других товарищей, и это имело бы очень плохое влияние на то, чем были коринфяне. глубоко озабочен тем, что сейчас — заставить спартанцев вовлечь Пелопоннесскую лигу в войну против Афин для достижения целей, которых хотел Коринф. Итак, это объясняет этот маленький хитрый бизнес. Итак, теперь событие номер два.
Глава 2.Привести к войне: Мегарский указ [00:12:17]
Афиняне на самом деле уже сражались с коринфянами на море в битве при Сиботе, теперь были заняты осадой города, в котором также находились тысячи коринфских солдат, и, тем не менее, никто не объявил войну никому. Технически все это происходит в мирное время. Другое важное событие, произошедшее той зимой, было связано с городом Мегара. Конечно, мы слышим об этом, по крайней мере, со времен первой Пелопоннесской войны.Здесь произошло следующее: в какой-то момент той зимой афиняне приняли постановление собрания, запрещавшее мегарцам торговать — позвольте мне поддержать; позвольте мне быть очень техничным: от использования гавани Пирей, от использования агоры Афин или от использования любого из портов империи. Я подхожу к этому с особой техникой и осторожностью. Если бы это было не так, я бы просто сказал, что они запрещают мегарскую торговлю из любой точки Афинской империи.
Я не делаю этого, потому что один блестящий покойный оксфордский ученый выдвинул теорию об этом событии, в которой он пытался сказать нет, это не было эмбарго, а на самом деле это была просто попытка пристыдить, позорить Мегарцы.Когда в законопроекте говорится, что нельзя использовать Афинскую агору, это означает, что Агора является общественным центром. Это не имеет ничего общего с торговлей. Я просто хочу упомянуть об этом, чтобы отдать должное; никто еще не верил в эту теорию, и я не думаю, что должны. Это эмбарго, и его намерение снова — ну почему мы что-то делаем против Мегары? Я думаю, что лучшее объяснение состоит в том, что, когда коринфяне сражались с коркиреями в двух морских сражениях, вы помните Леуцимн в 435 году, Сиботу в 433 году.В первом ряд пелопоннесских союзников и других союзников тоже помогали коринфянам в битве. Теперь, во втором сражении, количество союзников, помогавших коринфянам, значительно сократилось.
На мой взгляд, это потому, что спартанцы ясно дали понять, что они желают, чтобы их союзники держались подальше от этого конфликта, что они не хотят, чтобы их втягивали в войну из-за него, и я думаю, что доказательством этого является то, что когда — вы помните ту конференцию, которую коркирцы просили встретиться с коринфянами, чтобы посмотреть, не смогут ли они решить это.Спартанцы сопровождали их на эту конференцию, и ясно, что это означает, что они хотели, чтобы такая конференция состоялась, и они хотели бы мирного исхода, но коринфяне не имели бы его, и поэтому я думаю, что это был четкий сигнал, что Спартанцы сказали, что мы хотим, чтобы вы остыли, это объясняет, почему меньшее количество пелопоннесских союзников пришло на помощь во втором сражении, но среди них были мегарцы. Почему?
Потому что мы знаем, что мегарцы, конечно, злились на афинян на протяжении всей истории, но, что более важно, в конце первой Пелопоннесской войны, когда мегарцы восстали против афинян в момент величайшей опасности и Затем они устроили резню, так как у них был афинский гарнизон в порту, между двумя городами существовало ужасное недовольство, и мегарцы просто собирались попытаться устроить афинянам тяжелые времена.Итак, для афинян, или, во всяком случае, во главе с Периклом, было важно, чтобы собрание решило не допустить, чтобы то, что сделали мегарцы, осталось безнаказанным, потому что они хотели помешать другим пелопоннесским союзникам сделать то же самое. в следующий раз. Ну что они могли сделать?
Что ж, они действительно могут сделать две вещи; если подумать, до того, как они пришли к этой идее, была только одна. Они могут войти в Мегару и сражаться, но, конечно, это будет нападение непосредственно на важного союзника Спарты; это было бы нарушением тридцатилетнего мира и привело бы к великой Пелопоннесской войне.Перикл не хотел этого делать, но он не позволил мегарианцам уйти от Скотта на свободе, и поэтому он снова изобрел новую вещь, еще одну новую идею, которую я снова рассматриваю как принципиально дипломатический прием, предназначенный для сдерживания поведение, которое необходимо было сдерживать, и это был этот указ. И ученые целый день боролись по поводу всех аспектов этого, и, что наиболее важно, о том, для чего он нужен, почему это происходит, какова его цель.
Если вы не поймете это так, как я предлагаю вам, это действительно трудно сказать, потому что это не могло изгнать мегарцев из Пелопоннесского союза на афинскую сторону, как это не было.Мегарцы абсолютно настроены, оставались ужасно враждебными. Ничто, как бы они ни страдали, не могло заставить их перейти на другую сторону. Это была олигархическая про-спартанская организация, которая управляла этим местом и ужасно ненавидела афинян. Перикл должен был это знать. Он не пытался уничтожить их, он не пытался вывести их из бизнеса, он пытался показать не столько их, сколько других спартанских союзников, что афиняне могут причинить им вред, и они не пострадали. раньше без войны и вовлечения спартанцев.
Любое торговое греческое государство на Пелопоннесе, и большинство из них должно было вести какую-то торговлю, а некоторые из самых важных находились прямо на берегу моря, должно было понять, какое значение это было. Итак, у нас есть мегарский указ, и это третья из этих провокаций, как ее видели коринфяне, которая помогла развязать войну. Мы использовали бы такие термины как непосредственные причины, официальные жалобы, как Фукидид говорил бы о них, которые рассматривались или рассматривались современниками как причины войны.Важно понимать, что вся работа Фукидида или, по крайней мере, определенно Книга первая, посвящена исправлению того, что, по его мнению, является ошибкой в этих вещах. По его мнению, важны не эти особенности; Истинная причина этого — растущая мощь Афин и страх, который она породила среди спартанцев, и в этом все дело.
Глава 3. Спартанское собрание голосует и ход войны определен [00:20:08]
Что ж, коринфяне в ответ на эти события, Коркира, Потидея, Мегара потребовали от спартанцев принять меры, заставили их созвать собрание, которое позволило бы союзникам подать свои жалобы спартанцам, и, конечно же, это не так. Они не имели бы успеха, если бы не было спартанцев, которые сами решили, что война против Афин желательна, и были готовы; они должны были быть влиятельными спартанцами, которые думали, что это — члены gerousia , ephors , возможно, короли.Мы знаем, что по крайней мере один спартанский царь был против этого. Фактически, другой спартанский царь находился в изгнании. Таким образом, это не могло быть возглавлено не королями, а скорее двумя другими группами людей.
Но также ясно, что большинство спартанцев не были убеждены, потому что им не пришлось бы делать то, что они сделали, если бы это было правдой. Они созвали собрание спартанского собрания, на которое пригласили все государства, которые имели какие-либо претензии к афинянам, и, конечно, вы могли видеть, что магистраты явно хотели поднять народ на войну, но они не были способны доставить большинство Итак, сборка состоится, и я надеюсь, что вы внимательно прочитали этот раздел.Коринфяне выступают с решающей речью, суть ее — отчасти это просто софистика, а отчасти — для обоснования аргументов, давайте не будем беспокоиться обо всех этих технических деталях. Что ж, они могут не беспокоиться об этих технических деталях; Ни одна из этих формальностей не являлась нарушением тридцатилетнего мира. Итак, они просили спартанцев нарушить свои клятвы, начав войну, которая нарушила их предыдущие обязательства, а позже в войне сами спартанцы признали, что были обеспокоены тем фактом, что они были виновны в таком нарушении.
Итак, то, о чем просили коринфяне, было очень, очень сложно, и потому что — всякий раз, когда они говорили об особенностях, они хотели передать их как можно быстрее, потому что они не работали для этого. Вместо этого они внесли более крупную проблему, которую было намного труднее победить. Это было утверждение об афинском характере, о том, какими людьми были афиняне, в некотором роде связанное фразой, которую использовали коринфяне, что-то вроде того, что афиняне не были рождены ни для того, чтобы жить в мире, ни для того, чтобы позволять своим соседям жить в мире.Они нарисовали ужасную картину народа, который … государства, которое было ненасытным, настолько амбициозным, что всегда было угрозой для всех своих соседей. Нет смысла беспокоиться о деталях в конкретный момент. Они становились все сильнее, сильнее и сильнее, и это был лишь вопрос времени, когда они нападут на своих соседей и уничтожат их свободу.
Афиняне отправили послов в Спарту. Их не пригласили. Они были там, говорит Фукидид, по загадочным причинам по другим делам.Мне всегда интересно, каким еще бизнесом они могли заниматься? Они вели переговоры о зерновом соглашении? Обмен на скрипачей и пианистов? Я имею в виду, какого черта — я не знаю, потому что, конечно, я думаю, что это была история на прикрытии. Они были там с инструкциями. Инструкции были такие: иди на встречу, послушай. Если вы считаете, что это важно, я хочу, чтобы вы сделали следующий набор заявлений спартанцам, и поэтому у нас есть речь, произнесенная афинянами после того, как все другие союзники жаловались на то, то и другое, и Я думаю, что суть афинской речи заключалась, прежде всего, в том, что они сделали все, что могли, чтобы убедить самих себя, но суть их слов была в следующем.
Это произошло как бы в конце их речи, а именно: не думайте, что если вы пойдете войной против нас, это будет легкая война для вас. По сути, они предлагали то, что было правдой; мы другое государство. Коринфяне говорят, что мы являемся государством другого типа в одном смысле, но мы говорим вам, что мы являемся государством другого типа в другом смысле. Нам не нужно делать то, что регулярно приходится делать вашим побежденным противникам, а именно пытаться выбраться и сразиться с вами в битве гоплитов.Благодаря нашему флоту, нашим стенам, нашим деньгам, нашей империи нам вообще не нужно сражаться с вами на суше, и мы владеем морем; вы не можете навредить нам. Так что вы будете чертовски дураками, если поймете нас. Не думайте, что вы выиграете эту войну или что она будет быстрой и легкой. Эта часть речи должна была отпугнуть спартанцев. Это сбило с толку ученых, которые, как и многие люди, думают, что если вы хотите избежать войны, вам нужно быть очень милым с другим человеком.
Нет никакой гарантии, что это так или иначе.Но очень важна и обратная сторона афинского аргумента. С другой стороны, они сказали, что какие бы претензии вы или ваши союзники ни испытывали к нам, и это включало бы все то, о чем я вам говорил, мы готовы передать дело в арбитраж, как того требует договор. Фактически, если вы хотите сдержать свои клятвы, вы не должны нападать на нас; вы должны подавать все жалобы в арбитраж. Афиняне, и я снова уверен, что это было полностью организовано Периклом, надеялись, что такая комбинация подходов заставит этих спартанцев отступить и позволит ситуации остыть.Фукидид записывает две речи, произнесенные спартанцами на этом собрании, одну — царя Архидама, который был личным другом Перикла, мы узнаем из других источников, и который ясно из того, что он здесь говорит здесь, не хочет идти на войну сейчас, и я хотел бы Предлагаю вообще не хочет воевать.
Он выдвигает аргументы против коринфского аргумента и аргументирует необходимость отсрочки начала войны, если кто-то вообще идет на войну, и он надеялся отложить этот вопрос на несколько лет. Я думаю, что он должен был это сделать, потому что он осознал, что речь коринфян изменила настроение в Спарте, и он думал, что если бы спартанцы просто проголосовали по вопросу о войне сейчас, они проголосовали бы за это.Так что он не мог просто сказать: давай не воевать. Он чувствовал, что все, что он мог сказать, было то, что сейчас не время; подождем несколько лет. Нам нужны деньги, нам нужно подсчитать все подобные вещи, и поэтому это был аргумент, который он привел, и он, по сути, поддержал афинский аргумент, сказав, что это не будет быстрой легкой войной, к которой мы привыкли. к.
Если вы сейчас пойдете на войну, и это еще одна запоминающаяся фраза, которую он употребил, вы оставите эту войну своим сыновьям. Это означает, что он говорил, что на борьбу потребуется целое поколение.Это был его аргумент. Затем идет ephor , который в тот день является президентом собрания; его зовут Стенелайд, и он произносит чудесно короткую спартанскую лаконичную речь. Он говорит, что я слышал много длинных речей, большинство из которых я не понимаю. Я просто спартанец, вот что он имеет в виду, в отличие от этих аферистов, в отличие от этих софистов, которых вы слушали. Я знаю, что эти ребята сейчас берут в руки наших союзников, и он говорил в основном о Мегарском декрете.Итак, вопрос только в том, позволим ли мы им это сделать или нет, и я говорю, что давайте не будем. А потом он призвал к голосованию. Там тоже происходит интересное.
Вы знаете, как голосуют спартанцы? Они бьют по щитам и кричат. Те, кто за, те, кто считает, что афиняне нарушили договор. Вот так им была поставлена вещь, и они показывают обычным способом, и все они хлопают, а те, кто не думает, — один и тот же шум, а затем он сказал: «Я действительно не могу сказать, какая сторона была громче.Итак, давайте проведем разделение и счет, что было необычно, очень необычно для спартанского собрания. В то время он обнаружил, что подавляющее большинство сторонников войны. Вы знаете, что я пошел двумя путями в вопросе о том, что он слышал, а что не слышал в первый раз, поэтому я до сих пор не знаю наверняка, что произошло. Я имею в виду, что одна интерпретация действительно не может сказать; это было очень близко. Ну почему не было близко к дивизиону? Потому что в таком месте, как Спарта, не хочется показывать себя противником войны, когда другие за нее.Это не то, что делают храбрецы и спартанцы, даже если вы думаете, что это хорошая идея.
Другая возможность состоит в том, что он сразу знал, что есть большинство, и явное большинство за войну, но он хотел, чтобы все остальные видели, насколько велико это большинство. Не знаю, что думаю. Думаю, в одной книге я написал одно, а в другой — другое. Итак, спартанцы проголосовали за то, что афиняне нарушили мир, и это означало, что мы должны пойти на войну; это произошло на митинге в Спарте, вероятно, в июле 432 года, но война не начинается — позвольте мне поддержать.Спартанцы не идут в Аттику для борьбы с афинянами, вероятно, до марта 431 года. Почему спартанцам потребовалось так много времени, чтобы выполнить то, за что они только что проголосовали? Нет действительно веской причины, по которой они не могли бы начать немедленно.
Некоторые ученые отмечают, что июль слишком поздно, чтобы рубить зерно в Афинах, которое уже было собрано и убрано. Хорошо, но это еще не все, чем должны заниматься спартанцы в Афинах. Одна из вещей, которые они делают, — это выходить на фермы, сжигать фермерские дома, уничтожать как можно больше оливковых деревьев, вырубать как можно больше виноградных лоз, все это можно делать в июле, августе и сентябре, а также хорошо, как это можно сделать в любое другое время.Так что я не думаю, что это серьезная причина. Я думаю, что случилось то, что жар, который был вызван аргументами коринфян и их союзников — у нас есть только коринфская речь, но вы можете держать пари, что мегарцы и потидейцы также подали довольно горячий набор жалоб, так же поступил и остров Эгина. Итак, спартанцы проголосовали в пылу гнева. Должно быть, я думаю, когда у них была возможность подумать, они подумали, что, возможно, Архидам знал, о чем говорит, и им лучше подумать еще раз.
Итак, на этом отрезке — что есть — около девяти месяцев есть время для переговоров, которые действительно последовали. Были отправлены миссии из Спарты в Афины, чтобы попробовать — что ж, посмотрим, что попробуем. Первая миссия, отправленная в Афины, требовала, чтобы войны не было, если афиняне просто изгонят проклятие. Что ж, мы знаем, что это за проклятие Alcmaeonidae. О каких Alcmaeonidae идет речь? Мать Перикла — алкмеонид, и он единственный выдающийся алкмеонид в округе.Это попытка — вы могли подумать, что это вытащить оттуда Перикла; вы, ребята, не хотите войны, просто избавьтесь от Перикла. Что ж, они знали, что афиняне этого не сделают. Идея, что мы вовлечены здесь в психологическую войну, чтобы подорвать Перикла, которого они справедливо считают движущей силой афинской политики, и они хотят сделать его политическую ситуацию более неудобной и доставить ему неприятности.
Афиняне в основном говорят прогуляться, и это первая миссия.Затем спартанцы отправляют миссию, которая, по-моему, первая, как я уже сказал, не была серьезной попыткой избежать войны, а вторая, на мой взгляд, была. Эта вторая миссия сказала афинянам, что мы хотим, чтобы вы вывели свои войска из Потидеи; мы хотим, чтобы вы оставили Эгина автономным, как и положено, и мы хотим, чтобы вы отозвали Мегарский указ. Фактически, если вы только отмените Мегарский указ, войны не будет.
Это действительно изменило ситуацию, потому что мы сейчас в Афинах, проблема могла быть сведена противниками войны, и Фукидид позволяет нам увидеть, что некоторые из них решительно выступали против войны, и — почему в мире? мы собираемся воевать из-за этого эмбарго, которое мы наложили на мегарцев? Кого это волнует? Итак, что мы должны делать в великих финальных дебатах по этому поводу, как мы должны ответить на предложение Спартанцев по этому поводу? Было произнесено много речей, сообщает нам Фукидид, но единственная, о которой он сообщает, — это речь Перикла.Перикл приводит доводы в пользу того, почему необходимо не отменять Мегарский указ, и это классический аргумент против умиротворения из-за страха.
Если мы все-таки выведем это, мы сделаем это только потому, что боимся, что спартанцы нападут на нас, и мы боимся драться с ними. Итак, если мы уступим в этом вопросе, почему спартанцы должны когда-либо что-то делать, кроме как снова угрожать нам, когда они хотят чего-то, чего мы не хотим делать? Мы будем под их властью; вы не можете уступить место такой угрозе и при этом сохранить свободу рук или любой уровень равенства с потенциальным противником.Это, я думаю, было сутью того, что он должен был сказать, а также напомнить афинянам, насколько неправы спартанцы и насколько неуместным было их поведение, потому что он сказал, помните, мы предложили подавать каждую жалобу, которая у них есть, в арбитраж. Они отказались это сделать. Как мы можем со всей честью и в любом смысле безопасности отказаться сопротивляться такому поведению? Он выиграл день; Афиняне отказались отозвать Мегарский указ. Ход войны был четко определен.
Но вы знаете, что даже тогда до начала войны оставались месяцы, и ее начали не спартанцы.
Глава 4. Начало войны [00:36:33]
Все началось, когда фиванцы рано или поздно зимой, я полагаю, 431 года совершили скрытую атаку на беотийский город Платеи, который был союзником Афин. Почему они это сделали? Ученые предлагают одну из двух возможностей: либо потому, что они знали, что будет война, и они хотели получить стратегическое преимущество, имея под своим контролем Платеи, которые находятся недалеко от афинской границы, либо, с другой стороны, они могли бояться войны не было, а они очень хотели, чтобы она была.Мы просто не можем быть уверены в этом. Но в чем мы можем быть уверены, так это то, что нападение на Платеи привело к тому, что платейцы попросили своих афинских союзников помочь им, афиняне, по крайней мере, должны были сказать, что они сделают это, хотя на самом деле они этого не сделали, и это вынудило бы спартанцев прийти. и помочь своим фиванским союзникам, и именно так началась война.
Когда, вероятно, в марте 431 года спартанская и пелопоннесская армия — мы не знаем, насколько велика, но намного больше, чем афинская армия, вошла в Аттику и войну — мне жаль, что я забыл одну вещь.Перед нападением на Платеи спартанцы отправили еще одну миссию в Афины, в которой они сказали: забудьте все, что мы говорили ранее. Если вы хотите мира, вы должны освободить греков. Это означало, что вы должны отказаться от своей империи. Спартанцы ни на минуту не ожидали этого от афинян. Это была психологическая война за то, что должно было последовать. Что спартанцы должны были вести войну по программе, мы — освободители греков против этих империалистических агрессивных афинян, которые разрушают всеобщую автономию и делают невозможным комфортную жизнь для всех; мы освободители, и это то, что мы делаем.
Итак, теперь мы видим, что афиняне отказались отменить указ, и война началась. Стоит спросить, почему обе стороны приняли такие решения. Спартанцы отказались от арбитража. Почему? Потому что вся их система зависела от того, чтобы союзники Спарты могли рассчитывать на спартанцев, чтобы защитить их от третьей стороны, когда это было необходимо. Итак, если спартанцы сказали, что мы не собираемся этого делать, мы оставим это на усмотрение какого-нибудь арбитра, тогда им пришлось бы беспокоиться, что основная причина лиги, которая дала им силу и безопасность, исчезнет, и на этом все.Им также приходилось беспокоиться о том, что, если они не сделают того, чего хотели от них коринфяне, мегарцы и другие, коринфяне могут выйти из союза. Собственно, именно этим коринфяне угрожали им в своей речи, что само по себе могло привести к роспуску Пелопоннесского союза, который так важен для Спарты. Итак, все это было у них на уме.
Другая причина, по которой спартанцы не были готовы уступить дорогу, заключалась в том, что они действительно не верили, большинство не верили в то, что афиняне говорили о том, как будет вестись война, или в то, что сказал Арчидам, что должно было поддержать афинян. требовать.Они могли говорить, что хотят, но в истории Греции не было случая, чтобы одно государство вторгалось на землю другого государства, а другое государство просто позволяло им причинять вред, который они хотели. Что бы ни говорили афиняне, что бы вы ни думали, что афиняне были способны на это, они не стали бы этого делать, а спартанцы могли указать — что случилось, когда мы в последний раз вторглись в Аттику? 445 афиняне вышли и заключили с нами договор, они признали, они отступили, почему на этот раз могло быть иначе?
Я думаю, что вы всегда должны осознавать, когда думаете о вспышках войн где бы то ни было, что одна из важных проблем, одна из вещей, которые помогли людям решить, так или иначе, — это их оценка того, как эта война будет вестись и какова будет цена этой войны и каковы шансы на победу; это всегда в твоей голове.У вас гораздо меньше шансов вступить в войну, если вы очень уверены, что вас разобьют, или что цена войны будет невыносимой, и так далее. Итак, это была другая проблема. Другими словами, существует реальная связь между стратегией, которую спартанцы ожидали применить, и соответствующей политикой.
Теперь, конечно, их предположение о том, как будет вестись война, оказалось ошибочным и очень дорого стоило им. Что еще они могли сделать? По крайней мере, теоретически они могли бы назвать коринфский блеф и сказать: «Нет, мы не собираемся подчиняться нашим клятвам в предыдущем договоре, мы собираемся передать дело в арбитраж, очень плохо, если вам это не нравится».Что могли сделать коринфяне? Что ж, они могли бы попытаться выйти из лиги, и их собственный выход не был бы критичным, только если бы они были в состоянии привести с собой другие государства. Мы можем только догадываться, насколько они могли быть успешными. Возможно, не исключено, что Мегара, столь же расстроенная, как они, присоединилась бы к ним. Это было бы настоящей стратегической проблемой, потому что они вдвоем контролируют перешеек, а это означает, что спартанцы не могут выбраться из Пелопоннеса.Так что я не знаю, насколько у меня был выбор.
С другой стороны, я уверен, что должны были быть спартанцы, которые сказали: скажите, кто в любом случае отвечает за эту лигу, коринфяне или мы? Мы устанавливаем политику, они делают то, что мы им говорим, они нас не тянут, но тогда возникает вопрос: а что, если это действительно произойдет? Так что это, как всегда, было непросто для обеих сторон. В конце концов, спартанцам всегда приходилось бояться илотов, и Фукидид, я думаю, подчеркивает, что именно страх перед илотами всегда лежит в основе политических решений спартанцев.Недавно ученые решили оспорить это, но я не думаю, что им это удалось.
Фукидид описывает мотивы, побуждающие государства к войне, и дает чудесную триаду; страх, честь и интерес, а в данном случае — обычно комбинация всего этого. В этом случае все они были вовлечены, но я думаю, что страх по праву является наиболее заметным. Это тот, который Фукидид ставит во главе списка, и вы можете понять, почему он может быть правильным.А как насчет Афин? Почему афиняне так себя вели? Перикл и афиняне следовали этой умеренной политике сдерживания. Они настаивали на условиях договора, они настаивали на своем равенстве со спартанцами и, следовательно, на арбитраже, без диктата, без умиротворения из-за страха. Мегарский указ был задуман как предупреждение, и, я думаю, Перикл опирался на факт, очень необычную ситуацию, в Спарте только один царь в это время, и этот король — Архидам, друг Перикла, который поддерживает мир.
Короли очень влиятельны в Спарте, и Перикл вполне мог подумать, что с Архидамом на моей стороне спартанцы поймут, что у меня нет агрессивных намерений против них, я не хочу разрушать их лигу, я не хочу делать с ними что угодно, но им просто придется решать эти проблемы, и они увидят это, а он был неправ. Он был уверен в этом — это тот же вопрос, что и стратегия и политика, как они связаны друг с другом? Он считал, что его стратегия не может потерпеть неудачу.Спартанцы могли вторгнуться, могли причинить любой вред, афиняне могли бы пережить все, что бы они ни делали, не неся потерь, просто теряя собственность, потому что у них была империя, на которую они могли жить, которая приносила им необходимые деньги. покупать все, что они хотели, и им нечего было бояться на море. Итак, несомненно, спартанцы, после того как остынут, увидят, что они не могут победить, и тогда зачем сражаться, потому что они просто не могли причинить вред афинянам.
Это была полностью рациональная стратегия, и вот что в ней было не так.Он не принимал во внимание иррациональность, которая большую часть времени управляла людьми. При этом не учитывался тот факт, что спартанцы были одновременно злыми и напуганными, и, наконец, что у спартанцев не было воображения, и я имею в виду, что я не хочу считать спартанцев особенно слепыми в этом отношении. Мне кажется, у всех греков были бы одинаковые сомнения; у них не было воображения, чтобы думать, что кто-то сделает то, что задумал Перикл. И даже если бы им объяснили, они бы сказали, что не будут этого делать.Потому что поступить так со спартанской и греческой точки зрения было бы трусостью, и захотели бы афиняне показаться такими ужасными трусами, как если бы им пришлось стоять за своими стенами, наблюдая, как спартанцы разрывают их дома, разрушая их урожая, и называя их всеми именами в книге, когда они кричали под своими стенами. Они думали, что нет.
Итак, Перикл и афиняне, я думаю, пошли не так, как спартанцы, действительно предвидя то, что должно было случиться, и, наконец, я хотел бы отметить это.Я делаю это как общее замечание о вспышках войн где угодно и когда угодно, то есть, если вы собираетесь использовать стратегию сдерживания, вы должны иметь в наличии мощную наступательную угрозу. Одно дело сказать, как, по сути, говорил Перикл, ты не можешь причинить мне боль, так что не сопротивляйся. Вы должны показать врагу, что я могу очень сильно вас ранить; Так что не сражайтесь, а Перикл не собирался использовать что-то вроде очень серьезной наступательной угрозы. Были способы, которыми он мог бы сделать то или это, но он не об этом думал.Он ожидал, что спартанцы будут вести себя принципиально рационально. Они подсчитают свои шансы на победу, увидят, что их нет, и будут вести переговоры, что означает согласие на арбитраж и выход из этой ситуации.
На мой взгляд, ни одна из сторон не хотела войны, но ни одна из сторон не была готова уступить по причинам, которые я предложил. Не то чтобы это был, на мой взгляд, неудержимый конфликт. Я использую терминологию Гражданской войны в США, потому что на самом деле это то, что Фукидид говорит о Пелопоннесской войне; что это был неудержимый конфликт.Думаю, нет. Я думаю, что были допущены ошибки, ошибки суждений с обеих сторон, которые привели к результату. Обе стороны чувствовали, что они не могут отступить, и, как сказал Линкольн о своей великой войне, «война пришла». Я действительно не думаю, что это был случай, когда одна сторона решала, давайте войну. Я думаю, что они оба наткнулись на это в результате сложившейся ситуации и своего непонимания происходящего.
Глава 5. Фукидид как историк-ревизионист [00:50:02]
Итак, теперь перейдем к самой войне.Я давно пришел к выводу, что вести войну в темпе, который мне доступен во времени, будет слишком поверхностным, чтобы быть чем-то, кроме глупости, поэтому я не буду рассказывать вам, что произошло на войне, но у вас есть довольно хороший информатор там его зовут Фукидид, и ваш учебник может заполнить остальную часть этого. Что я хотел бы сделать в то время, которое у меня есть, чтобы поговорить о войне, — это рассмотреть пару тем более глубоко, чтобы помочь вам понять некоторые аспекты войны, а не безнадежные попытки так кратко описать вам войну.Итак, я хочу сначала поговорить с вами об основном источнике, который у нас есть для понимания войны, и о великом историке, который написал это, Фукидиде, в своей истории войны. Думаю, когда я говорю об этом людям в отдельном разговоре, я использую заголовок «Фукидид, ревизионистский историк Пелопоннесской войны», и позвольте мне сделать это за вас.
Так вот, именно этот заголовок должен вызвать ряд вопросов. Кто этот парень? Кто этот Фукидид? Почему нас должно интересовать то, что он написал более 2400 лет назад? Кроме того, кто такой ревизионист и как Фукидид может быть ревизионистом, если он, кажется, был первым человеком, написавшим историю Пелопоннесской войны? Что ему нужно было исправить? Что ж, Фукидид был афинским аристократом, который достиг совершеннолетия на пике величия Афин Перикла.Похоже, он родился, скажем, около 460 г. до н. Э. Ему еще не было тридцати, когда разразилась Великая война, с двумя перерывами, эта война длилась двадцать семь лет и оставила Грецию разрушенной, обедневшей и навсегда ослабленной. Никогда больше греки не были хозяевами своей судьбы, и эта война была его предметом.
Но почему война между древними греками должна нас интересовать сегодня? Один из ответов заключается в определении Фукидидом своей задачи и в мастерстве, с которым он ее выполнял. Он сказал: «Вполне возможно, что моя история будет казаться менее легкой для чтения, и он имеет в виду здесь, менее легкую для чтения, чем Геродот со всеми теми чудесными забавными историями, которые он рассказывает, из-за отсутствия в ней романтического элемента».Возьмите этого Геродота. Однако для меня будет достаточно, если эти мои слова будут сочтены полезными для тех, кто хочет ясно понять события, которые произошли в прошлом, и какая человеческая природа, какова она, когда-нибудь и во многом так же, повторяться в будущем. Моя работа — это не произведение, предназначенное для удовлетворения вкусов непосредственной публики, как Геродот, который зачитывает свою историю в публичных чтениях. Моя работа — это достояние навсегда.
Это может показаться нескромным, но его ожидания, очевидно, оправдались.Ибо его работа существует и считается полезной по сей день, возможно, более влиятельной в наше время, чем когда-либо прежде. Но что такое ревизионист? В некотором смысле, конечно, все историки ревизионисты, поскольку каждый пытается внести какой-то вклад, который меняет наше понимание прошлого. Когда мы используем термин «ревизионист», мы имеем в виду писателя, который пытается существенно изменить мнение читателей, дать новое общее толкование, резко и основательно, чтобы изменить наш взгляд на проблему.Этот термин, кажется, впервые был использован после Первой мировой войны. Большинство людей, живших в союзных странах, считали, что центральные державы несут ответственность за это и заслуживают наказания за это.
Вскоре после войны некоторые стали утверждать, что Германия и Австрия несут большей ответственности, чем Россия, Франция и Англия, а может быть, и меньше. Вскоре историки, которых называли ревизионистами, выступили в поддержку этой позиции. Вскоре новый взгляд захватил умы образованных людей в Англии и Америке, даже некоторые французы были убеждены, и большевистское правительство России не нуждалось в убеждении в порочности их царского режима; с тех пор явление успокаивается.Несколько писателей, в первую очередь А.Дж.П. Тейлор попытался пересмотреть общее мнение, согласно которому Гитлер был ответственен за Вторую мировую войну, и на какое-то время добился большого успеха. Позже причины холодной войны и американской войны во Вьетнаме подверглись аналогичной обработке.
Эти попытки перевернуть мнение имели большое практическое значение. То, что произошло в прошлом, и, что еще важнее, то, что, по нашему мнению, произошло, оказывает сильное влияние на то, как мы реагируем на наши текущие проблемы. То, что историки говорят о том, что произошло, и то, что, по их словам, это означает, имеет очень большое значение.Позвольте мне просто напомнить вам о споре о Первой мировой войне, чтобы проиллюстрировать это. Американцы и англичане, в частности, пришли к выводу, что Германия была ошибочно обвинена и, следовательно, несправедливо отнесена к Версальскому договору. Американцы использовали это как главное оправдание для отказа от этого договора и последующего ухода в изоляцию от иностранных дел. Англичане, конечно, не могли зайти так далеко, но их уверенность в том, что Германия была ложно обвинена, облегчила допущение и оправдание нарушений Гитлером договора.Чувство вины помогало поддерживать политику разоружения, неподготовленности и умиротворения.
Английский поэт В. Оден, отвечая на вторжение Гитлера в Польшу в стихотворении под названием «1 сентября 1939 года», которое впоследствии было удалено из сборников его стихов, показал, насколько глубоко проникла эта идея и как поздно, несмотря ни на что, она продолжалась. . Вот что он говорит: «Точная наука может раскрыть всю преступность Лютера, которая до сих пор сводила культуру с ума.Узнайте, что произошло в Линсе. Какой огромный Имаго сделал бога-психопата? Я и общественность знаем, что изучают все школьники. Те, кому делается зло, делают зло взамен ». Таким образом, мы должны понимать, что Гитлер и нацистская Германия просто ответили на плохую сделку, которую они заключили в Версальской битве, и это все.
Недавние исследования показали, к удовлетворению большинства людей, что мнения современников были более правильными, чем мнения ревизионистов, что общая вина за Первую мировую войну может быть возложена на Германию и что чувство вины было необоснованным, но уже слишком поздно.Историки-ревизионисты так хорошо выполняли свою работу, и она так хорошо вписывалась в атмосферу мнений 1920-х и 30-х годов, что эти люди захватили умы поколения и помогли им двигаться в том направлении, в котором они хотели двигаться. Итак, то, что пишут историки и чему учат учителя, действительно имеет значение, в основном отрицательное. Я имею в виду, что если мы научим вас чему-то правильному, вы забудете об этом, но если мы сделаем это неправильно, вы запомните.
Фукидид, как и все, кто когда-либо писал, верил в практическую важность истории, поэтому мы должны ожидать, что он будет стремиться исправить любые ошибки фактов или интерпретаций, которые он обнаружил.Но его ревизионистские тенденции ясны в большем масштабе, чем детали, у него есть свидетельства Гомера, например, чтобы показать, он использует их, что именно бедность греков, а не храбрость троянцев привели к осаде Трои. пока. Похоже, он был первым, кто высказал мнение, что Пелопоннесская война была одним конфликтом, который начался в 431 году и закончился в 427 году, а не серией отдельных войн. Но у меня снова вопрос: что нужно было исправить? Ответ, я думаю, такой же, как и в упомянутых мною современных примерах.Еще не сформировавшиеся или написанные мнения современников.
В наше время их очень легко восстановить. Некоторые из нас до сих пор их помнят, и в любом случае современные ревизионисты всегда противостоят им и спорят с ними. Метод Фукидида иной. Он ни с кем не спорит и не выдвигает альтернативной точки зрения, даже чтобы ее опровергнуть. Есть пара исключений, но даже в этом случае он не упоминает никого, кто придерживается той точки зрения, которую он собирается опровергнуть. Он просто выдвигает точку зрения. Он дает читателю только необходимые факты и выводы, которые он извлек из них после тщательного исследования и размышлений.Он был настолько успешен, что за более чем 2400 лет немногие читатели знали, что существует какое-либо другое мнение. Но внимательное чтение самого Фукидида и нескольких других древних источников показывает, что во времена Фукидида были и другие мнения, и что его история является мощной и эффективной полемикой против них.
Один интересный спор касался причин войны и ответственности за нее, о чем я уже говорил. Обычному современнику война должна была казаться результатом серии инцидентов, начавшихся около 436 г. до н. Э.C. в Эпидамне. Там гражданская война привела к конфликту с Коркирой, ссора угрожала всеобщему миру, когда Афины заключили союз — мне жаль Коркиру против коринфского союзника Спарты в зимнюю Потидею. Я не собираюсь проходить через это, потому что вы все об этом знаете. Напомню, что оппозиция войне была сосредоточена на Мегарском указе, как на его причине, и возлагала на Перикла ответственность как за этот указ, так и за войну. В 425 году комический поэт Аристофан представил пьесу под названием « Ахарния, ».Война к тому времени затянулась на шесть долгих и мучительных лет, и его комический герой Дикайополис решил заключить для себя сепаратный мир. Это настолько возмущает патриотический и воинственный хор, что герой вынужден объяснять, что войну начали не спартанцы.
Вот что говорит Дикайополис: «Некоторые одержимые пороком негодяи, люди без чести, фальшивые люди, даже не настоящие граждане, они продолжали осуждать маленькие пальто Мегары, и если все, кто-нибудь когда-либо видел огурец, волос, поросенка, гвоздику чеснока или кусок соли — все было объявлено мегарским и конфисковано.Затем он продолжает: «Некоторые пьяные афиняне украли мегаринку, а взамен некие мегарцы украли трех проституток из дома Аспасии, любовницы Перикла». Затем я цитирую разъяренного Перикла: «Принятые законы, которые звучали как застольные песни, что мегарцы должны покинуть нашу землю, наш рынок, наше море, наш континент. Затем, когда мегарцы начали медленно голодать, они стали умолять спартанцев отменить закон трех блудниц. Мы отказались, хотя нас часто спрашивали, и отсюда раздался звон щитов.”
Итак, использование свидетельств афинской комедии для понимания современной политики — непростое дело. Только представьте себе, какие проблемы возникнут у кого-то через две тысячи лет, разобравшись с монологом Джея Лено или пародией из «Субботней ночи в прямом эфире». Аристофан явно развлекается, связывая мегарский указ, который, как мы знаем, был поддержан Периклом, с изнасилованием женщин, которое, согласно Гомеру, положило начало Троянской войне, а согласно Геродоту, якобы вызвало войну между греками и греками. персы тоже.Тем не менее, он делает мегарский указ и отказ афинян отозвать его центральными в приближении войны, как в Ахарнии, так и в другой написанной им комедии под названием «Мир», представленной в 421.
В последней пьесе он делает Гермеса богом, объясняя утомленным войной афинским фермерам, как в первую очередь был потерян мир, я цитирую: «Началом наших бед было позор Фидия». Он имеет в виду великого скульптора, которого обвиняли в нечестии в связи с большой статуей Афины, которую он построил для Парфенона.Затем Перикл, «боясь, что он разделит несчастье, потому что Фидий был его близким другом, опасаясь твоей дурной природы, то есть афинян и твоих упрямых поступков, прежде чем он сможет пострадать, зажег город этой маленькой искрой — Мегарский указ». ” Что ж, полный контекст показывает, что связь между нападками на великого скульптора Фидия, друга и соратника Перикла, и мегарским Указом была шуткой самого Аристофана, но другие древние писатели восприняли ее всерьез и, несомненно, отразили обвинения в том, что были сделаны настоящими современными врагами Перикла.В основе всего этого лежит твердое убеждение, что причиной войны был мегарский градус, и что Перикл был виноват в этом.
Ну, конечно, эта точка зрения, в лучшем случае, является чрезмерным упрощением, и любой хороший историк отверг бы ее как достаточное объяснение. На самом деле Фукидид уделяет этому очень мало внимания. Он не упоминает об этом в его естественном месте в повествовании. Он не называет дату. Он не сообщает нам цель и не рассказывает, как она работала на практике.Он не скрывает того факта, что мир был обусловлен его прекращением или что он стал центром последних дебатов в Афинах. Его способ опровергнуть общепринятое мнение заключался в том, чтобы указать на его незначительность по тому небольшому месту, которое оно занимает в своем отчете, и включить его в число всех конкретных ссор, которые он считает незначительными. Его собственная эксплицитная интерпретация — это радикальный пересмотр обычного объяснения, о котором я уже говорил вам раньше.
Он приводит то же объяснение, другими словами, еще дважды в своем описании истоков войн, и вся первая книга представляет собой тщательно организованную единицу, призванную поддержать эту интерпретацию.Он работал так умело и мощно, что его интерпретация за столетия убедила всех, кроме нескольких читателей. Я должен отметить, что, несмотря на то, что я исправил эту ошибку, он доступен уже около сорока лет. Ненавижу рассказывать, но большинство людей по-прежнему согласны с Фукидидом, а не со мной. Ревизионистская точка зрения быстро и надолго превратилась в ортодоксию. Еще одна полемика связана с самой необычной стратегией Перикла ведения войны, и я расскажу вам об этом в следующий раз. Итак, позвольте мне перейти к следующему пункту.Дай мне секунду. Вот так. Извини за это.
То, что я хочу отметить — еще один пример, на который я хочу обратить ваше внимание, — это резюме, которое делает Фукидид о карьере Перикла и его важности для Афин в главе 65 книги II, после смерти Перикла. Он прерывает рассказ, чтобы дать вам действительно развернутую оценку. В своей оценке он говорит, что Афины во времена Перикла были демократией по названию, но фактически были правлением первого гражданина.Это очень мощное заявление. Он говорит, что Афины Перикла не были демократией и что это было фактически своего рода автократическое правительство с Периклом в качестве автократа. Я бы сказал, что все доказательства, которые у нас есть, предполагают, что это не так. Несколько моментов, чтобы проиллюстрировать, почему это так — я имею в виду, что один из способов сделать это, я думаю, — это сравнение. Люди предполагают, что то, что говорит Фукидид, похоже на то, что Август, Император или Рим сказал о себе, что он правил не какой-либо определенной властью, не potestas , а своим auctoritas , то есть влиянием что его личность, его достижения и все эти вещи были важнее его сограждан.
Что ж, в случае с Августом это была чистая ложь. Август обладал монополией на все вооруженные силы в Средиземном море. У него также была огромная сокровищница, которую он мог использовать в своих целях. Он был, как совершенно ясно заявили все историки современного мира, он был императором, который правил, какими бы инструментами он ни пользовался, это было единоличное правление. Через секунду вы увидите, что это не относится к Периклу. У Перикла не было доступных ему вооруженных сил; он не мог ничего добиться, заставляя солдат делать то, что он хотел.Любое использование любых вооруженных сил всегда должно было одобряться собранием, обсуждаться и обсуждаться, и большинство решало, можно ли это сделать. Более того, каждый месяц поднимался вопрос, как вы знаете, Перикл, как и все остальные генералы, в порядке или он что-то нарушил.
Ему могут быть предъявлены обвинения, он может быть привлечен к суду, и это то, что случилось с ним в разгар войны в 430 году. Его враги предъявили ему обвинения, он был осужден, он был временно отстранен от должности генерала и ему пришлось заплатить очень и очень большой штраф.Это не дело диктаторов. Итак, очень кратко, Фукидид ошибается в этом. Почему он хотел это сказать? Это приводит к моему собственному объяснению того, как мы можем понимать. Я привел аргумент, что он ошибается в отношении истоков войны. В следующий раз я докажу, что он ошибался, полностью поддерживая стратегию Перикла во время Пелопоннесской войны как правильную. Я утверждаю, что верно обратное.
Если я прав, с какой стати он говорил то, что делал? Я думаю, нам нужно понять его ситуацию.В 424 г. он был генералом, командовавшим афинскими военно-морскими силами на севере. Он находился вдали от того места, где его ожидали, когда произошел внезапный неожиданный захват важного афинского города Амфиполь, ему было предъявлено обвинение, он предстал перед судом, был признан виновным и отправлен в ссылку. Последние двадцать лет войны он провел в изгнании. Вероятно, я бы предположил, среди других ссыльных и других противников афинской демократии, потому что он очень явно критик афинской демократии.
Там ему приходилось все время разговаривать с людьми, которые говорили: постойте, Фукидид, позвольте мне уточнить, вы думаете, что Перикл был потрясающим парнем, не так ли? Да, я знаю, он должен был сказать это. Они сказали, кроме того, разве вы не были избраны генералом в 424 году, и разве это не был самый радикальный год за всю историю афинской демократии? Разве вы не были отличным другом? Как может быть такая голубая кровь, как вы, кто знает, что такое вздор демократия, как вы могли удерживать эти позиции? И, на мой взгляд, его история — это его ответ на эти вопросы.Вы думаете, что война идет из-за Мегарского указа и что за это несет ответственность Перикл, вы совершенно ошибаетесь. Война была неизбежной и стала таковой, как только Афинская империя вступила на борт, чтобы бросить вызов спартанской гегемонии. Ваш взгляд наивен и невежественен. Так что, пожалуйста, обратите внимание на мою историю, когда я ее полностью напишу.
Ты думаешь, что Перикл был демократом, ты, черт возьми, дурак; он был человеком, который правил другими; он не подчинялся приказам собрания. Вы думаете, что мы проиграли войну из-за плохой стратегии? На самом деле стратегия была правильной, и если бы его преемники не отказались от нее, они бы выстояли и выиграли войну.Итак, вы видите, что все ваши основные идеи о том, что происходило с нами в прошлом, неверны, и именно поэтому я делал то, что делал, и был прав, делая это на каждом этапе пути. Это была его история и, на мой взгляд, не просто рассказ о прошлом; это была апология apologia pro vita sua , защита его собственной жизни и великих решений, которые в ней были приняты. Конечно, то, что я только что сказал, весьма спорно. В следующий раз поговорим о стратегии на войне.
[конец стенограммы]
НаверхКраткое содержание книги «История Пелопоннесской войны», Фукидид
Хотите лучше, чем когда-либо, узнать идеи из «Истории Пелопоннесской войны»? Прочтите здесь краткое изложение первой в мире книги «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида.
Прочтите краткое одностраничное резюме или просмотрите видеообъявления, подготовленные нашей командой экспертов. Примечание: это руководство по книге не связано и не одобрено издателем или автором, и мы всегда рекомендуем вам приобрести и прочитать всю книгу.
Мы поискали в Интернете самые лучшие видео по Истории Пелопоннесской войны, от высококачественных резюме до интервью или комментариев Фукидида.
Общая информация
Пелопоннесская война была войной между Делосской лигой (Афины и их союзники) и Пелопоннесской лигой (Спарта и ее союзники).Это происходило в 431-404 годах до нашей эры. Фукидид, который написал об этой войне в своей книге «История Пелопоннесской войны», считается одним из величайших авторов истории. Он умер, не успев закончить писать книгу.
Работа Фукидида сложна и многие годы обсуждаются учеными. Некоторые вещи неясны, но книга дает нам хорошее представление о том, что происходило в истории. Эту версию текста перевел Рекс Уорнер.
Ученые не пришли к единому мнению, когда были написаны восемь книг, составляющих «Историю Пелопоннесской войны».Некоторые думают, что они были составлены в течение определенного периода времени, в то время как другие полагают, что они были составлены после окончания войны в 404 году до нашей эры. Хотя некоторые из них могли быть незаконченными черновиками, книга 8 выглядит более неорганизованной и, возможно, представляла собой собрание заметок.
Ученые разработали систему нумерации, чтобы облегчить чтение текста. В каждой книге есть разделы, которые называются главами. Переводчик включает подзаголовки, чтобы читателям было легче изучать текст.
Книга 1 является самой длинной в истории и охватывает широчайший промежуток времени.Фукидид представляет себя и свой метод, а также дает обзор эллинского народа во времени, а также конкретный взгляд на то, почему Спарта начала войну с Афинами после победы над Персией. Он описывает три ключевых спора между союзниками обоих государств, но считает, что причиной начала войны между ними был страх. Книга 1 заканчивается голосованием Спарты за объявление войны Афинам.
Книга 2 начинается с вторжения Фив в Платеи, и Афины защищают их. Сражения происходят между союзными государствами Эллады, но Спарта все еще сильнее на суше, чем на море.Чума опустошает Афины и уносит жизнь ее лидера Перикла.
Книга 3 посвящена событиям четвертого-шестого лет войны. Афины подавляют восстание в одном из своих союзных городов, Митилини, на Эгейском острове Лесбос. Афиняне спорят о том, как наказать выживших, и сначала решают, что они будут наказывать как виновных, так и невиновных людей. Однако после страстных дебатов в собрании они передумали наказывать всех одинаково. Осажденные Платеи страдают от голода и вынуждены сдаться Спарте, в то время как в Коркире вспыхивает гражданская война между демократическими и олигархическими фракциями (фракциями, управляемыми богатой элитой).Афины отправляют корабли в Сицилию, а Спарта отменяет запланированное вторжение, потому что землетрясения обрушились на Лаконию (территорию Спарты).
Книга 4 происходит после седьмого по девятый годы войны и показывает, как Афины одержали победу при Пилосе и Сфактерии. В результате спартанцы вынуждены искать мира с Афинами. Клеон утверждает, что они должны потребовать земли обратно из своей предыдущей войны со Спартой, что в конечном итоге уничтожит любые шансы на перемирие между ними. Расколотые государства Сицилии проводят конференцию, чтобы обсудить, как они могут защитить себя от афинской агрессии, но Брасид подстрекает к восстанию среди своих союзников в Беотии (которые побеждают Афины в Делиуме).Спартанцы заключают непростое одногодичное перемирие с Афинами, которое быстро нарушается, когда Спарта захватывает Делиум (который захватывает Брасид).
Книга 5 охватывает более длительный период войны, чем Книги с 1 по 4, которые охватывают всего 10 лет. В нем Фукидид рассказывает о двух важных битвах: при Амфиполе и при Мантинее. Спартанцы побеждают в обоих сражениях. После этого Афины и Спарта ищут мира, подписав Никиевский мир. Однако при этом Аргос (город-государство, наиболее могущественный после Спарты и Афин) пытается стать более влиятельным в Греции, приобретая союзников среди других городов-государств, таких как Афины и Спарта, а также пытается ослабить союзы этих городов с друг с другом.Некоторые афиняне даже пытаются присоединить нейтральный Мелос (еще один город-государство) к своему альянсу, но когда он отказывается, они все равно атакуют его, несмотря на то, что это противоречит греческим законам. Несмотря на эти события, происходящие в Книге 5, между всеми сторонами продолжается политическое маневрирование, а также военные действия на протяжении всей книги.
II.43: Контекст и значение | Кафедра классики и древней истории
Введение в похоронную речь
Понимание отрывка (ключевые вопросы)
Понимание отрывка (некоторые ответы)
Дополнительная литература
Введение в похоронную речь
В 431 г. до н.э., в конце первого года Пелопоннесской войны, состоялись традиционные публичные похороны всех погибших.После того, как мертвые были похоронены в общественной могиле, один из ведущих горожан, выбранный городом, произносил подходящую речь, и на этот раз был выбран Перикл. Погребальная речь стала одним из самых известных и влиятельных отрывков в творчестве Фукидида; он воздает должное культуре Афин, демократии и свободе и чествует людей, готовых умереть за свой город.
Насколько далеко Фукидид записал точные слова Перикла и насколько далеко он предлагает скорее пересказ или даже изобретение, как всегда, является предметом споров.Фукидиду приходилось полагаться на память, как свою, так и чужую, и он сам говорил, что речи в его работе не были точными записями того, что было сказано, но отражали основные положения оратора и то, что соответствовало ситуации (см. I.22). Фукидид использовал эту возможность, чтобы воссоздать опыт слушания величайшего оратора своего времени и в то же время дать своему читателю почувствовать собственные идеи Перикла и идеалы, которые вдохновляли афинян; и, как всегда, он хотел, чтобы его читатели задумались об этих идеях и идеалах и сравнили их с реальностью событий.
Похоронная речь была признана риторическим шедевром, поэтому с XVI века ее часто включали в сборники древних речей, которые использовались для обучения студентов принципам риторики. Его содержание могло быть более проблематичным. До девятнадцатого века «демократия» рассматривалась большинством людей как правило мафии, и поэтому речи, восхваляющие демократию, были малоэффективны; в одном французском переводе времен революции использовались фразы вроде «наша конституция называется« народной »», а не «наша конституция называется демократией», чтобы избежать негативного подтекста этого слова.Однако впоследствии, особенно благодаря влиянию британского историка Джорджа Грота и его друга философа Джона Стюарта Милля, демократия стала рассматриваться как благо, и речь Перикла стала ее самым ярким праздником. Во время Первой мировой войны, например, цитаты из выступления были размещены в качестве рекламы в лондонских автобусах, чтобы вдохновить читателя на патриотизм. В сборниках цитат Погребальная речь всегда содержит большую часть записей о Фукидиде; это строки, которыми он наиболее известен, и политики — особенно в Соединенных Штатах — регулярно цитируют эти строки в своих выступлениях.
Речь Перикла, как и следовало ожидать, сыграла важную роль в почтении памяти погибших на войне. Утверждалось, что знаменитое Геттисбергское послание Авраама Линкольна в 1863 году было под его влиянием; это очень неуверенно, но другая речь по этому поводу, гигантское двухчасовое усилие некоего Эдварда Эверетта, постоянно упоминала об этом. Специальные выпуски похоронной речи были опубликованы в Великобритании во время Первой мировой войны, и цитаты из нее появляются на многих военных мемориалах и используются в поминальных службах.Через месяц после 11 сентября конгрессмен майор Оуэнс произнес рэп-панегирик: «Вызывающие речи Перикла / Должен теперь воскреснуть / Из пепла».
Самое важное, что нужно помнить о похоронной речи, — это то, что это речь, призванная убедить слушателей. Перикл хвалит Афины за то, чтобы люди продолжали воевать; он восхваляет жертвы мертвых, чтобы другие подражали им. Его слова являются мощным выражением долга каждого гражданина бороться за защиту демократии и свободы — но если, как Фукидид, у вас есть некоторые сомнения в справедливости мудрости войны, то это начинает больше походить на опасную пропаганду.Как всегда, Фукидид не предлагает нам ясных уроков или инструкций, но требует, чтобы мы рассматривали сложные вопросы.
Понимание отрывка: ключевые вопросы
[1] Таков был конец этих людей; они были достойны Афин, и живым не обязательно иметь более героический дух, хотя они могут молиться о менее фатальном исходе. Ценность такого духа не может быть выражена словами. Любой может вечно рассказывать вам о преимуществах храброй защиты, о которых вы уже знаете.Но вместо того, чтобы слушать его, я хотел бы, чтобы вы изо дня в день смотрели на величие Афин, пока вы не наполнитесь любовью к ней; и когда вы будете впечатлены зрелищем ее славы, подумайте, что эта империя была приобретена людьми, которые знали свой долг и имели смелость сделать это, которые в час конфликта всегда боялись позора, и Которые, если когда-либо потерпят неудачу в своем предприятии, не допустят, чтобы их добродетели были потеряны для их страны, но добровольно отдали свои жизни ей как прекраснейшему приношению, которое они могли преподнести на ее пир.
[2] Жертва, которую они принесли коллективно, возмещалась им индивидуально; ибо они снова получили каждый за себя хвалу, которая не стареет, и самая благородная из всех гробниц — я говорю не о том, в чем покоятся их останки, но о том, в чем сохраняется их слава и провозглашается всегда и на каждом шагу. подходящий повод как словом, так и делом.
[3] Ибо вся земля — могила знаменитых людей; не только они отмечены колоннами и надписями в их собственной стране, но и в чужих странах обитает также неписаный памятник о них, высеченный не на камне, а в сердцах людей.
[4] Подавайте им пример и, уважая смелость быть свободой и свободу быть счастьем, не слишком хорошо взвешивайте опасности войны.
[5] Несчастный, у которого нет надежды на перемены к лучшему, имеет меньше причин для того, чтобы бросить свою жизнь, чем преуспевающий, который, если он выживет, всегда подвержен изменениям к худшему и которому любое случайное падение приносит самая серьезная разница.
[6] Для человека духа трусость и несчастье, сойдясь вместе, гораздо горьче, чем смерть, поразившая его незамеченным в то время, когда он полон храбрости и воодушевлен общей надеждой.
1. Как этот отрывок унаследовал от предыдущих пунктов похоронной речи Перикла?
2. Почему, с точки зрения Перикла, граждане должны сражаться, чтобы защитить свой город?
3. Как Перикл изображает умерших людей?
4. Как хороший гражданин должен относиться к смерти?
5. Как это соотносится с другими греческими взглядами на эту тему?
Дополнительная литература
А.Б. Босворт, «Исторический контекст похоронной речи Фукидида», Journal of Hellenic Studies 120 (2000)
Николь Лораукс, Изобретение Афин: похоронная речь в классическом городе (Кембридж, Массачусетс, 1986)
Дженнифер Талбот Робертс, «Скорбь и демократия», в Кэтрин Харло и Невилл Морли (ред.), Фукидид и современный мир (Кембридж, 2012)
Герман Страсбургер, «Фукидид и политический автопортрет афинян», в книге Джеффри С.Rusten (ed.), Thucydides (Oxford, 2009) — первоначально опубликовано в 1958 году.
Гарри Уиллс, Линкольн в Геттисберге (Нью-Йорк, 1992)
Джон Циолковский, Фукидид и традиция похоронных речей в Афинах (Нью-Йорк, 1981)
Понимание отрывка: некоторые ответы
1. Как этот отрывок унаследовал от предыдущих пунктов похоронной речи Перикла?
Перикл до сих пор проводил большую часть своего времени, восхваляя Афины, чтобы показать, что за них стоит (и стоит) умереть.Теперь он (наконец) говорит о мужчинах, которые умерли, и о том, как их следует брать в качестве образца и вдохновения для тех, кто выжил.
2. Почему, с точки зрения Перикла, граждане должны сражаться, чтобы защитить свой город?
Перикл отмечает, что боевые действия дают практические преимущества («что можно получить, нанеся ответный удар врагу»), но он хочет подчеркнуть более идеалистические мотивы: горожане должны влюбиться в свой город, чтобы они охотно жертвовали собой. и таким образом обретут вечную славу.Счастье зависит от свободы, и свободу нужно защищать, поэтому необходимо рисковать смертью ради всеобщего счастья.
3. Как Перикл изображает умерших людей?
Мертвые идеализированы — это люди, знавшие свой долг и имевшие смелость выполнять его, принесшие высшую жертву своему городу и согражданам и готовые рискнуть всем, кроме бесчестия. Теперь они вечно живут в памяти людей. Нет никаких упоминаний о загробной жизни, только вечная слава.
4. Как хороший гражданин должен относиться к смерти?
Это не так плохо, как бесчестье. В самом деле, как утверждает Перикл в разделах 5-6, если вы преуспеваете и преуспеваете, вы должны меньше бояться смерти, чем бедняк и несчастный; у несчастного нет большой чести или большой надежды на улучшение своего положения, тогда как удачливый человек, пока он жив, постоянно подвергается риску, что его судьба изменится, и он будет страдать от ужасного унижения, потеряв все.Гораздо лучше умереть, если ты храбрый и патриотичный.
5. Как это соотносится с другими греческими взглядами на эту тему?
Хитрый. Конечно, ожидалось, что горожане будут сражаться за свой город, но на самом деле влюбиться в город — это идея самого Перикла. Многие греческие писатели подчеркивают неопределенность судьбы (Геродот 1.5: «Человеческое счастье никогда не остается долго на одном месте»; заключительные строки Софокла Эдип Тураннос гласят, что никого нельзя называть счастливым, пока он не умрет), но Идея о том, что поэтому лучше убить себя рано — правильным способом — чтобы избежать риска несчастья, снова уникальна для Перикла.