Сергей Орджоникидзе: Но — зачем? Это плохо сказывается на психотипе нации. Невозможно двигаться в будущее, не учитывая все позитивные и негативные моменты прошлого.

Я не сторонник постоянно копаться в истории, потому что люди тогда меньше смотрят в будущее. Ведь почему социализм в начале прошлого века был популярной идеей не только в нашей стране? Потому что была предложена красивая и благородная идея справедливого будущего и весь мир в неё поверил.

У нас в истории, как правило, либо все плохо, либо все хорошо?

Сергей Орджоникидзе: Так не надо. То же и с верой. Есть верующие люди и я их уважаю. Но и они должны уважать и меня как неверующего. Мы должны жить в мире и толерантно относиться друг к другу. Не надо никому и ничего навязывать.

Ваш дед был верующим?

Сергей Орджоникидзе: Нет. Больше того, дед, Дзержинский и Сталин были противниками создания республик СССР по национальному признаку. Ленин их открыто за это критиковал и считал, что нациям надо предоставить право на самоопределение. Это закончилось распадом СССР. Если бы Кавказ входил, скажем, в южное губернаторство, тогда и отделяться нечему было бы. В Средней Азии ведь никаких республик не было. Все нынешние страны там придуманы, как и Украина. Дед, кстати, часто по стране ездил – посещал предприятия, интересовался производством. Сталин ему пенял: «Свои центры власти формируешь?»

Боялся его.

Сергей Орджоникидзе: Боялся. Они контрастировали. Сталин — закрытый. Мастер внутренних аппаратных игр. Но на широкой публике появляться не любил, поэтому и Троцкому проигрывал, и Орджоникидзе.

Сталин и Орджоникидзе — советские люди или грузины?

Сергей Орджоникидзе: Сталин вообще считал себя русским и грузин не любил. Для деда же не существовало национальностей. Или когда ему приносили на кого-то донос, мол это еще царский специалист, дед возмущался и не принимал никогда во внимание. Он считал, что если человек живет в стране, работает на нее и приносит пользу — это главное.

А лучшим другом деда был Сергей Киров, которого тоже, считается, убили. У нас в квартире даже была его комната, бабушка мне не разрешала там играть. «Это комната Мироныча», — говорила она. Он вообще-то не Киров, а Костриков. Просто любил историю древнего мира и ему запомнился персидский царь Кир. Со времен революции у них у всех были партийные клички.

Личный архив Орджоникидзе Сергея Александровича

Но почему — Серго?

Сергей Орджоникидзе: Дед не хотел менять фамилию, но надо было что-то придумать. Вот и появилось имя Серго. И меня так назвали в его честь, а брата — Гришей.

«Он был бы в шоке»

Если бы Орджоникидзе увидел, какой страна стала спустя почти 90 лет после того, как его не стало, как бы отреагировал?

Сергей Орджоникидзе: Он бы, прежде всего, обратил внимание на социальное неравенство, которое сильно разрушает государственное устройство.

Дед был сторонником социализма с человеческим лицом — такой термин появился намного позже. И даже выступал за то, чтобы часть легкой промышленности передать в частные руки. Орджоникидзе говорил, что на политбюро не должны обсуждать нитки и иголки. На что Сталин отвечал: «Сегодня у них нитки и иголки, а завтра они заводы заберут».

Думаю, дед был бы в шоке от того, что великая страна, которую они отстроили и отстояли, в итоге развалилась.

Личный архив Орджоникидзе Сергея Александровича

Может, все из-за того, что они до этого «развалили» Российскую империю?

Сергей Орджоникидзе: Гражданская война была за строй. У моей бабушки было пять братьев и все — офицеры русской армии. Все воевали за белых. Но белые потерпели поражение. Потому что не было общей идеи, в отличие от красных, у которых было светлое будущее. Землю — крестьянам, фабрики — рабочим. Другое дело, как это в итоге было исполнено… Но за что воевали белые?

За Родину. За мир.

Сергей Орджоникидзе: На самом деле, кто за царя, кто за буржуазную демократию, а кто за единую и неделимую Россию. Они не были единым целым. И красная идея победила. Увидев 11-ю армию, которой мой дед командовал, бабушка сказала ему: «Это какие-то оборванцы. Как ты с ними воевать будешь?» На это дед ответил: «Как пойдем — нас никто не остановит. У нас есть мотивация, а у них нет ничего». Поэтому без идеологии, которая бы отвечала нашим историческим особенностям, нам сложно будет построить успешное государство.

Пока ни одна идея так и не подошла…

Сергей Орджоникидзе: Я бы русскую модель строил на том, что в Российском государстве центральная власть должна быть безусловно сильной. Иначе, как показала история, существовать государство не сможет. Нужны бесплатное образование, медицина и наука. Если государство не будет брать это на себя, проблемы продолжатся. Очевидно, что богатые в России должны платить больше, но при этом государство должно создать им такие условия, чтобы люди не переводили свои капиталы за границу. Экономика России должна быть привлекательна и для своих граждан, и для иностранцев.

Личный архив Орджоникидзе Сергея Александровича

И еще. Надо перестать раскалывать народ на белых и красных, верующих и неверующих. Надо заинтересовать людей, чтобы они занимались делом и смотрели в будущее. И ориентировать на достижение успехов. Именно такой подход исповедовал Серго Орджоникидзе. И еще важно перестать постоянно обращать внимание на заграницу, на то, что там скажут и подумают о нас. Я всю жизнь международными делами занимаюсь и чувствую, что эта тема излишне влияет на наших людей.

Поделиться:

Совместный проект
ФГБУ «Редакция Российской газеты» © 2021

Речь Орджоникидзе – Семнадцать моментов советской истории

Первоисточник: РЦХИДНИ, ф. 85, соч. 29, д. 156, л. 5 -12.

Орджоникидзе: … По-моему, надо сделать следующее: все начальники главных управлений, их заместители и лучшие из их чиновников должны ехать на свои заводы и подбадривать своих директоров — подумай, какое у них должно быть душевное состояние. быть в сейчас! Васильковский рассказывал мне, что Альперович рассказывал ему в шутку, что в результате процессов над негодяями директора некоторых заводов чувствуют себя теперь под ударами, как уголовники, как будто все они теперь должны отвечать за Пятакова и других. Ничего подобного! Им нужно прямо сказать, что они не преступники, что они наши кадры. Преступники пойманы, расстреляны. Если в будущем преступников станет больше, их тоже поймают. Мы перестреляем всех свиней, которых найдем. Мы не говорим о них. Мы говорим об огромной массе кадров, прекрасных кадров, подготовленных нами. Это то, что им всем нужно сказать откровенно. Не следует игнорировать тот факт, что рабочие на заводах кипят от ярости…

Вы думаете, что если бы у меня был первый заместитель такой человек, как Пятаков, проработавший в промышленности последние 15 лет, имевший громадные связи со всякими людьми, то вы думаете, что этот человек никак не мог бы прокрасться двое его людей. Но он пробрался к ним! Одни из них были обнаружены, другие нет. Вы, в конце концов, слышали об их тактике. Кто из вас ставил вопрос выяснить, как обстоят дела в вашем главном управлении?

Вы думаете, что вредитель — это тот, кто ходит с револьвером в кармане, тот, кто прячется где-нибудь в темном углу, поджидая свою жертву? Кто бы мог подумать, что Пятаков может быть вредителем, а он оказался вредителем и, более того, прекрасным оратором. Он рассказал, как он это сделал. Вы видели несчастного Тодоровского, когда этот негодяй [Пятаков] назвал его. Мы выгнали его из партии, а ЦК дал мне солидную трепку за то, что я посмела исключить его из партии.

Посмотрите теперь, как ЦК нашей партии ценит своих чиновников. Почему человек, приговоренный к расстрелу, должен иметь какие-то видимые причины называть имена? И все же в последний момент он называет имя Тодоровского. Зачем ему [Пятакову] врать? Уведите его, бросьте в тюрьму. ЦК не только этого не сделал, но даже сделал выговор партийной организации за исключение человека из партии. Вы видите, насколько он внимателен к каждому человеку. Это тем более обязывает нас подходить к этому делу как следует. И что ты делаешь? Ни черта, ни хрена!

Глебов заправлял балом у Борисова. Вы не потрудились проверить, что там происходит, вы рассказали мне, что вы там нашли, вы сказали мне, как исправить там безобразное положение? Какого хрена ты сделал!

Борисов: Я передал вам секретную записку по вопросу обороны.

Орджоникидзе: Вы прислали мне не что иное, как просьбу, наверняка это была просьба о дополнительных деньгах. К чему была просьба?

Борисов: В докладной я сказал, что надо решить массу вопросов, которые еще не решены, зашли в тупик.

Орджоникидзе: И еще, товарищи, есть вопрос, который я только что поднял. 20-го числа сего месяца состоится пленум ЦК нашей партии. На повестке дня будут итоги и уроки этого грязного дела. Я буду представлять Наркомат тяжелой промышленности. Должен ли я взять на себя ответственность за всех вас? Если на заводах творится саботаж, то виноват Орджоникидзе, и никто другой. И предоставили ли вы мне доказательства того, как вы пытаетесь пресечь саботаж, какие меры принимаете? Нет, ты ни хрена не делаешь! Вы сбрасываете ответственность на химический дивизион, на угледобывающий дивизион. Пусть отдуваются! Нас это не касается! Нет, товарищи, вы должны копнуть глубже, ведь везде в нашей организации должны быть большие или маленькие ячейки, совершившие грязные дела. Посмотрите на Баринова. Несколько его вышек рухнули. Могло случиться так, что негодяй сам опрокинул несколько вышек и сказал, что их опрокинула метель. Иди разберись!

Интереснейший вопрос не дает мне покоя: Как такое могло случиться? Мы с вами столько лет работаем вместе, мы проделали довольно хорошую работу, результаты нас вполне устраивают. Мы даже пятилетку выполнили за четыре года. Так как же могло случиться, что Пятаков был у нас в штате, а его, ей-богу, никто не раскусил? Вы мне скажете: «Он был вашим заместителем, но вы его не раскусили. Так что вы хотите от нас?» Это не верно. Если бы это сказал какой-нибудь рабочий в Кемерово, он был бы прав, а если вы это говорите, то это неправильно…

Почему? Потому что многие из вас работали с ним дольше, чем со мной, и многим из вас он явно нравился. Я говорю это не в упрек. Я говорю это только потому, что здесь был человек, который, казалось, помогал нам. Вот что случилось. Почему это произошло? Неужели это произошло из-за того, что мы стали такими слепыми?

Мы должны задать себе этот вопрос. Если нас не потащат в суд, то мы должны сами предстать перед судом, т. е. перед судом своей совести, и поставить вопрос, как это могло произойти. Потому что мы, видимо, недостаточно следили за тем, что происходило вокруг нас. Потому что многие из нас, видимо, почили на лаврах, на своих успехах. Так что же происходит? На шахте авария, 10 или 12 человек погибли. Ну так они мертвы. Ну и что? Технические дефекты…

О чем это говорит? Это говорит о том, что у нас черствое отношение. Погибло ли 10 человек или только один, каждый должен чувствовать, как его внутренности переворачиваются и скручиваются. Ведь они не чужие, эти люди. Они наши братья. Но таково ли наше отношение? Нет, наши чувства притупились. Это ржавчина, которая начала поглощать нас со всех сторон. Эта ржавчина очень опасна. Это явный признак бюрократизма, когда высокопоставленный чиновник или бюрократ чувствует себя настолько оторванным от массы. Я не говорю, что вы не посещали [партийные] собрания. Можно ходить на собрания и все равно быть отрезанным от людей, то есть не разделять жизнь масс.

Этот проклятый Пятаков, этот проклятый Ратайчак и другие! Они сыграли с нами такие грязные шутки. Но их гибель, то есть то, что их схватили, бросили в тюрьму и заставили рассказать все, что произошло, — этот факт должен открыть нам глаза. Можно было бы сказать так: Мы не могли догадаться, никто не мог догадаться — почему вы сбрасываете (ответственность) на нас? Но теперь мы должны за это ответить. Вот над чем нам придется очень серьезно подумать. Очевидно, что мы вступаем в период, когда нужно будет еще раз реорганизовать наши ряды, наше руководство, когда придется, видимо, управлять заново. Черт с ним! Если не будет встряски, мы все заржавеем…

Источник: Дж. Арч Гетти и Олег Наумов, ред., Дорога к террору: Сталин и самоуничтожение большевиков, 1932-39 (Нью-Хейвен: Издательство Йельского университета, 1999), с. 160.

ЮНЕСКО на неопределенный срок откладывает запланированную встречу всемирного наследия в России

Под давлением мировых культурных организаций Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) отложила свою 45-ю ежегодную сессию Комитета всемирного наследия, которая должна была состояться в Казань, Россия с 19-30 июня. На ежегодном собрании утверждаются новые дополнения к списку объектов всемирного наследия, что является жизненно важным мероприятием ЮНЕСКО. Хотя многие выступали за перенос встречи после российского вторжения в Украину, ЮНЕСКО вместо этого решила отложить ее на неопределенный срок.

В открытом письме, написанном Лорой Дэвис, послом ЮНЕСКО в Великобритании, которое было опубликовано 8 апреля и подписано представителями ЮНЕСКО из 46 стран, говорится: «Согласно данным, недавно опубликованным Секретариатом ЮНЕСКО, 53 культурных здания ( исторические памятники, культовые сооружения, библиотеки и т. д.) были повреждены или уничтожены к 31 марта». В настоящее время подсчитано, что количество поврежденных или разрушенных объектов культуры Украины приближается к 100.

Письмо продолжается: «Наследие Харькова, творческого города ЮНЕСКО, заплатило особенно высокую цену, как и центр Чернигова, который находится в предварительном Списке всемирного наследия Украины. Страшные картины бомбардировки мариупольского театра, засвидетельствованные ЮНЕСКО через спутниковые снимки, особенно тягостны для нашего сознания. И повреждения продолжаются». В письме добавляется, что проведение запланированной встречи в стране, которая активно «уничтожает «выдающуюся универсальную ценность» в Украине», подорвет доверие к ЮНЕСКО. В письме также доказывается важность проведения собрания, подчеркивается, что его следует перенести, а не отменить.

Украина является домом для семи объектов всемирного наследия, по поводу которых ЮНЕСКО заявила, что организация «серьезно обеспокоена».