Письмо Татьяны к Онегину (отрывок из романа «Евгений Онегин»)
Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
Сначала я молчать хотела;
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Все думать, думать об одном
И день и ночь до новой встречи.
Но, говорят, вы нелюдим;
В глуши, в деревне всё вам скучно,
А мы… ничем мы не блестим,
Хоть вам и рады простодушно.
Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья
Я никогда не знала б вас,
Не знала б горького мученья.
Души неопытной волненья
Смирив со временем (как знать?),
По сердцу я нашла бы друга,
Была бы верная супруга
И добродетельная мать.
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в вышнем суждено совете…
То воля неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан богом,
До гроба ты хранитель мой…
Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно… нет, это был не сон!
Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!
Не правда ль? Я тебя слыхала:
Ты говорил со мной в тиши,
Когда я бедным помогала
Или молитвой услаждала
Тоску волнуемой души?
И в это самое мгновенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ты ль, с отрадой и любовью,
Слова надежды мне шепнул?
Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель:
Мои сомненья разреши.
Быть может, это все пустое,
Обман неопытной души!
И суждено совсем иное…
Но так и быть! Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю,
Перед тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю…
Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Я жду тебя: единым взором
Надежды сердца оживи
Иль сон тяжелый перерви,
Увы, заслуженным укором!
Кончаю! Страшно перечесть…
Стыдом и страхом замираю…
Но мне порукой ваша честь,
И смело ей себя вверяю…
Читать полное произведение
Письмо Онегина к Татьяне. Стихотворение (является частью романа в стихах «Евгений Онегин»). (1829-1830).
Предвижу все: вас оскорбит
Печальной тайны объясненье.
Какое горькое презренье
Ваш гордый взгляд изобразит!
Чего хочу? с какою целью
Открою душу вам свою?
Какому злобному веселью,
Быть может, повод подаю!
Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности заметя,
Я ей поверить не посмел:
Привычке милой не дал ходу;
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
Еще одно нас разлучило…
Несчастной жертвой Ленский пал…
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал;
Чужой для всех, ничем не связан,
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан.
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!
И я лишен того: для вас
Тащусь повсюду наудачу;
А я в напрасной скуке трачу
Судьбой отсчитанные дни.
И так уж тягостны они.
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
Боюсь: в мольбе моей смиренной
Увидит ваш суровый взор
Затеи хитрости презренной —
И слышу гневный ваш укор.
Когда б вы знали, как ужасно
Томиться жаждою любви,
Пылать — и разумом всечасно
Смирять волнение в крови;
Желать обнять у вас колени
И, зарыдав, у ваших ног
Излить мольбы, признанья, пени,
Все, все, что выразить бы мог,
А между тем притворным хладом
Вооружать и речь и взор,
Вести спокойный разговор,
Глядеть на вас веселым взглядом!..
Но так и быть: я сам себе
Противиться не в силах боле;
Все решено: я в вашей воле
И предаюсь моей судьбе.
(А.С. Пушкин. Из романа в стихах «Евгений Онегин». 1829-1830)
Источник
См. также:
Иллюстрации:
Письмо Татьяны к Онегину. Стихотворение (является частью романа в стихах «Евгений Онегин»). (1829-1830).
Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
Сначала я молчать хотела;
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Все думать, думать об одном
И день и ночь до новой встречи.
Но, говорят, вы нелюдим;
В глуши, в деревне все вам скучно,
А мы… ничем мы не блестим,
Хоть вам и рады простодушно.
Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья
Я никогда не знала б вас,
Не знала б горького мученья.
Души неопытной волненья
Смирив со временем (как знать?),
Была бы верная супруга
И добродетельная мать.
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в вышнем суждено совете…
То воля неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан богом,
До гроба ты хранитель мой…
Ты в сновиденьях мне являлся
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно… нет, это был не сон!
Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!
Не правда ль? я тебя слыхала:
Ты говорил со мной в тиши,
Когда я бедным помогала
Или молитвой услаждала
Тоску волнуемой души?
И в это самое мгновенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ты ль, с отрадой и любовью,
Слова надежды мне шепнул?
Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель:
Быть может, это все пустое,
Обман неопытной души!
И суждено совсем иное…
Но так и быть! Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю,
Перед тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю…
Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Я жду тебя: единым взором
Надежды сердца оживи
Иль сон тяжелый перерви,
Увы, заслуженным укором!
Кончаю! Страшно перечесть…
Стыдом и страхом замираю…
Но мне порукой ваша честь,
И смело ей себя вверяю…
(А.С. Пушкин. Из романа в стихах «Евгений Онегин». 1829-1830)
Источник
См. также:
Иллюстрации:
Крылатые выражения — Александр Пушкин
Ах, обмануть меня не трудно!
Я сам обманываться рад!
(из стихотворения «Признание»)
Блажен, кто с смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел.
(из романа в стихах «Евгений Онегин»)
Быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей!
(из романа в стихах «Евгений Онегин»)
Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады.
(из мемуаров А.П. Керн)
Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, боже.
(из романа в стихах «Евгений Онегин»)
Говорят, что несчастие хорошая школа: может быть. Но счастие есть лучший университет.
(из письма к П.В. Нащокину, март 1834 г.)
Зачем кусать нам груди кормилицы нашей, потому что зубки прорезались?
(из письма к К.Ф. Рылееву, 25 января 1825 г.)
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.
(из стихотворения «На холмах Грузии лежит ночная мгла…»)
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь.
(из романа в стихах «Евгений Онегин»)
Мы почитаем всех — нулями,
А единицами — себя.
(из романа в стихах «Евгений Онегин»)
Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
(из стихотворения «Разговор книгопродавца с поэтом»)
Первый признак умного человека — с первого взгляда знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера…
(из письма А.А. Бестужеву, конец января 1825 г.)
Пиво, страха усыпитель
И гневной совести смиритель.
(из стихотворения «Послание к Дельвигу»)
Привычка свыше нам дана,
Замена счастию она.
(из романа в стихах «Евгений Онегин»)
Разберись, кто прав, кто виноват, да обоих и накажи.
(из романа (повести) «Капитанская дочка»)
Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа.
(из письма к К.Ф. Рылееву, май 1825 г.)
Я пишу для себя, а печатаю для денег.
(из письма П.А. Вяземскому, 8 марта 1824 г.)
Евгений Онегин
Первый опыт научного комментирования «Евгения Онегина» был предпринят ещё в позапрошлом веке: в 1877 году писательница Анна Лачинова (1832–1914) издала под псевдонимом А. Вольский два выпуска «Объяснений и примечаний к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Из монографических комментариев к «Онегину», опубликованных в XX столетии, наибольшее значение имеют три — Бродского, Набокова и Лотмана.
Самый известный из них — комментарий Юрия Лотмана (1922–1993), впервые опубликованный отдельной книгой в 1980 году. Книга состоит из двух частей. Первая — «Очерк дворянского быта онегинской поры» — представляет собой связное изложение норм и правил, регулировавших мировоззрение и бытовое поведение дворянина пушкинского времени. Вторая часть — собственно комментарий, движущийся за текстом от строфы к строфе и от главы к главе. Помимо объяснения непонятных слов и реалий, Лотман уделяет внимание литературному фону романа (металитературным полемикам, выплёскивающимся на его страницы, и разнообразным цитатам, которыми он пронизан), а также истолковывает поведение героев, обнаруживая в их словах и действиях драматическое столкновение точек зрения и поведенческих норм.
Так, Лотман показывает, что разговор Татьяны с няней — это комическое qui pro quo, «Кто вместо кого». Латинское выражение, обозначающее путаницу, недоразумение, когда одно принимается за другое. В театре этот приём используют для создания комической ситуации. в котором собеседницы, принадлежащие к двум разным социокультурным группам, употребляют слова «любовь» и «страсть» в совершенно разных смыслах (для няни «любовь» — это супружеская измена, для Татьяны — романтическое чувство). Комментатор убедительно демонстрирует, что, согласно авторскому замыслу, Онегин убил Ленского непреднамеренно, и это понимают по деталям рассказа читатели, знакомые с дуэльной практикой. Если бы Онегин хотел застрелить приятеля, он избрал бы совершенно иную дуэльную стратегию (Лотман рассказывает, какую именно).
Чем кончился «Онегин»? — Тем, что Пушкин женился. Женатый Пушкин ещё мог написать письмо Онегина, но продолжать роман не мог
Анна Ахматова
Непосредственным предшественником Лотмана на обсуждаемом поприще был Николай Бродский (1881–1951). Первое, пробное издание его комментария вышло в 1932 году, последнее прижизненное — в 1950-м, затем несколько раз книга выходила посмертно, оставаясь главным пособием по изучению «Онегина» в университетах и пединститутах вплоть до выхода комментария Лотмана.
Текст Бродского несёт на себе глубокие следы вульгарного социологизма В рамках марксистской методологии — упрощённое, догматическое толкование текста, который понимается как буквальная иллюстрация политических и экономических идей. . Чего стоит одно только пояснение к слову «боливар»: «Шляпа (с большими полями, кверху расширявшийся цилиндр) в честь деятеля национально-освободительного движения в Южной Америке, Симона Боливара (1783–1830), была модной в той среде, которая следила за политическими событиями, которая сочувствовала борьбе за независимость маленького . Иногда комментарий Бродского страдает от чересчур прямолинейного толкования тех или иных пассажей. Например, о строке «Ревнивый шёпот модных жён» он всерьёз пишет: «Бегло брошенным образом «модной жены» Пушкин подчеркнул разложение семейных устоев в… светском .
Тем не менее Набоков, потешавшийся над натянутыми интерпретациями и удручающе корявым стилем Бродского, был, конечно, не совсем прав, обзывая его «невежественным компилятором» — «uninformed . Если исключить предсказуемые «советизмы», которые можно счесть неизбежными приметами времени, в книге Бродского можно найти достаточно добротный реальный и историко-культурный комментарий к тексту романа.
«Онегин» («Onegin»). Режиссёр Марта Файнс. США, Великобритания, 1999 годЧетырёхтомный труд Владимира Набокова (1899–1977) вышел первым изданием в 1964 году, вторым (исправленным) — в 1975-м. Первый том занят подстрочным переводом «Онегина» на английский язык, второй и третий — англоязычным комментарием, четвёртый — указателями и репринтом русского текста. Набоковский комментарий был переведён на русский язык поздно; опубликованные в 1998–1999 годах русские переводы комментария (их два) трудно признать удачными.
Мало того, что комментарий Набокова превосходит по объёму работы других комментаторов, — сам набоковский перевод тоже выполняет комментаторские функции, интерпретируя те или иные слова и выражения в тексте «Евгения Онегина». Например, все комментаторы, кроме Набокова, разъясняют значение прилагательного в строке «В своей коляске выписной». «Выписной» значит «выписанный из-за границы». Это слово вытеснено в современном языке новым словом с тем же значением, теперь вместо него используется заимствованное «импортный». Набоков ничего не поясняет, а просто переводит: «imported».
Объём идентифицированных Набоковым литературных цитат и приведённых им художественных и мемуарных параллелей к тексту романа не превзойден никем из предшествующих и последующих комментаторов, и это неудивительно: Набоков как никто другой чувствовал себя at home С английского — «как дома». не только в русской литературе, но и в европейских (особенно французской и английской).
Несовпадение личности и её образа жизни — это и есть основа романа
Валентин Непомнящий
Наконец, Набоков был единственным комментатором «Онегина» в XX веке, кто знал быт русской дворянской усадьбы не понаслышке, а из собственного опыта и легко понимал многое из того, что не улавливали советские филологи. К сожалению, внушительный объём набоковского комментария создаётся не только за счёт полезной и нужной информации, но и благодаря множеству сведений, имеющих самое отдалённое отношение к комментируемому . Но читать всё равно очень интересно!
Помимо комментариев, современный читатель может найти объяснения непонятных слов и выражений в «Словаре языка Пушкина» (первое издание — рубеж 1950–60-х годов; дополнения — 1982 год; сводное издание — 2000-й). В создании словаря участвовали выдающиеся лингвисты и пушкинисты, ранее подготовившие «большое академическое» издание Пушкина: Виктор Виноградов, Григорий Винокур, Борис Томашевский, Сергей Бонди. Кроме перечисленных справочников существует множество специальных историко-литературных и историко-лингвистических работ, одна только библиография которых занимает увесистый том.
Почему они не всегда помогают? Потому что различия между нашим языком и языком начала XIX века не точечные, а сквозные, и с каждым десятилетием они только нарастают, подобно «культурным слоям» на городских улицах. Никакой комментарий не может исчерпать текста, но даже минимально необходимый для понимания комментарий к текстам пушкинской эпохи уже должен быть построчным (а может быть, даже пословным) и многосторонним (реальный комментарий, историко-лингвистический, историко-литературный, стиховедческий, текстологический). Такой комментарий не создан даже для «Евгения Онегина».
Как написать «Евгения Онегина»: инструкция • Arzamas
10 советов Александру Пушкину
Подготовила Алина Бодрова
1 / 3
Сцена из оперы «Евгений Онегин». 1906–1914 годыКарл Август Фишер / Мультимедиа-арт-музей / История России в фотографиях
2 / 3
Сцена из оперы «Евгений Онегин. 1947–1953 годыМультимедиа-арт-музей / История России в фотографиях
3 / 3
Сцена из оперы «Евгений Онегин». 1948–1952 годыМультимедиа-арт-музей / История России в фотографиях
1. Пишите не просто роман, а роман в стихах. Можете даже назвать его «свободным романом». Не думайте о форме плана и о том, как назвать героев, просто сочиняйте «большое стихотворение, которое, вероятно, не будет окончено» или поэму «песен в двадцать пять», как вам сейчас больше нравится. Сами же знаете, что лучше «стихи без плана, чем план без стихов». Ориентируйтесь, например, на Байрона, видного мастера поэм-сериалов, которые можно писать сколь угодно долго и в которых можно говорить обо всем, что вам интересно. Не бойтесь слишком обыденных и на первый взгляд непоэтических предметов — вы же согласны с Байроном в том, что писатель, умеющий сделать поэтический предмет из колоды карт, выше того, кто посредственно описывает деревья.
2. Не торопитесь с развитием действия. Сначала расскажите подробно о заглавном герое, пусть читатель узнает не только о его круге чтения или заблуждениях сердца и разума, но и о его остаточных знаниях латыни, щеточках для ногтей и для зубов, любви к roast-beef и страсбургскому пирогу — вы же рисуете портрет современника, узнаваемыми и потому убедительными должны быть самые мелкие детали. Только потом переключайтесь на других главных персонажей, не забывая также об их старших родственниках. В случае с последними кратко, но красочно обрисуйте их судьбы, чтобы читатель потом смог соотнести с ними истории молодых героев — и удивиться сходству.
3. Не стесняйтесь использовать устойчивые романтические схемы, но пусть события развиваются не так, как обычно бывает в романах, а так, как оно обыкновенно случается в жизни. Да, пусть неопытная девушка испытает возвышенную любовь к равнодушному и пресыщенному dandy, минутная обида и ревность приведут к кровавой дуэли, а поздняя встреча с преобразившейся героиней пробудит в некогда холодном герое возвышенную и пылкую страсть. Но пусть потенциальный коварный соблазнитель будет учить юную деву не науке страсти нежной, а искусству властвовать собою; чувствительная невеста вскорости забудет своего убитого жениха, а любящая, но замужняя героиня выберет не гибельную страсть, но нравственный долг и поступок comme il faut. Конечно, и ее, и вас за это обругают и читатели, и критики, но через какое-то время другой великий русский писатель объяснит всем, что именно так и должна поступать настоящая русская женщина.
4. Но вообще помните: сюжет не главное; мало ли на свете романов с несчастной любовью, дуэлью, сном и двумя письмами? «Роман требует болтовни», а вам ведь есть что сказать. Так что позаботьтесь об образе Автора. Во-первых, сделайтесь сами действующим лицом повествования — например, подружитесь с главным героем или возьмите на ответственное хранение письмо героини. Во-вторых и в-главных, не ограничивайте себя в отступлениях от повествования: комментируйте сюжет, делитесь своими авторскими планами и не стесняйтесь говорить о себе самом. Биографические подробности в отступлениях только подогреют интерес читателей, и они будут следить не только за судьбой героев, но и за вашей собственной. Особенно это актуально, если вы несколько лет вынужденно не появлялись в столицах и все думают о вас как об изгнаннике и человеке исключительной биографии.
5. Чтобы вашим разным приятелям и друзьям (особенно литераторам) не было скучно, не забывайте упомянуть о них в своем романе. Одного вполне можно познакомить с героиней, с другим герой может распить вино кометы в модном петербургском ресторане. Но procul este, profani, то есть прочь, непосвященные! Не пишите про всех открыто — инициала или даже звездочек людям знающим будет достаточно. Это пусть позднейшие комментаторы и издатели восстанавливают, если сочтут нужным. А совсем для своих спрячьте в тексте цитаты из неопубликованных и местами фривольных стихов старинных приятелей, пусть они порадуются.
6. Придумайте свою собственную строфу, раз вам и не только вам надоел четырехстопный астрофический ямб, которым каждый пишет поэмы, подражая Байрону. Строфа не должна быть слишком короткой или слишком сложно устроенной: «4 croisés, 4 de suite, 1.2.1. et deux» — четыре строки перекрестной рифмовки, еще четыре зарифмованные попарно, четверостишие с опоясывающей рифмовкой и две парно рифмующиеся последние строки (AbAbCCddEffEgg). Подстройте течение рассказа под структуру строфы: например, помещайте в первое четверостишие более или менее законченный сюжет или фразу, а для финальных двустиший запасите какой-нибудь афоризм или парадоксальное резюме.
Все хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам…
<…>
«Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел».
Но время от времени нарушайте читательское ожидание: например, пусть какая-нибудь эффектная сцена начнется не вместе со строфой, а в ее середине — а кончится вообще в первой строке следующей строфы. Такую сцену читатель точно запомнит.
7. Пишите долго — куда вам торопиться. Пусть живой и постоянный труд сопровождает вас везде. Помните, что ваша жизнь отчасти и фон, и лирический сюжет для романа в стихах (см. п. 4). Но не томите публику — печатайте роман по главам. Начальные главы, кстати, можно будет издать отдельно и еще раз, когда первое издание совсем разойдется. Так и читатели не в обиде, и вы в прибыли.
8. Следите за обсуждением вашего творения в прессе — это ценный материал для следующих глав. В лирических отступлениях можно открыто или менее явно полемизировать с завистниками, благо в стихах достаточно ограничиться колким выпадом или намеком, а не писать подробных опровержений на критику (для них придет свое время). Если к моменту окончания работы над романом какие-то намеки станут неактуальными — не страшно: соответствующие строфы всегда можно убрать, оставив на память только номер, да и то — если очень захочется.
9. Пишите авторские примечания. Опыт Байрона и Томаса Мура, да и ваш собственный показывает их большие возможности. В сносках можно поместить то, чему не достало места в лирических отступлениях, — процитировать важные чужие стихи, раскрыть некоторые биографические намеки и, наконец, полемизировать с критиками — в прозе, а не в стихах.
10. Когда роман окончен, опубликуйте его наконец отдельной книжкой, которую потом можно и переиздать. Это не только удобство и радость для читателей (особенно если напечатать роман в карманном, миниатюрном формате с красивой обложкой), но и безусловная прибыль. Готовьте такое издание вдумчиво и аккуратно, подумайте о своих будущих исследователях и комментаторах, а то им придется долго спорить о том, какое издание полнее отражает вашу авторскую волю. Пусть на вас пишут пасквили и порочат в свете, пусть дела вашего журнала идут довольно скверно — ничто так не отвлекает от житейских и душевных бед, как чтение корректуры.
Курс «10 секретов „Евгения Онегина“»
10 коротких лекций, объясняющих сложные места романа
Хорошо ли вы помните «Евгения Онегина»?
Тест на знание деталей пушкинского текста
Что означает модная стрижка Онегина?
Как избавиться от иллюзии, что у Пушкина и других классиков нам понятно всё
Люблю их ножки; только… (Цитата из книги «Евгений Онегин (сборник)» Александра Сергеевича Пушкина)
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
Когда ж и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как на лугах ваш легкий след.
Дианы грудь, ланиты Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоцененную награду,
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!
Мне памятно другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь!..
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою своей;
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Слова и взор волшебниц сих
Обманчивы… как ножки их.
Конкурс стихотворений Онегин Станца / Пушкин Сонет
Введите Онегинскую Станцу или Сонет Пушкина, если вы предпочитаете думать об этом в терминах формы сонета.
Сонет Пушкина назван в честь русского поэта начала XIX века Александра Сергеевича Пушкина. Она также известна как Онегин Станца из-за того, что он представил ее в своем эпосе «Евгений Онегин » (1825-1832).
Сонет Пушкина составлен ямбическим тетраметром по схеме рифм aBaBccDDeFFeGG .Строчные буквы предназначены для [женских] строк с ударением в предпоследнем слоге, а прописные — для [мужских] строк с ударением в последнем слоге. Безударный слог добавляется к тетраметрической структуре женского рода ямба.
Пушкин не строил свои строфы на четверостишие, героические куплеты, октавы, терсеты и сестеты итальянских и английских сонетных форм. Однако его схема рифм допускает это в сонетах Пушкина, которые следуют за развитием, более знакомым западным поэтам.
Вот пара примеров:
http://allpoetry-classic.com/poem/6208503-To_Circumnavigate_Existence-by-Peripatetic http://allpoetry-classic.com/poem/6257439-A_Sense_of_Roses-by-Peripatetic
Внимательно прочтите правила, прежде чем размещать запись. Убедитесь, что ваше стихотворение соответствует задаче и правилам, если вы публикуете его в надежде, что вас выберут в качестве финалиста конкурса.
- 14 тетраметрических строк ямба со строками 1, 3, 5, 6, 9 и 12, модифицированными дополнительным безударным слогом для женских окончаний
- схема рифмы aBaBccDDeFFeGG
- любой предмет или тема, кроме явных, графических или преднамеренно оскорбительных изображений сексуальности или насилия
- Запрещается неуместная ненормативная лексика или непристойность — слова должны использоваться со смыслом, а не просто как грубые или грубые ругательства — опять же, избегайте преднамеренных оскорблений
- пометить контент для взрослых соответственно
- С уважением к поэту и поэзии, я буду читать и комментировать все подходящие статьи в соответствии с вышеизложенными правилами, но я предпочитаю традиционные философские или романтические размышления о лирической поэзии политическим сплетням, религиозным богослужениям или страстным любовным стихам.
Спасибо всем за участие и терпение в связи с задержкой судейства. Я прочитал каждое из этих стихотворений несколько раз, и в каждом нахожу пищу для размышлений и восхищаюсь поэзией. Я рекомендую вам прочитать их. У некоторых не так много просмотров или обзоров. Вы можете найти для себя такое же вознаграждение, как и я, прочитать их все. Определите для себя, насколько хорошо я выбрал и оценил финалистов по форме и содержанию, или просто наслаждайтесь стихами!
Роман в стихах (т.1) Александра Пушкина
Роман на 1200 страниц, полностью состоящий из сносок[Примечание: этот обзор слишком длинный для Goodreads. (Почему Goodreads ограничивает продолжительность рецензирования?) Полная версия находится в разделе «Библиотека» по адресу www.librarything.com/work/23165847/re …. Я буду публиковать там обновления и исправления.]
Я только что стал одним из Думаю, мало кто прочитал все четыре тома перевода Набокова и заметки о пушкинском «Евгении Онегине». Издание Набокова было печально известно с момента его появления в 1964 году, потому что оно содержит 1200 страниц комментариев к тонкому 220-страничному роману и потому, что Набоков настаивает на буквальном переводе, даже если результаты неуклюжие, архаичные или иным образом можно утверждать. непоэтичный.
Я читаю эти четыре тома как можно внимательнее, учитывая, что я не знаю русского языка. Значит, я не читал русское факсимиле стихотворения Пушкина, которое воспроизводится в т. 4, и я пропустил несколько непереведенных транслитераций. Но я читал глоссы Набокова по аллитерации, его системы транслитерации, его 80-страничное исследование абиссинского предка Пушкина и даже донкихотские 100-страничные «Записки о Просодии». Я сделал все это потому, что меня интересуют сноски, особенно чрезмерное количество сносок.(Затем я надеюсь прочитать Словарь Пьера Бейля полностью.) Практика Набокова в отношении сносок обычно ассоциируется с Бледным огнем, и в его энтомологических публикациях есть также сноски, которые были собраны и переизданы. Но примечания в этих текстах не могут сравниться с диковинными и явно бесконечно компульсивными сносками в его четырехтомном издании «Евгения Онегина». Я отмечаю здесь несколько тем, а затем делаю общий вывод с помощью обзора Эдмунда Уилсона.
Что считается скукой? Когда объяснения закончены?
Интересно подумать о том, что считалось скучным для человека, готового проводить тысячи часов в библиотеках и переписке (это было задолго до Интернета), собирая 1200 страниц сносок. В какой-то момент он сказал, что «скука читать через английский, немецкий, польский и т. Д. Переводы … была слишком велика, чтобы даже думать о ней» (том 2, стр. 102), но он все же прочитал другие переводы. , и он часто сравнивает их со своими собственными.
Считал ли он свою деятельность извращенной? Возможно, временами. Например, он собирает каждое упоминание о реке, протекающей через имение Онегина; это занимает у него четыре страницы. В конце он отмечает, что Пушкин «получал извращенное удовольствие, казалось бы, находя различные элегантные русские версии» клише «eaux-et-forets» (т. 2, с. 203). Как было сказано, «было бы педантично перечислять бесчисленные примеры симбиоза этого« тенистого журчащего дерева ручья »в западноевропейской поэзии.«Достаточно справедливо, но также достаточно невероятно, после четырех страниц инвентаризации ручья Пушкина, сопровождаемого намеком на то, что Пушкин был« извращенцем », в то время как он, Набоков, не был. В комментарии есть ряд других подобных списков, они редко сухо и потому скучно, хотя, конечно, некоторые из них, например, голый список намеков на зиму (т. 2, стр. 473). В целом, типично библиофильских поблажек очень мало, как, например, его жалоба на то, что каталог оружия, выпущенный В бюллетене публичных музеев Милуоки за 1928 год неправильно написано название производителя пистолетов (т.3, стр. 39).
Эдмунд Уилсон считает, что «Евгений Онегин» Набокова показывает «Набокова, который утомляет и утомляет чрезмерным накоплением», что «контрастирует с подлинным Набоковым и поэтом, которого он пытается осветить». Но так ли они разные или вообще разные? И здесь «скучно»? («Утомительно», может быть.) Набоков также предостерегает себя от «дидактики», как некоторые комментаторы, и хвалит «профессиональные вопросы» (т. 1, с. 48). Все эти термины можно было бы извлечь из более подробного прочтения.
Короче: скука, адекватность, дидактизм, усталость и профессионализм — все это потенциально интригующие черты. Я нахожу 1200 страниц такими же интересными и воодушевляющими, по-разному, как 1200 страниц, собранных из «Бледного огня», «Лолиты», «Пнина» и любых других книг, которые нужно было бы соединить вместе, чтобы составить эквивалентный объем.
Precision
Торговая марка — точность наблюдения, особенно когда речь идет о проблесковых маячках. О «радугах», отбрасываемых на снег светом запряженных лошадьми карет (первая: XXVII: 9, в набоковской нумерации «Евгения Онегина»), он отмечает: «Мои собственные пятидесятилетние воспоминания — это не столько призматические краски, брошенные на сугробы сугробов. от двух боковых фонарей кареты, как радужные иглы вокруг расплывчатых уличных фонарей, пробивающихся сквозь обледеневшие окна и разбивающихся о край стекла »(т.2, стр. 110). Заметьте, он поправляет Пушкина: радуги не образуются на снегу, вы видите их через окна вагонов; и это не радуги, это «спикулы»; и заметьте, Пушкин, что они рассыпаются по краям стекла — деталь, которую вы, возможно, помнили, и которая побудила бы вас быть немного точнее.
Историография
На этих 1200 страницах разбросано замечательное эссе о романтизме и неоклассицизме, достойное Артура Лавджоя. Набоков хорош в страстях (т.2, стр. 256), и «ахроматическая деталь» природной поэзии восемнадцатого века (т. 2, с. 286), и есть самостоятельный очерк об одиннадцати (!) Видах романтизма, которые Пушкин признал бы (т. 3). , стр. 32-37).
Критика
Рецензенты отмечали, что Набоков часто высказывает собственное мнение об источниках, даже если они не являются важными или известными авторами, и даже если мнение Пушкина о них могло быть совершенно другим. «Есть читатели, — говорит он, — которые предпочитают пушкинскую сцену из« Фауста »(1825 г.) всему« Фаусту »Гете, в котором они различают причудливую мелодию тривиальности, мешающую проникновению ее глубины» (т.2, с. 235-36). «Жюли» Руссо была «сплошным мусором», а его ум был «болезненным, запутанным и в то же время довольно наивным» (т. 2, стр. 339-40). Вергилия «переоценили», а его «Эклоги» — это «устаревшие имитации идиллий Феокрита» (т. 2, стр. 322). (Трудно с этим не согласиться, но я не собираюсь добавлять свои собственные предрассудки к предрассудкам Набокова.) Он предпочитает Лейбница Вольтеру (т. 3, с. 30) и часто называет Шатобриана писателем «гениальным»; ему также нравится Сенанкур, и он, кажется, постоянно раздражается Руссо.
Не все это одни лайнеры. Есть, например, резкая, даже пронзительная двухстраничная оценка поэта Евгения Баратинского. Набоков считает себя поэтом, находящимся между второстепенным и большим. «Его элегии связаны именно с той точкой, где томление сердца и муки мысли встречаются в мнимой порыве музыки; но удаленная дверь, кажется, тихо закрывается, стихотворение перестает вибрировать (хотя его слова все еще могут задерживаться) именно в тот момент, когда мы собираемся подчиниться ему »(т.2, стр. 380). Также есть замечательная трехстраничная биография критика по имени Вильгельм Кюхельбекер (т. 2, стр. 445-48).
Удивительно, как мало Набоков хвалит Евгения Онегина: может, полдюжины раз, но уж точно меньше, чем количество раз, когда он критикует отрывки и целые главы. Отчасти причина в том, что Набоков больше всего ценит именно то, что он никогда не может удовлетворительно объяснить: «единственный важный русский элемент», которым является «язык Пушкина, волнообразный и вспыхивающий в стихотворных мелодиях, подобных которым раньше не было известно». (т.1. С. 7-8). Этот отрывок является решающим окончанием его краткого «Описания текста», и он заканчивается девизом: «Нет удовольствия без деталей»: здесь 1200 страниц восхищения, но ни одна из них не является полной, потому что ни одна из них не является полностью на русском.
Как говорит Вильсон в своей рецензии, Набоков тратит много энергии на размышления о том, как Пушкин написал свой роман в стихах; Набоков часто упоминает свидетельства того, что Пушкин в определенный момент не определился, куда ему идти. Во всем этом Набоков заботится о завершении всего романа, в котором есть последовательность, единство и симметрия: это необычный способ написания об искусстве и один из самых запоминающихся достижений книги.Это часть восхищения Набокова тем, как Пушкин помещает себя в стихотворение вместе с некоторыми из своих реальных друзей, и даже его (настоящие) друзья развлекают его вымышленных, и все это не нарушает структуру стихотворения. Но это не моя тема. (См., Например, том 1, стр. 15–16, 19; «признание». Стр. 44.) Набоков признает, подразумевает или может быть истолкован как признание того, что Пушкин — великий художник.Одно из самых любопытных, поскольку оно косвенное, — это заметки о решающей сцене, в которой Онегин убивает Ленского на дуэли. Первое изображение падения Ленского сравнивает его со снежком, катящимся по склону. Набоков терпеливо показывает, что это штамп, придуманный не Пушкиным (т. 3, с. 52). Но затем он продолжает говорить, что список метафор, который следует далее (Шесть: XXXI: 10-14), является преднамеренной пародией на поэтический стиль Ленского: это кажется невероятным просто потому, что было бы так отвлекать читателей, если бы читатели думали о них. Это.Но в этом есть извращенный смысл, как искренняя попытка Набокова защитить своего поэта от еще более, и того хуже, штампов. А затем — как будто этого было недостаточно — Набоков утверждает, что последнее описание Пушкиным мертвого Ленского, как пустой дом (1: XXII: 9), демонстрирует поэзию Ленского! Я хотел бы прочитать эти две страницы комментариев по-блумски — как агонию одного писателя против другого, всегда думающего о написании — за исключением того, что, я думаю, Набоков, вероятно, воспринял эти страницы как самую искреннюю лесть выдающегося художника. .
Рецензия Уилсона
Рецензия Эдмунда Уилсона в New York Review of Books должна считаться одним из лучших рецензий на книги в мире (15 июля 1965 г.). Он так же умен, как Гор Видал в своем язвительном неискреннем самоуничижении, смешанном с искренней дружбой. И это бесстрашно: Вильсон поправляет Набокова на его знании родного языка. Но обзор — это не только близорукая филология. На полпути Уилсон делает одну разрушительную мысль: Уилсон говорит, что Набоков не понимал персонажа Онегина:
«Мистер.Однако самая серьезная неудача Набокова — попытаться убрать с дороги все мои негативы — заключается в интерпретации. Он упустил фундаментальный момент в центральной ситуации. Он обнаруживает, что не может объяснить поведение Евгения Онегина, который сначала оскорбил Ленского, заигрывая с Ольгой на балу, а затем, когда Ленский вызывает его на дуэль, вместо того, чтобы справиться с примирением, не просто приняв вызов, но сначала сознательно выстрелив. и убить. Набоков говорит, что последний поступок «совершенно не характерен».«Похоже, он не осознает, что Онегин, среди других своих качеств, в любимом односложном прилагательном его переводчика явно злой, то есть неприятный, méchant».
Я думаю, что это совершенно правильно, и это мастерский ход. Поместить его в середину, в общем, придирчивой рецензии.Поскольку я никогда раньше не читал Евгения Онегина, я был идеальным читателем этого отрывка; когда я читал рецензию, я только что закончил четыре тома Набокова, а вдруг несколько десятков набоковских комментарии встали на свои места.Он просто не мог видеть эту часть характера Онегина. Вот пример того вида глянца, который показывает этот недостаток. Набоков комментирует слово «несоответствия» из One: LX: 6, в котором Пушкин завершает свою первую главу, признавая «несоответствия» в характере Онегина. Набоков:
«Вряд ли намек на хронологические ошибки; возможно, ссылка на двойственную природу Онегина — сухую и романтическую, холодную и пылкую, поверхностную и проницательную» (т. 2, с. 215; другие недоразумения см. Т. 2, стр. 215).3, стр. 16, т. 3, стр. 62, а также т. 3, стр. 40).
Этого недостаточно, и комментарий Уилсона сильно облегчает ситуацию.
К сожалению, ответ Набокова и ответ Вильсона ему нехарактерны, мелочны и неинтересны (New York Review of Books, 26 августа 1965 г.). Но эти двое поссорились на протяжении всей их дружбы, и в комментарии есть очень ехидный отрывок, в котором Набоков воспроизводит перевод Уилсона, который, по его словам, «хороший», но добавляет его выделенными курсивом словами, которые он называет «небольшими неточностями». «(т.2, стр. 474).
Это не склоки, которые делают обзор Вильсона таким превосходным, а баланс между списанием и крупномасштабными оценками, не в последнюю очередь его вердикт о том, что «Евгений Онегин» Набокова не уступает всему остальному Набокову после его изгнания. Он выражает «ситуацию, комичную и жалкую, полную смущения и непонимания изгнанника, который не может вернуться, и одним из аспектов этого является случай человека, который, как и Набоков, разрывается между культурой, которую он оставил позади, и культурой, которую он хочет которую он пытается приспособить.«
Набоков видит Пушкина на расстоянии, и это должно быть особенно болезненно. Это приводит — вот в чем смысл — даже к самым экстремальным показателям компульсивного исследования. Даже 1200 страниц комментария, при всем его микроскопическом калейдоскопическом телескопическом избытке, не являются Достаточно передать пафос вечной дислокации.
Россия: Онегин Станца и Пушкин Сонет — Сонеты
Изучите мастерство написания стихов
Сонет
Сравнительная таблица сонетов
Русский стих
Онегин Станца и Сонет Пушкина названы в честь русского поэта Александра Пушкина и его стихотворного романа 1825 года Евгений Онегин. Каждая строфа в книге изначально задумывалась как мини-глава. Эти две формы иногда считаются одними и теми же, но в основном это две разные стихотворные формы одного и того же происхождения, использующие одну и ту же физическую основу, но с разными намерениями.
В первоначальном виде это повествование. строфа (написанная в контексте других строф) и не обязательно принимает поворот или вольту. Технически строфа не может считаться сонетом. Но кадр, написанный одним quatorzain (14 строк) в лирическом стихе, показывает поворот или вольту, и, пока он «поет», безусловно, квалифицируется как сонет.
Примечание: по книге был экранизирован фильм «Онегин» в 1999 году с участием Ральфа Файнса и Лив Тайлер.
Элементами строфы Онегин являются:
- Повествование.
- строфа, написанная любым количеством четверостиший (14 строк), состоящая из 3 четверостиший и заключительного куплета. 1 катрен вводит основную идею, 2 катрена и и 3 четверостишие развивают идею, а двустишие часто является остроумным или поучительным заключением.
- мерный, ямбический тетраметр.
- рифмованный. Схема рифм допускает 5 рифм и варьируется четверостишиями. Катрен 1 — это чередующиеся рифмы, 2 и — последовательные рифмы, 3 -е — рифмы огибающей, а строфа завершается рифмованной партией. Схема рифмы abab ccdd eff gg. В русском языке рифма также появляется в женско-мужском роде, добавляя напряженности между синтаксисом и рифмой. Рифмы a c и e женские, а рифмы b d f и g мужские.Я обнаружил, что в английском языке окончание женского / мужского рода часто игнорируется. Если вы выберете стиль рифмы на начало и конец, возможно, будет проще добавить лишний безударный слог к строке с женской рифмой. (Примечание: книга изначально была написана на русском языке, что позволяет лучше учесть особенности рифмы.)
Элементы Сонет Пушкина :
- лирический
- написана на одном кваторцианском языке, состоящем из 3 четверостиший и заключительного куплета.Катрен 1 вводит основную идею, 2 катрена и и 3 катрена развивают идею и заключительный куплет.
- мерный, ямбический тетраметр.
- рифмованный. Схема рифм допускает 5 рифм и варьируется четверостишиями. Катрен 1 — это чередующиеся рифмы, 2 и — последовательные рифмы, 3 -е — рифмы огибающей, а строфа завершается рифмованной партией. Схема рифмы abab ccdd eff gg.Как и в строфе, для пуриста женская рифма может использоваться в рифмах a c и e.
- есть поворот или вольта где-то после 2-го катрена.
Написанную как лирическую медитацию в 14 строк, форму Совсем недавно от Гоффри Ле Фогер Совсем недавно все мои мысли превращаются в слова | Когда он написан как повествование в форме строфы из более чем одной строфы, его лучше всего называть Онегинской строфой Тени на рассвете от Джуди Ван Гордер Изменение направления прошлого Я бросил школу и решил жениться, Хотя эта жизнь дается только взаймы |
Проект МУЗА — Роман Александра Пушкина в стихах, Евгений Онегин и его наследие в творчестве Владимира Набокова
Роман Александра Пушкина в стихах Евгений Онегин (1833) преодолел пороги, наложенные жанровыми и стилевыми условностями. сам стать пороговым текстом в процессе его канонизации; отмеченный новаторством и резким разрывом с традициями, этот текст делит русскую литературу на «до» и «после».Современная литературная критика заклеймила ее как «энциклопедию русского общества» — ярлык, который на протяжении всей истории ее интерпретации, несомненно, затемнял чисто литературную энциклопедию текста. «Евгений Онегин» — очень сложный текст с самокомментариями, метатекстуальностью, отсылками к другим текстам и пародией, в котором переваривается и разбивается на части доромантическая и романтическая европейская литература. Процесс канонизации, в результате которого Александр Пушкин стал «классическим» писателем, и напряжение, оказываемое на пушкинское «наследие» последующими поколениями поэтов, сыграли решающую роль в культурном самосознании России.Особую роль в этом процессе сыграл Владимир Набоков, чьи эмигрантские произведения вернули пушкинское наследие, и тем самым внес свой вклад в процесс канонизации как литературный двойник Пушкина.
I
В 1999 году отмечалось двухсотлетие Пушкина и столетие Набокова. Пушкин прославился как национальный поэт России; огромные массовые баннеры с его портретом, бросающиеся в глаза и волнующие, тянулись на центральной улице Москвы, Тверской.Набоков же был писателем, который вернулся в русскую литературу после долгого литературного отсутствия. Пушкин был обывательским поэтом, стихи которого каждый мог читать по памяти, а Набоков был писателем для образованных, автором.
В эти столетние юбилеи обоих авторов — непревзойденного «классического» автора и «классического» писателя в прогрессе — чествовали на симпозиумах и в бесчисленных памятных речах. Переиздано изданий их собрания сочинений.Книги Набокова, в том числе русские переводы его англоязычных романов, были изданы в России, и работа по восстановлению его легендарного родового поместья Выра была ускорена. В Нью-Йорке было решено создать музей и архив, посвященные как писателю Набокову, так и лепидоптерологу Набокову.
В то время как подобные набоковские празднества оставались беспрецедентными в России, пушкинские празднования долгое время оставались ритуальной традицией. Уже в XIX веке культурное присутствие Пушкина гарантировалось не только буквально, эпигонами Евгения Онегина , но и музыкально и иконически.Стало модным ставить его романсы на музыку; Благодаря успеху Чайковского Евгений Онегин и Пиковая дама и Мусоргского Борис Годунов , некоторые из его произведений могли быть отмечены в форме опер — обстоятельство, которое Набоков не одобрял, особенно в отношении Чайковского. . «Постэротическое» стихотворение Пушкина «Я когда-то любил тебя» («Ia vas liubil») было положено на музыку 80 раз, последний раз поп-группой в Галле (Заале).
Первый бюст Пушкина (рис. 1) был выставлен вскоре после его гибели на дуэли (1837 г.). 1 В 1880 году, после сложной предыстории, связанной с запросом предложений, выбором рисунка и утверждением царем, в Москве был открыт памятник работы А.М. Опекушина на церемонии, на которой присутствовали в равной мере и интеллигенция, и народ. . Это был первый памятник, финансируемый по государственной подписке без участия государственных органов. экфрасис этого памятника красноречиво свидетельствует о пушкинофилии, которая просуществовала до 2000 года и позже.Франсуа-Ксавье Кокен описывает статую следующим образом:
Et Pouchkine était apparu aux regards, […] seul, debout, la tête légèrement inclinée, la main droite glissée dans son gilet, son chapeau dans la main gauche, en costume de son temps, sur lequel était jeté le manteau qu’il affctionnait, […]. Remarquablement expressive, la tête rebelle, à la chevelure abondante et bouclée, toutcom les Favoris qui lui encadraient le visage, attirait […] le отношении: tout à la fois pensif et sérieux, avec une pointe de mélancholie et de tristesse, son exprimait plus бис […] la méditation du poète, à l’écoute de ses voix intérieures, immobilisé un bref Instant dans sa marche, com…
Евгений Онегин Александр Пушкин
Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве в 1799 году. Он получил широкое образование и бросил школу в 1817 году. Получив синекуру в министерстве иностранных дел, он провел три бессистемных года в Санкт-Петербурге, сочиняя легкие, эротические и изысканные стихи. Он флиртовал с несколькими доекабристскими обществами, сочиняя умеренно революционные стихи, которые привели к его позору и ссылке в 1820 году. После путешествия по Кавказу и Крыму его отправили в Бессарабию, где он написал «Кавказский пленник и фонтан». в Бахчисарае, и начал Евгений Онегин.В последний год его южной ссылки, в Одессе, его работа приняла все более серьезный оборот.
В 1824 году он был переведен в имение своих родителей в Михайловском на северо-западе России, где он провел два уединенных, но плодотворных года, в течение которых он написал свою историческую драму «Борис Годунов», продолжил «Евгений Онегин» и закончил «Цыган». После провала восстания декабристов в 1825 году и смены царя в 1826 году Пушкину была предоставлена условная свобода. В течение следующих трех лет он беспокойно странствовал между Санкт-Петербургом и Москвой.Он написал эпическую поэму «Полтава», но больше ничего.
В 1829 году он отправился с русской армией в Закавказье, а в следующем году, застигнутый вспышкой холеры в небольшом родовом имении Болдино, написал свои экспериментальные «Маленькие трагедии» чистым стихом и «Сказки Белкина» в прозе, причем практически. завершил Евгений Онегин. В 1831 году он женился на красавице Наталье Гончаровой. Остаток его жизни омрачили долги и злоба врагов. Хотя его литературная деятельность пошла на убыль, он написал основные прозаические произведения «Пиковая дама» и «Капитанская дочка», свой стихотворный шедевр «Медный всадник», важные тексты и сказки, в том числе «Сказку о золотом петушке».Ближе к концу 1836 года анонимные письма подтолкнули Пушкина к вызову на дуэль беспокойного поклонника его жены. Был смертельно ранен и умер в январе 1837 года.
Что такое строфа Онегин; Определение и примеры
Онегин строфа придумана Александром Пушкиным для его стихотворного романа Евгений Онегин (1831). Иногда его называют «Сонет Пушкина. Созданный по образцу сонета, но значительно отличающийся от любой из стандартных форм, он состоит из четырнадцати тетраметров ямба, рифмующихся aBaBccDDeFFeGG.Рифмы a, c и e двусложны и дают поэту возможности для излишеств и иронии в манере лорда Байрона Don Juan . Строфа Онегина описывается как «небольшая глава», в которой первое четверостишие представляет основную идею, второе и третье развивают ее, а двустишие эпиграмматически подводит итог.
В русской поэзии вслед за Пушкиным эта форма использовалась такими авторами, как Михаил Лермонтов, Вячеслав Иванов, Юргис Балтрушайтис и Валерий Перелешин, в жанрах от лирической пьесы с одной строфой до объемной автобиографии.
Его имитировали на нескольких языках, но английский, с его бедностью рифм, в основном оказался устойчивым к его ограниченности. Ярким примером является калифорнийский роман-стихотворение Викрама Сета The Golden Gate (1986)
. Он настроил свои мысли на электронную схему
. Это успокаивало его разум. B
Он оставил нерегулярную (дебильную)
Сентиментальность. B
Он думал об ор-вентилях и и-вентилях, c
О ПЗУ, о нор-вентилях и о nand-вентилях, c
о наносекундах, мегабайтах, D
И о битах и полубайтах … но как о полетах D
Of силуэты птиц, каркающие, движутся e
По зазубренному сосновому небу, F
Вытащили из своей бухты, не зная зачем, F
Он чувствует, что его тянет. e
Его далеко, где, пойманный в водоросли G
Одиночество, он крики о помощи.G
Строфа Онегина также используется Джоном Фуллером в «Иллюзионистах» и Джоном Столлуорти в «Щелкунчике».
Также читайте; Обсудить Parnassus Plays
Также читайте; Мениппова (или варронская) сатира и ее примеры
Отделение славянских языков и литератур, Калифорнийский университет в Беркли
Этот семинар знакомит студентов с различными подходами к литературоведению. Многочисленные методологии, как российские, так и западные, будут представлены и протестированы в отношении вопросов, которые они задают по своей сути, и в отношении их применимости к Пушкинскому Евгений Онегин , основному тексту, с которым мы будем работать в течение семестра.Мы будем задавать такие вопросы, как: что такое текст с филологической и теоретической точек зрения? Каковы его границы, если таковые имеются? Какая связь между текстом, интертекстом и контекстом? Что есть автор? Как классическое понятие авторской свободы или свободы воли усложняется из-за действия романтической иронии? Какое отношение имеет автор к герою? Как понимать появление романтического (байронического) героя на русской земле? Что такое читатель? Как нам понять интерпретирующие и психологические процессы, с помощью которых читатель «идентифицируется» со своим прототипом? Что считается правомерным чтением? Что такое комментарий? Что такое жанр? Как понять прозаическое и поэтическое как таковые, как слитные аспекты «романа в стихах», парадоксального определения Пушкина «Евгений Онегин »? Какое отношение имеет текст к истории литературы? Как понять такие значимые литературные движения, как сентиментализм и романтизм, их формальные увлечения и культурные допущения? Евгений Онегин вызвал совершенно разные интерпретации, от Белинского, который рассматривал роман как «энциклопедию русской жизни», до утверждения Набокова, что роман и его персонажи были чисто литературной стилизацией предыдущих европейских и русских источников.Эти расхождения указывают на два совершенно разных подхода к науке, один указывает в направлении историзма , другой — в сторону различных формализмов и структурализмов . В течение семестра мы будем изучать как историцистские, так и формалистские подходы к тексту, вытекающие из критики Пушкина, а также из гораздо более отдаленных областей. Мы будем исследовать преимущественно тематические и социально-исторические подходы, типичные для русской критики XIX века; в то же время мы будем спрашивать, могут ли исследователи романа 20-го века, такие как Бахтин, или культурной истории, такие как Лотман, послужить для уточнения предположений критики 19-го века.В то же время мы будем исследовать стилистические особенности текста, сосредоточив внимание на таких вопросах, как соотношение ритма и синтаксиса или закономерность строфы Онегина. Можем ли мы с пользой сравнить российский и западный подходы к теории жанров, истории культуры, интертекстуальности, романтической иронии, бессознательному, гендеру и сексуальности?
Требования: Ожидается, что студенты приобрели и уже прочитали Евгений Онегин до начала семестра.