«Евгений Онегин», глава 6 – краткое содержание
По соседству с деревней Ленского жил известный буян и картёжник Зарецкий, более всего известный тем, что в войну 1812 года, как зюзя, пьяный свалился с коня и попал в плен к французам. Этот любитель пошутить и приврать имел страсть к дуэлям и не раз участвовал в них секундантом. Утром он явился к Онегину и передал ему вызов на поединок от Ленского. Прочтя записку, Евгений резко повернулся и сказал, что он «всегда готов», но когда Зарецкий уехал, стал жалеть о таком своём поспешном ответе. Ссора с Ленским была пустячной, к тому же Онегин во многом был неправ, дерзко раззадоривая друга во время обеда у Лариных. Ему бы следовало обнаружить перед мальчиком-поэтом добрые чувства, но ложный стыд ославиться в глазах соседей оказался сильнее разума.
Евгений Онегин. Глава 6. Краткий пересказ. Слушать аудиокнигу
Ленский же вначале сильно сердился на Ольгу, но перед назначенным поединком испытал страстное желание увидеть её. Он поехал к Лариным. Резвая и шаловливая Ольга вышла к нему, как обычно, и вела себя с ним, как будто ничего не случилось. Ленский вскоре раскаялся в своей вчерашней обиде на неё. О завтрашней дуэли с Онегиным он не сказал сёстрам ни слова, но прощаясь с Ольгой, глядел на неё с необыкновенной печалью.
Вернувшись домой, Ленский подготовил пистолеты для поединка, открыл томик Шиллера и сочинил в возвышенном романтическом слоге прочувствованное стихотворение для Ольги на случай своей гибели. Посреди обуревавших его терзаний Ленский задремал только под утро, а Онегин спал всю ночь мёртвым сном – и даже слегка опоздал на дуэль.
Соперники встретились у деревенской мельницы. Секундантом у Ленского был Зарецкий, а у Онегина – его слуга, француз Гильо. Недавние друзья стали с двух сторон барьера. Преувеличенная забота о чести и в самый последний момент помешала им примириться. Блеснули заряжаемые пистолеты. Онегин и Ленский стали сходиться с отмеренного Зарецким расстояния в 32 шага. Онегин выстрелил первым – и Ленский упал, прижав руку к груди. Евгений в горести бросился к прежнему товарищу, стал трясти и звать его. Но всё было напрасно – Ленский умер.
Дуэль Онегина и Ленского. Художник И. Е. Репин, 1899
С тоской сердечных угрызений Онегин отошёл от мёртвого тела. Зарецкий положил убитого Ленского на сани и повёз домой. Восторженный поэт кончил жизнь в ранней юности, не успев узнать, что готовила ему грядущая судьба. Ленского похоронили в тихом месте, у двух сросшихся корнями сосен, рядом с чистым родником. В это место часто приходили за водой пастухи, пахари и жницы, а молодые горожанки останавливались перед могилой во время конных прогулок, грустно глядя на простую надпись надгробного памятника и думая о том, что сталось сейчас с Ольгой и Онегиным.
Оплакивая молодого Ленского, Пушкин делает в конце главы лирическое отступление, прощаясь и со своей уходящей юностью:
Мечты, мечты! где ваша сладость?
Где, вечная к ней рифма, младость?
Ужель и вправду наконец
Увял, увял ее венец?
Ужель и впрямь и в самом деле
Без элегических затей
Весна моих промчалась дней…
Так, полдень мой настал, и нужно
Мне в том сознаться, вижу я.
Но так и быть: простимся дружно,
О юность легкая моя!
Благодарю за наслажденья,
За грусть, за милые мученья,
За шум, за бури, за пиры,
За все, за все твои дары…
© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека.
Для перехода к краткому содержанию следующей / предыдущей главы «Евгения Онегина» пользуйтесь кнопками Вперёд / Назад ниже.
Анализ 6 й главы (дуэль) романа Пушкина «Евгений Онегин» (Евгений Онегин Пушкин)
Роман “Евгений Онегин” создавался Пушкиным в течение 8 лет. Если первые главы романа были написаны молодым поэтом, почти юношей, то заключительные главы писал уже человек с немалым жизненным опытом. Это “взросление” поэта отражено в романе. Главный герой — Евгений Онегин — так же как и сам поэт взрослеет, умнеет, набирается жизненного опыта, теряет друзей, заблуждается, страдает. Как же показаны этапы жизни героя в произведении? Названием романа Пушкин подчеркивает центральное положение Онегина среди других героев произведения. Онегин — светский молодое человек, столичный аристократ, получивший типичное для того времени воспитание под руководством француза-гувернера в духе литературы, оторванной от национальной и народной почвы. Он ведет образ жизни “золотой молодежи”: балы, прогулки по Невскому проспекту, посещение театров.
Хотя Онегин и учился “чему-нибудь и как-нибудь”, он все же имеет высокий уровень культуры, отличаясь в этом отношении от большинства дворянского общества. Пушкинский герой — порождение этого общества, но вместе с тем он и чужд ему. Благородство души, “резкий охлажденный ум” выделяют его из среды аристократической молодежи, постепенно приводят к разочарованию в жизни и интересах светского общества, к недовольству политической и социальной обстановкой: “Нет, рано чувства в нем остыли. Ему наскучил света шум…”
Пустота жизни мучает Онегина, им овладевает хандра, скука, и он покидает светское общество, пробуя заняться общественно-полезной деятельностью. Барское воспитание, отсутствие привычки к труду (”труд упорный ему был тошен”) сыграли свою роль, и Онегин не доводит до конца ни одного из своих начинаний. Он живет “без цели, без трудов”. В деревне Онегин ведет себя гуманно по отношению к крестьянам, но он не задумывается над их судьбой, его больше мучают свои собственные настроения, ощущение пустоты жизни. Порвав со светским обществом и будучи оторван от жизни народа, он теряет связь с людьми. Он отвергает любовь Татьяны Лариной, одаренной, нравственно чистой девушки, не сумев разгадать глубины ее запросов, своеобразие натуры. Онегин убивает своего друга Ленского, поддавшись сословным предрассудкам, испугавшись “шепота, хохота глупцов”.
В подавленном состоянии духа Онегин покидает деревню и начинает странствия по России. Эти странствия дают ему возможность полнее взглянуть на жизнь, переоценить свое отношение к окружающей действительности, понять сколь бесплодно растратил он свою жизнь. Онегин возвращается в Столицу и встречает ту же картину жизни светского общества. В нем вспыхивает любовь к Татьяне — теперь уже замужней женщине. Но Татьяна разгадала себялюбие и эгоизм, лежащие в основе чувства к ней, и отвергает любовь Онегина.
Любовью Онегина к Татьяне Пушкин подчеркивает, что его герой способен к нравственному возрождению, что это не охладевший ко всему человек, в нем еще кипят силы жизни, что по замыслу поэта, должно было пробудить в Онегине и стремление к общественной деятельности. Образ Евгения Онегина открывает целую галерею “лишних людей”. Вслед за Онегиным были созданы образы Печорина, Обломова, Рудина, Лазского. Все эти образы являются художественным отражением русской действительности.
Дуэль Онегина и Ленского — самый трагичный и самый загадочный эпизод романа. Онегин — в лучшем случае «ученый малый, но педант», однако не хладнокровный убийца и бретер. В романе нет указаний на это. Владимир Ленский — наивный поэт и мечтатель, также не производит впечатления завзятого стрелка. Но трагичный финал нелепого события, пережитый героем романа как драма личного порядка, да, пожалуй, искреннее сожаление автора о гибели «юного поэта» заставляют более внимательно рассмотреть шестую главу романа. В связи с этим возникает два вопроса: во-первых, в чем причина столь странного и порой необъяснимого поведения Евгения Онегина перед дуэлью и во время ее и, во-вторых, почему герой романа, личность независимая и даже дерзкая, признает навязанное ему Зарецким поведение, теряет волю и становится куклой в руках безликого ритуала дуэли?
Дуэль — это поединок, парный бой, происходящий по определенным правилам и имеющий целью снятие позорного пятна, оскорбления и восстановление чести. Строгость выполнения правил достигалась обращением к знатокам и арбитрам в вопросах чести. Эту роль в романе исполняет Зарецкий, «в дуэлях классик и педант», и, как видно из романа, ведет дело с большими упущениями. Точнее, он сознательно игнорировал все, что могло устранить кровавый исход. При первом посещении Онегина для передачи вызова он и не подумал обсудить возможность примирения.
А это было прямой обязанностью секунданта. Далее, непосредственно перед поединком он опять ничего не предпринимает, хотя всем, кроме восемнадцатилетнего Ленского, ясно, что никакой кровавой обиды не существует. Вместо этого он «встал без объяснений… Имея дома много дел». Далее было еще как минимум две причины остановки или вообще прекращения дуэли. Во-первых, Онегин опаздывает более чем на час. В этом случае, согласно дуэльному кодексу, противник объявляется неявившимся. Во всяком случае, в «Герое нашего времени» Печорин абсолютно точно приходит к месту дуэли, устраняя малейший повод для ее отмены.
Во-вторых, в качестве секунданта Онегин приводит своего лакея, француза Гильо, мотивируя тем, что тот по крайней мере «честный малый», а это было уже явным и недвусмысленным оскорблением Зарецкого. Ведь секунданты должны были быть равны, то есть оба должны иметь дворянское звание. Итак, Зарецкий развел противников на 32 шага, поставив барьеры на «благородном расстоянии», видимо шагов десять, а то и меньше, и не оговорил в условиях дуэли остановку противников после первого выстрела. Таким образом, наш знаток дуэльной этики ведет себя не столько как сторонник строгих правил дуэльного искусства, а как лицо, крайне заинтересованное в скандальном, шумном, а применительно к дуэли — смертельном исходе. Правила дуэли нарушают и Зарецкий, и Онегин.
Первый — потому что вид в ней возможность приобрести скандальную известность, второй — чтобы продемонстрировать презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой не верит. Все поведение Онегина на поединке свидетельствует о том, что автор хотел его сделать убийцей поневоле. И для Пушкина, и для его современников, знакомых с дуэлью не понаслышке, было очевидно, что тот, кто желает противнику гибели, не стреляет с ходу, под дулом чужого пистолета с дальней дистанции. Однако почему же Онегин стрелял в Ленского, а не мимо? Думаю, что едва ли мог способствовать примирению демонстративный выстрел в воздух или в сторону. Скорее это было бы расценено как оскорбление. И потом, известно, что в случае безрезультативной дуэли она перестреливалась до получения первой раны или гибели одного из дуэлянтов. Дуэль в онегинскую эпоху имела строгий ритуал. Люди, участвующие в ней, давали некое представление.
Они действовали не по своей воле, подчиняясь установленным правилам. Так случилось, что общество, которое презирал Онегин, все-таки употребило его. Оно оказалось властно над его поступками и душой. Онегин боится показаться смешным, стать темой провинциальных сплетен. Таким образом, его поведение определяется колебаниями между естественными движениями его души, его человеческими чувствами к Ленскому и страхом прослыть шутом и трусом, нарушив условные нормы поведения у барьера. Ленский убит. Пушкин грустно иронизирует над этим в стихах, сгущая до предела элегические штампы:
* …Младой певец
* Нашел безвременный конец!
* Дохнула буря, цвет прекрасный
* Увял на утренней заре,
* Потух огонь на алтаре!
Любовь, прощение — понятия не столько христианские, сколько общечеловеческие. Именно они составляют основу всякой морали, всякой мировой религии/
zaretsky — Перевод на русский — примеры испанский
Премиум История Избранное
Реклама
Скачать для Windows Это бесплатно
Загрузите наше бесплатное приложение
Реклама
Реклама
Нет объявлений с Премиум
Эти примеры могут содержать нецензурные слова, основанные на вашем поиске.
Эти примеры могут содержать разговорные слова на основе вашего поиска.
Зарецкий
Адам Зарецкий — биохудожник и профессор.
Адам
Зарецкого da la señal para comenzar.
Зарецкий дает сигнал к старту.
En lugar de eso, Zaretsky se sorprende por la aparente ausencia del segundo de Oneguin.
Зато Зарецкий удивляется явному отсутствию у Онегина секунданта.
Cuando finalmente llega Oneguin, se supone que Зарецкий le tiene que preguntar por última vez si desea disculparse.
Когда Онегин наконец прибывает, Зарецкий должен в последний раз спросить его, не хочет ли он извиниться.
¿Y cuál es la relación con Zaretsky o su testimonio?
А какая связь с Зарецкого или его юридической фирмой?
Y Zaretsky también представляет Tommy Fulton.
И Зарецкий также лично представляет Томми Фултона.
¿No entró un ladrón por tu ventana, Sr. Зарецкий ?
К вам в окно не врывался вор, господин Зарецкий ?
En este interesante y perspicaz libro, Robert Zaretsky y John T. Scott представляет un fascinante relato del Desarrollo de la Disputa Que se produjo entre Russeau y Hume.
В этой яркой и откровенной книге Роберт Зарецкий и Джон Т. Скотт исследуют углубляющийся разрыв между Руссо и Юмом.
La Primera Oportunidad de Зарецкий de poner fin al duelo es cuando entrega el desafío escrito de Lensky a Oneguin (capítulo 6, estrofa IX).
Первый шанс Зарецкого закончить дуэль возникает, когда он бросает письменный вызов Ленского Онегину (глава 6, строфа IX).
En Eugenio Oneguin, el segundo de Lensky, Zaretsky , no le pregunta a Oneguin ni una vez si quiere disculparse, y dido que Oneguin no le está allowido disculparse por iniciativa propia, tiene lugar el duelo con fatales consecuencias.
В «Евгении Онегине» секундант Ленского, Зарецкий , ни разу не спрашивает Онегина, хочет ли он извиниться, а поскольку Онегину не разрешается извиняться по собственной инициативе, происходит дуэль с фатальными последствиями.
En un artículo de opinión publicado por Rue 89, el historiador estadounidense Robert Zaretsky escribió como introducción a su detallado relato del día 17 de octubre de 1961, y de sus secuelas
В статье, опубликованной Rue 89, американский историк Роберт Зарецкий написал в качестве введения к своему подробному отчету о дне 17 октября 1961 года и его последствиях.
Зарецкий призываю Ленского к тому, чтобы приготовить poco después de las seis de la mañana (capitulo 6, estrofa XXIII), cuando el Sol solo se alza a las ocho y veinte, porque el espera que Oneguin esté a la hora.
Зарецкий уговаривает Ленского собираться вскоре после 6 часов утра (глава 6, строфа XXIII), в то время как солнце встает только в 20 минут восьмого, потому что он ожидает, что Онегин придет вовремя.
Зарецкий призываю Ленского к тому, чтобы приготовить poco después de las seis de la mañana (capítulo 6, estrofa XXIII), cuando el Sol solo se alza a las ocho y veinte, porque el espera que Oneguin esté a la hora.
Зарецкий уговаривает Ленского собираться вскоре после 6 часов утра (глава 6, строфа XXIII), в то время как солнце встает только в 20 минут восьмого, потому что он ожидает, что Онегин придет вовремя.
Dado que se описывает Zaretsky como siendo en los pormenores/ del duelo clásico un pedante (capítulo 6, estrofa XXVI), esto parece fuera de lugar en un благородный.
Зарецкий описывается как «классический и педантичный в дуэлях» (глава 6, строфа XXVI), и это кажется очень несвойственным дворянину.
¡Cómete eso, Зарецкий !
Съешь, Зарецкий !
Daniel Zaretsky y el Coro de Conciertos de San Petersburgo… Conciertos Clásicos
Даниил Зарецкий и Санкт-Петербургский концертный хор… Классические концерты
Vamos а encontrar a Brett Zaretsky ya.
Давайте просто найдем Бретта Зарецкого прямо сейчас .
Придерживайтесь буфета абогадос де ип таль Бретт Зарецкий .
Он принадлежит адвокатской конторе Бретт Зарецкий, Эсквайр .
Por sus acciones, Zaretsky no actúa como debería hacerlo un благородный, pero aparentemente espera ser el centro de atención después de acabar el duelo.
Своими действиями
Entonces, la pregunta es, ¿qué hacía la cinta en el bufete?, y ¿qué tiene Que ver Zaretsky con todo esto?
Итак, вопрос в том, что эта запись делала в адвокатской конторе, и как Зарецкий связал со всем этим?
Возможно неприемлемый контент
Примеры используются только для того, чтобы помочь вам перевести искомое слово или выражение в различных контекстах. Они не отбираются и не проверяются нами и могут содержать неприемлемые термины или идеи. Пожалуйста, сообщайте о примерах, которые нужно отредактировать или не отображать. Грубые или разговорные переводы обычно выделены красным или оранжевым цветом.
Зарегистрируйтесь, чтобы увидеть больше примеров Это простой и бесплатный
регистр Соединять
Ничего не найдено для этого значения.Больше возможностей в нашем бесплатном приложении
Голос и фото перевод, офлайн функции, синонимы , спряжение , обучение игры
Результаты: 25. Точно: 25. Прошедшее время: 100 мс.
Документы Корпоративные решения Спряжение Синонимы Проверка грамматики Помощь и оИндекс слов: 1-300, 301-600, 601-900
Индекс выражений: 1-400, 401-800, 801-1200
Индекс фраз: 1-400, 401-800, 801-1200
03
03 New York Times: Поиск по обзору книги Статья
Я немедленно купил перевод Джонстона, но он как-то заброшенно лежал на моей полке, пока прошло семь лет.
Несколько слов о поэтических единицах, из которых строится «Евгений Онегин». Роман состоит примерно из 400 14-строчных сонетоподобных строф, написанных четырехстопным ямбом. Эти «Онегинские строфы» имеют жесткую рифмовку: АБАБ; ПЗДД; ЭФФЕГ.
Последние шесть строк можно сгруппировать по двум совершенно разным логикам: либо EFF/EGG, либо EFFE/GG. Иногда семантика подходит к одному из них, иногда к другому, а довольно часто ни к одному из них. Иногда есть последний куплет GG, который стоит особняком и имеет определенную изюминку; однако столь же часто пушкинские семантические куски мало обращают внимания на границы рифмующихся единиц, и время от времени незаконченное предложение дерзко перескакивает через несколько пустых строк, чтобы найти свое завершение в следующем сонете. Это всегда весело. В любом случае, и тетрастоп, и рифмовка строго соблюдаются на всем протяжении. Последней строго определяющей чертой онегинских строф является интересное распределение так называемых мужских рифм («мисс» / «блаженство») и женских рифм («господин» / «блистер»). Схема работает следующим образом: FMFM; ФФММ; ФММФММ. Конечно, и Чарльз Джонстон, и Джеймс Фален соблюдали все эти строгие структурные критерии, ибо поступать иначе было бы высмеиванием сути книги.По мере чтения очень быстро привыкаешь и полюбишь особую мелодию и ритмичность строф Онегина. Я могу говорить только о своем чувственном удовольствии от чтения их на английском языке, но я уверен, что на этом по существу музыкальном уровне опыт на русском аналогичен. Необработанные звуки, конечно, разные — по определению с этим ничего нельзя поделать, — но на более высоком уровне абстракции все ключевые отношения между звуками сохраняются изоморфно.
Теперь я перехожу от музыкальной стороны опыта к более интеллектуальной стороне. Было великое волшебство в том, чтобы прыгать туда-сюда между двумя переводами каждого сонета. Если бы был только один, я просто должен был бы поверить переводчику на слово, что это более или менее то, что написал Пушкин, не имея понятия, сколько вольностей было на самом деле допущено. Но с двумя переводами рядом каждый сохранял честность другого. Если они хоть сколько-нибудь существенно отклонялись друг от друга, было очевидно, что кто-то что-то изменил, хотя и не было ясно, кто или что. Интересно, что это случалось очень редко. Всегда чувствовалось, как два английских текста, какими бы разными они ни были на поверхности, отражали один и тот же скрытый русский текст.
В самом деле, два английских текста, взятые вместе, давали сильное впечатление о том, каким должен быть лежащий в их основе русский язык. Я сравниваю это с морским понятием триангуляции, в котором наличие двух разных ориентиров на берегу позволяет вам точно определить, где вы находитесь в море, тогда как наличие всего одного дает слишком мало информации. В уменьшенном масштабе это, по сути, эффект параллакса, который мы также используем в бинокулярном зрении, позволяя нам видеть третье измерение, несмотря на то, что на нашей сетчатке есть только двухмерные изображения. И вот, взглянув на поэзию Пушкина через своего рода интеллектуальный стереопсис, я развлекался на нескольких разных уровнях, знакомясь с Онегиным, его толпой и их временем, обретая сильное и ясное ощущение блеска оригинальной русской поэзии. а также для самого Пушкина и даже ощутить весьма самобытные личности и творческие способности Чарльза Джонстона и Джеймса Фалена. Между прочим, именно этот тип медленной и систематической построчной триангуляции постепенно дал мне наглость, о которой я упоминал в первом абзаце.
Оказавшись под влиянием «Евгения Онегина», я стал искать новые версии. В конце концов я обнаружил и купил еще два англоязычных перевода, которые все еще печатаются: один был завершен в 1963 году Вальтером Арндтом, выдающимся лингвистом и исследователем славянского и немецкого языков, а другой опубликован в 1937 году Оливером Элтоном, который, как мне кажется, был профессором русского языка в Оксфорде и недавно переработанным А. Д. П. Бриггсом, профессором русского языка в Бирмингемском университете, Англия. На самом деле до сих пор печатается пятая английская версия, сделанная Владимиром Набоковым в 1964 — но по своим странным причинам он решил сделать дословный перевод, в котором были отброшены все рифмы и размеры, решение настолько катастрофическое, что я не буду больше касаться здесь набоковского «Онегина».
Вместо этого я хочу поделиться с вами чистой словесной радостью четырех английских версий, упомянутых ранее. Из 400 с лишним сонетов я выбрал только два, один из начала романа, а другой из его заключительной главы. Первая (глава I, сонет 6) рассказывает немного о самом Онегине, а вторая (глава VIII, сонет 20) по сути заключает в себе основную сюжетную линию романа: в ней ключевой момент, когда Онегин, рано отрекшийся от невинное признание в любви скромной деревенской девушки Татьяны спустя годы встречает ее как достойную замужнюю женщину с высоким положением в петербургских светских кругах; когда они снова встречаются, Татьяна холодно относится к Онегину, заставляя его шататься от боли и недоверия.
Так что взгляните (четыре версии показаны на предыдущей странице в «случайном» порядке).
Хотя я с большим уважением отношусь к каждому из этих поэтов, я не равнодушен. У меня есть свои предпочтения! Но сначала позвольте мне раскрыть скрытые личности поэтов. Вверху слева: Элтон/Бриггс. Вверху справа: Джонстон. Внизу слева: Фален. Внизу справа: Арндт.
Джонстон хорош, но и его соперники тоже. Возьмем, к примеру, стишок Оливера Элтона «pat in» как рифму к «латыни» или «in Russian» Уолтера Арндта как рифму к «дискуссии»: какие прекрасные находки, полностью верные пушкинскому смыслу. одновременно передавая эту фантастическую, блестящую хватку его стиля.
Но теперь я прыгаю, чтобы петь дифирамбы моей любимице. Версия Джеймса Фалена для меня неизменно ясна, как звоночек, не только по смыслу, но и по легкости чтения вслух. Без особых усилий можно услышать акценты каждой строки и понять смысл идей. В других версиях, несмотря на чудесные блестящие моменты, слишком много мест, где ритм на мгновение сбивается; где слова используются с мутностью, небрежностью или фонетической неточностью; где предложения настолько запутаны, что их становится трудно разобрать; даже в тех случаях, когда трудно быть уверенным, о ком или о чем идет речь. Это цена, которую иногда приходится платить за возвышенный поэтический тон. Мистер Фален, напротив, почти неизменно грациозен и прозрачен; раз за разом он находит простые способы сказать вещи с молнией и щегольством, как в его финале I.6: «Но знал наизусть прекрасный сборник / Анекдотов прошлых веков: / От Ромула до вторника прошлого». Взятые вместе, эти качества делают его усилия для меня самыми главными.
Конечно, мои предпочтения несколько субъективны. Я предполагаю, например, что мне легче общаться с фаленами, поскольку английский мистера Фалена более американский; однако это еще не все. (Действительно, «последний вторник» звучит для меня по-британски, а не по-американски.) Просто есть что-то объективное в ясности, прямоте, непринужденной грации, легкости просмотра и так далее. Но я не буду настаивать на этом моменте, во-первых, потому что я очень уважаю все четыре версии, а во-вторых, потому что то, что показано в этом эссе, является слишком маленькой выборкой, чтобы читатели могли самостоятельно сделать уверенное суждение.
Смаковать ясные и ритмичные англоязычные строфы «Онегина» мистера Фалена и его сверстников — значит пристраститься к удивительно свежему способу выражения вещей, даже восприятия мира, разбив его на регулярные серии. кристаллических кусков — видение, которое Викрам Сет передал в своих излияниях по поводу Пушкина Джонстона и еще более эффективно благодаря своему собственному мастерскому заимствованию пушкинского медиума.
Некоторым эта дискуссия может напомнить предостережение, однажды сделанное Робертом Фростом, а именно, что поэзия — это «то, что теряется при переводе». Уолтер Арндт, Чарльз Джонстон и дуэт Элтон/Бриггс полностью опровергли слова Фрости. Да, перевод стихов чертовски труден, но он может быть выполнен с ошеломляющим успехом.
Четыре переводчика, четыре видения
«Евгений Онегин»,
Глава I, Сонет 6
Сейчас это не в моде, это латынь;
И все же, по правде говоря, это было несомненно
Язык, на котором он был довольно погладил,
Девиз, который он мог бы разгадать;
Мог бы поболтать о Ювенале; нет лучше
Могла ли Вейл закончить письмо;
Да, могли бы две строчки Вергилия сказать
С несколькими ошибками на пути.
У Онегина не было никакой тоски
Рыться в пыли фиников
Или хроники древних государств;
Но на его память пришли толпы
Полный много седой анекдот
От Ромула до наших дней, если цитировать.
Латинская мода сегодня ослабевает,
И все же скажу от его имени,
Чтобы приукрасить общий эпиграф,
Цитировать Ювенала в разговоре,
Положите vale в приветствии;
И он вспомнил, по крайней мере частично,
Пару строк из творчества Вергилия.
Ему не хватало, правда, всякого пристрастия
Для укоренения в древней пыли
Из анналов истории, полных сусла,
Но знал наизусть прекрасную коллекцию
Из анекдотов былых времен:
От Ромула до вторника.
Теперь латынь вышла из моды;
но правдиво и не в мякине,
Онегин знал достаточно, чтобы смаковать
смысл эпиграфа,
сделай Ювенала своим текстом, а лучше
добавить vale, когда он подписал письмо;
спотыкаясь вспомнить он сделал
две строфы Энеиды.
У него не было ни малейшего пристрастия
для сгребания исторической пыли
или перемешивание летописного сусла;
но подготовил сборник анекдотов
которая простиралась от Ромула в его
основной
через годы до нашего времени.
Латинская мода сейчас отступила,
И я должен признать это, а не хвастаться,
У него были какие знания могут понадобиться
Чтобы разгадать латинский тег,
Выставлять напоказ Ювенала в дискуссии,
Добавить «Vale» к заметке на русском языке;
Об «Энеиде» он тоже знал,
С некоторыми ошибками, строка или две.
Зарыться в пыльных страницах
Из хронологических отходов Клио
Вряд ли пришлось по вкусу нашему герою;
Но анекдоты былых веков,
От Ромула до минувших дней,
К ним его память цеплялась быстро.
«Евгений Онегин»,
Глава VIII, Сонет 20
Была ли это Татьяна — кто бы поверил
это? —
Кого однажды, когда начался наш роман,
В этом глухом, унылом уголке — задумай
это! —
Давным-давно, наедине с ней, мужчина,
Полный благословенного сияния проповеди,
Увещевал и учил?
Та, в чьем письме до сих пор лелеяла,
Ее сердце говорило по доброй воле,
С полной откровенностью? был он
сновидение?
Невзрослая девочка — неужели это она,
Кого, в ее скромном положении, он
Был ли в те дни неуважение?
Если бы она столкнулась с ним только сейчас,
С этим равнодушным, бесстрашным лбом?
Была ли это Таня, которую он когда-то ругал
В этом заброшенном, далеком месте
Где впервые развернулся сюжет нашего романа?
Тот, кому, когда лицом к лицу,
В таком порыве нравственного огня,
Он серьезно читал лекции о желании?
Девушка, чье письмо он до сих пор хранил. ..
В котором плакало девичье сердце;
Где все было показано. . . все
незащищенный?
Была ли это та девушка. . . или ему приснилось?
Та маленькая девочка, чье теплое уважение
И скромный жребий, который он когда-то отверг? . .
И могла ли она сейчас быть такой смелой,
Так равнодушна к нему. . . так холодно?
Была ли она Таней, которую он увещевал
в одиночестве, как в начале
об этом нашем романе мы сообщили,
в самом глубоком сердце далекой глуши,
кому, в прекрасном потоке проповеди,
он передал некоторые моральные учения,
от кого он хранил письмо, где
ее сердце говорило свободно, как воздух,
не тронутый следом торможения,
может это она. . . или ему приснилось?
девушка, которую он презирал в том, что он
считается
скромность ее состояния,
неужели это она, которая только что повернулась
далеко, так здорово, так беззаботно?
Девушка, которую он нежно отругал
Однажды, далеко и тет-а-тет
(Прежде чем наша сказка совсем развернулась),
Который, как чопорный старый судья,
Он предположил, что читает лекцию.