На соли горький краткое содержание: На соли (М. Горький). Кратчайшее содержание

Максим Горький — На соли читать онлайн

12 3 4

На соли

– Иди ты, брат, на соль! Там всегда найдёшь работу. Всегда найдёшь… Потому как дело это каторжное, отчаянное дело, долго на нём не настоишь. Бегут оттуда люди… не дюжат! Вот ты и повози денёк. По семь копеек с тачки дадут, чай… На день-то ничего, хватит.

Рыбак, рекомендовавший мне это, сплюнул в сторону, посмотрел в голубую даль моря и меланхолически замурлыкал в бороду себе какую-то песню. Я сидел с ним в тени от стены куреня; он чинил холщовые шаровары, зевал и медленно цедил сквозь зубы разные печальные сентенции о недостатке на земле работы для людей и о том, как много надо человеку положить труда в поисках за возможностью найти труд.

– Коли не дюжишь… приходи сюда отдыхать… Расскажешь… Тут недалеко, вёрст пяток… Да… Вот поди-ка!

Я распрощался с ним, поблагодарил его за указание и отправился берегом «на соль». Было жаркое августовское утро, небо было чисто и ясно, море ласково и пустынно, и на прибрежный песок одна за другой с грустным плеском вбегали зеленоватые волны. Впереди меня, далеко в голубой знойной мгле на жёлтом берегу лежали белые пятна, – то Очаков; сзади – курень утопал за буграми ярко-жёлтого песка, сильно оттенённого аквамариновой водой моря…

Я очень много наслушался в курене, где ночевал, разных глубокомысленно нелепых историй и суждений и был настроен минорно. Волны звучали в унисон настроению и усиливали его.

Скоро передо мной развернулась картина соляной добычи. Три квадрата земли, сажен по двести, окопанные низенькими валами и обведённые узкими канавками, представляли три фазиса добычи. В одном, полном морской воды, соль выпаривалась, оседая блестящим на солнце бледно-серым, с розоватым оттенком, пластом. В другом – она сгребалась в кучки. Сгребавшие её женщины, с лопатами в руках, по колена топтались в блестящей чёрной грязи, и как-то очень мертво, без криков и говора, медленно и устало двигались их грязно-серые фигуры на чёрном, блестящем фоне жирной, солёной и едкой «рапы», как называют эту грязь. Из третьего квадрата соль вывозилась. В три погибели согнутые над тачками рабочие тупо и молчаливо двигались вперёд. Колёса тачек ныли и взвизгивали, и этот звук казался раздражающе тоскливым протестом, адресованным небу и исходящим из длинной вереницы человеческих спин, обращённых к нему. А оно изливало нестерпимый, палящий зной, раскаливший серую, потрескавшуюся землю, кое-где покрытую красно-бурой солончаковой травой и мелкими, ослепительно сверкавшими кристаллами соли. Из монотонного визга тачечных колёс грубой и резкой нотой выделялся басистый голос кладчика, солоно ругавшего рабочих-возчиков, ссыпавших из тачек к его ногам соль, которую он, поливая водой из ведра, выкладывал в продолговатую пирамиду. Стоя на высокой куче соли и размахивая в воздухе лопатой, кладчик, – высокого роста, чёрный, как уголь, мужчина, в синей рубахе и белых широких шароварах, – во всё горло командовал ввозившим по доске вверх тачечникам:

– Сыпь налево! Налево сыпь, дьявол лохматый! Ах ты, пострели тобя в становую жилу! Кол тебе в глаз! Куда ты прёшь?!. куда?!. Ах ты, чёртов ноготь!..

Затем раздражённо вытирал потное лицо подолом рубахи, озлобленно ухал и принимался, ни на минуту не переставая сквернословить, выравнивать соль, изо всей мочи стукая по ней лопатой. Рабочие автоматично ввозили тачки кверху, так же автоматично опрокидывали их по команде «направо! налево!» и, с усилием расправляя спины, тяжёлым, колеблющимся шагом, волоча сзади себя тачки, скрипевшие тише и более устало, шли по дрожавшим и вязнувшим в чёрном жирном иле доскам снова за солью.

– Возись проворней, черти! – покрикивал им в зад кладчик.

Но они возились так же молчаливо-пришибленно, и только их хмурые, усталые и истомлённые, покрытые грязью и потом лица, с плотно сжатыми губами, порой зло и раздражённо подёргивались. Иногда колесо тачки съезжало с доски и вязло в грязи; передние тачки уезжали, задние вставали, и двигающая их сила, в лице отрёпанных и грязных босяков, тупо и безучастно посматривала на товарища, старавшегося поднять и поставить колесо шестнадцатипудовой тачки снова на доску.

А с безоблачного, подёрнутого знойным туманом неба жаркое южное солнце всё с большим усердием раскаливало землю, точно ему непременно сегодня и во что бы то ни стало нужно было убедить её в своём жарком внимании к ней.

Посмотрев, стоя в стороне, на всё это, я решил попытать счастья и, приняв возможно более независимый вид, подошёл к доске, по которой рабочие шли с опорожнёнными тачками.

– Здравствуйте, братцы! Помогай бог!

В ответ получилось нечто совершенно для меня неожиданное. Первый, – седой, здоровый старик, с засученными по колена штанами и по плечи рукавами рубахи, обнажавшими бронзовое, жилистое тело, – ничего не слыхал и, не сделав ни движения в мою сторону, прошёл мимо. Второй, – русый молодой парень, с серыми злыми глазами, – зло посмотрел на меня и скорчил мне рожу, крепко ругнув вдобавок. Третий, – очевидно, грек, чёрный, как жук, и кудрявый, – поравнявшись со мной, выразил сожаление о том, что у него заняты руки и что он не может поздороваться своим кулаком с моим носом. Это у него вышло как-то не подобающе желанию равнодушно. Четвёртый насмешливо крикнул во всё горло: «Здравствуй, стеклянные зенки!» и сделал попытку лягнуть меня ногой.

Этот приём был как раз тем, что в культурном обществе, если не ошибаюсь, называется «нелюбезным приёмом», и этого никогда не случалось со мной в такой резкой форме. Обескураженный, я невольно снял очки и, сунув их в карман, двинулся к кладке, намереваясь спросить у кладчика, – нельзя ли поработать. До места кладки ещё не успел подойти, как он окрикнул меня:

– Эй, ты! Чего тебе? Работы, что ли?

Я сказал.

– А ты на тачках работаешь?

Я сказал, что, мол, возил землю.

– Землю? Не годится! Земля – совсем другое дело. Здесь соль возят, а не землю. Пшёл к свиньям на хутор! Ну, ты, кикимора, вали прямо на ноги!

Кикимора, – оборванный сивый геркулес, с длинными усами и сизым прыщеватым носом, – ухнул во всю грудь и опрокинул тачку. Соль посыпалась. Кикимора ругнулся, кладчик переругнул его. Оба довольно улыбнулись, и оба же сразу обратили на меня своё внимание.

– Ну, чего ж тебе? – спросил кладчик.

– А ты, кацапе, мабудь вареники истi до соли прiйшов? – подмигивая ему, говорил Кикимора.

Я стал просить кладчика принять меня на работу, уверяя его, что я привыкну и что стану возить не хуже других.

– Ну, здесь прежде, чем привыкнешь, хребет себе вывихнешь. Да ин бог с тобой, ступай! Первый день больше полтины не положу. ЭЙ! дайте ему тачку!

Откуда-то вынырнул малый в одной рубахе, с голыми ногами, перевязанными до колен грязными тряпками, скептически посмотрел на меня и сквозь зубы проговорил:

Читать дальше

12 3 4

Максим Горький «Емельян Пиляй», «На соли» (1893)

trounin Беллетристика

Работал ли Горький на соли? Он действительно однажды решил взяться за столь тяжёлое ремесло? Ему предстояло в течение пяти лет трудиться, чтобы умереть, так и не став писателем. Он нагружал тележку и катил к месту приёма. Его окружали простые рабочие, каждый день проводившие в труде, чтобы вечером оставить заработанное в кабаке. Без дум о чём-то, всего-то прозябая, работали на соли люди, лишающиеся здоровья из-за складывающихся неизбежным образом обстоятельств. Нет и слова о невыносимых условиях существования — всего лишь фактическое отражение действительности. Ничего не умея другого, люди нагружали тележки и переправляли соль на следующий этап. Так бы и остался там Максим, не окажись жертвой шутки.

Однажды, полный настроя провести день в труде, он так и не приступил к исполнению обязанностей. Всякого новичка тут проверяли крайне жестоким способом, специально подстраивая всё так, чтобы руки были травмированы. Достаточно малейшей раны, как работать с солью становится равносильно пытке. Пострадал и Горький, сорвав кожу с рук. Он осерчал и обиделся, требуя объяснить, зачем с ним так поступили. Он не зазнавался, желал работать, тем получая возможность прокормиться. Может всё к тому и шло, поскольку работающие на соли понимали — не нужно губить парня со столь светлыми мыслями, которыми он не уставал с ними делиться. Погубить такого человека, значит не суметь себе того никогда простить. И работники не поскупились, собрав по крохе друг с друга, так оплачивая стоимость шутки, отваживая Горького от продолжения трудиться на соли.

Хоть и в суровых условиях живут люди, они достойны уважения. Не нужно скрывать очевидного. Человек иного склада ума, нежели Горький, мог обозлиться. Не ставший своим и не оказавшийся чужим, он получил внушение — путёвку в жизнь. Пусть не хотел он жить, порою накладывал на себя руки, всё же не полагается губить себя бесцельно. Нужно осознанно принимать решение. Работая же на соли, не имея перспектив, становясь расходным материалом, Максим лишь уподоблялся безликой массе, должный сгинуть в безвестности. Кто бы мог подумать, что малозначительная шутка способна влиять на дальнейшую поступь человека.

А может и не трудился он на соли. Тем не менее, в 1893 году он написал два произведения, раскрывающие данную тему. По крайней мере, Емельян Пиляй стал одним из тех, чьи имена связаны с творчеством Горького. Этот специалист своего дела воспитывался в тяжёлых условиях, продолжил в оных трудиться, и вот теперь он — литературный персонаж, интересы которого сообщены читателю в виде рассказа, по смыслу связанному с повествованием «На соли». Как бы не сказывалось, Горький отражал будни трудового люда. Тут бы сказать — мастер реализма, ещё не знающий, с помощью чего выражать мысли.

Говорить о настоящем. И только о настоящем. Притчи, предания и сказки — повод сообщить о вечных темах, таких же важных, но не настолько, чтобы забывать о происходящем здесь и сейчас. Всему Горький находил место на страницах. Он пока ещё экспериментировал, не понимая, что у него лучше получается. Читатель знает — о чём бы не писал Максим, краше краткой формы он не создавал, всегда выражаясь без посторонних рассуждений. Пример «Емельяна Пиляя» и «На соли» служит тому ярким подтверждением. Другое дело, что краткая форма чаще остаётся в стороне от основного творчества, обычно забываемая и не вспоминаемая. Зато кто к ней обращается, тот узнаёт много больше об интересующем его писателе.

Автор: Константин Трунин

Дополнительные метки: горький емельян пиляй критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Maxim Gorky, analysis, review, book, content

Это тоже может вас заинтересовать:
— Перечень критических статей на тему творчества Максима Горького

Leave a comment горький, литература россии

СОЛЕНЫЙ, ГОРЬКИЙ, СЛАДКИЙ | Киркус Отзывы

к Кэтлин Глазго ‧ ДАТА ВЫПУСКА: 30 августа 2016 г.

Пережив попытку самоубийства, хрупкая девочка-подросток не уверена, что выдержит, не поранившись.

Семнадцатилетняя Чарли Дэвис, белая девушка, живущая на окраинах, думает, что у нее мало причин для жизни: ее отец утонул; ее обездоленная и жестокая мать выгнала ее; ее лучшая подруга Эллис почти умерла после слишком глубокого пореза; и она пережила невыразимый опыт жизни на улице. Проведя некоторое время на лечении с другими молодыми женщинами, такими как она, которые резали, жгли, тыкали и причиняли себе другие раны, Чарли освобождается и садится на автобус из городов-побратимов в Тусон, чтобы быть ближе к Майки, мальчику, который ей «нравится-нравится». » но кто вместо этого тосковал по Эллису. Но в пустыне Аризоны все идет не так, как планировалось, потому что милый Майки просто хочет дружить. Чувствуя себя отвергнутой, Чарли, художник, втягивается в разрушительные новые отношения со своим сексуальным пожилым коллегой, «полуизвестным» местным музыкантом, который, очевидно, является наркоманом-алкоголиком. В напряженных, похожих на дневник главах, рассказывающих о путешествии Чарли, автор запечатлел жестокий и душераздирающий способ, которым «девушки, которые пишут свою боль на своем теле», шрамы и раны, либо погибая, либо выживая.

Как и большинство выпусков, это не легкое чтение, но оно пронзительно и трансцендентно, поскольку Чарли ломается все больше и больше, прежде чем собрать себя заново.

Этот суровый провокационный дебют исследует ужасы членовредительства и исцеляющую силу художественного самовыражения. (примечание автора) (Фантастика. 14 и выше)

  • 121

Паб Дата: 30 августа 2016 г.

ISBN: 978-1-101-93471-5

СЧЕТНО: 416

Publisher: Delacorte

. ОБЗОР . 4 мая 2016 г.

Kirkus Отзывы Выпуск: 15 мая 2016 г.

Категории: ПОДРОСТКОВАЯ И МОЛОДЕЖНАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ Фантастика | ПОДРОСТКИ И МОЛОДЫЕ ВЗРОСЛЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ТЕМЫ

Поделитесь своим мнением об этой книге

Вам понравилась эта книга?

Соль усиливает вкус за счет подавления горечи

Использовали смеси водных растворов горького вещества мочевины, которое сильно подавляется натрийсодержащими соединениями 6 ; подсластитель, сахароза; и соль, ацетат натрия, которая имеет довольно мягкий вкус 6 и поэтому подходит для изучения влияния ионов натрия на изменение вкуса. Испытуемые (21 добровольец) должны были оценить степень горечи, сладости и «инаковости» всех возможных комбинаций трех концентраций мочевины (0,0, 0,5, 1,0 М), четырех сахарозы (0,0, 0,1, 0,3, 0,5 М). и три соли (0,0, 0,1, 0,3 М) методом магнитудной оценки 6

. Мы оценивали решения по 12 раз в день (дважды) в течение трех дней подряд в уравновешенном порядке. Данные были стандартизированы и нормализованы 6 .

Как и предполагалось, имело место избирательное подавление вкусовых компонентов ацетатом натрия (рис. 1). Горечь мочевины подавлялась солью гораздо сильнее, чем сладость сахарозы. Следовательно, смеси сахароза-мочевина с добавлением соли были относительно менее горькими и более сладкими, чем без добавления ацетата натрия. Более того, при более высоких концентрациях сахарозы (0,3, 0,5 М) и обеих концентрациях мочевины (0,5, 1,0 М) абсолютная интенсивность сладости увеличивалась при добавлении либо 0,1, либо 0,3 М ацетата натрия по сравнению с отсутствием добавления ацетата натрия ( один пример показан на рис. 1). Предположительно, это произошло за счет освобождения сладости от подавления горечью мочевины 9.0065 7

. Как и ожидалось 8 , добавление ацетата натрия к сахарозе в отсутствие мочевины никогда не приводило к увеличению сладости (данные не представлены).

Рис. 1: Показана нормализованная зарегистрированная величина вкуса различных смесей растворов.

Интенсивность мочевины и сахарозы при самых высоких концентрациях была примерно одинаковой (слева). Статистический анализ показал, что в смесях самые высокие концентрации сахарозы и мочевины (без ацетата натрия) взаимно и примерно в равной степени подавляли их интенсивность (в центре). При добавлении ацетата натрия, также в самой высокой концентрации, интенсивность горечи значительно уменьшалась, подавляясь ионами натрия6, тогда как интенсивность сладости увеличивалась до уровней, приближающихся к сладости в чистой деионизированной воде (справа). Относительно уровней бинарной смеси звездочка означает увеличение ( P <0,0001), а звездочка обозначает снижение ( P <0,0001). Эти тенденции были очевидны для других исследованных концентраций. Подробный анализ доступен от авторов.

Изображение полного размера

Хотя эта простая трехкомпонентная водная система не полностью имитирует сложные пищевые системы, в которых используются соли, она иллюстрирует по крайней мере один механизм, посредством которого соль увеличивает как относительную, так и абсолютную интенсивность вкусовых компонентов пищи. еда. Этот механизм обычно не рассматривался в исследованиях вкусовых смесей, которые, как правило, концентрировались либо на двухкомпонентных смесях, либо на сложных пищевых продуктах, интерпретация которых затруднена.

Наши данные показывают, что в дополнение к приданию желаемой солености пище, соли усиливают вкус 9 за счет избирательного подавления горечи (и, возможно, других нежелательных вкусов) и избавления от подавления приятных вкусов, таких как сладость. Желание получить NaCl и другие соли в таких разнообразных продуктах, как (часто горькие) овощи, жирная пища и мясо, может быть отчасти связано с их способностью подавлять неприятные вкусы 10 .

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *