Читать онлайн «Мастер и Маргарита», Михаил Булгаков – Литрес
… так кто ж ты, наконец?
– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
Гете. «Фауст»
Глава 1
Никогда не разговаривайте с неизвестными
В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, – был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.
Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.
Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».
Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.
– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.
– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.
– Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Бездомный.
– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.
– А что есть? – спросил Берлиоз.
– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.
– Ну давайте, давайте, давайте!..
Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.
Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск…»
И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.
Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!.
.»
Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.
Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.
– Фу ты черт! – воскликнул редактор. – Ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.
Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повел речь, прерванную питьем абрикосовой.
Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново.
И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Иисус у него получился, ну, совершенно живой, некогда существовавший Иисус, только, правда, снабженный всеми отрицательными чертами Иисуса. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф.
Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.
Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.
– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…
Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и, по мере того как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.
И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли, в аллее показался первый человек.
Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.
Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.
Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый.
Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец.
Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.
«Немец», – подумал Берлиоз.
«Англичанин, – подумал Бездомный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».
А иностранец окинул взглядом высокие дома, квадратом окаймлявшие пруд, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.
Он остановил взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное и навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце, затем перевел его вниз, где стекла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник, а подбородок на руки.
– Ты, Иван, – говорил Берлиоз, – очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына Божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился целый ряд сынов Божиих, как, скажем, финикийский Адонис, фригийский Аттис, персидский Митра.
Коротко же говоря, ни один из них не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса, и необходимо, чтобы ты, вместо рождения или, предположим, прихода волхвов, изобразил нелепые слухи об этом приходе. А то выходит по твоему рассказу, что он действительно родился!..
Тут Бездомный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Берлиоз прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к писателям.
Те поглядели на него удивленно.
– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что…
Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.
«Нет, скорее, француз…» – подумал Берлиоз.
«Поляк?..» – подумал Бездомный.
Необходимо добавить, что на поэта иностранец с первых же слов произвел отвратительное впечатление, а Берлиозу скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.
– Разрешите мне присесть? – вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.
– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? – спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.
– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Берлиоз, – именно это я и говорил.
– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.
«А какого черта ему надо?» – подумал Бездомный и нахмурился.
– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному.
– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.
– Изумительно! – воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в Бога? – Он сделал испуганные глаза и прибавил: – Клянусь, я никому не скажу.
– Да, мы не верим в Бога, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз, – но об этом можно говорить совершенно свободно.
Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:
– Вы – атеисты?!
– Да, мы – атеисты, – улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»
– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
– В нашей стране атеизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Берлиоз, – большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о Боге.
Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:
– Позвольте вас поблагодарить от всей души!
– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.
– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.
Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.
«Нет, он не англичанин…» – подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!» – и опять нахмурился.
– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?
– Увы! – с сожалением ответил Берлиоз. – Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может.
– Браво! – вскричал иностранец. – Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
– Доказательство Канта, – тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, – также неубедительно.
И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.
Берлиоз говорил, а сам в это время думал: «Но, все-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо говорит по-русски?»
– Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! – совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.
– Иван! – сконфузившись, шепнул Берлиоз.
Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.
– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».
Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту?.. Что это он плетет?» – подумал он.
– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, – отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!
– А жаль! – отозвался задира-поэт.
– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
– Сам человек и управляет, – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.
– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Берлиозу, – вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, – да, саркома, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует.
Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, – тут иностранец прищурился на Берлиоза, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управлял так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.
Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец… он не иностранец… – думал он, – он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?.
.»
– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездомному неизвестный. – Вы какие предпочитаете?
– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.
– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.
– Ну, «Нашу марку», – злобно ответил Бездомный.
Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:
– «Наша марка».
И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.
Тут литераторы подумали разное. Берлиоз: «Нет, иностранец!», а Бездомный: «Вот черт его возьми, а!..»
Поэт и владелец портсигара закурили, а некурящий Берлиоз отказался.
«Надо будет ему возразить так, – решил Берлиоз, – да, человек смертен, никто против этого и не спорит. Но дело в том, что…»
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды.
Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Берлиоз и возразил:
– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…
– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы умрете другою смертью.
– Может быть, вы знаете, какой именно, – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?
– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
– А кто именно? Враги? Интервенты?
– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.
– Гм… – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно.
– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?
– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.
– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец.
– Это почему?
– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится.
Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.
– Простите, – после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чем здесь подсолнечное масло… и какая Аннушка?
– Подсолнечное масло здесь вот при чем, – вдруг заговорил Бездомный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?
– Иван!.
. – тихо воскликнул Михаил Александрович.
Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.
– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с поэта. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич!
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? – здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и Иван Николаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственные стихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта.
– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.
– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.
– Вот что, Миша, – зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, – он никакой не интурист, а шпион.
Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…
– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: «А ведь он прав…»
– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо поэт, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, – поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идем, задержим его, а то уйдет…
И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке.
Незнакомец не сидел, а стоял возле нее, держа в руках какую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.
– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов.
Те сконфузились. «Черт, слышал все…» – подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – двойное «В».
– Очень приятно, – тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман.
Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.
– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Берлиоз.
– Да, консультантом.
– Вы – немец? – осведомился Бездомный.
– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, немец… – сказал он.
– Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный.
– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.
– А у вас какая специальность? – осведомился Берлиоз.
– Я – специалист по черной магии.
«На тебе!..» – стукнуло в голове у Михаила Александровича.
– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.
– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века.
Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.
– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.
– Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!
И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:
– Имейте в виду, что Иисус существовал.
– Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор. – Просто он существовал, и больше ничего.
– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Берлиоз.
– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: – Все просто: в белом плаще…
Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»
загрузка списка.
..
Все издания: |
Описание: Художник не указан. Содержание:
Примечание: Доп.тираж (2010 г.) — 5000 экз. Доп.тираж (2011 г.) — 5000 экз. Доп.тираж (2012 г.) — 4000 экз., ISBN: 978-5-699-57951-8. Доп.тираж (2013 г.) — 5000 экз., ISBN: 978-5-699-57951-8. Информация об издании предоставлена: mx | ||||
| |||||
Тайному другу (повесть), стр. 541-569
Мастер и Маргарита — История
Мастер и Маргарита состоит из трех разных, но взаимосвязанных историй.
Есть события в Москве, в том числе приключения сатанинских посетителей, события, связанные с распятием Иешуа Га-Ноцри или Иисуса Христа в Ершалаиме I века, история любви Мастера и Маргариты. Все три истории рассказываются со среды до ночи между субботой и воскресеньем Страстной недели.
Книга первая
Среда
Михаил Александрович Берлиоз , «значительная литераторская личность» как председатель правления одного из крупных литературных объединений «Массолит» и Иван Николаевич Понырёв , поэт, писавший под псевдонимом Бездомный , что означает Бездомный
Через некоторое время Берлиоза прерывает таинственный мужчина, профессор 9.0007 Воланд , который уверяет его, что Иисус действительно существовал. Когда Берлиоз возражает, Воланд начинает рассказывать историю Понтия Пилата, , не забывая сказать Берлиозу, что до вечера того же дня комсомолка отрубит ему голову.История переходит в Ершалаим или Иерусалим , где Пилат слушает дело Иешуа Га-Ноцри или Иисуса из Назарета . Иешуа обвиняют в том, что он подстрекал народ сжечь храм и сопротивляться императору Тиберию. Пилату приходится судить его, и Иешуа приговаривают к смерти.
Вернувшись в Москву, Берлиозу действительно отрубили голову, когда он покидал Патриаршие пруды. Он поскользнулся на разлитом подсолнечном масле и был брошен на рельсы трамвайного вагона. Иван помнит предсказание странного профессора и безрезультатно пытается следовать за Воландом и его странными спутниками — «хормейстером» Коровьевым и гигантским черным котом Бегемотом .
Во время этой погони через Спиридановку, Никитские ворота, улицу Кропоткина и улицу Остоженка он устраивает беспредел в квартире и оказывается у «гранитных ступеней амфитеатра Москвы-реки», но троица исчезла. Он снимает одежду, чтобы искать в воде, но когда отказывается от своих попыток, обнаруживает, что его одежду украли. Остались только пара полосатых панталон и рваная толстовка.
По какой-то необъяснимой причине Иван считает, что профессор должен быть в Доме Грибоедова , базе Массолита. Незаметно — из-за нижнего белья — он бежит туда. Он пытается дать логическое объяснение сценаристам, присутствующим в его странной одежде, рассказывая историю дня, но его связывают и отправляют в психиатрическую больницу доктора Стравински .
Четверг
Степа Лиходеев , Соседка Берлиоза по квартире 50 дома на Большой Садовой ул. 302-бис, директор Театра Эстрады, сегодня утром пришел в себя дома и видит, что его ждет Воланд.
Номер 50 называли «злой квартирой» из-за загадочного исчезновения бывших жильцов.
Воланд напоминает Лиходееву, что обещал ему устроить в своем театре семь спектаклей черной магии. Такого соглашения Лиходеев не помнит. Но Воланд показывает ему контракт со своей подписью; кажется, что Воланд манипулирует ситуацией, но Лиходеев связан соглашением. Когда он понимает, что должен уполномочить Воланда выступать в своем театре, Воланд знакомит его со своей бандой — Бегемотом, Коровьевым и маленьким рыжеволосым Азазелло — и говорит ему, что им понадобится квартира номер 50. Воланд и его спутники не любят таких, как Стёпа Лиходеев. Такие, как он, на высоких должностях для них мразь — «Пользуясь казенной машиной!» – настучал кот, жуя гриб. — Моей свите требуется помещение, — продолжал Воланд, — так что нас в квартире слишком много. И нам кажется, что этот слишком много именно ты.
Через секунду Степа оказывается далеко в Ялте. Финансовый директор Variety Григорий Данилович Римский и администратор Иван Савельевич Варенуха замечают, что их директор исчез, а сатанинская шайка вызывает неразбериху в доме на Большой Садовой ул.
В Театре Эстрады Воланд и его помощники представляют шоу черной магии, в котором конферансье Джордж Бенгальский обезглавлен. После этого дамы в театре получили возможность в полной мере удовлетворить свои желания, идущие из глубины их сердца, за счет бесплатной покупки роскошной одежды и украшений, что приводит к сумбурным и веселым сценам, в которых червонцы купюры обрушиваются на публику, и в которой почетный гость той ночи, Аркадий Апполонович Семплеяров, председатель Акустической комиссии Московских театров , в присутствии жены публично разоблачен в прелюбодеянии.
Кратко: «что-то вроде Вавилона вырвалось на Варьете».
Тем временем, вернувшись в больницу, Иван встречает пациента, который находится в соседней палате. Нас знакомят с героем романа, мастером. Иван рассказывает ему, что произошло в последние несколько дней, и хозяин говорит Ивану, что встретил дьявола. Затем мастер рассказывает свою историю Ивану. Когда-то он был историком (та самая профессия, к которой Иван приступит в конце рассказа), но когда он выиграл в лотерею сто тысяч рублей, связанных с государственным кредитом, бросил работу, чтобы работать над книгой. Однажды он встретил Маргариту и безнадежно влюбился в нее. Когда он представил книгу издателю, его спросили, кто подтолкнул его написать на столь странную тему. Книгу отвергли, и, хотя она так и не была опубликована, различные критики начали критиковать ее в газетах. Особенно критик Латунский был беспощаден. В припадке безумия Мастер воображал, что в его комнату вошел осьминог. Ему вдруг показалось, что «осенняя тьма пробьет стекло и вольется в комнату, и он утонет в ней, как в чернилах».
Спектакль в Театре Эстрады подошёл к концу, а в Москве творились «позорные и гадкие». Все дамы, перерывшие одежду во время зрелища, теперь бегают по улице совершенно голыми или в нижнем белье. А Римский получает неожиданный визит Варенухи и Хеллы.
Никанор Иванович , президент жильцов дома на Большой Садовой ул. 302-бис, тоже попал в больницу и видит странный сон о стихах Пушкина и валюте. Его ворочание вызывает некоторый переполох среди других гостей. Это касается и Ивана. Ему делают укол, чтобы успокоиться, и ему начинает сниться продолжение истории Пилата: трое осужденных, один из которых — Иешуа Га-Ноцри, идут к месту казни. Мэтью Леви наблюдает, как они умирают, и чувствует ответственность за это. Он злится и проклинает Бога. Разражается сильная буря, и Левий Матфей исчезает с телом Иешуа.
Следующая страница истории
Поделиться этой страницей |
Мастер и Маргарита. Краткое изложение и учебное пособие
Благодарим вас за знакомство с этим Суперкратким изложением «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова. Современная альтернатива SparkNotes и CliffsNotes, SuperSummary предлагает высококачественные учебные пособия, которые содержат подробные резюме глав и анализ основных тем, персонажей, цитат и тем эссе.
Обзор
Мастер и Маргарита — роман русского писателя Михаила Булгакова. Роман писался в течение 12 лет, но из-за того, что его содержание считалось спорным в Советском Союзе, он не был опубликован до 1966 года, то есть более чем через два десятилетия после смерти Булгакова. В романе используются темы, идеи и образы из христианства и сверхъестественного, а также черная комедия для тонкой критики Советского Союза при Иосифе Сталине.
Мастер и Маргарита был адаптирован для многих средств массовой информации, таких как фильмы, телешоу, балет и музыка. Известно, что роман послужил источником вдохновения для песни 1968 года Sympathy for the Devil группы Rolling Stones. В этом руководстве используется электронная версия издания Ardis 2011 года, переведенная Дайаной Бургин и Кэтрин О’Коннор.
Краткое содержание сюжета
Мастер и Маргарита разделен на два повествования. Действие первого повествования происходит в Москве 19 века.30 с. В это время таинственная фигура по имени Воланд (который, как позже узнает читатель, является переодетым сатаной) посещает двух писателей по имени Михаил Александрович Берлиоз и Иван Николаевич Понырев. Два писателя обсуждают одно из стихотворений Ивана; Михаил считает, что стихотворение изображает Иисуса Христа слишком реальным. Воланд прерывает их разговор, чтобы заверить двух писателей, что Иисус был очень настоящим человеком.
В качестве доказательства Воланд описывает свое присутствие на месте казни Иисуса после того, как римский лидер в Иерусалиме Понтий Пилат приговорил Иисуса к смерти. При этом Воланд предсказывает, что Берлиоз будет обезглавлен. Описание Воландом распятия Иисуса становится вторым нарративом, рассказанным Воландом для двух мужчин.
Понтий Пилат — политический лидер в оккупированном римлянами Ершалаиме (Иерусалиме). Человека по имени Иешуа Га-Ноцри (Иисус) приводят к Пилату и обвиняют в беспорядках и заговоре против римского императора. Несмотря на обвинения, Пилата интересуют религиозные учения Иешуа. Иешуа проповедует форму сострадания ко всему человечеству, которая кажется Пилату чуждой. Хотя он не хочет приговаривать Иешуа к смерти, он знает, что должен сделать это, чтобы сохранить мир в городе. В Москве Берлиоз попадает под трамвай и ему отрезают голову. Иван, потрясенный тем, что сбылось пророчество Воланда, гонится за таинственной незнакомкой. Воланда сопровождают его помощник Коровьев, гигантский черный кот по имени Бегемот, убийца по имени Азазелло и вампир по имени Хелла.
Иван не успевает и теряет из виду Воланда и его последователей. Побродив по улицам Москвы, он попадает в МАССОЛИТ, место сбора писателей города. Иван пытается рассказать своим коллегам-писателям, что произошло, но его неистовое поведение приводит к тому, что его отправляют в сумасшедший дом под опеку доктора Стравинского. На следующий день Воланд посещает театрального режиссера Степу Лиходеева. Воланд тщательно описывает, как Степа согласился провести в своем театре спектакль черной магии Воланда, хотя Степа не помнит, чтобы соглашался на это. Воланд может предъявить подписанный контракт в качестве доказательства. Затем он со своим окружением занимает Степину квартиру. Тем временем Степа мгновенно и волшебным образом отправляется в Ялту, город на Черном море.
Другие работники театра расспрашивают о пропаже Степы и спрашивают, почему они неожиданно устраивают волшебное представление. Увидев его накануне, они не понимают, как Степа мог так быстро добраться до Ялты и посылать им телеграммы издалека.
Воланд поручает Гелле превратить администратора театра Варенуху в вампира. Позже он устраивает свое волшебное шоу для изумленной публики. Шоу включает в себя удаление (и возвращение) головы работника театра, осыпание публики деньгами и раздачу дорогих модных подарков присутствующим. В приюте Иван встречает пациента по имени Хозяин. Мастер верит рассказу Ивана о Воланде. Он делится историей своей жизни, описывая, как любил женщину по имени Маргарита (хотя не может заставить себя назвать ее имя). Мастер и Маргарита были женаты, и он работал над книгой о Понтии Пилате. Однако книга получила бурные отзывы, и Мастер сжег свою рукопись. Он зарегистрировался в приюте. История Понтия Пилата позже приходит к Ивану во сне, в котором он видит перспективу ученика по имени Левий Матвей, который становится свидетелем казни Иешуа. Леви снимает тело Иешуа с креста после того, как римские солдаты покидают его.
Во второй части «Мастер и Маргарита» представлена сама Маргарита. Она скучает по мужу и утешает себя, читая остатки его сгоревшей рукописи.
Она случайно оказывается на похоронах Берлиоза. По слухам, его отрубленную голову кто-то забрал. Маргарита знакомится с Азазелло, который предлагает познакомить ее с Воландом, намекая, что, возможно, ему удастся воссоединить ее с мужем. Азазелло велит ей на ночь нанести на лицо определенный крем. Она так и делает, и крем превращает ее в ведьму, позволяя ей летать над городом, чтобы встретиться с Воландом. Во время своего полета она уничтожает МАССОЛИТ и берет с собой Наташу, свою горничную, которой также были даны магические силы. Наташа едет верхом на гигантской свинье, которая изначально была одной из соседок Маргариты. Воланд поручает Маргарите взять на себя работу хозяйки на его вечеринке в полнолуние. Вечеринка называется Satan’s Ball. Список гостей полон злодеев и грешников. В конце вечеринки Воланд выпивает с Маргаритой. Напиток — кровь, взятая из головы Берлиоза, превращенная в чашу. Однако, когда Воланд предлагает исполнить желание Маргариты, она предпочитает спасти душу одного из гостей вечеринки, а не воссоединиться с Мастером.
Когда Воланд предлагает ей второе желание, она зовет мужа, и он появляется перед ней, ошеломленный, но счастливый. Воланд хвалит книгу Мастера и позволяет вернуться к нормальной (но бедной) жизни. Маргарита читает книгу Мастера. Пилат приказывает убить Иуду Искариота, последователя, предавшего Иешуа. Пилат встречает Левия, который злится, что не смог убить самого Иуду. Леви начинает писать о религиозных уроках Иешуа. В Москве власти расследуют странные происшествия в городе. Воланд покидает Степину квартиру и сжигает ее. Левий Матвей, уже давно умерший, посещает Воланда с посланием от Иешуа, в котором просит позволить Мастеру и Маргарите жить в мире. Вместо этого Воланд устраивает отравление пары, отправляя их в загробную жизнь. Перед Воландом и его окружением предстают Мастер и Маргарита, истинные формы которых не раскрываются. Пролетая над Россией, они встречают Пилата, который вот уже 2000 лет смотрит на луну. Мастер освобождает Пилата от размышлений, вызванных чувством вины, говоря Пилату, что Иешуа ждет его.