Логика Аристотеля – кратко — Русская историческая библиотека

если вам нужны ПОДРОБНЫЕ сведения по этой теме, обратитесь к материалу Логика Аристотеля. Читайте также статьи Учение Аристотеля о познании, Законы логики Аристотеля, Аристотель – биография и Аристотель – краткая биография

Аристотель был отцом логики – науки о формах нашего мышления как познавательной деятельности.

Общие элементы мышления суть понятие, суждение и умозаключение, которое в особенности привлекло к себе внимание Аристотеля: его теория силлогизмов является существенной частью формальной логики, как она преподается еще в наши дни. Нам нет времени подробно останавливаться на этой части аристотелевского учения, как это обыкновенно делается в специальном курсе по логике. Но если мы сравним, что было в этой науке сделано Аристотелем и что до него, то найдем громадный шаг вперед. Сократ открыл логические принципы знания, Платон установил деление (διαίρεσις) понятий, Аристотелю принадлежит учение о научном доказательстве.

 

Аристотель. Иллюстрированная биография

 

На умозаключении основывается научное доказательство вообще. Наука, как это указывает уже Платон, заключается в знании причин, из которых объясняется необходимая последовательность, связь явлений; зная причины явления, мы понимаем, почему то или другое событие логически необходимо, почему оно не может быть иным, чем оно есть – ὅτι οὐκ ἐνδέχεται ἄλλως ἔχειν. Поэтому-то все научные положения и должны выводиться из необходимых посылок, путем цепи посредствующих заключений, причем ни одно звено не должно быть пропущено. Это и есть ἀπόδειξις – доказательство. То, что известно нам из восприятий, должно быть понято из причин, и процесс научного познания должен логически воспроизвести отношение между причиной и ее следствием.

Но самое логическое доказательство предполагает некоторые высшие, общие посылки, которые не могут быть доказаны, – иначе доказательство, согласно Аристотелю, простиралось бы до бесконечности и не имело бы твердой точки опоры: это – высшие посылки или начала (ἀρχαὶ) каждой науки, которые лежат в ее основании и не могут быть доказаны. Такие начала познаются разумом непосредственно. К числу этих непосредственных начал (ἄμεσα) разумной логики относится закон противоречия, аксиомы (ἀξιώματα) математики. Затем другие, не подлежащие доказательству начала суть некоторые обобщенные данные опыта, служащие частным основанием отдельных наук (ἴδιαι ἀρχαὶ), например, сумма астрономических наблюдений (ἀστρολογικὶ ἐμπειρία), служащая основанием для наших астрономических знаний (ἀστρολογικὴ ἀπόδειξις, ἐπιστήμη). Таким образом, все посредствуемое знание предполагает знание непосредственное или такое, которое не может быть опосредствовано дедуктивным путем. Как общие начала, из которых исходит доказательство, так и те фактические данные, к которым они прилагаются, должны быть известны нам без доказательства. И как явления познаются нами путем восприятий, так и в нашем разуме Аристотель признает способность непосредственного усмотрения общих начал.

Наряду с доказательством выводным стоит индукция – ἡ ἀπὸ τῶν καθ’ ἔκαστον ἐπὶ τὰ καθ’ ἔφοδος. Посредством наведения могут быть добыты общие посылки, из которых может исходить научное, логическое доказательство. Но индукция приводит лишь к вероятности, а не к безусловной достоверности, ибо для безусловно-доказательной индукции требовалось бы знание всех единичных случаев. Так как подобное совершенно всеохватывающее наблюдение всех частных случаев невозможно, то Аристотель иногда, по примеру Сократа, упрощает индуктивный прием: он полагает в основание наведения некоторые предположения – ἔνδοξα, имеющие за себя авторитет знаменитых философов или большинства, и затем сравнивает, сопоставляет их между собою, разбирает, критикует эти мнения, чтобы таким путем добиться положительных результатов. Перед каждым исследованием Аристотель указывает все трудности вопроса, приводит все противоположные различные мнения; он с замечательным искусством владеет этим критическим приемом.

Но самое логическое «наведение» Аристотеля еще носит следы своего диалектического происхождения: это еще далеко не то систематическое обобщение опыта и наблюдения, которое мы находим в современной индуктивной науке. Техника индукции выработалась вместе с техникой эксперимента. Античная мысль не настолько освободилась от природы, не настолько приобрела независимости от внешних явлений, чтобы «вопрошать природу» путем систематического эксперимента. Она более наблюдала, чем испытывала ее. Аристотель – превосходный наблюдатель, но его наведение сводится в лучшем случае лишь к диалектической проверке наблюдений.

Таким образом, логика Аристотеля является орудием, которым он хотел пользоваться для философского познания. λόγιχὴ, логика, как учение о научном познании, есть собственно не часть философии, а ее «Органон», как впоследствии школа окрестила сочинения Аристотеля на тему логики. В основании этой чисто формальной логики лежит чисто философское представление Аристотеля о природе человеческого познания.

 

предикатная, формальная и сентенциальная. Кванторы и возникновение информатики / Хабр

1 | Введение

Логика, как эпистемологический инструмент, — исследующий знание как таковое, — изобретена независимо в трёх отдельных государствах: Греции (Аристотелем), Китае (до правления Цинь Шихуанди) и Индии. В последних двух государствах логика не распространилась настолько, чтобы получить полноценное развитие. В античной же Греции логика сформировалась в своих основах столь определённо, что дополнилась только через 2 тысячелетия…

Значительные изменения в греческую логику, помимо Буля, Моргана и Рассела, внёс Фреге — самая важная фигура основателей формальной семантики. Он разработал логику предикатов и 2 вида кванторов, попытавшись создать «логически совершенный язык» о котором мечтал Лейбниц. Значимой личностью является также Гёдель, который открыл знаменитые две теоремы о неполноте, описывающие невозможность объединения множества доказуемых утверждений со множеством истинных. Он утверждал, что доказательства математики зависят от начальных предположений, а не фундаментальной истины, из которой происходят ответы. Одна из главных идей его работ состоит в том, что ни один набор аксиом, — в том числе математических, — не способен доказать свою непротиворечивость.

На этом этапе некоторые заметят влияние платонизма на австрийского логика. Совершенно верно, ведь Гёдель не раз заявлял о влиянии метафизики Платона на собственную деятельность. Но сам Платон развитию формальной логики способствовал лишь косвенно: в истории он вносит вклад в развитие другого направления — философской логики. Платоном созданы вопросы, на которых основывается вся западная академическая философия вплоть до наших дней. Философия, в том виде, котором она известна, возникла только благодаря учителю Аристотеля.

Платон — учитель Аристотеля

В другие периоды в логику также вносили дополнения: 

• античной школой стоицизма введены термины «модальности», «материальной импликации», «оценки смысла и истины», которые являются задатками логики высказываний;

• также средневековыми схоластами введены несколько понятий;

• Готфридом Лейбницем изменена нотация.

Но главное, что сами логические операции не изменились. «Органон» Аристотеля, как сборник из 6 книг — первоисточник, где подробно описаны главные логические законы. «Органон» (с древнегреческого ὄργανον), означает — инструмент. Аристотель считал, что логика является инструментом к познанию. Он объединяет методом получения информации такие науки:

• Физика — наука о природе;

• Метафизика — наука о природе природы;

• Биология — раздел физики, наука о жизни;

• Психология — раздел физики, наука о душе;

• Кинематика — раздел физики, наука о движении;

• И др.

---

2 | Терминология

У каждой из наук должен быть идентичный фундамент в способе получения гнозисов (знаний), который позволит упорядочить информацию и вывести новые силлогизмы (умозаключения). Только таким образом получится прогресс в познании истины. Без логики наука была бы похожа на коллекционирование фактов, ибо информация бы не поддавалась анализу.

Сам Аристотель находит логике как средству убеждения иное применение: в риторике, спорах, дебатах, выступлениях и т.д., описывая это в труде «Риторика». В западной философии принято давать чёткие определения перед рассуждениями, поэтому определимся с терминами. Логика — наука о правильном мышлении.

• В языковой зависимости возникают трудности трактовки термина «наука», но даже в оригинальном названии труда Фридриха Гегеля «Наука логики» — «Wissenschaft der Logik», употребляется слово «наука» (Wissenschaft). Поэтому придём к консенсусу и будем считать, что научной можно назвать ту дисциплину, в которой возможны открытия, исследование и анализ. Логика в таком случае — наука, ибо внутри неё возможно совершать открытия. Яркий пример — комбинаторика Лейбница.

• Слово «правильный» веет нормативными коннотациями: правильное поведение, правильное выражение лица, и т.д. Перечисленное соответствует некоторым критериям и логика выставляет их (критерии) для правильного мышления.

Бюст Аристотеля

---

3 | Формальная и неформальная логика

Первоначально, деление логики происходит на формальную и неформальную. Формальная логика отличается тем, что, в отличие от неформальной, записывается уравнениями. Неформальная же логика пишется выражениями в форме языка, поэтому она подходит для риторики, а формальная логика для абстрактных наук.

Формальная логика равным образом делится на дедуктивную и индуктивную. Они различаются тем, что в дедуктивном аргументе истинность условий гарантирует истинность умозаключения или вывода. В индукции же, при истинности условий одинаково возможен ложный и истинный вывод.

Законы формальной логики:

1. Закон тождества (А = А): эквивокация или двусмысленность недопустимы. Нельзя подменять одно понятие, другим.

2. Закон непротиворечия (А ∧ ¬А = 0): одно и то же утверждение не может быть истинным и ложным одновременно.

3. Закон исключения третьего или бивалентности (А ∨ ¬А = 1): утверждение может быть либо истинным, либо ложным — третьего не дано.

Принципы формальной логики:

1. Принцип достаточного обоснования: достаточными являются такие фактические и теоретические обоснования, из которых данное суждение следует с логической необходимостью.

---

4 | Сентенциальная логика (алгебра высказываний)

Базовые операции сентенциальной логики — логики высказываний, где заглавная буква означает предложение:

Отрицание (Утверждение ¬A истинно тогда и только тогда, когда A ложно): если имеем утверждение «А» и имеем утверждение «не А», то, когда утверждение «А» будет истинным — утверждение «не А» будет ложным. Также и когда утверждение «А» будет ложным — утверждение «не А» будет истинным.

Конъюнкция (Утверждение A ∧ B истинно, если и A, и B — истинны. Ложно в противном случае): в английском языке — союз «and/&»; в русском — «и». В утверждении «А и В», между «А» с «В» стоит знак конъюнкции — «∧». Утверждение «А и В» является истинным, если «А» с «В» являются истинными одновременно. Если хоть один элемент ложен, то всё утверждение ложно. «А и В» подразумевает, во-первых: истинность «А», во-вторых: истинность «В».

Дизъюнкция (Утверждение A ∨ B верно, если A или B (или оба) верны. Если оба не верны — утверждение ложно): в английском языке — союз «or»; в русском — «или». Существует два типа дизъюнкции — включающая и исключающая (в логике используется включающее «или»). Условия таковы, что утверждение «А или В» будет истинным, когда один или оба элемента истинны, но никогда — когда оба элемента ложны. Это противоречит нашему обыденному мышлению, т.к. когда спрашивают: «Чай или кофе?» мы выбираем один элемент, но в логике подразумевается выбор не только одного, а нескольких возможных.

Импликация (Утверждение A ⇒ B ложно, только когда A истинно, а B ложно): в английском языке — «therefore»; в русском языке — «следовательно». Подразумевает истинность одного элемента при истинности другого. Потому что условия истинности соблюдаются всегда, кроме случая, когда «А» истинно, а «B» ложно. Поэтому утверждение: «А» ложно, следовательно «B» ложно — истинно. Покажется, что когда «А» ложно, а «В» истинно — не соблюдаются условия, но это не так. Если вы скажете, что после дождя промокните — это утверждение будет истинным вне зависимости от того, пошёл дождь или нет.

Эквивалентность (Утверждение A ⇔ B истинно, только если оба значения A и B ложны, либо оба истинны): если истинно утверждение «А, следовательно В» и истинно утверждение «В, следовательно А», то истинными являются выражения «А эквивалентно В» и соответственно «В эквивалентно А». Условия истинности соблюдаются в случаях, когда оба элемента истинны или оба ложны.

Значение переменных		Отрицание (для А)	Конъюнкция («И»)	Дизъюнкция («Или»)	Импликация («Следует»)	Эквивалентность («Равносильно»)
A	B	¬A	A ∧ B	A ∨ B	A ⇒ B	A ⇔ B
0	0	0	0	0	1	1
0	1	0	0	1	1	0
1	0	1	0	1	0	0
1	1	1	1	1	1	1

---

5 | Предикатная логика первого порядка

В XX веке, после добавлений в область логики работ Лейбница и Фреге, на основе этой дисциплины создаётся новая — информатика. Программирование сохраняет преемственность с видоизменённой логикой Аристотеля — предикатной логикой, описательная способность которой выше, чем у логики высказываний (сентенциальной).

Прежде чем разобрать этот новый тип логики, поговорим об её отличии от сентенциальной. Главная особенность предикатной логики, что заглавными буквами обозначаются предикаты, а не целые высказывания. Можно сказать, что предикат — это математическая функция, которая «накладывает» множество субъектов на множество утверждений.

Высказывание «Я пошёл в зоопарк» — состоит из субъекта и предиката. В нём субъект — «Я», а предикат — то, что остаётся кроме субъекта («пошёл в зоопарк»). Субъект — тот, кто совершает действие в предложении или имеет выраженное свойство; предикат — всё оставшееся. Таким образом, если в сентенциальной логике высказывание «Я пошёл в зоопарк» выражалось бы одной заглавной буквой, то в логике предикатов использовались бы две буквы (заглавная и подстрочная): «P» — для предиката; «x» — для субъекта. Субъекты обозначаются переменной («x»), потому что в предикатной логике появляются две относительно новые операции: универсальный и экзистенциальный кванторы. Особенность кванторов заключается в том, что ими возможно записать выражение истинное при всех возможных переменных «х» или хотя бы при одном.

Универсальный квантор (квантор всеобщности) обозначается символом — «∀», с указанием переменной под ним. Возьмём утверждение «Все пингвины чёрно-белые». В логике высказываний оно бы выражалось как «X ⇒ P», где «X» — нечто являющееся пингвином, а «P» — нечто являющееся чёрно-белым. В предикатной логике же используются субъекты и предикаты, поэтому нечто являющееся пингвином (субъект), обозначалось бы переменной «х» снизу под предикатом. «»х» — является пингвином, следовательно, является чёрно-белым». Записывается так: P(х) ⇒ B(х), где P(х): х — пингвин; B(х): x — чёрно-белый.

Однако этого недостаточно, ведь непонятно, один субъект «х» чёрно-белый или больше одного, а может вообще все. Поэтому утверждение «»х» — является пингвином, следовательно, является чёрно-белым», берётся в скобки и перед скобками используется символ «∀» с переменной «х» под ним — которые вместе и будут универсальным квантором.

Универсальный квантор переводится как: «Для всех «х» истинно, что …». Теперь утверждение «х — является пингвином, следовательно, является чёрно-белым» с универсальным квантором перед ним, расшифровывается так: «Для всех «х» истинно, что «х» — является пингвином, следовательно, является чёрно-белым». Это означает, что чем бы ни был объект во вселенной, если этот объект пингвин — он является чёрно-белым. Полная запись будет выглядеть так:

Экзистенциальный квантор (квантор существования) обозначается символом — «∃» с указанием переменной под ним. Возьмём утверждение «Некоторые пингвины серые». Как и в прошлый раз, выражение «»x» — является пингвином и «х» — является серым» возносим в скобки и ставим перед ними квантор, в этом случае экзистенциальный с указанной переменной. «»x» — является пингвином и «х» — является серым» записывается так: P(х) ∧ C(х), где P(х): х — пингвин; C(х): x — серый.

Экзистенциальный квантор можно перевести так: «Есть такой «х», для которого будет истинно, что …». Подразумевается, что есть как минимум один «х», для которого выполняются условия выражения. Если вам говорят, что ДНК не существует, достаточно показать одну молекулу дезоксирибонуклеиновой кислоты для опровержения этого утверждения. Также и с кванторами, если существует хотя бы один серый пингвин, то утверждение об отсутствии серых пингвинов будет ложно. Полная запись экзистенциального квантора для выражения «Есть такой «х», для которого будет истинно, что «x» — является пингвином и «х» — является серым», будет выглядеть так:

---

6 | Заключение

Примечательно, что есть возможность перевода одного вида квантора в другой. Возьмём утверждение «Все пингвины не являются серыми». Для универсального квантора текстовая запись будет такая: «Для всех «х», будет истинным утверждение о том, что если «х» — является пингвином, то «х» — не является серым объектом». Но утверждение изменяется и для экзистенциального квантора, используя знак отрицания: «Нет такого «х», для которого бы было истинным утверждение о том, что «x»— является пингвином и «х»— является серым».

В середине XIX века, Готлоб Фреге дополнил логику Аристотеля двумя этими операциями, которые позже сформировались в отдельную дисциплину — предикатную логику. С введением в логику экзистенциального квантора (после универсального) — предикатная логика, в основе своей, завершилась как система…

---

Источники:

1 — Аристотель: «Органон» — «Первая аналитика» и «Вторая аналитика»;

2 — Аристотель: «Риторика»;

3 — Готлоб Фреге: «Исчисление понятий»;

4 — «Monatshefte für Mathematik und Physik» 1931 г.: Курт Гёдель «О принципиально неразрешимых положениях в системе Principia Mathematica и родственных ей системах»;

5 — The Early Mathematical Manuscripts of Leibniz;

6 — Мельников Сергей: «Введение в философию Аристотеля»;

7 — Гильмутдинова Нина: «Логика и теория аргументации»;

8 — youtube. com;

9 — cyberleninka.ru.

Эссенциализм: логическая ошибка, преследующая нас со времен Платона

Всем известны имена Платона и Аристотеля. Древние афинские философы широко известны как основатели западной интеллектуальной традиции, и они продолжают оказывать огромное влияние на нашу мысль и культуру сегодня. Тем не менее, поскольку их обычно так почитают, гораздо меньше людей осознают, что они также оседлали академию некоторыми из ее самых опасных тенденций и самых устойчивых догм.

Это тема шедевра Карла Поппера 1945 года « Открытое общество и его враги ». Поппер впервые документирует и разоблачает реакционные политические философии Платона и Аристотеля, созданные в то время, когда зарождение демократии вызывало быстрые изменения в афинском обществе. Это было развитие, которого Платон очень опасался, и поэтому он пытался остановить его. Далее Поппер показывает, как эти ошибочные философские идеи были восприняты в современности Гегелем, чья работа в качестве апологета прусского абсолютизма позорит его как интеллектуального отца современного тоталитаризма.

Книга Поппера прослеживает долгую и сложную интеллектуальную историю, и это эссе во многом обязано его работе, которую я очень рекомендую. Однако не у всех есть время, чтобы прочитать такую ​​длинную книгу, и может быть не сразу ясно, как эзотерические идеи древних греков могли иметь какое-либо современное значение. Но не сомневайтесь: эти своеобразные философские заблуждения, родившиеся две с половиной тысячи лет назад, а затем вновь усиленные Гегелем (вместе с Марксом), проявляются в самой разрушительной догме нашего времени: вокейизме. Чтобы лучше понять идеи, циркулирующие в наше время, мы должны сначала взглянуть на их интеллектуальную историю.

В этом эссе основное внимание уделяется эссенциализму . Этот философский метод лучше всего охарактеризовать как поклонение языку . Пустая схоластика, эссенциалистская мысль душила наш разум с древности из-за его всепоглощающей интеллектуальной одержимости самим языком , не признавая тем самым, что язык — это просто инструмент, который мы используем для представления реальности, не более того.

Однако разоблачение этого платоновского эссенциализма, хотя и важно, является лишь частью тезиса Поппера. Поппер также демонстрирует, что, несмотря на их весьма почитаемый статус в нашем философском и культурном каноне, политические философии Платона и Аристотеля глубоко тоталитарны. Их коллективистское поклонение государству превыше всего ставит их в прямую оппозицию либерализму и его требованию индивидуальной свободы. Их ужас перед зарождающейся афинской демократией отражает их великий элитизм и презрение к простому человеку. Поппер также разоблачает их метод историзма . Это вера в то, что можно предсказать будущее человечества, анализируя течения истории, обнаруживая тем самым универсальные законы, по которым неумолимо разворачивается человеческая история. Эти четыре идеи — эссенциализм, коллективизм, элитарность и историзм — объединяются в нечестивом союзе, чтобы сформировать «интеллектуальную» основу современного тоталитаризма. Это, в свою очередь, возрождает ожесточенный карательный трайбализм между теми, кто соответствует тоталитарному мышлению, и теми, кто этого не делает.

Эссенциализм Платона

Теперь я набросаю учение Платона об эссенциализме , известном как его «Теория форм». Эта идея была настолько привлекательной, что, хотя она явно ложна, она очаровывала, сбивала с толку и сбивала с толку наше мышление на протяжении тысячелетий — и продолжает очаровывать сегодня.

Платон заметил, что в мире существует множество различных объектов, которые мы тем не менее описываем одним и тем же словом. Он использует пример кровати. Хотя в мире существует множество разных кроватей, мы называем их все «кроватями», независимо от этих различий. Платон хотел объяснить, почему мы называем вещи, которые явно не одно и то же, одним и тем же именем. Он утверждал, что у этих кроватей должно быть что-то общее, что делает их похожими. Это что-то и есть их «сущностная сущность»; в этом случае мы называем каждую кровать «кроватью», потому что каждая из них имеет существенное качество «постельности». Таким образом, рассуждает Платон, все кровати — односпальные, двуспальные, королевские, двойные, бугорчатые, мягкие — должны иметь сходство с неким абстрактным представлением о кровати.

Это оригинальная, совершенная кровать, которую создал Бог. Каждое ложе, которое мы видим в мире, есть не что иное, как несовершенная копия этого единственного исходного ложа — «единственного настоящего ложа в себе в природе» или идеальной «Формы» ложа (Платон, 59).7в).

Своей теорией форм Платон доказывает, что всякий предмет, которому мы даем имя, необходимо должен иметь сущностную природу

, в силу которой ему дается это имя. Мало того, что есть первоначальное ложе, по подобию которого все последующие ложа обретают свою «ложность», так и всякое благо, красота, равенство, величие, подобие, единство, бытие, тождество, различие, изменение и неизменность. Краут, 2017). Таким образом, все, что есть, напр. «красивый», должен чем-то напоминать абстрактную форму красоты. Для Платона исследование этих форм является главной задачей философии; «Чтобы понять, какие вещи хороши и почему они таковы… мы должны исследовать форму добра» (9).0011 там же .).

Тем не менее эссенциалистская теория Платона имеет серьезные недостатки. Платон придает огромное значение тому, что на самом деле является не чем иным, как ярлыком, то есть самим словам . Люди используют язык для общения. Чтобы это работало эффективно, мы используем слова в качестве ярлыков для объектов и понятий, чтобы мы могли говорить о них. Тем не менее, хотя они чрезвычайно полезны, это не означает, что эти ярлыки имеют какое-то особое значение сами по себе; ни то, что мы можем получить значение

из их, поскольку именно мы придаем словам их значение в первую очередь.

Чтобы лучше это проиллюстрировать, проведем небольшой мысленный эксперимент. Представьте, что вы главный разведчик группы охотников-собирателей в 10 000 году до нашей эры. Вы исследуете девственный лес и натыкаетесь на то, что мы сегодня назвали бы яблоней (еще не одомашненные, яблоки были бы крошечными и почти несъедобными, но мы проигнорируем этот анахронизм). Вы решаете съесть одно из яблок, и на вкус оно нормальное. Вы собираете немного и возвращаетесь в племя, довольные своим открытием. Вернувшись, вы раздаете яблоки, и племя с удовольствием ест их вместе. Теперь все знают, как выглядит яблоко и какое оно на вкус, а вы также объясняете, где находится яблоня, чтобы в будущем они могли ее найти. Но вся эта информация становится немного громоздкой — люди продолжают ссылаться на «плод, который вы вчера нашли на дереве у реки, который был больше ежевики, но не такой сладкий». Итак, как племя, вы решаете дать фрукту имя: «яблоко». В этом названии зашифрована информация о том, что племя уже знало о яблоках; это просто более короткий способ выражения этой информации,

ментальный маркер . Действительно, название, которое вы даете этому определению, совершенно произвольно; с тем же успехом вы могли бы назвать его «грушей» или «HMS Belfast».

И, что особенно важно, нет новой информации , которая могла бы быть получена из этого имени. Если бы вы хотели узнать больше о яблоках в целом — когда они созревают или хорошо ли они сочетаются с тушеным мясом мамонта, — вам нужно было бы вернуться в лес и собрать еще несколько яблок.

И ваше племя наверняка озадачилось бы, если бы вы попытались узнать больше о яблоках, сидя в своей палатке и размышляя над существенным значением или природой слова «яблоко», вместо того, чтобы исследовать сам объект. Ведь что в имени?

После Платона именно Аристотель подхватил и развил эссенциалистскую философию своего учителя, продолжив акцент Платона на сущностях, а также определений . Вот Поппер: «Подобно Платону, Аристотель считал, что мы получаем все знания, в конечном счете, благодаря интуитивному постижению сущности вещей. «Мы можем познать вещь, только познав ее сущность», — пишет Аристотель, и «знать вещь — значит знать ее сущность» (2011, 227). С этой точки зрения, чтобы правильно понять феномен реального мира, философам (ибо только философы имеют возможность проводить такие исследования) необходимо определить посредством «интеллектуальной интуиции» его сущностную природу, которая для Аристотель означает его

истинное определение . И только через такое исследование можно получить истинное знание, задаваясь вопросом: что на самом деле означает кровать, яблоко или добро ?

При таком подходе возникает много проблем. Как мы отмечали выше, бесполезно искать сущностную природу слова, которое мы создали для использования в качестве мысленной заметки, потому что в конечном итоге мы только будем ходить по кругу — слово означает только то, что мы уже решили, что оно означает.

Также бесполезно искать абсолютно точное определение любого явления реального мира. Это потому, что никакое такое «определение» никогда не может быть точным (за исключением, возможно, чистой математики). Возвращаясь к первому примеру, Google определяет кровать как «предмет мебели для сна или отдыха, обычно каркас с матрасом». Конечно, это определение достаточно удобно в повседневном использовании. Но его точность (или ее отсутствие) может зависеть только от составляющих его терминов: что мы подразумеваем, например, под «мебелью», «сном» или «каркасом»? Мы должны были бы точно определить и эти термины, чтобы

действительно определяют кровать совершенно ясно и недвусмысленно. За исключением того, что для этого нам снова понадобится больше терминов. Таким образом, мы вступаем в то, что логики называют «бесконечным регрессом» — мы продолжаем определять наши термины до бесконечности , всегда вынуждены определять определяющие термины с помощью новых собственных терминов. Поэтому важно признать, что даже те определения, которые могут казаться ясными и точными, всегда являются лишь приближением, обычно настолько точным, насколько это необходимо для однозначности (а иногда и того нет).

Пришло время для третьей аналогии. Рассмотрим слово «лысый». Его определение кажется достаточно простым: «иметь скальп, полностью или частично лишенный волос». Тем не менее, между мужчиной с густой шевелюрой и человеком без волос существует бесчисленное множество оттенков серого. И провести точную и четкую границу между «облысением» и «не облысением» невозможно; конечно, это не двоичный файл. Когда мы что-то определяем, то на самом деле мы рисуем круг вокруг набора объектов. Но у этого круга всегда будут размытые края, потому что наш язык просто не может быть бесконечно точным (да и не нужно, в большинстве случаев).

Таким образом, мы должны думать о словах просто как о мысленных маркерах определения, которое (обычно) достаточно точно, чтобы, когда мы используем его в повседневном языке, каждый знал, на что мы ссылаемся. Тем не менее иногда мы можем задаться вопросом, каковы «настоящие» границы кровати. Например, мы можем спросить: остается ли диван-кровать кроватью? Но поскольку сущностной сущности кровати не существует, это был бы бессмысленный вопрос. Все, что он спрашивает, это: должны ли мы по-прежнему называть эту вещь, которую я только что назвал «диван-кровать», «кроватью»? Вопрос тривиальный, ведь «кровать» — это просто произвольный звук, который мы привыкли использовать для обозначения того или иного предмета. Как и при вождении слева или справа от дороги, все, что имеет значение, — это согласие.

Итак, я верю, что этого объяснения было достаточно, чтобы вывести вас из заблуждения относительно эзотерического мистицизма платоновской теории форм. После изложенного может показаться странным, что такой прославленный философ, как Платон, мог поддержать такую ​​эзотерическую философию, и еще более странным, что это же заблуждение сохранялось на протяжении тысячелетий. Тем не менее, как показали философ Сара-Джейн Лесли и психолог Сьюзан Гельман, наша предрасположенность к обобщению количественных утверждений — к эссенциализации лингвистических категорий — на самом деле заложена в нашем познании как у дошкольников, так и у взрослых (2012). Человеческие существа всегда использовали эссенциализм как ментальный ярлык, с помощью которого можно осмыслить мир. Это не означает, что, стремясь мыслить ясно, мы не можем избежать эссенциализма. Но это особенно пагубная и упорная логическая ошибка, а значит, мы всегда должны быть начеку против нее.

Почему эссенциализм имеет значение? Непосредственный ответ заключается в том, что мы видим эссенциализм каждый день в современной политике идентичности. Однако прежде чем мы дойдем до этого, я покажу, как Гегель возродил эту идею в 199081-м -м веке в Пруссии, выступая в качестве апологета абсолютистского прусского государства. Гегель с большим успехом использовал эссенциалистский метод, чтобы убедить своих последователей в своем высоком интеллекте с помощью магии пустых, но громких слов.

Эссенциализм и Гегель

Нетрудно заметить, когда кто-то думает о мире через призму эссенциализма. Проще говоря, это означает, что их мысль фокусируется на языке самом , а не на реальности, которую мы используем для представления языка. Таким образом, эссенциалист может глубоко задуматься над таким вопросом, как: что такое власть? или что на самом деле означает «сила»? В ошибочной вере в то, что язык является силой сам по себе, что он живет своей собственной жизнью, независимо от значения, которое мы ему придаем, язык становится всем. Обожая язык, мы на свой страх и риск вступаем в «эпоху, управляемую магией высокопарных слов и силой жаргона» (Popper, 2011, 243).

Чтобы лучше понять этот метод эссенциализации, давайте посмотрим на него в действии. Здесь, в своей Философии природы , Гегель описывает отношение между звуком и теплотой (перевод Поппера, там же .):

Звук есть изменение в специфическом состоянии обособления материальных частей и в отрицании этого условия, — просто абстракция или идеальная идеальность , так сказать, этой спецификации. Но это изменение, соответственно, само есть непосредственно отрицание материального специфического существования; что, следовательно, реальная идеальность удельного веса и сцепления, т. е. — теплота . Нагревание звучащих тел, так же как и бьющихся или натертых, есть явление тепла, возникающее понятийно вместе со звуком.

Здесь мы можем увидеть три ключевые особенности письма Гегеля. Во-первых, это его болезненная многословность . Эйнштейн сказал, что если вы не можете объяснить концепцию шестилетнему ребенку, вы сами ее не понимаете. Имея в виду этот совет, становится ясно, что Гегель понятия не имел.

Второй — его непоколебимое объятие противоречия . В основе философии Гегеля лежит его странное утверждение, что «все вещи противоречивы сами по себе» ( id ., 253). Он использует эту идею о том, что противоположности на самом деле одинаковы, чтобы создать всю свою философию посредством совершенно ошибочных «диалектических» рассуждений. Действительно порочный, потому что в основе диалектики Гегеля лежит его готовность радостно нарушить самый основной закон логики, науки и самого разума — закон непротиворечия. Этот закон не просто «социальный конструкт» — это фундаментальная аксиоматическая истина действительности, без которой наша наука и наша цивилизация никогда не были бы построены. Добровольное принятие Гегелем гипнотической силы языка, который он использует, чтобы очаровывать и гипнотизировать, а не объяснять или сообщать, делает Гегеля не истинным философом, а магом, фокусником, мистиком. В самом деле, метод Гегеля идет вразрез с самим разумом, увлекая наше мышление обратно в новый темный век, век суеверий и слепого почтения к авторитетам.

В-третьих, отметим вопиющую циркулярность Гегеля . Если вы достаточно смелы (или глупы), посмотрите, сможете ли вы перевести последнюю фразу Гегеля выше на простой английский язык. Вы заметите, что он, кажется, вообще ничего не говорит. То есть: «Нагревание звучащих тел… есть явление тепла… вместе со звуком». Действительно потрясающее понимание. Причина, по которой эссенциализирующие писатели должны тайно протаскивать такой цикл, заключается в том, что им действительно нечего сказать, поскольку они не могут получить представление о реальности, исследуя слово, которое люди просто придумали для понимания.0011 представляют эту реальность. Вместо этого они часто либо играют с определениями, либо пишут так плотно, что это становится неразборчивым.

Не поддавайтесь завораживающему блефу этой искаженной прозы. Это нонсенс! Те, кто использует его, получают трусливое преимущество, будучи настолько расплывчатыми, что их утверждения едва ли можно определить и показать, что они ошибочны. Например, я не могу доказать, что Гегель ошибается , когда он утверждает, что «звук есть изменение специфического условия разделения материальных частей», когда это само по себе является просто пустым словоблудием. Точно так же я не могу ни доказать, ни опровергнуть, что единорог приятно пахнет, поскольку его не существует. Чтобы опровергнуть рассуждения Гегеля, нужно открыто назвать его блефом, беззастенчиво заявив: «это бессмысленно, а вы мошенник». Однако в этот момент коварный псевдоним попытается провернуть свой величайший трюк. «Если вы думаете, что я ошибаюсь, — великодушно заметит он, — вы явно не поняли мою работу». Страх выглядеть глупо позволил этой тактике обмануть многих впечатлительных дураков. И все же это Волшебник страны Оз в действии — словесный фейерверк представляет собой иллюзию поразительного понимания, вызывающего у вас благоговейный трепет и подчинение. Но если вы заглянете за занавеску, вы найдете там очень мало — кроме трусливого человека, которому нечего предложить, кроме напыщенных, высокопарных слов, и нет ума, проницательности или рассуждений, чтобы их подкрепить.

Чтобы противостоять круговым, эссенциализирующим догмам, требуется немалое мужество. Однако можно набраться храбрости, зная, что, как и сам Волшебник страны Оз, именно философ-мистик, лихорадочно раскручивающий свои кафкианские ловушки из-за своего защитного занавеса, действительно боится — боится, что мир увидит бесстыдную мошенничество он действительно.

Эссенциализм и вокейство

Возможно, эта картина философа-мистика начинает казаться знакомой. В любом случае, сейчас я рассмотрю некоторые способы проявления эссенциализма в современном обществе, в частности, в, возможно, наиболее важной части исследования критической социальной справедливости, критической расовой теории.

Для движения, которое якобы любит разрушать категории, преобладание эссенциалистских рассуждений в политике идентичности Пробуждения ошеломляет. Однако, чтобы понять, почему это так нежелательно, давайте сначала рассмотрим этот резкий антиэссенциалистский отрывок из Критическая расовая теория: введение :

Третья тема критической расовой теории, тезис о «социальном конструировании», утверждает, что раса и расы являются продуктами социального мышления и отношений. Необъективные, неотъемлемые или фиксированные, они не соответствуют никакой биологической или генетической реальности; скорее, расы — это категории, которые общество изобретает, манипулирует ими или отменяет, когда это удобно. Люди с общим происхождением, конечно же, имеют общие физические черты, такие как цвет кожи, телосложение и текстура волос. Но они составляют лишь чрезвычайно малую часть их генетического дара, они затмеваются тем, что у нас есть общего, и имеют мало или совсем ничего общего с чисто человеческими чертами более высокого порядка, такими как личность, интеллект и моральное поведение. Тот факт, что общество часто игнорирует эти научные факты, создает расы и наделяет их псевдопостоянными характеристиками, представляет большой интерес для критической расовой теории. (Дельгадо и Стефаник, 2001, 7–8).

В этом отрывке Дельгадо и Стефаник демонстрируют замечательное понимание проблемы эссенциализации людей по их расе. Подобно моему мысленному эксперименту с охотником-собирателем, они признают, что термины, которые мы используем для рас, выдуманы — «социально сконструированы», говоря жаргоном, — и поэтому они в значительной степени произвольны. Как и в случае с облысением, между расами нет четкой разделительной линии, потому что, будучи сконструированными категориями, они неизбежно размыты по краям. И они справедливо признают, что когда общество вкладывает смысл в такие произвольные категории — когда оно «создает расы» — это курьезно (поскольку отражает плохое мышление) и нежелательно. Вместо этого они отстаивают «понятие интерсекциональности и антиэссенциализма», поскольку «ни у одного человека нет единой, легко формулируемой, унитарной идентичности». ( ид. , 9). Они продолжают: «Белая феминистка может быть еврейкой, представителем рабочего класса или матерью-одиночкой. Афроамериканский активист может быть геем или лесбиянкой. Латиноамериканец может быть демократом, республиканцем или даже чернокожим — возможно, потому, что его семья родом с Карибского моря. Азиат может быть недавно прибывшим хмонгом из сельской местности и незнакомым с коммерческой жизнью, или китайцем в четвертом поколении, отец которого является профессором университета, а мать занимается бизнесом. У каждого есть потенциально конфликтующие, пересекающиеся личности, привязанности и привязанности».

Пока все хорошо. Образцы индивидуализма, Дельгадо и Стефаник демонстрируют трогательное осознание огромных перекрывающихся сложностей, общих для всех людей, какой бы ни была их раса, и справедливо скептически относятся к идее, что любого человека можно легко определить по какой-либо индивидуальной характеристике, которой он может обладать. Конечно, каждый есть в одной из этих категорий, но человеческая жизнь так удивительно разнообразна, потому что наше индивидуальное происхождение, интересы и характер гораздо важнее и интереснее наших неизменных характеристик. (Не могу не отметить здесь, что в этой элегии против эссенциализма странным образом отсутствует восхитительная фраза «цветные люди». Кажется, что эта коварная лингвистическая дихотомия, редуктивно рассматривающая общество как иначе – не согласуется с убеждением, что «[ни] один человек не имеет единой, легко формулируемой, унитарной идентичности».)

Еще одно небольшое отступление. Этот отрывок, признающий безграничную сложность человеческого существования, сам по себе демонстрирует, почему понятие «интерсекциональность» ошибочно. Стараясь не эссенциализировать людей, Дельгадо и Стефаник напоминают нам (всего лишь горстку) многих, более того, бесчисленных категорий, в которых каждый находится; или, другими словами, тот факт, что нет двух совершенно одинаковых людей. Но логический вывод из попытки проанализировать бесконечность категорий, в которые мы можем поместить людей — раса, пол, класс, национальность, религия, рост, привлекательность, образование, здоровье, любимое мороженое, мнение о мармите и т. д. и т. п. — таков. чтобы вернуться к тому, с чего мы начали, рассматривая каждого как личность. Чтобы проанализировать «пересечения» между, например, расы и пола, необходимо редуктивно эссенциализировать и то, и другое.

На самом деле, применительно к людям эссенциализм — помещение смысла в категории, которые в значительной степени произвольны — буквально является расизмом . Это идея о том, что о человеке следует судить не по его характеру, а по цвету кожи. Подобно Платону, тщетно ищущему сущностную сущность кровати, она постулирует, что существует некоторая сущностная сущность каждой из (социально сконструированных!) расовых категорий, существующих в обществе, и что эта сущность является главным определяющим фактором того, кто мы есть, какова наша переживания и то, что мы думаем. Но как нет «постельности», так нет и «белизны», «черноты» или «азиатства» (азиатства?), потому что нас не определяет наша раса, мы индивидуумы . Когда мы прикрепляем смысл к этим пустым расовым ярлыкам, это и есть расизм.

Кроме того, эта сосредоточенность на категориях делает политику идентичности такой злобной и бесчеловечной. Если кто-то предполагает, что вещи имеют сущностную сущность, он также предполагает, что вещи различаются только потому, что их сущностная сущность различна. Это становится предсказуемо ядовитым применительно к расе — это подразумевает, что «белизна» и «чернота» равны 9.0011 существенно отличается от . И на этом тяжелые последствия такого мышления не заканчиваются. Поскольку эти понятия полностью вымышлены, возразить против них почти невозможно — я не могу доказать, что «белизна» не является синонимом угнетения, а «черность» — жертвенности, как не могу доказать, что единороги приятно пахнут. Однако именно потому, что эти понятия настолько абстрактны — настолько не связаны с какой-либо реальностью, — они могут стать настолько влиятельными в умах людей. Без какого-либо способа проверить, верны ли они, также нет хорошего способа показать, что эти утверждения ложны, а это означает, что активисты могут беситься и гневаться против чего-то, что является не чем иным, как идеей в их голове.

В самом деле, только благодаря такой целенаправленной концентрации на идее чужой расы кто-то может перестать видеть в них индивидуальное человеческое существо. К сожалению, миллионы лет эволюции научили людей быть племенами; у нас есть «своя» и «чужая» группы, и мы все слишком искусно убеждаем себя, что «чужая» группа по своей природе зла, опасна или другая . Эссенциалистское мышление очень способствует этому, потому что побуждает нас рассматривать людей как представителей абстрактной идеи, связанной с их группой, а не как отдельного человека; тот, с кем вы могли бы в противном случае выпить пива или чашку чая. Чтобы ненавидеть кого-то, кого вы никогда не встречали, требуется действительно мощный ментальный образ.

Существует целая культура людей, определяющих других с точки зрения их расы, пола и сексуальности, так что в заключение я приведу вам только один, довольно забавный (если не раздражающий) пример. Он исходит не из малоизвестного отрывка заблудшего помощника, а из самой сердцевины текста Дельгадо и Стефаника — действительно, из следующего абзаца антиэссенциалистского манифеста, который я цитировал выше. Они пишут: «Последний элемент [теории критической расы] касается понятия уникального голоса цвета. Сосуществуя в несколько непростом напряжении с антиэссенциализмом , тезис о голосе цвета утверждает, что из-за их различной истории и опыта угнетения чернокожие, индийские, азиатские и латиноамериканские писатели и мыслители могут общаться со своими белые коллеги имеют значение, о котором белые вряд ли знают. Иными словами, статус меньшинства предполагает предполагаемую способность говорить о расе и расизме. Движение за «правовое повествование» призывает чернокожих и коричневых писателей рассказать о своем опыте борьбы с расизмом и правовой системой и применить свои собственные уникальные точки зрения для оценки основных нарративов закона». ( там же . , курсив мой).

Так ты это заметил? Только что провозгласив свою оппозицию эссенциализму, они постулируют: «уникальный голос цвета»; еще более широкая эссенциальная категория «статуса меньшинства»; утверждение, что все представители этой категории обязательно имеют «опыт угнетения»; и уродливая дихотомия «голоса [цветов] цвета» и их «белых двойников» (в каком смысле они двойники? Единственный возможный ответ, кажется, состоит в том, что белые люди, поскольку они обязательно являются угнетателями, являются двойниками «цветные», обязательно угнетенные — как мило!). Но для писателей, открыто отрицающих эссенциализм, это не просто «тревожное напряжение». Это вопиющее и прямое противоречие. Начав свою книгу с антиэссенциалистского, гуманистического мнения о том, что, хотя человеческие популяции могут различаться «определенными физическими чертами», эти различия «затмеваются тем, что у нас есть общего», им требуется не менее двух страниц, чтобы полностью обратить их вспять. их положение. И не сомневайтесь: это не аномалия. Книга продолжает во многом в том же духе, расируя и эссенциализируя, изображая белых как угнетающих по своей сути, а «цветных людей» как обязательно угнетенных.

Если, как и большинство людей, вы считаете теорию, которая прямо противоречит сама себе, плохой теорией, вы, вероятно, недоумеваете, как какой-либо серьезный философ или любой мыслитель мог когда-либо написать что-то настолько загадочное. Конечно, нам достаточно обратиться за ответом к бессмертному гению Гегеля с этим вневременным самородком немецкой идеалистической мудрости: « Alle Dinge sind an sich selbst widesprechen ; все вещи противоречивы сами по себе».

---

Библиография

Дельгадо, Р. и Стефанчич, Дж., 2001. Теория критической расы . Нью-Йорк: Нью-Йоркский университет.

Краут, Ричард, «Платон», Стэнфордская философская энциклопедия (осеннее издание 2017 г.), Эдвард Н. Залта (ред.), URL = https://plato.stanford.edu/archives/fall2017/entries/plato/.

Лесли, С. и Гельман, С., 2012. Количественные утверждения вспоминаются как дженерики: данные, полученные от детей дошкольного возраста и взрослых. Когнитивная психология , 64 (3), стр. 186-214.

Платон, 1974. [Пер. Ли, Д.] Республика . 2-е изд. Хармондсворт: Пингвин.

Поппер, К., 2011. Открытое общество и его враги . 7-е изд. Оксфорд: Рутледж.

 

Итого

163

Акции

Лори Уэстелл

Лори Уэстелл — аспирант политологии и писатель.

Похожие темы

• Аристотель
• эссенциализм
• Фридрих Гегель
• Гегель
• Карл Поппер
• философия
• Платон

Что такое логика? – Введение в философию: Логика

Мэтью Кначел

Существует древняя точка зрения, до сих пор широко распространенная, что людей делает особенными — что отличает нас от «полевых зверей» — это то, что мы рациональны. В чем заключается рациональность? Это сложный вопрос, но один из возможных ответов примерно такой: мы проявляем нашу рациональность, участвуя в деятельности, которая включает в себя рассуждения — делать заявления и подкреплять их доводами, действовать в соответствии с доводами и убеждениями, делать выводы из имеющихся доказательств и т.д.

Эта деятельность по рассуждению может быть выполнена хорошо, а может быть выполнена плохо; это можно сделать правильно или неправильно. Логика — это дисциплина, целью которой является отличить хорошие рассуждения от плохих.

Хорошие рассуждения не обязательно являются эффективными рассуждениями. На самом деле, как мы увидим в следующей главе, посвященной логическим ошибкам, плохие рассуждения широко распространены и часто чрезвычайно эффективны — в том смысле, что они часто убеждают людей. В логике мерилом добра является не эффективность в смысле убедительности, а скорее правильность согласно логическим правилам.

Возьмем, к примеру, Гитлера. Он убедил целую нацию согласиться с множеством предложений, которые были не только ложными, но и откровенно злыми. Вы не удивитесь, если услышите, что при критическом рассмотрении его рассуждения не выдерживают логической проверки. Аргументы Гитлера были эффективны, но неверны логически. Более того, его методы убеждения выходят за рамки рассуждений в смысле подкрепления утверждений причинами. Гитлер полагался на угрозы, эмоциональное манипулирование, необоснованные утверждения и т. д. Есть много риторических уловок, которые можно использовать для убеждения.

В логике мы изучаем правила и приемы, которые позволяют нам отличать хорошие, правильные рассуждения от плохих, неправильных рассуждений.

Поскольку существует множество различных типов рассуждений и методов оценки каждого из этих типов, а также различные взгляды на то, что представляет собой правильное рассуждение, существует множество подходов к логическому предприятию. Мы говорим о логике, но также и о логике . Логика — это всего лишь набор правил и методов, позволяющих отличить хорошие рассуждения от плохих. Логика должна сформулировать точные стандарты для оценки рассуждений и разработать методы применения этих стандартов к конкретным случаям.

Основные понятия

Рассуждения включают в себя утверждения или утверждения — их формулирование и подкрепление их причинами, вывод их последствий. 90 258 — это то, что мы заявляем, заявляем, утверждаем.

Предложения — это вещи, которые могут быть истинными или ложными. Они выражаются числом . Мы используем такие предложения, чтобы делать всевозможные утверждения, от рутинных фактов («Земля вращается вокруг Солнца») до грандиозных метафизических тезисов («реальность есть неизменный, безликий, единый Абсолют»), до утверждений о морали ( «нехорошо есть мясо»).

Важно отличать предложения в повествовательном наклонении, которые выражают пропозиции, от предложений в других наклонениях, которые этого не делают. Вопросительные предложения, например, задают вопросы («Идет ли дождь?»), а повелительные предложения дают команды («Не пейте керосин»). Нет смысла спрашивать, выражают ли предложения такого рода истину или ложь, поэтому они не выражают пропозиций.

Мы также отличаем предложения от предложений, которые их выражают, потому что одно предложение может быть выражено различными предложениями. «Идет дождь» и «es regnet» выражают предположение о том, что идет дождь; одно предложение делает это на английском, другое на немецком. Кроме того, «Джон любит Мэри» и «Мария любима Джоном» выражают одно и то же предложение.

Основной единицей рассуждения является аргумент. В логике под «спором» мы подразумеваем не разногласие, не кричащую ссору; скорее, мы определяем термин точно:

Аргумент = набор предложений, одно из которых, вывод, поддерживается (предполагается) другими, посылками.

Если мы рассуждаем, выдвигая утверждения и подкрепляя их причинами, то подкрепляемое утверждение является выводом из аргумента; причины, приведенные в его поддержку, являются предпосылками аргумента. Если мы рассуждаем, делая вывод из набора утверждений, то вывод, который мы делаем, является заключением аргумента, а утверждения, из которых он сделан, являются предпосылками.

Мы включаем хеджирование в скобках — «должно быть» — в определение, чтобы освободить место для плохих аргументов. Грубо говоря, плохим аргументом является тот, в котором посылки не подтверждают вывод; посылки хорошего аргумента на самом деле поддерживают вывод.

Анализ аргументов

Следующий отрывок выражает аргумент:

Вам не следует есть в Макдональдсе. Почему? Прежде всего потому, что они платят своим рабочим очень низкую заработную плату. Во-вторых, животные, дающие им мясо, выращиваются в ужасных условиях. Наконец, еда крайне нездоровая.

Как и этот отрывок:

Вселенная обширна и сложна. И все же не обнаруживает ли он также поразительной степени упорядоченности? Планеты вращаются вокруг Солнца по обычным законам, и мельчайшие части тела животных устроены именно так, чтобы служить их целям. Такой порядок и сложность не могут возникнуть случайно. Следовательно, вселенная должна быть продуктом Создателя огромной силы и интеллекта, которого мы называем Богом.

Опять же, конечной целью логики является оценка аргументов, чтобы отличить хорошее от плохого. Для этого требуются различия, определения, принципы и методы, которые будут изложены в последующих главах. Сейчас мы сосредоточимся на выявлении и реконструкции аргументов.

Первая задача состоит в экспликации аргументов — в явном изложении их предпосылок и выводов. Наглядный способ сделать это — просто перечислить повествовательные предложения, выражающие соответствующие пропозиции, с чертой, отделяющей посылки от заключения, таким образом:

1. McDonald’s платит своим работникам очень низкую заработную плату.
2. Животные, которые поставляют мясо в McDonald’s, выращиваются в ужасных условиях.
3. Еда в McDonald’s очень нездоровая.
4. [латекс]/ \поэтому[/латекс] Вы не должны есть в Макдональдсе. ^[1]

Это объяснение первого аргументированного отрывка выше. Чтобы определить вывод аргумента, полезно спросить себя: «Во что этот человек пытается убедить меня поверить, говоря эти вещи? Какова конечная цель этого отрывка?» В этом случае ответ довольно ясен. Еще один ключ к пониманию того, что происходит в отрывке, дает слово «потому что» в третьем предложении. Наряду с другими словами, такими как «так как» и «для», оно указывает на наличие посылки. Мы можем назвать такие слова . Символ «/∴» можно прочитать как сокращение от «поэтому». Наряду с такими выражениями, как «следовательно», «таким образом», «из этого следует, что» и «что подразумевает, что», «следовательно» является индикатором того, что заключение аргумента вот-вот последует. Мы называем такие обороты . Такого маркера нет в первом аргументе, но мы видим его во втором, что можно объяснить так:

1. Вселенная огромна и сложна.
2. Вселенная демонстрирует поразительную степень порядка.
3. Планеты вращаются вокруг Солнца по обычным законам.
4. Мельчайшие органы животных устроены именно так, чтобы служить их целям.
5. Такой порядок и сложность не могут возникнуть случайно.
6. [латекс]/ \поэтому[/латекс] Вселенная должна быть продуктом создателя огромной силы и интеллекта: Бога.

Здесь стоит отметить несколько пунктов сравнения с нашим первым объяснением. Во-первых, как уже упоминалось, нас предупредило о заключении слово «следовательно». Во-вторых, этот отрывок требовал гораздо большего перефразирования, чем первый. Второе предложение вопросительное, а не повествовательное, поэтому оно не выражает пропозицию. Поскольку аргументы по определению представляют собой наборы предложений, мы должны ограничиваться повествовательными предложениями при их экспликации. Поскольку ответ на риторический вопрос второго предложения однозначно «да», мы перефразируем, как показано. Третье предложение выражает два предложения, поэтому в нашем объяснении мы разделяем их; каждый является предпосылкой.

Так что иногда, когда мы эксплицируем аргумент, мы должны взять то, что присутствует в аргументативном отрывке, и немного изменить его, чтобы все предложения, которые мы записываем, выражали пропозиции, присутствующие в аргументе. Это перефразирование. В других случаях мы должны сделать еще больше. Например, нам, возможно, придется ввести предложения, которые явно не упоминаются в аргументативном отрывке, но, несомненно, используются в рассуждениях аргумента.

Есть греческое слово, обозначающее аргументированные отрывки, в которых некоторые предложения не сформулированы: . Вот пример:

Не может быть вселюбящего Бога, потому что во всем мире страдает так много невинных людей.

Здесь на заднем плане скрывается неявная предпосылка — что-то, что не было сказано, но что должно быть правдой, чтобы аргумент прошел. Нам нужно утверждение, которое соединяет посылку с выводом, устраняет разрыв между ними. Примерно так: Вселюбящий Бог не позволил бы страдать невинным людям. А может быть: повсеместные страдания несовместимы с идеей вселюбящего божества. Посылка указывает на страдание, а заключение — на Бога; эти предложения связывают эти два утверждения. Полное объяснение аргументативного отрывка сделало бы предложение, подобное этому, явным:

1. Многие невинные люди во всем мире страдают.
2. Вселюбящий Бог не позволил бы страдать невинным людям.
3. [латекс]/ \поэтому[/латекс] Не может быть вселюбящего Бога.

Это признак тех неявных предпосылок, которые мы хотим раскрыть: если они ложны, они подрывают аргумент. Часто подобные предпосылки не озвучиваются по какой-то причине: они сами по себе являются спорными утверждениями, требующими доказательств для их поддержки; поэтому спорщик опускает их, предпочитая не увязнуть. ^[2] Однако, когда мы вытягиваем их, мы можем добиться более прочного диалектического обмена, сосредоточив аргумент на сути дела. В этом случае уместна дискуссия о совместимости Божьего добра и зла в мире. На эту тему можно много говорить. Философы и теологи на протяжении столетий разрабатывали сложные аргументы в защиту идеи о том, что Божья благость и человеческие страдания на самом деле совместимы. ^[3]

До сих пор наш анализ аргументов не был особенно глубоким. Мы отметили важность определения вывода и четкого формулирования предпосылок, но не рассмотрели способы, которыми наборы посылок могут поддерживать выводы. Мы просто отметили, что в совокупности посылки поддерживают выводы. мы не смотрели как они это делают, какие у них отношения друг с другом. Это требует более глубокого анализа.

Часто разные посылки поддерживают заключение или другую посылку по отдельности, без помощи других. Рассмотрим этот простой аргумент:

① Вторжение Америки в Ирак было актом агрессии, а не самообороной. Кроме того, ② было неразумно ожидать, что выгоды от войны перевесят неизбежные ужасы, которые она вызовет. Таким образом, ③ война в Ираке не была справедливой войной.

Предложения 1 и 2 поддерживают вывод, предложение 3, и делают это независимо. Каждое из них дает нам основание полагать, что война была несправедливой, и каждое остается основанием, даже если бы мы предположили, что другое было неправдой; это знак .

Может быть полезно, особенно когда аргументы более сложны, рисовать диаграммы, изображающие взаимосвязь между посылками и заключением. Мы могли бы изобразить приведенный выше аргумент следующим образом:

На такой диаграмме числа в кружках представляют предложения, а стрелки представляют отношение поддержки от одного предложения к другому. Поскольку предложения 1 и 2 независимо друг от друга поддерживают 3, они получают свои собственные стрелки.

Возможны другие отношения между помещениями. Иногда посылки обеспечивают поддержку выводов только косвенно, давая нам основание верить в какую-то другую посылку, которая находится между двумя утверждениями. Рассмотрим следующий аргумент:

① Поэты — всего лишь «имитаторы», чьи произведения затемняют истину; следовательно, ② они оказывают разлагающее влияние на души граждан. ③ Следовательно, поэты должны быть изгнаны из идеального города-государства. ^[4]

В этом примере предложение 1 обеспечивает поддержку предложения 2 (слово «следовательно» является подсказкой), в то время как предложение 2 непосредственно поддерживает вывод в 3. Мы изобразили бы отношения между этими предложениями следующим образом:

Иногда предпосылки должны работать вместе, чтобы обеспечить поддержку другого утверждения, не потому, что одна из них дает основания верить в другую, а потому, что ни одна из них сама по себе не обеспечивает необходимой поддержки; мы называем такие предложения . Рассмотрим следующее:

① Если настоящий искусственный интеллект возможен, то нужно уметь запрограммировать компьютер так, чтобы он был сознательным. ② Но запрограммировать сознание невозможно. Таким образом, ③ настоящий искусственный интеллект невозможен.

В этом аргументе ни посылка 1, ни посылка 2 сами по себе не поддерживают заключение; скорее, вторая посылка как бы дает ключ, открывающий вывод из условной посылки 1. Мы можем схематически обозначить такую ​​взаимозависимость скобками, таким образом:

Представление аргументов таким образом может быть полезно как для понимания того, как они работают, так и для информирования о любой попытке критически относиться к ним. В первом рассуждении ясно видно, что любые соображения, выдвигаемые вопреки одной из независимых посылок, не подорвут полностью поддержку вывода, так как имеется еще одна посылка, обеспечивающая ему некоторую поддержку. Однако во втором аргументе причины, говорящие против второй посылки, в корне отсекли бы поддержку вывода; и все, что противоречит первой предпосылке, оставит вторую в необходимости поддержки. И в третьем аргументе соображения, противоречащие любой из совместных посылок, подорвут поддержку вывода. Такие наглядные пособия могут помочь нам распознать все выводы, содержащиеся в аргументе, особенно когда аргументы более сложны.

Возможно, в заключение будет полезно рассмотреть несколько более сложный аргумент. Рассмотрим природу чисел:

.

① Числа являются либо абстрактными, либо конкретными объектами. ② Они не могут быть конкретными объектами, потому что ③ у них нет местоположения в пространстве и ④ они не взаимодействуют каузально с другими объектами. Таким образом, ⑤ числа являются абстрактными объектами.

Заключением этого аргумента является последнее утверждение, что числа являются абстрактными объектами. Обратите внимание, что первая посылка дает нам выбор между этим утверждением и альтернативой — что они конкретны. Вторая посылка отрицает эту альтернативу, поэтому посылки 1 и 2 работают вместе, чтобы поддержать вывод:

Теперь нам нужно освободить место на нашей диаграмме для предложений 3 и 4. Они здесь, чтобы дать нам основания полагать, что числа не являются конкретными объектами. Во-первых, утверждая, что числа не расположены в пространстве, как конкретные объекты, и, во-вторых, утверждая, что числа не взаимодействуют с другими объектами, как это делают конкретные объекты. Это отдельные, независимые основания полагать, что они не являются конкретными, поэтому мы получаем следующую диаграмму:

.

Логика и философия

В основе логического предприятия лежит философский вопрос: что делает аргумент хорошим? То есть, что означает набор утверждений, обеспечивающий поддержку какого-либо другого утверждения? Или, может быть: Когда мы имеем право делать выводы? Чтобы ответить на эти вопросы, логики разработали множество логических систем, охватывающих различные типы аргументов и применяющих различные принципы и методы. Многие из инструментов, разработанных в логике, могут применяться за пределами философии. Математик, доказывающий теорему, программист, программирующий компьютер, лингвист, моделирующий структуру языка, — все они используют логические методы. Поскольку логика имеет такое широкое применение и из-за формальной/математической сложности многих логических систем, она занимает уникальное место в философской программе. Класс логики, как правило, отличается от других уроков философии тем, что очень мало времени тратится непосредственно на изучение и попытки ответить на «большие вопросы»; скорее, очень быстро приступают к изучению логических формализмов. Вопросы, на которые пытается ответить логика, являются важными философскими вопросами, но методы, разработанные для ответа на них, заслуживают самостоятельного изучения.

Однако это не означает, что мы должны думать о логике и философии как о связанных между собой лишь косвенно; напротив, они глубоко переплетены. Несмотря на все формальные прибамбасы, представленные в новейшей высококлассной логической системе, по сути, это часть попытки ответить на фундаментальный вопрос о том, что из чего следует. Более того, логика полезна практикующему философу по крайней мере еще в трех отношениях.

Философы пытаются ответить на глубокие, мучительные вопросы — о природе реальности, в чем заключается хорошая жизнь, как создать справедливое общество и т. д. Они дают свои ответы на эти вопросы, и они подкрепляют эти ответы причинами. Затем другие философы обдумывают свои аргументы и отвечают уточнениями и критическими замечаниями — своими собственными аргументами. Философия управляется и продвигается путем обмена аргументами. Поскольку они являются основным инструментом в своей работе, философам лучше знать кое-что о том, что делает их хорошими аргументами! Следовательно, логика необходима для практики философии.

Но логика — это не просто инструмент для оценки философских аргументов; это изменило ход продолжающегося философского разговора. По мере того как логики разрабатывали формальные системы для моделирования структуры все более широкого круга дискурсивных практик, философы получали возможность применять свои идеи непосредственно к традиционным философским проблемам и узнавать ранее скрытые пути исследования. Особенно с начала 20-го века распространение новых подходов в логике вызвало революцию в практике философии. Не будет большим преувеличением сказать, что большая часть истории философии 20-го века представляла собой непрерывную попытку справиться с новыми достижениями в логике и философским акцентом на языке, которого они, казалось, требовали. Ни одна философская тема — от метафизики до этики, эпистемологии и далее — не осталась незатронутой этой революцией.

Наконец, сама логика является источником увлекательных философских вопросов. Основной вопрос, лежащий в его основе, — что это за утверждение, что оно следует из других? — разветвляется во множестве направлений, обеспечивая благодатную почву для философских спекуляций. Есть логика, а есть философия логики . Логика, например, называется «формальной». Что это значит? Это удивительно сложный вопрос. ^[5] Наши простейшие логические формулировки условных предложений (те, которые включают «если») приводят к очевидным парадоксам. ^[6] Как их решить? Должны ли быть изменены наши формализмы, чтобы лучше отражать значения условных предложений в естественном языке? Какова надлежащая связь между логическими системами и естественными языками?

Традиционно большинство логиков считали, что логика должна быть «бивалентной»: каждое утверждение либо истинно, либо ложно. Но естественные языки содержат расплывчатые термины, границы применимости которых не всегда ясны. Например, «лысый»: для некоторых субъектов мы могли бы сказать, что они на пути к полному облысению, но еще не совсем; с другой стороны, мы бы не хотели говорить, что они не лысые. Есть промежуточные случаи. Для таких случаев мы могли бы сказать, например, что утверждение о том, что Фредо лысый, не является ни истинным, ни ложным. Некоторые логики разработали небивалентные логики, чтобы иметь дело с такого рода лингвистическими явлениями. Некоторые добавляют третье истинностное значение: например, «ни то, ни другое» или «не определено». Другие вводят бесконечные степени истины (это называется «нечеткой логикой»). Эта логика отклоняется от традиционных подходов. Следовательно, они в каком-то смысле неправы? Или они правы, а традиционалисты не правы? Или мы даже задаем разумный вопрос, когда спрашиваем, верна или неверна та или иная логическая система? Можем ли мы быть так называемыми логическими «плюралистами», принимая множество несовместимых логик, в зависимости, например, от того, полезны ли они?

Подобные вопросы, конечно, выходят за рамки этого вводного текста. Они включены, чтобы дать вам представление о том, насколько далеко можно зайти в изучении логики. Однако сейчас задача состоит в том, чтобы начать это исследование.

Во-первых, объясните следующие аргументы, перефразируя их по мере необходимости и включая неявные предпосылки только тогда, когда это явно указано. Затем нарисуйте аргументы.

1. Числа, если они вообще существуют, должны быть либо конкретными, либо абстрактными объектами. Конкретные объекты, такие как планеты и люди, способны взаимодействовать с другими вещами в причинно-следственных отношениях. Числам не хватает этой способности. Следовательно, числа являются абстрактными объектами. [ Вам нужно будет добавить здесь неявную промежуточную посылку! ]
2. Отменить смертную казнь! Почему? Это аморально. Многочисленные исследования показали, что в его применении присутствует расовая предвзятость. Рост числа анализов ДНК оправдал множество заключенных, приговоренных к смертной казни; кто знает, сколько невинных людей было убито в прошлом? Смертная казнь также нецелесообразна. Месть контрпродуктивна: «Око за око ослепляет весь мир», как сказал Ганди. Более того, затраты на рассмотрение дел о смертной казни с их бесконечными апелляциями огромны.
3. Справедливая экономическая система будет характеризоваться справедливым распределением ресурсов и отсутствием эксплуатации. Капитализм — несправедливая экономическая система. При капитализме типичное распределение богатства сильно перекошено в пользу богатых. И рабочих эксплуатируют: несмотря на их существенную роль в производстве товаров для рынка, большая часть прибыли от продажи этих товаров достается владельцам фирм, а не их работникам.
4. Разум и мозг не идентичны. Как вещи могут быть идентичными, если они имеют разные свойства? Есть свойство, которое разум и мозг не разделяют: мозг делим, а разум нет. Как и все материальные вещи, мозг можно разделить на части — разные половины, области, нейроны и т. д. Но разум — это единство. Это моя мыслящая сущность, в которой я не различаю отдельных частей. ^[7]
5. Каждый трудоспособный взрослый должен участвовать в рабочей силе. Чем больше людей работает, тем больше богатство нации, что экономически выгодно всем. Кроме того, нет замены достоинству, которое работники находят на работе. Поэтому правительство должно предоставлять налоговые льготы, чтобы стимулировать людей к выходу на рынок труда. [ Включите в свое объяснение молчаливую посылку, прямо не изложенную в отрывке, но необходимую для поддержки вывода. ]

---

1. Символы перед заключением «[латекс]/ \поэтому[/латекс]» представляют слово «поэтому». ↵
2. Это не всегда причина. Некоторые утверждения остаются молчаливыми просто потому, что все их принимают, и заявлять о них открыто было бы пустой тратой времени. Если мы утверждаем, что «слоны — это млекопитающие, а значит, теплокровные», мы опускаем утверждение, что все млекопитающие теплокровны по этой невинной причине. ↵
3. У этих аргументов даже есть специальное название: они называются «теодицеи».