Развитие культуры в эпоху застоя
В эпоху застоя особенное внимание уделялось отраслям науки, обеспечивающим оборонную мощь страны. Происходило усиленное их финансирование. В этой области работали такие крупные ученые и академики, как И.Е. Тамм, А.Д. Сахаров, Л.А. Арцимович.
В 60-80 гг. СССР произвел большое количество запусков космических пилотируемых кораблей и спутников. Был осуществлен запуск автоматического корабля на Луну. Однако даже в науке приоритетные направления ее развития определялись не учеными, а решениями партии.
Многие прикладные и фундаментальные исследования финансировались только при условии интереса к ним со стороны военно-промышленного комплекса.
Подконтрольной партии оставалась гуманитарная наука. История советского общества неразрывно связывалась с историей КПСС, а все успехи советского народа приписывались исключительно мудрому руководству со стороны партии. Попытки более объективной трактовки исторического процесса вызывали ожесточенную реакцию со стороны партийных органов.
В начале 70-х гг. ученые-историки пытались переосмыслить причины и предпосылки начала Октябрьской революции. Это вызвало публичное осуждение так называемого нового направления в исторической науке. Началась реабилитация Сталина. Искажались данные о масштабах репрессий и событиях сталинского периода, запрещалась любая критика.
В 1966 г. в СССР был осуществлен переход к всеобщему среднему образованию, в 1978 г. введено обеспечение учащихся младших классов бесплатными учебниками. По количеству специалистов с высшим образованием страна вышла на первое место в мире.
Все произведения искусства, литературы и кинематографа создавались под неустанным вниманием со стороны партии и оценивались с точки зрения коммунистической морали и ее идеологического влияния на общество.
Период оттепели закончился в 1965 г. судом над писателями А. Синявским и Ю. Даниэлем. Подверглись гонениям и вынуждены были покинуть страну писатели А. Солженицын, В. Максимов, И. Бродский, В. Аксенов, скульптор Э. Неизвестный, кинорежиссер А. Тарковский, музыканты М. Ростропович и Г. Вишневская.
В конце 60-х гг. был закрыт журнал «Новый мир», публиковавший наиболее яркие произведения литературы. Поддержку получали культурные программы, воспевающие успехи социализма. Огромные средства были выделены на съемку киноэпопей «Освобождение» и «Судьба».
Ставились спектакли и снимались фильмы, оказывающие идеологическое давление на общество. Началась кампания, восхваляющая героя «Малой земли» — Л.И. Брежнева с вручением ему Ленинской премии по литературе.
В многочисленных постановлениях говорилось о верности учению марксизма-ленинизма, необходимости усиления идеологической борьбы с влиянием Запада, о преимуществах социалистической системы, возрастающей руководящей роли партии. Это выдавалось за проявление в искусстве метода социалистического реализма.
И все же в культуре периода застоя появилась целая плеяда талантливых авторов: В. Распутин, В. Шукшин, Ю. Трифонов, Ч. Айтматов, Р. Гамзатов, режиссеры Г. Товстоногов, О. Ефремов, А. Эфрос; кинорежиссеры С. Бондарчук, Г. Данелия.
Во второй половине 60-х гг. в стране начался рост диссидентского движения. Одним из его течений стало правозащитничество. Делались попытки добиться от государственных органов СССР выполнения положений Конституции (свобода слова, печати, собраний, демонстрации).
Появились машинописные листовки и сборники произведений — самиздат, в которых печатались новости и работы по философии, истории, праву, запрещенные произведения.
Мужественную борьбу за свободу и нравственность вел А.И. Солженицын. Его книга «Архипелаг ГУЛАГ» нанесла сильнейший удар по устоям тоталитаризма.
КУЛЬТУРА И ВЛАСТЬ. 1953 —1957 гг.
КУЛЬТУРА И ВЛАСТЬ. 1953 —1957 гг.
5 марта 1953 г. произошло событие, ознаменовавшее окончание целой исторической эпохи, – умер И.В. Сталин.
Пришедшее после его смерти к власти «коллективное» руководство стало искать новые формы взаимоотношений с деятелями культуры, решило пойти на некоторые уступки и послабления, невозможные в предшествующие годы. Отчасти это объяснялось тем, что ни один из новых вождей не имел статуса официального преемника Сталина, не говоря уже о том, что никто из них не обладал той поистине необъятной властью, влиянием и авторитетом, которые были у «вождя всех народов». Ушло в прошлое время, когда на заседаниях по присуждению Сталинских премий лидер страны и партии не только фактически единолично решал, кто достоин награды, а кто нет, но и попутно, походя, мог вынести любому деятелю культуры не подлежащий обжалованию приговор. Так было, например, в 1952 г. с писателем С. Злобиным, судьба которого – присудить премию или отправить в лагеря – в течение нескольких минут на глазах у присутствовавших обдумывалась Сталиным.1
Интеллигенция постаралась максимально воспользоваться предоставленной ей возможностью хотя бы в какой-то степени выйти из-под тотального партийного контроля. Были сделаны попытки обосновать необходимость большей свободы для творчества, право на творческую инициативу и самостоятельность. Частые апелляции к положению о том, что соцреализм «открывает необычайный простор развитию самых различных направлений в искусстве, предоставляет художнику право на самостоятельность», содержали в подтексте недвусмысленные намеки на возможность существования в советской культуре «свободы направлений», отказа от системы «руководящих указаний» в области искусства.
Но гораздо более сильной и действенной была прямая волна критики, обрушившаяся на ту псевдокультуру, которая культивировалась во времена Сталина. Эта волна выплеснулась на страницы печати, выражая, как вспоминал впоследствии кинорежиссер А. Гордон, стремление «уйти от официального фальшивого искусства, от того лакировочного вранья, которым был заполнен эфир, экран, театральные подмостки».2
«Десталинизация» культуры «сверху» также имела огромное значение. В центре внимания власти все чаще оказываются вопросы цензуры – этой главной удавки на шее культуры. Причем практически впервые, наряду с обычными требованиями к цензорам проявлять партийную принципиальность и высокую бдительность, в документах фигурируют и претензии к работникам Главлита, которые превышают свои полномочия, присваивая себе функции политических редакторов.
Осуществляются первые шаги на пути реабилитации отдельных деятелей культуры. ЦК КПСС поручает газете «Советская культура» и журналу «Театр» «дать правильную оценку деятельности Мейерхольда, найдя для этого удобную форму».3 После многолетнего вынужденного молчания получают возможность выступить на встрече ленинградских писателей с английскими студентами А.А. Ахматова и М.М. Зощенко.
Расширяются международные культурные контакты. Советским писателям и художникам, кинематографистам и театральным деятелям разрешают больше бывать за рубежом, обмениваться взглядами и идеями со своими иностранными коллегами, которые, в свою очередь, становятся частыми гостями в СССР. Страну охватывает настоящий культурный бум: люди выстаивают многочасовые очереди, чтобы взглянуть на шедевры из Дрезденской картинной галереи, а чуть позже – из коллекции картин Пабло Пикассо. Тысячи москвичей пытаются попасть на постановку «Гамлета», которую привез в советскую столицу Пол Скофилд, на выступления гастролировавших в Советском Союзе «Берлинер ансамбль» или театр Жана Вилара. Чуть позже начнутся знаменитые поэтические вечера в Политехническом музее и «несанкционированные» сходки литературной молодежи на площади Маяковского в Москве.
Значительным событием в жизни общества стал ХХ съезд КПСС. На многочисленных собраниях, конференциях и встречах с представителями творческой интеллигенции все громче звучат призывы покончить с культом личности в искусстве, отменить постановления ЦК 1940-х гг. о журналах «Звезда» и «Ленинград» и опере «Великая дружба». Крылатой становится фраза Б.Л. Пастернака о том, что «только неприемлемое и надо печатать; все приемлемое давно написано и напечатано».4
Противоречивость взаимоотношения власти с культурой в эти годы в значительной степени определялась тем, что власть, вынужденная идти на некоторые послабления и даже заигрывания с наиболее известными деятелями культуры, всегда продолжала держать в уме тот факт, что культура является главным проводником различных, прежде всего политических, идей. А в области идеологии партия не могла и не хотела никоим образом «поступаться принципами».
Собственно, практически одновременно с началом «оттепели» происходит и стремительное увеличение различного рода информации, поступающей в ЦК КПСС и сигнализирующей руководству страны о «неблагополучном», с точки зрения партийных идеологов, положении в советской культуре.
Была продолжена, начатая еще при Сталине, жесточайшая критика писателя В.С. Гроссмана. Его роман «За правое дело» в конце 1952 г. получил восторженные оценки и был даже выдвинут на соискание Сталинской премии, но уже через пару месяцев произведение признали идейно порочным, проповедующим буржуазно-идеалистическую философию. Редколлегию журнала «Новый мир», где печатался роман, обвинили в отсутствии «необходимой бдительности и требовательности к идейно-художественному качеству произведения».
Документы ЦК КПСС 1954–1955 гг. пестрят справками и записками о «нездоровых настроениях среди художественной интеллигенции», о «вредных идеологических настроениях в литературных кругах», об «оживлении нездоровых, формалистических настроений в изобразительном искусстве» и т. п. По ним принимались конкретные решения, виновных наказывали в партийном или административном порядке, их вызывали для бесед в ЦК КПСС, а впоследствии, как в случае с Пастернаком, и в прокуратуру.
Под огонь партийной критики попал А.Т. Твардовский с поэмой «Тёркин на том свете», и, несмотря на все письма и обращения в ЦК, ему так и не удалось переубедить одного из главных идеологов партии П.Н. Поспелова, что это не «пасквиль на советскую действительность». Неосторожные высказывания Эренбурга о том, что больше всего на свете он не любит «красный и синий карандаш редактора» и скептически относится к так называемым производственным романам, стали поводом для объявления на высшем партийном уровне «о несовместимости взглядов И.Г. Эренбурга с идеологией и политикой КПСС в области литературы и искусства».5
Даже после ХХ съезда КПСС партийным чиновникам удавалось «с успехом» отстаивать свои позиции в борьбе с тем, что, по их мнению, являлось попытками протащить в советскую культуру элементы буржуазной идеологии. Столь разные по характеру и значению просьбы – дать согласие на вступление Союза советских писателей в организацию Пен-клубов, разрешить Министерству культуры СССР самостоятельно закупать художественные фильмы капиталистических стран и восстановить звание народного артиста РСФСР Ф.И. Шаляпину – встречали в аппарате ЦК КПСС классический аппаратный ответ: нецелесообразно. Надо ли говорить, что власть особенно активно преследовала те произведения, где в качестве отрицательного персонажа выводился чиновник, с ходу объявляя их «антисоветскими» – будь то басня С.В. Михалкова «Дурная голова» или пьеса Н.И. Дубова «Семья Барсуковых». Бурная дискуссия, развернувшаяся на рубеже 1956–1957 гг. вокруг романа В.Д. Дудинцева «Не хлебом единым», также во многом объяснялась поднятой в нем проблемой бюрократического управления культурой.
На ход десталинизации большое влияние оказывали и международные факторы. Советское руководство было прекрасно осведомлено о той роли, которую сыграла местная интеллигенция в событиях осени 1956 г. в Польше и Венгрии. Позиция, занятая рядом руководителей писательских организаций Польши, выступления известных венгерских и польских работников культуры, не говоря уже о деятельности дискуссионного клуба молодой интеллигенции в Венгрии (кружка имени Ш. Петефи), – все это считалось в Москве элементами реакционной политики, направленной на ниспровержение социалистического строя. Советские лидеры опасались, что польско-венгерская крамола может проникнуть в СССР именно через представителей культуры, и старались всеми средствами предотвратить распространение «опасных» идей и взглядов. Неслучайно летом 1956 г. в центре партийного внимания оказался гастролировавший в Советском Союзе государственный ансамбль Польской Народной Республики «Голубой джаз», который, по мнению советских руководителей, выступал в качестве проводника буржуазной культуры, представляя музыкальные произведения, в т.ч. и советских композиторов, в «грубо опошленном и «обработанном» в вульгарном и крикливом духе американизированного джаза буги-вуги». 6
Под влиянием событий 1956 г. «оттепель» в СССР постепенно сменяется «заморозками». В закрытом письме ЦК КПСС ко всем членам партии, подготовленном в декабре 1956 г. и озаглавленном «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов», прямо говорится о беспощадной борьбе с «антисоветскими элементами и вражеским охвостьем», а среди тех, кто наиболее подвержен проискам врага, называются творческая интеллигенция и студенчество.7
Как следствие этого, документы ЦК КПСС 1956–1957 гг., посвященные вопросам культуры, носили главным образом охранительный характер. Из документа в документ кочевали фразы о «неправильных настроениях и нездоровой атмосфере», «политически ошибочных выступлениях», «серьезных идеологических ошибках и недостатках», существующих в среде творческой интеллигенции. Вновь усиливается роль цензуры.
Таким образом, 1953–1957 гг. стали своеобразным переходным периодом, когда одновременно с распадом культурной политики позднего сталинизма и поиском принципов, которые должны были лечь в основу новой культурной политики партии, делались попытки остановить эрозию сталинской культурной модели.
Включенные в альманах документы, относящиеся к истории взаимоотношений культуры и власти, представляют лишь небольшую часть огромного архивного материала по данной теме, отложившегося в фонде № 5 «Аппарат ЦК КПСС» Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ). При отборе документов составители стремились к тому, чтобы они, с одной стороны, отражали наиболее типичные ситуации, складывавшиеся во взаимоотношениях власти и культуры, а с другой – рассказывали о наиболее значимых и ярких событиях того времени. Отобранные документы свидетельствуют о положении в различных сферах советской культуры – литературе, живописи, музыке, театре, кинематографе.
В комментариях использована информация из делопроизводственной, учетной картотеки аппарата ЦК КПСС. В этой картотеке отмечался весь путь прохождения документа внутри ЦК КПСС с момента его поступления в Общий отдел и до передачи на хранение в архив. В ряде случаев на карточках сохранились даже тексты резолюций и помет, которые по ряду причин не нашли отражения непосредственно на самом документе. Эти данные о прохождении документа в ЦК помещены в подстрочных примечаниях к заголовку документа. Резолюции и пометы, выявленные только на карточках, так же как и резолюции на отдельных листках, прикреплявшиеся к документам, приводятся после текста документов.8
Вступительная статья М.Ю. Прозуменщикова. Подготовка документов Н.Г. Томилиной и М.Ю. Прозуменщикова.
Брежнев и конец оттепели – семнадцать моментов советской истории
Первоисточник: Литературная газета, 14 сентября 1988 г. век застоя. Мы должны, мы должны понять, что произошло за почти два десятилетия руководства страной Леонида Брежнева, его окружения и всего управленческого аппарата. Мы должны понимать, конечно, не для того, чтобы прощать, и не для того, чтобы проклинать. Мы должны понять, чтобы оценить опыт прошлого ради лучшего будущего. Потому что, как часто говорилось, народы хотя бы частично вознаграждаются за свои великие испытания великими уроками, которые они извлекают из них.
Сама концепция стагнации требует дальнейшего изучения. Едва ли можно сомневаться в том, что в одних областях (прежде всего в экономике) тенденция к застою действительно все более выдвигалась на первый план, а в других, например в области политики и морали, имел место фактический регресс по сравнению с десятилетний период хрущевской оттепели. Отказ от реформ (а во многом возврат к командно-административной системе сталинской эпохи), замораживание жизненного уровня, общее затягивание абсолютно самоочевидных решений и подмена их банальными политическими словечками , разложение и перерождение власти, в которые все больше вовлекались целые слои народа, утрата нравственных ценностей и всеобщее падение нравственности — если это застой, то что такое кризис? В частности, внешняя политика в полной мере отражала противоречивый характер брежневского времени, когда за каждым шагом вперед по пути разрядки следовало два шага назад. Всего несколько лет отделяют два столь разнородных события: Заключительный акт в Хельсинки и войну в Афганистане.
Из всех многогранных аспектов застоя я хотел бы затронуть лишь один: Как получилось, что в такой сложный период в истории нашей Родины, да и мировой истории, человек у руля правительство страны было самым слабым из всех руководителей, занимавших эту должность в советское, а может быть, и в дореволюционное время? Мне очень не хочется поддаться искушению высмеять этого человека, с почти детской простотой создавшего атрибуты собственного культа: четырехкратного Героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда, Маршала Советского Союза, Интернационала Ленина. премия, бронзовый бюст на родине, Ленинская премия по литературе, Золотая медаль имени Карла Маркса. Не хватало только звания генералиссимуса: слишком рано оборвалась его жизнь. Высмеивать слишком легко; более того, это способ, который, увы, соответствует, пожалуй, самой устойчивой русской традиции. Кажется, Василий Ключевский заметил, что каждый новый русский царь начинал свою карьеру с отречения от своего предшественника. На Западе есть поговорка: не говорите плохо о мертвых. У нас все наоборот: произносите неумеренные литании во славу живых и бесконечные поругания над мертвыми. Ясно
это сублимация, чтобы компенсировать отсутствие возможности критиковать нынешних лидеров.
Из всех лидеров советского периода единственным исключением был Ленин. И насколько он был исключением, если Сталин всей своей деятельностью отвергал завещание Ленина, сохраняя при этом лицемерный ритуал благоговения лично перед Лениным? Что же касается критики самого Сталина, то только сейчас она перерастает в серьезный анализ установленного им политического и идеологического режима.
Не пора ли сделать такой же разумный шаг в отношении Брежнева? Конечно, подробные описания интимных тайн его коррумпированной семьи щекочут чувства некоторых читателей. Хотя нельзя отрицать, что их дети часто были бичом политических лидеров. Наверное, полезнее размышлять не столько о Брежневе, сколько о его режиме, о брежневщине, о стиле политического руководства, который, увы, еще не совсем отмер, и здесь нужны гарантии столь же прочные, как те, которые нужны против сталинизм. Недаром коренная реформа политической системы, намеченная XIX в.Партийная конференция была необходима.
Власть подарена Брежневу подарком судьбы. Для того, чтобы превратить скромную по тем временам должность генерального секретаря ЦК партии в должность «хозяина» нашей страны, Сталину «пришлось» устранить практически всех членов ленинского Политбюро (кроме себя, естественно) как а также огромная часть партийного актива. После смерти Сталина Хрущев был вторым в очереди, а не первым, как многие думают, потому что Маленков в то время считался первым. Хрущев победил в борьбе с могучими и влиятельными соперниками, в том числе с такими людьми, как Вячеслав Молотов, составлявший основу государства практически со времен Ленина. Может быть, поэтому сталинская и хрущевская эпохи, каждая по-своему, были наполнены кардинальными переменами, крупными преобразованиями, волнениями и нестабильностью.
Ничего подобного с Брежневым не было. Власть он принял так гладко, как будто кто-то заранее примерил корону Мономаха на разных головах и остановился на этой. И эта корона так ему подходила, что он носил ее восемнадцать лет без страхов, катаклизмов и каких-либо конфликтов. А самые близкие ему люди желали только одного: чтобы этот человек жил вечно, так было бы им хорошо. Сам Брежнев на встрече с людьми из своего полка, демонстрируя свой новый маршальский мундир, сказал: «Видишь? Служба наконец вознаграждена. Эта фраза также очень уместна для описания процесса, с помощью которого он занял «должность» партийного и государственного лидера: «служба вознаграждена».
Брежнев олицетворял полную противоположность хрущевской смелости, готовности к риску, авантюрному духу и жажде новизны и перемен. Если бы мы меньше знали Никиту Сергеевича, то могли бы найти загадкой, что Хрущев так покровительствовал человеку противоположного склада ума и темперамента. Как авторитарная личность, не склонная делиться властью и влиянием с другими людьми, он окружал себя в основном такими руководителями, которые ловили каждое его слово, всему соглашались и охотно выполняли каждое его указание. Ему не нужны были товарищи по оружию, а тем более капитаны. Надоели они ему после смерти Сталина, когда Маленков, Молотов и Каганович попытались изгнать его с политического Олимпа и, может быть, оставить гнить в далекой провинции.
Надо заметить, что Брежнев действительно всей своей карьерой обязан Хрущеву. Он окончил землеустроительный техникум в Курске и вступил в партию только в двадцать пять лет. Затем, после окончания института, начал свою политическую карьеру. В мае 1937 года (!) Брежнев стал заместителем председателя Днепродзержинского горсовета, а еще через год работал в партобкоме Днепропетровска. Трудно сказать, помогал ли Хрущев Брежневу в этих первых шагах, но всю его последующую деятельность наиболее активно поддерживал тогдашний первый секретарь ЦК КП(б)У, позднее секретарь ВКП(б), Когда Брежнев был назначен на пост первого секретаря ЦК КП Молдовы, он взял с собой многих своих друзей из Днепропетровска, а там же приобрел в качестве близкого соратника тогдашнего начальника отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС. отдела, Константин Черненко.
После XIX съезда партии (1952 г.) Брежнев стал кандидатом в члены Президиума ЦК, а после смерти Сталина работал в Главном политическом управлении Советской Армии и Флота. Чем сильнее становился Хрущев, тем выше поднимался Брежнев. К октябрьскому пленуму 1964 года он был вторым секретарем ЦК. Таким образом, Хрущев собственноручно построил пьедестал своему преемнику.
Очень скоро выяснилась самая драматическая проблема: Брежнев совершенно не был готов к неожиданно свалившейся на него роли. Он стал первым секретарем ЦК партии в результате сложного, многогранного и даже причудливого симбиоза сил. В нем было всего понемногу: недовольство пренебрежительным отношением Хрущева к своим коллегам; страх, вызванный необузданными крайностями его политики и авантюристическими действиями, сыгравшими роль в эскалации Карибского ракетного кризиса; иллюзии относительно «личностной» основы конфликта с Китаем; и особенно раздражение консервативной части государственного аппарата постоянной нестабильностью, встрясками, переменами и реформами, которые невозможно было предвидеть. Важную роль сыграла борьба между разными поколениями вождей: XIX37 поколение, к которому принадлежали Леонид Брежнев, Михаил Суслов и Алексей Косыгин, и послевоенное поколение, включая Александра Шелепина, Геннадия Воронова, Дмитрия Полянского и Юрия Андропова. Брежнев был в центре, на пересечении всех этих дорог. Так что на начальном этапе он устраивал почти всех. Или, во всяком случае, никто не протестовал. Сама его некомпетентность была благом: она давала аппаратчикам массу возможностей. Единственным, кого выставили дураком, был Шелепин, считавший себя самым умным. Он не продвинулся ни на шаг в своей карьере, потому что не только Брежнев, но и Суслов, и другие руководители заметили его авторитарные амбиции.
Тем временем разгорелась ожесточенная борьба за выбор пути развития страны. Один человек, как было сказано выше, однозначно предлагал вернуться к сталинским методам. Другой путь был предложен руководству Андроповым, представившим развернутую программу, более последовательно основанную на решениях антисталинского XX съезда партии, чем это делалось при Хрущеве. Эти представления сегодня нетрудно реконструировать, потому что в более общей форме они были изложены в подготовленной в то время передовой статье для «Правды» («Состояние всей страны», 6, 19 декабря).64). Это: (1) экономическая реформа, (2) переход к современному, научному управлению, (3) развитие демократии и самоуправления, (4) концентрация партии на политическом руководстве, (5) прекращение ядерной ракетная гонка, ставшая бессмысленной, и (6) выход СССР на мировой рынок с целью приобретения новой техники.
Эту программу Андропов изложил Брежневу и Косыгину во время поездки в Польшу в 1965 году. Некоторые элементы ее нашли поддержку, но в целом она не встретила сочувствия ни у Брежнева, ни у Косыгина, хотя за
разные причины. Косыгин поддерживал экономические преобразования, но настаивал на восстановлении отношений с Китаем ценой уступок Китаю путем отказа от «крайностей» XX съезда партии.
Что касается Брежнева, то он не торопился с определением своей позиции, так как следил за соотношением сил внутри Президиума ЦК КПСС и в ЦК партии.
Так сразу выявилась главная черта Брежнева как политического лидера. Будучи крайне осторожным человеком, не сделавшим ни одного опрометчивого шага во время своего прихода к власти, будучи так называемым «флюгерным лидером», Брежнев с самого начала занял центристскую позицию. Он не принимал ни той, ни другой крайности, ни программы реформ в духе XX съезда, ни неосталинизма. Впрочем, здесь он следовал традиции, установившейся после Ленина. Наверное, не все знают, что Сталин тоже пришел к власти как центрист. Он создал блок со Львом Каменевым и Григорием Зиновьевым против «левого» Льва Троцкого, а позже с Вячеславом Молотовым, Анастасием Микояном и другими против «правого» Николая Бухарина. И только в конце 19 в.20-х годов, а затем прежде всего в целях укрепления своей личной власти, он приступил к осуществлению левой программы «революции сверху» и террора. Хрущев, начавший с раздевания собственной рубашки в секретном докладе XX съезду партии, также стал смещаться в центр после событий в Венгрии в 1956 году. Выступая в китайском посольстве в Москве, он назвал Сталина «великим марксистско-ленинской», то поссорился с представителями интеллигенции, горячо поддерживающими критику культа личности, и т.д. Правда, постоянно увлекался в сторону крайних решений. Он тоже поплатился полной ценой за свою непоследовательность и необдуманные ошибки 19 октября.64.
Брежнев другое дело. По характеру своему, по образованию и по карьерной лестнице он был типичным областным аппаратчиком: неплохим исполнителем приказов, но не руководителем. Поэтому он многое взял от Сталина, но немного и от Хрущева.
Первое время после прихода к власти Брежнев начинал свой рабочий день нестандартно, минимум два часа посвящая телефонным разговорам с другими членами высшего руководства и со многими влиятельными секретарями ЦК и обкомов союзных республик. Обычно он всегда говорил одно и то же: «Послушайте, Иван Иванович, мы изучаем это дело. Я хотел посоветоваться с вами, услышать ваше мнение. Можете себе представить, какое чувство гордости наполняло в эту минуту сердце Ивана Ивановича. Так укреплялся авторитет Брежнева. Он производил впечатление беспристрастного, спокойного, тактичного руководителя, который не сделал бы ни одного шага, не посоветовавшись с другими товарищами и не получив полного одобрения коллег.
При обсуждении вопросов на заседаниях Секретариата ЦК или Президиума он почти никогда не выступал первым. Он позволял каждому высказаться, внимательно слушал, а если не было согласия, то предпочитал отложить дело, поработать еще, согласовать его со всеми и снова представить на рассмотрение. Именно при нем процветали очень сложные договоры, требующие десятков подписей на документах, ставящие в тупик принимаемые решения или полностью искажающие их смысл.
Что же касается брежневского стиля, то, пожалуй, именно в этом он и состоял. Люди с таким стилем не очень компетентны в решении существенных вопросов экономики, культуры или политики. Но они прекрасно понимают, кого на какую должность назначать, кого награждать, когда и как. Леонид Ильич немало потрудился над тем, чтобы поставить на руководящие посты (в партийных организациях, в экономике, науке и культуре) представителей этого стиля, «маленьких Брежневых», не торопливых, не проницательных, не выдающихся, не особо озабоченных о своей работе, но хорошо умеют обращаться с ценностями.
Людей ХХ съезда партии или просто смелых новаторов не расстреливали, как это могло быть в 1930-е годы. Их тихонько оттесняли, выталкивали, тормозили, подавляли. Повсюду торжествовало все больше и больше «посредственностей», людей не то чтобы глупых или совсем бездарных, но явно бездарных, лишенных бойцовских качеств и принципов. Постепенно они занимали посты в партийном и государственном аппарате, в руководстве экономикой и даже в науке и культуре. Все потускнело и пошло на убыль. Подчиненные все больше походили на босса.
Любопытный факт. После снятия Николая Егорычева с поста секретаря Московской парторганизации Леонид Ильич позвонил ему и сказал примерно следующее: «Простите, такое бывает. У тебя вообще какие-то проблемы, семейные проблемы или что-то еще?» Егорычев, дочь которого незадолго до этого вышла замуж и боролась с мужем и ребенком без квартиры, была достаточно слаба, чтобы сказать об этом Брежневу. И угадайте, что? Через несколько дней у молодой семьи появилась квартира. Брежнев не хотел ни на кого обижаться. Если бы он был знатоком искусства, то, вероятно, предпочел бы разбавленную пастель, без ярких красок, будь то белый или красный, зеленый или оранжевый. Он часто сам дарил своему окружению квартиры. Как насчет этого? Вы можете себе представить президента США, раздающего квартиры?
Брежнев приехал без своей программы развития страны. Это редкий случай в новейшей политической истории, когда человек берет власть как таковую, без конкретных планов. Но нельзя сказать, по выражению Мао Цзэ-дуна, что он был чистым листом бумаги, на котором можно было писать любые знаки. Глубоко традиционный и консервативный по натуре человек, он больше всего боялся резких движений, крутых поворотов, крупных перемен. Осуждая Хрущева за волюнтаризм и субъективизм, он больше всего заботился о том, чтобы стереть его радикальные инициативы и восстановить то, что было одобрено при Сталине. Во-первых, были упразднены совнархозы и деление партийных органов на промышленные и сельскохозяйственные (форма хрущевского плюрализма?), так раздражавшие государственный аппарат. Крупные руководители, против воли сосланные на периферию, в ближние и дальние страны, вернулись на свои прежние места в Москву. Идея кадровой ротации была тихо и почти незаметно сведена на нет. В противовес ему был выдвинут лозунг стабильности, заветная мечта каждого аппаратчика. Брежнев не вернулся к сталинским репрессиям, но расправился с инакомыслящими.
Люди в аппарате пересказывали слова Брежнева по поводу доклада Косыгина на сентябрьском пленуме:
«О чем он думает? Реформа, реформа. Кому это нужно, и кто может это понять? Нам нужно работать лучше, это единственная проблема».
С чем я никак не могу согласиться, так это с концепцией «двух Брежневых» (до и после середины 1970-х), утверждением, что в начале своего пребывания у власти он был сторонником экономических и других реформ. Приводят длинную цитату из выступления Брежнева на митинге 19 сентября.65 пленума, что якобы особенно характерно для его позиции. Но уже тогда было точно известно, что Брежнев был активным противником предложенной Косыгиным реформы и что в ее провале виноват прежде всего он.
Правление Брежнева было двадцатью годами упущенных возможностей. Технологическая революция, начавшаяся в остальном мире, прошла мимо нас. Мы этого даже не заметили, а вместо этого продолжали говорить о традиционном виде научно-технического прогресса. За это время Япония стала второй промышленной державой мира, Южная Корея шла по пятам за Японией, Бразилия влилась в ряды новых центров промышленной мощи. Правда, мы достигли военного паритета с крупнейшей промышленной державой современного мира. Но какой ценой? Ценой нарастающего технологического отставания во всех других сферах хозяйства, дальнейшего развала сельского хозяйства, неспособности создать современную сферу обслуживания, замораживания жизненного уровня населения на низком уровне.
Ситуация осложнялась тем, что отвергались любые попытки модернизации самой модели социализма. Наоборот, крепла вера в организационные и бюрократические решения. Не успела возникнуть проблема, как руководство страны отреагировало в один голос: Чья это ответственность? Мы должны создать новое министерство или какой-нибудь аналогичный орган.
Сельское хозяйство и продовольственная проблема по-прежнему были ахиллесовой пятой нашей экономики. Но решения искались по традиционным лекалам, показавшим свою неэффективность еще в предшествующую эпоху. Продолжалась политика преобразования колхозов в совхозы, т. е. дальнейшего государственного контроля.
Широкое применение агрохимикатов не дало ожидаемых результатов. Несмотря на то, что в 1970-е годы СССР опережал США по производству удобрений, производительность труда в сельском хозяйстве была в несколько раз ниже. Четверть трудоспособного населения СССР была не в состоянии прокормить страну, а 3% населения США, фермеры, производили так много, что продавали значительную часть этого за границу.
Причина экономической и технологической отсталости была только одна: непонимание и страх перед назревшими структурными реформами; то есть переход к хозяйственному учету в промышленности, кооперации сферы обслуживания, коллективному и семейному подряду в деревне. И самое страшное для режима тех лет было бы согласие на демократизацию и ограничение власти главной силовой базы Брежнева — бюрократии.
Все попытки идти по пути реформ, проявлять экономическую самостоятельность или самостоятельность мысли беспощадно пресекались.
Первый урок брежневской эпохи — крах командно-административной системы, выросшей при Сталине. Государство не только не обеспечивало прогресс, но все больше тормозило экономическое, культурное и нравственное развитие общества. Брежнев и его окружение накопили в одном отношении не совсем бесполезный опыт, хотя, к сожалению, на это ушло почти двадцать лет. Нет пути назад! Даже если бы Брежнев решил укрепить обветшавшее здание, регрессировав в сталинские репрессии, он не смог бы сделать эту систему эффективной. Потому что технологическая революция требует бесплатного труда, личной инициативы и самоотверженности, творчества, постоянных усилий, соперничества. Структурные реформы и реструктуризация были необходимым и логичным выходом из застоя.
Урок второй: пора навсегда покончить с системой, при которой люди становятся руководителями страны не в результате нормальной демократической процедуры и общественной деятельности в партии и государстве, а путем закулисных сделок или, хуже того, заговоры и кровавые чистки. Опыт уже достаточно показал, что в этой ситуации к власти приходят отнюдь не самые способные руководители, не самые убежденные ленинцы, не самые преданные народу; вместо этого они самые хитрые типы Улисса, мастера распрей, интриг и даже обычной коррупции.
Важнейшей гарантией от рецидива брежневизма является социалистический плюрализм, до которого партия додумалась и теперь осуществляет. Она имеет свою модель ленинского периода. В то же время у нас есть потенциал, чтобы пойти значительно дальше. Преувеличенные страхи перед крайностями гласности — а такие крайности, несомненно, сопутствуют в целом здоровому течению, — не отражают заботы о социализме, они порождены авторитарной политической культурой.
Здесь мы больше всего противостоим консервативной традиции. Российская политическая культура не терпела плюрализма мнений и свободы критики деятельности правительства. Только после 1905 витка, что была сделана небольшая брешь. Но и тогда было в принципе невозможно критиковать ни царя, ни царизм, ни существующий строй.
Гарантии прав меньшинств связаны с нашим плюрализмом, и разве мы не убедились на собственном опыте, насколько это важно? Революционная перестройка, по крайней мере на начальном этапе, опиралась на идеи, взгляды и волю не большинства, а меньшинства. Так было почти всегда, когда дело доходит до борьбы между новым и старым. Самая девственная и изящная из всех демократий, афинская, устами большинства решила, что Сократ должен выпить яд. Пей, Сократ, пей, потому что этого требует большинство! А у нас разве Сталин не опирался на волю большинства в 1930 лет? Мы не будем говорить о его товарищах по оружию; из них не было задано ни одного вопроса. Даже Хрущев, могучий разрушитель культа личности, искренне и самоотверженно участвовал в бойне по воле большинства. Большинство считало Бухарина неправым. Идите же, Николай Иванович [Бухарин], не оглядывайтесь, пуля найдет дырку.
А совсем недавно Брежнев — неужели он был не один? Подавляющее большинство в аппарате правительства боготворило его и получало от него все: звания, премии, академические деньги, дачные постройки, взятки. Его поддержали и те социальные слои, которые бесстрашно жили и живут до сих пор на нетрудовые доходы.
Как дать гарантии меньшинству, его воле, его интересам, его взглядам? Меньшинство, которое сегодня явно неправо, но которое завтра может стать главным поборником прогресса? Только посредством личных прав в партии, в государстве и в других учреждениях политической системы: свободы мысли, слова, письма, поиска правды и стремления к ее признанию — другого пути нет.
В сфере науки и культуры гарантии прав меньшинств являются обычным явлением, хотя и здесь мы пострадали от значительного бюрократического принуждения. Еще не изгладилось из нашей памяти, как большинство преследовало генетиков, предало анафеме теорию относительности и кибернетику, отвергло джаз и тем более рок-н-ролл, стерло с лица земли абстрактное искусство, отвергло социологию и политологию. Теперь, кажется, принято, что тот, кто убивает мысль, трижды убийца. Но есть и другие сферы, более тесно связанные с властью и политикой, где трудно гарантировать автономию меньшинства во имя альтернативных решений. Здесь нужна особенно тонкая и аккуратная работа законодательным резцом, чтобы выкроить баланс между взглядами и интересами большинства и меньшинства, настоящий социалистический плюрализм.
И, наконец, долой льстецов в политической жизни! Несомненно, все политические лидеры всех народов любят лесть. Но в наше время Сталин и Брежнев любили лесть самой преувеличенной, культовой разновидности. И не потому, что поверили таким похвалам, а потому, что им нравилась униженность льстеца, его растоптанная, приплюснутая манера поведения. Некоторые наши доморощенные Фуше и Талейраны прошли все политические режимы так же легко, как нож сквозь масло, и теперь лихорадочно суетятся в борьбе за самосохранение.
К счастью, к власти в нашей стране пришли и приходят люди, имеющие четкую программу развития страны и ставящие во главу угла радикальные политические реформы. Будем надеяться, что началось формирование новой школы политического руководства и новой общенародной демократической культуры. Это будет гарантией от повторения сталинских и брежневских традиций.
Источник: Исаак Тарасуло, изд., Горбачев и гласность: точки зрения советской прессы (Уилмингтон: SR Books, 1989), стр. 50-62.
Брежневская эпоха и ее последствия, 1965–1989 | Советский и мусульманский: институционализация ислама в Центральной Азии, 1943-1991
Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicСоветы и мусульмане: институционализация ислама в Центральной Азии, 1943–1991 гг. Термин поиска мобильного микросайта
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Оксфордский академический совет и мусульмане: институционализация ислама в Центральной Азии, 1943-1991ИсламКнигиЖурналы Термин поиска на микросайте
Расширенный поиск
Иконка Цитировать Цитировать
Разрешения
- Делиться
- Твиттер
Cite
Tasar, Eren,
«Брежневская эпоха и ее последствия, 1965–1989»
,
Советский и мусульманский: институционализация ислама и мировой религии в Центральной Азии, 1943–1991
3
(
Нью-Йорк,
2018;
онлайн-издание,
Oxford Academic
, 23 ноября 2017 г.
), https://doi.org/10.1093/oso/9780190652104.003.0007,
, по состоянию на 13 ноября 2022 г.
3
3
Выберите формат Выберите format.ris (Mendeley, Papers, Zotero).enw (EndNote).bibtex (BibTex).txt (Medlars, RefWorks)
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Оксфордский академический совет и мусульмане: институционализация ислама в Центральной Азии, 1943-1991ИсламКнигиЖурналы Термин поиска мобильного микросайта
Закрыть
Фильтр поиска панели навигации Oxford AcademicСоветы и мусульмане: институционализация ислама в Центральной Азии, 1943–1991 гг. Термин поиска на микросайте
Расширенный поиск
Реферат
После отставки Никиты Хрущева в 1919 г. 64, советские официальные лица, имеющие дело с религией, оценили умеренную линию в отношении религии, доминировавшую в 1940-х и 1950-х годах, а также жесткую линию, вдохновившую антирелигиозную кампанию Хрущева. Они решили, что оба были слишком экстремальными, и решили примирить две линии. Таким образом, в 1970-х и 1980-х годах ограничение религии стало более вездесущим, но менее действенным. Ярким примером является антирелигиозная пропаганда, которая была более распространена, но менее опасна, чем в прошлом. В этой ситуации САДУМ безуспешно пытался восстановить власть, которой он пользовался во время 19-го века.40-х и 1950-х годов, в то же время незаметно налаживая связи с «незарегистрированными» исламскими учеными, которые пользовались большей передышкой при позднем социализме. Важным новым событием последних советских десятилетий стало появление в Долине нелегальных учебных кружков (
Ключевые слова: Поздний социализм, САДУМ, незарегистрированные исламоведы, антирелигиозная пропаганда, ваххабизм, худжры
Субъект
ИсламВ настоящее время у вас нет доступа к этой главе.
Войти
Получить помощь с доступом
Получить помощь с доступом
Доступ для учреждений
Доступ к контенту в Oxford Academic часто предоставляется посредством институциональных подписок и покупок. Если вы являетесь членом учреждения с активной учетной записью, вы можете получить доступ к контенту одним из следующих способов:
Доступ на основе IP
Как правило, доступ предоставляется через институциональную сеть к диапазону IP-адресов. Эта аутентификация происходит автоматически, и невозможно выйти из учетной записи с IP-аутентификацией.
Войдите через свое учреждение
Выберите этот вариант, чтобы получить удаленный доступ за пределами вашего учреждения. Технология Shibboleth/Open Athens используется для обеспечения единого входа между веб-сайтом вашего учебного заведения и Oxford Academic.
- Щелкните Войти через свое учреждение.
- Выберите свое учреждение из предоставленного списка, после чего вы перейдете на веб-сайт вашего учреждения для входа.
- Находясь на сайте учреждения, используйте учетные данные, предоставленные вашим учреждением. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если вашего учреждения нет в списке или вы не можете войти на веб-сайт своего учреждения, обратитесь к своему библиотекарю или администратору.
Войти с помощью читательского билета
Введите номер своего читательского билета, чтобы войти в систему. Если вы не можете войти в систему, обратитесь к своему библиотекарю.
Члены общества
Доступ члена общества к журналу достигается одним из следующих способов:
Войти через сайт сообщества
Многие общества предлагают единый вход между веб-сайтом общества и Oxford Academic. Если вы видите «Войти через сайт сообщества» на панели входа в журнале:
- Щелкните Войти через сайт сообщества.
- При посещении сайта общества используйте учетные данные, предоставленные этим обществом. Не используйте личную учетную запись Oxford Academic.
- После успешного входа вы вернетесь в Oxford Academic.
Если у вас нет учетной записи сообщества или вы забыли свое имя пользователя или пароль, обратитесь в свое общество.
Вход через личный кабинет
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам. Смотри ниже.
Личный кабинет
Личную учетную запись можно использовать для получения оповещений по электронной почте, сохранения результатов поиска, покупки контента и активации подписок.
Некоторые общества используют личные аккаунты Oxford Academic для предоставления доступа своим членам.
Просмотр учетных записей, вошедших в систему
Щелкните значок учетной записи в правом верхнем углу, чтобы:
- Просмотр вашей личной учетной записи и доступ к функциям управления учетной записью.
- Просмотр институциональных учетных записей, предоставляющих доступ.
Выполнен вход, но нет доступа к содержимому
Oxford Academic предлагает широкий ассортимент продукции.