«Положительно прекрасный» человек в романе Ф. М. Достоевского «Идиот»

Введение 

     Проблема  положительного героя всегда была актуальна  для русской литературы. Многие писатели девятнадцатого века пытались создать  образ такого героя, но сама жизнь, реальность того времени была такова, что герой  становился либо «лишним человеком», как у Пушкина, Лермонтова, либо соотносился лишь со временем декабристов, как у Толстого в романе «Война и мир». Создание положительного героя второй половины девятнадцатого века оставалось задачей для писателей. Исключением не стал Ф. М. Достоевский. Он прекрасно раскрыл тему прекрасного человека в своем романе «Идиот».

     “Идиот” — одна из самых странных книг в  мировой литературе. Исследователи постоянно указывают на недостатки в ее построении. Но в то же время они обычно рассматривают его как неоспоримо великое произведение, называя его “самым художественно неровным” из великих романов.

     Достоевский задумал и написал “Идиота” в 1867-1869 г. во время своей жизни за границей, в нужде и горе. В  такой ситуации он просто вынужден был создать роман, который бы продавался. Тем не менее, он не хотел снижать уровень своего произведения. Любимой племяннице он писал о своем страхе, что необходимость вынудит его идти на компромиссы: “Более всего боюсь, что выйдет посредственно”. Серьезно он начал работать над “Идиотом” в августе 1867 года и сменил несколько планов. Достоевский начал писать этот роман с лишь первоначальным представлением о замысле. Он был уверен только в одной вещи — он хотел “изобразить вполне прекрасного человека…»¹.

     Роман — «Идиот» Достоевский задумал как продолжение «Преступления и наказания». Главным героем его является «обновленный Раскольников», «исцелившийся» от гордыни человек, князь Мышкин, носитель «положительно- прекрасного» идеала.

     Для достижения поставленной цели в работе предусматривается решение целого ряда поэтапных задач, а именно рассмотреть:

     1. «Положительно прекрасный» человек Достоевского с точки зрения критиков.

     2. Систему персонажей романа.

     3. Князя Мышкина как человека, максимально  приблизившегося к идеалу Христа. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Глава 1. «Положительно прекрасный» человек Достоевского

     с точки зрения критиков

     Как известно, роман «Идиот» является самым загадочным произведением Ф.М. Достоевского. Эта точка зрения утвердилась еще при жизни автора. В 1879 году в журнале «Русская речь» была опубликована статья Е.Л. Маркова, выразившего всеобщее недоумение по поводу этого романа. С точки зрения журналиста, читатель «Идиота» должен был вынести тяжелое чувство «из этого повального бреда, мало похожего на действительную жизнь, лишенного всех живых красок жизни, всех умиротворяющих ее сторон, среди которого однообразною, упрямою нотою стонут размышления и признания психиатрического больного».

Марков задает вопрос: «Какая внутренняя художественная необходимость заставила его раскрывать нравственную красоту человека в такой невыносимо тяжкой, болезненной форме?»²

     Причина непонимания романа нам видится  в недоверии к образу «положительно прекрасного человека». Даже русские религиозные философы, которыми, по существу, впервые по достоинству было оценено творчество Достоевского, не нашли образ князя Мышкина удачным. В работах В.С. Соловьева, Д.С. Мережковского, Л. Шестова и других метафизика данного романа сведена в основном к изучению трагедий – борьбе добра и зла за «Душу мира»,  при этом акцент смещался с главного героя на софийный образ Настасьи Филипповны. В романе русские философы видели борьбу божественных и демонических начал. Мыслители религиозного направления существенное содержание всего творчества Достоевского находили в откровениях о человеческой свободе, о творческом дерзновении личности.

     По  мнению Н. Бердяева, «Мышкин стоит  в стороне от тех образов Достоевского, в которых он изображает судьбу человека»³. Все несчастья Мышкина заключаются в том, что он «слишком был подобен ангелу и недостаточно был человеком, не до конца человеком», ему «многое человеческое было чуждо». Философ считает, что Достоевский не может оставаться в своих решениях вопроса о человеке на ангелоподобном образе Мышкина, этот образ не может осмысливаться писателем как «выход из трагедии человека». Кроме того, в самом герое есть столкновение двух разных начал, что проявляется в «больной, раздвоенной, безысходно-трагической» любви к миру: «В страдании своем он проявляет своеволие, он переходит границы дозволенного. Бездна сострадания поглощает и губит его. Он хотел бы перенести в вечную божественную жизнь то надрывное сострадание, которое порождено условиями относительно земной жизни. Он хочет богу навязать свое беспредельное сострадание к Настасье Филипповне. Он забывает во имя этого сострадания обязанности по отношению к собственной личности.

В сострадании его нет целостности духа…»⁴.

     По  мнению Вячеслава Иванова, главной в романе является идея вины, лежащей в самом воплощении: «поистине вина Мышкина в том, что он пришел в мир чудаком, иностранцем, гостем из далекого края» и стал жить так, «как воспринимал жизнь»; он воспринимал мир «в сонной грезе движущимся в боге, а отпавший мир оказался в близи повинным своему закону греха и смерти»; этого чужого восприятия вещей Мышкиным «мир не понял и не простил» и правильно обозвал его «идиотом»

5.

     Изображение «положительно прекрасного человека» — задача непомерная. Искусство может приблизится к ней, но не разрешить ее, ибо прекрасный человек – святой. Святость — не литературная тема. Чтобы создать образ святого нужно самому быть святым. Святость – чудо; писатель не может быть чудотворцем. Свят один Христос, но роман о Христе невозможен. Достоевский сталкивается с проблемой религиозного искусства. ⁶ В светском искусстве святость описать невозможно, поэтому писатель отступает от своей задачи и преодолевает соблазн «написать роман о Христе».

 

     Философская, писательская критика как бы останавливается перед загадкой романа, признавая, что «Идиот», — самый таинственный и до конца «не прочитанный» роман Достоевского.

     В этом смысле является показательным  высказывание Мочульского: «Мышкин  стоит как композиционный стержень и духовный смысл действия; он везде присутствует, во всем участвует, со всеми связан. А между тем Мышкин для нас неуловим. Никакой прямой характеристикой мы не можем ухватить его сущность»⁷.

     «Невыговариваемая»  тайна произведения стимулировала  непрерывность новых прочтений романа, и в советский период в литературоведении была сделана новая попытка интерпретации романа «Идиот». Тенденциозная социологическая критика боролась с образом Достоевского – религиозного искателя истины.

К числу мифов она относила представление о Достоевском  как о истовом религиозном пророке, столпе православия проповеднике безоговорочной церковной веры в бога и бессмертие души⁸.

     Конечно в литературоведении советского периода сделано немало для адекватного  прочтения творчества Достоевского и, в том числе, романа «Идиот». Но в то же время на интерпретации романа о князе Христе сказались совершенно определенные идеологические установки советской науки. Торжествовала точка зрения, высказанная в работе В.Н. Белопольского, утверждавшего, что в произведениях писателя есть идея «золотого века» без религии⁹. По мнению исследователя, христианство Достоевского выходило за рамки религии и превращалось в человеколюбие.

     В самое последнее время роман «Идиот» настоящим центром притяжения для многих исследователей творчества Достоевского. Число работ, посвященных этому произведению, все возрастает. В 2001 году вышел сборник статей: «Роман Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения», само название которого указывает на попытку подведения итогов изучения романа.

Как пишет в предисловии сборника Т.Касаткина, «за последние годы самые основополагающие  исследовательские установки по отношению к «Идиоту» не раз подвергались пересмотру и, по крайней мере, поблематизации»¹⁰. По мнению исследовательницы, роман «Идиот» стойко занимает второе место среди наиболее читаемых произведений писателя, что предопределено в первую очередь интересом к главному герою и основная линия, ось дискуссий – это по-прежнему образ князя Мышкина.

     Дальше  всех в «разоблачении» образа «положительно прекрасного человека» идет Евгений Трофимов. Он прямо называет князя притворщиком и обманщиком, а также человеком который «фактически развращает детей». С точки зрения исследователя Мышкин уговаривает Мари принимать себя за жертву и «обманывает» ее тем, что вина ее случайность, и тем «что детский суд представлен как суд Божий. Прощение истекает не от Творца. О внешнем прощении и не думает князь. Детей же обманывает тем, что предлагает им стать богами.

Они перестают различать грех и перестают именовать вещи онтологически точно»¹¹.

     В итоге Евгений Трофимов говорит  о том, что ««система» Мышкина  построена на «швейцарской» идее Руссо – непризнании грехопадения»¹². Помимо этого исследователь указывает на несоответствии Мышкина христианскому мироощущению исходя из того, что «князь из Швейцарии везет заветы смерти, психиатрическую доктрину временного лечения души. И все в ней построено на подмене христианства  сожалением»

13. Сюжет же всего романа в целом не видится как «линия» или «прорыв», а проявляется «циклически замкнутым и по-настоящему психиатрическим. Клиника имя ему»¹⁴.

     Таким образом, данные интерпретации ставят под сомнение авторский замысел создания образа «положительно прекрасного человека», саму наполненность этого образа христианскими смыслами. Мышкин выступает в этих трактовках как раздвоенный человек, уклоняющийся от Христа к антихристу. Т. Касаткина неслучайно «демона» князя Мышкина интерпретирует как свидетельство бесовской раздвоенности героя, а истинным «хозяином» князя она называет Лебедева, фигуру которого также воспринимает однозначно. Находящийся во власти Лебедева, «адвоката антихриста», Мышкин, по мнению исследовательницы, отказывается быть искупительной жертвой, что «предрекает» судьбу Настасьи Филипповны. Именно так трактует исследовательница сцену покушения на героя Рогожина»¹⁵.

     Все исследователи, не признающие христологический характер образа князя Мышкина, фактически имеют претензии к догматическим представлениям позднего Достоевского.                               
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Глава 2. Князь Мышкин – воплощение положительно героя в романе Ф.М. Достоевского «Идиот»

     2.1 Система персонажей романа

     Создавая  образ своего героя, автор обратился  к огромному опыту мировой литературы: в поле внимания Достоевского Дон-Кихот Сервантеса, Бедный рыцарь Пушкина, Жан Вальжан Гюго. Опираясь на эти образы, автор создает его не затворником и монахом, заключившим себя добровольно в келью, ушедшим от мирской суеты, а живым, земным человеком, живущим среди людей, несущим им свое слово, благую весть. Подлинное праведничество, по Достоевскому, предполагает активность и энтузиазм, борьбу и нетерпимость к злу, участие в переработке неблагообразной «среды» в братство.

     Главный герой романа Ф.М. Достоевского «Идиот» — князь Мышкин — в контексте всего творчества писателя не сопоставим ни с одним ведущим персонажем: он не примыкает ни к типу героя-идеолога, к которому относятся Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов, ни ко взявшим крест Соне Мармеладовой и Мите, ни к оцерквленным старцу Зосиме и Алеше. Типологическая ориентация образа князя Мышкина представляет собой сложную исследовательскую проблему в контексте литературы вообще.

     Уникальность  героя заключается в самой  идее представить в его образе воплощение этического и эстетического идеала — «положительно прекрасного человека», обладающего «исключительной христоподобной индивидуальностью.

     Князь Мышкин возвращается из Швейцарии, где  он лечился четыре года от тяжелой нервной болезни, в Россию по неотложным делам, связанным с наследством. Двадцати шести лет, роста выше среднего, белокур, густоволос, с впалыми щеками и остренькой белой бородкой, большие голубые глаза, в пристальном взгляде которых что-то тихое, но тяжелое. Он последний из древнего рода князей Мышкиных, рано осиротел, воспитывался в деревне. Болен падучей. Благодаря своей болезни он постиг минуты высшей гармонии, полноты и блаженства. Он верит в возможность рая на земле, в то, что все люди способны прозреть и преобразиться. Прообраз этого рая князю удалось создать в швейцарской деревеньке, объединив вокруг себя местную детвору, и он верит, что подобное возможно и в мире взрослых. В нем самом много детского. Детское, чистое, простодушное и доверчивое обнаруживает он и в окружающих его людях.

ИДИОТЫ – Огонек № 20 (4799) от 04.06.2003

4K 11 мин. …

Ежели пересказывать сюжет более-менее последовательно и без отступлений, иногда прекрасных, иногда страшно многословных и избыточных, — перед нами история о трех невозможных, неосуществимых выборах, о трех неспособностях ни на что решиться. Таким же невозможным выбором одержима Россия, нисколько не изменившаяся с момента публикации романа

С легкой руки Бортко, сделавшего почти невозможное — интересный и качественный сериал по «Идиоту», — страна бросилась читать Достоевского. Это в любом случае лучше, чем перечитывать «Петербургские трущобы»; может, для того и стоило затевать экранизацию, чтобы хоть так, тихой сапой, внедрить в современное русское сознание некоторые мысли, которыми этот роман пронизан. Достоевский для читающей России, кажется, давно уже ближе и родней Толстого — роднее самим своим несовершенством, готовностью прощать и понимать, даже готовностью саморазоблачиться, раскопать в самом себе вещи, в которых мы себе вечно боимся признаться. Только такой у нас и может быть нравственная проповедь — чтобы сам проповедник непременно был с каторжным опытом, с болезненным интересом к уголовной хронике, с тайной тягой к педофилии и чуть не к некрофилии, потому что ведь и все это тоже человеческое… «Он думает, что раз он сам болен, то и весь мир болен», — обидчиво сформулировал Толстой, очень, видимо, боявшийся такого самоанализа; страшно сказать, но Достоевский ведь в этом не ошибался. Мир действительно болен, что ж тут прятаться. Иные думают, что ему нужен врач (чаще всего на поверку оказывающийся убийцей), иные — что сиделка или духовник. Толстой был из врачей, Достоевский — из духовников, и немудрено, что в душе оба должны были считать друг друга немножко шарлатанами, при всем взаимном уважении.

«Идиот» — странный роман, удививший самого своего создателя, роман, разошедшийся с замыслом и получившийся в результате о том, что было бы, если бы Христос влюбился в Магдалину. Кстати, многие авторы — в том числе знаменитый Казандзакис — рассматривали такую возможность. Нет сомнений, что Достоевский разработал ее детальней и убедительней всех. Трудности с экранизацией этой книги, написанной в бешеном темпе в 1868 году, в том и заключаются, что в ней наличествуют прекрасная завязка и сенсационная развязка, а середина заполнена чем-то кашеобразным, с точки зрения любого профессионального критика. Очень много Лебедева, Иволгина, Птицына (Достоевский вечно путался в своих бесчисленных героях, фамилии им давал наобум Лазаря — в «Идиоте» решил давать птичьи). Очень много Ипполита, студентов, Аглаи, денежных разборок — к ним Достоевский всегда возвращается маниакально, очень много о деньгах думает, и кто бы на его месте не думал! Однако Достоевский вправе был бы повторить слова Толстого, сказанные как-то в ответ на упрек в композиционной несбалансированности «Анны Карениной»: напротив, своды так сведены, что и замка не видно. В «Идиоте» своды тоже сведены отлично, хотя замок упрятан еще глубже за всякими архитектурными излишествами, вставными фиоритурами и прочими завитушками; тут сработало то, что Достоевский писал очень быстро, и в лучшие его минуты (когда он практически без пауз диктовал жене-стенографистке) ему самому диктовала непосредственно небесная гармония, — он не успевал ничем ее испортить. Иногда это и к лучшему, когда тебя торопят из редакции: подумать некогда, знай записывай. Ничего лучше небесной гармонии все равно не выдумаем. Композиция «Идиота» сложилась в мире абсолютных сущностей, там, где уже летают в законченном виде все наиболее совершенные творения человеческого духа; заслуга Бортко в том, что он все лишнее отсек, а Машков и Миронов (временами даже и Вележева с Будиной) сыграли как по нотам.

Ежели пересказывать сюжет более-менее последовательно и без отступлений, иногда прекрасных, иногда страшно многословных и избыточных, — перед нами история о трех невозможных, неосуществимых выборах, о трех неспособностях ни на что решиться (надо заметить, что примерно в это же время Гончаров с куда меньшей художественной силой и куда большим, временами параноидальным занудством рассказывал историю метаний Ольги между Обломовым и Штольцем. Что вы хотите, у России впервые появился выбор). Князь Мышкин мечется между здоровой, чистой, простой, детской Аглаей — и безумной, демонической Настасьей; Настасья мечется между звероватым Рогожиным и кротким князем, который умеет только выслушивать ее несвязные речи и гладить по голове; у Рогожина выбор самый анекдотический — между Настасьей и князем, и все это время за кадром (вот ведь привычка — фильм сильно-таки в нас засел) таким же невозможным выбором одержима Россия, нисколько не изменившаяся с момента публикации романа. У нее выбор свой — между так называемыми либералами и так называемыми консерваторами, и тут как нельзя лучше высказался Евгений Павлович, ради чьих слов и стоит сейчас перечитывать этот громоздкий роман:

«…И либералы у нас не русские, и консерваторы не русские, все… Кто из русских людей скажет, напишет или сделает что-нибудь свое, свое неотъемлемое и незаимствованное, тот неминуемо становится национальным <…>. Это для меня аксиома. <…> Так я утверждаю, что у нас нет ни одного русского социалиста, нет и не было, потому что все наши социалисты тоже из помещиков или семинаристов <. ..> Русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, все. Если есть для него оправдание, так разве в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм (о, вы часто встретите у нас либерала, которому аплодируют остальные и который, может быть, в сущности самый нелепый, самый тупой и опасный консерватор, и сам не знает того!). Эту ненависть к России, еще не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже сло’ва «любовь к отечеству» стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили, как вредное и ничтожное <. ..> Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество свое ненавидел».

«Вы, может быть, несколько правы», — замечает на это князь, а мы позволим себе и более радикальное мнение: все тут правда, и ничего не переменилось именно потому, что русская история вообще не движется — или ходит по кругу в силу этой-то самой невозможности выбора. О ней Достоевский сказал первым, сказал яснее прочих — и именно о ней написал свой роман, который задумывал как книгу о «положительно прекрасном человеке»: счастье его было в том, что всякая абстракция у него тут же обрастала плотью. Хотел писать о положительно прекрасном человеке — написал о выборе России и о трагедии ее двойственности; хотел писать об атеисте (тоже умышленная, умозрительная тема) — а написал «Бесов», о вполне конкретных Ставрогине и Верховенском. Надо сказать, он в этом смысле очень соответствовал любимому и ненавидимому (вполне в духе русской двойственности) городу Петербургу, замысленному как символ державной ясности и имперского величия, а превратившемуся в город бедноты, туберкулеза и бреда, трущоб и путаницы в умах.

Смотрите сами: либералы, конечно, отвратительны, что говорить. Они ненавидят все русское и даже уже не особенно маскируются (правда, при Достоевском не было словосочетания «достойная жизнь», которое взято на вооружение в качестве позитивного идеала). Но ведь альтернативу Достоевский видит совершенно ясно, и про нее главный положительный герой, прекрасный князь Мышкин, высказывается очень определенно: «Взял нож и, когда приятель отвернулся, подошел к нему осторожно сзади, наметился, возвел глаза к небу, перекрестился и, проговорив про себя с горькою молитвой: «Господи, прости ради Христа!» — зарезал приятеля с одного раза, как барана, и вынул у него часы». На что Рогожин — тоже ведь альтер эго, как ни крути, — радостно хохочет и ставит отечеству наилучший диагноз: «Вот это я люблю! <…> один совсем в Бога не верует, а другой уж до того верует, что и людей режет по молитве…» Сам князь прибавляет: «Бог ведь знает, что в этих пьяных и слабых сердцах заключается. <…> Сущность религиозного чувства ни под какие рассуждения <. ..> не подходит… Но главное то, что всего яснее и скорее на русском сердце это заметишь <…>!» Действительно, русское сердце настолько не испорчено цивилизацией, что на нем только эти бездны и видны; после князь вот в каких выражениях думает о Рогожине: «Рогожин не одна только страстная душа; это все-таки боец: он хочет силой воротить свою потерянную веру. Ему она до мучения теперь нужна… Да! во что-нибудь верить! в кого-нибудь верить!» Вот вам и сущность русского выбора: либо здравомысленный либеральный атеизм — либо вера со всей ее непредсказуемостью и зверством; а синтеза никакого нет, и третьего не дано.

Это, впрочем, не единственный еще русский выбор, и тут приходится рассмотреть вторую сторону треугольника — а именно гибельную дилемму, перед которой стоит Настасья Филипповна Б. Уж подлинно что Б.: мало в мировой литературе столь ярких и столь отталкивающих образов! Что самое интересное — все, что говорит ей Аглая, на самом деле верно. «Знаю то, что вы не пошли работать, а ушли с богачом Рогожиным, чтобы падшего ангела из себя представить». Правда? Как есть правда, но права и Настасья, бросающая ей в ответ: «Вы так же меня поняли, как… горничная». Все, что говорят про Россию здравомыслящие и просто здоровые люди, — правда, а все-таки все они горничные, и Аглая немножко горничная, сколь она ни мила. Выбор несчастной, падшей и безумной Настасьи — которая не зря же все-таки сделана демонической красавицей, этакий воплощенный Эрос, даже и в смерти хороша («А она ведь как лежит…» — шепчет Рогожин после убийства), — так вот, выбор этой Настасьи по-своему неразрешим. С одной стороны — юродивый, с другой — громила, и оба, конечно, сумасшедшие. Вот вам два лика русской святости, о которых и князь с Рогожиным разговаривали, перед тем как Рогожин на князя с ножом бросился. Рогожину обязательно надо кого-нибудь зарезать, в этом и выражается, в сущности, его битва за веру, — потому что если не зарежет, то, по точному пророчеству Настасьи, превратится в скучнейшего купца вроде бати своего и станет похож на его портрет. Нужен ли России такой купец? Совершенно ей с ним неинтересно. Что до князя, то поначалу Настасье Филипповне очень нравятся, конечно, все эти утешения и слезы, но жить с идиотом (пардон, бочком пролез в текст бездарный рассказ бездарного Ерофеева) она тем более не готова. Ей интересен «Лос Самомучас», родной русский мазохизм, который, уж конечно, увлекательней любого созидания. Нешто Настасья Филипповна создана для семейной жизни? Ей доставляет наслаждение — думаю, самое буквальное, эротического свойства, — именно процесс метания, бегания от одного к другому; только так она и чувствует, что живет. Деньги в печь швырнуть — вот это по-нашему. Ей оба нужны — князь и Рогожин, оба лика русской святости; от одного к другому она и мечется всю жизнь — от Ивана Грозного к Петру Великому, от Николая Палкина к Александру Освободителю, от убийцы Иосифа к юродивому Никите… сейчас вот, наконец, нашелся на нее умный человек и погрузил в благодетельный сон. Но ведь когда-нибудь она проснется — и пойдет писать губерния!

Есть и у князя свой выбор, тоже неразрешимый; Аглая и в книжке получилась простовата, и в фильме не особенно обаятельна, потому что нет у Будиной огненных и озорных глаз, нет настоящей чистоты и настоящей же детскости. Или есть, но вместо них играется чаще всего несколько наивное кокетство: тоже хорошо, но Аглаи, в общем, не видно. Тут виноват отчасти и автор, у которого Аглая — нечто вроде толстовской Сони при Наташе Ростовой. Правильная шибко. У нее, конечно, свои метания и свой мильон терзаний — но за ее будущее можно быть спокойным: влюбилась в эмигранта, как и положено правильной тургеневской девушке, и дальше про нее все написано в романе «Накануне», вышедшем, правда, за восемь лет до того. Очень тут примечательно, что Аглая попала за границу, с нею и связаны все ее помыслы — она там вошла в комитет по защите чьей-то Родины и совершенно порвала связь с семейством. Вот правильный, гармоничный путь — девушке захотелось подвига, она и нашла себе подвиг; отправилась бороться за чужую Родину — потому что за свою, как выяснилось, можно только умереть либо в крайнем случае в каторгу пойти. То, что единственная здравая и рациональная, «нормальная» героиня у Достоевского оказалась за границей и Западу посвятила свою здравую, целенаправленную деятельность, — весьма красноречиво: нечего тут делать правильному человеку. Так что выбор князя — тоже в известном смысле выбор России: либо путь здравый и целеустремленный (известно куда ведущий — к выхолащиванию души, к плоскому, нереальному миру), либо упомянутые бездны блаженств и страданий, жестокостей и подвигов, кровосмесительств и извращений. Можно поверить, что он любит Настасью «жалостью», — а все-таки не зря они с Рогожиным двойники, не зря вдвоем бдят у тела Настасьи Филипповны в финале: бывает такая жалость, что сильней всякого эротического влечения, а точней, включает его в себя. Это ведь тоже очень по-русски — любовь до смерти, до удушения в объятиях; что люблю, то изничтожаю. Так любим мы свою Родину. Так любит нас она.

К числу сильнейших сцен в мировой литературе принадлежит именно финал «Идиота» — то самое бдение у трупа, во время которого Рогожину и князю все кажется, что за стеной кто-то ходит. И Бортко сделал этот финал не слабее Вайды — экранизировавшего некогда лишь одну эту последнюю главу романа, да еще и позвавшего на роль Мышкина артиста японского театра кабуки. Миронов начисто переиграл японца — что-то потустороннее есть у него в лице; он играет не слишком обаятельного Мышкина, играет скорее аскета, чем добряка, каким был молодой Юрий Яковлев… но в страсть именно такого Мышкина я верю охотно. Любил он ее, чего там скрывать; «жалость» — псевдоним. А святому влюбляться нельзя — тут же идиотом заделаешься. Не надо забывать, что пребывание святого в нынешнем мире заканчивается у Достоевского полным крахом, что уже само по себе и диагноз, и приговор… Но есть тут и еще один завиток: святой, придя в Россию и полюбив ее, обречен тут рехнуться. Ибо такова уж особенная природа нашей национальной святости: «положительно прекрасный человек» тут непременно кончает тем, что сидит у трупа, утешает убийцу, плачет и не может ничего сказать.

Почему же Россия вечно не может сделать своего окончательного выбора, почему судьба ее такова — зависать между Европой и Азией, консерватизмом и либерализмом, зверством и святостью, атеизмом и религиозным помешательством на грани изуверства? Ответ на этот вопрос как будто дается и в романе, и ответ этот вполне актуален — жаль, что в картине монолог Лебедева сокращен: «И не пугайте меня вашим благосостоянием, вашими богатствами, редкостью голода и быстротой путей сообщения! Богатства больше, но силы меньше; связующей мысли не стало; все размягчилось, все упрело и все упрели! Все, все, все мы упрели!. .» Это ли не диагноз современному миру с «редкостью голода и быстротой путей сообщения»? Но что-то подсказывает мне иной ответ: упрел-то как раз Запад. В России тоже не просматривается «связующей, направляющей сердце и оплодотворяющей источники живой мысли»; но в ней есть хотя бы возможность такой мысли. И об этом сам князь говорит недвусмысленно: «И не нас одних, а всю Европу дивит, в таких случаях, русская страстность наша! Такова наша жажда. Чтобы достичь совершенства, надо прежде многого не понимать! Что в том, что на одного передового такая бездна отсталых и недобрых? В том-то и радость моя, что я теперь убежден, что вовсе не бездна, а все живой материал!»

Слышали вы что-нибудь подобное? Вот где соль романа: бездна как живой материал. Бездна как главная, единственно возможная сфера жизни: лучше пространство всех возможностей, чем плоский и рациональный мир. Вот призвав-то ко всему этому, обожествив Россию как единственную страну, которая не поддается гипнозам рационализма, князь и сваливается в припадке. .. нет, как организован текст!

Достоевский ведь вовсе не питает иллюзий относительно того, чем заканчивается подобный патриотизм. Никто не призывает отождествлять Настасью Филипповну с Россией, но Розанов не зря-таки заметил, что один Достоевский правильно понимал, что надо делать с настасьями филипповнами. С ними возможен только один образ действий, и Рогожин выбрал его совершенно правильно. Только так и можно овладеть ею до конца — ну, тут мы впадаем во всякий гнилой фрейдизм, однако же история наша наглядно доказывает пророческую правоту Достоевского. Русский патриотизм оргиастичен по природе, и сущность его — самоистребление, гражданская ли то война (как показано в новом замечательном фильме Абдрашитова и Миндадзе «Магнитные бури») или убийство возлюбленной. Выбора нет — есть хождение по кругу с периодическими пароксизмами войн и революций; все другие выбрать могут — Россия же никогда. «Широк русский человек, я бы сузил». Преимущество наше в том, что наша-то Настасья Филипповна бессмертна, сколько бы мы ее ни резали. Это сейчас кажется, что она спит.

Ничего, ничего. Будет еще за кого подраться Мышкину с Рогожиным.

Ну и что делать человеку, живущему в такой стране?

Да ничего особенного. Любить бездну. Смотреть на всех с кроткой, не от мира сего улыбкой Мышкина-Миронова, целовать, гладить и искренне гордиться, когда весь остальной мир говорит, что ты идиот.

Дмитрий БЫКОВ

В материале использованы рисунки Геннадия НОВОЖИЛОВА

Федор Достоевский Биография

 

Федор Михайлович Достоевский родился в 1821 году, был вторым из семи детей, дожил до 1881 года. Семья была дворянской, но далеко не зажиточной. Его отец, военный врач, приписанный к штату госпиталя, был человеком суровым и праведным, а мать, наоборот, пассивной, доброй и великодушной, и, возможно, этим фактом объясняется то, что Достоевский наполняет свои романы персонажами, которые кажутся обладают противоположными крайностями характера.

Раннее образование Достоевский получил в армейском инженерном училище, где скучная рутина и лишенная воображения студенческая жизнь ему явно наскучили. Поэтому он проводил большую часть своего времени, занимаясь литературными делами и читая последних авторов; склонность к литературе была навязчивой. И почти столь же навязчивой была озабоченность Достоевского смертью, ибо, пока юный ученик был в школе, его отец был убит крепостными в его имении. Это внезапное и дикое убийство тлело у молодого Достоевского, и когда он начал писать, тема преступления, и убийства в особенности, присутствовала в каждом новом издании. Достоевский никогда не был свободен от ужасов убийства, и даже в конце своей жизни он решил написать о насильственной смерти — смерти отца — в качестве основы для Братья Карамазовы.

Проведя два года в армии, Достоевский начал свою литературную карьеру с романа « Бедняки », который сразу же стал популярным и получил высокую оценку критиков. Никогда прежде русский автор не исследовал так тщательно психологические сложности внутренних чувств человека и замысловатую деятельность его ума. Вслед за « Бедняки », единственным важным романом Достоевского за многие годы, стал « Двойник 9».0008 , короткая работа, посвященная раздвоению личности и содержащая генезис более позднего шедевра «Преступление и наказание».

Пожалуй, самые переломные годы мелодраматической жизни Достоевского наступили вскоре после публикации « Бедняков». Эти годы включали в себя одни из самых активных, меняющихся фаз во всей русской истории, и Достоевский играл необычайно активную роль в эту эпоху перемен. Используя влияние, приобретенное благодаря его литературным достижениям, он стал участвовать в политических интригах сомнительного характера. Он, например, находился под сильным влиянием новых и радикальных идей, пришедших в Россию с Запада, и вскоре присоединился к тем, кто надеялся произвести революцию в России с помощью всевозможных западных реформ. Многие статьи, написанные Достоевским по различным политическим вопросам, он публиковал, прекрасно зная, что они незаконны и что вся печать контролируется и подвергается цензуре со стороны правительства.

Мятежный писатель и его друзья, разумеется, вскоре были признаны изменниками-революционерами и посажены в тюрьму, а через девять месяцев ряд из них, в том числе и Достоевский, были судимы, признаны виновными и приговорены к расстрелу.

Вся группа была соответственно собрана, все приготовления завершены, жертвы были связаны и им завязали глаза. Затем, за несколько секунд до того, как должны были раздаться выстрелы, прибыл гонец от царя. Отсрочка была предоставлена. На самом деле царь никогда не собирался расстреливать мужчин; он просто использовал этот метод, чтобы преподать урок Достоевскому и его друзьям. Однако эта мучительная встреча со смертью произвела на Достоевского впечатление, которое он никогда не забывал; это преследовало его всю оставшуюся жизнь.

После смягчения смертного приговора Достоевский был сослан в Сибирь и за четыре года пребывания там изменил все свои взгляды на жизнь. За это время в жутких бытовых условиях — вонь, уродство, грязь — он начал пересматривать свои ценности. Внутри человека произошла полная перемена. Он испытал свой первый эпилептический припадок и начал отвергать до сих пор слепое принятие новых идей, которые впитывала Россия. Он пережил настолько глубокое духовное перерождение, что вышел с пророческой верой в священную миссию русского народа. Он считал, что спасение мира находится в руках русского народа и что в конечном итоге Россия поднимется, чтобы доминировать над миром. Именно в тюрьме Достоевский сформулировал свои известные теории о необходимости страдания. Страдание стало средством очищения души человека; это искупило грех; оно стало единственным средством спасения человека.

Достоевский женился еще в ссылке на молодой вдове. Прослужив еще четыре года рядовым в армии, он был помилован и уехал из Сибири, чтобы возобновить литературную карьеру. Вскоре он стал одним из великих представителей России. Затем, в 1866 году, он опубликовал свой первый шедевр « «Преступление и наказание». Роман представляет собой историю Раскольникова, студента университета, который совершает бессмысленное убийство, чтобы проверить свои нравственные и метафизические теории о свободе воли. В романе представлены все блестящие психологические анализы характера, которыми прославился Достоевский, и включена тема искупления через страдание.

Закончив Преступление и наказание , Достоевский снова женился и уехал за границу, надеясь обрести покой от многочисленных кредиторов, а также надеясь начать новый роман. Душевного покоя, которого так жаждал Достоевский, он так и не нашел; вместо этого он открыл для себя игровые столы Европы — и накопил еще больше вины в дополнение к своим постоянно растущим долгам. Роман, сочиненный Достоевским за границей, был « Идиот », рассказ о вполне доброй и прекрасной душе. В своих заметках Достоевский иногда называл этого героя князем Христом; он надеялся создать человека, который не мог бы ненавидеть и не был бы способен на низменную чувственность. Роман — один из его шедевров, увлекательное, напряженное исследование разрушительной силы добра.

Последний роман Достоевского, Братья Карамазовы , был его шедевром и шедевром западной литературы. Всего через год после ее публикации Достоевский умер, но уже был признан одним из величайших писателей России.

Идиот Федора Достоевского. Ищите eText, читайте онлайн, изучайте, обсуждайте.

(1868)

Перевод Евы Мартин в 1915 году

Впервые опубликовано в Русский Вестник между 1868 и 1869 годами, этот роман часто считают одним из самых блестящих литературных достижений «золотого века» русской литературы. Его много раз адаптировали для сцены и экрана. На протяжении многих лет он вдохновлял многих авторов, поэтов и музыкантов. Персонаж Кристиана Бэйла в фильме «Машинист» в разные моменты читает Идиот . Альбом музыканта Игги Попа 1977 года называется «Идиот» в честь книги.

26-летний князь Лев Николаевич Мышкин возвращается в Россию после нескольких лет пребывания в швейцарском санатории. Презираемый петербургским обществом за свой доверчивый характер и наивность, он оказывается в центре борьбы между красивой содержанкой и добродетельной и хорошенькой молодой девушкой, обе из которых завоевывают его расположение. К сожалению, сама доброта Мышкина ускоряет катастрофу, оставляя впечатление, что в мире, одержимом деньгами, властью и сексуальными завоеваниями, санаторий может быть единственным местом для святого.

Роман начинается с трех незнакомцев в поезде, направляющемся в Петербург. Молодой человек по имени князь Мышкин возвращается из швейцарского санатория, где последние несколько лет лечился от болезни, похожей на эпилепсию. Он встречает мошеннического молодого человека по имени Рогожин, у которого нездоровая одержимость красивой молодой женщиной по имени Настасья Филипповна, и любопытного государственного чиновника по имени Лебедев, который занимает видное место в романе. По прибытии в Петербург Мышкин знакомится со многими горожанами и в конце концов встречает Настасью и влюбляется в нее. Она напориста, непостоянна и порывиста и прыгает от жениха к жениху, как охотница за сокровищами. Ее непреодолимая и психологическая стойкость к мужчинам в ее жизни приводит к ее падению. В основе романа лежит то, что Мышкин не сообразителен, не имеет особого образования и живет в обществе с менталитетом упрощенной невинности. Высказывая свое мнение, он изо всех сил пытается сформулировать свое мнение с заиканием и невыразительностью, как у Чарли Брауна. По этой причине люди считают его идиотом, но он хороший, честный, отзывчивый и добрый человек. Когда он получает большое наследство, его шантажирует человек, который утверждает, что является внебрачным сыном благодетеля Мышкина; но когда история этого человека разоблачается, Мышкин скорее дружит, чем наказывает преступника и его сообщников. Мышкин также влюбляется и обручается с легкомысленной девушкой по имени Аглая, которая использует его простодушие как фон для своих шуток и сарказма, несмотря на его бессмертную преданность ей.

В романе как бы говорится, что святой человек, пробившийся в обществе, озабоченном материализмом и беспощадной алчностью, будет считаться ребяческим идиотом за то, что ценит честность, доброту и простые вещи в жизни. Как я уже сказал, финал шокирует и посылает жалобный сигнал, что в сумасшедшем мире санаторий — единственное место для святого. Может ли чистое сердце функционировать в обществе? Видимо Достоевский мыслит не иначе как в пределах психиатрической лечебницы или монастыря! Эта книга знакомит вас с одним из величайших деятелей художественной литературы, и, как ни странно, вам может быть интересно познакомиться с ним. «Князь Мышкин» настолько благонамерен, что выглядит шутовским. Величайшей силой автора была его человечность, а его главный герой — непреходящее наследие, которым мы все можем наслаждаться. — Представлено Anonymous 9.0003

Фанат этой книги? Помогите нам представить его другим, написав для него лучшее введение. Это быстро и легко, нажмите здесь.

Есть ли подходящее Мышкину общество?

«Идиот» Достоевского был моим первым знакомством с Достоевским и его произведениями и уж точно не последним. Меня заинтересовали сложные сообщения, содержащиеся в книге, и, размышляя над этим, у меня возник этот вопрос. Существует ли общество, в котором Мышкин мог бы жить, не считаясь с ним изгоем, каким он был в «Идиоте»? Казалось, он принадлежал к российскому высшему классу того времени, когда женское сердце можно было купить только за деньги, но добродушие Мышкина, казалось, не вписывалось в него. говорил совершенно законно. Возможно, в среднем или низшем классе его личность была бы более подходящей. Вместо двух женщин, между которыми он разрывался, он мог найти кого-то доброго и необразованного, такого же, как он сам, на другом уровне общества.

Автор: Большой Данте в Вс, 10 апреля 2011 г., 9:21 в Идиот || 2 Ответа

Превосходство идиота.

Я дочитал идиота. Совершенно потрясающий шедевр,и значительно превосходящий братьев Каразамов. (что тоже было здорово). От начала до конца эта книга была полна событий и полна психологических открытий. Гораздо реалистичнее по характеру, чем ТБК, а речи Ипполита и Мышкина лучше великого инквизиторского аналога. Я действительно изо всех сил пытаюсь понять, почему эта книга не упоминается больше. Я только что запустил «демонов», и мне очень любопытно посмотреть, сможет ли он сравниться с идиотом.

Автор: Theunderground в Пн, 14 февраля 2011 г., 18:34 в The Idiot || 8 Ответов

Рад, что прочитал этот перевод Идиота

Я не очень литературный парень. Я начал ее читать, потому что она неоднократно упоминалась в книге, которую моя жена купила мне на день рождения. «Последняя ночь в Извилистой реке» — это Апдайк или Ирвинг, я не помню, кто ее написал, боже. Части этой книги были захватывающими (Идиот) в другой раз, я тащился ради самосовершенствования. Я чуть не села на мель, когда подумала о том, сколько Констанс Гарнетт, возможно, сплела свою маленькую паутину в переводе. На самом деле я раздобыл копию книги на русском языке. Разговор о том, чтобы пройти через! Это заставило меня заинтересоваться русским языком, и я не смог подтвердить (или опровергнуть) какую-либо работу мисс Гарнетт. Интересно, что от этой работы вообще не исходило никаких сексуальных намеков. Было то место в конце, когда Настасья, как говорят, стояла на коленях, обняв его за ноги. Ненавижу говорить вам, ребята, этого было бы достаточно для меня! Явно русские люди матятся, я уверен обильно, (холодно там что ли?) И уж точно не надо вдаваться в подробности о том и сем. Хотя я пару раз задавался вопросом о сексуальной ориентации принца или его мужественности. На самом деле, я хотел бы быть больше похожим на Мышкина. Он напомнил мне персонажа Элвуда П. Додда, изображенного в той пьесе «Харви». Фигура, похожая на Ганди, привлекательна. Но насчет подгонки и всего остального меня бы это не волновало. Я действительно не следил за взаимоотношениями между многими персонажами. Во-первых, я не знал, что у членов семьи могут быть разные имена. Здесь, в Америке, большинство женщин берут фамилию своего супруга — видимо, в России это не так. Я полагаю, что мои слова обнаружат мое невежество — хорошо посмотри. Теперь дело за Анной Карениной…

Автор: Капитан Пайк в Чт, 8 июля 2010 г., 16:59 в The Idiot || 2 ответа

Полное имя князя Мышкина?

Я видел, как его цитировали как «Лев», а иногда как «Лев». Кто-нибудь читал оригинальный русский и может это прокомментировать?

Автор: ModestBlues в Пн, 7 декабря 2009 г. , 19:15 в The Idiot || 2 ответа

Ненависть к себе в «Идиоте»

Я прочитал в ней всего 200 страниц, но я заметил самоуничижение и ненависть к себе, свойственные всем его персонажам, кроме Мышкина. Почти каждый персонаж чрезмерно застенчив (как и Человек из Подполья), осознает свою нечистоту и безнравственность и принимает это. Они даже гордятся этим, но не перестают упускать случая покритиковать себя. *СПОЙЛЕРЫ* Похоже, Настя сбежала с Рогизным просто назло себе, считая, что она заслуживает наказания и получает удовольствие от наказания. Настя, в частности, настолько застенчива, что может смеяться над собой так же легко, как и над другими. Мышкин, напротив, подобен маленькому ребенку (как его много раз называют в романе) и не обладает гиперсознанием персонажей, подобных Подземному Человеку или Гамлету, а потому никогда не испытывает отвращения к себе и самобичевания. оскорбительный. Он как будто живет в вечном состоянии медитации, внутреннего спокойствия. Кажется, через Мышкина Достоевский видит религиозный опыт как блаженное неведение. Как признался сам подземный человек в «Записках из подполья», это знание — «корень всех страданий». Мышкин как бы не страдает, ибо живет в блаженном неведении и невинности. Кажется, Достоевский пессимистично относится к тому, что весь мир может снова стать таким невинным ребенком, как Мышкин, ибо Мышкина никто не воспринимает всерьез.

Автор: DanielBenoit в Пн, 14 сентября 2009 г., 1:53 в The Idiot || 4 Ответа

Насколько в курсе Мышкин?

Принц, кажется, ценит это: Настасья и Рогозин в непосредственной опасности от самих себя. И уж тем более Аглая. Вероятность того, что он предотвратит или даже предотвратит бедствие, мала, и что все его усилия могут оказаться неэффективными. Его самоотверженные действия подвергают опасности самого себя, физически и психически. Зрители мало сочувствовали его благородному самопожертвованию. Его собственная судьба не имеет большого значения, если он может быть ближним для нуждающегося. Князья Мышкины всегда действовали на благо Ипполита, Келлера, Бурдовского и Лебедева. Что еще более удивительно, текстовые свидетельства подтверждают, что князь во всем ведет себя в интересах Настасьи, Рогозина и Аглаи. Принц не несет ответственности за бедствия, которые в конечном итоге постигают троих, и его действия, вероятно, на какое-то время предотвратят бедствие. Князь Мышкин действует из любви (агапе) и, конечно же, во второй раз не поступил бы иначе. Несмотря на неудачный исход, его самопожертвование ради друзей достойно восхищения и героического поступка; и особенно учитывая статус изгоя Настасьи и Рогозина. Иоанна 15:13___Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.

Автор: Глэдис в Вт, 14 июля 2009 г., 11:30 в Идиот || 0 Ответов

Какие темы могут быть вокруг Ипполиты?

Я вижу и слышу о многих темах, связанных с главным героем князем Мышкиным, но редко с Ипполитой. Он умирает и начинает замечать значимость мира и окружающей его среды. Так какие именно темы окружают персонажа Ипполита?

Автор: staka в Ср, 20 мая 2009 г. , 2:17 в Идиот || 1 Ответ

Интересные абзацы или сцены

Каким может быть самый важный или интересный абзац (или набор абзацев) в романе… или самая интересная сцена?

Разместил staka в Ср 29 Апр 2009, 22:56 в Идиот || 6 Ответов

Принц «юродивый?»

Из моих независимых исследований русской православной духовности я знаю, что одна категория святых именуется юродивыми. Это не второстепенный или неясный аспект их агиографии. Великий храм Василия Блаженного в Москве назван не в честь знаменитого святителя Василия, мудрого древнего ученого, положившего начало православной литургии, а в честь святителя Василия Юродивого, терроризировавшего Ивана Грозного своей проповедью. Мне кажется, что Принц явно принадлежит к этой школе людей, за исключением того шокирующего финала, который на каком-то уровне не кажется мне святым. Дураки могут показаться простыми, но они изображаются более сильными, чем могущественные силы коррупции, которым они противостоят.