В помощь школьнику. 10 класс. А. Н. Островский. «Гроза» (1859)

Текст: Ольга Разумихина^*

Коллаж: ГодЛитературы.РФ/кадр из фильма Григория Константинопольского «Гроза», 2020

Каждое произведение, которое проходят в школе, может стать отправной точкой для важного — познавательного и откровенного — разговора между подростками и преподавателем. Но обсуждение часто заходит в тупик, если педагог навязывает «единственно верную» точку зрения. Драма (не трагедия!) А. Н. Островского «Гроза» — яркое тому подтверждение. Стоит за дело взяться преподавателю, который вслед за критиком Н. А. Добролюбовым повторяет, что Катерина — «луч света в темном царстве», и не допускает никакого вольнодумства, — и школьники теряют всякий интерес к обсуждению. Да и правильно делают, ведь Островский, как любой хороший автор, изображает героев, чьи поступки нельзя истолковать однозначно.

Так кто из персонажей «Грозы» достоин сочувствия, а кто — порицания? Давайте подумаем вместе.

Но сначала, как обычно, вспомним сюжет: прочитанные за лето произведения имеют свойство быстро выветриваться из головы.

Уездный город N

Действие пьесы «Гроза» происходит в несуществующем местечке Калинове. Прием этот — создание эдакого «собирательного» села или города — был облюбован русскими классиками задолго до Островского. Так, А. С. Пушкин сделал Ивана Петровича Белкина (того самого, который якобы написал и «Выстрел», и «Метель», и остальные повести сборника) владельцем села Горюхина, ставшего символом закрепощенной России. Но чаще всего вымышленные населенные пункты встречаются в творчестве Н. В. Гоголя: что в «Старосветских помещиках», что в «Ревизоре», что в «Мёртвых душах» действие происходит в местах, которые либо не названы вообще, либо имеют буквенные обозначения; так, Чичиков останавливается в городе NN, и, хотя литературоведы и видят в этом «топониме» намек на Нижний Новгород, прямо автор этого не говорит.

Забегая вперед, скажем, что и после Островского писатели вовсю эксплуатировали образ «неназванного уездного города»: подобные населенные пункты встречаются и у Достоевского, и у Чехова, и у Ильфа и Петрова (в «Двенадцати стульях»), а советский писатель Л. И. Добычин в 1934 году издал целый роман, который так и называется — «Город Эн».

…Вот и Островский помещает своих героев — Кабаниху, Тихона, Дикого, Катерину и многих других — в Калинов, о котором известно только то, что это «благословенное место» на берегу Волги. Но почему? Возможно, писатель, задумавший произведение о людях неотесанных и самолюбивых, не захотел обидеть жителей какого-либо реального города? И это, разумеется, тоже; но в первую очередь автор, который описывает местечко с вымышленным названием, желает указать на типичность представленных в его произведении явлений. Если бы Островский поместил героев в реальный приволжский город (допустим, Саратов или Волгоград, который в XIX в.

назывался Царицын), можно было бы подумать, что «высокие нравы» характерны лишь для этой территории, а в других местах, как говорится, и небо голубее, и трава зеленее. Но нет, «среднестатистическое» село Горюхино, или NN, или Калинов — это места, которых на карте России настолько много, что выбирать какое-то одно не имеет смысла: куда ни глянь, везде — увы — царят мракобесие и произвол…

Не пытайтесь покинуть Калинов

Итак, Калинов — сравнительно небольшой городок, жители которого ведут будничную жизнь. Они ходят в церковь, хлопочут по хозяйству, торгуют, а главное — целыми днями друг с другом ругаются. Купец Дикой вечно орет на племянника Бориса, который ждет от него решения по наследству, и на подчиненных, — но те хотя бы могут «не дать ему спуску». Вот, например, что говорит Кудряш, служащий у Дикого конторщиком:

Кудряш. Мало у нас парней-то на мою стать, а то бы мы его озорничать-то отучили.

Шапкин. А что бы вы сделали?

Кудряш. Постращали бы хорошенько.

Шапкин. Как это?

Кудряш. Вчетвером этак, впятером в переулке где-нибудь поговорили бы с ним с глазу на глаз, так он бы шелковый сделался. <…>

Шапкин. Недаром он хотел тебя в солдаты-то отдать.

Кудряш. Хотел, да не отдал, так это всё одно, что ничего. <…> Это он вам страшен-то, а я с ним разговаривать умею. <…>

Шапкин. Уж будто он тебя и не ругает?

Кудряш. Как не ругать! <…> Да не спускаю и я: он слово, а я десять; плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать не стану.

Итак, подчиненные Дикого, если совсем «прижмет», могут дать ему отпор или и вовсе уйти искать счастья в другом месте (хотя последнее спорно — в Калинове вряд ли много рабочих мест). И всё же совсем другое дело с Кабанихой —  женщиной лет сорока-пятидесяти, которая после смерти супруга (и также, очевидно, его родителей, ведь жить отдельно от свекра и свекрови в XIX веке было не принято) осталась одна с двумя детьми, Тихоном и Варварой, — и стала для них настоящим тираном. Теперь взрослым отпрыскам Кабанихи приходится выслушивать постоянные нравоучения, исполнять все ее требования, следовать старинным обрядам. И только попробуй ослушаться — иначе на тебя обрушится поток оскорблений и проклятий.

В сложившейся ситуации Кабановы-младшие пытаются хоть как-то отвести душу. Варвара, кажется, пошла характером в мать: она ничего и никого не боится («по-моему: делай, что хочешь, только бы шито да крыто было»), мастерски прячется и врет — и не видит в этом ничего плохого. С одной стороны, ее умение плыть против течения вызывает уважение, — но, с другой, Варвара эгоистична, и такие слова, как «любовь», «мечта», «совесть» для нее — пустой звук. Тихон же, также будучи человеком самолюбивым, при этом хрупок и раним, поэтому он топит горе на дне стакана — и, как только представляется возможность, идет выпивать с Савёлом Прокофьичем Диким. В этом, кстати, горькая ирония Островского: убегая от одного тирана, Тихон сидит за столом с другим.

Но вот в Калинове появляется новое лицо — чувственная, искренняя, свободолюбивая Катерина. А. Н. Островский не случайно указывает, что главная героиня пьесы выросла в другом городе: все-таки, сколько бы по России ни было раскидано Калиновых, не везде нравы настолько жестоки. Будучи девочкой, а затем подростком, Катерина не боялась бунтовать:

Катерина. Такая уж я зародилась, горячая! Я ещё лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно; я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!

Но подобные случаи были редки: Катерина росла в волшебной атмосфере любви, свободы и мечтаний о чудесах. С помощью воображения она уносилась в дивные края, где всё исполнено благодати:

Катерина. <…> И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как всё это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается. А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облако, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют.

<…> Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся.  

Однако, переехав вслед за Тихоном в Калинов, Катерина с ужасом обнаруживает, что на свете существуют совсем другие места: негостеприимные, мрачные. Будучи типичной скромной девушкой, воспитанной в духе XIX века, она, разумеется, терпит издевательства снохи, холодность супруга; отводит душу в разговорах с Варварой, которая поневоле становится ее самой близкой подругой (хотя, впрочем, покидает Катерину именно в тот момент, когда ей больше всего нужна моральная поддержка…).

Но в итоге главная героиня оказывается не в силах противиться чувствам — и решается на ночное свидание с Борисом, который  обходится с ней ничуть не лучше остальных. Во избежание спойлеров не будем говорить, чем закончилась пьеса, — скажем только, что закончилась она очень печально. Но давайте задумаемся: были ли у бедняжки способы вырваться из Калинова?

Луч света в темном царстве?

Н. А. Добролюбов в той самой работе «Луч света в темном царстве», на которою обожают ссылаться учителя, делает вывод, что участь Катерины была предрешена едва ли не с самого начала, ведь она, словно прекрасный цветок, не могла «произрастать» на столь бедной почве. Критик, посвятивший размышлениям о «Грозе» огромную по современным меркам статью, — 47 страниц! — видит Катерину героем безусловно положительным, почти идеалом; все ее ошибки он объясняет (впрочем, справедливо) отсутствием личного опыта и «широкого образования».

Но кто знает: может, если бы Катерину не покинули буквально все и у нее осталась бы хоть какая-то отдушина, она могла бы, пусть даже через долгие годы, смириться с происходящим в Калинове? Если бы, к примеру, в нужное время рядом оказалась Варвара; или Тихон, узнав, что супруга ему изменила, решился на доверительный разговор и дал ей понять, что прощает ее; а там, глядишь, у них с Катериной родился бы ребенок, — а ведь главная героиня пьесы так любит детей и так жалеет, что у нее пока нет своего маленького ангела?

Но даже если бы всё вышло именно так, надеяться на то, что у Катерины всё стало бы хорошо, — слишком наивно. Скорее всего, она бы, год за годом проходя через бытовые мытарства и сталкиваясь с осуждением даже незнакомых людей, зачерствела, обозлилась — и через пятнадцать-двадцать лет мало чем отличалась бы от Кабанихи.

Или, может, преподаватели и критики что-то упускают и у Катерины был еще какой-то выход? Вполне возможно! Думайте, спорьте, отстаивайте свою точку зрения: уроки словесности нужны именно для этого. (Хотя на ЕГЭ по русскому и литературе от слишком смелых теорий лучше, конечно, воздержаться.)

^*

Ольга Разумихина — выпускница Литературного института им. А. М. Горького, книжный обозреватель и корректор, а также репетитор по русскому языку и литературе. Каждую неделю она комментирует произведения, которые проходят учащиеся 9—11 классов.

Колонка «В помощь школьнику» будет полезна и тем, кто хочет просто освежить в памяти сюжет той или иной книги, и тем, кто смотрит глубже. В материалах О. Разумихиной найдутся исторические справки, отсылки к трудам литературоведов, а также указания на любопытные детали и «пасхалки» в текстах писателей XVIII—XX вв.

ПРИЁМЫ КОМПОЗИЦИИ И ХАРАКТЕРИСТИКИ В ГРОЗЕ

ПРИЁМЫ КОМПОЗИЦИИ И ХАРАКТЕРИСТИКИ В ГРОЗЕ

Художественные достоинства драмы «Гроза»  дают право считать её одним из шедевров русской драматургической литературы. Восторгаясь в «Грозе» пьесой, И. А. Гончаров писал: «С какой бы стороны она ни была взята,- со стороны ли плана создания, или драматического движения, или, наконец, характеров- всюду запечатлена она силою творчества, тонкостью наблюдательности и изяществом отделки».

Гончаров особенно подчеркнул типичность образов «Грозы»: «Всякое лицо в драме есть типический характер, выхваченный прямо из среды народной жизни. Автор дал целый, разнообразный мир существующих на каждом шагу личностей». К этому можно добавить, что типичен и самый город Калинов, изображённый в пьесе.

Действие драмы раскрывается с глубокой внутренней закономерностью, стройно и естественно. Вместе с тем драматург искусно использует и такие приёмы композиции, которые придают пьесе особую сценичность, а движению действия — остроту и напряжённость. Таков приём использования пейзажа на протяжении всей пьесы.

Пейзаж выполняет в «Грозе» двойную функцию. В начале пьесы он является фоном, на котором развёртывается драматическое действие.

Он как бы подчёркивает несоответствие между мёртвым, неподвижным бытом калиновцев и их «жестокими нравами», с одной стороны, и прекрасными дарами природы, которые не умеют ценить калиновцы, — с другой.

Пейзаж этот действительно прекрасен. Любуясь им, Кулигин говорит Борису: «Хорошо, сударь, гулять теперь. Тишина, воздух отличный, из-за Волги с лугов цветами пахнет, небо чистое…

Открылась бездна, звезд полна, Звездам числа нет, бездне — дна».

Но Кулигин — поэт, мечтатель — одинок в городе со своим восторженным отношением к природе. Тем рельефнее обрисовывается равнодушие ко всему изящному, прекрасному со стороны Диких и Кабановых, готовых задушить всякое проявление хорошего, естественного чувства в окружающей их среде.

Различную роль в пьесе играет гроза в первом и четвёртом актах. Гроза в природе, атмосферная гроза, здесь непосредственно вторгается в душевную драму героини, влияя на самый исход этой драмы. Наступает она в момент наиболее сильных переживаний Катерины.

В душе Катерины под влиянием чувства любви к Борису начинается смятение, Она выдаёт свою тайну Варваре и борется между двумя чувствами: любви к Борису и сознанием греховности, «незаконности» этой любви. Катерина чувствует, будто на неё надвигается какая-то беда, страшная и неотвратимая, — и в это время начинается гроза. «Гроза! Побежим домой! Поскорее!» — с ужасом восклицает она. Раздаются первые удары грома — и Катерина снова восклицает: «Ах, скорей, скорей!» Это в первом действии пьесы. Но вот гроза надвигается вторично:

Женщина. Ну, всё небо обложило. Ровно шапкой, так и накрыло.

1-й гуляющий. Эко, братец ты мой, точно клубком туча-то вьётся, ровно что в ней там живое ворочается.

2-й гуляющий. Уж ты помяни моё слово, что эта гроза даром не пройдёт… Либо уж убьёт кого-нибудь, либо дом сгорит…

Катерина (прислушиваясь). Что они говорят? Они говорят, что убьёт кого-нибудь… Тиша, я знаю, кого убьёт… Меня убьёт.

Разражается гроза, и напряжённые нервы Катерины не выдерживают: она публично кается в своей вине. Удар грома — и она падает без чувств.

Важное композиционное значение имеет и роль старой «барыни с двумя лакеями». Её появление также совпадает с картинами грозы. «Быть греху какому-нибудь, — говорит Катерина.- Такой на меня страх, такой-то на меня страх! Точно я стою над пропастью, и меня кто-то туда толкает…»

Она боится соблазна, «страшного греха» запретной любви — и тут же появляется старуха со своими зловещими речами: «Что, красавицы? Что тут делаете? Молодцов поджидаете, кавалеров? Вам весело? Весело? Красота-то ваша вас радует? Вот, вот, в самый омут», — пророчит она Катерине её судьбу. Вдали же за Волгой ползут, обволакивают небо тучи перед грозой.

Барыня с палкой и два лакея в треугольных шляпах сзади показываются ещё раз в момент наивысшего напряжения действия пьесы. Гремят удары грома. До Катерины доносятся опять слова безумной старухи: «Что прячешься? Нечего прятаться! Видно, боишься: умирать-то не хочется!.. В омут лучше с красотой-то. Все в огне гореть будете в неугасимом!»

Катерина в ужасе подбегает к стене галереи и, как нарочно, опускается на колени возле картины, изображающей «геенну огненную»: «Ад! Ад! Ад! Ге- енна огненная! (Кабанова, Кабанов и Варвара окружают её.) Всё сердце изорвалось! Не могу я больше терпеть. Матушка! Тихон! Грешна я перед богом и перед вами!»

Такими средствами автор «Грозы» намеренно усиливает драматизм её сценических положений.

Картинность и рельефность изображения обстановки и характеров в пьесе усиливается ещё приёмом контраста.

Параллельно основной интриге пьесы (Катерина и Борис Григорьевич) развивается также второстепенная (Варвара и Кудряш), противопоставленная первой.

На параллелизме и контрасте построена вся сцена свидания ночью в овраге: простодушно-грубоватые чувства и речи Кудряша и Варвары оттеняют приподнято-лирический тон объяснений Бориса и Катерины. Самые характеры их во всём противоположны. Кудряш, в отличие от Бориса,- человек бойкий, смелый, ловкий, умеющий постоять за себя даже перед Диким; просто и легко смотрит на жизнь Варвара, не мучается угрызениями совести, как Катерина, и даже не понимает её мук. «По-моему,- рассуждает она,- делай, что хочешь, только бы шито да крыто было». Варвара не даёт себя в обиду, не поддаётся матери и, отстаивая свою свободу, бежит из дому с Кудряшом.

Характерные качества героев Островский подчёркивает и так называемыми знаменательными или изобразительными фамилиями, при помощи которых автор раскрывает внутренний мир своих героев, доминирующие черты их характера (Дикой — дикий человек, Кудряш — кудрявый добрый молодец, Тихон — тихий человек, Кулигин — похожий на Кулибина). Этот приём характеристики вообще широко употребляется в драматургии Островского, причём герои его носят не только аллегорические фамилии, но и имена: Гордей и Любим Торцовы в комедии «Бедность не порок», Сила Г розное в драматических сценах «Правда хорошо, а счастье лучше», Луп Лупыч — чиновник в «Пучине» и т. д.

Иногда основные свойства героя Островский подчёркивает в именах и фамилиях даже пародийно-преувеличенно: квартальный в комедии «Не было ни гроша, да вдруг алтын» носит имя Тигрия Львовича Лютова (лютый, словно тигр и лев). Купцы у Островского носят фамилии Пузатова, Брюхова, Разновесова, Ахова и т. д.

Очень отчётливо характеризует действующих лиц и самый их язык. Речь персонажей строго индивидуализирована. В самом складе её, в выборе выражений, в оборотах речи видна внутренняя сущность человека. В этом мы уже убедились, говоря о языке Дикого, Кабанихи и Катерины. То же самое можно сказать и о языке других действующих лиц пьесы.

Так, язык Кулигина, поклонника Ломоносова и Державина, несколько старомоден. В нём чувствуется влияние книжных, церковнославянских оборотов.

Язык Кудряша испещрён просторечными словами (слободно, пойдём… в разгул), народными пословицами, поговорками и присловьями; в нём проглядывает и краснобайство приказчика.

Странница Феклуша плетёт свои льстивые словеса, рассказывает о своих чудесных «видениях» да о землях, «где все люди с пёсьими головами»,- и сам собой рисуется образ ханжи и святоши, живущей за счёт обывательской темноты и невежества.

Сравнительная образованность Бориса подчёркивается одним штрихом. Кулигин говорит: перпету мобиле, а Борис поправляет: перпетуум мобиле.

← ОСТРОВСКИЙ КАК МАСТЕР ДРАМАТУРГ		АНАЛИЗУ ТВОРЧЕСТВА ОСТРОВСКОГО ДОБРОЛЮБОВЫМ →

---

Еще по данной теме::

Анализ пьесы «Гроза» Островского и ее героев (Дикой, Кабаниха, Катерина, Тихон, Варвара, Кудряш и Кулигин)

Дикой и Кабаниха. Художник С. В. Герасимов

В этой статье представлен анализ пьесы «Гроза» Островского и ее героев, таких как Дикой, Кабаниха, Катерина, Тихон, Варвара, Кудряш и Кулигин.

Статья представляет собой отрывок из книги С. З. Бураковского «А. Н. Островский. Биографические сведения и разбор его произведений для учащихся», 1904 г.

Смотрите: Все материалы по пьесе «Гроза» 

Анализ пьесы «Гроза» Островского и образов героев

Анализ героев пьесы «Гроза»

…сочинения Островского … главными мотивами их является не только самодурство, но и вообще живое воспроизведение тех бытовых начал, которые сохранились в русской жизни, как наследие старины. Эти же мотивы составляют основу и драмы „Гроза», но они представлены здесь гораздо полнее и рельефнее, в особенности самодурство, которое является в драме в более отвратительном и ужасающем виде. Действие драмы происходит в уездном городе Калинове, в прекрасной местности на берегу Волги.

Из слов Кулигина, одного из действующих лиц «Грозы», мы узнаем, каковы нравы, господствовавшие среди купечества этого города: «Жестокие нравы, сударь…».

Когда Кулигин предлагает устроить громоотвод, купец Дикой, твердо убежденный, что гроза посылается в наказание, начинает кричать на самоучку-механика, называет его разбойником; когда же он в свое оправдание приводит стихи Державина, то расходившийся самодур грозит отправить его за эти слова к городничему. <…>

Главными представителями дикости, невежества и жестокости в обращении с людьми, являются в драме две превосходно обрисованные личности: купец Дикой и Кабаниха.

Анализ образа Дикого

В личности Дикого Островский дал нам полное олицетворение самодурства с его, можно сказать, чудовищною грубостью и дикостью. Эгоист в самом дурном значении этого слова, Дикой не только не обращает внимания на положение зависимых от него людей, но и не проч обсчитывать их, ради своей наживы. Когда городничий заикнулся было на счет жалоб мужиков, то Дикой наивно ответил: 

«…Стоит ли ваше высокоблагородие, нам с вами о таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то мужиков перебывает; вы то поймите, не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо…» 

Самодурство Дикого особенно резко выражает в том, что его отношения к людям и суждения о них не имеют никакого основания, кроме личного произвола и необузданности. Он, например, называет бедного мещанина Кулигина вором и сердится на его обиду:

«…Для других ты честный человек, а я думаю, что ты разбойник, вот и все… Говорю, что разбойник, и конец! Что-ж ты судиться что ли со мной будешь? Так ты знай, что ты червяк. Хочу — помилую, хочу—раздавлю…»

Жадный до денег, Дикой любит получать, а не отдавать их другим, хотя бы и за дело.  Таким образом, Дикой, если ему приходится отдавать деньги, приходит в раздражение, ругается, ибо он принимает это как несчастье, наказание, в роде пожара, наводнения, а не как должную, законную расплату за то, что для него делают другие.

Правда, Дикому пришлось, как он сам об этом рассказывает, поклониться в ноги мужику, которого он изругал, собираясь к исповеди; но это уважение к закону чисто внешнее: пройдет время говенья, и всякому мужику опять будет плохо от самодура. Требования и действия Дикого основаны, таким образом, на одном лишь личном произволе.

Анализ образа Кабанихи

Нечто иное мы видим в характере Кабанихи: преобладающим свойством ее натуры является деспотизм, несколько отличающийся от простого самодурства. Действительно, требования Кабанихи вызываются не личным ее произволом, а имеют основанием веру в непогрешимость и святость тех принципов и понятий, которые господствовали в старину, будучи соединены тогда в отдельный нравственно-житейский кодекс под именем „Домостроя», и которые, по ее искреннему убеждению, должны следовать люди в своих деяниях.

Слепо веруя в домостроевские понятия о почитании родителей детьми, об отношении жены к мужу, Кабаниха требует, чтобы дети не имели своей воли, чтобы жена боялась мужа. была его рабою.

Ее возмущает, что молодое поколение нарушает и забывает обычаи старины: провожая сына Тихона в дорогу, она осуждает его за то, что он ей в ноги не кланяется, что не умеет приказывать жене, как она должна жить без него, укоряет невестку Катерину в том, что та, проводив мужа, не воет и не лежит на крыльце, чтобы показать свою любовь. Проводы сына вызывают в душе Кабанихи грустные размышления:

«…Да не смеяться-то нельзя; гостей позовут, посадить не умеют, да еще, гляди, позабудут кого из родных. Смех да и только. Так-то вот старина-то и выводится…»

Но вера Кабанихи в принципы старины соединены в ней с изумительною суровостью и беспощадностью: она точит сына, как ржа железо зато, что он любит жену больше чем мать, что он будто бы хочет жить по своей воле.

Суровость нрава Кабанихи еще сильнее выражается в ее отношениях к невестке: она резко и ядовито обрывает ее на каждом слове, с злобной иронией осуждает ее за ласковое обращение с мужем, которого, по ее мнению, она должна не любить, а бояться.

Бессердечие Кабанихи доходит до ужасающей степени, когда Катерина сознается в своем проступке: она злобно радуется этому событию, говорит сыну, что нечего жалеть такую жену, что ее надо живую в землю закопать.

Тихону, рыдающему над трупом Катерины, она грозно и с полным бессердечием говорит: 

«…Полно! об ней и плакать-то грех!..»

Анализ образа Тихона

Деспотизм Кабанихи печально отразился на характере ее сына Тихона. По натуре своей Тихон человек добрый; он по своему любит жену, сострадает ее мучениям, старается остановить Катерину, когда она начинает каяться в присутствии свекрови; но, подавленный гнетом, он лишен всякого подобия собственной воли и мысли, а потому решительно не в силах защитить жену от оскорблений и даже сам оскорбляет ее по приказанию матери.

Только тогда, когда уже Катерина покончила расчеты с жизнью, Тихон выразил свой поздний протест словами: 

«…Маменька, вы ее погубили? вы, вы, вы!..» 

Анализ образов Варвары и Кудряша

Не похожи на Тихона его сестра Варвара и ее возлюбленный Кудряш. Оба они натуры бойкие, смелые и веселые.

Варвара весьма просто смотрит на жизнь: убежденная, что добром ничего не добьешься среди черствых и суровых людей, она прибегает к обману, на котором, по ее словам, весь дом держится; она защищает Катерину, устраивает для нее свидание с Борисом, не подозревая вовсе, какие страдания ожидают от этого бедную женщину.

Такою же простотою отличается и Кудряш, выражающий свои чувства вполне откровенно: заподозрив Бориса в ухаживании за Варварой, он, полный негодования, угрожает перервать ему за это горло; но с жалостью и человеколюбием относится к тому же Борису, когда узнает, что тот полюбил замужнюю.

Анализ образа Катерины

Главным действующим лицом драмы является молодая женщина Катерина, образ которой принадлежит к лучшим созданиям творчества вашего драматурга. Из простодушного рассказа самой Катерины мы узнаем, что детство свое она провела на полной свободе, будучи любимым ребенком в семье и не чувствуя над собою никакого гнета.

Вся обстановка родительского дома, где строго соблюдались церковные обряды, развила в Катерине религиозность: она любила молиться и чувствовала себя в храме, как в раю; но вместе с религиозностью в ней развита была и мечтательность:

«…Отчего люди не летают так, как птицы?..»

Горячность и энергия, которыми отличалась Катерина в детстве, сохранились в ней и тогда, когда она, выйдя замуж за Тихона, попала в новую, суровую семью.

Правда, в силу своей любящей, чуждой разрушительных стремлений натуры, Катерина готова жить мирно, с терпением переносить обиды от жестокой свекрови, но до тех пор, пока не заговорит в ней какой-нибудь интерес, особенно близкий ее сердцу и законный в ее глазах, пока не оскорблено в ней будет такое требование ее натуры, без удовлетворения которого она не может оставаться спокойною. Тогда она уже ни на что не посмотрит. <…>

Катерина вышла замуж, будучи еще почти ребенком; она не любила Тихона, да, может быть, и не понимала вовсе этого чувства. Очутившись в новой обстановке, Катерина не могла найти в ней ничего утешительного для себя, сердце же ее искало искренней и глубокой любви, к которой решительно был не способен ее забитый матерью муж.

Она влюбляется в другого молодого человека, в Бориса Григорьевича, но, будучи верна нравственным законам окружающего ее быта, признает это чувство грехом. С этого момента в ее душе поднимается глубокая внутренняя борьба. У ней является желание избавиться от греха и быть верной женой: она ищет опоры в муже, просит его взять ее с собой в Москву, наконец, когда тот отказывается, умоляет его взять с нее какую-нибудь страшную клятву, чтобы успокоить ее душу.

Тихон однако остается хладнокровным и безучастным к мольбам жены, занятый исключительно одною мыслью — поскорее уехать и пожить на свободе. Свекровь ест поедом Катерину, и в ней Катерина, конечно, тоже не могла найти никакой нравственной опоры. По отъезде Тихона, оставшись одна, Катерина задумчиво говорит: 

«..Ну теперь тишина у нас в доме воцарилась! Ах, какая скука! Хоть бы дети чьи-нибудь! Эко горе! Деток-то у меня нет, все бы я сидела с ними да забавляла их…»

У нее является мысль взять чужих детей; но мысль эта, конечно, не могла осуществиться, так как Кабаниха решительно не позволяла бы брать к себе в дом приемышей.

Предоставленная самой себе, не находя ни в ком сочувствия, Катерина предается своему чувству к Борису и, под влиянием уговоров Варвары, назначает ему свидание. Но и во время свидания она все-таки испытывает тяжелую внутреннюю борьбу, предавшись чувству любви, она в то же время сознает его греховность, называет Бориса своим врагом и даже высказывает желание умереть.

В противоположность Варваре, которая говорит, что можно делать все, что хочешь лишь было бы это шито-крыто, Катерина, как натура в высшей степени правдивая, не в состоянии прибегнуть к обману, всегда господствующему там, где жизнь основана на страхе, на угнетении слабых сильными.

И вот, когда Тихон возвратился, Катерина делается сама не своя: она вся дрожит, мечется по дому, точно чего ищет, не смеет глаз поднять на мужа и наконец, испуганная словами сумасшедшей барыни, раскатами грома и картиной геенны огненной и убежденная, что все это угрозы наказания за нарушение ею супружеской верности, при свекрови и при всем народе бросается к мужу и сознается в своем проступке.

Понятно, что если бы Кабаниха и другие простили Катерину, то она сумела бы подавить в себе личные порывы и навсегда привязалась бы к мужу; но вместо прощения ее встретили побои со стороны мужа и злобные укоры свекрови. Не в силах будучи выносить ежеминутных упреков, Катерина в каком-то забытьи уходит из дома и, встретившись снова с Борисом, который должен уезжать в Сибирь, умоляет его взять ее с собой; но и Борис, как прежде Тихон, отказывает ей.

Лишившись последней опоры, всеми оставленная, Катерина наконец решается покинуть навсегда тот мир, где она не нашла себе не только сочувствия, но и обыкновенной терпимости: она бросается в Волгу.

Внутреннее состояние Катерины перед этим решительным шагом прекрасно изображено поэтом в… последнем ее монологе:

«Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу — все равно…» 

Таков характер главного действующего лица пьесы. Добролюбов в своей статье, по поводу Грозы, говорит, что самоубийством Катерина выразила протест против „темного царства» старых начал.

Но это несправедливо. Катерина сама более, чем кто-нибудь (слова Е. Макарова), переполнена верованиями этого старого мира и гораздо справедливее может быть рассматриваема, как яркое олицетворение его бытовых и религиозных начал. Самая основная и глубокая сторона ее внутренних мучений—это греховность ее любви, строгая религиозность ее натуры.

Последним определяющим мотивом ее смерти точно также служит ее внезапно убитая любовь, а не тягость самодурства. Любовь приводит к роковому концу далеко не в одной области самодурства и в ней далеко не чаще, чем в других.

Общий закон человеческой природы таков, что сердце не может ручаться за себя ни при каких обстоятельствах. Как бы ни были разумны люди и свободны их убеждения, как бы далеко ни отогнали мы от себя старое зло насилия и неволи, пока будет живо в человеке его сердце, будут продолжаться своею чередою нежные идиллии и потрясающие драмы любви.

Островский, как художник, в изображении Катерины оставался верен началам русской народности и человеческой психологии и был совершенно чужд тому сатирическому замыслу, который приписал ему талантливый критик, вопреки ясному содержанию драмы.

Анализ образа Кулигина

Если искать в драме протеста против злых элементов «темного царства», то его скорее мы найдем в личности Кулигина, который хотя и является одним воином в поле, тем не менее представляет собою силу, ибо этот человек руководится не одною лишь натурою, а всецело отдается идее, поглощающей в нем все личное.

Сопоставление образов Катерины и Варвары

Драма „Гроза», по словам И. А. Гончарова, бесспорно, занимает и, вероятно, долго будет занимать первое место по высоким классическим красотам. Прежде всего она поражает смелостью создания плана: увлечение нервной страстной женщины и борьба с долгом, падение, раскаяние и тяжкое искупление вины — все это исполнено живейшего драматического интереса и ведено с необычайным искусством и знанием сердца.

Рядом с этим автор создал другое типическое лицо, девушку, падающую сознательно и без борьбы, на которую тупая строгость и абсолютный деспотизм того семейного и общественного быта, среди которого она родилась и выросла, подействовали, как и ожидать следует, превратно, то есть повели ее веселым путем порока, с единственным, извлеченным из данного воспитания правилом: лишь бы все было шито да крыто.

Мастерское сопоставление этих двух главных лиц в драме, развитие их натур, законченность характеров, — одни давали бы произведению Островского первое место в драматической литературе.

О героях пьесы «Гроза»

Но сила таланта повела автора дальше. В той же драматической раме улеглась широкая картина национального быта и нравов, с беспримерною художественною полнотою и верностью.

Всякое лицо в драме есть типический характер, выхваченный прямо из среды народной жизни, облитый ярким колоритом поэзии и художественной отделки, начиная с богатой вдовы Кабановой, в которой воплощен слепой, завещанный преданиями деспотизм, уродливое понимание долга и отсутствие всякой человечности, — до ханжи Феклуши. Автор дал целый, разнообразный мир живых, существующих на каждом шагу личностей.

Язык действующих лиц, как в этой драме, так и во всех произведениях Островского, давно всеми оценен по достоинству, как язык художественно-верный, взятый из действительности, как и сами лица, им говорящие.»

(из книги С. З. Бураковского «А. Н. Островский. Биографические сведения и разбор его произведений для учащихся», 1904 г.)

Это были анализ пьесы «Гроза» Островского и ее главных и второстепенных героев: Дикого, Кабанихи, Катерины, Тихона, Варвары, Кудряша и Кулигина.

Смотрите: Все материалы по пьесе «Гроза» 

2.Биография автора — «Гроза» Островского

Александр Николаевич Островский (1823 —  1886)

 Александр Николаевич Островский— знаменитый русский писатель, драматург.

Родился 31 марта 1823 года в Москве в семье частного адвоката. Благодаря обширной библиотеке отца с самого детства пристрастился к чтению и рано почувствовал склонность к писательству. Окончив гимназию, по настоянию отца Александр поступает на юридический факультет Московского Университета, но не заканчивает его и идет работать в суд. Тонкие наблюдения за живыми характерами, которые предстают перед ним в судебных тяжбах, помогают ему ярко обрисовывать героев своих первых произведений, таких как «Несостоятельный должник», впоследствии переименованный в «Свои люди — сочтемся» и пьесы «Семейная картина», с которой Островский и начинает отсчет своей литературной деятельности. Молодой писатель почти сразу получает признание профессоров и сотрудников «Московского Городского Листка», где автор печатал свои произведения, что помогает ему поверить в собственный талант.

Пьесы Островского пользуются большим успехом в различных литературных кружках и публикуются в таких известных журналах, как «Московитянин», «Современник», «Отечественные записки». В своих пьесах драматург изображает стороны жизни, которые до этого почти не затрагивались литературой и не воспроизводились на подмостках театров: например, пороки, жадность и лень высшего сословия, трудную, почти невыносимую жизнь женщин, а также равнодушие и невежество бедняков. Отражение глубокого знания быта, красочность описаний и правдивость изображения, живой язык и реализм повествования были встречены публикой с большим интересом, критики же недоумевали по поводу простоты речевых оборотов и тяги автора к «допетровской старине». Однако на стороне драматурга были талантливые московские актеры, которые до пьес Островского были вынуждены играть вымышленных героев во французских водевилях, а теперь у них появилась возможность отдавать все силы правдивому изображению русской жизни и русских людей на сцене.

В 1856 году Островский, как и множество других выдающихся литераторов, выполняя указание великого князя Константина Николаевича, отправляется путешествовать по России для изучения и описания различных местностей. Несколько месяцев, проведенных с народом, подарили писателю массу новых впечатлений, а вместе с ними — большой багаж метких слов и выражений, сказок, песен, былин и исторических преданий. Все это отразилось в позднейших произведениях Островского и еще более упрочило их национальное значение.

До конца своей жизни Островский оставался верен театру, по мере возможности добиваясь облегчения материального положения драматических писателей и оперных композиторов, достигая многочисленных преобразований, улучшающих жизнь артистов. Скончался писатель 2 июня 1886 года в своем костромском имении Щелыкове.

Творческое наследие великого драматурга Александра Островского включает более пятидесяти сочинений.                                                                                                                               «Бесприданница», «Гроза», «Лес» на протяжении десятков лет входят в школьную программу — именно благодаря                                                                                                                   им подростки учатся понимать и чувствовать классическую драматургию. В лучших театрах мира неизменным                                                                                                                           успехом пользуются постановки таких пьес автора, как «Женитьба Бальзаминова», «Бедность не порок»,                                                                                                                                   «На всякого мудреца довольно простоты». Многие произведения Александра Николаевича были экранизированы,                                                                                                                     по ним снято около сорока художественных лент и фильмов-спектаклей.

http://www.velib.com/biography/ostrovskijj_aleksandr/

 

Премьера фильма «Гроза» по пьесе Островского пройдет в интернете

Премьеру авторского фильма Григория Константинопольского «Гроза» решено также провести в интернете. Площадкой выбран видеосервис PREMIER — фильм будет бесплатно доступен всем подписчикам платформы с 21 мая.

Немного об этой картине. Это смелая авторская трактовка пьесы Александра Островского. Автор картин «Русский бес», «Кошечка», «8 ½ $», сериала «Пьяная фирма» и других работ, режиссер Григорий Константинопольский вновь представляет зрителю произведение, отличающееся своим стилем и неординарным подходом к сюжету.

Как многие помнят еще со школьной скамьи, пьеса «Гроза» рассказывает о красоте, любви, власти и обществе. В центре сюжета — жители волжского городка. Молодая замужняя женщина Катерина Кабанова живет, казалось бы, счастливой жизнью. Разве что ее свекровь Кабаниха постоянно к ней придирается и не дает вздохнуть спокойно. А слабовольный муж Тихон, хоть и любит жену, но все время принимает сторону властной матери.

В фильме действие перенесено в наши дни. Катерина неожиданно для себя влюбляется в родственника мэра города и обнаруживает, что он тоже испытывает к ней нежные чувства. Ни к чему хорошему это не приводит.

«Если бы я имел талант выразить суть фильма словами, все смыслы, все ощущения, то мне незачем было бы снимать эту картину», — говорит Григорий Константинопольский. — «Она о красоте, о жестокости, о безысходности. Посмотрите ее, и вы поймете все сами».

В фильме снялись Любовь Аксенова, Иван Макаревич, Виктория Толстоганова, Александр Кузнецов, Мария Шалаева, Алексей Макаров и другие.

Над саундтреком «Грозы» работали композитор Александр Соколов, режиссер Григорий Константинопольский и Иван Макаревич, написавший для фильма три песни.

Ранее «Грозу» показывали только на кинофестивалях в России, Италии, Израиле и других странах. На церемонии закрытия II кинофестиваля российского кино в Милане фильм «Гроза» получил главный приз — статуэтку «Феликс». Картина стала фильмом-закрытия российского фестиваля экранизаций «Читка» в 2019 году. Теперь авторское произведение станет доступно всем подписчикам.

Заметки о мифопоэтике «Грозы» — Вопросы литературы

Герои русской драмы вынуждены жить по иным законам, чем классические законы истории. Им, как правило, чужд деспотизм времени, от которого страдают герои трагедий Шекспира или Расина, – они рождаются и умирают как заложники деспотизма пространства, или, иными словами, «магии места»^{, в то время как надежда на исторический прогресс ничтожно мала, а самостоятельные – героические – действия людей невозможны, бесполезны или пагубны. Мир русской драмы (а также русской эпики и во многом лирики – но не романа) лишен исторического, динамически-созидательного начала: в его основе лежит природный принцип прозябания.}

Согласно классическому определению П. Чаадаева, «мы растем, но не мужаем»^{. Герои русской драмы, почти как в античной трагедии, сталкиваются не с борьбой интересов или с противной волей антагонистов, а с могущественным «у нас так принято», «у нас так не принято», «у нас все это знают», «у нас никто так не делает». И чем ближе такой герой не к интеллектуальной элите, а к национально характерному простонародью, тем дальше он от законов истории и тем созвучнее законам природы, перед непреодолимой мощью которой, как и перед мощью слепой исторической судьбы (но не исторического деяния), он вынужден отступить. Об истории говорят, о ней помнят, но помнят, как о баснословном предании, едва ли не мифе, в котором все само собою разумеется: Литва она Литва и есть; все знают, что она с неба упала. Не потому ли в поэтике русской драмы, русской эпопеи (Лев Толстой) или значительного русского романа с элементами трагедии (Лермонтов, Тургенев, Гончаров, Достоевский) так отчетливо проступают мифопоэтические черты?}

Однако мифопоэтическое в художественной литературе Нового времени – это далеко не поэтика исконного мифа. Художественная модель мира в произведениях Островского, Тургенева, Достоевского или Гончарова воспроизводит черты или текущего настоящего, или сравнительно недавнего прошлого, а не вневременные параболы. Дыхание вечного, мифического передается посредством разного рода укрытых намеков, что находит свое выражение в символических образах, развернутых метафорах, многозначных эпитетах, стилистических и ритмо-музыкальных решениях. Мифопоэтика всегда аллюзийна: намеки и аналогии – ее хлеб насущный. А отсылают они к важным природным и культурным константам – общеизвестным местам, временам, легендам, для всех очевидным общим понятиям. Важную роль в мифопоэтике играют образы, соотнесенные с четырьмя классическими стихиями, с частями тела или с этапами жизни, от эмбрионального до посмертного, потустороннего.

В этом по необходимости кратком очерке мифопоэтики «Грозы» А. Островского я остановлюсь на свойствах изображенного пространства, на характеристике времени и его антипода – вечности, а также на значении образов стихий. Перечисленные аспекты являются важными, но далеко не единственными элементами мифопоэтики этой драмы, которую правильнее было бы называть трагедией.

* * *

Начнем с поэтики пространства.

Действие «Грозы» разыгрывается в пространстве города. Семантика его названия довольно прозрачна: калина красная (и рифмующаяся с нею малина) как образ неброской среднерусской красоты присутствует в народных песнях. Калина вещь обыкновенная, повсюду встречающаяся, а Калинов – типичный среднерусский город. Не исключено также, что название города было «рифмически» навеяно герценовской прозой: у Герцена Малинов, а у Островского Калинов.

Тем самым сразу же отбрасывается прочь любой намек на поэтику идиллии, хотя ее реликты могут появляться в воспоминаниях и мечтах героев. Любое городское пространство тесно и жестоко, а скученность жизни способствует появлению конфликтов между носителями разных правд о жизни. И потому поэтике городского пространства соответствует в литературе диалогическая поэтика романа или конфронтативно-катарсисная поэтика трагедии.

Подлинный диалог в городе Калинове невозможен. Герои «Грозы» или обмениваются мнениями о жизни, в принципе соглашаясь друг с другом (таковы, например, разговоры Кулигина, Кудряша и Шапкина, Дикого и Кабанихи, Кабанихи и Феклуши), или же противостоят друг другу как неприступные идеологические монолиты (Кабаниха и Катерина, Дикой и Борис). Такого рода конфронтативное противостояние, когда каждая из сторон в силу тяготеющих над ней роковых детерминантов не может «поступиться принципами», неизбежно приводит к катастрофе и к очищению через страдание, а это ситуация античной трагедии.

Связано ли это с поэтикой городского пространства? Разумеется. Если за эталон города принять Верону в «Ромео и Джульетте» или город, у стен которого Мефистофель явился Фаусту в виде пуделя, то Калинов оказывается вообще не городом, а аморфным множеством деревянных домов. У него нет отчетливых границ, то есть стен, каковые были в любом западноевропейском городе, нигде не вспоминается о центральной торговой площади, аналогичной немецкой Marktplatz, о торговых рядах, о присутственных местах, хотя в любом из прототипов Калинова – в Кинешме, Костроме или Торжке — все это было^{. По-видимому, и в Калинове все это подразумевается по умолчанию, но в тексте трагедии упоминаются совсем другие черты. Какие же?}

Есть в городе бульвар с беседкой, но, как с досадой замечает Кулигин, там никто не гуляет; все сидят по домам, «домашних едят поедом да семью тиранят», к соседям относятся с завистью и недоверием, а ни о каких формах корпоративности не может быть и речи – каждый сам по себе и против другого, «один на всех и все на одного», как и советовал бессмертный «Домострой»^{. Этот сад (то есть культурная имитация природы) выполняет роль места встречи героев, подобно площади (чисто городскому жанру локального пространства) в западноевропейской драме. Сюжетно значимыми оказываются заволжские дали, овраг, тропинка, калитка в заборе – локусы, самым тесным образом именно с природой связанные. Причем именно с русской природой, в которой очень мало камня, но много воды, дерева и земли. Калинов – город по преимуществу не каменный, а деревянный и – земляной, не мощеный, а следовательно, грязный, но не от сажи и копоти, не от отходов торговли и коммунального хозяйства, а от известного всем нам с детства соединения глины с дождевой водой. Дикой рассказывает Кабанихе, как он кланялся мужику в ноги «тут на дворе, в грязи», и ему не пришло в голову, что грязь на частном дворе хорошо было бы убрать.}

Лишь в четвертом акте действие разворачивается на фоне «узкой галереи со сводами старинной, начинающей разрушаться постройки», что может восприниматься как метафора обреченной, лишенной шансов на жизнь городской культуры или (как хотел Добролюбов) разрушающегося патриархального прошлого. Но и тут автор замечает: «Кой-где трава и кусты; за арками берег и вид на Волгу» – то есть опять и опять природа, которой, в отличие от культуры и цивилизации, суждено «красою вечною сиять». Органическая сращенность города со всемогущей природой – важнейшая черта поэтики пространства у Островского. Именно с природой связано русское представление о красоте: с восхищения Кулигина заволжскими видами начинается пьеса, а главная героиня от природы красива. Без обилия девственной, неосвоенной природы Россия, а точнее, русская красота, просто немыслима. Но погруженность в природу обратно пропорциональна вовлеченности в историю: такая красота ведет не только в омут, но и в пучину обломовского безвременья, а то и другое – смерть или в лучшем случае прозябание без развития.

Иное важное свойство калиновского локуса – это уездный или заштатный характер города (какой именно, в трагедии не сказано). Столиц было две, губернских городов 45, а уездных – 409^{, то есть много, уездная же Россия небезосновательно считалась квинтэссенцией национального своеобразия. А коль скоро одной из важнейших проблем, поставленных автором «Грозы», является проблема трагичности русского национального характера, то Калинов в этой связи оказывается синекдохой Руси, так же как Катерина – олицетворением романтической категории русского духа. Весьма характерно, что этот город соотнесен не с Петербургом (который вообще не упоминается, словно в России никогда не было Петербурга), а с Москвой, так как в культурном отношении он принадлежит не Российской империи, а Великому княжеству Московскому: ведь это именно Москва воевала с Литвой, а остальная Великая Русь, и в том числе Калинов, помогала ей. Он погружен не только в природу, но в однородное и воображаемое в качестве безграничного русское культурное пространство: от него, без всякого сомнения, как от уездного города в «Ревизоре», «хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь».}

Позволю себе обратить внимание также на «акустические» свойства Калинова. Такие непохожие друг на друга персонажи, как Феклуша и Кулигин, говорят о тишине, царящей в этом городе, причем оба они воспринимают эту тишину положительно. Иное дело, что просветитель Кулигин воспринимает тишину как состояние природы, появляющееся в противовес городской суете, слишком бурной общественной жизни. В Калинове эта «общественная жизнь» чаще всего сводится к ругани и препирательствам купцов и их служащих или «старших» и их подопечных, что время от времени нарушает блаженную тишину города. Иное нарушение тишины – это песни, которые поют Кудряш и Варвара; они под стать природе и ее воображаемому лиризму. Феклуша же, по всей видимости, понимает слово «тишина», как понимали его в XVII веке: «тихий», «тишайший» означало состояние, противоположное мятежу, олицетворявшее мир, порядок, согласно старинной формуле «тишина и покой», которая символизировала благоустроенное и благоденствующее государство## Ср.: Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ // Панченко А. М. О русской истории и культуре.

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

Журавлёва А.И., Макеев М.С. «Гроза»

А.И. ЖУРАВЛЁВА, М.С. МАКЕЕВ.

ГЛАВА 4  Народная трагедия «ГРОЗА»

Открытие, совершенное Островским в «Грозе», — открытие народного героического характера. Именно поэтому так востор­женно принял Катерину Добролюбов, давший, в сущности, ре­жиссерскую трактовку гениальной пьесе Островского. Трактовка эта выражала идеологию русских революционных демократов.

Критикуя концепцию «народного характера» в «Горькой судь­бине» А.Ф. Писемского, Добролюбов писал о «Грозе»: «Не так понят и выражен русский сильный характер в «Грозе». Он преж­де всего поражает нас своею противоположностью всяким самодурным началам. <…> Он сосредоточенно решителен, неуклонно верен чутью естественной правды, исполнен веры в новые идеа­лы и самоотвержен, в том смысле, что ему лучше гибель, неже­ли жизнь при тех началах, которые ему противны. Он водится не отвлеченными принципами, не практическими соображения­ми, не мгновенным пафосом, а просто натурою, всем сущест­вом своим. В этой цельности и гармонии характера заключает­ся его сила и существенная необходимость его в то время, ког­да старые, дикие отношения, потеряв всякую внутреннюю силу, продолжают держаться внешнею механическою связью. В этих словах, конечно,  выражена пока ещё не характеристика Катерины, а именно понимание идеального национального характера, необходимого в переломный момент истории, такого, который мог бы послужить опорой широкого демократического движения против самодержавно-крепостнического уклада, на что рассчитывали революционные демократы в преддверии крес­тьянской реформы.

Если вдуматься, то, за исключением «веры в новые идеалы», Катерина действительно обладает всеми свойствами характера, которые перечисляет Добролюбов. Понятно поэтому, что именно «Гроза» давала возможность «Современнику» столь решитель­но высказать свои представления о назревающем в русской ис­тории переломе. Понятие «самодурство», введенное в литера­туру Островским, истолковано в статьях Добролюбова расши­рительно, как эзоповское название всего уклада русской жизни в целом, даже прямо — самодержавия (что поддержано, между прочим, и звуковой формой слов «самодурство», «самодержа­вие»; такая прозрачная подцензурная эвфемистика самим Добро­любовым будет дополнена выражением «темное царство»),

Поскольку Островский никогда не разделял идей насильст­венной, революционной ломки, в понимании желательных пу­тей изменения русской жизни Добролюбов с Островским рас­ходится. Но основания для трактовки Катерины как героичес­кой личности, в которой сосредоточены мощные потенции народного характера, бесспорно, заложены в самой пьесе Ост­ровского. Когда в 1864 г., в условиях спада демократического движения, Писарев оспорил добролюбовскую трактовку Кате­рины в статье «Мотивы русской драмы», то, быть может, иной раз более точный в мелочах, в целом он оказался гораздо даль­ше от самого духа пьесы Островского. И это неудивительно: у Добролюбова и Островского была одна важнейшая сближаю­щая их идея, чуждая Писареву, — это вера в обновляющую силу здоровой натуры, непосредственного органического влечения к свободе и отвращения ко лжи и насилию, в конечном итоге — вера в творческие начала народного характера. Просветители писаревского толка основывали свои надежды на том, что на­род окажется способен к возрождению, к историческому твор­честву тогда, когда он будет просвещен теорией, наукой. Поэ­тому для Писарева видеть народный героический характер в «непросвещенной» купчихе, предающейся «бессмысленным» поэтическим фантазиям, — нелепость и заблуждение. Добро­любов же и Островский оба верят в благотворную силу непо­средственного духовного порыва, пусть даже и «неразвитого», «непросвещенного» человека. Но пришли они к этой вере раз­ными путями. Рассматривать «Грозу» как результат прямого воздействия на драматурга критики «Современника», как это иной раз делается, — явное упрощение. «Гроза» — результат честного и пристального художественного анализа действитель­ности и итог предшествующей творческой эволюции писателя.

Творческий путь Островского, в отличие от характера разви­тия многих других русских классиков, был лишен резких, ката­строфических переломов, прямого разрыва с собственным вче­рашним днем. И «Гроза», являясь, безусловно, новым, этап­ным произведением Островского, тем не менее многими нитями связана с москвитянинским периодом, вершиной которого была комедия «Бедность не порок».

Идеи молодой редакции «Москвитянина», развиваемые в 1850—1855-е годы Ап. Григорьевым, с очевидностью выража­лись в пьесах Островского этого времени. Они были своеобраз­ной формой оппозиции нивелирующему гнету дворянско-бюрократической государственности, с одной стороны, и ре­акцией на все более проявляющуюся в русском обществе тенденцию разрушения традиционной морали под напором разгула индивидуалистических страстей — с другой. Мечта о гармонии, о единстве национального культурного сознания вы­звала к жизни патриархальную утопию в буржуазно-демократи­ческом духе.

Во взглядах москвитянинцев очевидны элементы романти­ческого мировосприятия: идеализация патриархальных форм жизни и морали, своеобразная асоциальность сознания. В москвитянинских пьесах Островского при всем правдоподобии, жизненности и просто живости каждого из действующих лиц их социальная суть по меньшей мере второстепенна — перед нами прежде всего определенные человеческие типы, а соци­ально характеризуют их в основном семейные функции: отец, мать, дочь, жених, соблазнитель и т.п. В век торжества реализ­ма во всех областях искусства неизбежной оказывается и кри­тика существенных сторон романтического мироотношения, прежде всего романтического индивидуализма. Она характерна и для критических выступлений Ап. Григорьева, и для художе­ственного творчества писателей круга «Москвитянина».

Москвитянинцы верно почувствовали генетическую связь с романтизмом авторитетнейшего героя предшествующей эпохи — «лишнего человека». В творчестве молодого Писемского кри­тика «лишних людей» доходит до полного непризнания какой бы то ни было их внутренней значительности, что привело писателя к игнорированию духовной проблематики, связанной с этим явлением; обвинения в натурализме, не раз предъявляв­шиеся Писемскому, нельзя считать вовсе беспочвенными.

До 60-х годов Островский если и обращается к дворянскому герою, то в остром жанре карикатуры (Вихорев в «Не в свои сани не садись», Мерич в «Бедной невесте»). Позже в «До­ходном месте» он рисует Жадова со скептическим сострадани­ем к его беспочвенности, а герой подобного типа, помешен­ный в пореформенную Москву, становится предметом сатири­ческого осмеяния в комедии «На всякого мудреца довольно простоты».

В эпоху натуральной школы литература широко обратилась к изображению «простолюдинов». Но персонажи этого ряда тогда интересовали и писателей и читателей прежде всего как типы определенной социальной среды, в литературе 50-х годов чув­ствовалась потребность изобразить характер человека из народ­ной среды как индивидуальность, создать литературного героя, соотносимого с привычным положительным героем предшест­вующей литературы — дворянским интеллигентом, «лишним человеком». Формирующийся в 50-е годы жанр «драмы из на­родного быта» — одна из первых попыток решить эту задачу, а крестьянскую тему воплотил на сцене близкий «Москвитяни­ну» А.А. Потехин («Суд людской — не Божий», «Чужое добро впрок не идет»). Искания писателей-москвитянинцев в этой области привлекали внимание критики как явление принципи­альное, а имена Потехина, Писемского и Островского тогда нередко объединялись как имена писателей «реального направления».

Как соединить «натуральность» и всеми ощущавшийся на­кал драматизма русской жизни на исходе николаевского царст­вования и накануне реформ? Эта задача оказалась весьма слож­ной. Спорили и о том, дает ли вообще русский простонарод­ный быт почву для драмы и тем более для трагедии. Литература ответила на этот спор своим живым опытом: в 1859 г. одновре­менно были удостоены академической Уваровской премии за лучшее драматургическое произведение года две драмы из народного быта — «Горькая судьбина» Писемского и «Гроза» Ост­ровского. Однако настоящее общественное признание тогда же получила именно «Гроза», замечательная драма Писемского большинством критиков всех лагерей была встречена враждеб­но. Общественная потребность в изображении идеального на­родного характера была удовлетворена Островским.

В «Грозе» автор обращается к той проблематике, которая получила вполне определенное освещение в его москвитянинских пьесах. Но теперь он дает нечто принципиально новое и в изображении, и, главное, в оценке мира патриархальных купе­ческих отношений. Мощное отрицание застоя, гнета неподвиж­ного старого быта — новое по сравнению с москвитянинским периодом. А появление светлого начала, настоящей героини из народной среды — новое по сравнению с натуральной школой и с начальным периодом деятельности самого Островского. Размышления о ценности в жизни непосредственного душевного порыва, об активной духовной жизни человека из народа, харак­терные для москвитянинского периода, были одним из основ­ных этапов в создании положительного народного характера.

Проблема жанровой интерпретации — важнейшая при ана­лизе «Грозы». Если обратиться к научно-критической и теат­ральной традициям истолкования этой пьесы, можно выделить две преобладающие тенденции. Одна из них диктуется понима­нием «Грозы» как социально-бытовой драмы, в ней особое зна­чение придается быту. Внимание постановщиков и соответст­венно зрителей как бы поровну распределяется между всеми участниками действия, каждое лицо получает равное значение.

Другая трактовка определяется пониманием «Грозы» как тра­гедии. И она представляется нам более глубокой и имеющей большую опору в тексте. Правда, толкование «Грозы» как дра­мы опирается на жанровое определение самого Островского. Но нам кажется все же, что и у драматурга это определение было скорее данью традиции. Вся предшествующая история русской драматургии не давала образцов трагедии, в которой героями были бы частные лица, а не исторические деятели, хотя бы и легендарные. «Гроза» в этом отношении осталась уни­кальным явлением. Ключевым моментом для понимания жан­ра драматического произведения все же представляется нам не «социальный статус» героев, а прежде всего характер конфлик­та. Если понимать гибель Катерины как результат столкнове­ния со свекровью, видеть в ней жертву семейного гнета, то мас­штаб героев, действительно, выглядит мелковато для трагедии. Но если увидеть, что судьбу Катерины определило столкновение двух исторических эпох, то трагедийный характер конфликта окажется бесспорным.

Как почти всегда у Островского, пьеса начинается с про­странной, неторопливой экспозиции. Драматург не просто знакомит нас с героями и местом действия: он создает образ мира, в котором живут герои и где развернутся события. Именно поэтому в «Грозе», как и в других пьесах Островского, немало лиц, которые не станут непосредственными участниками ин­триги, но необходимы для уяснения самого уклада жизни.

Действие происходит в вымышленном глухом городке, но, в отличие от москвитянинских пьес, город Калинов обрисован подробно, конкретно и многосторонне. В нарушение, казалось бы, самой природы драмы в «Грозе» немаловажную роль играет пейзаж, описанный не только в ремарках, но и в диалогах дей­ствующих лиц. Одним видна его красота, другие пригляделись к ней и вполне равнодушны. Высокий волжский обрывистый берег и заречные дали вводят мотив простора, полета, нераз­рывный с Катериной. Детски чистый и поэтичный в начале пьесы, в финале он трагически трансформируется. Катерина появляется на сцене, мечтая раскинуть руки и взлететь с при­брежной кручи, а уходит из жизни, падая с этого обрыва в Волгу.

Прекрасная природа, картины ночного гулянья молодежи, песни, звучащие в третьем действии, рассказы Катерины о дет­стве и своих религиозных переживаниях — все это поэзия ка­линовского мира. Но Островский сталкивает её с мрачными картинами повседневной жестокости жителей друг к другу, с рассказами о бесправии большинства обывателей, с фантасти­ческой, невероятной «затерянностью» калиновской жизни. Мотив совершенной замкнутости калиновского мира все уси­ливается в пьесе. Жители не видят нового и знать не знают других земель и стран. Но и о своем прошлом они сохранили только смутные, утратившие связь и смысл предания (разговор о Литве, которая «к нам с неба упала»). Жизнь в Калинове за­мирает, иссякает, о прошлом забыто, «руки есть, а работать нечего», новости из большого мира приносит жителям стран­ница Феклуша, и они с одинаковым доверием слушают и о стра­нах, где люди с песьими головами «за неверность», и о желез­ной дороге, где для скорости «огненного змия стали запрягать», и о времени, которое «стало в умаление приходить».

Среди действующих лиц пьесы нет никого, кто не принад­лежал бы к калиновскому миру. Бойкие и кроткие, властные и подначальные, купцы и конторщики, странница и даже старая сумасшедшая барыня, пророчащая всем адские муки, — все они вращаются в сфере понятий и представлений замкнутого пат­риархального мира. Не только темные кал и невские обыватели, но и Кулигин, выполняющий в пьесе некоторые функции ге­роя-резонера, все-таки тоже плоть от плоти калиновского мира. В целом этот герой изображен достаточно отстранение, как человек необычный, даже несколько диковинный. В перечне действующих лиц о нем сказано: «… мещанин, часовщик-само­учка, отыскивающий перпетуум-мобиле». Фамилия героя про­зрачно намекает на реальное лицо — И.П. Кулибина (1735-1818), биография которого была опубликована в «Москвитянине». (Заметим, кстати, что слово «кулига» означает болото с устояв­шимся к тому же благодаря широко известной поговорке «у черта на куличках» [этимологически «кулижках»] значением дальнего, глухого места.)

Как и Катерина, Кулигин — натура поэтическая и мечта­тельная (так, именно он восхищается красотой заволжского пейзажа, сетует, что калиновцы к нему равнодушны). Появля­ется он, распевая «Среди долины ровныя…», народную песню литературного происхождения. Это сразу же подчеркивает от­личие Кулигина от других персонажей, связанных с фольклор­ной культурой, он же человек книжный, хотя и довольно арха­ической книжности: Борису Кулигин говорит, что пишет стихи «по-старинному. <…> Поначитался-таки Ломоносова, Держа­вина… Мудрец был Ломоносов, испытатель природы…» Даже характеристика Ломоносова свидетельствует о начитанности Ку­лигина именно в старых книгах: не «ученый», а «мудрец», «ис­пытатель природы». «Ты у нас антик, химик», — говорит ему Кудряш. «Механик-самоучка», — поправляет Кулигин. Техни­ческие идеи Кулигина также явный анахронизм. Солнечные часы, которые он мечтает установить на калиновском бульваре, пришли ещё из античности. Громоотвод — техническое откры­тие XVIII в. Если пишет Кулигин в духе классиков XVIII в., то его устные рассказы выдержаны в ещё более ранних стилисти­ческих традициях и напоминают старинные нравоучительные повести и апокрифы. «И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся-судятся здесь, да в губернию поедут, а там уж их ждут да от радости руками плещут» — кар­тина судейской волокиты, живо описанная Кулигиным, напо­минает рассказы о мучениях грешников в аду и радости бесов. Все эти черты герою, безусловно, приданы автором для того, чтобы показать его глубинную связь с миром Калинова: он, конечно же, отличается от калиновцев; можно сказать, что Ку­лигин «новый человек», но только новизна его сложилась здесь, внутри этого мира, порождающего не только своих страстных и поэтических мечтательниц, как Катерина, но и своих «рационалистов»-мечтателей, своих особенных, доморощенных уче­ных и гуманистов.

Главное дело жизни Кулигина — мечта об изобретении «пер­петуум-мобиле» и получении за него миллиона от англичан. Миллион этот он намеревается потратить на калиновское об­щество: «… работу надо дать мещанству-то». Слушая этот рас­сказ, Борис, получивший современное образование в Коммер­ческой академии, замечает: «Жаль его разочаровывать-то! Ка­кой хороший человек! Мечтает себе — и счастлив». Однако он едва ли прав. Кулигин действительно человек хороший: доб­рый, бескорыстный, деликатный и кроткий. Но едва ли он счас­тлив: его мечта постоянно вынуждает его вымаливать деньги на свои изобретения, задуманные на пользу общества, а обществу и в голову не приходит, что от них может быть какая-нибудь польза, для земляков Кулигин — безобидный чудак, что-то вроде городского юродивого. А главный из возможных «меценатов» Дикой и вовсе набрасывается на изобретателя с бранью, лиш­ний раз подтверждая и общее мнение, и собственное призна­ние Кабанихе в том, что он неспособен расстаться с деньгами. Кулигинская страсть к творчеству остается неутоленной: он жалеет своих земляков, видя в их пороках результат невежества и бедности, но ни в чем не может им помочь. Так, совет, кото­рый он дает Тихону (простить Катерину, но так, чтоб никогда не поминать о её грехе), заведомо невыполним в доме Кабано­вых, и едва ли Кулигин не понимает этого. Совет хорош, чело­вечен, поскольку исходит из гуманных соображений, но никак не принимает во внимание реальных участников драмы, их ха­рактеров и убеждений.

При всем трудолюбии, творческом складе своей личности Кулигин — натура созерцательная, лишенная всякого напора и агрессивности. Вероятно, только поэтому калиновцы с ним и мирятся, несмотря на то что он во всем от них отличается. Ду­мается, что именно поэтому и оказалось возможным дове­рить ему авторскую оценку поступка Катерины: «Вот вам ваша Катерина. Делайте с ней, что хотите! Тело её здесь; возьмите его; а душа теперь не ваша: она теперь перед судией, который милосерднее вас!»

Лишь один человек не принадлежит к калиновскому миру по рождению и воспитанию, не похож на других жителей города обликом и манерам — Борис, «молодой человек, порядочно образованный», по ремарке Островского. «Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь без привычки-то! Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше, русское, род­ное, а все-таки не привыкну никак», — жалуется он. Но хоть и чужой, он все-таки уже взят в плен Калиновым, не может порвать связь с ним, признал над собой его законы. Ведь связь Бориса с Диким даже не денежная зависимость. И сам он по­нимает, и окружающие ему говорят, что никогда не отдаст ему Дикой бабушкиного наследства, оставленного на столь «калиновских» условиях («если будет почтителен к дядюшке»). И все-таки он ведет себя так, как будто материально зависит от Дикого или обязан ему подчиняться как старшему в семье. И хотя Борис становится предметом великой страсти Катерины, по­любившей его именно потому, что внешне он так отличается от окружающих, все-таки прав Добролюбов, сказавший об этом герое, что он должен быть отнесен к обстановке. В известном смысле так можно сказать и обо всех остальных персонажах пьесы, начиная с Дикого и кончая Кудряшом и Варварой. Все они яркие и живые, разнообразие характеров и типов в «Грозе» дает, конечно, богатейший материал для сценического творче­ства, но композиционно в центр пьесы выдвинуты два героя: Катерина и Кабаниха, представляющие собой как бы два по­люса калиновского мира.

Образ Катерины, несомненно, соотнесен с образом Кабани­хи. Обе они максималистки, обе никогда не примирятся с че­ловеческими слабостями и не пойдут на компромисс. Обе, на­конец, верят одинаково, религия их сурова и беспощадна, гре­ху нет прощения, и о милосердии они обе не вспоминают. Только Кабаниха вся прикована к земле, все её силы направле­ны на удержание, собирание, отстаивание уклада, она — блюс­титель окостеневшей формы патриархального мира. Кабаниха воспринимает жизнь как церемониал, и ей не просто не нуж­но, но и страшно подумать о давно исчезнувшем духе этой фор­мы. А Катерина воплощает дух этого мира, его мечту, его по­рыв. Островский показал, что и в окостенелом мире Калинова может возникнуть народный характер поразительной красоты и силы, вера которого — истинно калиновская — все же осно­вана на любви, на свободной мечте о справедливости, красоте, какой-то высшей правде.

Для общей концепции пьесы очень важно, что Катерина появилась не откуда-то из просторов другой жизни, другого исторического времени (ведь патриархальный Калинов и со­временная ему Москва, где кипит суета, или железная дорога, о которой рассказывает Феклуша, — это разное историческое время), а родилась и сформировалась в таких же «калиновских» условиях. Островский подробно говорит об этом уже в экспо­зиции пьесы, когда Катерина рассказывает Варваре о своей жизни в девичестве. Это один из самых поэтичных монологов героини. Здесь нарисован идеальный вариант патриархальных отношении и патриархального мира вообще. Главный мотив этого рассказа — мотив всепронизывающей взаимной любви. «Я жила, ни о чем не тужила, точно птичка на воле… что хочу, бывало, то и делаю», — рассказывает Катерина. Но это была «воля», совершенно не вступавшая в противоречия с веками сложившимся укладом замкнутой жизни, весь круг которой огра­ничен домашней работой и религиозными мечтаниями. Это мир, в котором человеку не приходит в голову противопоставить себя общему, поскольку он ещё и не отделяет себя от этой общности. А потому и нет здесь насилия, принуждения.

Особо подчеркнем необходимость разграничивать, с одной сто­роны, идеалы патриархального общества, сложившиеся в пери­од его исторически закономерного существования (эта сфера и значима для духовного мира Катерины), с другой — органически присущую ему конфликтность, создающую почву для самодур­ства и определяющую драматизм реального бытия этого общества. Катерина живет в эпоху, когда сам дух этой морали — гармония между отдельным человеком и нравственными представлениями среды — исчез и окостеневшие формы отношений держатся толь­ко на насилии и принуждении. её чуткая душа уловила это. Вы­слушав рассказ невестки о жизни до замужества, Варвара удив­ленно восклицает: «Да ведь и у нас то же самое». «Да здесь все как будто из-под неволи», — роняет Катерина и продолжает свой рассказ о поэтических переживаниях во время церковной служ­бы, которую она так вдохновенно любила в девичестве.

Важно, что именно здесь, в Калинове, в душе незаурядной, поэтичной калиновской женщины рождается новое отношение к миру, новое чувство, неясное ещё самой героине: «Нет, я знаю, что умру. Ох, девушка, что-то со мной недоброе делает­ся, чудо какое-то! Никогда со мной этого не было. Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или… уж и не знаю». Это смутное чувство, которое Катерина не может, конечно, объяснить рационалистически, — просыпающееся чувство лич­ности. В душе героини оно естественно принимает форму не гражданского, общественного протеста — это было бы несооб­разно со всем складом понятий и всей сферой жизни купечес­кой Жены, — а индивидуальной, личной любви. В Катерине рождается и растет страсть, но это страсть в высшей степени одухотворенная, бесконечно далекая от бездумного стремления к потаенным радостям. Проснувшееся чувство любви воспри­нимается Катериной как страшный, несмываемый грех, пото­му что любовь к чужому человеку для нее, замужней женщины, есть нарушение нравственного долга. Моральные заповеди патриархального мира для Катерины полны своего первозданного смысла. Она всей душой хочет быть чистой и безупречной, её нравственная требовательность к себе безгранична и бес­компромиссна. Осознав свою любовь к Борису, она изо всех сил стремится ей противостоять, но не находит опоры в этой борьбе: «А вот что, Варя, быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх, такой-то на меня страх! Точно я стою над пропас­тью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что».

И действительно, вокруг нее все уже рушится. Для Катери­ны форма и ритуал сами по себе не имеют значения: ей нужна сама человеческая суть отношений, некогда облекавшихся этим ритуалом. Именно поэтому ей неприятно кланяться в ноги уезжающему Тихону, и она отказывается выть на крыльце, как этого ожидают от нее блюстители обычаев. Не только внешние формы домашнего обихода, но даже и молитвы делаются ей недоступными, как только она почувствовала над собой власть грешной страсти. Не прав Добролюбов, утверждающий, что «Катерине скучны сделались молитвы и странники». Напро­тив, её религиозные настроения даже усиливаются по мере того, как нарастает душевная гроза. Но именно это несоответствие между греховным внутренним состоянием героини и тем, чего требуют от нее религиозные заповеди, и не дает ей возможнос­ти молиться, как прежде: слишком далека она от ханжеского разрыва между внешним исполнением обрядов и житейской практикой. При её высокой нравственности такой компромисс невозможен. Катерина чувствует страх перед собой, перед вы­росшим в ней стремлением к воле, неразделимо слившимся в её сознании с любовью: «Если я хоть раз с ним увижусь, я убегу из дому, я уж не пойду домой ни за что на свете». И немного позже: «Эх, Варя, не знаешь ты моего характеру! Конечно, не дай Бог этому случиться! А уж коли очень мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Вол­гу кинусь. Не хочу здесь жить, так не стану, хоть ты меня режь». Л.М. Лотман отмечает, что Островский усматривает в эти­ческих воззрениях народа как бы два основных элемента, два начала: одно — консервативное, основанное на признаний не­пререкаемого авторитета традиции, выработанной веками, и формальной нравственности, исключающей творческое отно­шение к жизни; другое — стихийно-бунтарское, выражающее неодолимую потребность общества и личности в движении, из­менении жестких, утвердившихся отношений. «Катерина несет в себе творческое, вечно движущееся начало, порожденное живыми и непреодолимыми потребностями времени» ². Однако это стремление к воле, поселившееся в её душе, воспринимает­ся Катериной как нечто гибельное, противоречащее всем её представлениям о должном. В верности своих моральных убеж­дений Катерина не сомневается, она только видит, что никому в окружающем её мире и дела нет до их подлинной сути. Уже в первых сценах мы узнаем, что Катерина никогда не лжет и «скрыть-то ничего не может». Но это ведь она сама говорит в первом действии Кабанихе: «Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты. Да и Тихон тебя любит». Так она и думает, раз говорит. Но свекрови не нужна её любовь, ей нужны лишь внешние выражения покорности и страха, а внутренний смысл и единственное оправдание покорности — любовь и доверие к старшему в доме — это её уже нисколько не трогает. Все се­мейные отношения в доме Кабановых являются, в сущности, полным попранием сути патриархальной морали. Дети охотно выражают свою покорность, выслушивают наставления, ни­сколько не придавая им значения, и потихоньку нарушают все эти заповеди и наказы. «А по-моему, делай что хочешь. Только бы шито да крыто было», — говорит Варя. Она же о Тихоне: «Да, как же, связанный! Он как выедет, так и запьет. Он теперь слушает, а сам думает, как бы ему вырваться-то поскорей».

Муж Катерины в перечне действующих лиц следует непо­средственно за Кабановой, и о нем сказано: «ее сын». Таково, действительно, положение Тихона в городе Калинове и в семье. Принадлежа, как и ряд других персонажей пьесы (Варва­ра, Кудряш, Шапкин), к младшему поколению калиновцев, Тихон по-своему знаменует конец патриархального уклада. Молодежь Калинова уже не хочет придерживаться старинных порядков в быту. Однако Тихону, Варваре, Кудряшу чужд мак­симализм Катерины, и, в отличие от центральных героинь пье­сы, Катерины и Кабанихи, все эти персонажи стоят на позиции житейских компромиссов. Конечно, им тяжек гнет стар­ших, но они научились обходить его, каждый сообразно своему характеру. Формально признавая над собой власть старших и власть обычаев, они постоянно идут против них. Но именно на фоне их бессознательной и компромиссной позиции значитель­ной и нравственно высокой выглядит Катерина.

Тихон ни в коей мере не соответствует роли мужа в патри­архальной семье: быть властелином и в то же время опорой и защитой жены. Незлобивый и слабый человек, он мечется между суровыми требованиями матери и состраданием к жене. Тихон любит Катерину, но не так, как по нормам патриархальной морали должен любить муж, и чувство к нему Катерины не такое, какое она должна питать к нему по её собственным пред­ставлениям. «Нет, как не любить! Мне жаль его очень!» — гово­рит она Варваре. «Коли жалко, так не любовь. Да и не за что, надо правду сказать», — отвечает Варвара. Для Тихона вырваться из-под опеки матери на волю — значит удариться в загул, за­пить. «Да я, маменька, и не хочу своей волей жить. Где уж мне своей волей жить!» — отвечает он на бесконечные упреки и наставления Кабанихи. Униженный попреками матери, Тихон готов сорвать свою досаду на Катерине, и только заступничест­во за нее сестры Варвары, отпускающей его тайком от матери выпить в гостях, прекращает сцену.

Вместе с тем Тихон любит Катерину, пытается научить её жить по-своему («Что её слушать-то! Ей ведь что-нибудь надо ж говорить! Ну и пущай она говорит, а ты мимо ушей пропущай!» — учит он жену, расстроенную нападками свекрови). И все же пожертвовать двумя неделями без «грозы» над собой или взять в поездку жену он не хочет. Да и вообще ему не слишком понятно, что происходит с Катериной. Когда Кабаниха застав­ляет сына давать ритуальный наказ жене, как жить без него, как вести себя в отсутствие мужа, ни она сама, ни Тихон, про­износя «не заглядывайся на парней», не подозревают, насколь­ко все это близко к ситуации в их семье. И все же отношение Тихона к жене человечно, оно имеет личный оттенок. Ведь это он возражает матери: «Да зачем же ей бояться? С меня и того довольно, что она меня любит».

Сцена отъезда Тихона — одна из важнейших в пьесе и для раскрытия психологии и характеров героев, и по её функции в развитии интриги: с отъездом Тихона, с одной стороны, устра­няются непреодолимые внешние препятствия для встречи Ка­терины с Борисом, а с другой — рушится её надежда найти внутреннюю опору в любви мужа. Изнемогая в борьбе со страс­тью к Борису, в отчаянии от неминуемого поражения в этой борьбе, она просит Тихона взять её с собой в поездку. Но Ти­хон совершенно не понимает, что происходит в душе жены: ему кажется, что это пустые женские страхи, и мысль связать себя семейной поездкой представляется ему совершенной не­лепостью. Глубоко обиженная Катерина хватается за послед­нее, внутренне чуждое ей средство — обряд и принуждение. Она только что была оскорблена официальным наказом, который дает ей под диктовку матери смущенный этой процедурой муж. И вот теперь Катерина сама просит взять с нее страшные клятвы:

Катерина. Ну, так вот что! Возьми ты с меня какую-нибудь клятву страшную…

Кабанов. Какую клятву?

Катерина. Вот какую: чтобы не смела я без тебя ни под каким видом ни говорить ни с кем чужим, ни видеться, чтобы и думать я не смела ни о ком, кроме тебя.

К а б а н о в. Да на что же это?

Катерина. Успокой ты мою душу, сделай такую милость для меня!

Кабанов. Как можно за себя ручаться, мало ль что может в голову прийти.

Катерина. (Падая на колени.) Чтоб не видать мне ни отца, ни матери! Умереть мне без покаяния, если я…

Кабанов. (Поднимая её.) Что ты! Что ты! Какой грех-то! Я и слушать не хочу!

Но, как это ни парадоксально, именно мягкость Тихона в глазах Катерины не столько достоинство, сколько недостаток. Он не может помочь ей ни тогда, когда она борется с грешной страстью, ни после её публичного покаяния. И реакция его на измену совсем не такая, какую диктует патриархальная мораль в подобной ситуации: «Вот маменька говорит, что её надо жи­вую в землю закопать, чтобы она казнилась! А я её люблю, мне

ее пальцем жаль тронуть». Он не может выполнить совет Кулигина, не может защитить Катерину от гнева матери, от насме­шек домочадцев. Он «то ласков, то сердится, да пьет все». И только над телом мертвой жены Тихон решается на бунт про­тив матери, публично обвиняя её в гибели Катерины и именно этой публичностью нанося ей страшный удар.

«Гроза» — не трагедия любви. С известной долей условности её можно назвать скорее трагедией совести. Когда падение Ка­терины совершилось, подхваченная вихрем освобожденной страсти, сливающейся для нее с понятием воли, она становит­ся смела до дерзости, решившись, — не отступает, не жалеет себя, ничего не хочет скрывать. «Коли я для тебя греха не по­боялась, побоюсь ли я людского суда!» — говорит она Борису. Но это как раз и предвещает дальнейшее развитие трагедии — гибель Катерины. Сознание греха сохраняется и в упоении счас­тьем, и с огромной силой овладевает ею, как только счастье кончилось. Сравним две знаменитые в русской литературе сце­ны всенародного покаяния героев: признание Катерины и по­каяние Раскольникова. Соня Мармеладова уговаривает Раскольникова решиться на этот поступок именно потому, что в таком всенародном признании вины видит первый шаг к её искупле­нию и прощению грешника. Катерина кается без надежды, в отчаянии, не в силах дольше скрывать свою неверность.

Она не видит другого исхода, кроме смерти, и именно пол­ное отсутствие надежды на прощение толкает её на самоубий­ство — грех ещё более тяжкий с точки зрения христианской морали. «… Все равно, уж душу свою я ведь погубила», — роня­ет Катерина, когда ей приходит в голову мысль о возможности прожить свою жизнь с Борисом. Но как неуверенно это сказа­но — целая цепочка уступительных конструкций: «Еще кабы с ним жить, может быть, радость бы какую-нибудь и видела… Что же: уж все равно, уж душу свою я ведь погубила». Как это непохоже на мечту о счастье! Она и сама не верит, что может теперь узнать какую-нибудь радость. Недаром в сцене проща­ния с Борисом просьба взять её с собой в Сибирь лишь мелька­ет в её монологе как случайная мысль, с которой и не связано никаких особых надежд (никакого сравнения с той настойчи­востью, которую она проявляла, прощаясь с Тихоном). Не от­каз Бориса убивает Катерину, а её безнадежное отчаяние при­мирить совесть с любовью к Борису и физическое отвращение к домашней тюрьме, к неволе.

Исследователи пишут о характерной для XIX в. коллизии двух типов религиозности: ветхозаветной и новозаветной, За­кона и Благодати. Если задуматься над этой проблемой в связи с Островским, то, кажется, можно выдвинуть гипотезу, многое объясняющую в его художественном мире. Оба начала гармо­нично сосуществуют в патриархальном мире, где скрепы Закона наполнены первозданным духовным смыслом и являют собой опоры, а не путы. В новое время положение меняется, и требо­вания Закона обнаруживают тенденцию формализовываться, утрачивать духовный, а сохранять исключительно дисциплиниру­ющий или даже устрашающий смысл. Подчеркнем: это не суть ветхозаветной религиозности, а её болезненное перерождение. Новозаветное религиозное сознание предполагает и требует от человека гораздо больше личных усилий и личного самосто­яния и на ранних стадиях развития личностного самосознания, когда человек ещё не обрел твердых личных опор, таит воз­можность трагического исхода. Это определяет один из аспек­тов трагического конфликта «Грозы».

Катерина появляется на сцене с рассказом об утраченном рае своего детства, мы узнаем и от нее и от окружающих о её пылкой лирической религиозности. её мучения в мире Кабановых про­исходят из-за того, что здесь только пустая оболочка Закона. Свое нарушение долга она осознает как грех, но покаяние её отверг­нуто. Калиновский мир — мир без милосердия. Мир Катерины рухнул, и она не осилила, не пережила своего испытания. Траге­дия предполагает трагическую вину — эта вина и есть самоубий­ство Катерины. Но, в понимании Островского вина именно тра­гическая, т.е. неизбежная. Слова Кулигина в финале («…а душа теперь не ваша; она теперь перед судией, который милосерднее вас!») не означают ни прощения, ни оправдания, но они напо­минают о милосердии и о том, что судит Бог, а не люди.

В «Грозе» важна не мотивировка выбора возлюбленного. Ведь, как мы видели, Борис, в сущности, лишь внешним образом отличается от Тихона, да и не знает его человеческих качеств Катерина до того, как решается на свидание. Важно её свобод­ное волеизъявление, то, что она вдруг внезапно и необъяснимо для себя, вопреки собственным представлениям о морали и порядке полюбила в нем не «функцию» (как это полагается в патриархальном мире, где она должна любить не «личность», не человека, а именно «функцию» — мужа, свекрови и т.п.), а другого, никак с ней не связанного человека. И чем необъяснимее её влечение к Борису, тем яснее, что дело как раз в этом свободном, прихотливом, непредсказуемом своеволии ин­дивидуального чувства. А оно-то и есть признак нового, при­знак пробуждения личностного начала в этой душе, все нравственные устои и представления которой определены патриархальной моралью. Гибель Катерины предрешена и неотвратима, как бы ни повели себя люди, от которых она зависит.. Она не­отвратима потому, что ни самосознание героини, ни весь уклад жизни, в котором она существует, не позволяют проснувшему­ся в ней личному чувству воплотиться в бытовые формы (она не может даже убежать — её вернут).

«Маменька, вы её погубили! Вы, вы, вы… — в отчаянии кри­чит Тихон и в ответ на грозный окрик Кабанихи снова повто­ряет: — Вы её погубили! Вы! Вы!» Но это — понимание Тихона, любящего и страдающего, над трупом жены решившегося на бунт против матери. Было бы ошибкой думать, что Тихону до­верено выразить авторскую точку зрения и оценку событий, определить долю вины героев.

В «Грозе» все причинно-следственные отношения чрезвы­чайно осложнены, и это отличает её от предшествующих пьес Островского с их ясной логикой вины и воздаяния. Не считая исторических хроник, «Грозу» надо признать и самой трагедийной, и самой трагичной из пьес Островского, в которой сгуща­ется, нарастает трагическая атмосфера (начиная с названия) и в которой гибель героини переживается с максимальной остро­той и, следовательно, с такой же крайней остротой не может не ставиться и вопрос о чьей-то вине за эту гибель. И тем не менее вопрос об этой вине достаточно сложен.

Степень обобщения жизненных явлений перерастает ту, что была достигнута в москвитянинских комедиях. Там как раз связь между поступком и его неизбежными следствиями всегда была прочерчена очень четко, а потому и ясна была непосредствен­ная, прямая вина отрицательных персонажей во всех бедах и злоключениях героев. В «Грозе» все обстоит гораздо сложнее. Субъективно герои могут кого-то винить, видеть в ком-то из окружающих источник своих бед. Например, Тихон, обсуждая свои семейные дела с Кулигиным, в ответ на его реплику «Ма­менька-то у вас больно крутенька» — так и говорит: «Ну, да. Она-то всему и причина». Позже и прямо бросает он это обви­нение матери. Жалуется на свекровь и Катерина. Но зритель-то видит, что, будь Кабаниха сама кротость, все-таки после измены мужу Катерина не смогла бы жить в его доме. Ведь Тихон жа­леет её, готов простить, а она говорит о нем: «Да постыл он мне, постыл, ласка-то его мне хуже побоев». В ней самой, в её любви, в её душе, нравственных представлениях и высокой моральной требовательности к себе лежит причина трагическо­го исхода её жизни. Катерина — жертва не столько кого-либо из окружающих персонально, сколько хода жизни. Мир патри­архальных отношений и связей умирает, и душа этого мира ухо­дит из жизни в муках и страданиях, задавленная окостенелой, утратившей смысл формой житейских связей. Именно поэтому в центре «Грозы» рядом с Катериной стоит не кто-либо из участ­ников любовного треугольника, не Борис или Тихон — персона­жи совсем другого, житейского, бытового масштаба, а Кабаниха.

Катерина — протагонист, а Кабаниха — антагонист траге­дии. Если Катерина чувствует по-новому, не по-калиновски, но не отдает себе в этом отчета, лишена рационалистического понимания исчерпанности и обреченности традиционных отношений и форм быта, то Кабаниха, напротив, чувствует ещё вполне по-старому, но ясно видит, что её мир гибнет. Конеч­но, это осознание облекается во вполне «калиновские», сре­дневековые формы простонародного философствования, преимущественно в апокалипсические ожидания. её диалог с Феклушей (д. III, сц. 1, явл. 1) не просто комический момент, а очень важный комментарий к общей позиции Кабанихи в пьесе. В связи с этим, казалось бы, второстепенный персонаж, странница Феклуша, обретает очень большое значение.

Странники, юродивые, блаженные — непременная примета купеческих домов — встречаются у Островского довольно час­то, но почти всегда как внесценические персонажи. Наряду со странствующими по религиозным побуждениям (шли по обету поклониться святыням, собирали деньги на строительство хра­мов и содержание монастырей и т.п.) немало попадалось и про­сто праздных людей, живших за счет щедрот всегда помогав­шего странникам населения. Это были люди, для которых вера являлась лишь предлогом, а рассуждения и рассказы о святы­нях и чудесах — предметом торговли, своеобразным товаром, которым они расплачивались за подаяние и приют. Островский, не любивший суеверий и ханжеских проявлений религиознос­ти, всегда упоминает о странниках и блаженных в иронических тонах, обычно для характеристики среды или кого-либо из пер­сонажей (см. особенно «На всякого мудреца довольно простоты», сцены в доме Турусиной). Непосредственно же на сцену такую типичную странницу Островский вывел один раз — в «Грозе». Небольшая по объему текста роль Феклуши стала одной из са­мых знаменитых в русском комедийном репертуаре, а некото­рые её реплики вошли в речь.

Феклуша не участвует в действии, не связана непосредст­венно с фабулой, но значение этого образа в пьесе весьма су­щественно. Во-первых (и это традиционно для Островского), она важнейший персонаж для характеристики среды в целом и Кабанихи, в частности, вообще для создания образа Калинова. Во-вторых, её диалог с Кабанихой очень важен для понимания отношения Кабанихи к миру, для уяснения присущего ей тра­гического чувства крушения её мира.

Впервые появляясь на сцене сразу после рассказа Кулигина о «жестоких нравах» города Калинова и непосредственно перед выходом Кабанихи, нещадно пилящей сопровождающих её де­тей, со словами: «Бла-а-лепие, милая, бла-а-лепие!» — Феклуша особо хвалит за щедрость дом Кабановых. Таким образом полу­чает подкрепление характеристика, данная Кабанихе Кулигиным («Ханжа, сударь, нищих оделяет, а домашних заела совсем»).

Следующий раз мы видим Феклушу уже в доме Кабановых. В разговоре с девушкой Глашей она советует присматривать за убогой («не стянула бы чего») и слышит в ответ раздраженную реплику: «Кто вас разберет, все вы друг на друга клеплете». Глаша, неоднократно высказывающая ясное понимание хорошо ей известных людей и обстоятельств, простодушно верит, однако, рассказам Феклуши о странах, где люди с песьими головами «за неверность». Это подкрепляет впечатление, что Калинов являет собой замкнутый, ничего не ведающий о других землях мир. Впечатление это ещё более усиливается, когда Феклуша рассказывает Кабановой о Москве и железной дороге. Разговор начинается с утверждения Феклуши, что настают «последние времена». Примета этого — повсеместная суета, спешка, пого­ня за скоростью. Паровоз Феклуша называет «огненным зми­ем», которого стали запрягать для скорости: «…другие от суеты не видят ничего, так он им машиной показывается, они маши­ной и называют, а я вижу, как он лапами-то вот так (растопы­ривает пальцы) делает. Ну и стон, которые люди хорошей жизни, так слышат». Наконец, она сообщает, что и «время в умаление приходит» и за наши грехи «все короче и короче делается». Апокалипсические рассуждения странницы сочувственно слушает Кабанова, из реплики которой, завершающей сцену, становит­ся ясно, что она осознает надвигающуюся гибель своего мира. Особенность этого диалога в том, что, хотя характеризует прежде всего Кабаниху и её мироощущение он, «выговаривает» все эти размышления Феклуша, а Кабаниха крепится, важничает, хо­чет уверить собеседницу, что у них в городе и правда «рай и тишина». Но в самом конце явления её истинные мысли об этом вполне прорываются, и две её последние реплики как бы санкционируют и скрепляют апокалипсические рассуждения странницы: «И хуже этого, милая, будет». И в ответ на вздох Феклуши «Нам-то бы только не дожить до этого» Кабаниха припечатывает: «Может, и доживем».

У Кабанихи (и в этом они с Катериной похожи) нет никаких сомнений в моральной правоте иерархических отношений пат­риархального быта, но и уверенности в их нерушимости тоже нет. Напротив, она чувствует себя чуть ли не последней блюстительницей этого «правильного» миропорядка, и ожидание, что с её смертью наступит хаос, придает трагизм её фигуре. Она нисколько не считает себя и нас ильницей. «Ведь от любви ро­дители и строги к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить», — говорит она детям, и, возможно, здесь она даже не лицемерит. По мнению Кабанихи, правильный се­мейный порядок и домашний уклад держатся на страхе млад­ших перед старшими, она говорит Тихону о его отношениях с женой: «Тебя не станет бояться, меня и подавно. Какой же это порядок-то в доме будет?» Таким образом, если ключевые сло­ва в представлениях Катерины о счастливой и благополучной жизни в доме «любовь» и «воля» (см. её рассказ о жизни в девичестве), то в представлениях Кабанихи это «страх» и «при­каз», что особенно ярко видно в сцене отъезда Тихона, когда Кабаниха заставляет сына строго следовать правилам и «прика­зывать жене», как ей жить без него.

Самодурство не порядок патриархального мира, а разгул свое­волия властного человека, тоже по-своему нарушающего поря­док и ритуал. Ведь патриархальная мораль, утверждая власть старших, как известно, и на них налагает определенные обяза­тельства, по-своему подчиняя закону. Поэтому Кабаниха и не одобряет самодурства Дикого и даже относится с презрением к его буйству как проявлению слабости. Самой Кабанихе, сколь­ко бы она ни точила детей за непочтение и непослушание, и в голову не придет жаловаться посторонним на непорядки в собственном доме, как жалуется ей Дикой. И потому для нее публичное признание Катерины — страшный удар, к которому вскоре присоединяется опять-таки открытый, на людях бунт её сына. В финале «Грозы» не только гибель Катерины, но и кру­шение Кабанихи. Разумеется, как это и должно быть в траге­дии, антагонистка трагической героини не вызывает зритель­ского сочувствия.

Типичным признаком трагедийной структуры является и чув­ство катарсиса, переживаемое зрителем во время развязки. Смер­тью героиня освобождается и от гнета, и от терзающих её внут­ренних противоречий.

Под пером Островского социально-бытовая драма из жизни купеческого сословия переросла в трагедию. Через любовно-бытовую коллизию был показан эпохальный перелом, происхо­дящий в простонародном сознании. Просыпающееся чувство личности и новое отношение к миру, основанное на индивиду­альном волеизъявлении, оказались в непримиримом антагонизме не только с реальным, житейски достоверным состоянием со­временного Островскому патриархального уклада, но и с иде­альным представлением о нравственности, присущим высокой героине. Это превращение драмы в трагедию произошло и бла­годаря торжеству лирической стихии в «Грозе».

Лиризм «Грозы», столь специфичный по форме (Ал. Григорьев тонко заметил о нем: «…как будто не поэт, а целый народ созда­вал туг…»³), возник именно на почве близости мира героя и автора.

Надежды на преодоление социальной розни, разгула инди­видуалистических страстей и устремлений, культурного разры­ва образованных классов и народа на почве воскрешения иде­альной патриархальной нравственности, которые Островский и его друзья питали в 50-е годы, не выдержали испытания ре­альностью. Прощанием с ними и была «Гроза». Оно только и могло совершиться в трагедии, поскольку утопия эта не была заблуждением частной мысли, она имела глубокий общественно-исторический смысл, выразила состояние народного сознания на переломе.

Geisert, Arthur: 9781592701339: Amazon.com: Books

«[Гейзерт] мастерски улавливает изменчивый свет по мере того, как нарастают грозовые тучи, дождевые листы и ночная темная буря. Хотя детям может потребоваться некоторое успокоение, эта красиво детализированная медитация на сила природы — и стойкость сообщества — вознаградят повторные чтения ». — ЗВЕЗДНЫЙ ОБЗОР, Kirkus Reviews

« Гейзерт создал амбициозную и красивую серию гравюр ». — Publishers Weekly

исследование человека, сталкивающегося с природой, и характерное для Гейзерта использование мелочей строго предназначено для документирования ошеломляющего шквала активности, который сопровождает типичное погодное явление Среднего Запада (его характерные свиньи вместе с множеством других животных выглядят как они садятся на корточки перед бурей).Учителя естествознания с небольшим воображением, документ-камерой и проектором могут устроить достойный аплодисментов старт для метеорологического подразделения »- Бюллетень Центра детской книги , июнь 2013 г.

« Эта милая книга дает интересный и познавательный взгляд на очень реальную часть природы: грозы и сильные, разрушительные ветры. Его предпосылка может быть немного пугающей для самых маленьких (я знаю, что бури пугали меня, когда я был молод!), но они наверняка возьмут утешаются изображениями людей и животных, которые ищут убежища от бури.Они демонстрируют комфорт, безопасность и единство с семьей и друзьями в такие времена. Они также показывают силу людей (и животных), которые выходят из своих укрытий, чтобы восстановить свою жизнь ». — New York Journal of Books

«Это праздник силы природы и того, как свет меняется во время шторма. Гейзерт сочетает в себе множество действий и напряжение семьи, находящейся под угрозой ». — Waking Brain Cells

«Гейзерт позволяет шторму нанести реальный ущерб, но он также показывает, как сообщество приступает к работе, когда небо проясняется, полные решимости все исправить.»- The New York Times

« [Гейзерт] мастерски улавливает переменчивый свет по мере того, как нарастают грозовые тучи, дождевые листы и темная ночная буря. Хотя детям может потребоваться некоторое успокоение, эта прекрасно проработанная медитация о силе природа ― и устойчивость сообщества ― вознаградят повторные чтения. «- ЗВЕЗДНЫЙ ОБЗОР, Обзоры Киркуса

» Гейзерт создал амбициозную и красивую серию офортов. «- Publishers Weekly

» Это тщательное исследование Человека столкновение с природой, и характерное размещение мелочей Гейзерта строго служит документированию ошеломляющего шквала активности, который сопровождает типичное погодное явление Среднего Запада (его характерные свиньи вместе с множеством других животных появляются, когда они садятся на корточки. Перед штормом).Учителя естествознания с небольшим воображением, документ-камерой и проектором могут устроить достойный аплодисментов старт для метеорологического подразделения ». — Бюллетень Центра детской книги , июнь 2013 г.

« Эта милая книга дает интересный и познавательный взгляд на очень реальную часть природы: грозы и сильные, разрушительные ветры. Его предпосылка может быть немного пугающей для самых маленьких (я знаю, что бури пугали меня, когда я был молод!), но они наверняка возьмут утешаются изображениями людей и животных, которые ищут убежища от бури.Они демонстрируют комфорт, безопасность и единство с семьей и друзьями в такие времена. Они также показывают силу людей (и животных), которые выходят из своих укрытий, чтобы восстановить свою жизнь ». — New York Journal of Books

«Это праздник силы природы и того, как свет меняется во время шторма. Гейзерт сочетает в себе множество действий и напряжение семьи, находящейся под угрозой ». — Пробуждающие мозговые клетки

«Гейзерт позволяет шторму нанести реальный ущерб, но он также показывает, как сообщество приступает к работе, когда небо проясняется, полные решимости все исправить.»- The New York Times

« Гроза »Артура Гейзерта празднует жизнь в прериях: NPR

Гроза

Артура Гейзерта

Артур Гейзерт — автор более двух десятков детских книжек с картинками. Три его книги получили награду The New York Times за лучшую иллюстрированную книгу для детей. Он наиболее известен своими замысловатыми иллюстрациями Среднего Запада — обширных прерий, семейных ферм и его характерных озорных свиней.

Но Гейзерт никогда не жил на ферме. Он из Лос-Анджелеса. Шесть лет назад он переехал в Бернард, штат Айова. В то время его более чем 40-летний брак подходил к концу, и он хотел остаться на Среднем Западе, чтобы быть рядом со своими больными родителями. Ему нужно было дешевое жилье, и оно было доступно сразу.

«Я никогда не слышал о Бернарде. Я только что приехал в город и увидел перед банком объявление о продаже», — говорит он. «А на следующий день я купил банк!»

Старое кирпичное здание банка было маленьким — около 700 квадратных футов.Он устроил это как совместную студию и дом. Его спальня находится в старом склепе. В центре студии у него огромный пресс для травления металла. Гейзерт делает свои иллюстрации, используя сложный процесс гравировки, который восходит к 15 веку. Он производит подробные изображения. Часто в его книгах нет слов. Офорты рассказывают историю.

Когда Гейзерт впервые приехал в город, людям было любопытно, кто он такой и чем занимается. Ходили слухи, что он собирается печатать футболки на офортном прессе.Но он быстро стал частью сообщества.

Другие детские книги Артура Гейзерта включают Ice и The Giant Seed . Предоставлено Enchanted Lion Books скрыть подпись

переключить подпись Предоставлено Enchanted Lion Books

Другие детские книги Артура Гейзерта включают Ice и The Giant Seed .

Предоставлено Enchanted Lion Books

«Я хожу на кофе рано утром», — говорит он.

Он завтракает с фермерами и дальнобойщиками, которые проезжают через город.

«В основном это растениеводство и фермерский бизнес», — говорит он.

Ранняя утренняя болтовня в Pearl’s Place вдохновила Гейзерта на творчество. В 2010 году он опубликовал книжку с картинками ABC под названием Country Road ABC, в которой рассказывалось о сельском хозяйстве в Бернаре. В нем буква «А» означает «Аммиачное удобрение».«М» — доение.

Неортодоксальная подпись книги

В недавний ветреный весенний день в Бернаре весь город вышел, чтобы отпраздновать недавнюю публикацию новой книги Гейзерта, Гроза .

Бар Коу, городская водопой, был забит до отказа. Снаружи флаги были вывешены, транспаранты были подняты, а на главной улице стоял глянцевый красный трактор.

В задней части бара, между мясорубкой и шумным пивным холодильником, Гейзерт подписал копии своих книг.Очередь тянулась почти к двери.

Поклонники — в основном родители, бабушки и дедушки — приехали отовсюду.

Мэриэнн Петерс, которая продает книги Гейзерта в своем магазине в Сидар-Рапидс, штат Айова, говорит, что они очень популярны.

«Я думаю, дело в том, что нет написанного слова, и вы можете получить из картинок все, что хотите», — говорит она. «Если вы сидите с маленьким ребенком, вы можете говорить обо всем, что вас интересует, на каком бы уровне он ни находился».

И, как говорит Питерс, детям нравятся книги Гейзерта, потому что они отражают то, каково это жить в прериях.

Модель Thunderstorm Артура Гейзерта следует за бурей в сельской местности Среднего Запада. Книги заколдованных львов скрыть подпись

переключить подпись Книги заколдованных львов

Модель Thunderstorm Артура Гейзерта следует за ураганом в сельской местности Среднего Запада.

Книги заколдованных львов

«Это своего рода источник гордости для детей, растущих в Айове», — говорит она.

К вечеру очередь людей, ожидающих подписать книги, составляет всего несколько отставших. День удался. В городе с населением 98 человек Гейзерт продал более 500 книг в задней части бара.

Thunderstorm (Ограниченное издание для аккордеонов) — Enchanted Lion Books

НАГРАДЫ И ОТЗЫВЫ

★ «[Гейзерт] мастерски улавливает переменчивый свет по мере того, как нарастают грозовые тучи, дождевые листы и ночная темная буря.Хотя детям может потребоваться некоторое успокоение, эта прекрасно проработанная медитация о силе природы — и устойчивости сообщества — вознаградит повторных чтений ». — ЗВЕЗДНЫЙ ОБЗОР, Обзоры Киркуса

« Гейзерт создал амбициозную и красивую серию гравюры. «- Publishers Weekly

» Это строго сфокусированное исследование Человека, противостоящего природе, и характерное размещение мелочей Гейзерта строго служит документированию ошеломляющего шквала активности, сопровождающего типичное погодное явление Среднего Запада (его фирменные свиньи вместе с множеством других животных появляются, когда садятся на корточки перед бурей).Учителя естествознания с небольшим воображением, документ-камерой и проектором могут устроить достойный аплодисментов старт для метеорологического подразделения ». — Бюллетень Центра детской книги

« Эта милая книга требует интересный и познавательный взгляд на очень реальную часть природы: грозы и сильные, разрушительные ветры. Его предпосылка может быть немного пугающей для самых маленьких (я знаю, что бури пугали меня, когда я был молод!), но они наверняка будут утешаться по изображениям людей и животных, которые ищут убежища от бури, они видят.Они демонстрируют комфорт, безопасность и единство с семьей и друзьями в такие времена. Они также показывают силу людей (и животных), которые выходят из своих укрытий, чтобы восстановить свою жизнь ». — The New York Journal of Books

«Это праздник силы природы и того, как свет меняется во время шторма. Гейзерт сочетает в себе множество действий и напряжение семьи, находящейся под угрозой ». —Tasha Saecker, Waking Brain Cells

«Гейзерт позволяет шторму нанести реальный ущерб, но он также показывает, что сообщество приступает к работе, как только небо проясняется, полные решимости все исправить.”—Кэролин Джурис, Нью-Йорк Таймс

” Те, кто прочувствует эту удивительную книгу, будут испытывать больший трепет даже перед грозами и теми, чья жизнь так сильно затронута этими явлениями ». —Сьюзан Вайц, ранее работавший в школьном округе Спенсер-Ван Эттен, Журнал школьной библиотеки

” Еще раз Гейзерт демонстрирует свой опыт в искусстве травления медных пластин. […] С художественной точки зрения есть чем восхищаться в тщательно выполненных офортах.Нежные акварельные оттенки оживляют сцены, а случайные виды в разрезе дома, сарая, дерева и самой земли очаровывают некоторых детей ». —Carolyn Phelan, Booklist

Прочтите / послушайте репортаж NPR о нашем знаменательном запуске книги Thunderstorm в Бернарде, штат Айова, который собрал более 500 человек в городе с населением 98.

ВАМ ТАКЖЕ ПОНРАВИТСЯ

Тыквенный остров
Лед
Гигантское семя
Джунгли
Белый медведь

Танцы с грозой — Катрина Джермейн и иллюстрация Джуди Уотсон — 978174331459 Анвин

День на пляже.Небо темнеет, а море приобретает зловещий оттенок зеленого. Грохочет гром. Шшш. Слушать. Что ты слышишь? Приближается. Время собирать вещи. Ты можешь это почувствовать? Это зловеще и немного страшно. Садись рядом со мной.

Из-за недостатка слов в сопровождении самых запоминающихся картинок в море надвигается шторм, грохотает и бьет с могучей яростью. Но вместо того, чтобы позволить страху взять верх, папа превращает свирепость в забаву, поощряя свою семью стать штормом. Он ветер, свистящий и дующий, воющий и растущий, заставляющий деревья свистеть! делая морские галочки! Томми — это облака, а Поппи — гром, Лачи — молния, а Мумия — дождь — все кружатся и кружатся в самой возмутительной какофонии звуков и ярких движений, принимая шторм в свою игру.Делать это весело, а не пугающе. Пока он не пройдет, и все не станет спокойным и безопасным, и бабушка принесет солнце, и последняя страница будет самой красивой из всех.

Благодаря фантастическому словарю, рифмам, ритму и повторениям эта история — это буря, полная удивительной и вдохновляющей энергии — вы просто хотите встать, пошевелиться, пошуметь и присоединиться к веселью. Это радостное празднование чего-то, что может быть пугающим и пугающим, и является прекрасным примером того, как тщательный выбор цвета, использование линий и выразительности являются неотъемлемой частью создания настроения и атмосферы.Подобно шторму, он перерастает в крещендо, а затем внезапно наступает мир и безмятежность, пока … Даже не прочитав это моей аудитории 2-го класса, я слышу это в своей голове и знаю, что они будут обожать это, и это будет добавить так много к тому, что они узнали о сеттинге, персонажах и сюжете.

Но помимо этого, это просто веселое хорошее чтение, которое побуждает нас принять наши страхи, смотреть им в глаза и подшучивать над ними, делая себя их хозяевами.
Барбара Брэкстон, учитель-библиотекарь, Кума, штат Новый Южный Уэльс,

детских книг о грозах

Мой сын интересовался грозами, поэтому мы прочитали много связанных книг.Вот список наших любимых детских книг о грозах.

В последнее время мы изучаем погоду. Эта игра с облаками и дождем с ватными шариками и капельницами стала огромным хитом! Потом мой сын очень заинтересовался грозами. Его заинтриговали гром и молния. Итак, когда мы пошли в библиотеку, мы закончили тем, что просмотрели несколько художественных книг о грозах.

Нам очень понравились все эти книги, и мы думаем, что вы тоже!

1.Thunder-Boomer от Shutta Crum — На ферме жаркий день, но вскоре они замечают приближающуюся грозу. Они бросаются к дому, снимают белье с конвейера и собирают животных, но забывают об одном! Эта книга очень информативна. Практически чувствуешь себя на ферме и в грозу. Иллюстрации тоже очень привлекательны. Это была любимая книга Эвана.

2. В ожидании бури Джоан Эрли Маккен — Текст этой книги красиво написан лирическим текстом в формате вопросов и ответов.Его очень легко читать, и мои дети были полностью очарованы. Картинки шикарные! Мой сын не мог насытиться страницей из-за ударов молнии. Ему также понравилось, что в нем говорилось о том, что разные животные делают во время грозы. Это была моя любимая книга и вторая для Эвана.

3. Tap Tap Boom Boom Элизабет Блюмл — Эван любил ритмичный текст и обожал иллюстрации. На каждой странице так много всего, что можно посмотреть и изучить. Действие происходит в Нью-Йорке, поэтому ему было очень интересно увидеть разные аспекты города.

4. БУМ! Мэри Лин Рэй — В этой книге рассказывается об очень храброй собаке по имени Рози, которая боится только одного — грома! Она пробует всевозможные тактики, чтобы справиться со своим страхом, но ни одна из них не срабатывает, пока она и ее хозяин не поймут, что немного менее страшно, когда у вас есть друг, с которым можно обниматься.

5. Торт «Гром» Патрисии Полакко — Эта книга идеально подходит для выпечки торта в качестве дополнительного занятия. Это было многовато для моего сына (4 года).Однако он все же сидел и слушал всю историю, потому что текст был интригующим и втянул его в себя. Он хотел дойти до конца, чтобы посмотреть, что произойдет. Я уверен, что детям постарше это понравится еще больше, особенно если вы потом испечете торт!

6. Франклин и гроза Полетт Буржуа. Если у вас дома или в классе есть поклонник Франклина, вы можете почитать эту книгу. Моему сыну очень нравится Франклин, так что это произвело на него большой успех. В этой книге Франклин боится грозы и должен столкнуться со своим страхом.В конце концов он понимает, что все не так уж плохо, особенно когда у вас есть друзья, которые составляют вам компанию.

Все эти книги рекомендую дошкольникам и детям младшего возраста. Они станут отличным дополнением к погодному блоку. Они также являются отличным способом успокоить страх перед грозой у маленьких детей. Надеюсь, они вам понравятся так же, как и нам!

Прочитав все эти книги, мы решили устроить грозу с пластилином и очистителями для трубок. Это было очень весело!

Гроза ~ ПИСАТЕЛИ ПОМОГАЮТ ПИСАТЕЛЯМ®

ПОГОДА — важный элемент в любой обстановке, обеспечивающий чувственную текстуру и способствующий настроению, которое сценарист хочет создать в сцене. С ловким прикосновением погода может усилить эмоциональную реакцию персонажа на определенное место, может добавить конфликта, а также может (слегка) предвещать грядущие события.

Однако эта запись должна сопровождаться осторожностью: погода не должна использоваться как окно в душу персонажа. Погода может добавить невидимого давления на персонажа, она может наслоить СЦЕНУ символизмом, она может тщательно намекнуть на внутренний ландшафт, но никогда не должна СЕРЬЕЗНО говорить об эмоциях.Такой деспотичный подход приводит к погодным клише и мелодраме (буря, бушующая над кровавой битвой, девушка с разбитым сердцем, плачущая под дождем).

СЕНСОРНЫЕ ДЕСКРИПТОРЫ:

Прицел: Тяжелые серые облака, закрывающие небо, деревья / кусты / трава изгибаются и колышутся на ветру, проливается дождь, капли отскакивают от тротуара, вода течет вниз по склону и скапливается в низине, капли бегут по окну, мигает из…

Запах: Влага, влажность, землистость (в сельской местности), влажное дерево, охлаждаемый горячий асфальт, свежий чистый запах после шторма, озон

Вкус: вода

Прикосновение: Ощущение тяжести или тяжести в воздухе, ветер треплет ваши волосы и одежду, сильный ветер выводит вас из равновесия, поэтому вам приходится опираться на них, дождь льется вам на лицо, намокший груз промокшего…

Звук: Грохот грома, когда звуковые волны от молнии достигают ваших ушей, дребезжание окон, стук дождя по крыше, стук дождя по стеклянным окнам, общий повышенный шум от дождя, который заставляет вас подняться …
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ТРИГГЕРЫ:

Настроение: Воздух перед грозой становится тяжелее и «заряжен» по мере нарастания бури, вызывая у многих людей (и животных, собственно,) чувство беспокойства и беспокойства.Воздух может стать настолько тяжелым и влажным, что кажется, будто он давит на…

Символизм: Угнетение, освобождение, власть…

Возможные клише: Удар грома, сигнализирующий о важном или зловещем событии…

Не бойтесь использовать погоду, чтобы добавить контраста. Необычные пары, особенно при привлечении внимания к эмоциям персонажа, являются мощным спусковым крючком для напряжения. Робкий, слабый человек может быть воодушевлен силой грозы на смелые действия.Напротив, гроза, происходящая в месте, где штормы случаются нечасто, может вызвать волнение или ожидание в более спокойном характере .

Погода — мощный инструмент, помогающий предвидеть события и управлять эмоциональным настроением любой сцены.

Нужна дополнительная информация об этом погодном элементе? Хорошие новости! Этот тезаурус интегрирован в нашу новую онлайн-библиотеку One Stop For Writers. Здесь не только улучшена и расширена информация в каждой записи, но и добавлены сценарии для , добавляющие конфликт и напряженность. Весь тезаурус также снабжен перекрестными ссылками с нашими множеством других описательных коллекций для облегчения поиска. Регистрация бесплатна. бесплатно, поэтому, если вы хотите увидеть образцы полностью обновленного тезауруса погоды и земных явлений, перейдите на сайт One Stop.

Связанные

ГРОЗА | Kirkus Обзоры

от Натан Брайон ; проиллюстрировано Дапо Адеола ‧ ДАТА ВЫПУСКА: 25 июня 2019 г.

Ракета выполняет задание… заставить ее обеспокоенного брата-подростка положить свой мобильный телефон и посмотреть вверх.

Начинающая астронавт, Ракета ставит перед сном свой телескоп и смотрит на звезды каждую ночь. Вдохновленная Мэй Джемисон, Ракета, милая темнокожая девушка с косами и прически афро, надеется стать «величайшим астронавтом, ловцом звезд и космическим путешественником из когда-либо существовавших». Когда приближается ночь метеоритного дождя Феникс, Ракета выпускает листовки, приглашая всех в своем районе увидеть космическое событие в парке.В ходе подготовки она делится информацией о миссиях космических шаттлов, о причинах метеоритного дождя и о том, когда лучше всего его увидеть. Джамал, невыносимый старший брат Ракеты, одетый в высокий топ и толстовку с капюшоном, полностью поглощен своим телефоном, даже когда появляются почти все в округе. Яркие цифровые иллюстрации — это яркое празднование как космоса, так и культуры чернокожих, которые одновременно вдохновляют и вдохновляют читателей. То, что главные герои неизвиняюще черные, становится очевидным благодаря бесчисленным деталям.Мать Ракеты запечатлена, коснувшись волос дочери с помощью расчески с широкими зубьями и масла для волос. Между тем, Ракета с щелевыми зубьями проясняет ее энтузиазм по поводу космоса в оранжевом комбинезоне, который носит она и ее кошка — и даже Джамал взволнован к концу.

Замечательно — глоток свежего воздуха, как и сама Ракета. (Книжка с картинками. 5-8)

Дата публикации: 25 июня 2019 г.

ISBN: 978-1-9848-9442-7

Количество страниц: 32

Издатель: Random House

Обзор Опубликовано онлайн: 12 марта 2019 г.

Обзоры Киркуса Выпуск: 1 апреля 2019 г.

Поделитесь своим мнением об этой книге

Вам понравилась эта книга?

.