Достоевский о своем романе «Бедные люди»: мнение, отзывы автора
Варенька Доброселова. Иллюстрация П. Боклевского |
Роман «Бедные люди» является первым произведением выдающегося писателя Ф. М. Достоевского. Молодой автор возлагал большие надежды на этот роман. Он оттачивал и переделывал его, пока не остался полностью доволен работой.
Когда «Бедные люди» вышли в печать, на Достоевского обрушилось море критики. Отзывы были противоречивыми, но в целом люди читали этот роман с интересом.
Сам Достоевский был довольно высокого мнения о своем произведении. В одном из писем к брату Михаилу он высказывает свое мнение о собственном романе. Ниже мы приводим фрагменты этого письма.
Смотрите: Все материалы по роману «Бедные люди»
Вскоре после публикации романа Федор Михайлович в письме брату M. M. Достоевскому жалуется на то, что его новый роман ругают и бранят в разных популярных журналах.
««Бедные люди» вышли еще 15-го.а Ну, брат! Какою ожесточенною бранью встретили их везде! В «Иллюстрации» я читал не критику, а ругательство. В «Северной пчеле» было черт знает что такое. Но я помню, как встречали Гоголя, и все мы знаем, как встречали Пушкина. Даже публика в остервенении: ругают 3/4 читателей, но 1/4 (да и то нет) хвалит отчаянно. Debats {споры (франц.)} пошли ужаснейшие. Ругают, ругают, ругают, а все-таки читают. (Альманах расходится неестественно, ужасно. Есть надежда, что через 2 недели не останется ни одного экземпляра.) Так было и с Гоголем. Ругали, ругали его, ругали — ругали, а все-таки читали и теперь помирились с ним и стали хвалить. Сунул же я им всем собачью кость! Пусть грызутся — мне славу дурачье строят. До того осрамиться, как «Северная пчела» своей критикой, есть верх посрамления. Как неистово-глупо!» (письмо Ф. М. Достоевского к брату М. М. Достоевскому, 1 февраля 1846 г.)
Достоевский считает, что современный читатель недостаточно образован, чтобы оценить его литературное мастерство. Писатель возмущен тем, что критики ругают его роман за растянутость, ведь на самом деле в произведении нет лишнего слова:
«В публике нашей есть инстинкт, как во всякой толпе, но нет образованности. Не понимают, как можно писать таким слогом. Во всем они привыкли видеть рожу сочинителя; я же моей не показывал. А им и невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе и говорить не может. Роман находят растянутым, а в нем слова лишнего нет…» (письмо Ф. М. Достоевского к брату М. М. Достоевскому, 1 февраля 1846 г.)
При этом Федор Михайлович отмечает, что после выхода романа у него появились и поклонники. Например, известный критик Белинский пришел в восторг от произведения. Конечно, эта похвала была особенно важна молодому Достоевскому:
«Зато какие похвалы слышу я, брат! Представь себе, что наши все и даже Белинский нашли, что я даже далеко ушел от Гоголя. В «Библиотеке для чтения», где критику пишет Никитенко, будет огромнейший разбор «Бедных людей», в мою пользу. Белинский подымает в марте месяце трезвон. Одоевский пишет отдельную статью о «Бедных людях». Соллогуб, мой приятель, тоже.» (письмо Ф. М. Достоевского к брату М. М. Достоевскому, 1 февраля 1846 г.)
Достоевский отмечает, что серьезные критики находят его творчество оригинальным:
«Во мне находят новую оригинальную струю (Белинский и прочие), состоящую в том, что я действую Анализом, а не Синтезом, то есть иду в глубину и, разбирая по атомам, отыскиваю целое, Гоголь же берет прямо целое и оттого не так глубок, как я. Прочтешь и сам увидишь…» (письмо Ф. М. Достоевского к брату М. М. Достоевскому, 1 февраля 1846 г.)
В конце письма Достоевский без ложной скромности пишет брату о том, что предчувствует свое блистательное будущее. Очевидно, что писатель остается доволен своим дебютом и рассчитывает продолжить свой успех:
«А у меня будущность преблистательная, брат!…» (письмо Ф. М. Достоевского к брату М. М. Достоевскому, 1 февраля 1846 г.)
К сожалению, следующие работы Достоевского («Двойник» и др.) были приняты публикой более прохладно. Уже после каторги Федор Михайлович напомнил о себе с новыми силами и раз и навсегда вернул признание публики, подарив миру свои знаменитые романы «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы».
Это был отзыв самого Достоевского о романе «Бедные люди», мнение писателя о его дебютном произведении.
Смотрите: Все материалы по роману «Бедные люди»
Источники и литературный контекст романа Достоевского «Бедные люди» — Пушкинский Дом
Словесность и история. № 3. 2020
Slovesnost’ i Istoriia № 3. 2020
DOI 10.31860/2712-7591-2020-3-7-31
Ветловская Валентина Евгеньевна
д-р филол. наук, главный научный сотрудник ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург)
Резюме
Статья посвящена проблемам литературного самоопределения Ф. М. Достоевского в исходной точке творческого пути. Она продолжает разговор, начатый автором в работах, опубликованных в журнале «Русская литература» за 2013 г.: 1) Достоевский в 1840-е годы: Литературные связи и отражения; 2) Ф. М. Достоевский в 1840-е годы: Литературные переклички в «Бедных людях». В настоящей статье расширяется круг произведений, соотносящихся с первым романом Достоевского. Задача исследования — выявить на конкретном материале связи молодого писателя с писателями-современниками и его место в литературном процессе.
Метод исследования — сравнительный анализ повторяющихся элементов повествования. Рассказ М. И. Воскресенского «Замоскворецкие Тереза и Фальдони» (1843), послуживший, по мнению некоторых исследователей, объектом пародии в «Бедных людях», перекликается, как показывает автор статьи, с романом Достоевского лишь именованиями героев (главных — в одном случае, второстепенных — в другом). Они отсылают к популярному сентиментальному роману Н. Леонара (1783), без всякого одобрения пересказанному еще Н. М. Карамзиным. Но по своей незначительности (в отношении содержания, как и во всех прочих отношениях) рассказ Воскресенского не заслуживал даже насмешки. И, надо заметить, нет ни одного мотива, который, принадлежа исключительно и только этому рассказу, позднее был бы воспроизведен Достоевским. Иное дело — роман Дюма «Шевалье дʼАрманталь» (газетная публикация 1841–1842 гг., отдельное издание — 1843 г.). Перипетии сюжета этого романа, главные действующие лица, до известной степени их характеры, некоторые подробности происходящих с ними событий, безусловно, отразились в «Бедных людях». Но и здесь нельзя говорить о пародии. Достоевский выбрал роман знаменитого француза лишь для того, чтобы в противовес благодушному романтизму, благодаря сопоставлениям и контрасту, изложить свой взгляд на мир и новые принципы искусства – зарождающийся реализм с его неприкрашенной «правдой жизни», суровой и часто трагической действительностью.
Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, В. Г. Белинский, М. И. Воскресенский, Александр Дюма, «Бедные люди», «Замоскворецкие Тереза и Фальдони», «Шевалье дʼАрманталь», эстетические принципы искусства
Valentina E. Vetlovskaya
Institute of Russian Literature (Pushkinskij Dom) of the Russian Academy of Sciences. St. Petersburg, Russia
SOURCES AND LITERARY CONTEXT OF DOSTOEVSKY’S NOVEL POOR FOLK
Abstract
The article considers literary self-definition of Fyodor Dostoevsky at the starting point of his career as a writer. Its purpose is to reveal connections of the young author with contem-porary writers and his place in the literary process on the basis of specific texts. The article continues the research presented in two articles published in 2013 and examines a wider range of texts related to Dostoevsky’s first novel, Poor Folk.
By applying the principles of comparative analysis to the repeated narrative elements, the author of the article shows that Mikhail Voskresensky’s story “Zamoskvoretskie Tereza i Faldoni” (1843), which is considered to be parodied in Poor Folk, has just one common feature with Dostoevsky’s novel: names of one main and one secondary character. The names refer to a popular sentimental novel by Nicolas Germain Léonard (1783), retold with disapproval by N. M. Karamzin, while Voskresensky’s story was unworthy even of caricature for the insignificance of its content and its poetics. It should also be noted that not a single motif that exclusively belongs to this story was reproduced by Dostoevsky at any time later. The situation is quite different in the case of Alexandre Dumas’s novel The Conspirators (Le Chevalier d’Harmental), published in a newspaper in 1841–1842 and as a separate edition in 1843. The novel’s plot twists, main characters, some features of their personalities and some details regarding what happens to them are reflected in Poor Folk. But this was not done for reasons of parody. Dostoevsky chose the novel by the famous Frenchman only to promote his own world view and the new principles of art – the nascent realism with its unadorned “truth of life”, harsh and often tragic reality in contrast to the benevolent romanticism.
Keywords: Fyodor Dostoevsky, Vissarion Belinsky, Mikhail Voskresensky, Alexandre Dumas, Poor Folk, ”Zamoskvoretskie Tereza i Faldoni”, Le Chevalier d’Harmental, aesthetic principles of art
Бедные люди, Уильям Т. Воллманн
Автор Уильям Т. Воллманн не отворачивается от трудных вопросов. РИЧ ПЕДРОНЕЛЛИ/Associatd PressКаково это быть Уильямом Т. Воллманном, писателем, столь плодовитым и многословным, что он заставляет леса дрожать? Он автор 16 художественных и научно-популярных произведений, невероятно длинных и неизменно значительных книг. Rising Up and Rising Down (2003 г.), первоначально опубликованный как семитомный трактат о насилии, достигает более 3000 страниц; Центральная Европа ( 2005), лауреат Национальной книжной премии в области художественной литературы, превышает 800 страниц.
Хотя Воллманн не является золотым мальчиком для всех, он является кумиром бохо, которые хвалят его яркую прозу и прощают его идеологические разглагольствования и почти навязчивый интерес к проституткам и наркотикам.
Уильям Берроуз для нашего времени, но с отличием: Фоллманн не может пройти и 10 страниц, не процитировав Сенеку, Монтеня или Адама Смита.Poor People, Опус Фоллманна этого года повторяется, отвлекает, рассредоточен, иногда утомителен и его невозможно игнорировать. Отчасти этнографическая и отчасти конфессиональная («эти болтовни моего сердца»), действие книги происходит на шести континентах и бродит от улиц дома автора в Сакраменто до трущоб Боготы, через бары в Таиланде, под мостами Киото, в сельские города Китая и Казахстана. И хотя Воллманн утверждает, что на этот раз он пишет не об уличных проститутках, наркоманах и преступниках, они фигурируют в рассказе повсюду.
Во Введении Воллманн сравнивает свою критику с почитаемым Джеймсом Эйджи и Уокером Эвансом «Давайте восхваляем известных людей». (Воллманн сделал свои собственные мрачные фотографии в стиле Эванса, которые появляются в конце книги.) Он называет Знаменитые люди « элитарным выражением эгалитарных стремлений». Книга проваливается, утверждает он, «потому что в ней два богача наблюдают за жизнью бедняков».
Воллманн считает, что его собственное исследование избегает сентиментальности, которую Эйджи и Эванс проявляли, описывая бедных. Воллманн говорит, что его цель — представить интервьюируемых такими, какими они видят себя, а не понимать их с нашей точки зрения. С этой целью он спрашивает каждого информатора: «Почему вы бедны?» Ответы неизбежно связаны с географией и мировоззрением. Тайцы считают бедность кармой. В Йемене сказать, что кто-то беден, значит не уважать Аллаха. В Японии считается зазорным признаться в бедности.
Обычно Воллманн умудряется дистанцироваться от жизни своих подданных. Он раздает деньги за интервью, но отвергает высокомерную веру в то, что его вмешательство имеет значение. Он стоит в шаге от мужчин, живущих под японскими мостами, от опрятно одетого мусорщика-китайца.
Тем не менее, образы Воллмана, как и образы Эйджи и Эванса, вызывают эмоциональные отклики: тайская девочка, чья мать нереалистично надеется стать учительницей, пожилые женщины, вынужденные покинуть свои самодельные дома в сельской местности Китая из-за строительства дороги — их легко ранить. сердце. Их истории не функционируют как устные рассказы, объясняет Воллманн, поскольку воспоминания его информаторов были противоречивыми. Одна участница рассказывала ему разные истории о своих детях — сколько их и что с ними случилось — каждый раз, когда они встречались.
В море людей памятные появляются рано и преследуют книгу. Женщина, которая хочет, чтобы ее дочь преподавала в школе, работает в клининговой компании по восемь часов каждый день, а остальное время проводит в пьяном виде. Русская нищая, вся семья которой зависит от ее доходов, вовлекает Воллмана в свои беды. У ее зятя проблемы со здоровьем из-за уборки Чернобыля; ее дочь произносит слова, которые звучат на протяжении всей книги. «Надежда умирает последней», — с горечью говорит она.
В самом личном — и самом сильном — разделе Воллман теряет свою антропологическую дистанцию, рассказывая о своих встречах с бродягами, разбившими лагерь на стоянке возле его дома в Сакраменто. Фоллманн, «мелкобуржуазный собственник», противостоит своему отношению к беднякам, к которым он относится с неослабевающим терпением и достоинством. Он признается, что ему противно их бесцеремонное уничтожение его собственности. Он еще более откровенен, когда пишет: «Я боюсь, что бедняки придут и заберут у меня все».
Как и в Подъем вверх и Подъем вниз, Фоллманн устанавливает категории, чтобы получить покупку по беспорядочной теме. Он перечисляет атрибуты бедности — либо как ее причину, либо как следствие. Я не уверен, что обсуждение бедняков с точки зрения Фоллмана о «невидимости», «нежелательности», «зависимости» или «отчужденности» улучшит наше понимание. Это категории, которые они будут использовать, чтобы идентифицировать себя?
- В Техасе молодым людям стало проще носить оружие
- Роскошный жилой комплекс миллиардера и борьба за то, чтобы ранчо Техаса не превратилось в пригород
- Поскольку Lankford’s открывает второе заведение, давайте вспомним его историю.
- У «Хьюстон Лайф» новый гость через неделю после ухода Кортни Завалы
- Как получить синюю бордюрную плитку Хьюстона перед вашим домом
- «Бескрайний бассейн» — кровавая кошмарная сатира на светскую жизнь
- Проспекты Houston Astros исключены из предсезонного рейтинга MLB
Когда Воллманн устает от бедности, он сосредотачивает свое внимание на преступлениях. Он романтизирует опыт на Филиппинах, когда едет по ночным джунглям на заднем сиденье мотоцикла с парнем, который собирает деньги для нелегальной операции по ставкам на джай-алай, и случайно делится с ним наркотиками. В Японии он хочет встретить змееголова, одного из подонков, которые переправляют рабочих и девушек из Китая для работы в потогонных мастерских и публичных домах. Хотя значительные суммы денег переходят из рук в руки, Воллманн не может встретить ни одного неуловимого змееголова. «Гласность навредила их бизнесу», — без иронии заявляет он.
В нефтяном городке в Казахстане он попадает в историю о продажности. Здесь жители, которые слишком боятся взаимных обвинений, чтобы разговаривать с ним, пожертвовали своим здоровьем рыночным силам. «Поскольку эта нефтяная операция вызывает у вас тошноту, вы за добычу нефти или против?» — спрашивает он одну женщину. Она отвечает, что люди потеряют работу, если фабрики закроются. «Тяжело будет жить, — говорит она. Здесь тоже нет иронии.
Иногда наблюдения Воллманна мало что добавляют к его книге, кроме объема. Осторожно, деревья. Мы уже знаем, что «самостоятельность — это роскошь богатых» и что «жизнь — это то, что мы из нее делаем». Что касается рецептов по смягчению бедности, он прохладно поддерживает нечетко сформулированную приверженность коммунализму.
Но это мелкие жалобы. Читая Воллманна, мы встречаемся с сообразительным, вдумчивым писателем, который не отворачивается от сложных вопросов. Что делает « Poor People » впечатляющей работой, так это то, что каждый раз, когда Воллманн спрашивает человека, почему он или она беден, мы узнаем что-то ценное об этом человеке и, к нашему удивлению, также и о себе.
Барбара Лисс, получившая образование культурного антрополога, писатель и рецензент из Хьюстона.
- В Техасе молодым людям стало проще носить оружие
- Роскошный жилой комплекс миллиардера и борьба за то, чтобы ранчо Техаса не превратилось в пригород
- Поскольку Lankford’s открывает второе заведение, давайте вспомним его историю.
- У «Хьюстон Лайф» новый гость через неделю после ухода Кортни Завалы
- Как получить синюю бордюрную плитку Хьюстона перед вашим домом
- «Бескрайний бассейн» — кровавая кошмарная сатира на светскую жизнь
- Проспекты Houston Astros исключены из предсезонного рейтинга MLB
Уильям Т.
Воллманн о писательской бедностиНа рассмотрении: Уильям Т. Воллманн, Pourquoi êtes-vous pauvres? ( Poor People ), перевод с английского Claro, Paris, Actes Sud, сентябрь 2008 г., 300 стр. 25 €.
Самая последняя книга Уильяма Т. Воллмана, переведенная на французский язык, представляет собой сборник свидетельств, извлеченных из обширного сравнительного исследования опыта бедности. Центральное место в книге занимает вопрос о том, как бедняки объясняют свою бедность. Зачем задавать этот неудобный вопрос?
Чувство вины
С самого начала Воллманн основывает свой подход на традициях известной книги Уокера Эванса и Джеймса Эйджи, Давайте теперь прославим известных людей . Точнее, писатель расширяет свое видение бедности, начиная с того, чем, по его мнению, он пренебрегал: с чувства вины. Действительно, для Фоллманн это чувство служит всеобъемлющей темой глобального обзора различных способов переживания и представления бедности. Что может сказать по этому поводу писатель, который, в отличие от Джорджа Оруэлла или Джека Лондона, не имеет личного опыта бедности? Фоллманн начинает свою дискуссию с признания своей непреодолимой экстериорности по отношению к ситуации бедности. Именно здесь он находит источник вины, которую испытывают те, кто ей противостоит. Таким образом, чтобы понять бедность, нужно провести более тщательное исследование и исследовать это чувство. В этих условиях и при отсутствии непосредственного опыта со своим предметом Фоллманн признает, что перед ним открыты только две возможности: для отображения и для сравнения . Эти ограничения амбиций и власти писателя побуждают провести параллель с социальной научной работой по проблеме бедности.
Какие результаты дает этот подход? Во-первых, он показывает, что ответы на вопрос «Почему ты бедный?» варьироваться от одной части мира к другой. Далее идут толкования тех, кто не беден (и не стремится стать таковым, что в любом случае фальсифицировало бы ситуацию). Интерпретационная деятельность представляется Фоллманом как присущая тем, кто не беден и не может быть беден. Отсюда их вина по отношению к бедным. По словам Селин: Бедняки никогда или почти никогда не спрашивают, почему им приходится терпеть все, что они терпят. Они ненавидят друг друга, и все.
Несоответствие вопроса, давшего этой книге французское название, и чувство вины, которое его сопровождает, составляют, таким образом, две главные пружины морального эксперимента, вокруг которого вращается Бедняки . Хотя это глубоко рефлексивная книга, и ее можно читать как своего рода философское путешествие, тем не менее, она основана на подлинном исследовании. Воллманн должен был заплатить тем, у кого он брал интервью, чтобы они рассказали ему свою историю, конечно, и смог увидеть их только на короткое время (одну неделю). Сбор интервью, наблюдений, статистических данных, фотографий и определений, а также постоянное обращение к сравнениям тем не менее дают читателю много этнографически ценного материала. Действительно, как это может показаться на первый взгляд парадоксальным, условия, в которых Вольман собирал этот материал — социолог или этнолог, безусловно, считал бы его набором данных, — изложены гораздо лучше, чем это имеет место во многих более собственно «научных» работах. , которые обычно уделяют меньше внимания субъективным и рефлексивным аспектам производства знания.
Кругосветное путешествие о бедности и ее причинах
Бедняки начинается с серии встреч с бедняками в разных частях света: Таиланде, Йемене, России, Китае, Японии и т.д. Есть Суни, пожилая женщина, которая в тесных кварталах трущоб пытается забыть о своей работе и жизни из-за безумного обращения к алкоголю. Есть Ван, меланхоличный призрак, который бродит по окрестностям вокзала в животном оцепенении. Вот Наталья, у которой муж, состояние и счастье были украдены цыганкой (если, конечно, она еще не потеряла их до того, как было наложено заклятие).
Каждое из интервью, проведенных Воллманном (за плату и с помощью переводчика) с бедняком и его семьей, раскрывает двойственную природу бедности. При рассмотрении на фоне социального контекста точно описанная материальная реальность бедности кажется неотделимой от ментальной или культурной интерпретации тех, кто ей подвержен. Первую часть книги можно рассматривать как обзор причин, которыми оправдывают бедность. Прежде всего среди них судьба, судьба, карма.
Понятие судьбы появляется чаще, чем любая другая причина, в словах и отчетах, записанных Фоллманном. Таким образом он показывает невероятную нравственную силу, которую содержат ссылки на «судьбу» — это необъяснимое объяснение. Для бедняков обращение к судьбе — способ защитить себя от различных субъективных суждений. Судьба кажется очевидным объяснением, потому что она исключает суждения о заслугах, ошибках и вине, которые преследуют бедных людей и тех, кто их обсуждает. Он защищает бедных людей, позволяя им приписать часть вины, присущей их ситуации, его работе.
Одной из сильных сторон этой части книги Воллмана является то, что она выявляет причины, выдвигаемые отдельными лицами, не скрывая при этом непоследовательности их рассказов или невероятности трудностей, которые они вызывают при ответе на вопрос: «Почему вы бедны?» Эта точность приводит читателя к головокружительному размышлению о том, как трудно соотносить слова с этой реальностью, не интерпретируя и тем самым не искажая ее. Это также перекликается с этнографическими работами, которые показали, что галлюцинации или потеря чувства реальности являются частью опыта крайней нищеты.
Бедность – это, прежде всего, то, что автор называет «жалкой субнормальностью», неспособность удовлетворить набор социально созданных потребностей. Воллманн не просто записывает причины, которыми бедняки объясняют свое положение; он также опирается на них в ходе исследования различных аспектов бедности.
Грамматики неблагородства
Вторая часть книги Воллмана, озаглавленная «Феномены», также является наиболее аналитической. Рефлексивное рассмотрение писателем собранных им материалов — а значит, и самого себя — напрямую зависит от категорий, служащих для определения бедности. Таким образом, Воллманн начинает с упоминания аспектов бедности в том виде, в каком она определяется Организацией Объединенных Наций: короткая жизнь, неграмотность, изоляция и нехватка материальных ресурсов . К этому списку писатель противопоставляет свои: «невидимость; деформация; отказ; зависимость; уязвимость; боль; безразличие; отчуждение». Этот второй перечень не противопоставляется, а выводится из первого, официального, и ставит под сомнение размеры, отмеченные самими бедняками. Таким образом, автор смещает понятие бедности, раскрывая ряд аспектов, которые также занимают центральное место в современных вопросах социальных наук. Фоллманн добавляет интересное замечание, служащее оправданию литературного подхода к бедности, отмечая, что различные измерения бедности могут быть несовместимы: хотя на первый взгляд взаимоисключающие, невидимость и уродство одинаково связаны с бедностью.
Именно в этих отрывках художественное письмо в наибольшей степени способствует концептуальному исследованию бедности. Выявление субъективных измерений бедности позволяет заняться исследованиями антропологического характера. Сравнение культур и восприятие различий побуждают к рассмотрению относительности знаков. Чтобы проиллюстрировать этот тип рассуждений, рассмотрим первую изучаемую категорию. Как Воллманн отвечает на следующие вопросы, оба из которых яростно обсуждаются сегодня в социальных науках: что такое невидимость и какова ее связь с бедностью? В общем, бедный человек невидим, потому что никто не хочет дать ему что-нибудь поесть, где-то поспать или чувствовать себя виноватым за его существование. Чтобы улучшить это минимальное определение, автор спрашивает, что афганская женщина в 9Паранджа 0083 , обнаруженная в период талибов, могла иметь общее с проституткой-наркоманкой, мельком увидевшей в лабиринте калифорнийской стоянки грузовиков совершающую минет другому наркоману: что у них общего, как не эта невидимость? Перемешивая размышления о различных бедняках, которых он встречал по всему миру, Воллманн затем пытается распутать узел предрассудков, обиды, невежества и вины, который порождает бедность. Отвергая общепринятую на Западе моральную точку зрения, он утверждает, что более благосклонно относится к причинам невидимости афганских женщин. Там, где она является «случайным результатом фанатичного буквализма», беззубая наркозависимая проститутка на калифорнийской стоянке грузовиков подвергается «безжалостной системе, известной как сегрегация, основанная на взаимной невидимости классов». Таким образом, Воллманн заходит очень далеко в интересах принятия децентрированной точки зрения и достижения понимания. Он принимает следующее предложение: именно во имя благополучия женщин и уважения, которое им оказывается, талибы обращаются с женщинами так, как они. Эта культурная релятивизация служит здесь для того, чтобы лучше выявить крайний характер драмы женской бедности в этом конкретном контексте и радикализировать определение рассматриваемого измерения бедности, невидимости. Но когда бедность становится физически невыносимой, попрошайничество, то есть привлечение внимания к себе, остается вариантом:
Он показывает себя; он может обманывать и вымогать деньги; если он болен или умирает от голода, его лицо покажет его страдание. Это то, что не является гарантией успеха, как скажет вам любой бедняк, но представьте, что закон требует от него одеваться в синее или черное и запрещает приближаться к кому бы то ни было. Мало того, что его потребности останутся неизвестными, то же самое относится и к его бедности.
В Афганистане при режиме талибов попрошайничество женщин было запрещено во имя уважения к ним. Несмотря на уважение, которое он испытывает к мужчинам, пригласившим его открыть для себя их культуру, писатель таким образом возвращается к пределы – то есть порог унижения и бесчеловечности, который переступили талибы в своем обращении с бедными женщинами.
Две последующие части книги Воллманн пересматривают «выбор» и «надежды» — другие невидимые, но решающие измерения бедности. Ибо сказать, что у бедных есть выбор, каким бы ограниченным он ни был, значит сохранить человечность, в которой им постоянно отказывают, будь то материально или символически. Книга заканчивается разделом под названием «Владельцы». Автор возвращается к чувству вины, вызванному видением крайнего унижения. Уединение богача, его возвращение к себе, как читателю, так и автору, есть основная, необходимая и неотъемлемая данность знания, лишенного преобразующей способности. Эта последняя глава начинается с моральных соображений о непреодолимом характере границ, созданных неравенством, о неразрешимости того, что обменивается между богатым и бедным человеком и наоборот. В первом смысле, когда и как может богатый человек узнать, что он помог бедному человеку, когда тот стремился сделать это? В другом смысле, что мог понять богатый человек о статусе бедняка как личности: он был ограничен бедностью; был бы выбор бедняка другим, если бы он не был беден? Определяется ли бедняк в основном своей бедностью? Наряду с разочарованными выводами об исключении бедных и моральном страдании, присущем богатству, Фоллман почти тайно указывает на непреложный вклад в свои мысли: проливая свет на темную сторону бедности, на сторону человека, который живет ею так же, как и он сам. кто это соблюдает. Возвращаясь к фигуре Суни, «пожизненной алкоголички», встреченной в Таиланде, которая взывает к Карме, чтобы объяснить свою ситуацию, Воллманн признает, что «ее темная сторона, вероятно, связана с моей темной стороной, когда я смотрю на нее». Это действительно может быть единственным способом восстановить равное достоинство другого.
Рассматривает ли он вопрос бедности, как в этой книге, или другие измерения человеческого опыта, такие как насилие, как в готовящемся большом эссе, Воллман достигает конкретных знаний, для которых моральные эксперименты являются главной движущей силой и целью.