Книга: Расин и Шекспир — Стендаль Главная страница. — КнигаГо

Расин и Шекспир

На сайте КнигаГо можно читать онлайн выбранную книгу: Стендаль — Расин и Шекспир — бесплатно (полную версию книги). Жанр книги: Классическая проза, Публицистика, год издания — 1978. На странице можно прочесть аннотацию, краткое содержание и ознакомиться с комментариями и впечатлениями о выбранном произведении. Приятного чтения, и не забывайте писать отзывы о прочитанных книгах.

	Название:	Расин и Шекспир
	Автор:	Стендаль
	Жанр:	Классическая проза, Публицистика
	Изадано в серии:	неизвестно
	Издательство:	Правда
	Год издания:	1978
	ISBN:	неизвестно
	Отзывы:	Комментировать
	Рейтинг:
Поделись книгой с друзьями!

Краткое содержание книги «Расин и Шекспир»

Брошюра, состоящая из статей, написанных Стендалем в разное время.
Основная идея: искусство классицизма не годится для современной Стендалю Франции. Оно создавалось несколько веков назад для публики, которой уже не существует. Новая драма, чтобы волновать современного читателя, должна отбросить классические правила трех единств (места, времени, действия), александрийский стих, «благородный язык», так как он не может приблизиться к обычному разговорному языку и пользоваться словами, без которых нельзя выразить чувства и понятия современного француза. Поэтому Стендаль рекомендовал не брать образцом для подражания Расина, а обратиться к Шекспиру. Отсюда и название брошюры — «Расин и Шекспир».

Читаем онлайн «Расин и Шекспир». Главная страница.

Стендаль Расин и Шекспир

Intelligenti pauca^[1]

РАСИН И ШЕКСПИР

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мы совсем не похожи на тех маркизов в расшитых камзолах и больших черных париках стоимостью в тысячу экю, которые около 1670 года обсуждали пьесы Расина и Мольера. Эти великие люди хотели угодить маркизам и работали для них. Я утверждаю, что отныне нужно писать трагедии для нас, рассуждающих, серьезных и немного завистливых молодых людей года от воплощения божия 1823. Эти трагедии должны писаться прозой. В наши дни александрийский стих большей частью есть лишь покров для глупости. Царствования Карла VI, Карла VII, благородного Франциска I являются для нас богатым источником национальных трагедий глубокого и длительного интереса. Но как описать хоть сколько-нибудь правдоподобно кровавые события, о которых рассказывает Филипп де Комин

[2], и скандальную хронику Жана де Труа^[3], если слово пистолет никак не может быть употреблено в трагедийном стихе? Драматическая поэзия находится во Франции на той же ступени, на какой в 1780 году нашел живопись знаменитый Давид. Первые опыты этого отважного гения были исполнены в вялой и пошлой манере Лагрене, Фрагонаров и Ванлоо^[4]. Он написал три или четыре картины, снискавшие большое одобрение. Наконец — и это сделает его бессмертным — он заметил, что глупый жанр старой французской школы уже не соответствует суровому вкусу народа, у которого начинала развиваться жажда энергичных деяний. Г-н Давид, дерзнув изображать Брута и Горациев, указал живописи, как свернуть с пути Лебренов^[5] и Миньяров^[6]. Продолжая следовать заблуждениям века Людовика XIV, мы навсегда остались бы лишь бледными подражателями. Все говорит за то, что мы находимся накануне подобной же революции в поэзии. Пока не наступит день успеха, нас, защитников романтического жанра, будут осыпать бранью. Но когда-нибудь этот великий день наступит, французская молодежь пробудится; эта благородная молодежь будет удивлена тем, что так долго и с таким глубоким убеждением восхваляла такой страшный вздор. Две нижеследующие статьи, написанные в несколько часов и больше усердием, чем талантом, как это легко можно заметить, были напечатаны в номерах 9 и 12 «Paris Monthly Review». Автор по самому роду своих занятий далек от каких-либо литературных претензий; он высказал без всякого искусства и красноречия то, что ему кажется истиной. Автор всю жизнь был занят иными трудами и даже не имеет права рассуждать о литературе; если он высказывает иногда в резкой форме свои мысли, то только потому, что из уважения к публике он хотел изложить их ясно и в немногих словах. Если бы автор, повинуясь лишь чувству справедливого недоверия к своим силам, окружил свои суждения неуязвимым аппаратом тех изящных и условных форм, которые приличествуют всякому, кто имеет несчастье не восхищаться всем тем, чем восхищаются люди, определяющие общественное мнение, — его скромность была бы, конечно, в безопасности; но он писал бы гораздо пространнее, а в наше время нужно торопиться, особенно когда речь идет о литературных пустяках.

ГЛАВА I НАДО ЛИ СЛЕДОВАТЬ ЗАБЛУЖДЕНИЯМ РАСИНА ИЛИ ЗАБЛУЖДЕНИЯМ ШЕКСПИРА, ЧТОБЫ ПИСАТЬ ТРАГЕДИИ, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ ПУБЛИКУ 1823 ГОДА?

Во Франции этот вопрос кажется избитым, однако мы до сих пор слышали доводы только одной стороны; журналы самых противоположных политических взглядов — «Quotidienne», так же как и «Constitutionnel»^[7], — согласны друг с другом лишь в одном: они объявляют Французский театр не только первым театром в мире, но и единственно разумным.

Если бы бедный романтизм захотел выступить с каким-нибудь возражением, газеты всех направлений оказались бы для него равно закрытыми. Но эта предполагаемая немилость ничуть не пугает нас, так как это вопрос узких, кружковых пристрастий. Мы ответим лишь одним доводом: Какое литературное произведение имело наибольший успех во Франции за последние десять лет? Романы Вальтера Скотта. Что такое романы Вальтера Скотта? Это романтическая трагедия со вставленными в нее длинными описаниями. Нам укажут на успех «Сицилийской вечерни», «Парии»^[8], «Маккавеев»^[9], «Регула»^[10]. Эти пьесы доставляют большое удовольствие; но они не доставляют драматического удовольствия. Публика, которая, надо сказать, не пользуется чрезмерной свободой, любит, когда высказывают

Стендаль ★ Расин и Шекспир читать книгу онлайн бесплатно

Стендаль

Расин и Шекспир

Стендаль

Расин и Шекспир

Предисловие

Мы совсем не похожи на тех маркизов в расшитых камзолах и больших черных париках стоимостью в тысячу экю, которые около 1670 года обсуждали пьесы Расина и Мольера.

Эти великие люди хотели угодить маркизам и работали для них.

Я утверждаю, что отныне нужно писать трагедии для нас, рассуждающих, серьезных и немного завистливых молодых людей года от воплощения Божия 1823. Эти трагедии должны писаться прозой. В наши дни александрийский стих большей частью есть лишь покров для глупости.

Царствования Карла VI, Карла VII, благородного Франциска I являются для нас богатым источником национальных трагедий глубокого и длительного интереса. Но как описать хоть сколько-нибудь правдоподобно кровавые события, о которых рассказывает Филипп де Комин, и скандальную хронику Жана де Труа {1}, если слово пистолет никак не может быть употреблено в трагедийном стихе?

Драматическая поэзия находится во Франции на той же ступени, на какой в 1780 году нашел живопись знаменитый Давид {2}. Первые опыты этого отважного гения были исполнены в вялой и пошлой манере Лагрене, Фрагонаров и Ванлоо {3}. Он написал три или четыре картины, снискавшие большое одобрение. Наконец — и это сделает его бессмертным — он заметил, что глупый жанр старой французской школы уже не соответствует суровому вкусу народа, у которого начинала развиваться жажда энергичных деяний. Г-н Давид, дерзнув изображать Брута и Горациев, указал живописи, как свернуть с пути Лебренов и Миньяров {4}. Продолжая следовать заблуждениям века Людовика XIV, мы навсегда остались бы лишь бледными подражателями.

Все говорит за то, что мы находимся накануне подобной же революции в поэзии. Пока не наступит день успеха, нас, защитников романтического жанра, будут осыпать бранью. Но когда-нибудь этот великий день наступит, французская молодежь пробудится; эта благородная молодежь будет удивлена тем, что так долго и с таким глубоким убеждением восхваляла такой страшный вздор […]

Глава I

Надо ли следовать заблуждениям

Расина или заблуждениям Шекспира,

чтобы писать трагедии,

которые могли бы заинтересовать

публику 1823 года?

Во Франции этот вопрос кажется избитым, однако мы до сих пор слышали доводы только одной стороны; журналы самых противоположных политических взглядов — «Quotidienne», так же как и «Constitutionnel» {5}, — согласны друг с другом лишь в одном: объявляя Французский театр не только первым театром в мире, но и единственно разумным. Если бы бедный романтизм захотел выступить с каким-нибудь возражением, газеты всех направлений оказались бы для него равно закрытыми.

Но эта кажущаяся немилость ничуть не пугает нас, так как это вопрос узких, кружковых пристрастий. Мы ответим лишь одним доводом.

Какое литературное произведение имело наибольший успех во Франции за последние десять лет?

Романы Вальтера Скотта.

Что такое романы Вальтера Скотта?

Это романтическая трагедия со вставленными в нее длинными описаниями. […]

Весь спор между Расином и Шекспиром заключается в вопросе, можно ли, соблюдая два единства: места и времени, — писать пьесы, которые глубоко заинтересовали бы зрителей XIX века, пьесы, которые заставили бы их плакать и трепетать, другими словами, доставили бы им драматическое удовольствие вместо удовольствия эпического, привлекающего нас на пятидесятое представление «Парии» {6} или «Регула» {7}.

Я утверждаю, что соблюдение этих двух единств: места и времени привычка чисто французская, привычка, глубоко укоренившаяся, привычка, от которой нам трудно отделаться, так как Париж — салон Европы и задает ей тон; но я утверждаю также, что эти единства отнюдь не обязательны для того, чтобы вызвать глубокое волнение и создать подлинное драматическое действие.

Почему вы требуете, сказал бы я сторонникам классицизма, чтобы действие трагедии длилось не более двадцати четырех или тридцати шести часов и чтобы место действия не менялось, или, по крайней мере, как говорит Вольтер, менялось лишь в пределах одного дворца?

Академик. Потому, что неправдоподобно, чтобы действие, представляемое в течение двух часов, длилось неделю или месяц или чтобы за несколько минут актеры переезжали из Венеции на Кипр, как в «Отелло» Шекспира, или из Шотландии к английскому двору, как в «Макбете».

Романтик. Не только это неправдоподобно и невозможно; так же невозможно и то, чтобы спектакль длился двадцать четыре или тридцать шесть часов.

Читать дальше

Project MUSE — «Расин и Шекспир» (1818–1825) и другие тексты романтической теории Стендаля (рецензия)

Вместо аннотации приведу краткую выдержку из содержания:

MLR, 103.1, 2oo8 237 XIV, как записано Сен-Симоном. Он утверждает, что такие модели были преобразованы воображением таким образом, что роман поднялся над прозаическим реализмом. Можно недооценить близость вымышленного мира Стендаля к реальности той Италии, которую он знал, но Крузе хорошо обосновывает свою позицию. Он одинаково хорошо пишет на такие темы, как представление Стендаля о классе, а также его трактовка сложной и деликатной темы политического насилия, в которой Ферранте Палла является и террористом, и идеалистом. Он завершается ясным анализом Фабриса, странного и сбивающего с толку главного героя, сочетания пассивности и энергии, принципиальности и безнравственности, гордости и смирения. Крузе дает хороший критический аппарат, включая предложенные Стендалем изменения и дополнения, а также его письма к Бальзаку. Его заметки — это амин информации. БРИСТОЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ РИЧАРД БОЛСТЕР ‘Расин и Шекспир’ (1818-1825) и другие теоретико-романтические тексты. СТЕНД ХЭЛ. Эд. МИШЕЛЬ КРУЗЕ. (Textes de laLitterature Moderne etContem poraine, 87) Париж: Чемпион.

2oo6. 550 стр. № 87. ISBN 978-2-7453-И395-9. Мишель Крузе, плодовитый критик и редактор Стендаля, выпустил большое издание «Расина и Шекспира». Важное вмешательство Стендаля в дискуссию о романтическом театре остается хорошо известным текстом, хотя его автор, как известно, так и не закончил написать пьесу, а его идеи о жанре были быстро вытеснены появлением самого романтического театра. Как подчеркивает Крузе, Стендаль страстно призывал к театру, который был бы прозаическим и, прежде всего, комическим, но прорыв Виктора Гюго через драму Эрнани сделал романтическую драму чем-то совершенно иным; этот жанр в конечном итоге способствовал омоложению стихов и мало чем обязан комедии. Знакомый текст «Расина и Шекспира» занимает лишь четверть этого издания, потому что Крузе ставит его рядом с менее известными произведениями Стендаля на театральные темы. Как показывают даты i818-1825 в названии, Крузе представляет «Расина и Шекспира» не как полемику одного мгновения, а скорее как проект, развернувшийся в течение семи лет.

Он реконструирует то, что он описывает как «блок эссе и произведений, составляющих полемику и теорию романтики Стендаля» (стр. 309).). Этот материал расположен в хронологическом порядке, что позволяет с пользой выделить обстоятельства его создания. Дата 1818 отмечает момент, когда Стендаль впервые вмешался в дискуссию о романтизме с точки зрения Милана двумя памфлетами, которые включены сюда полностью. Сама «Расин и Шекспир» также состоит из двух отдельных памфлетов, появившихся в два разных момента, в 1823 и 1825 годах. Крузе подчеркивает этот генезис, помещая трактат Стендаля о смехе на его хронологическое место между двумя эссе, показывая, как его более ранние краткие наблюдения о комедии коренились в гораздо более широком интересе к юмору. Стендхал опирается на известный тезис о том, что смех есть выражение превосходства, и проверяет его на характерных для него заботах. Он показывает, что комедия, связанная с тщеславием и боязнью насмешек, является выражением превосходства и типична для французов. Однако он отмечает, что смех также может быть спонтанным выражением чувства собственного достоинства и счастья и, таким образом, бросает вызов теории превосходства. Издание Крузе имеет длинное предисловие, в котором он опирается на свои энциклопедические знания, чтобы выявить параллели между отредактированными текстами и другими произведениями Стендаля. комедия. Однако причина такого существенного издания нигде не разъясняется. Тексты выбраны для театральной темы, и есть много хорошо задокументированных сравнений с другими теоретиками драмы, но Крузе в конечном итоге предполагает, что взгляды Стендаля на драму представляют интерес только потому, что они предвосхищают его написание романа и отражают его более широкие идеи об эстетике. 238 Рецензии Роль комедии и театральности в творчестве Стендаля — богатая и многообещающая область, но дразнящие размышления на эту тему разбросаны и погребены в документации. Поскольку в томе отсутствует направленность, читателю может быть трудно ориентироваться в обилии обрамляющего материала; каждый текст сильно аннотирован и имеет собственное введение, развивающее вариации идей, изложенных в основном предисловии. Однако книга собирает полезный материал для специализированного читателя и должна побудить задуматься об отношении Стендаля к романтизму и, прежде всего, о его юморе. ХЕРТФОРДСКИЙ КОЛЛЕДЖ…

Этот веб-сайт использует файлы cookie, чтобы обеспечить вам максимальное удобство на нашем веб-сайте. Без файлов cookie ваш опыт может быть небезупречным.

Project MUSE — Racine et Shakespeare (1818–1825) et autres textes de théorie romantique (review) Отредактировано с введением Мишеля Крузе. (Textes de littérature moderne et contemporaine, 87). Париж, Чемпион, 2006. 550 стр. Hb € 87,00.

Мишель Крузе, несомненно, самый проницательный и ученый критик Стендаля со времен Жоржа Блина. Известный количеством, длиной и подробностью своих этюдов, это обилие является результатом страстного отказа изящно писать себя из углов, которые так часто создает Стендаль, как это делают некоторые соперники. Никто из тех, кто занимается задачами, поставленными этим писателем, не может позволить себе упустить из виду девять томов и множество статей, опубликованных Крузе между 1981 и 1987 годами, о стендальевском разуме, изяществе, эстетике, языке, природе, italianité , коварные главные герои,

Vie de Henry Brulard и Lucien Leuwen . Не разочаровывает и последнее предложение Crouzet. Две брошюры 1823 и 1825 годов, составляющие « Расин и Шекспир », здесь переизданы в первом полном критическом издании с 1925 года (перепечатано в издании Cercle du Bibliophile), и Крузе не только значительно обновил работу Пьера Мартино, но и также удачно обрамил его тремя романтическими брошюрами, которые Стендаль написал ранее в Милане, его краткими заметками 1823 г.0025 [End Page 229] теория смеха и его ответ на нападки Луи-Симона Оже в 1824 году на романтизм в Академии. Введение к каждой из этих работ точное и уместное, а аннотации обширны, но редактор также дает нам два длинных эссе о взглядах Стендаля на смех и о желательных реформах в театре. Оба они исключительно хорошо информированы, а второй особенно оригинален. Никто так точно не выявил корней представлений Стендаля о театре XVIII века и насколько он был близок в своих представлениях к Мармонтелю, Мерсье и даже (несмотря на разногласия) к Стаэлю и А. В. Шлегелю. Никто не видел, насколько точно его мышление было направлено на специфические удовольствия театральной иллюзии и на назойливые напоминания о манипулятивных авторах и склеротических традициях, которые имели тенденцию разрушать их в неоклассическом театре: искусственные сюжеты из мифа, декламация напыщенных стихов, манерный, застенчивый стиль игры. Всего этого Стендаль не хотел, но и при этом он отказывался прибегать ни к мелочности и пессимизму буржуазной драмы прежних реформаторов, ни к тому неприкрытому противопоставлению комедии и трагедии, к которому стремились Гюго и его друзья. Стендаль действительно соглашался с ними в том, что история лучше всего снабжает сюжетами, способными привлечь теперь более разнообразную аудиторию, но он хотел сохранить родовое разделение трагедии и комедии и стремился вместо их слияния в романтическом драма , тонкое перекрестное опыление каждого, как это было предложено Шекспиром. В трагедии более простые люди говорили прозой и изображались с подчеркнутой иронией.