Кеведо стихи: +10 самых известных сонетов Франсиско де Кеведо

Франсиско де Кеведо

Фацеции

Франсиско де Кеведо-и-Вильегас (1580–1645) — Крупнейший испанский сатирик XVII в. Принадлежал к знатному роду; после окончания университета в Вальядолиде находился при дворе, где прославился остроумием, ученостью и язвительными сатирическими стихами. В 1611 г. после дуэли вынужден был покинуть родину, участвовал в итальянских походах. В Испанию он вернулся лишь после смерти Филиппа III, в 1621 г., а через два года получил почетный пост королевского секретаря, но в 1039 г. был обвинен в сочинении памфлета против короля и его любимцев, арестован и провел в тюрьме четыре года. Он вышел оттуда больным и вскоре умер.

Как поэт, Кеведо был яростным противником Гонгоры. Чтобы противодействовать популярности гонгоризма, он опубликовал собрания стихов поэтов «золотого века» (напоминая, очевидно, о классической норме поэзии) — Луиса де Леон и Франсиско де ла Торре. Кеведо трагически переживал упадок страны, всеобщее разложение нравов, царившие в обществе корыстолюбие и эгоизм.

Его летрильи, романсы, сатирические сонеты окрашены резким чувством горечи и отвращения. Лишь любовные сонеты составляют исключение: в них Кеведо не беспощаден, а полон печали. Однако и в его любовной лирике образ смерти и разложения встречается весьма часто.

Под таким названием вышло в 1648 году первое, посмертное издание поэтических сочинений Франсиско де Кеведо. Однако стихотворения Кеведо были известны испанским читателям задолго до того. Уже в книгу «Цветник знаменитых кастильских поэтов», опубликованную в 1605 году, но подготовленную к изданию еще в 1603 году, вошло 18 стихотворений юного Кеведо, в их числе знаменитая летрилья «Золотой мой! Драгоценный!». Поэтические произведения Кеведо печатались и анонимно в различных антологиях. Еще большее число стихотворений распространялось при его жизни в рукописных копиях.

Франсиско Гомес де Кеведо-и-Вильегас
1580—1645

По изд. : Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод С. Гончаренко

Будь кумиром у толпы,
но и в миг апофеоза
помни: то, что нынче — роза,
завтра — голые шипы.

Роза, ты ли не красна?
Только что ж красой кичиться;
ведь она едва родится,
как уже обречена.
Так какого же рожна
хвастать тем, что утром рано
всех румяней в мире ты,
коль с приходом темноты
осыпаются румяна,
как осколки скорлупы?!

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод С. Гончаренко

Какая тягостная тишина
теперь, Лаура, под твоим балконом,
где так недавно голосам влюбленным
гитары томной вторила струна!

Но что поделать? Бурная весна
впадает в осень, и по всем законам
мертвеет свет зари в стекле оконном,
а кровь и кудри метит седина.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М. : Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Лилейной кожи розовый налет,
и гордый взгляд, лучащийся забавой,
рисунок смелый шеи величавой,
рубиновый — жемчужин полный — рот,

рук алебастровых спокойный гнет,
смиряющий врага Любви лукавой
своею полновластною управой,
освобожденьем от иных забот,

вся эта пышность на пиру весеннем,
которой не послужит оскорбленьем
ни ветер своенравный, ни дожди, —

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Кто скажет, что такое жизнь?.. Молчат!
Оглядываю лет моих пожитки,

истаяли времен счастливых слитки,
сгорели дни мои — остался чад.

Зачем сосуд часов моих почат?
Здоровье, возраст — тоньше тонкой нитки,
избыта жизнь, прожитое — в избытке,
в душе моей все бедствия кричат!

Вчера — ушло, а Завтра — не настало,
Сегодня — мчать в былое не устало,
Кто я?.. Дон Был, Дон Буду, Дон Истлел. ..

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

От юности до старости, дыша
чистейшим воздухом, в лачуге милой
ты жил, где колыбелью и могилой —
кров из соломы, пол из камыша.

В тиши спокойной солнце не спеша
тебя целебной наделяет силой,
здесь день просторней темноты постылой,
и прозревает в немоте душа.

Ты не по консулам считаешь годы,
твой календарь — весенних пашен всходы,
от веку благостны твои края.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Изменчив, звонок, витьеват и юн,
ты меж цветов крадешься по полянам,
от зноя прячась в беге неустанном,
златой — посеребренный пеной — вьюн.

Алмазами соря, пернатых струн
своим касаясь влажным плектром пьяным,
ты кружишь голову младым селянам,
но злит меня смешливый твой бурун!

Звеня стеклом в своем порыве льстивом,
ты обмираешь над крутым обрывом —
седеешь от предчувствия беды!. .

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод В. Резниченко

Слова твои, Херонимо, — обман!
С Хинесой сделал ты меня рогатым?
Нет, не рогатым — сытым и богатым
я стал, благодаря тебе, болван.

Ты лоб украсил мне? В сырой туман
ты дом украсил мне ковром мохнатым.
Рогами стан мой отягчен? Куда там!
Скорей деньгами отягчен карман.

Поэтому смешны твои попытки
прозвать меня рогатым, да к тому ж
ты мной обобран до последней нитки.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Эфесская охотница роняла
в лесной купальне свой жемчужный пот
в ту пору, когда знойный небосвод
на Пса направил солнечные жала.

Она глядела, как Нарцисс, в зерцало,
рисуя свой портрет на глади вод.
Но нимфы, чуя чужака приход,
ей из воды соткали покрывало.

Они слепят водою Актеона,
но на богиню он глядит влюбленно, —
не слепнет тот, кто этот свет следит.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977

Перевод И. Чежеговой

Еще зимы с весной не кончен спор:
То град, то снег летнт из тучи черной
На лес и луг, но их апрель упорный
Уже в зеленый облачил убор.

Из берегов стремится на простор
Река, став по-апрельски непокорной,
И, галькой рот набив, ручей проворный
Ведет с веселым ветром разговор.

Спор завершен прощальным снегопадом:
По-зимнему снег на вершинах бел,
Миндаль весенним хвастает нарядом…

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод И. Чежеговой

Излиться дайте муке бессловесной —
Так долго скорбь моя была нема!
О, дайте, дайте мне сойти с ума:
Любовь с рассудком здравым несовместны.

Грызу решетку я темницы тесной —
Жестокости твоей мала тюрьма,
Когда глаза мне застилает тьма
И снова прохожу я путь свой крестный.

Ни в чем не знал я счастья никогда:
И жизнь я прожил невознагражденным,
И смерть принять я должен без суда.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод И. Чежеговой

О смерти я давно судьбу молю:
Жизнь, Лисида, мне смерти тяжелее.
Любимым не был я, но не жалею,
Что без надежд любил я и люблю.

Сирена, я твой нежный взгляд ловлю!
Чем бездна сумрачней, тем он светлее…
Меня напрасно привязали к рее —
Ты напоешь погибель кораблю.

Погибну я. Но каждое мгновенье
Твою весну пятнает поступь дней.
Когда же не оставит разрушенье

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Смотри, как тучен грозный исполин,
как тяжело ступает он и чинно.
А что внутри? Лишь тряпки да мякина.
Ему опорою — простолюдин.

Его трудами жив он, господин,
суровая и пышная махина.
Но сумрачная отвращает мина
от пышности и стати в миг един.

Вот мнимое величие тиранов,
мираж обманных голубых кровей,
холодный пепел огненных вулканов.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Уже мой смертный день звучит во мне
манящим и пугающим призывом,
и час последний сумраком тоскливым
распространяется в моем окне.

Но если смерть — покой в нежнейшем сне,
и счесть ее участие учтивым, —
зачем бледнеть перед ее наплывом?
Нет, не печаль, а нега в этом дне.

К чему страшиться вкрадчивого шага
той, что приходит вызволить из плена
дух, изнуренный нищетой земной?

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977

Перевод И. Чежеговой

О жизнь моя, мне душу леденя,
Как ты скользишь из рук! И нет преграды
Шагам твоим, о смерть! Ты без пощады
Неслышною стопой сотрешь меня.

Ты наступаешь, молодость тесня,
Все туже с каждым днем кольцо осады,
Все ближе тень кладбищенской ограды,
Отлет последнего земного дня.

Жить, умирая, — горше нет удела:
Торопит новый день моя мечта,
Но с каждым днем мое стареет тело…

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Я стены оглядел земли родной,
которые распались постепенно,
их утомила лет неспешных смена,
и доблесть их давно в поре иной.

Я в поле вышел: реки выпил зной,
сбежавшие из ледяного плена,
и жалко ропщет стадо среди тлена
в горах, чьи тени застят свет денной.

Я в дом вошел: он обветшал, бедняга,
и комната — вся в рухляди и хламе,
и посох высох, стал старей стократ,

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод А. Косс

Пусть веки мне сомкнет последний сон,
Лишив меня сиянья небосвода,
И пусть душе желанную свободу
В блаженный час навек подарит он.

Мне не забыть и за чертой времен
В огне и муке прожитые годы,
И пламень мой сквозь ледяные воды
Пройдет, презрев суровый их закон.

Душа, покорная верховной воле,
Кровь, страстью пламеневшая безмерной,
Земной состав, дотла испепеленный

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

По золоту клубящихся волос
плыву, сражаясь с пламенной пучиной,
слепым рабом твоей красы невинной,
твоих на волю выпущенных кос.

Леандром новым в огненный хаос
бросаюсь, опаленный гривой львиной.
Икар, довольный славною кончиной, —
крылья в золотой пожар понес!

Как Феникс, чьи надежды стали прахом,
наперекор сомнениям и страхам,
из пепла я живым хотел бы встать.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Сатиры ваши, трубные стишата,
дошли, бедовый кордовец, до нас-
друзья мне принесли в недобрый час
творений ваших кипы в два обхвата.

Наверное, у вас ума палата,
раз их коснулось столько рук и глаз,
хоть и замечу, что грязца как раз
вся стерлась, не достигнув адресата.

Я не решился их читать, страшась
не остроты, — нужна была отвага,
чтобы руками трогать вашу грязь.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Брат Гонгора, из года в год все то ж:
бог побоку, за церковь — дом игорный,
священник сонный, а игрок проворный,
игра большая, веры ни на грош.

Ты не поклоны бьешь, а карту бьешь,
не требник теребишь, ругатель вздорный,
а те же карты, христьянин притворный,
тебя влечет не служба, а картеж.

Твою обнюхав музу через силу, —
могильщики поставят нечто вроде
доски надгробной в пору похорон:

По изд.: Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро. М.: Художественная литература. 1976
Перевод М. Донского

Альваро де Луна (1388–1453) — коннетабль Кастилии, сражавшийся с маврами и с мятежными кастильскими баронами. Фаворит Хуана II, один из богатейших и влиятельнейших людей Испании. Казнен в 1453 г.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод П. Грушко

Я слушал, будто дон Луисом
Написан на меня сонет:
Сонет, быть может, и написан,
Но разве рождено на свет
То, что постигнуть мочи нет?
Иных и черт не разберет,
Напишут что-нибудь – и вот
Себя поэтами считают.
Увы, еще не пишет тот,
Кто пишет то, что не читают.

По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Перевод С. Гончаренко

Франциско де Кеведо. Испанский Парнас, двуглавая гора, обитель 9 кастильских

Меня снабдила ты рогами.
Небось хотела ваша милость,
Чтоб наше счастье бесконечно длилось?
Голубушка, я больше не дурак,
Дороже поцелуя мне медяк.
Пусть кто другой тебе отныне платит -
Глупцов еще на свете хватит.
Но помни, чтобы стать любимой,
Тебе самой любить необходимо,
Быть преданной и нежной - лишь потом
Тянуться можешь ты за кошельком.
Что ж, ощипала ты меня изрядно -
Все это вышло мне накладно,
Вид у меня весьма унылый, -
Спасибо, хоть ничем не заразила:
Ощипан я, зато не без волос;
Нос натянув, ты сберегла мне нос.
Но признаю, ты мне дала немало,
Ты много меньше обещала.
Отказом ты не обижаешь
И жеребцов отнюдь не объезжаешь -
Нет, ты готафа с каждым жеребцом -
Со стариком готова и с юнцом.
Живи себе доходно, беззаботно,
Живи когда и с кем угодно,
Но после родов передышку
Позволь себе хотя б на месячишко.
Но, впрочем, мой невыполним совет:
У потаскухи передышек нет.
Перевод Л. Цывьяна
СТАРУХЕ, КОТОРАЯ НОСИЛА НА ЦЕПОЧКЕ ЗОЛОТУЮ ФИГУРКУ СМЕРТИ
Смотрю на вас йа и ф который раз
Теряюсь, Ана, в этой круговерти, -
То вижу смерть я на цепи у вас,
То вижу вас я на цепи у смерти.
Отдайте лучше мне ее - зачем
Старухе быть на шее у старухи, -
Я с ней, костлявой, досыта поем,
А с вами смерть подохнет с голодухи.
Перевод Д. Шнеерсона
О ЛЮБВИ К МОНАШЕНКЕ
Мне о Тантале вспомнился рассказ:
Как он стоит, наказанный богами,
По грудь в воде, и ветвь, дразня плодами,
Качается пред ним у самых глаз.
Захочет пить - уйдет вода тотчас,
Захочет есть - плод не достать руками;
Средь изобилья стонет он веками,
От жажды и от голода томясь.
В сей притче видишь ты, как, окруженный
Богатствами, терзается скупой, -
Мне ж видится в монашенку влюбленный:
Вблизи плода стоит он над водой,
Но, голодом и жаждой изнуренный,
Лишь иногда дотронется рукой.
Перевод Л. Цывьяне
О ЧЕЛОВЕКЕ БЕДНОМ И ЖЕНАТОМ
Правдивейшее это показанье
О муже, что достоин стать святым;
Пускай спознался он с грешком каким,
Ведь жизнь его - сплошное покаянье.
К жене прикован, нищетой томим,
Он тещины изведал истязанья,
Был шурин у него - как наказанье
И сын - характером не херувим.
Меж кузницей и мастерской каретной
Он обитал; всегда был жизни рад,
Хоть не видал в глаза монетки медной;
Нуждою да несчастьями богат,
Жил мучеником: был женатый, бедный;
Содеял чудо: умер не рогат.
Перевод Л. Цывьяна
ПОДРАЖАНИЕ МАРЦИАЛУ
КЛОРИНДЕ
Когда клянусь душой моей:
"Клоринда, всех милей ты, право",
Ты мне ответствуешь лукаво:
"Нагая, я еще милей".
Но в бане у твоих дверей
Я приглашенья ждал напрасно,
Чтоб увидать, сколь ты прекрасна.
Иль боязно очам твоим,
Что, увидав меня нагим,
Ты отвернешься безучастно?
Перевод М. Квятковской
МОРАТЕ
Твои товары хоть куда:
Наряды, гребни, перец, мята,
Но, заплатив тебе, Мората,
Увы, уносят их фсегда,
Что, впрочем, тоже не беда, -
Иным товаром ты богата.
Хоть за него берется плата,
Но, как его ни отдаешь,
Он остается. Узнаешь?
Моратой славится Мората!
Перевод Д. Шнеерсона
ЭПИГРАММА НА ОРФЕЯ
Когда Орфей за Эвридикой
В Аид спустился, бог Плутон
Был беспредельно возмущен
Такою дерзостью великой.
Запел пленительный Орфей,
Как никогда не пел. Однако,
Хотя Плутону в царстве мрака
Вдруг стало на душе светлей,
Багровый от негодованья,
Вернул Орфею он жену,
Что было даже в старину
Тягчайшей мерой наказанья.
Засим смягчился грозный бог
И смертному в вознагражденье
За удивительное пенье
Внафь потерять ее помог.
Перевод В. Васильева
ЭПИТАФИЯ ПОЭТУ
"Здесь спит, кто ближнему не зделал в жизни
блага".
"Наверное, какой-нибудь сутяга?" f
"Нот, не было ни в чем ему удачи".
"Идальго был он, не иначе".
"Нет, был он богачом, к тому же прохиндеем".
"Коль так, наверняка был иудеем".
"Нет, был разбойником, погряз в разврате мерзком".
"Так был вдовцом? Банкиром генуэзским?"
"Нет, слишком уж был глуп да и болтлив не в
меру".
"Все ясно мне: покойник - кабальеро".
"Секрет открою вам: он был поэт, и вместе
Все эти доблести в одном собрались месте".
Перевод В. Михайлова
ЭПИТАФИЯ СЕЛЕСТИНЕ
Покоится в земле холодной
Та, чей талант незаурядный
Воспет у нас, что подвиг ратный, -
Она была прекрасной сводней.
Блаженство среди звезд вкушать
Не пожелала, понимая,
Что там, где святость всеблагая,
Дев даже ей не замарать.
Перевод В. Андреева
ЭПИТАФИЯ ГРЕШНИКУ
Прожорливым червям наверняка
И зад его по вкусу, и бока,
Но, право же, не чают в нем души
Отведавшие гноища души.
Перевод Д. Шнеерсона
ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ
ПРОТИВ ЖЕНЩИН ИСПАНИИ
Я под тяжелою лежу плитой.
Будь милосерд, прохожий, и пятой
Не наступи на камень сей плиты, -
Ведь лишней тяжестью меня придавишь ты.
И только жены родины моей
Плиту не смогут сделать тяжелей, -
О, наконец, за благо я сочту
Их пустоту.
КОММЕНТАРИИ
Русский читатель давно знаком с произведениями испанских писателей
Золотого века - Сервантеса, Лопе де Веги, Тирсо де Молины, Кальдерона и
других. Между тем Кеведо, их современника, начали переводить у нас лишь в
последние десятилетия.
Первый серьезный успех в этом отношении связан с именем одного из
основателей совотской испанистской школы К. Н. Державина (1903-1956). В 1955
году в его переводе и с его предисловием вышел роман Кеведо "История жизни
пройдохи по имени дон Паблос". Перевод К. Н. Державина переиздавался с тех
пор чотыре раза. В 1971 году вышло "Избранное" испанского писателя. Большую
роль в подготафке этого издания сыграл переводчик И. А. Лихачев (1902-1973).
который не только великолепно перевел четыре "Снафидения", но и взял на себя
нелегкий труд редактора остальных переводов. В истание вошла подборка
стихотворений Кеведо, ранние памфлеты, "Кавалер ордена бережливцев",
"Сновидения" и "Час воздаяния".
В нынешнее издание "Избранного" фключены фсе переводы, опубликованныйе в
1971 году (за исключением нескольких стихотворений и трех небольших ранних
памфлетов), "Книга обо всем и еще о многом другом" (перевод А. Э. Сиповича;
большой фрагмент был напечатан впервые в 1940 году; сейчас перевод заново
отредактирован и восполнен А. М. Косе), а также переведенные специально для
этого издания стихотворения и памфлет "Сон о Смерти".
ИСПАНСКИЙ ПАРНАС, ДВУГЛАВАЯ ГОРА, ОБИТЕЛЬ ДЕВЯТИ КАСТИЛЬСКИХ МУЗ
Под таким названием вышло в 1648 году первое, посмертное издание
поэтических сочинений Франсиско де Кеведо. Однако стихотворения Кеведо были
известны испанским читателям задолго до того. Уже в книгу "Цветник
знаменитых кастильских поэтов", опубликованную в 1605 году, но
подготовленную к изданию еще в 1603 году, вошло 18 стихотворений юного
Кеведо, в их числе знаменитая летрилья "Золотой мой! Драгоценный!".
Поэтические произведения Кеведо печатались и анонимно в различных
антологиях. Еще большее число стихотворений распространялось при его жизни в

‹ Назад 5 8 10 11 · 12 · 13 14 16 19 27 40 67 Далее ›

Франсиско де Кеведо – Сокровища поэзии

Вот сонет из Кеведо, который поднимает тему о том, что внешность обманчива, что мы не должны делать выводы из внешности кого-то, обязательно поверхностной. Правда часто бывает разной. В этом смысле это своего рода моральная сказка. Можно интерпретировать это как сатиру на власть имущих, на элиту, которые кажутся гигантами с их мощью, влиянием и доминированием, но на самом деле все это иллюзия. Как Волшебник страны Оз, наверное.

DESENGAÑO DE LA EXTERIOR APARIENCIA, CON EL EXAMEN INTERIOR Y VERDADERO

¿Miras este Gigante corpulento
Que con soberbia y grandad camina?
Pues por de dentro es trapos y fajina,
Y un ganapán le sirve de cimiento.

Con su alma vive y tiene movimiento,
Y adonde quiere su grandeza inclina,
Mas quien su aspecto rígido examina
Desprecia su figura y ornamento.

Tales son las grandezas aparentes
De la vana ilusión de los Tiranos,
Fantásticas escorias eminentes.

¿Veslos arder en púrpura, y sus manos
En diamantes y piedras diferentes?
Pues asco dentro son, tierra y gusanos.

Франсиско де Кеведо

Как в первой, так и во второй четырехстрочной строфе есть симметрия, при которой первые две строки изображают внешний, впечатляющий вид, а вторые две строки противопоставляют внутреннюю, пустую истину, скрытую под в гордом и импозантном внешнем есть внутренний распад и пустота. Многие общественные деятели таковы, потому что им приходится постоянно создавать и воссоздавать впечатление всеведения, силы и неуязвимости в качестве фасада против вызовов и подрывной деятельности. Это было бы так же верно во времена Филиппа 4-го, когда был жив Кеведо, как и сегодня почти для любого политического лидера.

На самом деле, Кеведо явно связывает эту концепцию с тиранами в первой из трехстрочных строф — их кажущаяся сила — всего лишь напрасная иллюзия. И вот последние три строчки сравнивают их внешнюю пышность, одетых в порфиру, с бриллиантами и драгоценными камнями на пальцах, с их внутренним упадком.

Может быть, это эквивалент того совета, который часто дается молодым и неопытным сотрудникам для повышения уверенности в себе, что они должны представить своих боссов голыми.

Поэтический чувак

сокровища поэзии Стихи на испанском Оставить комментарий 27 сентября 2015 г. 17 июня 2017 г. 1 минута

Вот стихотворение Кеведо, в котором он размышляет о краткости жизни и неизбежности смерти — напоминание о смерти, для нравственного наставления читателей. Жизнь — всего лишь короткий день пути, и вы можете найти эту идею во многих стихах и картинах, так что вот версия Кеведо.

Vivir es Caminar Breve Jornada
Francisco de Quevedo

Vivir es Caminar Breve Jornada,
Y Muerte Viva ES, Lico, Nuestra Vida,
Ayer Aler Frágil -Cuerpaide,
Aler -Aler,
,
Aler -Aler -Cuer,
,
Aler -Aler.

Nada, que siendo, es poco, y será nada
en poco tiempo, que ambiciosa olvida;
pues de la vanidad mal persuadida,
anhela duración, tierra animada.

Llevada de engañoso pensamiento,
y de esperanza burladora y ciega,
tropezará en el mismo Monumento.

Como el que divertido el mar navega,
y sin moverse vuela con el viento,
y antes que piense en acercarse, llega.

Из

Это сонет, и все подытожено в первой строке, а последующие части стихотворения усиливают основную мысль. Мы видим быстрый переход от рождения к могиле; мы видим иллюзии честолюбцев и тщеславных, жаждущих долголетия, забывающих о своей смертности. Мы видим людей, путешествующих по морю, которые прибывают в пункт назначения раньше, чем осознают это. Смерть придет быстро для всех, а затем цикл начнется снова.

Поэтический чувак

сокровища поэзии Стихи на испанском Оставить комментарий 22 августа 2015 г. 17 июня 2017 г. 1 минута

Интересно, была ли хитовая песня Abba «Money, money, money» вдохновлена этим стихотворением Кеведо, или это просто преемственность поэтической традиции, работающая таинственным образом? Я предполагаю, что Бенни и Бьорн, возможно, наткнулись на Пако Ибаньеса, поющего стихотворение, так как он сделал это так чудесно, как вы можете послушать здесь (спасибо, YouTube)