Рассказы финалистов второго сезона конкурса
Дудко Мария. Ключи
Так… Тик… Так…
Голос старых напольных часов из прихожей уже встречал меня, а я никак не мог открыть дверь. Ну где же эти ключи?… Неужели, потерялись? Только этого не хватало, и так день не задался!.. А, нет, вот же…
Часы пробили восемь, когда я ступил на скрипучий паркет прихожей. Как я соскучился по тишине своей квартирки! Хотелось просто развалиться на потёртом диванчике, да так и пролежать до утра… Но вместо этого я поплёлся к компьютеру. Пока старенький агрегат, доставшийся по наследству от динозавров, включался, я заварил себе кофе. Сегодня понадобится не одна кружка. Статья за ночь, а вдохновения с гулькин нос. Еще и на работе сокращениями грозят. Нельзя затягивать, а то увольнения не избежать. И ещё блог не плохо бы обновить, а то скоро последние подписчики разбегутся. Эх…
Работал я в редакции одного журнальчика, что в нашем районе, да и в городе в общем, был вполне востребован.
Редактор — Федот Степанович — всегда только лучшее в печать пускал.
Лучшее. Да. Это значит не меня. Почему-то в последнее время моя писанина совсем не впечатляла. Даже меня самого. Честно, не удивлён. Похоже, я потерял искру, как будто писать нечего было. Смешно как-то: живу в мегаполисе, где каждый день что-то случается, а гляжу как в пустоту. Чужие проблемы переставали волновать, каждый здесь — капля в море. Вот и новости у меня серые, чужие, далёкие и не нужные, в общем то, никому.
О чём я писал? Как я тогда ещё думал, о важном. О вечном, в какой-то степени. Я заметил, что люди кругом так закрылись, что словно перестали видеть друг друга, не то, что чувствовать и понимать. Каждый в какой-то миг уходит в себя и теряет ключ от двери, в которую вошёл. Запирает сердце. Надевает маску. Безразличную. И молча идёт по серым камням мостовой…
Просто хотелось, чтобы услышали… Думал, стану ключиком к миру по эту сторону маски. Помогу нуждающимся своим словом, научу людей слушать и слышать, мир спасу.
.. Но, кажется, что-то пошло не так. И теперь… Теперь не знаю даже, как себя то спасти. Вот и в ответ получаю плач рвущейся бумаги и знаменитое последние предупреждение из уст Федота Степаныча. Последний шанс. Завтра не приду с сенсацией — всё. Что ж… Похоже, пришла пора забыть на время о своих рассуждениях и погрузиться в мир человеческих интриг. Написать то, что будут читать. То, чего от меня ждут. Нет, не так. Что ждут от статьи в нашем журнале.
О чём шумят нынче каменные джунгли? Что несёт ветер перемен по их заасфальтированным тропам? Самой обсуждаемой темой стала череда странных смертей, впрочем, как это и бывает обычно. Вот уже долгое время один за другим погибают взятые под стражу преступники. Самые разные: от простых карманщиков до почти убийц, взрослые и совсем ещё подростки четырнадцати лет. Большинству из них ещё даже не вынесли приговор. И диагноз у всех один — отравление. А чем — пока загадка. Это происходило с некоторой периодичностью в разных районах города, но чаще всего именно в нашем отделении полиции.
И, по чистой случайности, как раз там работал никто иной, как мой старший брат — офицер Юрий Дискарин.
Как пригодилась бы мне его помощь сейчас… Но нет. С братом мы не ладим. И никогда не ладили. Так повелось… Наверное, мы просто слишком разные. Юрик скрытный, недоверчивый. Он никогда и ничего не рассказывал мне, предпочитал всё делать сам, и я чувствовал, что совсем ему не нужен. Я же, должно быть, слегка завидовал брату. Он успешен, просто гордость семьи, а я хватаюсь за последний шанс остаться на работе.
…Хватаюсь за последний шанс остаться на работе. Хотя… Можно попробовать разузнать о громком деле из первых уст, так сказать. Подобное, наверняка, заинтересовало бы Федота Степаныча, но придется обратиться за помощью к брату. Ага… И в очередной раз стать неудачником в глазах целого рода. Черта с два! Даже ради работы я не стану просить о помощи этого человека!
Ну, ничего. Я подготовился, собрал материалы, теперь напишу и спасён! Справлюсь сам. Успеть бы до утра…
ТРЯМ!!!
Звук застал меня врасплох.
То был сигнал, что кончился завод, от старых часиков в коридоре. Дело поправимое. Я встал, подошёл к часам, открыл крышку и привычным жестом потянулся к ключу. Только вот ключа то как раз и не было. Что за странное дело? В своём доме я ценил порядок, а такие вот казусы просто выбивали из колеи… Что мне теперь, искать этот потерявшийся ключик? Придётся, похоже…
Кинув грустный взгляд на компьютер, я стал припоминать, куда мог сунуть эту старую железку. Вот я уже облазил несколько полок, заглянул в ящики и…
Это что такое? В комоде лежал конверт. И, если ключ от заводящего механизма я готов был увидеть среди носков, с моей то рассеянностью, то вот странного послания уж никак. Хотя, может я слишком наивен? Ой, что-то не нравится мне это всё…
Конверт, я, естественно, распечатал и сразу узнал почерк Юрика.
«Не уверен, что за мной не следили. Загляни в почту. Я никогда не забывал про твой день рождения!
Ю.»
Что за шутки? Так и знал, что надо было отобрать у него ключи, когда он переехал! Постойте, что-то на обороте…
«KeyHole4u.
..»
Я ещё раз пробежался глазами по торопливо написанным строчкам. Текст казался лишенным смысла и ни о чём мне не говорил.
Чего это он? Для белены, вроде, не сезон… На всякий случай я сверился с календарём и убедился, что день рождения у меня не сегодня и даже не в ближайшие дни. Вразумительно выглядела лишь просьба проверить почту.
На что только я время трачу? Прежде, чем моя рука успела закрыть текстовый редактор, выплывшее окошко осведомилось, точно ли я хочу это сделать. Вот, даже оно издевается…
На почту мне и правда прилетело одно письмецо. Ну и спрашивается, зачем Юрику это: вторгаться в мой дом со странной запиской и одновременно чирикать в интернете? В конце концов, не проще ли позвонить? Конечно, я бы не прыгал от восторга, когда бы что-то заставило нашу звездочку снизойти до простых смертных, но зачем изобретать велосипед?
Так думал я, попивая уже остывший кофе в ожидании загрузки текста. Наконец, перед моими глазами замаячили такие строки:
«Здравствуй, Егор.
Знаю, ты будешь удивлён моему письму, но я не стал бы тебя беспокоить, не будь всё действительно серьёзно. Я хотел позвонить, но на моём новом телефоне не оказалось твоего номера. Мой же номер остался неизменным, если тебя это интересует…
Перехожу к делу. Нам надо поговорить. Но разговор должен пройти с глазу на глаз. Приезжай сегодня в девять на перекрёсток Псковской и Мясной, там, во дворе дома 26, я буду тебя ждать.
Речь пойдёт о серии смертей заключённых. Поправка, о серии убийств… Я подумал, это может тебя заинтересовать, объясню всё при встрече, если, конечно, ты явишься…
Егор, брат, я знаю, мы потеряли связь, и в том я вижу и свою вину. Но прошу тебя один единственный раз мне поверить. Ты — мой последний ключ к надежде. Я рассчитываю, что ты прочтёшь это письмо и придёшь.
Твой брат Юрий Дискарин»
Мда…
Всё чудесатее и чудесатее, как говорила героиня одной известной сказки…
Я перечитал сообщение несколько раз, чтобы убедиться, что действительно перестал что-либо понимать.
Кроме, пожалуй, того, что во всём этом деле кроется какая-то тайна, а Юрка для меня сейчас — ключ ко всем ответам. К тому же, раз уж он сам вызывает меня на разговор, то я не премину случаем взять интервью у ведущего следствие… Если это, конечно, не дурацкая попытка пошутить… Но вряд ли он стал бы писать мне ради забавы.
И что, теперь снова под дождь, да?.. Только ведь домой пришел! Ладно, быстренько разберусь, и ещё часиков шесть на статью у меня будет… Я бросил взгляд на часы, запоздало вспомнив, что это бессмысленно. На телефон приходит очередное рекламное сообщение, услужливо подсказывая, что нужно выходить, если хочу успеть на встречу. Погасив только-только проснувшийся монитор и резко схватив еще не просохший после дневной прогулки плащ, я выскочил в подъезд.
Только у машины я самую малость помедлил. А не слишком ли легко я в это вписываюсь? Ещё пару минут назад я был уверен, что ради брата не пошевелю и бровью, а ради самого себя не стану связываться с ним. Что сделало со мной это сообщение?
Оно наполнило меня чувством собственной важности.
Наконец от меня что-то зависело, от одного меня! Вероятно, мной двигало желание доказать, что я чего-то стою… Только вот признавать такие мотивы не хотелось. От этого в голове засела непонятная досада, но её я упорно объяснял только потраченным временем, отнятым у написания статьи.
Остановившись в условленном месте, я посмотрел на часы. Еще целых пять минут… Можно было позднее выйти, хотя… как будто это мне бы что-то дало. Кругом никого похожего на Юрия.
На улице царил неприятный, мерзкий туман. Я прятался от него в машине.
Солнце давно село за тучами, и город зажёг свои огни. Фонари, не звёзды. Я иногда думал о том, как не хватало этому шумному миру звёзд. Каждая из них уникальна, хоть их и миллиарды в темноте неба. Так и с людьми, разве нет? Но мы почти нарочно забываем о том, потому прячемся от осуждающих горящих взглядов из глубины необъятного.
И только сейчас мелькнула в голове мысль: как часто я сам думаю о других? Казалось бы, постоянно…
От философских размышлений я отвлёкся, чтобы глянуть на время.
Пять минут. В поле зрения никого даже человекообразного, двор пустовал.
Десять… Проверяю телефон, почту. Ни строчки об опоздании.
Двадцать! Не, ну это уже не серьёзно! Не стоило мне приезжать… Нервно набираю номер, готовлю уничтожительную речь. В ответ доносятся лишь долгие гудки. Ладно… Подождем… Мало ли что. У него тоже работа… Попытка успокоиться, кажется, работает, пока не вспоминаю об этой треклятой вообще не начатой статье! Где этого дурня черти носят?!
«Жду еще пятнадцать минут и уезжаю» — злобно набираю сообщение и яростно нажимаю «Отправить».
Время уходит, а сообщение даже не прочитано! Двадцать пять минут… тридцать… Все еще тишина. Дольше ждать нет смысла.
Для очистки совести снова звоню. Из трубки доносится мелодичный женский голос:
— Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети… — произносит дама, неспешно повторяя фразу на английском.
— Чтоб тебя!.. — раздражённо шипя, бросаю телефон на соседнее сиденье.
— Так… Ладно… Я предупреждал, я ждал… ждал дольше, чем обещал. Теперь с чистой совестью можно и домой.
Глядя на дорогу, я с удивлением обнаружил, что не столько злюсь, сколько нервничаю. Это бесило еще сильнее…
***
Времени на работу оставалось все меньше, а я продолжал мерить шагами квартиру. Обычно такой спокойный скрип половиц сейчас всеми силами измывался над моим бедным слухом. Отнюдь не статья занимала мои мысли, несмотря на то что мне не простят, если запорю такой материал…
Медленно текли минуты. Я их ощущал даже без привычного тиканья часов. Ладно. Буду откровенен с собой, ибо сил моих больше нет, а потом за работу! Всё это странно! Что именно? То, что я не смог дозвониться. Юра телефон не выключает и старательно следит за его зарядом, он всегда должен быть на связи, не мне ли, как брату, об этом знать. Ещё и эта строчка из той записки, не случайно же она самая первая…
Так… без паники. Какого лешего этот болван вообще так по-хозяйски обосновался в моей голове?! Всякое бывает.
Всё! Статья. Только статья.
Усилием воли мне удалось сесть перед монитором и даже написать пару строк, прежде чем вновь погрузился в раздумья. И всё-таки… что могло случиться?..
***
Дни мчались как часы, но не мои. Ключ я так и не нашел, да и не пытался, по правде с того вечера. Они так и застыли, показывая половину девятого, будто тот день еще не прошел. На работу я на следующее утро так и не вышел. Сам не верю… как я мог поставить на алтарь все ради человека, которому смертельно завидовал, об исчезновении которого мечтал… того, кого знал всю жизнь и с кем всё же был связан незримо?!..
А квартира! Ох… видел бы прежний я, во что превратился мой храм уюта… впрочем, он бы сразу застрелился, оставив после себя лишь мрачную эстетику разбитого творца… Все столы были заставлены грязными кружками и упаковками от фастфуда. Весь пол в следах обуви. Тут и там лежали педантично составленные мной списки тех, с кем мог общаться мой брат, куда он мог пойти, кто мог желать ему зла.
..
Только всё это было уже не важно…
« — Егор Дискарин? — послышался из моего телефона этим утром спокойный мужской голос.
— Да. — нервно ответил я.
— Вас из полиции беспокоят, — моё сердце грозило сломать грудную клетку. Должно быть, от стресса и недосыпа… А в голове тем временем: «Хоть бы нашли…».
— Ваш брат найден сегодня в полдень, — небольшая пауза, будто для осознания сказанного, — Он мёртв. Обстоятельства смерти выясняются. — так же спокойно, как ни в чем не бывало продолжает человек на другом конце провода. — Приносим свои соболезнования. Сегодня вам следует явиться в отделение…»
Дальше шли инструкции и редкие вопросы, на которые я отвечал что-то вроде «да», «нет» и «понятно». Бойся своих желаний. Нашли…
Следующие полдня я провёл в том самом отделении. Какие-то бумаги, какие-то формальности, похороны… И разговор.
Из той беседы я узнал нечто, что меня поразило. Юру подозревали.
Говорили, мол, это он убивал заключённых, подсовывая им яд в еду или что-то вроде того. Доказательств было не много, поэтому его только планировали арестовать, но теперь основная версия смерти моего брата — самоубийство во время попытки побега от правосудия. Какая ересь… Но в тот миг я не мог ничего возразить. Ровно как и поверить хоть единому слову.
И вот теперь я вновь вернулся в своё жилище. Опустошённый, с одной лишь мыслью в голове: «его больше нет»…
Что есть слова? Набор букв, набор звуков, ничего более… Но некоторые становятся ключами. Этот ключ с тремя тяжелыми зубцами откроет одну из самых страшных дверей: дверь отчаяния и боли. Может стоило сформулировать как-то мягче? А как? Что это изменило бы? Ключ один, как его не приукрась, и дверь одна, а ты стоишь на пороге. Назад нельзя. И замок поддался. Началось…
Отрешенно окидываю взглядом квартиру, медленно впадая в ярость.
— Черт! — вырывается из груди. Как давно я не произносил это слово, — Черт! — повторяю громче, резко всплеснув руками.
Вся моя армия кружек летит вниз под звон стекла. Сверху их накрывает одеяло исчирканных листов.
— Балбес! Паршивец! Урод! — кричу, себя не помня.
— Посмотри… Взгляни, что ты натворил, мерзавец! Из-за тебя я лишился всего! Вдохновения! Работы! Мечты! Как мне теперь счета оплачивать прикажешь?! Я столько времени на тебя угробил, черт возьми, даже ключ от часов… — молчание резало слух, так что я продолжал кидать пустые фразы, пытаясь выплеснуть всё то, что скопилось внутри меня. Голос срывался, рычал и хрипел, переходил в истерический смех, а я даже не понимал, почему так зол… На себя?
Да… Я завидовал брату по-чёрному! Гордость семьи, большое будущее, офисный авторитет, высокие цели, работа мечты — всё, что хотел слышать о себе, я слышал в адрес Юраши! Я же оставался его младшим братом, всегда вторым, всегда недооценённым. Аксиомой было, что всё даётся ему легко. Но почему-то не приходило в голову, что мы вообще-то братья. Условия у нас были одни и те же. И я как будто слеп, не видел, через что приходилось проходить ему.
И что же я сделал, когда надоело быть тенью? Именно. Воздвиг ту самую стену, стену равнодушия. Мне стало плевать. А в океане стало одной каплей больше. Не Юра закрылся от меня, а я от него. И к чему это привело? «Его больше нет», а я даже не могу с уверенностью сказать, что я не брат убийцы! А всё потому, что не знаю! Не знаю, чем жил он все эти годы, не знаю, что творилось в его душе, не знаю, звал ли он меня, чтоб пресечь слухи на корню, или же покаяться в содеянном последнему хоть каплю родному ему существу, пусть и такому мерзкому, как я… И не узнаю, видимо, уже никогда, мой ключ к этой тайне навсегда потерян… Какой же я болван… Чего стоят теперь все мои рассуждения о чувствах, о словах, о звёздах, да всё о тех же ключах! Как мог бы я изменить мир, когда сам в себе не умел отыскать тех пороков, в которых упрекал человечество?! Вот, почему мои статьи не читались. Меняя мир, начни с себя, а ни то всё — пустые слова. Серые, чужие, далёкие и не нужные, в общем то, никому… Такие слова не станут ключами… Ключи… Я раз за разом к ним возвращаюсь.
О, этот мир и правда на них помешался! У нас есть ключи от всего, они даже там, где мы и не думаем их найти, ведь они так глубоко вошли в нашу жизнь, что всё теперь держится на них одних, а мы и не замечаем. Да и жизнь сама по себе как постоянный взлом замков! Но важно даже не это. Важно то, что нет ключа, ведущего Оттуда. Именно это придаёт значение всем остальным ключам. Сколько бы ни пытался, я не заведу снова ход времени Юрика, как в старых часах. Но кто знает, от каких дверей, я бы его увёл, если б только был рядом… Жаль, я понял это слишком поздно…
— Никогда больше не сяду писать… — говорил я себе почти в бреду, едва узнавая собственный охрипший голос. После этого я провалился в сон и уже ни о чём не думал.
***
Весь следующий день я провёл почти не вставая. Только к вечеру я кое-как попытался устранить последствия моего вчерашнего помешательства… Но попытка была пресечена на корню, как только на глаза мне попалась та самая записка, что я нашёл среди носков… Удивительно, но всё то время, пока был занят поисками брата, я о ней почти не вспоминал, как о вещи совершенно не несущей в себе смысла.
Но зато с ней было связано столько вопросов! Я перечитал её. Как и ожидалось, ничего нового не появилось… И всё-так… Зачем она была нужна?
Я погрузился в воспоминания о том дне, когда потерял ключ от столь молчаливых в последнюю неделю часиков… Похоже, с того времени я и не включал компьютер… Как он там, мой старичок?
Наследие предков ожидаемо разворчалось и разгуделось на моё длительное отсутствие, но в конце концов смилостивилось и открыло мне страничку моей электронной почты. Письмо Юрика никуда не исчезло. Его я перечитывать не стал. Одно дело записка с неясным текстом, а другое приглашение на встречу, которой не суждено было состояться…
«Загляни в почту…» — эхом раздалось в моих ушах. От внезапной догадки я аж подпрыгнул. Что, если… Этот странный текст на обороте — ничто иное, как логин?..
Какая ерунда… Я снова гонюсь незнамо за чем… Глупое предположение! Но мои руки уже не остановить…
Торопливо выйдя из аккаунта, я вбил символы в соответствующее окошко.
Но нужен пароль… Пароль…Ещё одна глупая мысль… «Я никогда не забывал про твой день рождения!». Ввожу.
На мониторе переменилась всего одна цифра, но я ей не поверил. Не могла эта вечность длиться какую-то жалкую минуту.
— Получилось… — произнёс я, в исступлении глядя в этот светящийся ящик. Другой аккаунт. И только одно письмо.
Вся квартира погрузилась в абсолютное молчание, пока я читал написанное здесь.
«Егор, я знал, что ты разгадаешь моё послание! Выручай, брат! Ты нужен мне, нужен всем нам!
Вот уже несколько месяцев я занят делом о смерти нескольких взятых под стражу преступников. Это не просто смерти, Егор, это убийства. Я уверен, что подобрался очень близко к разгадке. У меня двое главных подозреваемых. Но есть проблема. Оба они — мои коллеги по работе. И я не знаю, действовал ли кто-то из них в одиночку или же сообща. Другими словами, не знаю, кому из полиции могу доверять касаемо этого дела.
И ещё, я замечаю, что за мной наблюдают.
Видимо, злоумышленник чувствует, что я подобрался слишком близко, и вскоре попытается меня устранить. Что ж, это я использую, чтобы точно указать на преступника. Как? О нашей грядущей встрече я рассказал одному. Если я угадал, и он не преступник, то тебе не придётся это читать, я всё расскажу тебе сам. Но, если же я ошибся, и ты всё-таки это читаешь, то, скорее всего, я уже мёртв…
Брат, теперь только тебе под силу раскрыть это дело. И только тебе я могу доверить его. К этому письму я прикреплю документы, в которых собраны мои доказательства, там ты найдёшь подробности плана, все имена, все улики. Опубликуй их в своём журнале, пусть все узнают, и тогда злодеям уже будет некуда деться! Я надеюсь на тебя. Знаю, ты не подведёшь…»
Отчего-то сердце пропустило удар. Брат… Я не подведу!
***
Никогда не говори никогда. Следующие несколько дней я не выпускал из рук клавиатуру. Знаю, обещал ведь себе, за писанину ни-ни, но последний-распоследний разочек! Ради Юрика! Это будет моя самая лучшая статья…
И она правда стала лучшей.
С чего я взял? Просто моего блога не хватило бы для столь важной миссии. Вот и пришлось навестить Федота Степановича. Я едва ли не на коленях просил его прочесть мою работу. Но он всё же прочёл. Прочёл и поместил на первой странице!
Ещё через несколько дней мне снова пришлось прийти в наш отдел полиции. Там, конечно, снова формальности, благодарности, извинения… Но не они меня интересовали. Его арестовали. Я хотел поговорить с ним. С убийцей. Хотел посмотреть ему в глаза. За помощь в раскрытии дела мне даже позволили это.
Меня провели в специальную комнату. Он сидел напротив меня и морозил своим холодным взглядом. Но в глазах не было ничего… Он был… Пуст. Однако заговорил первый.
— Потому что видел, как умирали души, — ответил он на мой вопрос до того, как я успел его задать, — Каждый преступник, которого приводили сюда, не от хорошей жизни ступал на этот путь. Мир обошёлся с ними жестоко. Дико, но для кого-то преступления — всё ещё способ выжить. Не для всех… Но я и говорил не со всеми.
Знаешь, всё почему? Потому что их не слышат, понимаешь? И когда я беседовал с ними в этой самой комнате, им просто хотелось, чтобы их услышали… А я их слушал, наблюдая, как гаснут глаза напротив, и как безнадёжность проникает в самое сердце. Приговор им не вынесли ещё, но они уже не верили, что что-то можно изменить. Изгои человечества. Им оставалось только прятаться в себе и ждать конца. Тогда я давал им ключик к свободе. Ампулу с ядом, как конец всех мучений. Вы не поймёте, должно быть…
— А сейчас, оказавшись на их месте, ты хотел бы того же? — спросил я тихо. Мой собеседник молчал. А я продолжил, — Знаешь, почему? Потому что Оттуда ключика нет. А пока ты жив, всё ещё можно исправить…
Мы говорили с ним ещё не долго, а потом я вышел на улицу. Уже сгущались сумерки и загорались фонари. Ливень бросал осколки звёзд прямо мне под ноги, и они вспыхивали на миг земным человеческим светом, разбиваясь о мокрый асфальт. Я молча шёл по серым камням мостовой, скинув, наконец, безразличную маску.
Капли дождя на моих щеках от чего-то становились солёными. Перед глазами стоял образ Его. Равнодушия. Таким, каким я видел его однажды на Болотной площади — не видящим, не слышащим, неприступным. Источником людских пороков. Мне хотелось от него бежать, и я даже побежал, словно это могло бы помочь. Боже! Кто бы знал, что открывать сердце миру так больно! В мыслях всё ещё звучал диалог с убийцей, а в душе эхом доносился голос брата. Но, если уж прятался от всего этого за стеной безразличия, то только пройдя через эту боль можно вернуться обратно, вновь познать истину. Обиды, убийства, войны… Сколько жизней ещё прольётся, прежде чем каждый из нас победит в себе это зло? Сердца людей закрыты, и ключ потерян. Но что могу поделать я?..
Я думал об этом уже в подъезде, не спеша поднимаясь по лестнице. Быть может… Нет, но я же обещал себе… И всё-таки…
Ключи. Я мог бы превращать слова в ключи. Я мог бы снова писать. Открывать сердца людей и помогать справляться с болью. Нет, в редакцию я больше не вернусь.
Никаких статей. Я напишу книгу. Нельзя мне сейчас замолкать. «Решено!» — подумал я, открывая дверь. Но сначала…
Медленно-медленно поднял я с пола ключик. Отворил стеклянную дверцу. Вставил в скважину. И повернул. Голос старых напольных часов в прихожей снова меня встречал. Говорил же, поправимо…
Тик… Так… Тик…
Н. В. Гоголь. — СПб. : Logos. 1994
%PDF-1.6 % 1 0 obj > endobj 7 0 obj /Producer (https://imwerden.de) /Title /Author /Subject (ISBN 5-87288-056-1) >> endobj 2 0 obj > stream
Մh6ݥP:|p+^~PST|:1zq̩gɸ+b(gE::2CL{ȄKN
) bJ’6籹Ķz6lޮͅfV_ûV RQxPjqu 0
Красавицы гуляют по улицам Санкт-Петербурга – Chicago Tribune
ST.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, Россия. Почти в каждом городе мирового уровня есть знаменитый бульвар, призванный вдохновлять мечты. Пятая авеню олицетворяет лучшее из Нью-Йорка. Оксфорд-стрит — это ось, вокруг которой вращается Лондон. Елисейские поля олицетворяют грандиозность Парижа, а Орчард-роуд считается самой привлекательной улицей Сингапура.
Но летом во втором по величине городе России Невский проспект навевает иные мечты. Улица не известна уличными кафе, которые не являются исключительными и немногочисленными. Он также не известен покупками, которые в лучшем случае посредственны. Однако при обилии умопомрачительно красивых женщин тротуары вдоль Невского полуторакилометровой длины напоминают подиумы мод. Это делает наблюдение за девушками — э-э, за женщинами — одной из главных достопримечательностей Санкт-Петербурга.
Реклама
Подвинься, бабушка. С окончанием холодной войны женский образ россиянки резко изменился.
Пока я стоял с горящими глазами на Невском проспекте, женщины прогуливались мимо меня, как супермодели в постгласном сне.
Русские блондинки. Черные русские. Русские с азиатскими чертами. Высокие, гордые и с осанками, которые восхитили бы директрису пансиона, они одевались так, как будто спешили на показ мод в Милане. На них были стильные платья и дизайнерские туфли-лодочки, мини-юбки и провокационные топы, элегантные шали с подходящими беретами и причудливые наряды из двух частей, обтянутые вздымающимися прозрачными плащами.
Реклама
Бюстгальтеры, похоже, исчезли вместе с советской эпохой. При этом самые смелые жертвы моды на Невском носят полупрозрачные блузки, которые могут остановить движение транспорта в Нью-Йорке. Но здесь такие изображения настолько распространены, что едва ли можно поднять бровь.
Вот что меня удивило в 300-летнем портовом городе. С такой грубой красотой и откровенной чувственностью я ни разу не видел, чтобы мужчина досаждал женщине. Не на улице. Не в магазинах. Даже в темных глубинах станций метро, через которые ежедневно проходят тысячи одиноких женщин.
Санкт-Петербург может похвастаться одними из самых вызывающе одетых женщин в мире (только летом), и все же они, кажется, ходят без приставаний мужчин.
Ничего подобного я не ожидал. Как и большинство посетителей, я пришел на Невский проспект, чтобы увидеть важные здания, такие как церковь Воскресения Христова. Построенная на том же месте, где в 1881 году был убит Александр II, она наиболее известна как «Церковь на Крови». Строительство началось в 1883 году, через два года после смерти Александра. Здание не было завершено до 1907 года.
Легко понять, почему строительство заняло 24 года. Подобно другим византийским купольным храмам, таким как знаменитый московский собор Василия Блаженного, Храм Спаса-на-Крови увенчан большими разноцветными куполами-луковицами удивительного характера и красоты.
Не в силах сосредоточиться на этом архитектурном чуде, мое внимание вскоре переключилось на другую красоту. Толпы женщин, многие в летнем белом, расхаживали взад и вперед по Невскому проспекту, как ангельские армии.
Стараясь свести к минимуму хвастовство, я пошел вверх по улице и остановился, чтобы полюбоваться Строгановским дворцом.
Строгановы были знатным родом, разбогатевшим при Иване Грозном. Известные коллекционеры произведений искусства, их потрясающий дворец в стиле барокко был построен на Невском проспекте между 1752 и 1754 годами.
Вскоре после того, как семья въехала, они приобрели репутацию за то, что подают сытные обеды петербургской элите. Говядина, кажется, часто была в меню. Их французский шеф-повар, надеясь найти способ накормить множество ртов, решил проявить изобретательность. Он обжарил говядину, нарезал ее тонкими полосками и подал с луком и грибами в сметанном соусе. Популярное блюдо стало называться бефстроганов.
Такие кулинарные открытия ускользают от одинокого мужчины, который оказывается лицом к лицу с потрясающе красивой женщиной. Но вот я на Невском проспекте, меньше чем в метре от одной из самых красивых женщин на Земле.
Реклама
Я слабо ответил: «Привет».
Она улыбнулась, сказала что-то по-русски и пошла своей веселой дорогой. Я хотел жениться на ней. Впервые в жизни мне захотелось говорить хотя бы несколько слов по-русски. Но когда она слилась с десятками милых дам, только что шедших по тротуару, я подумал об Александре Пушкине.
Александр Сергеевич Пушкин — самый любимый поэт России, правнук Авраама Ганнибала, эфиопского раба. Ганнибалу удалось повысить свое положение и в конце концов он стал генералом при Петре Великом.
Родившийся в 1799 году в московской дворянской семье, Пушкин окончил Императорский лицей в Царском Селе и вскоре оказался на службе в Министерстве иностранных дел в Санкт-Петербурге. Там он наслаждался привилегированной жизнью молодого поэта. Но в 1820 г., когда в руки попало его антиправительственное произведение «Ода воле», он был сослан на Кавказ.
В конце концов он женился на Наталье Гончаровой (красивой русской, которой, как говорят, был одержим Пушкин) и вернулся в Санкт-Петербург. Когда французский барон Жорж Дантес открыто ухаживал за Натальей, Пушкин пришел в ярость.
Он вызвал француза на дуэль.
Великий русский поэт скончался через два дня, 10 февраля 1837 года, от ран, полученных на дуэли. Барон Дантес, придурок, женился на сестре Натальи.
В последний раз Пушкин ел в Литературном кафе, на втором этаже классического дома на Невском проспекте. Сегодня это популярный ресторан и туристическая достопримечательность. Еда тоже очень хорошая. А из окон перед рестораном можно смотреть вниз и наблюдать за ежедневным парадом красоты.
Объявление
Если жена Пушкина Наталья была хоть наполовину так же красива, как дамы, которых я видел на Невском проспекте, то я понимаю, почему он пытался застрелить ее жениха.
Следующая остановка: Таллинн, Эстония
———-
Эллиот Хестер, автор книги «Безумие в самолете: рассказы стюардессы о сексе, гневе и тошноте на высоте 30 000 футов» (Гриффин Святого Мартина; $13,95), с ним можно связаться по адресу [email protected] или посетить сайт www.elliotthester.com для получения дополнительной информации о его поездке.
«Россия против войны»: тысячи людей вышли на редкую демонстрацию несогласия | Российско-украинская война Новости
Примечание: все протестующие, опрошенные для этой статьи, отказались назвать свои имена, опасаясь за свою безопасность.
Санкт-Петербург, Россия – «Нет войне!» — скандировала толпа преимущественно молодых россиян, собравшихся на Невском проспекте, главной улице Санкт-Петербурга, в четверг вечером.
Утром президент России Владимир Путин отдал приказ о том, что он назвал «военной операцией» в Украине после нескольких месяцев напряженности в отношениях с Киевом и его западными союзниками.
В речи перед началом терактов Путин заявил, что у него «не осталось другого выбора», кроме как вторгнуться в Украину, потому что «военная машина движется и… приближается к нашим границам», имея в виду НАТО.
Российские силы атаковали далеко за пределами охваченных конфликтом зон восточной Украины, где поддерживаемые Москвой сепаратисты управляют территориями, недавно признанными Кремлем независимыми, с воздушными ударами по жилым домам в Харькове и за его пределами.
Ночью, когда украинцы бежали из своей страны, тысячи людей в России, где протесты строго ограничены, собрались в знак солидарности.
В то время как трения между Востоком и Западом из-за наращивания Россией военной мощи на границе с Украиной за последние несколько месяцев усилились, инакомыслие в крупнейшей стране мира ограничилось горсткой одиночных пикетов.
Мало кто здесь верил, что противостояние действительно приведет к войне.
Но после того, как Путин открыл то, что было названо одной из «самых темных глав» в Европе со времен Второй мировой войны, инакомыслие резко возросло.
«У меня нет слов, это просто отвратительно», — сказала Al Jazeera молодая женщина на митинге в Санкт-Петербурге. «Что тут сказать? Мы чувствуем бессилие, тоску».
«Нет войне» написано на маске этого протестующего [Нико Воробьев/Аль-Джазира] Она была среди тысяч россиян в нескольких городах, которые вышли на улицы, чтобы выразить свое возмущение; сотни были арестованы.
Ранее в четверг десятки журналистов, репортеров и деятелей СМИ, в основном из независимых изданий, а также BBC, подписали петицию, осуждающую операцию России в Украине.
А еще более сотни муниципальных депутатов из Москвы, Санкт-Петербурга, Самары, Рязани и других городов подписали открытое письмо к гражданам России с призывом не принимать участия или хранить молчание.
«Мы, избранные народом депутаты, безоговорочно осуждаем нападение российской армии на Украину», — говорится в письме. «Это беспрецедентное злодеяние, которому нет и не может быть оправдания».
В Санкт-Петербурге около 19:00 по местному времени (16:00 мск) протестующие начали собираться у исторических торговых рядов Гостиного двора.
Атмосфера была напряженной, несколько человек плакали на фоне большого присутствия полиции.
Одна женщина держала букет воздушных шаров цветов украинского флага.
Толпа, казалось, не верила, что их редкие протесты что-то изменят, но для некоторых митинги были катарсисом.
«По крайней мере, мне не стыдно быть здесь», — сказал один мужчина. «Мне было так стыдно сегодня утром».
«Надежда? Единственная надежда — это мы. Пока мы здесь, надежда еще есть», — добавил более оптимистично настроенный участник.
ОМОН окружил толпу в Санкт-Петербурге и произвел несколько арестов [Нико Воробьев/Аль-Джазира]Когда начался митинг, милиция уже была на позициях, а омоновцы, полностью экипированные бронежилетами, касками и дубинками, стояли рядом автобусы, привезенные для развоза демонстрантов.
Но никто не пытался оцепить территорию.
Вместо этого полицейский с громкоговорителем ходил вокруг, предупреждая, что это несанкционированная демонстрация и что всем присутствующим грозит арест и судебное преследование.
«Украина нам не враг!» толпа скандировала и хлопала.
«Россия против войны!»
В сюрреалистической сцене между скандированием и криками иногда можно было услышать громкую джазовую музыку из торгового центра.
Численность митинга оценить было сложно, но там было как минимум несколько сотен человек.
Толпа растекалась взад и вперед, когда отряды полиции по охране общественного порядка периодически бросались вперед и хватали протестующих, по-видимому, наугад, затаскивая их в автобусы, чтобы увезти.
Раздались аплодисменты, когда одного из них увели, сопровождаемые криками «Позор!» и «Один за всех и все за одного!»
«Моего друга похитили ни за что, он буквально просто стоял там», — сказал один мужчина. «По крайней мере, в автобусе теплее», — пошутил он.
Несмотря на периодические аресты, к вечеру толпы становились все больше.
Около 21:00 (18:00 по Гринвичу) этот репортер стал свидетелем того, как некоторых людей уносили за руки и за ноги. Хотя у полицейских были дубинки, этот репортер не видел, чтобы они применялись.
«Полиция с народом, не служи монстру!» — крикнул кто-то.
«Интересно, о чем думают эти космонавты», — сказала себе одна девушка, имея в виду каски ОМОНа.