Смотреть что такое «Волынский переулок» в других словарях:

• ВОЛЫНСКИЙ переулок —    Волынский переулок, проходящий от Большой Конюшенной улицы до набережной реки Мойки, сохраняет свое название около двухсот лет. Оно было присвоено ему в 1798 году в связи с тем, что на углу Большой Конюшенной улицы и этого переулка стоял дом… …   Почему так названы?

• Волынский переулок — Волынский переулок, между набережной р. Мойки и улицей Желябова. Возник в первой половине XVIII в. на территории усадьбы А. П. Волынского (отсюда название с 1798). В доме на углу Волынского переулка и набережной р. Мойки (№ 2/32) в марте —… …   Энциклопедический справочник «Санкт-Петербург»

• Волынский переулок (Санкт-Петербург) — Координаты: 59°56′18″ с. ш. 30°19′18″ в. д. / 59.938333° с. ш. 30.321667° в. д …   Википедия

• Волынский Артемий Петрович — (1689—1740), государственный деятель. С 1738 кабинет министр при дворе императрицы Анны Ивановны (один из немногих русских, достигших в период бироновщины высокого поста). В 30 х гг. вокруг Волынского сложился кружок единомышленников… …   Энциклопедический справочник «Санкт-Петербург»

• Волынский Артемий Петрович —       (1689 1740), государственный деятель. С 1738 кабинет министр при дворе императрицы Анны Ивановны (один из немногих русских, достигших в период бироновщины высокого поста). В 30 х гг. вокруг В. сложился кружок единомышленников (см.… …   Санкт-Петербург (энциклопедия)

• Волынский, Аким Львович — У этого термина существуют и другие значения, см. Волынский. Аким Волынский Имя при рождении …   Википедия

• Матисов переулок — Санкт Петербург Общая информация Район города Адмиралтейский Полицейская часть Коломенская часть Прежние названия Банный переулок, 2 й Банный переулок, Волынский переулок Протяжённость 190 м Ближайшие станции метро …   Википедия

• Матисов переулок —       Переулок начинается от улицы Александра Блока и выходит к Банному мосту через Пряжку. Первое его название, известное с 1836 года, – тоже Банный, оно было связано с тем, что в проезде дома № 4 по реке Пряжке находились бани Исправительного… …   Санкт-Петербург (энциклопедия)

• Аптекарский переулок (Санкт-Петербург) — У этого термина существуют и другие значения, см. Аптекарский переулок. Аптекарский переулок Санкт Петербург Общая информация Район города Центральный Протяжённость 260 м Ближайшие станции метро …   Википедия

• Чебоксарский переулок (Санкт-Петербург) — Координаты: 59°56′16″ с. ш. 30°19′33″ в. д. / 59.937778° с. ш. 30.325833° в. д …   Википедия

Воинские мемориалы в Рыбинске

В ноябре 1941 г. добровольцем ушёл на фронт. Направлен стрелком в 809-йстрелковый полк 304-й стрелковой дивизии.

В октябре 1942 г. – он курсант Гурьевского пехотного училища, которое ему не удалось закончить, т.к. весь личный состав училища в марте 1943г. был направлен на пополнение Сталинградского фронта. В дальнейшем в составе 284 и 290 полков 95-й стрелковой дивизии он в качестве командира отделения, помощника командира взвода, командира взвода автоматчиков закончил свой боевой путь в побеждённой Германии.

Михаил Петрович – участник Сталинградской и Курской битв, форсировал Днепр, участвовал в Корсунь-Шевченковской, Львовско-Сандомирской, Висло-Одерской, Берлинской операциях. Освобождал Прагу.

За боевые отличия и образцовое выполнение заданий командования, мужество и героизм, проявленные при этом, Михаил Петрович награждён орденами Красной Звезды, Славы 3-й степени, тремя медалями «За отвагу», медалями «За освобождение Праги» и «За победу над Германией». Получил 17 благодарностей.

С января по март 1946г. работал инспектором по кадрам 1-й дистанции пути Донецкой железной дороги. С марта 1946г. назначен уполномоченным Харьковского областного радиокомитета по Балаклейскому району и редактором радиовещания района. В октябре 1946г. решением Балаклейского райкома партии переведён в аппарат райкома комсомола заведующим оргкотделом. В ноябре 1947г. избран вторым секретарём райкома комсомола, а в декабре 1948г. – первым секретарём. Избирался членом Харьковского обкома ВЛКСМ, членом Балаклейского райкома партии и депутатом Балаклейского райсовета.

1950г. – коммунист.

В апреле 1951г. младший лейтенант Шаповалов вторично призывается на действительную военную службу, зачисляется слушателем Военно-политических курсов при политуправлении Черноморского флота.Окончив курсы политработников, а затем, сдав экзамены в военно-морское политическое училище экстерном, он занимается воспитанием личного состава кораблей и частей Военно-Морского Флота.

В 1976г. капитан 2-го ранга Михаил Петрович Шаповалов уволен с действительной военной службы в запас по возрасту, с правом ношения военной формы одежды. К его боевым наградам за этот период добавились орден Красной звезды, медаль «За боевые заслуги» и другие.

Более двадцати лет подряд Михаил Петрович избирался депутатом Рыбинского городского Совета народных депутатов, возглавляя постоянную комиссию по укреплению социалистической законности и охране общественного порядка, плодотворно работал в своих избирательных округах.

С 1988г. Михаил Петрович возглавлял работу Совета ветеранов войны, труда, Вооружённых Сил и правоохранительных органов, сначала города, а затем Рыбинского муниципального округа.

За боевые и трудовые заслуги он награждён 29 государственными наградами, в т.ч. орденом Отечественной войны II степени, орденом Дружбы.

24 апреля 1995г. М.П. Шаповалову присвоено звание Почётный гражданин города Рыбинска.

Шаповалов М.П. скончался 8 ноября 2006 года. Похоронен на аллее Славы Южного кладбища в г. Рыбинске.

Центр Города — Статья «О ЗАГАДКЕ КАБИНЕТ-МИНИСТРА ВОЛЫНСКОГО»

Об Артемии Петровиче Волынском мне хотелось написать давно. Наверно, с тех самых пор, как познакомился с каталогом А. Б. Чижкова «Подмосковные усадьбы» 2006 года издания, в котором он, рассказывая о дворянских усадьбах, включая и усадьбы Наро-Фоминского района, писал: «Мамыри (Мамырева, Приютино), г. Апрелевка (Верейский у.). Во второй половине XVIII века здесь была усадьба помещицы Н. Н. Волынской и далее её детей». Уже позднее из материалов межевания 1774 г. узнал, что под инициалами «Н.Н.» скрывается Наталья Николаевна Волынская. Однако связать её с именем второго человека в российской империи, четвертованного по указу Анны Иоановны из-за политических интриг Бирона, так и не удалось. Впервые автор этих строк познакомился с А. П. Волынским ещё в своей юности через один из лучших русских исторических романов — «Ледяной дом», написанный в 1835 г. И. И. Лажечниковым. В нём он отобразил мрачную эпоху царствования императрицы Анны Иоановны, засилье при русском дворе временщика Бирона и его политическую борьбу с Волынским за влияние над государственным устройством России. Почему Лажечников назвал свой роман именно «Ледяной дом», хотя весь сюжет разворачивался лишь вокруг противостояния Бирона и Волынского, сказать трудно. Но вот в целях увеселения царицы камергер А. Д. Татищев придумал для свадьбы князя М. А. Голицына и А. И. Бужениновой в 1740 г. возвести ледяной дворец. В этой шутовской затее, как второе лицо в государстве, принимал участие и кабинет-министр Волынский. Собой он был красив и, несмотря на то, что восемь лет уже был женат, о чём писал Лажечников, не упускал случая, чтобы не поволочиться за красивой женщиной. В свою очередь, и сам Бирон, хоть и был фаворитом Анны Иоановны, тоже не чурался привлекательных женщин. Вот на этом сюжете в романе их полюбовные интересы и столкнулись, интрига которых разворачивалась в устроенном Ледяном доме. Ну, а закончилось всё это в 1740 г. казнью Артемия Петровича и высылкой его супруги Натальи Андреевны вместе с сыном в ссылку. При Елизавете Петровне они были возвращены и им вернули их земельные владения. Ну, а Бирона, как известно, самого отправили сначала в сибирский Пелым, затем в Ярославль. Пётр III вернул его в Петербург, а Екатерина II восстановила на курляндском герцогском престоле. Из ряда исследований, осуществлённых историками нашего времени, удалось узнать, что сам Волынский был женат с 1722 г. на Александре Львовне Нарышкиной — двоюродной сестре Петра I, скончавшейся в 1730 или 1733 годах. От этого брака у них была дочь Мария (1725–1792), вышедшая замуж за генерал-поручика графа И. И. Воронцова, а другая дочь Анна Артемьевна вышла замуж за Андрея Симоновича Гедрикова. Вообще, в дворянском родословии Волынского очень много белых пятен и много чего неясно. Например, об упомянутых в романе Лажечникова супруге Волынского Наталье Андреевне и её сыне. Настоящие ли это исторические лица или вымышленные писателем? Вероятней всего, что после смерти своей первой жены Волынский женился второй раз, но кем была его супруга и какого она была происхождения? И тем более возникает вопрос, были ли у неё дети и кто? В родословии Волынских нет ни строчки ни о Наталье Николаевне, ни о Наталье Андреевне Волынских. Вместе с тем Н. Н. Волынская по годам своей жизни могла быть связана супружескими узами с Артемием Петровичем. Но подтверждения этому автор этих строк не нашёл. Известно лишь, что сам он работал над своей родословной, из которой следовало, что его род происходил от Дмитрия Михайловича Боброк Волынского, восходившего из Волыни. В 1360-х годах он перебрался в Москву на службу к великому князю Дмитрию Донскому, где занял ведущее место среди московских бояр. Проявил себя как талантливый полководец. С его именем связаны многие выдающиеся победы. В 1380 г. Дмитрий Михайлович был воеводой засадного полка в Куликовской битве, решившего её судьбу. От себя лишь замечу, что боровские краеведы Калужской области считают Боброка своим земляком, который вёл из Боровска свои дружины на Куликово поле. Но увязать Артемия Петровича Волынского с историей Наро-Фоминского района, пускай не напрямую, а через его предков, не упомянутых в родословной Волынских, автору этих строк всё же удалось благодаря «Звенигородской десятине» братьев Холмогоровых. Из их строк следовало, что село Любаново на реке Наре в 1628 г. по писцовым книгам Суходольского стана Боровского уезда значилось «за стольником Алексеем Дмитрием, сыном Колычева, что ему дала в 1622 г. его тёща, вдова Офросинья Ивановна жена Мутянского старинной своей вотчины без четверти села, а четверть того села в вотчине за Петром, да за Артемием Волынскими, а в селе церковь Рождества Христова, да в приделе Знамение Пречистой Богородицы, да Николы чудотворца, а на церковной земле двор попов». Далее следует: «В 1647 г. два жеребья села Любаново куплены у князя Черкасского, а в 1651 г. третий жеребий — у Андрея Львова Плещеева, что было дано ему в приданое от Артемия Волынского за родною сестрою Авдотьей». Из этого лишь замечу, что эти строки, конечно же, не относятся непосредственно к Артемию Петровичу Волынскому, поскольку родился он в 1689 г., а казнён в 1740 г. и в силу этих обстоятельств не мог в 1651 г. передать свой «жеребий» Плещееву. Для справки лишь поясню, что в прошлом «жеребьём» называли часть чего-либо, в частности, часть земляного надела. Но тем не менее следует сказать, что отцом Артемия Волынского был Пётр Артемьевич Волынский. Годы жизни его доподлинно неизвестны, кроме 1717 года — периода его смерти, но он был стольником, а в 1659 г. первым судьёй Московского судного приказа, в 1662 г. — воеводой в Казани. Вот, скорее всего, его отец Артемий Волынский и передал свой «жеребий» Плещееву в качестве приданого своей сестры. Но на этом загадки кабинет-министра Волынского и его рода не заканчиваются, поскольку кроме деревни Мамыри, что в Апрелевке, Волынские во второй половине XVIII в. владели недалеко от неё ещё и селом Афинеево.

Валерий Ипатов

Новости : Центр культуры : АлтГТУ

В июне 1941 г. вооруженные полчища фашистской Германии вторглись в пределы нашей Родины. Период мирного строительства был прерван, началась Великая Отечественная война. Над Родиной нависла смертельная опасность. Весь советский народ поднялся на защиту своей отчизны. Самое активное участие в этом приняли ученые СССР.

На другой день после начала войны состоялось внеочередное расширенное заседание Президиума АН СССР. На нем присут ствовало 60 человек руководящего состава и научных работников московских учреждений Академии. Собрание указало, что Академия должна немедленно включиться в работу для обороны страны и постановило:

1) обязать все отделения и научно-исследовательские учреждения Академии наук пересмотреть тематику и методы исследовательских работ, направив всю творческую инициативу и энергию научных работников на выполнение задач по укреплению военной мощи СССР;

2) обеспечить научными силами и средствами научно-исследовательские работы по оборонной.тематике;

3) закончить научно-исследовательские работы, могущие получить применение в обороне и в народном хозяйстве.

28 июня 1941 г. Академия наук СССР обратилась с призывом к ученым всех стран — сплотить свои силы для защиты человеческой культуры от гитлеровских варваров. «В этот час решительного боя, — говорилось в обращении Академии, — советские ученые идут со своим народом, отдавая все силы борьбе с фашистскими поджигателями войны во имя защиты своей родины и во имя защиты свободы мировой науки и спасения культуры, служащей всему человечеству».

Многие сотрудники Академии вступили добровольцами в ряды Красной Армии и в народное ополчение. На фронт ушли свыше 2000 сотрудников академических учреждений. Среди них находились будущие члены-корреспонденты Академии наук Г.Д. Афанасьев, Ю.В. Линник, М.Г. Мещеряков, С.П. Толстов, П.Ф. Швецов и многие другие. Многие ученые отдали свою жизнь во имя защиты родины в боях с фашистскими захватчиками.

О своем стремлении всемерно ускорить разгром врага академик А.М. Терпигорев, которому в 1941 г. шел шестьдесят восьмой год, писал впоследствии: «Конечно, мой возраст не позволял мне принять непосредственное участие на фронте Великой Отечественной войны. Но я с первого же дня войны счел себя мобилизованным и твердо решил все свои силы и знания до конца отдать великому делу победы над врагом». Приведенные слова А.М. Терпигорева хорошо передают настроение ученых в те суровые дни.

Деятельность Академии перестраивалась в соответствии с потребностями фронта и тыла. В конце сентября — начале октября 1941 г. Президиум АН СССР обсуждал задачи работы институтов в условиях военного времени. 2 октября 1941 г. состоялось расширенное заседание Президиума с участием директоров институтов АН СССР. В принятом Президиумом постановлении отмечалось, что «институтами Академии произведен пересмотр тематики своих работ применительно к нуждам обороны, а также усилена их связь с производством», указывалось на достигнутое «усиление связи институтов с промышленностью и налаживание связи с военными организациями». Президиум АН СССР предложил институтам в дальнейшем обратить особое внимание на вопросы расширения и увеличения ресурсов стратегического сырья.

Благородные идеи защиты родины вызвали огромный прилив творческой активности советских ученых. «Участие в разгроме фашизма, — писал академик В.Л. Комаров 23 сентября 1941 г. в «Правде», — самая благородная и великая задача, которая когда-либо стояла перед наукой, и этой задаче посвящены знания, силы и самая жизнь советских ученых».

Академии наук приходилось работать в весьма трудных условиях. Многие академические учреждения были эвакуированы из Москвы и Ленинграда в глубокий тыл. Первые два года войны они размещались в 16 географических пунктах СССР: в Москве, Ленинграде, Свердловске, Казани, Ташкенте, Алма-Ате, Фрунзе, Самарканде, Ашхабаде, Тбилиси, Боровом, Миасе и др.

Особенно тяжелы были условия работы академических учреждений, остававшихся в осажденном Ленинграде. Ленинград подвергался артиллерийским обстрелам и бомбардировкам. Многие сотрудники Академии несли круглосуточную службу в командах МПВО и выполняли оборонные работы по защите города. Наибольшие трудности выпали на долю ленинградцев зимой и весной 1941—1942 г., когда в городе было самое тяжелое положение с продовольствием, топливом и электроэнергией, не работали водопровод и канализация, отсутствовали средства передвижения, длительное время не работала связь.

Но несмотря на все эти трудности, научная жизнь в осажденном городе продолжалась. Многие научные ценности были спасены от гибели сотрудниками музеев, библиотек и архивов Академии наук в тяжелейшие дни первой блокадной зимы в Ленинграде. А 1 апреля 1942 г. под председательством академика И.Ю. Крачковского в Ленинграде начал свою работу объединенный ученый совет остававшихся здесь учреждений Академии наук (Институт востоковедения, Институт литературы, Институт истории материальной культуры, Ленинградское отделение Института истории, Институт языка и мышления, Архив).

Вместе со всеми трудящимися города-героя ученые, переживавшие голод и лишения, смотря в глаза смерти, сумели найти в себе силы и волю, чтобы продолжать научные работы.

Ввиду территориальной разобщенности эвакуированных учреждений АН СССР организация их работы была делом чрезвычайно сложным. Не везде имелись благоприятные условия для работы научных учреждений; для больших лабораторий на местах трудно было получить достаточное количество электроэнергии, воды, газа.

Президиум Академии после эвакуации из Москвы сначала находился в Казани, затем, в 1942 г., был переведен в Свердловск.

Трудности военного времени не смогли приостановить научно-исследовательской работы Академии: в годы войны эта работа приобрела новый размах. Число научных учреждений Академии увеличилось. В ноябре 1942 г. в соответствии с постановлением СНК СССР в систему Академии был включен Тихоокеанский институт. В феврале 1944 г. Президиум АН СССР организовал Институт истории искусств и Институт русского языка. В сентябре 1944 г. стал функционировать новый институт Академии Институт леса. В февраль 1945 г. был организован Институт истории естествознания.

Академия организовала новые филиалы и базы. В августе 1943 г. в г. Фрунзе был открыт Киргизский филиал Академии, в феврале 1944 г. Президиум АН СССР организовал Западно- Сибирский филиал, в сентябре 1944 г. база по изучению Севера, работавшая во время войны в Сыктывкаре, была преобразована в Коми научно-исследовательскую базу АН СССР. В ноябре 1943 г. были созданы две новые республиканские академии — Академия наук Узбекской ССР и Академия наук Армянской ССР, в марте 1945 г. начала свою работу Академия наук Азербайд жанской ССР.

За годы войны личный состав Академии наук пополнился новыми академиками и членами-корреспондентами. В мае 1942 г. в Свердловске Общее собрание избрало 5 новых академиков. Состоявшееся в сентябре 1943 г. в Москве Общее собрание из брало 36 новых академиков и 58 членов-корреспондентов.

В своем вступительном слове при открытии Общего собрания АН СССР в сентябре 1943 г. академик В.Л. Комаров говорил, что «созыв Общего собрания Академии наук СССР с выборами новых академиков, с постановкой ряда научных докладов в самый решающий период небывалой в истории человечества войны представляет собой факт совершенно исключительного значения». Среди избранных в академики в 1942—1943 гг. были:

по Отделению физико-математических наук — А.И. Алиханов, И.В. Курчатов, А.А. Лебедев и В.И. Смирнов;

по Отделению химических наук — А.Е. Арбузов, М.М. Дубинин, А.Н. Несмеянов, В.М. Родионов, И.И. Черняев;

по Отделению геолого-географических наук — Д.С. Белянкин, А.А. Полканов, Ф.П. Саваренский, С.С. Смирнов;

по Отделению биологических наук — А.А. Заварзин, А.В. Палладин, С.И. Спасокукоцкий, Н.Д. Стражеско, В.Н. Сукачев;

по Отделению технических наук — А.А. Благонравов, Н.Г. Бруевич, Б.А. Введенский, Л.С. Лейбензон, А.А. Микулин, Г.П. Передерни, С.П. Сыромятников, С.А. Христианович, Б.Н. Юрьев;

по Отделению истории и философии — Б.В. Асафьев, В.А. Веснин, Р.Ю. Виппер, И.Э. Грабарь, С.Н. Джанашиа, С.А. Козин, В.П. Потемкин, А.В. Щусев;

по Отделению экономики и права — Н.А. Вознесенский, Л.Н. Иванов;

по Отделению литературы и языка — А.Е. Корнейчук, С.Н. Сергеев-Ценский, Л.В. Щерба.

Академия наук продолжала свою работу по подготовке научных кадров. Правда, в 1941—1942 гг. число аспирантов резко сократилось. Большинство аспирантов ушло на фронт, и в 1942 г. во всех учреждениях АН СССР насчитывалось лишь 133 аспиранта.

11 августа 1942 г. Президиум Академии предложил руководителям академических учреждений организовать с 1 октября по 1 декабря прием в аспирантуру. С этого времени аспирантура стала быстро расти. По состоянию на 1 января 1945 г. аспирантура Академии превышала довоенный уровень: к этому времени в учреждениях АН СССР 865 чел. готовились к защите кандидатских диссертаций и 639 чел. — к защите докторских диссертаций.

Как уже упоминалось, план работ Академии был пересмотрен в соответствии с требованиями военного времени. Выполнение новых задач вызвало прежде всего организацию специальных учреждений в системе Академии наук типа комиссий, состоявших из специалистов, для разработки оборонных тем или консультативной помощи.

В сентябре 1941 г. на базе уральской комплексной экспеди ции Академия организовала Комиссию по мобилизации ресурсов Урала для обороны страны. Председателем Комиссии был назначен академик В.Л. Комаров, его заместителем — академик И.П. Бардин. В работе комиссии активно участвовало свыше 800 работников науки и техники, около 60 научных учреждений и организаций. Непосредственное участие в работе Комиссии принимали академики А.А. Байков, В.А. Обручев, В.Н. Образцов, А.А. Скочинский, П.И. Степанов, С.Г. Струмилин, Л.Д. Шевяков. Как рассказывал много лет спустя академик Д.И. Щербаков, «академик В.А. Обручев, которому уже в те дни было восемьдесят лет, все свои знания и опыт, все физические и духовные силы посвящает тому, чтобы металлургия Востока получила в достаточном количестве, собственный марганец. Он сам обследует месторождения марганца, спускается в рудники, добивается быстрейшего освоения новых залежей. Его энергии и неутомимости удивлялись молодые. Но мог ли он поступать иначе? Ведь это было необходимо для Родины».

В начале 1942 г. Комиссия по мобилизации ресурсов Урала была преобразована в Комиссию по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана для обороны страны. Совместно с Институтом металлургии Академии наук Комиссия разработала предложения об использовании в черной металлургии Урала и Западной Сибири марганца восточных месторождений, что позволило улучшить снабжение металлургических заводов марганцем. Комиссия внесла также предложения, касавшиеся увеличения добычи уральских углей выявила новые месторождения огнеупорных глин, оказывала помощь транспорту Урала. Рекомендованный Комиссией топливный режим металлургических заводов Урала обеспечивал экономию дальнепривозных углей. Помогала Комиссия и сельскому хозяйству Урала. Она подготовила труд «О развитии народного хозяйства Урала в условиях войны», удостоенный в 1942 г. Государственной премии.

В июне 1942 г. приступила к работе организованная Академией Комиссия по мобилизации ресурсов Среднего Поволжья и Прикамья на нужды обороны страны. В состав комиссии входили академики Г.М. Кржижановский, А.М. Терпигорев, И.А. Трахтенберг, Е.А. Чудаков, В.Г. Хлопин и другие ученые. Совместно с Институтом горючих ископаемых, Институтом геологических наук и Башкирской комплексной экспедицией Комиссия выработала практические предложения, реализация которых позволила значительно увеличить добычу нефти в районе Второго Баку. Комиссия внесла также ценные предложения по методам регулирования режимов теплофикационных систем, по использованию полимеров крекинг-заводов для олифоварения и т.д.

На нужды обороны родины работали созданные в 1941— 1942 гг. Комиссия по противотанковым средствам, Комиссия военной географии, Комиссия аэросъемки и маскировки, Комиссия геолого-географического обслуживания, Морская гидрофизическая лаборатория, Военно-санитарная комиссия.

В работе институтов Академии на первое место были поставлены темы, содействующие обороне, созданию новых видов и ти пов вооружения и боеприпасов, развитию военной промышленности и транспорта, изысканию замены жидкого топлива, разработке средств и методов лечения и сохранения жизни бойцам, повышению продуктивности сельского хозяйства, развитию пищевой промышленности и т.д.

В 1943 г. в Москве была создана специальная Лаборатория Академии наук, которой руководил академик И.В. Курчатов. Ближайший его товарищ академик А.П. Александров так характеризовал впоследствии деятельность И.В. Курчатова: «Он сам работал во вновь созданных на пустом месте лабораториях, собирал рассеянные по всей стране и на фронтах научные кадры и в то же время этап за этапом продумывал план развертывания новых научных работ, привлечения инженерных сил, перестройки промышленности».

Под руководством академика С.И. Вавилова физики Академии создали ценные оптические приборы для военных целей.

Коллектив Института физических проблем, который возглавлял академик П.Л. Капица, решил вопрос о получении жидкого кислорода в массовом масштабе. 30 апреля 1944 г. Президиум Верховного Совета СССР наградил 30 сотрудников этого научного учреждения орденами и медалями Советского Союза.

Институт общей и неорганической химии освоил процесс получения платины, палладия, родия и иридия, организовал на ряде заводов производство новых жаростойких и высокоомных сплавов, внедрял в производство солевые сплавы — заменители селитр. Институт горючих ископаемых разработал план мероприятий по усилению добычи нефти на Эмбе, проводил исследования, направленные на повышение качества смазочных масел, оказывал помощь угольной промышленности Донбасса, предложил методы экономии цемента. Институт автоматики и телемеханики проводил большую работу в области автоматизации массовых производств. Институт металлургии занимался изысканиями по удлинению сроков службы огнеупорных материалов и по замене дефицитных видов огнеупоров. Своей работой Институт металлургии способствовал увеличению выплавки меди, свинца, алюминия, цинка, никеля, олова, кобальта и других металлов.

Учреждения Отделения биологических наук Академии напряженно работали над научными вопросами, связанными с медико-санитарным обслуживанием Красной Армии. Ученые Академии предложили методы борьбы с различными осложнениями после ранения — с шоком, кровотечениями, нервными явлениями. Применение этих методов лечения дало возможность вернуть в строй многих раненых.

Ботанический институт им. В.Л. Комарова, несмотря на тяжелые условия блокады, вел работы в области маскировки, а также содействовал расширению овощной базы Ленинграда.

Вне поля зрения ученых не остались и проблемы, связанные с повышением урожайности сельскохозяйственных культур, с обеспечением фронта и тыла продовольствием. В апреле 1942 г. при Отделении биологических наук в Казани начала функционировать Комиссия по расширению пищевых ресурсов. Комиссия, которой руководил академик Л.А. Орбели, внесла немало ценных рекомендаций, касающихся улучшения питания населения.

Институт микробиологии помог организовать производство специальных удобрительных препаратов для Киргизской ССР.

Не прекращалась научная работа по общественным наукам. В 1942 г. был издан второй том «Истории гражданской войны в СССР», посвященный Великой Октябрьской социалистической революции. В годы войны готовились II и III тома «Истории дипломатии». Эти два тома, вышедшие в 1945 г., так же как и I том, изданный еще накануне войны, были удостоены Государ ственной премии («История дипломатии» редактировалась академиком В.П. Потемкиным).

За годы войны расширилась научно-исследовательская работа филиалов и баз Академии. К началу войны в Казахском филиале АН СССР работало 276 научных и научно-технических сотрудников. К концу 1944 г. это число выросло до 700 чел. При этом 9 научных сотрудников филиала (среди них 4 казаха) защитили докторские диссертации и 21 научный сотрудник (среди них 7 казахов) — кандидатские диссертации. Деятельность филиала была подчинена задачам изучения и мобилизации богатейших природных ресурсов Казахстана на нужды обороны. «Я думаю, — отмечал в октябре 1942 г. председатель Президиума филиала К.И. Сатпаев, — что выражу мысли и чувства всех научных работников, всей советской интеллигенции Казахстана, если скажу, что каждый из нас работает и будет работать с максимальным напряжением всех творческих сил, будет со всей страстностью и у порством трудиться на благо родины для приближения победы».

Казахский филиал организовал многочисленные экспедиции: число экспедиционных отрядов филиала увеличилось с 32 в 1941 г. до 102 в 1944 г. Активно развивалась работа одного из крупных учреждений Казахского филиала — Института геологических наук. Изучение марганцевых месторождений, изучение и освоение железорудных месторождений, месторождений цветных, редких и рассеянных металлов, месторождений минерального топлива, изучение нерудного сырья, водных ресурсов Казах стана — таков круг проблем, которыми занимался этот Институт. За одно только первое полугодие 1943 г. филиалы и базы выполнили 154 научные работы, значительная часть которых была внедрена в производство.

Оказывая большую помощь фронту, учреждения Академии продолжали вести исследования и в узкоспециальных теоретических областях. Ученые Академии совершили важные теоретические открытия в физике, математике, химии, физиологии, механике и других отраслях научного знания.

Летом 1943 года — года коренного перелома на фронтах Великой Отечественной войны — Академия наук вернулась в Москву. В 1943—1944 гг. работа в реэвакуированных учреждениях Академии усилилась. Был тщательно разработан план Академии на 1944 г.; подведены итоги ее деятельности за предшествовавшие годы.

В январе 1944 г. воины Красной Армии полностью освободили от блокады Ленинград. Город пострадал от артиллерийских об стрелов и разрывов авиационных бомб, пострадали и академические здания. Фашистскими варварами была сожжена и превращена в руины известная всему миру Главная астрономическая обсерватория в Пулково, разрушены прекрасные оранжереи в Ботаническом саду АН СССР, были повреждены осколками снарядов, зажигательными и фугасными бомбами здания Физиологического института им. акад. И.П. Павлова, Зоологического института, Библиотеки АН СССР, было изранено старинное здание одной из старейших в СССР и замечательной по богатству шрифтов Академической типографии.

Благодаря самоотверженной работе научных и технических сотрудников Академии научные ценности, находившиеся в этих зданиях, — музейные, библиотечные, архивные — и лабораторное имущество были спасены. Из погибшей Пулковской обсерватории удалось спасти некоторые инструменты, весь ее научный архив за сто лет и наиболее ценные книги из ее библиотеки.

Во время войны, особенно после реэвакуации, Академия провела несколько научных конференций и торжественных собраний, посвященных памяти великих ученых и другим юбилейным датам в истории мировой и отечественной культуры и науки:

 100-летие со дня рождения К.А. Тимирязева,

150-летие со дня рождения Н.И. Лобачевского,

50-летие со дня смерти П.Л. Чебышева,

250-летие со дня рождения Ф. Вольтера,

75-летие со дня смерти А.И. Герцена и др.

В январские дни 1943 г., когда шла битва на Волге, Академия наук СССР отметила 300-летие со дня рождения Исаака Ньютона. В разных местах Советского Союза, где тогда находились отдельные ее учреждения или группы сотрудников, прошли собрания с научными докладами, посвященными Ньютону. Даже в далеком Боровом в Северном Казахстане было устроено торжественное заседание, на котором выступали академики А.Н. Крылов и Л.И. Мандельштам. В 1943 г. увидел свет ценный сборник статей о Ньютоне, подготовленный Академией наук.

Поверенный в делах Великобритании в Москве вручил Академии наук СССР в январе 1944 г., в связи с 300-летием со дня рождения Ньютона, подарок Королевского общества в Лондоне — первое из дание 1687 г. «Математических начал натуральной философии» и черновик письма Ньютона Александру Меншикову, первому русскому, избранному членом общества.

Ряд научных конференций и совещаний Академия наук проводила совместно с наркоматами, ведомствами и отраслевыми научно-исследовательскими учреждениями. Так, в апреле 1944 г. Отделение геолого-географических наук АН СССР совместно с Главуглеразведкой Наркомугля и Комитетом по делам геологии организовало совещание по геологии угольных месторождений. Созванное Отделением химических наук и Институтом общей и неорганической химии АН СССР в ноябре 1944 г. III Всесоюзное совещание по химии комплексных соединений проходило при участии свыше 400 ученых из различных городов СССР. Совещание подвело итоги работ по химии комплексных соединений за 1941—1944 гг. и отметило 25-летие со дня смерти Л.А. Чугаева. 

Усилилась работа Академии по популяризации научных знаний, руководимая Советом по научно-технической пропаганде. В 1943 г. сотрудники Академии прочли 6100 лекций (из них 1115 лекций было прочитано академиками и членами-корреспондентами), выступали по радио, подготовили ряд научно-популярных брошюр, опубликовали десятки статей в центральной и местной печати. Значительное количество лекций читалось в частях Красной Армии и госпиталях, на заводах, фабриках и в колхозах.

Так, 18 марта 1942 г. академик А.Е. Ферсман читал лекцию о стратегическом минеральном сырье в воинской части, находившейся на отдыхе под Москвой. Свои впечатления о лекции академика один из бойцов изложил следующим образом: «Так просто, доходчиво рассказывал тов. Ферсман о нашем богатстве и силе, о полном разгроме гитлеровцев, Гитлера и его клики. Каждая фраза, высказанная тов. Ферсманом, не говорила, а стреляла. Доклад тов. Ферсмана дал нам много. Наказ тов. Ферсмана об уничтожении фашистов мы с честью выполним. Доклад окончен. Все не хотели расставаться с Александром Евгеньевичем. Мы пожелали ему здоровья, много лет плодотворной работы на благо народа».

Совет по научно-технической пропаганде в 1943 г. направлял для чтения лекций выездные бригады ученых на отдельные участки фронта, в освобожденные от врага города Калинин, Харьков, Смоленск и др., а также в промышленные центры Горький, Куйбышев, Магнитогорск, Нижний Тагил, Челябинск и др.

1944 год вошел в историю Великой Отечественной войны как год решающих побед советского народа в борьбе с фашистскими захватчиками. В преддверии победы над врагом советские ученые самоотверженно трудились над разрешением научных вопросов, поставленных перед ними Советским правительством.

К 1945 г. Академия включала:

 53 института,

 16 лабораторий,

35 станций,

 31 комиссию,

 15 музеев.

На 1 января 1945 г. Академия имела в своем составе 142 академика, 3 почетных академика, 200 членов-корреспондентов и свыше 4000 научных сотрудников, не считая технического персонала.

В мае 1945 г. война окончилась великой победой советского народа над гитлеровской Германией. Разгромив гитлеровские полчища, советский народ спас мировую науку и культуру от фашистской угрозы.

В приветствии Совета Народных Комиссаров СССР и Центрального Комитета партии, адресованном Академии наук СССР в связи с 220-летием ее существования, деятельность советских ученых в годы войны получила высокую оценку. «В дни войны, — говорится в приветствии, — советские ученые вели успешную работу, помогая своим трудом фронту и народному хозяйству нашей страны. Советские ученые внесли ценный вклад в дело разгрома врага».

Выдающиеся научные достижения академиков И.П. Бардина, A.А. Байкова, С.Н. Бернштейна, Э.В. Брицке, С.И. Вавилова, Б.Е. Веденеева, М.М. Дубинина, Н.Д. Зелинского, А.Ф. Иоффе, B.Л. Комарова, Т.Д. Лысенко, А.Н. Несмеянова, В.Н. Образцова, В.П. Потемкина, Л.И. Прасолова, Е.В. Тарле, А.Е. Ферсмана и многих других советских ученых были отмечены в годы войны Государственными премиями.

 Вклад советских ученых, инженеров, конструкторов в победу над фашизмом невозможно переоценить. Только вдумайтесь: к началу Великой Отечественной войны промышленная база гитлеровской  Германии превышала советскую в 3 – 4 раза. К ноябрю 1941 года на оккупированных территориях осталось 80 процентов производств, до этого работавших на нужды отечественной военной промышленности. Советский Союз лишился 63% угля, 68% чугуна, 58% стали, 60% алюминия.

Производство было решено перенести за Урал. Перед учеными поставили задачу: обеспечить промышленность ресурсами, а армию – современной и боеспособной техникой. Это не укладывается в голове, но всего за 2 года были разведаны новые месторождения, организована добыча полезных ископаемых, налажено производство, разработаны новые модели военной техники. В 1943 году промышленность дала фронту 29,9 тыс. самолетов, 24,1 тыс. танков, 130,3 тыс. орудий всех видов. Казалось бы, на такую промышленную революцию должны были уйти все ресурсы. Но даже в такое сложное время ученые продолжали фундаментальные исследования. Вот лишь несколько открытий, опередивших время.

В 1941 году советский физик Лев Ландау предложил объяснение сверхтекучести квантовой жидкости. Впоследствии именно эта работа помогла существенно продвинуться в понимании теории сверхпроводимости. Дело в том, что гелий, охлажденный почти до температуры абсолютного нуля, внезапно обретал неожиданные свойства. Например, начинал течь по стенке сосуда или просачивался сквозь колбу. Ландау предположил, что самые легковозбуждаемые течения или движения жидкости обязательно безвихревые. Вихревые возникают, только если в системе появляется какая-то ненулевая энергия. Человеку, далекому от физики, сложно объяснить смысл этого открытия. Но именно на этой работе Ландау, по сути, основана вся современная физика конденсированного состояния. Кроме того, многие идеи были использованы в физике элементарных частиц.

Сложно представить, но современные лазеры, медицинские томографы, усилители космической связи – все это следствие открытия, сделанного в 1943 году. Советский физик Евгений Завойский обнаружил до того неизвестное явление электронного парамагнитного резонанса. Его суть – в резонансном поглощении электромагнитного излучения неспаренными электронами. Работа Завойского приблизила открытие ядерного, ферромагнитного, антиферромагнитного и акустического парамагнитного резонанса.

Праотцом Большого адронного коллайдера можно смело считать советского физика Владимира Векслера. Именно он в 1944 году предложил так называемый «принцип автофазировки», который теперь лежит в основе работы всех ускорителей частиц. Рецепт прост: длинная труба, свернутая в кольцо, плюс увеличение магнитного поля по мере роста энергии. И вуаля – частицы удерживаются на заданной орбите! Это простое, на первый взгляд, решение позволило совершить революцию в физике атомного ядра, открыть новые частицы и получить новые знания о микромире. Правда, Нобелевскую премию за это открытие дали, как водится, не советскому ученому, а американцу Эдвину Макмиллану, который пришел к тому же выводу на год позже.

 А в заключение статьи расскажу о судьбах нескольких учёных — участников войны.

 Михаил Гри­го­рье­вич Меще­ря­ков родился 4 (17) сен­тября 1910 года в селе Сам­бек Таган­рог­ского уезда обла­сти Вой­ска Дон­ского (ныне Ростов­ская область) в семье кре­стья­нина. Его отец слу­жил в Волын­ском лейб-гвар­дии полку, погиб в 1916 году на Юго-Запад­ном фронте, оста­вив вдову с четырьмя малень­кими детьми на руках. В 1927—1930 гг. Михаил рабо­тал шли­фов­щи­ком на заводе в Таган­роге и одновре­менно учился на вечер­нем раб­факе.

С начала 1931 года М.Г. Меще­ря­ков — сту­дент физи­че­ского факуль­тета Ленин­град­ского государ­ствен­ного уни­вер­си­тета. Опре­де­ля­ю­щим для его даль­ней­шей судьбы яви­лось то, что он с пер­вого курса спе­ци­а­ли­зи­ро­вался в семи­наре про­фес­сора Л.В. Мысов­ского в обла­сти физики есте­ствен­ных и искус­ствен­ных пре­вра­ще­ний атом­ных ядер, изу­чал труды ака­де­мика В.И. Вер­над­ского по гео­хи­мии, вызы­вав­шие в то время боль­шой инте­рес у сту­ден­тов. Одновре­менно он уде­лял много вре­мени углуб­лен­ной про­ра­ботке веду­щих кур­сов мате­ма­ти­че­ского факуль­тета и изу­че­нию англий­ского и фран­цуз­ского язы­ков.

После окон­ча­ния с отли­чием Ленин­град­ского уни­вер­си­тета в 1936 году, М.Г. Меще­ря­ков в тече­ние трех лет учился в аспи­ран­туре под руко­вод­ством про­фес­сора И.В. Кур­ча­това в Ради­е­вом инсти­туте АН СССР, где в те годы соору­жался пер­вый в нашей стране цик­ло­трон, начи­на­лись пио­нер­ские иссле­до­ва­ния в обла­сти физики ней­тро­нов и радио­хи­мии про­дук­тов искус­ствен­ных пре­вра­ще­ний ядер. Как физик-экс­пе­ри­мен­та­тор, М.Г. Меще­ря­ков офор­мился в атмо­сфере этих про­во­див­шихся на высо­ком ака­де­ми­че­ском уровне иссле­до­ва­ний, ини­ци­и­ро­ван­ных В.И. Вер­над­ским, Л.В. Мысов­ским, В.Г. Хло­пи­ным.

Пер­вые работы аспи­ранта М.Г. Меще­ря­кова посвя­щены иссле­до­ва­нию про­цес­сов резо­нанс­ного погло­ще­ния ядрами мед­лен­ных ней­тро­нов. В 1938 году он активно вклю­чился в работу по вводу в дей­ствие одно­мет­ро­вого цик­ло­трона, после запуска кото­рого иссле­дует ради­а­ци­он­ный захват ней­тро­нов с энер­гией выше 1 МэВ слож­ными ядрами и обна­ру­жи­вает, что сече­ние этого про­цесса немо­но­тонно изме­ня­ется с ростом мас­со­вого числа ядра. Этот резуль­тат, полу­чив­ший широ­кую извест­ность, поскольку он про­ти­во­ре­чил обще­при­знан­ной в то время ста­ти­сти­че­ской тео­рии ядер­ных реак­ций, раз­ви­той Н. Бором, позд­нее явился одним из основ­ных аргу­мен­тов в пользу обо­ло­чеч­ной модели ядра. Резуль­таты этих иссле­до­ва­ний М.Г. Меще­ря­ков обоб­щил в кан­ди­дат­ской дис­сер­та­ции, кото­рую успешно защи­тил в 1940 году.

В конце 1940 года М.Г. Меще­ря­ков воз­гла­вил лабо­ра­то­рию в Ради­е­вом инсти­туте с един­ствен­ным в то время в нашей стране и в Европе дей­ству­ю­щим цик­ло­тро­ном, уско­ряв­шим дей­троны до энер­гии 4,4 МэВ. Эти экс­пе­ри­менты были пре­рваны начав­шейся Вели­кой Оте­че­ствен­ной вой­ной. Цик­ло­трон при­шлось закон­сер­ви­ро­вать и укрыть тол­стым слоем меш­ков с пес­ком. М.Г. Меще­ря­ков доб­ро­вольно ушел в народ­ное опол­че­ние, и в начале июля 1941 года вое­вал в вой­сках Ленин­град­ского фронта. Был ранен в день сво­его рож­де­ния 17 сен­тября. После выхода из гос­пи­таля бло­кад­ного Ленин­града, где из 22 чело­век в палате выжили двое, был демо­би­ли­зо­ван. В июле 1942 года вер­нулся в Ради­е­вый инсти­тут, нахо­див­шийся тогда в эва­ку­а­ции в Казани, и сразу же вклю­чился в воз­об­нов­ляв­ши­еся работы по атом­ной про­блеме. Ему при­шлось заняться реше­нием ряда вопро­сов, свя­зан­ных с оцен­кой пер­спек­тив полу­че­ния боль­ших коли­честв изо­то­пов тяже­лых эле­мен­тов при помощи элек­тро­маг­нит­ных сепа­ра­то­ров и тер­мо­диф­фу­зи­он­ных коло­нок. Тогда же в Казани он в тече­ние двух лет овла­де­вает искус­ством изго­тов­ле­ния и обра­ботки тол­сто­слой­ных фото­пла­сти­нок для реги­стра­ции ядер­ных излу­че­ний. Этот метод впо­след­ствии най­дет широ­кое при­ме­не­ние в его экс­пе­ри­мен­тах.

Вскоре после про­рыва бло­кады Ленин­града в 1944 году М.Г. Меще­ря­ков с сотруд­ни­ками вос­ста­нав­ли­вает цик­ло­трон Ради­е­вого инсти­тута и в 1945 году — пер­вой поло­вине 1946 года про­во­дит на нем дли­тель­ное облу­че­ние ура­но­вых бло­ков в связи с раз­ра­бот­кой завод­ской тех­но­ло­гии выде­ле­ния плу­то­ния из урана.

В то же время, исполь­зуя цик­ло­трон как масс-сепа­ра­тор с весьма высо­кой раз­ре­ша­ю­щей спо­соб­но­стью и отда­вая дань сво­ему дав­ниш­нему увле­че­нию гео­хи­мией, он про­во­дит цикл экс­пе­ри­мен­тов по опре­де­ле­нию изо­топ­ного состава гелия раз­лич­ного про­ис­хож­де­ния.

В мае 1946 года М.Г. Меще­ря­кову при­шлось вне­запно пре­рвать свои экс­пе­ри­менты на ленин­град­ском цик­ло­троне, как потом ока­за­лось, навсе­гда. Соеди­нен­ные Штаты решили взо­рвать в июле 1946 года две атом­ные бомбы на атолле Бикини (Мар­шал­ловы ост­рова). Каж­дой стране — члену комис­сии ООН, вклю­чая Совет­ский Союз, было пред­ло­жено послать на испы­та­ния двух наблю­да­те­лей. Совет­скими наблю­да­те­лями стали М.Г. Меще­ря­ков и С.П. Алек­сан­дров, гор­ный инже­нер, сотруд­ник МГБ. Пер­вая бомба была взо­рвана 1 июля над груп­пой кораб­лей на высоте при­мерно 300 м. 24 июля была взо­рвана вто­рая бомба — на глу­бине 10 м под водой. М.Г. Меще­ря­ков пред­ста­вил в Спец­ко­ми­тет подроб­ный отчет о про­ве­ден­ных испы­та­ниях.

Забе­гая впе­ред, отме­тим, что 29 авгу­ста 1949 года М.Г. Меще­ря­ков ока­зался в числе участ­ни­ков-экс­пер­тов про­ве­де­ния испы­та­ния пер­вого совет­ского ядер­ного заряда РДС-1. После взрыва Л.П. Берия спро­сил: «Меще­ря­ков, это похоже на то, что ты видел у аме­ри­кан­цев?».

По воз­вра­ще­нии из США в 1947 году М.Г. Меще­ря­ков пере­шел в Лабо­ра­то­рию № 2 АН СССР (Инсти­тут атом­ной энер­гии АН СССР им. И.В. Кур­ча­това) на долж­ность заме­сти­теля дирек­тора (до 1953 г.). С 1947 года он также назна­чен науч­ным руко­во­ди­те­лем работ по про­ек­ти­ро­ва­нию и соору­же­нию в рай­оне поселка Боль­шая Волга (ныне г. Дубна) круп­ней­шего в то время уско­ри­теля — шести­мет­ро­вого син­хро­цик­ло­трона. Исполь­зуя опыт, накоп­лен­ный при вводе в дей­ствие цик­ло­трона в Ленин­граде, он с груп­пой своих сотруд­ни­ков в сжа­тые сроки про­вел физи­че­ское моде­ли­ро­ва­ние нового уско­ри­теля и успешно решил ряд слож­ных научно-тех­ни­че­ских и орга­ни­за­ци­он­ных про­блем, свя­зан­ных с его про­ек­ти­ро­ва­нием и соору­же­нием, а также с обес­пе­че­нием усло­вий для раз­ви­тия на нем науч­ных иссле­до­ва­ний. Он создал в Лабо­ра­то­рии № 2 спе­ци­аль­ный науч­ный отдел, уком­плек­то­вал его моло­дыми физи­ками, кото­рые, пере­ба­зи­ро­вав­шись в начале 1949 года на место стро­и­тель­ства боль­шого уско­ри­теля, соста­вили там ядро новой уско­ри­тель­ной лабо­ра­то­рии.

В Москве М.Г. Меще­ря­ков не только сохра­нил, но и поста­рался углу­бить свое увле­че­ние экс­пе­ри­мен­таль­ными иссле­до­ва­ни­ями в обла­сти ядер­ной физики. Одновре­менно с про­ве­де­нием раз­ра­бо­ток нового уско­ри­теля он со сво­ими сотруд­ни­ками в 1947—1949 гг. изу­чает на полу­то­ра­мет­ро­вом цик­ло­троне Лабо­ра­то­рии № 2 меха­низм ядер­ных реак­ций, про­те­ка­ю­щих при вза­и­мо­дей­ствии с ядрами дей­тро­нов и альфа-частиц. Сово­куп­ность резуль­та­тов своих иссле­до­ва­ний на цик­ло­тро­нах Ленин­града и Москвы М.Г. Меще­ря­ков обоб­щил и про­ана­ли­зи­ро­вал в дис­сер­та­ции, после успеш­ной защиты кото­рой в 1950 году ему была при­суж­дена уче­ная сте­пень док­тора физико-мате­ма­ти­че­ских наук.

С успеш­ным запус­ком в 1949 году син­хро­цик­ло­трона в нашей стране воз­никла новая область науч­ных иссле­до­ва­ний — физика частиц высо­ких энер­гий. Наряду с Лабо­ра­то­рией № 2 в про­ве­де­нии иссле­до­ва­ний на син­хро­цик­ло­троне с самого начала участ­во­вал также ряд мос­ков­ских и ленин­град­ских инсти­ту­тов АН СССР. Вскоре при под­держке И.В. Кур­ча­това М.Г. Меще­ря­ков орга­ни­зует на базе син­хро­цик­ло­трона из уско­ри­тель­ной лабо­ра­то­рии само­сто­я­тель­ный иссле­до­ва­тель­ский центр по физике высо­ких энер­гий и ста­но­вится его науч­ным руко­во­ди­те­лем. В этом цен­тре дела­ются пер­вые шаги по внед­ре­нию вычис­ли­тель­ных машин в иссле­до­ва­ния на син­хро­цик­ло­троне — орга­ни­зу­ется мате­ма­ти­че­ская группа, уста­нав­ли­ва­ется пер­вая вычис­ли­тель­ная машина оте­че­ствен­ного про­из­вод­ства. Быст­рое раз­ви­тие экс­пе­ри­мен­таль­ных иссле­до­ва­ний на син­хро­цик­ло­троне, полу­че­ние на нем пер­во­класс­ных по науч­ной зна­чи­мо­сти резуль­та­тов поз­во­лили в 1953 году пре­об­ра­зо­вать этот центр в сек­рет­ную Гид­ро­тех­ни­че­скую лабо­ра­то­рию АН СССР, пере­име­но­ван­ную позд­нее в Инсти­тут ядер­ных про­блем АН СССР, дирек­то­ром кото­рого М.Г. Меще­ря­ков оста­вался до сере­дины 1956 года, когда этот инсти­тут вошел в состав Объ­еди­нен­ного инсти­тута ядер­ных иссле­до­ва­ний.

С 1950 года науч­ные инте­ресы М.Г. Меще­ря­кова сосре­до­то­чены на иссле­до­ва­нии нук­лон-нук­лон­ных вза­и­мо­дей­ствий выше порога обра­зо­ва­ния пио­нов. Ини­ци­и­ро­ван­ный им в 1950-е гг. цикл иссле­до­ва­ний струк­туры ядер в пуч­ках про­то­нов с энер­гией 660 МэВ ока­зал суще­ствен­ное вли­я­ние на после­ду­ю­щее раз­ви­тие реля­ти­вист­ской ядер­ной физики.

В 1953 году М.Г. Меще­ря­ков был избран чле­ном-кор­ре­спон­ден­том АН СССР. Также с 1953 года он являлся про­фес­со­ром МГУ.

В 1966 году М.Г. Меще­ря­кову была пору­чена орга­ни­за­ция в Объ­еди­нен­ном инсти­туте ядер­ных иссле­до­ва­ний спе­ци­аль­ной лабо­ра­то­рии, при­зван­ной раз­ра­ба­ты­вать методы исполь­зо­ва­ния новей­ших дости­же­ний вычис­ли­тель­ной тех­ники и авто­ма­ти­за­ции в иссле­до­ва­ниях в обла­сти физики ядра и эле­мен­тар­ных частиц — Лабо­ра­то­рии вычис­ли­тель­ной тех­ники и авто­ма­ти­за­ции (ЛВТА). С уди­ви­тель­ной энер­гией он занялся давно увле­кав­шей его про­бле­мой при­ме­не­ния вычис­ли­тель­ных машин в науч­ных иссле­до­ва­ниях. В сжа­тые сроки в руко­во­ди­мой им новой лабо­ра­то­рии был создан круп­ней­ший ком­плекс мощ­ных вычис­ли­тель­ных машин. С 1 сен­тября 1988 года и до конца своей жизни М.Г. Меще­ря­ков — почёт­ный дирек­тор ЛВТА ОИЯИ.

Несмотря на край­нюю загру­жен­ность экс­пе­ри­мен­таль­ными иссле­до­ва­ни­ями, М.Г. Меще­ря­ков много вре­мени отдает под­го­товке науч­ных кад­ров. Как про­фес­сор МГУ он руко­во­дит рабо­той аспи­ран­тов, читает курс по физике эле­мен­тар­ных частиц, вызы­ва­ю­щий инте­рес у выпуск­ни­ков физи­че­ского факуль­тета. И как лек­тор, и как руко­во­ди­тель науч­ных семи­на­ров он ока­зал боль­шое вли­я­ние на фор­ми­ро­ва­ние мно­гих физи­ков.

М.Г. Меще­ря­ков пло­до­творно и гар­мо­нично соче­тал свою науч­ную дея­тель­ность с обще­ствен­ной рабо­той. В раз­ные годы он был чле­ном бюро Отде­ле­ния физико-мате­ма­ти­че­ских наук АН СССР, чле­ном уче­ного совета физи­че­ского факуль­тета МГУ, чле­ном ред­кол­ле­гий жур­на­лов «Атом­ная энер­гия», «Ядер­ная физика» и «Жур­нала экс­пе­ри­мен­таль­ной и тео­ре­ти­че­ской физики», чле­ном физи­че­ской сек­ции Коми­тета по Ленин­ским и Государ­ствен­ным пре­миям СССР, а также чле­ном экс­перт­ной комис­сии по физике Выс­шей атте­ста­ци­он­ной комис­сии Мини­стер­ства выс­шего и сред­него спе­ци­аль­ного обра­зо­ва­ния СССР и пред­се­да­те­лем Науч­ного совета по исполь­зо­ва­нию вычис­ли­тель­ной тех­ники и средств авто­ма­ти­за­ции в экс­пе­ри­мен­таль­ной ядер­ной физике при Отде­ле­нии ядер­ной физики АН СССР, чле­ном ред­кол­ле­гий жур­на­лов «Nuclear Instruments and Methods» и «Физика эле­мен­тар­ных частиц и атом­ного ядра».

Имя Миха­ила Гри­го­рье­вича Меще­ря­кова нераз­рывно свя­зано с тем кру­гом совет­ских уче­ных, кото­рые пер­выми в нашей стране при­сту­пали к стро­и­тель­ству боль­ших уско­ри­те­лей, про­ве­де­нию иссле­до­ва­ний по физике атом­ного ядра и эле­мен­тар­ных частиц, раз­ра­ботке про­блем авто­ма­ти­за­ции науч­ных иссле­до­ва­ний. Его выда­ю­щи­еся заслуги в этих обла­стях науки отме­чены высо­кими награ­дами. За актив­ное уча­стие в реше­нии атом­ной про­блемы М.Г. Меще­ря­ков награж­ден тремя орде­нами Ленина (1949 г., 1951 г., 1954 г.), орде­нами Тру­до­вого Крас­ного Зна­мени, Крас­ной Звезды, «Знак Почета» и меда­лями. Он — два­жды лау­реат Ста­лин­ской пре­мии (1951 г., 1953 г.).

За боль­шой вклад в орга­ни­за­цию меж­ду­на­род­ного сотруд­ни­че­ства физи­ков Совет­ского Союза и дру­гих соци­а­ли­сти­че­ских стран в ОИЯИ М.Г. Меще­ря­ков награж­ден орде­ном Кирилла и Мефо­дия 1-й сте­пени Народ­ной Рес­пуб­лики Бол­га­рии и орде­ном «Золо­тая Поляр­ная Звезда» Мон­голь­ской Народ­ной Рес­пуб­лики.

Для твор­че­ского облика М.Г. Меще­ря­кова харак­терны такие черты, как чув­ство ответ­ствен­но­сти за общее состо­я­ние физи­че­ской науки в нашей стране, высо­кое про­фес­сио­наль­ное мастер­ство в соче­та­нии с широ­ким под­хо­дом к пред­мету иссле­до­ва­ния, уме­ние, опи­ра­ясь на мате­ма­ти­че­ский аппа­рат, под­няться над уров­нем чисто каче­ствен­ного, опи­са­тель­ного ана­лиза экс­пе­ри­мен­таль­ных дан­ных. Окру­жа­ю­щих удив­ляла его не убы­ва­ю­щая с годами энер­гия, окра­шен­ная опти­миз­мом увле­чен­ность нау­кой, спо­соб­ность скон­цен­три­ро­вать свое вни­ма­ние на одной про­блеме.

М.Г. Меще­ря­ков скон­чался 24 мая 1994 года в Дубне.

В 2000 году одна из улиц Дубны была названа име­нем М.Г. Меще­ря­кова. 17 сен­тября 2010 года в парке на набе­реж­ной Волги к 100-лет­нему юби­лею М.Г. Меще­ря­кова открыт памят­ник.

 Сергей Павлович Толстов (25 января  [7 февраля]  1907; Санкт-Петербург, Российская империя — 28 декабря 1976; Москва, СССР)  — советский историк, этнограф, археолог, исследователь истории народов Средней Азии; истории, этногенеза, культуры каракалпакского народа, открыватель древнехорезмийской цивилизации. Директор Института этнографии, директор Института востоковедения и учёный секретарь Президиума Академии наук СССР  (одновременно), а также заведующий кафедрой этнографии  (1939—1951) и декан исторического факультета МГУ  (1943—1945). Член-корреспондент АН СССР (1953), почётный член АН Узбекской ССР.

Сергей Павлович Толстов родился 25 января 1907 года в Санкт-Петербурге в семье уральского казачьего офицера, подъесаула Толстова Павла Сергеевича (1878—1916) и Марии Ивановны Бадаевой (1881—1924). Толстов П. С., в то время проходил службу в штате Сводно-Казачьего Лейб-гвардии полка. Дедом Сергея Павловича Толстова был Сергей Евлампиевич Толстов — генерал от кавалерии, наказной атаман Терского казачьего войска, начальник Терской области в 1900—1905 годах, участник русско-турецкой войны; многих походов и экспедиций, кавалер орденов Святого Владимира, Святой Анны и Святого Станислава. Он воспитал четырёх сыновей — офицеров русской армии, один из них легендарный генерал-лейтенант Владимир Сергеевич Толстов — последний атаман Уральского казачьего войска, последний командующий Уральской отдельной армии.

Отец Сергея Толстова, Павел Сергеевич Толстов, полковник лейб-гвардии Сводно-казачьего полка, скончался от туберкулеза 23 ноября 1916 года, был похоронен в Ялте  (могила не сохранилась).

В юности Сергей вместе с братьями был определён сначала в 2-й Петербургский кадетский корпус, а затем, после событий 1917 года, учился в Оренбургском кадетском корпусе. После Оренбурга, воспитывался в детском доме в Москве. В 1923 году поступил в МГУ, где учился сначала на физико-математическом, а затем на историко-этнологическом факультете  (специальность «антропология») до 1930 года. Ученик Б. С. Жукова. Студенческую практику проходил в Поволжье и в Хорезмском оазисе среди туркмен, в 1935 году защитил кандидатскую диссертацию. В 1937 году, он с небольшим археологическим отрядом выходит на «земли древнего орошения», то есть на поглощенные пустыней Кызылкум, окраины древнего государства Хорезм. Были открыты десятки археологических памятников и в их числе знаменитые развалины Топрак-кала. Предложенная Толстовым в те годы классификация и датировка археологических культур, охватывающая период от неолита до средневековья, выдержала испытание временем. В 1939 году Сергей Павлович был назначен заведующим кафедрой этнографии и профессором Московского университета.

В первые же дни Великой Отечественной войны Толстов записался добровольцем, мечтая попасть на самый опасный участок фронта. В июле 1941 года просились добровольцами многие сотрудники исторического факультета МГУ, не имевшие специальной военной подготовки. Однако вскоре по указанию властей всех профессоров вернули на обычные места работы. Отказались подчиниться этому строгому приказу только три человека (двое из них вскоре были убиты), среди этих троих был Толстов.

Как и многие фронтовики, Толстов не любил рассказывать о войне. Не приходится удивляться тому, что о периоде его военной жизни коллеги, работавшие вместе с ним многие годы, узнали лишь после его смерти из воспоминаний некоторых лиц и из его официальных анкет.

Во время войны быстро проявились многие таланты и организаторские способности Толстова. Вскоре, вопреки обычным правилам, он стал руководить небольшой группой разведчиков. Между тем прекрасно экипированные «непобедимые армии фюрера» рвались к Москве (как выяснилось вскоре — навстречу собственной гибели). 8-я стрелковая дивизия Красной Армии оказалась в окружении в районе Ельни к западу от Москвы. В один из самых трагических моментов обороны Москвы, 5 октября 1941 года взвод, которым руководил Толстов, должен был прикрывать выход из окружения ряда воинских частей в районе села Усть-Дёмино. Здесь его группа смогла отразить за день три атаки поддерживаемой артиллерией немецкой мотопехоты, многократно превосходящей техникой и количеством солдат. В этом бою Сергей получил своё первое ранение. 21 октября он вновь был ранен в ногу, но смог с помощью одного из друзей в условиях прорыва немцами фронта, окружения воинских частей и частичной паники не только добраться до дальнего госпиталя, но и спасти доверенную ему пушку. Однако рану долго не обрабатывали медики, и состояние его здоровье резко ухудшилось. Санитарный поезд увез его на восток — в начале в один из городов Средней Азии — Ташкент, а затем в Южную Сибирь (Красноярск). После госпиталя Толстов настойчиво добивался возвращения на фронт, но военное начальство решило иначе, приказав профессору вернуться в Москву.

Оба научных учреждения, где он работал, были эвакуированы в Ташкент, и Толстов вскоре оказался там (коллеги давно считали его погибшим и даже официально простились с «мертвым» Сергеем Павловичем).

В августе 1942 года Толстов защитил докторскую диссертацию «Древний Хорезм», а в конце того же года назначен директором Института этнографии АН СССР. В 1943—1945 годах был деканом исторического факультета МГУ, в 1946—1966 годах возглавлял редакцию журнала «Советская этнография». Директор Института востоковедения АН СССР  (1950—1952). В 1951—1970 годах — председатель Российского палестинского общества.

23 октября 1953 года С. П. Толстов стал членом-корреспондентом АН СССР по Отделению исторических наук. Также был членом-корреспондентом Академии наук ГДР, почётным членом АН УзССР, входил в ряд других среднеазиатских Академий. Он стал членом-корреспондентом Азиатского общества в Париже, Парижского антропологического общества, Королевского антропологического института Великобритании и Ирландии, Археологического департамента Индии, Итальянского института Среднего и Дальнего Востока, Школы восточных и африканских исследований Лондонского университета и ряда других зарубежных научных учреждений.

В последнее десятилетие жизни практически утратил работоспособность вследствие серии инсультов. Умер 28 декабря 1976 года в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище.

Жена — Трофимова, Татьяна Александровна  (1905−1986) известный советский антрополог.

Дочь С. П. Толстова Лада  (1927—1991) продолжила дело отца. Она изучала этнографию народов Приаралья.

Один из самых известных учёных советского времени —  начальник Хорезмской археолого-этнографической экспедиции АН СССР (1937—1991), открывшей древнехорезмийскую цивилизацию и ряд археологических памятников, например, Белтам.

Одним из участников экспедиции был специалист по религии древнего Хорезма, ученик С. П. Толстова Ю. А. Рапопорт.

Хорезмская экспедиция была одним из важнейших археологических открытий XX века, позволившим восстановить историю одной из древнейших цивилизаций, — таким же, как и деяния предшественников Толстова, восстановивших историю цивилизаций Греции,  Египта, Вавилонии, Мексики. Раскопки Топрак-калы удивили весь мир. Росписи и скульптуры были переданы в Эрмитаж. Был главным редактором 18-томного издания «Народы мира. Этнографические очерки», выпущенного Институтом этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая в период с 1954 по 1966 годы.

Автор более 300 научных публикаций.

Монографии

• Древняя культура Узбекистана / АН СССР, Узбекистан. филиал. Ин-т языка, лит-ры и истории. — Ташкент: Изд-во УзФАН, 1943. — 40 с. — (Библиотечка бойца).
• Древний Хорезм: Опыт историко-археологического исследования. — М., 1948. — 352 с.
• По следам древнехорезмийской цивилизации. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948. — 328 с. — (Научно-популярная серия).  [1]
• По древним дельтам Окса и Яксарта / Институт этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. — М.: Изд-во вост. лит., 1962. — 324, [20]  с.  [2]

Статьи

• Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах // Основные проблемы генезиса и развития феодального общества. — М.; Л.: Соцэкгиз, 1934. — 396 с. — (Известия Государственной академии истории материальной культуры. Вып. 103).
• Города гузов: Историко-этнографический очерк // Советская этнография. 1947. № 3;
• Достижения советской археологии // Иосифу Виссарионовичу Сталину Академия наук СССР. М., 1949;
• Основные теоретические проблемы современной советской этнографии // Советская этнография. 1960. № 6.

 Награды:

• два ордена Трудового Красного Знамени  (10.06.1945; 1957)
• орден Дружбы народов  (1975)
• орден «Знак Почёта»  (1967)
• медали
• Сталинская премия первой степени  (1949)  — за многолетние историко-археологические исследования, обобщённые в научном труде «Древний Хорезм» (1948)

 Петр Филимонович Швецов (27.01.1910 — 09.06.1992)  — советский гидрогеолог, геокриолог, доктор геолого-минералогических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР  (1953), лауреат Сталинской премии  (1952).

Родился 27 января 1910 года в поселке Казанский Уфимского уезда Уфимской губернии в семье крестьянина-бедняка. Только благодаря помощи Советского государства, получая стипендию и живя в общежитии, он смог получить высшее техническое образование. В 1935 году окончил Московский геолого-разведочный институт им. Орджоникидзе по специальности гидрогеология и инженерная геология. В 1933 году, будучи еще студентом-практикантом, участвовал в мерзлотногрунтовых изысканиях трассы БАМ в составе Дальне-Восточной комплексной экспедиции АН СССР. По окончании МГРИ весной 1935 года Швецов был назначен начальником Анадырской мерзлотной станции горно-геологического управления Главсевморпути. В этой должности он проработал до октября 1936 г. По полученным там материалам исследований им была написана монография «Вечная мерзлота и инженерно-геологические условия Анадырского района», которая была опубликована в 1938 года. После этого, проработав полтора года зам.начальника Шпицбергенской геолого-разведочной экспедиции, П. Ф. Швецов был приглашен основоположником мерзлотоведения проф. М. И. Сумгиным на работу начальником Якутской экспедиции СОПС, а по АН СССР — на должность начальника отряда. Весной и летом 1939 года он, вместе в однокашником В. П. Седовым занимался исследованиями гигантских тарынов на хребте Тас-Хаяхтах. По результатам исследований ими были написаны ряд статей и монография «Гигантские наледи и подземные воды хребта Тас-Хаяхтах», которая была опубликована в 1941 году. Написанную в это время кандидатскую диссертацию Швецов не успел защитить, поскольку добровольно вступил в ряды Советской Армии и участвовал в Сталинградской битве и на «Курской дуге», а также в «операции Багратион». После демобилизации из рядов Советской Армии Петр Филимонович принял активное участие в мерзлотно-гидрогеологических экспедиционных исследованиях Института мерзлотоведения им. В. А. Обручева АН СССР: 1946—1948 годах — на Оймяконском плоско-горье с зимовкой, в 1952—1953 годах на Яно-Индигирской приморской низменности. По материалам исследований им была написана и в 1951 году опубликована фундаментальная монография «Подземные воды Верхояно-Колымской горно-складчатой области и особенности их проявления, связанные с низкотемпературной вечной мерзлотой». Эта работа была удостоена в 1952 году Государственной премии за открытие значительных по запасам и пригодных для водоснабжения месторождений подземных вод и установление закономерностей их формирования. В 1953 году он был избран членом-корреспондентом АН СССР. Швецов был и крупным организатором науки. Он возглавлял Институт мерзлотоведения им. В. А. Обручева АН СССР в период с 1951 по 1963 года, проводил большую работу по подготовке научных кадров, являясь членом пленума ВАК СССР, членом секции Комитета по Ленинским и Государственным премиям, принимал участие в работе ученых советов ВСЕГИНГЕО, ПНИИИСа, Института водных проблем АН СССР. Он входил в состав НТС Госстроя СССР, научных советов по криологии Земли АН СССР и по инженерной геологии и геотермии АН СССР. Последние годы своей жизни Швецов работал в Москве в Институте литосферы АН СССР. Скончался он в 1989 году. Похоронен на Троекуровском кладбище.

Популяризатор геокриологии: неоднократно печатался в журнале «Природа», являясь автором таких научно-популярных изданий, как «Мерзлые слои земные, их распространение и значение» (1963), «Живая вода в недрах Севера» (1981), «Под землю, чтобы сберечь Землю» (1983), «Физическая геокриология» (1986), «Геокриология и проблемы освоения Севера» (1987). В своих научно-популярных работах Петр Филимонович стремился не столько к тому, чтобы изложить широкому кругу читателей результаты геокриологических исследований, сколько к выдвижению новых проблем науки и рассмотрению путей их разрешения. Так, в книге «Физическая геокриология», написанной им совместно с В. П. Корольковым, обосновывается правомерность и важность выделения этой частной геокриологической науки, рассматриваются перспективы её развития и методы исследований.

 И.Ю. Крачковский Родился в семье Юлиана Фомича Крачковского, директора Учительского института в городе Вильне. Уже в детские годы проявлял интерес к восточным культурам, самостоятельно изучал восточные языки.

С 1901 по 1905 годы обучался на факультете восточных языков Петербургского университета и закончил там курс арабско-персидско-турецко-татарского. Получил золотую медаль за сочинение по арабской словесности «Царствование халифа аль-Мехдия».

С 1910 года — приват-доцент  (с 1918 года профессор) факультета востоковедения Петербургского-Ленинградского университета по арабской поэзии, христианско-арабской письменности и современной литературе арабов.

И. Ю. Крачковский был вице-президентом Русского географического общества  (1938—1945).

Профессор и член учёных советов многих учебных и исследовательских учреждений СССР, член ряда зарубежных академий и востоковедных обществ (АН в Дамаске, Королевского азиатского общества Великобритании и Ирландии, Немецкого востоковедного общества, Фламандской, Польской, Иранской АН и др.)

Был женат на востоковеде В.А. Крачковской.

Скончался в 1951 году. Похоронен в Ленинграде на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Перевёл на русский язык Коран. (Первое издание: Коран. Перевод и комментарии И. Ю. Крачковского. Редактор В. И. Беляев. [Предисловие В. И. Беляева и П. А. Грязневича]. М., 1963.).  (см. Переводы Корана на русский язык).

• Автор более 450 опубликованных трудов.
• Стал редактором первого полного издания «1001 ночи» на русском языке.
• Основополагающие сочинения Крачковского по новоарабской литературе и истории арабской культуры конца XIX — начала XX века положили начало исследованиям в данной области как в СССР, так и в европейских и арабских странах.
• Автобиографическая книга Игнатия Юлиановича «Над арабскими рукописями» (1945) была переведена на ряд иностранных языков, в том числе арабский, и удостоена Сталинской премии  (1951).
• Труд Крачковского «История географической литературы у арабов» был издан Лигой арабских государств в 1963 году.

Награды:

• Два ордена Ленина (17.05.1944; 10.06.1945)
• Сталинская премия  (1951)

Основные труды:

• Восточного Отделения Императорского Русского Археологического Общества. Т. XVIII.
• Arabica // Византийский Временник. Т. XIII—XIV.
• Мутанабби и Абу-л-Ала // Записки Восточного Отделения. Т. XIX.
• Новозаветный апокриф в арабской рукописи 885–886 г. // Византийский Временник. Том XIV. Выпуск 2–3. 1907. С. 246−275.
• Восточный факультет университета святого Иосифа в Бейруте // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1910.
• Легенда о святом Георгии Победоносце в арабской редакции // Живая старина. Т. XIX.
• Поэт корейшитской плеяды // Записки Восточного Отделения. Т. ХХ.
• Исторический роман в современной арабской литературе // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1911.
• Abu-Hanifa ad-Dinaweri. — Лейден, 1912.
• Хамаса Бухтури и её первый исследователь в Европе // Записки Восточного Отделения. Т. XXI.
• Из эфиопской географической литературы // Христианский Восток. Т. I.
• Из арабской печати Египта // Мир Ислама. Т. I.
• К описанию рукописей Ибн-Тайфура и ас-Сули // Записки Восточного Отделения» т. XXI.
• Одна из мелькитских версий арабского синаксаря // Христианский Восток. т. II.
• Арабские рукописи городской библиотеки в Александрии // Записки Восточного Отделения», т. XXII.
• Абу-л-Фарадж ал-Ва’ва Дамасский: Материалы для характеристики поэтического творчества. — Петроград, 1914.
• Две южно-арабские надписи в Ленинграде // Известия Академии Наук СССР. 1931. С. 427—453.
• Путешествие Ибн Фадлана на Волгу / Перевод и комментарий под редакцией академика И. Ю. Крачковского. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1939.
• Пигулевская Н. В. Месопотамия на рубеже V—VI вв. н. э.: Сирийская хроника Иешу Стилита как исторический источник / Ответственный редактор акад. Ю. А. Крачковский // Труды института востоковедения, том XXXI. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1940.
• Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля / Перевод с арабского А. М. Барабанова. Предисловие И. Ю. Крачковского. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1941.
• Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. — М., 1945.
  • Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. — Изд. 2-е, доп. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946. — 172 с. — (Научно-популярная серия. Мемуары). — 5000 экз.
  • Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. — Изд. 3-е, исправл. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948. — 204 с. — (Научно-популярная серия. Мемуары). — 10 000 экз.
  • Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. — Изд. 4-е. — М.: Наука, 1965. — 232 с. — 13 000 экз.
  • Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. — М.: Едиториал УРСС, 2003. — 168 с. — (Академия фундаментальных исследований: история). — ISBN 5−354−00137−4.
  • Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. — Изд. стереотип. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. — 168 с. — (Академия фундаментальных исследований: история). — ISBN 978−5−397−01864−7.
  • Над арабскими рукописями: Листки воспоминаний о книгах и людях. — Изд. стереотип. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2015. — 168 с. — (Академия фундаментальных исследований: история). — ISBN 978−5−397−04938−2.
• Избранные сочинения. Т. 1−6. М.-Л., 1955—1960.

  Великая Отечественная война стала всесторонним экзаменом и для советской науки. Наши ученые с честью выдержали это испытание. Их деятельность в годы войны — это яркий пример высокого патриотизма и чрезвычайно плодотворного служения социалистической Родине.Ведущая роль в развитии науки принадлежала в эти годы учреждениям Академии наук СССР. В том, что Академия наук СССР сумела быстро перестроить свою деятельность в соответствии с требованиями военного времени и оказать серьезную помощь фронту и народному хозяйству, сказались результаты большой работы по укреплению советской науки. Дальнейшее развитие научно-исследовательской работы в Академии и других научных учреждениях в годы Великой Отечественной войны явилось свидетельством силы и могущества советского социалистического строя. Честь и Слава нашим Ученым в неимоверно сложных условиях не щадя себя отдававших свои таланты, ум  зачастую — жизнь Великой Победе!

к постановке проблемы – тема научной статьи по языкознанию и литературоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

Т. А. РАДЧЕНКО*

Петрозаводский государственный университет

О ЖАНРОВЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ПОЭТИЧЕСКОЙ «БОРЬБЫ ЗА ИДЕАЛИЗМ» (АКИМ ВОЛЫНСКИЙ И КОНСТАНТИН ЛЬДОВ): К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ

Духовная проблематика русской лирики конца XIX века объединяет стихотворения разнообразного жанрового происхождения, изучение которого представляет собой большую сложность. При этом особый интерес вызывает творчество малоизвестных авторов. И не только для более полного описания истории русской литературы, но и потому, что именно на таком материале удобнее всего рассматривать — типологически и исторически — формы преемственности поэтических традиций. Это связано с тем, что степень художественной самобытности подобных литераторов не столь велика, чтобы заметно воспрепятствовать воздействию авторитетных идей и поэтических форм. Попытаемся далее обосновать необходимость и возможность выявления жанрового своеобразия лирики Константина Льдова, испытавшего в середине 90-х годов XIX века сильнейшее влияние А. Л. Волынского — первого «борца за идеализм» рубежа веков.

Выражение «борьба за идеализм» будем употреблять в его довольно устойчивом значении, которое имеет определенный исток в русской культуре конца XIX века и вполне конкретное содержание, связанное с историко-литературной ситуацией 90-х годов XIX века и уже совсем напрямую с именем Акима Львовича Волынского

(Х. Л. Флексера; 1861—1926) — легендарного критика журнала «Северный вестник», непризнанного кантианца в русской культуре, блестящего апологета творчества Н. С. Лескова и Ф. М. Достоевского, яркого искусствоведа, оратора и балетного критика. Современный исследователь — Елена Толстая — справедливо пишет:

* Радченко Т. А., 2005

429

…кажется невероятным, чтобы фигура одного из центральных персонажей «серебряного века» все еще оставалась неизученной. Но именно это случилось с Акимом Волынским. До сих пор вокруг его имени висит некое «общее место», в котором ревнивая враждебность поколения современников сочетается с ревнивой неблагодарностью учеников1.

Волынский был первым, кто дерзнул в эпоху господства позитивистской идеологии ратовать за бестенденциозную художественность, выступая с позиций ценностей абсолютных — идеалистических. Философской основой Волынского был критический идеализм Канта, пронизанный в этот период яркой активности критика на литературном поприще настроениями христианской религиозности (в качестве существенных истоков его убеждений выделяют также элементы гегелевской гносеологии и эстетические позиции Шопенгауэра2). Такая смесь мировоззренческих установок казалась современникам архаичной, непонятной. Отталкивала еще и скандальная известность резкой, бескомпромиссной манеры Волынского-критика излагать свои идеалистические пристрастия. Единственной трибуной оставался «Северный вестник» времен издания его Л. Я. Гуревич, т. е. в 90-е годы. Когда же Волынский публикует ряд статей в «Северном

вестнике» в 1892—1896 годах о наследии народно» 3

демократической критики3 с целью показать эстетическую ущербность таких толкований русской классики, которые не могли постигнуть и раскрыть ее главных смыслов — духовных (православных в своей основе) глубин, то в кругах либерально настроенной интеллигенции агрессивное неприятие выступлений Волынского и его одиозного образа становится всеобщим и необратимым4. Об этой эпохе современник писал так:

1 Толстая Е. Аким Волынский в литературных «Зеркалах»: двадцатые годы // Лит. обозрение. 1996. № 5—6. С. 145.

2 Подробнее об этом см.: Куприяновский П. В. А. Волынский — критик: (Литературно-эстетическая позиция в 90-е годы) // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1978. С. 49—77 (Примечания. С. 153—156).

3 Вышли отдельным изданием: Волынскш А. Руссше Критики. СПб., 1896.

4 См., например, показательное в этом смысле выступление: Плеханов Г. В. А. Л. Волынский. «Русские критики. Литературные очерки» // Плеханов Г. В. Литература и эстетика: В 2 т. Т. 1. М., 1958. С. 554—585. [Рецензия]. (Первая публикация: Новое слово. 1897. № 7.) Так, недоброжелательный тон статьи С. А. Венгерова (1914) о Волынском как о «передовом застрельщике» периода «переоценки ценностей» в сборнике «Русская литература XX века» тоже, видимо, можно объяснить личным пристрастием Венгерова к идеям радикальной русской критики, на непререкаемый в те годы авторитет которой бесстрашно посягнул Волынский. См.: Венгеров С. А. А. Волынский // Русская литература XX века, 1890— 1910 / Под ред. проф. С. А. Венгерова. М., 2000. С. 490—502.

430

Мистики тогда боялись, какъ огороднаго пугала. Богъ и Господь тогдашней критики, — Михайловскш, стоялъ съ огненнымъ мечемъ у литературнаго рая и усЪкалъ голову всему, что обнаруживало бы малейшее поползновеше на мистику5.

После падения журнала изоляция Волынского в

литературной сфере выглядит впечатляющей: «…со времени опубликовашя моихъ «Русскихъ Критиковъ» и прекращешя «Обвернаго Вестника» мнЪ вообще негдЪ печатать моихъ статей», — писал он в декабре 1903 года в предисловии к изданию книги статей6. Еврейская же среда не прощала выходцу из своих недр — г. Волынскому — его «нежной любви ко Христу»7. Так, в одном из писем Льву Толстому (от 5 мая 1894 года) Волынский признавался в своем желании уйти «в простую еврейскую среду проповедовать Христа»8. Цензурные преследования журнала Волынского и Гуревич чиновничеством подтверждают мнение о том, что «в правительственных кругах у «Северного вестника» создалась репутация «вредного журнала»»9. Все время осложнялись отношения Волынского и с постоянными сотрудниками литературного отдела — т. н. «старшими символистами» — Н. Минским, Д. Мережковским, З. Гиппиус, Ф. Сологубом, что постепенно привело к окончательному разрыву10. Такая

5 Измайловъ А. К. Н. Льдовъ: (Къ 30-л,Ъпю литературной деятельности) // Биржевыя Ведомости. № 10717. 1908. 20 сентября (Вечернш выпускъ). С. 3.

6 Волынскш А. Л. Книга великаго гнЬва: Критическая статьи. Заметки. Полемика. СПб., 1904. С. VII.

7 Голлербах Э. Жизнь А. Л. Волынского // Памяти Акима Львовича Волынского / Под ред. П. Н. Медведева. Л., 1928. С. 15.

8 ЦГАЛИ, ф. 95, оп. 2, д. 1, л. 4. Цит. по: Иванова Е. В. Волынский А. Л. // Русские писатели, 1800—1917: Биографический словарь. Т. 1. М., 1989. С. 480.

9 Куприяновский П. В. История журнала «Северный вестник» // Учен. зап. Ивановского гос. пед. ин-та им. Д. А. Фурманова. Т. 59. Сер. Русский язык. Литература. Иваново, 1970. С. 52.

10 Максимов Д. Журналы раннего символизма // Евгеньев-Максимов В., Максимов Д. Из прошлого русской журналистики: Статьи и материалы. Л., 1930. С. 83—128; Крутикова А. В. «Северный вестник» // Очерки истории русской журналистики и критики. Т. 2. Л., 1965. Т. 2. С. 394—412; Куприяновский П. В. Из

истории раннего русского символизма // Куприяновский П. В. Сквозь время: Статьи о литературе. Ярославль, 1972. С. 7—36; Иванова Е. В. «Северный вестник» // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX — начала XX века. М., 1982. С. 50—77.

431

ситуация кажется тем более странной, что именно в этом журнале нашли они первую поддержку своим художественным экспериментам. Однако их агрессивный индивидуализм, ницшеанские умонастроения,

нравственно-религиозный релятивизм были глубоко чужды взглядам Волынского. О своем неприятии многих моментов в их творчестве Волынский открыто заявлял на страницах журнала11, что вызывало негодование сотрудников и недоумение читателей и давало повод определять «Северный вестник» «известным своими аномалиями» (Вл. Соловьев)12.

Но многих современников завораживала фанатичность служения Волынского любимой Идее. Уникален тот факт, что уже при его жизни вышла несколькими изданиями апологетическая книга Н. Г. Молоствова «Борецъ за идеализмъ»13. В этой характеристике перефразировано название одной из первых книг статей самого Волынского («Борьба за идеализмъ»14) и определена сущность всей его деятельности. Значение трудов или хотя бы историческую роль миссии кртитика признавали многие современники (достаточно назвать имена Н.йш1е идеалисты. СПб., 1905.

14 Волынскш А. Л. Борьба за идеализмъ: Критичесшя статьи. СПб., 1900.

432

вестника», ведь именно Волынский был лицом этого самобытнейшего в 90-е годы журнала. Работы исследователей были посвящены редакторской и литературно-критической деятельности Волынского, его трудам о творчестве Ф. М. Достоевского, эволюции его общефилософских и религиозных убеждений (статьи Д. Максимова, П. Куприяновского, Е. Созиной, Е. Ивановой, Е. Толстой, И. Якубовича). Особый интерес в силу неразработанности темы вызывают собственно эстетические принципы литературной критики Волынского. Да и многие «общие места», утвердившиеся в литературоведении по отношению к фигуре Волынского, нуждаются в корректировках. Это касается и упреков в излишнем догматизме, личной пристрастности, необъективности, в позерстве и неискренности, в крайнем индивидуализме, негативном характере его критики, в ее несвоевременности15.

Важен тот факт, что среди современников Волынского, попавших под влияние его харизматического образа, были писатели и поэты. Они во многом — произвольно и бессознательно — следовали его идеям в своем творчестве. Эта идеологическая завороженность, идущая не только от одного блистательного, по отзывам современников,

красноречия, но и от обаяния всей подвижнической личности Волынского, влияла как на образный и тематический уровни художественных произведений, так и на жанровый — более фундаментальный и специфический для словесности. В этом смысле определенный интерес являет собой творчество довольно известного на рубеже XIX—XX веков, а ныне забытого поэта, публициста, романиста, детского писателя К. Льдова (В.-К. Н. Розенблюма; 1862—1937) — деятельного и преданнейшего сотрудника редакции «Северного вестника», восторженного почитателя личности А. Л. Волынского. Творчество Льдова претерпевало заметные изменения. у нихъ н’Ьть»16. Льдов же, по мнению Измайлова, не из их

числа17.

Литературная деятельность Льдова практически не изучена18. Огромное идеологическое влияние на его

творчество взглядов Волынского признавалось не только враждебно настроенными современниками19, но и самим поэтом. В сборнике «Лиричесюя стихотворешя» он подчеркивал:

.. .на страницахъ именно этой книги будетъ всего уместнее отметить, какая тесная связь соединяетъ автора ея съ идеями, столь смело, своеобразно и убедительно развиваемыми въ «Северномъ Вестнике»

А. Л. Волынскимъ. Некоторыя изъ статей его повл1яли на мое м1росозерцаше и, несомненно, отразились на моемъ лирическомъ творчестве. .. .Произведешя его проникнуты любовью къ истинному и прекрасному.20

Волынский прямо называл К. Льдова «прежде всего убежденнымъ и пламеннымъ идеалистомъ, который сознательно беретъ для своихъ стихотворенш только то, что онъ самъ можетъ одобрить съ точки зрешя идеализма», «какимъ-то канпанцемъ въ русской поэзш, съ некоторою наивностью и большою сердечностью»21. Причем художественный уровень лирики Льдова Волынский оценивает достаточно строго:

Вообще это дароваше несомненное, но не крупное и не вполне самобытное22.

16 Измайловъ А. Указ. соч. С. 3.

17 Там же.

18 В качестве исключения можно назвать содержательную статью Е. В. Ивановой о судьбе и творчестве Льдова в биографическом словаре «Русские писатели, 1800—1917» (Т. 3. М., 1994. С. 432—433) и вступительную статью Л. К. Долгополова к небольшой подборке стихотворений поэта (К. Н. Льдов: Биографическая справка // Поэты 1880—1890-х годов / Под ред. Г. А. Бялого. 2-е изд. Л., 1972. С. 175 —178 (Б-ка поэта. Большая серия)).

19 Гриневичъ П. Ф. Обзоръ нашей современной поэзш // Русское Богатство. 1897. № 9. С. 1—20.

20 Льдовъ К. Лиричесшя стихотворешя. СПб., 1897. С. 10.

21 Волынскш А. Л. Современная русская поэз1я // Волынскш А. Л. «Книга великаго гнЬва». С. 214.

22 Там же.

434

Как правило, литературоведение основное внимание уделяет явлениям значительным, превращая, по словам Ю. Н. Тынянова, историю литературы в «историю генералов»23. При этом необходимость другого подхода к описанию эволюции литературного процесса осознавалась всегда достаточно ясно. Еще С. А. Венгеров писал о том, что считает «совершенно ненаучным изучать литературу только въ ея крупныхъ представителяхъ»24, так как полагает неверным «думать, что именно большiе люди всегда прокладываютъ «новые пути». Ничего они не прокладываютъ, а только блескомъ своего даровашя осв’Ьщаютъ тропы, проторенныя до нихъ»25. Но и сегодня «одна из ответственных и насущных задач литературоведения состоит в уяснении того, как крупнейшие явления литературы складываются из усилий малозаметных писателей.»26, поскольку изучение творчества писателей «второго ряда» все еще крайне непопулярно, хотя несомненно то, что исследование поэтики произведений авторов теперь забытых, но в свое время сыгравших определенную роль в истории развития русской литературы, представляет собой немалый научный интерес. Так, своеобразие жанровой системы определенного художника или группы писателей, или же целого периода имеет смысл изучать как раз на подобном материале. Жанровый аспект литературного процесса предмодернистского периода и эпохи раннего символизма (особенно поэзии) оказался неизученным. При этом подвергается сомнению сама возможность жанрового подхода к описанию литературы конца XIX века, поскольку категория жанра теряет свою определенность в постклассицистическую эпоху все

более и более, а особенно ярко эта тенденция обнаруживается в литературе конца XIX — начала XX века, с ее игровыми и стилизаторскими установками.

Подобная позиция небесспорна. Как известно, любое понимание базируется на конвенциональных моментах. Безусловно, что наиболее стабильным и гибким носителем

23 Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 270.

24 Венгеровъ С. А. Предисловiе // Венгеровъ С. А. Критико-бюграфическш словарь русскихъ писателей и ученыхъ: (Отъ начала образованности до нашихъ дней). 2-е, соверш. перераб., иллюстр. издаше. Т. 1. Пг., 1915. С. XIV.

25 Там же. С. XV.

26Хализев В. Е. Теория литературы. 2-е изд. М., 2000. С. 140.

435

разноуровневой художественной конвенциональности в литературе и является жанр. В переходных — эстетически нестабильных ситуациях порубежных эпох — внимание к категории жанра обостряется — если не на уровне теоретического осмысления, то на уровне художественного экспериментаторства. Пример последнего прослеживается в творчестве К. Льдова. Поэт «еще не изломалъ своего стиха»27, хотя, по мнению Алексея Жемчужникова — автора почетного отзыва Академии наук на сборник стихов Льдова «Отзвуки души» (СПб., 1899), — «изысканность формы и обил1е украшенш иногда затемняютъ сущность мысли и чувствъ поэта»28. Думается, что творчество К. Льдова (по определению П. В. Куприяновского, «alter ego Волынского»29) даст богатый материал для изучения поэтической «борьбы за идеализм» в жанровом аспекте.

Такое исследование позволит прояснить вопрос о своеобразии жанровой природы русской лирики духовной проблематики, о месте и значении элементов

традиционных жанровых образований в структуре различных поэтических форм такой лирики, выявить жанровые особенности художественного отражения идеалистической концепции А. Л. Волынского в поэзии Льдова и других представителей литературы символизма. Это важно как для изучения поэтики и истории русского модернизма, так и для описания эстетической системы А. Л. Волынского — первого идеолога «истинного символизма» конца XIX века, огромнейший вклад которого в русскую культуру еще не оценен вполне.

27 Измайловъ А. Указ. соч. С. 3.

28 Жемчужниковъ А. Отзвуки души. Стихотворешя К. Льдова. СПб., 1903. С. 2.

29 Куприяновский П. В. Из истории раннего русского символизма. С. 22.

Мусин-Пушкин, Платон Иванович

Граф Платон Иванович Мусин-Пушкин (1698–1743 ^[1] — тайный советник ^[2] , сенатор, президент коммерческой коллегии (1736–1740) ^{[3] ]} , Смоленск (1730–1732), Казань (1732–1735) и губернатор Ревеля (1735–1736) ^{[Comm 1]}