Идейные воззрения западников и славянофилов

Взгляды	Различия			Сходство
	Славянофилы	Западники
На историческое развитие России	Россия имеет свой особый путь развития, отличный от Запада, но Пётр I нарушил его естественный ход	Россия развивается по единому с Западной Европой историческому пути. Многие процессы и явления в их истории сходны. Пётр I осуществил сближение России с Европой	Необходимость изменений в российской действительности. Отмена крепостного права. Надежда на мирный и эволюционный характер преобразований под руководством верховной власти. Вера в возможность процветания России .
На гос. строй	Допускали сохранение самодержавия, но считали, что народ имеет право на выражение своего мнения, которое доводится до царя совещательным Земским собором, созданным по примеру допетровского сословно-представительного органа	В Росси должна сложиться конституционная монархия , сходная с монархиями Западной Европы

На формирование западнической и славянофильской идеологий значительное влияние оказал П. Я. Чаадаев, который первым остро поднял вопрос о судьбе России и её историческом месте. По мнению П. Я. Чаадаева, Россия – не Запад, не Восток. Россия – целый особый мир. Подвергая Россию своего времени самой жестокой критике, он был страстным патриотом своей страны и верил в её потенциальные силы. Критика крепостничества, царизма, теории официальной народности получила отражение в «Философическом письме», опубликованном в 1836 г., за которое П. Я. Чаадаев был объявлен сумасшедшим и отдан под полицейский надзор.

Революционеры-демократы (А. И. Герцен, Н. П. Огарев, В. Г. Белинский) разделяли некоторые идеи западников, но в целом выступали против буржуазно-либеральной идеологии. Они развивали идеи утопического социализма и в отличие от декабристов стремились не к организации военного заговора, а к народной революции.

А. И. Герцен сформулировал теорию общинного социализма, согласно которой Россия сможет перейти к нему через крестьянскую общину – готовую ячейку социалистического общества. По мнению А. И. Герцена, права каждого на землю, общинное владение ею и общинное самоуправление есть те начала, на которых «может развиваться будущая Русь». В качестве главных условий построения социалистического общества в России он считал отмену крепостного права и ликвидацию самодержавия.

В 1840-е гг. с критикой российской деятельности и программой революционного преобразования выступал популярный литературный критик В. Г. Белинский, видевший её возрождение «в успехах цивилизации просвещения, гуманности, пробуждении в русском народе чувства собственного достоинства, правах и законах, сообразных со здравым смыслом и справедливостью, необходимости гарантий для личности и собственности».

Заметную роль в революционном движении в 40-е гг. XIX в. играл кружок М.В. Буташевича-Петрашевского. Члены этого кружка, среди которых были писатели М.Е. Салтыков, Ф. М. Достоевский, пианист А.Г. Рубинштейн и др., увлекались идеями А. Сен-Симона, Ш. Фурье, а также декабристов, В. Г. Белинского и А.И. Герцена. Петрашевцы пропагандировали необходимость уничтожения помещичьего землевладения и бесплатную передачу земли крестьянам. Как и другие представители революционно-демократического течения, они считали революцию, а не реформирование «сверху» целесообразным способом социалистического переустройства. Петрашевцы выступали за демократию, установление республиканского правления, политические свободы, ликвидацию национального гнёта. В 1849 г. кружок был разгромлен; 21 участника приговорили к расстрелу, затем заменённому каторгой.

Таким образом, разочаровавшись в возможности сотрудничества власти и общества, оппозиционно настроенные представители российской интеллигенции встали на путь борьбы за революционно-радикальное развитие России.

Западники и славянофилы

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1. Мировоззренческие и политические взгляды западников
2. Сущность славянофильства
3. Идейная полемика западников и славянофилов

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Тема западничества и славянофильства является актуальной в настоящее время. Это объясняется тем, что основные вопросы указанных общественно-политических направлений стоят сейчас перед Россией. К таким вопросам относятся: является ли исторический путь России таким же, как и путь Западной Европы, и особенность России заключается лишь в ее отсталости или же у России особый путь и ее культура принадлежит к другому типу?

В напряженной полемике о месте России в мировой истории славянофильство и западничество оформились как противоположные течения русской социально-политической мысли в конце 30-х — 40-x г.г. ХIX в. Однако, конец ХХ — начало ХХI века характеризуется прохождением России через период смены социалистического строя демократическим. Следствием таких изменений стало появление вопросов о дальнейшем развитии России и о применении общественно-политического опыта стран Запада в российских условиях, что ставит проблему заимствований в эпицентр данного противоборства.

Для специалиста физической культуры тема исследования западничества и славянофильства очень важна.

Так как результаты внутренней и внешней политики России отражаются на спортивных достижениях как одного спортсмена, так и страны в целом. Поэтому специалисту по физической культуре необходимо знать о направленности внутренней политики заимствования тенденций Запада. Уяснение внешней политики России в отношении с Западом необходимо для представления интересов спортсменов на международных соревнованиях. При сложившихся спорных обстоятельствах в отношении пути развития России, специалист по физической культуре должен уметь прогнозировать последствия политических действий руководства страны в отношении с Западом. Подобное прогнозирование необходимо для сохранения деловых отношений между спортсменами России и стран Запада.

Цель — исследовать мировоззренческие и политические взгляды западничества и славянофильства.

Цель исследования определяет следующие задачи:

— охарактеризовать западничество;

— выявить сущность славянофильства;

— сравнить мировоззренческие и политические взгляды западничества и славянофильства.

Изучением западничества и славянофильства занимались следующие авторы: А. А. Кара-Мурза, О.Ю. Малинова, А.М. Ушков, А.Л. Янов и другие.

Статья Малиновой О.Ю. «Западничество и антизападничество в России: Поиски национальной идентичности в контексте догоняющей модернизации (XIX — XXI вв.)» описывает одну из множества проблем, с которыми российское общество столкнулось после распада СССР — проблему коллективной самоидентификации по отношению к «прогрессивному» Западу. Споры о «самобытности» России, об отношении ее к «Западу» и о возможности для нее «особого пути» порождают относительно устойчивый дискурс, структура которого определяется противостоянием двух полюсов, рассматривающих Россию как «тоже-Европу» или «не-Европу» и соответствующим образом оценивающих перспективы освоения западного опыта и задачи внутренней и внешней политики. В своих работах Малинова О.Ю. определила, что вопрос о прохождении Россией «западного» пути развития является актуальным, так как решение указанного вопроса будет зависит от того, как будет развиваться российская политическая и экономическая система, а также от того, как будут складываться отношения со странами Запада, какие проекты глобального мироустройства возобладают в мировой политике и др.

В своей работе «Славянофилы и внешняя политика России в XIX веке» Янов А.Л. не только описал противоречивые мнения славянофилов и западников, но и выступил с поддержкой последних. Он привел доводы, которые опровергли мнение славянофилов об исключительном пути развития России и отказа от тенденций Запада, а также изложил все преимущества, которые может принести воссоединение России с открытым миром Европы.

В статье «Интеллектуальные портреты: Очерки о русских политических мыслителях ХIХ-ХХ вв.» Кара-Мурза А.А. указывал на то, что Россия — часть Европы, но она также самобытна и единственна, как любая другая европейская страна. Поэтому разумная задача для России — не отбрасывать западную культуру и не копить ненависть к Западу, а узнать его именно таким, каков он есть. И, узнав, построить политические и экономические отношения, выгодные как для России, так и для Запада. При этом необходимо заимствовать у Запада многие полезные тенденции.

Ушков А.М. в статье «Славянофилы и внешняя политика России в XIX веке» обосновал то, что демократия является обязательным компонентом политической культуры Запада. Создание в России демократических основ для общества, сочетании принципа демократии с принципами индивидуализма и либерализма являются показателями западного пути развития. Также, автор указывал, на особенности форм международных связей, демократический идеал западного общества в мировой политике и реалии современных международных отношений, что еще раз подтверждает приоритет западного пути развития для России.

Структура данной работы состоит из введения, трех пунктов, заключения и списка использованной литературы.

Во введении раскрыты актуальность темы, её значение для специалиста физической культуры; перечислены цель и задачи.

В первом пункте дается характеристика мировоззренческих и политических взглядов западников. Во-втором пункте выявлена сущность славянофильства. Третий пункт посвящен противоположности мировоззренческих и политических взглядов.

В заключении работы содержатся основные выводы.

1. Мировоззренческие и политические взгляды западников

Западничество — направление в русской общественной мысли первой половины XIX века. Сторонники европейского пути развития выступали за проведение политических и социальных реформ сверху, против революций. Они считали, что Россия пойдёт по европейскому пути развития, но в отличие от либералов полагали, что революционные потрясения неизбежны. До середины 50-х годов революция была необходимым условием отмены крепостного права.

В западничестве на его раннем этапе выделяются «левый» (или леворадикальный) лагерь (Герцен, Белинский) и те, кого можно назвать «правыми» западниками (Боткин, Корш и др.). Центральную позицию, не примыкая ни к той, ни к другой стороне, а, наоборот, примиряя их, занимал Грановский. Но и ему пришлось сделать выбор: в 1846 г. происходит его ссора и разрыв с Герценом. Все это свидетельствует о неоднородном составе западнического направления, если рассматривать его в мировоззренческом и политическом плане[3, c.82].

Западники, представители одного из направлений русской общественной мысли 40-50-х гг. XIX в., выступавшие за ликвидацию крепостничества и признававшие необходимость развития России по западно-европейскому пути[3, c. 93]. Большинство Западники по происхождению и положению принадлежали к дворянам-помещикам, были среди них разночинцы и выходцы из среды богатого купечества, ставшие впоследствии преимущественно учёными и литераторами. Идеи западники выражали и пропагандировали публицисты и литераторы — П.Я. Чаадаев, И.С. Тургенев, Н.А. Мельгунов, В.П. Боткин, П.В. Анненков, М.Н. Катков, Е.Ф. Корш, А.В. Никитенко и др.; профессора истории, права и политической экономии — Т. Н. Грановский, П.Н. Кудрявцев, С.М. Соловьев, К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, П.Г. Редкий, И.К. Бабст, И.В. Вернадский и др. Примыкали к западники писатели и публицисты — Д.В. Григорович, И.А. Гончаров, А.В. Дружинин, А.П. Заблоцкий-Десятовский, В.Н. Майков, В.А. Милютин, Н.А. Некрасов, И.И. Панаев, А.Ф. Писемский, М.Е. Салтыков-Щедрин. Органами печати, в которых западники сотрудничали, главным образом были «Отечественные записки» (с 1839), «Современник», «Русский вестник» (с 1856), «Атеней» (1858-1859), газета «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости», литературные сборники «Физиология Петербурга» (1845), «Петербургский сборник» (1846)[2, c. 293].

Западники не отразили своих концепций программно четко в каком-либо одном произведении или документе. Но общественно-политические, философские и исторические воззрения западников, имея многочисленные оттенки и особенности у отдельных западников, в целом характеризовались определёнными общими чертами: отрицательное отношение к самодержавно-крепостнической действительности; общественная и научно-литературная деятельность западников была объективно направлена к тому, чтобы приблизить и облегчить развитие капиталистического строя в России; они выступали с критикой крепостного права и составляли проекты его отмены, показывали преимущества наёмного труда[2, c.294]. Отмена крепостного права представлялась западникам возможной и желательной только в виде реформы, проводимой правительством совместно с либеральными дворянами. Крестьяне при освобождении должны были получить небольшие земельные наделы, уплачивая помещикам денежный выкуп за себя и землю. Западники критиковали феодально-абсолютистский строй царской России, противопоставляя ему буржуазно-парламентарный, конституционный порядок западно-европейских монархий, прежде всего Англии и Франции. Многие публицистические произведения П.В. Анненкова, В.П. Боткина, И.В. Вернадского, И.К. Бабста и др. посвящены были показу западно-европейской общественно-политической жизни, популяризации буржуазной демократии. В этих произведениях проявлялась нередко идеализация буржуазного правопорядка и быта, определённое рациональное обоснование христианской веры буржуазной демократии, общественно-политический строй которой тогда выгодно отличался от феодально-бюрократического устройства крепостной России. Выступая за сближение России с буржуазными странами Западной Европы, западники призывали к быстрому развитию промышленности, торговли и новых средств транспорта, прежде всего, железных дорог; убеждённо выступали за свободное развитие промышленности и торговли без вмешательства государства[5, c.167].

Установления буржуазно-парламентарного строя в России они рассчитывали добиться мирным путём, воздействуя общественным мнением на царское правительство, распространяя свои взгляды в обществе через просвещение и науку. Путь революции и идеи социализма (утопического) были неприемлемы для западников. Убеждённые сторонники буржуазного прогресса и защитники просвещения и реформ, западники высоко ценили Петра I и его усилия по европеизации России. В Петре I они видели образец смелого монарха-реформатора, открывшего новые пути для исторического развития России, как одной из европейских держав. После смерти Николая I западники, стремясь побудить царское правительство к реформам, часто ставили Петра I в пример Александру II. Философские воззрения западников находились в русле развития идеализма, при заметном воздействии философии Г. Гегеля и Ф. Шеллинга, а в 50-х гг. — О. Конта и Г. Бокля.

2. Сущность славянофильства

В 1839 г. в московских светских и литературных салонах стала распространяться записка «О старом и новом». Её автором был Александр Степанович Хомяков. К нему присоединились Ю.Ф. Самарин, И.Д. Беляев, братья Константин и Иван Аксаковы. Членов нового кружка стали называть славянофилами. Лидеры славянофильства — Алексей Степанович Хомяков (1804-1860), Иван Васильевич Киреевский (1806-1856), Константин Сергеевич Аксаков (1817-1860), Юрий Федорович Самарин (1819-1876) — выступили с обоснованием самобытного пути развития России. Их объединяла идея о глубоком отличии России от стран Западной Европы, об особом пути её развитии. Главные особенности России они видели в крестьянской общине и православной вере. Критически относясь к современному церковному устройству, славянофилы считали, что православие принесло в Россию дух братского общения и человеческой теплоты, которым отличались первые христиане. Благодаря православию и общинности, доказывали члены кружка, в России нет внутренней борьбы, все классы и сословия мирно уживаются друг с другом. Политические, социальные и экономические преобразования Петра I оценивались ими критически. Славянофилы считали, что они отклонили Россию с естественного пути развития, хотя не изменили её внутренний строй и не уничтожили возможность возвращения на прежний путь, который отвечает духовному складу всех славянских народов[4, c. 251]. В итоге они сошлись на формуле «царю — власть, народу — мнении». Исходя из этого, члены кружка выступали за созыв Земского собора, отмену крепостного права, но против конституции по западному образцу.

Славянофилы — в основном мыслители и публицисты (А.С. Хомяков, И.В. и П.В. Киреевские, И.С. Аксаковы, Ю.Ф. Самарин) — идеализировали допетровскую Русь, настаивали на её самобытности, которую они усматривали в крестьянской общине, чуждой социальной вражды, и в православии. Эти черты, по их мнению, должны были обеспечить мирный путь общественных и политических преобразований в стране. Россия должна была вернуться к Земским соборам, но без крепостного права.

Славянофилы придерживались органического взгляда на общество как на естественно сложившуюся общность людей, имеющую собственные принципы организации жизни[3, c.81]. Органический взгляд на общество означал, что его развитие представлялось процессом саморазвития по аналогии с явлениями живой природы.

Структурной единицей организации русской народной жизни славянофилам представлялась община, главной характеристикой которой является самоуправление. Общинное устройство, основанное на началах общей ответственности, выработке совместных решений в соответствии с голосом совести, чувством справедливости, народными обычаями было для славянофилов зримым воплощением свободной общности.

Общинный дух русского народа они противопоставляли западноевропейскому индивидуализму. И.В. Киреевский описывает различие между организацией общества в Западной Европе и в России. Если бы кто-то хотел вообразить себе западное общество времен феодализма, то ему представилось бы множество замков, каждый из которых замкнут, обособлен и враждебно настроен против всех остальных. Русское общество того же периода — это бесчисленное множество маленьких общин, расселенных по всей земле русской и составляющих каждая свое согласие или свой мир. Эти маленькие согласия сливаются в большие согласия, которые, в свою очередь, составляют согласия областные и т.д., пока, наконец, не слагается одно общее согласие, «согласие всей русской земли, имеющее над собою великого князя всея Руси, на котором утверждается вся кровля общественного здания, опираются все связи его верховного устройства»[3, c. 86].

Славянофилы много и плодотворно поработали, чтобы понять идейные основы государственного и культурного развития русского народа до Петра. Славянофилы поняли, что принципы, на которых опирается европейская культура далеки от идеальных, что Петр I ошибся, когда вообразил что подражание Европе — гарантия здорового государственного и культурного строительства. Славянофилы говорили: «Русские — не европейцы, они носители великой самобытной православной культуры, не менее великой, чем европейская, но в силу неблагоприятных условий исторического развития, не достигшей еще такой стадии развития, какую достигла европейская культура»[1, c.237].

Политико-историческая концепция славянофилов пропитана верой в особую историческую миссию России, которая призвана соединить противоположные начала жизни, явив миру образец высокой политической и духовной свободы. В их системе ценностей, скорее, Европе нужно было догонять Россию.

По мнению славянофилов, внутренняя задача Российской земли есть проявление общества христианского, православного, скрепленного в своей вершине законом живого единства[6, c. 97]. Православие в концепции славянофилов выступало как духовная основа всей русской жизни: «… проникая во все умственные и нравственные убеждения людей, оно невидимо вело государство к осуществлению высших христианских начал, никогда не мешая его политическому и экономическому развитию».

3. Идейная полемика западников и славянофилов

Формированию западничества и славянофильства содействовало обострение идейных споров среди интеллигенции после напечатания в 1836 «Философического письма» Чаадаева. К 1839 сложились взгляды славянофилов, примерно к 1841 — взгляды западников. В московских литературных салонах А.А. и А.П. Елагиных, Д.Н. и Е.А. Свербеевых, Н.Ф. и К.К. Павловых по определённым дням встречались писатели и учёные — западники и славянофилы. Новые произведения, нередко бесцензурные, обсуждавшиеся в салонах, вызывали страстные споры по общественно-политическим, философским, историческим и религиозным вопросам.

Славянофильство — направление русской общественной мысли, противостоявшее западничеству. Его приверженцы делали упор на самобытном развитии России, ее религиозно-историческом и культурно-национальном своеобразии и стремились доказать, что славянский мир призван обновить Европу своими экономическими, бытовыми, нравственными и религиозными началами[7,c.134]. Западники же стояли на точке зрения единства человечества и закономерностей его исторического развития и полагали неизбежным для России пройти теми же историческими путями, что и ушедшие вперед западноевропейские народы. В основе социально-политических расхождений этих двух интеллектуальных направлений лежали глубокие мировоззренческие разногласия.Мировоззренческие взгляды у славянофилов были направлены на поиск устойчивых факторов, влияющих на исторической процесс. Такими факторами, по мысли славянофилов, не могли быть ни природно-климатические условия, ни сильная личность, а только сам народ как «единственный и постоянный действователь» в истории. Славянофилы считали, что экономические, политические и другие факторы вторичны и сами определяются более глубоким духовным фактором — верою, обусловливающей историческую деятельность народов. Народ и вера соотносятся так, что не только вера создает народ, но и народ создает веру, причем именно такую, которая соответствует творческим возможностям его духа. Славянофилы не отрицали достижений западноевропейской культуры. Высоко ценили внешнюю обустроенность западной жизни, с глубоким уважение относились к западноевропейской науке. Но их активное неприятие вызывало господство индивидуализма, разъединенность раздробленность, обособленность духовного мира людей, подчинение духовной жизни внешним обстоятельствам, господство материальных интересов над духовными. Все это, считали они, явилось следствием рационализма, который стал преобладающим в западном мышлении из-за отхода западного христианства, то есть католичества от подлинной христианской религии.

Славянофильскому идеалу спасения в мире благодати западничество противипоставило веру в творческие возможности разума, способного обеспечить господство мыслящего индивида над необузданными силами природы и истории.

Споры о том, идти ли России вслед за Западной Европой или искать «самобытный» путь, полемика о тех или иных особенностях русского национального характера, разногласия в оценке реформ Петра I и т.д. были лишь формой постановки более существенного вопроса — о будущих политических и социальных преобразованиях России[5, c.163]. Западники связывали их с усвоением исторических достижений стран Западной Европы, славянофилы отстаивали близкую течениям феодального социализма утопию, идеализируя порядки, существовавшие в допетровской России.

Существование западников как единого лагеря не отменяет, однако, того факта, что обращались они к разным сторонам западной действительности, защищали различные пути будущего преобразования России, выражали, в зависимости от принадлежности, интересы разных классов. Со второй половины 40-х годов расхождения затрагивали область эстетики, выражались в разном отношении к атеизму и материализму и особенно резко — в трактовке социально-политических проблем.

Наметившиеся в сфере идейной борьбы 40-х годов тенденции к размежеванию демократизма, утопического социализма и либерализма окончательно оформились и закрепились к концу 50-х — началу 60-х годов в борьбе политических направлений, когда вопрос — каким путем идти России? — принял конкретные формы — как и кому освобождать крестьян? Революционные демократы стали на сторону крестьянства, либералы (как западники, так и славянофилы) — на сторону помещиков, во многом смыкаясь с представителями самодержавной России, приступившими к освобождению «сверху»[2, c.306].

Таким образом, термины «западники» и «славянофилы» отражают некоторые реальные моменты истории идейной и политической борьбы 40-х годов.

Заключение

Спор славянофилов с западниками XIX век разрешился в пользу последних. Россия пошла тогда по западному, т.е. капиталистическому пути развития.

Исследовав и сопоставив западноевропейскую и русскую историю, особенности религиозной веры, системы духовных и социальных ценностей, славянофилы наглядно показали, что жизненные начала России и Европы различны, что означало неприемлемость европейских форм жизни для России.

Славянофилов часто упрекали и упрекают в идеализации истории России и желании восстановить старое. Эти упреки совершенно несправедливы. Они прекрасно понимали, что возврата к прошлому нет, история не может пойти вспять, что, например, изменения, происшедшие вследствие петровских реформ, носят необратимый характер. Они проповедовали не возврат к прошлому, а восстановление жизнеспособных начал российского общества в изменившихся условиях.

Главной заслугой славянофилов является пресечение тенденций слепого подражания европейской культуре. Они показали что Европа, которой хотели подражать, сама переживает духовный кризис, что цивилизация Запада неудовлетворительна. Славянофилы обратили свой взгляд на самобытные корни русской культуры и доказали, что Россия в целом ряде случаев стоит выше Европы. Таким образом, влияние славянофилов на русскую мысль было необычайно сильным. В новых исторических условиях в пореформенной России прямым продолжением славянофильства выступило почвенничество.

В целом общественная и научно-литературная деятельность и воззрения западников, их борьба против реакционной официальной идеологии и критика либерально-консервативных позиций славянофилов имели определённое прогрессивное значение в условиях крепостной России. В то же время сопоставление западников и славянофилов показывает, что их идейные разногласия явились своеобразным отражением объективных противоречий развития русского общества накануне отмены крепостного права в России. В обстановке назревавшей революционной ситуации конца 50-х гг. в практике подготовки крестьянской реформы 1861 противоречия между западниками и славянофилами сглаживались и намечалось сближение западников и славянофилов, т.к. те и другие объективно выражали интересы либеральных помещиков и буржуазии. Идеологам либеральных помещиков и буржуазии противостояли революционные демократы во главе с Чернышевским и Герценом. В пореформенное время, в условиях капиталистического развития западничество как особое направление в общественной мысли перестало существовать.

Политическая программа западников содержала такие положения, как отмена крепостного права, строгое соблюдение имеющихся законов, установление конституционной монархии, а в перспективе парламентской республики и обеспечение гражданских свобод, изложенных в Декларации прав человека и гражданина 1789 г.

Можно выделить три основные идеи «западничества» XIX века, введенные им в отечественную культуру. Первая из них тезисно может быть сформулирована так: констатация «западниками» давней включенности России в контекст мировой, прежде всего европейской истории, зависимости ее развития от этого «контекста». Вторая заслуга западников состоит в провозглашении свободной личности. Известно, что в центре всех построений «славянофилов» — мифологизированные представления об общине как социальной «личности», где каждый отдельный человек добровольно отказывается от себя самого, свободно и сознательно отрекается «от своего полновластия» в пользу общинного. Приоритетной же социально-нравственной ценностью «западников» являлась личность, ее освобождение от традиционных, преимущественно патриархальных и средневековых пут, провозглашение ее свободы и самоценности.

Наконец, третий аспект «западнического» наследия, заслуживающий быть отмеченным: именно «западничество» поставило в России столь важную для страны проблему правового обеспечения свободы личности, подчеркнуло значение юридической стороны освобождения человека, необходимость законодательства, закрепляющего права человека как гражданина и т. п.

Таким образом, на основе взаимоотношений между западниками и славянофилами можно сделать вывод о том, что духовный капитал, накопленный западниками за всю историю существования этого течения, оказывается более актуальным и плодотворным, нежели разного рода романтизированный и офилософиченный «национал-патриотизм», взятый во всех разновидностях концепции «самобытничества» славянофилов. Этот последний, то есть национал-патриотизм, настаивающий на «особом», своем «собственном», «самобытном» пути России, так или иначе опирался и опирается на всякого рода мифы, в основе которых лежит представление о «русской душе», или «русской идее», диктующей национальному бытию смысл, миссию, предназначение и т. п. заданные константы. Сюда же примыкают представления об исконной православности, о самобытной народной нравственности, основанной на любви, о традиционной «державности», «соборности» и т. п. как о подлинно национальных атрибутах русского народа и исходных основах решения «русского вопроса».

Славянофильство как социальное учение, как «политическая программа» было исторически оправдано и теоретически ценно, пока продолжали существовать те реалии, из которых исходили, идеализируя и мифологизируя их, его основоположники (И. Киреевский и А. Хомяков, Ю. Самарин и К. Аксаков и др.), то есть пока сохранялась патриархально-крестьянская община, а православно-религиозные верования были глубоко укоренены в народном, массовом сознании.

Тот факт, что славянофильская утопия опиралась на эти реалии, объясняет признание со стороны ряда западников (например, К. Кавелиным) определенных теоретических аспектов славянофильства и даже сильный разворот некоторых из них в его сторону, что свидетельствует об относительной эластичности границ между этими «направлениями».

Список использованной литературы

Литература

1. Антонов К.М. Славянофилы и И.В. Киреевский: становление исследовательских тенденций. // Вестник ПСТГУ, 2006. — № 16. — С. 55-92.
2. Гаджиев К.С. Политология: Учебник для ВУЗов. — М.: Логос, 2007. — 437 с.
3. Ирхин Ю.В., Зотов В.Д., Зотова Л.В. Политология: Учебник М.: Юристъ, 2002. — 511 с.
4. Козырев Г.И. Политология. — М.: Инфра-М, 2009. — 392 с.
5. Политология: Учебное пособие для вузов под ред. Решетникова С.В. — М.: ТетраСистемс, 2008. — 381 с.
6. Смирнов Г.Н., Петренко Е.Л., Сироткин В.Г., Бурсов А.В. Политология. — М.: Проспект, 2008. — 336 с.
7. Мельвиль А.Ю., Алексеева Т.А., Боришполец К.П. Политология: Учебник для ВУЗов. — М.: Велби, 2007. — 471 с.
8. Тинт Ю.С. Политология: Учебное пособие для ВУЗов. — М.: РИОР, 2008. — 405 с.

Периодическая печать

9. Володин А.Г. Проблема «Западничества». Как она видится нам сегодня?// Свободная мысль, 2002. — № 7. — С. 19-31.
10. Кара-Мурза А.А., Вейдле В.В. // Кара-Мурза А.А. Интеллектуальные портреты: Очерки о русских политических мыслителях ХIХ-ХХ вв. М.: ИФ РАН, 2006. — С. 107-119.
11. Малинова О.Ю. «Долгий» дискурс о национальной самобытности и оппозиция западничества и антизападничества в постсоветской России» // Русский национализм: Социальный и культурный контекст / Сост. М. Ларюэль. — М.: Новое литературное обозрение, 2008. — С. 235-256.
12. Малинова О.Ю. Западничество и антизападничество в России: Поиски национальной идентичности в контексте догоняющей модернизации (XIX — XXI вв.) // Пути России: Преемственность и прерывистость общественного развития. — М.: МВСШЭН, 2007. — С. 298-306.
13. Малинова О.Ю. Образы «Запада» и модели русской идентичности в дискуссиях середины XIX в. // Космополис, 2006. — № 2 (12). — С.38-59.
14. Ушков А.М. Сравнительная политология: Запад — Россия — Восток. // Авторские программы учебных курсов по политологии. / Под общ. ред. проф. Ирхина Ю.В. — М.: МАКС Пресс, 2007. — С. 85-109.
15. Янов А.Л. Славянофилы и внешняя политика России в XIX веке // Полис-М, 2001. — №6.- С. 158-171.

основные идеи, сходства и различия кратко

Западники – представители русской философской и общественной мысли 1840–1850-х годов. Они выступали за отмену крепостного права и считали, что государство должно пойти по западноевропейскому пути развития.

Славянофилы– последователи течения, оформившегося в 1830–1840-х годах. В отличие от западников, они были убеждены, что страна должна пойти по своему собственному пути. Они утверждали, что Россия – наследница особой духовной культуры, основанной на почве православия, и должна донести истину до европейских государств, впавших в ересь и атеизм.

Оба течения сложились примерно в одно время: славянофильство в 1839 году, а западничество – к 1841. ​

Содержание

Взгляды западников

Большая часть западников происходила из дворянского сословия и богатого купечества.

Они выступали за отмену крепостного права, составляли проекты его отмены и говорили о преимуществах наемного труда.

Западники критиковали феодальный российский строй и противопоставляли ему буржуазно-парламентарный и конституционный порядок, заведенный в странах Западной Европы – особенно в Англии и Франции.

Сторонники течения считали крестьянские общины и общинное землевладение пережитком прошлого и полагали, что их должно ждать исчезновение, как это произошло в Европе.

Что касается монархии, западники считали, что оптимальным для государства будет ограниченная монархия и парламентский строй.

Последователи движения видели будущее в развитии промышленности, торговли и строительстве железных дорог.

Своих целей западники рассчитывали добиться мирным путем, воздействуя на царское правительство общественным мнением, а также через науку и просвещение.

Ключевой фигурой в российской истории западники считали Петра I.

Портрет Петра I. Готфрид Кнеллер, 1698. Википедия

Сторонники прогресса и просвещения отмечали усилия царя по сближению России с западным миром.

Последователи западничества выступали за свободу печати, право выбора языка, вероисповедания. Они утверждали, что личность первична перед государством.

Известные западники: Тургенев, Белинский, Салтыков-Щедрин

Известно, что к идеям западничества положительно относился русский писатель Иван Тургенев. Будущий литератор увлекся идеями в Германии, куда отправился после окончания университета. Уклад западной жизни произвел на юношу сильное впечатление. Он был убежден, что вытянуть Россию из мрака, в котором она пребывает, сможет лишь усвоение общечеловеческой культуры.

Последователями течения были также литературный критик Виссарион Белинский, русский философ и публицист Петр Чаадаев, писатели Николай Некрасов и Иван Гончаров.

Известно, что литератор Михаил Салтыков-Щедрин пытался примирить западников и славянофилов, но все же сильнее склонялся к идеям первых.

На философские воззрения западников оказали влияние Шиллер, Гегель, Шеллинг, Фейербах, Конт и Сен-Симон.

Салтыков-Щедрин. Иван Крамской, 1879. Википедия

Идеи славянофилов

Термин «славянофильство» был введен в обиход западниками. Сами славянофилы использовали другие самоназвания: «москвичи», «московское направление», «московская партия», «восточники».

Однако придуманный западниками термин в итоге прижился и стал использоваться в среде «славянофилов»

Почву для расцвета движения подготовила Отечественная война 1812 года, обострившая патриотические чувства и поставившая вопрос об определении национального лица России.

Последователи течения выразили идею об особом пути России и о спасительной роли православия.

«Все, что препятствует правильному и полному развитию Православия, всё то препятствует развитию и благоденствию народа русского, все, что дает ложное и не чисто православное направление народному духу и образованности, все то искажает душу России и убивает ее здоровье нравственное, гражданское и политическое»,– писал религиозный философ и публицист Иван Киреевский.

Особый акцент славянофилы делали на русском крестьянине, считая, что в нем заложен «ключ нашего национального существования».

Как и западники, славянофилы считали, что крепостное право должно быть отменено, но с сохранением традиционного уклада крестьянской жизни.

В отличие от западников, славянофилы воспринимали Петра I скорее как  отрицательную для русской истории фигуру. По их мнению, царь сбил страну с пути, навязав ей европейские ценности, которые не могут прижиться на русской земле, либо, как минимум, нуждаются в адаптации.

Что касается отношения к монархии, то поклонники самобытного национального пути были убеждены, что абсолютная монархия – единственно верный для России вариант, а парламент и конституция – чуждые для славян явления.

К цензуре славянофилы относились спокойно, считая, что она возможна в интересах государства. Государство важнее личности, а личность должна служить общей идее. Основой русского государства и русской жизни славянофилы считали православие, а европейский опыт, по их мнению, мог нарушить устоявшиеся религиозные каноны.

Владимир Даль и Федор Тютчев: известные славянофилы

Основоположником раннего славянофильства считается русский поэт, художник и богослов Алексей Хомяков.

Алексей Хомяков, автопортрет, 1804. Википедия

По Хомякову, залогом спасения является церковное единство верующих Православной Церкви. В статье «О старом и новом» 1839 года им были выдвинуты основные теоретические положения славянофильства.

Славянофилам симпатизировал русский поэт Федор Тютчев. Для Тютчева первостепенное значение имела государственная, державная идея, неразрывно связанная со всемирной ролью России.

Федор Тютчев. Фото Сергея Левицкого, 1856. Википедия

С точки зрения Тютчева, Россия –«христианская держава, а русский народ является христианином не только вследствие православия своих верований, но и благодаря чему-то еще более задушевному».

В последние годы жизни немало общего с последователями славянофильства имел и составитель «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Даль. Словарь показал богатство русского языка и зафиксировал тысячи редких диалектных слов. Труд, на который у составителя ушло 53 года, вызвал у славянофилов немало восторгов.

Главную роль в выработке взглядов славянофилов сыграли литераторы, поэты и ученые Кириевский, Аксаков, Самарин.

Владимир Даль. Портрет работы Василия Перова, 1872. Википедия

ЗАПАДНИКИ • Большая российская энциклопедия

ЗА́ПАДНИКИ, ли­бе­раль­ное идей­ное те­чение 1840-х – нач. 1860-х гг. в Рос­сии. На­ча­ло фор­ми­ро­вать­ся в 1839, ко­гда сло­жил­ся моск. кру­жок Т. Н. Гра­нов­ско­го. В не­го вхо­ди­ли П. В. Ан­нен­ков, В. П. Бот­кин, К. Д. Ка­ве­лин, М. Н. Кат­ков, П. Н. Куд­ряв­цев, Н. Х. Кет­чер, Е. Ф. Корш, Н. Ф. Пав­лов, Б. Н. Чи­че­рин. В это вре­мя взгля­ды З. раз­де­ля­ли В. Г. Бе­лин­ский, А. И. Гер­цен, Н. П. Ога­рёв, П. Я. Чаа­да­ев. К З. бы­ли близ­ки И. А. Гон­ча­ров, С. М. Со­ловь­ёв, И. С. Тур­ге­нев, М. Е. Сал­ты­ков-Щед­рин. По­сле смер­ти Гра­нов­ско­го (1855) моск. З. (Бот­кин, Кет­чер, Е. Ф. Ко­ни, Корш, Со­ловь­ёв, Чи­че­рин) объ­е­ди­ни­лись во­круг пи­са­те­ля А. В. Стан­ке­ви­ча. В С.-Пе­тер­бур­ге в кон. 1840-х гг. об­ра­зо­ва­лась вто­рая груп­па З., со­сто­яв­шая из мо­ло­дых чи­нов­ни­ков во гла­ве с Н. А. Ми­лю­ти­ным и Д. А. Ми­лю­ти­ным. Поз­же они по­лу­чи­ли из­вест­ность как «пар­тия про­грес­са», или «ли­бе­раль­ные бю­ро­кра­ты». Ещё один кру­жок З. сло­жил­ся в нач. 1850-х гг. во­круг пе­ре­ехав­ше­го в С.-Пе­тер­бург К. Д. Ка­ве­ли­на. Мно­гие З. бы­ли вид­ны­ми про­фес­со­ра­ми и пуб­ли­ци­ста­ми, час­то вы­сту­па­ли с лек­ция­ми и в пе­ча­ти, что спо­соб­ст­во­ва­ло рас­про­стра­не­нию их идей. Вы­ра­зи­те­ля­ми мне­ний З. бы­ли жур­на­лы «Мо­с­ков­ский на­блю­да­тель» (1835–39), «Оте­че­ст­вен­ные за­пис­ки» (с 1839), «Рус­ский вест­ник» (с 1856) и «Ате­ней» (1858–59), а так­же газ. «Мо­с­ков­ские ве­до­мо­сти» (1851–56).

Тер­ми­ны «за­пад­ни­ки» и «за­пад­ни­че­ст­во» воз­ник­ли в хо­де по­ле­ми­ки З. со сла­вя­но­фи­ла­ми и пер­во­на­чаль­но са­ми­ми З. вос­при­ни­ма­лись как обид­ные по­ли­тич. клич­ки (в спо­рах 1840-х гг. ис­поль­зо­ва­лись так­же про­зви­ща «за­пад­ные», «ев­ро­пеи­сты» и «но­во­ве­ры»).

В по­ли­тич. сфе­ре З. бы­ли сто­рон­ни­ка­ми сво­бо­ды со­вес­ти, об­ществ. мне­ния и пе­ча­ти, а так­же пуб­лич­но­сти пра­ви­тельств. дей­ст­вий и глас­но­сти су­до­про­из­вод­ст­ва. По от­но­ше­нию к при­ме­не­нию ре­во­люц. на­си­лия для из­ме­не­ния су­ще­ст­во­вав­ше­го строя пер­во­на­чаль­но сре­ди З. на­ме­ти­лось два на­прав­ле­ния – ра­ди­каль­ное (в ис­то­рио­гра­фии ино­гда име­ну­ет­ся ре­во­лю­ци­он­но-де­мо­кра­ти­че­ским), до­пус­кав­шее ис­поль­зо­ва­ние на­си­лия, и уме­рен­ное, для ко­то­ро­го бы­ло ха­рак­тер­но от­ри­ца­ние на­сильств. спо­со­бов борь­бы с вла­стью и стрем­ле­ние к по­сте­пен­но­му пре­об­ра­зо­ва­нию об­ще­ст­ва. К пер­во­му на­прав­ле­нию тра­ди­ци­он­но от­но­сят В. Г. Бе­лин­ско­го, А. И. Гер­це­на и Н. П. Ога­рё­ва, од­на­ко их по­зи­ция не все­гда бы­ла по­сле­до­ва­тель­но ра­ди­каль­ной. Ко вто­ро­му на­прав­ле­нию при­над­ле­жа­ло боль­шин­ст­во З. Раз­рыв Гер­це­на с З. (1845) и смерть Бе­лин­ско­го (1848) окон­ча­тель­но оп­ре­де­ли­ли суть идей­ной по­зи­ции за­пад­ни­че­ст­ва как уме­рен­но ли­бе­раль­но­го те­че­ния. Боль­шин­ст­во З. бы­ли мо­нар­хи­ста­ми, счи­та­ли воз­мож­ным осу­ще­ст­в­ле­ние на­зрев­ших ре­форм са­мим го­су­дар­ст­вом.

З., так же как и сла­вя­но­фи­лы, не име­ли сво­ей ор­га­ни­за­ции. До 1845, ко­гда ме­ж­ду дву­мя те­че­ния­ми про­изо­шёл кон­фликт, при­вед­ший к раз­ры­ву от­но­ше­ний ме­ж­ду ни­ми, З. и сла­вя­но­фи­лы вос­при­ни­ма­ли се­бя как еди­ное «об­ра­зо­ван­ное мень­шин­ст­во», стре­мив­шее­ся про­бу­дить об­ще­ст­во от «ум­ст­вен­ной апа­тии». Од­на­ко ми­ро­воз­зре­ние З. рез­ко от­ли­ча­лось от «са­мо­быт­ни­че­ст­ва» сла­вя­но­фи­лов, а так­же от гос­под­ство­вав­шей «офи­ци­аль­ной на­род­но­сти» тео­рии. Ос­но­вой ми­ро­воз­зре­ния З. бы­ли идеи ев­роп. Про­све­ще­ния и не­мец­кой клас­си­че­ской фи­ло­со­фии, при­зна­ние ве­ду­щей ро­ли ра­зу­ма в по­зна­нии, не­об­хо­ди­мо­сти фи­лос. ос­мыс­ле­ния при прак­тич. ос­вое­нии ок­ру­жаю­щей дей­ст­ви­тель­но­сти. З. счи­та­ли, что ра­зум по­зво­лял по­знать мир (в т. ч. и об­ществ. от­но­ше­ния) как сис­те­му при­чин­но-след­ст­вен­ных свя­зей, в ко­то­рой дей­ст­ву­ют по­зна­вае­мые (хо­тя по­рой ещё не по­знан­ные) за­ко­ны, еди­ные для всей жи­вой и не­жи­вой при­ро­ды. Боль­шин­ст­во З. при­дер­жи­ва­лись атеи­стич. убе­ж­де­ний.

З. бы­ли про­тив­ни­ка­ми кре­по­ст­но­го пра­ва. Они до­ка­зы­ва­ли пре­иму­ще­ст­ва зап.-ев­роп. мо­де­ли об­ществ. уст­рой­ст­ва, од­на­ко она вос­при­ни­ма­лись ими лишь как ори­ен­тир раз­ви­тия, а не пред­мет сле­по­го под­ра­жа­ния. От­стаи­ва­ли ли­бе­раль­ные цен­но­сти, пре­ж­де все­го не­за­ви­си­мость лич­но­сти. С точ­ки зре­ния З., спра­вед­ли­вым мог­ло быть та­кое об­ще­ст­во, в ко­то­ром соз­да­ны все ус­ло­вия для су­ще­ст­во­ва­ния и са­мо­реа­ли­за­ции лич­но­сти. По­это­му они от­вер­га­ли ха­рак­тер­ные для тра­диц. об­ще­ст­ва идеи пат­ри­ар­халь­но­го един­ст­ва по­ме­щи­ков и кре­сть­ян, а так­же па­тер­на­лиз­ма вла­сти по от­но­ше­нию к под­дан­ным.

В сфе­ре эко­но­ми­ки З. счи­та­ли, что го­су­дар­ст­во при ми­ним. вме­ша­тель­ст­ве в раз­ви­тие про­мыш­лен­но­сти, тор­гов­ли и транс­пор­та долж­но обес­пе­чи­вать не­при­кос­но­вен­ность соб­ст­вен­но­сти.

В цен­тре ис­то­рио­соф­ских пред­став­лений З. на­хо­ди­лось по­ня­тие ис­то­рич. про­грес­са, ко­то­рый они пред­став­ля­ли как це­поч­ку не­об­ра­ти­мых, ка­че­ст­вен­ных из­ме­не­ний отд. лю­дей и об­ще­ст­ва в це­лом от худ­ше­го к луч­ше­му. По­это­му З. счи­та­ли Пет­ра I од­ним из гл. дея­те­лей рос. ис­то­рии, ко­то­рый пре­вра­тил дви­же­ние стра­ны по пу­ти про­грес­са в «пра­ви­тель­ст­вен­ную сис­те­му». Идеи за­пад­ни­че­ст­ва на­шли вы­ра­же­ние в соз­дан­ном К. Д. Ка­ве­ли­ным, С. М. Со­ловь­ё­вым и Б. Н. Чи­че­ри­ным в 1840–50-х гг. на­прав­ле­нии ис­то­рич. нау­ки, позд­нее по­лу­чив­шем назв. «го­су­дар­ст­вен­ной шко­лы». Его суть за­клю­ча­лась в ут­вер­жде­нии ор­га­нич­но­сти и за­ко­но­мер­но­сти рос. ис­то­рии, един­ст­ва ис­то­рич. раз­ви­тия Рос­сии и За­па­да при со­хра­не­нии рос. нац. осо­бен­но­стей (боль­шая, чем на За­па­де, роль го­су­дар­ст­ва, ко­то­рая ве­ла к за­си­лью бю­ро­кра­тии и сла­бо­му раз­ви­тию об­ществ. ини­циа­ти­вы), в кон­ста­та­ции то­го, что ос­но­вой от­но­ше­ния го­су­дар­ст­ва к об­ще­ст­ву был па­тер­на­лизм. По мне­нию З., рос. го­су­дар­ст­во в фор­ме са­мо­дер­жа­вия вы­ра­жа­ло все­об­щие ин­те­ре­сы, и по­это­му имен­но оно под воз­дей­ст­ви­ем об­ществ. мне­ния, раз­ви­тия про­све­ще­ния и нау­ки долж­но бы­ло стать ини­циа­то­ром и га­ран­том ли­к­ви­да­ции со­слов­но­го ан­та­го­низ­ма в Рос­сии и под­го­тов­ки на­ро­да («не­раз­вив­шей­ся час­ти че­ло­ве­че­ст­ва») к по­ли­тич. сво­бо­дам. Это по­зво­ля­ет мн. совр. ис­сле­до­ва­те­лям оп­ре­де­лять З. как ли­бе­раль­но-кон­сер­ва­тив­ное идей­ное те­че­ние.

В 1840-х гг. па­фос вы­сту­п­ле­ний З. был на­прав­лен на ут­вер­жде­ние пре­вос­ход­ст­ва За­па­да, в 1850-х гг. они, как и сла­вя­но­фи­лы, со­сре­до­то­чи­лись на раз­мыш­ле­ни­ях о пу­тях и спо­со­бах раз­ре­ше­ния про­блем, сто­яв­ших пе­ред Рос­си­ей. В кон­це не­удач­ной для Рос­сии Крым­ской вой­ны 1853–56 не­ко­то­рые З. на­пи­са­ли по­лу­чив­шие ши­ро­кую из­вест­ность за­пис­ки, в ко­то­рых кон­ста­ти­ро­ва­ли на­зрев­ший в Рос­сии кри­зис, ох­ва­тив­ший все сто­ро­ны жиз­ни об­ще­ст­ва, и пред­ла­га­ли план не­об­хо­ди­мых пре­об­ра­зо­ва­ний для вы­хо­да из не­го. В пер­вой из та­ких за­пи­сок (1855) Б. Н. Чи­че­рин под­верг кри­ти­ке внеш­нюю по­ли­ти­ку скон­чав­ше­го­ся имп. Ни­ко­лая I (ко­то­рая, по мне­нию Чи­че­ри­на, но­си­ла экс­пан­сио­ни­ст­ский ха­рак­тер и при­ве­ла к вой­не), по­ка­зал тес­ную взаи­мо­связь во­ен. не­удач с «внут­рен­ним не­уст­рой­ст­вом го­су­дар­ст­ва». К. Д. Ка­ве­лин в сво­ей за­пис­ке, так­же на­пи­сан­ной в 1855, ви­дел гл. при­чи­ну от­ста­ло­сти стра­ны в кре­по­ст­ном пра­ве, от­ме­чал его па­губ­ное воз­дей­ст­вие на нрав­ст­вен­ное со­стоя­ние об­ще­ст­ва и со­ци­аль­ную ста­биль­ность, на­стаи­вал на не­об­хо­ди­мо­сти ос­во­бо­ж­де­ния кре­сть­ян с зем­лёй и за «воз­на­гра­ж­де­ние вла­дель­цам» (этот прин­цип лёг в ос­но­ву кре­сть­ян­ской ре­фор­мы 1861).

В свя­зи с тем, что гл. цель З. – от­ме­на кре­по­ст­но­го пра­ва – бы­ла реа­ли­зо­ва­на пра­ви­тель­ст­вом, круж­ки З. рас­па­лись в нач. 1860-х гг., од­на­ко не­ко­то­рые З. (К. Д. Ка­ве­лин, Б. Н. Чи­че­рин) про­дол­жа­ли иг­рать вид­ную роль в об­ществ. жиз­ни. Тер­мин «З.» по­сте­пен­но ут­ра­тил кон­крет­ность, его ста­ли упо­треб­лять при­ме­ни­тель­но к ли­бе­раль­но на­стро­ен­ной час­ти ин­тел­ли­ген­ции.

Споры западников и славянофилов — презентация онлайн

1. Споры Западников и Славянофилов

СПОРЫ ЗАПАДНИКОВ
И СЛАВЯНОФИЛОВ

2. Глоссарий

ГЛОССАРИЙ
Западники выступали за отмену крепостного права и признание необходимости развития
России по западноевропейскому пути. Большинство западников по происхождению и
положению принадлежали к дворянам-помещикам.
Славянофилы ориентировались на выявление самобытности России, её типовых отличий от
Запада. Они выступали с обоснованием особого, отличного от западноевропейского русского
пути, развиваясь по которому, по их мнению, Россия способна донести православную истину
до впавших в ересь и атеизм европейских народов. Славянофилы утверждали также о
существовании особого типа культуры, возникшего на духовной почве православия.
Сакрализация — (от лат. sacer священный) получение политикой священного, связанного с
религиозным культом, статуса.
Утопический социализм — принятое в исторической и философской литературе обозначение
предшествовавшего марксизму учения о возможности преобразования общества на
социалистических принципах, о его справедливом устройстве. Главную роль в разработке и
внедрении в общество идей о строительстве социалистических отношений
ненасильственным образом, лишь силой пропаганды и примера, сыграла интеллигенция и
близкие к ней слои.

3. Идейные воззрения

ИДЕЙНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ
Сходства:
Необходимость изменений в российской действительности.
Отмена крепостного права.
Надежда на мирный и эволюционный характер преобразований под
руководством верховной власти.
Вера в возможность движения России к процветанию.

4. Идейные воззрения

ИДЕЙНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ
Различия:
Западники:
Россия развивается по единому с
Западной Европой историческому
пути. Многие процессы и явления
в истории России и Европы
сходны.
В России должна сложиться
конституционная монархия,
сходная с монархиями Западной
Европы.
Славянофилы:
Россия имеет свой особый путь
развития, отличный от Запада.
Допускается сохранение
самодержавия, но народ имеет
право на выражение своего
мнения, которое доводится до
царя совещательным Земским
собором.

5. Представители западничества

ПРЕДСТАВИТЕЛИ
ЗАПАДНИЧЕСТВА
Борис Иванович Морозоввоспитатель и фаворит царя
Алексея Михайловича.
Артамон Сергеевич Матвеев и
Василий Васильевич Голицынглавы Посольского приказа.

6. Представители славянофильства

ПРЕДСТАВИТЕЛИ
СЛАВЯНОФИЛЬСТВА
Основоположником
славянофильства стал
литератор Алексей
Степанович Хомяков- русский
поэт, публицист, философ.

7. Представители славянофильства

ПРЕДСТАВИТЕЛИ
СЛАВЯНОФИЛЬСТВА
Деятельную роль в движении
играли И. В. Киреевский, К. С.
Аксаков, И. С. Аксаков, Ю. Ф.
Самарин, Ф. В. Чижов.

8. Итоги

ИТОГИ
Западники
Славянофилы
Западники являлись, по
преимуществу, светскими людьми. В
их представлениях зачастую вовсе не
было места религиозной вере и
сакрализации, ибо модель западной
культуры, по образцу которой они
хотели построить свою собственную,
представлялась им вполне мирской.
Религиозная вера и сакрализация
общественной жизни либо отрицались
полностью, либо носили
неустойчивый характер.
Славянофилы — в основном
мыслители и публицистыидеализировали допетровскую Русь,
настаивали на её самобытности,
которую они усматривали в
крестьянской общине, чуждой
социальной вражды, и в православии.
Эти черты, по их мнению, должны
были обеспечить мирный путь
общественных преобразований в
стране. Россия должна была
вернуться к Земским соборам, но без
крепостного права.

9. итоги

ИТОГИ
Западники
Родоначальники «западничества» были ничуть не
меньшими патриотами, чем «славянофилы»
(«русофилы»). Просто они были «другого рода»
патриотами. В 1864 году Герцен так отвечал
славянофилу Ю. Самарину на обвинения в не
патриотизме:
«Любовь наша (к народу русскому) — не только
физиологическое чувство племенного родства,
основанное исключительно на случайности
месторождения, она, сверх того, тесно соединена с
нашими стремлениями и идеалами, она оправдана
верою, разумом, а потому она нам легка и совпадает с
деятельностью всей жизни».
Славянофилы
Славянофилов отличали:
идеализация в той или иной мере древнерусского
быта и связанная с ней патриархально-утопическая
теория общества, исходящая из того, что оно должно
строиться по типу семейных отношений, ибо его
истинной основой является семья.
вытекающая из данной идеализации вера в то, что
спасение России заключается в возвращении, к ее
исконным началам, сохранившемся в народных
воззрениях и в быту простого народа.
учению славянофилов была присуща определенная
система религиозных воззрений, тесно связанных с
социально-политическими. Славянофилы были
сторонниками самодержавия как своеобразной и
характерной черты русского общества,
противостоящего западному абсолютизму.

Исторический пример того, как можно спорить о судьбе России, не оскорбляя друг друга

Нас не завербуешь в невозвращенцы! Фото РИА Новости

Уж сколько лет, десятилетий и веков нас, россиян, периодически посещает трезвая мысль о том, что без открытого выяснения и сопоставления идейных разногласий в спорах о дальнейшем развитии отечества нам трудно представить cвое будущее, не говоря о судьбах потомков.

Между тем исторический пример не смертельно убийственной полемики подают нам некоторые блестящие предки. Мне кажется, таким примером мирного единоборства идей, способных двинуть Россию вперед, был, можно сказать, «поросший мхами внутрироссийский спор между западниками и славянофилами».

Сейчас такое разделение тоже есть. Но славянофилы теперь себя больше считают почвенниками и патриотами, а западников, как самое мягкое, назвали «либеральствующими русофобами».

Западники, в свою очередь, тоже не остаются в долгу. И отвечают неслабой фразой: «Патриотизм – последнее прибежище негодяя». Этот афоризм был выдан доктором Самуэлем Джонсоном в Литературном клубе в апреле 1775 года и опубликован Джеймсом Босуэллом в биографии автора этой мудрости, ставшей уже банальностью, но не потерявшей своей остроты.

Да, тогда велись споры о своеобразии русского культурного кода и социокультурных характеристик других народов, о совместимости или несовместимости русской духовности и прагматичности Запада, о том, что полезней для России – идти собственным путем или пытаться перестраивать себя по образу и подобию преуспевших в чем-либо быстрее России западных государств. Но при этом русские западники в XIX веке, в отличие от нынешних, никогда не ставили под сомнение особенность российской государственности. И так же, как их оппоненты, были истинными патриотами. Государственность России, ее независимость и суверенитет тогдашние западники отнюдь не считали препятствием для экономического и социального прогресса.

Их оппоненты – славянофилы позапрошлого века – нынешним нашим почвенникам тоже, как видно, не родня. Те не отвергали с порога, не отрицали заведомо весь западный опыт обустройства жизни, не объявляли априори все западное враждебным России, хотя и отстаивали своеобразие русского менталитета и способствовали развитию национального самосознания.

Главное – это была дискуссия, «домашний спор», как писал Александр Сергеевич Пушкин, а не нынешние жаркие обмены залпами взаимной ненависти…

Читая нынче тексты XIX века, вы не обнаружите, к примеру, чтобы убежденные славянофилы Аксаковы проявили какое-либо презрение к убеждениям ярых западников Киреевских. Братья Киреевские, в свою очередь, ратуя за признание благородными русскими патриотами европейских ценностей, связанных с католицизмом, в то же время публично признавали, что православие помогло становлению русской государственности, и это была весомая помощь развитию национальной культуры и русского языка…

Что же касается нынешних полемистов, то почвенники, конечно же, радуются возрождению мифа о самом великом и успешном руководителе страны. Сегодня им уже не стыдно и не страшно заявлять: «Быть сталинистом – значит быть патриотом». Больше того, один из центральных посылов нынешних почвенников – это сожаление о том, что «великий Сталин» не успел окончательно искоренить всю прозападную, на их языке, «русофобствующую нечисть»…

Что же до западников, то они готовы оспаривать любую, например, экономическую специфику отечества, которая если и упоминается ими, то, как правило, только в отрицательном смысле.

Поэтому они призывают безоговорочно признать превосходство Запада, схватиться за тамошние ценности как за спасательный круг и аккуратно следовать идущим оттуда рекомендациям. Некоторые договариваются до того, что в интересах России ей надо бы каким-то образом избавиться от своих ядерных ракет. И тогда Запад окончательно освободится от остаточного, но все еще немалого страха перед нами и… конечно, завалит Россию столь желанными иностранными инвестициями. А уж про санкции и разговора не будет – они рассеются, как «с белых яблонь дым».

Чуть более серьезно и концентрированно обостряющееся противоборство двух лагерей проявляется в дискуссии о способах модернизации России вообще и ее экономики в частности.

Отдавая себе отчет в остроте ситуации, связанной с угрозой еще большего отставания России от стран – лидеров современного мира, и предчувствуя необратимость такого замедления, почвенники открыто призывают к уже неоднократно испробованному чисто мобилизационному варианту модернизации страны. Это предполагает широкомасштабную национализацию крупной промышленности, доминирование в экономике директивного планирования и централизации ценообразования.

Ясно, что все это может быть реализовано только в рамках жестко авторитарной политической системы, следовательно, требуется окончательный отказ от демократических начал в управлении страной. В общем, нужна система а ля Сталин.

Так что же, тогда вредоносный Запад мы опять догоним и перегоним? Легко заметить, что на первый план здесь выдвигается государство, а интересы личности в соответствии с царско-советской традицией должны подчиниться интересам общества во главе с «лидером нации» и его командой.

Что же западники? Их лагерь менее однороден. Но общая мантра сводится к тому, что «рынок всемогущ, а государство неэффективно по определению». Поэтому чем его меньше, тем лучше для страны и ее экономики. Разногласия обнаруживаются только по проблеме своевременности внедрения в модернизирующейся стране тех или иных демократических институтов западного образца.

Одни считают, что экономическая модернизация России в принципе невозможна без политической. Утверждается, что только при установлении здесь полного набора уже укоренившихся на Западе демократических институтов диверсификация отечественной экономики станет реальной и устойчивой.

Другие же сомневаются в этом, полагая, что в теперешней российской ситуации, якобы требующей ряда непопулярных рыночных реформ, рановато равняться на теперешние демократические стандарты Запада, и, следовательно, нужно пока ориентироваться на жесткий авторитаризм. Подозреваю, что противоборство западников и почвенников, правда, в сильно завуалированном виде, имеет место и в правящем доме страны. Это, разумеется, не может не влиять на конкретную политику власти, которая до поры до времени была вынуждена лавировать между теми и другими. Сегодня же, судя по всему, она перестает быть над схваткой, все больше тяготея к идеям почвенников, что чревато, с одной стороны, обострением конфликта между общественными группами в России, а с другой – усилением авторитарных тенденций в стране.

Думаю, это серьезная ошибка. Даже если так называемый просвещенный авторитаризм и показан России на нынешней стадии ее развития, власть не должна брать чью-либо сторону в соревновании двух рассматриваемых идеологий. Тем более что их носители демонстрируют не только нелепости типа «нас спасет только Сталин» или «Запад нам поможет». Ведь по большому счету изрядная доля истины есть в воззрениях и почвенников, и западников. Если отбросить крайности и дистанцироваться от экстремистов в обоих лагерях, то есть избавиться от агрессивного мракобесия одних и разрушительного подражательства других, то окажется, что обе идеологии не только совместимы, но и взаимодополняемы. Почвенники, в сущности, персонифицируют утраченные в стране равенство и справедливость, а западники – мучительно трудно приживающиеся, но остро необходимые России ценности свободы и демократии.

Едва ли не самая трагическая особенность сознания тех и других – чрезвычайно низкая договороспособность из-за отсутствия чувства относительности собственной правоты. И еще нельзя забывать о том, что «если вы слишком долго спорите о прошлом, то вы рискуете упустить будущее». Так что пора бы нам понять, что культура «все или ничего» пагубна и бесперспективна. На ее место должна прийти культура диалога, компромисса и консенсуса. И вот тогда, можно надеяться, страна наша замечательная перестанет привычно шарахаться из крайности в крайность, страдая то от «произвола власти», то от «власти произвола», и найдет наконец желаемое равновесие между Свободой и Справедливостью…

Аристотель говорил, что эгоизм порицается не за то, что он есть, то есть не за любовь к самому к себе, а за чрезмерность себялюбия. То же относится и к корыстолюбию. Чувство меры решает все!

Но у нас его нет.

Или свободный рынок, или директивный план?

Свобода и справедливость. Привычный для России выбор между ними всегда ложен.

Если вы утрачиваете одно, теряете и то, и другое. Идеал – взаимодополняемость двух великих ценностей. Норма – их реализованное равновесие (страны Западной Европы и Скандинавии).

Сегодняшняя Россия – точная иллюстрация ложности выбора. Именно в результате бездумного отказа от советской справедливости получили изжитую было архаику – как в политике (всесилие квазимонархической бюрократии), так и в экономике (государственно-монополистический капитализм конца XIX – начала XX века).

И как результат – массовая бедность, бесправие большинства и безумное богатство и вседозволенность свежеиспеченного правящего дома (новые аристократические династии). Теснейшее переплетение власти и собственности.

Не хочу быть моралистом. Но мой жизненный опыт показывает, что здесь нужно смотреть через призму триады идеал–норма–практика. Идеал недостижим, так сказать, по определению, а вот норма может совпадать с действительностью, а может и нет. У нас сила личного интереса, похоже, перешла упомянутую меру, что реально угрожает самому существованию социума. На языке современной экономической теории это означает «провал государства». 

Реферат на тему славянофильства и западничества

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Название университета» ФАКУЛЬТЕТ … Кафедра … РЕФЕРАТ на тему: Судьба России как объект философских споров Работу выполнил студент _____ курса очного/заочного отделения ФИО студента Научный руководитель __________________ _____ учёная степень, ФИО Дата Город-2020 Содержание Содержание…………………………………………………………………………………..2 Введение……………………………………………………………………………………….3 1. Западничество и славянофильство как противоборствующие философские течения……………………………………………………………………………..5 1.1. Становление западничества………………………………………………….5 1.2 Становление славянофильства………………………………………………7 2. Судьба России в философском споре двух течений…………………..10 2.1 Представление западников о судьбе России…………………………10 2.2 Представление славянофилов о судьбе России…………………….12 Заключение………………………………………………………………………………….16 Список использованной литературы…………………………………………….18 2 1. Западничество и славянофильство как противоборствующие философские течения 1.1. Становление западничества Западничество как общественная философская мысль подразумевало борьбу с крепостным правом и направление России на буржуазный путь развития, то есть следование по пути запада. Сформировалось это движение в 30-х годах XIX века при следующих условиях:  Изменение ориентиров развития России после реформ Петра;  Модернизация общества, навеянная западными достижениями;  Формирование обновленной общественной культуры, основанной на смешении российского и европейского опыта;  Конфликт среди социальных слоев общества, вызванный его изменениями;  Появление интеллигенции, обсуждающей проблемы развития современного российского общества  Заострение внимания русской мысли на человеке Поводом к формированию западничества, как и славянофильства, послужили “Философические письма” Чаадаева, опубликованные в 1836 году и обострившие идейные разногласия среди интеллигенции. Взгляды западничества, четко сформированные к 1841 году, имели общественно- политические и культурные оттенки у отдельных представителей течения, однако в целом их философская мысль отличалась конкретными общими положениями: 1) Критика крепостного права. 5 Западники занимались составлением проектов по отмене крепостного права и демонстрацией достоинств наёмного труда. По их мнению, преобразования, влекущие за собой отмену освобождение крепостных, представлялись возможными только при содействии дворян и правительства. 2) Критика общественного строя. Феодальному абсолютизму, сложившемуся в царской России, противопоставлялся парламентский и конституционный строй европейских государств, в первую очередь Англии и Франции. 3) Модернизация России по западному примеру. Западники ратовали за свободное и стремительное развитие всех сфер экономики, в том числе торговли и промышленности. 4) Достижение целей мирным путем. Западничество сторонилось революционных и социалистических методов реформации, отдавая предпочтение просветительской деятельности в обществе. 5) Положительная оценка деятельности Петра. Петр I для западников представал как бесстрашный император- преобразователь, который положил начало европеизации России и открыл для неё европейский путь исторического развития. Западничество — это вера в прогресс, уверенность в том, что человек независимо ни от чего может постоянно совершенствоваться, и эта способность ограничивается только временем существования нашего мира, согласно теории прогресса Жана Антуана де Кондорсе. Прогресс должен вести к уравнению наций, классов и людей, чтобы в конечном итоге создать человека совершенного. Истинный обладатель разума — индивидуум, однако западнический индивидуализм нельзя считать эгоистичным, поскольку общество в их взглядах — абстрактно, и должно быть устроено так, чтобы гарантировать личности свободу 6 1.2 Становление славянофильства Славянофилы видели Россию идущей по самобытному пути развития, в корне отличающемся от западноевропейского. Самобытность Россия заключалась в следующем:  В истории страны не было классовой борьбы.  Наличие поземельной общины.  Православие — единственная истинная вера. Всё это наблюдалось у зарубежных южнославянских стран, что и послужило причиной для названия течения (славянофилы — славянолюбы). Представители славянофильства сходились на мнении, что России уготована общеевропейская просветительская миссия, в основе которой лежит истинно христианское начало. В западноевропейском обществе материализм господствовал над духовностью, что в конце концов вызвало индивидуалистическую разобщенность и падение духовных ценностей. Славянофильская философская мысль нашла своё отражение в трудах Киреевского и Хомякова 1850-х годов. Славянофилы выступали против западноевропейского исторического пути, но при этом видели необходимость в развитии экономики, промышленности и сельского хозяйства. Крепостное право предлагалось отменить, предоставив крестьянам земельные наделы. Как философскую мысль, славянофильство можно охарактеризовать тремя общими положениями: 1) Целостность духа. Целостность духа является обязательным условием для познавательной, воспитательной и практической человеческой жизнедеятельности. Истину нельзя постичь через отдельно взятые 7 2. Судьба России в философском споре двух течений 2.1 Представление западников о судьбе России Западники видели будущее России в европейском образце. Ведущие западные державы должны стать для русских примером и мотивацией к развитию государственности, парламентаризма, демократии, культурного уровня. Русский человек — самостоятельная личность, которая имеет четкое представление о своих правах и уважает их. Западничество отвергало самодержавие и ратовало за установление в России конституционной монархии, которая бы ограничила царскую власть и гарантировало основные демократические ценности: свободу печати, свободу слова, неприкосновенность личности, гласный суд и др. Россия должна равняться на Англию и Францию — некоторые западники даже идеализировали государственное устройство этих стран. Принципиальное отличие воззрения западников от славянофильского — приоритетная ценность разума и свобода личности, что шло вразрез с идеями познания через веру и принципом соборности. Личность должна освободиться от средневековых патриархальных традиций и провозгласить свою самоценность. Действия, мысли и чувства народа на самом деле представляют собой действия, мысли и чувства отдельных людей, которые его составляют. Залог духовного развития народа, как и развития бытового, лежит в осознании человеком себя как личности. Одним из основных идейных положений западников было то, что Россия уже давно имеет отношение к мировой, в первую очередь 10 европейской, истории, и развитие государств тесно взаимосвязано с развитием государств зарубежных. Н. Михайловский подчеркивал, что в России отсутствуют социально-нравственные традиции, а общественная и духовная жизнь в ней лишены уникальности, на основании чего он судил о том, что сама история России как таковая отсутствует. С позициями западничества сходились многие известные русские философы — Чернышевский, Писарев, Герцен. Все они рассматривали человеческую личность как высшую силу, а её свободу и независимость считали первейшими ценностями. В отличие от славянофилов, западники в русской самобытности видели регресс и деградацию, из-за чего наша страна многие годы пребывала вне всемирной истории. Выведение России из этого состояния — величайшее достижение Петра I, с преобразований которого берёт своё начало история российская внутри истории мировой. Тем не менее, реформы великого императора повлекли за собой много трудностей, и западники это осознавали. Герцен считал, что жестокость ни насилие, в условиях которых проводились реформы Петра, дали жизнь всем ужасам деспотизма того времени. Западники также дали толчок к формированию российского либерального течения. Западничество и либерализм разделяли свои идеи и цели, направленные на общественный прогресс и светлое будущее сквозь трудности настоящего. Таким образом, западничество — это стремление развиваться по западным ориентирам и европейскому образцу, это проявление повышенного внимания к западноевропейской культуре и быту, борьба за включение России в мировую историю как европейской державы. Социальная ориентация разделила западников на либералов и демократов- революционеров, в то же время все они протестовали против принципов самодержавия и народности (соборности), характерных для славянофильской философской мысли. 11 2.2 Представление славянофилов о судьбе России Славянофилы отстаивали консервативные принципы, желая сохранить русскую самобытность, самодержавие и общинный строй. Славянофилы, как и западники, отвергали современную Россию, но пуще того ненавидели современную Европу. Запад, по представлению славянофилов, лишён будущего. Исторически сложившаяся самобытность российского общества была главной опорой славянофильства. История государства, его религия и общие поведенческие принципы превращали Россию в самостоятельный независимый мир, противоборствующий с Западом. Православие, противопоставленное католическому рационализму, было первоочередной ценностью для славянофилов. Как утверждал Хомяков, русскому государству надлежит занять лидирующую среди мировых держав позицию не по уровню могущества или богатства, а в качество “самого христианского из всех человеческих обществ”. С предельной внимательностью славянофилы относились к деревне, поскольку деревенские общины воплощали в себе высокую духовность и нравственные ценности, а порча, распространяемая современной цивилизацией, их ещё не коснулась. Могущество крестьянства и крестьянских общин славянофилы видели в их единодушии, в верности традициям и принятиям справедливых и совестливых решений. Славянофильство поддерживали монархию, но их видение самодержавия расходилось с общепринятой идеологией. Славянофилам свойственна идеализация государственного строя допетровской Руси, где власть самодержцу предоставляет народ, а единый союз монарха с народом только укрепляет государственность. Ярким примером такой власти были Земские соборы, позволявшие народу высказываться. 12 Славянофилы понимали опасность господства “внешней необходимости”, зародившегося в европейских странах и распространяющего свое влияние на Россию. Традиции и обычаи народа определяют его самобытность, и в соединении с единой верой способствуют формированию поведенческих особенностей и мироощущения. История человечества состоит из взаимных связей отдельных народов. Все это в размышлениях о роли России во всемирной истории привело славянофилов к принципу соборности, несущему “свободу и единство в многообразии”. Понимая общественно-исторический процесс таким образом, славянофильство не допускало слепых заимствований русским народом “чужого национального достояния”, так как раз подобное подражание ведет к утрате собственной значимости в истории человечества. Истинный прогресс возможен только в условиях независимого, самостоятельного развития. Если саморазвитие народа нарушается, нарушается и его самобытность, а в отдельных случаях и полностью утрачивается. Именно поэтому, по мнению славянофилов, петровские усилия по европеизации оказывали на русский народ разлагающее воздействие. Спастись Россия может, осознав свою ошибку и обратившись к чутью русской христианской души. Восстановив свое органичное развитие, Россия заимеет больше, чем любая другая страна, шансов возродить ранее утерянную первородную общность. 15 Заключение Подводя итоги, мы можем наблюдать, что западнические и славянофильские концепции и идеи развивались под воздействием серьезных общественных перемен. Вопрос о том, по какому пути пойдет Россия в своем развития, стоял невероятно остро и представлял собой большую значимость как для западников, так и для славянофилов, и их усилия были направлены на то, чтобы ответить на него. Западничество и славянофильство — противоборствующие, но тем не менее тесно связанные философские течения, раскрывшие самобытность русской политической мысли. Несмотря на то, что философский спор ушел в учебники по истории, он не утратил своей актуальности за сотни лет, какими бы противоречивыми не были эти два движения. Западничество, критиковавшее отсталую Россию, настаивают на взятии “курса на Запад”, чтобы повторить европейские достижения и предотвратить ошибки. Славянофилы рассматривают мировую историю в качестве постоянной взаимосвязи разных народов с их самобытностью, формирующей единство во множестве. Рок расколотого общества останется в прошлом, и воцарится новое единство, в чем Россия примет активное участие. Тем не менее, в концепциях западничества и славянофильства можно отыскать немало общих черт. И те, и те верили в то, что у России есть своя историческая миссия, боролись против крепостного права и ясно видели необходимость перемен и изменений, требовавшихся для дальнейшего успешного развития России. И славянофилы, и западники ратовали за развитие промышленности, торговли, сельского хозяйства, свободу слова и печати, критиковали николаевскую систему. Оба течения характеризуются горячей патриотичностью и крепкой верой в великое 16 светлое будущее России. Тесно взаимосвязанная деятельность славянофилов и западников — это в большей степени философия, нежели социология или политология. 17

Западная Европа: люди предпочитают политические партии на основе идеологических убеждений

В этом отчете определены шесть ключевых политических групп в Западной Европе, основанных на лево-правой идеологии людей и их поддержке популистских взглядов. Во всех исследованных странах меньшинства придерживаются популистских взглядов, хотя эти меньшинства несколько больше в Испании, Италии и Франции. Большинство в каждой стране, как правило, принадлежат к мейнстриму (определяемому как не придерживающееся популистских взглядов). Седьмая группа — это неприсоединившиеся лица, не относящиеся к идеологическому спектру левых и правых.

Политические группы значительно отличаются друг от друга с точки зрения демографии. Популисты, как правило, менее состоятельны и менее образованы, чем представители мейнстрима, и они часто выражают более низкий уровень политического интереса. В большинстве стран идеологические левые люди, как правило, моложе тех, кто находится в центре или справа, причем Центральное и правое направления выделяются среди самых старых групп во многих странах. Группа неприсоединившихся часто является наименее обеспеченной, наименее образованной и наименее политически заинтересованной из всех групп.И в отличие от большинства других групп, которые имеют схожий гендерный баланс, среди неприсоединившихся, как правило, непропорционально больше женщин.

Эти группы также сильно отличаются друг от друга по своим позициям по разным вопросам. Правые мейнстримы выделяются тем приоритетом, который они придают индивидуальной ответственности, в то время как левые мейнстримы склонны поддерживать участие государства в экономике. Правые популисты выражают наибольший скептицизм по отношению к Европейскому союзу и его влиянию на их страну, хотя левые и центристские популисты также говорят, что учреждение, базирующееся в Брюсселе, негативно влияет на экономику их страны в большей степени, чем в мейнстриме.Две группы справа также склонны выражать больше опасений по поводу иммигрантов, чем группы слева, причем правые популисты выделяются как наиболее негативные.

Определение отдельных политических групп в Западной Европе

В этом отчете анализируются шесть политических групп и седьмая группа неприсоединившихся респондентов. Группы создаются по двум ключевым параметрам: идеологическое позиционирование левых и правых и популистские взгляды. Респондентов попросили расположить себя по идеологической шкале от крайнего левого (ноль) до крайнего правого (шесть).На основе этого самоотчета люди классифицируются как левые (от нуля до двух), центральные (три) или правые (от четырех до шести). Те, кто не предлагал идеологическое самовмещение, классифицируются как неприсоединившиеся.

Эти три идеологические группы подразделяются на популистские и господствующие взгляды. Измерение популистских взглядов, использованное в этом опросе, основано на ответах респондентов на два вопроса: 1) Обычные люди, , справились бы лучше /, справились бы не лучше , решая проблемы страны, чем выборные должностные лица и 2) Большинство выборных должностных лиц забота / не волнует что думают люди вроде меня.Те, кто ответили, что выборным должностным лицам наплевать на таких людей, как они и , которые говорят, что обычные люди лучше справятся с проблемами страны, чем выборные должностные лица, считаются придерживающимися популистских взглядов; считается, что все остальные придерживаются основных взглядов. (Подробнее о том, как были созданы эти группы, см. В Приложении A.)

Сочетание мер идеологии и популистских взглядов дает семь аналитических групп: левые популисты, левые мейнстримы, центристские популисты, центристские мейнстримы, правые популисты, правые мейнстримы и неприсоединившиеся.Эти группы демонстрируют отчетливые модели отношения.

Left Mainstream : Эта группа выражает более высокую поддержку гендерного равенства, прав ЛГБТ и участия государства в экономике. Они также, как правило, являются группой, которая с наибольшей вероятностью скажет, что членство в ЕС принесло пользу экономике их страны. В большинстве стран левое основное течение существенно отличается от правого основного направления в вопросе иммигрантов; Те, кто принадлежит к левому мейнстриму, менее всего склонны рассматривать иммигрантов как бремя для экономики.

Левые популисты : Эта группа придерживается относительно схожих взглядов с левым мейнстримом, за двумя заметными исключениями. Во-первых, левые популисты относятся к ЕС более скептически, чем представители левого мейнстрима. Во-вторых, в большинстве стран они с большей вероятностью, чем представители левого мейнстрима, скажут, что регулирование бизнеса — это плохо.

Центральный мейнстрим : Эта группа имеет тенденцию находиться где-то между левым мейнстримом и правым мейнстримом по большинству вопросов.Например, в то время как большинство членов Центрального мейнстрима в большинстве стран поддерживают ЛГБТ-пары, которые могут усыновлять детей, они в меньшей степени поддерживают, чем члены левого мейнстрима, и более благосклонны, чем правые мейнстримы. То же верно и в отношении взглядов иммигрантов. Но когда дело доходит до взглядов на государственное регулирование экономики, в большинстве стран центральный мейнстрим немного больше похож на правый мейнстрим, чем на левый мейнстрим.

Центристы-популисты : Подобно центристскому мейнстриму, эта группа имеет тенденцию занимать позицию между левыми и правыми популистами.Например, когда дело доходит до отношения к иммигрантам, центристские популисты с большей вероятностью, чем левые популисты, думают, что иммигранты увеличивают риск террористических атак, но с меньшей вероятностью, чем правые популисты, будут так думать. Но, как и популистские группы всего идеологического спектра, центристские популисты с большей вероятностью, чем представители мейнстрима, будут рассматривать влияние ЕС как негативное.

Right Mainstream : Эта группа отличается от других тем, что они делают упор на индивидуальную, а не на государственную ответственность в экономических вопросах.Помимо этого чувства, что правительство должно мало вмешиваться в экономику, правые мейнстримы также, как правило, являются наиболее традиционными в социальных вопросах из всех групп, и они относительно более негативно относятся к влиянию иммигрантов. Большинство представителей правого мейнстрима также положительно относятся к влиянию ЕС на их страну.

Правые популисты : Правые популисты отличаются от других групп своим очень негативным отношением к ЕС и иммигрантам. Например, они с большей вероятностью будут рассматривать иммигрантов как бремя для экономики, даже по сравнению с левыми и центристскими популистами, и большинство склонно думать, что иммигранты увеличивают риск террористических атак.Правые народники мало отличаются от правого мейнстрима в социальных вопросах.

Молодежь склонна к идеологическому левому

Семь групп значительно различаются по возрасту. В большинстве стран идеологические левые, как правило, моложе тех, кто находится в центре или справа. Эти различия обычно больше, чем различия между популистами и мейнстримом. Например, в Великобритании 34% левых и 35% левых популистов моложе 30 лет, по сравнению с 17% правых и 20% правых популистов.

Популистские группы, неприсоединившиеся, как правило, менее обеспечены в экономическом отношении и менее образованы, чем группы, принадлежащие к мейнстриму

Популистские группы несколько чаще сталкиваются с безработицей. Например, в Дании 37% опрошенных Центром популистов говорят, что они или члены их семей были безработными или искали работу более трех месяцев в прошлом году, по сравнению с 19% опрошенных Центром мейнстрима. Также существует меньший разрыв в 11 процентных пунктов между левыми популистами (31%) и левым мейнстримом (20%) в Дании и в 8 пунктов между правыми популистами и правым мейнстримом (24% vs.16%). Помимо Германии, по крайней мере, три из десяти левых популистов имели некоторый опыт работы с безработицей.

Тем не менее, процент населения, имевшего опыт работы с безработицей, сильно различается в разных странах. В Германии и Швеции уровень безработицы ниже 20% почти для всех групп, в то время как по крайней мере три из десяти всех групп говорят, что они или их семьи были безработными в прошлом году во Франции, Испании и Италии.

Люди, придерживающиеся популистских взглядов и неприсоединившихся, также выделяются тем, что имеют относительно более низкие доходы, чем у представителей мейнстрима.Например, в Великобритании 44% или более левых, центристских и правых популистов имеют более низкий доход, по сравнению с 28% центрально-мейнстримных, 35% левых и 41% правых мейнстримов. Неприсоединившиеся, как правило, относятся к наименее обеспеченным из всех политических групп; во всех восьми странах примерно половина или более имеют более низкие доходы: от 47% в Германии и Швеции до 66% в Испании. Для сравнения, в большинстве обследованных стран менее 40% левого мейнстрима имеют более низкий доход.

Наконец, неприсоединившиеся и популистские группы также имеют тенденцию быть несколько менее образованными, чем мейнстрим. В Нидерландах, например, 88% неприсоединившихся не имеют высшего образования. То же самое верно в отношении примерно восьми из десяти популистских групп этой страны. Напротив, только 55% левого и 66% правого мейнстрима попадают в эту группу с более низким уровнем образования.

Хотя те, кто придерживается левых и правых популистских взглядов, как правило, менее образован, чем представители мейнстрима, это особенно верно в отношении правых популистов.Например, в Германии 84% правых народников имеют среднее образование или меньше, по сравнению с 79% и 73% центристов и левых народников соответственно. Среди основных немецких групп примерно шесть из десяти или меньше имеют среднее образование или меньше. В Германии также прослеживается закономерность, характерная для большинства стран: левый мейнстрим обычно наиболее образован. Около половины немецкого левого мейнстрима (48%) имеют высшее образование, по сравнению с 36% в центральном мейнстриме и 40% у правого мейнстрима.

Беспристрастные и популистские группы менее политически вовлечены

жителей Западной Европы, как правило, относительно интересуются политикой, при этом в среднем 55% говорят, что они хотя бы в некоторой степени заинтересованы в этой теме. Однако этот показатель сильно варьируется в зависимости от страны: от 70% в Германии до 37% в Италии.

Неприсоединившиеся являются наименее политически вовлеченными среди групп во всех странах. В Испании, например, только 15% неприсоединившихся говорят, что они интересуются политикой — это почти на 30 процентных пунктов ниже, чем у следующей наименее заинтересованной группы в стране — Центристских популистов.Возможно, отражая ее ограниченное политическое участие, группа неприсоединившихся также выделяется тем, что в ней больше всего людей, которые не идентифицируют себя с какой-либо конкретной политической партией в своей стране. В шести из восьми стран у группы неприсоединившихся стран как минимум на 20 процентных пунктов меньше шансов иметь партийную принадлежность, чем у любой другой группы в стране. Например, в Швеции 69% неприсоединившихся не идентифицируют себя с партией, по сравнению с 36% центристских популистов, следующей по степени беспристрастности группой.

Люди с популистскими симпатиями, как правило, менее политически вовлечены, чем те, кто принадлежит к мейнстриму. Это особенно актуально для центристов. В шести из восьми стран менее половины центристских популистов заявляют, что заинтересованы в политике, за заметными исключениями являются Франция и Германия (где 53% и 66% интересуются политикой, соответственно). Среди основных групп около шести из десяти или более в каждой стране говорят, что они заинтересованы в этой теме, от 58% в Италии и Нидерландах до максимумов 83% в Германии, хотя интерес несколько выше среди левых групп.У центристских популистов также самый высокий уровень партийной неприсоединения за пределами Неприсоединившихся.

Если говорить о политических интересах, есть два исключения. В то время как во многих странах левые популисты относятся к числу наименее заинтересованных групп, в Испании левые популисты — это наиболее заинтересованных в политике, причем 68% заявили, что они очень или частично заинтересованы, по сравнению с 60% или менее во всех других группах ( например, 44% центристов и 45% правых народников). В Нидерландах левые популисты (58%) также имеют высокий уровень интереса, отражающий интересы левого и правого мейнстримов (58% и 56% соответственно).

Информацию о том, какие стороны поддерживает каждая группа, см. В главе 7.

Коллекции Блумсбери — Краткая история западной идеологии

«Это моя гипотеза, что фундаментальный источник Конфликты в этом новом мире не будут в первую очередь идеологическими или в первую очередь экономическими. Великие разногласия между человечеством и основной источник конфликта будут культурными », — написал Самуэль. П. Хантингтон (1993: 22–23) в своей знаменитой статье о «столкновении» цивилизаций.Далее он заявил, что «с концом холода Война, международная политика выходит из своей западной фазы, и ее центральным элементом становится взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями. и среди незападных цивилизаций ».

Настоящая книга направлена ​​на прояснение основных элементов западной идеологии. Хотя это намекает на самоочевидную функцию «Запада», который конструирует Самость через воображаемое. взгляд Другого, он не будет особо останавливаться на том факте, что «Запад изначально был европейской концепцией» но затем «мигрировал в Америку» (Gamble 2006: 1-2), или «проблемные отношения между две половины Запада: англо-американская океаническая модель и европейская континентальная модель »(Marramao 2012: 10).Как современный географы объясняют, что именно телеология сформировала классическую географическое описание поверхности Земли, а не наоборот (Schultz 2007: 20). Таким образом, это исследование исследует географически изменяющиеся Весты только постольку, поскольку необходимо понимать, как они влияют на телеологию. Запад» По сути, эта книга является пространственной метафорой, основной смысл которой не зависит от мест, к которым она применяется. Книга также не посвящена исследованию политического разнообразия «современных западных идеологий». (Гэмбл 2009: 3).Это не отрицает наличия важных политических разногласий или того, что они заслуживают исследования. Однако здесь они будут рассматриваться только в той мере, в какой это необходимо для понимания общей аргументации. И общий аргумент этой книги — не разнообразие, а необычность. На протяжении всей книги «западная идеология» будет использоваться в основном в единственном числе.

Мой главный тезис аналогичен утверждению Джона Грея, согласно для чего, если что и определяет Запад, «это поиск спасения в истории.Это историческая телеология — вера в то, что история имеет встроенную цель или цель, а не традиции демократии или толерантности, которая отличает западную цивилизацию от всех остальных »(Gray 2008: 103). Следовательно, я не буду делать различия между случайными вариантами западной идеологии и «подлинно универсальной». аспекты, которые, по словам Эндрю Гэмбла, «необходимо принять в качестве общей основы для всех обществ, которые создают переход к современности »(Гэмбл 2009: 19).

Вместо этого я буду утверждать, что в концептуальных рамках цивилизации и теории модернизации, или любые другие формы универсалистских и эсхатологическое мышление, критическое осмысление западной идеологии обречено оставаться ограниченным и в определенной чувство ошибочно. Поскольку основное внимание в этой книге уделяется сингулярности эсхатологического видения прошлого и будущего, она будет даже не углубляться в действительно важную дискуссию о различных подменах конкретных откровений и утопий с другими, например, замена светской утопии Просвещения апокалиптической религия, которая, по словам Грея, в настоящее время существует.Антонис Лиакос (2011: 15) справедливо указывает на то, что «утопии заблудшие, утопии, превратившиеся в антиутопии, и реальности, которые оказались постутопическими ». глубокие изменения во взглядах западного общества на прошлое и его ожиданиях на будущее. Мы действительно должны признать, что существует «множественность современных историчностей и лежащих в их основе структур». (Trüper, Chakrabarty, and Subrahmanyam 2015: xi), и что важно понимать каждую из них отдельно.При этом то, что я утверждал относительно западной идеологии, я повторяю здесь для ее концептуального скелета. Цель этой книги не исследовать множественность и изменения значений, приписываемых истории, или множественных форм телеологии и эсхатологии. Напротив, он призван подчеркнуть очень необычную идею о том, что история должна иметь цель и ее перевод в секуляризованный мир. идеологический корпус. Мы должны помнить, что в результате тысячелетнего образования и воспитания большая часть людей, кажется, просто принимает как должное идею о том, что история должна иметь цель, и не осознает тот факт, что другая заметная часть, вероятно, посчитала бы это заумным.Этот конкретный аспект должен проявиться с достаточной ясность.

Надеюсь предложить читателю не только синтетический, но и комплексный исследование западных концепций. Книга не ограничивается освещением того, как неологизм восемнадцатого века «цивилизация» продукт западной эсхатологии. Также будет упомянуто, что то же самое верно, хотя, возможно, менее очевидно, для семантического перенос часто употребляемых терминов, таких как «человечность», «Разум», «природа», и «идентичность», среди прочего.Возьмем, например, термин «культура» (Petri 2012a: 26–32), к которому Ссылается Хантингтон. Большинство авторов, кажется, не замечают, что, в отличие от «природы», сама «культура» тоже относительно новый. В течение семнадцатого и восемнадцатого веков его использование тесно переплеталось с истоками секуляризованной западной идеологии. За этот период произошло фундаментальное изменение семантики термина: от своих далеких оригинальных латинских корней, которые содержали нормативное положение для индивидуального образования он превратился в аналитический термин для обозначения коллективных практик, идей и поведения.Это был, в частности, Вольтер, противопоставлявший «природе» от которой зависит единство человечества, с «культурой» (состоящей из «обычаев» и «обычаев»), которое, с другой стороны, разбросало разнообразие по всему миру »(Remotti 1992: 642). Это было примерно в то же время что Адам Фергюсон и другие объединили концепции, лежащие в основе прилагательного «гражданский», существительного «вежливость» и глагола «цивилизовать», употребление которого уже распространился на неологизм «цивилизация» с намерением обозначить другой центральный аспект исторического процесс.Следовательно, неологизмы «цивилизация» и «культура» в их новом понимании являются два выдающихся примера концепций, которые характеризуют ядро ​​западной идеологии.

«Идеология», слово, которое представляет основной предмет этого книга, также имеет просветительский фон. Точнее, он был придуман на пороге постпросвещения. Примерно в 1800 г. французский либерал Дестют де Траси использовал его для обозначения объективизирующей «науки об идеях» (Kennedy 1979: 353) , но Наполеон уже придавал идеологии два преимущественно отрицательных значения: как теория, лишенная практического значения и как набор ненадежных догм.Однако для Карла Маркса идеология была не просто ложным сознанием. реальности; как он указал, он «может ввести в заблуждение, даже если ничто в его утверждениях, строго говоря, не является ложным; это могло бы, например, неверно направить критическое внимание, сосредоточив внимание на части, а не на всей истине »(Леопольд 2013: 24).

Практически с самого начала идеология была связана с социальной иерархией и властными структурами и часто рассматривалась как главный стабилизирующий фактор. для существующих настроек мощности, благодаря его психологическому повсеместность.Согласно Клиффорду Гирцу (1973: 218), он также является агентом перемен. Идеология, по его мнению, — это симптом модернизации, поскольку она освобождает политическую сферу от полученных религиозная традиция, делающая возможной «автономную политику» путем предоставления авторитетных концепций, которые делают его значимым ». Те, кто считает модернизацию позитивной поэтому следует признать положительную функцию идеологии. Многие критики, особенно в период после Второй мировой войны, не разделяли той же точки зрения.Напротив, для Карла Поппера и другие, идеология оставалась нечестной партизанской речью, способной подорвать то, что Хабермас (1984: 18) назвал «коммуникативной рациональностью» современных обществ. Оптимисты Однако теоретики модернизации утверждали, что идеология остаточна. Эдвард Шилс предсказал «конец идеологии »4 на западе, потому что западное общество слишком сложное и эмпирическое больше мириться с идеологическими увлечениями (Shils 1968: 14). После 1989 г. утверждения о постидеологической эпохе рассвет усилился, несмотря на то, что доказательства обратного были сокрушительными — по крайней мере, для всех тех, кто был не ослепленный идеологией.

В конце концов, что я имею в виду под «идеологией»? В соответствии с Бо Строт, этот термин ускользает от определения, потому что как концепция у него «есть история». Автор предпочитает концептуальный исторический подход, который «касается дискурсивной борьбы, направленной на присвоение позиций интерпретирующей силы». Поэтому историк должен спросить, кто использует ключевые понятия, такие как идеология, какое значение они им придают и как о занятиях семантических полей меняют значение ключевых понятий с течением времени »(Stråth 2013: 19).Похоже, что это что идеология как определяемое явление относится к реальности языка, тогда как его связи с миром, рассказываемым с помощью языка, неизбежно остаются расплывчатыми и противоречивыми. Лингвисты Гюнтер Кресс и Боб Ходж пошли еще дальше, написав: «Идеология предполагает систематически организованную презентацию. реальности. Как же тогда можно определить идеологию без предварительного описания истины? Все такие описания включают язык, а представление чего-либо на языке или посредством языка предполагает выбор.Эти три лаконично звучащих предложения плотны достаточно, чтобы опровергнуть любое принятие, по крайней мере в качестве окончательных «определений», независимой жизни идей, которые Дестут де Трейси намеревался изучить или интерпретацию его недоброжелателями идеологии как иллюзии или ложного сознания. Они также подразумевают, что сам язык можно интерпретировать «как идеологию». (Кресс и Ходж 1979: 15). Понимание идеологии, которой придерживается эта книга, начинается с аналогичных идей. Это особенно близко к тому, что Боб Ходж заявил в другом месте, эта идеология «идентифицирует унитарный объект, который включает сложные множества значений с социальными агентами и процессами, которые их породили.Он продолжает объяснять, почему время идеологии еще не поднялся:

Ни один другой термин не охватывает этот объект так же, как «идеология». Фуко «Эпистема» слишком узка и абстрактна, недостаточно социальна. Его «дискурс» популярен, потому что он охватывает часть территории «идеологии» с меньшим багажом слишком ограничена вербальными системами. «Мировоззрение» слишком метафизичен, слишком нагружен «пропагандой». Несмотря на или из-за своих противоречий «идеология» по-прежнему играет ключевую роль в семиотике, ориентированной на социальные, политические жизнь.(Ходжа нет данных)

Учитывая роль социального агентства в исполнении речи и атрибуции смысла, Эндрю Винсент утверждает, что символы, составляющие идеологию, « социальная и политическая реальность. Следовательно, все социальные действия символически опосредованы, и идеология выполняет это посредничество. роль. Это язык реальных политическая жизнь. Таким образом, идеология санкционирует, узаконивает и делает возможным повседневное человеческое понимание »(Винсент 2012: 172).Именно в соответствии с их повседневным пониманием многие жители Запада будут сомневаться в том, что что-либо подобное как западная идеология может существовать. По их мнению, выражаются только крайние проявления экстремизма на Западе или анахроничные мировоззрения. отсталые общества за пределами Запада могут быть названы идеологическими, тогда как в основе современных западных обществ преобладает «коммуникативная рациональность». Однако такие термины, как «культура» или «цивилизация», когда они используются для описания более широкого мира и его истории, далеки от асептического аналитического термины.Как я уже говорил, они несут значения, полученные из других значений, относящихся к одной и той же идеологии. Отдельные элементы этой идеологии являются частью сложной разработки «метафор, воплощающих социальные значения». (Vincent 2012: 171), которые создают политическую реальность, а не просто представляют ее (Жижек 2008: 15).

Подтверждение того, что запись концепции или высказывание идеи обладает перформативным и изменяющим реальность свойством — одно из достижений Кембриджской школы. интеллектуальной истории.Ученые, которые в 1960-х и 1970-х годах сформировали эту группу, чтобы освободить идеи, так сказать, от изолированной жизни, в которой ранее Ideengeschichte ограничил их, включив язык в общие рамки человеческой деятельности. Квентин Скиннер (2002: 4) написал книгу Людвига Витгенштейна утверждение, согласно которому «слова — это тоже дела», программная отправная точка для исследований в истории политической мысли. Тексты прошлого необходимо исследовать в свете лингвистических традиций периода, в течение которого они были написаны, то есть с ограничениями, которые сформировали убеждения авторов и повлияли на их намерения при написании.Однако «дискурсивный режим» Фуко, подчеркивающий такие ограничения, не является абсолютным, согласно Скиннеру, потому что язык — это еще и ресурс, поскольку письменная и устная речь носят перформативный характер. Любой «успешный изменение в использовании понятия », следовательно,« в то же время будет представлять собой изменение в нашем социальном мире ». Подобные меняющиеся концептуализации «составляют сам материал идеологических дебатов» (Skinner 2002: 118, 176–77). Джон Покок (2009: 74) назвал относительно более стабильные образования политического дискурса «языками политики».” Их «следует рассматривать как множественное число, гибкие и неокончательные; каждый должен допускать как ответы, так и другие речевые действия который изменит его изнутри, и различных форм взаимодействия с другими ла nguage-структур, которые изменят его извне ». Хотя настоящее исследование может быть помещено в эту общую рамку предложений, я утверждаю, что западная идеология обладает более устойчивым характером, чем «языки политики» обычно делаю.

Кембриджскую школу критиковали за слишком строгое соблюдение словесных языковые формы вместо того, чтобы оценить влияние социального контекста и другими способами.Патрик Бушерон, например, подчеркивает, как художественные визуальные коды могут накладываться на лингвистические коды и способствовать созданию идеологии 6. сами по себе (Boucheron 2005, цит. по Brice 2012: 59–60). Немецкий Begriffsgeschichte начал свой главный редакторский проект в 1972 году (Brunner, Conze, and Koselleck 1984). Он исследовал концепции, имеющие центральное значение для «политического и социальный язык »с точки зрения семантических изменений, произошедших под влиянием не только интеллектуальных дебаты, но и других социальных процессов.Как объяснил французский историк Пьер Розанваллон, концептуальная история «заимствует из истории менталитетов стремление включить все элементы, составляющие сложный объект, являющийся политическим культура: способы чтения основных теоретических работ, литература, движения прессы и общественного мнения, брошюры, ритуалы. речи, эмблемы и знаки ». В то же время концептуальная история должна изучать историю слов и эволюцию языка. «В более широком смысле, история событий и институтов должны приниматься во внимание постоянно.Для концептуальной истории нужно собирать не столько конкретных материалов, сколько все материалы, на которые по-разному опираются историки идей, менталитетов, институтов и событий ». (Розанваллон 1986: 100–1). К этому и без того длинному списку можно легко добавить изучение общения, печать и методы распространения, а также аспекты коммуникабельности и декодификации невербальных языков, таких как музыка, изобразительное искусство или архитектура. Список бесконечен, и трудно не согласиться ни с одним из его пунктов.

Общие принципы, подобные изложенным выше, безусловно, вдохновляют эту книгу. а также, хотя в нем отсутствует большинство требований концептуальной истории, перечисленных Розанваллоном, особенно требование изучать все аспекты одновременно. Скиннер выразил признательность за концептуальную историю, потому что «целая Со временем общество может изменить свое отношение к какой-либо фундаментальной ценности или практике и изменить свой нормативный словарь соответственно », но он также подчеркнул сложную задачу« той социальной истории, которая потребуется » чтобы удовлетворить потребности подобной исследовательской программы (Skinner 2002: 181).Фактически за этим стоит методологическая амбиция. определенные формулировки концептуального исторического подхода, которые практически невозможно встретить на практике. Что касается идеологии, Майкл Фриден указал на цели исследования, которые кажутся гораздо более реалистичными. Они не просто мотивированы прагматическими соображениями, но также учитывать эпистемологические ограничения, которые предмет изучения представляет для исследователя. По словам Фридена, цель истории идеологии

— объяснять, интерпретировать, декодировать и категоризировать.При этом, он не претендует на то, чтобы предложить правильное описание мира идеологий или полный отчет о моделях политического думая, что мир включает в себя, ни обещания архимедальной перспективы социальных отношений за пределами запятнанной сферы идеологии. Он должен довольствоваться предоставлением возможности правдоподобной, общеприменимой и разумно всеобъемлющей структуры анализа, которая одновременно является интеллектуально приемлемой. и культурно удовлетворяет, но это также признает множество доступных точек зрения на идеологическое мышление. как неизбежные пробелы в воссоздании столь запутанного явления.(Freeden 1996: 6)

Настоящий текст должен быть расположен в аналогичном сценарии методологической соображения. Однако я не буду пытаться прикрыть недостатки своей работы такими подходящими процедурными и эпистемологическими решениями. предостережения. Скорее, я попытаюсь защитить свой собственный выбор, а также допущу неоспоримые пробелы в тексте.

В своих монументальных исследованиях Просвещения и Французской революции Джонатан Исраэль предлагает «новую интеллектуальную историю». мысли, чтобы преуспеть в «объединении преимуществ и устранении недостатков» Кембриджской школы, histoire des mentalités и Begriffsgeschichte.В качестве возможного метода он указывает свой собственный «противоречивый» подход, поскольку он предлагает возможность « увидеть в разумно объективном свете, как структуры убеждений и чувствительности в обществе диалектически взаимодействуют с эволюцией философских идей »(Israel 2006: 23, 26). В таким образом, утверждает он, документированные интеллектуальные противоречия прошлого помещаются во временно-пространственные рамки социальных изменений, вместо того, чтобы быть обнаруженными там исследователями, которые слишком строго придерживаются анализа, связанного с языком, или, Напротив, используйте абстрактные выводы о влиянии социальных структур.Например, в его истории Французская революция Израиль указывает на «королевский финансовый кризис» как на единственный «серьезный материальный фактор». Революции, который, однако, не может реально объяснить это, в то время как он придает еще меньшую объяснительную ценность «слишком длительные, медленные, маргинальные и недостаточно специфические »экономические, социальные и культурные изменения. Скорее, «Революция идей» была необходима до того, как могла начаться политическая революция, во время которой радикальные просвещенные философы возглавили этот процесс (Израиль 2014: 8–10, 15).Израиля тома поднимают актуальные методические вопросы, касающиеся эпистемологического статуса языка и роли идей в процесс социальных изменений. Его размышления также относятся к объяснительной факторы и проблема причинно-следственной связи. В конце концов он приходит к выводу, что философы оказывают огромное влияние на общество и его политическую жизнь. динамика.

Эта книга также основана на трудах «великих мыслителей». Их здесь не видят как демиургов коллективных идеологий.Во всяком случае, их дар — их способность собирать и переводить то, что циркулирует в социальном эфире их времени. Вопреки исследованиям Израиля, это книга не содержит систематических исследований потока идей в политической и социальной сферах, за исключением некоторых коротких ссылок. в четвертой главе и в надежде, что читатели смогут напрямую оценить идеологическое влияние на политику сравнивая обсуждаемые концепции с политическим языком повседневной жизни.Согласно Розанваллону (1986: 100), продолжая таким образом означает следовать по следам устаревшей Ideengeschichte. Он утверждает, что вопреки старой истории идей, «концептуальная история политического не может ограничиваться анализом. великих работ и комментариев к ним, хотя в некоторых случаях их можно правильно рассматривать как полюса кристаллизации для вопросов что эпоха поднимает и ответы, которые она пытается дать ive. »

В ответ мы не должны обязательно утверждать, что изучение «сложных и элитарный мир, в котором действия авторов создают тексты и изменяют контексты и структуры, которых они достигают » единственное, что возможно, поскольку более глубокие грамматические структуры языка, а также более глубокие геофизические условия социальная жизнь имеет longue durée, а не историю, и поэтому не имеет отношения к «К истории сознания» (Покок 2009: 107–08).Я думаю, что описание потока идей как потока в континууме физических и социальных условий также обычно в царство сознания, когда оно выходит за рамки саморефлексии. В то же время я считаю, что невозможность схватывать комплексная целостность всех взаимосвязанных условий и элементов процесса не должна создавать преувеличенных методологических проблемы, особенно если они основаны на ненадежной метафизике мысли или концепциях причинной связи, которые короткая.

Разве это не говорит о том, что ученые, которые намерены заимствовать свои методы у histoire des mentalités называли «диффузионистами»? Слово предполагает, что отдельные человеческие мыслители, независимо от того, «велики» они или «второстепенные», сохранят исключительное авторское право по идеям. В соответствии с утверждением Уильяма Джеймса, что «мысль сама есть мыслитель» (James 1890: 401), я бы предположил, что генерация и трансформация идей непочтительно пересекает все границы, которые мы устанавливаем. аналитической необходимости, когда мы точно различаем, например, авторов, аудиторию, критиков, СМИ, индивидуальные намерения, социальные интересы, политические движения, методы передачи и так далее.Без восстановления автономной жизни «Дух» в традициях идеализма, Джеймс Заявление освобождает идеи из клетки индивидуальной субъективности. Это делает не менее важным, но еще менее важным, из какого окна мы наблюдаем за процессом. «Великий мыслитель» окно не единственное. Он имеет определенный угол, который отличается от других. Каждое окно предлагает конкретную информацию о тот же процесс. Если я предпочитаю открывать окно «великий мыслитель», это потому, что по сравнению с другими оно кажется быть окном изображения.Однако обрабатываемый материал — идея остается неизменным под любым углом, с которого мы смотрим на него: не в том смысле, что он не будет отображать никаких вариантов или модификаций, но в том смысле, что было бы иллюзией полагать, что где-то — ибо Например, в забытом дневнике «великого мыслителя» — мы можем найти ту же идею в незагрязненной «истинной» форма.

Разумеется, это не решает проблему, что снова подчеркивает Розанваллон. (1986: 101), что никто не услышит одинаково «в 1789 или 1793 году, когда кто-то говорит, например, о демократии.«Более того, мы не читаем то же самое, когда читаем о демократии в текстах XIX и XXI веков. Но мы не слышим того же в высказываниях о демократии, проводимой разными ораторами в одном и том же разговоре, который длится всего несколько минут. Следовательно, приведенное выше утверждение только развеивает иллюзию, что могут быть какие-то «вечные» значения, как их называл Скиннер. Это для меня, еще больший стимул наблюдать семантические преобразования из окна изображения и одновременно соглашаться что история, «в которой главные теоретики прошлого все еще занимают видное место», должна делать акцент на «меньше на мыслителей и теорий, чем на «размышления» и дискуссии »(Израиль 2006: 23).

Если в настоящем тексте нет подробностей дебатов и разногласий это потому, что он предпочитает останавливаться на концепциях, большинство из которых практически не изменили своего положения во внутренней семантической экономике западной идеологии за последние четыре столетия. Это Нельзя сказать, что другие значения не стали неоднозначными или разнообразными. Например, воображаемый цвет лица «варварского» человек может сильно отличаться в настоящем от тех, что были во времена Робинзона. Крузо.Тем не менее, это различие практически не влияет на положение слова «варвар» в иерархии телеологические значения, и вот что здесь важно. Концептуальные настройки, демонстрирующие определенную стабильность в течение длительного времени. период не является «вечным», как мы уже сказали. Около четырехсот лет западной идеологии все еще не исторически долгий период. Следовательно, цель этой книги не состоит в том, чтобы показать, что важные философские труды прошлого являются частями вечных философских дебатов (Lamb 2009: 51–73).Напротив, следует знать, что концепции, взятые из современный концептуальный инструментарий не может «полностью уловить специфику исторических доктрин» (Gut 2014: 54). Также следует признать, что язык «представляет собой динамическое целое», в котором значения не только меняются, но и «изменяются». сначала протянул, сделал. . . неоднозначны из-за самого расширенного использования и наделены нюансами, подтекстами и коннотации, которых у них не было раньше »(Парех и Берки 1973: 167). Вспоминая об изменениях в концепции «Культура» я уже приводил один такой пример.Тем не мение, есть много концепций, которые практически не изменились за весь период наблюдения, а другие изменились на ранних этапах того периода, а некоторые сделали это совсем недавно.

Почему вообще меняются концепции? Что касается причинно-следственной связи, я предлагаю обновить Девиз Гераклита Τα παντα ρει, представив исторический процесс в терминах термодинамической метафора. Фактически, в отличие от термодинамики, в истории непредсказуемые и необратимые изменения происходят в сложной и многослойной системе. нестабильная среда.Теория хаоса не о взмахе крыла африканской бабочки, вызывающем дождь в Китае, а об ошибочности однозначных причинных объяснений, как фактических, так и фактических. вероятностные уровни относительно «эффективной» или «наиболее вероятной» причины единичного события, например ливневый дождь или, скажем, политическая революция, или любое другое необычное явление, которое мы ограничиваем во времени и пространстве. Что бы ни объяснительную ценность, которую мы приписываем давним или недолговечным, медленным или торопливым, маргинальным или центральным явлениям, которые предшествует событию — событию, которое нам интересно объяснить — любое логически однозначное объяснение будет искажать сам способ изменения в сложной среде.Вот почему я предложил в другом месте, что концепции времени и перехода, разработанные наукой двадцатого века, могут предложить нам полезный аналог нетелеологической диалектическое понимание изменений в истории, которое могло бы помочь решить проблему причинности и изменений более подходящим способом (Петри 1999: 37–68). В этом отношении «непричинные объяснения действия» (Skinner 2002: 4) явно возможный. Тем не менее, поскольку наше научное повествование традиционно основано на непротиворечивых утверждениях, устанавливая объяснительные Полностью избежать причинно-следственных связей не удастся.Важно то, что мы делаем прозрачными как ограниченные досягаемость наших объяснений и произвольный характер логических предпосылок, необходимых для их работы.

Unavoida Совершенно произвольный характер предположений, на которых мы основываем наши объяснения, является достаточным оправданием для множества сосуществующие подходы и процедуры. Это оправдывает, например, утверждение Скиннера о методологической правильности подхода, который не претендует на охват «всего процесса концептуальных изменений» (Skinner 2002: 187).Это также подтверждает точку зрения Покока о том, что наше понимание историй, альтернативных нашей собственной, «можно проследить. как действительно произошедшее »не должно мешать нам пересказывать« другую историю »(Pocock 2003: 562). По той же причине стремление Израиля продемонстрировать, что политическая полемика характеризует лишь одно макроэкономическое противоречие. наследие Просвещения на Западе заслуживает полного методологического признания, хотя критики, вероятно, также правы указав, что его подход избирательно упрощает ряд других философских противоречий и концептуальных различия, чтобы защитить его собственный тезис (La Vopa 2009: 717–38).

Аналогичные возражения могут быть выдвинуты против настоящей работы, но с еще большим количеством возражений. основания. Я полностью осознаю, что попытка передать читателю то, что я вижу, то есть возможность вырезать непреходящие ключевые элементы западной идеологии в единственной форме и тяжелые претензии на синтез этих элементов в «краткую историю», требует некоторого упрощения интеллектуальных споров, что было бы неоправданно когда дело доходит до анализа конкретных философских споров или политической борьбы, расположенных в более узком масштабе пространства и времени.Но поскольку выбор масштаб, объем и источники должны определяться проблемой исследования, а не наоборот, я считаю, что я предпочитаю рассказывать «другую историю» совершенно законно.

По общему признанию, остается ощущение незавершенности. Например, можно задаться вопросом: допустимо ли не останавливаться больше на дохристианских корнях республиканского идеала гражданской добродетели вместо того, чтобы подчеркивать апокалиптическую политическую риторику; или не входить в более подробно о противоречиях между «умеренным», «радикальным» и «контр» Просвещением. мыслители, а скорее смешивают их вместе, хотя во время французского Революция.Приемлемо ли не тратить много слов в этой книге на противоборствующие конфессиональные фракции, борьбу между демократическими движения и реакционные силы, классовая борьба и жестокие столкновения между национальными движениями и все другие конфликты, которые на протяжении как минимум четырех веков нарушали доминирующее положение на Западе. мир с кровопролитием иногда катастрофического масштаба? Имеет ли смысл игнорировать варианты, различия и конфликты? которые привели к гибели бесчисленного количества людей? Разве это не неуважение к их памяти объединить их идеи, ожидания, эмоции и мифы к уникальной, упрощенной схеме идеологической общности между ними? Я не отрицаю важность разнообразия и дифференциации.Однако я еще раз подчеркиваю, что конкретная цель этой книги — на этот раз чтобы многогранный ландшафт противоречий не мешал читателю взглянуть на западную идеологию. основные составляющие. Если бы потеря дифференциации действительно была неудовлетворительной, я бы сказал, что в короткой истории западной Идеология, теряющаяся в дифференциации, была бы еще менее приемлема.

Покок объясняет, почему в определенный момент в своем размышлении он отказался от Куновская концепция «парадигмы» в пользу «языков.«Если одна парадигма определяет сообщество, место, «где одновременно риторически пропагандировались несколько парадигм, которые обсуждались и взаимодействовали друг с другом », вряд ли можно представить себе как сообщество. Общество развивается «в множестве проблемных ситуаций настолько велико, что ни одна «парадигма» не может долго преуспевать в исключении или закрытии ее альтернатив » (Покок 2009: xii, 73). Если мы примем это различие, я думаю, мы должны признать, что западная идеология демонстрирует многие характеристики парадигмы.Вера в то, что у истории есть цель или смысл, на самом деле долгое время успешно исключала или перекрывая его альтернативы. На протяжении веков подавляющее количество философских, религиозных и политических противоречий вращался вокруг вопроса о том, что было концом или значением человеческой истории, и как ее цель может быть расшифрована наиболее подходящим образом. Однако на ум приходит не так много споров. относительно возможности того, что это может вообще не иметь смысла. Даже те, кто скорбит или протестует против потери смысла, не способны постичь бессмысленность как приемлемое состояние.

12

Лакуны, возникающие в результате подобного выбора, тем не менее остаются, и кажется уместным упомянуть о них заранее. Если я подавлю интеллектуальное сожаление о незавершенности, столкнувшись с задача собрать воедино такой безграничный предмет, и не только потому, что «пересказ другой истории» узаконено гносеологическими и методологическими соображениями. Я также делаю это из-за необходимости реагировать на грубые идеологическая реальность, которая нас окружает и которую мы наблюдаем ежедневно.Когда вы настраиваетесь на телевизионные новости, и вы услышать, как политический лидер говорит о «продвинутых» странах, а геополитический эксперт предлагает вооруженные «гуманитарные» вмешательство, и трезвый ведущий квалифицирует убийство как «варварское», вы знаете, что грубые подтексты западной идеологии действительно существуют. Общественность не сразу отвергает это как пропаганду, потому что лежащая в основе идеология утонула. умы на протяжении веков благодаря гипнотическому повторению концепций, не обязательно изобретенных, но несомненно освященных основополагающие произведения западной культуры.

Такое положение вещей, как мне кажется, требует, а не позволяет, по крайней мере, каждого время от времени объяснения одинаково грубые и схематичные. Вот почему следующие страницы положительно относятся к тому, что было назвал Карла Лёвита «скорее ксилографической историей эсхатологии» и его секуляризация »(Trüper 2014: 54) и другим тексты, которые четко вырезают концептуальное ядро ​​западной идеологии. Стремление к тому, чтобы концептуальное ядро не быть «дифференцированным» исходит не только из желания внести свой вклад в понимание настоящего, но также и из-за восприятия политических опасностей, исходящих от эсхатологического мышления.Если честно, может вряд ли можно почувствовать без определенной презумпции того, что я лучше знаю и противодействую социальному успеху идеологии, которая «подразумевает что люди «не знают, что делают» »(Жижек 2008: 16). Виды Кресса и Ходжа, о котором я утвердительно упомянул выше, на самом деле также подразумевают, по крайней мере косвенно, что неидеологическая критика идеологии трудно достичь. Поэтому я должен дать читателю несколько заключительных разъяснений относительно неадекватности западной идеологии в соответствии с к моему собственному взгляду на настоящий мир.Для этого я предлагаю вернуться в Хантингтон.

В цитате в начале этой главы Хантингтон выделил важный аспект ситуации, возникшей после холода Война: что основные линии конфликта до этого момента можно было определить. Это объясняется спорами, которые в некотором роде были внутренними в рамках западной «цивилизации». Серый (2008: 41) даже отмечает, что в интеллектуальном плане «холодная война была соревнованием двух идеологий, марксизма и либерализма, у которых было много общего.”Это не значит что социальные и политические модели Советского Союза, а также как его геополитические интересы, не находились в радикальном противоречии с интересами стран-членов НАТО. В военной области и 13внешняя политика, нечто подобное можно сказать и о нынешних евразийских устремлениях России (Bassin 2008), которые препятствуют попыткам атлантистов получить влияние в Центральной Азии. Когда железный занавес был поднят и земля к востоку от него была освобождена, «неопределенный барьер »(Wolff 2016b: 44) между Востоком и Западом остался на месте.Помимо других последствий, этот воображаемый барьер сделал большевизм в ретроспективе казаться более ранним проявлением «востока», которое было легко заменить другими целями критики и русофобии.

Клеймо восточной отсталости, однако, является риторическим приемом частой использование в западном сообществе дискурса, и возмущенная реакция российской интеллектуальной элиты подтвердила свою принадлежность к этому сообществу. Над последние столетия борьба за первенство в представлении некоторых западных идеологических краеугольных камней, такие как «цивилизация», «современность» и «прогресс», почти не пощадил места того, что принято называть «Западом».«Долгое время, например, ирландцы были преследуемые де-вестернизирующими прилагательными, такими как «дикий», со стороны своих восточных соседей, то есть тех же англичан которые вместе с русскими были исключены из почестей европейской принадлежности их восточный сосед (Hugo 1845: 229–36). Из общего сценария риторики в / исключения Россия может выделиться его макроскопическое измерение, которое подрывает атлантическую идею «Запада» и повышает заметность его фактических и предполагаемых особенностей, но он едва ли выделяется из-за отсутствия эсхатологического мышления.Какое бы «столкновение» могло произойти между Атлантическим альянсом и Россией, согласно интуиции Хантингтона, это не могло быть определяется как одна из «цивилизаций».

Его теория может быть подвергнута сомнению по другим причинам, кроме включения России. Самое главное, что само слово «цивилизация» неадекватно для анализа какой-либо сложной реальности или множественности переживания и конфликты, которые лежат внутри него. Аналогичное наблюдение можно применить и к другим очень простым терминам описания мира. например, «культура», о которой я уже говорил, или «Религия».Последнее, например, несмотря на то, что является термином «мыслимое и априори воспринимаемое как универсальное» (Dubuisson 2003: 10), стало одним из основных определений Нас и Других. В конечном итоге он стал служить «другим». как представление собственного опыта. После пятисот лет колониальной, имперской, экономической и коммуникативной гегемония, элементы западной идеологии стали частью незападных словарей и незападных когнитивных, описательных и аналитических инструментов.Поэтому становится все более и более трудно освободиться от них, даже тем, кто намеревается разработать альтернативное видение, потому что «каждая онтология становится недостижимым в колонизированном и цивилизованном обществе », — писал Франц Фанон ([1952] 1986: 109). В роли Даниэля Дюбюиссона (2003: 10) утверждает, что подобный риск обмана и самообмана может быть отнесен к категориям, с помощью которых «мы зачать 14 других, и. . . эти другие, которые чаще всего подвержены нашему влиянию, мыслят самих себя.”Это из-за его длительного гегемония, которую гипертрофический взгляд Запада на себя был раздут еще больше, учитывая, что жители Запада склонны верить своим философским, религиозным и этическая мысль особенно глубока и имеет неограниченную ценность, в то время как идеи и представления других принижаются к «убеждениям» или «идеологиям». В истории было обычным явлением, что избыток власти приводит к слепоте. Однако никакое превышение власти не может помешать возможному развитию противоречий, напряженности, антагонизмов и разрывов.

Теория «столкновения» цивилизаций »также сомнительна, потому что, не говоря уже об исламе, насколько мне известно, нет другого корпуса идей с которые могут продуктивно противостоять на том же уровне универсалистской уверенности в себе. Фактически, нет ничего другого, что продвигает столь же фанатичная идея универсальной миссии на благо человечества. Как, например, замечает Масаюки Сато, жители Восточной Азии «не считали всемогущим божеством, как это видно в религиозных откровениях.” Следовательно, они опровергли телеологические представления об истории, потому что «драматизация или беллетризация прошлое означало бы отказ от их фундаментальной философии »(Sato 2007: 228–229). В мире рассматривается «как постоянно меняющееся явление», абсолютное и высшее, согласно этой философии, не было в откровение эсхатологической цели на будущее. Вместо этого он был расположен только в прошлом, поскольку «человеческий существа не могли изменить то, что уже произошло »(Sato 2015: 48).Беспристрастному наблюдателю это может показаться прагматичные и правдоподобные, даже легко понятные выводы. Не так для многих западных интеллектуалов, для которых отсутствие трансцендентной цели или «недостающей» цели, как выразился Ницше, вызывает глубокую озабоченность. Будь «Нигилистическая интерпретация» буддийской концепции s’¯unyata¯ жизнеспособна (Jackson 1993: 57–60), и будет ли «Нигилистическое отчаяние по поводу человеческого состояния» (Heisig 2001: 191), которое неизбежно проистекает из него, может быть исцелено благодаря синкретическому сочетанию буддийских принципов и философии Хайдеггера, относятся к областям постоянных страстных размышлений. и запрос.

Тем временем западные элиты, движимые кошмарами Макиндера, работают жестко и более профанально на геополитической линии фронта, чтобы укрепить свои позиции и получить доступ к Китаю. стратегическое сдерживание и окружение. Функциональным для этих усилий будет более сильная негативная характеристика этой страны, но, похоже, все не так легко. Если западные СМИ и политические элиты снова низведут Россию до ее многовековой роли деспотического агрессора (Mettan 2015; Hofbauer 2016), в случае с Китаем они, кажется, страдают от трудностей, связанных с определением «системы противоположных категорий или принципов» (Dubuisson 2003: 105), которые соответствовали бы их схемам интерпретации, по этой причине они ощущают растущую «двусмысленность над долгосрочными планами Пекина »(Johnson 2014: 66).Рост могущества до размера всемирно значимого 15, которому «не хватает» аналогичная миссионерская программа — ничто, с чем они могли бы легко справиться. К сожалению, для Запада в том, что важная азиатская часть мира, которая сопротивлялась влиянию монотеев стическая религия и просвещенная философия успешнее, чем в других областях нет универсалистской эсхатологии, чтобы конкурировать с участием. Это создает затруднения при интерпретации. Когда-нибудь это может даже стать серьезным идеологическим угроза западному мировоззрению.

Возможно, не случайно запад, чтобы найти врага достойный термина в коллективном воображении, выбрал «экстремистский исламизм» как знакомый и близкий к свой идеологический горизонт, каким был коммунизм, хотя и в ином направление. Как отмечает Субрахманьям, исторически трудно различить четко различимые эсхатологические паттерны. вне зоны влияния трех авраамических религий и зороастрийский, за исключением, пожалуй, некоторых направлений индуистской веры в отношении «спорного фигура Калки.Однако, похоже, мало сомнений в сходстве между сферами влияния двух основных монотеистических религий. Кажется, что они даже демонстрируют определенную одновременность, если мы рассмотрим, например, что «политическая эсхатология приняла мощную и значительную форму в исламской мир в шестнадцатом веке »(Subrahmanyam 2015: 31, 34). Фейсал Девджи (2015: 302) подчеркивает также универсализм «Претендовать на само человечество как на идеал», выдвигаемое политическим исламом с XIX века.К счетам из примеров, приведенных Девджи, мы могли бы добавить Сайида Кутб ([1964] 2005: 2), который подчеркнул, что универсальное послание ислама должен быть «проводником для всех жителей этой планеты во всех их делах до скончания веков». Кроме различия и сходства в богословских и философских основах, которые заслуживают глубокого рассмотрения в сами по себе, трудно не заметить, что само наличие эсхатологического и универсалистского мировоззрения питает ожидания исторического исполнения.Как утверждает Грей (2008: 99), «христианство и ислам являются неотъемлемыми частями западного монотеизма, и поэтому они разделяют взгляд на историю, который отличает их от остаток мира.» При аналогичных предпосылках битве между Добром и Злом, похоже, суждено затянуться на довольно долгое время. некоторое время, что, возможно, позволит снова усилить западную идеологию этим конфликтом и разрешить ему узаконить приготовления на суше, в море, в небе и даже в космосе для Армагеддона.

Конфликт между членами семьи Авраама может со временем стабилизироваться это снова на политической арене, так же как конфронтация холодной войны с Советским Союз, еще один непокорный член семьи, служил идеологическим цементом западного общества. Европа и Америка, и укрепили традиционно ориентированную на Атлантику воображаемую географию «Запада».» Для западная идеология как таковая, истинная скрытая опасность, скорее всего, другая. Однажды это может произойти из мира, в котором политические, экономическая и военная мощь распределяются поровну, чтобы подлинно множественный сценарий 16, состоящий из множества видений людей, их прав и обязанностей; множественные значения, приписываемые добру и злу; разнообразие моделей государственного устройства и государственности; фактически беспристрастный международный институты, а не исполнители только доминирующих идей; и, надеюсь, беспристрастное, согласованное и ненасильственное посредничество и методы урегулирования конфликтов.Таким образом, это сценарий, который включает взаимное признание другого истина как законное утверждение и концепция «того, что составляет нас», которая не опирается на «единство различия », но на различиях, которым разрешено быть разными (Marramao 2012: 197). Будет ли это катастрофой чтобы наш вид жил в мире, в котором претензии на то, что «универсальные ценности» Запада должны быть навязаны о вселенной как от наименьшего общего знаменателя? Я не готов в это поверить, но читатели должны их собственное мнение.

Западная культура

Западная культура, иногда отождествляемая с западной цивилизацией, западным образом жизни или европейской цивилизацией, — это термин, очень широко используемый для обозначения наследия социальных норм, этических ценностей, традиционных обычаев, систем убеждений, политических систем и конкретных артефактов. и технологии, которые имеют какое-то происхождение или связаны с Европой.

Этот термин стал применяться к странам, история которых сильно отмечена европейской иммиграцией, например, странам Северной и Южной Америки и Австралии, и не ограничивается европейским континентом.

Западная культура характеризуется множеством художественных, философских, литературных и юридических тем и традиций; наследие кельтских, германских, эллинских, еврейских, славянских, латинских и других этнических и языковых групп, а также христианство, которое сыграло важную роль в формировании западной цивилизации, по крайней мере, с 4 века.

Также вносит вклад в западную мысль в древности, а затем в Средние века и в эпоху Возрождения, традицию рационализма в различных сферах жизни, развитую эллинистической философией, схоластикой, гуманизмом, научной революцией и Просвещением.

Ценности западной культуры на протяжении всей истории происходили из политической мысли, широкого использования рациональных аргументов в пользу свободомыслия, ассимиляции прав человека, необходимости равенства и демократии.

Исторические записи западной культуры в Европе начинаются с Древней Греции и Древнего Рима.

Западная культура продолжала развиваться с христианизацией в средние века, реформами и модернизацией, вызванными Ренессансом, и с глобализацией сменяющих друг друга европейских империй, которые распространили европейский образ жизни и европейские образовательные методы по всему миру между 16 и 20 веками.

Европейская культура развивалась на основе сложного спектра философии, средневековой схоластики и мистицизма, христианского и светского гуманизма.

Рациональное мышление развивалось в течение долгого века перемен и формирований, с экспериментами эпохи Просвещения и открытиями в науке.

Благодаря глобальным связям европейская культура росла из-за всеобъемлющего стремления принимать, адаптироваться и, в конечном итоге, влиять на другие культурные тенденции по всему миру.

Тенденции, которые стали определять современные западные общества, включают существование политического плюрализма, выдающихся субкультур или контркультур (таких как движения Нью Эйдж) и растущий культурный синкретизм — результат глобализации и миграции людей.

Облака идеологических предубеждений Западные взгляды

Мо Нонг (China Daily)

Обновлено: 2011-04-14 08:02

Идеологическая конфронтация — режим по умолчанию для некоторых жителей Запада и западных СМИ, когда дело касается вопросов прав человека. Для этих людей стало интуитивной реакцией указывать пальцем на Китай, когда любого, кого они считают диссидентом, задерживают или арестовывают на законных основаниях.

Задержание художника Ай Вэйвэя не исключение.

Они были настолько нетерпеливы, чтобы раскритиковать Китай, что слишком нетерпеливы, чтобы дождаться завершения необходимой судебной процедуры, и отреагировали до того, как соответствующий департамент общественной безопасности Китая объявил, почему был задержан Ай.

Вместо этого они начали свое обычное словесное осуждение Китая без каких-либо колебаний, утверждая, что задержание Гая было совершено по политическим причинам.

Эти западные СМИ и даже некоторые представители правительства продолжают утверждать, что китайское правительство преследует Ай из-за его политических взглядов, даже после того, как соответствующий судебный департамент Китая объявил, что Ай был задержан за экономические преступления.

Дело Ай все еще расследуется, и это вполне естественно и совместимо с правилами, когда департамент общественной безопасности проявляет осторожность, пока не завершит расследование.

Однако наши западные коллеги, похоже, уже знают все подробности этого дела и расценили его как политический инцидент.

Нарушал ли Ай законы страны, не имеет значения для этих жителей Запада, которым нравится высказывать свое мнение об отношении Китая к тем, кого они считают политическими диссидентами.

Независимо от того, какое преступление совершают эти люди, они ожидают, что китайское правительство освободит их от каких-либо наказаний из-за их западной идентичности как политических диссидентов. Жалко, что в своем энтузиазме осудить китайское правительство они даже ни на минуту не останавливаются, чтобы подумать, что они могут клеймить экономических преступников и мелких нарушителей закона как политических диссидентов.

Смысл такой логики ясен. Несмотря на все более тесное экономическое сотрудничество между Китаем и западными странами, некоторые жители Запада все еще придерживаются менталитета холодной войны и считают Китай врагом, по крайней мере, идеологически.

С таким менталитетом они считают любого, кто критикует политическую систему Китая и китайские власти, как они это делают, героями или героинями, независимо от того, что эти люди сделали, или как они себя ведут, или какое влияние их действия окажут на будущее этой страны и ее народа.

Эти люди Запада всегда ставят себя на высокие моральные позиции и поэтому считают, что имеют право указывать пальцем на Китай, независимо от того, имеют ли они какие-либо факты в поддержку своих утверждений.

Жителям Запада, упорно придерживающимся своего менталитета «холодной войны», необходимо избежать искажения времени, перестать высказывать устаревшие идеологические взгляды прошлого и изучить реалии сегодняшнего Китая. Им нужно прислушиваться к разным голосам в этой стране, а не только к тем, которые имитируют.

Что касается вопроса Ай Вэйвэя, им нужно запастись терпением. Им нужно быть достаточно трезвыми, чтобы понять, что политическое несоответствие Аи китайскому правительству — это одно; его предполагаемое участие в незаконной экономической деятельности является другим.

Китай создал социалистическую правовую систему после десятилетий прогресса. Все, в том числе и Ай, равны перед китайскими законами. Судебная система Китая решает, виновен ли Ай, и должен ли он быть должным образом наказан или освобожден от ответственности.

Отказ от идеологических шор и падение с моральной высоты — предпосылка для нормального политического дискурса. Идеологическая конфронтация никоим образом не пойдет на пользу ни Китаю, ни Западу.

Автор — старший писатель China Daily.

СМИ в Западной Европе: популистские взгляды разделяют общественное мнение

Франция, Испания и Италия более фрагментированы в источниках новостей и более негативно относятся к средствам массовой информации, чем другие страны

(Nicholas Page / Getty Images)

ИСПРАВЛЕНИЕ: этот отчет был обновлен 22 мая 2018 г. из-за возможности того, что язык, используемый для идентификации немецкого новостного агентства Die Tageszeitung, мог запутать респондентов.Ссылки на это издание были удалены повсюду. Выводы отчета не претерпели существенных изменений.

Согласно новому опросу общественного мнения, проведенному Pew Research Center в Дании, Франции, Германии, Италии, Нидерландах, Испании, в Западной Европе общественное мнение о средствах массовой информации разделено популистскими взглядами — больше, чем политическими позициями левых и правых. Швеция и Великобритания.

Во всех восьми странах те, кто придерживается популистских взглядов, меньше ценят средства массовой информации и доверяют им, а также дают СМИ более низкие оценки за освещение основных вопросов, таких как иммиграция, экономика и преступность.

Самый низкий уровень доверия к средствам массовой информации наблюдается в Испании, Франции, Великобритании и Италии: примерно четверть людей с популистскими взглядами в каждой стране выражают доверие средствам массовой информации. Напротив, те, кто не придерживается популистских взглядов, на 8–31 процентный пункт более склонны хотя бы в некоторой степени доверять средствам массовой информации в опрошенных странах.

В Испании, Германии и Швеции общественное доверие к СМИ также разделяется по идеологическому спектру левых и правых, но величина различий бледнеет по сравнению с различиями между людьми с популистскими наклонностями и без них.

Когда дело доходит до того, как средства массовой информации выполняют ключевые функции, широкое большинство населения высоко оценивает средства массовой информации за то, что они в целом освещают наиболее важные проблемы дня. Сюда входит большинство как тех, кто придерживается, так и не придерживается популистских взглядов, хотя по-прежнему существуют значительные различия в величине этих рейтингов. Более существенные разногласия между этими двумя группами возникают по поводу того, как средства массовой информации освещают три конкретных вопроса, о которых здесь спрашивают: экономика, иммиграция и преступность.(См. Подробные таблицы для получения дополнительной информации.)

Оценка популистских взглядов

Чтобы оценить влияние популистских взглядов на отношение к СМИ в восьми странах Западной Европы, исследование было сосредоточено на измерении основных компонентов популизма: это правительство должно отражать волю «народа», а «народ» и «элиты» »Являются противостоящими, антагонистическими группами. Этот показатель основан на объединении ответов респондентов на два вопроса: 1) обычные люди будут работать лучше / не лучше решат проблемы страны, чем выборные должностные лица, и 2) большинству выборных должностных лиц не все равно, что думают такие люди, как я. .

Изучая различия, основанные на этих взглядах, в отчете упоминаются люди, придерживающиеся «популистских», «непопулистских» и «смешанных» взглядов. Считается, что те, кто ответил, что избранным должностным лицам наплевать на таких же людей и говорят, что обычные люди лучше справятся с проблемами страны, чем выборные должностные лица, считаются придерживающимися популистских взглядов. Считается, что люди, которые говорят обратное — что избранные должностные лица заботятся о них и что обычные люди не добились бы большего, — не придерживаются популистских взглядов.Считается, что все остальные, включая людей, отказывающихся отвечать на один или оба вопроса, придерживаются смешанных взглядов.

Причина, по которой мы сосредоточили внимание на этих основных компонентах популизма, заключается в том, что они пересекают популистские движения слева и справа от идеологического спектра. Имея показатель, не ограничиваемый лево-правой идеологией, исследование обеспечивает последовательный межнациональный показатель некоторых фундаментальных постулатов популизма. Этот показатель популистских взглядов коррелирует с более высоким уровнем поддержки как правых, так и левых популистских партий.

Дополнительную информацию об этой мере см. В Приложении C.

Люди, придерживающиеся популистских взглядов, гораздо меньше удовлетворены освещением этих вопросов в новостях. В Испании, например, люди с популистскими наклонностями на 33 процентных пункта менее склонны оценивать освещение экономики в средствах массовой информации как хорошее. А в Германии люди с популистскими взглядами на 29–31 процентный пункт реже аплодируют освещению в СМИ иммиграции и преступности, чем люди, не придерживающиеся популистских взглядов.

Помимо различий внутри страны, отношение общества к средствам массовой информации также различается по регионам. Это наиболее очевидно, когда речь идет о доверии к средствам массовой информации, при этом общественное доверие значительно выше в опрошенных странах Северной Европы, чем в странах Юга. Великобритания несколько аномальна, она больше напоминает южную, а не северную Европу низким уровнем общественного доверия к средствам массовой информации (32%).

И хотя большинство во всех восьми странах говорят, что средства массовой информации, по крайней мере, в некоторой степени важны для функционирования общества, между странами существуют большие различия в том, что их роль очень важна.

В вопросе, заданном в опросе взрослого населения США исследовательским центром Pew о доверии к информации национальных новостных организаций, американцы демонстрируют такой же уровень доверия, как и жители Нидерландов и Германии. Около семи из десяти американцев (72%) говорят, что они хотя бы в некоторой степени доверяют информации, которую получают из национальных СМИ, а 20% говорят, что они ей очень доверяют.

Несмотря на то, что люди с популистскими взглядами гораздо менее удовлетворены и не доверяют средствам массовой информации, они часто полагаются на тот же первичный источник новостей, что и люди без популистских взглядов.Так обстоит дело в пяти из восьми обследованных стран: Швеции, Нидерландах, Германии, Испании и Великобритании. В четырех из этих пяти стран один поставщик новостей доминирует в качестве основного источника новостей.

В южной Европе медиа-ландшафт более фрагментирован, и ни один поставщик новостей не назван основным источником новостей более 21% взрослого населения. Также верно и то, что в этой части Европы политическая идентичность левых и правых больше связана с выбором людьми основного источника новостей, чем с их популистскими взглядами.

В Италии, например, 27% тех, кто слева, обращаются к национальному телеканалу Rai News в качестве основного источника новостей по сравнению с 14% тех, кто находится справа. Итальянцы справа (30%) с большей вероятностью обратятся к частной телекомпании Mediaset News, чем взрослые левые (6%). Хотя в Италии есть некоторые различия в популистских взглядах, разрыв, как правило, меньше по сравнению с теми, кто находится в лево-правом политическом спектре.

Здесь снова особняком стоит Великобритания.Даже несмотря на то, что BBC доминирует как главный источник новостей для взрослых британцев — как популистов, так и непопулистов, — все еще существует большая разница между частями этих двух групп, которые называют ее своим основным источником. Лишь 42% тех, кто придерживается популистских взглядов, называют BBC своим основным источником новостей, по сравнению с шестью из десяти среди тех, кто не придерживается популистских взглядов. Идеологических различий между левыми и правыми не возникает: примерно половина левых (48%) и правых (51%) называют BBC своим основным источником новостей.

Это некоторые из основных результатов крупного опроса 16 114 взрослых, проведенного исследовательским центром Pew, об использовании средств массовой информации и их отношении в восьми странах Западной Европы — Дании, Франции, Германии, Италии, Нидерландах, Испании, Швеции и Великобритании. с 30 октября по 20 декабря 2017 года. Вместе эти восемь стран-членов Европейского Союза составляют примерно 69% населения ЕС и 75% экономики ЕС.

Общественность в Западной Европе рассматривает новостные агентства как более пристрастные, чем то, что отражается в их аудитории

В каждой стране респондентам, помимо того, что они добровольно предлагали основной источник новостей, задавали вопросы о восьми конкретных новостных агентствах.Они были выбраны исследователями для охвата ряда новостных платформ, СМИ с разными источниками финансирования и разнообразием их идеологических взглядов. Как правило, люди склонны описывать средства массовой информации, к которым они обращаются за новостями, как относительно близкие к их собственной лево-правой политической идентичности.

Это, однако, отличается от того, где на самом деле политически сидит средняя аудитория. На вопрос, обращаются ли люди регулярно за новостями в каждый из восьми каналов, аудитория этих СМИ, как правило, группируется вокруг идеологического центра.

Как были выбраны восемь торговых точек для каждой страны

Целью отбора новостных агентств для этого опроса было узнать о списке хорошо известных новостных агентств, охватывающих широкий спектр новостных платформ в каждой стране, в том числе с различными источниками финансирования (государственными или частными) и политической привлекательностью. Из-за длины анкеты и того факта, что опрос проводится по телефону, мы были ограничены восемью пунктами, о которых мы могли бы спросить в каждой стране.

Чтобы выбрать эти торговые точки, исследователи использовали данные об аудитории и данные об использовании, предоставленные самими респондентами, чтобы составить список лучших торговых точек в каждой стране. Из этого списка мы выбрали торговые точки, которые представляли ряд платформ и источников финансирования, с предпочтением более широко используемых торговых точек в этих категориях. Наконец, мы проконсультировались с экспертами по СМИ, проанализировали академические исследования и провели фокус-группы, чтобы убедиться, что выбранные нами агентства привлекают людей с самыми разными политическими взглядами.В некоторых случаях эти консультации и фокус-группы привели нас к тому, что мы добавили в наш список СМИ меньшего размера, чтобы охватить масштабы и разнообразие медиа-ландшафта в каждой стране.

Спрашивая о восьми СМИ, которые различаются по четырем ключевым факторам — размеру аудитории, типу платформы, структуре финансирования и политической привлекательности — мы можем уловить общественное мнение о широком масштабе системы СМИ каждой страны. Однако важно помнить, что список из восьми СМИ не может адекватно отражать нюансы и все разнообразие медиа-ландшафта любой страны.

Дополнительную информацию см. В Приложении A.

В целом, люди, которые слышали о торговых точках, склонны помещать их либо левее, либо правее, чем результаты самооценки аудитории, показывая, что восприятие поляризации существует в исследуемых странах, даже если цифры аудитории показывают меньшие делит.

Взять, к примеру, французский частный телеканал TF1. Как показано на прилагаемом графике, аудитория TF1 — те, кто говорит, что регулярно полагается на нее при получении новостей, — находится примерно в середине континуума левого и правого (3.3 по шкале от 0 до 6.) Тем не менее, когда людей во Франции, которые слышали о TF1, просят поместить его по той же шкале слева и справа, они помещают его значительно дальше вправо (на 4,1).

Многие западноевропейцы получают новости через социальные сети, чаще всего используют Facebook

В семи из восьми опрошенных стран треть или более взрослых людей хотя бы ежедневно получают новости из социальных сетей. Доля таких людей наиболее высока в Италии, где половина взрослого населения ежедневно получает новости через социальные сети.Во Франции, Испании, Италии и Германии люди с популистскими наклонностями чаще сообщают о получении новостей из социальных сетей, чем люди, не придерживающиеся таких взглядов.

Во всех восьми странах Facebook является наиболее часто упоминаемым источником новостей в социальных сетях. Более 60% потребителей новостей социальных сетей в каждой стране называют Facebook платформой социальных сетей, к которой они чаще всего обращаются за новостями. В некоторых странах Facebook называют основным источником новостей в целом примерно 5% взрослого населения, например 6% итальянцев и 5% испанцев.

Учитывая недавнюю обеспокоенность по поводу дезинформации в Интернете, стоит отметить, что потребители новостей социальных сетей не всегда разбираются в своих источниках новостей и информации.

Хотя большинство потребителей новостей социальных сетей в Западной Европе говорят, что они знакомы с источниками новостей, с которыми они сталкиваются, значительные меньшинства в каждой стране говорят, что они не обращают внимания на то, откуда приходят новости в Facebook или других социальных сетях. Доля тех, кто говорит, что не обращает внимания, составляет примерно три из десяти и более во Франции (35%), Нидерландах (34%), Италии (32%) и Великобритании (29%).

Кроме того, независимо от того, поступают ли новости в социальных сетях из источников, проверенных людьми, лишь немногие описывают новости, которые они видят в социальных сетях, в основном как соответствующие их собственным политическим взглядам.

Динамика СМИ в Великобритании по странам

Великобритания отличается от других семи исследованных стран. С одной стороны, взрослые британцы, скорее всего, имеют общий источник новостей: 48% считают, что BBC является их основным источником новостей. Этот уровень кластеризации вокруг единого основного источника новостей аналогичен другим исследованным северным странам, таким как Швеция или Нидерланды.

С другой стороны, британцы в целом выражают низкий уровень доверия и одобрения своим средствам массовой информации, как и в трех исследованных южных странах (Италия, Испания и Франция). Только 32% взрослых в Великобритании говорят, что они хотя бы в некоторой степени доверяют средствам массовой информации, и примерно половина или меньше говорят, что их средства массовой информации хорошо справляются с изложением фактов (48%), обеспечивают освещение независимо от корпоративного влияния (46%). ), либо политически нейтральны в освещении новостей (37%).А когда дело доходит до СМИ, помимо Би-би-си, есть заметные политические разногласия между левыми и правыми. Масштабы этих различий в Великобритании похожи на то, что происходит в изученных более идеологически разделенных южных странах.

политической философии | Определение, история, теории и факты

Политическая философия , отрасль философии, которая занимается на самом абстрактном уровне концепциями и аргументами, связанными с политическим мнением. Значение термина политический само по себе является одной из основных проблем политической философии.Однако в широком смысле можно охарактеризовать как политические все те практики и институты, которые связаны с правительством.

Центральная проблема политической философии состоит в том, как развернуть или ограничить государственную власть, чтобы сохранить выживание и повысить качество человеческой жизни. Как и все аспекты человеческого опыта, политическая философия обусловлена ​​окружающей средой, объемом и ограничениями разума, и ответы, даваемые последовательными политическими философами на извечные проблемы, отражают знания и предположения своего времени.Политическая философия, в отличие от изучения политической и административной организации, носит скорее теоретический и нормативный характер, чем описательный. Это неизбежно связано с общей философией и само по себе является предметом культурной антропологии, социологии и социологии знания. Таким образом, как нормативная дисциплина она занимается тем, что должно, исходя из различных предположений, быть и как эта цель может быть достигнута, а не описанием фактов, хотя любая реалистическая политическая теория обязательно связана с этими фактами.Таким образом, политического философа волнует не столько, например, как работают группы давления или как с помощью различных систем голосования принимаются решения, сколько то, какими должны быть цели всего политического процесса в свете конкретной философии. жизни.

Таким образом, существует различие между политической философией, которая отражает мировоззрение последовательных теоретиков и требует оценки их исторических условий, и собственно современной политической наукой, которая, поскольку ее можно назвать наукой, является эмпирической и описательной. .Однако политическая философия — это не просто непрактичные спекуляции, хотя она может порождать крайне непрактичные мифы: это жизненно важный аспект жизни, который, добро или зло, имел решающие результаты в политических действиях, если исходить из предположений. Очевидно, что политическая жизнь должна влиять на то, что происходит на самом деле. Таким образом, политическую философию можно рассматривать как одну из важнейших интеллектуальных дисциплин, поскольку она устанавливает стандарты суждения и определяет конструктивные цели использования государственной власти.Такое рассмотрение целей, для которых следует использовать силу, сегодня в некотором смысле более актуально, чем в предыдущие периоды, поскольку человечество имеет в своем распоряжении силу либо создать мировую цивилизацию, в которой современные технологии могут принести пользу человечеству, либо принести пользу. уничтожить себя в погоне за политическими мифами. Таким образом, возможности политической философии огромны, и срочно необходимо прояснить ее цель и ограничения — это действительно аспект выживания цивилизации.

Несмотря на этот уникальный аспект современной ситуации, и хотя древние политические философии были сформулированы в совершенно разных условиях, их изучение по-прежнему освещает жизненно важные вопросы сегодня.Вопросы, касающиеся целей правительства, оснований политических обязательств, прав отдельных лиц против государства, основ суверенитета, отношения исполнительной к законодательной власти, а также природы политической свободы и социальной справедливости, задавались и получали ответы во многих случаях. пути на протяжении веков. Все они имеют фундаментальное значение для политической философии и требуют ответов с точки зрения современных знаний и мнений.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишитесь сейчас

В этой статье описывается, как на эти вопросы задавали и отвечали представительные и влиятельные политические философы на Западе, начиная с греко-римской античности и заканчивая Средневековьем, ранним Новым временем и 19, 20 и началом 21 века. За столь долгий период времени исторический контекст этих формулировок глубоко изменился, и понимание избранных политических философов требует некоторого объяснения их происхождения. Из-за нехватки места только политические философы выдающейся важности были полностью описаны, хотя вкратце обсуждаются и многие второстепенные фигуры.

Угрожают ли западные ценности Китаю? Мотивы и методы идеологической кампании Си Цзиньпина

Изображение Источник: Wikimedia Commons

Ключевые выводы

• Текущая идеологическая кампания Си Цзиньпина отражает предпочтение Китая принять китайские стандарты в качестве законной альтернативы западным ценностям и институтам.
• Кампанию идеологии следует рассматривать не как антизападную или американскую, а как попытку сохранить и культивировать китайскую культуру, в то же время заимствуя у Запада стратегию, которую Китай проводил в течение многих лет.
• Текущая кампания служит как реформированию, так и обновлению Коммунистической партии Китая (КПК) и укреплению ее власти.

Идеология вернулась как главный фактор в американо-китайских отношениях. Предупреждения китайского правительства о пагубном влиянии «западных ценностей» усилились при Си Цзиньпине, и бдительность против западного влияния теперь является руководящим компонентом его политики в отношении Интернета, традиционных СМИ, культуры и развлечений, университетов, аналитических центров и неправительственных организаций. организации.Хотя элементы устойчивой идеологической кампании еще не столь заметны, как его антикоррупционная кампания, они уже присутствуют и уже влияют на атмосферу двусторонних отношений. Например, текущая кампания может снова включить вопрос о правах человека в повестку дня США и Китая, и многие с обеих сторон хотели бы, чтобы этот вопрос был преуменьшен.

Выходя за рамки прав человека и гражданских свобод, идеологическая кампания Си Цзиньпина поднимает многие другие вопросы, касающиеся подъема Китая до статуса мировой державы.Как отметил Роберт Дейли, директор Института Киссинджера, неясно, является ли эта политика показателем силы или хрупкости Китая. Ричард МакГрегор, научный сотрудник Центра Вильсона по общественной политике, утверждает, что китайское правительство на самом деле уверено и не уверено в своей способности оставаться у власти. В более широком контексте стиля правления Си Цзиньпина Макгрегор рассматривает кампанию по идеологии как еще один инструмент, который Си может использовать для консолидации своей власти. Помимо этой мотивации, МакГрегор также отметил, что кампания также направлена ​​на обновление и реформирование нынешней системы управления, которую некоторые в Китае считают устаревшей.

Что еще более важно для мирового сообщества, что ценности и установки, выявленные в кампании, указывают на Китай как на формирователь международных норм и как на созидатель международных институтов? По словам Дейли, по мере того, как Китай продолжает расти на мировой арене, он также предпочитает относиться к людям, информации и учреждениям на международном уровне так же, как и внутри страны. В конечном итоге это свидетельствует о том, что Китай предпочитает, чтобы китайские стандарты были приняты в качестве законной альтернативы западным ценностям и институтам.

Как один из ведущих мировых исследователей китайской пропаганды, международный научный сотрудник Центра Вильсона Энн-Мари Брэди долгое время находилась в окопах идеологии Китая . Она отметила, что текущую кампанию в Китае сегодня можно резюмировать следующим образом: «чем больше вещей меняется, тем больше остается неизменным». Брэди утверждает, что сегодня необходимо различать риторику и действия КПК. Хотя ряд высокопоставленных официальных лиц поддерживают кампанию Си, даже используя термин «иностранные враждебные силы», Брэди подчеркивает, что это не следует неправильно истолковывать как антизападнические настроения Китая.Напротив, китайские лидеры видят преимущества оставаться открытыми для Соединенных Штатов / Запада, отвергая их враждебное и негативное влияние.

Брэди отмечает, что цель и метод нынешней кампании не новы. Сохранение китайской культуры и заимствование полезных элементов у Запада издавна существовали в Китае. Новым является среда, в которой работает пропагандистская машина КПК, которая осложняется социальными сетями и глобализированными коммуникационными сетями.