И цветаева: Биография Марины Цветаевой

Содержание

«Конечно, мы сестры с тобой…» НАТАЛИЯ ГОНЧАРОВА И МАРИНА ЦВЕТАЕВА: СКРЫТЫЙ МИР ПОЭЗИИ НАТАЛИИ ГОНЧАРОВОЙ

«Вот Гончарова, никогда стихов не писавшая, в стихах не жившая, поймет, потому что глядела и видела…»[1], — таким предполагала Марина Цветаева в 1929 году восприятие стихотворения «Вестнику» Наталией Гончаровой. Близко общаясь с Наталией Сергеевной в 1928-1932 годы, Марина Ивановна не знала о поэтических опытах художницы.

Стихотворения Гончаровой сохранились в четырех тетрадях и многочисленных разрозненных листах[2]. Характер черновиков раскрывает и цель писания — стихи как сокровенные дневниковые записи и мимолетные зарисовки впечатлений. Это и способ мышления, и поиск символов, красок и настроений (иногда Гончарова прибегала к французскому языку). Большинство стихов не датированы, за исключением некоторых, написанных в апреле — мае 1957 года. В том же году в возрасте 76 лет Гончарова задумалась об их издании: она сообщала в письме к Оресту Розенфельду, едва веря в это предприятие: «…но кроме того, есть и работа для себя, сборник стихов, кот[орый], конечно, никогда не появится в печати

…»[3]

Стихотворения Наталии Гончаровой, известные в научных кругах, все же мало рассматривались в комплексе и применимо к ее живописному творчеству. В этом отношении важна дружеская, деловая, творческая связь Гончаровой и Цветаевой. Под впечатлением от личности художницы Цветаева написала в 1932 году очерк «Наталья Гончарова. Жизнь и творчество»: она назвала свою работу «Попытка эмоционально-духовной биографии»[4]. Все биографические сведения Цветаева пропустила через свою оценку, писала, основываясь на беседах с художницей. «Гончарова для меня сокровище, потому что ни в жизни, ни в живописи себе цены не знает. Посему для меня — живая натура, и живописец – я»[5], — передавала Цветаева. Сопоставив эти «живые» впечатления Цветаевой, ее взгляды на художественную сущность работ Гончаровой, можно рассмотреть в синтезе поэтическое и изобразительное творчество художницы, хотя поэзия носит любительский характер и служит скорее дополнением к живописи. Стихи Наталии Гончаровой условно делятся на тематические группы: любовная лирика, стихи о России, о судьбе и призвании художника-поэта, цикл о природе, о месте в ней человека и машины.

Отдельно можно рассматривать «морские» стихи. Большой блок составляют стихи на темы смерти и бессмертия, посвященные Богу и душе человека, среди них — самые поздние, датируемые 1957 годом.

На протяжении всего очерка Цветаева обращается к образу моря, с ним связано даже первое впечатление от улицы Висконти в Париже, где находилась мастерская художницы: «Пахнет морем», нет, но: дует морем, запах мы прикладываем»[6]. Да и сама мастерская Гончаровой в представлении Цветаевой — палуба, а ветер за окном — море. И у художницы в стихах Париж ассоциировался с этим образом:

…Приморский город — Париж сегодня.
Доносит ветер соленый запах
В конце бульвара, наверно, мачты.
Пройти б на берег, взглянуть на чаек,
Послушать волны.
Мечты из дали приносит ветер,
И лучше верить, чем проверять[7].

«Темы моря — нет, ни одного моря, кажется… Но — свет, но — цвет, но та — чистота…» Морское, вот что взяла Гончарова от моря»[8], — так передавала Цветаева слова художницы. Действительно, морская тема в ее живописи присутствует, но выражена слабо («Море, лучистская композиция», 1912-1913, Стеделик-музей, Амстердам; «Скала на берегу моря», начало 1920-х, ГТГ, и другие). В поэзии же Гончарова к теме моря обращалась часто. «Морское» — свет, цвет, чистота — также проступает сквозь другие лирические темы, как и в живописи. Это не отдельный цикл, а ряд произведений, метафорически связанных с морем.

Море — символ жизни и погибели:
Море, волнами шумящее,
Образ жизни холодный.
Строй-надстраивай,
Строй-пристраивай,
Перестраивай.
Есть и нет.
Нет, как не было…[9]

Часто этот образ связан с любовной тематикой, где море — надежда и ее крушение, встреча и разлука.

У берега море без ветра шумит,
У берега пеной вскипает.
Верно, слезы, слезы о тех,
Что далеко за море ушли,
О тех, что назад не вернутся вовеки,
То пенятся слезы оставленных песне,
Навеки забытых невест[10].

Это и чужбина для художницы, печаль о родине, пересечение с темой России:

Утомительна моря и гор синева,
Солнца зной на песке ослепляет,

Чуждым говором волны шумят,
Усыпляет цикад стрекотанье.
Как хотелось бы тихо уснуть
И проснуться в березовой роще…[11]

Наталия Гончарова вместе с Михаилом Ларионовым покинула навсегда Россию в 1915 году, оставив на родине семью — мать, отца, брата. Неудивительно, что тема Родины звучит в ее стихах снова и снова.

Страна моя, где все мои остались,
Куда я, верно, даже мертвой не вернусь.
Мой дух в стране чужой Всегда везде с тобой,
К твоим стопам несу я все свои дары[12].

В живописи Наталии Гончаровой значительное место отводится русской деревне, крестьянскому труду, его годовому циклу. Она ощущала свою принадлежность миру деревни и передала это чувство в живописи и поэзии. Марина Цветаева называет эту черту «деревенскостью»: «Когда я говорю деревенская, я, естественно, включаю сюда и помещичья, беру весь тот вольный разлив: весны, тоски, пашен, рек, работ Деревенское не как класс, а как склад.

..»[13]. Гончарова — «явный номад, явный крестьянин»[14].

Схожее мироощущение и в стихах художницы:

Я не строила дома себе на чужбине.
Знак кочевья — палатка моя.
Знак кочевья — постелька складная… [15]

Образ России, созданный в «крестьянском» и близком к нему «религиозном» циклах живописи Гончаровой (первая половина 1910-х), после переезда за границу перешел в театральные работы — в оформление балетных сезонов С.П. Дягилева («Золотой петушок» на музыку Н.А. Римского-Корсакова, 1914; «Свадебка» на музыку И.Ф. Стравинского, 1923 и другие). Как в декорациях, так и в поэзии Россия для Гончаровой — это деревня, крестьянский труд, церковные праздники и обряды, народные поверья.

Цветаева разделяет жизнь художницы на две части — «до России» и «после России». У Гончаровой это разделение передано посредством образов России-матери и Европы-мачехи.

…В стране иной вся жизнь моя проходит,
И мачеха моя прекрасна и умна.
Все ж милее матери седая голова,
С безумными и грозными очами
Милее чуждого прекрасного лица [16]

Кипение жизни, любое ее проявление привлекали художницу. Природа как единый жизненный непрекращающийся и повторяющийся цикл занимает в ее творчестве ключевое место. «Растение, вот к чему неизбежно возвращаюсь, думая о Гончаровой. <.> Куст, ветвь, стебель, побег, лист — вот доводы Гончаровой в политике, в этике, в эстетике. Сама растение, она не любит их отдельно, любит в них себя, нет, лучше, чем себя: свое»[17], — отмечала эту любовь к жизни Цветаева. В бесконечной смене циклов весна и осень особенно привлекали Гончарову как в живописи, так и в поэзии. И Цветаева отмечала это предпочтение художницы: «Что, вообще, пишет Гончарова в России? Весну, весну, весну, весну, весну. Осень, осень, осень, осень, лето, лето, зиму. Почему Гончарова не любит зимы, то есть, все любя, любит ее меньше всего?

Н.С. ГОНЧАРОВА. Ранняя весна. Трехчастная композиция. 1908
Холст на дереве, масло. 110 × 223,5. ГТГ

Да потому, что зима не цветет и (крестьянская) не работает»[18]. Зима для художницы — замирание жизни:

…Я клубочком свернусь
И засну, покрывшися шубой?
Два стула и стол, и ложе из досок,
Как зимнее небо навис потолок,
К зимней земле все приникло[19].

На фоне вечного движения жизнь человека, освоившего природу, создавшего машины и фабрики, должна проходить по своим законам, иначе труд, подчиненный машине, сделает ее бессмысленной. И в этом главное отличие крестьянской жизни, где человек и природа составляют неразрывное единство.

Труд и труд, как вчера,
Труд и труд, как всегда.
Безысходный труд и подвальный.
И от детских слез
До последнего вздоха предсмертного
Все ему отдано…[20]

В живописи Гончарова также не избегала темы «механизма» 一 машины, фабрики, города («Аэроплан над поездом», 1913, ГМИИ РТ; «Город. Композиция в черном и желтом», 1950-е, ГТГ). Цветаева подмечает это отношение художницы: «У Гончаровой с природой родство, с машиной (чуждость, отвращение, притяжение, страх) весь роман розни – любовь»[21]. Машина привлекала ее скорее как явление, как разновидность жизни.

Рассуждения о собственном предназначении — отдельная тема в стихах Гончаровой. «Благоприятные условия? Их для художника нет. Жизнь — сама неблагоприятное условие. Всякое творчество <…> — перебарыванье, перемалыванье, переламыванье жизни — самой счастливой…»[22], — сравнивала Цветаева свою судьбу с судьбой Гончаровой. О тернистом пути художника-поэта стихотворение «Я несу то, что дал мне Господь…»:

…Но закрыты и ставни, и двери,
Ваши уши не слышат,
Не видят глаза,
В волосах моих иней блестит.
И столетья вам скажут:
Вы нищи, презренны,
Вы Господень презрели дар[23].

Поэт в творчестве художницы — избранник Бога, несущий в мир истину под нищими отрепьями, он «дух творца»24.

…Но молниям голубым
Его горячий взгляд
Подобно сверкал
Меж загнутых ресниц.
И руки были малы,
И пальцы тонки, гибки,
Лицо и руки темны.
Иконный лик[25].

Гончарова в представлении поэтессы оставляет схожее впечатление: «Внешнее явление Гончаровой. Первое: мужественность. — Настоятельницы монастыря. <…> Прямота черт и взгляда, <…> серьезность всего облика»[26].

В своем призвании художница видит предопределение, волю рока:

…Все кривые даны и прямые,
И углово обозначен уклон.
Размещенье на свитке
Им жизнью дано
Да моею безвольною волей[27].

В стихах проступают не только абстрактные образы, но и появляются вполне определенные поэты: Гончарова откликается на трагическую смерть Владимира Маяковского[28]. В другом стихотворении, вероятно, — посвящение Марине Цветаевой:

Конечно, мы сестры с тобой,
Но не по отцу, не по матери,
А по тополю белому,
По тени, что падала
Утром и вечером
На твой двор и мой,
По ветру залетному…
Что листьями сыпали
Осенними желтыми
На мой двор и твой,
По блеску желтому
В серых и карих глазах,
По ритму четкому
В мазках и словах[29].

Поэтесса в свою очередь находит незримые связи с художницей — и это отмечено в очерке: любимый Пушкин и тот самый «гончаровский» род[30]; напряженная творческая работа, заполнявшая их жизнь; Трехпрудный переулок в Москве, в котором жили обе женщины в России. Видимо, этот же Трехпрудный переулок упоминает в приведенном стихе Гончарова.

«Любовная лирика» художницы носит на себе отпечаток пережитой драмы жизни. Судьба Наталии Гончаровой была связана с судьбой Михаила Ларионова, свой творческий путь, начиная со знакомства в 1901 году и до смерти художницы в 1962-м, они прошли вместе, несмотря на сложные перипетии личной жизни. «Говорить о Гончаровой, не говоря о Ларионове, невозможно, — писала Цветаева, — …собственные слова Гончаровой о нем: «Ларионов — это моя рабочая совесть, мой камертон. <…> Мы очень разные, и он меня видит из меня, не из себя. Как я – его»[31]. Стихотворение Гончаровой «География» передает настроение ностальгии, воспоминания о жизни художников в Париже:

Я прошла сегодня утром
По местам, где мы бывали.
Вот кафе, куда ходили
Скромный завтрак разделить…

…Вот скамейка на бульваре,
Где ждала тебя я часто.
Пустяки, но не забыты,
Пустяки, но очень больно –
Слез полны мои глаза[32].

Любовь в поэзии Гончаровой носит трагический характер неразделенного чувства или предательства, она неразрывно связана с жертвенностью.

Меня изменой не страши,
Я знаю, что любовь с изменой неразлучна,
За страстью следует измена,
Как ночь за днем…[33].

Земная любовь — это цветение, вслед за которой наступают осень и чувство одиночества души, одиночества каждого перед вечностью:

…Да зачем говорить те слова,
Коль душа одинока вовек[34].

Гончарова сопоставляет человеческую любовь с любовью небесной, божественной. Человек одинок без связи с Богом.

Размышления о Боге, вечности, смерти и бессмертии — основополагающая тема в творчестве художницы. Первое косвенное знакомство Цветаевой и Гончаровой произошло через иллюстрации, созданные художницей к книге стихов Тихона Чурилина «Весна после смерти» (1915). «.Под знаком воскресения и недавней смерти шла вся книга. <…> Что побудило Гончарову, такую молодую тогда, наклониться над этой бездной?»[35] В первой половине 1910-х годов эти мотивы занимали в живописи Гончаровой одно из центральных мест, прежде всего надо указать религиозные картины 1910-1911 годов, включающие в себя иконы с изображениями святых, евангелистов, архангелов, Богоматери, Троицы; цикл картин «Жатва» (1911) на апокалиптические сюжеты. В более поздних работах 1950-х годов эта тема переходит в размышления о вечности, устройстве мироздания в абстрактных композициях, отображающих космическое пространство.

Пространству нет пределов,
И нету времени начала и конца,
Как пыль в луче,
Пробившемся сквозь ставни,
Миры плывут…

…Но за пределами луча
Вращаются пылинок мириады,
И где-нибудь в пространстве бесконечном
Плывут планеты
Во мраке ледяном[36].

Цветаева отмечает жизнеутверждающий характер творчества художницы: «На смерть Гончарова отвечает смертью, отказом. <…> Смерть (труп) не ее тема. Ее тема всегда, во всем — воскресение, жизнь… <…> Гончарова вся естьживоеутверждениежизни»[37].

…Я же знаю иное,
Что за смертью
Душа переходит
В невидимый мир.
О, широко раскрытые крылья,
О, тоска одинокой души…[38]

В стихах она передает всю мимолетность земной жизни, сравнивая ее с природными циклами, часто задействует образы весны и осени:

Для всех нас приготовлены
Осенние листы,
Они еще зеленые,
В них птицы гнезда вьют.
Но осень неизбежная Родится с первой зеленью,
С ростком весенним первым,
С весенним первым цветом[39].

Поздние стихи, датируемые апрелем 一 маем 1957 года, проникнуты предчувствием собственной смерти.

Как устала я сегодня,
Так устала. ..
До постельки бы добраться поскорее.
Может, скоро также я устану
Перед сном, перед последним[40].

В том же 1957-м, за 5 лет до своей смерти, Гончарова пишет свое «поэтическое завещание» 一 «Дорогие друзья, вас молю…»：

На могилку мою не ходите, друзья.
Дух мой часто вы встретите в жизни.
А могилка далека,
Ехать долго и мысли грустны[41].

Стихотворения Наталии Гончаровой едва ли можно рассматривать как поэзию высокого уровня, сравнивать ее с лирикой Цветаевой. Поэзия для художницы была увлечением всей жизни, о чем свидетельствует беспрестанный интерес к творчеству современных ей поэтов: Марины Цветаевой, Константина Бальмонта, Тихона Чурилина, Владимира Маяковского и других; любовь к стихам Пушкина. Она создавала иллюстрации к сборникам стихов и поэмам («Весна после смерти» Т. Чурилина, «Молодец» М. Цветаевой, «Сказка о царе Салтане» А. Пушкина, «Прозрачные тени. Образы» М. Цетлина и другим). Поэзия Гончаровой представляется интересным дополнением живописного и графического искусства: в ней прослеживается развитие ключевых тем, разрабатываются образы, особенно в «природных», религиозных и философских стихах, стихах-воспоминаниях о России. Однако основная цель ее поэтического творчества 一 исповедальная.

«Гончарова <…> в стихах не жившая, поймет…»一 это слова о творческом родстве поэта и живописца. Цветаева ценила гений Гончаровой-художницы, последняя 一 поэтический талант Цветаевой. Обе являются знаковыми величинами русского искусства первой половины XX века. Духовный портрет Гончаровой, созданный великой поэтессой, и стихи самой художницы, через которые открывается ее внутренний мир, позволяют по-новому взглянуть на творчество амазонки русского авангарда.

ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 52.
Стихотворения хранятся в Отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи. ОР ГТГ Ф. 180. Н.С. Гончарова, М.Ф. Ларионов.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед. хр. 850. Л. 2.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед. хр. 1814. Л. 1.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед. хр. 9133. Л. 60.
Там же. Л. 3.
ОР ГТГ Ф.180. Ед.хр. 251. Л. 44.
ОР ГТГ Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 66.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 232. Л. 16.
Там же. Л. 7.
Там же. Л. 17-18.
Там же. Л. 10.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 59.
Там же.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 232. Л. 62.
Там же. Л. 10-11.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 74-75.
Там же. Л. 60-61.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 259. Л. 4-5.
Там же. Л. 27.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 94.
Там же. Л. 24.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 251. Л. 3-4.
Там же. Л. 21.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 261. Л. 1.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 17.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 36-37.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 33.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр.232. Л. 48.
Имеется в виду род Гончаровых, из которого происходила жена А.С. Пушкина — Наталья Николаевна Гончарова (1812-1863). Н.С. Гончарова также принадлежала к этому роду.
ОР ГТГ. Ф.180. Ед.хр. 9133. Л. 81.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 257. Л. 1.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 229. Л. 4.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 49.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 16-17.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 27-28.
Там же. Л. 74.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 21-22.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 54.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 32.
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 262. Л. 1-1 об.

Иллюстрации

Н.С. ГОНЧАРОВА. Автопортрет с желтыми лилиями. 1907
Холст, масло. 77 × 58,2. ГТГ

Н.С. ГОНЧАРОВА. Абстрактная композиция (Дуга). 1958
Холст, масло. 53 × 46. ГТГ

М.И. Цветаева. 1930. Сен-Лоран. Фотография
РГАЛИ. Ф. 1190. Оп. 2. Ед. хр. 232. Л. 1

Стихотворение Н.С. Гончаровой «Конечно, мы сестры с тобой»
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 48

Н.С. Гончарова в мастерской на улице Висконти. Конец 1920-х – 1930-е. Париж
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12005. Л. 1

Н.С. ГОНЧАРОВА. Скала на берегу моря. Начало 1920-х
Холст, масло. 93,5 × 66,8. ГТГ

Н.С. Гончарова. 1930–1940-е. Фотография
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12007. Л. 1

Н.С. Гончарова в мастерской на фоне полиптиха «Испанки» и картины «Две испанки». [Середина 1920-х – 1930-е]. Фотография
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12001. Л. 1

Н.С. ГОНЧАРОВА. Эскиз декорации 3-го акта оперы-балета Н.А. Римского-Корсакова «Золотой петушок»
Постановка М.М. Фокина. Премьера – 21 мая 1914 года в Гранд-Опера, Париж. Картон, графитный карандаш, акварель, аппликация, белила. 66,1 × 99,9. Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина

Н.С. ГОНЧАРОВА. Аэроплан над поездом. 1913
Холст, масло. 55,7 × 83,8. Музей изобразительных искусств Республики Татарстан

Н.С. ГОНЧАРОВА. Тульская крестьянка. 1910
Холст, масло. 102 × 73. ГТГ

Стихотворение Н.С. Гончаровой «Я не строила дома себе на чужбине…»
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 232. Л. 62

Н.С. Гончарова в мастерской. 1920–1930-е. Париж
Фотография. ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 12006. Л. 1

Стихотворение Н.С. Гончаровой «Чужая, чужая была мне земля…»
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 255. Л. 1

Стихотворение М.И. Цветаевой «Наталье Гончаровой – той» с посвящением Н.С. Гончаровой. 31 декабря 1928
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 1814. Л. 2–2 об.

Начальная страница рукописи М.И. Цветаевой о Н.С. Гончаровой. 1929
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 1.
Последняя страница рукописи М.И. Цветаевой о Н.С. Гончаровой. 1929
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 9133. Л. 103

М.И. Цветаева. 1930. Сен-Лоран
Фотография. РГАЛИ. Ф. 1190. Оп. 2. Ед. хр. 232. Л. 7

Стихотворение-завещание Н.С. Гончаровой «Дорогие друзья, вас молю…» 1957
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 262. Л. 1

Стихотворение Н.С. Гончаровой «Маяковскому». [Первая половина 1930-х]
ОР ГТГ. Ф. 180. Ед. хр. 259. Л. 33

Н.С. ГОНЧАРОВА. Старец с семью звездами (Апокалипсис). 1910
Холст, масло. 147 × 188,5. ГТГ

М. И. Цветаева. Слово о поэте. Стихи о поэзии, о любви, жизни и смерти

Сегодня на уроке мы:

· познакомимся с биографией и творчеством Марины Цветаевой.

· разберёмся, в чём заключается особенность поэтики Марины Цветаевой.

Поэтесса Марина Цветаева родилась 26 сентября 1882 года в доме номер 8 в Трехпрудном переулке города Москвы.

Красною кистью

Рябина зажглась.

Падали листья,

Я родилась, – писала поэтесса о своём рождении в стихах 1916 года.

Кстати, слово «поэтесса» Марина Цветаева не любила, упорно называя себя поэтом.

Родители Марины Цветаевой были очень образованными людьми.

Отец, Иван Владимирович Цветаев, – выдающийся учёный своего времени.

Он занимался историей, археологией, филологией и искусствоведением. Иван Владимирович стал профессором Московского университета и членом-корреспондентом Петербургской академии наук. Главной его заслугой считают создание Музея изящных искусств имени императора Александра III.

У матери Марины Цветаевой польско-немецкие корни. Мария Александровна Мейн была пианисткой. Училась она у легендарного композитора и пианиста-виртуоза Николая Рубинштейна. В её мечтах дочь Марина виделась знаменитой пианисткой. Но девочка стала поэтом.

Первые стихи Марина Цветаева написала ещё шестилетней девочкой. При этом писала она сразу на трёх языках: русском, немецком и французском.

В 1901 году Марина Цветаева поступила в Четвёртую женскую гимназию, но через год семья уехала из Москвы. У её матери доктора обнаружили туберкулёз и рекомендовали уехать в Европу. С тех пор Марина сменила множество пансионов и гимназий. И не всегда это было связано с переездами – учителям не нравился дерзкий свободолюбивый характер Марины.

Литературный дебют Цветаевой состоялся уже после смерти матери и возвращения в столицу. В тысяча девятьсот девятом году Марина Цветаева стала посещать собрания и лекции при издательстве «Мусагет» и кружок «Молодой Мусагет», организованный московскими символистами. Там она обзавелась новыми литературными знакомствами.

Первый сборник стихов «Вечерний альбом» Цветаева напечатала за свой счёт. В сборник вошло 111 стихов. Цветаева сама отобрала стихи и отнесла их в типографию Мамонтова. Посвятила она этот сборник художнице Марии Башкирцевой, которая совсем молодой умерла от туберкулёза.

Известна была Башкирцева скорее не картинами, а дневником, который пользовался огромной популярностью и неоднократно переиздавался. Такое посвящение подчёркивало дневниковую форму сборника.

«Вечерний альбом» оценили высоко. Николай Гумилёв, Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин хвалили стихи за искренность, литературное мастерство и самобытность. С Волошиным Цветаева познакомилась благодаря своей книге. Двух поэтов связала крепкая дружба, Цветаева не раз гостила у него в Коктебеле. Там она и встретила Сергея Эфрона, за которого вышла замуж в 1912 году.

Следующие 5 лет для Цветаевой были счастливыми. Её стихи издавали, у поэтессы родилась любимая дочь Ариадна, которую в семье называли Алей. В 1917 году всё изменилось. Сергей Эфрон ушёл воевать в Белую армию. Цветаева осталась одна с двумя маленькими дочерьми, Алей и Ириной, которая родилась в 1917 году.

В 1922 году Марина Цветаева эмигрировала в Европу вместе с дочерью Алей. Ирина умерла в Кунцевском приюте от голода и болезней. В Европе Цветаева воссоединилась с мужем Сергеем Эфроном, у них родился сын Георгий, которого в семье называли Муром. Жили они очень бедно, несмотря на постоянную помощь знакомых.

«Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход – от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода», – писала Цветаева.

В этот период было создано несколько поэм и множество стихов. Но печатают её мало, и успехом пользуется проза. А Цветаева в первую очередь считала себя поэтом, поэтому жаловалась, что эмиграция превращает её в прозаика.

«Я здесь никому не нужна. Есть – знакомые. Но какой это холод, какая условность, какое висение на кисточке и цепляние за соломинку. Какая нечеловечность… Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна».

В 1937 году Сергей Эфрон с дочерью Ариадной возвращается в Россию. Ещё через 2 года к ним приезжают Марина Цветаева с Муром. Это возвращение оказалось роковым для семьи. Отца и дочь арестовали по подозрению в шпионаже. Ариадне дали 8 лет лагерей, после освобождения её ждал второй арест. Реабилитирована она была только в 1955 году. Сергея Эфрона расстреляли в 1941 году.

Творческая невостребованность и бедность, арест мужа и дочери стали причиной депрессии. В 1941 году Марина с Муром уехали в эвакуацию в Елабугу. Там Марина Цветаева повесилась. Похоронили её в безымянной могиле. Точное место захоронения поэтессы до сих пор неизвестно.

Марина Цветаева прожила 48 лет. Её творческое наследие – это несколько книг лирических стихов, 17 поэм, 8 стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная и историко-литературная проза. Уже первыми её стихами восхищались маститые поэты.

«Меня сразу покорило лирическое могущество цветаевской формы, кровно пережитой, не слабогрудой, круто сжатой и сгущённой, не запыхивающейся на отдельных строчках, охватывающей без обрыва ритма целые последовательности строф развитием своих периодов», – писал Борис Пастернак.

Стихи Цветаевой называли искренними, самобытными и смелыми, непохожими на другие. Какие же особенности цветаевской лирики позволили ей стать ярчайшей звездой русской литературы двадцатого века?

Искренность. Мы уже говорили о том, что её стихи похожи на дневниковые записи. Но при этом Цветаева верила в особую роль, избранность поэта. Потому в её стихах не только личные переживания, но и стремление охватить весь мир, подняться на общечеловеческий уровень. Нельзя не отметить богатство тем и палитру красок Цветаевой, её особенный подход к темам жизни, смерти и любви.

Одно из самых известных стихотворений «Идёшь, на меня похожий…» написано в форме монолога.

Это «голос из-под земли» – умершая девушка обращается к случайному прохожему. Она просит его вспомнить о том, как прекрасна жизнь: собрать цветочный букет, попробовать землянику. Несмотря на близость смерти, стихотворение не мрачное. Монолог героини проникнут любовью к жизни и наслаждением полнотой бытия.

Лирической героине важно, чтобы о ней помнили и думали.

Я слишком сама любила

Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,

И кудри мои вились…

Я тоже была, прохожий!

Прохожий, остановись!

Смерть здесь – это продолжение жизни, душа не томится, она живёт без оков тела, свободно и легко.

Стихотворение «Бабушке» тоже о смерти и бессмертии. Всматриваясь в загадочный портрет своей рано умершей бабушки, поэт пытается разгадать её тайны, представить её жизнь. Жестокость смерти отражена в предпоследнем четверостишии:

Сколько возможностей вы унесли,

И невозможностей – сколько? —

В ненасытимую прорву земли,

Двадцатилетняя полька!

Но последнее четверостишие говорит о бессмертии – бабушка продолжает жить в своей внучке:

День был невинен, и ветер был свеж.

Тёмные звёзды погасли.

– Бабушка! – Этот жестокий мятеж

В сердце моём – не от вас ли?..

Отношение к любви в поэзии Цветаевой сложное. Любовь – это и несвобода, сковывающая душу, и нежность, с которой лирическая героиня не знает, что делать, и восхищение вплоть до обожествления.

Обожествление мы видим в «Стихах к Блоку». Цветаева посвятила этому поэту целый цикл стихотворений, в которых звучит преклонение перед ним. Особенно ярко оно проявляется в четвёртом стихотворении цикла.

Зверю – берлога,

Страннику – дорога,

Мертвому – дроги.

Каждому – своё.

Женщине – лукавить,

Царю – править,

Мне – славить

Имя твоё.

Стихотворение «Мне нравится, что вы больны не мной…» написано в 1915 году. Сестра Марины Анастасия Цветаева утверждала, что оно посвящено её мужу Маврикию Минцу, который преклонялся перед Мариной и восхищался ею. В начале стихотворения говорится о том, как прекрасна нелюбовь, потому что любовь сковывает. Слова «мне нравится» звучат рефреном, но в стихах отчётливо звучит восхищение любовью. К концу стихотворения нарастает напряжение. Возникает ощущение, что героиня только убеждает себя в том, что она не любит. Это подтверждается последними строками стихотворения, в которых звучит скрываемое признание.

Предельная искренность, исповедальность стихов проявляется не только в содержании, но и в форме цветаевского стиха. Её порывистая, мятежная, вольнолюбивая натура отражается в лирике.

«Я не верю стихам, которые – льются. Рвутся – да!», – сказала однажды Цветаева.

Её стихи действительно рвутся. Ритм цветаевской лирики неровный, он то ускоряется, то замедляется, может сбиваться и замирать внезапной паузой.

Двадцать лет свободы –

Всем. Огня и дома –

Всем. Игры, науки –

Всем. Труда – любому,

Лишь бы были руки.

Цветаева часто расчленяет строки и даже слова:

В Россию – вас, в Россию – масс,

В наш-час – страну! в сей-час – страну!

В на-Марс – страну! в без-нас – страну!

Такое обращение с синтаксисом и внимание к интонации роднят творческий метод Цветаевой с поэтикой Маяковского. Цветаева стремится выразить свою мысль максимально ёмко и мощно, поэтому ей тоже тесно в рамках классического стихосложения.

Ещё одна особенность цветаевской поэзии – постоянное обращение к разным источникам, символизм. Использование аллегорий и важность подтекста делают лирику Марины Цветаевой сложной для восприятия.

Искренность, бунт, неровность, вольное обращение с формой стиха, аллегоричность и сложность цветаевской лирики не каждому читателю по душе, но равнодушным творчество Цветаевой не оставляет никого. Поэтому в литературе двадцатого века Марина Цветаева – совершенно уникальное явление, стоящее вне рамок литературного процесса.

«Я с рождения вытолкнута из круга людей, общества. За мной нет живой стены, – есть скала: Судьба. Живу, созерцая свою жизнь – всю жизнь – Жизнь! – У меня нет возраста и нет лица. Может быть – я – сама Жизнь».

Порослевые ворота | Аполлинер и Цветаева: Зона и стихи о Москве

Переводя «Зону» Аполлинера и «Стихи о Москве» Цветаевой — совпадая в то же время, — я с удивлением обнаружил много сходства. Сначала я обнаружил, что они были написаны с разницей в три года (1913 и 1916) и содержат почти одинаковое количество строк (160 и 155). Затем я заметил, что оба они очень автобиографичны и сосредоточены на своих городах, Париже и Москве. Для двух поэтов, живущих далеко друг от друга и принадлежащих к совершенно разным культурам, сходство казалось достойным дальнейшего изучения.

Оба поэта прославляют свои города, иногда восторженно, но все же с менее пикантными подробностями. Колокола появляются в обоих стихотворениях. Религия также видна.

Оба поэта много путешествовали. Аполлинер в 33 года жил полной жизнью, много путешествовал по Европе и был ранен в окопах Первой мировой войны. Младшая Цветаева (24 года) также путешествовала по Европе (Италия, Швейцария) и в 16 лет некоторое время училась в Сорбонне, прежде чем поселиться в России. Но, несмотря на это знакомство с другими культурами, она оставалась сосредоточенной на русской поэзии, особенно на примерах Блока и Ахматовой.

Таким образом, сходство заканчивается при рассмотрении просодии. Конечно, они оба были поэтами своего времени, так что в обоих стихотворениях есть фрагментарность, хотя гораздо больше в стихотворении Аполлинера, у которого 33 разрыва строки в его 160-строчном стихотворении. Цветаева делит свое стихотворение на девять частей, восемь из которых состоят из куплетов, трехстиший, четверостиший или сестетов, а неправильная девятая состоит из начального октета, трех сестетов и, наконец, двустишия.

Хотя оба поэта используют рифму, есть существенная разница в пунктуации. В то время как Цветаева ставит знаки препинания условно, в том числе широко использует тире, обычное для русской поэзии, Аполлинер вообще не использует знаков препинания.

Возможно, самая разительная разница заключается в их мировоззрении. Аполлинер, находящийся под сильным влиянием футуристического движения, создает подчеркнуто современный мир с самолетами, автобусами и машинистками. Цветаева сосредотачивается на колоколах, исторических церквях и иконах; на московских улицах одни пешеходы.

ЗОНА

В конце концов, вы устали от этого древнего мира

О пастух Эйфелева башня стая мостов блеет этим утром

Вы нажились в греческой и римской древности

Здесь даже автомобили выглядят древними

Одна лишь религия осталась совершенно новой религией

Осталась простой, как ангары Порт-Авиации