Биография, творчество и понимание Н. В. Гоголя: теоретические проблемы

Есаулов И. А. д.ф.н., проф. РГГУ (Москва) / 2009

Вначале констатируем очевидность. Когда речь идет о Гоголе, то обычное в науке различие взглядов достигает такой остроты, что иногда создается впечатление, будто ученые пишут не об одном и том же, а о совсем разных авторах. Таких разных, что они даже не знакомы друг с другом. Настолько по-разному интерпретируется и самые известные факты биографии Гоголя и его классические произведения. Конечно, сегодня продолжается накопление все нового и нового биографического материала, этот материал издается и комментируется. Дело это хорошее и полезное. Однако как же быть все-таки со столь вызывающим — и порой совершенно непримиримым — различием интерпретаций и оценок?

Что сделать для того, чтобы Вавилонская башня марксизма в изучении Гоголя, когда она распалась, не погребла под своими обломками гоголеведов и гоголеведение? Неужели только насильственная узда идеологии могла сдерживать вопиющий произвол интерпретаций — ни в чем не согласных между собой?

С чего, в самом деле, начать, если мы хотим — хотя бы в это юбилейное время — сделать шаг навстречу друг другу и воссоздать разрушенное за последние десятилетия единое поле гоголеведения? Очевидно, нужно начать со смиренного осознания служебного — а отнюдь не царственного — места науки по отношению к художественному творчеству. Если для позитивистов ХIХ века была и простительной слепая вера в науку, то сохранять эту веру для тех, кто находится уже в веке XXI и хотя бы мало-мальски знаком с современными конкурирующими в литературоведении направлениями, — не только наивно, но и смешно. Нужно смириться с тем, что для науки непостижима сама тайна творчества. Писатель, как выразился однажды М. М. Бахтин, не приглашает к своему пиршественному столу литературоведов.

Что это значит? Занимаю ли я постмодернистскую позицию, когда признаю эту непостижимость тайны автора? Совсем нет. Однако я должен — как литературовед — смириться с тем, что есть Николай Васильевич Гоголь — как тайна, такая тайна, которая не подлежит научному окончательному «расколдовыванию». Ни сейчас. Ни в будущем. И есть также мое истолкование этой тайны. Я должен смириться и с тем, что мое истолкование — это именно одна из возможных — в ряду других — попыток постижения тайны Гоголя. Если в ХIХ веке и можно было наивному профессору отождествлять свой путь в изучении с наукой в целом, то уже в ХХ веке, насколько мне известно, наука никому не делегировала привилегию быть ее персональным спичмейкером.

Итак, фактом гоголеведения нашего времени является наличие множественности

подходов как в области изучения биографии Гоголя, так и в области интерпретации его текстов. В принципе, сосуществование различных подходов к классическому наследию — это вполне нормальная ситуация в гуманитарной науке, которую стоит только приветствовать. Более того, без подобного разномыслия нет никакого развития научной мысли, а есть только штамповка эпигонов — под видом «учеников» — и неизбежная стагнация.

Однако проблемы начинаются тогда, когда при этом разномыслии нет никакого стремления к тому, чтобы понять логику и хотя бы относительную правоту противоположной стороны. Когда каждое направление считает именно себя представителем «научности» — и не признает за другими аналогичного права. Вместо благожелательного размежевания начинаются те самые «драки на меже», о которых колоритно писал уже упоминаемый мною ученый. Заклинания о «диалогизме» отнюдь не спасают ситуацию.

На нашей почве можно говорить даже об известном парадоксе, состоящим в том, что те, кто громче всех кричит о «диалогизме», на деле зачастую являются наиболее свирепыми «монологистами», которые отсекают всё, что не подпадает под их собственные представления о «научности».

Итак, та принципиальная мысль, на которой я настаиваю, состоит в том, чтобы каждому из нас, гоголеведов, умалиться в своих научных притязаниях до смиренного осознания, что все наши построения, каким бы терминологическим аппаратом они не подкреплялись, являются попытками интерпретации тайны Гоголя. Мы можем искренне верить в то, что именно наша попытка понимания писателя является наиболее адекватной, наиболее непротиворечивой, наиболее истинной, в конце концов. Однако же мы обязаны признать за другими коллегами право думать точно так же об их собственных научных изысканиях.

Хотя наука — начиная с эпохи Просвещения — и пыталась занять место религии, но все-таки окончательно не стала ею.

Поэтом наука отнюдь не может претендовать на то, чтобы отвечать на все вопросы. Существует множество проблем, перед которыми наука бессильна. Если бы она могла ответить на эти вопросы, тогда бы невозможно было объяснить ни потребности человека в вере, ни потребности человека в искусстве.

Что означает в этом контексте то самоумаление ученого, к которому я призываю? Понять и принять, что он — как представитель цеха ученых — просто не в состоянии вместить в себя истину во всей ее полноте. Скажем, истину о тайне Гоголя. Эту истину — во всей ее полноте — дано знать только Богу. Нужно смириться с тем, что многие поступки Гоголя навсегда останутся нераскрытыми здесь, на земле. И наши истолкования этих поступков методологически точно называть именно и только попытками интерпретации. Безусловно, к таковым поступкам относится сожжение второго тома «Мертвых душ». Сколько будет существовать гоголеведение, столько будет жить тайна этого поступка и существовать ее различные научные версии.

Является ли такая методологически выверенная установка шагом в сторону релятивизма? Может быть, отчасти и так. Но не является ли противоположная установка — на то, что я и только я вполне понял и постиг Гоголя — знаком какой-то страшной (или, может быть, смешной) гордыни? Не лучше ли смиренно разделить с другими это привилегию?

Если исходить из многогранности и объемности мира Гоголя, то почему бы не признать, что каждое из существующих современных научных направлений способно адекватно описать лишь отдельные, близкие к своим собственным установкам, грани гоголевского творчества? Эти описания могут быть более глубокими или менее глубокими, но сейчас речь идет не об этом, а о самой теоретически постулируемой возможности научного взаимодействия: признания за своим оппонентом права хотя бы на частичное постижение Гоголя. Ведь без признания такого права, если я настаиваю только на своей правоте, всякая научная дискуссия становится либо невозможной, либо ненужной.

Она вырождаясь в разрозненные монологи действующих лиц.

Сформулированные выше положения отнюдь не означает признания равной истинности всех интерпретаций Гоголя, сколько бы их ни было. В свое время в книжке о гоголевском «Миргороде» я предложил понятие «спектр адекватности», чтобы, с одной стороны, подчеркнуть принципиальную множественность адекватных прочтений, их несводимость к одному-единственному, только и допустимому истолкованию, а, с другой стороны, пытался доказать, что «спектр адекватности» отнюдь не безграничен, его границы исторически изменчивы, зависимы от типа культуры и особенностей построения изучаемого текста. Мне хотелось акцентировать, что подлинный диалог — «диалог согласия» — все-таки возможен в нашей науке и я пытался описать

условия осуществления этого диалога.

Если есть множественность (именно множественность!) различных, но в равной степени адекватных интерпретаций, то существуют, очевидно, и интерпретации выходящие за границы этого спектра. Однако как определить эти границы — в частности, в гоголеведении? Занимаясь историей литературоведения, я убедился в том, что, к сожалению, весьма часто система ценностей исследователей русской литературы находится в кардинальном противоречии с аксиологией предмета изучения. Причем было бы значительным упрощением говорить о том, что русская классика имеет духовный потенциал, а ее исследователи — бездуховны. Нет, настоящая проблема в том, что зачастую тип духовности этих исследователей — один, а 

тип духовности русской литературы — совсем другой. Поэтому — вольно или невольно — происходит проецирование своей собственной системы ценностей, своих собственных представлений о «должном» и «недолжном» на русскую классическую литературу.

Именно в гоголеведении эта проблема, по-видимому, проявляется наиболее резко. В этом смысле изучение Гоголя в советское время не просто искажало подлинного писателя, но произошла, в сущности, подмена самого предмета изучения. Конечно, этот советский Гоголь тоже возник не из ничего. В сущности, все советское гоголеведение — в большей или меньшей степени — выросло из письма Белинского к Гоголю, в котором обращают на себя внимание не просто какие-то расхождения между критиком и писателем, а расхождения кардинальные, примирить которые не представляется возможным. Речь идет об образе России — и о самой душе России.

Не требует особых доказательств, что советское гоголеведение с удовольствием подхватило и вульгаризировало революционно-демократическую мифологию в понимании русской литературы. В рамках этой мифологии — с ее центральным понятием «критического реализма» — «реакционно» все то, что так или иначе созвучно православному порядку России, а «прогрессивно» все то, что радикально противостоит этому порядку. Чем выше степень радикализма, тем «прогрессивнее» тот или иной писатель. Не случайно именно Гоголь был наделен уникальной надписью на пьедестале памятника Томского: «Николаю Васильевичу Гоголю от правительства Советского Союза». Эта надпись лишь подчеркивала величайшую заслугу писателя — с точки зрения советской ментальности — он позицировался как сатирик, разоблачитель язв проклятой царской России — того самого государства, которое сокрушил и попрал Советский Союз.

Именно критическая сторона гоголевского «реализма» подлежала изучению в советское время.

Однако «изучать» отнюдь не является синонимом глагола «понимать». Если «изучение» возможно как в гуманитарных науках, так и в негуманитарных, то понимание является прерогативой «наук о духе», как назвал когда-то нашу сферу интересов Вильгельм Дильтей. Понимание же — в отличие от простого «изучения» предполагает известное личностное созвучие между предметом понимания и его истолкователем. Подлинного понимания нет там, где нет любви. Это относится не только к филологии, но именно филология — наука, предполагавшая в самой своей колыбели любовное отношение к своему предмету: филология. Ясно, что письмо Белинского к Гоголю предполагает что угодно, только не подлинное понимание духовного вектора развития Гоголя. Напротив, это письмо задает совершенно противоположную перспективу: непонимания Гоголя. И именно этот вектор непонимания Гоголя, к сожалению, стал основой для его последующего изучения (именно изучения) в нашей стране. Поэтому интерпретации гоголевских текстов, заданные этим вектором непонимания находятся вне спектра адекватности. Они не способны обогатить наше представление о Гоголе, они способны обеднить это представление, а также исказить сам предмет рассмотрения.

Является ли временная граница между нами, нынешними исследователями, и Гоголем препятствием к пониманию? На этот счет возможны различные мнения. Согласно одному из них, конечно, является. Так, например, считал М. Л. Гаспаров, полагая, что научная точка зрения может быть только одна — историческая. Если эту гипотезу применить к изучению Гоголя, то нужно реконструировать художественное восприятие читателей гоголевского времени, потому что именно для этих читателей писал Гоголь (сходным образом исследователь высказался об изучении Пушкина).

Представляется, что научное прочтение изучаемого текста именно и только на фоне читательских ожиданий времени биографической жизни автора все-таки нельзя считать единственно правильным научным контекстом понимания. Изучение «малого времени» биографической жизни участников тех или иных литературных событий является только лишь одним из возможных контекстов понимания, к тому же не самого глубокого понимания. Упорствующие в таком подходе к литературе как единственно научном и настаивающие на «историзме» такого подхода на самом деле лишь «замыкаются в эпохе» создания произведений. В сущности, эта позиция вообще имеет дело не с пониманием, а с изучением, совершенно подобном изучению негуманитарного предмета: мертвой, безголосой и (главное) всегда равной самой себе вещи.

Если бы мы — каким-то невероятным образом — и смогли «вернуться» в гоголевскую эпоху, так сказать, вжиться в сознание гоголевских читателей того времени, это содействовало бы не «чистоте» нашего литературоведческого анализа, а, напротив, воспрепятствовало бы истинному, глубокому пониманию Гоголя. В той исторической дистанции, которая отделяет нас от гоголевской эпохи, имеются, на мой взгляд, и свои позитивные моменты.

Совершенно ясно, что современному гоголеведу абсолютно незачем солидаризироваться с точкой зрения, господствующей в ХIХ веке, согласно которой светскую и духовную литературу в России будто бы разделяет какой-то непреодолимый барьер. Именно нам, с нашей позиции вненаходимости по отношению к гоголевскому времени, гораздо понятнее, чем современникам Гоголя, почему книга «Выбранные места из переписки с друзьями» вызвала почти общее замешательство при ее публикации. Эта книга была призвана соединить светскую и духовную сферы. Однако ее «пограничность» помешала современникам Гоголя осознать это сочинение в качестве позитивной ценности, что и привело к нападкам на писателя с двух сторон сразу. Для современников Гоголя такое прямое и непосредственное соединение показалось, по-видимому, слишком вызывающим и, возможно, нарушающим сложившиеся читательские установки (как читателей светской литературы, так и любителей духовного чтения).

Однако сегодня мы должны поставить феномен этой книги (как и всего творчества Гоголя) в иной контекст понимания, недоступный по ряду причин современникам Гоголя. Дело в том, что сегодня нам гораздо яснее, чем другим поколениям, видится тот общий знаменатель, который конституирует единство русской культуры в ее разнообразных проявлениях. Именно в пределах этой единой культуры сосуществуют, а не противостоят друг другу светское и духовное, а также Гоголь-художник и Гоголь-мыслитель. И не только Гоголь.

Так, романное творчество Достоевского всецело принадлежит русской художественной литературе. Однако для многих и многих его читателей это творчество стало ступенью к их воцерковлению. На это же надеялся и Гоголь, создавая «Выбранные места…».

Объяснение такого совмещения состоит в том, что творчество Гоголя глубинно укоренено в христианском типе культуры, как и творчество Пушкина, Достоевского и других выдающихся русских писателей. Я сейчас совершенно не имею в виду их биографическую религиозность, ее степень и глубину, я говорю исключительно об их текстах. Современные исследования творчества Гоголя и тяготеют к одному из двух полюсов: гоголевские тексты рассматриваются либо как проекция его религиозного мировоззрения, либо же с позиций универсальной поэтики. Я не хочу призывать к утопическому «примирению» этих подходов, но настаиваю на том, что пристальное внимание к православной религиозности автора и научное описание поэтики его творчества отнюдь не являются какими-то взаимоисключающими и потому несовместимыми исследовательскими актами. Более того, мне представляется, что изучение поэтики русской литературы — в отрыве от ее религиозных корней — является сегодня явным анахронизмом.

Так, сюжеты «Мертвых душ», «Ревизора», «Выбранных мест из переписки с друзьями» имеют один и тот же вектор движения: это движение в сторону пасхального воскресения читателя. У меня нет возможности подробно аргументировать этот тезис, но я его обосновал в целом ряде своих работ. В конце концов, мы все хорошо помним задачу исторической поэтики, как ее понимал А. Н. Веселовский: «определить роль и границы предания в процессе личного творчества». Исходя из этой чеканной формулировки, мне представляется корректным и продуктивным в научном отношении определить «роль и границы предания», христианского предания в произведениях Гоголя. Именно поэтому вполне правомерно рассматривать поэтику Гоголя именно в контексте православной культуры. Во всяком случае, такое понимание было бы вполне созвучно вектору человеческой и писательской судьбы самого Гоголя.

Николай Гоголь. Биография и периоды творчества

Теперь давайте вспомним биографию писателя и обозначим ключевые моменты.

👨‍👩‍👦 Гоголь родился 20 марта (1 апреля по новому стилю) 1809 года в Полтавской губернии. Его фамилия при рождении — Яновский, но в 1821 году с признанием дворянства он получил фамилию Гоголь-Яновский, а уже став литератором, отказался от второй, польской части фамилии.

👶 Детские впечатления легли в основу этнографических интересов Гоголя — он постоянно возвращался к украинскому фольклору и быту и обсуждал их в переписке с матерью. От матери же в детстве он услышал красочный рассказ о Страшном Суде и всю жизнь вспоминал, как его напугал этот сюжет. Многочисленные страхи и фобии, мучившие Гоголя в реальности, наложили свой отпечаток на его стиль.

✍️ Гоголь начал писать очень рано, во время учебы в Гимназии высших наук в Нежине. Образование получил не самого высокого уровня, но делал успехи во всем, что было связано со словесностью. Нашел единомышленников, увлеченных литературой и историей.

🧳 В 1828 году Гоголь приезжает в Санкт-Петербург в надежде сделать творческую карьеру. Кроме литературы, его привлекал театр — он несколько раз безуспешно пытался стать профессиональным актером.

🎩 Полтора года прослужил чиновником низкого ранга. Из «Петербургских повестей» очевидно, что служба для него была невыносима. К счастью, его стали замечать коллеги — произведения на украинскую тему многим понравились и звучали достаточно модно. Параллельно в начале 1830-х Гоголь всерьез занимается историей, пытается найти место в академическом мире и даже начинает преподавать в Петербургском университете, но эта карьера совсем ему не подошла.

🗣 Из множества воспоминаний о Гоголе видно, что он производил впечатление человека обаятельного, оригинального, но загадочного. Художник Иван Айвазовский, который познакомился с Гоголем в 1840 году в Венеции, так его описал: «Если бы я был портретистом, я бы в ту пору написал портрет с него. Низенький, сухощавый, с весьма длинным заостренным носом, с прядями белокурых волос, часто падавших на маленькие прищуренные глазки, Гоголь выкупал эту неприглядную внешность любезностью, неистощимой веселостью и проблесками своего чудного юмора, которыми искрилась его беседа в приятельском кругу. Появление нового, незнакомого лица, подобно дождевой туче, мгновенно набрасывало тень на сияющее доброй улыбкой лицо Гоголя; он умолкал, хмурился, как-то сокращался, как будто уходил сам в себя».

👥 Влияние Пушкина. В литературной карьере Гоголю помогали критик Василий Жуковский и ученый Петр Плетнев. Они рекомендовали молодого писателя Пушкину — знакомство с ним стало одним из главных событий в жизни Гоголя. Пушкин до конца жизни опекал Гоголя, читал его черновики и подсказывал сюжеты: так появились идеи «Ревизора» и «Мертвых душ».

⚡️ Гибель Пушкина для Гоголя была огромной трагедией. Сергей Аксаков, который близко общался с Гоголем в эти годы, был уверен, что утрата привела к катастрофе: «Гоголь сделался болен и духом, и телом. Я прибавлю, что, по моему мнению, он уже никогда не выздоравливал совершенно и что смерть Пушкина была единственной причиной всех болезненных явлений его духа…»

🌍 Последние годы жизни Гоголь провел за границей, только изредка возвращаясь домой. Он путешествовал по Германии, Швейцарии, Франции, но особая роль в его творческом воображении отведена Италии. Образ Рима, вечного города и места встречи художников и поэтов-романтиков, у Гоголя не менее значим, чем образы Малороссии и Петербурга.

⛔️ Позднего Гоголя, охваченного религиозным поиском, категорически не принял литературный мир. От него ждали продолжения «Мертвых душ» или другой великой сатиры — а он публикует «Выбранные места из переписки с друзьями» — проповедь, тон которой никак не совпадал с привычным образом Гоголя как мастера комического и гротеска.

❓ До сих пор десятки комментаторов и биографов ищут ответ на вопрос, как понимать последние тексты Гоголя — как логичное завершение внутреннего развития или как болезненный, вызванный страхами и душевным расстройством, фанатизм.

Николай Гоголь | Биографии, романы и рассказы

Гоголь Николай

Смотреть все СМИ

Дата рождения:

31 марта 1809 г. Украина

Умер:

4 марта 1852 г. (42 года) Москва Россия

Известные работы:

«Арабески» «Мертвые души» «Дневник сумасшедшего» «Миргород» «Невский проспект» «Избранные отрывки из переписки с друзьями» «Тарас Бульба» «Государственный инспектор» «Нос» «Шинель»

Просмотреть весь связанный контент →

Резюме

Прочтите краткий обзор этой темы

Николай Васильевич Гоголь , полностью Николай Васильевич Гоголь , (род. 19 марта [31 марта по новому стилю] 1809 г., Сорочинцы, близ Полтавы, Украина, Российская империя [ныне в Украине] — умер 21 февраля [4 марта] ], 1852, Москва, Россия), украинский юморист, драматург и прозаик, произведения которого, написанные на русском языке, значительно повлияли на направление русской литературы. Его роман Мёртвые души (1842; Мертвые души ) и его рассказ «Шинель» (1842; «Шинель») считаются основами великой традиции русского реализма XIX века.

Молодость и ранняя слава

Украинская деревня с ее колоритным крестьянством, казацкими традициями и богатым фольклором составляла фон детства Гоголя. Представитель мелкого украинского дворянства и подданный Российской империи, Гоголь был отправлен в возрасте 12 лет в гимназию в Нежине. Там он отличился своим острым языком, вкладом прозы и стихов в журнал и своим изображением комических стариков и женщин в школьных спектаклях. В 1828 году он отправился в Петербург, надеясь поступить на государственную службу, но вскоре обнаружил, что без денег и связей ему придется упорно бороться за пропитание. Он даже пытался стать актером, но его пробы не увенчались успехом. В этом затруднительном положении он вспомнил посредственное сентиментально-идиллическое стихотворение, написанное им в гимназии. Стремясь добиться известности как поэт, он опубликовал его за свой счет, но его провал был настолько катастрофическим, что он сжег все экземпляры и подумывал об эмиграции в Соединенные Штаты. Он присвоил деньги, которые его мать прислала ему для выплаты ипотеки на ее ферме, и отправился на лодке в немецкий порт Любек. Он не плавал, но ненадолго совершил поездку по Германии. Каковы бы ни были причины его безответственной поездки, вскоре у него кончились деньги, и он вернулся в Петербург, где получил низкооплачиваемую государственную должность.

Тем временем Гоголь время от времени писал для периодических изданий, находя отдушину в детских воспоминаниях об Украине. Он записывал на бумагу то, что помнил о солнечных пейзажах, крестьянах и шумных деревенских парнях, а также рассказывал сказки о чертях, ведьмах и других демонических или фантастических агентах, оживляющих украинский фольклор. Таким образом, романтические истории прошлого смешивались с реальными событиями настоящего. Таково происхождение его восьми повествований, опубликованных в двух томах в 1831–1832 годах под заглавием 9.0035 Вечера на хуторе близ Диканьки ( Вечера на хуторе близ Диканьки ). Написанные живой, а порой и разговорной прозой, эти произведения внесли в русскую литературу что-то свежее и новое. Помимо причудливой авторской интонации, они изобиловали подлинным народным колоритом, в том числе многочисленными украинскими словами и фразами, пленившими русский литературный мир.

Зрелая карьера

Молодой автор прославился за одну ночь. Среди его первых поклонников были поэты Александр Пушкин и Василий Жуковский, с которыми он встречался раньше. Это уважение вскоре разделили, в частности, писатель Сергей Аксаков и критик Виссарион Белинский. Оставив свою вторую государственную должность, Гоголь теперь преподавал историю в интернате для девочек. В 1834 году он был назначен приват-доцентом истории средневековья в Санкт-Петербургском университете, но чувствовал себя недостаточно подготовленным для этой должности и оставил ее через год. Тем временем он энергично готовился к изданию своих следующих двух книг, Миргород и Арабески ( Арабески ) , появившиеся в 1835 году. отношение к жизни. Такое прекрасное повествование о казачьем прошлом, как «Тарас Бульба», безусловно, давало возможность уйти от настоящего. Но «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» («Повесть о ссоре Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем») была, при всем своем юморе, полна горечи о подлости и пошлости бытия. Даже идиллический мотив гоголевских «Старосветских помещиков» подорван сатирой, ибо взаимная привязанность пожилых супругов омрачена чревоугодием, их непрекращающейся едой ради еды.

Агрессивный реализм романтика, который не может ни приспособиться к миру, ни убежать от него, а потому тем более стремится разоблачить его пошлость и зло, господствует в гоголевских петербургских рассказах, напечатанных (вместе с некоторыми очерками) во второй работа, Арабески. В одном из таких рассказов «Записки сумасшедшего» («Дневник сумасшедшего») герой — до крайности несостоявшийся офисный труженик, который находит компенсацию в мании величия и попадает в сумасшедший дом. В другом, «Невском проспекте», трагический романтик-мечтатель противопоставлен авантюрному пошляку, а в переработанном финале «Портрета» («Портрет») автор подчеркивает свою убежденность в неискоренимости зла в этот мир. В 1836 году Гоголь опубликовал в пушкинских «Современник » («Современник»), один из самых веселых его сатирических рассказов «Коляска» («Тренер»). В том же журнале появилась и его забавно-едкая сюрреалистическая повесть «Нос» («Нос»). Связь Гоголя с Пушкиным была очень ценна, потому что он всегда доверял вкусу и критике своего друга; кроме того, он получил от Пушкина темы для двух своих главных произведений, пьесы Ревизор ( Ревизор, иногда под названием Ревизор ) и Мертвые души, , которые имели важное значение не только для русской литературы, но и для дальнейшей судьбы Гоголя.

Большая комедия, Ревизор нещадно высмеивает коррумпированную бюрократию при Николае I. Приняв хорошо одетого болтуна за страшного инкогнито-инспектора, чиновники губернского города подкупают и устраивают банкет, чтобы отвлечь его внимание от вопиющих пороков их администрации. Но во время торжества, после отъезда мнимого инспектора, объявляется о прибытии настоящего инспектора — к ужасу причастных. Только по особому указу царя первый спектакль этой комедии обвинительного приговора и «смеха сквозь слезы» состоялся 19 апреля., 1836. Тем не менее шумиха и крики, поднятые реакционной печатью и официальными кругами, были таковы, что Гоголь уехал из России в Рим, где оставался, с некоторыми перерывами, до 1842 года. — чтобы не сказать примитивно — религиозная склонность. Его близким другом стал религиозный художник Александр Иванов, работавший в Риме. Он также встречался с рядом путешествующих русских аристократов и часто виделся с перешедшей в католичество княгиней-эмигранткой Зинаидой Волконской, в кругу которой много обсуждались религиозные темы. Именно в Риме Гоголь написал большую часть своего шедевра9.0035 Мертвые души.

Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Этот юмористический роман, или «эпопея», как назвал его автор, отражает феодальную Россию с ее крепостничеством и чиновничьими беззакониями. Чичиков, герой романа, — лощеный аферист, который после нескольких неудач судьбы хочет поскорее разбогатеть. Его светлая, но преступная идея состоит в том, чтобы купить у различных помещиков некоторое количество их недавно умерших крепостных (или «душ», как их называли в России), смерть которых еще не зарегистрирована официальной переписью и поэтому считается еще живым. . Помещики только рады избавиться от фиктивной собственности, с которой они продолжают платить налоги до следующей переписи. Чичиков намерен заложить «души» в банк и на вырученные таким образом деньги поселиться в дальнем крае как почтенный господин. Провинциальные горожане его первой остановки очарованы его вежливыми манерами; он обращается к нескольким владельцам в районе, которые все готовы продать рассматриваемые «души», прекрасно зная о мошенническом характере сделки. Печальные условия России, в которой крепостных покупали и продавали, как скот, очевидны во всех гротескно-юмористических сделках. Помещики, один более странный и отталкивающий, чем предыдущий, стали прозвищами, известными каждому русскому читателю. Когда тайна поручений Чичикова начинает просачиваться наружу, он спешно уезжает из города.

«Мертвые души » вышли в свет в 1842 году, в том же году, когда вышло первое издание собрания сочинений Гоголя. В издание вошли, помимо других его произведений, задорная комедия под названием Женитьба ( Женитьба ) и повесть «Шинель». Последнее касается скромного писца, который ценой неисчислимых жертв приобрел шикарную шинель; когда его лишают, он умирает от разбитого сердца. Трагедия этого ничтожного человека была выработана с таким количеством существенных мелочей, что Федор Достоевский спустя годы воскликнул, что все русские реалисты вышли «из-под шинели Гоголя». Вершина славы Гоголя была, однако, Мертвые души. Демократическая интеллигенция марки Белинского увидела в этом романе произведение, пронизанное духом их собственных либеральных устремлений. Ее автор был тем более популярен, что после трагической смерти Пушкина Гоголя стали считать главой русской литературы. Однако Гоголь начал видеть свою ведущую роль в собственной перспективе. Увидев благотворные результаты смеха, вызванного его обвинениями, он был уверен, что Бог дал ему большой литературный талант для того, чтобы он не только бичевал смехом злоупотребления, но и открывал России праведный образ жизни во зле. Мир. Поэтому он решил продолжить Мертвые души как разновидность Божественная комедия в прозе; уже изданная часть представляла бы Inferno русской жизни, а вторая и третья части (с чичиковским нравственным возрождением) были бы ее Purgatorio и Paradiso.

Две биографии Николая Гоголя

Спойлер моей жизни — однажды я напишу пьесу по мотивам о жизни Николая Гоголя.

Русский писатель, живший в первой половине XIX в.й века, наиболее известен своим романом «Мертвые души». Он был, по всем счетах, неприятный, плаксивый, высокомерный, эгоцентричный, ханжеский осел, всю жизнь проживший за счет чужих неохотное покровительство. Они терпят его только потому, что он случился быть одним из самых блестящих писателей своего времени.

«Мертвые души», его пьеса «Ревизор» и несколько десятки рассказов составляют все его творчество. Он писал о мошенники и лжецы в нелепых ситуациях в рассказах с фантастические сказочные качества. Известность, которую он заработал как юморист, однако, больше ужасал, чем радовал своим мнение.

Цель Гоголя, как бы туманно она ни была задумана, была не чем иным, как полное духовное восстановление России. Убежденный монархист с слишком здоровое уважение к власти, он был потрясен, услышав, что люди сочли его работу подрывной. Он надеялся искупить свою вину и свою страну, завершив трилогию «Мертвые души», в которой он привести своего главного героя, мелкого мошенника Чичикова, в полное избавление от Господа.

Люди тоже читают…

Единственная проблема была в том, что он не мог этого сделать. Его писательский талант потерпел неудачу, когда попытался написать о духовном очищении, и он убедился, что сначала ему нужно очиститься самому. Он провел 12 лет в безрезультатных путешествиях в поисках места это излечило бы его от телесных и духовных недугов. он упал в с распутинским характером, православный проповедник, командовавший ему сжечь рукопись второй части его романа. Он в конце концов умер от голода с пиявками на носу и голове окунули в ледяную воду.

Основная биография Гоголя, насколько я могу судить, написана Анри Троят, ан. возмутительно плодовитый автор и до самой смерти один из несколько членов Французской академии иностранного происхождения. Это чрезвычайно полный (~ 600 страниц) профиль, наполненный цитаты из его переписки и почти ежедневный отчет о его местонахождение на протяжении всей его жизни. Троят допускает небольшие вольности в интерпретации, но обычно придерживается фактов. Это лучшее место, которое я знаю, чтобы пойти для прямой передачи Гоголя жизнь.

Владимир Набоков «Николай Гоголь», пожалуй, худшее место, где можно рендеринга, но это не обязательно плохо. Набоков, лучший известен как автор «Лолиты». был творческим гением сам по себе и позволял своему перу и разуму бегите на свободе в том, что по сути представляет собой разрозненный набор размышлений и творческие очерки произведений Гоголя. Он получает большое удовольствие от пренебрежительное отношение к интерпретациям произведений более мелкими умами. Набоков был хорошо известен как любитель-охотник на бабочек, и его внимание к деталь выступает здесь в полную силу. Он подробно восхваляет кажущиеся незначительными пассажи при полном пропуске десятилетий жизни Гоголя.

Книга Набокова, хотя иногда и немного самоуверенная, увлекательное чтение; нет никаких сомнений в том, что мужчина справился с язык. Книга Тройа на французском языке остается медленной, но охватывает гораздо больше вопросов и лучше подходит для новичка в Гоголе.

Получайте местные новости на свой почтовый ящик!

* Я понимаю и соглашаюсь с тем, что регистрация или использование этого сайта означает согласие с его пользовательским соглашением и политикой конфиденциальности.