Письмо А.И. Герцена и Огарева с зачищенными словами, найденное при обыске у Н.Г. Чернышевского
Главная › Н.Г. Чернышевский ›
Письмо А.И. Герцена и Н.П. Огарева с зачищенными словами, найденное при обыске у Н.Г. Чернышевского. Первая страница письма.
Автограф.
ГА РФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 37. Л. 72.
_______
«Суббота.
Ну, милый …, долго я думал и ждал – не поедет ли кто к вам, но не дождался и решился писать просто. С чего начать? Да уж, начну с того, что стряхну злобу с сердца. Истинно жаль мне, что вас нет в Питере, потому что наши шалят. Вы спрашивали, что такое, что больно было слышать. Да то, что Чер[нышевский] поручил тому господину, который в … не попал, сказать нам, чтобы мы не завлекали юношество в литературный союз, что из этого ничего не выйдет. Конечно, ничто так не уважает скептицизм, как я. Рассекая мир до математической точки, я дохожу до формулы 0∞; но это не мешает мне знать, что нуль также результат и = +-, и, собственно, есть предел.
Что я не в состоянии наполнить бездну , если черту, разделяющую логические определения от живого мира, не могу показать, каким образом предел переходит в действительность, и чему, какой формуле = 0∞, из этого не следует, чтоб я в ту минуту, когда надо дело делать, задал бы себе задачу: ну, а если из этого ничего не выйдет? Такой скептицизм равен тунеядству и составляет преступление. А между тем он человек с влиянием на юношество; на что же это похоже? Ступайте в Питер, возьмите его за ворот, порастрясите и скажите: стыдно. Вскоре после этого, по случаю какой-то истории Рима, встречаем мы в «Современнике» (уже прежде смекнувшие из довольно плохой критики в «Петер[бургских] ведом[остях]») статью прямо против нас, т.е. что напрасно, мол, говорить, что в России»
Письмо А.И. Герцена и Н.П. Огарева с зачищенными словами, найденное при обыске у Н.Г. Чернышевского. Первая страница письма.
Автограф.
ГА РФ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 37. Л. 72об.
_______
«есть возродительное общинное начало, которого в Европе нет, что общинное начало – вздор, что Европа не умирает, потому что когда одному человеку 70 лет, то зато другому 20 (как будто историческая смерть есть вымирание людей, а не разложение общественных, химических соединений известного порядка?), и что те, кто это говорят – дураки и лжецы; с намеком, что речь идет об нас, и забывая, что до сих пор сами держались этим знаменем. Зачем это битье по своим, да еще, действительно, с преднамеренной ложью?
Плохо дело! …! …! Горе, когда личное самолюбие поднимает голову, завидуя или в отместку за неуважение к воровству какого-нибудь патрона. Какая тут общественная деятельность, какое общее дело! Тут идет продажа правды и доблести из-за личных страстишек и видов; продажа дела из-за искусственного скептицизма, который даже не скептицизм, а просто сомнение в приложении себя к делу, без всякого понимания принципиального скептицизма.
Вдобавок в этой статье сказано, что растение умирает оттого, что питательные соки перестают в него из земли с любовью всасываться. Хорош скептицизм! Нет, поезжайте в Питер и скажите, что это стыдно, что так продавать Христа, т.е. правду и дело – не позволительно. Это то, что христиане называли преступлением против духа. Ну! Будет об этом, только помните, что я считаю эти выходки не личной обидой, а помехой делу, поэтому и убежден, что вы обязаны щелкнуть дружеским, но военным кулаком по такой дребедени.
Вы видели, что … приложено; а теперь со стороны потребовали еще издания. Доказательство, что промаха не было. Теперь вот что: о … людях написать было бы … дело … язык известнее. […]»
© Федеральное архивное агентство, 2012–2022
Любовные перипетии в жизни ленинского «колокола революции»: Александр Герцен
Личная жизнь Герцена была полна трагедий и интриг./Фото: upload.wikimedia.org
«Былое и думы» культового автора Александра Герцена и сегодня считается богатейшим собранием фактов о жизни российского социума 19 века. Одна из глав произведения посвящена любовной драме, тождественной личной семейной истории писателя. И если первый любовный треугольник разорвала внезапна смерть одной из главных героинь, то следующая запретная связь видного революционного агитатора сопровождала его до самой смерти.
Дружба с будущей супругой и брак вопреки
Наталья, жена Герцена./Фото: 24smi.org
Герцен знал будущую супругу Наталью Захарьину с самого детства. Она приходилась ему кузиной, незаконнорожденной дочкой старшего брата отца Герцена. Александру Ивановичу в юности даже случилось выступать в роли поверенного в любви Натальи и ее тогдашнего кавалера. Но даже позже, уже признаваясь себе в сердечной близости к Захарьиной, Герцен состоял в связи с замужней Медведевой. Такой эпизод привел к тому, что знатная семья Натальи начала препятствовать ее близости с Герценом.
Но судьба распорядилась по-своему, и в 1838 году Александр и Наталья стали супругами. Практически ежегодно рожавшая Наталья Александровна была слаба здоровьем, и спустя несколько лет семья выехала для лечения в Италию. Герцен имел при себе рекомендательное письмо на имя немецкого поэта Георга Гервега, что и предопределило дальнейшие события.
Совместная жизнь с эмигрантами Гервег
Памятник Герцену в Москве. /Фото: upload.wikimedia.org
Так сложились обстоятельства, что после приезда супругов Герцен в Париж, туда же переселилась и чета Гервег. Причем последние приняли предложение русских эмигрантов проживать в одном доме. Первое время сожительство приносило друзьям радость и пользу. Будучи личностью незаурядной, он состоял в тесных отношениях с Карлом Марксом, входил в круг его приятелей и Рихард Вагнер. Мужчины, исповедовавшие социалистические настроения, находили удовлетворение в политических беседах. Но со временем Гервег начал тайно ухаживать за супругой товарища. Правда неосведомленным оставался лишь Александр Иванович.
Супруга Георга Эмма любила мужа настолько, что совершала самые немыслимые поступки ради его блага. Эмма была в курсе измен супруга, но не просто закрывала на это глаза, а даже передавала откровенные письма Георга Наталье. В тот период в Европе набирали обороты идеи Сен-Симона и Фурье о том, что женщины должны быть свободными. И Натали не усматривала особого греха в том, чтоб любить обоих мужчин сразу. Герцен же теоретически с этой позицией соглашался, о чем написал в своей работе «Кто виноват?». Но практическая сторона вопроса оказалась сложнее, и поведение супруги не нашло в нем понимания.
Подлый любовник и смерть героини
Герцен и Огарёв./Фото: 24smi.org
О романе своей жены и Гервега Герцен узнал в 1851-м. Его терзаниям по этому поводу посвящена отдельная глава в произведении «Былое и думы». Герцен посчитал действия вчерашнего друга преступлением, при этом признавая всю серьезность сердечной привязанности его жены. Вероятные последствия его испугали. И вскоре семейная драма дошла до критической точки, и Герцен выставил Гервегов из дома.
И тут началась долгая переписка Натальи с любовником, ибо она продолжала любить его вопреки рассудку. В какой-то момент Гервег поступил подло, решив обнародовать ее письма с собственными колкими комментариями. Этот шаг стал роковым, и преданная изменница извинилась перед законным мужем, назвав случившееся «страшной ошибкой». Гармония в доме была восстановлена. Но в 1852-м Наталья Александровна скончалась.
Сближение с Огарёвым и новая Наталья
Тучкова с детьми Герцена и Захарьиной. /Фото: nashagazeta.ch
Герцен переселился в Лондон, где открыл типографию и выпустил в свет альманах «Полярная звезда». Позже, в дуэте с другом Николаем Огарёвым вышел первый лист бесцензурной русской газеты «Колокол». Перед смертью Захарьина завещала воспитание собственных детей Тучковой, которая вскоре стала гражданской женой Огарёва. Как бы парадоксально это ни выглядело, сюжет начинал повторяться, правда наоборот. На этот раз одураченным мужем становится не Герцен. Последний уже сам обманывает соратника и близкого приятеля с его же спутницей.
У новой Натали от Герцена родилось трое детей, но официальным их отцом считался Огарёв. Живя в одном доме, как и в первой истории, Наталья и Александр относились друг к другу как муж и жена, причем присутствие Огарёва их нисколько не смущало. Мужская дружба при этом не ослабевала, совместный выпуск идейной периодики продолжался. Почувствовав себя через какое-то время совсем лишним, Огарёв решает удалиться. При этом он остался юридическим супругом Натальи. Отношений с Герценом он не выяснял, демонстрируя понимание и благородство. Но жизнь с Тучковой оказалась не такой простой и безоблачной, как казалось поначалу. Довольно капризная дама не ладила с детьми Герцена, а те, в свою очередь, не признавали любовную привязанность отца.
Муки совести и утешение обманутого друга
Потомки Герцена./Фото: nmicr.ru
Свою вину перед Огарёвым Герцен пронес через всю жизнь, при этом продолжая до самой смерти сожительствовать с его законной супругой. К концу жизни Герцен много перемещался по Европе, работал над мемуарами и отвлекался от семейных неурядиц. В это же время к нему приходит полное разочарование социалистическими догмами.
После тяжелой болезни он умер в Париже, похоронен был в Ницце возле первой жены и детей. Впоследствии умерли и все его отпрыски, рожденные Тучковой. Сама же Наталья одиноко прожила еще не один десяток лет.
Утешение в жизни нашел лишь Огарёв, встретивший англичанку Мэри Сазерленд. Она представляла собой практически неграмотную «падшую женщину». Они познакомились случайно: Огарёв гулял по вечернему Лондону, а молодая англичанка поджидала случайных мужчин. Так сложилось, что больше они не расставались. Сочувствие морально падшей Мэри переросло для Огарёва в любовь, и он стал жить с ней и ее 5-летним сыном. Несмотря на удачный исход и обретение новой семьи, Огарёв начал спиваться, участились его эпилептические припадки. До самой его смерти Мэри оставалась одновременно нянькой, женой, подругой и хозяйкой. Именно этой бесхитростной женщине он и посвятил одни из последних в жизни строк:
За мягкость ласки бесконечной…
С определённых времён в Российской империи стали появляться чернокожие граждане.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Нравится
Александр Иванович Герцен | Encyclopedia.com
Русский писатель и политический агитатор Александр Иванович Герцен (1812-1870) разработал социалистическую философию, которая стала идеологической основой большей части революционной деятельности в России.
Александр Герцен, настоящая фамилия Яковлев, родился 25 марта 1812 года в Москве. Он был внебрачным сыном богатого московского аристократа Ивана Алексеевича Яковлева и немки незнатного происхождения. Герцену было 13 лет, когда произошло восстание декабристов, и он присутствовал на молебне в Кремле после повешения. Зрелище произвело на него неизгладимое впечатление. Его иностранные наставники познакомили его с радикальными идеями, и в раннем подростковом возрасте он посвятил себя борьбе за свободу. В 1829 г.Герцен поступил в Московский университет для изучения естественных наук и стал лидером небольшой группы студентов-единомышленников. Известие о боях на баррикадах в Париже в июле 1830 г. и ноябрьском мятеже в Варшаве глубоко взволновало их.
Влияние Сен-Симона
В университетские годы Герцен и его друзья открыли для себя труды графа Сен-Симона и Шарля Фурье. Социалистические учения только начинали укореняться в России. Что больше всего поразило Герцена, так это видение Сен-Симона человечества, полностью возрожденного новым христианством, верой, возвеличивающей как личность, так и общество. Его увлекали учения Сен-Симона, обличавшие недостатки существующего строя и обещавшие прекратить эксплуатацию человека человеком. Его несколько отталкивал акцент Сен-Симона на роли правительства, и он был склонен принять фаланстерский план Фурье, опиравшийся на частную инициативу и свободное сотрудничество рабочих. Французская революция, польское восстание и учение Сен-Симона заставили его почувствовать, что пришло время перемен.
Арест и высылка
Герцен закончил учебу в 1833 году, а его кружок распался в следующем году, когда он и его давний друг Николай Огарев были арестованы. Их обвинили в том, что они пели песни, содержащие «гнусные и злонамеренные выражения против присяги на верность монарху». Официальные следователи считали Герцена «смелым вольнодумцем, очень опасным для общества». Герцена и Огарева подозревали в создании тайной организации, имевшей целью ниспровержение существующих порядков путем распространения революционных идей, проникнутых пагубным учением Сен-Симона. Оба друга были сосланы в провинцию, где Герцен оставался до 1842 г.
К концу заключения и после него Герцен изучал произведения Г. В. Ф. Гегеля. Он видел в гегелевской диалектической концепции истории санкцию на политические и социальные изменения. Если, как утверждал Гегал, все действительное разумно, то Герцен думал тогда, что бунт против ставшего гнетущим порядка вещей также оправдывается разумом. Герцен пришел к выводу, что «философия Гегеля есть алгебра революции».
Протагонист западничества
Москва была славянофильским центром, и Герцен участвовал в бесконечных диспутах, бурливших там в литературных салонах. Он находил славянофильские теории чрезвычайно опасными, видя в них «свежее масло для помазания царя, новые притязания на мысль». К 1845 году отношения между славянофилами и западниками были разорваны. Тем не менее Герцен сохранил некоторое пристрастие к некоторым идеям славянофилов. Он разделял пристрастие славянофилов ко всему русскому и их веру в простонародье, и ему импонировал славянофильский упор на коллективистский дух русского народа, воплощенный в община (сельская община).
Путешествие за границу
Герцен уехал с семьей в 1847 году за границу, спасаясь от удушливой атмосферы николаевского деспотизма. В Россию он так и не вернулся. Его первый опыт жизни в Западной Европе был обескураживающим. Герцен обнаружил, что во Франции господствует буржуазия, та часть населения, которая присвоила себе все завоевания революции. Он считал, что буржуазия обладает всеми пороками дворянина и плебея и ни одной добродетелью, и редко колебался в своей неприязни к европейскому среднему классу.
По мере углубления разочарования Герцена в Западе его страна предстала перед ним в ином свете. Он пришел к выводу, что славянофилы были правы: в отличие от изнеженной Европы Россия была полна энергии, самоуверенности и мужества. Как и большинство славян, русские «принадлежали скорее к географии, чем к истории». Прежде всего в России была община, «животворящее начало русского народа». Герцен утверждал, что коммуна была фактически семенем социалистического общества из-за ее традиции равенства, коллективной собственности на землю и общинного самоуправления. русский мужик (крестьянин) был человеком судьбы. Поскольку все существование русского мужика было связано с коллективным образом жизни, Россия, или, вернее, славянство, была в состоянии обеспечить торжество социализма. Воспользовавшись российской отсталостью и европейским опытом, Россия действительно может обойти капитализм и культуру среднего класса на пути к социализму.
В 1852 году Герцен приехал в Лондон. Он был скорбящим и убитым горем человеком; один из его маленьких сыновей и его мать утонули, а его жена впоследствии умерла при родах. Ему отчаянно нужна была работа, в которую он мог бы погрузиться, и он использовал часть своего значительного наследства для основания в 1853 году «Вольной русской печати».0006
На первых страницах был призыв к дворянам взять на себя инициативу по освобождению крепостных. В противном случае, Герцен считал, что крепостные будут освобождены царем, укрепляя его деспотию, или же произойдет отмена в результате народного восстания. Далее он сказал помещикам, что Россия стоит накануне переворота, который будет близок сердцу людей, живущих в коммуне. Герцен заключил: «Россия встретится с революцией в социализме».
«Колокол»
1 июля 1857 года Герцен с помощью Огарева запустил Колокол (Колокол ), сначала как ежемесячный, затем как двухнедельный. Колокол призвал живых похоронить прошлое и работать во имя славного будущего. Он говорил за свободу и против угнетения, за разум и против предрассудков, за науку и против фанатизма, за прогрессивные народы и против отсталых правительств. В частности, Bell был посвящен «освобождению России».
Поскольку Герцен имел привилегию свободы от цензуры, его кабинет по номеру Bell был завален сообщениями из России, и туда шел постоянный поток посетителей из России. С их помощью и помощью множества корреспондентов, разбросанных по России, Bell провела весьма успешную кампанию по разоблачению. В нем приводились подробности и назывались имена. В его колонках появились протоколы тайных заседаний высших органов. Журнал читала вся грамотная Россия. Страх разоблачения в Звонок стал сдерживающим фактором для административной коррупции, и в высоких государственных учреждениях пошли разговоры о подкупе Герцена, возможно, важным постом.
После поражения польского восстания 1863 г. Герцен продолжал бранить администрацию и проповедовать «русский социализм», вытекающий из образа жизни мужика и тянущийся к той «экономической справедливости», которая является всеобщей целью санкционировано наукой. Но количество читателей и влияние Bell теперь уменьшились. Герцен вызывал неприязнь как у многих, ушедших вправо, так и у тех немногих, что ушли влево. В 1868 году Звонок замолчал навсегда, а 9 января 1870 года в Париже скончался Александр Герцен, журналист-крестоносец, обладавший сильным пером.
Дополнительная литература
Книга Герцена Мое прошлое и думы (пер., 6 тт., 1924-1927), классическая автобиография и непревзойденный источник информации и взглядов на жизнь русской интеллигенции в царствование Николая. I. Мартин Э. Малиа, Александр Герцен и рождение русского социализма, 1812-1855 гг. (1961) представляет собой биографическое исследование и исследование западноевропейских интеллектуальных источников мысли Герцена. Для общего исторического фона рекомендуется Томас Г. Масарик, Дух России: исследования по истории, литературе и философии, в переводе с немецкого Иденом и Сидаром Паулем (2 тома, 1919; 2-е изд. 1955 г.), a всестороннее исследование русской духовной культуры, имеющее важное значение для исследования ценностей русской культуры. Франко Вентури, Корни революции: история народнического и социалистического движений в России девятнадцатого века, 9Введение 0024 Исайи Берлина (перевод 1960 г.) сосредоточено на одном аспекте развития русской мысли XIX века. Лечение начинается с Герцена и заканчивается убийством Александра II.
Дополнительные источники
Актон, Эдвард, Александр Герцен и роль интеллектуального революционера, Cambridge Eng. ; Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1979.
Карр, Эдвард Халлетт, Романтические изгнанники: портретная галерея девятнадцатого века, Нью-Йорк: Octagon Books, 1975; Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 1981.
Герцен, Александр, Детство, юность и изгнание: части I и II книги «Мое прошлое и мысли», Оксфорд; Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, 1980.
Герцен, Александр, Письма из Франции и Италии, 1847–1851, Питтсбург, Пенсильвания: Университет Питтсбурга, 1995.
Герцен, Александр, Воспоминания Александра Герцен, части I и I, Нью-Йорк: Russell & Russell, 19.67; Вестпорт, Коннектикут: Greenwood Press, 1976.
Герцен, Александр, Мое прошлое и мысли: мемуары Александра Герцена, Нью-Йорк: Кнопф; распространяется Random House, 1973 г .; Нью-Йорк, Vintage Books, 1974, 1973.
Партридж, Моника, Александр Герцен, 1812–1870, Париж: ЮНЕСКО, 1984.
Циммерман, Джудит Э., Средний проход: Александр Герцен и европейская революция, 1847–1852 , Питтсбург, Пенсильвания: University of Pittsburgh Press, 1989. □
Дети и юношество в истории
Почему я преподавал источник
Автобиографическое письмо как богатый источник для исследования европейского детства и юности самоочевидно; во многих случаях это один из самых тонких способов понять ранний опыт исторических акторов. 1 Так обстоит дело в России, где в середине XIX века возник новый жанр сочинений о детстве и юношестве. Русские авторы были склонны рисовать буколические портреты своих детских лет в дворянской усадьбе, часто проведенных вдали от тиранических тисков родительской дисциплины и вместо этого укрывшихся в удовольствиях и свободе блуждания по домашним коридорам и диким садам. Эти нарративы о русском детстве и юношестве часто представляют собой яркие примеры того, как люди взрослели на фоне радикального восстания, крестьянской эмансипации и десятилетий репрессий. Многие из этих нарративов, написанных представителями первых поколений российской интеллигенции, включают описание бунта против старших и привязанности к ровесникам. Мое прошлое и думы , написанное Александром Герценом — первым самопровозглашенным русским социалистом, — как раз вписывается в этот жанр русской письменности XIX века. Именно в этом историческом контексте я использую этот конкретный текст в своем курсе о современной России.
Как я знакомлюсь с источником
Мой курс бакалавриата по современной России представляет собой введение в историю царской эпохи со времен Петра Великого в 1682 году до конца династии Романовых в 1917 году. В течение семестра мы обсуждаем и обсуждаем природу самодержавия, отношение России к Европе, появление интеллигенции и радикализма, а также строительство огромной Российской империи. Мы также концентрируемся на повседневной жизни правителей, крестьян, рабочих, интеллектуалов и студентов-радикалов, используя первичные документы, будь то мемуары, стихи или политические трактаты. Курс проходит как хронологически, так и тематически, с особым вниманием к гендеру, в том числе и к теме данного обсуждения: мужественность и молодость.
Чтение первоисточника
Отрывок из воспоминаний Александра Герцена Мое прошлое и мысли помещен в программу примерно в середине, во время занятия, на котором мы обсуждаем появление первого поколения российской интеллигенции и отношение России к « Запад», как воображаемый, так и реальный. Мы читаем текст с особым вниманием к собственному застенчивому рассказу Герцена о своей молодости и взрослении: и как интеллигента, и как молодого человека. Я напоминаю студентам, что это рассказ, написанный спустя десятилетия после того, как Герцен испытал себя в качестве очень влиятельного антисамодержавного автора.
Прежде всего я обращаю внимание студентов на то, каким образом автобиография Герцена одновременно соответствует и бросает вызов более крупному жанру, возникшему в XIX веке в русской литературе, то есть повествованиям о детстве и юности. 2 Произведения Герцена, с одной стороны, склонны отвергать представление о буколическом домашнем опыте, столь важном в вдохновленном Львом Толстым «мифе» о русском детстве как о золотом веке свободы в поместье. С другой стороны, именно благодаря дружбе — то романтической, то эротической — с Николаем Огаревым Герцен улавливает некоторые радости детства и волшебство первой любви. В собственных изображениях Герцена именно гнет отцовского дома в конце концов подтолкнул его в объятия друга и вдохновил его переход от отрочества к юности. Именно эта дружба с Николаем Огаревым — русским поэтом, историком, политическим деятелем, ссыльным и соратником Герцена — служит отправной точкой для понимания гомосоциальности (то есть однополых отношений) и мужественности среди первого поколения россиян. интеллигенции. В то время как Джордж Моссе утверждает в Национализм и сексуальность что романтическая дружба между мужчинами пришла в упадок к началу 19-го века, молодые русские мужчины выражали свою привязанность друг к другу еще в 19-м веке и позже. 3
Другой аспект моего введения включает контекстуализацию текста различными способами, литературными и историческими. Я объясняю склонность писателей XIX века описывать свои детские и юношеские переживания романтически окрашенным языком (о чем свидетельствуют описания Герценом не своих домашних переживаний, но, безусловно, его дружбы с Огаревым). Более того, к тому времени, когда мы сталкиваемся с Герценом, все хорошо разбираются в социальной, культурной и политической истории России до этого момента, а также в различных интеллектуальных битвах внутри российского образованного общества, чтобы не отставать от «Запада», чаще всего воплощенных в Франция (но иногда и Англия).
Внимательное прочтение текста позволяет понять, каким образом гендерные роли и нормы общения имеют исторический характер и меняются с течением времени. Логистика преподавания текста Герцена включает в себя формальное обсуждение в малых группах в классе. Всего около 30 студентов делятся на небольшие группы по 5-6 человек и изучают соответствующие отрывки, включенные в их хрестоматии. Им предлагается сосредоточиться на языке и тоне герценовских изображений своего друга и на том, что они могут рассказать о природе мужской дружбы в 19 веке.Россия го века. (Поскольку большинство чтений в курсе являются первоисточниками, включая другие автобиографические сочинения, мои студенты уже знают, как провести внимательное чтение исторического документа. ) Я обращаю их внимание на роль, которую играют «Воробьевы горы» — место Детский обет Герцена и Огарева в любви — в памяти Герцена. «Раскрасневшиеся и запыхавшиеся… Солнце садилось, купола блестели… Свежий ветерок дул нам в лица, мы стояли, прислонившись друг к другу, и, вдруг обнявшись, поклялись на глазах у всей Москвы отдать жизнь борьбе мы выбрали [свержение самодержавия] (62)». Внимательно читая эти отрывки, студенты узнают, как воспоминания Герцена о совершеннолетии переплелись с его любовью к Огареву, утратой детской невинности и их приверженностью к политической деятельности. . Эти отрывки иллюстрируют, что значила для Герцена дружба: она была сильнее любви, и ее интенсивность отражалась в красоте окружающей природы. В молодости мужская дружба и гомосоциальные отношения обозначали для Герцена высшее призвание — более могущественное, чем романтическая любовь. Сила этой дружбы только усиливалась их частыми прогулками, где они наслаждались общением с природой и писательством.
Из их анализа вырисовывается картина двух юношей, встречающихся и заявляющих о своей преданности друг другу, преданности, которая, по Герцену, включала в себя политически сознательное желание свергнуть самодержавие вместе . Особой темой, которую мы исследуем, является гомоэротический язык, к которому студенты часто не привыкли. Мы рассматриваем такие отрывки: «Ник привлек меня… [было] в нем что-то доброе, нежное и задумчивое… Сердце его билось так же, как мое… Со всей порывистостью моей натуры я привязался все больше и больше к Нику, в то время как он имел тихую, глубокую любовь ко мне (страницы 58-60)». В другом месте Герцен заявляет, что «Я давно любил Ника и любил страстно (64)». Эти описания дают нам возможность обсудить 19социальные и гендерные нормы ХХ века. Я объясняю, что близость между молодыми людьми была неотъемлемой частью их опыта взросления.
Reflections
Единственная реальная трудность, с которой я столкнулся в этом упражнении, заключалась в том, чтобы заставить учащихся исторически осмыслить межличностные отношения, модели общительности и гендерные ожидания. Для многих студентов понятие мужской романтической, экспрессивной дружбы как законной темы исторического исследования было новой идеей.