Петр Столыпин первым встал на пути Распутина

9472 Viewsдинастия Романовых, политики, Распутин Григорий, революция 1905 года, Столыпин Петр (очерк)

Столыпину доложили, что на квартире фрейлины Вырубовой государыне представлен некий чудотворец, «старец» Григорий Распутин, и Александра Федоровна им крайне увлеклась. В полиции подозревали, не террорист ли он, провели расследование, и выяснилось, нет, не террорист, зато развратник. За Распутиным числились и дикий разгул в притонах, и даже кражи. Словом, компания для членов августейшей фамилии весьма нежелательная. Столыпин поехал в Царское Село, рассказал обо всем государю. «Лучше 10 Распутиных, чем одна истерика царицы», — отмахнулся император.

Петр Аркадьевич с семьей 1890-е годы

Утром в субботу 12 августа 1906 года к подъезду дачи министра внутренних дел Петра Аркадьевича Столыпина на Аптекарском острове подкатило ландо. Оттуда вышли двое жандармов и один штатский: во фраке и с цветком в петлице. В руках он нес пухлый портфель. Троица деловито направилась в приемную. Там ожидало несколько десятков просителей, в том числе какая-то женщина чахоточного вида с тремя детьми. Над крыльцом на балконе в это время сидели двое из пяти детей самого Петра Столыпина: 15-летняя Наташа и 3-летний Аркадий с няней.

Новоприбывшим преградил путь швейцар: «Запись на сегодняшний прием прекращена». Но те отодвинули его и решительно вошли в приемную: «Министерская необходимость! Это очень срочно, господа!» Тут уж вмешались агенты охранки, неотлучно дежурившие у дверей столыпинского кабинета. Короткая схватка. Взрыв. В пухлом портфеле была взрывчатка…

Убитых — более 27 человек. Раненых— более 30. Та чахоточная женщина с детьми, офицеры, чиновники, просители… В приемной образовалась кровавая каша. А на балконе… Балкона, собственно, вообще не было. Его снесло взрывной волной. Позже под обломками нашли погибшую няню (это была совсем молоденькая девушка, сирота) и раненого малыша без сознания. Наташу Столыпину отбросило дальше всех, на мостовую, и она попала под копыта взбесившихся от грохота лошадей. «Странно было видеть, как Наташу переносили, это безжизненно лежащее тело с совершенно раздробленными ногами и спокойное, будто даже довольное лицо, — вспоминала ее сестра Мария. — Но потом она стала кричать, жалобно и безнадежно. А у брата Ади были раны на голове и перелом ноги, и он несколько дней совершенно не мог спать, ему все мерещилось, что он падает».

Дом на Аптекарском острове после взрыва

Петр Аркадьевич не пострадал совершенно. Ну в смысле — физически. Едва отправив раненых по больницам, он поехал на заседание кабинета министров, а после — на прием к императору. Царь проявил горячее сочувствие, предложил деньги на лечение пострадавших членов семьи. Столыпин выслушал с каменным лицом: «Ваше величество, я не продаю кровь своих детей». Ответ неслыханный, оскорбительный! Но что взять с отца, который знал: в этот момент его дочери ампутируют ноги (этого, кстати, не произошло. Девушка умолила врачей отложить ампутацию до утра, потом еще на несколько часов, потом еще… Ну а убедившись, что заражения крови нет, врачи провели серию восстановительных  операций, и через три года Наташа даже смогла понемногу ходить)…

Здесь и далее фото с сайта http://stolypin-info.ru

Петр Аркадьевич очень любил свою семью. Пожалуй, больше, чем это обычно бывает у великих государственных деятелей. Он женился рано, еще в университете, где учился на физико-математическом факультете. Причем на невесте своего старшего брата, убитого на дуэли (с убийцей брата Петр Аркадьевич и сам стрелялся и был ранен в правую руку, которая с тех пор плохо действовала). Супруги мечтали о сыне, но после рождения пяти дочерей уже почти перестали надеяться… И все же в 1903 году у них появился сын. Столыпину был тогда уже 41 год, он дослужился до саратовского губернатора и не чаял от жизни больше, чем имел. Но у истории были на него свои планы…

Пленник зимнего дворца

Когда во вверенной ему Саратовской губернии в 1905 году полыхнули крестьянские восстания, Петр Аркадьевич не растерялся. Ездил по губернии, собирал крестьянские сходы, расследовал дела о грабежах помещичьих усадеб, разговаривал, убеждал. Его голос был вечно сорван от ежедневных многочасовых речей. Он гордился, что удается обойтись арестами нескольких зачинщиков, без порки всех бунтовщиков, как это делалось в других губерниях. Пожалуй,  Столыпин действовал на людей магнетически: высокий, ладный, косая сажень в плечах, гордый взгляд, властные интонации. Однажды на сходе мужики пошли на него с дубинами, и тогда Петр Аркадьевич… как ни в чем ни бывало сбросил на руки главарю нападавших свою шинель. Мол, подержи-ка, братец, окажи любезность. И мужики растерялись, опустили свои дубины. Хуже было, когда восстали саратовские рабочие — революция все разгоралась… Но Столыпин нашел относительно бескровный выход: вооружил своих казаков корзинами с камнями. Все лучше, чем пули! Впрочем, однажды в Саратов все-таки пришлось вызвать правительственные войска. Погибло восемь манифестантов… Восемь человек за всю революцию! По меркам других губерний — мизер. Но террористы-эсеры так не считали…

Это была настоящая война, и велась она уже пятое десятилетие. Эсеры и сходные с ними революционные террористические организации росли как грибы дождливым летом. И сколько ни казни,  желавших пожертвовать собственной жизнью ради того, чтобы уничтожить очередного чиновника, все не убывало. В считаные годы были убиты министр внутренних дел Плеве (предшественник Столыпина), московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, самарский губернатор Блок, главный военный прокурор Павлов, многие-многие другие. И всякий раз это было дело рук молодых людей из интеллигентных семей, искренне веривших, что таким образом можно разрешить накопившиеся в обществе противоречия…

Объявились террористы и в Саратове. Первой жертвой пал генерал-адъютант Сахаров — тот самый, что привел в город правительственные войска. Просто в дом Петра Аркадьевича, где гостил генерал, пришла барышня из образованных, хорошенькая, как картинка, и очень юная. Сказала швейцару, что у нее прошение к петербургскому гостю, и застрелила Сахарова. После эсеры одного за другим убили двух начальников саратовского охранного отделения, причем второй, отлично понимая, что за ним ведется охота, заранее попросил Петра Аркадьевича позаботиться о семье, когда его не станет. Ну как могли террористы при этом обойти ниманием самого Столыпина? Однажды метнули в него бомбу, но что-то напутали, и бомба не взорвалась. В другой раз пытались застрелить, но Петр Аркадьевич вовремя заметил направленный на него из толпы  револьвер и поступил в своем стиле: распахнул пальто, подставил грудь — стреляй! И террорист, совсем еще мальчишка, испугался и кинулся бежать.

Пожалуй, именно личное мужество вознесло Столыпина на вершину власти. Николаю II требовался человек, способный задавить революцию. И вот в апреле 1906 года, отправив прежнее правительство во главе с премьер-министром Витте в отставку, император вызвал Столыпина к себе в Царское Село и предложил портфель министра внутренних дел, а вскоре и премьер-министра. Петр Аркадьевич отказывался, но царь Николай сказал: «Я прошу, я даже приказываю вам принять этот пост».

 

А через четыре месяца случился взрыв на Аптекарском острове. Следствие установило, что теракт — дело рук московской организации «эсеров-максималистов». В полиции рвали на себе волосы: считалось, что «максималисты» у них под колпаком. Незадолго до трагедии один из лидеров этой организации, Соломон Рысс, был арестован и завербован в секретные агенты. Чтобы обставить его «побег из тюрьмы» как можно правдоподобнее, пожертвовали двумя полицейскими, их отправили на каторгу почти  без вины — за то, что упустили опасного преступника (а как не упустить, если побегом руководили столь знающие люди?). И вот оказалось, что все напрасно: Рысс просто морочил полиции голову.

Решено было перевезти Столыпина с семьей в пустующий Зимний дворец, под усиленную охрану. Император-то с семьей безвылазно жил в Царском… Гулять Петру Аркадьевичу разрешалось только по крыше дворца. Если нужно было куда-то выехать, он брал с собой специальный портфель с вложенным стальным пуленепробиваемым листом, выполнявшим роль щита. Покушения на его жизнь продолжались. Однажды полиции стало известно, что террористы хотят подослать убийц на торжественное освящение нового медицинского института, где должны были присутствовать Столыпин и петербургский градоначальник фон дер Лауниц. Петра Аркадьевича уговорили не ехать. А фон дер Лауниц не внял предостережению и был убит.

В другой раз Столыпина спасло только чудо. Дело было на празднике воздухоплавания в авиаклубе. Петр Аркадьевич рассматривал летательные аппараты, разговаривал с летчиками (тогда их называли «летунами»). Спросил у одного, по фамилии Мациевич: «Скажите, а не страшно летать? Я хотел бы попробовать. Возьмете меня пассажиром?» Мациевич отчего-то побледнел и заволновался — на это не обратили внимание. Столыпину принесли шерстяной шлем и перчатки с широкими раструбами, помогли взобраться на сиденье сзади летчика. Самолет за 5 минут сделал два круга на высоте 20 метров и благополучно приземлился. А через два дня Мациевич разбился, выпав из самолета. При расследовании обстоятельств выяснилось, что летун… состоял в эсеровской организации. И составлял планы, как убить Столыпина. Но, когда ему внезапно представился случай, то ли не сумел направить самолет в пике, то ли сам погибать не захотел. За что эсеры и приговорили Мациевича к смерти, приказав совершить самоубийство…

С некоторых пор Столыпин сделался фаталистом и совсем перестал бояться. «Каждый вечер я благодарю Бога за лишний дарованный мне день. Я ясно чувствую, что когда-нибудь замысел убийцы, наконец, удастся», — записал он в дневнике. Замысел удался с 11-й попытки. Но прежде Столыпину предстояло совершить то великое дело, ради которого он был призван в Петербург. Дело преобразования страны.

О галстуках и вагонах

Для начала нужно было остановить революцию. Но Россия — не саратовская губерния, везде не поспеешь и одним только личным мужеством бунт не подавишь. А может, после взрыва на Аптекарском Петр Аркадьевич просто утратил изрядную долю былого идеализма и способности жалеть… Словом, он представил царю проект закона о военно-полевых судах над наиболее опасными преступниками и мятежниками. Предание суду происходило в течение 48 часов после ареста, а приговор приводился в исполнение не позднее чем через 24 часа. Чаще всего это была виселица. Таким образом казнено было 683 человека. Это не мало. Безсердечно и безсовестно было бы говорить, что мало. Но все-таки это не миллионы и даже не тысячи. Во всяком случае, с революцией было покончено…

Однажды в Государственной думе депутат Родичев позволил себе весьма смелую метафору, сказав, что потомки назовут виселицы военно-полевых судов «столыпинскими галстуками». Петр Аркадьевич немедленно вызвал Родичева на дуэль. Между прочим, если б зарвавшийся депутат принял вызов, Столыпину (тогда уже премьер-министру) пришлось бы уйти в отставку, поскольку глава правительства никак не может участвовать в столь незаконном деле, как дуэль. Но Родичев и не помышлял о том, чтобы стреляться. Вся Дума возмутилась его выходкой, и депутату ничего не оставалось, как принести официальное извинение. Столыпин выслушал, молча кивнул, но руки обидчику так и не подал.

На этот раз он вышел победителем. И произнес в Думе речь: «Государство обязано, когда оно в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада. Когда дом горит, господа, вы врываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его лечат, отравляя организм ядом. Россия, господа, сумеет отличить кровь на руках палачей от крови на руках добросовестных хирургов, применяющих самые чрезвычайные меры с одним только упованием — исцелить больного. Им, нашим врагам, нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». Эти слова вызвали громкую овацию…

Государь, напуганный революцией, предоставил Столыпину небывалые полномочия. И Петр Аркадьевич сумел ими воспользоваться. Он понимал, что одним насилием страну не оздоровить. И сделал многое, чтобы граждане почувствовали себя свободными в собственной стране. Отменил цензуру. Ввел закон, по которому закрывать газеты и журналы стало невозможно без  решения суда. Уговорил государя не отказываться от идеи Государственной думы. Но главным делом Столыпина: тем, благодаря чему его имя прославилось в мире, была сельскохозяйственная реформа. Прежде всего нужно было освободить крестьян от власти общины, позволить им, ни у кого не спрашивая, покупать землю, получать паспорта и уезжать куда им угодно. Словом, действовать по собственному разумению, как это давно было заведено в европейских странах. Теперь крестьяне делались равноправными гражданами: их больше не могли выпороть или посадить в тюрьму без суда. Но даже это было не главное. Главное — дать людям земли, и побольше. Для этого Столыпин создал Крестьянский банк, который выкупал землю у помещиков и продавал крестьянам по низким ценам и в рассрочку (разницу покрывало государство). Впрочем, столыпинские реформы были выгодны только тем, кто хотел и умел работать на земле. «Когда мы пишем закон для всей страны, главное — иметь в виду разумных и сильных, а не пьяных и слабых», — считал премьер-министр. По новому порядку даже в годы неурожая бесплатной помощи неимущим не предоставлялось. Их просто направляли на общественные работы (например, строить дороги), и так же поступали с теми, кто, взяв ссуду в Крестьянском банке, не мог потом расплатиться.

Столыпинский вагон

Столыпин просто дал людям возможность зарабатывать самим, и это принесло поразительные результаты! Хлеба Россия стала производить столько, что буквально завалила им Европу. Но все-таки на всех желающих работать свободной земли не хватало: слишком много еще было поместий и помещиков. И Столыпин задумал перевезти безземельных крестьян в Сибирь. Для этого и были придуманы специальные вагоны для переселенцев — в народе их окрестили «столыпинскими» (под арестантов эти вагоны переоборудовали только при советской власти). Это были теплушки, разделенные на две части: передняя для людей, «нарезана» перегородками вроде купе, задняя — пустая, для инвентаря и скота. Постройка таких вагонов обошлась казне в миллион с лишним, но дело, по мнению Петра Аркадьевича, того стоило. Кстати, переселенцы сами оплачивали проезд, причем по разному тарифу. Для тех, кто ехал в более или менее обжитые районы, билет стоил дороже. А вот в безлюдную глухомань — сущие копейки.

Беда в том, что проводить все эти реформы Столыпину не то что не помогали, а решительно мешали. И Государственный совет, состоявший из консерваторов, и Дума, в которой сильны были социалисты. Первым премьер-министр казался слишком «левым», вторым — слишком «правым». Пока Столыпина поддерживал государь император, на это можно было не оглядываться: Думу и Госсовет, когда с ними нельзя было договориться, просто распускали высочайшим указом, утверждали нужный закон, а потом объявляли новые выборы. Именно такой трюк был проделан в 1910 году, когда Дума и Государственный совет уперлись, не пропуская законопроект  о земстве в западнорусских губерниях (Столыпину требовалось пройти между струйками, введя самоуправление в польских землях, при этом не допустив увеличения числа «сепаратистов»-поляков в выборных учреждениях). Роспуск III Думы рассорил Столыпина с чуть ли не единственным другом и соратником — Александром Гучковым, думским председателем. Но Петр Аркадьевич давно «забросил чепчик за мельницу», как выражались в его времена… Его уже ничто не могло ни напугать, ни остановить.

На этой фотографии Столыпин стоит спиной. Только он и крестьяне не обращают внимание на фотографа

Кроме, конечно, воли государя. Пока Его Величество еще помнил об ужасах революции 1905 года — он считал Столыпина своим спасителем. А вот когда страна благодаря усилиям Петра Аркадьевича успокоилась, Николай II заговорил по-другому: «Я не понимаю, о какой революции вы, Петр Аркадьевич, все вспоминаете. У нас, правда, были беспорядки, но это не революция… Да и беспорядки, я думаю, были бы невозможны, если бы у власти стояли люди более энергичные и смелые». Такой несправедливости премьер-министр никак не ожидал…

Всесильный старец

Тут сыграла роль и ревность к великой популярности Столыпина в Европе. Газеты много писали об «экономическом чуде», совершенном российским премьером. «Еще 10 лет, и Россию будет не догнать», — заключил в 1908 году французский аналитик. Сам же Столыпин был чуть менее оптимистичен: «Дайте нам 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и процесс станет необратим»… История показала, что ни двадцати, ни десяти спокойных лет история России не отвела… А Столыпину она оставила и вовсе 3 года. Его дело (а, может, и его самого) погубили, похоже, эти самые восторженные газетные отзывы. Дело в том, что об императоре-то там почти не упоминали. Да что газеты! Даже германский император Вильгельм, приглашенный Николаем на завтрак на яхту «Штандарт», забыв про царя и, что еще хуже, про царицу Александру Федоровну, все время завтрака проговорил с одним только Столыпиным, и исключительно о преобразованиях в русской деревне. Этого Петру Аркадьевичу не простили. А вскоре, в том же 1909 году он нажил себе при дворе по-настоящему страшного врага.

Попытки поговорить с царем о том, что не стоит так уж приближать к себе Распутина и тем более слушать его советы по государственному управлению, ни к чему не привели. Как потом ни к чему не приводили многочисленные подобные попытки других людей, включая ближайшую родню царя: его мать, брата, кузенов, дядьев (вспомним, как пытался достучаться великий князь Николай Михайлович — прим. СДГ). Любящий муж Ники не мог пойти против своей женушки Алекс. Это, кстати, Александра Федоровна сама себя так именовала в многочисленных письмах: «твоя женушка». И она-то лучше всех знала, как следует управлять такой страной, как Россия.

Ничего не добившись у царя, Столыпин решил поговорить с самим «старцем», а тот… принялся его гипнотизировать. «Бегал по мне своими белесоватыми глазами, — рассказывал Петр Аркадьевич, — произносил какие-то загадочные и бесполезные изречения из Священного Писания, как-то необычно водил руками, и я чувствовал, что во мне пробуждается непреодолимое отвращение к этой гадине, сидящей против меня.

Григорий Распутин

Но я понимал, что в этом человеке большая сила гипноза и что он на меня производит какое-то довольно сильное моральное влияние. Преодолев себя, я прикрикнул на него, что могу его раздавить в прах, предав суду по всей строгости закона о сектантах. И приказал ему немедленно, безотлагательно и притом добровольно покинуть Петербург, вернуться в свое село и больше не появляться». Распутин, уверенный в поддержке царской четы, решил, что премьер блефует. И тогда Столыпин на свой страх и риск выписал постановление на высылку «старца».

В этот день Распутин гостил в Царском Селе у своих августейших покровителей. Решили брать его по возвращении в Петербург, прямо на вокзале. Но этот человек обладал каким-то дьявольским чутьем. Увидев жандармов на перроне, он спрыгнул с поезда и, подобрав полы длинной шубы, кинулся к ждавшему его автомобилю. Преследователи не успели его остановить. Поехали к нему на квартиру, но туда Распутин больше не вернулся. Переночевал в великокняжеском дворце и на следующий день просто исчез из Петербурга. Объявился через несколько недель где-то в Сибири. Столыпин вздохнул с громадным облегчением и разорвал собственное постановление на арест, но, как выяснилось, преждевременно…

Скоро, очень скоро «старец» вернулся. И сделался по-настоящему всесилен. Именно тогда, после возвращения выяснилась его необъяснимая способность если не лечить, то во всяком случае облегчать гемофилию, которой страдал наследник престола, царевич Алексей. Следовательно, Столыпин был обречен. Так же, как и его реформы. А тут еще очередной законопроект провалился в Думе и Госсовете… Вдовствующая императрица Мария Федоровна взялась было помочь. Вызвала Петра Аркадьевича к себе во дворец. В дверях ее кабинета Столыпин столкнулся с царем: Николай утирал платком слезы и выглядел ужасно растерянным. Не здороваясь, он прошел мимо остолбеневшего премьер-министра. «Я передала моему сыну глубокое мое убеждение в том, что вы один имеете силу и возможность спасти Россию и вывести ее на верный путь», — объяснила состояние царя Мария Федоровна. Оказалось, Николай был не против пойти навстречу Столыпину и на этот раз, но… опасался гнева супруги. Дело ограничилось полумерами. Госсовет император усмирил. Думу разгонять не стал. Законопроект был провален…

У Таврического Дворца, где заседала Дума

Столыпину же государь дал понять, что на время, пока все не уляжется, присутствие премьер-министра в столице нежелательно. Тем более что наступило лето, мол, самое время Петру Аркадьевичу поехать отдохнуть в свое саратовское имение, привести в порядок хозяйство… Оскорбленный Столыпин так и сделал.

Проворонили?

Это лето 1911 года было, пожалуй, даже счастливым. Петр Аркадьевич, наконец, получил долгожданную возможность побыть с семьей. К тому же он писал новый законопроект, рассчитывая, что вскоре его влияние при дворе восстановится и еще многое удастся сделать… Будущее России Столыпин видел в приближении политического устройства к системе Соединенных Штатов Америки (с той же мерой самоуправления в губерниях), только с царем во главе. Кстати, именно эту страну он считал единственным серьезным союзником России, не доверяя европейским государствам. Рассчитывал в ближайшее время отправиться в Вашингтон…

Но для начала ему предстояло съездить в Киев на торжества по случаю открытия памятника Александру II. Туда съехался весь Петербург во главе с императором — его Петр Аркадьевич не видел с начала лета…

Столыпин и государь в Киеве на вокзале, август 1911 г. Эпизод док.фильма Игоря Малахова «Своя доля. Сон»

И вот утром 29 августа царский поезд остановился на вокзале в Киеве. Встретившись со Столыпиным, Николай кивнул ему довольно сухо. Вместе они поприветствовали встречающих, после чего царская семья покинула вокзал. Места в экипажах императорского кортежа Петру Аркадьевичу не нашлось. Что ж, премьер-министр пошел нанимать извозчика. Хорошо еще городской голова увидел это унижение и уступил Столыпину свою карету. В этот же день Распутин, увидев Петра Аркадьевича, вдруг завопил: «Смерть за ним! Смерть идет!.. За Петром… за ним…» Все это было безобразно, неприлично, отвратительно…

В частной беседе Столыпин жаловался: «Я чувствую себя здесь как татарин вместо гостя. Мое положение поколеблено, и из отпуска я, видимо, уже не вернусь в Петербург ни председателем Совета министров, ни министром». Но на людях он виду не подавал и  участвовал во всех официальных мероприятиях, сохраняя спокойствие и достоинство, будто тучи вовсе не сгустились над его головой…

1 сентября 1911 г. На Владимирской горке за 5-6 часов до рокового выстрела (кадр из последней кинохроники, запечатлевшей Столыпина живым. Возможно — просто последний его кадр)

Первого сентября с утра смотрели маневры, затем поехали на ипподром, вечером — в театр на парадное представление оперы Римского-Корсакова «Сказание о Царе Салтане». Столыпин приехал в театр рано, не спеша поднялся по лестнице, поздоровался с киевским губернатором, который зачем-то спросил: «Петр Аркадьевич, что это за крест у вас на груди?» «Этот крест мной получен от Саратовского управления Красного Креста, который я возглавлял во время японской войны», — ответил Столыпин. В ложу, отведенную Совету министров, он не пошел. Сказал: «Без разрешения министра двора я сюда войти не могу, а он еще не приехал». Сел в партере, в первом ряду, недалеко от царской ложи. Впрочем, Николай с дочерьми Ольгой и Татьяной прибыли лишь через полтора часа.

В Киеве были лучшие оперные певцы, и в тот вечер они превзошли сами себя. Устав аплодировать, публика двинулась к выходу, а Петр Аркадьевич, разговорившись с попечителем киевского учебного округа, остался на месте. Он стоял, облокотившись на барьер оркестровой ямы, лицом к залу и видел, как наперекор текущей к дверям толпе идет высокий молодой человек в черном фраке и афишей в руках. Его фрак выглядел несколько странно — почти все присутствующие господа явились в театр в белых мундирах. Дойдя до второго ряда, незнакомец остановился. Оказалось, под афишей он скрывал браунинг. Раздались два выстрела. Публика замерла. Петр Аркадьевич опустил голову и с удивлением посмотрел на свой белый китель, на котором расцветало красное пятно. Потом перевел взгляд на царя, остолбеневшего в своей ложе, и сделал рукой какое-то движение, будто перекрестил… И после уже рухнул в кресло без чувств. Убийца тем временем, воспользовавшись всеобщей растерянностью, затесался в толпу и двинулся к выходу. Его схватили только в самых дверях…

убийца Столыпина Дмитрий Богров

На допросе выяснилось, что стрелявшего зовут Дмитрий Богров, ему 24 года от роду, он студент университета, а его отец — присяжный поверенный и богатый домовладелец. «Покушение на жизнь Столыпина произведено мною потому, что я считаю его главным виновником наступившей в России реакции, — охотно разъяснил Богров. — Действовал я один и по собственному разумению». Утром он, оказывается, написал родителям письмо: «Дорогие мои, милые папа и мама. Знаю, что вас страшно огорчит и поразит тот удар, который я вам наношу. Но я знаю вас за людей, которые все могут понять и простить. Простите же и меня, если я совершаю поступок, противный вашим убеждениям. Но спокойная жизнь не для меня, и, если бы я даже и сделал хорошую карьеру, я все равно кончил бы тем же, чем теперь кончаю. Целую много, много раз. Митя». Оставался только один вопрос: как этот Митя попал в театр, закрытый в тот вечер для публики? И тут-то выяснилась поразительная вещь!

Оказалось, что билет террористу дал… глава киевского охранного отделения Кулябко. Да еще и с ведома трех высокопоставленных петербургских спецслужбистов, прибывших в Киев специально для обеспечения безопасности императора и приближенных: вице-директора Департамента полиции, главноначальствующего корпуса жандармов и начальника тайной дворцовой полиции (фамилии этих троих Веригин, Курлов и  Спиридонович). Что это было: странная доверчивость, преступная халатность или заговор — до сих пор не знает никто. Известно, впрочем, что теоретически у двоих из трех тех самых высокопоставленных спецслужбистов были свои причины опасаться возвращения Столыпина в Петербург: накануне своей полуотставки премьер-министр отдал приказ о финансовых проверках в полиции.

В своих объяснениях эти люди сообщили: незадолго до торжеств к Кулябко явился Богров, некогда сотрудничавший с охранкой в качестве тайного осведомителя. Богров был связан с эсерами и в свое время помог засадить в тюрьму нескольких боевиков. Вот, мол, и теперь он пришел, чтобы сдать товарищей по партии. Якобы из-за границы приехал некий эсер, специально чтобы убить Столыпина. И охранка затеяла игру, в надежде выявить всю сеть заговорщиков… В театр Богрова послали для того, чтобы он опознал среди публики террориста. Ни перепроверять информацию, ни следить за Богровым, ни хотя бы обыскивать его перед входом никто не стал. Хотя секретных сотрудников из числа революционеров строжайше запрещалось допускать в те места, где находились высокопоставленные лица, и на то имелась специальная инструкция — больно много было случаев, когда такие агенты совершали обратное предательство…

Через пять дней Петр Аркадьевич умер в клинике. У него была задета печень, а подобные раны тогда лечить не умели. Богрова повесили в ночь с 11-го на 12 сентября — поразительно быстро закончилось расследование и суд. Гучков с Думской трибуны требовал расследования. Он-то не сомневался в том, что за всем этим стоит Распутин или его покровители. Как бы то ни было, всех четверых начальников, повинных в случившемся, за халатность  отстранили от должностей. Причем Курлов, Спиридонович и Веригин со временем вернулись на службу и заняли должности хоть и поскромнее прежних, но все же неплохие. И только Кулябко остался не у дел и переквалифицировался в агенты по продаже швейных машин «Зингер»…

А через два года в Киеве, напротив Городской думы, поставили памятник Столыпину. Деньги на него собирали всем миром. Скульптора пригласили того же самого, что делал памятник Александру II, на открытии которого все и произошло. Этот скульптор видел Столыпина в день гибели, хорошо запомнил его и сумел передать сходство. На постаменте решено было высечь некоторые высказывания Петра Аркадьевича. В том числе: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия». Впрочем, в 1917-м этот памятник снесли…

Ирина Стрельникова

#совсемдругойгород

Памятник Столыпину в Киеве
Этот памятник разрушили в 1917 году, соорудив устройство вроде виселицы. На долгие годы имя Петра Аркадьевича Столыпина стало ассоциироваться с галстуками и вагонами, которые вовсе не он сделал арестантскими

 

 

«Моим жиром можно будет еще лет пять продержаться» – Картина дня – Коммерсантъ

110 лет назад, 5 сентября 1911 года, скончался тяжело раненный четырьмя днями ранее председатель Совета министров Российской Империи П. А. Столыпин. Вдохновителями покушения на него считали и партию эсеров, и жандармов, и окружение Николая II. Но в пылу взаимных обличений и тогда, и позднее никто не обратил внимания на некоторые совершенно поразительные детали этой истории.

Фото: «П.А. Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

Фото: «П.А.Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

«Для защиты русского элемента»

Ожесточенное противостояние в правящей элите возникло, как могло показаться непосвященным в хитросплетения российской политики, абсолютно неожиданно и по странному поводу. Правительство начиная с 1906 года пыталось решить вопрос о введении местного самоуправления в западных губерниях империи, и в 1910 году 33 члена Государственного совета подготовили законоположение, учитывавшее, по мнению его авторов, как общегосударственные, так и местные интересы.

Председатель Совета министров статс-секретарь П. А. Столыпин, выступая в Государственной думе в ходе начавшегося 7 мая 1910 года обсуждения законопроекта о земствах в западных губерниях, настаивал на том, что обширный край, не получивший, в отличие от центральных губерний, местного самоуправления, остается во многом одной из самых отсталых частей империи. И «вследствие этого не может экономически прогрессировать, что, в свою очередь, отражается, конечно, на благосостоянии всего государства».

Загвоздка состояла в том, что в девяти этих губерниях — Виленской, Витебской, Волынской, Гродненской, Минской, Могилевской, Киевской, Ковенской и Подольской — большая часть земель принадлежала помещикам-полякам, имевшим значительное влияние на все стороны жизни в этих местах. Столыпин рассказывал думцам:

«Русская недвижимая собственность в Ковенской губернии составляет не более 14 проц., в Виленской губернии 20 проц.».

И правительство опасалось, что влияние польских землевладельцев будет использовано для того, чтобы все должности в земских органах были заняты поляками.

«Да,— говорил председатель Совета министров в том же выступлении,— необходимо ввести земство, необходимо дать простор местной самодеятельности, необходимо развить силу тех племен, которые населяют Западный край; но исторические причины заставляют поставить государственные грани для защиты русского элемента, который иначе неминуемо будет оттеснен, будет отброшен».

Столыпин предлагал проводить выборы по национальным группам населения — куриям — с учетом имущественного ценза.

Причем введение земства в трех губерниях Виленского генерал-губернаторства (Виленская, Гродненская и Ковенская губернии), где польского населения было больше, он предлагал отложить. Но убеждал членов Думы не тянуть с введением местного самоуправления в остальных шести губерниях Западного края. Во время выступления 15 мая 1910 года он доказывал:

«Дело идет об области, обнимающей собою шесть губерний, в которых среднее число поляков определяется цифрой в 4,2%. Цифра эта повышается для Волынской губ. до 7,9% и опускается для Подольской до 2,3%.

Если даже признавать эти цифры неверными, если увеличить их на 50%, то вы все-таки убедитесь, что край этот далеко не польский».

Казалось бы, нововведения затрагивали только интересы польской части российской элиты. Но после того, как законопроект, пусть и не гладко, прошел через Государственную думу, у него появилось значительное количество противников в Государственном совете, которому в начале 1911 года предстояло рассмотреть и утвердить документ.

А самым удивительным оказалось то, что к торпедирующим проект полякам присоединились и те члены Госсовета, которые считались государственниками, включая известных лидеров правых — статс-секретаря П. Н. Дурново и тайного советника В. Ф. Трепова, который был одним из тех, кто подписал первоначальный законопроект.

Узнав о возникших в Государственном совете проблемах, сторонники введения местного самоуправления в Подольской и Киевской губерниях, объединившиеся в земские комитеты, решили выбрать депутации для встречи с императором Николаем II. Однако противники Столыпина не остались в долгу:

«В. Ф. Трепов,— сообщала пресса,— по соглашению с П. Н. Дурново доложил в высоких сферах, будто депутации от русского населения Киевской и Подольской губерний, недавно представлявшиеся Государю, подложны, подстроены и якобы совершенно не отражают взглядов и отношений Юго-Западной Руси к вопросу о земской реформе».

4 марта 1911 года при постатейном голосовании в Государственном совете создание национальных курий большинством голосов было отклонено. На следующий день попросившего об отставке Столыпина принял император. А в ходе аудиенции премьер-министр убедился, что Николай II больше верит Трепову и его соратникам, чем главе правительства. В записи, сделанной Столыпиным после этой встречи, говорилось:

«Почувствовал, что Государь верит тому, что я его заслоняю, как бы становясь между ним и страной…

Вместо того чтобы снести Трепову голову, прикрикнуть на них и пробрать, Государь ничего на мои энергичные упреки не ответил, а только плакал и обнимал меня.

Мне его искренне жаль! Он верит мистицизму, слушает предсказания, думает опереться на правых. Но ведь должен же он знать, что есть люди, которые неспособны лежать на животе; ведь не может же он не предпочесть смелость и самостоятельность низкопоклонству…

Я сказал Государю, что за 5 лет изучил революцию и знаю, что она теперь разбита и моим жиром можно будет еще лет пять продержаться. А что будет дальше, зависит от этих пяти лет.— Больше всего мне здесь жаль Государя».

Вечером того же дня Столыпин отправил императору оформленное по всей форме прошение об отставке.

Фото: «П.А.Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

Фото: «П.А.Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

«Может объяснить возникший кризис»

На всех этажах власти началось бурное обсуждение кандидатур на освобождающуюся должность. Следующим председателем Совета министров называли П. Н. Дурново, но он практически сразу объявил, что по слабости здоровья возглавить правительство не сможет. Мало-помалу все противники Столыпина, сошлись во мнении, что следующим премьер-министром должен стать министр финансов статс-секретарь В. Н. Коковцов. Казалось, что и Столыпин согласен передать бразды правления Коковцову. Во всяком случае следующее заседание правительства, 10 марта 1911 года, он поручил провести именно министру финансов.

Но неожиданно все изменилось в мгновение ока. Утром 10 марта 1911 года император вновь принял Столыпина, и заседанием Совета министров он руководил сам, объявив, что остается и никаких перемен в составе правительства не будет.

На следующий день Николай II подписал указ о прекращении работы Государственного совета и Государственной думы на три дня. А 14 марта 1911 года создание местного самоуправления в шести губерниях Западного края с национальными избирательными куриями было утверждено именным указом императора. Ведь во время перерыва в работе законодательных органов монарх имел на это полное право. Дурново и Трепову Николай II приказал не участвовать в заседаниях Государственного совета до 1912 года.

Все выглядело так, будто глава правительства одержал сокрушительную победу над своими политическими недругами.

Но русская и зарубежная пресса задавались вопросом: что именно вызвало подобный демарш правых против Столыпина? Выдвигались разнообразные версии, но наиболее близкий к реальности анализ ситуации дала британская газета Morning Post:

«Перед Россией лежат три пути: реакция или восстановление полного абсолютизма, революция или сведение монархии только к внешней форме и постепенный переход к представительному управлению, поскольку это осуществимо в России и соответствует поддержанию монархии. П. А. Столыпин, вероятно, стоит за этот третий путь. Такое предположение и, по-видимому, только оно одно может объяснить возникший кризис».

Собственно, эта направленность деятельности премьер-министра, несмотря на то что он пытался ее скрывать, не была большой тайной. К примеру, еще до мартовского политического кризиса 1911 года в газете «Новое время» появилась заметка со ссылкой на мнение «лица, знакомого с правительственными взглядами», в которой указывалось:

«Нападают на Думу, на ее неработоспособность. Нападки в большинстве случаев предвзяты.

Говорят, что нельзя работать, что законодательная машина стала, но забывают, что при прежнем порядке она шла еще медленнее.

Безусловно, недостатки и сейчас есть, но движение не прекращается, колесо пущено в ход».

Однако в столичных политических кругах знали, что автор заметки А. И. Ксюнин пользуется доверием Столыпина и публикует именно его комментарии о текущих событиях.

Такие воззрения премьер-министра делали его врагом как большинства правых, мечтавших о возвращении к привычному и родному самодержавию, так и левых, ведь Столыпин в годы первой русской революции и позднее на деле доказал свое умение и желание противостоять любым действиям по насильственному свержению существующего строя.

«Его политика,— отмечалось в Morning Post,— согласное с обстоятельствами движение вперед в направлении реформы, компромисс между теоретически желательным и наличным положением вещей».

Похожее ощущение складывалось и у отечественных наблюдателей. Появлялись и проблески надежды на успешное достижение цели. Ведь Николай II, казалось, полностью поддерживает главу правительства. На конец лета—начало осени был намечен, по сути, триумф Столыпина — поездка императора с семьей в Киев, во время которой в числе прочего депутации от различных слоев общества должны были благодарить царя за дарованное им местное самоуправление. А самому премьеру, по слухам, монарх собирался пожаловать титул графа.

Вот только у Столыпина день ото дня появлялось все больше поводов для беспокойства.

Фото: «П.А.Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

Фото: «П.А.Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

«Я чуть-чуть не разрыдался, как дитя»

Дело было не только и не столько в обеспечении успеха поездки императорской семьи. Николай II относился к премьер-министру со все большей прохладцей. И в этом не было ничего странного. Ведь именно «хозяин земли русской» и его ближайшее окружение, а не деятели правых взглядов более всего хотели вернуть прежнюю самодержавную форму правления, без малейших признаков парламентаризма. К тому же Столыпин совершил две самые страшные для царедворца ошибки. 5 марта 1911 года он сгоряча напомнил императору о своих заслугах в сохранении его власти во время революции, но, главное, пять дней спустя вынудил монарха подчиниться своей воле.

Добавьте к этому почти нескрываемую враждебность политической элиты и появившуюся невнятную информацию о террористических замыслах революционных организаций во время киевских торжеств, и станет ясным, почему Столыпин нервничал настолько, что это было заметно даже на фотографиях, сделанных в Киеве. Так, 29 августа 1911 года во время встречи императорской семьи на вокзале премьер-министр подавал Николаю II для рукопожатия правую руку и при этом нелепо прикладывал к козырьку фуражки левую.

Но император приехал в прекрасном настроении, чему немало способствовало его участие в день отъезда в Киев в спуске на воду линейного корабля «Петропавловск». 10 сентября 1911 года монарх писал матери — вдовствующей императрице Марии Федоровне:

«В самый день нашего отъезда я был в Петербурге на спуске «Петропавловска», который был чрезвычайно эффектный и привел меня в такое умиление, что я чуть-чуть не разрыдался, как дитя. В тот же вечер, 27 августа, мы поехали в Киев, куда прибыли 29-го утром.

Встреча там была трогательная, порядок отличный.

Сейчас же начались у меня приемы».

30 августа 1911 года состоялось торжественное освящение памятника царю-освободителю Александру II, и постоянное проявление верноподданнических чувств еще больше способствовало улучшению настроения императора.

Сколько-нибудь точных подтверждений намерений террористов так и не появлялось, несмотря на то что бывший осведомитель Киевского охранного отделения — помощник присяжного поверенного Д.  Г. Богров, восстановивший свои отношения с жандармами и сообщивший о готовящемся теракте, не раз предоставлял своим секретным руководителям новые сведения. Кроме того, Богрова направляли в места, где проходили мероприятия с участием монарха и премьер-министра, для опознания среди присутствующих знакомых ему революционеров. А силы полиции и Отдельного корпуса жандармов были брошены на прикрытие наиболее вероятных направлений нападения и усиление охраны императора.

Столыпин выбрал иной способ защиты от потенциальной угрозы. На торжества в Киев в числе прочих высших сановников прибыл и министр финансов В. Н. Коковцов, который был поражен особой предупредительностью, которую вдруг начал проявлять к нему премьер-министр. В 1917 году во время допроса следственной комиссией Временного правительства Коковцов рассказывал:

«Я приехал (сейчас не припомню числа) около 28-го августа, день спустя после прибытия туда Столыпина… 28-е и 29-е августа прошли без всяких инцидентов. Мы виделись постоянно, вместе ездили. Он был очень внимателен тогда ко мне.

Были особые причины, которые побуждали проявлять несколько большее внимание…

Мой экипаж всегда следовал за ним. 30-го августа (быть может, в дне ошибаюсь), 30-го или 31-го августа, одно из двух, я в условное время приехал к нему в моем экипаже через улицу, чтобы отправиться вместе на скачки, и был удивлен просьбой сесть в экипаж к нему. На вопрос мой, почему он хочет ехать со мной вместе, он говорит: «Вы знаете, трудно с экипажем возиться, и кое о чем переговорить вместе будет удобнее». И вот с этого момента, с момента, что мы поехали на скачки, где, как потом оказалось, Богров его караулил, все время мои разъезды происходили в экипаже Столыпина, я был с ним вместе».

Лучшей защиты от покушения, чем постоянно быть с тем, на кого тебя хотели заменить недруги, придумать было нельзя. Только 1 сентября 1911 года, в день, когда Коковцов собирался поздно вечером уехать в Санкт-Петербург, Столыпин сообщил ему об угрозе теракта.

«Мы условились,— вспоминал Коковцов,— что я заеду к нему перед театром. Мы поехали вместе. Он сказал: «Вот в чем дело. Я не хочу, чтобы это разглашалось, но есть глупые сведения, что какое-то готовится покушение, лучше вместе.»».

Возмущению министра финансов, который понял, что его использовали в качестве живого щита, не было предела. Он рассказывал, что заявил премьер-министру: «Довольно нелюбезно с вашей стороны, что вы хотите непременно вместе». И в театре, судя по всему, старался держаться подальше от Столыпина.

Начальник Киевского охранного отделения подполковник Н. Н. Кулябко, как это стало обычным в те дни, дал пропуск в театр своему осведомителю Богрову.

Фото: «П.А.Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

Фото: «П.А.Столыпинъ. Альбом фотографических снимков»

«К сожалению, полиция отбила его»

Дальнейшие события подробно описывал в письме к матери Николай II:

«1-го вечером в театре произошло пакостное покушение на Столыпина. Ольга и Татьяна (дочери императора. — «История») были со мною тогда, и мы только что вышли из ложи во время второго антракта, т. к. в театре было очень жарко. В это время мы услышали два звука, похожие на стук падающего предмета; я подумал, что сверху кому-нибудь свалился бинокль на голову, и вбежал в ложу.

Вправо от ложи я увидел кучу офицеров и людей, которые тащили кого-то, несколько дам кричало, а прямо против меня в партере стоял Столыпин. Он медленно повернулся лицом ко мне и благословил воздух левой рукой.

Тут только я заметил, что он побледнел и что у него на кителе и на правой руке кровь».

Главе правительства начали оказывать помощь, а внимание императора привлекли люди, схватившие стрелявшего в Столыпина Богрова:

«В коридоре рядом с нашей комнатой происходил шум, там хотели покончить с убийцей; по-моему — к сожалению, полиция отбила его от публики и увела его в отдельное помещение для первого допроса. Все-таки он сильно помят и с двумя выбитыми зубами. Потом театр опять наполнился, был гимн, и я уехал с дочками в 11 час. ».

Описанная позднее в печати более полно реакция высокопоставленной публики на трагическое происшествие оказалась очень примечательной:

«При виде Его Величества, все находившиеся в зале и выражавшие, кто как мог, негодование против преступника, тут же пойманного,— в один голос стали требовать исполнения народного гимна.

Гимн был повторен несколько раз.

При этом на сцене все стояли на коленях, молитвенно сложив руки, и пели вместе с публикой… Когда Государь поклонами отвечал на пение национального гимна,— покрывало гимн такое «ура», какого никогда не слыхал этот зал… Театр буквально дрожал, пока Государь не уехал».

А отличавшаяся нервозностью императрица Александра Федоровна, наоборот, поразила отсутствием эмоциональной реакции на покушение:

«Аликс,— сообщал матери император,— ничего не знала, и я ей рассказал о случившемся. Она приняла известие довольно спокойно. На Татьяну оно произвело сильное впечатление, она много плакала, и обе они плохо спали».

Не менее удивительным было и лечение тяжело раненного главы правительства. Столыпина перевезли в близлежащую частную хирургическую больницу, наложили повязки на раны и ввели обезболивающее. Однако с оперативным вмешательством собравшиеся придворные и именитые врачи не спешили. Проводили консилиум за консилиумом, потом ждали экстренно вызванного из столицы хирурга профессора Г. Ф. Цейдлера, которому доверяли Столыпины, а когда он приехал, оказалось, что оперировать уже поздно.

Исполняющим обязанности премьер-министра император назначил Коковцова, а сам продолжал следовать программе поездки. Но вернувшись в Киев из города Овруч, захотел навестить Столыпина, о чем писал матери:

«3 сент. вечером заехал в лечебницу, где лежал Столыпин, видел его жену, кот. меня к нему не пустила».

«Когда началось умирание,— рассказывал брат премьера А. А. Столыпин,— чтобы затемнить страдание, ему давали морфий. Но сознание было и не уничтожалось. Между тем дозы морфия были большие. Среди мук он бредил. У него в мозгу запечатлелась какая-то бумага, которую надо было подписать, которую подписывать ему не хотелось, но подписывать заставлял долг или какие-то соображения».

«5 сентября, в два часа дня,— вспоминал духовник Столыпина протоиерей П. П. Левитский,— мне передали, чтобы я не отлучался из дому. Около восьми часов меня пригласили в лечебницу служить молебен. Не успел я выйти из дому, как бежит другой посланец и говорит: «Берите с собой Святые Дары». Когда я пришел, то узнал, что был консилиум, который признал положение безнадежным. У умирающего была частая рвота, поэтому причастить его вторично нельзя было. Жена его попросила меня прочитать молебен о недужных… Страдалец угасал медленно, постепенно, тихо… Через несколько минут после прочтения отходной дыхание, постепенно затихавшее, прекратилось…».

9 сентября 1911 года Киевский военно-окружной суд приговорил Богрова к смерти, и в ночь на 12 сентября он был повешен. В подстрекательстве и содействии ему обвиняли то анархо-коммунистов, то партию социалистов-революционеров, имевшую богатое террористическое прошлое. Однако эсеры категорически отрицали свое участие в этой акции. Назначенный императором расследовать деятельности должностных лиц бывший директор Департамента полиции сенатор М. И. Трусевич счел, что непосредственно отвечавших за организацию охраны чинов следует предать суду. Однако судили только жандармского подполковника Кулябко, но и ему Николай II сократил срок заключения.

Все это дало возможность противникам царского строя утверждать, что покушение на Столыпина было организовано охранкой по указанию императора или его окружения.

Однако главным виновником смерти премьера, стремившегося сохранить монархию путем постепенного реформирования, были скорее верноподданические инстинкты, за многие века самодержавного правления укоренившиеся в сознании и подсознании подавляющего большинства жителей страны. Недовольство первого лица и высокопоставленных особ Столыпиным привело к тому, что все нижестоящие сориентировались и где-то что-то недоделали и как бы недосмотрели, кому-то и на что-то намекнули. И враги государства, как говорилось и тогда, и позднее, «сделали свое черное дело».

В пылу разбирательств пророчество Столыпина «моим жиром можно будет еще лет пять продержаться» осталось незамеченным и недооцененным императором. Но, несмотря на его точность, гораздо большее значение имело другое обстоятельство. Верноподданические инстинкты в считанные годы после революции привели к возрождению самовластия. И новые названия, наименования и лозунги лишь ернически подчеркивали неизменность его сути.

Евгений Жирнов

Kyiv — Wikiwand

• Introduction Kyiv
• Name
• HistoryFoundingRussian SuzeraintySoviet EraIndependence
• EnvironmentGeographyClimate
• Legal status, local government and politicsLegal status and local governmentPoliticsSubdivisionsTraditional subdivisionFormal subdivision
• DemographicsHistorical populationEthnic compositionLanguage statisticsJews
• Cityscape
• CultureAttractionsMuseums and галереиСпортТуризмГимн городаСимволы города
• EconomyIndustryManufacture
• Education and scienceScientific researchUniversity educationSecondary educationPublic libraries
• InfrastructureTransportationLocal public transportRoads and bridgesAir transportRailwaysWater and sanitation
• Twin towns – sister citiesOther cooperation agreements
• Notable peopleArts, literature, and entertainmentScience and technologyPoliticsReligionMilitary conflictsSportOther
• Honour
• See also
• Примечания
• Ссылки
• Дополнительная литература
• Внешние ссылки

Уважаемый Wikiwand AI, давайте будем краткими, просто ответив на эти ключевые вопросы:

Можете ли вы перечислить основные факты и статистические данные о Киеве?

Кратко изложите эту статью для 10-летнего ребенка

ПОКАЗАТЬ ВСЕ ВОПРОСЫ

Киев , также пишется как Киев , [нижняя альфа 1] — столица и самый густонаселенный город Украины. Он находится в северо-центральной части Украины вдоль реки Днепр. По состоянию на 1 января 2022 года его население составляло 2,9 человека.52 301 [5], что делает Киев седьмым по численности населения городом в Европе. [10]

Киев — важный промышленный, научный, образовательный и культурный центр Восточной Европы. Здесь находится множество высокотехнологичных производств, высших учебных заведений и исторических памятников. В городе есть разветвленная система общественного транспорта и инфраструктуры, включая Киевский метрополитен.

Говорят, что название города происходит от имени Кии, одного из четырех его легендарных основателей. За свою историю Киев, один из древнейших городов Восточной Европы, прошел несколько этапов расцвета и забвения. Город, вероятно, существовал как торговый центр еще в V веке. Славянское поселение на великом торговом пути между Скандинавией и Константинополем, Киев был данником хазар,[11] до захвата его варягами (варягами) в середине 9 в.век. Под властью варягов город стал столицей Киевской Руси, первого восточнославянского государства. Полностью разрушенный во время монгольского нашествия в 1240 году, город утратил большую часть своего влияния на века вперед. Это была провинциальная столица второстепенного значения на окраине территорий, контролируемых ее могущественными соседями, сначала Литвой, затем Польшей и, наконец, Россией.

Город снова процветал во время промышленной революции в Российской империи в конце 19 века.век. В 1918 году, когда Украинская Народная Республика провозгласила независимость от Российской республики после Октябрьской революции, Киев стал ее столицей. С момента окончания украинско-советской и польско-советской войн в 1921 году Киев был городом Украинской ССР, а в 1934 году стал ее столицей. Город сильно пострадал во время Второй мировой войны, но быстро восстановился в послевоенные годы, оставаясь третий по величине город Советского Союза.

После распада Советского Союза и независимости Украины в 1991 г. Киев оставался столицей Украины и испытывал устойчивый приток этнических украинских мигрантов из других регионов страны. [12] Во время перехода страны к рыночной экономике и избирательной демократии Киев продолжал оставаться крупнейшим и самым богатым городом Украины. Его промышленное производство, зависящее от вооружений, упало после распада Советского Союза, что отрицательно сказалось на науке и технике, но новые сектора экономики, такие как услуги и финансы, способствовали росту зарплат и инвестиций в Киеве, а также обеспечивали постоянное финансирование развития жилищного и городского строительства. инфраструктура. Киев стал самым прозападным регионом Украины; на выборах доминируют партии, выступающие за более тесную интеграцию с Евросоюзом.

российская помощь российскому решению для Кубы: та же старая история?

Посольство Российской Федерации на Кубе. (Фото: @SDKoleksiyon / Twitter)

Марио Вальдес Навиа (Ховен Куба)

HAVANA TIMES — Хотя я думал, что готов ко всему в 62 года — что мне сейчас Ожидается, что первый секретарь Коммунистической партии Кубы (КПК) встретится с делегацией иностранных владельцев бизнеса и решит основать центр для подготовки: «экономические изменения на Кубе, основанные на развитии частного предпринимательства».

Кубинская часть проекта будет включать представителей Центрального банка Кубы и ключевых министерств, и я уверен, что [конгломерат военного бизнеса] GAESA также будет задействован, даже если источник не упомянул их. При этом с российской стороны будут работать специалисты Центра стратегических разработок, Института народнохозяйственного прогнозирования РАН и влиятельного Института экономики роста Столыпина П.А. мозговой центр.

Для чего эти специалисты по демонтажу социалистической экономики, контролируемой государством, и созданию авторитарной капиталистической экономики на периферии приехали на Кубу? Когда кубинское правительство/партия/государство сопротивлялось изменению устаревшей и критикуемой модели государственного социализма и проведению реформ, предложенных кубинскими экономистами, откуда взялось это внезапное решение провести приватизацию в истинно русском стиле? Будет ли это дежа вю кубинских времен с «тесной и вечной дружбой с СССР», которую теперь представляет путинская имперская Россия?

Петр Аркадьевич Столыпин в 1908 году, когда он был премьер-министром и министром внутренних дел при царе Николае II России. (Фото: Pinterest)

Когда я начал работать, в начале 1980-х годов, советские советники отличались уважением, которое им оказывали во всех важных экономических и социальных органах Кубы. Несмотря на то, что они не руководили ими открыто, их советы должны были учитываться и претворяться в жизнь кадрами в этих учреждениях, которые должны были подчиняться своим боссам и быть приветливыми и любезными с представителями этих старших братьев.

Так было до тех пор, пока Горбачев не сказал, что настоящего социализма никогда не было и что нужна перестройка (перестройка) и большая прозрачность информации (гласность). Когда советские советники начали повторять мантры перестройки и заваливать нас критическими докладами, их дни на Кубе были сочтены.

Процесс исправления ошибок и негативных тенденций (1985-1990 гг.) на Кубе пытался укрепить государственную систему, апеллируя к добровольной риторике, использовавшейся в начале Революции. Призыв к осознанности и добровольной работе, а также отказ от торговых отношений и зарождающегося частного предпринимательства привели к параличу роста и ослаблению страны почти накануне страшного кризиса, известного как Особый период, который должен был начаться в 1919 г. 91.  

Кубинские экономисты предлагают эндогенную реформу, по крайней мере, с 1993 года, чтобы попытаться вернуть страну на путь роста и прогресса со смешанной экономикой, где различные экономические группы будут конкурировать и дополнять друг друга рыночными и индикативными планирование. Их мнения никогда не воспринимались всерьез лицами, принимающими решения, как всеобъемлющий проект, а воспринимались по крупицам, и они сами определяли темпы и сроки их реализации.

С тех пор, как начался кризис 90-х годов, проводились заседания, на которых кубинские граждане высказывали свое мнение о том, что необходимо сделать для «спасения Родины, революции и социализма». Анализ «Призыва к IV съезду ПКК» в 1991 г., конституционной реформы 1992 г., мер по реструктуризации экономики в 1993 г., «рабочих парламентов» в 1994 г. и прихода к власти Карлоса Лаге и группы молодых лидеров; заставили нас поверить в то, что в руководстве страны была воля к переменам. Тем не менее, дело было не в обязывающем характере этих процессов, а скорее в их пропозиционально-консультативном характере, а право принятия решений оставалось в руках «исторических» лидеров.

Во второй половине девяностых растущие проблемы с США и несбыточная мечта о Боливарианской революции [Уго Чавеса] вернули страну в прошлое, к традиционному курсу централизма в руководстве. Это материализовалось в Битве идей и Клятве Барагуа. С 1999 г. сократилось количество государственно-частных партнерств и компаний, уполномоченных на осуществление прямых внешнеторговых операций, ликвидированы иностранные фирмы, занимающиеся недвижимостью, возобновилась враждебность к частному предпринимательству. Пик этих ужасов пришелся на решение о демонтаже сахарной промышленности, костяка страны.

Когда Рауль Кастро был назначен президентом (2008 г.), в своей инаугурационной речи он говорил о необходимости начать реформы, чтобы они: «могли найти механизмы и пути устранения любых препятствий, стоящих на пути развития производительных сил». Так, были отправлены делегации для изучения процессов реформ в разных странах, особенно в Китае и Вьетнаме.

Однако системы рыночного социализма, которые позволили этим странам процветать, должны были казаться слишком либеральными для кубинского правительства/партии/государства, которые всегда неохотно поощряли другие формы собственности, позволяя эмигрантам вернуться и ослабляя свой абсолютный контроль над остров. В очередной раз лица, принимающие решения, обратили внимание на великие мировые державы в поисках помощи.

С тех пор предпочтения гегемонистской державы были ясны. Между тайными разговорами с США о восстановлении отношений и растущими связями с путинской имперской Россией не было особого интереса попробовать новый путь, они были скорее заинтересованы в защите своего состояния и привилегированного положения, доверив свою заботу руками военных технократов из GAESA.

Правящая элита Кубы укрепляет связи с путинской имперской Россией. (Фото: Monarquias.com)

Кризис системы, нищета и безнадежность кубинского населения настолько велики в данный момент, что объявление антиконституционных шагов в экономической, политической и социальной сферах не только игнорировалось официальными СМИ до дальнейшего уведомления, но его также избегали за столами PCC, в университетах, на интеллектуальных собраниях и в учреждениях.

Кажется, что преобладающее мнение среди большинства: если есть способ восстановить экономику и выйти из этого спада в данный момент, это очень приветствуется; неважно, путинский запоздалый и авторитарный периферийный капитализм или космическое вторжение. Когда-то мы были союзниками бывшего СССР, и нам было не так плохо, как сейчас.

Помимо политической трусости и интеллектуального стыда, символизируемых таким образом мышления, он также включает в себя немало исторических ошибок и ошибок в своей концепции, о которых стоит помнить. Ключевым моментом здесь является исторический контекст: Куба 1960, 1971 и 2023 годов очень разные.

Начав революционные изменения и сделав конфликт с США настолько серьезным, что он был на грани военного нападения на горизонте (1959-1960), появилась соперничающая сверхдержава, заинтересованная в поддержке кубинских повстанцев против власти США, которая был беспрецедентным в этом полушарии. Необходимость строгого принятия советского социализма была не совсем уместной из-за враждебности США; это было ясно с 1959, что военная/авторитарная система, введенная на острове, исходила не из Кремля, а скорее из Сьерра-Маэстры.

Десять лет спустя провал 10-миллионного урожая сахара на самом деле стал точкой невозврата между добровольным экспериментом с идеализмом, который высосал наследие страны досуха и привел правящую элиту к решению, что они могут только выжить из этой неразберихи, обратившись к Советскому блоку и заручившись его поддержкой, приняв его модель без особых условий. С 19 лет71, советские советники возьмут на себя надзор за этой Кубой, которая получила выгоду от советских субсидий, а затем произведут столь необходимые изменения во всех областях, чтобы она могла стать полноправным членом CAME и привилегированным союзником СССР в его лице. прочь с США за мировое господство.

Это совсем другая история в 2023 году. Несмотря на то, что континуистов присоединились к историческим, по биологическим причинам Власть продолжает монополизироваться той же военной/бюрократической группой и ее потомками. Их проекты направлены на то, чтобы удержать и реструктурировать гегемонию группы, чтобы оживить экономику, не теряя накопленных привилегий. Именно здесь сходятся воедино споры о том, какую систему следует применять, и столь необходимые реформы в стране.

Не поощрение частного сектора, ни опыт перехода к глобализированному капитализму в бывших социалистических странах Восточной Европы, ни рынок Китая/Вьетнама, обеспечивающий стабильность привилегий этой группы. В азиатских и африканских странах получила распространение бирманская система, где военные иерархии распределяли национальное богатство в виде сельскохозяйственных и промышленных активов, разделяя власть с военных, местных олигархов и национальных и иностранных капиталистов; но даже это, кажется, не получает зеленый свет от высшего руководства Кубы.

В течение многих лет их венчурный капитал ставился на выигрышную карту: сближение с США и массовый поток американского туризма. Однако на это может уйти время, потому что их заклятые враги в могущественной стране, похоже, обладают большей властью, чем сам Байден, а также демократические и республиканские группы, поддерживающие нормализацию отношений. Вот тут-то и появляется на первый план, казалось бы, необычное российское решение.

Тем не менее, Куба имеет мало общего с Россией и ее бывшими советскими сателлитами, а островная экономика не может предложить модели, требующей больших национальных доходов. Есть много секторов и компаний, которые нужно приватизировать, но в то время как местная мафия в России взяла на себя роль великих предпринимателей — наряду с иностранными инвесторами, раскрыла свой нечестно нажитый капитал, чтобы купить компании и имена фондов у высшего партийного / государственного бюрократического аппарата в кредит.